Бесплатный фрагмент - Уродственные связи

Джулия

Глава 1

В шумном кафе, неподалеку от местной достопримечательности — длинного арочного моста, а также совсем рядом с городским моргом, Джулия уже час сидела за столиком и смотрела на кружку кофе, из которой так и не осмелилась сделать хотя бы глоток. Кофе давно остыл, а когда-то воздушная пенка превратилась во что-то больше похожее на плевок.

Тошнота подступала к горлу, но вскоре исчезала, оставляя после себя лишь пустоту. Джулия провела сухими пальцами по седым прядям своих волос, заправляя их за ухо. Ее руки, сморщенные и усталые, выглядели не по возрасту. Она и сама выглядела старше своих лет, но меняться уже не хотела. Да и не было ради кого. Почти все куда-то ушли, исчезли из ее жизни.

Несмотря на шум и гам гостей кафе, в ее голове звенела тишина. Единственный звук, который она слышала, — стук каблуков по мраморному полу. Этот стук повторялся снова и снова, как заевшая пластинка, сопровождаясь ее же голосом, звучащим будто со стороны: «Это он».

Джулия видела мертвецов прежде, но тело Виктора, ее бывшего мужа, было другим. Оно казалось чужим и в то же время пугающе знакомым. Оно выглядело умиротворенным, спокойным, каким он никогда не был при жизни. И самое страшное, в чем она не могла признаться даже самой себе: он был красив. Аккуратно подстриженная борода с проседью только добавляла ему мужественности. Гладко уложенные гелем волосы, будто он привел их в порядок перед смертью. Аромат парфюма — резкий и свежий — словно все еще витал в воздухе той комнаты. Конечно, это ей только показалось. Но даже если так, все было слишком правдоподобно.

Тошнота вновь подступила к горлу, но на этот раз не из-за самой смерти Виктора. Ее злило другое: он умер именно сейчас. Не пять лет назад, когда они разводились, не через неделю, когда в город вернется его нынешняя жена. А именно сейчас. Почему она должна была опознавать его тело? Почему ей пришлось это делать?

Джулия искала ответы, но находила только глухое раздражение. Разве не было никого ближе? Никого, кто мог бы взять на себя эту обязанность? Разве могла она, бывшая жена, оказаться самым близким человеком в этот момент?

Ей хотелось избавиться от всех этих мыслей, сбросить с себя все, что связывало ее с Виктором. Хотелось смыть это под душем, как грязь.

Она не заметила, как оказалась на улице. Холодный осенний ветер остудил ее щеки. Тонкая ветровка совсем не согревала, но холод был скорее изнутри.

Пустота в голове постепенно сменялась потоком воспоминаний. Виктор словно открыл перед ней портал в прошлое, в которое она боялась заглянуть. Воспоминания обрушились на нее: какие-то из них были почти безобидными, другие вызывали болезненное чувство отстраненности, словно все это происходило не с ней.

И снова перед глазами возникло лицо Виктора в морге. Оно не оставляло никаких сомнений — он был мертв. Губы замерли в легкой полуулыбке, которой за все тридцать лет Джулия никогда не видела. Даже глубокой ночью Виктор всегда выглядел напряженным, готовым возразить или резко ответить.

Дом казался ей чужим, и она пыталась оттянуть момент возвращения, сделав три круга вокруг. Но спустя час она все же оказалась у себя в квартире.

Тишину квартиры разорвал звонок телефона.

На экране высветилось имя: «Рейчел». Жена Виктора. Точнее, теперь уже бывшая жена. Вдова.

Джулия замерла. Она не решалась взять трубку. Как будет звучать ее голос? Будет ли он дрожать? Или, наоборот, окажется слишком спокойным?

Она подошла к зеркалу в прихожей. Глубоко вдохнула, выдохнула, затем натянула на лицо широкую улыбку. Уместна ли она? А что, если у Рейчел начнется истерика?

Джулия потянулась к телефону, но звонок оборвался. Едва она успела опустить руку, как он раздался снова.

— Алло, — спокойно произнесла она.

— Джулия? — голос Рейчел звучал ровно, без эмоций.

— Прости, я не сразу услышала звонок, — соврала Джулия. — И… я забыла позвонить тебе после морга, как ты просила. Ты уж извини.

— Это он? — перебила ее Рейчел, словно не слыша слов.

«Это он», — снова прозвучал в голове Джулии собственный голос из морга.

— Да, — тихо ответила она. — Да, это был он.

— Ну, в целом я не сомневалась, — откликнулась Рейчел.

Джулия застыла. Такая реакция ее удивила. Хотя, если задуматься, это казалось естественным. Спокойствие, даже легкое внутреннее облегчение.

— Ты как? — спросила Джулия, подходя к чайнику и включая его.

Она удивилась сама себе: еще недавно она бы никогда не задалась этим вопросом. Но в голосе Рейчел прозвучало что-то, что коснулось ее глубже, чем ожидалось.

— Я? Нормально, — ответила Рейчел. После короткой паузы она добавила: — А он как?

— Хорошо. Бывало, конечно, и лучше.

Рейчел тихо усмехнулась, и Джулия невольно улыбнулась в ответ, будто собеседница могла это увидеть.

— Он хотел, чтобы его похоронили в городе, где он родился, — сказала Джулия.

— Серьезно? — голос Рейчел стал удивленным. — Мне он никогда об этом не говорил.

«Ты же не прожила с ним тридцать лет», — пронеслось в голове Джулии, но вслух она произнесла:

— Да, придется перевезти тело.

— Ты уверена, что это так важно? — с едва заметной надеждой спросила Рейчел.

— В конце концов, ты его жена, а не я, — спокойно ответила Джулия, обхватывая кружку горячего чая, чтобы согреть замерзшие пальцы.

— Ты тоже была его женой… — голос Рейчел затих.

Но в ее недосказанной фразе Джулия уловила многое. Возможно, она хотела сказать: «Ты тоже была его женой, и ты знаешь, каково это». Или: «Мы не обязаны исполнять волю того, кто уже не может нас контролировать».

— Я думаю, это будет правильно, — мягко сказала Джулия после короткой паузы.

Разговор оставил горький осадок. Разговор двух женщин, каждая из которых была женой одного и того же мужчины, не мог быть иным. Но именно у этого разговора было едва уловимое сладкое послевкусие.

Джулия сидела за кухонным столом, прижимая к груди кружку. Тепло чая согревало ее пальцы, а изнутри начал пробиваться смех. Он вырвался неожиданно громким, раскатистым, почти истеричным, наполняя пустую кухню эхом.

— Виктор! — смеялась она. — Как же так вышло? Как же так вышло, что ты умер не в своей королевской кровати?

Глава 2

Джулия и Виктор ехали на новенькой машине по солнечному городу. Автомобиль еще пах новым салоном, и казалось, что все прохожие, все проезжающие мимо автомобили не сводят с них взгляда. Молодые, красивые, на отполированной машине. Ощущение счастья звенело внутри. Джулия гордилась Виктором: ее парень сам заработал на эту машину, подрабатывая в свободное от учебы время, не просил помощи ни у родителей, ни у друзей. Это было их общее достижение — автомобиль, их первый большой шаг вперед. И, конечно, новенькая квартира. Пусть она была крошечной, всего одна комната, но зато своя! Со свежим ремонтом, аккуратно покрашенными стенами и блестящей плиткой на полу.

Виктор постукивал пальцами по рулю, а Джулия негромко напевала мелодию. Ее черные волосы сияли под солнечными лучами, будто полированное дерево. На светофоре Виктор лениво протянул руку и провел ею по ее волосам — его жест был мягким, почти нежным.

— Когда ты ее увидишь, ты сойдешь с ума! — самодовольно заявил он.

Джулия на миг озадачилась, но тут же снова растянулась в довольной улыбке, будто ничего не произошло.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, с любопытством взглянув на него.

— Ну, когда я покажу тебе ту кровать, которую выбрал, ты просто обалдеешь! — так же уверенно произнес Виктор.

Джулия коротко хмыкнула. В другой день она могла бы ответить иначе, возможно, даже язвительно, но сегодняшний день был слишком хорош, чтобы портить его.

— Разве мы не едем выбирать кровать вместе? — спросила она, прищуриваясь от солнечных лучей, которые били ей прямо в глаза. Ее выражение слегка изменилось, будто не только солнце стало тому причиной.

— Джули, я вчера был в магазине и уже все посмотрел. Готов ручаться, что ты выбрала бы то же самое, — сказал он с такой уверенностью, будто вопрос был уже решен.

Несмотря на все усилия Джулии сохранить настроение, она все-таки начинала злиться. Солнце продолжало слепить глаза, а кожа на ногах неприятно липла к сиденью.

Повисшая тишина длилась еще какое-то время. Шум дороги заполнял салон, и машина уже не казалась такой хорошей, как всего пару минут назад. Джулия старалась не думать о плохом. С самого утра она представляла, как они будут ходить по мебельному магазину, смеяться, пробовать ложиться на каждую понравившуюся им кровать. Конечно, и сейчас она могла это сделать, но разве будет так же весело, если Виктор уже вчера все решил за них?

— Ты же понимаешь, что я сделал это только потому, что не хотел тратить твое время, — произнес Виктор, пытаясь разрядить обстановку.

«А что, если он и правда подумал обо мне?» — мелькнула мысль.

Машина вывернула вправо, солнце перестало слепить глаза, и нахмуренный лоб Джулии разгладился. Она посмотрела на Виктора и на мгновение задержала взгляд. Его профиль выглядел идеально — четкие линии скул, прямой нос, густые волосы, уложенные так, словно он только что вышел из салона. Солнечные лучи, скользя по его лицу, подчеркивали мужественные черты, и она снова поймала себя на мысли, что он был чертовски красив.

Подъехав к мебельному магазину, они вышли из машины. Жаркий воздух тут же окутал их — липкий, как пленка. Асфальт под ногами слегка пружинил, нагретый солнцем, будто еще немного — и начнет плавиться. В воздухе смешались запахи пыли, разогретой резины и чего-то сладковатого, что исходило от ближайшего киоска с мороженым.

Где-то вдалеке играла музыка — легкая, беззаботная мелодия, которая словно пыталась подстроиться под настроение улицы. Джулия шла чуть позади Виктора, слушая, как его шаги четко отдаются по тротуарной плитке. Ее босоножки цокали в такт музыке. Она смотрела на его спину — прямую и уверенную — и вдыхала вязкий, тягучий воздух, в котором смешались ожидания и что-то неуловимо тревожное.

Внутри магазина, полном мебели, какой Джулия никогда раньше не видела, ее восторг рос с каждым шагом. Она осматривалась по сторонам, вдыхая запах новой древесины и полировки. То и дело она показывала Виктору кресло или круглый деревянный стол, радостно восклицая:

— Ты только посмотри!

Но Виктор упорно вел ее к отделу кроватей, пропуская мимо ушей ее восторженные возгласы.

— Ну, вот и она, — наконец произнес он, с довольным видом указывая на огромную кровать.

— Эта? — Джулия улыбнулась, подумав, что это шутка. Двухметровая кровать? В их однокомнатную квартиру?

— А то! Ты только представь, — он потер палец о палец, словно пытаясь почувствовать воздух. — Просыпаешься, а я далеко, на другом конце кровати! Не мешаю тебе, как и ты мне.

Джулия замерла. Она понятия не имела, какое выражение лица ей сейчас нужно изобразить: радость? Озадаченность? Удивление? Виктор словно не замечал ее смешанных эмоций. Он рухнул на кровать, сцепив руки за головой, и продолжил мечтательно:

— Сколько волшебных ночей нас ждут на этой кровати!

За все это время он даже не взглянул на Джулию. То ли потому, что был уверен, что она в восторге, то ли потому, что ему было абсолютно все равно.

С каждой секундой, с каждым его словом Джулия чувствовала, как в ней нарастает недовольство. Оно было таким, будто от выбора этой кровати зависела вся ее дальнейшая жизнь.

— Ты серьезно? — наконец выдохнула она.

— Что, прости? — Виктор поднялся на локте и посмотрел на нее с видом человека, которому явно не понравился ее тон.

— Эта кровать… Она ведь огромная!

— И в этом вся ее прелесть, — ответил он, даже не пытаясь скрыть своей уверенности.

Он снова откинулся, сцепив руки за головой.

— Джули, представь! Столько пространства, столько свободы. Ты ведь всегда жаловалась, что я верчусь во сне. А теперь это не проблема!

Джулия нервно улыбнулась, но внутри нее раздражение продолжало нарастать. Свобода? Пространство? Он вообще слышит сам себя?

— Но… Виктор, она же просто не влезет в нашу спальню, — осторожно возразила она, стараясь смягчить свои слова, чтобы не превращать этот разговор в спор.

— Влезет, — отрезал он, будто обсуждение уже закрыто.

— Виктор… — Джулия глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. — Ты хотя бы прикинул размеры?

Он взглянул на нее с легким пренебрежением, будто она только что сказала что-то смешное.

— Ну, если понадобится, отодвинем шкаф или… купим другой. Главное — это кровать. Она ведь основа спальни, ее сердце, ее душа!

Джулия закрыла глаза, на мгновение мысленно перенеся себя в их маленькую однокомнатную квартиру. Кровать, которая займет половину комнаты. Шкаф, стоящий под углом. Углы, в которые невозможно втиснуться. И Виктор, размахивающий руками, объясняющий, что все так и должно быть.

