Бесплатный фрагмент - Ульсаи сказала: «Мир!»

Глава 1 Порванный договор

Руки дрожали, слезы застили глаза, оставляя черные от потекшей туши ручейки на щеках и темные пятна на газете, где в черной рамке напечатана фотография. Набатом звучали слова некролога в голове девушки: «С прискорбием сообщаем о гибели… С прискорбием… о гибели…» Ощущал ли кто-нибудь еще такую же скорбь, как она?

Николай Александрович был не только хозяином этой фирмы и ее начальником. После смерти от онкологии отца, его друг детства Николай взял Рейку в свою семью и воспитывал наравне с единственным сыном, как собственную дочь. На тот момент ей едва исполнилось шестнадцать лет, а мать — кукушка сбежала из семьи задолго до этого. Рейка тогда еще была младенцем и даже не помнила ее совсем.

Дядя Коля, как Рейка звала Николая Александровича дома, заставил девочку окончить школу и поступить в экономический институт, а после получения диплома принял в свою фирму бухгалтером. После ссоры дяди Коли с сыном, когда Максим настаивал на модернизации фирмы, а Николай Александрович категорически отказался, Рейка стала единственным человеком, которому Николай Александрович доверял все свои секреты.

Две недели назад он влетел в кабинет Рейки и, не сдерживая ликования, сообщил, что оформил патент на свое изобретение, а через месяц получит и лицензию. На что? Рейка не вдавалась в подробности — ее дело бухгалтерия, а что будет производить фирма ей до лампочки. Николай Александрович бизнесмен опытный и успешный, сам знает, как вести дела и что производить. Но, к удивлению Рейки, он решил продать фирму и построить новый завод. Деятельность фирмы находилась в другой нише нежели вновь задуманная.

Николай Александрович уволил офисных сотрудников, оставив Рейку закрывать незавершенные дела. А позавчера он попросил ее заполнить бланк продажи фирмы, причем графу с именем покупателя пока оставить пустой. Подписав документ и тиснув личную печать, деловито убрал бумаги в сейф и, удовлетворенно потерев ладони друг о друга, пояснил, что покупатель придет завтра

— Ты, Рейка, не беспокойся, — заявил он угрюмо насупившейся девушке, — На новом производстве ты соучредителем будешь, половина ее — твоя. Сбагрю эту фирму, и пойдем с тобой новую создавать.

— А Максим? — неуверенно поинтересовалась Рейка.

— А что Максим? — махнул рукой Николай Александрович, словно муху прогонял от лица, — Его дело я деньгами субсидировал, пусть теперь сам копошится. Да ты не беспокойся о нем, все у Максимки хорошо получается, дело в гору идет, я слежу за его успехами. Тебя вот припучу, замуж выдам, и можно на вечный покой со спокойной душой…

«Обманул…» — слезы еще пуще потекли по щекам. Нет, не потеря половины нового производства огорчила Рейку. Просто на всем белом свете у нее не осталось никого, кто бы заботился о ней и любил, как самого родного человечка. Максим не в счет. Он сразу не принял Рейку. А когда ушел от отца, упорно домогался девушки, намереваясь сделать ее своей любовницей. После ее отказа их отношения приобрели форму неприкрытой вражды.

— Ну-и-ну, — в бухгалтерию, где Рейка оплакивала своего покровителя, нежданно вошел Максим, легок на помине, — Нюни, значит, распустила. Не успела отцовские ресурсы к рукам прибрать? Пошла вон, ты уволена, — грубо распорядился наследник.

Рейка не спорила, сил и настроения не было противостоять нападкам Максима. Она подхватила свой рюкзачок и молча, поспешила к выходу.

— Стоять! — она с недоумением оглянулась на злобный окрик Максима. — Что успела спереть отсюда? — он с силой вырвал из ее рук рюкзак и высыпал из него все содержимое. — Богато живешь, — усмехнулся он, вываливая из пакета с надписью «Вайлдберриз» белую строгую блузку и деловой костюм из длинной прямой юбки и пиджака. Это по настоянию Николая Александровича для солидности соучредителя Рейка выписала себе на маркетплейсе и забрала по пути на работу заказ, хотя предпочитала носить джинсы и футболки: — Ты дура? — покрутил пальцем у виска Максим, — Для шлюшки эти наряды не годятся, купи себе что-то пофривольнее, чтоб мужики сразу западали на тебя.

— По себе судишь? — буркнула Рейка, выхватив из его рук одежду, запихала как попало вещи в рюкзак и присев на корточки начала собирать в него же рассыпанную косметику, маленькое зеркальце и кошелек с мелочью. Куда-то укатился тюбик с помадой, но Рейка не стала его искать.

Находиться рядом с этим хамом ей не хотелось ни секунды, и она выскочила из кабинета, дрожа от ярости. Но если бы оглянулась, то увидела бы, как поникли плечи молодого человека, и услышала бы горькие всхлипы из-под рук, закрывающих его лицо.

И никто в целом свете, не мог рассказать, что не только смерть отца причина его слез. С первой встречи он влюбился в Рейку, но изначально повел себя с ней, как последний болван, за что и ругал свой несносный характер. Надеялся, что грубое отношение к ней погасит мальчишескую любовь. Ан, не вышло! С годами все сильнее она укреплялась. Привыкший получать все и сразу, здесь он прогадал. Наскоком и грубо не получилось ее добиться, а он так и не поменял своего поведения. Даже сейчас… И чего бы стоило подойти и просто обнять ее, как и намеревался, стереть ее слезы и уже сообща, обнявшись, разделить горе на двоих.

Злость на Максима приглушила боль потери. Постепенно и она прошла, оставив пустоту. Не хотелось думать о завтрашнем дне, о похоронах. Даже мысли о дальнейшей жизни в одиночестве затухали в горьком безразличии. Рейка бесцельно бродила по улицам города. Домой не хотелось. Квартира, доставшаяся ей от отца по наследству, опять погрузит ее в, боль утраты. Не знамо зачем, девушка вошла в маленький магазинчик, сплошь заставленный стеллажами с книгами. И только сейчас окунувшись в прохладу помещения, поняла, что на улице стояло непривычное для мая пекло.

Наслаждаясь прохладой и запахом книг под заинтересованный взгляд продавца — сухонького старичка, Рейка пошла вдоль стеллажей. Изредка проводила пальцем по корешку той или иной книги, разглядывала их обложки. Совсем неожиданно, сама собой рука потянулась к ровному строю старых ветхих книг в дальнем углу магазина и вытянула один невзрачный в кожаном обшарпанном переплете экземпляр. На обложке от руки выцветшими чернилами было написано «Родовое колдовство».

Раскрыв книгу наугад и полистав страницы, Рейка увидела ровные строки, написанные разными почерками и чернилами. Ничего примечательного не обнаружив, девушка хотела вернуть книгу на место, но она словно прилипла к руке: «А ладно, поставлю ее дома на полку. Все же вещица антикварная», — уговорила себя Рейка и сама удивилась этому решению. Никогда она не верила в магию и колдовство, сказками считала умопомрачительные рассказы старушек, что на скамейке у дома перемывали косточки соседям и незнакомцам, упоминая заговоры, проклятия и тому подобную чушь.

— Штранно, — прошамкал беззубый старик за прилавком, вертя книгу в руках, — В каталоге не жнатщитщя. Ну да ладно, жабирайте ее так, — и протянул Рейкину находку ей в руки.

— Нет, что вы… Вещь антикварная, рукописная… Наверняка очень дорогая. Я не могу ее просто так забрать, — Рейка заглянула в кошелек, среди трех сторублевых купюр одиноко краснела пятитысячная банкнота, девушка положила ее на прилавок и пошагала прочь из магазина под оклики продавца: «Штойте… Это отщень много, жаберите нажад».

То ли это небольшое приключение так подействовало, то ли остыв в прохладе от уличной жары, но мрачное настроение немного рассосалось, и Рейке до безумия захотелось домой, а голодно заурчав, желудок напомнил, что пора бы и подкрепиться, день устремился к вечеру, а во рту еще маковой росинки не было. Заскочив в супермаркет, девушка купила кирпичик ржаного хлеба и палку ливерной колбасы. Следовало жить экономнее, на зарплату теперь уповать не стоит, когда-то еще на работу Рейка устроится.

Есть, правда, заначка. На карточке. Но карточка дома спрятана, а средства на ней предназначены для памятника на могилу отца. Вандалы облили краской мраморное надгробие. Вроде бы он еще и ничего, Рейка его отмыла и почистила, но неприятное чувство загаженности осталась. Вот и решила его заменить, для этого и деньги копила. Но, похоже, придется залезть в эту кубышку. В кошельке осталась одинокая сотенка.

Завидев дверь родного подъезда, Рейка ускорила шаг. «Домой… домой…» — билась мысль в ее голове. Ей вдруг показалось, что только в стенах своего жилища, она сможет освободиться от тяжких мыслей, успокоиться и просчитать свои шаги в новую жизнь.

— Раиса Андреевна! — окликнул ее мужской голос.

Рейка остановилась и недоуменно оглянулась — кому это она понадобилась? Да еще так официально! Знакомые звали ее просто Рая. А дядя Коля и Максим — Рейка. Это еще при первой встрече Максим переиначил ее имя на свой лад: «Рая? Длинная, тощая. Рейка какая-то», — свысока заявил он. Девушка повзрослела, рост ее с тех пор не изменился, а фигурка округлилась — не писанная красавица, но вполне ладная симпатичная девушка с бездонными озерами умных глаз и длинной русой косой цвета спелой пшеницы. Но и тогда вслед за Максимом дядя Коля продолжал звать ее Рейкой. Она не возражала — это имя ей понравилось своей необычностью и отличием от других. И в устах дяди Коли звучало по-отцовски ласково.

Из машины, припаркованной чуть в стороне от дома, чинно, словно нехотя вылез немолодой мужчина кавказской наружности и не спеша, вразвалку подошел к Рейке. За ним следовали два качка, судя по настороженному виду и цепким взглядам по сторонам — телохранители. Рейка затравленно оглянулась, как назло улица была пуста, даже вечное сборище соседок на скамейке у подъезда отсутствовало. Страх сжал горло, не позволив задать единственный вопрос, что вытеснил все иные мысли из головы: «Что вам надо от меня?»

— Раиса Андреевна, вам ничего не угрожает, если правильно себя будете вести, — небрежно заявил кавказец, но в спокойном голосе звучала сталь и угроза.

— Что вам от меня надо? — приглушенно и нерешительно прошептала Рейка.

— Не волнуйтесь, дорогая, — усмехнулся кавказец под злорадные ухмылки качков, — Вы всего лишь напишите несколько слов в документе, — из папки, что подал ему один из телохранителей, босс вынул лист и протянул его девушке, — Вот в этом.

С недоумением Рейка увидела тот самый договор продажи фирмы, что Николай Александрович при ней закрыл в сейфе. Как он оказался в руках этого человека? Рейка могла бы побожиться, что не было следов чужого проникновения в офис, когда утром пришла на работу. Хотя, кто его знает? В кабинет Николая Александровича она не заходила, а запасной ключ от фирмы хранится в каптерке дежурного вахтера.

— Ну что? Готова? Сейчас ручку дам, и впишешь имя покупателя: мое! — кавказец сунул лист девушке в руки и полез во внутренний карман бежевого пиджака.

Рейка, не веря своим глазам, уставилась на документ: «Все верно — он. Подлинник. Вот и подпись Николая Александровича на месте, и печать… Что делать?» Мысли метались. Собственная безопасность ушла на задний план. Дяде Коле бы очень не понравилось, если Рейка впишет имя покупателя. Но дяди Коли уже нет. Командует фирмой теперь Максим. А вот ему бы сделать пакость не помешало. «Но это же все равно измена! Ну и что, зато отплачу за все его гадости. Пусть теперь попляшет…», — Рейка уже потянулась за ручкой, как громко тренькнул ее телефон.

Звонили ей редко. Обычно это был дядя Коля, но сейчас его уже нет, а школьные и институтские подруги давно уже обходились парой эсэмэсок в год с поздравлением на Новый год и восьмое марта. Бывшим сотрудникам тоже звонить ни к чему, все вопросы Николай Александрович решил загодя. Так кому приспичило послать ей сообщение? Нетерпеливо Рейка вернула бумагу кавказцу, достала телефон из кармашка рюкзака: «Рейка, прости меня за все. Я болван, гад и осел. Прости!» И от этих слов ей стало легко и радостно, словно солнышко выглянуло из армады грозовых туч.

Рейка теперь знала, что нужно делать — Максим просил его простить. Ласковым солнышком согрело ее душу это послание. И забылись моментально грубые слова Максима. И будь, что будет, она не станет ему мстить, ее совесть останется чиста. Рейка не спеша убрала телефон назад в кармашек, закинула рюкзак за спину, выхватила договор из рук босса и, не обращая внимания на протянутую им авторучку, порвала документ на мелкие клочья.

И время замерло. Медленно наливались яростью глаза кавказца. Один из телохранителей присел и подбирал кривые обрывки былого договора. Краем глаза Рейка заметила, как кулак второго качка взметнулся в ее сторону. Тело само знало, что делать в таком случае, не зря же пять лет она занималась в секции самообороны. Чуть откинувшись назад, Рейка пропустила кулак мимо своей головы, получив лишь касательный удар по лбу под хлесткий приказ кавказца:

— Взять ее!

Качок, что пытался ударить, схватил ее за запястье. Круто развернувшись, Рейка со всего маха ткнула растопыренными пальцами другой руки в его глазницы. От боли качок выпустил ее и завыл, впрочем, жаль, что глаза остались целы, но какой ущерб этот выпад причинил противнику, определять было не время. Не отвлекаясь ни на миг, Рейка крутанулась и с размаху пнула не успевшего выпрямиться второго телохранителя в пах, отчего тот с воем повалился на асфальт. Но из машины уже выскакивал еще один качок и водитель, судя по габаритам — тоже телохранитель.

Рейка круто развернулась и побежала. Домой не успеет, ключи от домофона в кармане джинсов, открыть дверь еще сможет, а захлопнуть ее перед носом преследователей уже не получится. Она бежала по улице, слыша за спиной тяжелые шаги приближающейся погони. Стайка гуляющих по тротуару подростков отскочила к парапету, освобождая ей дорогу. Незнакомый парень с противоположной стороны улицы громко свистнул, и криком подбодрил девушку: «Поднажми, подруга!» Рейка обогнула бабушку, что тяжело катила сумку с продуктами, и услышала за спиной дребезжащий поток брани, которым та осыпала наткнувшихся на нее преследователей.

Жалко старушку, но Рейка получила фору на несколько шагов. Хотя, что это даст? Помощи ждать неоткуда, спрятаться не удастся, качки бегут по пятам. Что будет с ней, когда последние силы иссякнут? Вот говорил же дядя Коля, чтобы по утрам в парке пробежкой занималась, а ей все лень да неохота. Вот теперь и пожинай плоды этой лени.

С левой стороны улицы дома уткнулись в низкую ограду маленького сквера. Дорожку пересекла девушка. Даже сквозь панику удивление захлестнуло Рейку. Босая девушка не вписывалась в реалии города. Белое, струящееся лентами платье, казалось, затмило ярким светом все краски вокруг. Длинные белоснежные волосы искрились под солнцем и плескали в пространство блики. Венок из роз на ее голове источал сладкий аромат роз. Невероятно, но этот запах Рейка вдохнула издалека, и он слегка наполнил ее надеждой на благоприятный исход побега от преследователей. Девушка оглянулась. Ее ласковая улыбка ободряла. Она призывно махнула рукой, словно звала Рейку за собой, вошла за ограду сквера и будто растворилась в ландшафте аллеи.

Рейка часто гуляла здесь. Спрятаться негде, но если пересечь сквер, то окажешься на магистральной улице. А это шанс найти помощь — там всегда людно и без труда можно затеряться в толпе. Вняв молчаливому зову незнакомки, Рейка толкнула невесть откуда взявшуюся калитку (раньше ее здесь не было, или просто она не обращала на нее внимания) и продолжила бежать, краем сознания отметив отсутствие асфальтированных дорожек и наличие высоких деревьев вместо стриженого кустарника и цветочных клумб, словно в лес попала.

