Бесплатный фрагмент - Уроки турецкого

ВВОДНОЕ ЗАНЯТИЕ

Эта история началась с невыученного урока.

Дело было так.

Я лежала ничком на старом диване в квартире №23, что на ул. Янки Мавра г. Минска. Диван занимал 70% малышки-однушки, которую мы снимали на брудершафт с мужем в невзрачной хрущевке.

Я лежала и чувствовала: умираю. Особой радости осознание данного факта не доставляло, но, тем не менее, вселяло унылую удовлетворенность. Все идет по плану. Заслужила — помирай.

Умереть я решила 2 недели назад. Не так как Вероника у Коэльо, не с бухты-барахты. Для летального исхода у меня была веская причина: я не выучила урок, вернее, не усвоила, завалила короче.

Вся моя жизнь — череда уроков. Сначала я учила их в школе, потом в университете, потом, закончив иняз, перепрыгнула на другую сторону кафедры и стала преподавать сама.

Понятное дело, при таком раскладе, жизнь моя со школьной скамьи особо не менялась, просто перетекала из урока в урок. Подобная размеренная поурочность меня полностью устраивала, успокаивая мою тревожную натуру, как убаюкивающий стук колес проезжающего мимо поезда.

Когда что-то не ладилось, я тешила себя мыслью о том, что стоит мне сделать работу над ошибками, пройти плохо усвоенный урок еще раз и все получится. Этот способ срабатывал во всех случаях, кроме одного, когда однажды не сработал. Жизнь преподнесла мне урок, который я не смогла усвоить. Система дала сбой, и все покатилось к чертям.

Месяц назад у меня родился ребенок. Девочка. Анюта. Анна Андреевна.

Когда она родилась, оказалось, что я абсолютно не готова к ее приходу. Прочитав это душещипательное признание, вы, конечно, праведно возмутитесь:

— Дура что-ли? А то, что ты ребенка 9 месяцев до этого в утробе носила ничего?! А про контрацептивы ты, темная лошадка, слышала когда-нибудь?! Говорят, помогает! Вон сколько людей о детях мечтает, ночей не спят, родить все не могут, а тебе на блюдечке! Что за бабы пошли!

Я понимаю ваш гнев и принимаю его, ну как принимаю, ловлю, как волейбольный пас и кладу рядом с собой на лавочку в парке Горького, на которой пишу, пусть полежит, пока окно кому-нибудь не разбил, а я продолжу.

Я знаю про контрацептивы (не то, чтобы очень хорошо в них разбираюсь, но на какое место надевать, в какое вставлять примерное представление у меня имеется).

И то, что я была не готова к рождению ребенка, не означает, что я к нему не готовилась. Еще как готовилась: ходила на все лекции по подготовке к родам, — это же уроки, а уроки, тем более важные, пропускать нельзя.

Выбирала маленькие боди, читала о достоинствах одних детских колясок над другими, училась правильно дышать и т. д.

А где-то глубоко во мне сидел страх, даже ужас перед тем, что будет дальше, но я загоняла его поглубже, списывала на стандартную «предэкзаменационную лихорадку».

Потом родилась Анюта, и я зажмурилась от резкого света, который она пролила на мою жизнь. Рождение ребенка навело предельную резкость, сделав четкой ранее размытую границу между той жизнью, которую я себе рисовала и той, что была на самом деле.

Я поняла, что готовиться к рождению ребенка и быть к нему готовой — совсем не одно и то же. Вдруг оказалось, что я не живу, а представляю свою жизнь.

В жизни, которую я себе рисовала, у меня был любящий муж. Ему я, как порядочная жена, хотела родить ребенка, предварительно подготовившись к этому новому для себя уроку. А потом согласно семейно-учебной программе мы должны были жить долго и счастливо до глубокой старости классической дружной семьей.

В реальной жизни все пошло не так: оказалось, что я родила ребенка не потому, что хотела, а чтобы угодить мужу (этакая жена-отличница). Оказалось, муж тоже не хотел ребенка, вернее он хотел хотеть, потому что в браке принято хотеть детей, вроде все хотят.

Родив Анюту, я поняла, что абсолютно не готова к ее приходу, и меня охватил ужас. Муж тоже понял, что к ребенку не готов и страшно испугался.

Но так как мужчинам вроде как не престало демонстрировать свои страхи и слабости, он решил резюмировать сложившуюся ситуацию так:

— Рождение ребенка — забота матери. Так природой устроено. Поэтому дело не во мне — дело в тебе. Разберешься — дашь знать, и легко, как плащ, сбросив с плеч ответственность, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. (Очень скоро он так же легко выйдет и из моей жизни, навсегда, плотно прикрыв за собой дверь).