— А если она просто не войдет в дверной проем? — спросила она, открыв глаза и глядя на него с легкой улыбкой, пытаясь сохранить хотя бы каплю легкости в тоне.

— Джулия, ты просто не умеешь мыслить масштабно, — ответил он, снова рухнув на кровать. — Эта кровать — это символ.

— Символ чего? — Джулия не удержалась, чтобы не уточнить.

— Символ того, что мы заслуживаем большего, — с победным видом заявил он.

Джулия снова посмотрела на огромную кровать. Символ будущего, подумала она. Но вот только она сама никак не могла почувствовать эту символичность. Вместо этого она чувствовала, как внутри нарастает усталость и смутное осознание: они смотрят на эту кровать совершенно разными глазами.

— Королевская кровать! Я хочу умереть именно на такой.

Джулия хотела в ответ нервно рассмеяться, но вместо этого не думая выпалила:

— Ты собираешься умирать в ближайшее время? Тогда это неплохое вложение.

— Ну, все мы к этому идем. Просто я хочу сделать это с комфортом, — он усмехнулся, не воспринимая ее слова всерьез.

Джулия ощутила эту небрежную усмешку, пронзившую ее словно острие иглы, и, с трудом сдерживая слезы, произнесла:

— Отлично. Тогда ложись на нее сейчас. Я подойду проверить через пару десятилетий, как тебе там умирается, — ее голос дрожал, вырываясь сквозь обиду. Этот день, ее ожидания — все оказалось разбито вдребезги.

Она резко развернулась и быстрым шагом направилась к выходу, по пути задевая углы мебели.

Горячая рука схватила ее за локоть.

— Ну что ты плачешь? — мягко спросил Виктор, голос его вдруг изменился. Он притянул ее к себе, нежно погладил по голове и вытер слезу, катящуюся по ее щеке. — Моя малышка, ты так расстроилась из-за кровати? Я был уверен, что тебе понравится. Я столько времени провел здесь, чтобы выбрать лучшую кровать для нас с тобой. На которой нам обоим будет хорошо. Ты глупышка моя, расстроилась из-за какой-то кровати. Какой вздор!

Джулия замерла, переваривая каждое его слово.

— Да и я глупец, — продолжал он, чуть улыбаясь. — Даже не подумал, как это для тебя важно. Ну! Не плачь. Давай посмотрим все кровати вместе и выберем ту, которая понравится тебе больше всего.

Ей вдруг стало стыдно. Плакать из-за кровати? Ей что, пять лет? Она почувствовала себя нелепой, выставленной на посмешище среди диванов и столов этого огромного магазина.

— Прости меня, — прошептала она, отворачиваясь. Как она могла подумать, что Виктору действительно все равно на ее чувства?

— Ну что ты, что ты, — мягко ответил он, приобнимая ее за плечи. — Давай посмотрим кровати вместе.

Он повел ее обратно в отдел, но Джулия уже не хотела ничего выбирать. Хотелось лишь исчезнуть, отмотать время назад и не устраивать эту сцену.

— Нет, — тихо сказала она, останавливаясь. — Давай купим ту кровать.

— Но ведь она тебе не понравилась, — с ласковой улыбкой произнес Виктор, внимательно глядя ей в глаза.

— Понравилась, — ответила она, вытирая остатки слез. — Просто она слишком большая.

— Большая — это хорошо, не так ли? — Виктор улыбнулся мягкой, почти отеческой улыбкой, как улыбаются взрослые детям, объясняя что-то важное.

— Хорошо. Если только она влезет в комнату.

— Об этом не беспокойся, — хмыкнул он. На долю секунды его добрая улыбка исчезла, но тут же вернулась. — Садись на нее, убедись, что лучше мы не найдем. А я пока оплачу.

Джулия послушно села на кровать. Она оказалась настолько высокой, что ее ноги едва доставали до пола. Матрас был мягкий, изголовье из насыщенного темного дерева выглядело дорого и солидно. Виктор ушел к кассе, а Джулия осталась разглядывать кровать. Ее взгляд остановился на табличке с ценой.

Сперва она решила, что это ошибка, цена относится к чему-то другому. Но нет, это была стоимость именно этой кровати. Сердце закололо от неприятных мыслей. Ведь они отказались от отпуска из-за нехватки денег, а теперь покупают кровать, стоящую годовую стипендию Джулии.

— Все хорошо? — послышался за спиной голос Виктора, и она вздрогнула.

Она хотела было спросить, откуда у него деньги на такую дорогую покупку, но лишь представила его ответ: «Ты не должна думать о деньгах, дорогая». Вместо этого она пробормотала:

— Да, все хорошо.

Виктор поцеловал ее в лоб, и они направились к выходу. Джулия шла рядом, молча терзаясь мыслями: плакать из-за кровати? Да как он вообще меня терпит? Ведь я такая нелепая. Такая наивная.

Глава 3

Джулия сидела на диване, укутавшись в плед. По телевизору шел старый сериал, а на столике стояли недопитая бутылка вина и бокал. Она пребывала в странном состоянии. Как ни крути, когда бы они ни расстались, Виктор был частью ее жизни. Она прожила с ним дольше, чем без него. И как бы ни пыталась себя в этом разубедить, внутри что-то очень болело от того, что он ушел. Хотя для нее ничего и не поменялось. Они все равно не общались — лишь порой, по поводу детей.

Послышался звук поворачивающегося ключа и открывающейся двери. Затем — шаркающие шаги. Это был Патрик. Старший сын.

— Патрик? — окликнула его Джулия.

— Привет, мам! — отозвался он, после чего послышался звук закрывающейся двери в его спальню.

Джулия боялась говорить ему. Как сказать сыну с интеллектуальной недостаточностью, что его отец умер? Это была задача, которую она не могла решить, сколько бы ни пыталась. Виктор подставил ее, оставив разбираться с этим самой. Она решила отложить разговор до приезда Оливии, ее дочери, которой уже все рассказала. Оливия должна была прилететь через несколько дней из Амстердама, где она жила.

Джулия долила оставшееся вино в бокал, сделала глоток, и теплая волна разлилась по телу. Ей было странно. Просто странно. Она не могла подобрать слово, которое точнее описывало бы ее ощущения. Она не хотела скорбеть по этому человеку, но не могла полностью игнорировать его смерть. Эта горесть была слабой, еле ощутимой, почти прозрачной. Она переплеталась с тонкой, едва уловимой радостью. Это чувство было почти зазорным, но она не могла его подавить.

Мысли захватили воспоминания. Хорошие, плохие и те, которые она старалась никогда не ворошить.

Сегодня одно из них всплыло на поверхность и заиграло новыми красками.

Когда-то Джулия даже не могла представить, что их брак закончится. Еще за день до расставания это казалось ей невозможным. Даже за час до этого она верила, что ничего подобного не случится.

Она помнила все до малейших деталей. Это было в январе. Непривычно теплый, но по-зимнему пасмурный январь. Она уже ложилась спать, когда Виктор наконец пришел домой.

Он не пошел сразу в спальню, а направился на кухню и налил себе стакан бурбона.

— Я думала, ты не придешь сегодня ночевать, — произнесла Джулия, заходя на кухню. В ее голосе слышалась привычная колкость.

Виктор стоял к ней спиной и даже не обернулся. Он сделал глоток, причмокнул и громко выдохнул.

— Скажешь что-нибудь? — произнесла Джулия, стараясь говорить достаточно тихо, чтобы не разбудить Патрика.

— Что ты хочешь от меня услышать?

Виктор наконец повернулся, и Джулия застыла. Ее словно пронзило электрическим током. Это был Виктор, но в то же время не он. Его лицо казалось чужим: морщины, мешки под глазами, взгляд, лишенный привычного света. Глаза сухие — как и их отношения.

— Ты вчера ночевал у нее? — Джулия часто говорила «у нее», но не имела в виду кого-то конкретного.

— Я же сказал: уезжал по работе, — его слова звучали натянуто, словно выдавленные из себя.

— Мы оба знаем, что это не так, — фраза сорвалась с ее губ машинально.

Виктор тяжело выдохнул и направился к выходу из кухни, по пути толкнув ее плечом — то ли случайно, то ли намеренно.

Они вместе прошли в спальню.

— Прекрати ходить за мной, — пробормотал он, даже не оглядываясь.

— Это мой дом. Куда хочу, туда и иду.

— Не твой, — рыкнул он, словно чужим голосом.

— Что? — Джулия подняла брови. Такое она слышала впервые.

— Это мой дом. Я на него заработал. Не ты. — Виктор посмотрел ей прямо в глаза, и она снова убедилась, что его взгляд больше не отражает света.

— Это наш дом! — горячо возразила Джулия, чувствуя, как ее лицо начинает заливаться краской.

— Нет, Джулия, это не так.

— Даже если я не заплатила за него, это не значит, что я на него не заработала! Я вложила в этот дом столько сил! Все для тебя, для наших детей! — ее голос дрожал от напряжения. — Пока ты работал с восьми до пяти, я работала двадцать четыре часа в сутки!

— Ай, Джулия, только не драматизируй. Тут нет зрителей, чтобы тебя пожалели, — Виктор поморщился, и его лицо стало еще более изможденным. — О какой работе вообще речь? У нас даже уборщица была.

— Это последнее время! — она вскинула руки. — А как же дети? Ты даже представить не можешь, чего мне это стоило!

— А тебя кто-то просил об этом?

Эти слова ударили ее, словно током.

— Что?

— Никто не просил тебя все это делать, Джулия, — ровным голосом повторил он, делая ударение на ее имени.

— Ты правда так считаешь? Или говоришь это, чтобы задеть меня?

— Зачем мне тебя задевать? — усмехнулся Виктор, и от его усмешки Джулия почувствовала, как ее обида превращается в бесконечную пустоту.

Он сделал шаг к шкафу, на секунду отводя взгляд.

— Ты говоришь это специально, чтобы унизить меня. Чтобы заставить почувствовать себя никем, — произнесла она, стараясь говорить ровно, но голос все-таки дрогнул.

Он повернулся, бросив на нее уставший взгляд.

— Ты всегда все воспринимаешь слишком близко к сердцу. Как будто весь мир хочет тебя обидеть. Может, проблема не в мире, а в тебе?

Эти слова обрушились на нее, как обухом. Ее лицо вспыхнуло, но она быстро подавила злость, превратив ее в холодное, колючее спокойствие.

— Тогда объясни мне, Виктор. Почему ты вообще на мне женился? Почему ты терпел это столько лет?

— Потому что думал, что смогу исправить тебя, — ответил он ровно, без тени сомнения.

Джулия застыла. Она ждала, что он вот-вот улыбнется или скажет, что пошутил, но Виктор смотрел прямо ей в глаза, и в его взгляде не было ни следа шутки.

— Исправить? — еле слышно повторила она, но затем ее голос окреп. — Ты женился, чтобы исправить меня?

— Я хотел, чтобы все было по-другому. Чтобы ты стала… ну, нормальной.

— Нормальной? — Джулия ощутила, как ее голос становится громче, даже если она не хотела этого. — Ты называешь это нормальным? Не ночевать дома? Приходить посреди ночи? Толкать меня в дверях? Это твое понимание нормальности?

— Прекрати, Джулия, — он поднял руку, будто хотел остановить ее слова. — Не начинай. Ты все прекрасно знаешь и без слов.

— Не начинай? — она чуть не рассмеялась от абсурда. — Ты понимаешь, что ты только что сказал? Ты…

— Ты просто устала. И я устал, — он резко оборвал ее, словно ставя точку в разговоре.

Она замолчала, чувствуя, как внутри все разрывается на части. Он всегда так делал: прерывал ее, забирал последнее слово, оставлял ее наедине с ее эмоциями. Но сейчас это было хуже. Сейчас она вдруг поняла, что он не просто отстраняется — он действительно не видит ее.

— Так вот почему ты теперь ночуешь у нее. Потому что ты устал. Что ж ты раньше не сказал мне. Я бы поняла тебя.

Виктор промолчал. Он повернулся к окну и начал глубоко дышать. Джулия снова нарушила тишину:

— Это длится уже почти год. Не делай вид, что я могла этого не замечать.

На этот раз он слегка повернул голову, бросив на нее быстрый взгляд, словно проверяя, что она еще в комнате.

— Ну? — она подняла голос, теряя терпение. — Чего ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь!

Он медленно обернулся. Его лицо было как каменная маска.

— А что тут говорить?

Ее сердце дрогнуло. Она ждала чего угодно: оправданий, обвинений, даже крика. Но не этого.

— Виктор… — она сделала шаг к нему. — Мы же могли…

Он поднял руку, останавливая ее на полуслове.

— Джулия, хватит, — его голос был низким и ровным, почти шепотом. — Нам больше нечего обсуждать.

— Как это нечего? — она с трудом удерживала слезы, ее голос дрожал. — Мы столько лет вместе! Это… это не может закончиться вот так!

Он посмотрел на нее долгим взглядом, одновременно спокойным и пустым.

— Может.

Эти слова отозвались в ней, как удар. Она не могла поверить, что он так легко их произнес.

Он отвернулся и направился к шкафу. Без лишних слов открыл его, достал спортивную сумку и начал складывать вещи.

— Вот так просто? — прошептала она.

