Редакторам и прочим людям будущего
Сим завещаю,
Не редактировать никаких моих произведений,
Игнорировать предлагающее это множество мнений.
Да, я знаю,
Что на это разные могут быть причины,
Не все из которых будут справедливы,
Этого я не отрицаю.
Но несправедливости — нашей истории часть:
Расизм, нацизм, узурпаторская власть…
Но редактирование я запрещаю,
Ведь вы можете долго глаза закрывать,
Но исторических фактов вам у людей не отнять.
Сим завершаю.
30.09.2020г
Уикенд в обезьяннике
Солнце приятно согревало, дул лёгкий ветерок. Это был первый погожий день среди череды сентябрьских дождей. Я, как обычно, бесцельно шёл по центру города, вновь зачем-то захватив с собой гитару. Хотя как «зачем-то?» У этого действия есть вполне обоснованная цель. Просто сегодня эта цель вряд ли будет достигнута, ведь я уже задолбался драть горло на набережной.
В этот день я решил добраться до точки, на которой я стою, иным образом, поехав тридцать пятым маршрутом и выйдя за два-три километра от набережной.
Я уже давно прошёл через спортивный магазин и связанный с ним одной парковкой ТЦ (который ожидал меня в самом начале пути, если брать отсчёт от автобусной остановки), и уже длительное время бездумно двигался по городу, переходя через многочисленные пешеходные переходы и обходя стороной людей, собирающих деньги на помощь больным детям. И не потому что я не хочу помочь, а потому что я не доверяю вот таким вот «сборщикам подати». Ну, а ещё потому что у меня нет ни гроша в кармане, не считая денег на проезд, ведь я обычный одиннадцатиклассник, пытающийся выкрутиться из этой жизни.
Город. Само это понятие навевает мысли о бесконечной рутинной волоките, куче народа и шумных улицах. Но шум начал нарастать. Я и сам не заметил, как оказался на площади Ленина, на которой собрался очередной митинг. Народу было много, что мне не особо нравилось.
«Тут по крайней мере нет наших правоохранителей», — подумал я, поправил чехол и направился дальше.
Я мог бы обойти площадь стороной, но мой внутренний еврей уже успел предположить, какую сумму я потеряю, если пойду в обход.
Как человек, нуждающийся в деньгах для достижения своих творческих целей, я забил на здравый смысл (ментов ведь всё равно нет) и двинулся через площадь, стараясь держаться подальше от толпы.
Мне нужно было идти по левой стороне относительно моего направления (когда я шёл по правой у меня просто происходил сбой системы в голове, да и идти по левой стороне было быстрее за счёт количества светофоров и частоты смены цветов), а значит идти к виадуку не было смысла.
Я довольно стремительно двинулся в сторону фонтана, несмотря на то, что он был весьма близко к толпе. Не успел я его обогнуть, как передо мной выросла фигура полицейского.
— Вот чёрт…
— Что, простите? — переспросил он, то ли не услышав, то ли желая понять, правильно ли он всё расслышал.
— Ничего, извините, — я нарочито небрежно махнул рукой.
— Если ничего, то зачем извиняться? — с усмешкой взглянул на меня полицейский.
Меня бросило в жар. Я нервно переводил взгляд с представителя правоохранительных органов на пешеходный переход.
Полицейский проследил за моим взглядом, затем посмотрел на мою одежду, после чего пристально уставился на чехол с гитарой.
— Можно ваши документы, — он протянул руку.
Я тяжело вздохнул и спустил с плеча рюкзак, прижал его к себе коленом и принялся искать паспорт.
Я проверил каждый карман, но паспорта там не нашёл.
— Не понял… — я уставился в рюкзак отсутствующим взглядом.
Устав держать его коленом, я опустился на корточки и принялся повторять процедуру поиска. Спустя пять минут я обречённо опустил голову и выдал финальный вердикт:
— У меня с собой нет документов.
Полицейский покачал головой.
— Ну что ж, тогда проедемте в отделение.
Дальнейшая череда событий развивалась весьма быстро: за меня вступился какой-то мужик, который едва не развязал драку, за мужика вступилось ещё человек десять, а потом мне удалось затеряться в толпе.