Анюта на фоне всей этой мещанской драмы спокойно сопела в своей люльке. Она вообще много спала для месячного малыша. Я очень боялась, что с молоком передам ей свою тревогу. Ничего подобного не случилось, Дочь мирно сопела, как будто не желала никому доставлять лишних проблем.

Глядя на нее, мне казалось, что она знает какой-то важный секрет и в свой месяц понимает жизнь гораздо лучше, чем ее «недопеченные» родители-переростки.

Именно там, на старом диване в квартире №23 ко мне пришло леденящее, сковывающее движения чувство: к этому уроку я не готова, усвоить его одной мне не под силу. Это конец, и скоро меня не станет.

Никаких страшных картинок кровавой кончины в моем вялом воображении не возникало, на это не хватало сил. Сил вообще ни на что не хватало, даже подняться с дивана было проблемой, он притягивал меня каким-то чудовищным гравитационным полем. Чувство голода покинуло меня сразу после рождения Анюты, и еда ничего не вызывала кроме отвращения. Падающие штаны констатировали, что с каждым днем меня становится все меньше, да и сама я стала ощущать себя практически невесомой. При таком раскладе у меня 2 варианта, думала я: либо растаю, как Снегурочка, либо засохну, как гербарий, уже скоро, вот последний памперс в пачке использую и…

Как все страшно просто или просто страшно: однажды утром я не найду себя в кровати и не найдя, не проснусь…

— А как же Аня?! А как же Аня?! Отдавалось в каждом суставе, бросало в холодный пот, сдавливая горло…

Но я знала, что так случится. И так, наверное, должно случиться. Я прекрасно понимала, что в то утро, когда я не отвечу на телефонный звонок, не найдя себя в кровати, мои родители прилетят на крыльях в невзрачную хрущевку, и не осознав до конца мой безвременный уход, сразу примутся за дело, окутают Анюту пуховым одеялом любви и заботы.

Потому что они готовы к этому уроку, они его уже проходили и усвоили, потому что они настоящие, а мы…, а я…

Анюта подавала позывные из люльки. Я включала непонятно на каком топливе работающий автопилот, меняла Анюте памперс, кормила и снова ложилась костьми на диван. Остался 21 памперс. И все.

С самого рождения у Анюты был здоровый аппетит и в 5:30 она оглашала однушку и окрестности своим настойчивым голодным криком.

— А-А-А-А-А!!! — орала Анюта ни разу не жалобно без тени страдания/ сострадания.

— А-А-А-А!!! Крик ее был злым веселым и безапелляционным:

— КушА-А-А-А-А-А-А-ть!!! А если честно, то жр –А-А-А-А-А-А-А-ть давай! Мол, накорми меня, мама, а потом ложись себе помирай, пока снова не позову.

Я опасалась, что от недовеса и дури в моей голове, молоко в определенный момент возьмет и исчезнет, но Анюта сосала грудь с таким усердием, что оно присмирело и решило не пропадать.

Естественно, все Аней съеденное не заставляло себя долго ждать и спустя некоторое время, активно жаловало наружу.

Знаете, какое самое лучшее лекарство от депрессии??? И пока вы называете различные новомодные препараты, я открою вам лекарство гораздо более эффективное.

Итак, самое эффективное средство от депрессии — это ДЕТСКИЕ КАКАШКИ, особенно если это КАКАШКИ ВАШЕГО РЕБЕННКА.

Удивлены? Я тоже не предполагала, но факт остается фактом. Как оказалось, детские какашки обладают самым действенным отрезвляющим эффектом.

И никаким говном они, между прочим, не пахнут (ну разве что чуть-чуть). Какашки ребенка пахнут упрямыми естественными желаниями: есть, какать и ЖИТЬ.

Учуяв именно этот запах, ты отчетливо понимаешь, что как бы плохо, страшно, стыдно, больно тебе ни было, как бы ни хотелось, разбежавшись прыгнуть со скалы, с этим придется повременить, а в настоящий момент нужно оторвать свой тощий зад от дивана, подойти к малышу, снять использованный памперс, глубоко вдохнуть, чтобы отрезвление наступило окончательно, помыть ненаглядную попу, смазать ее кремом, чтобы не раздражать, подождать пока попа подышит, а потом можно дальше идти помирать, правда, ненадолго.

Когда памперсов осталось штук 5, я поняла, что помирать некогда, пора покупать новые, но тут вдруг нагрянул хозяин квартиры, и вместо того, чтобы взять квартплату за предыдущий месяц привез еще 2 упаковки подгузников.

— Какайте, девочки, ни в чем себе не отказывайте.

Анну, конечно, 2 раза уговаривать не пришлось, и она мигом снесла шедевр.

