Бесплатный фрагмент - Уважаемый У, преследуемый учениками

На обложке: картина Валерия Каптерева «Ветвь».

Самое-самое главное

— Что вообще самое-самое главное в жизни, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Ого, решил сразу всё узнать по-быстрому! — воскликнул У. — Отвечаю тоже по-быстрому. Главное в жизни — это дружить с нею.

— С кем? — не понял ученик.

— С жизнью, конечно.

— А это как? — ученик выглядел немного разочарованным. — Жизнь ведь совсем не то что человек.

— Верно, — подтвердил У. — Насчёт дружбы с жизнью — это метафора. Она годится любому. Тебе как, достаточно этого?

— Не уверен… — смущённо произнёс ученик.

— Ладно, — пожал плечами У. — Скажу тебе другую вещь, она тоже о самом главном. Становись собой как можно лучше. Может, это тебя устроит?

— Но ведь из этого тоже не понятно, что конкретно надо делать в жизни.

— Верно, — сказал У. — И тут я с тобой согласен. Тебе нужно начинать с того, что важнее всего именно для тебя на сегодняшний день. Когда доберёшься до «вообще» и до «самого-самого главного», прибереги это, чтобы дразнить своих будущих учеников, которым наверняка нужно будет что-то другое, своё.

Нахальство учителя

— Чем учитель отличается от ученика, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Нахальством, — быстро и весело отреагировал У.

Увидев озадаченное лицо ученика, он добавил:

— Учителю хватает нахальства отвечать на вопросы, которые задаёт ему ученик. Всё прочее — дело наживное.

Дружба с жизнью

— Уважаемый У, вы не раз говорили, что важнее всего — дружить с жизнью. Но разве существуют безумцы, которые хотят с ней враждовать? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Конечно, существуют. Достаточно подумать о том, что стоит дружить не только с собственной жизнью, но и с жизнью, наполняющей весь мир. Сколько мы обнаружим вокруг настоящих истребителей жизни… И каждому из нас есть в чём упрекнуть себя самого… Есть, конечно, и ещё кое-что, как во всякой дружбе… — и У замолк.

Выждав почтительную паузу, ученик почтительно спросил:

— Что же ещё, уважаемый У?

— Нужно ещё, чтобы и жизнь с тобой дружила, — развёл руками У.

Ты и вы

— А почему, уважаемый У, вы с собеседником всегда на ты, хотя все с вами на вы? — пытливо спросил один из называвших себя его учениками.

— Понимаете, дорогой, я добрался до возраста, в котором такое неравноправие вполне естественно. Но с удовольствием буду на вы с вами и с каждым, кто пожелает.

— Нет, нет, уважаемый У! — взмолился ученик. — Я вовсе не это имел в виду. Меня вполне устраивает ваше обращение.

— Ну вот, из-за таких протестов это неравноправие и продолжается, — вздохнул У. — Кстати, я не возражаю, если и ко мне на ты обращаются. Только меня это смущает. Ведь с Богом мы все тоже на ты.

Внимание и общение

— На чём основана взаимная дружба с жизнью, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— На том же, на чём и дружба между людьми, — ответил У. — На внимании друг к другу и на дружеском общении.

— Понятно, что к жизни нужно быть внимательным, — кивнул ученик. — Но как же она, жизнь, проявляет своё внимание к человеку?

— Странно, что ты спрашиваешь, — улыбнулся У. — Уж она-то внимательна к тебе с самого начала твоей жизни, даже ещё раньше.

— А общение? — продолжал расспрашивать ученик. — Как же нам с ней общаться?

— Для начала неплохо было бы понимать её обращения к тебе, её сигналы, подсказки и намёки. Жизнь обращается к тебе постоянно. Нужны только внимание и понятливость.

— Но ведь не всегда хватает внимания и понятливости, — смутился ученик.

— Тогда жизнь посылает тебе человека, который может кое-что растолковать, чтобы дальше ты сам старался.

— А как же я-то ей отвечу? — воскликнул ученик. — Где у жизни глаза и уши?..

— Повсюду, — У повёл рукой вокруг. — Сделай что-нибудь, и жизнь прекрасно поймёт, что ты хотел сказать своим поступком. Иди, иди, поговори с ней. И мне тоже пора.

Плюсы преследования

— Почему вы всё время сетуете, что ученики вас преследуют, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — И почему при этом относитесь к нам вполне доброжелательно, почему никогда не избегаете отвечать на наши вопросы?

— …Даже если вопросов сразу так много под видом одного, — подхватил У. — Во-первых, я сетую от некоторого удовлетворённого смущения. Ведь так и должно быть — чтобы ученики преследовали того, кого считают учителем, а не он — учеников… Во-вторых, только доброжелательно и стоит относиться к тому, кого к тебе прислала судьба. Доброжелательно и с благодарностью. Трудно сказать, кто тут учитель… В-третьих, избегать ответов на вопросы — малодушие. Глядь, при этом и себе самому на что-то важное ответишь… Правда, ответ тоже может быть порою малодушным, так что тут есть простор для развития…

Научить и научиться

— Как по-вашему, уважаемый У, чему вы можете научить конкретно меня? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Ничему, — уверенно ответил У.