— Стой! — грозный окрик со стороны заставил Рейку ускорить бег. Так же скорострельно неслись мысли в ее голове: «Вот гады! Они весь квартал оцепили что ли? Когда успели-то? Или предвидели, что сбегу?»

Погоня принимала другой оборот. Теперь уже ее догоняли собаки, а сквер, как назло не кончался. И деревья становились все крупнее и гуще. На ходу Рейка из рюкзака вытянула палку ливерной колбасы и, разламывая ее, бросала кусочки за спину. Это помогло немного оторваться от собак. Недоумение и вопрос «куда это я попала» вызвал глубокий овраг, в который Рейка свалилась, не успев затормозить. Право дело, не было никаких оврагов в этом сквере, да и вообще в районе.

Девушка зачерпнула водицы из бегущего по дну оврага ручейка, глотнула. Приятная влага скользнула по пересохшему горлу и придала новых сил. Не мешкая, Рейка полезла по противоположному краю обрыва, цепляясь за ветки колючего кустарника. Следовало спешить. Подниматься ей было тяжело, а для собак овраг незначительное препятствие, того гляди нагонят.

Странно, но собаки отстали. Лишь громкий заунывный вой слышался с той стороны оврага, откуда скатилась девушка. Рейка, выбравшись из ямы, оглянулась. Псы застыли на месте и выли, не пытаясь продолжить погоню. Странные собаки. По форме силуэта можно бы подумать, что это лисы, если бы не голубой в белую полосочку окрас и не соразмерные с телом мощные лапы, как у лабрадора Максима.

Впрочем, рассматривать их не время, пока собаки снова не ринулись в погоню, стоило бежать от них подальше. И Рейка помчалась в густую поросль могучих деревьев, время от времени меняла направление, пока силы не оставили девушку, и она тяжело дыша не повалилась на мягкую траву. К счастью уже примерно полчаса она не слышала за спиной звуков погони и отдаленного лая собак. Но что делать дальше и в какой стороне ее дом — совершенно не понятно. Даже по своим следам не вернуться, запутала она их капитально. Заблудилась.

Глава 2 Калитка в неизвестность

Рейка лежала на мягкой траве, с надрывом переводя дух. Словно сквозь дымку тумана перед глазами плыли тени деревьев. Ветер тихо трепал листья, но гулкие удары сердца заглушали их нежный шепот. Время будто остановилось, и только солнечные блики танцующие сквозь листву, напоминали о жизни. Постепенно уходила из тела дрожь, стихали судорожные вдохи, и Рейка почувствовала, как силы медленно восстанавливаются, а отчаяние уступает место надежде. Так же, как успокаивалось биение пульса в висках, усиливалась жажда жизни. И она поняла — нужно снова встать и двигаться, даже если кажется, что всё потеряно.

Но почему-то все еще слышались судорожные всхлипы. Рейка обеспокоенно села. Нет, не ее пересохшее горло издает эти звуки. Девушка прислушалась и осмотрелась. Вздохи и постанывания неслись со стороны, где опираясь на пушистые ветви с еще не поникшей листвой, валялся расщепленный у основания ствол дерева. А под ним дрожало большое белое пятно. Любопытство превысило страх. Озираясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, Рейка осторожно приблизилась к дереву.

Придавленный комлем белоснежный зверь обреченно смотрел на нее. Рейка не смогла узнать в этом существе знакомое по картинкам животное. То ли лошадь, то ли лань, или безрогий лось. Для лошади — маловато, для жеребенка — тяжеловато, а у лося морда более вытянута. Пони? Но откуда? Гадать об этом было не время, надо спасать животинку:

— И как мне поднять дерево? — сама у себя спросила Рейка, — Помощи ждать неоткуда, никого не видно и не слышно. Разве что собак позвать… — произнесла девушка и хмуро хмыкнула, понятно, что этот вариант был бы самым неудобным и для нее и для животного.

— Меня сначала ослобони, — Рейка испуганно шарахнулась в сторону, а мужской голос из-под ветвей продолжил: — Вдвоем-то, поди, сподручнее будет.

Кряжистый мужичок, словно заключенный в кокон из густых веток упавшего дерева, не мог не то чтобы выползти, а даже пошевелится, вдобавок еще и сухой обломанный сук, как клинком пробил насквозь ватную душегрейку и пришпилил пленника со спины к земле.

Распутать ветки — дело не сложное, но злополучный сук ломаться не желал. Изрядно помучившись, Рейка по совету невольника нашла неподалеку высохший тонкий ствол осинки и, воткнув ее конец в землю под ветку, стреножившую мужичка, напряглась, поднимая другой конец палки. Сук выпрыгнул из одежды и мужичок уже самостоятельно выпутался из ловушки.

— Ну и как нам вытащить лошадку? — спросила Рейка у мужичка, ее идеи ей не нравились, любая из них могла повредить несчастному животному.

— Лошадку? — усмехнулся мужичок, — Ты только так при ней ее не назови, обидится.

— А как? Пони?

— Единорожка это, можно называть рогастик или рогушка.

— Странно, — удивилась Рейка, — Я думала, что единороги — это вымышленные персонажи старых сказок. А рог точно есть? А то его не видно…

— Есть, не сумлевайся, грива растрепалась, прикрыла его, — ответил мужичок, деловито оглядывая окрестности.

— Так, как мы рогастика вытаскивать станем, — спросила Рейка. Удивительно, но к этому человеку, метрового роста и вдвое шире ее, к тому же неряшливо одетому в допотопную телогрейку и лапти с веревками, крест на крест перевитыми по мешковатым штанинам, девушка почувствовала огромное доверие. Такое чувство, словно незнакомец оказался дядей Колей.

— Также как ты меня вызволила…

«Вот соберите все мои потуги за год и утрамбуйте их вместе, и то столько не наберется, как за последние пару часов», — под сопение из-за напряжения сил эта мысль юлой вертелась в голове Рейки, пока толкала вместе с мужичком толстый ствол к дереву, придавившему рогастика. Силы опять покидали девушку. Перетруженные мышцы нудно ныли, казалось, что еще чуть-чуть и сухожилия лопнут, как натянутые струны. Но Рейка не сдавалась и что есть мочи толкала ствол под комель рядом с рогастиком при каждом рывке мужичка, что орудовал сухой осинкой, словно рычагом приподнимал сантиметр за сантиметром дерево над единорогом. Наконец, рогастик сам смог выползти из плена.

— Водички бы ей, — словно повинуясь своим мыслям, сам себе пробормотал мужичок, но Рейка услышала:

— Мне бы тоже не помешало, — прошептала она, глядя, как он нежно гладит бока единорожки и очищает их от пыли и древесной шелухи.

— Ну, дык, родник-то вон он, рядышком, — махнул он на густую поросль высокой травы между двумя дубами-исполинами.

— Ага! Пойду, принесу… — обрадовалась Рейка.

Легко сказать — «принесу», а как? Лопух кулечком свернуть? Не выход, далеко не унесешь, выльется. «Ох, и ворона же я, — хлопнула Рейка себя по лбу ладонью, — А пакет из-под хлеба на что?»

— Странная ты. Одета не по нашенски… Кто ты? — удивленно спросил мужичок, косо наблюдая, как рогастик жадно глотал водицу из полиэтиленового пакета.

— Нормальная одежда… Обычная… Что не так? Все так одеваются, — изумилась Рейка, — Это ты странный. В таких фуфайках уже лет тридцать никто не ходит, а про лапти с онучами уже лет сто, как позабыли. Кто ты? И имя свое скажи, а то не знаю, как к тебе обращаться.

— Дык, я-то известно кто. Леший я, хозяин, стало быть, лесной. Так и зовут, кому спонадоблюсь — Леший, Лешак, али хозяин…

— Леший? Настоящий? Ну что ты? Брось, я давно уже не верю в сказки! — рассмеялась девушка, и удивленно замерла — единорожка поднялась с земли, обессилено встряхнулась, ее грива рассыпалась мягкой вуалью по бокам, а из-под челки замерцал хрустальный рог. Она всем телом потянулась к Рейке и лизнула ее щеку, словно благодарила, а затем сделала несколько неуверенных шагов в сторону леса и исчезла, словно ее здесь никогда не бывало.

— Наваждение какое- то, — ошеломленно прошептала девушка.

Рейка неверяще оглядела окрестности — рогастика нигде не было:

— Чертовщина какая-то! — она повернулась к мужичку, и пристально оглядев его, словно только что заметила, обескуражено спросила: — Точно Леший?

— Не сумлевайся, Леший я, Леший. Почитай уж двести годков с гаком лес стерегу, — усмехнулся мужичок. — А ты, девонька, похоже, не из нашего мира роду-племени.

— Не поняла — как это не вашего? Здесь всю жизнь прожила… В городе только, — происходящие события виделись девушке все более нереальными и непонятными. Казалось бы, что они должны откликнуться страхом и сумятицей, однако вызывали лишь недоумение.

— Шутишь? Да? — отринув неприятные мысли, засмеялась Рейка, — Если ты Леший, то почему деревья повалены, и засохли? Разве Лешии не заботятся о них? В сказках они ухаживают за лесом и животных берегут.

— Так оно. И деревья, и животных оберегаем, — кивнул мужичок головой. — А здесь, — он указал рукой на прямую, словно по линейке прочерченную просеку из поваленных деревьев, — Бессилен я. От стрел тумана защиты нет.

— Стрел тумана? Это еще что такое?

— Не знаешь? Про туман, что пятьсот лет у призрачных стен обитает, не знаешь? Стало быть, прав я, не нашего мира ты. Вот как, думаешь, мир называется?

— Ну-уу! Земля! Страна Россия. Город тоже назвать?

— Не, не стоит. Слышал я про Землю, и про страну твою понятие имею. И вот что скажу, плохо там лешим живется. Воздух там душной. Не то, что здесь, в Ульсе.

— Ульса? Это так лес называется? Или город?

— Дык, не лес и не город. Мир наш — Ульса.

— Не пугай меня, Леший. Я домой хочу, — девушка присела на траву рядом с мужичком, — Сейчас немного отдохну и назад пойду, — Рейка сделала несколько глубоких вдохов и медленных выдохов.

Обычно такое дыхание приводило заполошные мысли в порядок, а сейчас лишь немного ослабило зародившийся страх. «Чушь какая-то! Стрелы тумана, призрачные стены, Улбса… Не может такого быть, просто потому, что… не может. Успокойся! Хлеба пожуй! Шутит дяденька. Вот точно, прикалывается!» — усилием воли Рейка заставляла уйти прочь неприятные мысли. Приводя планы в действие, она достала из рюкзака хлеб и, разломив его пополам, откусила краешек, сунув вторую половинку, что побольше, мужичку:

— Не хочешь говорить свое имя и не надо. Давай я тебя Гошей буду звать?

Мужичок замер, вперив взгляд в глаза Рейки. Казалось, что он задумался над сложной задачей, не имеющей решения. Однако через пару минут его взгляд прояснился, он взял из рук девушки хлеб и торжественно произнес:

— Гоша, так Гоша, — и с причмокиванием жуя угощение, довольно поинтересовался: — Знаешь, что ты сейчас сделала?

— Ага, всего лишь поделилась хлебом, — кивнула она. — Не стесняйся, кушай на здоровье. Жаль, что колбасу собакам бросила, перед тем, как в овраг свалилась. Сейчас не сухой корочкой бы поужинали…

— Не-а… — от удивления мужичок даже жевать перестал, а из его раскрытого рта вывалился только что откусанный хлебный мякиш, однако он скоренько подхватил его, и снова запихав в рот, продолжил жевать, отчего его речь потеряла внятность: — Нишего ты не поняла. Вежучая ты, шереш овраг шпокойно прошла…

— Не-а, не спокойно. Через кусты там колючие лезла, а собаки за мной не побежали… Колбасы, наверное, объелись.

Мужичок покачал головой:

— Ничего ты не понимаешь. Стрелы тумана пробивают тот овраг почти беспрерывно, маскимы это знают, потому и не побежали за тобой, а ты миновала его и не погибла. Везучая? Да! Ты дала мне имя и накормила хлебом. По закону леших теперь мы с тобой сродственники, стало быть. Везучая? Да! Теперь лешии всех миров тебе помощь окажут, а меня, стало быть, в любом месте и в любое время позвать можешь, услышу. А единорог тебя за друга принял? Везучая? Еще какая! Рогушка в тебе спящую магию пробудила, и мнится мне, что сильна будет твоя магия.

— Да, брось! Какой из меня маг? — не поверила ему Рейка. — Обычная я. Ты мне, Гоша, лучше направление укажи, как в город вернуться.

— Опять ты ничего не поняла. За две версты в округе лишь одна деревня имеется, а до города вообще десять ден добираться, ежели верхом, а пешим ходом, так и за двадцать не осилишь, — Гоша разочарованно махнул рукой, — Есть еще застава, город не город, а для села великоват. Ты аккурат оттуда бежишь… Ладушки, скоро Елань придет, сама тебе все прояснит. А нам отсюда уходить надоть, пока новая стрела не прилетела. Задеть-то она нас не заденет, но дух от нее… задохнуться можно. Пошли, я тебя одарить хочу, что от смерти спасла меня и рогастика, что хлебом поделилась, и имя мне дала.

Ничего не оставалось Рейке, как пойти вслед за Гошей, направление, откуда она прибежала к этому месту, она так и не вспомнила. Леший же отказался его указать. «Ну и ладно! Какая-то Елань придет, у нее и спрошу», — с обидой на Гошу и надеждой на неизвестную Елань решила Рейка.

— Здеся, — леший остановился под дубом.

Ствол, что не обхватишь руками, пеленал густой мох. Глубокие трещины на его коре, словно морщины на щеках старца, прорезали кору до самой сердцевины и извивались далеко вверх, насколько позволял рассмотреть взгляд. Кудрявые листья делились тайнами с легким ветерком. Мудрость и умиротворение излучал старый дуб, и словно с великим почитанием остальные деревья образовали ровный круг почета на его полянке.

Гоша шепотом напевно что-то прошептал. Нехотя из нежной изумрудной травы выполз гибкий толстый корень дуба, образовав в земле пещерку.

— Бери, это тебе, — указал Гоша вглубь выемки под корнем, — Один из магов, что сотворили призрачную стену, оставил здесь сверток. Пятьсот лет уж он тут хранится.

— Пятьсот лет? А как новенький, — удивилась Рейка. Скорее из любопытства, чем от жадности, она достала маленький матерчатый пакет, оказавшийся мешочком с завязками, типа кошеля прошлых веков.

— Магия его сохранила, — Гоша пожал плечами. — Не знаю, что маг хранил в сумке, но дребедень он бы не стал прятать в землице. Батька мой сказывал, а ему его батя поведал, что сильный был маг. Магов такой силы с тех времен больше не осталось.

— С каких времен? Куда они делись? — Рейка изумленно вертела кошель в руках.

Казавшаяся на первый взгляд жесткой, материя была шелковистой и нежной на ощупь. Не было на кошеле вышивки или краски, но как водяные знаки на купюрах по ткани струился цветочный орнамент, и лишь у завязок горловины цветом выделялись два камешка, будто сидели две божьи коровки на бежевом лепестке чайной розы.

— Пятьсот лет уж минуло, как иномирцы вторглись в наш мир. Много люду погибло. Все маги собрались тогда в одно великое войско. Княжество Волша для сохранности призрачной стеной окружили, сами все погибли, но врага изгнали.

— Что? Прям, все погибли? — изумилась Рейка.

— Сильные, самые сведущие — все. Так дед мой сказывал, он в те времена еще совсем малой был, — Гоша помолчал, словно отдавая дань памяти минутой тишины. — Потому и некому стало убрать призрачную стену. Что там намудрили архимаги, по сей день никому не удалось распознать. Так и стоит она, да пленяет всех, кто ее ненароком коснется. Потому и не бродят в этих местах люди, даже дома свои бросили в округе за две версты до стены, чтоб случайно на нее не наткнуться.

— Стена убивает людей? — поинтересовалась Рейка. Любительница фэнтези, она ни в одной книге не встречала такого сюжета.

