Бесплатный фрагмент - У нашей жизни много красок…

Нянька

Мишке ужасно хотелось пойти плескаться на реку, а не сидеть с маленьким братишкой. Но что делать, если ранним утром отец ушёл на работу, мать уехала на рынок в город продавать домашние огурцы, помидоры, а ему досталась участь приглядывать за этим вреднюкой Костиком.

Нехотя достал с полки книгу. Хоть и лень, но читать литературу, заданную на летние каникулы, казалось мальчишке более приятным занятием, чем возиться с малышом.

«Сама-то, небось, рада, что её не будет доставать своими капризами…» — подумал Мишка, и посмотрел в сторону ребёнка.

Тот, как назло, уже проснулся, глазки открыл. Перевернулся неуклюже, сел, и смотрит по сторонам. Скривил губы, готовый заплакать.

— Ну, что закуксился, рёва-корова? — недовольно спросил Мишка, и, на всякий случай, отложив книжку, встал проверить, не мокрый ли.

Так и есть. Морщившись, принялся переодевать. Вчера ещё мать приготовила и маечек, и штанишек, и пару простынок. Всё лежало аккуратной чистой стопочкой на стуле у кроватки. А уж наказывала Мишке! Это — так, а это — здесь. Как-будто не на полдня поехала, а, как минимум, на двое суток.

— Теперь не даст почитать. Прощевай, спокойное чтение… — сам себя вслух пожалел Мишка. Посмотрел на часы.

— Пошли есть!

Вспоминая, как это делала мать, накормил Костика. Правда, тот всё равно порядочно успел вымазаться кашей. Хорошо, что напоить оказалось проще.

— Ты играй, а я читать буду, — наказал Миша, и, посадив ребёнка в кроватку, положил ему игрушек.

Тот на полчаса затих, перебирая свои «сокровища», а потом побросал их, одну за другой, на пол. Немножко поразглядывал пальчики на ножках, на ручках, а потом захныкал, не зная, чем ещё заняться.

— Началось… — пробурчал Мишка, и, оторвавшись от книги, опять положил игрушки в кроватку.

Не успел дочитать одну страницу, как Костик, хитро поглядывая на старшего брата, снова побросал игрушки на пол.

— Ты что делаешь, а? — завозмущался Мишка.

Костик смотрит невинными глазками то на него, то на пол, показывает пальчиком, и повторяет:

— Тю-тю… Бах…! Най…!

— Не «най», а «дай», — с досадой поправил Миша, и снова поднял игрушки в кроватку.

Однако, они вскоре опять оказались на полу.

— Ну, и не получишь больше! — рассердился нянька.

Уткнулся в книгу. Но не тут-то было! Громкие вопли братишки не давали возможности продолжать чтение.

«А, что если, мне этого вредину взять, да пойти на речку? Никто не узнает… Когда вернутся родители — мы уж дома будем…» — подумал он, и обрадовался своей затее.

Положил в пакет для Костика бутылочку с питьём, сменные штанишки, несколько игрушек и большое полотенце, взял его на руки, и отправился в путь…

Поначалу Костик испуганно смотрел по сторонам, но видя знакомое лицо брата, знакомые вещи, успокоился. Миша интуитивно решил сначала посидеть с малышом, чтоб тот пообвыкся, а уж потом идти купаться.

Место было выбрано хорошее: отлично просматривается, чистый песок, тенёк от дерева, до воды быстро не доберётся, если что…

Костику очень понравилось копаться в песке. Он даже не особо заволновался, когда увидел, что Мишка побежал в воду. Малыша удивили принесённые братом красивые, отполированные водой небольшие камешки. Оказывается, их можно складывать горкой! Этим Костик и занялся…

Окунувшись во второй раз, Миша принёс малышу ещё горсть камешков, и заметил, что потихоньку начали собираться купаться и другие ребята.

«Ещё матери скажут, что малого носил с собой… Пацаны-то не заложат. Девчонки если только разболтают… Главное, чтоб кто-нибудь из соседей не увидел, особенно тётя Лида или тётя Аня», — подумал он, с опаской поглядывая по сторонам.

Тем временем Костик увлёкся своими забавами: кидал песок, наблюдая за шлейфом пыли, стучал друг о друга камешками.

Тут подошли два мишкиных приятеля-одноклассника, поздоровались.

— А ты почему с Костиком пришёл?

— Да, отец на работе, мать на рынок уехала. Только к вечеру вернётся.

— Классно! — сказал белобрысый Витька, моргая белёсыми ресницами, и ловко стянул с себя футболку. Кожа у него оставалась всегда белая, несмотря на то, что целыми днями был на солнце. Только порозовеет, и всё.

— Что классного, если не даёт покоя? — возразил Миша.

— Это фигово, — сочувственно согласился Витька, скидывая кроссовки. — И я со своим оставался. Попробуй-ка, сговорись с этой мелюзгой…

— А мне повезло. Никого нет, — похвастался второй друг — Никита, и тоже разделся, обнажив загорелое тело.

— Конечно, у тебя мамаша училка. Ей и в школе хватает… — философски начал рассуждать Витя, и смачно зевнул.

— Что, опять полночи в игру рубился? — спросил Никита.

— В школу пойдём, так не до игры будет.

— Ну, что, окунёмся? — предложил Миша.

— Пошли! — согласились приятели.

Костик сидел, и, обсыпаясь песком, звонко смеялся. Он был невероятно доволен.

Друзья ныряли, плескались, шумно отфыркиваясь, и совсем потеряли счёт времени. Только когда вылезли из воды пожариться на солнце, обнаружили пропажу малыша. Схватив одежду, мальчишки кинулись искать. Нигде нет. Мишка с друзьями метался по берегу, спрашивал у встречных, не видел ли кто, с каждой минутой всё больше и больше приходя в отчаяние. Сердце стучало сильнее и сильнее.

Один пожилой мужчина занимался лодкой. Запыхавшись, Мишка спросил у него:

— Дядечка, не видели малыша?

— Он совсем маленький. В маечке голубой и зелёных штанишках в цветочках, — дополнил Витя.

Мужчина оторвался от своего дела, окинул взглядом перепуганных пропажей пацанов.

— Так это вашего девчонки с собой тащили?

— Куда они пошли? — быстро спросил нянька.

— Вон туда… — махнул рукой мужчина.

Ребята, не теряя ни секунды, рванули в погоню.

Догнали двух подружек уже далеко от берега. Незнакомые девочки, лет по десять — двенадцать, шли по дороге в село, и оживлённо разговаривали между собой.

— Вы зачем забрали его? — накинулся на них Мишка.

— Не забрали, а нашли! Это уже наш, раз мы нашли! — заявила одна из них, крепче прижимая к себе ребёнка, которого цепко дер-жала на руках.

— Он мой братишка! — и еле забрал захныкавшего малыша.

— Ты же его бросил! — чуть не плача возразила девочка. Ей было жаль расставаться с найдёнышем.

— Мы просто купаться уходили! — вмешался в разговор Никита.

— Всё равно бросил! — настаивала та…

— Да ладно вам спорить! Лучше скажите откуда вы здесь взялись? К кому приехали? — спросил Витя.

— Ни к кому не приехали. Мы теперь здесь живём. Неделю назад переехали в Окунёво.

Витя почесал за ухом.

— То-то ни разу не видел. Я всех почти в селе знаю, хоть и большое…

— Всё равно учиться будем в одной школе, увиделись бы.

—Ну , да…

Дальше продолжили путь все вместе…

…Раньше отца домой вернулась мать Галина Юрьевна. Она очень беспокоилась всё время, пока была на рынке, потом в дороге. Волновалась: как дети одни дома? К своему удивлению увидела идиллическую картину: в кроватке крепко спал подрумяненный, как пирожок, Костик, а за столом, положив голову на руки, лежащие на раскрытой книге, посапывая, спал Мишка, так и не прочитав больше трёх страниц…

Цыганский дом

Рубина находилась дома с двумя маленькими ребятишками, которые посапывали во сне на широком толстом матрасе, покрытом гобеленовым покрывалом. Дети — это её внуки: годовалая Кристинка, и Андрейка двух лет. Цыгане испокон веков кочевники, поэтому, как в настоящем цыганском доме, тут не было ни дивана, ни кровати. Вся семья спала на матрасах на полу. Тем более что здесь они приютились временно, дожидаясь, пока сойдёт вода, затопившая паводком их жильё.

Муж Вайда, две дочери и оба зятя уехали за товаром на продажу. Взяли с собой только старшего, восьмилетнего Егора. Рубина сначала тоже хотела ехать, но потом совместно решили, что ей лучше будет, всё-таки, остаться с малышами. К тому же, какая дорога, если колено ушибла, ходить больно?

Цыганка сидела у спящих детей в ногах, опершись спиной на стену, и чинила рубашонку. Руки машинально делали свою работу, а мысли витали далеко… Подумать было о чём. Вспоминала, как родители, не спросив её желания, выдали замуж. Нрав у мужа оказался крутой. С первого дня стал показывать кто в доме хозяин. Немало доставалось от него, когда не видела свекровь. Та всегда защищала невестку. Жалела молоденькую девчонку, и терпеливо обучала житейской премудрости.

Однажды, ходили с другими цыганками по деревням торговать. Целый день бестолку провели, вернулись по домам почти ни с чем. Голодные, раздражённые. Тут заглянул к Вайде знакомый цыган. Рубина знала: надо собрать на стол, как принято, только от усталости шевелиться не было сил. Руки сумками оттянуло, ноги гудят. До сих пор внутри лихорадило от испуга: чуть собака не покусала возле одного двора. Дома, как назло, никого не оказалось, некому помочь управиться. Однако, сделала всё, как полагается, и присела отдохнуть на скамейку за перегородкой, отделяющей кухню от основного помещения.

Понравилась молодому мужу золотая печатка гостя. Стали торговаться. Наконец, сговорились о цене, а денег, как оказалось, у Вайды не хватает. Начал требовать у Рубины. Она вынуждена была отдать всё, что выручила с торговли, но и этого не хватило. Сделка срывалась. Он решил, что жена припрятала часть денег, и, возвращаясь к гостю, обернулся на Рубину, недобро сверкнул глазами. Сказал негромко:

— Умарава!