Опасаясь разбить гитару я всё же двинулся к пешеходке. Но стоило мне выбраться из толпы, как я напоролся ещё на трёх полицейских.
С меня градом катился пот, вокруг ревела толпа, носились ОМОНовцы с дубинками. Люди дрались даже между собой. Моя голова кружилась, а руки болели в районе плеч, из-за приложенных полицейскими для их заламывания усилий.
«Нет, нет, нет… Да как же так? Не может быть?!» — думал я, сдерживая тошноту.
Вот так митинг, который, как я думал, ничего не изменит, весьма круто поменял мои планы на весь день, стерев их вовсе. А дальше всё утонуло в тумане.
***
Темнота. Крайне пугающая темнота. Будто бы экран монитора погас. И я стою под светом прожектора, освещающего метровый кусочек асфальта подо мной. И как бы долго я ни шёл в эту тьму, я не мог достичь её края. Вокруг меня мелькали различные картинки, приглядевшись к которым я узнал свои воспоминания.
«Я что, сплю?»
Воспоминания смешались в кашу и стали появляться в несуразном порядке.
«Да что же со мной такое?»
Передо мной пролетели блеклые воспоминания о начальной школе, затем весьма яркий момент моего неудачного подката к девушке, далее уже изрядно потускневшее воспоминание о моём втором выступлении в составе FTD…
Череда появления всех этих моментов не говорила мне ни о чём.
«Да что же?..»
Перед моими глазами будто в замедленной съёмке проплыла толпа людей, среди которых явно выделялись полицейские.
На меня будто снизошло озарение. Сон начал рассеиваться, в темноте появился едва заметный огонёк, и глухой голос чуть слышно объявил:
— Оформляй его.
Я открыл глаза. Тусклый свет лампы в обшарпанном КПЗ не причинял им никакого дискомфорта. Потрескавшаяся штукатурка, сонные, побитые и даже угашенные алкоголем задержанные…
— Вот я и оказался на горьковском «дне», — пробормотал я скептически.
За старым скрипучим столом, что стоял ближе к углу помещения, сидел уставший полицейский, разбиравший какие-то бумаги.
— Лейтенант, — жалостливо крикнул один из задержанных. — Будь человеком, выпусти, а?
— Нет, — твёрдо сказал лейтенант.
— Ну выпусти… Ну…
— Не-ет, — полицейский переложил очередную пачку документов на край стола.
— Ну вы-ыпусти…
— Ещё одно слово, и я позову полковника, — устало сказал лейтенант.
— Да он опять бухой будет, — хрипло хохотнул стоявший у стены бородатый мужик.
Половина задержанных утвердительно засмеялась.
— Если и так, то я позову майора, — лейтенант перевернул страницу. — А она с вами церемониться не будет.
— Зови-зови, — усмехнулся небритый парень в треснувших очках. — Давненько мы с девками не развлекались.
Раздался громовой хохот, по тону которого явно угадывалась смелость сказавшего данную фразу парня. Я с опасением отошёл назад. Прижавшись спиной к стене, я осознал, что за спиной у меня нет гитары, а на плече не висит рюкзак.
— Ну всё, угомонитесь, — лейтенант зевнул. — Я ведь и вправду их позову.
Гул медленно стих.
Я осторожно приблизился к решётке.
— Эм… — я неуверенно кашлянул. — Товарищ лейтенант…
Полицейский равнодушно поднял на меня глаза.
— Ну, положим, что я тебе никакой не товарищ.
— Э-э… Ну, да… — я нервно почесал бровь. — Ну так вот… Не могли бы вы выпустить меня?
Позади меня раздался удивлённый смешок и ехидное хихиканье.
— Ты чё, предыдущего разговора не слышал? — чрезмерно веселясь, спросил неприятный тип в капюшоне.
Лейтенант же просто взъерошил волосы и устало пробормотал:
— Как же вы все меня задолбали…
— Да нет, вы поймите же, — я двинулся вдоль решётки ближе к столу. — Я тут вообще случайно оказался.
— Да неужели? — хмыкнул бородач у стены.
