Бесплатный фрагмент - Учитель

Глава 1

Сегодня уже третий день, как я почти ничего не ел. Все дело в том, что мой брат, Гепард, опять где-то шатается. Он ушел в город еще позавчера, обещал оставить мне еды, но, видимо, запамятовал. С тех пор как он познакомился с Водной Лилией, у нас все пошло наперекосяк. Новая девушка его совсем поглотила.

Да и то, какая она ему девушка? Уверен, что он для нее не более чем забавная зверушка. Что, гепард из горной пустоши? Не слыхали? Великолепный такой гепард? Естественно, не слыхали. Да и не узнал бы о моем брате никто и никогда, особенно представители городской богемы, если бы новая подружка его со всеми не перезнакомила.

Думаю, ей по приколу, какой мой брат фактурный. Огромный такой золотой гепард, сильный. Только в этом он и хорош — в паясничестве. Обидно все это. И стыдно.

Пойти, что ли, купить еды? Но не хочу без брата тратить деньги. Мерзко будет, если он станет считать, что я его объедаю. Деньги-то, считай, он один сейчас в дом приносит. Уж пусть лучше будет так: сколько дал, на том и спасибо. У него какая-то своя особая экономия. Ох, и когда же он вернется?

Наш дом стоит на холме, и отсюда хорошо видно окрестности. Вчера выпал снег, и теперь холмы и деревья стоят как новенькие, свежеубранные белизной. Мне нравится снег. Люди не понимают, почему мы, оборотни, живем в горной пустоши. У них этот район города не котируется, и из людей здесь живут в основном бедняки. А для нас тут такое раздолье! Много снега и прохладно.

Еще слово «пустошь» этому району совсем не подходит. Так эту местность стали называть очень давно, в давние-стародавние времена, когда после землетрясения и пожара здесь почти не осталось растений. Теперь же здесь вполне густые леса и очень красиво. Еще из существенных плюсов для нас — дешевое жилье. Это даже какая-то насмешка над глупыми людьми — роскошная природа, минимум шума и дешевое жилье, но они почему-то не догадываются здесь поселиться. Ну и пусть!

Дома в нашем районе (то есть в горной пустоши) ничем не отличаются от домов в центре города, вот право слово. Ну разве что если взять дома богачей вроде Краутов или Шанхольцев, то да, их дома отличаются. А дома среднего класса и бедняков плюс-минус одинаковые.

У нас с братом в доме есть все удобства: климат-контроль, парная, выдвижная мебель. Только дом довольно-таки старенький. Эту улицу застраивали лет тридцать назад, на правительственные дотации после тех пожаров. И сейчас многие из этих домов нуждаются в ремонте. Однако после смерти родителей у нас нет денег заменить обветшавшую мебель или сделать современную кухню. Наши родители погибли в авиакатастрофе… Отец был исследователем горных пород, а мама — преподавателем алисси́йской литературы. Когда они были живы, мы существовали вполне безбедно и жили ближе к центру города. Благодаря успешным родителям мы с братом раньше ни в чем не нуждались. Потому и росли лоботрясами. Занимались чем хотели, развлекались всласть. Но теперь все иначе…

Первое время мы были в шоке и не понимали, как оборотень может заработать деньги. Люди мне кажутся более прагматичными. Они чаще перестраховываются. Даже когда в человеческом семействе водятся деньги, они все равно стараются, чтобы у их детей было еще больше денег, а у детей их детей еще больше.

Оборотни же чаще стараются, чтобы каждый оборотень знал культурные вещи вроде «как устроен мир», «откуда взялся наш клан», «что делать, если слишком часто или слишком редко обращаешься в зверя», «какие поступки достойны оборотня, а какие нет», «как поддерживать тело в жизнеспособном состоянии» и так далее. Я это все знаю, а как не умереть с голоду, ума не приложу.

Не понимаю оборотней, которые готовы зарабатывать на жизнь, развлекая людей. (И презираю людей, которые находят в оборотнях развлечение.) Вон, снежный барс из семейства Ловнн выступает в цирке. В цирке! Он научился усилием воли обращаться в зверя и теперь это делает на забаву толпе. Вообще, для нас, оборотней, обратиться в зверя — это как для человека поспать или поесть. Иными словами, отдохнуть. Каждый оборотень знает приблизительно, как часто и на какое время он или она становится зверем. В это время ты просто чувствуешь себя по-другому. Делаешь другие вещи. Кому-то хочется залезть на дерево, кому-то поваляться в снегу. Иногда плохо помнишь, чем занимался, когда был зверем. Это правда больше всего похоже на сон, чтобы людям было понятно!

Но это у нас просто особенность такая, потому что мы — гибридный вид. Кроме этих обращений, у нас мало общего с животными, которые эволюционируют как отдельный вид. В процессе эволюции из хищников многие из нас превратились в растительноядных (а некоторые в принципе произошли от них). В нашем человеческом состоянии мы ничем не отличаемся от людей. Многие оборотни даже превосходят людей интеллектуально — говорят, благодаря лучшему обмену веществ. Но только, наверное, фирменное человеческое коварство нашему уму не подвластно.

Наш отец был гепардом, и брат унаследовал эту породу от него. А мама была рысью, как я. Многие говорили, что у нас с ней похожие глаза. Хотя мне кажется, у мамы они были красивыми, добрыми. Такие светлые, серо-голубые глаза. А у меня они только цветом похожи. С отцом я был гораздо менее дружен, чем с мамой. Даже не знаю почему…

Глава 2

Брат вернулся домой, когда солнце было уже низко над горизонтом, дома и деревья отбрасывали длинные косые тени, а снег казался синеватым в надвигающихся сумерках. Я заметил его издалека: как я уже говорил, наш дом стоит на вершине холма, и отсюда видна узкая дорога, извивающаяся змейкой вверх по улице.

Завидев его, я испытал неприятное чувство: брат был одет слишком по-человечески, слишком по-модному, чтобы нравиться людям. Ну разве носят оборотни шляпы, особенно оборотни-гепарды? А мой брат теперь носил шляпу. И этот дурацкий плащ из какого-то непонятного материала.

Вообще, у людей совершенно иное отношение к одежде, чем у оборотней. Оно усложненное и противоестественное. Ведь для чего нужна одежда? Чтобы не было холодно и чтобы защитить уязвимые участки тела. Одежда должна быть сделана из приятного телу материала, должна быть удобной и иметь цвет, не раздражающий зрение.

У людей же есть такое дикое понятие, как «мода». Это когда в одном месяце они, как сговорившись, все носят зеленый цвет, а через полгода, например, все будут носить желтый. Еще может быть в этом году модно повязывать платки на шею и делать какие-то нашивки на плащ, а в следующем будет популярно что-то другое. Это же чистой воды безумие! Иногда я сомневаюсь, что люди — дети природы.

Мы, оборотни, тоже носим то, что люди могли бы назвать украшениями, но это не излишества, а амулеты — они заключают в себя силу предков и чистоту рода. Пока ходишь с амулетом, не попадешь в беду. Оборотню бы и в голову не пришло носить амулет для красоты.

Пока брат поднимался к дому по тропинке, я решил не смотреть на это жалкое зрелище и потупил взгляд в стол. Так он меня и застал.

— Рысь! — сказал он мне первым делом, как вошел. — Черт, я совсем забыл! Сейчас, когда уже подходил к дому, вспомнил, что не оставил тебе еды. — Он выглядел уставшим. Я понял, что он давно не обращался в зверя и уже валился с ног. — Надеюсь, ты догадался купить себе поесть? — Он попытался прочесть ответ на моем лице, но я все еще сидел, уставившись на стол. — О нет! Так я и думал! Ну что с тобой делать? Откуда в тебе эта проклятая гордость?

— Это не гордость, — быстро ответил я, подняв глаза. Я не хотел, чтобы он так думал. — Я силы экономил. Пошел бы за едой, потратил бы больше сил, чем можно компенсировать купленной едой.

— Ты и твои расчеты! Ладно, вот возьми и поешь. — Он поставил на стол котомку, которую принес с собой, и извлек оттуда лепешек, сыра, каких-то жареных овощей и теплого питья в небольших бутылочках. — А я… Мне нужно срочно обратиться, не могу, сил нет. Потом тебе кое-что интересное расскажу. Мы с Лили (это он так свою девушку называет) были вчера в очень интересных гостях. Ты не поверишь, когда узнаешь!

Сказав это, он сбросил одежду и, потянувшись как кошка, обратился в покрытого золотистой шерстью гепарда. Открыв лапой дверь, он исчез в направлении леса.