Потом так избил, что несколько дней не могла встать, всё тело болело. Лицо, в ярких пятнах фиолета, опухло от синяков. Может, совсем бы убил в горячке, но тут вернулись свекровь с золовкой. Старая цыганка замахнулась клюкой, и глухо закричала сыну:

— Ту со кэрэс?!

— Она меня перед Лексой опозорила! Теперь цыгане будут говорить, что Вайда несчастливый, и жену взял бесталанную! — начал оправдываться тот.

От нахлынувших невесёлых воспоминаний брови Рубины невольно страдальчески изогнулись, и она тихо запела грустную песню. Пела, покачивая головой, с надрывом, в котором угадывался и степной ветер, и мерный перестук копыт лошадей, скрип кибиток… Было в этом что-то завораживающе — трогательное, и, вместе с тем, проблески дикой, необузданной природы…

Открылась входная дверь, и на пороге появился дружок старшего внука Егора Стёпка.

— А Егора нету ещё?

— Какой быстрый! Поезд — не самолёт… — хмыкнула Рубина.

— А что грустишь, бибо? — поинтересовался он, заметив печаль в тёмных глазах цыганки. — Что случилось? Обидел кто? Вайда опять побил?

— Много вопросов задаёшь… — нехотя отозвалась Рубина.

Цыганёнок шмыгнул носом, по-хозяйски прошёл, взял гитару, мигом накинул её ремень на плечи, и, пробежав пальцами по струнам, заиграл «Цыганскую венгерку». Сначала мотив был неторопливый. Словно нехотя тянулся аккорд за аккордом. Ощущался некий размах, как-будто кто-то пробует лёд, прежде чем на него ступить. Скоро темп начал убыстрятся, и уже потёкли, переливаясь, звонкие переборы. На смуглом лице у Стёпки появилась белозубая улыбка. Цыганёнок начал пританцовывать, цокать языком. Ему явно понравилось, что и Рубина заулыбалась, отложила шитьё, и начала прищёлкивать пальцами, одобрительно кивая головой. И вот мелодия начала звучать настолько быстро, что трудно уже уловить движение пальцев, мечущихся по струнам.

Проснулся маленький Андрейка, повернул головку, и стал с интересом наблюдать за игрой Стёпки.

— Дыкх, учится играть… — кивнула Рубина на внука, и засмеялась.

Грусть Рубины мигом прошла, и она снова радовалась жизни. Такая уж натура у цыган: если печаль — тёмный омут, если веселье, — небу станет жарко! Она оживлённо начала спрашивать:

— А эту песню знаешь играть…? …А эту…?

— Знаю! — кивал Стёпка, и начинал с лихостью подыгрывать…

Разные краски любви

Летний погожий день. По асфальтовой дорожке сквера шёл немолодой, ничем не примечательной внешности мужчина. Звали его Владимир Сергеевич. Он был художником, поэтому с профессиональным интересом смотрел по сторонам, любуясь игрой солнечных бликов на липах. Настолько был увлечён творческими планами, что из состояния вдохновения его вывел только громкий оклик:

— Володя! Вот так встреча!

Владимир обернулся на знакомый голос, и увидел бывшего одноклассника Гену. Не виделись они давненько. Оба были рады встрече. Обнялись, похлопывали друг друга по плечам.

— Гена? Ты откуда здесь? Разве вы с Аллой не в Саратове? — удивлённо спросил Владимир.

— Погостить к её сестре приехали. Она живёт здесь недалеко, с полчаса на электричке. В деревне. А я приехал кое-что из запчастей к машине купить… — и тут же неожиданно предложил:

— Поехали к нам! Алла будет рада. Поехали, поговорим хоть как следует. Сколько не виделись!

Не дожидаясь ответа, Геннадий бесцеремонно подхватил друга под руку, и настойчиво потянул с собой к станции…

…И вот они идут по узкой виляющей тропинке от небольшого вокзальчика домой. Гена всю дорогу болтал без умолку, как заведённый. Собственно, Гена и был таким, скошлько Владимир его помнит.

— Ты всё рисуешь? Вот у её сестры знаешь, какое приволье! Можешь сколько хочешь рисовать, хоть круглосуточно! Сейчас познакомлю!

Он игриво толкнул товарища плечом, и заговорщически добавил:

— Слышь, баба она одинокая…

— Да, вроде, один привык… какой из меня жених… — смущенно проговорил Владимир, и пожал плечами.

— Ладно, ладно. Увидишь, понравится! — начал уверять Гена.

…Вот они подошли к небольшому дому с белёными стенами. Гена пропустил первым в калитку старого друга, и тот увидел на ступеньках невысокого крыльца миловидную женщину, с крынкой в руках. Хозяйка остановилась, смахнула с лица мошку, и приветливо улыбнулась.

— Валя, вот, веду тебе ёщё гостя! Одноклассник мой. В городе встретились… Надо же, как мир тесен!

— Здравствуйте… — кивнув головой, негромко поздоровался Владимир. Он был смущён, что «не при параде» для первой встречи.

— Здравствуйте. Проходите! — пригласила она мужчин.

Все вместе зашли в дом. Взгляду гостя открылась уютная прибранная комната и кухонка.

Почти следом за ними на пороге появилась жена Гены с блюдом крупных, красивых на вид помидор. Алла — шумная брюнетка, с ярким макияжем, и обладательница отличной стройной фигуры, ради которой с завидным упорством сидит то на одной, то на другой диете.

— Кого я вижу! Володя! Привет! — поздоровалась она, но в голосе было больше лёгкой насмешки, чем искренней радости от встречи. Алла называла художника «чудаковатым краскомазом», не воспринимая всерьёз ни его работ, ни его самого.

— По такому случаю… это… давайте чего опрокинем… — сказал Гена, и показал красноречивый жест рукой у горла.

Женщины не стали возражать, и пошли заниматься обедом, а мужчины, устроившись на диване, предались воспоминаниям.

— Помнишь Петьку Фролова? Он теперь в конструкторском бюро работает. Светка Тусовина скоро второй раз уже бабушкой станет. Наташу Свирилёву совсем недавно видел. Никита Давыдов на днях звонил…

Владимир оживился.

— А Курносов? Он собирался кандидатскую защищать…

— Он, как уехал, так никому ничего не писал, и не звонил, насколько я знаю. Васильева Люба полгода назад перешла в другую школу преподавать. В этой с завучем что-то не поделили, ну, та её и выжила. С Андреем Кировым хотим опять встречу наших сделать. Не всех адреса только есть.

Тихий и скромный по характеру Владимир всегда восхищался активностью друга, и сейчас не смог сдержаться от комплиментов:

— Ты же у нас всегда заводилой был. Ещё в школе показал себя отличным организатором! Просто поражаюсь твоей энергии! Я бы не смог столько успеть сделать! ЯЧестно!

— Да чего там… — заулыбался довольный Гена, и откинулся на спинку дивана.

Воспоминания могли продолжаться ещё долго, но их позвали к столу. Теперь разговор часто прерывался паузами. Чувствовалось какое-то необъяснимое напряжение в общении.

Помолчав, Алла вкрадчиво спросила:

— Володя, как у тебя семейные дела?

— Никак. Я давно расстался с Наташей… — сдержанно ответил Владимир.

— Я бы тоже не выдержала столько «аромато», — с ехидцей заметила Алла.

— Ты же не видела его картин! Поверь на слово, они того стоят! В смысле «красота требует жертв». Ты прости меня, Вован, но я так скажу: просто тебе попалась вредная баба, которая не понимает ничего в искусстве! — начал защищать своего друга Гена. Он не сомневался ни на секунду в том, что доверчивый товарищ стал жертвой предательства своей супруги.

Алла махнула рукой, и, театрально поджав губки, обиженно сказала:

— У вас всегда жёны виноваты!

— Нет, она ушла по другой причине… — продолжал сдерживать себя Владимир. Не хотелось сейчас ворошить прошлое, выяснять кто прав, кто виноват.

На помощь гостю пришла Валя. Она почувствовала, что тема семейной жизни — больная, и решила отвлечь:

— Давайте положу салат! По-моему, очень удачно получился, попробуйте!

Владимир посмотрел на Валю с благодарностью за поддержку, послушно съел пару ложек, и уверенно подтвердил:

— Да, салат, действительно, исключительный, спасибо!

Валя не хотела, чтобы от посещения её дома у гостя остался неприятный осадок. Для поддержки нового знакомого, а заодно и своё появившееся любопытство удовлетворить, с искренней заинтересованностью спросила:

— А что вы сейчас пишите?

— Валя, я тебя умоляю! — сказала Алла с насмешкой. Она картинно подняла руки, закатив глаза.

Тут неожиданно Гена обратился с просьбой:

— Валь, ты бы помогла Володьке. Он всё красивые места ищет рисовать, а у тебя здесь вон как здОрово!

Алла хмыкнула, и предложила:

— Тётя Галя Ушкова ближе к реке живёт, там удобней будет рисовать.

Она очень испугалась, что между сестрой и Владимиром могут начаться серьёзные отношения. Будучи человеком тщеславным, в роли зятя хотела видеть в мужьях сестры состоятельного, делового мужчину, но никак не бедного художника.

— Никаких Галь! У нас! — категорически не согласился муж.

Валентина с готовностью поддержала идею:

— Правда, Володя, приезжайте сюда!

Владимир был очень признателен другу и новой знакомой за предложение.

— Спасибо за приглашение! С удовольствием воспользуюсь… Мне хотелось бы сначала посмотреть здешние места… Вы мне покажете, Валя?

— Ну, конечно!

…Когда закончили трапезу, Владимир и Валя пошли к реке, а Алла занялась созданием своих запасов на зиму. Помешивая в тазике будущее варенье, с раздражением выговаривала мужу, который занимался починкой приёмника:

— Вот, кто тебя за язык тянул? Придумал тоже! Валька же у нас всегда была помешана на искусстве! А вдруг этот Володька на дом её позарится, да начнёт ухлёстывать? Стыд, срам! У неё же двое взрослых детей! Да и не пара ей какой-то там художник! Что он может дать? Ни денег, ни хорошего дома… Ничего абсолютно!

Геннадию неприятно было слушать такие обвинения в адрес друга. Недовольно поморщившись, бросил хмурый взгляд на жену.