Ее произведение пахло все теми же тремя основными естественными желаниями: ЕСТЬ, КАКАТЬ И ЖИТЬ.

Постепенно эти желания вернулись и ко мне. Одно за другим.

Последний памперс из той первой пачки мы так и не использовали. Последний лист в одноименном рассказе О. Генри, упрямо не желавший опадать с осеннего дерева (ведь на самом деле он был нарисован рукой доброго мастера) своим упорством спас главной героине жизнь.

В нашей истории, чтобы вернуть маме ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ, моя Анюта готова была есть и какать бесконечно.

Из всего вышесказанного понятно, что тогда, 6 лет назад я не умерла, а живу себе, воспитываю Анюту, а она воспитывает меня.

А еще я поняла, что рождение ребенка — это урок, к которому невозможно полностью подготовиться. Его можно только захотеть усвоить. Я захотела. Усваиваю.

Сказать, что все у нас всегда идет гладко и легко? Ничего подобного. По-разному. Мы идем, спотыкаемся о проблемы, злимся, иногда падаем, а потом встаем и продолжаем идти.

От урока к уроку, которые не боимся завалить, а просто хотим усвоить, а некоторыми и поделиться.

Так, этим летом, в первые дни июля, мы собрали чемоданы и отправились в Стамбул, где нам предстояло усвоить новые уроки — УРОКИ ТУРЕЦКОГО.

Какие это были уроки!

Мы очень многому учились: говорить по-турецки, брать барьеры, как языковые, так и те, что прочно сидят у нас в голове, учились заново ценить свое родное и своих родных; знакомились с неповторимой культурой Турции-ворожеи, и с собой в новом культурном обрамлении. Пробовали душистый чай, пряную долму, и новую жизнь на вкус.

Уроки были такими увлекательными, что мне захотелось поделиться ими с читателем. Увидев в сети объявление о писательском марафоне, я решила, что он станет прекрасной возможностью рассказать обо всем по порядку.

От урока к уроку, прямо, как я люблю.

И если вы, как и мы с Анютой, считаете, что жизнь слишком большая, чтобы выразить все ее грани посредством всего лишь одного языка, и если вы тоже хотите окунуться в стамбульско-июльские дни, полные солнца и неожиданных открытий, послушать незнакомую речь и свое сердце, тогда переворачивайте страницу и добро пожаловать на УРОКИ ТУРЕЦКОГО.

1. Свобода писать

Нет — это не девиз из серии «Свободу Юрию Деточкину!» и не презентация жизненного кредо (по крайней мере, пока) просто Леночка ввязалась в марафон с одноименным названием, по условиям которого участники получают абсолютную свободу словоблудить в течение предстоящих 4-х недель. Более того, эта вновь приобретенная свобода обязательна и обсуждению не подлежит (тут я, сгустила, конечно. Организаторы никому из участников пистолет к виску не приставляют, но писать призывают исправно и ежедневно).

Короче, в ближайшие 4 недели мне предстоит здесь изрядно пописывать.

Однако это отнюдь не означает, что кому-то нужно почитывать все то, что я буду пописывать. Тем не менее, если у вас есть желание, не отказывайте себе в нем, пожалуйста. Читайте на здоровье.

Писать в условиях марафона можно о чем угодно, на чем угодно и даже чем угодно. Основное требование к участникам одно — писать, и выкладывать каждое утро (или в любое другое время суток) написанное на свою личную страницу, как пеструшки откладывают яйца.

В остальном полная свобода. Но хочу вам сказать, что нет в мире ничего ужаснее, чем сочинение на свободную тему (здесь имеется в виду, как процесс, так и результат: это подтвердят и вспотевшие от потуг пишущие подобные сочинения ученики, и учителя, читающие эти глубокие опусы впоследствии.)

Даже самые свободолюбивые учащиеся, получив сочинение на свободную тему, моментально поджимают хвост или чего у них там к тому времени понаросло, и требуют учителя основательно их свободу на время ограничить.

— Хоть бы уже «Как я провел лето» задали, — слезно доносится с последней парты, что звучит особенно актуально в середине января, например.

От свободной темы с реализацией ее в кратчайшие сроки у меня холодок пробежал по спине и волосы встали дыбом. (Наверное, в жизни каждой женщины наступает такой критический момент, в который она понимает, что и на спине волосы растут. Не то чтобы колосятся, но сам факт!… и прелести моменту, естественно, данный факт не добавляет.)

Сегодня Анюта моя так ужарилась на солнце, что заявила:

— Мама! Я пить хочу! ВСЕМ ТЕЛОМ!

И благополучно выдула полведра соку с последующей полной сокоотдачей.