Не понимаю я, зачем он встречается с Водной Лилией? Ведь у них нет никакого будущего. Поясню. Люди могут создавать семьи с людьми. Люди также могут создавать семьи с оборотнями. У таких родителей может родиться либо человек, либо оборотень. Если два оборотня создадут семью, то ребенок унаследует породу одного из родителей. Изредка бывает такое, что рождается ребенок смешанной породы, но это, как правило, близнецы или тройня. А вот оборотень и разумное растение не могут создать семьи. Пока что никто не решался на такой эксперимент, так как совершенно непонятно, чем это закончится, если оборотень и представитель клана растений решат зачать ребенка, будучи в человеческом обличье. Поэтому я и говорю, что у них все равно нет будущего. Сдается мне, это какая-то дань моде — сейчас многие растения встречаются с оборотнями.

Воротился брат приблизительно через час. Запыхавшийся, но зато свежий и отдохнувший. Я к тому времени немного подкрепился и чувствовал себя лучше. Теплый напиток в бутылочках был хорош.

Сходив в душ и высушив волосы, Гепард сказал:

— Ну вот, теперь могу тебе все рассказать. Вчера Лили пригласили для выступления на семейном празднике… куда бы ты думал? — Я слегка покачал головой. — В дом семьи Шанхольц! Честное слово, я не шучу. К самим, стало быть, Шанхольцам. Ей можно было взять с собой сопровождающего, и она взяла меня. Я там вчера был! Эта еда — оттуда, — сказал он, указав на съестное на столе.

Я часто заморгал, пытаясь осознать услышанное. Пока что мне было непонятно, к чему может привести знакомство брата с Шанхольцами. Семьи вроде них мне мало понятны. Они были богачами такого уровня, с которыми никто из моих знакомых и знакомых моих знакомых никогда не разговаривал и не имел дел. Я почуял непредсказуемую опасность, и мне это не понравилось…

— Представляешь, у них около семи автомобилей разного плана — и для езды по земле, и для полетов в небе. И дом такой огромный, что они сами точно не знают, сколько в нем комнат, — рассказывал он, расплывшись в улыбке и досушивая свои густые темно-рыжие волосы напротив теплого вентилятора. — Кстати, они уважительно относятся и к оборотням, и к клану растений. Учитывая, сколько там вчера было разных гостей, они могли бы на меня не обращать внимания. Но нет, расспросили, кто я да что я. Называли не иначе как «господин Танэльс». (Танэльс — это наша с братом фамилия. У оборотней нет имен личных. Оборотня идентифицируют по фамилии и породе. Например, Танэльс-младший, который Рысь.)

Я, конечно, скептически отношусь к словам, которые говорят люди. Слово нынче ничего не стоит. Многие из клана людей, особенно богачи, в прошлом использовали оборотней как дешевую рабочую силу. По крайней мере, в этой стране. В Алисси́и, конечно, дела всегда обстояли иначе. Во времена древних войн между людьми и оборотнями люди часто побеждали оборотней непредсказуемым коварством. И только в одной Алисси́и, где правителями были мудрые Синие Медведи, люди никогда не могли взять верх. Мудрость медведей была дальновиднее их коварства.

Со временем Алисси́я стала чем-то вроде образцовой державы, куда теперь стремятся переехать все кланы. Там намного лучше отношение и к оборотням, и к растениям. Но вот людей там до сих пор недолюбливают. Наша мама была из Алисси́и. Мы с братом туда часто ездили летом, когда были живы бабушка и дедушка, Рыси семейства Гонзоль. Поэтому мама и стала преподавателем алисси́йской литературы.

— Так ты послушай, что я тебе говорю! — Голос брата отвлек меня от размышлений. — Я же тебе еще самого главного не сказал. Эти Шанхольцы, когда узнали, что мы наполовину алисси́йцы, чуть с ума не сошли от радости. У них есть младшая дочь семейства, пятилетняя девочка. Я ее сам не видел, но они мне про нее рассказали. Она слишком умная, развитая не по годам. У родителей на нее большие надежды. Что она будет знать алисси́йский и сможет там управлять делами, когда вырастет.

— Ну и удачи им, — сказал я. — А ты-то чего этому так радуешься? Я не понимаю.

— Ты потому не понимаешь, что я еще тебе всего не рассказал, — торжественно объявил брат. — Чтобы хорошо выучить алисси́йский, этой девочке нужен учитель. И я тут подумал… — брат смерил меня долгим взглядом, — предложить им твою кандидатуру.

Я инстинктивно поморщился.

— Да погоди ты отказываться, — затараторил он. — Рысь, ты же из нас двоих более умный. Ты мог бы далеко пойти, но ты с людьми не умеешь общаться. Или не хочешь, или их за что-то презираешь, я не знаю.

— Я презираю только тех людей, которые высокомерно относятся к другим кланам. И оттого я их презираю, что они сами очень плохой образец для подражания: коварные, жадные, с массой всякого рода пунктиков и фетишей, а еще смеют считать себя выше нас. Ну как их воспринимать всерьез?

— Рысь, ты просто много не понимаешь о людях. Они под каким-то другим углом видят мир. Вот, знаешь, как растения, например, все заботятся, чтобы свет под определенным углом падал, чтобы одежда была определенного оттенка, — ну знаешь же эти чисто растений загоны?

— Допустим.

— Так вот люди — это как будто немного растения, а немного мы. Но в них еще есть что-то свое, уникальное. Если ты узнаешь людей получше, тебе в них многое понравится. А как ты сможешь что-то о них понять, если сидишь целыми днями в горной пустоши, подрабатываешь у старого Барса Нуамея и света белого не видишь?

— А ты не думал о том, что, поговорив со мной, они, может быть, тоже будут против моей персоны? Я ведь льстить и врать не умею. Если о чем-то спросят, скажу ровно то, что думаю.

— Это да… Но послушай, они же заплатят хорошие деньги. — Увидев мой укоризненный взгляд, брат исправился: — Правда, тебя это вряд ли заставит прилично одеться. Может, хоть челку свою уберешь с лица ради собеседования? Ведь глаза почти закрывает!

— Нет.

— Так я и думал, — цыкнул он с досадой. — Но… на собеседование-то хоть сходишь?

Я не знал, как быть. Мне очень не хотелось унижаться перед Шанхольцами и просить у них работы. Но в то же время брат обеспечивал нас обоих, и мне хотелось облегчить ему жизнь. К тому же ведь не так и позорна должность учителя.

— Схожу, — буркнул я через силу.

На этом разговор был окончен.

Глава 3

И вот я уже стою перед огромным домом семьи Шанхольц из клана людей.

Брат настоял, чтобы я надел на собеседование его темно-зеленый пиджак. Мы с ним плюс-минус одного телосложения, только волосы у нас разного цвета. По маминой линии я не просто рысь, а редкая сероцветная разновидность. Кто-то из маминых предков был смешанной с волком породы, и у нас нетипичный для рыси окрас — темно-серый, с пепельным оттенком. Не говоря уже о том, что серо-голубых глаз у чистокровной рыси в принципе не бывает.

В дом меня провела домработница. Пройдя по длинному коридору, мы прибыли в просторную гостиную. На диване сидела неприятного вида женщина, изрядно напомаженная и оштукатуренная. Я попытался силой воображения представить, как она выглядит в своем естественном виде, но мне это не удалось.

— Господин Танэльс-младший, мадам, — сказала ей домработница.

Женщина на диване приподнялась, ее тонкие губы растянулись в дежурную улыбку.

— Мари Шанхольц, — представилась она. — Присаживайтесь, пожалуйста.

В первые секунды общения она болезненно всматривалась в мое лицо, видимо пытаясь рассмотреть спрятанные за челкой глаза, но ничего по этому поводу не сказала.

Когда она заговорила, ее голос оказался скрипучим и неприятным. Таким голосом обычно обладают люди, которые либо сильно больны, либо имеют скверный характер. Я невольно вздохнул. Перспектива иметь разговор с этой женщиной меня совсем не радовала.

— Давеча мы имели удовольствие познакомиться с вашим братом, и он нам сообщил, что ваши предки родом из Алисси́и, — начала она. — Он также вас рекомендовал как человека, хорошо владеющего алисси́йским языком. Но прежде я хотела бы вас спросить, знакомы ли вы с учебником алисси́йского авторства Некó? Нам его рекомендовали как одно из наилучших пособий для изучения этого языка.

Хоть я силился понять, кого именно Мари Шанхольц имела в виду, когда говорила «мы», я решил отвечать по существу.