— Нет, не убивает. Она их затягивает внутрь, — пояснил Гоша, но тут же горько ухмыльнулся: — Дык, кто ж его знает, что внутри с ними деется, оттуда никто не возвращался. Можа и убивает…

— А стрелы тумана тоже маги сотворили? — Рейка вспомнила просеку, заваленную стволами сломленных деревьев и овраг, через который ей предстоит возвращаться домой.

Странно, что по времени должна бы уже наступить глубокая ночь, но солнце сияло над кроной дуба, словно в полдень. Рейка открыла кошель — ничего особенного. Лишь пара медных монеток или жетонов по форме равнобедренного треугольника. То, что это не обычные медяшки, указывали выбитые на плоскости контуры ладоней и струящиеся от них лучи, словно солнышко в руках. Рейка сунула кошель в рюкзак — не стоит говорить Гоше, что ничего ценного в кошеле не спрятано, он-то был уверен, что щедро одаривает девушку.

— Не-а, маги тут не причастны. Это от иномирцев осталось. Откуда туман ползет и как стрелы пускает не ведомо. Не дано людям пробраться в его нутро, гибнут там и люди, и звери. Дед сказывал, что аккурат в том месте иномирцы и появились.

— Гоша, а вообще, часто сюда иномирцы проваливаются? Ты утверждаешь, что я тоже из другого мира сюда… попала. И куда они деваются? Как обратно возвращаются?

— Да не так, чтобы очень…, но бывает. Раньше-то оседали где-то, обратно им дороги нет. А девять лет назад Знатный князь указ издал, чтобы всех пришлых убивали на месте. И магичить запретил без особого разрешения, — Гоша нервно потряс куда-то в пространство кулаком. Стало понятно Рейке, что этот запрет вызывает у лешего жуткую злость. Но Рейку насторожило первое пояснение, до магии ей дела нет:

— Это, получается, что и меня должны убить? За что? — с негодованием подскочила она и обхватила руками виски, изумляясь дикости закона.

— Мы, лешии, далеки от Знатного двора, но слухи и сплетни нам птицы на хвосте приносят. Говорят, что когда старый князь умер, а его сын занял трон и стал Знатным князем, то не один, а сразу трое провидцев одинаковое предсказание сделали. Якобы власти князя лишит пришлый из иного мира маг, а наши маги ему в этом помощь окажут. Да еще все княжество этому радо будет, а княжествовать станет его сродная сестрица. Только вот нетути у Знатного князя ни сестрицы, ни братца, да и потомков брата своего отца Знакнязь всех порешил, кого казнил, на кого рабское клеймо прицепил, а кого-то на прииски отправил.

— А со мной что теперь будет? — не унималась Рейка, — Я не маг, и мне фиолетово, сколько и кто здесь княжить будет.

— Дык, я уже говорил, что ты маг, только пока сама этого не знаешь. Поверь, рогастики не ошибаются. А что с тобой станется? Елань придет, тогда и решит. Можа, у себя тебя спрячет, али отправит куда, скажем, в соседнее королевство, например. А ежели что, то я в лесу тебя укрою, вовек никто не сыщет, — Гоша сухой на ощупь, словно кора дуба, ладонью обхватил запястье Рейки и, потянув ее на себя, заставил снова присесть на траву. — А-а! Чую! Елань уже близко…

Глава 3 Тени судьбы

Петелька за петелькой, узелок за узелком сплетаются ниточки в кружево. Так же тянутся мысли мрачные, овевают думы тяжкие. Не такую судьбу ожидала мать для дочери единственной. Да и себе не чаяла такую судьбинушку. Знала бы, что счастье долгожданное окончится так плачевно, то ни за что бы не вышла замуж за любимого. Лучше век одной куковать, чем видеть, как тяжело живется родной доченьке, Илинке.

Будь все, как прежде чаялось, то завалили бы сегодня подарками богатыми Илинку, в честь ее семнадцатилетия закатил бы отец ей пир горой. А ныне приходится деточке от зари до зари трудиться. Мать бы и рада помочь, но нельзя ей на людях показываться лишний раз. Гонят люди прочь, как увидят рабскую метку на щеке, даже если у раба есть хозяин. По пятисотлетнему закону человек, получивший метку из перекрещивающихся по диагонали тройных линий, считается умершим, а вновь помеченного раба гонят прочь из семьи, либо кто угодно может объявить его своей собственностью. А жизнь при хозяине коротка — кормят хуже, чем собак бродячих, работать заставляют тяжелее, чем вола, колотят ни за что, ни про что, словно клячу ленивую. Раб ведь не человек, и не зверь, букашка и та дороже ценится.

Худая, болезненная рабыня смахнула слезу тряпицей. Нельзя слезе линии коснутся. Заполыхает тогда метка и болью ударит в голову. Запрещено рабам плакать и на жизнь жалиться. Ливазе еще повезло. Нянька Илинкина, да сынок ее юродивый к себе забрали Ливазу с доченькой восьми годочков от роду. Как родных приютили в стареньком домишке на краю княжества, не обращая внимания на метку. Нянюшка все на свои плечи взвалила, пока Ливаза училась кружево плести да вязать рубахи с чулками. Но быстро сгорела кормилица от работы тяжелой, через год померла. От юродивого большого приработка ждать не приходилось. Люди в работу таких берут охотно, а платят им в разы меньше, чем здоровому работнику.

Еще через год и его не стало, забили парнишку немощного плетками дворяне проезжие. И пришлось десятилетней Илинке к работе приноравливаться. Ночами стирать одежку местной барыни и всей ее дворне. Да в придорожной корчме хозяин сжалился над малолеткой, принял ее столы да полы мыть, теперь еще и блюда подносить да пироги печь приставил. А платил все теми же пирогами. Вкусны пироги у Илинки получаются. Жаль, что оплаты за труды не хватает для двоих сытно поесть. Вот и приходится Ливазе день-деньской у окошка сидеть, нитки теребить под перезвон коклюшек или спиц. А Илинка готовые изделия барыне несет, либо лавочнику. Тем и живут Ливаза с дочерью. Голодно, холодно.

Лето жаркое выдалось. Урожай никакой. Даже бобы выросли мелкие и сморщенные — не дозрели. Ливаза ночами по-воду к речке ходила — Илинка белье стирает, а Ливаза огород поливает. Да разве наносишься воды-то, чтобы все грядки досыта напоить? Вот еще и дровишек на зиму не прикупили. Хворост бы собрать, а когда? У Илинки времени не хватает, а у Ливазы сил. Мерзнуть зимой будут. Ливаза тяжко вздохнула и смахнула новую слезу.

— Маменька, ты опять в потемках сидишь, опять за целый день с места не сошла, даже обед не тронула, — Ливаза так погрузилась в думы тяжкие, что не заметила, как вернулась Илинка, да и что за окном давно уж темно, и только сейчас увидела, что очередная толстая лучина прогорела до самого низа и почти не дает света, — Нельзя тебе столько работать, опять с горячкой свалишься. Пожалей себя и меня тоже, отдыхай почаще.

— Да не успеваю я шальку довязать, руки плохо слушаются, — словно оправдываясь перед дочерью, сообщила Ливаза, — Напутала вот, пришлось заново плести.

— Мне сегодня белье в стирку не принесли, поплету чуток шальку, а ты поешь и на покой, отдохни малость, — Илинка забрала из рук матери коклюшки и, придерживая ее за талию, повела к столу. — Я вот тебе молочка принесла.

— Молоко? Откуда? — удивилась Ливаза, она точно знала, что за постирку деньги отдадут лишь через четыре дня, а у них не осталось ни единой мелкой монетки, не на что молока купить.

— Представляешь, сегодня один купец долго на меня смотрел, а когда уходил, сунул мне в руку плут и сказал: «С днем рождения, девочка!». Представляешь? Не понимаю, откуда он узнал про день рождения? — Илинка зажгла новую лучинку и вставила ее в трещину булыжника, что специально для этого был установлен на столе рядом с миской для воды.

Ливаза насторожилась:

— Кто такой? Как выглядит?

— Да обычный такой купец, не из богатых… На голову выше меня будет, пожилой, глаза зеленые, а волосы и борода седые с рыжинкой… Ой, кажется, стучит кто-то. Пойду, проверю, — Илинка легко, будто и не устала от работы в корчме, подскочила и побежала к входной двери.

— Не открывай, — испуганно вскрикнула Ливаза.

— Да не бойся ты, — Илинка успокаивающе махнула матери рукой. — Кому мы нужны? Наверное, соседка пришла. У нее давеча горшок со штакетника унесли, может, поплакаться хочет о пропаже.

Соседка или нет — не важно. Никто не должен знать, что рабыня сидит за хозяйским столом и ест пищу наравне с хозяином. Ливаза еле перебирая непослушными ногами, поспешила на свое место у окна, и не успела присесть к валику с кружевом, как в комнату чинно вошел мужчина. За его спиной испуганно маячила Илинка. В скудном пламени лучины не видно было его лица, лишь контуры фигуры указывали на широкие плечи при среднем росте, да абрис аккуратной бородки выдавал мужчину за благородного. Он остановился посреди комнаты, осмотрелся, поворачиваясь из стороны в сторону всем телом. Словно споткнувшись на ровном месте, его взгляд задержался на Ливазе, да так и застыл.

— Княгиня! — вскрикнул он. — Так вот куда тебя занесло! Мы тебя в королевстве Вильт ищем, да в Империи, а ты эвон где. Почему…

— Погоди, Алькат. Ты со мной, может, и разговаривать откажешься, но все же, как ты меня нашел? — сгорбленная фигурка рабыни выпрямилась, и теперь в полумраке темнел гордый стан женщины незаурядной и властительной. — Илинка, зажги полный свет.

Девушка пошагала вдоль стен, нажимая по ходу квадратные фарфоровые нашлепки на стенах. Всего их было четыре, стоили такие источники невероятно дорого, поэтому использовались крайне редко, на памяти Илинки это был второй раз. А первый — это когда лекарь пытался отстоять у смерти нянюшку.

— Случайно… Я как увидел Илинку в корчме, решил, что это ты. Она твоя копия — та же точеная фигурка, коса золотистая, глаза бездонные, губки…, даже двигается она так же и носик морщит, как ты. Вот и решил убедиться, что это твоя дочь. Прости, что без приглашения, — он всматривался в неясные черты Ливазы, и резко замолчал, когда светом наполнилась комната, — Ты потому сбежала? — испуг, жалость, сочувствие, безысходность отразились в его глазах, но не брезгливость. Словно боясь причинить боль, Алькат нежно провел рукой по щеке Ливазы.

— Да, — она кивнула и уронила голову на грудь, — Княгиня умерла, а отверга не вправе портить жизнь мужу.

— Ты могла придти ко мне, — горестно покачал головой Алькат и вздохнул.

— Не могла… у тебя бы тоже начались проблемы.

— Но Илинку могла оставить, зачем ты ее-то забрала?

— Я ее спасала от той же беды, что со мной приключилась, — ответила Ливаза и взмахом руки остановила возражения собеседника, увидев удивленное лицо дочери, — Погоди, Алькат, Илинка ничего не знает и не помнит, нянюшка запечатала ей воспоминания, чтобы ей легче было выживать в этой среде. Я обещала дочери все рассказать об отце, когда ей исполнится семнадцать лет. Время настало.

— И мне любопытно, какой гад сотворил с тобой такое, — нехотя отвел взгляд Алькат от метки, невольно сжались его кулаки, словно сию же минуту готов был наказать виновника.

— Разговор долгим будет. Сил стоять нет, давайте присядем на скамью. Стужей в теле чувствую, что жизнь моя на исходе, потому рада, что заступник для Илинки нашелся. Ты же не бросишь дочь своего друга в одиночестве, когда меня не станет? И не качайте головой, сами видите, как слабо мое тело, — не выдержав беспомощного взгляда собеседников, Ливаза опустила голову и мелкими шаркающими шажками побрела к столу.

— Познакомься, Илинка, — плюхнувшись на скамейку, Ливаза едва перевела дух, — Это архимаг Алькат, лучший друг твоего отца, магистр и Глава магической гильдии Княжества Лугиль. И да! Твой отец — Знатный князь княжества. Как он умер, Алькат?

— Сердце не выдержало, когда вы с Илинкой пропали. Он всю ночь искал, весь город на дыбы поставил… А на утро… Не вынес… Девять лет уж прошло, а до сих пор не могу принять… — Алькат опустил голову на сжатые руки, что до побелевших фаланг вцепились в край столешницы. Успокаивать его было некому, Илинка с матерью невидяще смотрели в никуда, словно только что узнали о смерти родного человека.

— Это моя вина, — скорбно прошептала Ливаза.

— Не бери на себя чужую вину, — Алькат поднял голову и, что есть сил, стукнул кулаком по столу, — Виноват тот, кто сотворил с тобой такое! Кто это?

Словно не услышав вопроса, Ливаза начала свой рассказ. Она погрузилась в воспоминания так глубоко, что сама уже не понимала: то ли рассказывает историю своей жизни, то ли переживает ее заново:

— Тогда мой отец, король Вильта, взял меня с собой в княжество на бал по случаю помолвки сына Знатного князя. Там я и познакомилась с Валсаном. Это была любовь с первого взгляда. Мы никого не замечали, когда оказывались рядышком. Но как бы Валсан не упрашивал отца отменить помолвку и дать позволение жениться на мне, ему это не удалось. Лишь привело к ссоре княжества и королевства. Посольство Вильта покинуло Лугиль накануне помолвки, и до сих пор отношения между этими странами натянутое. Я понимала, что Валсан потерян для меня навсегда. Но мне больше никто не был нужен, потому и с тобой, Алькат, я тогда перестала общаться.

— Да, помню. Я ведь тоже тогда в тебя влюбился до безумия. Не буду скрывать, что даже радовался, когда князь отказал Валсану в женитьбе на тебе. Надеялся… Не понимал… Думал, что время твою любовь залечит, а я не упущу… — Алькат угрюмо усмехнулся. — Дурак был. Не смог догадаться, что такая любовь, как у вас с Валсаном горит сквозь годы и расстояния.

— А потом, что было? — прошептала Илинка, она словно подглядывала в замочную скважину за незнакомцами и слушала затаив дыхание, опасаясь спугнуть откровения матери.

— Потом? Потом я сбежала от отца в Империю, в имение бабушки по линии матери, что досталось мне по наследству. Отец настойчиво искал мне жениха. А мне никто не был нужен. Одно из двух — или Валсан, или я умру старой девой. Я следила за жизнью любимого, знала, что его семейная жизнь не сложилась, что сын родился…

— Да, жена его стерва была та еще. Глупа, сумасбродна, даром что красавица. И гуляла по страшному, где только не ловили ее с очередным кавалером, — усмехнулся Алькат. — Валсан ни слезинки не уронил, когда очередной ухажер задушил Парунку в конюшне. Давно уже смотрел он на жену, как на таракана — противно, а прихлопнуть положение в обществе не позволяет.

— И сразу после похорон Парунки, он сделал мне предложение. Я согласилась. И мне было безразлично, что отец проклял меня, что между странами напряжение усилилось, а большая часть княжеского двора строила мне козни. Я была счастлива. Восемь лет тогда было Дитуару, я приняла его как собственного сына, и терпела все его нападки.

— Дитуар полная копия своей матери, ни капли от отца. Хоть и не позволено Величайшим Указом плохо говорить о Знатном князе Дитуаре, но дурной человек вырос из того ребенка, — Алькат знал о чем говорил, ему тоже много раз приходилось разгребать последствия жестоких шалостей подростка. И если бы Дитуар не был княжичем, то порка на дворцовой площади перед честным народом не единожды бы ожидала стервеца.