Он не ответил. Ровно укладывая свитера и рубашки, он казался настолько погруженным в свое дело, что ее слова были для него лишь фоном.

— Ты даже не попытаешься? — ее голос стал громче, почти отчаянным. — Не скажешь ничего?

— А что ты хочешь услышать? — бросил он через плечо.

Она замерла. Это был не вопрос — это было подтверждение, что он уже все решил.

Когда он закончил, он застегнул молнию на сумке, взял ее и, не взглянув на нее, направился к двери.

— И куда ты теперь? — голос ее сорвался, но она не остановила его. — Хотя бы сейчас скажи правду.

— К ней, — ответил он спокойно, как будто речь шла о какой-то рабочей встрече.

Джулия думала, что была готова это услышать, и действительно ждала этой правды. Но все оказалось совсем иначе. До этого момента существовала, пусть и крошечная, но все же надежда, что никакой «ее» не существует. Теперь не осталось даже этого слабого проблеска.

— Ты подонок, Виктор! Ты ничтожество! Я никогда тебя не любила! А теперь… теперь я тебя просто ненавижу! Гори в аду, Виктор!

Виктор стоял в дверях, спокойно наблюдая, как его жена осыпает его проклятиями. Сначала уголок его губ дрогнул, потом появилась едва заметная усмешка, которая быстро переросла в короткий, глухой смешок. Он посмотрел на нее в последний раз, затем повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из дома.

Джулия хотела кричать. Она была в ярости от того, что Виктор действительно ушел. Она не думала, что это может случиться. Как бы логично это ни выглядело — он не должен был уйти.

Слезы начали литься сами по себе, и она даже не заметила этого.

Джулия развернулась к коридору, и ее взгляд встретился с глазами Патрика. Он стоял, прижавшись к стене, словно пытаясь спрятаться в тени, но его присутствие было невозможно игнорировать. Худой, словно подросток, в слишком широкой пижаме, которая болталась на нем мешком, Патрик выглядел потерянным и беспомощным.

Его лицо было бледным, почти прозрачным — как у человека, которому внезапно открыли страшную тайну. Глаза — огромные, полные ужаса, будто весь мир только что раскололся перед ним пополам. Рот слегка приоткрылся, но слов не было, лишь слабое, едва уловимое дыхание.

Джулия увидела, как его руки сжались в кулаки, словно он пытался удержаться за что-то невидимое, но дрожь в пальцах выдавала его внутренний ужас. Казалось, он замер, не зная, как двигаться, как реагировать, как понять все, что он только что услышал.

— Патрик… — дрожащим голосом произнесла Джулия, сделав шаг к нему.

Но он вдруг резко оттолкнул ее. Это было скорее инстинктивное, чем осознанное движение, но сила толчка ее удивила. Она споткнулась, оперлась о стену и лишь успела увидеть, как Патрик, сорвавшись с места, побежал к выходу босиком, в ночной пижаме.

— Патрик, стой! — крикнула она, но он уже распахнул дверь и исчез за порогом, будто этот дом стал для него слишком тесным и душным.

На мгновение она осталась одна в звенящей тишине, чувствуя, как мир вокруг рушится. Ее взгляд остановился на пижаме, которая болталась на сыне, будто и сама была частью этой абсурдной, бессмысленной сцены. Джулия судорожно вдохнула и побежала к двери, но сына уже не было видно.

Глава 4

— А-а-ауч! — громко вскрикнула Джулия, хватаясь за мизинец.

— Что случилось? — Виктор ворвался в спальню, лицо его было обеспокоенным.

— Я снова ударилась об эту чертову кровать!

Виктор остановился, окинул ситуацию взглядом, затем вздохнул, покачал головой и произнес:

— Ну даешь! Она уже пять лет тут стоит, а ты все так же умудряешься ударяться об угол. Давай присядь.

Джулия, ворча, опустилась на кровать. Виктор опустился перед ней на колени, аккуратно взял ее ногу в руки и поцеловал пострадавший мизинец. Она уже хотела начать привычную тираду об неудобстве этой кровати, но, глядя на его трепетное и нежное выражение лица, смягчилась.

— Я хочу сводить тебя в ресторан, — внезапно сказал он, расплываясь в широкой улыбке.

— В какой еще ресторан среди недели? — Джулия захихикала, немного смущенная.

— В лучший! — уверенно ответил Виктор. — Закажешь все, что захочешь! Абсолютно все!

Он сел рядом с ней на кровать, ловко перекинул ее волосы на одно плечо.

— Разве сегодня какой-то праздник? — Джулия нахмурилась, пытаясь вспомнить, не забыла ли она чего-то важного.

— Зачем нам праздники, если мы любим друг друга? — Виктор смотрел на нее с таким воодушевлением, что у нее перехватило дыхание. — Каждый день должен быть праздником для нас! Вся наша жизнь — это праздник любви, Джули!

Он повернул ее лицо к себе и пристально заглянул в глаза. Его взгляд был настолько настойчивым, что Джулию бросило в холод.

— Может, тогда сходим хотя бы в выходные? — попыталась она возразить чуть мягче.

— Зачем ждать выходных? — почти возмутился Виктор. — Разве должны быть какие-то правила? Рестораны только по пятницам? Вздор! Это не для меня. Это не для нас!

Он вдруг начал щекотать ее, и Джулия, громко рассмеявшись, отбивалась, пока они оба не откинулись на кровать.

— А еще, Джули! — сказал он, переводя дыхание. — Мы переедем в новую квартиру! Такую большую, что тебе покажется, будто эта кровать слишком маленькая для нее!

Джулия замерла, а затем улыбнулась. Она знала, что Виктор редко бросается словами. Если он говорил о переезде, значит, уже все решил.

— А у нас есть на это деньги? — ее голос на мгновение стал чуть менее уверенным.

— Конечно, есть, Джулия! — Виктор наклонился ближе, заговорщицки понизив голос. — Теперь у нас все есть!

Она снова рассмеялась, почувствовав, как радость наполняет все ее существо. В этот момент Джулия искренне верила, что Виктор дает ей лучшее из возможного, и с готовностью принимала все, что он мог ей предложить.

Виктор привел Джулию в дорогой ресторан, где она чувствовала себя совершенно неуместно. В своем легком желтом летнем платье, которое никак не подходило ни под осенний вечер, ни под официоз заведения. Она смотрела на гостей с легкой неуверенностью, смущением и ощущением, что не принадлежит этому месту. Виктор же выглядел абсолютно естественно, словно всегда был одним из тех, кто спокойно потягивает дорогое вино в компании себе подобных.

Они подошли к столику. Виктор, как настоящий джентльмен, пододвинул ей стул, а затем неожиданно достал из-под стола большой букет белых роз и протянул его Джулии.

— Это тебе, — его улыбка сияла, а Джулия, смущенно приняв цветы, почувствовала, как на нее будто устремились взгляды всех посетителей.

— Виктор, не стоило… — пробормотала она, поднося цветы к лицу и делая вид, что вдыхает их аромат. Но аромата она не почувствовала — жест был скорее для вида.

Тут же подошел официант — мужчина в идеально выглаженной белой рубашке с бабочкой, забрал у нее букет и поставил его в вазу.

— Я так волнуюсь, Виктор, — призналась Джулия, пытаясь хоть как-то разрядить напряжение.

— Почему волнуешься? Это всего лишь ужин, — Виктор даже не посмотрел на нее, полностью сосредоточившись на меню.

Джулия почувствовала, как от волнения начинает потеть. Она пожалела, что сдала пиджак в гардероб — теперь не могла спрятать пятна пота на платье.

К столику снова подошел официант. Виктор, не теряя спокойствия, словно ужины в таких местах были для него привычным делом, заказал бутылку шампанского.

В голове Джулии закружились мысли. Она не раз пыталась узнать у Виктора, чем он занимается с друзьями, как они так быстро выбрались из долгов и начали посещать подобные рестораны. Но сколько бы она ни спрашивала, его ответы оставались туманными.

— Ты уже выбрала, что будешь заказывать? — наконец взглянул он на нее.

Джулия растерялась. Что обычно заказывают в таких местах, чтобы не выглядеть простушкой?

— Да, я буду стейк, — сказала она, собравшись с духом.

— Ты уверена? — его голос прозвучал чуть грубее, чем обычно.

Она опешила. Что не так со стейком? Почему он задает этот вопрос? И главное — почему она должна чувствовать дискомфорт?

— Да, я бы хотела стейк. Ты же сам сказал, что могу заказать все, что захочу, — ответила она, стараясь звучать уверенно, хотя внутри нарастало раздражение.

— Может, ты все-таки подумаешь еще? — не унимался Виктор.

— Нет, я выбрала, — Джулия вальяжно отложила меню, словно подводя черту под этим разговором.

Подошел официант.

— Готовы заказать? — спросил он.

— Да. Стейк рибай, пожалуйста. Медиум рэр, — быстро ответила Джулия, словно произнося единственные слова, которые знала о стейках, прежде чем Виктор успел вмешаться.

— А мне ягненка с розмариновым соусом и два бокала красного вина для нас, — спокойно произнес Виктор, возвращая меню официанту.

Когда официант ушел, за столом повисла напряженная тишина. Джулия смотрела в сторону, будто изучая декор зала. Виктор, напротив, выглядел расслабленным, как будто ничего не произошло.

— Все хорошо? — прервал молчание Виктор, глядя на нее поверх бокала.

— Вполне, — натянуто улыбнулась Джулия, стараясь скрыть раздражение, но голос предательски дрогнул.

Она злилась на себя. На то, что не могла вести себя спокойно и уверенно, как другие женщины в зале. На то, что Виктор вроде бы был мил, но в то же время от него исходил едва уловимый холод. Его жесты, его слова — будто твердили, что он старается для нее, но все выглядело иначе. Он делал это не для нее, а для себя, для своего эго, для своего окружения.

Принесли еду.

— Выглядит неплохо, — заметил Виктор, рассеянно взглянув на тарелку.

Они начали есть. Даже при своей неразборчивости в еде, Джулия ощутила, что стейк был на удивление хорош. Сочный, с идеальной корочкой — она радовалась, что не ошиблась с выбором. Ее аппетит разыгрался, и она с удовольствием отрезала очередной кусок.

— Я говорил, не надо было заказывать стейк, — вдруг пробурчал Виктор, не глядя на нее.

Джулия замерла, не веря своим ушам.

— Что? — переспросила она, стараясь сохранить спокойствие.

— Я вижу, как ты его долго жуешь. Он резиновый.

— Это не так, Виктор, — сдержанно, но с явной обидой ответила она.

— Я же вижу, что так, — его голос стал резким, почти рычащим.

Внутри у Джулии подступила новая волна раздражения. Она глубоко вдохнула, стараясь ее подавить.

— А я вижу, что именно так, — отрезала она и бросила вилку на тарелку с громким звоном.

Виктор быстро оглядел зал, поймал взгляд официанта и поманил его пальцем.

— Виктор, что ты делаешь? — ахнула Джулия, понимая, что сейчас произойдет что-то нелепое.

Не обращая на нее внимания, он взял вилку с куском стейка и, протягивая ее официанту, хладнокровно произнес:

— Попробуй это. И скажи, что с ним не так.

Официант застыл. Его глаза округлились, лицо приняло растерянное выражение.

— Виктор! — Джулия громко прошептала, пытаясь остановить этот абсурд, но он, казалось, ее не слышал.

Весь ресторан словно погрузился в напряженную, неловкую тишину. Она чувствовала, как взгляды окружающих приковались к их столику, воздух стал густым от стыда.

Каждая секунда казалась вечностью. Официант переминался с ноги на ногу, прежде чем все же наклонился, попробовал кусочек мяса и выпрямился.

— Ну? И что ты теперь скажешь? — прищурив глаза, спросил Виктор.

Официант поправил бабочку и спокойно ответил:

— Я считаю, что мясо правильной консистенции и прожарки. Но, если вы хотите, я могу попросить шеф-повара приготовить новую порцию.

— То есть вы предлагаете, чтобы моя жена сидела и смотрела, как я ем, пока вы переделываете ее заказ? — лицо Виктора налилось багровым, и, не дожидаясь ответа, он прорычал: — Мы уходим. Вставай, Джулия.

Джулия послушно встала и пошла за ним. Это даже ее немного обрадовало — она все равно уже не могла бы съесть ни кусочка под всеми этими взглядами.

Они покинули ресторан, не заплатив даже за вино. Ей было не по себе. В отличие от Виктора, который выглядел довольным — его, казалось, радовало собственное поведение: самоуверенное и непреклонное.

Они шли молча по прохладной осенней улице. Джулия переваривала произошедшее, чувствуя, как в голове нарастает хаос из противоречивых мыслей и чувств.

— Зачем ты так себя повел? — наконец спросила она тихо, глядя себе под ноги.

— Джулия, дорогая, — Виктор остановился посреди пустой улицы, освещенной одиноким фонарем. Он взял ее за руки, заглянул в глаза и сказал тоном, в котором слышалась нежность: — Ты, я… мы достойны большего. Нам открыт целый мир, Джулия. Мы не должны прогибаться под него.

Его слова, его взгляд — все это вдруг пробудило в ней теплую волну уверенности. Она снова поверила, что он действительно любит ее. И как сложно, подумала она, найти мужчину, который был бы готов на все ради нее.