— Я знал одного человека, который занимался вроде бы как раз по этому учебнику. Насколько мне известно, он был издан очень давно и не отражает того живого языка, на котором сейчас говорят в Алисси́и. Например, в нем говорится, что «ситóрис карисма́тис» по-алисси́йски означает «ничего страшного», но никто из алисси́йцев так сейчас не говорит. Все говорят «ка́ри ситóри.»

Мари сузила глаза и поджала губы.

— Что ж, — сказала она. — Но с самим учебником вы не знакомы?

— Нет.

— Гм… Хорошо. — Она над чем-то задумалась. — Тогда, возможно, стоит дать вам пообщаться с Софи. Это моя внучка, которой требуется преподаватель алисси́йского.

— Хорошо.

Привели Софи, которая с виду была как все остальные дети ее возраста. Но я отметил странно впившиеся в меня маниакального вида глаза. Взгляд у нее был недетский.

— Господин Танэльс, это Софи, — представила мне старшая Шанхольц. — Софи, поздоровайся.

— Добрый день, — сказала она по-алисси́йски. — Рада знакомству.

Произнесла она это на удивление правильно.

— Взаимно, — ответил я ей тоже по-алисси́йски, и по недоумению, отразившемуся на ее лице, понял, что это выражение было ей неизвестно. Поняв, что она только что столкнулась с ранее не знакомым словом, Софи пришла в странный буйный восторг, — я говорю «странный», потому что мне непонятно, как такой факт может вызвать такие эмоции.

— Кла-а-асс! — протяжно запищала она, хлопая в ладоши. Я поморщился.

— А как вас зовут? — спросила она на родном языке. Мне понравилась ее прямолинейность.

— Я Рысь из семейства Танэльс, младший сын, — ответил я.

— Класс! — опять криком провозгласила Софи. Я уже стал подозревать проблемы в эмоциональной сфере, но тут она выдала такое, от чего я совершенно опешил:

— Хочу, чтобы вы называли себя Софи, а я буду называть себя Рысь! Софи нравится это имя!

— Софи, что за причуды! — одернула ее бабушка.

Но Софи только картинно заныла, как капризный ребенок, и затопала ногами, повторяя:

— Хочу, хочу, хочу! Пусть я буду Рысь, а он Софи!

— Нет, Софи, так не пойдет! — сказала Мари. — Господину Танэльсу это не понравится. Перестань кривляться!

Я часто заморгал, пытаясь осознать, что вообще происходит.

— Извините, господин Танэльс, — сказала мне Мари, попросив домработницу пока увести внучку. — Софи у нас сложный ребенок, но если к ней привыкнуть, вы увидите, что она очень способная ученица.

Другой на моем месте, скорее всего, вежливо улыбнулся бы в ответ, но не таков был я. Не мог я изображать вежливость, когда какой-то пятилетний человеческий ребенок только что попытался присвоить себе мое родовое имя, как будто я шут гороховый и надо мной можно потешаться.

— Простите, мадам Шанхольц, — услышал я собственный глухой голос, — но боюсь, я не смогу преподавать вашей внучке.

Я быстро поклонился и направился к выходу.

— Как же так? Господин Танэльс! Господин Танэльс! — услышал я летящий мне вдогонку растерянный голос. Но я не оборачивался. Швейцар на входе открыл мне дверь, и я вышел.

Уж не знаю, что обо мне подумала Мари Шанхольц, но, оказавшись на улице, я почувствовал себя лучше. Какая-то часть меня была очень рада, что мне не придется иметь дела с Шанхольцами. Но была еще и другая часть меня, которая вдруг стала меня распекать: «Ну и что ты наделал? Что теперь скажет брат? Вот как ты ему расскажешь, что провалил собеседование и испортил отношения с Шанхольцами?» «Да, но это не моя вина, — не соглашалась моя другая часть. — Кто вообще станет мириться с таким отношением?»

От тяжелых мыслей у меня разболелась голова. Я чувствовал, что нужно остыть и на что-то переключиться. Ноги сами меня привели к ближайшему трактиру, который приветливо переливался огнями и манил запахом вкусной еды.

Я зашел внутрь и сел за барную стойку. Рассчитав, сколько будет стоить еда и выпивка (брат дал мне с собой немного денег), я сделал заказ. Пока я ждал, рядом со мной села молодая девушка, дикарка.

Мне симпатичны дикари. Они хоть и люди, но в них почти нет типично человеческого лицемерия и коварства. По характеру они мало отличаются от оборотней. Если бы я встречался с человеческой девушкой, то только с дикаркой.

— Что, невезуха? — весело спросила она, обратившись ко мне. У нее в руках уже был бокал с элем. Видимо, у меня был заметно понурый вид.

— Да, вроде того, — ответил я.

— Что случилось? С девушкой проблемы?

— Нет… У меня вообще нет девушки, — почему-то сказал.

— Ну, тогда вообще все прекрасно! — почему-то сказала она.

Я удивленно на нее посмотрел, и наши глаза встретились.

— Погоди-погоди, — деловито сказала она. Не церемонясь, она убрала челку с моих глаз. — А ты довольно симпатичный! — вынесла она свой вердикт, проведя ладонью по моему лицу. — Как тебя зовут?

— Рысь.

— Рысь? Первый раз вижу рысь с голубыми глазами.

— Во мне есть немного волчьей крови.

— А-а-а, — она энергично кивнула головой.

Тут мне принесли эль. С самого утра я ничего не ел, и хмель быстро ударил мне в голову.

— А как тебя зовут? — спросил я.

— Санита.

Довольно-таки распространенное среди дикарей женское имя. Такое, наверное, понравилось бы моему брату. Вспомнив о брате, я опять помрачнел. Санита как-то легко улавливала мое настроение.

— Ну вот опять приуныл! — она закатила глаза. — Да чего вообще унывать-то! Любые проблемы в этой жизни можно решить.

Я и забыл, что дикари славятся своим жизнелюбием. Жаль, что их в нашей стране осталось не так много. Большинство смешались с людьми. Дикари же по сути и есть люди, только они длительное время были оторваны от цивилизации и жили в изоляции. Когда люди с ними наладили контакт, то обманули их доверие и долгое время их эксплуатировали, как и оборотней, только благодаря своему военному превосходству.

А нынче среди людей какая-то мода на дикарей. В клане дикарей все как один красивые и пышущие здоровьем, не то что остальное человечество. А еще дикари куда более естественные, хотя сейчас многие стали копировать людей.

— Так что случилось-то? — спросила Санита.

— Я должен был устроиться на работу в один богатый дом, но провалил собеседование. Теперь мне нужно рассказать об этом брату, который на меня очень рассчитывал. — Я покачал головой.

— Хм-м, подумаешь! — фыркнула она. — Послушай, у меня есть идея. — Она с энтузиазмом толкнула меня локтем. — Сделаем тебе такое имя, что и работа никакая не нужна будет!

Глава 4

Как я ни пытался узнать у нее подробности, Санита не хотела мне говорить свой план. Она только сказала, что будет ждать меня в городе в воскресенье, «чтобы провести один эксперимент». Я подумал, что нужно будет обратиться на более длительное время перед этим, чтобы я потом мог долго находиться вне дома.

Теперь мне предстоял разговор с братом. Я попытался себе представить его реакцию, когда я ему расскажу о собеседовании. Как бы я хотел, чтобы он пришел в ярость, наорал на меня… Но этого, скорее всего, не будет. Мой брат странного темперамента. Я говорю «странного», потому что в этом он похож на человека или даже на растение (те вообще ни на что не реагируют). Из всех кланов разумных существ, оборотни — самые эмоциональные, мы открыто выражаем свои чувства. Но не мой брат. В детстве он таким не был, однако после смерти родителей решил взять на себя роль старшего в семье. А старшему полагается соблюдать спокойствие, что бы ни произошло, и быть якорем для остальных.

Выйдя из трактира, я отправился на вокзал, откуда уходят поезда на горную пустошь. Поездка заняла чуть более часа. Чего я только не передумал за это время. Мне хотелось побыстрее приехать домой, чтобы все рассказать брату и разделаться с этим окончательно. В итоге на пути к нашему району дома становятся все более низкими и все более редкими. Горная пустошь и вовсе похожа местами на деревеньку, хотя высокие дома здесь тоже встречаются.

Воротившись домой, я, однако, не застал там брата. Я почувствовал досаду. Мне не хотелось продолжать терзаться мрачными мыслями, пока я с ним не поговорю.

Гепард пришел домой за полночь, когда я уже собирался спать (мы, оборотни, отдыхаем во время обращения в зверя, но нам также нужен сон, когда мы в человеческом обличье. Мы просто спим гораздо меньше, чем люди.) В гостиной зажегся свет, и на пороге своей комнаты я увидел темный силуэт Гепарда, обрамленный дверным проемом.