— А когда родилась Илинка, наше счастье с Валсаном стало безграничным. Девять лет, девять незабываемых лет. Но таких скоротечных… — лицо Ливазы нахмурилось. По щекам потекли слезы. Женщина не вытирала их. Что значит жжение в метке, если еще большее горе претерпела она раньше и сейчас переживала его вновь: — Не чаяла я, что детские шалости Дитуара — это цветочки, и не догадывалась, что ненависть ко мне гложет его душу. После рождения Илинки он словно изменился, был почтителен, добр и со мной и с сестрицей… Видно давно он придумал, как меня отлучить от отца, годами вынашивал идею и ждал своего совершеннолетия. Это он поставил мне метку отверги, много позже я заставила Илинку отметить меня, как раба. Спасибо нянюшке и ее сыну, что смогли оградить мою доченьку, ей Дитуар готовил ту же участь. Не удалось, помешали…

— Н-да! Дела. После похорон Валсана, я сразу понял, что мне не ужиться с Дитуаром, скользкий он, — от переизбытка чувств Алькат шагал по комнате, то и дело вскидывая кулак к небу. Его лоб гневно нахмурился, а щеки приобрели пунцовый цвет. Илинка забеспокоилась — как бы архимага удар не хватил. Но выплеснув в небо гнев, Алькат немного успокоился и уже почти безразличным тоном сказал: — Я ушел из дворца. А после запрета магии купил лавку, посадил в нее жену торговцами командовать, а сам мотаюсь вот. То в королевство, то в Империю… Вас всюду искал, да и магичить там никто не запрещает.

Ливаза сокрушенно покачала головой, но не стала спрашивать Альката о подробностях его жизни. Еще будучи свободной и счастливой она уяснила, что вопросы о личной жизни магистр не просто не любил, они приводили его в бешенство. Впрочем, слухов хватало и без дружеских обсуждений. Его жена Люсара была притчей во языцех. Как не отговаривал друга Валсан, тот не послушался добрых советов. Повесил на свою шею женщину сварливую, завистливую и языкастую, даром, что красавица и наследница из благородной почитаемой семьи.

— Не сомневайся, княгиня, я не оставлю вас с Илинкой. Подумаю, куда вас поселить. Хотелось бы к себе в дом забрать, да ведь Люсара мигом Дитуару доложит, — Алькат погрузился в размышления. Его локти были согнуты и упирались в столешницу, придавая позе ощущение напряжения. Он обхватил голову руками, и пальцами взъерошил шевелюру, так что седые волосы, ранее собранные в аккуратный хвост, растрепались и распустились по плечам, создавая хаос. Сосредоточенный туманный взгляд блуждал где-то за пределами комнаты.

Ливаза напряженно молчала, а Илинка погрузилась в собственные мысли, не замечая, что ночная мгла потускнела и все более белесым светом заполняла окна. На смену стрекоту сверчков робко выплеснулись рулады ранних птах. Словно освобождая путь намечающемуся зареву рассвета светильники мигнули и погасли, теперь уже навсегда, магия в них иссякла.

Алькат встрепенулся:

— Ждите меня через два дня, — и, словно оправдываясь перед собой, добавил: — Волноваться не о чем. Навряд ли кто-то еще узнает Илинку. Дитуар вас не ищет. Княгиню по понятным причинам. А вместо Илинки похоронили неизвестную отвергу. Я нашел похожую погибшую девочку и выдал ее за Илинку. После смерти метка исчезает, лицо отверги было разбито, волосы обрезаны… Никто не заметил подмены.

Глава 4 Пленница

Хворост в печурке догорел еще ночью, к утру даже маленького уголька не осталось. Ничего страшного. В начале своей эпопеи Рейка бы испугалась, а сейчас она уже научилась разжигать огонь одним движением кисти руки. Рейка томно потянулась, скинула на пол меховую шубейку и резво соскочила с топчана. Это в родном мире она утром долго не могла себя заставить подняться с постели, и окончательно просыпалась только после чашки ароматного крепкого кофе. А здесь — спи сколько влезет, никуда торопиться не надо, но сама себе удивляясь, девушка просыпалась рано и спешно принималась за дела, словно кто подгонял.

Привычно она уложила хворост в приятно пахнущую дымком печурку. Огонек зажжет позже, когда вернется с обязательной пробежки. Она не спеша, надела свитер собственной вязки и вышла наружу. Рассвет еще только занимался над черной массой леса, окрашивая кромку неба в лиловый цвет. Рейке нравилось наблюдать, как постепенно заря заполняет пространство, как голубые снега розовеют под первыми лучами солнца и, постепенно бледнея, загораются ослепительно белым светом. Рейка зябко поежилась и в очередной раз порадовалась, что для временного пристанища выбрала не пустующий деревенский дом, а маленькую неказистую землянку.

Зима здесь не сказать, что легкая — и крепкие морозы случаются, и бури, и метели, но гораздо реже, чем в ее мире. Однако, все равно хвороста для обогрева целого дома надо уйму. А в землянке теплее, сквозняки не гуляют, стены не промерзают. Ну и что, что окна нет? Зато возле печки сидеть, посматривая на живой огонек, приятно, а света от заклинания «свеча» хватает, чтобы читать.

На третий день своего пребывания в этом мире Рейка случайно поцарапала себе ладонь. Не умела она голыми руками ломать ветки, раньше-то необходимости не было, вот и получила травму, пока осваивала новое для себя действие. Обед-то приготовить надо, а для этого хворост наломать, чтоб в печку поместился, и огонь разжечь требуется. Рана не глубокая была, но кровила долго. И совершенно случайно капля крови попала на подаренный Гошей кошель, когда девушка пыталась достать из рюкзака пакет с влажными салфетками. Это уж потом Рейка ознакомилась с магией крови, а тогда не понимала, откуда в кошеле появилось столько вещей и как они там поместились.

Бесполезный ранее мешочек с завязками оказался портал-сумкой — магической сумой путешественника с подпространственным карманом. Благодаря капле Рейкиной крови он принял ее за хозяйку. Кто-то другой не увидит в кошеле ничего, кроме пары треугольных монет, а девушка теперь обладала атрибутом безграничной вместимости. Бывший владелец уложил в нее все, что надо для длительного пути, тем самым снабдив Рейку одеждой, парой теплых одеял, тремя котелками разных объемов и еще всякой всячиной. Шубейка вот, тоже там оказалась. А круп, соли и вяленого мяса Рейке на год хватит, тем более, что и Гоша снабжает ее мясом, а с осени он же припас для девушки высушенные грибы, ягоды да орехи.

Режуще-колющим предметом (как нож — маловат, для кинжала — широковат, если топор — форма не та) девушка рубила хворост, а мешочек туго набитый золотыми и серебряными монетами засунула поглубже, здесь негде их тратить. За полгода жизни в этом мире Рейка не видела ничего, кроме леса, и неизвестно, когда его покинет. Скучно? Да! Но самым ценным приобретением оказалась книга магии с заговорами, рецептами зелий, рисунками и непонятными схемами. По ней и той книжице из родного мира девушка и училась магичить. Потому и скучать не пришлось.

Рейка трусцой бежала вдоль призрачной стены. На три метра вдоль нее снег не задерживался, образуя удобную тропинку. А в лучах восходящего светила лучше просматривались энергетические ниточки, бегущие ввысь по еле заметно мерцающей воздушной пелене. Петельки, точки, линии — словно схема для вязания. Елань удивилась, когда Рейка поинтересовалась у нее, что это за рисунок. В отличии от девушки травница не видела переплетения лучей в мареве стены. Это уж потом, когда девушка обнаружила в книге из кошеля, которую пометила на обложке словом «Иномир», чертежи, да впервые сотворив магию, поняла, что это и есть энергетический каркас заклинаний. Рейка тщательно изучала стену и зарисовывала схемы в книге «Иномир». Благо там оказались чистые страницы, и что удивительно, после каждого исписанного листа, появлялся новый, девственно чистый. Да и стило в книгу вложено, а как еще назвать эту деревянную цельную палочку, что оставляла чернильный след на бумаге, при том что само чернило в нее-то и залить было некуда.

Рейка оглянулась, вот оно самое высокое дерево, значит, половину ежедневной пробежки она уже осилила. Еще немного и надо будет возвращаться домой, в землянку. Сегодня, по подсчетам Рейки, там, в покинутом мире, люди готовились к встрече нового года. И она бы копошилась… Не известно празднуют ли в этом мире смену года, но Рейка решила отметить это событие. В конце концов, в этом мире она еще нигде не бывала, традиций не знала, никого, кроме Елани и Гоши не встречала, потому все еще чувствовала себя жителем родного мира, а не этого. Да и Елань сегодня придет, хлеба свежего принесет и пирогов. Вот чего-чего, а хлеб печь Рейка не умеет, да и пирожки с блинами у нее получаются так себе.

Елань. Тогда, после побега из родного мира Рейка представляла себе высокую полноватую женщину с величавой осанкой и строгим взглядом. А на полянку мелко семеня, вышла старушка в серой мешковатой юбке с заплатами, вязаной кофте с растянутыми рукавами и соломенной шляпе, обвислые широкие поля которой скрывали цепкий взор черных глаз и жидкую седую челку. Впрочем, бледная поношенная одежка не скрывала горделивую стать. Облик Елани вопил, что женщина она не простая и знает цену своей мудрости.

Словно не замечая лепета лешего, старушка долго и придирчиво осматривала Рейку, ни одна пуговка или заклепка на одежде девушки не осталась без ее внимания. И молчаливо решив что-то, неожиданно спросила:

— Сталинград, Москва, Волга?

— Самара, — удивленно ответила Рейка.

И уже после ответа на нее накатило понимание — Елань тоже попаданка! Причем из Рейкиного родного мира.

— Война закончилась? Кто победил? — затаив дыхание спросила Елань.

— Мы, конечно, — не стоило спрашивать, о какой войне интересуется старушка, название Сталинград — эхо далекого прошлого, уже это подсказало. — Восьмидесятилетие окончания войны в этом году отмечаем.

— Восемьдесят… — задумчиво повторила Елань, — А я уж, почитай, втрое дольше в Ульсе живу. Надо же! Сдвиг по времени? Или время здесь иначе катится? — сказала и насторожилась от сухого треска, это под ногой лешего хрустнула ветка. Не ожидая конца беседы, Гоша предпочел скрыться, но любопытство подвело. Прислушиваясь к разговору, он не заметил злосчастную сухую хворостину и наступил на нее. И сам же на себя заворчал — не должно лешему с шорохом по лесу двигаться.

— Леший, погоди удирать, дело для тебя есть, — Елань, скрестив руки на груди, строго и вопросительно уставилась на лешего, будто только что его обнаружила и не понимала, что он здесь забыл. Гоша, как провинившийся мальчишка, смущенно опустил голову, весь его вид вызвал у Рейки сочувствие. Да и у старушки тоже:

— Не сердись, друг мой. Это я так, от тревоги. Вот шла сюда и размышляла, чего ради подняли весь караульный гарнизон и деревенских мужиков с полей и огородов сорвали. А оно вон что! Лес прочесывать идут. Схорониться тебе, девонька надо. Тебя ищут. Леший, отведи девочку в Закутень, там ее искать не станут. Да следы спрячь. Вопросы потом, — решительно остановила она Рейку, что хотела просить бабушку указать дорогу к дому. — Я здесь останусь, знают же деревенские, что я в лес ушла. Чего доброго еще заподозрят, что попаданку встретила да спрятала. Следить станут, — она несколько виновато и ворчливо вздохнула, будто оправдывалась в содеянном. — Знать не знают, что так оно и есть. Ну, чего ждете? Бегом! Время не терпит, — и уже вслед убегающим крикнула: — Леший, проследи, чтоб она в стену ненароком не влезла…

Вот и живет здесь Рейка под присмотром Гоши, да в ожидании редких приходов Елани. Ждет, пока забудут власти про попаданку. А чего еще остается? Назад дороги нет. А жить хочется!

Ну, вот и пригорок — конец пробежки. Еще не добежав до крайней точки обычного пути, Рейка насторожилась, чьи-то приглушенные голоса прорезали тишину. Скрываясь за стволами деревьев, она ползком пробиралась по направлению этого звука. Два мужика в черных меховых плащах стояли над лежащей в снегу связанной, словно куль, девушкой:

— Подними ее, — грубо приказал тот, что постарше и покоренастее.

— Сам неси ее, я уже устал, — плаксиво возражал второй, судя по более заношенной одежде и отсутствию шапки, был он мелкой сошкой в подчинении первого.

— А я сказал — подними. Кретин! Погоня уже рядом, не слышишь что ли голоса? Поднимай, недоумок, стена близко. Засунем в нее девку и пойдем к Знакнязю за деньгой, жопой чую, что много отвалит. Пошевеливайся, недоносок. Я не собираюсь из-за тебя деньги терять.

Кряхтя и причитая, подчиненный взвалил девушку на плечи, словно коромысло. Неожиданно взгляды обреченной девицы и Рейки встретились: «Помоги!» — беззвучно прошептала пленница синими от холода губами. Странно, что вообще еще она не замерзла насмерть — в легкой вязаной кофте, в юбке с многочисленными прорехами и в тряпичных бахилах на босу ногу. Да в такой морозец, как сегодня, да судя по разговору да по виду второго мужика (такой замотанный, устал, бедненький) не один час на закорках недоноска, может, даже не один день пришлось ей мерзнуть. А что делать, как спасти девушку? Рейка не представляла.

Решение пришло неожиданно, когда тройка подошла уже почти вплотную к призрачной стене. Недоносок случайно поскользнулся, выронил свою ношу и со стоном поднялся, поглаживая натруженную поясницу. Будто в отместку за собственное падение, он пнул девицу. Девушка застонала от боли, а Рейка, напряженно выжидавшая подходящий момент для нападения, резко, по наитию вскинула руки и спонтанно направила через них поток энергии. Мощный шквал урагана вырвался с ее пальцев, словно прошлогодние листья приподнял он мужиков над землей и унес их мгновенно за горизонт.

Рейка не успела даже удивиться. В конце концов, стена скрывает проявление магии, запрещенной в Княжестве. И Рейка пользовалась ею вовсю. Сколько уж раз она вызывала поток воздуха, чтобы очистить от снега дорожку между землянкой и стеной. Научилась, теперь это действие у нее получалось легко без чрезмерного напряжения. Правда, не такой силы. Уже сделав шаг к незнакомке, Рейка резко отскочила назад за ствол могучего дерева. И уже оттуда наблюдала, как еще трое мужчин стремительно подбежали к спасенной девушке. А когда один из них скинул с себя шубу и закутал в нее незнакомку, другой запалил костерок из ничего прямо на снегу, а третий, совсем юный паренек в котелок набрал снега и поставил на огонь, Рейка расслабленно вздохнула: «Свои».

Но это для незнакомки они свои, а Рейка твердо помнила наказ Елани — никогда, никто не должен увидеть ее. Любой может выдать властям Рейкино убежище, каким бы добрым и приветливым не казался. Рейка снова встретилась взглядом с незнакомкой и приложила палец к губам. Девица понимающе кивнула. Еще разок присмотревшись к снующим в поисках похитителей и хлопочущих над костром мужчинам, Рейка заплела энергетические лучики в шлейф невидимости из арсенала лешего и незнакомой людям магии, коей ее научил Гоша, и тихо покинула этот участок. Под шлейфом невидимости никто не в состоянии ее обнаружить даже под собственным носом.

Глава 5 Месть за предательство

Среди теремов родовитых вельмож хоромы Знатного князя выделялись отсутствием дорогой безвкусной лепнины на фасаде. Но при первом же взгляде становилось ясно, что это самое красивое и величественное здание в городе. Да что там в городе — во всем княжестве! Многочисленные купола, расписанные синью и серебром мягко светились даже в набухшей серой хмари небес. А округлые витиеватые балкончики по всему периметру и стебли вечнозеленого вьюна по стенам снизу доверху придавали терему вид виноградной лозы.

Всякий раз, неспешно шагая по очищенной от снега дорожке окаймленной стриженым кустарником и невысокими конусами хвойных деревьев, Люсара по-хозяйски осматривала терем и подворье. Еще бы! Здесь все должно было принадлежать ей и только ей! Столько трудов приложила… и все напрасно.

Когда-то еще совсем невинной девушкой она пришла в этот терем. По праву принадлежности к высокому, но обнищавшему роду (спасибо деду и отцу, что спустили богатое наследство на бесконечные попойки, азартные игры и шлюх с загребущими руками) ее приняли ко двору в приживалки, как дальнюю родственницу. И теперь только от нее самой зависело, быть ей вечной содержанкой или взлететь на трон. Первая красавица княжества сделала все возможное, чтобы завлечь Валсана в свою постель, даже приворотное средство ему в пищу подсыпала. Но старый князь своей волей женил сына на дурочке Парунке.