— Как так? Ведь вы гораздо старше меня, опытнее, мудрее…

— …И меньше трачу слов на комплименты… — продолжил У.

— Простите, уважаемый У, я не хотел, — смущённо произнёс ученик.

— А чего ты хочешь? — спросил У.

— Научиться у вас чему-то важному, — ученик решил настаивать на своём.

— Что ж, это вполне возможно, — неожиданно согласился У.

— Но… Вы ведь только что сказали, что ничему не можете меня научить!..

— Тоже верно, — подтвердил У. — Всё дело в возвратной частице. Тому, что тебе нужно, ты можешь научиться. Может быть, и у меня. А вот научить тебя… — я за это не возьмусь. И чему конкретно ты можешь научиться — отвечать тебе самому.

— Понял! — воскликнул ученик, радуясь, что недоразумение разрешилось. — Вот, этому я у вас уже научился.

— Ну, скорее об меня, чем у меня, — вздохнул У и отправился по своим делам.

Доверять разуму

— Может ли человек доверять своему разуму, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Может ли человек НЕ доверять своему разуму? — изменил вопрос У. — И не означает ли такое недоверие, что он больше доверяет чужому разуму?.. За тебя могут найти пищу, приготовить и даже положить тебе в рот. Однако может ли другой организм усвоить съёденное тобой вместо тебя?

— Но ведь бывает один человек умнее другого, — возразил ученик. — Почему же не послушать более умного?

— Умнее — не значит разумнее, — пожал плечами У. — Ум — качество специализированное. Может быть шахматный ум, политический или математический. А разум у каждого из нас свой, к своей жизни приспособленный.

— Но, уважаемый У, если другой человек мне что-то доказал, разве я не должен с этим согласиться?

— А потом согласиться с тем, кто это доказательство убедительно опровергнет?.. Доказательство обращено только к рациональной стороне разума — выстраивающей. Но есть и другая сторона — улавливающая, интуитивная. Использовать одно из этих свойств разума и пренебрегать другим — всё равно что птице пытаться летать лишь на одном крыле… Вот только не знаю, сочтёшь ли ты то, что я наговорил, разумным — подходящим для своего разума. Ведь только ему можно доверять, какие бы мудрецы вокруг тебя ни столпились.

Зачем задавать вопрос

— Мне бы хотелось, уважаемый У, спросить о том, есть ли вообще смысл в вопросах, — обратился к У один из называвших себя его учениками. — Зачем задавать вопрос даже самому что ни на есть мудрецу, если я не верю, что истина на всех одна? Если не собираюсь принимать ответ за нечто неоспоримое?

— Любопытное сочетание вопроса с его содержанием, — хмыкнул У. — Но я не собираюсь сопровождать ответ убеждением в его единственности или обязательности. Кстати, разве мы задаём вопросы только ради выяснения бесспорной истины?

— Наверное, это самое главное, — уверенно подтвердил ученик.

— А просто узнать мнение другого — это как, совсем никудышная цель? — поинтересовался У. — Мнение, с которым можно поспорить, если несогласен, или согласиться, если увидел в ответе нечто общее?

— Ну, это само собой, это вполне нормально, — спохватился ученик. — Я имел в виду давление авторитета.

— Может быть, человек сам и обеспечивает это давление на себя? — задумчиво произнёс У. — Ведь это мы сами признаём чей-то суверенитет — такой же человеческий, как и наш, — в качестве авторитета. Как ты думаешь?

— Может быть, это и так… — согласился ученик.

— Вот замечательный ответ! — воскликнул У. — С таким отношением можешь смело спрашивать кого угодно о чём угодно, не опасаясь давления авторитета. Ни один мудрец тебе не страшен. И даже останешься вежливым человеком

Коаны

— Учитель У, а почему вы никогда не задаёте нам, своим ученикам, коаны? Знаете, такие задачи, не имеющие решения? Древние дзэнские мудрецы их очень любили.

— Во-первых, уважаемый ученик, я тоже скорее ученик, чем учитель, и вполне мог бы не знать, что такое коан. Разве ты хотел бы уличить меня в невежестве?.. Или просто показывал своё вежество?..

— Нет-нет, уважаемый У, я вовсе имел таких намерений, — запротестовал ученик.

— Во-вторых, — продолжал У, — коаны были не только у древних мудрецов. Поищи в интернете замечательный коан Григория Померанца про обезьян и людей, запертых в клетке. И считай, что мудрец Померанц задал эту задачу лично тебе. Так ведь и нужно поступать с коанами — если не боишься перегореть раньше времени.

— Обязательно посмотрю, — заверил ученик.

— А в-третьих, — продолжал У, — любая мысль, если её как следует углубить, становится коаном, потому что уводит в область Тайны… Ну, вот тебе и коан. Как додумать мысль, которую до конца додумать невозможно?.. Когда решишь его — расскажешь.

Уважение к Тайне

— Как вы относитесь, уважаемый У, к мистике, к тайне, к непознанному? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Как к окрошке, — усмехнулся У. — Тут всё перемешано, осталось только квасом залить.

— Тогда по отдельности, — спохватился ученик. — Как вы относитесь к мистике?