— Вот, что болтаешь!? Володька никогда так не делал, и не сделает! Да он сам Наталье квартиру оставил! Ушёл, и ничего, кроме своих вещей, не взял.

Алла только хмыкнула, и продолжила настаивать на своём:

— Да сейчас ни на кого надеяться нельзя. За всеми глаз да глаз!

Гена снова с досадой поморщился:

— Алла, перестань!

Женщина уперла по-хозяйски одну руку в бок, попробовала варенье, и, посмотрев в окно, пообещала:

— Ещё увидишь, что я была права!

…А Владимир и Валентина шли по тропинке к речке. Сначала молчали, а через некоторое время между ними разговор постепенно оживился.

— А вы давно живописью занимаетесь?

— Давно. Я другого ничего делать, пожалуй, и не умею…

— Вы ведь вместе с Геной, как неразлучные друзья, начинали учиться рисованию, да? Всё хочу спросить у него, почему бросил? А вы знаете причину?

Владимиру на этот вопрос трудно было ответить однозначно.

— Даже не знаю, что ответить. Сначала, глядя на меня, вроде, загорелся, а потом быстро потерял интерес.

— Не всегда получается так, как хочется. Я вот больше люблю смотреть картины, — и грустно вздохнула.

— Да, досадно, что не всегда у нас получается так, как бы хотелось… — согласился он, кивнув головой, и внимательно посмотрел на Валю.

Раньше такого искреннего интереса, к нему, пожалуй, никто не проявлял. И как художника, и как мужчину, Владимира не могли оставить равнодушным лучистые, добрые глаза Вали. Пушистые русые волосы, скреплённые сзади заколкой со стразами, мягкий овал лица. Вся такая по-домашнему «уютная», как любимая игрушка для ребёнка. Манил аромат духов, с тонким запахом свежести. Безумно захотелось обнять, или, хотя бы, прикоснуться. Только стеснительность заставила Владимира сдержаться от вольностей. Внутри себя отчётливо понял, что его потянуло к этой женщине. Общение доставляло душевное умиротворение.

…А тем временем Алла сидела на диване, положив ногу на ногу, просматривала журнал. Нервно шуршала глянцевыми яркими страницами, и поглядывала на часы. Алла была с раннего возраста одарена интуицией. Сейчас эта интуиция подсказывала, что в жизни сестры вот-вот наступит время больших изменений. С женской проницательностью посмотрела на вернувшихся Владимира и Валю. Отложила журнал, надела на лицо очередную свою маску, (маску спокойствия), и, мастерски скрывая истинные чувства, встретила их обычным вопросом:

— Как успехи?

— Володе понравилось здесь.

— Места красивые, это правда, но… время уже много, я могу на электричку опоздать. Если вы, Валя, не возражаете, я завтра приеду пораньше, поработаю…

— Как? Уже пора? …Ну, да, электричка ждать не будет… — взволнованная событиями дня, Валя растерялась.

Владимир был не менее взбудоражен. Где-то внутри звучала то нежная романтическая музыка, то напевные поэтические слова. Разум же настойчиво и холодно советовал не торопить события, дать себе возможность разобраться в неожиданно появившихся чувствах.

…Вежливо попрощавшись с сёстрами, Владимир отправился к себе домой. Гена вызвался проводить гостя, и по дороге к вокзалу начал расспрашивать о впечатлениях.

— Ну, как тебе Валюха?

— Замечательная женщина, только они такие разные с Аллой. Будто и не сестры.

Гена от удивления сбавил шаг:

— Это в каком смысле?

Владимир попытался объяснить, как мог:

— Ну, как тебе сказать понятней… Алла похожа на вулкан, а Валя — больше на тихий зелёный луг… По характеру, я имею ввиду.

Гена вдруг вспомнил опасения Аллы на счёт отношений Вали и Владимира, неожиданно для самого себя выдал:

— Знаешь, что я понял? Понял, что бабы делятся на две группы: нормальные и стервы. Я, почему — то, в своё время выбрал, на свою голову, второе…

Спохватившись, чтоб не ляпнуть лишнего, как ни в чём ни бывало, засмеялся, ловко переведя всё в шутку.

У него были планы серьёзные: переехать куда-нибудь сюда поближе, удержать рядом с собой обеих женщин. Аллу терять не мог, поскольку она помогала ему подниматься по карьерной лестнице, а Валю хотел использовать в своей бурной жизни как тихую пристань. Да и внешне сестра супруги выглядела более привлекательнее. Ничего не смог придумать, как «выдать замуж» за друга, чтобы потом без лишних проблем часто бывать у них в доме.

…Владимиру после развода с трудом получилось купить недорогую однокомнатную квартиру. Главенствующее место в ней заняли стопки бумаг с карандашными набросками, холсты на подрамниках, краски, и прочие атрибуты художника. Крепкий запах разбавителя заглушал все остальные. Зашедшему сюда в гости с первого же взгляда становилось понятно — это жильё одинокого мужчины, поскольку»! женской руки» явно не хватало.

С утра у Владимира было отличное настроение. Он собирался ехать к Вале. Улыбался, от предвкушения встречи. Более критично рассматривал себя в зеркале после тщательного бритья. Вздохнул, от того, что, увы, не молодеет.

Владимир долго копался, собирая необходимое, чай пил торопясь, то и дело поглядывая на настенные часы, как-будто от этого что-то изменится. Ему очень хотелось произвести хорошее впечатление на Валентину, доказать, прежде всего себе и ей, что способен на настоящую работу, а у настоящего мастера всегда должен быть нужный материал под руками.

Надел ветровку, и, выйдя из дома, поспешил на вокзал, хотя особо не опаздывал. Ему даже пришлось немного подождать электричку, прогуливаясь по перрону.

…Владимир, подходя к знакомому дому, от волнения невольно убавил шаг. Он очень не хотел, чтобы заметили это состояние, и пытался всеми силами успокоиться. А душа просто пела. Давно не испытывал такого чувства. Даже забыл постучаться.

Зайдя в дом, он увидел Гену, сопящего во сне в кресле перед выключенным телевизором. Супруга, расположившаяся на диване, занималась своим бесконечным маникюром. Женщина нервничала. Появление Владимира ей особой радости не доставило.

— Кого я вижу! Привет! — поздоровалась Алла, но в её приветствии чувствовалось скрытое недовольство.

— Здравствуйте… — негромко приветствовал гость.

На его немой вопрос в глазах, Алла пробурчала:

— Свихнулся уже вконец со своим футболом! Не слышала, когда угомонился, — и сердито посмотрела на спящего.

— А где Валя?

— На работе, где же ещё!

Пока Владимир ставил в сторонку большую тяжёлую сумку с необходимым для работы, Алла, наконец, оторвалась от маникюра, и начала трясти мужа за плечо:

— Просыпайся давай, у нас гости!

— О, здорово! А я вчера тут телевизор смотрел… — и, смешно потерев глаза, потянувшись, Гена смачно зевнул.

— А я приехал пораньше поработать… — словно извиняясь за своё появление промямлил Владимир.

Алла лениво поправила халат, и сказала:

— Пойду, чай поставлю…

…После завтрака в компании супружеской четы, Владимир поспешил к реке, на примеченное накануне место. Расположился, и принялся за дело, от вдохновения теряя ориентацию во времени…

— Здравствуйте! Не помешаю? Ничего, если я побуду здесь? Мне так интересно посмотреть! — услышал он знакомый мелодичный голос Вали.

— Здравствуйте! Я так рад вас видеть! — тут же честно признался Владимир, расплываясь в широкой улыбке. Глаза заблестели.

— Правда?

Она подошла поближе, и, посмотрев на работу художника, не смогла сдержать эмоции:

— Так здОрово получается!

— Я рад, что вам понравилось… — засмущался Владимир от похвалы.

— Пришла с работы, мне сестра говорит, что приехали… Думаю, пойду, спрошу, вдруг, что-то нужно…

— Спасибо большое за заботу. Доставил вам беспокойство…

— Я тут чай в термосе принесла, бутерброды. Подкрепиться не помешает…

— Если честно, совсем забыл о времени…

— Ну, вот! Давайте-ка, оттирайте руки, и поешьте!

На свежем воздухе, после долгой работы, обычная еда для художника показалась райским угощением. Разговаривали, любуясь речным течением, много шутили, не испытывая никакой неловкости, будто сложившаяся семейная пара. Как-будто верная любящая жена пришла позаботилась поддержать мужа…

Трепетное чувство с большой силой влекло их друг к другу. Это было невозможно преодолеть, хотя виделись всего второй раз. Само собой получилось, что они, не сговариваясь, молча взялись за руки… Глаза сказали больше любых слов… Нежно обнялись, и остановились так, словно боясь разрушить это единение… чистое, искреннее, хрупкое…

…Когда Валя с Владимиром вернулась домой, Алла сразу заметила внутреннюю взволнованность сестры, но спрашивать посчитала ненужным. Она была уверена, что Валя сама попозже захочет поделиться. Всё–таки, сестры.

— Много нарисовали? — с маской равнодушия на лице спросила Алла.

— Да, на сегодня с хорошим результатом… — Владимир, как и Валя, не мог скрывать того, что на душе. Он улыбался так по-детски доверчиво, наивно полагая, что он среди настоящих друзей, и опошлить их начинающиеся отношения эти друзья не могут.

Геннадий оторвался от газеты, зевнул, и лениво потянувшись на диване, предложил

— Ну, тогда ужинать можно… Я ведь правильно сказал, что здесь можно рисовать… не то, что в городе!

…Пока женщины собирали на стол, Гена не мог упустить момента, чтобы не выведать, как идут отношения между другом и снохой. Даже он не мог не заметить, с какой нежностью на сестру жены смотрел товарищ.

— Ну, как у вас? Я ведь вижу, что у вас с ней взаимный интерес появился…

— Она замечательная! …Ты знаешь, наверное, я нашёл, что искал… Что ты улыбаешься? Мы не позволяли ничего лишнего, если тебя это так распирает знать… Она интересный человек…

…А тем временем, Алла на кухне, не дождавшись откровений, допытывалась у сестры:

— Что это ты сияешь? Роман с Володькой, что-ли, начали?

Валентина находилась в большом смятении.