— Рысь, эй, ты не спишь? — тихо спросил он, боясь меня разбудить.

— Нет, — мрачно ответил я.

Брат аккуратно отворил дверь полностью. Он вошел и сел на деревянную лавку возле моей кровати. Я попытался собраться с мыслями, чтобы все ему рассказать, но тут он меня опередил.

— Я слышал о том, что произошло сегодня у Шанхольцев, — сказал он.

— Что именно ты слышал?

— Ну… есть одна версия произошедшего, которую кому-то передала их служанка. А потом эта версия дошла до Лили в виде сплетни. А есть вторая версия, которую теперь «по секрету всему свету» распространяют сами Шанхольцы. — Он говорил спокойно, и я не мог понять, сердится ли он на меня. — Согласно первой версии, — продолжил Гепард, — их девочка сказала что-то неуместное, ты вспылил и сбежал с собеседования. Также служанка слышала, как мадам Шанхольц потом жаловалась члену семьи на то, что у тебя странный внешний вид, не видно глаз. Возможно, из-за прически, ну ты знаешь… Думаю, так она хотела сама перед собой оправдаться, мол, раз он не собирается быть у нас учителем, значит и нам не очень-то хотелось. Ну а согласно второй версии, ты пришел к ним на собеседование, но чем-то им не подошел, и — «о боже, пришлось отказать». Однако они распространяют ее как тайну, «чтобы не обидеть г-на Танэльса»…

— Что? Это они-то мне отказали? — негодовал я. — Я всегда говорил, что нельзя доверять людям!

Брат устало потер переносицу. Видимо, ему эта история нравилась не больше моего.

— Послушай, — сказал он устало. — Ты меня извини, что я тебя в это втянул. Откуда мне было знать, что так выйдет? Ты плохо знаешь людей и не представляешь, что для богачей значит репутация. То, что никому не известный оборотень отказался на них работать — это урон их репутации. И они ее таким образом пытаются выправить. В их мире все строится на репутации. На самом деле, ты их тоже очень оскорбил своим поступком. Возможно, они считают тебя неблагодарным, — я не знаю. Но, Рысь, забей. Не вышло так не вышло. — Он дружески похлопал меня по плечу. — Скоро об этом все забудут. Но вот мне они теперь, наверное, будут не рады.

— Извини, — сказал я. Тут я впервые задумался о том, что, возможно, мой поступок был некрасивым.

— Ладно. Утро вечера мудренее. Спокойной ночи.

Весь следующий день я провел в меланхолическом состоянии, ожидая, когда пройдет достаточно времени и из памяти выветрится воспоминание о визите к Шанхольцам. А потом пришло воскресенье — день, когда я должен был встретиться с Санитой.

Санита предложила подобрать меня на машине на станции Эноль, а оттуда отвезти к каким-то своим друзьям. Ее жизнерадостность сильно располагала к ней, и я ей полностью доверял. Дикари, как правило, люди слова.

Она приехала на сине-сиреневой переливающейся машине, которая ездила по земле.

— Привет! — энергично сказала Санита. — Ну что, ты готов изменить свою жизнь?

Я невольно улыбнулся (а меня сложно заставить улыбнуться).

— Не думал об этом, — ответил я.

— Ай, какой ты зануда. Ладно, поехали!

Мы приехали на улицу в центре города, знаменитую своими магазинами тканей. Я в тканях ничего не понимал, так как покупал одежду у местных ремесленников в горной пустоши.

Санита сказала, что ей нужно зайти в один магазин и забрать ткань для своего друга. Я решил подождать ее в машине. Когда она ушла, произошла сцена, которая впоследствии косвенно повлияла на дальнейшую череду событий в моей жизни.

Машина Саниты была припаркована метрах в ста пятидесяти от перекрестка. Вдруг на перекрестке в ожидании зеленого сигнала светофора остановилась группа пешеходов. К своему неприятному удивлению, я узнал Мари Шанхольц и ее служанку. С ними были еще двое каких-то людей, с виду богачей.

Внимательная служанка заметила одиноко припаркованную машину Саниты и, наклонившись к уху г-жи Шанхольц, делая вид, что не смотрит в мою сторону, тихо сказала:

— Смотрите, это ли не господин Танэльс-младший там в машине?

Служанка, видимо, считала, что я ничего не услышу. Но она не учла, что у меня слух как у рыси, и я прекрасно ее услышал.

Мари Шанхольц бросила на машину быстрый взгляд и проговорила так же тихо своим скрипучим голосом:

— Да, это он. Такую экстравагантную прическу сложно забыть. Как же все-таки хорошо, что он у нас не работает!

Я невольно повернул голову в сторону, чтобы посмотреть, не видно ли еще Саниты на другой стороне улицы. Я был уверен, что из-за моей длинной челки они не поняли, куда я смотрел все это время.

На светофоре загорелся зеленый свет, и Шанхольцы пошли. Теперь была их очередь притворяться, что они не знают, что я на них смотрю. Эти недобрые слова, сказанные в мой адрес так неожиданно, покоробили меня до самого основания души. Как можно быть такими подлыми? Как земля носит таких подлых людей? Что я им плохого сделал, кроме того, что не стал работать с них несносным ребенком?

Как раз в это время вернулась Санита. Заметив, что со мной что-то не так, она спросила:

— Что случилось? Оставила тебе на минутку одного, а ты уже и раскис.

— Да так, встретил заклятого врага.

— Ох! — Санита закатила глаза. — Ладно, послушай. — Она тронулась в путь. — Сейчас мы поедем к Джэду. Это мой давний приятель, наполовину дикарь. Хоть он дикарь только наполовину, он классный — думаю, тебе понравится. Джэд тебе несколько подправит внешний вид, приоденет тебя, все такое, — говоря это, она описала в воздухе круг кистью руки. — А потом мы с тобой вместе отправимся на Ратушский бал, куда я сегодня приглашена.

— Какой еще бал? — я посмотрел на нее. Я доверял Саните, но посещение бала в мои планы не входило. — Я думал, ты мне поможешь найти работу.

— Само собой, само собой! Но… — она цыкнула, — ты не понимаешь, как функционирует высшее общество. В нем главное — занять хорошее место, и тогда работы сами будут тебя находить. Здесь все строится на том, кто кого знает и какая у кого репутация, усек?

Я вздохнул. Ну что же мне делать? Я хотел реабилитироваться в глазах брата, но плохо понимал, как мне в этом поможет поход на бал.

— А Шанхольцы там будут? — спросил я.

— Вероятно, — кивнула Санита, — это очень большой бал, который каждый год устраивает городская ратуша, потому она называется Ратушским. На него приходят все-все богачи, вся элита, все знаменитые актеры. Я чудом получила приглашение от своего модельного агентства — так что нельзя упускать такой шанс!

Я крепко задумался. Возможно, на этом балу у меня будет шанс поквитаться с Шанхольцами.

— Хорошо, поехали.

Глава 5

Друг Саниты, Джэд, оказался славным малым. С виду он был полноват и больше походил на человека, но в общении вел себя как настоящий дикарь.

— Привет! Нужно из вот этого оборотня сделать красавчика. Сможешь? — сказала Санита.

— Гм… — Джэд оглядел меня со всех сторон. — Легко!

— Не волнуйся, — сказала мне Санита. — Джэд из любой замухрышки может принцессу сделать. А в твоем случае не придется слишком стараться.

— Та-а-ак, только волосы слишком длинные, — сказал Джэд, бесцеремонно вытягивая мои волосы и проверяя их длину. — Придется хоть немного укоротить. Ты согласен?

Я кивнул. У меня быстро растут волосы, и мне было все равно.

Он принес ножницы и ловко остриг мои кудри так, что они стали чуть длиннее плеча.

— Теперь нужно убрать их назад, — сказал Джэд. — И тебе нужно открыть лицо, — он убрал челку с моих глаз. — Ух ты!

— Ну вот и я о том же, — сказала Санита. Она стояла позади Джэда и наблюдала за процессом. Оба как-то странно завороженно уставились на меня.

— Что такое? — спросил я. Мне стало некомфортно, словно они нарушили мое личное пространство.

— Зря ты глаза за челкой прячешь, — сказал Джэд. — Тут нужен…

— Розовый сапфир!

— Розовый сапфир! — воскликнули они с Санитой одновременно и по-свойски указали на нос друг друга указательным пальцем правой руки.

— Точно! — сказал Джэд.

— Это сейчас очень модно, — сказала Санита, — украшать волосы камнями.