— Немного иронически, — признался У. — Обычно мистикой называют необъяснённое и неосмысленное, но при этом расцвечивают её живописными объяснениями, смахивающими на фантазии.

— А что же такое тайна? Разве это не синоним мистики?..

— Тайна — это то, чего мы не знаем, а не то, чего мы не можем объяснить. Тайна — область тех смыслов, к которым мы можем прикоснуться, на которые мы можем надеяться. Но не место обитания наших фантазий… Тайну надо уважать. Я бы её всегда писал с большой буквы.

— Как можно уважать то, чего не знаешь? — удивился ученик.

— Но ведь мы знаем, что Тайна существует, что её намного больше, чем того, что нам известно. Знаем, что в области Тайны скрыты главные смыслы жизни, которые помогают нам ориентироваться. Знаем, что оттуда, из Тайны, поступаёт к нам сигналы, к которым стоит прислушиваться. Разве этого мало для уважения?.. Можем ли мы без уважения к Тайне разумно воспринимать главные свойства жизни?..

— Да… Есть о чём подумать… — почти согласился ученик. — А что такое непознанное? Разве не то же, что Тайна?

— Нет, конечно, — продолжал растолковывать У. — К Тайне относится и непознанное пока, и непознаваемое, которое мы вообще никогда не поймём. Да и отличить одно от другого редко когда удаётся. Если мы считаем, что Тайна это непознанное, то как бы рассчитываем, что человечество рано или поздно со всем разберётся, всё оприходует, всю Тайну переработает в знание. Тут одна смешная самоуверенность вместо уважения к Тайне. И знаешь, что мне кажется?.. — и У перешёл на шёпот. — Это совершенно мистическая самоуверенность…

Странное имя

— Почему у вас такое странное имя, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — Неужели ваши предки из Китая?

— Во-первых, среди потомков моих предков, Адама и Евы, есть великое множество китайцев… — раздумчиво сказал У. — Во-вторых, это имя я взял, чтобы поладить с называющими меня учителем несмотря на то, что я этого не люблю. Одной буквы для меня вполне достаточно. А с буквы «у» начинаются и «учитель», и «ученик».

Недоверие к себе

— У меня такой странный вопрос, уважаемый У… — сказал один из называвших себя его учениками. — Но всё-таки я его задам. Можно ли не доверять себе самому? А точнее — полезно ли это?

— Вопрос замечательно задан, — обрадовался У. — В нём самом присутствует то недоверие к себе, о котом идёт речь. А сам ты как думаешь?

— Думай, не думай, а у меня недоверие к себе часто возникает. И, честно говоря, оно мне нравится. Оно помогает из иллюзий выбраться.

— Верно. Помогает, — одобрительно кивнул У. — Кстати, а кто такой этот «себе», к которому недоверие? И кто это недоверие проявляет?

— Ну, это как бы две части меня самого друг с другом спорят, — объяснил ученик.

— Тебе повезло, — уважительно произнёс У. — Вот у меня самого этих разных частей-меня так много!.. И все готовы друг с другом спорить из-за чего-нибудь.

— Вообще-то и у меня много, — согласился ученик. — Две: это я для простоты сказал.

— Что ж, нормально, когда они друг другу не доверяют. Интересы-то разные, — продолжал У. — Всё дело в том, чем это заканчивается. Рассорятся ли они, эти недоверчивые части, или будут договариваться друг с другом, что-то общее находить? Увязывать друг с другом свои представления о жизни, которые у этих частей очень иногда разнятся… Приучай их увязывать — это наверняка полезно. А будут враждовать… сам понимаешь…

— Кажется, понимаю, — ученик повеселел. — По крайней мере, часть меня это точно понимает…

И они оба расхохотались.

Опоры, ценности или ориентиры?

— Как по-вашему, уважаемый У, какие опоры должен обрести в жизни человек? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Довольно рискованно говорить об опорах, хотя это и привычно, — поморщился У. — Это образ неподвижности, а человеку свойственно развиваться, стремиться, искать… Может, заменим слово?..

— Вот ещё говорят о жизненных ценностях. Это лучше? Можно, стремясь куда-то, держать их при себе.

— Эта метафора получше, но в ней есть что-то собственническое, эгоистичное, зацикленное на себе, — вздохнул У. — А что ты скажешь о слове «ориентиры». Ведь это то, что помогает определять путь. Жизненный путь, например.

— Да, я слышал уже, что вы склонны к этому понятию, уважаемый У, и мне оно тоже нравится, — согласился ученик. — Давайте говорить об ориентирах. И я позволю себе вернуться к своему вопросу: какие ориентиры должен обрести в жизни человек?

— Теперь меня беспокоит слово «должен», — сказал У. — Непонятно, что оно означает. И не только в этом дело, но и в том, что вопрос относится к человеку вообще. А искать ориентиры приходится каждому самостоятельно — ведь они должны помочь ему в выборе своего пути, а не какого-то универсального, пригодного для всех. Разве не так?

— Но что же, уважаемый У, я и посоветоваться ни с кем не могу?.. С вами, например, — почтительно добавил ученик.

— Почему же, — удивился У. — Советоваться как раз относится к поиску ориентиров. Важно, чтобы своих, а не сразу общечеловеческих.