— Скажешь тоже… Как ты думаешь, я ещё могу понравиться? …Что за наваждение… Он такой хороший…

— Что, вы уже того…? — Алла даже испугалась своей мысли.

— Нет, — твёрдо сказала Валя, понимая, что сестра имела ввиду. -Да разве это главное? Мне просто так… так спокойно, хорошо рядом с ним… Не могу даже высказать…

— А своим взрослым ребятам что скажешь? С ума сошла, что ли? Думаешь, они в восторге будут?

Валя с досадой поморщилась:

— Давай я сама разберусь!

Опасения Аллы оправдывались. Она понимала: чем раньше начнёт действия против этих начинающихся отношений, тем легче будет справиться. Когда сели за стол, начала осуществлять свой план:

— Может, выпьем по случаю? А что, самая пора молодиться, — и многозначительно посмотрела на Валю.

— Ты о чём? — не мог смолчать Владимир.

Алла невинно похлопала глазками, и продолжила:

— Ни о чём… Подумаешь, на пенсии уже, двое внуков…

— Без твоих советов обойдутся! — неожиданно резко оборвал жену Гена. Осёкся, и, чтобы не накалять обстановку, уже спокойно, примирительно добавил:

— Мы же все взрослые люди, и сами своей жизнью должны распоряжаться… Так ведь?

Валя, чтобы больше сгладить неприятную сцену, предложила:

— Попробуйте, Володя, рыбу…

…Когда начали убирать со стола, оставшись на кухне наедине, Алла продолжила «обработку» сестры:

— Ты совсем с ума сошла что ли? …Нашла же объект для воздыханий! Тебе надо о ребятах подумать! Что они скажут? У тебя уже двое внуков! …Бросишь их?! Думаешь, невестки одобрят?

— Никого я бросать не собираюсь! Они всё равно отдельно живут! Володя не будет против них, если на то пошло…

— Причём здесь он? Подумай лучше, как друзья и знакомые отреагируют! — эмоционально жестикулировала Алла руками.

Сестра с досадой покачала головой.

— Ну, что ты раньше времени заключения делаешь!

— Когда привыкнешь к Володьке, тогда поздно будет об этом говорить! — и Алла с демонстративным огорчением поджала губки.

…Видя, что никакие доводы и «вразумления» не действуют, а муж явно не будет помогать, Алла решила найти поддержку у племянников, чтобы они скорее приехали, и на месте разобрались с увлечением матери. С этой целью она не пожалела времени, поехала в город на переговорный пункт, и начала названивать, удобно устроившись в телефонной кабинке:

— Алло!

— Да, я слушаю… — услышала она в трубке молодой мужской голос.

— Сережа! Как хорошо, что застала дома! Ты не мог бы приехать дня на три хотя бы? — затараторила она в трубку.

— Что случилось? Ни «здрасьте», ни «до свидания»…

— Ты не можешь себе представить! Мама твоя с ума сошла, роман затеяла!

— Какой роман? …Не понял… Кто он?

— Друг дяди Гены… Нет, представь, что тут появится какой-то мужик… А как же память об отце? Кто знает этого кавалера! Они же с дядей Геной давно не виделись, а жизнь так быстро сейчас меняется… — продолжала тараторить она.

— Ладно, я постараюсь. Посмотрим, что за фрукт…

— Я сейчас ещё Вите позвоню. Пусть тоже приедет, посмотрит! Своих деточек с собой берите, пусть ей стыдно будет!

— Ну, пока, тетя Алла! Увидимся.

— Пока, Сережа! — и она тут же начала набирать номер Виктора, второго сына Валентины…

— Алло, Витя?

— Нет, это Света, — услышала Алла в трубке женский голос.

— А, Светочка, деточка, здравствуй! А Витя где?

— Витя на работе. А что случилось?

— Светочка, деточка, передай Вите, что мама с ума сходит, кавалера нашла! Пусть приедет. А лучше все вместе приезжайте!

— Хорошо, передам.

— Скажи, что срочно надо!

— Хорошо, передам. Ну, пока, Алла Васильевна.

Света не любила её, поэтому разговаривать особого желания не было.

Алла постаралась быстрее вернуться домой, и, конечно, никому не сказала ни слова о том, что звонила. Спокойно занялась своим любимым делом — маникюром. Она внутри гордилась своей сообразительностью, что привлекла на свою сторону племянников. Вот приедут они, и всё встанет на свои места…

…В очередной раз Владимир и Валентина пришли к реке. Немолодые влюблённые, совсем ничего не подозревая о звонках, без умолку разговаривали о прошлом, настоящем, будущем. Работа у Владимира отошла, несколько, на второй план, но он был воодушевлён.

— Володя, а после того, как напишешь здесь пейзажи, что дальше будешь делать?

— Сейчас, конечно, труднее стало живописью заниматься. Спрос не очень-то велик, а затраты возросли… Но зато я встретил тебя, и рад, что ты со мной…

— Правда? — переспросила Валентина, не пряча уже счастливых глаз.

— Конечно! Я очень хочу, чтобы ты была рядом всегда…

— Каким же образом? Здесь мой дом, сюда ко мне приезжают ребята, внуки. Здесь у меня работа…

— Жить можно у меня, а здесь была бы дача!

— Но как они воспримут…

— Я надеюсь на их здравый рассудок. Если человек немолод, значит, и жизнь остановилась? …Нет, так не может быть, не должно быть… — и Владимир обнял Валю, с нежностью прижав к себе.

…Дома Валентину ждал сюрприз: не предупредив, приехал старший сын Сергей, его жена Людмила, двое их детей Антоша и Димочка. Это два малыша, трех и шести лет. Дети сразу побросали игрушки, и с бурной радостью побежали к бабушке навстречу.

— Приехали, мои сладкие, приехали, мои цыпляточки… — с нежностью заговорила Валентина, обнимая и целуя ребятишек.

— Мы уж вас искать хотели, вдруг заблудились… — съязвила Алла.

— Володя, это — старший сын Вали Сергей, а это — его жена Людмила… Антошка, Дима… — начал знакомить Гена.

— Здравствуйте… — смущенно поздоровался Владимир, не ожидая увидеть столько незнакомых людей.

— Это Владимир Сергеевич. Художник, — представила его Валя родственникам.

Поздоровались приехавшие сын и невестка без особого радушия. Сказалась «обработка» Аллы.

Гена как всегда не мог долго молчать. Спросил:

— Как работа идет? Ты, говорил, выставка будет в следующем месяце. Я обязательно хочу посмотреть…

Не успел Гена договорить, как вошли молодые мужчина и женщина. Это был младший сын Вали со своей женой Светой.

— Не ждали? …И Серега здесь? …ЗдорОво!

— Витюша, Светочка! …Знакомьтесь, Владимир Сергеевич, — представила Валя.

…После поутихших эмоций от встречи, большая семья села за стол. Только вот Владимир чувствовал дискомфорт, поскольку на него было обращено повышенное внимание. А ещё он понял, что ему здесь явно не очень-то рады.

Разговор никак не клеился, хотя и Валя пыталась разрядить обстановку, и Гена пытался смешить анекдотами. Остальные вели себя подчёркнуто сдержанно. Только дети, наевшись, беззаботно играли, то и дело подбегали к новому знакомому, показывали ему то одну, то другую игрушку.

Наконец, Гена, поняв бесполезность своих попыток наладить общение, включил телевизор.

— Сейчас хороший фильм будет…

Сыновья Валентины, Сергей и Виктор, вышли во двор. Они вышли не только покурить. Им нужно было решить как поступать дальше.

— Ну, и как тебе этот дяденька? Что-то делать надо… Может, просто накостыляем? — предложил Виктор.

Сергей молча курил, задумчиво глядя в одну точку, не спеша выпуская сигаретный дым.

— Нет. Этого фрукта так просто не возьмешь. Встречал таких упёртых… Мы сделаем по-другому!

…Владимиру пора было идти на вокзал. Он поблагодарил за ужин, вежливо попрощался со всеми. Валентина вышла проводить до калитки.

— Ну, пока!

— До завтра!

Валентине было стыдно за поведение своих сыновей, что испортили вечер, и она виновато спросила:

— Ты не обиделся на моих ребят?

— Да нет, что ты… Я понимаю их… Со временем они нас тоже поймут, вот увидишь! До завтра!

Валентина вздохнула, и вернулась в дом. Она не увидела, как за калиткой Владимира остановили её сыновья.

— Владимир… Сергеевич, поговорить бы надо… — сказал Сергей.

— Пожалуйста…

— Вы, я вижу, человек не глупый, поэтому поймете… Оставьте мать в покое!

— И я вас не считаю глупыми… Она сама решит, как ей жить… — ответил на это Владимир.

— Вы видели наших с Людмилой ребятишек?

— Да, конечно. Прекрасные детишки…

— И вы видели, что они любят бабушку, а бабушка любит их? — продолжал спрашивать Сергей.

Владимир пытался понять, к чему заданы эти вопросы, но не понимал.

— Да… Но к чему это всё спрашиваете?

— А к тому, что если вы не оставите в покое нашу мать, она больше не увидит ни внуков, ни нас, ни невесток. Мы больше никогда не приедем сюда… Думаете, она будет этому рада? …Никто из нашей родни больше сюда не приедет… Думаете, она будет счастлива? Через год, а может, и того раньше, не выдержит, и расстанется с вами. Намерены счастливой её сделать? …А, может быть, наоборот, несчастной? Так что решайте!

Владимир был возмущён услышанным ультиматумом.

— Но это жестоко! …Разве можно так шантажировать?! Вы в своём уме?! Она взрослый человек, вправе решать сама, как ей жить! Всю молодость она отдала вам. Дайте же, наконец, ей пожить для себя!

— Слушай, Серега, он не хочет понимать, что ему говорят! — вмешался в разговор Виктор, и начал надвигаться на Владимира со сжатыми кулаками. Сергей остановил его, поймав за рукав. А гостю повторил:

— Вобщем, подумайте… Либо вы отойдете от неё, либо мы все отойдем от неё… Счастья это не прибавит, а виноваты будете в этом — вы! — и братья пошли к дому.

Владимир был просто потрясен выставленным условием.

— Два чудовища! …Какая подлость!