Вот так же, как мой ребенок всем телом хотел пить, я усиленно всем телом принялась думать, о чем же мне писать.

И видимо в связи с тем, что сегодня в моем общетелесном мыслительном процессе, превалировало нижнее полушарие, я ничего лучше не придумала, как последовать совету мастера Шиву из Кун-фу Панды (а какие у вас кумиры?:-)

Который сказал, как отрезал: «Прошлое забыто, грядущее закрыто, настоящее даровано».

Буду писать про настоящее, которое даровано, по принципу: лесом иду, лесом пою.

А посему тема моего эпистолярного сериала: УРОКИ ТУРЕЦКОГО.

Именно они в настоящий момент являются важной составляющей моего и Анютиного настоящего. По понедельникам, средам и пятницам, в 9:30 утра с портфелями (у меня внутри в основном ноут, у нее преимущественно абрикосы) мы отправляемся по адресу (приготовились) д. 28, ул. Ашик Мансуни Шериф, Стамбул учить турецкий. Д.28 представляет из себя симпатичное белое здание с красными ставнями снаружи и винтовой лестницей, которая особо приглянулась Анюте, внутри. Домик пахнет турецким кофе и черешней, которыми нас встречает наш ogretmen (учитель) Ahmet. Полагаю, что нам назначили преподавателя именно с таким именем, чтобы мы, увлекшись кофе с черешенкой, не забыли о цели визита. А так AHMET — мы оп… и вспомнили.

С чего же это нас так вдруг угораздило?…спрашивается

Подробности to be continued.

2. Стамбул или Константинополь?

Если бы еще год назад кто-то сказал мне, что я сменю свою уютную провинциальную Полуевропу на эпицентральную Азию, я бы весьма неприлично прыснула со смеху: ну-ну, вот только моих кошерных корней им не хватало для полного халяльного счастья.

Я спокойно сидела себе в своем уездном городе «Р», починяла примус и периодически ездила в Италию, с которой давно крутила роман, прихватив на свое романтическое свидание охапку белорусских детей, испытывающих острую нужду оздоровиться.

Турция никогда не входила в список стран, которые я собиралась посетить, отчасти потому, что отдых по системе все включено сильно меня полнит, отчасти потому что, согласно непроверенным мною, но весьма распространенным данным, в этой стране к дамам даже с отдаленно славянской внешностью обращаются исключительно как «Наташа, ИдЫ сюда», а я вот прямо с детства не люблю, когда меня называют чужим именем и призывают двигаться в заданном не мною направлении.

Все мои знания о Турции сводились к эпизодам из романа «Королек — птичка певчая», который я читала взахлеб на первой сессии, накануне экзамена по латыни в перерывах между Cogito и ergo sum.

С турками же впоследствии я отождествляла (ради бога только не примите мою малограмотность за шовинизм) своих не совсем сообразительных студентов.

И чтобы я… променяла эспрессо на ядреный турецкий кофей,

Антоначчи на Таркана

Пиццу на чебурек

И прошутто на кебаб?!!! ШИШ!!! В смысле Шиш Кебаб…

А потом со мной произошел… Стамбул, вот взял и приключился.

Как оказалось, город может быть не только местом, но и настроением, состоянием и, сильно подозреваю, может даже постепенно перерасти в жизнь.

Конечно, и у этой истории есть предыстория, но сейчас не о ней, сейчас о городе.

Первый раз я увидела Стамбул из иллюминатора. Садились вечером, и мне, конечно, не терпелось сунуть нос в круглое окошко, чтобы разглядеть сочное марево огней, сигнализирующих надвигающийся мегаполис.

Марева не было. Зато внизу под крылом тянулась гирлянда из огней — светлячков, длинная — предлинная, тоненькая и бесконечная. Гирлянда тянулась до горизонта, но и там, на горизонте не думала заканчиваться, а струилась себе дальше, соединяя одну часть света с другой.

Я до сих пор не могу переварить то, что нахожусь в городе, который соединяет между собой две части света. Во мне этот факт просто не умещается, зато его проекцию я регулярно наблюдаю в характере местных жителей. Жителям Стамбула свойственна поразительная стрессоустойчивость. И это неудивительно: смутить масштабом житейских проблем человека, который каждый день ездит на работу из Европы в Азию и обратно, достаточно сложно.

И еще про море.

Будучи гражданкой Беларуси, я уже в нежном возрасте поняла, что к моему счастью картошка в стране есть, а вот моря, к сожалению, нету. Это понимание стало, пожалуй, самым сильным детским разочарованием, которое буквально ставило мой детский патриотизм под угрозу.