Я нахмурился. Джэд откуда-то принес увесистого вида камень. Камень был грубой огранки, длиной с вытянутую ладонь и цилиндрической формы. Я так понял, это и был «розовый сапфир».

— Скажи, если будет больно, — предупредил меня Джэд.

Он прикрепил камень к моим волосам чуть выше бровей, намотав на него часть челки и зафиксировав каким-то веществом. По ощущениям казалось, что на меня надет шлем.

— Так, — сказал он. — Слишком долго ходить с таким камнем нельзя — устанут корни волос. Ты потом просто смой гель теплой водой под душем, и он отклеится.

Я не был уверен, что это хорошая идея — закрутить в мои волосы какой-то сапфир. Но если Джэд с Санитой так считали, то я им доверял. Я уже решил, что должен попасть на бал, чтобы свести счеты с Шанхольцами. Если для этого потребуется замаскироваться под человека, то что ж.

— Теперь нужно определиться с гардеробом… — сказал Джэд. — Я думаю, возможно алисси́йская тога? Как считаешь? — обратился он к Саните.

— Крутая идея.

Он достал из шкафа самую настоящую тогу практически белого цвета, с молочным отливом. Так одевались в Алисси́и члены правительства лет пятьсот тому назад.

Санита переоделась в длинное шитое по фигуре платье с вышивкой из бурого золота. Ей очень шло, хотя я и не люблю человеческую одежду.

Когда мы подъехали к ратуше, она мне сказала:

— Запоминай. Мы с тобой пришли вместе — значит, должны держаться друг друга. Согни руку в локте… Да, вот так. — Я сделал, как она просила. — А я возьму тебя под руку.

Как только мы переступили порог центрального входа, у меня зарябило в глазах от разнообразия людей и костюмов. Я стал сомневаться, что смогу отыскать в этой толпе Шанхольцев.

Приглашенные на бал распределились по многочисленным залам, коридорам, комнатам и переходам. То тут то там стояли большие напольные вазы с живыми цветами, из-за которых пространство делилось на еще большее количество секторов.

Санита поочередно меня подводила к разным людям и знакомила. Кое-кого получалось запомнить, но их было так много, что большинство лиц и имен тут же путались у меня в голове и сливались со следующими. Когда мы подходили к очередной группе людей, они почему-то как по команде замолкали и смотрели на нас с крайним любопытством, которого я не понимал. Когда мы переходили к другой группе, в предыдущей люди между собой шептались нам вслед. Трудно было расслышать, что они говорили, так как в этих залах все говорили одновременно. Меня это нервировало.

— О чем это они шепчутся нам вслед? — спросил я у Саниты. Мне казалось, что мы мало чем отличаемся от остальных присутствующих.

— Я думаю, такой симпатичной пары, как мы, они еще не видали, — весело сказала она.

Неожиданно меня ослепила вспышка яркого света — какой-то светский репортер сделал фотографию нас с Санитой. Я потер глаза рукой. «Ну и странный бал!» — подумал я.

— Я думаю тебе нужно подкрепиться, — сказала Санита, заметив, что я не в своей тарелке.

Она остановила официанта и попросила принести нам пунша и еды. Выпив немного пунша и закусив какой-то снедью, запеченной в сыре, я повеселел. И вдруг в соседней зале через коридор я увидел недавних спутников Мари Шанхольц. «Значит, и она должна быть здесь», — подумал я.

Как раз в этот момент всех присутствующих пригласили в главную залу, где должны были выступить организаторы бала. На сцене появился человек с серебристым микрофоном. Оказалось, это глава городской ратуши. Он поблагодарил всех собравшихся, объяснил, почему Ратушский бал — это важное событие и почему нам «посчастливилось на него попасть», рассказал, в каких залах что будет происходить, и удалился под радостные возгласы толпы.

— А как можно получить доступ к этой штуке? — спросил я у Саниты.

— К какой штуке?

— Ну, к микрофону и к сцене.

— Ты что же, хочешь выступить? — изумилась она.

— Ну, я хочу рассказать, как на самом деле прошло мое собеседование с Шанхольцами.

— А, то есть богачи, к которым ты не попал, — это Шанхольцы?

— Да. Они теперь всем говорят, что отказали мне… а это наглая ложь!

— Нет, Рысь, нет-нет, послушай, — примирительно сказала Санита, словно я был душевнобольным. — Тебе однозначно не стоит этого делать. Я скажу тебе так: в этом обществе важно не столько что ты говоришь, сколько кто ты, который это говорит. Если ты сейчас выйдешь на сцену и что-то скажешь про Шанхольцев, а их версия отличается от твоей, то поверят им, а не тебе. Ты понял?

— Но почему?

— Ну потому что… Какие у тебя есть доказательства?

— Их служанка все видела и слышала.

— Так она тоже подтвердит их версию.

— И ей не стыдно будет врать?

— Ох, какой же ты наивный! Ну, может, ей будет немного стыдно, — Санита закатила глаза. — Но зачем ей из-за тебя отношения со своими работодателями портить?

Я покачал головой. Если то, что говорила Санита, было правдой, то как же мне тогда заставить Шанхольцев признать правду?

— Послушай, — тихо сказала Санита. — Если я не ошибаюсь — а я не думаю, что ошибаюсь, — после этого бала твое положение в высшем обществе изменится. Тогда сможешь делать какие захочешь заявления, и тебе будут верить. Вот увидишь!

Скоро мне предстояло узнать, что она была права.

Глава 6

Я вернулся домой глубоко за полночь. Даже не знаю, сколько тогда было времени. Бал тянулся, казалось, бесконечно. Ну хоть еда была довольно-таки вкусной.

Гепарда не было дома. То ли он где-то блуждал в обличье зверя, то ли был со своей подругой.

Когда я вошел в гостиную, то прошел мимо зеркала. Это была первая возможность рассмотреть себя как следует с тех пор, как Джэд нарядил меня человеком. Увидев свое отражение в зеркале, я замер от ужаса. Кто этот оборотень? Я выглядел как напомаженная, вульгарная барышня из людей. Рубин в моих волосах — вот апофеоз искусственности. Испытывая самое большое за свою жизнь отвращение, я бегом отправился в душ, где встал под теплую воду и наспех смыл с волос клейкое вещество, удерживающее камень в моих волосах. Не знаю, сколько я простоял под душем, пытаясь развидеть то, что увидел в зеркале.

И только переодевшись в свою одежду и высушив волосы под теплой струей воздуха из климат-контроля, я смог снова смотреть на себя без содрогания. «Ну вот, теперь я могу хоть капельку уважать себя», — подумал я.

Как раз в это минуту в дом вошел брат и сказал престранную вещь с порога:

— Рысь, ты даже не представляешь, как они теперь тебя уважают!

— Да ну тебя! — вскипел я. — Какая мне разница, кто меня теперь уважает, если я этого позора не забуду до конца своих дней!

— А вот это ты зря, — примирительно сказал Гепард. Он так привык быть развлечением для клана людей, что перестал видеть в этом что-либо дурное. — Смотри, что про тебя пишут вечерние газеты.

Он кинул на стол газету. На первой полосе была фотография меня с Санитой, видимо сделанная в тот момент, когда меня ослепило вспышкой. Я поморщился. Надо же, теперь мой позор еще и запечатлен на фотографии!

— «Самая красивая пара Ратушского бала»… А вы, ребята, отличились! — сказал Гепард. — Мне даже интересно, что теперь будет.

— А что теперь будет?

— Увидишь. В высшем обществе ты никто, а твой имидж — все. Нельзя так просто попасть на первую полосу газет и чтобы это прошло без последствий. Думаю, теперь у тебя появятся почитатели!

К сожалению, брат не ошибся.

Новый день принес нам много новых проблем. По крайней мере, я так воспринимал происходящее. С самого утра в наш дом в горной пустоши стали приходить телеграммы. Наш почтальон, Стэн, из местных бедняков, к середине дня уже утомился ходить туда-сюда в наш дом на горе.

— Танэльсы, может быть, вы вечером сами зайдете за новыми телеграммами? — сказал он.

— Зайдем, — ответил Гепард, весело мне подмигнув. — Спасибо, Стэн.

Я никак не мог поверить в происходящее.

Постепенно на нашем столе в гостиной выросла гора из телеграмм. Брат зачитывал их мне вслух, смеясь и присвистывая. Видимо, его это все очень забавляло. В основном это были телеграммы от репортеров, которые хотели знать подробности из моей жизни, так как, по словам Гепарда, мной теперь интересовался высший свет. Были также приглашения на обед от каких-то людей, которых я знать не знал. (Хотя, скорее всего, с кем-то из них меня вчера познакомила Санита — в одной телеграмме говорилось, что эти люди «имели счастье» узнать меня на балу.)