Глава 5

Квартира, в которой Джулия жила с Патриком, была небольшой, но за пять лет она успела привыкнуть к ее уюту. Эту квартиру она получила после развода, променяв на нее их роскошный дом. Дом, где они прожили больше десяти лет, был огромным — с множеством комнат, большим садом и бассейном. Когда-то Джулия не могла представить себя в тесном пространстве, но теперь с трудом вспоминала ту жизнь, словно она была из другого времени, другого мира.

Хотя имущество и было разделено неравномерно, после всех судов Джулия была рада, что хотя бы не осталась на улице. Квартира, которую Виктор покупал как инвестицию, оказалась вполне подходящей для ее нужд. Две небольшие комнаты — одна для нее, другая для Патрика — и светлая, уютная кухня, где она проводила много времени.

Сейчас она лежала в кровати, готовясь к следующему дню, когда нужно будет заняться организацией похорон. «Ты слишком добрая, Джулия», — думала она. — «Это-то тебя и погубило. Нужно было оставить все на Рейчел — это ее забота. Но разве я могла так поступить?»

Разумеется, этим должны были бы заняться родственники Виктора, но, несмотря на то что их у него было достаточно, он почти ни с кем не общался. Они, возможно, появятся на похоронах, но надеяться на их помощь в организации не приходилось.

Не так давно, лет десять назад, в канун Рождества, Виктор ворвался на кухню, как будто собирался объявить срочную новость.

— Собирайся, мы уезжаем, — заявил он так, словно командовал на собрании.

Джулия, стоявшая у кухонного стола и натиравшая утку специями, даже не подняла головы.

— Что? — рассмеялась она, не отвлекаясь от своего дела. — Я весь день готовлюсь к празднику, а ты только сейчас говоришь, что мы уезжаем?

Она вообще редко готовила, и тем более никогда не возилась на кухне часами. Но в этот раз Джулия решила сделать все сама — и теперь хотела, чтобы ее старания оценили и уважили. Именно поэтому его слова задели ее сильнее, чем обычно.

— Да, — отрезал он. В этом «да» звучало знакомое «даже не пытайся спорить», но Джулия всегда пыталась.

— Я не поеду. Мы будем отмечать дома. С Патриком, — ответила она твердо, наконец повернувшись к нему.

— Мы это даже обсуждать не будем. Сейчас же иди собирайся, — Виктор рыкнул, но тут же смягчил голос, увидев ее неподвижный взгляд. — Джулия, дорогая, моя сестра нас пригласила. Мы не можем ей отказать.

Ее брови изогнулись в удивлении.

— У тебя есть сестра?

— Да. Разве ты с ней не знакома? — Виктор взял кусочек сливы, предназначенной для утки, и громко захрустел ею.

— Никогда о ней не слышала. Родная сестра? — Джулия нахмурилась, ощущая, как в ее голове начинают складываться пазлы из новых вопросов.

— Ну да, — ответил он, будто это было чем-то само собой разумеющимся — открыть факт наличия сестры спустя столько лет.

— И почему ты мне говоришь об этом только сейчас? — Джулия уже не скрывала своего смятения.

— Не придумывай, — он отмахнулся. — Я точно говорил тебе об этом, просто ты, как всегда, не слушала.

— А Патрик? — Джулия скрестила руки на груди.

— Мы отвезем его к твоим родителям. Я уже все устроил.

— Зачем? Неужели мы не можем взять с собой нашего сына?

— Ему будет там некомфортно, ты же знаешь, — он поцеловал Джулию в макушку и слегка хлопнул по ягодице.

— Но ведь Рождество — семейный праздник… — уже совсем неуверенно произнесла Джулия.

— Вот именно. Поэтому я хочу провести его со своей сестрой. Ведь как давно я проводил с ней этот день! Как я скучаю по тем временам… — Виктор уставился вдаль, словно вспоминая «те времена». — А Патрик… Ты же знаешь, как ему тяжело знакомиться с новыми людьми. Ему гораздо лучше будет с бабушкой и дедушкой. Ведь так? К тому же Люси пригласила нас остаться у них на ночь. А втроем нам негде будет спать.

Ее мысли замерли. Она смотрела на него, видя перед собой человека, который был ей знаком, но в тот же момент становился абсолютно чужим. «Знаю ли я вообще этого мужчину?» — мелькнуло у нее в голове. Виктор же, спокойно жуя сливу, выглядел так, будто все происходящее было совершенно нормальным.

Ехали они больше часа. По пути заехали за подарком: Джулия купила набор тарелок своего любимого бренда. Недешевые даже для них, на что Виктор закатил глаза, утверждая, что сестра все равно не сможет их оценить. Как оказалось, сестра Виктора — Люси — жила в их родном городе. Совсем небольшом, больше похожем на деревеньку. На пороге квартиры их встретила вся семья: Люси — пухлая женщина, пропахшая прогорклым маслом, ее муж Филипп — такой же пухлый, розовощекий мужчина, и их два сына: младший Тони, лет шести, и двенадцатилетний Роберт. Все крепко обняли их, словно были знакомы всю жизнь.

— Джулия, дорогая! Как мы рады тебя видеть! Ты просто очарование! Виктор так мало рассказывал о тебе, а я так просила! Ну ты же знаешь его…

Квартирка Люси сразу поразила Джулию своей теснотой. Казалось, что каждый угол, каждая поверхность были заполнены чем-то ненужным, но дорогим для хозяев: старые фотографии в рамочках разных размеров, куклы с облезшими локонами в углу полки, засохшие растения в горшках с потрескавшейся краской. На стенах висели картины, которые никак не вписывались в интерьер.

В центре комнаты стоял огромный диван с вытертыми подлокотниками и пятнами, которые не скрыть никакими покрывалами. Рядом с ним — массивное кресло, явно купленное не в комплекте.. На журнальном столике громоздилась гора старых журналов, пультов и чашек с облупленным краем.

В воздухе витал тяжелый запах — смесь прогорклого масла и дешевых ароматизаторов, не способных заглушить сырость, впитавшуюся в стены. Пол скрипел под ногами.

На кухне, которую можно было разглядеть через открытую дверь, громоздилась гора посуды, а на подоконнике стояли пластиковые бутылки с водой и банки для консервирования. Холодильник, облепленный магнитами, едва умещался в углу, а на столе лежала скатерть с цветочным узором.

— У нас тут немного тесно, но по-семейному, — весело сказала Люси, разливая чай по стаканам с облезшим золотым ободком.

Джулия натянуто улыбнулась, пытаясь найти место, куда поставить сумку, но свободной поверхности просто не существовало. Она огляделась и невольно почувствовала, как ее охватывает паника.

Филипп обнял Виктора за плечи, смеясь и рассказывая какую-то историю с работы, а дети — Тони и Роберт — сразу же начали приставать к Джулии, требуя, чтобы она села с ними на пол и играла в какие-то игры.

— Ну, Джулия, садись с мальчишками, чего ты стоишь? — с легкой строгостью бросил Виктор, усаживаясь в кресло.

Она с трудом скрыла раздражение, аккуратно опустившись на ковер, который, казалось, повидал слишком многое. Волосы на затылке слегка влажнели от духоты, а запахи, казалось, становились только сильнее.

Каждую минуту ей хотелось выйти на улицу, вдохнуть свежий воздух, но она знала, что не может себе этого позволить. Здесь, в этом шумном доме, ее уверенность растворялась. Ей приходилось улыбаться, смеяться и отвечать на вопросы, но внутри все сжималось от тоски.

К вечеру Люси накрыла на стол, доставая из шкафа новые тарелки, подаренные Джулией. Та с трудом сдерживала раздражение, наблюдая, как гости водят по тарелкам ножами, оставляя на блестящем фарфоре мелкие царапины.

На столе громоздились блюда, казавшиеся чрезмерно жирными и тяжелыми: утка, запеченная до черной корки, картофель с огромным количеством масла, салаты, утопленные в майонезе. Воздух был пропитан запахом еды и слабым табачным дымом, тянущимся с балкона.

Гости — друзья Люси и Филиппа — были шумными, с раскрасневшимися лицами, за которыми угадывалось изрядное количество выпитого. Они громко смеялись, жестикулировали, то и дело проливая напитки. Их дети бегали по квартире, натыкаясь на мебель, роняя вилки и ложки.

— За сколько вы брали утку? — спросила одна из женщин с высокой прической, походившая на медузу в тусклом свете ламп.

— Двадцать пять евро! — цокнула Люси, явно недовольная нынешними ценами.

— Это свежая? Я брала замороженную за двенадцать. Ну зачем переплачивать? — женщина захохотала, хрюкнув, и вытерла рот бумажной салфеткой.

Джулия с трудом сдерживалась, ее улыбка была натянутой. Эти разговоры угнетали ее. Она почти не слышала их, сосредотачиваясь на своем бокале вина, который держала обеими руками, словно тот был ее единственным спасением.

Она украдкой бросила взгляд на Виктора. Он казался совершенно другим. Громко смеялся, рассказывал анекдоты, охотно поддерживал любые темы. Джулия знала этот образ — обаяние, шутки, дружелюбие. Но это была маска. Она видела, как его взгляд скользит по гостям, ловя их одобрение.

«Почему мы здесь?» — снова и снова задавала она себе вопрос. — «Зачем ему понадобилось ехать к этой семье?»

Джулия снова опустила глаза на тарелки. Они больше не выглядели красивыми.

— Джулия, ты мало ешь, — вдруг заметила Люси, пододвигая ей миску с салатом. — Попробуй, я нашла новый рецепт.

— Да, конечно, — Джулия машинально взяла ложку и положила немного на тарелку, чувствуя, как воротник будто становится теснее.

— И как тебе? — настаивала Люси.

— Очень вкусно, спасибо, — выдавила Джулия, едва проглотив ложку тяжелого, соленого салата.

— Ну хоть где-то ты можешь попробовать нормальную еду, — вдруг произнес Виктор, лениво откидываясь на спинку стула.

Джулия замерла. Ложка застыла в воздухе.

— Нормальную? — переспросила она, голос прозвучал натянуто.

— Ну да, — продолжил он, глядя прямо на нее с легкой усмешкой. — Ты ведь сама не особо готовишь. Все время что-то быстрое, чтобы не заморачиваться. Люси, кстати, всегда умела удивить вкусными блюдами.

За столом повисла напряженная тишина. Люси смутилась, слабо улыбаясь, а остальные гости сделали вид, что их увлекло содержимое собственных тарелок.

Она подняла глаза на Виктора. В его взгляде было что-то, что она не могла понять. Удовольствие? Раздражение? Или просто усталость от игры, которую он сам начал?

Шум возобновился. Гости смеялись, дети бегали, а Джулия, сжимая в руках бокал, ощущала себя все более чужой. Все были к ней очень добры, и это только усугубляло ее состояние. Люси радушно улыбалась, предлагала добавки, хлопала по руке, когда Джулия отказывалась от очередной порции. Друзья семьи обращались к ней с вопросами — вежливо, но с энтузиазмом, словно были искренне рады ее компании. Даже дети время от времени звали ее поиграть.

И чем больше внимания она получала, тем сильнее чувствовала себя чужой. Эти люди старались включить ее в свой круг, сделать частью вечера — но от этого Джулии становилось только тяжелее. Это не ее люди. Не ее уровень. Не ее жизнь. Это — жизнь, которой она боялась. К которой никогда не хотела вернуться.

Как бы то ни было, вечер подошел к концу. Друзья Люси и Филиппа уехали. Джулия порядком устала от своей натянутой улыбки, с которой провела весь ужин, почти не вникая в разговоры окружающих. Она ловила себя на том, что отвечала на вопросы механически, вежливо кивала и смеялась, не чувствуя ни капли искренности. Но как бы ей ни хотелось сбежать отсюда как можно быстрее, ее все же мучил один вопрос: почему Виктор никогда не рассказывал ей о своей сестре? И почему вдруг решил привезти ее сюда с ночевкой?

Ночь выдалась беспокойной. Джулия ворочалась на старом, твердом диване, зажатая между стеной и Виктором, который, как ни странно, спал крепко и мирно, будто ему было абсолютно комфортно в этом доме. Она лежала, слушая его громкое, размеренное храпение, и то и дело прокручивала в голове прошедший вечер. Все, что произошло, было для нее не новым, а скорее забытым. Миром, от которого она когда-то ушла. Но был ли ее нынешний мир лучше?

Утром Джулия отправилась на рождественскую ярмарку одна.

Ярмарка оказалась небольшой, но уютной. Ряд деревянных домиков, украшенных гирляндами, был пропитан ароматами глинтвейна, корицы и свежих булочек. Атмосфера праздника невольно подняла ей настроение. Прохожие, казалось, все были знакомы между собой. Они улыбались друг другу, перебрасывались приветственными фразами и с любопытством смотрели на Джулию, словно на инопланетянку. Возможно, дело было в ее красном широком кашемировом пальто, которое сильно выделялось среди серых курток местных жителей.

Джулия остановилась у домика, где продавались винтажные елочные игрушки. На прилавке стояли полумесяцы, домики, грибы с лицами, маленькие расписные Санты. Она с интересом разглядывала их, но взгляд задержался на стеклянной голове клоуна. Игрушка была тонкой, почти невесомой, с идеально прорисованными деталями. На солнце блестки, которыми был опылен клоун, переливались всеми цветами радуги.