Просветлённость

— Каждому, кто в духовном поиске, хочется достичь просветления, — начал свой вопрос один из называвших себя его учениками. — А вы, уважаемый У, считаете ли себя просветлённым?

— Нет, конечно, — ответил У, не задумываясь.

— Почему?

— Во-первых, просветлённый человек и так виден, никому в голову не придёт уточнять у него это обстоятельство.

— А во-вторых?

— Во-вторых, он сам никогда не знает об этом. Свет ведь не на него светит и не из него, а насквозь.

Не быть, а становиться

— Я помню ваше правило жизни, уважаемый У, — сказал торжественным тоном один из называвших себя его учениками. — Быть собой как можно лучше.

— Наверное, несколько лет назад запомнил, — догадался У. — Вот это память!..

— Да, лет десять назад, — подтвердил ученик, довольный восхищением учителя.

— Вот только «быть» надо заменить на «становиться», — попросил У. — Именно «становиться» говорит о развитии, необходимом каждому человеку.

— Но я ведь точно запомнил! — запротестовал ученик.

— Слишком точно, — кивнул У. — Сам-то я после этого понял, что «становиться» намного точнее, чем «быть». Так сказать, стал на одно слово получше. вот и тебя зову становиться.

Политика и гражданственность

— Нужно ли участвовать в политической жизни, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — Или правильнее сохранять аполитичность?

— Может, правильнее для начала поменять точку отсчёта?.. — засомневался У. — Не от политики отсчитывать своё поведение, а от человеческого наполнения жизни.

— Это как? — переспросил ученик.

— Если ты чувствуешь в себе призвание к гражданской, политической деятельности, а я стану склонять тебя к аполитичности, в лад моему собственному мировоззрению, разве был бы в этом большой смысл?

— Ну, я больше к созерцательности склонен, к чтению, — признался ученик. — Но много читал всякого о том, что «гражданином быть обязан»…

— Гражданином по-разному можно быть, — сказал У. — Тот, кто живёт в согласии с призванием, лучше гражданин, чем кто в политику идёт, потому что там большие деньги крутятся.

— Понятно, — бодро подхватил ученик, — вот я тоже так думаю.

— Но ведь это ещё только пол-понятно, — добавил У. — Ведь если в твоё призвание не входит сочувствие людям и жизнь по совести — значит, у тебя и с призванием проблемы, и с тем, чтобы гражданином быть…

Ученик кивнул, но был уже не бодрым, а задумчивым.

Сотрудничество с судьбой

— Существует ли золотая середина между фатализмом и уверенностью, что судьба лишь цепочка случайностей, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— А ты думаешь, что эти два подхода противоположны? — поинтересовался У.

— Конечно. Фаталист считает, что все события его жизни предопределены, а считать всё случайностью — прямая противоположность этому.

— Но ведь случайность говорит лишь о том, что мы не знаем всего сочетания причин, приводящих к тому или иному событию? Разве не так? — спросил У.

— Наверное, можно и так сформулировать…

— И фаталист, ссылаясь на провидение, точно так же не знает причин, определяющих событие, правда?

— Ну, действительно, не знает… — ученик был в растерянности.

— Интересно, а ты сам считаешь ход событий в твоей судьбе случайным или предопределённым?

— Если смотреть с той точки зрения, о которой вы говорили, то я всё-таки знаю причины некоторых событий, хотя далеко не всех. А есть события, в которых я действую сам… То есть в некоторых поступках я как бы сам играю роль провидения.

— Значит, ты совсем близок к той золотой середине, о которой сначала заговорил. Мне осталось только название для неё придумать!.. — обрадовался У.

— И как вы её назовёте, уважаемый У? — ученику не терпелось понять, в чём же тут дело.

— По-моему, тут важно наше взаимодействие с тем, что происходит или может произойти. Получается, что судьба готовит событие и ждёт нашего участия в нём. Или нашего неучастия… Но это уже разновидность участия… — пробормотал У и закончил: — То есть наша золотая середина — это сотрудничество с судьбой. И всякая случайность получает свой смысл, если мы принимаем её из рук судьбы и отвечаем на неё своим поступком. Согласен?

— Ещё бы! — воскликнул ученик. — Ведь так надо жить… Мы, наверное, так и живём…

— …А значит, ничего и менять не надо? — с усмешкой спросил У. — Нет уж, чтобы сотрудничать с судьбой ещё как надо потрудиться!.. Но мы как-нибудь поговорим и об этом.

Отношение к сексу

— Как правильнее относиться к сексу, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — Как к проявлению любви или как к проявлению похоти?

— Хорошо, когда вопрос уже почти сам на себя отвечает, — обрадовался У. — Так и надо к нему относиться.

— Но всё же: или — или? — настаивал ученик.

— Ты же сам сказал вполне выразительно. Когда к сексу влечёт любовь, то это и есть её проявление. А когда похоть… Хуже, когда любви нет, а слова «похоть» человек боится, ищет для него разные маскировки. Или когда влюблённость любовью себя считает.

— А это разные вещи?