Я не видел смысла в этих телеграммах. Общаться с репортерами мне не хотелось. Ходить на обеды к людям, которых я не знал, тоже. К тому же мне было неприятно, что клан людей проявил интерес не потому, что они меня хорошо знали, а потому, что я вчера был смехотворной версией себя, которую они видели на балу.

— Рысь, какой же ты все-таки еще незрелый и прямо недогадливый, — сказал Гепард. — Смотри, все эти телеграммы и приглашения — шанс получить хорошую работу. Еще и перебирать сможешь.

Я вытянулся телом вперед и задумался. Ну, раз так, то… Однако кое-что меня смущало.

— А вдруг ты ошибаешься? — спросил я. — Санита тоже говорила, что после бала мне предложат работу. А они меня на званые обеды приглашают!

— Так правильно! Такие дела за один шаг не делаются. Все эти новые знакомые о тебе почти ничего не знают. Ни твоего прошлого, ни настоящего. Нужно завязать полезные знакомства, пообщаться с ними. Ты думаешь, мне деньги сами на голову стали падать, как только я попал в высшее общество? Это процесс, и он занимает какое-то время.

Я подпер голову руками. Как-то это было все излишне усложнено. Почему нельзя просто дать хорошему оборотню работу? Я не понимал…

Решив не принимать поспешных решений, я собрался отвезти свой вчерашний наряд Джэду и Саните. По дороге к станции за мной увязался странного вида человек с фотокамерой в руках. Он следовал тем же маршрутом, что и я, но на некотором расстоянии. Я слышал его сопящее и неровное дыхание — быстрая ходьба по холмистой местности была ему непривычна. Вдруг раздался щелчок, как от объектива камеры. «Неужели репортер?» — подумал я. Но такая мысль была нелепа.

Чтобы отвязаться от него, я решил зайти на почту к Стэну за остальными телеграммами. Войдя, я сделал ему жест рукой, как бы говоря «тсс». Я хотел послушать, куда пойдет «репортер». Человек с камерой не пошел за мной в здание почты — он остановился неподалеку под деревом с большой и широкой кроной и какое-то время вглядывался в маленькие окошки. Но возможно, ему скоро надоело ждать — или дело было сделано, — и он ушел в направлении станции.

«Ну и денек выдался», — подумал я.

Стэн сказал, что наконец-то стало приходить поменьше телеграмм. Хотя они все еще приходили.

— А посмотри на вот эту. — Он порылся в стопке и выудил какую-то необычную телеграмму с гербовой печатью, признаком богатства и особого положения. — Эта от самих Шанхольцев!

Я быстро выхватил телеграмму у него из рук и лихорадочно ее открыл. В ней говорилось, что Шанхольцы «приносят свои глубочайшие извинения за недавнее недоразумение, произошедшее по вине их младшей наследницы», просят господина Танэльса их великодушно простить и приехать к ним на ужин в эту среду в пять часов пополудни.

«Вот это наглость!» — подумал я. Чего же они хотят? Ну извинились и извинились, хорошо, но зачем меня к себе приглашать?

Забрав телеграммы, я в раздумьях пошел на поезд.

Когда я вошел к Джэду, у него была Санита, но почему-то у нее на глазах блестели слезы, как будто она только что плакала.

— Что случилось? — спросил я.

— Почему ты не сказал, что ваши с братом родители погибли в авиакатастрофе? — сказала она в нос, который заложило от слез. — Это так грустно… Ой, я не могу.

Я до смерти испугался, что она сейчас снова заплачет.

— Да, но это было давно, — поспешил сказать я. — И как ты вообще об этом узнала?

— Да это сегодня во всех газетах! Все о тебе написали. Вот! — и она указала на несколько газет, лежащих на столе. — Пишут, что ты — младший брат Гепарда Танэльса, который известен тем, что встречается с Водной Лилией. (Не знала до этого, с кем она встречается.) Пишут, что у вас алисси́йские корни, и до гибели родителей вы были весьма богаты.

— Интересно, как им это все удалось узнать? — удивился я.

— Да мало ли как. Всегда есть кто-то, кто знает кого-то, кто знает кого-то… Столько всего о тебе из газет узнала! Почему ты мне не рассказывал, что у тебя такое интересное прошлое? Я думала, ты заморыш какой-то с периферии, который себе цены не знает.

— Какой цены? — не понял я.

— Ладно, не об этом речь, — она махнула рукой. — А я-то оказалась права! — Санита повеселела, и я успокоился, решив, что она вряд ли расплачется снова. — Я же говорила, что общество тебя очень позитивно воспримет. Ведь говорила же! — она кивнула Джэду.

— Ну, это было ожидаемо, — равнодушно сказал Джэд. — Учитывая модный костюм.

Слышать о модном костюме я не ничего хотел, поэтому решил сменить тему.

— Кстати, мне пришла телеграмма от Шанхольцев, — сказал я.

— Вот это да! — сказала Санита. — Хорошо, что ты тогда не наболтал о них лишнего в микрофон. — Она засмеялась.

— Да, но я не пойму, чего они хотят.

— Сходи к ним — и узнаешь. — Санита толкнула меня локтем. — А что ты теряешь?

— М-да…

Вернув одежду и злополучный розовый сапфир, который я поклялся никогда больше в своей жизни не надевать ни в каком виде, я отправился домой.

Но дома меня ждал сюрприз. Приблизившись в воротам, я увидел в окне незнакомую тень и услышал странный незнакомый голос. Почему-то мое сердце быстро забилось. Наверное, оно уже тогда предчувствовало, чем для него обернется эта встреча. Голос был тонкий, чистый, как звон колокольчика.

Услышав мои шаги, брат вышел на порог и открыл мне дверь.

— Рысь, не удивляйся, у нас в гостях Лили. Пришла с тобой познакомиться!

Глава 7

До этого я видел фотографии Водной Лилии только на снимках в газетах. В жизни она была куда красивее, даже для растения. У нее была молочно-белая кожа и черные глаза-тычинки. От тела ее исходил свежий аромат.

«Так вот они какие, разумные растения…» — завороженно подумал я.

— Эй, Рысь, челюсть подбери, — весело шепнул мне на ухо брат, заметив мою реакцию.

Разумные растения, как и оборотни, тоже на время трансформируются в большие человекоподобные цветы, кусты или деревья. Но у них это называется «превращаться». В основном они тогда должны посидеть в емкости, наполненной водой.

Я мало что знаю о разумных растениях, так как никогда не был близок ни с одним из них. Вроде бы они питаются иначе, чем люди и оборотни, — в основном водой и солнечным светом. Могут съесть немного фруктов или овощей. Некоторые приучили себя питаться зерновыми. И даже в человеческом облике они обожают бывать на солнце и не любят темное время суток — вот и все, что я о них слышал.

На Водной Лилии было красивое серебристо-серое платье из какого-то струящегося материала. (Я уже говорил, что в моде я не силен.) Местами оно было перехвачено браслетами из какого-то камня темно-изумрудного цвета.

Голос у нее был горно-хрустальным, чистым, немного похожим на звон колокольчика. Неудивительно, что она хорошо поет.

— Мне стало очень интересно с тобой познакомиться, — сказала она своим необычным голосом. — Даже не знала, что у Гепарда есть младший брат.

Я не знал, что на это сказать.

— Лили, Рысь у нас не привык к светской жизни и не слишком общительный, — сказал брат, так как образовалась неловкая пауза.

— Это точно, — сказал я.

— Ах вот как! Это можно легко исправить, — сказала Лили. Ее лицо имело беспристрастное выражение, что бы она ни говорила. Я никак не мог понять, что она чувствует. — Кстати, кто та девушка, которая вместе с тобой на фотографии? Ее лицо мне кажется знакомым.

— Это Санита, — сказал я. — Вроде бы она модель.

— А-а! Возможно, я ее видела на каком-то показе, — сказала Лили. — Приходите как-нибудь вместе на мой концерт. В следующий раз передай им приглашение, пожалуйста, — обратилась она к Гепарду.

При этом Лили посмотрела на меня, почти не моргая. Мне стало неловко от ее пристального взгляда.

— Кстати, не знаю, сможешь ли ты теперь по концертам расхаживать, — сказал мне брат. — Пока тебя не было, пришли еще с десяток телеграмм. В том числе с предложением о работе. Говорил же я тебе, что нужно просто немного подождать. Про тебя еще сегодня несколько газет написали. Даже где-то была фотография тебя в горной пустоши!

— А-а, ну это… За мной сегодня кто-то шел до станции. Похоже, репортер, — ответил я. — А что за работы?