Когда на стамбульской земле Анька начинает канючить, дескать, сегодня предпочитаю Черное море Средиземному или хотя бы Босфор, я, конечно, зажимаю себе рот рукой, чтобы не произнести опрометчиво « Эко зажрались вы, мадемуазель!» но радуюсь, что теперь даже в отношении моря у нее есть право выбора.

Героиня Элизабет Гилберт, как-то высказала мысль о том, что у каждого города есть свое слово, которое характеризует его целиком и полностью, отражая самую суть.

Думаю для Стамбула это слово «базар», тот самый, из детских сказок, потому что здесь можно найти абсолютно все, что вы только можете себе представить. То, что вы представить себе не можете здесь, кстати, тоже можно найти.

Когда я спросила у местных жителей, чего мне ожидать от Стамбула, они ответили: ВСЕГО, Елена-ханым. Ты можешь ожидать от этого города всего.

Кроме, пожалуй, одного. Я, естественно само внимание.

— Не жди от Стамбула скуки. Скучно тебе здесь никогда не будет.

Когда я рассказала одному из друзей о своем крайне неожиданном в первую очередь для себя визите в Царьгород, он недолго думая ответил:

По-моему, все вполне логично: Константинович — в Константинополь.

А я и не смотрела на ситуацию с подобного ракурса.

Теперь, выходя утром с Анютой на залитые солнцем улицы этого магического города, мы не знаем точно, какой из гидов будет сопровождать нас сегодня: шумный улыбчивый Истанбул-Бей или сдержанный и холеный патриций Константинополь. Зато уверены в одном:

В любом случае СКУЧНО нам здесь НЕ БУДЕТ.

3. Первое слово

Не все лягушки путешественницы, а МАМЫ везде МАМЫ.

И пусть я реченькой журчу об ажурных стамбульских прелестях, естественно, в первую очередь меня интересует в сюжете не отличие фески от кипы и не 34 способа приготовления долмы а то, как в этой новой для нас обеих системе Азиоповских координат чувствует себя мой ребенок. Вот она, кстати, во всей красе, пока мать прилежно томится душевными терзаниями, Анна в очередной раз бороздит воды ближайшего бассейна.

Так вот, хотя в универе по религиоведению Павич поставил мне 4 (да, я знаю, что фамилия у преподавателя другая была, но очень похожая, да еще и четверку влепил, ну не Милорад ли?!…) Тем не менее, я отчетливо помню, что ислам — это не одно из традиционных блюд турецкой кухни, и даже если бы это было блюдо, пробовать я бы не стала даже из вежливости.

Еще в очереди перед паспортным контролем по прибытии в стамбульский аэропорт (интересная деталь: как правило, расстояния 1. Минск — Стамбул и 2. стамбульский аэропорт — выход в город преодолеваются примерно за один и тот же срок (3 ЧАСА!!!) я наблюдала 50 оттенков серого, а также белого, черного, желтого, и кофейно-бежевого населения, которое единовременно решило посетить Царьград. Как только я начинала считать, что разглядела всю палитру гостей из всевозможных областей, очередная послетраповая волна выносила на берег международной транзитной зоны новую партию гостей на 50 оттенков темнее из соседнего терминала.

Анюта деловито следила за этим калейдоскопом некоторое время, а потом выдала следующее:

— Мама, смотри! Как в передаче «Что? Где? Когда?»

— В смысле? — говорю.

— Ну помнишь ту передачу, в которой нашу с тобой фотографию и вопрос на столе по телевизору показывали!? Час показывали, а потом ты сказала, что с нашим еврейским счастьем его волчок не выбрал!

— …. (минуту перевариваю). –Было дело, -говорю, — и что?

— Так смотри, — не унималась моя мисс Любознательность, тыча пальцем куда-то в сторону — как в Что? Где? Когда?: Уважаемые знатоки, через минуту ответьте, пожалуйста на вопрос, — ЧТО НАХОДИТСЯ В ЧЕРНОМ ЯЩИКЕ?…

— И-и-и-и (прищурив левый глаз) смею предположить, что в черном ящике… ТЕТЯ!

Немо оборачиваюсь, смотрю в сторону, куда указала мне моя настойчивая дочь, и к ужасу своему понимаю, что мой юный Друзь, в смысле друг вопрос таки взял.

В ЧЕРНОМ ЯЩИКЕ реально ТЕТЯ, более того вам скажу, ТЕТЯ реально в ЧЕРНОМ ЯЩИКЕ!

У меня внутри все холодеет. Я с детства плохо переношу закрытые пространства и терпеть не могу черные ящики (за исключением чтогдекогдашнего разве что).

Я не знакома с тетей в черном ящике, я не знаю, как ответить на вопрос, который неминуемо последует от моей дочери, а именно: Какого лешего делает тетя в наглухо закрытом черном ящике, в котором даже прорези для глаз затянуты черной сеткой, при температуре 35 градусов по Цельсию! (разве что не в такой категоричной форме задаст, но всенепременно).