Клоун не улыбался. Его рот был растянут в ухмылке, но в этой ухмылке Джулия вдруг увидела разочарование, будто его только что кто-то обидел.

— Будете брать? — спросила женщина за прилавком, отвлекая ее от мыслей.

— Да, пожалуйста, — словно очнувшись, произнесла Джулия.

— Двадцать девять евро, — ответила женщина, бережно забрала клоуна из ее рук и аккуратно завернула его в бумагу.

Погода была солнечной, и Джулия, чувствуя, как легкость возвращается в ее шаг, направилась обратно. Ее пальто развевалось на ветру, а в руках она держала небольшой сверток с клоуном. Она представляла, как приедет домой и повесит его на елку — и от этой мысли ей становилось спокойнее.

Когда она вошла в дом, ее встретил теплый аромат пирога и кофе. Шумной суеты прошлого вечера уже не было — дом казался на удивление тихим. Джулия сняла пальто и остановилась в дверях, вдыхая запахи, которые, как ни странно, теперь вызывали у нее не раздражение, а какое-то странное чувство покоя.

Они сели завтракать. Джулия положила новую игрушку рядом с собой на стол, не разворачивая свертка. Люси ловко нарезала вишневый пирог и разливала кофе по маленьким чашкам, которые выглядели так, словно их доставали из серванта только по праздникам. Солнце пробивалось сквозь узкие окна, играя бликами на столе и заставляя ее щуриться.

Виктор уплетал пирог, не подняв на нее глаз ни разу за все утро. Джулия тоже не смотрела в его сторону. Это было привычно, почти нормально.

К ней подошел Томи. Его лицо сияло любопытством, а в руках он сжимал половинку пирога, с которого капала вишневая начинка.

— Джулия, а что это у тебя? — спросил он, ткнув пальцем в сверток.

— Это елочная игрушка, — улыбнулась она, пытаясь скрыть раздражение от того, что его липкие пальцы были слишком близко к бумаге.

— Можно посмотреть? — его глаза загорелись, и он уже протянул руку к свертку.

— Ну, хорошо. Только будь аккуратен, ладно? — Джулия осторожно передала ему сверток.

— Томи, смотри, не урони! — строго бросила Люси, глядя на сына поверх кофейника.

Томи с энтузиазмом начал разворачивать бумагу — аккуратность у него явно не была в приоритете. Джулия почувствовала, как ее плечи невольно напряглись, но старалась сохранять спокойствие.

— Ой! — раздался громкий вскрик, и игрушка, выскользнув из его рук, упала на пол.

Звук был глухим, но отчетливым. Джулия поджала губы, увидев, как клоун — тот самый с разочарованной ухмылкой — лежит среди собственных осколков блестящего стекла.

— Томи! — возмутилась Люси, подскочив к сыну. — Я же сказала быть аккуратным!

— Я не специально! — начал оправдываться мальчик, но его голос уже дрожал.

— Ничего страшного, правда, — сказала Джулия, подняв руку, чтобы остановить дальнейшие упреки. Она встала, наклонилась к полу и начала собирать осколки, стараясь не смотреть на Люси или на Томи.

— Это же твое! Прости, Джулия, он всегда такой неуклюжий, — продолжала оправдываться Люси, злясь больше на себя, чем на сына.

— Все в порядке, правда, — натянуто улыбнулась Джулия, собирая самые крупные осколки в ладонь. — Это просто игрушка.

Она опустила глаза, чтобы никто не увидел ее разочарования.

— Давай я все уберу, — предложила Люси, беря из ее рук осколки.

— Нет, я сама, — отозвалась Джулия, стараясь не позволить голосу дрогнуть.

— Она сама уберет, Люси, — словно подтверждая, произнес Виктор, кладя руку на плечо сестре. Но Джулия даже не обратила внимания на его слова.

Она подняла взгляд на Томи, который стоял с виноватым лицом, сжимая в руках теперь бесполезный кусок бумаги.

— Ничего страшного, правда, — сказала она, стараясь улыбнуться.

Люси бросила строгий взгляд на Томи, который все еще стоял с виноватым видом.

— В комнату, немедленно! — приказала она, указывая рукой в сторону двери.

— Но я не хотел… — начал было мальчик. Его голос сорвался, и на глаза навернулись слезы.

— Я сказала — в комнату! — повторила Люси, уже не терпя возражений.

Томи, всхлипывая, побрел в коридор. Его маленькие плечи ссутулились, а шаги были настолько тяжелыми, что Джулия почувствовала укол жалости. Она вдруг вспомнила своего Патрика, который сейчас был не с ней, и ей в тот момент захотелось вернуться к сыну.

Люси вздохнула, закрывая глаза и массируя переносицу. Затем повернулась к Джулии, стараясь выглядеть как можно более собранной.

— Прости его, пожалуйста. Он правда не хотел, Джулия, — сказала она, явно чувствуя себя неловко. — Я верну тебе деньги за эту игрушку.

— Нет, Люси, не нужно, — тут же отмахнулась Джулия, поднимая руки.

— Джулия, давай честно, — перебила ее Люси. — Скажи, сколько она стоила?

— Правда не стоит! — попыталась отмахнуться она еще раз, но Люси была непреклонна.

— Я настаиваю, — строго сказала Люси, глядя ей прямо в глаза. — Мы с Филиппом вернем тебе деньги.

— Ну… пять евро, — наконец пробормотала Джулия, стараясь выглядеть максимально искренне. Она и сама не ожидала от себя такого ответа. Зачем она соврала?

— Всего пять? — удивилась Люси, заметно расслабившись. — Ну слава богу! А то я уже испугалась, что она была дорогая.

— Нет-нет, ничего особенного, просто понравилась… — Джулия улыбнулась, чувствуя, как где-то внутри ее раздирает чувство вины.

Люси сразу достала из кошелька деньги и протянула их Джулии.

— Вот, держи. И не переживай, мы все ошибаемся, особенно дети, — добавила она, возвращая себе привычный тон заботливой хозяйки.

После произошедшего все пытались вести себя естественно, но ни у кого это не выходило. Джулия все думала о Томи. Не выдержав, она встала из-за стола и направилась в его комнату. Постучав в дверь, она осторожно спросила:

— Томи? Можно к тебе?

Сначала было тихо, затем раздалось приглушенное:

— Угу.

Джулия открыла дверь. Комната Томи была захламлена игрушками, покрывалом с супергероями и кучей комиксов, раскиданных по полу. Сам он сидел на кровати, уткнувшись лицом в колени.

— Ты не против, если я посижу с тобой? — спросила она мягко, присаживаясь рядом.

— Извини… за игрушку… я не хотел, — пробормотал Томи, не поднимая головы.

— Я знаю, Томи. Никто на тебя не сердится. А я вообще решила: зачем мне игрушки, которые легко бьются? — попыталась она его подбодрить.

Он хмыкнул и вытер лицо ладонью.

— А знаешь, иногда у меня тоже были моменты, когда я чувствовала себя так же, — сказала она после короткой паузы. — Когда хочется все исправить, но уже ничего не поделаешь.

— Мне еще и бабушка снится… — вдруг пробормотал Томи.

Джулия нахмурилась.

— Бабушка?

— Да, снится, как будто я просыпаюсь во сне, — он сделал паузу, а затем продолжил: — И вижу ее. Она стоит у моей кровати. Просто смотрит.

— Когда тебе это стало сниться? — спросила она осторожно.

— После того как она умерла. Мама сказала, что она ушла на небо… но, может, она иногда возвращается?

Внутри Джулии все похолодело. Она только сейчас поняла, что ничего не знала о смерти матери Виктора.

— Когда это произошло? — еле слышно произнесла она.

— Недавно, — пожал плечами Томи, словно это было очевидно. — Дядя Виктор сказал маме, что нам всем нужно быть вместе, потому что семья должна держаться.

Когда вечером Джулия и Виктор возвращались домой, она, наконец, произнесла то, что держала в себе весь день:

— Эта поездка связана со смертью вашей матери?

Виктор явно не ожидал такого вопроса. Он позволил себе не отвечать сразу — несколько секунд о чем-то задумался, продолжая следить за дорогой.

— Кто тебе рассказал о маме? — произнес он наконец. Слово «мама» прозвучало из его уст неестественно, почти инородно.

— Томи, — Джулия не смотрела на него. Ее взгляд был устремлен на пролетающие за окном деревья.

— Ха, Томи… этот сопливый мальчишка, — язвительно выдавил Виктор, сдавив руль чуть сильнее.

— Так что? Это связано? — напомнила ему Джулия, переводя взгляд на его лицо.

— В целом да. А что не так?

— Да нет… Просто странно, что ты ничего мне об этом не сказал, — ее голос звучал ровно, но внутри все кипело.

— Ты же знаешь, что у нас с матерью были сложные отношения. Я не хотел тебя в это погружать. Это бы лишь вызвало лишние вопросы, — Виктор старался говорить спокойно, но его нервная манера вождения выдавала напряжение.

— Вопросов? — Джулия коротко рассмеялась. — Мы семья, Виктор. А это значит…

— Прекрати, — резко перебил он, цокнув языком. — Твои эти нравоучения…

Джулия почувствовала, как раздражение накатывает волной. Ей хотелось остановить машину и просто выйти — лишь бы не находиться рядом с ним.

— Это так низко… — медленно произнесла она, словно пытаясь его задеть. — Ты весь вечер строил из себя такого веселого, услужливого. Мы же оба знаем, что это не ты.

Виктор усмехнулся, но его лицо исказилось от злости.

— Да, Джулия! Да! — почти закричал он, с силой давя на газ. — Я вел себя так для нас обоих! Наша мама… мать умерла! И я вынужден терпеть Люси, чтобы все разделить поровну.

— Боже! — воскликнула Джулия, едва сдерживая отвращение. — Ты даже хуже, чем я думала! Наследство поровну? Ты же сам понимаешь, что семье Люси оно куда нужнее, чем тебе!

Ее начинало тошнить. Она глядела на Виктора и не могла избавиться от ощущения, что не знает этого человека рядом с собой. Или, может, она просто все это время обманывала себя? И на самом деле просто закрывала глаза на то, что и так было очевидным.

— Какого черта? — резко бросил Виктор, сжимая руль так, что побелели пальцы. — Я должен ей уступать? Разве это моя вина, что она живет такой жизнью?

— Тебе просто однажды повезло, Виктор, — произнесла она тихо, но твердо, не отводя от него взгляда.

— Мы оба знаем, что дело не в везении, — прорычал он. — Ты сама не в белом пальто, Джулия. Посмотри сначала на себя. Я видел, как тебе там было неприятно находиться. Ты вся передергивалась!

— А ты думаешь, мне легко это скрывать? — вспылила она. — Да, мне там было не по себе. Но знаешь что? Ты абсолютно прав. Мне повезло. Так же, как и тебе. Только разница в том, что я не строю из себя кого-то другого.

Виктор ничего не ответил. Он лишь сильнее выжал педаль газа, и в машине повисла тяжелая, удушающая тишина.

Подобные скандалы были для них привычны. Джулия смотрела в окно, словно пытаясь убежать от происходящего, но в глубине души знала, что этого не избежать. Она понимала: такие разговоры, наполненные ядом и упреками, не были нормой.

Она прожила с Виктором всю жизнь в таком формате отношений. Они ругались, злились, снова мирились — будто это было частью их ритуала. Ей никогда не приходило в голову, что можно иначе. Виктор мог быть грубым, жестоким на словах, но в ее памяти всегда находились оправдания: «Он просто устал. Он такой сложный человек. У него тяжелый характер, но ведь и я не ангел».

Для Джулии это стало обыденностью, частью ее реальности — как смена времен года или шум дождя за окном. Она никогда по-настоящему не задавалась вопросом: можно ли изменить эту жизнь?

Ее научили терпеть. В детстве, в семье, в школе — везде женщины вокруг нее молчаливо терпели скандалы, унижения, грубость. И казалось, что это не просто норма, а нечто неизбежное.

И хотя где-то в глубине души она понимала, что жить так неправильно, она никогда не задумывалась о том, чтобы выйти за рамки привычного. Разве можно изменить то, что всегда было частью жизни? Ведь тогда придется признать, что все это время она обманывала себя, цепляясь за иллюзию идеальной семьи.

Ее взгляд снова скользнул к Виктору. Его напряженные руки на руле, усталое, злое лицо. Она чувствовала себя такой маленькой в этот момент, будто у нее никогда не было права что-то изменить. И все же что-то внутри нее ворочалось. Маленький голос, который она всегда глушила, снова поднялся: «А если можно было иначе? А если это не должно быть частью твоей жизни?»

Затем она вспомнила Люси — в их маленькой, тесной квартирке, пропитанной запахом масла. Ее красное, уставшее лицо, натянутую улыбку, строгий голос, которым она отчитывала Томи, и взгляд, полный подавленной усталости. Люси была хозяйкой своего мира, но этот мир — с его шумными детьми, вытертым диваном и горой немытой посуды — казался Джулии чужим, почти пугающим.

И вдруг в голове Джулии возник другой голос: «Зато это не ты».

Она никогда не формулировала это так ясно. Да, ее жизнь с Виктором была далека от идеала. Да, в их отношениях было больше тишины, напряжения и конфликтов, чем радости. Но она жила иначе. Она не застряла в той реальности, от которой бежала всю свою молодость. Она не просыпалась каждый день в квартире, похожей на музей воспоминаний.