Утром, ничего не знающая об этом Валентина собирала во дворе бельё с верёвки. Сергей и Виктор решили разговор не откладывать, но не знали, как начать.

— Ну, и что… у тебя с этим серьёзно? — спросил Сергей.

— А что? …Разве Владимир Сергеевич плохой человек? …Вы уже взрослые, сейчас я могу и о себе подумать.

— И этом фрукте… — добавил от себя Сергей.

— Сергей, перестань… — с досадой поморщилась она. Сейчас не хотелось объясняться.

— А как насчет предательства памяти? — спросил Виктор. — Или уже забыла отца?

— Нет, не забыла… А вы, значит, мои судьи?

— Не состыковывается просто. Говоришь одно, а тут появляется кавалер… — перешёл Виктор на повышенный тон.

Не выдержав, Валентина тоже занервничала.

— Отец умер десять лет назад! Выходит, больше и мне жизни нет?

— Вот, что скажем… — заявил Сергей, — Если он будет здесь, — нас с ребятами больше не увидишь. Его в нашу семью не пустим.

— …А если он, всё-таки, влезет, — его, возможно, больше не найдут… нигде… Другого способа защитить тебя мы не видим. — добавил Виктор.

— Вы что, совсем с ума сошли?! Вы, вобще, соображаете, что говорите?! — она испуганно смотрела то на одного, то на другого сына. И как не испугаться, услышав, что два здоровых парня, полные решимости, угрожают человеку, который стал ей близким!

— Вполне, — ответил Сергей. В отличии от Виктора, он хранил внешнее спокойствие.

— Пусть лучше забудет дорогу сюда, и оставит тебя в покое! — потребовал Виктор.

Валентина растерялась, даже выронила белье из рук. Она не могла и подумать, что так обернётся!

…Рано утром Валентина с сыновьями провожали Аллу и Гену домой. Небо затянуто плотными низкими тучами. От этого всё вокруг казалось мрачным. Даже яркие цветы на клумбах выглядели намного темнее. Влажный ветер раскачивал ветки кустарника, с начинающей желтеть листвой. Станция небольшая, народу было немного. Они молчали, в ожидании прибытия поезда. Позёвывали, поёживались от утренней прохлады, переминаясь с ноги на ногу.

Когда состав большой зеленой гусеницей подполз к перрону, Алла снова заговорила о Владимире:

— Валя, подумай, что делаешь! Оставь эту затею! Зачем он тебе нужен?!

— Ладно, не переживай, сама разберусь…

Поезд стоял очень мало. Быстро попрощались, и Алла с Геной поднялись в тамбур вагона…

…Владимир, после разговора с сыновьями Валентины, решил не торопиться с выводами, и снова приехал. Во дворе он тут же столкнулся с Виктором. Парень со злым лицом преградил дорогу. Крикнул:

— Серёга!

Из дома на зов быстро вышел старший брат.

— Я никуда без Валентины не уйду! — твердо сказал Владимир. Эти слова стали как красная тряпка для быков.

То, что произошло дальше, не мог предвидеть никто. Братья начали бить… Что мог сделать немолодой человек против двух, да ещё явно сильнее его, противников?

На шум прибежали Валентина и невестка Людмила. Начали кричать, пытаться их остановить:

— Вы что делаете?! …Прекратите сейчас же! — кричала Валентина.

— Сергей, ты что творишь! — закричала Людмила мужу.

…С трудом, но им удалось остановить драку. Зло глядя на Владимира, Сергей и Виктор ушли в сад. Валентина, плача, помогла пострадавшему встать.

— Да что же это такое! — со слезами причитала Валя, — Володя, не приезжай больше сюда…

Влюблённый мужчина был полон решимости отстаивать свои отношения с любимой женщиной. Предложил:

— Уйдем отсюда вместе!

Она тяжело вздохнула, и отрицательно покачала головой:

— Не будет нам счастья… Уезжай, Володя…

— Валюша, подумай!

— Не могу я… Кто знает, что они сделают потом…

Она помогла Владимиру отряхнуться, и, видя, что он, более-менее, в порядке, немного успокоилась.

Владимиру ничего не оставалось делать, как отправиться домой. Всё тело ныло от боли. Один глаз начал заплывать и темнеть. Он побрёл на станцию, а Валентина, притворила калитку, медленно осела на землю, и беззвучно плакала…

…Владимир отлёживался дома, когда через пару дней после драки раздался настойчивый звонок в дверь. На пороге стояла встревоженная невестка Валентины Света.

— Владимир Сергеевич, поедем в больницу… У Валентины Васильевны сердечный приступ был…

— Что?? …Я сейчас! …Подожди секунду, переоденусь!

…Владимир как мог быстро шёл по широкому больничному коридору. Света едва поспевала за ним. Почти ворвался в палату. Возле постели матери сидели притихшие Сергей и Виктор. Они молча встали, и пошли на выход из палаты, виновато потупив глаза.

Проходя мимо Владимира, Сергей, не поднимая глаз, молча положил ему на секунду руку на плечо, и вышел вслед за братом. Это был жест просьбы простить, жест готовности к примирению…

Валентина как-будто почувствовала присутствие Владимира. Она медленно открыла глаза, и на бледном лице появилась слабая улыбка.

— Как ты? …Ты не уйдешь? — тихо спросила Валя.

Владимир взял её руку в свои ладони, тоже улыбнулся, и сказал:

— Теперь всё будет хорошо! …У любви разные краски…

Егорка

Поток невесёлых думок щуплого, лет четырнадцати на вид мальчишки, шагающего по грунтовой дороге, прервал раздавшийся совсем близко за его спиной громкий крик возницы:

— А ну, с дороги! Михал Фёдорыч едут! Оглох?!

Егорка едва успел отскочить в сторону.

Пара холёных лошадей, запряженная в открытый тарантас, промчала местного «хозяина» — зажиточного мужика Михаила Заводчикова. Был он человеком очень высоким, крупным, с соответствующими чертами лица. Видел в городе, как одеваются купцы, и решил не отставать от них. Денег имел в достатке, поэтому мог позволить себе дорогие вещи. Ни у кого в деревне не найти таких добротных сапог! А ещё неизменно надевал чёрную жилетку с карманными часами на цепочке, и картуз. Надвигал его низко на глаза, которые смотрели из-под козырька на окружающий мир с нескрываемым презрением.

«Опять пить-гулять поехал… А как просил работу какую у него! Отказал. Грит, мал, да хлипкий, некуда приспособить, не спросишь, мол, с такого шибко! …Сам эвон, как весело живёт!» — подумал Егорка, поглядев вслед.

— Но-о, роди-и-мыя! — слышалось уже издалека…

Клубы пыли, подхваченные ветром, уносились в сторону порывистым воздушным потоком. Парнишка зажмурил глаза, вытер ладонью лицо, и тяжело вздохнул, снова вспомнив о том, что дома лежит тяжело больной отец, которому нужны лекарства, да сестрёнка, оставленная присматривать за ним, пока ушёл на заработки. Мать они потеряли в прошлом году. Та полезла в погреб, поскользнулась на лесенке, упала, и разбила голову. Вот и пришлось Егорке бросить скудное хозяйство на попечение малолетней Феклуши. Соседка Матрёна — добрая женщина, пообещала заглядывать к ним, но у неё и своих дел полно: в избе ребятишек мал — мала…

«Мне б тока до тётки Акулины добраться, а там, глядишь, работа какая — никакая найдётся, заработаю хоть малость…» — как молитву повторял мальчишка. Снова вздохнул, невольно потрогал заурчавший живот рукой: «Есть-то как хотся…!»

Долго шёл Егорка. Ноги от усталости уже стали казаться чужими. День клонился к вечеру. Путник очень обрадовался, когда показались избы. Село у реки, где жила тётка Акулина — многолюдное, дворов много. Даже своя лавка есть. Вспомнил, сколько всего там видел на прилавке! А леденец какой вкусный тогда купили сестрёнке на обратном пути! Феклуша не жадная, и брату дала попробовать немножко янтарной сладости.

Встречные жители поворачивали головы, с любопытством поглядывали на незнакомого худенького оборванца. К кому это такой?

Наконец, парнишка добрёл до нужного дома, хотя и боялся, что не найдёт. Пару раз с матерью был, и то давно. Добротная изба, с дощатым забором. Ворота крепкие, тесовые. Вспомнил, как не очень-то ласково их тут приняли. Вернее, он почувствовал это по настроению матери. Сам тогда был ещё слишком мал, чтобы понять. А сейчас подошёл, и, почему-то, оробел.

«Богато живут… Богаче, чем мы, сразу видать… А, ну, как не примут? …Лишь бы пособили заработать хоть немного…» — подумал мальчишка.

Вытер нос пыльным рукавом старенького пиджака, и постучал. По двору, захлёбываясь злобным лаем, лязгая цепью, заметалась собака. Послышался громкий женский голос:

— Ну-ко, на место! Ошалел совсем! …Кого там принесло?!

— Тётка Акулина, это я, Егорка!

С минуту длился только немного поутихший лай. Потом снова послышался недовольный женский голос:

— Наповадились, бродяжки, ходить! Поди-ка на все четыре стороны отсель, покуда кобеля не спустила!

— Я — племяш ваш, сын Лукерьи! — попытался объяснить мальчишка.

— Неча всяким ко мне в племянники набиваться! Сказано, поди отсель! — сердито сказала хозяйка, и, стукнув дверью, вошла в дом…

Такого парнишка не ожидал. Растерянно потоптавшись у ворот, он понурил голову, и устало побрёл прочь искать приют. Хотя бы до утра. Ночь ведь приближалась. Из глаз сами собой покатились крупные градины горьких слёз…

В надежде найти ночлег, Егорка постучал в окно первого попавшегося дома. Выглянул мужчина, за ним ещё двое. По лицам сразу было видно, что они далеко не трезвы.

От постылой беспросветной жизни по вечерам многие пили, надеясь найти успокоение в самогонке. Только зря надеялись. Чаще потом становились только озлобленней. Сколько раз мальчишке нещадно доставалось ремнём от пьяного отца! Порой, совсем ни за что. От нанесённых родителем боли и обиды внутри цепко держалось чувство животного страха.

«Побьют ещё!» — с испугом подумал он. Молча попятился, развернулся, и побежал прочь, лишь бы оказаться подальше!