Но и тогда Люсара не сдалась. Если Знатной княгиней быть ей не суждено, то уж фавориткой ей стать необходимо. Валсан оказался добропорядочным семьянином, но Люсара терпелива, все равно своего добьется. Казалось, что судьба к ней была благосклонна. Новый шанс занять трон Люсаре представился после смерти Парунки. И она с уверенностью в своей неотразимости и с удвоенной силой принялась завоевывать Валсана, к тому времени уже занявшего место Знатного князя. Но снова неудача. Неприметная принцесса соседнего королевства перебежала дорогу неотразимой Люсаре.

Из-за очередной потери трона девица впала в апатию. Даже не заметила, как вышла замуж за Альката. Ей ли высокородной красавице быть женой сына какого-то мелкого лавочника? И не важно, что Алькат архимаг и лучший друг Знатного князя. И не важно, что Валсан счастлив с Ливазой. Люсаре нужна только власть, только трон принесет в ее жизнь удовлетворение.

Впрочем, положение мужа открыло ей в тереме доступ к гораздо большим возможностям, чем раньше. И сдаваться она на пути к своей цели не собиралась. Долгие годы подбирала она ключики и втиралась в доверие к сыну Валсана. Она настраивала Дитуара на ненависть к Ливазе. Получилось!

По тщательно продуманному плану Дитуар должен был поставить рабские метки мачехе и ее малолетней дочери. И уж тогда Люсара насильно бы женила на себе князя, она заранее приобрела подчиняющий амулет, как и пару свитков с меткой раба. Муж? О нем тоже побеспокоилась, подкинула в его магическую лабораторию уже использованные свитки, как доказательство его причастности к этому преступлению. Знакнязь бы не простил предательства другу и отправил бы Альката в изгнание, а то бы и его заклеймил меткой раба. Уж Люсара бы об этом озаботилась. Да не тут-то было.

Все предусмотрела Люсара… Но Ливаза сбежала, а Валсан с горя взял, да и помер. И Алькат оставил службу. И вместо трона у Люсары теперь только осточертевшая торговая лавка. Докатилась! Да еще и Дитуар требует, чтобы она следила за каждым шагом мужа, да ему докладывала. Впрочем, это не обременительно, такое развлечение ей самой приносит удовольствие. Жаль только, что Алькат редко дома появляется, новостей о его жизни не густо. Но Люсара умна и хитра, вслед за мужем она отправила ищейку — парня наглого и скользкого. Платила ему много, потому он каждую десятницу присылал ей подробные отчеты о муже. И сегодня ей есть, что доложить Дитуару.

Знакнязь поджидал ее не в тронном зале, как обычно и даже не в личном кабинете, что уже навевало неприятные размышления. Вместе с Первым Советником колдуном Жадуром он принял ее в беседке возле оранжереи, где когда-то любила отдыхать Ливаза. Это насторожило Люсару. По молчаливому согласию с Дитуаром, они избегали упоминаний о том давнем событии, а эта беседка, как ничто другое, наполнено памятью о их жертве. Не понаслышке Люсара знала, что Знакнязь опасается этого места. Так почему он выбрал его для встречи с ней?

— Давненько ты не появлялась у меня! — доброе приветствие еще больше встревожило женщину. Медовый голос князя не вязался с хмурым выражением черных, как у матери глаз.

— Прости, Знакнязь, не было новостей, достойных твоего внимания, — подобострастно склонила голову Люсара и едва не отскочила назад, встретившись с колким презрительным взглядом Жадура.

— А теперь, значит, есть, что мне поведать? — ехидно усмехнулся Дитуар, — Позволь мне предположить, — поднятой перед грудью дланью, он заставил посетительницу молчать, — Ты мне пришла рассказать, что Алькат разыскал Ливазу и Илинку?

От неожиданности Люсара замерла, а ее челюсть отвисла, выставив на обозрение собеседникам пару острых осколков среди жемчужного ряда пока еще целых зубов. Закаленная придворными интригами и сплетнями, сама являясь инициатором многих из них, сейчас она смешалась:

— Откуда вы знаете?

— О-о, дорогая! Не одна ты шпионишь за своим мужем. Мне много чего докладывают. И, поверь, я знаю намного больше, чем ты можешь себе представить, — ехидно усмехнулся Дитуар, Жадур же тихо засмеялся, прикрыв лицо ладонями. — Мне известно, например, что твои соглядатаи выкрали Илинку, убив при этом ее мать, попытались запихнуть ее в призрачную стену, но Алькат спас княжну. Скоро мы узнаем, где они спрятались. Не подскажешь ли, куда твои шпионы пропали? Нет? Ну, я так и подумал, — глумился Дитуар над все более впадающей в отчаяние Люсарой.

Вот так новость, что должна была поднять ее престиж в глазах Знакнязя, теперь оборачивалась ей во вред. В княжестве запрещено устраивать слежку за архимагом, пусть даже бывшим. И не важно, что Знатному князю эта слежка давно известна и служила ему же на пользу. Словно услышав мысли Люсары и уже не скрывая брезгливость и злобу, он продолжил говорить. И с каждым словом все глубже голова женщины вжималась в плечи и бледнели ее щеки:

— Мне также известно, что некая особа регулярно посылала депеши королю Вильта с подробным описанием наших дел. Не знаешь, кто это? — глазки Люсары затравленно забегали по лицу Знакнязя, горло сдавило неприятное предчувствие, не давая вырваться словам на волю, из-за чего она лишь слабо покрутила головой из стороны в сторону. Еще теплилась надежда, что и Знатный князь не знал имени предателя: — В результате пришлось разделить с королевством пополам добычу самоцветных каменьев в обнаруженном нами месторождении на пограничной горе Ашур-Лики. А могли бы одни пользоваться им. Ну, что скажешь?

Способная за секунду продумывать сценарии интриг, в этот раз под все разгорающейся паникой, Люсара не могла сообразить оправдывающего ее объяснения. Словно давая ей время собраться с мыслями, Дитуар помолчал, но, не дождавшись ответа, продолжил обличительную речь:

— Помнится, ты давала мне два свитка с рабской меткой. Один я потратил на Ливазу, а второй-то цел остался. Не подскажешь, куда его применить?

Глаза Люсары наполнились слезами, но она немного успокоилась, почувствовав надежду на благополучное разрешение проблемы. Она точно знала, что второй свиток тоже был использован. Сама наблюдала в замочную скважину, как после бегства Ливазы Дитуар в бешенстве поставил ее слуге — смотрителю каминов, мальчишке, что ненароком оказался в комнате по долгу службы.

— Да-да, ты права. Второй свиток я тоже использовал, — словно услышав ее мысли усмехнулся Дитуар, — Но мне он сейчас и не нужен. Жадур! Давай! — приказал он.

Словно букашку с рукава колдун ленивым щелчком отправил заклинание метки в съежившуюся от ужаса женщину. Невольно схватившись за точно ошпаренную кипятком щеку, Люсара завизжала.

Под тычки и пинки гвардейцев, запинаясь и падая при каждом шаге, брела она через княжеский двор. Сквозь собственный вой услышала она последний приказ князя охране:

— Гоните ее без остановки за пределы Княжества. Здесь нет места этой змее даже в навозной куче.

Глава 6 Побег сквозь туман

Ну, вот и все. Заканчиваются посиделки в землянке. Рейка без суеты уложила все свои вещи в портал-сумку и задумалась, в чем идти? Вяленки — чуни из спрессованной шерсти черной овцы, что еще осенью принесла девушке Елань, хоть и на толстой кожаной подошве, но для слякотной весны не годятся. Промокают быстро, а сохнут долго. И мокрые издают такой противный запах, словно на складе с формальдегидом. Рейка навсегда запомнила эту вонь, когда еще в школе вместе с классом ходила на экскурсию в цех смол местного деревообрабатывающего завода. Ее потом целую неделю мутило. Но и кроссовки — тоже не выход, летние они. И тоже промокают, да и холодно в них еще. Весна-то ранняя, даже снег еще не везде растаял.

«Ладно, буду носить и сушить по очереди, — решила Рейка и засунула вяленки в сумку, — Надо бы Елань напомнить, чтобы харчей много не набирала, не зачем ей корячиться, припасов еще много осталось. Старая она совсем, как дойдет до Ашур-Лики?». Маршрут был выбран не просто так. Елань сказала, что там, в деревушке королевства Вильт у горы, что находится на пересечении границ с Княжеством, собираются маги. Откуда Елань это узнала, она не сообщила. Рейка бы не удивилась, если б и на самом деле сороки на хвосте могли приносить сообщения.

Раньше-то она и в магию не верила, а сейчас сама сподобилась волшбу творить. Елань сильно удивилась, как сумела девушка так быстро освоить магию. А чего особенного? Рейка видела энергетические потоки и умела их переплетать в нужное кружево. Это быстрее, чем читать разными тонами речитативы заклинаний, их еще и выучить надо. Сплетать проще. Там всего только четыре элемента — петелька, завиток, крючок да линия. Есть еще пятый, добавочный элемент — точка, она определяет начало и конец плетения. А способности Рейки в том и заключаются, что чертежи магических заклинаний сами собой в голове складываются, надо лишь правильно сформулировать задачу. Как в чате искусственного интеллекта. И раз собранная схема навсегда оседала в голове.

Разбираться с уже задействованными плетениями сложнее. В заклинаниях встречается много праздных слов, что в схеме отражаются пустотой, а некоторые слова несут два, а то и три знака. Поди разбери, что скрыто за пустотами, точка или петелька. А с рунами и того хлеще. Их много, словно каждый руновед изобретал новую. Помнится Рейке, что было их двадцать четыре, но в «Родовом колдовстве» их нарисовано около сотни. И так же, как в словах, были среди них и пустые и двузначные. А четыре последних в списке вообще имели действие полного заклинания. Причем незначительного, вызов икоты, например, или искра огня. Смысла заучивать руны не было.

В этом мире такой вид магии почти не использовался. Магам быстрее было проговорить заклинание, чем собрать цепочку из рунных знаков. Но руну Ансуз Рейка использовала часто, она проста в начертании, и гораздо мощнее плетения «все расскажу». С ее помощью Рейка приноровилась слушать деревья и травы. Все они сообщают, когда силой нальются, как их использовать, где хранить, на что пригодны, стоит лишь спросить.

Вот плетение «светлячок» Рейка сама придумала. Она соединила два заклинания: «зеркало Велеса» из блокнота «Родовое колдовство» и «глаз» из книги «Иномир». А почему «светлячок»? Да просто в том месте, куда Рейка подглядывала, появлялся солнечный зайчик, даже в ночное время. Впрочем, подглядывать ей было не за кем, Елань единственная в этом мире, с кем Рейка успела познакомиться.

Она вытащила из сумки котелок с родниковой водой, что загодя наполнила для похода, да так и отправила его вместе с водицей в подпространственный карман. Рейка поставила котелок на лавку, в очередной раз восхищаясь подарком Гоши. Отсутствие фляжки или бутылки — не проблема. В кармане сумки из котелка ни одна капля не прольется и сохранится в первоначальном виде, горячее — горячим, холодное — холодным, а сыр и шмат копченого сала даже за пятьсот лет не потеряли своей свежести.

Доплетая ажурную сеть «светлячка» Рейка спохватилась: «Зачем? Елань меня все равно не услышит, звуки не передаются», но зеркало уже засветилось. Рейка пораженно застыла. Не веря своим глазам, в зеркальном блеске она увидела одинокую фигуру сидящего мужчины. Он обхватил голову руками и покачивался из стороны в сторону. Его удрученный вид жалостью отозвался в сердце девушки. Внезапно мужчина насторожился и резко убрал руки от лица. «Максим!» — охнула Рейка. Будто услышав ее вскрик, Максим поднял голову и взглянул прямо в глаза девушки. «Рейка, где ты? Вернись!» — по губам прочитала она его стон.

«Здесь я!» — хотела сказать Рейка, надежда на возвращение и огромная нежность к Максиму заполонила каждую клеточку ее организма. Максим сможет! Максим вытащит ее отсюда! Но, не успела… Гладь воды подернулась рябью и на ее поверхности отразилась комнатка в избушке Елани. Как секунду назад Рейку охватил восторг, так теперь она ощутила панику и беспомощность…

Напротив старушки стояли стражники. Старший что-то грубо говорил, подкрепляя свои слова резкими взмахами рук. Один высокий худой парень ухмылялся, нацелив копье в грудь Елани, еще двое держали взведенные для выстрела луки, а горбун в широких черных одеждах бормотал в открытые ладони заклинание. Солнечный зайчик заплясал на стене комнаты, когда от дыхания низко склонившейся над зеркалом Велеса Рейки чуть задрожала водица. Елань заметила солнечное пятнышко и улыбнулась. В движении ее губ Рейка прочитала одно слово: «Беги!» Горбун злорадно вытянул в сторону старушки правую руку, но не успел швырнуть заклятие, в котором Рейка признала рабскую метку. Елань дернулась и с несвойственной для старого человека прытью прыгнула на копье… Секундой позже, в ее тело впились две оперенные стрелы…

— Беги! — дверь землянки резко распахнулась, отколов от стенки кусочки сухой глины. Рейка отпрянула от котелка, опрокинув его со скамьи. Ошарашенная увиденной сценой она переводила непонимающий взгляд с растекающейся по глиняному полу лужи на взъерошенного лешего и обратно. Замерев в ступоре, Рейка не понимала, что происходит. Гоша вихрем промчался по ее маленькой хижине, подхватил упавший котелок, сунул девушке рюкзак и, ухватив ее за руку, заставил бежать в лес.

— Тебя ищут… Калька, паскудник выследил… Елань жалко… бежать тебе велено… Гады, в облаву… оборотней послали… — бессвязно лопотал Гоша.

В беге Рейка пришла в себя — потом поплачет, сейчас бы ноги унести. Последние события вопили о первоочередности спасения ее собственной жизни, Елани помощь уже не требуется. Всей своей душой девушка почувствовала смерть единственного в этом мире человека, ставшего Рейке родным.

Не в этом направлении они с Еланью собирались уходить. Но Рейке было безразлично, куда Гоша ее уводит. Она доверилась лешему, не все ли равно, куда он приведет ее, главное, оторваться от погони. Былые планы рухнули. А за спиной слышался треск веток и чавкающие шлепки мокрой почвы под ногами преследователей. По телу девушки пробежал озноб, она оглянулась. Стая то ли собак, то ли волков догоняла беглецов. Черные, вдвое больше и мощнее лабрадора, они не выли и не лаяли, но их острые кровожадные взгляды пулями вонзались между лопатками. Ужас заставлял Рейку бежать, ускоряя шаг.

Дыхания уже не хватало, когда лес оборвался широкой полосой поваленных деревьев. И только сейчас девушка осознала, что возвращается туда, где впервые встретилась с Гошей. Словно в подтверждении этого факта им на встречу неслось сизое облако.

— Стрела тумана, — прошелестел испуганный шепот лешего.

Будто наткнувшись на невидимое глазу препятствие, они резко остановились. Рейка затравленно оглянулась. Один из преследователей на бегу кувыркнулся через голову и среди остановившейся поодаль стаи теперь красовался рослый парень. Его глаза с красноватым блеском и злорадный гортанный хохот не оставляли сомнения в том, что детина намерен убивать. Он неспешно с наслаждением выставил перед собой лук и оттягивал на себя тетиву с короткой толстой стрелой.

Не в характере Рейки было сдаваться обстоятельствам. Прошлым вечером она собрала паутинку «мгновенного прыжка». Еще не проверенное в деле заклинание могло принести вред. Ну и что из того? Смерть впереди, смерть позади… И выбор, как легче умереть, сейчас уже не имел смысла. Рейка крепко обняла лешего и стряхнула с пальцев заклинание. Уже в прыжке она увидела летящую в них стрелу, а приземлившись за лесоповалом, оглянулась — сизая, дымная с белесой сердцевиной хмарь прокатилась по тому месту, где они только что стояли, и слизнула стаю, оставив после себя лишь запах жженой резины, да клочки одежды преследователей.