Джулия даже не знала, кто из них — она или Люси — был более свободным.

«Но, черт возьми, это не я», — повторила она про себя, чувствуя, как эта мысль смешивается с горечью и странным, подавляющим облегчением.

Снаружи мимо проносились деревья, а в машине все еще стояла тишина. Виктор, не оборачиваясь, сосредоточенно смотрел на дорогу, а Джулия, сама того не замечая, прижала пальцы к вискам, словно старалась прогнать все эти мысли.

«Зато это не ты», — повторил голос в ее голове. И она сама не знала, радоваться ли этому… или стыдиться.

Глава 6

Ночью Джулии приснился странный и тягучий сон. Она стояла в огромной, пустой церкви, где все казалось чуть неестественным: витражи переливались слишком яркими красками, свечи горели, не источая тепла, а воздух был насыщен запахом воска и сырости. Тишина висела гнетущей завесой.

В центре церкви стоял черный гроб. Он был простым, без украшений, но почему-то притягивал взгляд.

Джулия шагнула вперед, ее ноги утопали в густой, невидимой тени. Она чувствовала, как дыхание становилось все тяжелее, как будто воздух здесь был слишком вязким. Каждое движение давалось с трудом, но она продолжала идти — будто что-то принуждало ее к этому.

Когда она подошла, сердце замерло. В гробу лежала она сама. Лицо казалось чужим, бледным, застывшим в выражении какого-то безразличия. Глаза были закрыты, губы плотно сжаты.

— Ты ожидала увидеть меня, правда? — раздался знакомый голос: низкий, спокойный, но с ноткой насмешки.

Она резко обернулась. Виктор сидел на одной из дальних скамеек, вытянув ноги вперед, будто ему было здесь слишком комфортно. Его темный костюм поглощал окружающий свет, а лицо выглядело необычайно молодым и живым.

— Виктор… — прошептала она, но даже ее собственный голос звучал чужим.

— Я так и думал, Джулия, — сказал он, приближаясь. Его шаги не издавали звука, будто он не касался пола. — Как всегда, обвиняешь меня во всем. В каждом промахе, в каждом несчастье. Ты построила вокруг себя крепость из обвинений. Но знаешь, что я вижу?

Джулия молчала, глядя на него с каким-то странным смешением страха и злости.

— Я вижу женщину, которая никогда не смотрела на себя честно, — его голос стал холоднее, почти зловещим. — Ты ведь не была лучше меня. Никогда.

— Это не правда… — начала она, но слова застряли в горле.

— Не правда? — он усмехнулся, наклоняя голову. — Ты лгала. И лжешь сейчас. Ты всегда старалась выглядеть жертвой, но на самом деле ты просто была слишком трусливой, чтобы признать, кто ты есть.

Ее тело будто пронзила волна холода.

— Я не такая… — прошептала она, отводя взгляд, но он шагнул ближе.

— Ты именно такая, — продолжил Виктор, его голос эхом разносился по церкви. — Вспомни, как ты прятала свои грехи за обвинениями. Вспомни, как легко ты осуждала меня, считая, что сама лучше.

Он подошел вплотную, его лицо оказалось так близко, что она могла разглядеть каждую морщинку, каждую тень в его глазах.

— Мы с тобой одинаковые, Джулия, — прошептал он, и его слова прозвучали как приговор. — Если бы это было не так, мы бы не смогли прожить вместе столько лет. Мы стоим друг друга, дорогая.

Ее сердце замерло, и волна ярости поднялась внутри. Она замахнулась, чтобы ударить его, но рука прошла сквозь воздух, как сквозь дым. И в тот же миг все исчезло.

Джулия резко открыла глаза. Комната погрузилась в предрассветный полумрак, но сон все еще висел в воздухе, как тень, и шепот Виктора казался пугающе реальным.

— Виктор, ты умер, а все равно сводишь меня с ума, — пропыхтела она.

Когда Оливии исполнилось два года, а Патрику пять, в жизни Джулии появилось увлечение. Каждый свободный момент, когда она оставалась без детей, она проводила именно с ним. Звали это увлечение — Кристофер.

В один из дней Джулия сидела на широком подоконнике его квартиры и курила. Обычно она курила только у него. Да и многое другое она делала только с Крисом. Он был крепким парнем с золотыми кудрями, широким лицом и всегда немного красными щеками. Его смех был заразительным, а руки — теплыми, сильными.

Джулия жила ради этих встреч. Когда она была не с ним, она мечтала о следующей, словно убегала из одной жизни в другую. Кто-то мог бы сказать, что она влюбилась, но сама она так не считала. Ее захватило не столько чувство к Кристоферу, сколько вкус другой жизни. Той, в которой она была не женой Виктора и не матерью двоих детей, а молодой, желанной девушкой. Той, которая могла часами слушать музыку, лежа на кровати, курить из окна или смеяться, не боясь, что кто-то упрекнет ее. В этой жизни она снова чувствовала себя живой.

Кристофер сидел напротив, в потертом кресле, и смотрел на нее с нежностью.

— Я хочу свозить тебя в Париж, — сказал он. Его голос был тихим, но твердым.

— В Париж? — Джулия рассмеялась, затянувшись сигаретой.

— Да, в Париж, — повторил он, не отводя взгляда.

Джулия потушила сигарету, подошла к нему и легко села на колени, обняв за шею.

— Ну, полетели в Париж, — она улыбнулась, запустив пальцы в его золотые кудри.

— Я серьезно, Джулия, — сказал он, его руки обвили ее талию. — Ты ведь никогда не была там. Я хочу, чтобы ты увидела этот город.

Джулия снова рассмеялась, чуть качнувшись. Ей было приятно, но слова Криса казались мечтой, слишком далекой от реальности.

— Это не так просто, — она слегка усмехнулась.

— Мы уже полгода вместе, — начал он, пытаясь поймать ее взгляд.

— Может, не будем это обсуждать? — Джулия опустила глаза. Ее сердце сжалось: она понимала, куда он клонит, и не хотела этого разговора.

— Но, Джулия, я хочу большего, — он с трудом выдавил слова. — К чему ведут наши отношения? Что будет дальше?

Джулия молча встала, высвобождаясь из его рук. Она пересела на кровать, на которой все еще были видны следы их недавней близости. Ее лицо приняло холодное выражение.

— Я думала, тебе хорошо со мной, — произнесла она с легкой обидой.

— Так и есть! — Кристофер встал и подошел ближе. — Именно поэтому я хочу большего!

— А зачем тебе это? — Джулия усмехнулась, ее голос звучал колко. — Или ты забыл, что у меня двое детей?

— Если я люблю тебя, то полюблю и их, — сказал он уверенно.

«Люблю». Она почувствовала, как ее лицо заливает румянец.

— Но…

— Что «но»? — его голос стал громче, щеки, всегда розовые, теперь налились ярким пурпуром. — Ты же ненавидишь его, Джули! Зачем ты с ним?

Джулия прикусила губу, стараясь не смотреть на него.

— Нам негде будет жить! — наконец выпалила она, оглядев крошечную квартиру, состоящую всего из одной комнаты с белыми стенами, кроватью, шкафом и небольшой кухней.

Кристофер усмехнулся, его голос стал мягче:

— Только это тебя останавливает? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.

Джулия на секунду замерла. Его взгляд был прямым, открытым, и в нем не было привычного ей ожидания отказа. Напротив, он словно бросал ей вызов. Она отвела глаза, взяла сигарету с прикроватной тумбочки и медленно, почти театрально, закурила, чтобы выиграть время.

— Крис, ты совсем мальчишка, — наконец сказала она, выдыхая дым. — Думаешь, что одной любви достаточно, чтобы все изменить? Чтобы сделать меня… свободной? — Последнее слово прозвучало почти с издевкой.

Он не ответил сразу. Она видела, как его плечи напряглись, как он сжал кулаки, но сдержался. Кристофер подошел к окну, распахнул его, впуская в комнату свежий воздух, смешанный с гулом города. Джулия смотрела на его широкую спину, а внутри нее боролось: желание обнять его, забыться, раствориться в этой простоте, и страх, что все это разобьется о ее реальность.

— Я не мальчишка, Джулия, — наконец сказал он, повернувшись. — Я просто хочу жить с тобой. Жить, а не красть эти несколько часов раз в неделю, пока твои дети с няней, а муж думает, что ты на тренировке. Я хочу быть тем, с кем ты начнешь новый день, а не тем, с кем ты убегаешь из старого.

Она рассмеялась, но смех прозвучал натянуто, почти нервно.

— Ты говоришь красиво, Крис. Даже слишком красиво. Ты не понимаешь, насколько я… связана.

— Связана или привязана? — его голос был тихим, но острым, как бритва.

Джулия вздрогнула. Он подошел ближе, сел напротив, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

— Ты боишься, Джулия, — сказал он. — Больше, чем готова признать. Но ты знаешь, что я прав.

Она отвела взгляд. Слова Криса эхом отдавались в ее голове, раскатываясь неприятной тяжестью. И вдруг ее охватила злость. Какого черта? Почему все вокруг вдруг решили, что знают ее лучше, чем она сама? Откуда они могут знать, что происходит у нее внутри? Почему каждый считает себя вправе давать советы, притворяясь умнее, чем есть, при этом не добившись ничего в своей жизни?

— Я бы на твоем месте просто заткнулась, — выпалила она, бросив на него холодный взгляд.

Кристофер встал. Он прошелся по комнате, остановился у окна, немного постоял, будто обдумывая ее слова. Затем вернулся к креслу, тяжело сел, потирая виски.

— Я не понимаю, Джулия, что с тобой не так, — проговорил он, почти устало, но с ноткой насмешки в голосе. — Может, ты просто боишься, что я понимаю тебя слишком хорошо?

Она замерла, не зная, что ответить. Джулия взяла с тумбочки свои украшения и начала медленно надевать их одно за другим. Сначала кольца, затем серьги, и только самым последним — свое обручальное кольцо. Крис все это время молча смотрел на нее, качая головой, словно вдруг осознал что-то очень важное, что долго оставалось скрытым.

— Я понял, — почти промычал он, и его голос прозвучал глухо. — У меня же нет денег, как у Виктора. Я же не смогу покупать тебе такие украшения.

Джулия лишь пожала плечами, не утруждая себя ответом. Ее взгляд оставался равнодушным, как будто слова Криса даже не задели ее. Она быстро оделась, уверенными движениями застегнула пуговицы на платье, взяла сумочку и вышла из квартиры.

По пути домой она шла с широкой, почти дерзкой улыбкой. Ей было радостно, легко, словно весь мир только что выложил ей карты с выигрышной комбинацией. Ей даже хотелось смеяться. Джулия упивалась этим новым ощущением — быть соблазном, быть той, кем восхищаются, кого добиваются. Ей нравилось нравиться. Ей нравилось влюблять.

Ей не нужна была эта любовь, но заполучить ее, завоевать чье-то сердце стало ее новой целью. Ее новой зависимостью, от которой она уже не могла и не хотела избавиться. Эта игра будоражила ее, наполняла вкусом жизни, как самый крепкий и пьянящий напиток.

Наконец-то Джулия поняла все. Она обрела смысл своего существования, свое настоящее «я». И от этого открытия ей было так радостно, так прекрасно, словно она сорвала самый крупный джекпот.

Она вернулась домой. В квартире было тихо и пусто. Дети еще гуляли с няней, а Виктор должен был вернуться не скоро. Новая квартира сияла чистотой, запах свежей мебели наполнял воздух, создавая ощущение стерильного уюта. Джулия прошла в ванную комнату, где все было идеально: серый мрамор стен, хромированные детали, блестящие от полировки.

Она зашла в просторный душ, включила воду и закрыла глаза. Сначала на ее тело обрушились ледяные капли, заставив вздрогнуть, но через мгновение вода стала горячей. Пар быстро заполнил ванную комнату.

Улыбка не покидала ее лица. Джулия стояла под струями, чувствуя, как вода смывает с нее запах Криса, его прикосновения, его присутствие. Ее охватило странное, почти детское удовлетворение — будто она стерла следы своей маленькой тайны. Это доставляло ей особенное удовольствие — ощущение контроля, власти над своей двойной жизнью, где все было так, как хотела только она.

Глава 7

Джулия ехала в тот самый городок, где бывала лишь однажды — на Рождество у Люси. Поездка на поезде занимала полтора часа, и она надеялась вернуться домой к вечеру. Патрик все еще ничего не знал, и Джулия понимала, что чем дольше откладывает этот разговор, тем хуже делает, но ничего не могла с собой поделать. Ей самой хотелось бы оставаться в неведении, как будто этого ничего не происходило.

Как и ожидала Джулия, Люси не смогла выделить для нее даже час.

У Джулии был насыщенный день. Ей нужно было встретиться с ритуальной службой, чтобы утвердить детали: выбор гроба, оформление зала для прощания, цветы. Затем она планировала зайти в мэрию, чтобы уладить все необходимые формальности, связанные с разрешением на похороны в этом городе. После этого предстояло договориться с кладбищем о месте захоронения.