— Да я просто мимо митинга проходил! — я отчаянно ткнул себя в грудь. — Я вообще на набережную шёл! На гитаре играть!
— Ничего не знаю, — пожал плечами лейтенант. — Не я тебя задерживал.
Полицейский вернулся к своим делам.
— Можно хотя бы вещи забрать? — я указал на гитару с рюкзаком.
Лейтенант уставился на меня, как на идиота.
— Ну дайте мне хоть позвонить? — взмолился я.
Он лишь устало покачал головой, что-то раздражённо пробормотал и продолжил разбирать бумаги.
Я обречённо опустил голову, вернулся к стене, сел на пол и обхватил колени.
«Ну ничего, — думал я. — Я ведь тут случайно оказался. Меня выпустят. А даже если и нет, родители забеспокоятся, что я не вернулся с набережной домой».
Только я поверил в то, что это произойдёт, как вспомнил, что я должен был сегодня остаться с ночёвкой у друга. Так что искать меня никто не будет. По крайней мере в ближайшие двадцать четыре часа.
Но тут меня осенило — я ведь подросток.
— Лейтенант, — я приподнялся с пола. — А мне ведь восемнадцати нет.
В камере кто-то хмыкнул.
— Не прокатит, — сказал парень в треснувших очках. — Хотя можешь…
— Вот придёт на тебя ориентировка о пропавших, которую, я так понимаю, отправят твои родители, вот тогда и отпустим, — ответил лейтенант.
— …попытаться, — протянул небритый.
— Да они меня сегодня и искать не будут! — я чуть не срывался на крик. — Я сегодня должен был у друга ночевать.
— Вот сочинитель, — проскрипел худой татуированный мужик, сидевший на лавочке.
— У друга… хе-хе… — засмеялся тип в капюшоне.
— Дайте позвонить, а? — попросил я.
Вокруг меня нарастал гул. Лейтенант опустил голову в стол и обхватил её руками.
— Сочини ещё чё-нить…
— Хе-хе… хе-хе-хе…
— Не прокатит…
— Дайте позвонить…
— Лейтенант…
— Задолбали! — лейтенант вскочил на ноги. — Андрей Николаевич!
Он выбежал в коридор.
— За полковником побежал, — сказал худой.
От скуки, в тревожном ожидании, я стал рассматривать собратьев по несчастью. Хотя это довольно броское выражение, я ведь не знал, по каким причинам они тут оказались. Но среди них наверняка было хотя бы пару человек, которые, как и я, оказались тут случайно. Ну или хотя бы за административные нарушения, какие-нибудь несерьёзные. Типа пьянства…
Всё это звучало, как не самые убедительные оправдания. Пьянство — не самое серьёзное? У меня есть несколько весьма личных примеров обратного.
Пьяный двадцатилетний парень лишил меня одного дяди. А второй сам очень много пьёт, чем постоянно досаждает, когда приезжает к нам погостить. Да и в целом, есть ведь огромная куча примеров негативного влияния алкоголя на человека. Причём речь даже не про физическое здоровье…
В итоге цепь моих мыслей вновь вернула меня к осознанию того, что домой я вернусь нескоро.
В камере со мной находилось семь человек.
Пьянчуга, вонявший перегаром и жалостливо просивший лейтенанта выпустить его, теперь уныло сидел на лавке, слегка покачиваясь и постепенно сползая вниз.
Рядом с ним весьма спокойно сидел тот самый худой татуированный мужик, решивший, что свою историю я сочинил.
С другого бока от худого сидел ещё один молчаливый задержанный, тупо глядевший сквозь решётку.
Ближе всего ко мне, у стены, но недалеко от лавки, стоял небритый парень в треснувших очках.
По другую сторону всё от той же лавки, накинув на голову капюшон и обхватив колени, тихо хихикал себе под нос неприятный тип в капюшоне, напоминавший самого стереотипного наркомана.
Напротив меня, облокотившись на стену и скрестив руки на груди, стоял грозный, довольно высокий бородач, явно занимавшийся бодибилдингом.