— Ещё какие разные! Или ты опьянён человеком, или его судьба для тебя важна, как своя собственная. Тут и понятно становится — секс для тебя просто удовольствие или часть вашей общей судьбы… Но всё-таки я настаиваю, что это ты с самого начала ответил на вопрос. Мне осталась роль резонёра-комментатора. Ну, это тоже дело полезное — прокомментировать…

Зрячий свет

— В чем главное свойство человеческого разума, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Главное свойство?.. — задумался У. — Прежде всего, наверное, — это то, что он у нас есть. Он словно какой-то другой, чем всё остальное, — само сознание, переживания, чувства, эмоции… Он словно освещает всё остальное.

— Значит, не зря говорят «свет разума»?

— Не зря. Впрочем, часто подразумевают под этим самое разное, относят к разуму и логику, и рассудок, и всякое другое. А разум больше всего похож как раз на свет, без которого мы жили бы на ощупь. Только это совершенно особый свет, в нём заключена ещё и способность видеть.

— Разве мы не глазами видим? — решил уточнить ученик.

— Глазами мы видим то, что освещено наружным светом. А разум есть и у слепого, — сказал У, прикрыв глаза. — Среди провидцев, людей особенно проницательных, встречаются и те, у кого глаза не видят.

— Так что важнее в разуме, — настаивал ученик, — свет или способность видеть?

— А вот на этот вопрос я не возьмусь отвечать, — У покачал головой. Глаза его были уже открыты, и он внимательно взглянул на ученика. — Я бы сказал, что разум — это зрячий свет. Или, по-другому, — осмысливающее зрение. Но дело не в том, что я так это вижу…

У замолчал. Пауза длилась долго, и ученик не выдержал:

— А в чём же? — робко спросил он.

— В том, как это увидишь ты, — подмигнул У и тут же отправился по своим делам

Ум и разум

— Чем ум отличается от разума, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Двумя вещами, — ответил У. — Во-первых, разум может понять, что такое ум, а ум может лишь умничать о том, что такое разум… Во-вторых, разуму тесно на задворках ума, а вот ум порою норовит зайти за разум и притвориться, будто он-то разум и есть. В-третьих…

— Уважаемый У, вы ведь хотели сказать только о двух различиях, — напомнил озадаченный ученик.

— Да, здесь ещё одно отличие. Ум старается соблюдать определённые им самим мерки и пункты. А разуму важнее уловить, как же оно на самом деле…

Восприятие себя

— Может ли человек воспринимать себя реально, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Любое восприятие реально, пока не берёшься доказывать, что это так, — ответил У.

— Но я не о доказательстве, — запротестовал ученик. — Ведь себя по-разному можно воспринимать. Моё сознание — это я. Моё тело, вместе с мозгом, — это я. Моя душа — это я… Так кто же я? Что реально, а что так, надумано?..

— Верно. Всё, о чём ни подумаешь, оказывается надуманным, — поддакнул У.

— Так вы же сказали, что всякое восприятие реально! — ученик был в недоумении.

— Реально-то реально, а вот чем больше о нём думаешь, тем оно надуманнее… Если только о нём думать, — добавил У.

— Так что же, не думать, что ли?

— Как же не думать, если думалка есть? — улыбнулся У. — Главное слово тут «только». Почему бы не думать и о том самовосприятии, и о другом, и о третьем?.. И о десятом, если мы столько разных «я» в себе обнаружим.

— Ну, это шизофрения какая-то… — растерянно протянул ученик.

— Что же шизофренического в том, чтобы то, что тебя интересует, с разных сторон осмотреть? Вот если мы только с одной стороны посмотрим и будем уверять, что только так оно и выглядит, тут-то реальность и пострадает. А вообще… — и У замолк.

— Вообще?.. — выжидающе подхватил ученик.

— Можно вообще не задумываться о самовосприятии, но вот вообще не иметь его вряд ли получится. Да и каким-то единственным образом воспринимать себя невозможно — как невозможно придумать поступок, пригодный во всех ситуациях. Хотя…

— Хотя?.. — ученика уже стали забавлять паузы в разговоре.

— Хотя закончить вовремя беседу всегда уместно, — заключил У.

Кого считать учеником

— Можно ли спросить вас, уважаемый У, кого вы считаете своим первым учеником? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Никого, — ответил У. — Неужели ученики — это цыплята, которых я должен считать по осени или по другому времени года?..

Не обескураженный отрицательным ответом, ученик решил зайти с другой стороны:

— А всё-таки, кто может назвать себя вашим учеником, как вы сами думаете? Есть ли у вас свой критерий такого рода?

— Вообще-то я не думаю, что можно уверенно определить, кто из нас, беседующих, является учеником, а кто учителем, — с сомнением сказал У. — Но установить критерий — это соблазнительно…

Подумав, он добавил:

— Право называть меня своим учителем оспаривать смешно — каждый может сыграть для другого, велением судьбы, роль учителя. Но своим учеником я считал бы лишь того, кто никогда в жизни не скажет, что он мой ученик. Просто потому, что поймёт необходимость перестать им быть.

Увязывание

— Нужна ли философия тому, кто не собирается в ней профессионализироваться, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Всё зависит от того, что понимать под словом «нужна», — предупредил У. — если ты имеешь в виду знакомство с томами классиков философии или статьями современных философских профессоров, то скорее нет. Хотя читать классиков иногда гораздо интереснее, чем заранее кажется.