Кладбище было больше похоже на ухоженный парк. Узкие дорожки, выложенные гравием, петляли между высокими деревьями, чьи ветви переплетались. На склонах холмов стояли старинные надгробия, обвитые плющом и покрытые мхом. Джулия решила зайти в церковь, чтобы обсудить с местным священником проведение службы — даже если была не до конца уверена, что это нужно.

Кроме того, ей нужно было зайти в цветочный магазин, чтобы заказать венки и букеты. Это был последний штрих, но для нее он казался важным, почти символичным.

Все эти дела казались простыми только на первый взгляд. Каждый шаг отдавался тяжестью в ее сердце. Ее не покидало чувство, что она занимается чем-то чужим, неправильным.

— Теперь ты мой должник, — пробормотала она, словно Виктор мог ее услышать.

Время, проведенное в этом городке, казалось ей пыткой. Она чувствовала себя чужой, словно вторглась в мир, к которому никогда не принадлежала. Это был мир Виктора — мир, о котором она почти ничего не знала.

Здесь он провел свое детство. Здесь гулял, рос, становился тем, кем был. Это место сформировало его, и теперь Джулия будто заново изучала его личность, просматривая сцены из его жизни, которые раньше оставались скрытыми.

Этот день стал для нее своего рода новым знакомством с Виктором. С Виктором, которого она никогда не знала и которого уже не узнает.

Странное чувство преследовало ее, пока она ходила по мощеным улочкам среди старых каменных домов, уютно украшенных тыквами к осенним праздникам. Это чувство было похоже на страх, но какой-то иной, незнакомый. Страх, который она никогда не испытывала рядом с Виктором, даже в самые, так сказать, страшные моменты. Она его не боялась.

Когда она ехала в поезде обратно, телефон зазвонил. На экране высветилось имя Оливии.

— Очень много всего навалилось в один момент, — прозвучал родной, но холодный голос.

— Но ты же приедешь? — встревоженно спросила Джулия, стараясь сдержать дрожь в голосе.

— Да, мам, не переживай. На похоронах я буду.

После этих слов повисла недолгая пауза. Джулия прислушалась к ритмичному стуку колес поезда, словно это могло заглушить ее мысли.

— Я еще ничего не говорила Патрику, — произнесла она, глядя на свое отражение в окне. — Поэтому, если будешь говорить с ним…

— Мам, — тяжело выдохнула Оливия.

— Я ему правда скажу! Сегодня или завтра! — Джулия поймала себя на том, что оправдывается перед собственной дочерью.

— Понятно, — коротко отозвалась Оливия. Ее голос прозвучал так, словно она хотела добавить что-то еще, но передумала.

Джулия знала: Оливия хотела сказать гораздо больше.

— Оливия… — начала она тихо, как будто надеялась смягчить ее настроение.

— Я не хочу ничего говорить! — резко перебила дочь. — Мы обсуждали это сотни раз! Тысячи!

Джулия сжала телефон крепче, чувствуя, как раздражение в голосе Оливии разрывает ее изнутри.

— Ты же знаешь, что ему будет трудно это вынести, — снова попыталась оправдаться она, но ее голос звучал слабее.

— Когда ты уже перестанешь его беречь! Ему трудно лишь от твоей опеки! — голос Оливии звучал твердо, почти грубо. — А про отца тебе все равно придется рассказать.

Джулия выдохнула, словно пытаясь выпустить все напряжение вместе с воздухом. Она знала, что Оливии ее никогда не понять. И это осознание, раз за разом, приводило их разговоры в тупик.

Весенний день был невероятно теплым и ясным. Все вокруг утопало в розовых лепестках цветущей сакуры, которые покрывали траву, словно нежный ковер. Солнце приятно пригревало, и трехлетний Патрик бегал по лужайке в одной футболке и джинсах, возясь с цветами и пытаясь поймать жучков.

Виктор появился на аллее, возвращаясь с работы в своем коричневом костюме. Джулия с гордостью приобняла его, надеясь, что кто-то в парке заметит их и позавидует ее счастливой семье. Виктор выглядел собранным, почти безупречным, но, к ее разочарованию, он даже не взглянул на сына, увлеченного игрой в траве.

Они сели на лавку. Джулия обвила его руку и прижалась к плечу, но в ее теле чувствовалось напряжение, которое она не могла скрыть. Виктор заметил это сразу — он всегда безошибочно ощущал ее настроение.

— Как прошел день? — спросила она, стараясь казаться спокойной.

— Нормально, — коротко ответил он, а затем, выдержав паузу, добавил: — А у вас как дела?

— Тоже… — Джулия нервно сглотнула, чувствуя, как горло перехватывает. — Мы сегодня были у врача…

— Ах да, я забыл, — произнес он слишком небрежно, чтобы это звучало правдоподобно.

Джулия знала, что Виктор не забыл. Он никогда ничего не забывал. Скорее, он не хотел слышать то, что она собиралась сказать. Но молчать было нельзя.

— Ну, врач еще не уверен в точности диагноза… — она словно тянула время, пытаясь подобрать правильные слова.

— Так что же он сказал? — спросил Виктор. Его голос стал чуть напряженнее.

— Скорее всего, у него интеллектуальная недостаточность, — выдохнула Джулия быстро, словно вырывая слова силой. Внутри все сжалось, словно она ждала удара.

— То есть наш сын… слабоумный? — Виктор говорил спокойно, даже холодно, словно надеялся, что своим тоном сможет изменить реальность.

— Если говорить грубо, то да… — ее голос задрожал. Она ненавидела это слово. Оно казалось ей неправильным, чужим. Как можно было назвать таким ее сына? Он был таким же, как все дети. Просто особенным. Немного более спокойным, немного больше в своем мире. Разве это плохо?

Она опустила глаза и вдруг заметила свой ботинок. Каблук был странно выгнут, словно туфля перевернулась.

«Как я могла этого не заметить?» — подумала она, глядя на туфлю с недоумением.

— Ты меня ненавидишь? — вырвалось у нее прежде, чем она успела взять себя в руки.

— Нет. Почему ты так решила? — Виктор нахмурился, раздраженно убирая ее руку со своего плеча.

«Сколько времени я так хожу?» — ее мысли вернулись к ботинку. Она машинально попробовала поправить его носком другой ноги, но безуспешно.

— Ты наверняка считаешь, что это моя вина.

— Прошу, только не решай за меня! — резко бросил он, повышая голос, но тут же осекся, словно возвращая себе контроль.

— Прости.

«Как нелепо», — подумала она, не в силах решить, что сейчас было абсурднее: ее ботинок или их брак.

— За что ты извиняешься, Джулия?

— За Патрика, — ее голос стал холодным, отрешенным, как будто она отключилась от собственных слов.

— Только не надо сейчас строить из себя жертву, — отрезал Виктор. — Не нужны мне твои извинения. Они делают тебя жалкой. Ты сама этого хотела.

— Этого? — Джулия смотрела на него, как будто в первый раз. — Ты хочешь сказать, что я желала своему сыну болезни?

— Нет, Джулия, — он говорил ровно, почти утомленно. — Но ты хотела ребенка. Потому что он давал тебе уверенность. Уверенность, что я останусь с тобой.

Эти слова выбили из нее весь воздух. Ее горло сдавило, и она зарыдала большими, горькими слезами. Теперь она лишь надеялась, что никто в этом проклятом парке не увидит их.

— Ну, Джулия! Не надо плакать! — голос Виктора вдруг стал мягким, почти ласковым. Он обнял ее, позволяя ей уткнуться в его шерстяной пиджак.

— Я не понимаю! Как ты можешь так говорить?! — ее голос дрожал, лицо было мокрым от слез. — В том, что у нас появился Патрик, не только моя вина!

— Ну, Джулия, не плачь, — его руки поглаживали ее плечи. — Прости меня. Я просто погорячился. Не хотел тебя обидеть.

Он поднял ее лицо за подбородок, внимательно посмотрел в ее заплаканные глаза и поцеловал мокрые щеки.

А Джулия, сквозь слезы, смотрела на Патрика, который все так же спокойно ходил по лужайке, разглядывая цветы и жучков. Ее сердце сжималось от противоречий. Она любила своего сына всем сердцем, но рядом с Виктором ее чувства всегда казались недостаточными.

На следующее утро Джулия отправилась к соседке Жасмине, женщине всего на пару лет старше нее. Хоть Джулия и считала ее слегка сумасшедшей, иногда ей казалось, что именно с Жасминой она может поговорить без оглядки на чужое осуждение. Жасмина жила в квартире, больше напоминающей ботанический сад. Везде стояли цветы в горшках, ампельные растения спускались с полок, а воздух был насыщен ароматом влажной земли и зелени.

Сама Жасмина встречала ее в своем неизменном бархатном пурпурном халате и золотом тюрбане, накинутом на каштановые волосы. Она поставила перед Джулией чашку кофе и села напротив, пристально глядя ей в глаза через толстые стекла круглых очков.

— Я вот одно не могу понять, — сказала Жасмина, медленно поднося чашку к губам. — Зачем тебе он вообще нужен?

Джулия напряглась, но сделала вид, что не понимает, о чем речь.

— Ты о чем? — проговорила она, стараясь сохранить нейтральный тон. Но внутри все кипело: «Зачем она лезет в чужие отношения?»

— Я тут рылась в архивах, — начала Жасмина, поправляя очки и драматично выдерживая паузу. — И нашла кое-что про Виктора.

Она снова замолчала, как будто думала, продолжать или нет. Джулия начала нервно ерзать на стуле.

— И что же ты нашла? — наконец не выдержала она. Голос звучал нетерпеливо.

— Что? — Жасмина моргнула, будто ее отвлекли.

— Ты про архивы говорила. И про Виктора… — напомнила Джулия, с трудом скрывая раздражение.

— Ах да… — Жасмина задумчиво кивнула. — Я, видимо, в голове тебе все рассказала. Забыла, что ты не читаешь мысли.

«Вот же манипуляторка», — подумала Джулия, но ее заинтригованность уже перевесила раздражение.

— Так что ты узнала? — спросила она снова. Ее голос стал мягче, почти просящим.

Жасмина наклонилась ближе, будто кто-то мог их подслушать.

— Твой Виктор — перевоплощение Наполеона.

Джулия растерянно уставилась на нее, не зная, то ли смеяться, то ли встать и уйти.

— Наполеона? — переспросила она, чувствуя, как уголки губ дрогнули, готовые выдать нервный смешок.

— Ты только подумай! — Жасмина оживилась, отпивая кофе. — Человек с такой силой воли, с таким контролем… Он строит из себя властелина, потому что где-то глубоко внутри он все еще ощущает, что управляет миром.

— Управляет миром? — Джулия тихо выдохнула, понимая, насколько абсурден весь этот разговор.

— Да-да! — Жасмина кивнула, ее глаза за стеклами очков блестели. — А ты… ты его Жозефина. Женщина, которая жертвует всем ради любви, ради его амбиций. Но он никогда не смотрит на тебя по-настоящему.

Джулия замерла. Она уже не знала, смеяться ли над этим, но в словах Жасмины было что-то, что тронуло ее.

— А знаешь, в чем твоя ошибка, Джулия? — вдруг сменила тон Жасмина. — Ты все время ищешь ответы не там. Ты копаешься в его характере, пытаешься понять, что не так с ним. Но настоящая проблема… — Жасмина сделала паузу и постучала пальцем ей по груди. — Она здесь.

— Во мне? — Джулия нахмурилась.

— Конечно. Ты думаешь, что не заслуживаешь большего. Ты держишься за него, как будто он единственное, что удерживает тебя на плаву. Но посмотри на свою жизнь. Она же не о тебе. Она вся о нем. О том, чтобы угодить ему, понять его, оправдать его. И что ты получаешь взамен?

Джулия не ответила. Она не могла ответить.

— Ты ведь чувствуешь это, правда? Этот ужас, что вся твоя жизнь проходит мимо тебя, пока ты думаешь, что живешь для кого-то другого.

Жасмина замолчала, снова делая глоток кофе. Джулия смотрела на нее, как на человека, который вдруг оказался пугающе прав.

«Может, она действительно сумасшедшая», — подумала она. — «Но почему тогда ее слова звучат так, словно это правда?»

Жасмина продолжала смотреть на Джулию, словно видела ее насквозь. Но вдруг ее лицо смягчилось, и она откинулась на спинку кресла, в котором сидела.

— Знаешь, Джулия, это все не случайно, — произнесла она загадочным тоном, скрестив руки на груди.

— Что не случайно? — Джулия нахмурилась.

— Ну, твоя встреча с Виктором. Ваши отношения. Это все… предопределено, — она сделала драматическую паузу, а затем снова поправила очки. — Виктор — это часть твоего кармического пути. Видишь ли, иногда души выбирают не самый легкий путь для роста.

— Кармического пути? — Джулия моргнула, чувствуя, как ее раздражение смешивается с сомнением.

— Конечно! — оживилась Жасмина. — Ты здесь не для того, чтобы быть счастливой. Ты здесь, чтобы учиться. А Виктор… он твой учитель.

— Учитель? — Джулия тихо рассмеялась, глядя в чашку с кофе.

— Да. Он пробуждает в тебе вопросы, которые ты слишком долго боялась задать самой себе, — Жасмина склонилась к столу, снова превращаясь в странную прорицательницу. — Почему ты терпишь? Почему тебе недостаточно самой себя?

— Это все так… туманно, — Джулия вздохнула, пытаясь отмахнуться от слов соседки.