А в самом тёмном углу виднелся силуэт ещё одного человека, чьё лицо скрывала тень. Его глаза сверкали из темноты, оглядывая всех в КПЗ. Его взгляд пересёкся с моим, после чего мне стало не по себе и я перестал смотреть в тот угол.
В коридоре раздались чьи-то возмущённые голоса, топот ног, и следом перед решёткой «обезьянника» появился офицер полиции, державший за шкирку двух скованных наручниками задержанных.
— Вы у меня уже в печёнках сидите! — недовольно прошипел он, подошёл к столу и достал оттуда ключ от решётки.
Сняв с нарушителей наручники, полицейский затолкал их в камеру и вновь закрыл решётку.
Двое новичков были полными противоположностями друг друга — мужик, лет тридцати, который, как я позже вспомнил, первым вступился за меня на митинге, сразу же начавший ломиться в решётку, кричать что-то про свободу и называть служителей закона трусливыми псами, и девушка, лет двадцати, тихонечко севшая в углу, слева от меня, обхватив руками колени и уставившись усталым взглядом в пол.
Мужчина ростом был примерно метр восемьдесят, приятной наружности, коротко стриженный, светловолосый, атлетического телосложения, с весёлыми голубыми глазами, одетый в футболку «Scorpions», светлые шорты и сандалии.
Девушка была невероятно красива — серые глаза, чёрные длинные волосы, стройная и тоже довольно высокая (чуть ниже того мужика). Одета она была в белую рубашку с розовым узором, заправленную в плотно облегающие чёрные джинсы, на ногах у неё были новенькие кроссовки.
Эта пара задержанных сразу привлекла к себе всё внимание.
— За что тебя взяли, красавица? — улыбнулся ей бородач.
— Хе-хе-хе-хе… — стал покачиваться наркоман. — Красавица…
— А вопрос ведь реально интересный, — парень в треснувших очках извлёк из кармана зажигалку и принялся ею щёлкать, наблюдая за небольшим огоньком.
— Ёп… — у наркомана округлились глаза. — Ни хрена се… Ты как её пронёс?
— Взял да пронёс, — пожал плечами парень. — Так за что тебя повязали, милочка?
— Да отстаньте вы от девки, — устало пробормотал татуированный. — Ей и так теперь не сладко, а тут вы ещё…
— А ты заткнись, Сухой, — бросил татуированному бородач. — Дай полюбопытствовать хоть.
«Сухой, значит.»
Узнав прозвище татуированного я заинтересовался.
«Я ведь в КПЗ, — думал я. — Настолько ли тут всё стереотипно?»
Мои размышления прервал звучный окрик из тёмного угла, перекрывший гул пристававших к девушке голосов:
— Умолкните вы все! Живо! Слушать тошно, как вы к молодой девушке лезете.
— Как скажешь, Судья, — икнул пьяный.
Повисла неловкая тишина, прерываемая иканием пьянчуги.
— Кстати о прозвищах… — подал голос я. — А какие они у вас? И как вы их получили?
Наркоман в капюшоне вновь противно захихикал.
Мелькали искры огонька, веселился неприятный тип, но никто не спешил отвечать.
— Ну, меня они Планировщиком прозвали, — нарушил молчание небритый парень в очках, вновь щёлкнув зажигалкой.
— Хреновый ты планировщик, правда, — хмыкнул Сухой.
— Хреновщик, — наркоман вновь захихикал.
— А что планировал-то? — поинтересовался мужик с площади.
— Вообще меня повязали, как одного из организаторов митинга, — сказал парень, сопроводив свои слова очередным щелчком, — приписав мне вдогонку хакерство. А учитывая, что я тут оказываюсь отнюдь не в первый раз…
— Второй за полгода, третий за год, — прокомментировал из угла Судья.
— Да, спасибо за уточнение, — усмехнулся Планировщик. — Так вот. Я оказывался тут неоднократно, так что уже несколько раз успел спланировать свой побег. Правда, — перебил он уже успевшего поднять руку Сухого, — как уже любезно заметил Дмитрий Николаевич… Плетнёв, я же правильно запомнил? …спланировал я его плохо, ибо всё ещё нахожусь здесь, как видите.