— А когда скорее да? — поинтересовался ученик.

— Во всех остальных случаях, — улыбнулся У. — Ведь каждому человеку приходится увязывать друг с другом то, с чем он встречается в жизни и в собственных мыслях. И стараться понять, что из этого для него важнее всего. Философия их этого и возникла.

— Тогда получается, что каждому она и нужна, — догадался ученик.

— Не совсем. Раз речь об том, чтобы увязывать важные вещи, так и скажем, что каждому нужно увязывание, поскольку он всё равно им занимается. А вот если он хочет, чтобы его увязывание было как можно лучше, вот тогда ему интересно будет узнать про тех, у кого это хорошо получалось. Среди них много философов разных времён и народов.

— И что — надо читать Спинозу и Хайдеггера?.. — ученик обречённо вздохнул.

— Не обязательно, — утешил его У. — Для начала почитать тех, кто умеет выразительно рассказать об их искусстве увязывания. А если почувствуешь, что кто-то тебе особенно тебя зацепил, ну, тогда и с ним можно побеседовать — для этого книги и существуют.

— Понял, — кивнул ученик. — Это как с людьми. С кем тебе интересно поговорить, с тем и общаешься.

— Хорошо сформулировал, — одобрил У. — Гляди, вот мы с тобой что-то немножечко увязали…

От случая к Тайне

— Не считаете ли вы, уважаемый У, что в жизни так много случайного, что порою не так-то просто понять, хаотичен или организован наш мир? — спросил один из называвших себя его учениками.

— А что ты называешь случайным? — уточнил У.

— Ну… наверное, то, что нельзя предугадать.

В ответ У громко хлопнул в ладоши и спросил:

— Ты мог предугадать, что я хлопну?

— Нет, — честно сказал ученик.

— Значит ли это, что я хлопнул случайно?

— Нет, — повторил ученик. — Я видел, что вы сделали это сознательно… Тогда скажу точнее: случайно то, чего никто не может предугадать.

— Хорошо, — согласился У, — тогда я ещё уточню. Ты имеешь в виду тех, кто вокруг, всё человечество или всю сознательную жизнь Вселенной?

— Сейчас соображу, — смутился собеседник. — Вокруг только мы с вами… За всё человечество ручаться трудно — вдруг какие-то догадливые экстрасенсы есть… О вселенной судить ещё труднее…

— И про всеведущего Бога тоже не стоит забывать… — подхватил У. — Так может, случайным мы назовём то, чего не можем предугадать своим разумением?

Ученик согласно кивнул.

— Может, тогда это вернее не случайностью считать, — продолжал У, — а тем, что от нас скрыто в области Тайны?

— Если так развернуть… — промолвил ученик.

— Всё можно развернуть в сторону смысла, — сказал У. — Даже если смысл этот от нас скрыт. А вот если на его существование не надеяться — да, тогда всё может казаться случайным.

— Понял… — задумчиво произнёс ученик.

— Ну, хорошо, — удовлетворённо промурлыкал У. — Значит, и хлопок мой случайным не оказался…

Островок в океане

— Как вы относитесь к величию человеческого познания, уважаемый У? К тому, что знание — сила? — спросил один из называвших себя его учениками.

— С усмешкой, — и У в самом деле усмехнулся. — Если собрать все знания человечества за всё время его существования, это будет лишь остров, окружённый бескрайним океаном Тайны. Знание можно считать силой. Но оно, как и физическая сила, бессильно перед главными смыслами человеческой жизни.

— Но даже если представить знание островом, уважаемый У, разве познавательная деятельность человечества не расширяет его постоянно, отвоёвывая всё новые области у океана тайны? — настаивал ученик.

— Верно, расширяет, — согласился У. — Только это никак не влияет на бескрайность окружающего океана. Он всё равно таким и остаётся: несоизмеримым с ограниченностью нашего островка. Да и всё, что находится в области знания, любая его частица, по мере углубления интереса к ней, оказывается, тоже содержит внутри себя Тайну. Так что величие Тайны выглядит всё-таки убедительнее.

— Но что толку нам от главных смыслов жизни, о которых вы говорите, если они навсегда скрыты в тайне? — ученик был явно разочарован.

— Не совсем так. Эти смыслы не могут стать предметом рационального познания, но ведь разум обладает не только выстраивающей мыслительной способностью, но и улавливающей, — У посмотрел на собеседника, и решил, что тот понимает, о чём речь. — Интуитивное, образное, метафорическое восприятие позволяет нам прикасаться к области Тайны, постигать наиболее важные вещи, относящиеся к нашей жизни. Так что главные смыслы затаены, но не вовсе скрыты от нас. Догадываться о них можно по множеству примет во внешнем мире и во внутреннем.

— Ох, как всё это непривычно, уважаемый У, — вздохнул ученик. — Пойду обдумывать.

— Главное, не забывай пользоваться улавливающим мышлением, — напутствовал его У. — Чтобы не застревать навсегда на островке знания. В океане нас ждут удивительные открытия!..