Мужики с шумом вышли на улицу. Увидев такую реакцию малолетнего бродяги, решили: мальчишка просто балуется. Начали грозить кулаками вслед, материться. А тут ещё и пацаны местные остановили, стали задираться. Еле вырвался от них. Хорошо, что одёжку не порвали. Снова побежал, уже не разбирая дороги: узенькими проулками, зарослями бурьяна, через мелкие овражки, а в ушах всё слышалось громкое злорадное улюлюканье…

Остановился парнишка только когда совсем перехватило дыхание. Сердечко разрывалось в груди, как у перепуганного насмерть зверька. Заколотила мелкая дрожь. Ноги подкашивались. Тяжело дыша, облизывая сухим языком побелевшие губы, упал на землю, и дал волю слезам. Рыдал, вздрагивая худенькими плечиками, от беспомощности, от обиды за нанесённые оскорбления и жестокую травлю, от накопившейся совсем не детской усталости…

Когда немного успокоился, огляделся, — понял, что оказался в полном одиночестве, да ещё в лесу. Даже не заметил, как это получилось. Заметался, пытаясь вернуться в село, найти, всё-таки, какое-то пристанище. Только где оно? В какую сторону идти? От осознания того, что на ночь глядя заплутал в лесу, внутри по телу пробежал холодок, а на лбу и ладонях появилась испарина. В темнеющих зарослях стало по-настоящему жутко. Если днём ветки с желтеющей листвой трогали очарованием, то сейчас пугали, словно это были трясущиеся кривые пальцы чудовищ.

Поразмыслив, Егорка решил, что сейчас лучше переждать до рассвета. Главное — найти где-нибудь поблизости сухое место для отдыха, и перетерпеть ночную прохладу. Пока совсем не стемнело устроил себе спальное место. Свернувшись калачиком, попытался заснуть, но дрёма только на короткое время отключала от реальности. Обида на тётку комком стояла в горле, накатывались слёзы. Снова открыл глаза, и посмотрел в темноту.

Неожиданно сквозь ажур покачивающихся веток увидел едва приметный огонёк. Сначала подумал, что мерещится. Зажмурился, головой потряс. Нет, действительно светится! Любопытство взяло вверх, и он начал осторожно пробираться посмотреть, что это там такое.

Когда добрался до источника света — обомлел: на небольшой поляне стояла маленькая избушка. Совсем как в сказке.

«Как же я её не увидел раньше? Откуда она здесь в глуши? …Да что долго гадать! Деваться некуда… Была не была, попрошусь погреться. Замёрз совсем…» — решил Егорка, и постучал. Никто не ответил. Тогда он открыл оказавшуюся незапертой дверь, и тихо вошёл…

В избушке никого не было, впрочем, как и привычной мебели. Справа от входа — запас дров, сложенных поленницей у стены. Дальше — небольшая печка, закрывающая собой от глаз вошедшего топчан, который прижался к её тёплому боку. Чуть дальше, в углу, — сундук, сверху кусок домотканого половика. Потом маленькое окошко с выцветшими ситцевыми занавесками в мелкий цветочек. Самодельный потемневший от времени стол с керосиновой лампой. Широкая лавка. Полка со старенькой посудой. У левой стены — другая короткая лавка, на которой стояла невысокая кадушка. Видно, с водой: рядом в алюминиевой плошке лежал ковш. Вешалка в три — четыре крючка, с простенькой занавеской, прикрывающей одежду. В самом углу у двери — рукомойник, с ушатом на табурете. Всё старое, но ещё крепкое. Незваного гостя поразило обилие развешанных по стенам пучков знакомых и незнакомых трав. От них в избушке стоял стойкий смешанный запах.

Не успел Егорка оглядеться, как вошла хозяйка. От её пронзительного взгляда небольших тёмных глаз стало не по себе. Да и внешне очень уж походила на Бабу Ягу: невысокая, худощавая, рябая, с большим крючковатым носом. Из-под старого платка с потрепанной бахромой выбились пряди седых волос. Не хватало только горба на спине, и зловещего ворона, или чёрного кота на плече. Вместо этого в руках держала какие-то ветки. Мальчишка оцепенел, не в силах произнести ни слова, только испуганно моргал.

Первой нарушила молчание старуха. Она строго сдвинула брови, и недовольно спросила:

— Откуда это гость заявился среди ночи?

Парнишка облизнул пересохшие губы, и, наконец, неожиданно для себя, каким-то чужим тихим голосом выдавил:

— Заблудился вот… замёрз…

— Ладно, оставайся до утра, а там видно будет… — махнула она костлявой рукой, и не спеша прошла к столу. Положила ношу, а потом в полоборота повернулась к парнишке, и поинтересовалась:

— Как звать-то тебя?

— Егорка…

— А меня — баушка Лизавета. …Ну, проходи, садись, что ль, хоть чаем напою…

Егорка, сглотнул голодную слюну, и робко присел на краешек лавки у стола. Стал наблюдать, как хозяйка взялась собирать немудрёную трапезу.

— И откуда ты пришёл сюда? — выпытывала отшельница, время от времени поглядывая на пришельца.

— Да я к тётке Акулине в Полянское пришёл, а она не признала. Мне денег очень надо заработать, батю лечить. Они с Феклушкой дома остались, в Грачёвке…

— Батюшки, откудова занесло… — всплеснула руками старуха, и с удивлением покачала головой. -А с отцом-то что приключилось?

— Не знаю. Жар сильный, знобит. Похоже, тиф у него…

— Вона, чо… — вздохнула бабка, продолжая собирать на стол.

— Мне бы найти работу какую, а там проживём уж как-нибудь.

За ужином Егорка начал рассказывать о своих мытарствах, и, замечая, с каким искренним сочувствием слушала хозяйка, как поблёскивали слёзы у неё в глазах, невольно проникался доверием к этой необычной старухе.

Закончили трапезу. Дослушав невесёлое повествование гостя, она медленно поднялась с места, протянула руки, молча призывая в объятия. Егорка подошёл, доверчиво, как родной внук, прижался. Баба Лиза уже не казалась такой страшной.

Ласково поглаживая по спине парнишку, она приговаривала:

— Ты не горюнься. Оставайся, покуда, у меня. Обучу, чего умею. Глядишь, не только своему отцу пособишь, когда нужда станет… Ну, да ладно, давай-ко спать укладываться будешь, а то ночь уж на дворе. На лавку ложись. Места хватит, широкая. Тулупчик только давай постелю…

Так и остался парнишка у этой странной хозяйки не только на осень, но и на всю долгую зиму. Терпеливо обучался целительству, помогал по хозяйству. Хоть и далеко от села избушка, всё равно иногда к бабе Лизе обращались люди за лечением. Как находили дорогу в лесу — загадка. Бывало, она отправлялась с просителем к болящему домой, но чаще просто давала готовое снадобье с рекомендациями по применению. За труды денег старалась не брать. В основном — продуктами, одеждой, обувью.

Очень скучая по родным, Егорка неоднократно порывался уйти, но бабушка, всё-таки, каждый раз уговаривала остаться.

Ранней весной, когда начала пробуждаться природа вокруг, Егорка совсем затосковал, и решительно засобирался домой. На это баба Лиза только грустно посмотрела, и негромко попросила:

— Подожди ещё чуток. Всему своё время. Ты ещё не обучился…

Решительность поубавилась, словно вода быстрыми каплями вытекла. Ему неожиданно стало жалко расставаться. Помолчав, спросил:

— А много осталось? Как же мои в Грачёвке?

— Потерпи до осени. Я же говорила, что надо самое малое — полный год прожить.

— Как же дома?

— Ты всё равно сейчас ничего не сможешь изменить…

— Почему? — искренно удивился парень.

— Не всё от нас зависит… — уклончиво ответила баба Лиза, и вздохнула.

Как ни старался выпытать, что она скрывает за этими словами — не получилось…

Прошла звонкая весна. Вот уже и лето, вдоволь нагулявшись в лесу, отдаёт потихоньку права осени. Егорка напомнил отшельнице прежний разговор, и нетерпеливо спросил:

— А теперь пора домой?

Та помолчала, и, покряхтев, наконец, сказала:

— Знать, больше не успокоишься, пока не увидишься с отцом и сестрёнкой… Ладно, скажу тебе, что узнала от людей: торопиться тебе некуда… Нет их. Отец помер вскорости, как ты ушёл. Феклушу тут же забрал к себе Заводчиков в батрачки. Надругались над ней однажды со своим сыночком Фролкой, и убили… Проболтался как-то наследничек Михал Фёдорыча дружку свому…

Внутренняя буря эмоций захлестнула мальчишку. Он сначала в бессилии сел на лавку, не в состоянии сказать ни слова, потом зарыдал во весь голос. Так и сидел, то рыдая, то цепенея в молчании. Потом, твёрдо решив пойти отомстить, вскочил с места, надел пиджак, и уверенно направился к выходу.

Баба Лиза успела остановить Егорку в дверях, раскинув руки поперек проёма.

Исходящая от неё неведомая сила, строгий сверлящий взгляд, заставили безоговорочно подчиниться.

— Стой! Ты расквитаешься с обидчиками, только не сейчас! Посмотри на себя! У тебя нет ещё настоящей мужицкой силы. Куда тебе справиться с ними! Я старая уже, не за горами час, когда передам тебе свою силу, и расскажу про клад…

Сколько не спрашивал, распалённый любопытством ученик, что за силу передаст, что за клад, и где он, — ничего не выпытал…

…С той поры прошло десять лет. Егорка повзрослел, научился запасаться на зиму, охотиться. Ходил рыбачить. Не сразу, но заметил, что намного обострились обоняние, слух. Мальчишка стал таким же отшельником, как и баба Лиза…

Однажды Егор откинул круглую крышку кадушки, хотел зачерпнуть воды. Глянул, и в первые секунды не узнал себя в отражении: с зеркальной поверхности на него с удивлением смотрело лицо молодого мужчины. «Неужели я такой стал…?» — только и подумал Егор с изумлением.

— Что, не узнаёшь сам себя? — словно прочитав его мысли, с улыбкой спросила баба Лиза, греясь у печки.