Парень вяло улыбнулся, наблюдая, как Дмитрий Николаевич с кислой миной опускает руку.
Я с интересом оглядел остальных, ожидая, кто заговорит следующим.
— Ну, этот вот — Нарик, — бородач у стены, поймав мой взгляд, кивнул на наркомана и продолжил рассказ. — Объяснять почему, думаю, не нужно.
— Хи-хи-хи…
— Сухой… — бородач посмаковал это прозвище. — Не пьёт он, Димка. Трезвенник. И оказался он здесь случайно…
— Благодаря этому, — Сухой кивнул в сторону пьянчуги.
— Да я то шо?..
— Пьяный, да… Пьяного мы Пьяным и зовём, — пожал плечами бородач, чуть повысив голос. — Я ведь тут тоже из-за него оказался.
— Ну налил бы мне одну лишнюю, так нет же… — снова икнул Пьяный, отвлёкшись от завязавшегося спора с Сухим.
— Заплатил бы, я бы и налил! — рыкнул на него бородач.
— Тише, Бармен, не кипятись, — Планировщик спрятал зажигалку. — А то на шум реально полковник придёт. И опять Пьяного напоит.
— Водкой? — тот сразу заинтересовался.
— Дерьмодкой. Цыц ты, — топнул ногой Планировщик.
— Так, ну, бармен — это твоя профессия, так? — я выстроил логическую цепочку.
— Угу, — бородач устало прикрыл глаза. — А теперь ещё и погоняло.
Воцарилась недолгая тишина.
— В углу у нас стоит Судья, — продолжил Бармен. — Судьба его нам, ну или по крайней мере лично мне, неизвестна, он тут дольше всех. А вон тот, на лавке, — бородач указал на сидевшего справа (а для меня слева) от Сухого, — он молчит всё время. Так что его Молчалиным и прозвали.
Я решил никак не комментировать данное прозвище, тем более учитывая тот факт, что Молчалин, после его упоминания, что-то невнятно пробормотал, обнял себя за плечи и принялся покачиваться.
— Эй, пацан, — мужик в футболке «Scorpions», прищурившись, посмотрел на меня. — А я ведь тебя помню… Это за тебя я вступился на митинге?
Я призадумался, вспоминая этот момент, после чего утвердительно кивнул.
— Так тебя серьёзно повязали на митинге? — удивился Бармен.
— Да я просто мимо проходил… — я устало откинул голову назад, прислонившись макушкой к стене. — Я шёл на набережную на гитаре играть, проходил мимо толпы. Меня стопорнули, спросили документы…
— Жизнь она такая, парень, — Планировщик вновь от скуки достал зажигалку.
Ещё несколько человек понимающим тоном выразили мне своё сочувствие, на чём разговор вновь прервался.
И в этот раз тишина снова была недолгой — в коридоре опять раздались шаги.
— Идут, — прохрипел Сухой.
Из коридора вышел разозлённый лейтенант, следом за которым, покачиваясь, в приобнимку с двумя довольно откровенно одетыми девицами (на сих метнула одновременно сочувствующий и осуждающий взгляд девушка в белой рубашке) и бутылкой вина в правой руке, вошёл полковник.
— Гля… глядите, девчонки, — пьяный служитель порядка икнул, — мой личный обезьянник…
— Они тут… буянят, — лейтенант картинно притопнул ногой, явно не желая отчитываться перед пьяным начальником, на которого взглянул с отвращением.
— Бу… буянят? — полковник приподнял бровь. — Эт непорядок… всех на виселицу!
— На какую виселицу? — сквозь зубы проговорил лейтенант. — Сейчас двадцать первый век, какая виселица?!
— Как? У нас… ик… нет? — удивился полковник. — Не… непорядок. Надо вводить…
Сухой тихо хохотнул и устало прикрыл глаза.
— И вот он должен их унять? — я обратился к лейтенанту, указав ладонью на полковника.
— А ты типа не с нами? — хмыкнул Планировщик.
— И можно ли мне уже позвонить? — я проигнорировал его вопрос.
— А этот требует свои вещи назад! — лейтенант указал на меня.
— Да мне бы хотя бы позвонить…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.