Я не склонна здесь распространяться на тему религии, потому что это одна из самых неблагодарных тем для обсуждения.

Но я точно знаю, что НЕ СУЩЕСТВУЕТ в природе праведной цели, которой можно было бы оправдать зверское средство — насильственное помещение теть в черные ящики.

И еще я знаю, что если бы некому абстрактному герою с окончанием на –ман (пусть будет Сулейман, не Перельман же в конце концов) вздумалось вдруг сдуру поместить в черный полотняный ящик представительницу (здесь я хотела использовать слово выходец в женском роде, но получилась выходка, что в принципе не противоречит сюжету) стран СНГ, в тот же миг у Сулеймана появились бы все шансы на то, чтобы в этот черный ящик сыграть, в смысле СЫГРАТЬ В ЯЩИК.

Опять Остапа понесло, я просто, когда про такое пишу, сильно гневаюсь. Мои турецкие знакомые по этому поводу испытывают неловкость и всякий раз при встрече проводят со мной образовательную пятиминутку: так мол и так, в Турции черных ящиков не производят, это все заезжие гости, а исконным турецким головным убором со времен Османской империи для женщины всегда был хиджаб — женский головной платок, покрывающий волосы, но не скрывающий лицо.

Так-то оно все так, но я-то уже разгневалась, а когда я гневаюсь, мне уже не важно на какой стороне у кого тюбетейка, какую площадь тети покрывают и какова толщина покрытия.

Чернее тучи спускаюсь во двор, пытаясь представить, что ожидает меня в стране закрытых тем для разговора и покрытых женских голов.

@ @ @

Копаясь в своих мыслях, не замечаю, как меня уже 3 минуты кряду кто-то уверенно трясет. Оборачиваюсь, миловидная полная турчанка моих лет отвешивает мне серьезный комплимент, обращаясь ко мне исключительно на турецком (и на что она только рассчитывает?..)

Всем телом пытаюсь ей донести, что по-турецки изъясняюсь я из рук вон Худо, а она в свою очередь теми же самыми частями тела пытается меня взбодрить и убедить в обратном.

Этот ритуальный танец отчаянных мамаш мы исполняем достаточно долго, и я уже теряю надежду на диалог, как женщина произносит: « Scuuuuuuse me!»

Оказывается Бюгюль, так зовут мою новую знакомую, очень бойко говорит по-английски. С придыханием, правда, перегибает, все ХХХаа ва юю? Да ХХХаа ва юю? Но может и ее мои фрикативные взрывы не вполне устраивают. Кроме того, я действительно в последнее время чрезмерно хх аа ва ю. пора бы и честь знать.

Мы с Бюгюль начинаем болтать о своем о женском, пока наши дамочки (дочь Бюгюль, Бахар, Анютина сверстница) с визгом охотятся на улиток в окрестных кустах.

Чем дольше беседуем, тем больше находим между нами общего и разного.

Оказывается и Бюгюль и я, просматривая сводки последних новостей, одинаково считаем, что внешняя политическая деятельность наших стран осуществляется никак НЕ главой государства, — судя по результатам в ней замешаны какие-то другие малоподвижные органы.

А еще мы понимаем, что НИЧЕГО, абсолютно НИЧЕГО не знаем о странах и культурах друг друга, потому что все наши представления друг о друге — это не более чем солянка из стереотипных клише, навязанных СМИ и бородатых анекдотов.

Бюгюль сетует на то, что во всем мире турецкую женщину считают бесплатным мужеприложением (я виновато опускаю глаза).

Я в свою очередь спешу пожаловаться на то, что, пожалуй, 80% современного населения Земли не смогут показать на карте мою страну (в этом месте виновато опускает глаза Бюгюль)

Через 2 месяца Бюгюль уезжает со своей дочкой в Австралию, в маленький городок на самом юге. И сегодня она задает себе и Австралии те же самые вопросы, которые я задаю себе и ее родине.

И мы обе не можем дать никакой гарантии, что «завтра» наших девочек будет лучше, чем «сегодня», но зато точно знаем, что сделаем все возможное «сегодня», чтобы им это «завтра» обеспечить.

Это все, конечно, хорошо, скажете вы, но почему, собственно серия называется «первое слово». Объясняю: после прогулки с Бахар и Бюгюль моя дочь стоит у окна и улыбается во всю Аню: «Мама, а ты заметила, что я здесь САААА-МАЯ ПОПУЛЯРНАЯ?»

— А с каких пор, спрашиваю, дочь у тебя мания величия?

Анька пропускает мою реплику мимо ушей.