— И так вижу, можешь не отвечать, — сказала она, сев на лежанке. -Иди ко мне поближе…

Хозяйка избушки в последнее время всё чаще в задумчивом молчании лежала на своём топчане. Словно копила силы. Парень чувствовал, что ведунья внутри готовится к чему-то важному, но не решался об этом интересоваться.

Сейчас настойчивый внутренний голос неожиданно подсказал, что наступил момент для очень серьёзного разговора…

Егор подошёл, и опустился на край сундука.

— Помнишь, я вспоминала однажды про клад? Так вот, пришла пора и показать… За поленницей посудина стоит, завёрнутая в тряпку. Поди, принеси сюда…

В лоскуте обнаружился маленький чугунок. Внутри — мешочек с золотыми монетами и украшениями.

— Теперь это твоё, но помни, — не самое главное! Главное то, чему научился у меня! Это не измерить никакими деньгами…

Егор, прожив много лет в глуши, до конца не понял, какие ценности попали к нему в руки. Воспринимал просто красивыми вещами, которые можно при необходимости продать, и купить что-нужное в хозяйстве.

— Дай руку… — неожиданно попросила баба Лиза, протянув к нему свою.

— Зачем? — невольно спросил парень, но выполнил просьбу.

Крепко взяв её, колдунья вдруг спросила:

— Хочешь получить мою силу?

— Хочу, — неожиданно для себя согласился Егор.

Ведьма сначала молча кивнула головой, закрыла глаза, а потом что-то тихо зашептала… Этот шёпот был похож на змеиное шипение. Вслушивался, но не мог разобрать ни слова. Егору стало не по себе. Он почувствовал сильную волну тепла, которая внутренним потоком хлынула в его тело через руку, которую старуха не выпускала из своей, и отключился…

Очнулся, когда прошло, может, час, может, два… С ужасом увидел, что колдунья лежит, вытянувшись, на своём топчане с мертвенно — белым лицом, и уже не дышит…

Похоронив свою наставницу, Егор положил лишь небольшую часть клада в котомку. Он намеревался отомстить Заводчикову, и вернуться сюда, поэтому остальное старательно закопал неподалёку от избушки. Присел «на дорожку», а потом вышел, не оглянувшись, двинулся в путь, назад, в Грачёвку, где живут обидчики его семьи…

Дорога длинная, и в голову сами собой поползли думки. Вспомнил, как однажды вечером сидели у костерка, пекли картошку. Вокруг дремотная тишина, кроны деревьев как одеялом накрывают, тепло, душа вся нараспашку. Захотелось поговорить о чём-то сокровенном, вспомнить прожитое. Вот тогда баба Лиза под настроение и разоткровенничалась о своей жизни…

— Небось, интересно узнать откуда я здесь взялась?

— И верно, ничего толком о тебе ещё не знаю…

— Ладно, расскажу… Родилась я в богатой семье. И учителя нанятые были, и наряды. Вечера с гостями… Казалось, всегда так будет… Только беда пришла оттуда, откуда совсем не ждали: пристрастился отец в карты играть. Сначала особо не замечали. А уж когда влез в долги — всё и выплыло. Оказалось, должен огромную сумму. Стали потихоньку распродавать наши земли. Но этого было мало. Начали жить экономя каждую копейку. Всё равно не спасло. Кредиторы требовали оплаты долговых расписок. Все сроки по счетам вышли. Вот тогда родитель надумал побыстрее выдать меня замуж за богатого знакомого. Тот жил в другом городе, и ещё не знал, в каком положении оказалась наша семья. Отец отправил письмо, в котором ясно намекнул: дочка на выданье, не упусти молодую барышню. Ничего не подозревая, Накопилов прикатил просить руки. Женишок-то всерьёз рассчитывал пополнить свои немалые сбережения ещё и приданым. Когда узнал, что к чему — всё равно не стал отказываться, только уже потому, что надеялся с моей помощью карьеру упрочить. Какой чиновник устоит, когда за мужа хлопочет симпатичная жёнка… А в то время у меня был любимый человек, правда, тоже небогатый. Алексеем звали. Посватался и он. В ответ, конечно же, получил твёрдый отказ от родителей. Решили мы с ним бежать. В то время в доме гостила моя бабушка по материной линии Василиса. Услышала ли случайно наш разговор, или ещё как узнала, не важно, только прямо сказала: ей известно о замысле, готова уехать вместе с нами. Ну, сбежать-то сбежали, а где жить? Не один год мыкались по белу свету. Понятно, все прежние манеры мои со временем схлынули. Не до манер. Даже говорить невольно стала по — другому. В то время эпидемия за эпидемией народ косила. Не миновала горькая участь и нас. Бабушка Василиса хоть и знахаркой была, но очень ослабела, и не смогла помочь себе. Умерла сама, умер Алексей. Мне чудом удалось выкарабкаться, только следы на лице остались на всю жизнь… Тут ничего не поделаешь… А ведь я симпатичная родилась… Сама себе думаю: «Кто ж такую безобразную, в оспинах после болезни замуж теперь возьмёт?» Вот и ушла в глушь, чтобы не видеть, как люди морщатся, глядя на меня… Однако, жить как-то надо… Взялась больных лечить. Больные-то не краше меня порой видом бывают… Прижилась здесь. Ещё дома многому научилась: на охоту с отцом ездила, стрелять наловчилась. У поварихи Параскевьи — стряпать. Мать ничего не делала сама, только указания прислуге давала, а когда пришлось экономить, всех распустили, — за голову схватилась. Потому и приехала баба Василиса…

Вспоминая рассказ, молодой ведьмак подошёл к деревне. Чем ближе приближался к своей бывшец избушке, тем учащённее билось его сердце. Волнение колоколом стучало в висках. На пути никого не встретил. Это понятно — большинство картошку убирают, торопятся до начала дождей. Некогда глазеть на прохожих. Сразу заметил, что когда-то их маленький участок уже соединён с соседским, огорожен плотным частоколом.

Небольшой двор зарос бурьяном. Домишко покосился, тоскливо заскрипел под ногами половицами. Внутри всё, что можно унести, бесследно исчезло. Ни кухонной утвари, ни тряпки какой. Даже занавесок на окнах не стало.

Егор посмотрел на опустевший дом, вздохнул с горечью, и отправился к соседке тётке Матрёне, в надежде подробнее узнать о дальнейшей судьбе отца и Феклуши.

Увидев, постаревшая женщина не сразу узнала в нём того самого Егорку, который жил когда-то рядом. Даже спросила:

— Это кто ж такие будете? Не признаю чевой–то…

— Егор.

Матрёна от удивления глаза округлила, стоит на месте, как будто примёрзла. Охнула, рот пальцами прикрыла, и, словно испугавшись чего-то, замолчала. Нежданный гость невесело улыбнулся.

— Что, так сильно изменился?

— А то…

— Что огород прибрали к своему — знаю уже. Ты мне про семью мою расскажи…

— Да, что рассказывать… Как ушёл, вскорости отец и преставился, а девчонка… Заводчиков тут же прислал сынка свово Фролку за ей. Мол, работу дам, не пропадать же с голодухи… Прошло сколь времени — исчезла она. Пошли слухи, что чевой-то Заводчиковы с ей сделали недоброе. Люди поспрашивали, а толку… Сбежала, мол… Тёмная история…

Не судьба Феклуши сейчас волновала Матрёну. Больше волновало будет или нет внезапно вернувшийся сосед требовать назад захваченную землю. Решила, не откладывая, выяснить.

— Тебя столько лет не было, я подумала, чего землице пропадать…

Тут же настороженно спросила:

— Али отбирать назад будешь?

Егор усмехнулся.

— Нет. Всё одно долго здесь не задержусь. Дня два…

Услышав это, Матрёна успокоилась, но, повинуясь простому бабьему любопытству, поинтересовалась:

— А потом?

— Потом уйду туда, откуда пришёл…

— Это куда?

— На что тебе знать? — вопросом на вопрос уклончиво ответил гость, и вышел.

Вернувшись в свой бывший, теперь полуразрушенный дом, походил из угла в угол, обдумывая план мести. Вскоре решил, что ночью сожжёт обидчиков. А пока залез на печку, закрыл глаза, пытаясь уснуть…

Вот уже небо покрылось точками звёзд. При тусклом лунном свете Егор пробрался к дому ненавистного Заводчикова. Учуяв незнакомца, две большие сторожевые псины кинулись к нему с лаем, но ведьмак за долгие годы научился находить общий язык с любым зверем, да ещё на груди у него под рубахой висел оберёг, который дала однажды баба Лиза. Собаки остановились, начали молча обнюхивать чужака, даже позволили отпустить себя с цепи на волю. Егор подпёр доской дверь, наложил большие охапки сена под окна, полил горючей жидкостью, и зажёг…

Он возвращался в свою лесную избушку. Казалось, после отмщения должно быть легче, но на сердце только прибавилось непонятной тоски… Хотелось выть от душевной боли…

Ночной разговор

Вечерело. Улицы небольшого провинциального городка быстро пустели. Всё меньше машин тревожили покой дорог. Вся жизнь, как-будто, перемещалась за окна домов…

В одной из однокомнатных квартир многоэтажки жила молодая семья: Олег и Ирина. Он только окончил институт, и начал работу учителем физики в школе. Мать Ирины Александра Витальевна, работала в фирме по продаже и установке пластиковых окон, и, благодаря хорошим отношениям с хозяином, устроила туда дочь.

Олег и Ирина поженились недавно. Детей у них не было, и они пока довольствовались обществом друг друга. Во всяком случае, Ирина ребенка не планировала заводить. Она считала, что они еще не готовы взять на себя ответственность за воспитание и содержание малыша.

Ограничение былой свободы, небольшие финансовые возможности, все чаще портили Ирине настроение, пока это недовольство не взорвалось, как вулкан.

Говорят, маленький камешек, скатившийся с горы, может стать причиной обвала. Тут всё началось с банального: раскиданных носков мужа.

— Олег, сколько раз тебе говорить, не раскидывай свои носки! Сколько я буду прибирать за тобой? — заводилась Ирина. -Нисколько не слушаешь! Уткнулся в телевизор, и доволен!