— Еще бы! — Жасмина откинулась назад, взмахнув рукой. — Это же жизнь. Туман, иллюзии, перевоплощения. Ты же знаешь, что это не первый раз, когда вы с Виктором встретились?

— Еще одно перевоплощение? — Джулия не удержалась от усмешки, снова начиная воспринимать соседку как слегка сумасшедшую.

— Да-да! — кивнула Жасмина, сжимая пальцы на краях халата. — Вы уже были связаны. Может быть, вы были врагами. Может, он был твоим подданным, а ты — королевой. А может, наоборот. Но твоя душа выбрала снова встретиться с ним, чтобы пройти урок до конца.

— И что же за урок? — Джулия подняла на нее взгляд, который, несмотря на ее попытки казаться равнодушной, выдавал внутреннюю растерянность.

— А это только ты знаешь, — Жасмина откинулась на спинку кресла, задумчиво поглаживая край своей чашки. — Но вот в чем загвоздка, дорогая: если ты не сделаешь выводы в этой жизни, то твоя душа снова выберет что-то похожее.

Джулия молчала. Ее взгляд был устремлен в окно, но мысли блуждали где-то между словами Жасмины и ее собственным замешательством.

«Учитель? Карма? Перевоплощения? Почему я вообще ее слушаю?» — думала она. Но что-то в словах Жасмины зацепило ее за живое.

Жасмина встала и подошла к огромному фикусу в углу комнаты. Она поправила листья, словно ухаживала за ребенком, и, не оборачиваясь, сказала:

— Ты ведь боишься не того, что Виктор такой, какой он есть. Ты боишься, что без него не знаешь, кто ты сама.

Эти слова пронзили Джулию, как удар молнии. Она резко выдохнула, но тут же взяла себя в руки.

— А что, если ты ошибаешься? — холодно спросила она.

Жасмина развернулась, ее золотой тюрбан блеснул в утреннем свете.

— Может быть, я и ошибаюсь. Но тогда почему ты здесь, Джулия? Почему ты пришла ко мне?

Джулия не знала, что ответить. Ее губы дрогнули, но слова так и не сорвались с них. Она встала, чувствуя, что больше не может оставаться в этой душной, пропитанной запахом зелени комнате.

Джулия уже сделала шаг к двери, но ее остановил голос Жасмины, звучавший тихо, почти шепотом:

— Ты ведь снова беременна, правда?

Она замерла. Рука застыла на дверной ручке. Медленно, будто сопротивляясь, она повернулась, глядя на Жасмину широко раскрытыми глазами.

— Что?.. — ее голос прозвучал глухо, без попытки притворства.

— Беременна, — спокойно повторила Жасмина, садясь обратно в кресло и складывая руки на коленях. — Ты не собиралась мне рассказывать, но по тебе это сразу видно.

Джулия не ответила. Она просто смотрела на нее, как будто кто-то только что вслух произнес ее самую страшную тайну.

— Видно? — наконец прошептала она. — Как?..

— По тебе, — сказала Жасмина мягко, но с уверенностью. — По движениям, по взгляду, по тому, как ты сегодня пришла. Это чувствуется.

Джулия сглотнула. Она уже знала — знала и боялась, но еще никому не признавалась. А теперь ее секрет оказался в чужих руках.

— Ты ведь всегда скрываешь то, что считаешь слабостью, — продолжила Жасмина. — Сделала это с Патриком.

— Я… — Джулия хотела что-то сказать, но не смогла. Мысли метались. Она чувствовала, как трещит внутри какая-то тонкая перегородка между контролем и паникой.

Воспоминания нахлынули. Все было, как тогда. Тайна, одиночество, страх сказать Виктору. Она и сейчас не была готова.

— Ты снова боишься, — продолжала Жасмина, — боишься, что если скажешь ему — он отреагирует так же, как в прошлый раз. Или хуже.

— Ты не можешь этого знать… — Джулия попыталась говорить твердо, но голос дрогнул, предательски.

— Я и не знаю, — спокойно ответила Жасмина. — Я просто чувствую. А ты — еще сильнее.

Джулия обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от слов, которые больно били по ее внутреннему миру.

— Ты думаешь, что если молчать, то все как-то решится само. Но оно не решится, Джулия, — Жасмина снова пристально посмотрела на нее. — Это говорит о тебе больше, чем ты думаешь.

— Что говорит?

— То, что ты не готова принять свою жизнь. Ни с Виктором, ни без него. Ты все время застреваешь в страхах. А ведь жизнь, Джулия… она как этот кофе, — она подняла чашку. — Пока ты ждешь, он остывает.

Джулия не выдержала. Ее руки задрожали, а глаза наполнились слезами. Она резко развернулась, открыла дверь и вышла, захлопнув ее за собой.

Уже в коридоре, спускаясь по лестнице, она чувствовала, как ее ноги подкашиваются. Слова Жасмины звучали в голове эхом, оставляя за собой горькое послевкусие правды.

Джулия вернулась домой, задыхаясь, словно ее душили невидимые руки. Она скинула пальто прямо в коридоре и пошла на кухню, с трудом удерживая равновесие.

— Она просто сумасшедшая, — тихо пробормотала Джулия, будто пытаясь убедить себя. — Как я вообще могла ее слушать?

Ее голос дрожал, отзываясь эхом в пустой квартире. В голове крутились слова Жасмины, накладываясь на события последних дней, которые будто слились в один бесконечный хаос.

Она глубоко вдохнула, пытаясь собраться с мыслями. Джулия посмотрела на свое отражение в окне — и ей показалось, что она видит там чужую женщину. Уставшую, измученную, растерянную.

— Что я делаю… — прошептала она, закрывая лицо руками.

Глава 8

Джулия вернулась домой с ощущением предвкушения. Предвкушения похорон, предвкушения встречи с Оливией и, наконец, предвкушения того, что скажет Патрику о смерти отца, чтобы избавиться от этого тяжелого груза. В квартире было тихо, но сквозь щель под дверью внизу она заметила, что в комнате Патрика горит свет. Подойдя ближе, она осторожно постучала.

— А? — раздался приглушенный голос сына.

— Дорогой, придешь на кухню? — мягко спросила Джулия сквозь дверь.

— Зачем? — прозвучал тот же невыразительный голос.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

Повисла тишина. Затем она услышала, как он встал, прошаркал к двери и открыл ее. Джулия направилась на кухню, зная, что все их разговоры всегда происходили именно там.

— Хочешь чай? — предложила она, ставя чайник на плиту.

Патрик появился в дверях, засунув руки в карманы спортивных штанов, избегая ее взгляда.

— Нет, — ответил он, нервно проведя рукой по голове, слегка дергая волосы.

— Может, посидишь со мной?

— Зачем?

— Ну, Патрик, просто сядь, — ее голос был мягким, почти детским, чтобы не спугнуть его.

Он тяжело выдохнул и неохотно сел за стол, машинально скользя взглядом по своим пальцам с обкусанными ногтями.

— Что ты хотела? — спросил он, не отрывая глаз от рук.

— У меня есть новость, которую я должна тебе сообщить, — Джулия сделала паузу, стараясь подобрать правильные слова. — Жизнь такая… Мы живем, и иногда происходит то, чего мы совсем не хотим. В самый неожиданный момент.

Она на мгновение замолчала, наблюдая, как Патрик продолжает разглядывать свои руки, будто совершенно не слышит ее.

— Так вот, — наконец выдохнула она, — случилось так, что твой папа умер.

Она замерла, затаив дыхание, боясь его реакции. Но Патрик даже не поднял головы.

— Я знаю, — спокойно произнес он.

Джулия моргнула, ошеломленная.

— Знаешь? Кто тебе сказал? Оливия?

— Нет, Рейчел, — отозвался он. — Она не могла до тебя дозвониться сегодня и позвонила мне.

— И сообщила тебе о смерти твоего отца? — Джулия почувствовала, как внутри нарастает злость.

— Нет, — спокойно ответил Патрик. — Она сказала это случайно. Она не знала, что ты мне не рассказала.

Джулия крепче сжала губы, чувствуя, как мысль проникает в ее сознание: она украла у меня мужа, а теперь, когда муж мертв, хочет украсть и сына.

— Это все, что ты хотела мне сказать? — сухо спросил Патрик.

— Да, Патрик.

Она хотела подойти и обнять его, но не успела: он резко встал и вышел из кухни.

Оставшись одна, Джулия сидела за столом, чувствуя, как злость захватывает ее. Она злилась на себя за то, что не рассказала обо всем первой. Теперь, наверняка, Рейчел думает, что она никудышная мать. Она злилась на ситуацию, в которой все сложилось именно так. На Патрика, на его привычную отчужденность. Неужели он так же спокойно воспримет и ее смерть? Она злилась на смерть Виктора — просто так, без причины. Злилась на то, что ее счастливые дни давно позади. А были ли они и вправду счастливы?

Виктор и Джулия старались хотя бы раз в год путешествовать вдвоем, оставляя детей дома. Тот раз не стал исключением. Оливия и Патрик, уже подростки, остались под присмотром матери Джулии. Они отправились в круиз из Европы в Америку, и, по ее подсчетам, сейчас были примерно на середине пути.

Круизное судно больше напоминало плавучий город: аквапарк, ночные клубы, рестораны, роскошные каюты. Казалось, даже воздух был пропитан запахом роскоши и богатства. Поздним вечером они оказались в казино, где потеряли счет времени. Часов нигде не было, чтобы не отвлекать посетителей от игры.

Джулия стояла у бара, потягивая очередной коктейль. Ее ноги уже подкашивались от выпитого, но она не собиралась останавливаться.

— Вы здесь одна, мадам? — раздался мужской голос позади нее.

Она обернулась и увидела пожилого мужчину в безупречном костюме.

— Где-то здесь есть мой муж. Вы его не видели? — спросила она, стараясь говорить ровно, чтобы не выдать своего опьянения.

— Ну, если ваш муж — тот самый, кто пытается оставить состояние на рулетке, то он там, — мужчина усмехнулся и указал на стол в другом конце зала, вокруг которого толпились люди.

— Ах, это он! — воскликнула Джулия, грациозно чмокнула незнакомца в щеку и направилась к Виктору.

У стола, где собралась толпа, Виктор даже не заметил ее сразу. Все его внимание было сосредоточено на вращающемся барабане.

— Слышала, ты тут решил проиграть все наши деньги? — весело бросила Джулия, подойдя ближе.

Виктор повернулся, услышав ее голос, и убедился, что это действительно она.

— Я проверяю теорию: если долго не везет, значит, потом повезет по-крупному, — отозвался он с улыбкой, глядя на крупье. — Двадцать, красные.

Крупье — молодая девушка с профессиональной, но слегка напряженной улыбкой — кивнула, приняла ставку и запустила барабан. Люди вокруг замерли в ожидании, следя за движением шарика, который кружил по поверхности, постепенно теряя скорость. Он подпрыгнул, замер на секунду и остановился… на черном.

Толпа разочарованно выдохнула.

— Мои соболезнования, месье, — мягко произнесла крупье, но ее слова утонули в шуме окружающих.

На лице Виктора отразилась целая гамма эмоций: раздражение, разочарование и растерянность. Но прежде чем он успел что-то сказать, Джулия громко рассмеялась. Смех был звонким, почти истеричным, прерывающимся на глубокие вдохи.

— Что? Что ты смеешься? — растерянно спросил Виктор, нахмурившись.

— Ты снова проиграл! — выдохнула она, утирая выступившие от смеха слезы.

Его недовольная гримаса на мгновение сменилась неуверенной улыбкой, которая быстро переросла в смех. И смех Виктора оказался таким же истеричным, как у Джулии. Они смеялись все громче, заражая окружающих. Толпа у стола тоже начала посмеиваться, а крупье смутилась, украдкой поправляя волосы, и неловко улыбнулась.

Они вместе направились к бару, продолжая смеяться, и начали пить текилу стопками. После каждой рюмки они целовали друг друга в губы, не обращая внимания на окружающих. Время словно перестало существовать, утекало, теряя значение. Их смех звучал все громче — над собой, над друг другом, над шумом, людьми и абсурдностью момента.

— Ты только посмотри на того мужика, — сквозь смех прошептала Джулия, указывая на невысокого полного мужчину у соседнего столика. — Уверена, даже деньги не смогли спасти его личную жизнь.

— Ты видела, как он вспотел? Его будто намазали маслом! — подхватил Виктор, сдерживая смех.

— Могу вам предложить еще что-нибудь? — с невозмутимым видом спросил бармен.

— Мне, пожалуйста, воды, — ответила Джулия, пытаясь взять себя в руки.

— А мне еще одну текилу! — весело заявил Виктор.

Джулия снова рассмеялась, покачивая головой, но не стала возражать.

Наконец, они покинули казино. Шатаясь и громко смеясь, они бродили по коридорам лайнера, пытаясь найти путь к своей каюте.

— Ты хоть помнишь этаж? — спросила Джулия, поддерживая Виктора за локоть.

— Пятый? — предположил он, задумавшись на секунду.

— Может быть… А я голодная! — протянула она.

Так и не найдя свою каюту, они вышли на палубу.

Уже был рассвет. Холодный утренний океанский ветер тут же обдал их лица. Виктор снял пиджак и накинул его на плечи Джулии.

— Я схожу за едой и чаем, — сказал он, оставляя ее одну на палубе.