Ты слышишь, как меня все детки со двора кричат:

— ANNE! ANNE! … Это они так мое имя по-турецки произносят!

Прислушиваюсь, и правда нестройный хор детских голосов выводит руладу: А-А-А-А-А-NNE!

— Слышишь теперь?! Анька сияет, как медный грош.

По-турецки ANNE — это МАМА.

Но Аньке я об этом пока не скажу, пусть и дальше так же широко улыбается.

И вы смотрите не проболтайтесь; -)

4. ÇAY — ЧАЙ

Существует три занятия, которыми турецкие жители готовы заниматься бесконечно:

— Играть в футбол;

— Смотреть футбол (когда играть в него уже не остается никакой мОчи);

— Пить Чай (ÇAY) за футбольным просмотром.

Ведущая религиозная конфессия в Турции ни для кого секретом не является.

В Стамбуле столько мечетей, что… как бы это донести понагляднее. Согласно учению ислама, мечетей должно быть в городе столько, чтобы каждый добропорядочный мусульманин услышал приглашение к намазу своевременно.

А теперь задача для скромного советского школьника.

Условие: Предположим, что по самым скромным подсчетам, население Стамбула составляет примерно 15 (пятнадцать) миллионов человек. Кроме того, учтем, что громкоговоритель есть далеко не у каждого муэдзина. Тем не менее, даже 93-хлетнему дядюшке Мохамеду из Бююкчелидже не нужно напрягать свои слабые уши, чтобы расслышать голосистого муэдзина.

Спрашивается, сколько в Стамбуле мечетей?

В математике я не сильна, но даже с моими математическими способностями, получается с избытком!

Тем не менее, если вы все-таки спросите меня, какую религию в первую очередь проповедует все местное турецкое население, я с уверенностью отвечу — ЧАЙ (ÇAY).

Посудите сами: несмотря на изрядное количество стамбульских мечетей, прихожан здесь гораздо меньше, чем в чайной напротив.

Мне уже прямо перед нашим местным муэдзином неудобно. Мечеть у нас с Аней в 100 метрах от дома, хорошенькая такая, с резным минаретом и сиреневой мозаикой.

Сколько ни выводит добросовестный муэдзин трелей своим уверенным тенором, хоть бы кто к нему зашел! За все время моего в этой стране пребывания, я так ни разу и не увидела турка, совершающего намаз. Зато турок, совершающих обряд чаепития, вижу повсеместно, причем в любое время суток.

Анька жалеет муэдзина: «Скучно ему бедному, наверное, в этой башенке. Хоть бы вышел, я б с ним в мячик поиграла» или «Боженька его хоть на обед отпускает?»

Если поначалу Аня настороженно реагировала на очередную исполненную суру, теперь она прониклась и если долго не слышит муэдзина, начинает волноваться: «Мама, а что это дядя давно молчит? Охрип что ль!?»

Будучи абсолютным чайником в Аллаховой области, я не знаю, вездесущ ли Аллах, а вот ЧАЙ в Турции вездесущ однозначно.

Жители Стамбула, например, пьют его всегда и везде: дома, в гостях, в любых заведениях общепита, да и вообще, по-моему, во всех местах общественного пользования, даже на пляже в 40-градусную жару и, естественно, на базаре.

На базаре чайная церемония особенно трогательна.

Идем мы с Анютой на базар, арбуз выбирать. Видим цель и с сосредоточенно умным видом начинаем простукивать тугую зеленую арбузную попу (оно и понятно, все знают, что существует прямая зависимость между звуком, издаваемым арбузной попой в ответ на ваш филигранный стук и степенью арбузной сладости. Уравнение этой прямой зависимости, правда, еще никто не вычислил, но зависимость есть. Однозначно!)

Так вот, стоим-стучим, предвкушая арбузную реакцию, а saеici (торговец) из арбузной лавки уже бежит к нам с подносом горячего чая.

Он, видимо, искренне считает, что жидкости, содержащейся в 15 кг арбуза, который мы собираемся приобрести, будет недостаточно, чтобы промыть наши запылившиеся почки. А вот с чаем — совсем другое дело!

И чай этот душист и прекрасен!

Как утверждают турецкие чаеценители, т. е. ВСЕ местные жители, правильно приготовленный чай должен обладать определенным оттенком — оттенком кроличьей крови (сказывается, видимо, варварское Османское прошлое)

Температура чая при подаче должна быть оптимальной — исключительно крутой кипяток, иначе (в этом вопросе турки абсолютно солидарны с моей мамой) чаепитие превращается в сеанс уринотерапии.

По вкусу, как ни странно, турецкий чай отдаленно напоминает мне русский мат: такой же крепкий и своевременный.