— Предлагают две работы в модельном агентстве и одну в какой-то компании, которая производит аксессуары. Кем именно — не написали.

Я поморщился. Если мне вновь придется наряжаться для этого по-человечески, то я пас. Но вслух я почему-то ничего не сказал.

— На почте забрал сегодня телеграмму от Шанхольцев, — сказал я со вздохом.

Брат присвистнул.

— И чего они хотят? — спросил он.

— Написали, что извиняются и приглашают в гости.

— Ну, если не хочешь работать моделью, сходи к Шанхольцам. Ты же вроде бы был не против работать учителем.

— Что-то мне совсем не хочется к ним идти.

— Если будешь так перебирать, то упустишь хорошие возможности. Никто не станет бегать за тобой и предлагать работу дважды.

— Шанхольцы — очень хорошая семья, — сказала Водная Лилия. Ее непроницаемое лицо немного смягчилось, когда она заговорила о Шанхольцах. — Я их давно знаю. Тед и Грейс — прекрасные люди. Благородные, отзывчивые и ценят искусство. Бабушка Мари кажется немного строгой, но узнав ее получше, понимаешь, что она на самом деле добрая. Я бы на твоем месте даже не раздумывала.

Я задумался. Это я искаженно вижу мир или они? Почему мое мнение о людях и других вещах так часто расходится с тем, что думает брат и остальные? Может ли быть, что я просто неопытен и жизни не знаю? Ох…

— Я подумаю, — буркнул я.

Водной Лили пора было возвращаться домой. Брат пошел ее проводить до станции.

Поговорив с Лили, я остался один и вдруг осознал страшную правду: она мне нравилась. Я не понял этого во время разговора, в моменте, так как был увлечен происходящим. Но оставшись наедине, я испытал странное послевкусие, как после-эффект от общения с ней. Ее образ стоял у меня в голове. Когда я о ней думал, по телу разливалось странное тепло. Я замотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее глупые мысли. Нет! Нет-нет-нет! Она девушка моего брата. Даже и речи не может быть о том, чтобы мне думать о ней.

Я встал под душ и постарался сконцентрироваться на теплой воде, которая текла мне на голову. Но в сознание все равно пробивался образ Лили с ее сочной, как у нежного цветка, кожей, и мне становилось невыносимо. Я не мог осознать и распознать свои чувства. Это была неразличимая смесь из стыда, страха и какого-то еще чувства, напоминающего страсть. В то же время у меня есть Санита. Мы с ней пока не пара, но вроде бы все к тому идет. Мысль о Саните тоже вызывала во мне теплое чувство. Я попытался сравнить эти два чувства между собой. Прямо там, стоя под душем. Эти две женщины были очень разными и вызывали во мне разные чувства. Санита внушала мне спокойствие и уверенность. Легкую радость. От мысли, что она у меня есть (если можно так сказать), мне становилось тепло и уютно.

Что же касается Лили… Даже когда я пытался осторожно, из-за угла, подкрасться к тому, чтобы представить себя вместе с ней, я словно тут же обжигался и пугался. Я боялся этой мысли! Не осмеливался даже думать в этом направлении. Тут я подумал, что, возможно, именно недоступность Лили и то, что она была для меня под запретом, делала ее такой привлекательной. Возможно, если бы я мог так мечтать о каком-то другом растении, мне бы это быстро надоело или я бы разочаровался…

Отложив свой психоанализ до лучших времен, я вышел из душа и оделся. «Что поделаешь?» — подумал я. Лучшее, что я мог сделать — это не давать воли своим фантазиям и постараться дистанцироваться от Лили.

Следующие несколько дней я мучился от переплетения темных, мрачных мыслей в своей голове. Мне тягостно было видеться с братом, потому что тогда меня начинала мучить совесть. Я также боялся, что Лили вновь неожиданно придет (хотя это было и маловероятно). Я укорял себя за то, что чувствую… за то, что не должен быть чувствовать.

Несколько дней я почти ничего не ел, почти не спал и почти не обращался в зверя. Если долго не обращаешься в зверя, значит находишься в сильном напряжении. Я понял, что долго так продолжаться не может. Что мне было делать? Уйти из дома и не встречаться ни с братом, ни с Водной Лилией, пока я не почувствую, что выбросил ее из головы? Но у меня еще нет работы, да и брат не поймет, почему я вдруг ушел. Сочтет это предательством.

Я понял, что делать нечего — нужно все ему рассказать.

Глава 8

Приняв решение все рассказать брату, я словно очнулся ото сна. Что все это время происходило? Какой вообще сегодня день недели?

Тут я понял, что пропустил обед у Шанхольцев, который был назначен на среду. Теперь был уже четверг. Ну и ладно, не очень-то и хотелось мне туда идти.

Как назло, Гепарда не было дома. Он часто был занят работой. С тех пор как он сблизился с Лили, он был кем-то вроде агента, организующего ее концерты. Однако в его работе было пять процентов реальной работы и девяносто пять процентов того, что он называл «поддержанием связей», — светских приемов, визитов, событий и тому подобных вещей. Я бы с ума сошел от такой работы.

Вернулся он в районе обеда, часа в три пополудни. Вошел и молча положил на стол какую-то коробку.

— Тебе от Шанхольцев, — сказал он. — Прислали подарок, чтобы ты перестал на них обижаться и согласился-таки их навестить. Мне Стэн отдал, когда увидел меня по дороге домой.

— Что это?

— Редкие сорта сушеной рыбы. Дорогая, наверное… Люди заморочились, узнали, что оборотни любят сушеную рыбу. Видишь, Рысь, как сильно они стараются заполучить тебя в учителя к своему чаду!

— Да, но это мне, а не тебе придется иметь дело с их странным ребенком!

— Не понимаю, почему ты не можешь согласиться? Иногда ты уходишь в себя и становишься совсем непробиваемым. И главное — я не пойму, что у тебя на уме?

— Что у меня на уме? — Я понял, что нужно было действовать, нельзя было упускать возможность рассказать ему о Лили. — Хорошо, я тебе скажу, что у меня на уме… — У меня по спине прошел холодок. — Я просто… Я боюсь, что ты меня возненавидишь, если я тебе это скажу… Но я должен сказать… — Я не был уверен, что не хлопнусь сейчас в обморок от волнения. — Когда я впервые увидел Водную Лилию, я не знал, что так будет. Но она мне понравилась… Очень! И да, я понимаю, что это подло с моей стороны такое тебе говорить. Ведь она твоя девушка… Я это прекрасно понимаю. Но я ничего не могу с этим поделать! Поэтому я не хочу ее больше видеть. Просто не хочу!

Пока я это говорил, я смотрел в одну точку на краю стола. Теперь я взглянул на брата. Он нахмурился и крепко о чем-то задумался. Как меня бесила эта его невозмутимость!

— Гм… — сказал он наконец. — Вот это да… — Он словно мысленно решал головоломку. Прошло секунд пятнадцать, прежде чем он отвис. — Боюсь, это будет сложно для нас всех… — Он почесал затылок.

— Сложно… — повторил я за ним машинально. Мое сердце все еще бешено билось, и я плохо соображал. — Так ты на меня не сердишься?

Гепард странно посмотрел на меня. Как бы сочувствующе и устало. Любит ли он на самом деле Водную Лилию? А ведь похоже, что не любит!

— Ты ее любишь? — спросил я, хоть и боялся услышать ответ.

— Это сложно, — уклончиво ответил он.

— Что тут может быть сложного? Да или нет?

— Скажем так… Я сблизился с Водной Лилией из-за тебя.

— Что?

— Ну, чтобы нам с тобой было что есть и где спать. Ты, как всегда, недогадлив, Рысь!

Я хотел спросить, любит ли она его. Но не решился. «Конечно, она его любит, — сказал язвительный голос в моей голове. — Как можно не любить такого, как Гепард! Стала бы она с ним встречаться, если бы он ей не нравился. Она звезда и может выбрать любого».

— Гепард… — спросил я охрипшим от напряжения голосом. — Почему ты никогда не злишься на меня и все мне прощаешь?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, а затем сказал:

— Как я могу на тебя сердиться? Когда я смотрю на тебя, твоими глазами на меня словно глядит наша матушка.

Он отвернулся. Видимо, ему стало неловко от такого признания. Мы какое-то время помолчали.

— Так что будешь делать с подарком? — спросил он как бы между прочим, указав на коробку. — Если не отправишь обратно, значит ты его принял. А раз принял, то будет совсем по-свински не явиться к ним. В десять раз хуже, чем то, что ты сбежал с собеседования.