Общение с Богом

— Верите ли вы в Бога, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — И почему избегаете разговоров о религии?

— Разумеется, в Бога я верю, — ответил У. — И разговоров о Нём не избегаю, если это искренняя беседа один на один. Но вот о религии стараюсь не рассуждать. Ведь у каждой религии свой опыт восприятия Бога и свой опыт борьбы за своё восприятие. Участвовать в одобрении одних традиций и в порицании других мне кажется не столь насущным, как общаться с Богом.

— Вы общаетесь с Богом? — благоговейно произнёс ученик.

— Как и каждый из людей, — кивнул У. — Ведь Он говорит с каждым, и у каждого есть возможность ответить Ему. Правда, есть возможность не видеть и не слышать, а также нести в ответ всякую чепуху. Дело лишь в том, какой возможностью пользоваться… Например, избегать общения — это тоже одна из разновидностей общения. Просто она мне меньше нравится.

Лестница смыслов

— Мы когда-то говорили с вами, уважаемый У, — сказал один из называвших себя его учениками, — что жизнь полна множеством смыслов. Но как определить наиболее важные из них, достойные максимального внимания?

— Давай начнём с другого конца, — предложил У. — Какие смыслы заслуживают меньшего внимания?

— Наверное, самые примитивные, — ответил ученик. — Ну, какой бы пример привести… Смысл жёлудя — в дубе, который может из него вырасти…

— …Или в перегное который послужит росту других растений, если жёлудю прорасти не удастся… — подхватил У. — Впрочем, я с тобой согласен. С чего-то надо же начинать. Но всякий смысл, даже самый простецкий, непременно связан с более высоким смыслом. Скажем, смысл жёлудя ведёт к смыслу природы в целом, который можно понимать интуитивно, но вряд ли можно выстроить как систему рассуждений. То есть смыслы, начиная с нижних ступенек, уходят лестницей к смыслам более высокого уровня, в значительной мере скрытым в области Тайны.

— Как же мы можем судить о них, если они скрыты в области тайны? — в голосе ученика звучало сомнение.

— Судить, конечно, не можем, да и звучит это слишком высокомерно, — сказал У, словно прислушиваясь к звучанию слова. — Но можем некоторыми способами прикасаться к этим верхним смыслам, частично воспринимать их улавливающей стороной разума.

— Кажется, я понимаю, о чём речь, — с интересом отозвался ученик. — Но хотелось бы услышать, какие способы вы имеете в виду.

— Можно называть их интуицией, образным или метафорическим мышлением А есть ещё и вера, надежда, любовь, чувство призвания… Уже немало. Так что верхние уровни смысла, хоть и скрыты, но не совсем. Важно, насколько мы стремимся обратиться к ним. И насколько развиваем своё улавливающее мышление. Уловил?..

Ученик кивнул и радостно заулыбался.

Предложение интервью

— Мой друг, журналист из солидного издания, очень хотел бы взять интервью у вас, уважаемый У, — сказал один из называвших себя его учениками. — Вы согласитесь с ним побеседовать?

— Нет, не соглашусь, — ответил У. — Тогда возникли бы сразу две ложные ситуации.

— Да он хороший парень, — заступился ученик. — Это не просто задание редакции, ему самому интересно.

У молчал.

— А какие две ситуации? — спохватился ученик.

— Первая — что он спрашивал бы не потому что хочет что-то понять, а потому что хочет что-то узнать. А какой из меня источник знаний?.. Вторая — что опубликовали бы не то, что он по-человечески понял, а то, что пригодно для публикации. Согласись, что это не всегда совместимые подходы.

— Значит, нет смысла вас уговаривать? — ученик был разочарован.

— Если в этом есть смысл для тебя, поуговаривай, — усмехнулся У. — Только я всё равно вряд ли соглашусь. В отказе вижу смысл, а с согласии пока нет.

Но ученик уговаривать не стал. Наверное, не увидел в этом смысла.

За смертным пределом

— Может ли человек понять, что ждёт его за пределами земных представлений, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — И за пределами смерти?

— Наверное, ты имеешь в виду именно второй вопрос? — уточнил У. — Ведь пока мы ведём земную жизнь, у нас и все представления земные.

— Ну да, — ученик немного смутился. — Просто говорить о смерти не слишком приятно.

— Разве мы говорим и думаем только о приятном? — слегка удивился У. — К тому же тема смерти не зря беспокоит нас — хотя бы своей неприятностью. Она помогает нашу жизнь понимать. Скажи, а как ты сам думаешь: ждёт ли человека что-нибудь после смерти?

— Вообще-то я христианин, — признался ученик, — так что «чаю воскресения мертвых и жизни будущего века»…

— Надежда — самый верный ориентир для взгляда за пределы, — согласился У. — И она не столько позволяет нам разглядеть то Иномирье, куда мы можем попасть, сколько воздействует на нашу земную жизнь.

— Но ведь у разных религий разные представления о загробной жизни, — заметил ученик. — Какое же считать верным?

— Та сам ответил на этот вопрос для себя, когда осознал себя христианином. Но это не отменяет другие виденья других религий. Даже атеистического виденья не отменяет, хотя это, можно сказать, самый обезнадёженный взгляд.