Рейка победно улыбнулась:

— Все, Гоша, удрали.

Безумная радость, захватившая ее сознание при мысли, что преследователей больше нет, так же внезапно, как и возникла, испарилась, а вместо нее девушку охватила тупая боль потери. Высохшим кустиком лежал на земле Гоша, а из его ветхой фуфайки торчала, испаряя остатки проклятия, стрела. С горьким воем упала Рейка на колени перед останками лешего. Вторя ее плачу, заскрипели ветками деревья, засвистел поднявшийся ветер и завыло вдали многоголосье звериного воя и птичьего свиста.

Тенью, словно ниоткуда, на полянке появлялись лешие. Мрачно они окружили плачущую над другом девушку.

— Беги! — сказал самый старый, судя по свисающему с рук и лица густому мху, лешак, — Облава продолжается, скоро будет здесь. Ему ты ничем уже не поможешь.

Рейка всей обострившейся интуицией поняла, что не гонят ее отсюда родственники Гоши, а заботятся о ней. Она поднялась и, в последний раз оглянувшись на останки друга, сплела «мгновенный прыжок». Никого в этом мире у нее не осталось, ни одна живая душа не огорчится из-за ее ухода. Единственным местом, очертания которого она помнила, была лужайка, куда она попала, пройдя через калитку сквера. И с надеждой обнаружить ее там опять, она прыгнула…

Глава 7 Обман и страх

Стресс от пережитого, потеря близких, страх одиночества, чувство внутренней пустоты… Что может нанести душе еще большую боль? Как ни странно, но это постоянно всплывающий в мыслях образ Максима. Его скорбный облик, его губы шепчущие: «Вернись…». Рейка готова терпеть его колкости и грубость. Она готова по первому его слову хватать гитару и петь на ходу подбирая слова ненавистный ей, но так любимый Максимом рэп и заливаться смехом от его скучных анекдотов… Лишь бы он был рядом…

Сколько блуждала она среди кустов в поисках калитки, Рейка не знала, словно время текло мимо нее. И дальше бы она продолжала поиски, но на узкую дорожку из леса держа в поводу пегих лошадок, вышли два стража. Рейка едва успела притаиться за колючим кустом.

— Дун, зачем Витязь послал нас сюда? Остальные-то в казарму подались, отдыхать станут, а мы, как отверги, дорогу проверять. Здесь и людей-то днем с огнем не сыщешь, ни одной хибары вокруг. Какому лопуху в голову стукнет к призрачной стене идти? — конючил в спину седовласого богатыря с кривым шрамом на левой щеке совсем еще юный, почти мальчишка, воин. Разглядеть их внимательней Рейке мешали густые ветви, но это и к лучшему, ее тоже стражи не увидят.

— Да что ты все ноешь и ноешь? Ишь, сопли распустил. Командор знает, что делает. Место здесь такое, проклятое… из других миров сюда люди проникают. Как та ведьма. Привыкай, сюда каждый день по нескольку раз рейд отправляют. И не ной, слушать тошно!

— Да я ничего… Страшно только, чуть штаны не обмочил, когда через овраг пробирались… А ведьму точно стрела тумана спалила?

— Обмочил штаны — высуши, доля наша такая, в самое пекло лезть. А ведьма…? Сам видел, там только лоскутки от одежды остались. Нет ее больше. Супротив тумана еще никто не выжил.

— А-а! Ну и ладно. А то ищем и ищем ее, теперь, поди, спокойнее будет.

Что еще толковал бывалый воин молодому, Рейка не расслышала, под мерный цокот копыт голоса затихали вдали. Зато мрачная пелена с глаз упала, сознание прояснилось. Рейка теперь знала путь на заставу и обрадовалась, что ее-то искать уже не будут. Хоть одной проблемой меньше — уже хорошо.

Городок оказался грязным и кривым. Кроме хилой башни и длинного здания, типа сарая, возле которого толпились стражники, ничто не напоминало заставу. Вопреки ожиданиям Рейки, отсутствовало ограждение городка, не было и шлагбаума. Никто не проверял документы — входи кто хочет и когда вздумается. Одно слово — деревня, хоть и большая.

Избушки из потемневших от времени бревен окружены изгородями из неряшливо переплетенных веток. За плетнем просматривались грядки с остатками прошлогодних насаждений и подгнившими кучами не убранной с осени ботвы. Из сараев раздавались мычание коров, блеяние коз, да птичий гогот. Проходя по разбитой колесами телег узкой улице, обходя кучки коровьих лепех и орехи конского навоза Рейка крутила головой по сторонам, разглядывая домишки.

Ближе к центру большая деревня все же приняла облик города. Дома стали повыше и добротнее, плетни пропали, и уже дощатые штакетники прятали дворовые постройки. На городском рынке, несмотря на предвечернее время, все еще продолжалась бойкая торговля. «Пирожки… Шанежки…», «Молоко свежее…» — долетали голоса продавцов до центральной площади, где Рейка вдыхала вкусные ароматы свежевыпеченного хлеба и мясного бульона аппетитно льющиеся из трактира.

Заворчавший желудок напомнил, что с самого утра не получил еще ни крошки, да что там с утра? С прошлого дня… И горячего взвара бы неплохо выпить, чтобы согреться. Промокшие ноги и похолодавший к вечеру ветерок вызвали озноб до мурашек по всему телу. Но местных денег у Рейки не было, а где обменять монеты из кошеля, не известно. Не станешь же спрашивать у всех подряд: «Где тут у вас обменный пункт валюты находится?» И за пазуху за куском хлеба при народе не полезешь.

Да и народ здесь дикий какой-то, шарахается в сторону, стоит только сделать шаг навстречу жителю. Рейка заметила, что и друг с другом люди предпочитают не общаться, не только с ней. Свою волшебную портал-сумку Рейка еще под кустом, где пряталась от патруля, схоронила под кофтой из самопряденой овечьей шерсти, связав веревочки стягивающие горловину мешочка на талии. А там есть сыр, сало да кругляш хлеба. Огляделась, и пока в поле зрения никто не появился, тайком достала из сумки краюшку хлеба. Насытиться можно и на ходу, но и о ночлеге пора бы озаботиться. «Куда не кинь — всюду клин», — вздохнула Рейка и присела на толстое бревно, что вместо забора отмечал границу между трактиром и площадью.

И испуганно встрепенулась. Из-за бревна на нее таращились голодные глаза мальчишки. Замызганные штаны с рваными прорехами и такая же грязная рубаха до колен, явно с чужого плеча говорили о крайней степени нужды восьми-девятилетнего паренька. Рейка разломила хлеб пополам:

— На, ешь — позвала она мальчишку, — Ты чего здесь сидишь?

Испугано озираясь он подполз к девушке, выхватил краюшку, разломил ее пополам и засунул больший кусок за пазуху:

— Тебе нельзя со мной разговаривать, — прошептал он, поспешно кусая хлеб.

— Да? Это еще почему?

Мальчишка удивленно уставился на Рейку, даже жевать перестал. Медленно, как-то сконфуженно он повернулся к ней правой щекой. На щеке красовалась синяя метка.

— Отверга! — ахнула Рейка, мальчишка стыдливо опустил голову, — Ты что здесь делаешь? Да, брось, никого же нет, не бойся.

— Я… это… Трактирщик ушат с объедками выставляет, а Гуль забирает и свиней кормит.

— Понятно. Ты из ушата куски воруешь, да? — вздохнула Рейка. Самая большая дикость этого мира — рабство! Получить метку легко, заклинание несложное, а снять практически невозможно, так Елань рассказывала. А самое невероятное, что получивший метку считается умершим, становится изгоем, его положение даже хуже, чем пыль под ногами.

— А мамка? Неужели бросила тебя? — не верилось Рейке, что родная мать может с легкостью выбросить своего ребенка из дома.

— А на кой ей отверги? Она хахаля выбрала, а не нас с сестрой. Мамка вместе с ним нам метки ставила, — уголки губ мальчишки опустились к подбородку, брови нависли над веками, казалось, что сейчас мальчишка разрыдается. Но он лишь шмыгнул носом и сунув в рот последний кусочек краюхи огорченно вздохнул: — Мне-то что? Я уж большой, проживу как-нибудь. А сестру-то за что? Малышка еще, четыре зимы всего лишь…

Дверь трактира хлопнула. Трактирщик в повязанном поперек объемного пуза заляпанном полотенце вышел на крыльцо, выплеснул из деревянного ведра на дорогу воду и вернулся назад. Баба с девочкой-подростком шумно о чем-то судача, прошлепали мимо, лишь бросив косой взгляд на Рейку.

— Выползай, — позвала девушка притаившегося мальчишку, — Никого нет. Звать-то тебя как? — спросила она, когда он озираясь вылез из-за бревна.

— Нет у отверги имени, — вздохнул пацан, и криво улыбнувшись, добавил: — А раньше Даруном звали. Это… Пойду я?

— Погоди, Дарун. У меня из денег только старинная монета есть, не подскажешь где ее обменять на луты можно?

— Ну так, у трактирщика можно… А лучше к Сурку-лавочнику сходить. Сурк больше за монету заплатит.

— Проводишь к Сурку? Монету обменяю и тебе пирогов куплю

При упоминании пирогов густо-карие глаза мальчишки радостно заблестели, и он согласно кивнул головой:

— Только ты рядом со мной не иди, а то, мало ли, стражники попадутся. Сам-то я спрячусь, не впервой, а у тебя неприятности будут, — он немного потоптался на месте и неуверенно спросил, явно не ожидая ответа: — А что за монета у тебя?

Рейка достала из кармашка рюкзака треугольную медяшку. Золотые и серебряные пластинки из кошеля она еще в землянке решила не обнародовать, мало ли какие алчные людишки попадутся на пути, золото-то людям глаза застит, всяко может случиться.

— Ух, ты, — восхищенно воскликнул Дарун, — Треул. Десять лутов за такие Сурк дает. Я знаю. Я у него в лавке работал до этого, — мальчишка прикрыл ладонью щеку с меткой, — Только ты, это, быстрее давай. А то меня сестренка ждет. Темнеет уже, а она страх как боится темноты. Маленькая еще, глупенькая.

— А где она? Вообще, где вы живете? — поинтересовалась Рейка.

— Да там, — махнул он рукой в сторону городского рынка, — На окраине в сгоревшем доме. Дом-то сгорел, а печка осталась и погреб цел. В погребе мы и живем, а в печке воду для взвара греем. Пошли что ли? — и не ожидая ответа побрел по дорожке, ловко перепрыгивая ямы и кочки.

К счастью, по пути никто не попался, лишь поодаль от приземистого домишки с односкатной крышей, что и оказался лавкой, расслаблено стояли два стражника. Дарун резво сиганул за поленницу дров, которая кособоко облокотилась на стенку сараюшки во дворе, также скоренько Рейка шмыгнула в дверцу лавки.

Вид лавочника удивил ее, если не сказать, что ошеломил. Как-то лишь мельком упомянула Елань, что в этом мире кроме людей живут и другие народы. Ну, оборотни еще куда не шло, звериную ипостась, с коей Рейка уже была знакома по недавним событиям, принять не трудно, зверь как зверь, а обычным их видом они практически не отличались от человека. Но здесь! Могучее мешковатое тело, короткие толстые ноги, лысая яйцеобразная голова с острыми кошачьими ушами и отсутствием шеи, маленькие хитрые глаза над впавшими щеками и зеленоватый цвет кожи… Кто это? Орк? Гоблин? Ответа не было, да и не задавала Рейка этого вопроса, опасаясь реакции лавочника.

Рядом с ним за захламленным товарами прилавком, сидела еще одна странная личность — высокий худой, одна кожа и кости, бледный мужчина. Таким описывают фантасты графа Дракулу, да и обнажившиеся в ехидной ухмылке клыки убеждали, что это вампир. Но существуют ли вампиры на самом деле, Рейка не знала, раньше бы сказала, что нет.

Торг с Сурком был недолгим, впрочем, как такового торга совсем не было. Его глаза алчно загорелись, когда он увидел треул, и не мешкая лавочник выложил не десять, как ранее обозначил Дарун, а двенадцать овальных монет. Рейка сгребла денежки и не оборачиваясь, поспешила к выходу. Уже закрывая дверь, она услышала шепот:

— Дура баба. А ты, Сурк, молодец. Красавчик. За двенадцать пулов треул выкупил.

И она поняла, что ее крупно обманули. Не имея представления о виде денег этого мира она пулы приняла за луты. Двенадцать пулов это всего лишь один лут. Рейка повернулась и уже схватилась за скобу, чтобы вернуться и устроить скандал Сурку, но нерешительно застыла. Елань как-то рассказывала, что сделка считается завершенной и обратного хода не имеет, если покупатель успел покинуть помещение. Злись, негодуй, ругайся, хоть подерись, но свои законные девять лутов ей выцарапать из лавочника не удастся. Рейка вздохнула: «Впредь умнее надо быть. Сама виновата!»

Не стоило долго огорчаться. В конце концов, теперь этих денег ей надолго хватит. Из рассказов Елани Рейка помнила, что обед с ночевкой в трактире обойдется примерно в двадцать четыре куля, один пул равен двадцати плутам, а один плут это тридцать кулей. При экономии ей этих денег хватит на месяц, а то и больше. Знать бы еще, сколько добираться до Ашур–Лики придется. «А может и не хватит, обувку-то прикупить бы надо, кроссовки за день пути по такой грязюке уже почти развалились. Хорошо бы найти сапожки, или что-то типа бутц. Интересно, а сколько они стоят?» — так размышляя, Рейка спустилась по ступенькам крыльца и не заметила, что стражники шутливо подталкивая друг друга устремились к ней.

— Так-так-так! Что тут у нас? — белобрысый детина в потрепанной форменной куртке стражника как в тиски зажал запястье Рейки, она крепче сжала в кулаке монеты. — Не сопротивляйся, — блондин с силой сдавил двумя пальцами точку у основания ладони. Рейкин кулак сам собой раскрылся и на землю посыпались монеты.

Второй — коротышка в такой же измусоленной форменной одежде резво шагнул к монеткам, не заметив в вечерних сумерках пару откатившихся кругляшей, втоптал их в грязь:

— Лурд, а девочка-то богата! — воскликнул он, подбирая плуты, — Хороший рейд! По пять плутиков на нос!

— Отдай! — дернувшись из захвата, отчаянно вскрикнула Рейка, — Вы не имеете права…

— Глянь-ка на нее, Варлик! Девочка с норовом! О правах заговорила, — гортанно засмеялся Лурд, и размахнувшись влепил девушке пощечину. — Ты че, пигалица? Нюх потеряла? Кто в ночи шарахается, у тех нет прав. Ты вообще кто такая? Местных я всех знаю, а тебя впервые вижу. Ну че уставилась? Талут покажи.

По щекам девушки потекли непрошеные слезы сливаясь в одну струю с кровью из разбитого носа. Рейка ясно поняла, что эта встреча несет для нее большие неприятности, и как бы потеря денег и разбитый нос не оказались самыми мелкими из них. Трясущимися руками она достала из рюкзака свиток, этим талутом еще зимой ее обеспечила Елань. Откуда она его выкопала, бабушка не сказывала, а Рейка не поинтересовалась, о чем сейчас сожалела. Ну чего стоило расспросить бабушку о мелких деталях жизни этого мира, на поверку оказавшихся существенными. Тогда бы не оказалась в такой ситуации, как эта.

— Нарка уль Киран из деревни Глушка, — прочитал Лурд, он покрутил свиток в руках и придирчиво осмотрел его с разных сторон, — Слышь, Варлик? Ты же из той же деревни родом? Узнаешь эту девицу?

— Я уж почитай лет пятнадцать там не бывал, — словно выскрябывая воспоминания, Варлик грязной пятерней почесал затылок. — Был там Киран, кузнец-полуорк, и дочка у него была. Кажется, Наркой и звали. Да уж забыл, какая она на вид. С мелюзгой-то я там не якшался, — хохотнул стражник.