Впервые попав на кухню турецкой хозяйки и открыв чашечную секцию, я невольно вспомнила химлабораторию рогачевского винзавода, в народе нежно именуемого заводом по производству безалкогольных напитков, где моя бабушка работала начальником производства.

Так вот, в таких же мензурках моя бабуля, со своей подругой, заведующей лабораторией по совместительству, разработали столько рецептов плодово-ягодного безобразия, что профессор зельеварения Снэйп нервно курит в углу.

Тем не менее, как оказалось впоследствии, турецкая мензурка — это и не мензурка вовсе.

Оказывается, в Турции бардак является такой же неотъемлемой частью жизни, как и в русскоговорящей среде.

Только если для нас «бардак» — это БАРДАК, то для них «бардак» — это стакан, bir bardak çay — стаканчик для чая.

Bir bardak çay имеет мою комплекцию — вполне себе умеренную талию, переходящую в увесистое округлое дно.

Бардак прозрачен, чтобы пьющий мог по достоинству оценить оттенок кроличьей крови внутри стакана (кошмар на улице вязов).

И если в России чаи гоняют до 7 полотенец, то в Турции это делают до 7 бардаков и выше.

При подаче бардак наполняют не полностью, а оставляют некоторое пространство для губ.

В общем, от размера ваших губ зависит, уйдете ли вы домой солоно или несолоно хлебавши.

В том доме, где я по неопытности приняла бардак за мензурку, всех гостей и меня, в том числе решили напоить чаем.

Когда хозяйка вынесла большой поднос со стаканчиками, 8 из них были наполнены почти до краев, а 1 — только на 3 четверти, и именно его хозяйка услужливо пододвинула мне.

Так вместе с бардаком хорошего чая я получила еще и губной комплимент от хозяйки.

5. КАК ЗОВУТ? КАК ФАМИЛИЯ?

Пожалуй, самое увесистое, что я вынесла из своего брака, — это фамилия.

Фамилия К О Н С Т А Н Т И Н О В И Ч поистине уникальное явление, не фамилия, а лингвистический фейерверк. Причем, никогда не знаешь, когда и где выстрелит.

На работников местных паспортных и пограничных служб она неизменно производит эффект «округлившихся глаз», этакий глазной пуш-ап. Так как работник местных служб в последний раз видел такое неоправданно кучное случайное скопление букв разве что при сдаче ЦТ по русскому или в программе у Якубовича, вместо того, чтобы просто поставить отметку в паспорте, он начинает долго и мучительно разгадывать слово.

С иностранными службами вообще беда, потому как мой фамильный 14-тизначный шедевр, преобразуясь в латиницу, обрастает еще двумя согласными (а то ж их до этого не хватало) и букв становится 16!

Помню при подаче документов на одну из Штатовских программ, я сразу заметила смятение, на лице охранника, который судорожно разглядывал мой бейдж во всю грудь, и тщетно пытался взять мою фамилию с наскока:

«Ms. Kans////shtrrrrrr ch-ch-ch, Ms. KANSSSSST-T-T-T -T (Kalashnikoff style)!!!! Осечка.

Бедняга Стэн (так звали американца) был искренне уверен, что в его родном американском алфавите столько букв нету (всегда ж было в районе 13, а это, блин, что за Джекпот). В его собственной фамилии скромно значилось 5 букв «P E A C H» (не мужчина, П Э Р С И К)

По лицу и потугам Стэна было видно, что его б воля, и он привлек бы меня к ответственности за кражу подотчетных согласных из алфавитов братских народов (международное дело, между прочим).

Уже на выходе из посольства я подсунула в окошко Стэну памятку по прочтению своей фамилии, ну знаете, похожие дают иностранцам для ориентирования в Московском метро.

Например, следующая станция «PUSH KING skaya» (Пушкинская).

Моя памятка гласила:

«CAN STAN SEE words SEA, NO, WHICH?»

«CAN STAN SEE words, son of Peach?»

В немецком посольстве решили, что за именем у меня следует не фамилия, а шифр, сродни тем, что доблестные советские разведчики использовали в борьбе с фашистской Германией, поэтому никаких вопросов не задавали и сразу открыли визу на полгода.

В Израильском посольстве секретарь Рафик, заглянув мне в паспорт, широко улыбнулся, обнажив все семейные ценности (6 золотых коронок) и сказал:

«Л ь Э ночка –Д ь Эточка, а зачем тебе понадобилось столько буковок перед ВИЧ!!?? Я понимаю, что в Рабинович ни благо, ни звучности, но чем каждый день носить с собой такую тяжесть в паспорте, так лучше бы ты вышла замуж за меня, ходила бы Шварцман, как куколка»