У помотал головой, словно отгоняя от себя обезнадёженный взгляд, и весело посмотрел на ученика:

— Надеюсь, ты не ожидаешь, что я расскажу тебе про устройство Иномирья, куда мы попадём после смерти? Я так же, как и ты, ничего точного о нём не знаю. Так же, как и ты, на многое надеюсь. И так же, как тебе, мне это помогает ориентироваться в земной жизни и в сегодняшнем дне. Прости, я не визионер.

— Это так здорово, уважаемый У, что вы не визионер! — отозвался ученик. — Это было бы чересчур для меня. Мне бы со своим виденьем разобраться. Кажется, вы мне очень помогли с этим… Хотя я не могу сказать, чем именно.

— Знаешь, я тоже не могу, — кивнул У. — Так что если сообразишь — расскажешь, ладно?

И ученик, подумав, кивнул.

Стать учителем

— Смогу ли я сам когда-нибудь тоже стать Учителем, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками.

— Сможешь. Хоть завтра, — уверенно ответил У. И добавил: — Вот только, судя по слову «тоже», ты и меня приглашаешь в учителя, это напрасно. Я всего лишь отвечатель.

Но ученик был потрясён первыми словами, что не обратил внимания на добавление. И нерешительно уточнил:

— Вы серьёзно? Я — и хоть завтра?..

— Конечно, — подтвердил У. — Ты всегда найдёшь тех, кому сможешь помочь в поиске ответов, или тех, кто не умеет задавать вопросы, и надо их растормошить к этому.

— Я это обдумаю, — пообещал ученик, а потом спохватился: — А почему всё-таки вы так настойчиво избегаете считаться учителем, и даже запретили так обращаться к себе?

— Просто избегаю считаться тем, кем сам себя не считаю, пожал плечами У. — Учитель берёт на себя ответственность за ученика, а мне это не по силам. Вот я и ограничиваюсь отвечанием.

Кому за кем бегать

— Почему за вами бегают ученики, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — Я встретил много соперников, стремящихся побеседовать с вами, хотя нередко слышал о том, что вы избегаете учительствовать.

— Почему бегают?.. — задумчиво переспросил У. — Может, как раз потому, что я избегаю быть учителем?.. Попробовать, что ли, для эксперимента объявить себя наставником — и наставлять, наставлять… пока ученики не поймут, что куда интереснее жить самостоятельной жизнью?.. Так ведь останутся как раз те, кто этого не поймёт, сколько ни наставляй. Лучше уж бегать буду, избегать. По крайней мере, наиболее ленивые отсеются.

Внутри и снаружи

— Что важнее для человека, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — Внешний мир или внутренний?

— А что важнее для человека, — с той же интонацией произнёс У, — левая нога или правая?

— Правая, — уверенно сказал ученик. — Она сильнее и обычно является толчковой при прыжке.

— Не всё так просто, — откликнулся У, — оттолкнёшься правой, но прыгнешь-то на левую… К тому же бывают левши… Ты про всех людей спрашиваешь или про себя самого?

— Конечно, мне важно для себя это понять, — ответил ученик. — Сам я думаю, что внутренний мир важнее. Но ведь я могу и заблуждаться.

— А в каком из этих миров ты лучше ориентируешься?

— Во внутреннем… Нет, во внешнем… — Он подумал и закончил: — А разве можно сравнивать?

— О, вот это интересный вопрос, — обрадовался У. — Надеюсь, что риторический. Сравнивать незачем. Зато в каждом из этих миров можно заниматься главным для них обоих делом — учиться ориентироваться.

— Но ведь ориентироваться во внешнем мире — это зависит от внутреннего мира, — ученик внимательно взглянул на У, стараясь понять, одобряет ли тот его мысль. — Хотя бы от желания этим заниматься.

— Ты совершенно прав, — согласился У. — И в этом отношении внутренний мир, пожалуй, важнее. Но, с другой стороны, если во внешнем мире не будешь ориентироваться, он тебе ответит жёстче, чем внутренний, где можно самого себя изрядно дурачить. Наверное, тут тоже есть левши и правши со своими предпочтениями. А сейчас нам пора расходиться по внутренним мирам. Спасибо за беседу — и давай заглянем в окошки наших миров.

И они оба внимательно посмотрели друг другу в глаза.

Самое верное

— Какое учение вы можете назвать более верным, чем другие, уважаемый У? — спросил один из называвших себя его учениками. — И правомерен ли мой вопрос?

— Твой вопрос правомерен для тебя, потому что он тебя заинтересовал. Он правомерен и для меня, потому что ты его задал, — пояснил У. — А ответить я могу, например, так: это то учение, которое я проповедую.

Зная У, ученик не мог сдержать улыбку:

— Наверняка вы шутите. Ведь вы не проповедуете никакого учения.

— Я-то шучу, — подтвердил У. — Но таких шутников не так уж много. Чаще ты услышишь подобное утверждение вполне всерьёз. Может, в завуалированном виде, но какая разница…

— А что всерьёз скажете вы, уважаемый У?

— Скажу, что более верным, чем другие, ты можешь назвать то учение, которое больше всего помогает тебе в жизни.