— Значит, личность не установлена, — задумчиво ответил Лурд. — Ну и что нам с ней делать?

— А у командора старая отверга померла, новую ищет, — невпопад вдруг заявил Варлик.

— Думаешь? — Лурд оценивающе посмотрел на Рейку. Слезы катились по ее щекам, бежать бы, но Лурд продолжал крепко сжимать ее запястье, не вырвешься. — А что? Выслужимся перед начальством, поблажки получим, а то и прибавку жалованья. Давай! Да ты не реви, — грубо дернул он девушку за руку так, что даже в плече отозвалась боль. — Командор нормальный мужик, справедливый.

Варлик порылся в кошеле, который вытянул из-под ворота куртки, и шагнув вплотную к Рейке, прижал ладонь к ее щеке. Ледяной занозой что-то вонзилось под кожу, затуманило голову и щекочущей болью заполонило все ее тело.

Тихо плача из-за поленницы выполз Дарун, покопавшись в грязи, он выудил потерянные монетки и словно тень, прячась за выступами штакетника или в зарослях кустов, он двигался вслед за стражниками, уводящими в ночь новую отвергу.

Глава 8 «Око»

Давно знакомы Жадуру все многочисленные коридоры, лазейки, ниши терема. Было время излазить все вдоль и поперек. Всеми правдами и неправдами он добился когда-то почетной должности старшего дружки княжича. Даже самого Альката удалось провести. Великий верховный архимаг так и не понял, что позволил колдуну стать наставником мальчишки. Жадур усмехнулся в густую бороду, клином спадающую до самого пояса: «Никакого сомнения — я самый сильный колдун в мире. Алькат — пустышка! Где теперь он, и где я!» — эта мысль каждый день поднимала настроение Жадура, словно молитву повторял он ее ежечасно.

Долго втирался в доверие к Дитуару Жадур. Но игра стоила свеч. Постепенно они становились друзьями. А после тайно проведенного обряда незримые узы прочно связали их судьбы. Никто и предположить не смел, что Дитуар марионетка в руках Жадура. Власть над Знакнязем, власть над Княжеством, власть над магами — что еще может быть упоительнее власти? И всем этим владел Жадур!

Владел… Но к великому огорчению колдуна, последствия того запретного ритуала по прошествии нескольких лет начали проявляться больше и жестче. Изначально бесхребетный Дитуар становился все более властным и жестоким, и Жадур все чаще оказывался под пятой Знакнязя. Теперь только хитрый ум, подхалимство и тайна о проведенном некогда обряде позволяли Жадуру все также близко находиться возле Знатного Князя и лишь слегка чувствовать себя властелином.

Сейчас Дитуар ждал Жадура в тайной комнате. Хотя для кого она являлась тайной? Весь двор знал, что комната, бывать в которой не позволено никому, кроме Знакнязя и особо приближенного к нему гостя по личному приглашению властителя, находится над комнатами гарема, а светильники в этих комнатах зачарованы заклинанием «Око». Все реже Знакнязь посещал эту комнату, все неохотнее выбирал в свою постель наложницу, все чаще поутру из его спальни выносили изуродованный труп девушки.

— Докладывай, что там у тебя? — Дитуар даже не оглянулся на скрип половицы, когда Жадур вошел в тайное помещение.

В небольшой пустой комнате с одиноко стоящим креслом было бы темно, если б в нее не проникал поток яркого света из метрового «ока» в полу. Знакнязь, сложив на груди руки в замок и постукивая длинными, скрюченными пальцами по локтям, пристально следил за девушками. Жадура насторожило спокойное выражение лица Дитуара. Колдун знал, что мнимое спокойствие при такой позе скрывает злость князя. И надо быть предельно осторожным, чтобы не попасть под его горячую руку.

— Воевода сообщил, что иномирка попала под стрелу тумана, — ни один мускул не дрогнул на лице Дитуара, но интуитивно Жадур понял, что Знакнязь почувствовал огромное облегчение. Словно сбросив с плеч тяжкую ношу Дитуар расслабленно сел в кресло, но так и не оторвал взгляд от «ока»:

— Как это понимать? — Дитуар указал пальцем на картинку в светящемся окне. Там белая, словно вылепленная из снега девушка обнимала черноволосую плачущую красавицу, а рыжеволосая совсем еще девочка-подросток хмуро наблюдала за ними, стоя в стороне. Еще группа красавиц разного возраста, цвета волос, роста, размера груди, талии и бедер сидели или лежали на диванах и праздно болтали. Время от времени то одна, то другая они наклонялись к подносам, что стояли перед ними прямо на коврах, и отправляли в рот какую-нибудь сладость. Всех их таких разных украшала полупрозрачная тога и объединяла общая деталь — метка отверги.

— Ничего особенного, — Жадур пожал плечами, — Уя успокаивает Ля. Ля оплакивает сестру, которую утром вынесли из твоих покоев. А На новенькая, только вчера прибыла и еще не знает порядков гарема.

Лишь один мужчина, кроме Дитуара, имел право входить в гарем — Жадур. Это Жадур приводил в нее новых наложниц, Жадур же уводил очередную жертву в покои Знакнязя. Он же и присваивал новые имена девушкам. Не заморачиваясь идеями, колдун просто ставил перед «а» или «я» одну букву, отсюда и имена — Уя, Ля, Па или Аа.

Дитуар оторвал взор от девушек и резко заговорил на другую тему:

— Зря мы разделили с королевством Вильт добычу самоцветов на Ашур-Лики.

— Что ж теперь поделаешь, магический договор подписан, — пожал плечами Советник.

— Жадур, я не спрашиваю тебя о том, что сделано. Я жду твоего совета, как обойти договор.

— Король не отдаст просто так свою долю, очень уж она выгодна. Можно попытаться выкупить… — договорить он не успел. Зло сверкнув черными, как ночь глазами Дитуар вскрикнул:

— Ты ничего лучше придумать не мог? Вильт заломит такую цену, что мы десятки лет прибыли не увидим. Надо силой взять, — эмоциональный всплеск иссяк, а на смену ему пришел холодный расчетливый тон: — Объявляй военный поход, но тайно, чтоб королевство не пронюхало. Собирай рать в приграничных деревнях частями, под видом работников на прииск. Срок на это полторы десятницы.

— Но…

— Я все сказал! Возражения не принимаются. Через две десятницы начинаем войну, — в пылу гнева Дитуар вскочил с кресла и мерил комнату тяжелыми шагами, а выплеснув из себя злобу, немного успокоился и снова уселся перед «оком», как ни в чем не бывало.

— Принято, Знатный князь, — Жадур покорно склонил голову. — Я только хотел сказать…

— Что еще? — вяло прервал колдуна Дитуар, весь его вид свидетельствовал о нежелании развивать тему дальше.

— Шпионы донесли, что сбежавшие из княжества маги во главе с Алькатом обосновались в деревушке Ашур, что находится у подножия горы. Илинка тоже там.

— А что у нас с магами? — насторожился Знакнязь.

— Все оставшиеся находятся под подчинением, сотни две их, слабых в расчет не принимаем. Но к боевым действиям способны лишь тридцать. В последние полгода несанкционированных всплесков магии не зафиксировано, — четко и кратко отрапортовал колдун.

— Всех отправляй на войну, — колдун не понял кого всех — только способных к боевым действиям или остальных тоже, а слабых считать? Однако переспрашивать не стал, настроение Знакнязя сейчас шаткое, того и гляди вновь впадет в гнев. Но сказать еще одну новость он просто обязан:

— Есть еще одна неприятность. Люсара жива.

— И что с того?

— Она может рассказать о тебе княжне.

— Не посмеет. Вина Люсары велика, раскаяться перед Илинкой она не отважится. Та ее не простит. Да и будет ли кто-либо мараться о разговор с рабыней.

— Надо было ее все же кровью повязать, — вздохнул Жадур.

— Какая кровь? Мы за ней смерть послали, — возмущенно фыркнул Дитуар.

— Но она выжила.

— Да, но смерть-то все равно по ее пятам идет, — усмехнулся Дитуар, но все же беспокойство Первого Советника ему малой толикой откликнулось. Он помолчал, задумчиво постукивая подушечками фаланг по кривым ногтям больших пальцев рук. — Давай заглянем в божественную бездну, посмотрим, сколь коротка ее нить судьбы. Умеешь? — Советник отрицательно покачал головой. — Знаю, что нет. Сам сотворю. Ты не пытайся запомнить. Все равно у тебя не получиться. Кровь твоя черна, да недостаточно. Для этого обряда полная тьма требуется в крови, как у меня.

Никогда еще колдун не видел, чтобы Дитуар магичил. Да что там «видел», он даже не примечал магического дара у Знакнязя. В полном смятении Жадур смотрел, как под пасами княжеских рук на стене проявляется мутное пятно, как в нем проступают переплетенные между собой разноцветные ленточки и пропадают, ярко осветив лишь одну. Кривая, словно спряденная неумехой, нить меняла свою толщину, где-то вздыбливалась пушистой кочкой, где-то напоминала гладкую тугую тетиву или волнистый волос. Мрачно-серый ее цвет на самом кончике почти незаметно замыкала зеленая точка.

— Вот тебе и ответ, — голос Дитуара вывел Жадура из транса. Колдун моргнул и пристально посмотрел на стену. Пятно пропало, — Смерть Люсару уже почти настигла, — словно ничего особенного не произошло, Дитуар наклонился над «оком» и, ткнув указательным пальцем на тройку девиц, распорядился:

— Этих двух — в каземат, ратникам на потеху, а третью ночью в мои покои приведи…

Жадур вздохнул: «Вот еще напасть! Глупые девки, ведь предупреждал же, что прикасаться к имуществу господина без разрешения, не позволено никому, даже такому же имуществу. И слезы лить не дозволяется. Доигрались!» Было о чем тужить колдуну, и это совсем не жалость к девушкам. Ему теперь придется искать не одну вместо разорванной Знакнязем на куски, а четырех новых с экзотической внешностью наложниц. А это совсем непросто. Где их искать-то? Так просто красавицы по дорогам в одиночку не мотаются. А Знакнязь требовал, чтобы в гареме всегда находилось два десятка красоток, и ни одной меньше.

Глава 9 На грани отчаяния

Два месяца уже Рейка находилась в рабстве. Два месяца всего лишь, а казалось что целую вечность она чистит свинарник, поливает грядки, да молча ненавидит хозяйку.

Не соврали стражи, когда описали командора, как нормального мужика. Витязь! Так он любил себя называть. Хотя «витязь» это звание ратника и для стражников, словно красная тряпка для быка. Не дружат стражники и воины между собой, а витязей недолюбливают обе стороны. Особенные они, такое звание присваивается после окончания магической военной академии, и статус имеют высокий. Словно рыцарь-одиночка из прочитанных Рейкой романов. Давно уж сгинула академия, мало осталось витязей, и отношение к ним высших чинов изменилось, поставив в один ряд с сотниками. Но этого военачальника уважали и стражи, и ратники. Потому давно уж звание стало именем этого воина.

Витязь только в первый день объявил Рейке, что она должна делать и что категорически запрещено. А потом перестал обращать на нее внимание, словно ее не существовало вовсе. А вот его жена, та еще стерва, хватала плетку и стегала рабыню, когда только вздумается, даже без видимой на то причины. Полная женщина с рябым от перенесенной оспы лицом до безумия ревновала Рейку к мужу и мстила симпатичной девушке за свое уродство.

Чтобы лишний раз не злить ревнивицу, Рейка приноровилась обезображивать себя. Она целенаправленно пачкала свою одежду, лицо и руки грязью. Отросшие до пояса волосы беспорядочно вязала в хвосты и собрав их воедино закручивала в узел на затылке. Прическа выглядела шишковато и неопрятно. Маленькое зеркальце из Рейкиного рюкзака при первой же встрече перекочевало в собственность хозяйки, но Рейка и без него представляла, какой бомжихой она выглядит.

Наверное, даже Максим бы побрезговал к ней подойти. Впрочем, о Максиме она вспоминала все реже и реже. Метка, сдобренная кровью хозяина, намного коварнее, чем у отверги. Отверга не имел возможности отказаться от приказа свободного человека, но мог скрываться. У раба этой привилегии не было. Четко поставленные хозяином задачи и ограничения обойти невозможно, метка словно тюремный надсмотрщик четко контролировала их безупречное выполнение.

Задолго до восхода солнца поднималась Рейка и трудилась на скотном дворе и приусадебном участке до полуночи. Первые дни она голодала, ей позволено было питаться лишь остатками свиного пойла. Выбирать недоеденные куски из бадьи в свинарнике девушка брезговала, лучше умереть с голода, чем пасть ниже свиньи. К ее великой скорби, заветный кошель перестал ей открываться, метка заблокировала его, словно изменилась сама сущность девушки. Крупу из сумки теперь не достать, да и где ее варить? Перед взором хозяйки? Отберет, не побрезгует. Рабы не имеют права на собственность.

Рейка теряла последние силы, от слабости не успевала сделать то, чему ее обязали, и получала жгучие удары хозяйкиной плеткой по спине. Боль от ударов несравнима с горечью утраты свободы, Рейке и жить-то уже не хотелось. Она даже радовалась, получая ссадины и синяки, надеялась, что слабая от голода и избитая она быстрее уйдет из этой псевдожизни в мир иной.

Но оторванная от жизни, не имея возможности общаться с кем-бы то ни было, кроме бездушной скотины, на второй день она услышала слабый стук в каменную ограду. И тот же стук на следующий день, а потом и на другой… Словно кто-то пытался ее поддержать. И с чувством благодарности она тоже начала отвечать стуком. Признательность незнакомцу немного притупила отчаяние и щемящее чувство одиночества. Глубоко в душе затеплилась надежда, и теперь неуверенно и робко пробивалось желание жить.

И Рейка приноровилась воровать корнеплоды из огромного чана при ежедневной варке свиного пойла. Хозяйка следила за процессом, чтобы рабыня не стащила картошку или брюкву. Но когда корнеплоды уже сварились, и в котел засыпалась мякина, хозяйка покидала свой наблюдательный пост. А Рейка выуживала себе пищу из неразваренного месива.

Магичить хозяин запретил сразу же, метка прочно заблокировала эту возможность. Но магические-то способности у Рейки иные, нежели у местных магов. Она продолжала видеть энергетические нити. Одна беда — внутренним взором она видела, как широкая лента вливалась в ее источник, как мелкие отростки впивались крючками в ее мозг, но сама блямба заклинания разместилась на лице снаружи и рассмотреть ее плетение не удавалось. Было бы зеркальце… Отражение в бочке хлипкое, нечеткое, не разглядишь тонкий ажур.

Рейка работала на скотном дворе, таскала тяжелые бадьи с водой на грядки, стригла овец или доила корову и материлась, выплескивая негатив на ни в чем не повинных животных и растения, и не переставала изучать нити. И однажды решилась оторвать крючок от своего канала, настроившись в случае неудачи на мучительную смерть. Потеря разума ее не беспокоила — потеряет разум, станет подобием животного, но сама же перестанет осознавать себя человеком, что все равно лучше ее нынешней жизни. Впрочем, эксперимент удался, пусть и частично. Красную метку рабыни вновь заменили синие линии отверги. К счастью, хозяева этого не заметили, а Рейка себя почувствовала более свободной, но продолжить эксперимент не решилась.

Словно бесконечный день сурка проживала рабыня. Одинаковые дни сменяли друг друга, теряясь за монотонностью будней. Но два дня назад все изменилось. Не по времени Витязь вернулся со службы. Как вихрь влетел он на скотный двор, оторвал от созерцания кипящего свиного вара свою жену и взахлеб ей выкладывал новости:

— В армию меня опять отрядили. Слава небесам, теперь опять в поле, на коне, да по врагам…

— Что ж это деется-то? — запричитала рябая мегера, — Это ж опять одной мне куковать, тебя поджидаючи… А бабы сказывают, что воевать Знатный князь рати отправляет. Откажись! Лучше стражником город охранять, чем голову в поле сложить.

— Да что ж ты воешь-то, раньше срока меня хоронишь, — разозлился Витязь на жену и влепил ей, на радость Рейке, пощечину. Голова хозяйки дернулась, но голосить она не перестала, — Умолкни, холера, — едва сдерживая ярость, прикрикнул Витязь. — Собери мне вещи в дорогу, через час я уезжаю.