Я запустил пальцы в волосы и подпер голову руками. Мне совсем не хотелось решать это прямо сейчас.

Но тут к нам в дверь постучали. Заметив, что я в каком-то трансе, Гепард отворил дверь. Это был Носорог Колсби, из местных ремесленников. (Колсби был таким большим оборотнем, что едва проходил в нашу дверь. В зависимости от породы оборотни бывают крупными и не слишком — смотря от какого животного они произошли. Мы с братом, к примеру, не особо крупные. Хотя люди так не считают.) А пришел он сообщить удивительную вещь. Уже несколько дней подряд к нему приезжают люди из города, а иногда даже оборотни, и спрашивают «рубаху, как у Рыси Танэльса». Все хотят себе такие же рубахи!

— Но это еще куда ни шло, — сказал Носорог. — Они и амулеты, как у тебя, спрашивают.

Мы с братом подняли головы. Амулеты? Это было уже слишком. Для оборотней амулеты — не просто украшения. Это наша связь с предками и кланом. Чтобы не сбиться с пути, чтобы не забывать, кто ты. Нельзя было, чтобы люди их носили для развлечения.

— И что ты им сказал? — спросил Гепард.

— Да то и сказал, — ответил басом Носорог, — что амулеты каждый род делает для себя. Их никто не изготовляет на продажу. Но я не уверен, что кто-нибудь из менее честных ремесленников не сделает копии наших амулетов, чтобы содрать с людей денег.

Я нахмурился. Но тут мне пришла в голову одна мысль.

— Гепард, — сказал я брату, — что, если я схожу к Шанхольцам и попрошу их повлиять как-то на общественное мнение, чтобы люди не смели носить наши амулеты? Они смогут это сделать?

— Ну вот, кажется, ты начинаешь понимать, как устроено высшее общество. Думаю, у Шанхольцев достаточно влияния и связей, чтобы это осуществить.

«Что ж, наверное, все-таки придется учить их невоспитанную внучку», — подумал я с досадой. Сама судьба направляла меня в эту семью.

Глава 9

Тут, пожалуй, стоит пояснить кое-что о моем характере. С самого детства я чувствовал, что как-то не так воспринимаю мир, и особенно сказанное мне, нежели другие оборотни. Брат и его друзья, мои родственники и знакомые, наши родители — все они как будто общались с помощью зашифрованного языка. А я из него понимал только какую-то часть знаков. Остальную притворялся, что понимаю… С переменным успехом.

Часто мне казалось, что я не улавливаю сказанное между строк, само собой разумеющееся. Поэтому Гепард говорит, что я недогадливый, — в этом он прав.

Но у этой моей особенности есть другая сторона. Возможно, в каких-то ситуациях это может быть преимуществом. Ну то есть… Вот большинство разумных существ мыслят согласно установленным канонам (я эти каноны не до конца понимаю, поэтому не мыслю как они). А я не раз замечал, что мое мышление работает как-то иначе. Часто от этого мне бывало неловко. Как будто на тебя накатывает ноющее осознание собственной ненормальности. Но! Бывали ситуации, когда я предлагал какие-то идеи, а окружающие говорили, что это гениально, и не могли поверить, что я до этого сам додумался.

Например, еще когда мы жили в Алисси́и, при сильном урагане на дорогу повалило огромное дерево. Оно было очень прочной породы, и его было сложно распилить. Все ломали головы, как убрать дерево с дороги, ведь даже не было понятно, на чем его можно увезти, не распилив. А я сказал: «Так а почему бы не вырыть ров вдоль дороги размером с это дерево и не закопать его там?» Все пришли в восторг и сделали как я предложил. И таких историй было немало.

Но все-таки большую часть времени эта моя необычность меня беспокоила. Я часто думал: «А смогу ли я сойтись с этим оборотнем?», «А что, если я что-то не так пойму или странно себя поведу?».

Дело в том, что когда я веду себя странно, то я не понимаю, как это смотрится со стороны. Поэтому мне нужны существа вроде моего брата или Саниты, которые ко мне хорошо относятся, прощают мне чудачества и скажут, если я зайду слишком далеко. Я на них полагаюсь.

Такие мысли одолевали меня, когда я шел в назначенный час на обед к семейству Шанхольц. Еще я немного думал о Водной Лилии, хотя и старался выбросить ее из головы. Думал о том, что если она узнает, какой я на самом деле чудак, то точно не захочет меня больше видеть. Поэтому я не собирался давать ей шанс узнать меня получше.

Дверь у Шанхольцев мне открыла все та же горничная. Она была как-то более приветлива, чем в прошлый раз. Они все словно боялись меня спугнуть.

На этот раз меня не просто позвали на собеседование, а пригласили к обеду. Такое ощущение, что теперь не они меня, а я их оценивал, решая, подойдут ли они мне. Смех да и только.

На обед подали множество разных блюд и довольно сильно меня этим смутили. Я оборотень простой, чрезмерных изысков не понимаю. Ну то есть… У людей есть преклонение перед тем, что редкость. Если что-то является редким — например, какой-нибудь фрукт или овощ, — люди будут его друг другу дарить, подавать к столу на праздники и всячески нахваливать, даже если эта штука не слишком-то и вкусная.

Из всех блюд только два мне по-настоящему понравились: сырный пирог с какой-то пряной зеленью и запеченная с морковью рыба. Остальное было на вид и запах подозрительно, так что я ни к чему более не притронулся.

На обеде также присутствовали Тед и Грейс Шанхольц, родители Софи. Я уже смотрел на них через призму того, что о них рассказала Лили. Они правда оказались учтивыми и вежливыми. Много расспрашивали меня о времени, когда мы жили в Алисси́и. Я смотрел на них, и они почему-то напоминали мне о Водной Лилии, словно это она нас познакомила. От этой мысли мне становилось приятно.

Мари тоже была на обеде. При своих родных она была иной: больше была похожа на бабушку и члена семьи, чем на работодателя. После обеда она позвала меня «поговорить» в отдельную гостиную. Там она еще раз повторила, как ей неловко из-за поведения Софи. Спросила, может ли Софи передо мной извиниться. Я не возражал.

Привели Софи, которая на этот раз глядела спокойно и казалась вполне здравым ребенком.

— Софи, извинись перед господином Танэльсом за то, как некрасиво ты себя вела в прошлый раз, — сказала бабушка.

— Извините меня, пожалуйста, — сказала Софи, опустив глаза в пол. — Я больше никогда не стану себя так вести. — Она даже сделала реверанс.

«Вот может же она вести себя нормально, если захочет», — подумал я.

Софи тихонько села на диван с узором в каких-то золотистых кренделях и уставилась на свои лакированные, начищенные до блеска туфли. Видимо, ей было сказано впредь при мне вести себя хорошо и не болтать лишнего. Я, конечно, подозревал, что трудный ребенок так просто не исправится, но против нынешней Софи у меня возражений не было.

Мари снова озвучила просьбу преподавать Софи алисси́йский.

— Вы можете выбрать удобное для вас расписание, — сказала она. — Можете приезжать в первой половине дня или во второй — как хотите. Мы компенсируем вам расходы на дорогу. Кроме того, за каждый урок вы получите двести пятьдесят реалов.

Я, конечно, удивился, услышав такую сумму, Мне нужно полтора-два месяца работать подмастерьем в горной пустоши, чтобы столько заработать. А здесь это плата за всего лишь один урок! Мне, конечно, не терпелось сбросить с себя звание ни на что не годного младшего брата, но прежде я должен был заявить Мари о своем условии.

— Я соглашусь на одном условии, — сказал я.

— И что же это?

— После тех статей обо мне в газетах… — Я поежился при мысли о них. — В общем… теперь многие люди ищут в нашей части города такие же амулеты, как у меня. Я подумал, что вы знаете людей из прессы. Было бы правильно им растолковать через газеты, что эти амулеты для нас священны, и для нас будет оскорбительно, если их станут носить как бессмысленные безделушки. Вы можете как-то повлиять на общественное мнение?

Мари задумалась.

— Я могу вам обещать, господин Танэльс, что мы задействуем все связи, чтобы разъяснить это в прессе и в высшем обществе. Это я вам могу обещать. Но прислушаются ли к нам люди? Этого я не могу гарантировать.

Мне понравилось, что Мари не стала давать пустых обещаний, чтобы получить желаемое. У нее определенно был стержень. Как говорил отец, «не обещай того, что не полностью от тебя зависит».

— Хорошо, — сказал я. — Спасибо.

— Однако… раз уж мы говорим об условиях… — сказала Мари. — Думаю, я должна вас предупредить, хотя мне сперва казалось, что это мелочи.

Я нахмурился.