Вскоре Витязь отбыл восвояси, а хозяйка закрылась в доме и ревела там, судя по причитаниям из-за открытой настежь двери в избу, до самой ночи. А Рейке этот день праздником показался. Она даже потихоньку запела, вспоминая изрядно забытые мотивы. Еще бы, давненько она уже научилась халтурить, выливая лишь одну бадейку воды под все деревья или чуть выплескивая на грядки. Ботва разрослась и уже скрывала сухую почву. Рейка же таким образом выкроила себе время на отдых. А в этот день совсем не пошла в огород, да и свинарник чистить не стала. Забастовка!

Другой же день еще больше приятных новостей принес рабыне. Как оказалось, дом этот казенный и не был в собственности у Витязя. Потерял должность командора — освободи помещение. На хозяйку свалилось такое горе, что на ее вой сбежались соседки, но узнав в чем дело, со смешками и издевками удалились. Кажется, не только Рейка ненавидела эту бабу, а и соседи тоже.

Впрочем, хозяйка быстро пришла в себя, нашла подводу, нанятые крестьяне погрузили в нее свиней да овец, а корову с бычком привязали к облучку, и отправились куда-то целым табором. По жалобам и стенаниям хозяйки, Рейка узнала, что есть у той маленькое имение в глухой деревушке, но до того старое, что и жить в нем невозможно, и людей в деревне добропорядочных днем с огнем не сыщешь, и не по ней, жене витязя, дороги там грязные протоптаны. А Рейка лежала на сеновале и радовалась своему отдыху и хозяйкиным бедам.

Сколько Рейка не убеждала себя поспать до полудня, но уже по привычке проснулась до зари. Праздно валяться надоело. Хватит, все бока уже отлежала за последние дни. Она привычно подмела двор вокруг свинарника и коровника. Наполнила бочку водой и с наслаждением вымылась. Бунтовать так уж на все сто. Рейка причесала пятерней мокрые волосы и заплела их в косу. Достала из рюкзака свои джинсы и футболку (хорошо, что одежда мала и хозяйке и Витязю, а то отобрали бы еще в первый день) и скинула с плеч поношенную грязную хламиду, доставшуюся ей от ранее почившей рабыни. Чистая и свежая Рейка чувствовала бы себя на седьмом небе от счастья, но голод притушил эйфорию.

Картошки не было, оставшиеся запасы вывезли вместе со свиньями. Недолго думая, Рейка сорвала в огороде пару спелых дынь с грядки, над которой хозяйка сама магичила по нескольку раз в день, отчего еще до летней жары дыни выросли, наполнились сладостью и ароматом. Сидя на чурбачке в центре скотного двора, Рейка наслаждалась сочной мякотью.

— Ах ты тварь! Хозяйское добро воровать вздумала… — от негодования лицо хозяйки налилось кровью, глаза злобно сверкали, а грязная ругань извергалась из перекошенного рта с обильными брызгами слюны.

Рейка испуганно подскочила с места, недоеденная дынька шмякнулась на землю и разбилась на мелкие осколки, оставляя на сухой глине пятна сладкого сока. Размахивая кнутом, тряся жирными боками и переваливаясь из стороны в сторону, словно гусыня, хозяйка бежала к Рейке. Вот она уже размахнулась, жесткая плеть кнута со свистом полетела в лицо Рейки. Девушка отпрянула назад, но мгновенно поняла, что избежать удара не получится, рукой прикрыть лицо не успевает и что удар неизбежно придется по глазам. Однако неожиданно хозяйка поскользнулась, случайно наступив на дынные ошметки, плеть выпала из ее руки лишь слегка коснувшись Рейкиной руки. Но боль от удара все равно была ощутимой.

И Рейка не выдержала. Вся накопленная за два месяца ненависть к хозяйке разом выплеснулась наружу. Девушка подхватила кнут и широкими взмахами с оттяжкой от души хлестала плетью по спине и ягодицам хозяйки. Та с каждым ударом визжала все громче и громче. Словно вторя родственной душе, завыли по всей улице собаки.

Времени на раздумья не оставалось, с большой вероятностью можно было ожидать, что вездесущие соседки уже повыскакивали из своих домов и спешили узнать, что случилось в доме бывшего командора, чтобы первыми оповестить горожан об этих новых событиях. Рейка заскочила в коровник, где на сеновале проводила все ночи вынужденного рабства, подхватила свой рюкзак и выскочила на улицу, благо взбешенная хозяйка забыла запереть входные ворота между скотным двором и парадной площадкой у дома.

Рейка не ошиблась, соседки уже спешили на вой хозяйки. Но настоящий страх ее обуял, когда она увидела стражников. Они неспешно шагали по улице, но увидев бегущую девушку, остановились на мгновение и стремительно погнались за ней.

— Сюда! — под раскидистой ивой между кривым углом каменного забора и растрескавшимся от времени деревянным штакетником стоял Дарун. Он призывно махал ей рукой и подпрыгивал с ноги на ногу от нетерпения.

Вслед за мальчишкой Рейка нырнула под куст, и едва протиснувшись в дыру дощатого забора, бежала прямо по грядкам соседнего огорода, а с дороги раздалась пронзительная трель свистка. Кривыми улочками, ныряя в кусты и перепрыгивая невысокие плетни, убегали Рейка и Дарун, пока не оказались на задворках городка.

— Беги. Там речка, — махнул в сторону рукой мальчуган, — Ты по ней иди, чтоб собаки след потеряли. Тебя искать станут, спрячься где-нибудь подальше.

— Давай вместе, — предложила девушка.

— У меня сестренка. Маленькая она. Мы тебе помехой станем, — отказался Дарун. Но его насупленный вид и огорченно прозвучавшие фразы, выдавали, что он бы и не прочь бежать вместе с Рейкой, — На вот, возьми, это твои, подобрал тогда… — из какого кармана лохмотьев он достал пару овальных монет, Рейка не заметила, но и не удивилась наличию у отверги денег.

— Оставь себе, — отмахнулась Рейка.

— Отберут, — тяжко вздохнул мальчишка. — Ты… это… Не забывай нас, ага?

— Как же я забуду друга, что меня от смерти спас. Это ведь ты стучал в ограду? — Дарун кивнул и виновато опустил взгляд вниз, Рейка крепко обняла мальца, — Спасибо, что не забыл меня, твой стук удержал меня в этой жизни.

— Беги, — Дарун выскользнул из объятий и подтолкнул Рейку прочь от города. Где-то на улицах еле слышно раздавался резкий свист, но с каждой секундой он приближался.

Рейка устало опустилась на мягкую траву. Лес кончился у речки, точной копии той, что у заставы. Девушка даже забеспокоилась — неужели бег по лесу с постоянными вихляниями в разные стороны, чтобы сбить со следа возможную погоню, привел назад к городку? Но речка, плавно расширяя берега, уткнулась в болото, а далеко на горизонте в дымке испарений темнел новый лесной массив.

— Догоните — в болото сигану! — погрозила Рейка кулаком в пустоту, обессилено легла и свернулась калачиком.

Будь, что будет. Бежать дальше не хотелось. Да и куда? Впереди болото, а карту этого мира она так и не видела, где находится гора Ашур-Лики, не слышала. Да и нужно ли ей идти туда? Примут ли там за человека отвергу? «Может, сразу в болото, чтоб не мучиться?» — горькая мысль вызвала слезы и, как итог, жгущую боль в щеке. Как ни странно, но боль подействовала отрезвляюще: «Ну и кому от этого легче станет? Стражникам? Или стерве? А Даруну кто поможет? Фигушки, еще повоюем!» И незаметно для себя Рейка задремала.

Впервые за два месяца ей приснился яркий сон. Будто стоит она рядом с Максимом на ступеньках перед дворцом и смеется взахлеб, глядя, как в бассейне под тугими струями фонтана кувыркаются Дарун с сестренкой.

— Вставай, чего разлеглась у болота? Воздух здесь дрянной, потравишься, — сквозь сон услышала она голос Гоши, и как разжатая пружина, резко села.

Дежавю! Напротив нее стояли Гоша и единорожка. Не веря своим глазам, Рейка потерла их ладошками, помотала головой, но леший и рогастик не исчезли. Только леший перестал казаться Гошей. Хоть и ватник такой же и лапти, но выглядел леший моложе и казался не таким умудренным.

— Далеко ты забралась, еле отыскали, — сказал леший, и голос его не отличался от голоса Гоши, — Спасибо рогастику, это она тебя обнаружила.

— Но… почему? — изумленно спросила девушка.

— Дык, мы своих в беде не бросаем. Ты с братцем моим старшим хлеб преломила, имя ему дала, побраталась, сестрой нашей стала, — лопотал леший, а единорожка опустилась перед девушкой на колени, — Садись, рогастик тебя повезет, она тебе жизнью обязана, что хошь, для тебя сделает. Чего ждешь? Говорю же, воздух здесь душной, задохнемся.

Словно ветер летел рогастик огибая толстые стволы деревьев, не замочив копыт перепрыгивал через речушки и ручьи. Рейка искала глазами лешего — успевает ли за бегом рогушки, и не находила. Но когда единорожка остановилась на знакомой полянке с пробитой стрелами тумана просекой, леший уже поджидал их там. Рейка сползла со спины единорога:

— Спасибо тебе, Лучик солнечный, — она обняла рогастика за шею и поцеловала в пушистую щечку.

Единорожка в ответ лизнула девушке нос и медленно побрела в лес, но, не дойдя до деревьев, встряхнула гривой и исчезла, словно ее здесь и не бывало.

— Не печалься, — глядя на озадаченно оглядывающуюся в поисках единорога девушку, сказал леший, — Ты ей имя дала — Лучик. Теперь только позови, и она придет к тебе. Может, тогда уж и мне имя придумаешь? — спросил леший и застыл, ожидая ответа. В его позе чувствовалось настороженность и надежда.

— Да мне не трудно, только вот хлеба у меня нет, — растерялась Рейка. Она не знала, что имя лешему увеличивает энергетический источник.

— Дык, хлеба и не надо… Братание-то уже было…

Но оказалось, что не так просто подобрать имя лешему. Руслан? Имя скорее для богатыря. Владислав? Длинновато, что-нибудь бы попроще… Может, Кеша? Нет, так попугая звали в мультике. Здесь этого не знают, но Рейка-то помнит. Да и не подходит оно лешему, ему бы что-нибудь с лесом связанное… Лес… лесок… леска… «А вот оно, — хлопнула себя по лбу Рейка. — Взгляд с хитринкой, нос на стреме — словно принюхивается к чему-то»:

— Лиска! — радостно воскликнула она.

— Лиса? Где? — насторожился леший, оглядывая окрестности, — Не вижу, не чувствую…

— Имя тебе — Лиска, ну если не нравится, то можно Леска, или еще чего придумаю, — сконфуженно поправилась Рейка. Леший насупился, напряженно уйдя в свои мысли и повторял, будто примеряя на себя:

— Леска… Лиска.., — и радостно встрепенулся: — Лиска подходит!

С улыбкой смотрела на него Рейка, но постепенно гасла радость на ее губах — вот также когда-то на этой полянке сидели они с Гошей, ожидая прихода Елани, счастливо светились глаза лешего от полученного им имени. Но нет уже ни Гоши, ни Елани…

— Лиска, а где похоронили Гошу? — хмуро поинтересовалась Рейка.

— Дык, ведь, не хоронят лешего. Леший сам в землю уходит. Здесь Гоша деревцем пророс, вон он, — указал он на маленький росток, что едва выглядывал из высокой травы.

Рейка подошла к нему, присела на колени, ласково погладила нежные листочки и вдохнула их слабый терпкий запах свежей зелени: «Спасибо, Гоша, за все!» Сколько она уже бродила или бегала по лесам, но впервые встретила березку, пусть еще маленькую и слабенькую. Может, и растут где-то в этом мире березы, но этот росток для нее особенный, словно привет из родного мира.

«Ну вот, будто и не уходила отсюда никуда». Все та же землянка, и печурка все также ждет, пока в ней затлеет и разгорится хворост. Даже клубки спряденных из овечьей шерсти нитей лежат там же, где их забыла при уходе два месяца назад Рейка. Жизнь, завершив крутой вираж, вернулась в ту же точку. И кажется, что вот-вот сюда придет Елань, или Гоша принесет орехи да ягоды… Но, нет. Орехи да ягоды теперь будет приносить Лиска, а Елань…

Рейка выскочила из землянки — котелка нет, остался в сумке, что перестала открывать подпространственное хранилище, но ведь есть родник, а выкопанная раньше Рейкой ямка для сбора воды возле него, чем не котелок? Вполне подойдет для зеркала Велеса. Подошло, получилось. Вот только светлячок не прыгнул на стенку знакомой комнаты, затерялся где-то в последних лучах заходящего солнца.

Откуда было знать Рейке, что после смерти травницы, крестьяне, опасаясь возможной мести убиенной души, сожгли домишко, перекопали землю вместе с золой, посадили там осинки. И обходили это место стороной…

Глава 10 Следы без ответов

Утро суетливо провожало народ в офисы, цеха да супермаркеты. Улицы наполнил гул дребезжащих моторов, стук трамвайных колес на рельсовых стыках, тихий шелест голосов. Слабый ветерок шуршал мятыми обертками конфет, не в силах поднять фантики в небо. Солнце еще не оторвалось от горизонта, но обещало раскалить день добела, как вчера, позавчера, да что там, больше недели жара стояла удушающая и ни единого облачка на небе.

Максим не замечал жары, и тихо было здесь. Все время он проводил на берегу реки, лишь изредка наведываясь в свой офис, и то если не мог разрешить вопрос по телефону. Тихо упал в воду желтый лист, мелкая волна закружила его на месте и словно лодочку, приподнимая и покачивая, медленно уносила вдаль от песчаного берега. Скоро наступит осень, и река будет тянуть на стремнину уже армады таких лодочек из желтых листьев.

А Максим будет все так же всматриваться в воду, сидя на камне в самом дальнем углу городского пляжа. Максим не сомневался, что пока снова, как весной он не увидит в воде лик Рейки, будет приходить сюда опять и опять. Мелодично звякнул айфон. Максим взглянул на экран и нехотя ответил:

— Слушаю, — звонил его заместитель. Друг верный и надежный, просто так он не будет отвлекать Максима от созерцания водной глади.

— Максим, сделка назначена на завтра, — сообщил он, — Ты придешь?

— Виталь, я выдал тебе генеральную доверенность, действуй. Ты же знаешь, что меня не интересуют дела фирмы.

— Макс, может, все же передумаешь? Ну ладно, ты продал отцовскую фирму. Фиг с ними, с акциями, что подарил мне, главбуху и главному инженеру, если что, так мы их тебе назад вернем. Но продавать на сторону контрольный пакет, это уже чересчур. Давай отложим сделку. Ты сходишь на прием к психологу, приведешь нервы и мысли в порядок, тогда уж и решишь…

— Виталь, ты никак убежден, что у меня не все в порядке с головой? В психушку хочешь отправить что ли? Уверяю тебя, что я абсолютно здоров. Просто надоела мне фирма, — меланхолично ответил Максим.

— Макс, не дури… — не сдавался друг, — Хочешь, я тебе путевку организую на Мальдивы, или в Сочи, да хоть в Карловы Вары… куда-нибудь. Отдохнешь, развлечешься, а? Хочешь, я с тобой поеду? Пойми, больше года уже прошло. Нет ее! Забудь и живи дальше.

— Забыть? Нет, Виталий. Я точно знаю, что Рейка жива. И ей очень плохо, я это чувствую всем нутром, — Максим помолчал, прислушиваясь к сопению друга в айфоне, и продолжил, словно ставил точку в конце предложения: — Ты купи путевки, бери в охапку жену и езжайте отдыхать. Лида давно мечтает о Мальдивах. А меня оставьте в покое, — сказал он и нажал кнопку, прерывая разговор.

— Не хочешь, значит, забыть Рейку? — певучий нежный голос застал Максима врасплох и заставил поднять голову.