Олег сейчас с интересом смотрел очередную серию боевика, и отвлекаться не было желания. Он с досадой поморщился, и сказал, не глядя на жену:

— Что ты орешь по пустякам…

— А что ты мне рот затыкаешь! Прибирай, тогда никто ничего не скажет. Тоже мне, учитель-физик он… — и вышла из комнаты на кухню.

Там она увидела капающий кран, и, вернувшись в комнату, высказала новую претензию:

— Олег, когда, наконец, кран перестанет капать?! Дожидаешься пока раковина прожелтеет?

— Где я тебе детали куплю на замену? Магазины уже закрыты!

— Он ещё утром начал капать! Мог бы и раньше подумать! — не унималась молодая жена.

— Ну, сделаю завтра, успокойся! — начал раздражаться и Олег.

— Посмотрите-ка, одолжение он мне делает!

— Вот завелась-то! Сказал же, сделаю завтра!

— Да тебя вечно надо просить!

— А я два дня подряд тебя просил пуговицу пришить? Это, значит, ничего? Другие мужики своих жен и не просят, те сами следят за одеждой! — решил не уступать Олег, и громче включил звук телевизора.

— Вот как! Я, значит, уже плохая жена?! — подбоченилась Ирина, выражая свое негодование. — Ну и женился бы на своей Ниночке! Небось, она ещё ждет — не дождется тебя до сих пор…

— Причем здесь Нина? — начал уже выходить из себя Олег.

— Вы же с ней встречались! — припомнила Ирина. -Даже после того, как мы поженились, и то, звонил ей! Думаешь, не знаю?

— Один раз позвонил по делу, а ты раздула из мухи слона! Истеричка! — психанул окончательно Олег, и, взяв сигареты, вышел на балкон курить.

Ирина села на диван, и начала с раздражением щелкать кнопками пульта телевизора, переключая программы, гневно поглядывая на мужа сквозь комнатное окно. Настроения ни на что не было.

Олег, пока курил, немного успокоился, и в комнату уже вернулся без намерения продолжать ругаться с женой.

— Что ж ты мобильный с собой на балкон не взял? Договорился бы о встрече со своей Ниночкой… — съязвила Ирина, прищурив глаза.

— Достала уже… — опять начал раздражаться Олег, и решил, что лучше будет лечь спать. Тем более, время уже довольно позднее. Он молча разделся, нырнул под одеяло. Отвернулся от Ирины.

— Конечно, лучше спать завалиться, чем в проблемах разбираться!

— Каких проблемах?! Что ты сегодня весь вечер мне мозг выносишь! — уже теряя всякое терпение, почти закричал Олег.

Не ори на меня! — взвизгнула Ирина, и шлепнула мужа ладошкой по спине.

— Ну, это уж слишком!

Олег вскочил, быстро оделся, и, не обращая внимания на плачь жены, хлопнув дверью, вышел из квартиры.

Прохладный воздух немного освежил. Олег присел на скамейку возле подъезда.

«Что ей не хватает, в конце концов! Весь вечер бесится из-за всякой ерунды… Может, кого завела на стороне? Забавно… Олег — рогоносец… Вобще-то, ничего забавного нет. Узнаю, — прибью! …А, может, цветов подарить? Женщины это любят…

Он порылся, и обнаружил в кармане брюк некоторую сумму денег. На букет должно было хватить, и Олег отправился к цветочному ларьку. Благо, что работал у них в городе такой круглосуточный киоск. Довольно быстро выбрал красивый букет, и, очень довольный, возвращался домой.

Олег, подходя к дому, машинально посмотрел на окна квартиры. Ни в комнате, ни в кухне, света не было.

«Наверное, спать легла. Не сегодня, так завтра подарю. Мириться все равно надо…» — подумал Олег.

Под козырьком подъезда опять перегорела лампочка, и он не сразу заметил темнеющуюся фигуру. Не сразу узнал, что это была Ирина.

— Олег, где ты был? — бросилась она с плачем ему на шею.

— Осторожно, не помни! Это тебе букет!

— Цветы где-то успел купить? Спасибо! — и, тут же успокоившись, приняла подарок.

Получилось само собой, что они не пошли сразу домой, а присели на скамейку у подъезда. Ирина, молча вдыхая аромат цветов, посмотрела в тёмное небо. Звезды, как разлетевшиеся жемчужинки разорвавшихся бус. Пьянящая свежесть зелени вокруг. Тишина.

— Посмотри-ка, какая красота! — искренно удивлялась Ирина. -А я никогда раньше не обращала особого внимания. Ночь и ночь…

— Мы многое не замечаем, — согласился Олег. –А заметила, что ночью всё лучше слышится?

— Заметила, — согласилась Ирина. -Днём так не расслышишь шаги. Когда подходил к дому, я уже обратила внимание.

— А знаешь, почему? По закону физики…

— Не надо никаких законов сейчас, хорошо? — перебила Ирина. -Посмотри, какая красота вокруг…

— Да… Погода отличная.

— А помнишь, как мы познакомились? — потянуло Ирину, почему-то, на воспоминания.

— Ещё бы! Бежал в институт, и чуть тебя с ног не сшиб.

— Я ещё яблоки выронила, собирали бегали! — засмеялась Ирина.

— А что, отличный повод был познакомиться! — развеселился и Олег.

— А помнишь, как объявили, что хотим пожениться? Как лица тогда у родителей вытянулись от новости! — всё больше оживлялась Ирина.

Если б не темнота, Олег увидел бы, как у неё горели глаза от внутреннего ощущения счастья. Он и сам был сейчас в отличном настроении. Крепко сжал ладошку Ирины в своей руке.

— Ну, допустим, мой отец нисколько не удивился. Он у нас ещё тот гусар был по молодости… — и Олег, обняв жену, прижал к себе.

— Да ты что? — удивилась, покосившись, Ирина. -А я и не подозревала об этом. Вроде, такой серьезный дядечка…

— Это он раньше такой был у нас. После женитьбы потихоньку остепенился… Не замерзла?

— Нет.

— А то пошли домой…

— Олег, а ты не жалеешь, что женился на мне? — вдруг серьёзно спросила Ирина.

— Нет, конечно, — не задумываясь ответил Олег.

— И больше не будем ругаться?

— Я не хочу с тобой ругаться.

— И я не хочу… — вздохнула Ирина.

— Это ведь только от нас зависит, правильно?

— Это так, — согласилась Ирина.

Они какое-то время ещё посидели молча, прижавшись друг к другу. Было так спокойно и хорошо на душе.

Наконец, Олег, поцеловав Ирину в голову, спросил:

— Что, так и будем здесь сидеть? Не пора ли, жена, спать укладываться, а?

— Время уже, правда, много, — согласилась Ирина, поднимаясь со скамейки. -Завтра на работу же…

Они опять обнялись, и пошли домой, полные надежды на то, что в их семье теперь будет мир и согласие.

Цивилизация

Баба Фелицата долго ждала внука в гости, но, так и не дождавшись, собрала гостинцы, и решила отправиться к нему сама.

Она не была нигде дальше деревни, поэтому всё её пугало. Найдёт ли дом? Не заблудится ли в большом городе? Как отнесётся Артём к её визиту? Однако, желание увидеться с внуком оказалось сильнее всякого страха.

Оставила кур на попечение соседки, повесила на дверь своего домишка замок, и отправилась в дорогу. На местном автобусе доехала до райцентра, а потом ещё целые сутки ехала в поезде.

Как же баба Фелицата испугалась, когда поезд первый раз нервно дернулся, и покатился по рельсам!

— Ой, чой-то он так дёргатся? Шофёр, поди, пьяной поехал… — и перекрестилась.

Её попутчики в плацкартном купе переглянулись, и заулыбались.

— Так бывает, бабушка… Это зависит от других причин, — пояснила молодая женщина с нижней полки напротив.

— На сломатом поехали? — испуганно спросила старушка.

— Да нет…

— Я же говорю… поди, кода провожали его, поднесли стопку, его и разморило… Может, не пьёт парень…

Когда ехали по длинному мосту через реку, баба Фелицата ещё больше перепугалась.

— Ой, да как же столько людей мост выдерживат? Потопнем ведь, коли порушится… — и вжалась в стенку купе.

— Не порушится. Его по проекту строили.

— У нас вот тожа, строили мост. Вроде, добротный, а лёд пошёл — сломался… Цельную неделю восстанавливали…

— Этот мост из металла, бетона…

— А-а, дорогущай, значит… — покачала головой старушка…

Наконец, состав прибыл на конечный пункт. Все начали выходить. Приехали…

Баба Фелицата растерялась: люди спешат, народу много. Машин всяких полно. Она и не знает, что делать…

— Девочка, ты мне скажи-ко, где тута улица Гоголя будет? — обратилась к проходящей девчонке с мороженым.

— Это надо на метро ехать…

— А где это метро?

— Да вон же буква «М»… — указала та.

— Вона где…

Как же испугалась баба Фелицата турникета! Боялась не успеть проскочить. Опасалась, что стукнут железные задвижки.

— Батюшки, под землёй-то чо нарыли…! Чисто кроты… Погреб вырыть, и то замаются мужики, а тута вон чо деется… — сказала путешественница незнакомой женщине, ожидающей электричку. Эмоции требовали выхода. Бабушка не могла молчать. Ей нужно было с кем-то поделиться. Но женщина не проявила особого желания вести разговор, и только пожала плечами…

— Девоньки, улица Гоголя где? — спросила баба Фелицата, выйдя с электрички, у компании девчонок.

— Вон там, — показала одна из них.

— Ну, спасибо… — и, поправив поудобнее котомки, висевшие через плечо одна спереди, другая за спиной, пошла к указанным многоэтажкам.

— Батюшки, цела деревня в одном доме живёт! — удивилась она вслух…

Подойдя к подъезду, дёрнула дверь, но та была закрыта. Постучала. Никто, понятно, не ответил…

— Неужель никого дома нету? Столько народу живёт, и никто не слышит? — заговорила сама с собой баба Фелицата.

— Вы в какую квартиру? — спросил подошедший мужчина, и приложил ключ к домофону.

— И вот такая фигура дверь открывает? — удивилась старушка, кивнув на встроенную электронику.

— Ну, да… — пожал плечами жилец, — а что такого?

— Я вот к внуку Артёму приехала… Это мне высоко подыматься?

— Какая квартира?

— Девяносто пять…

— На шестой этаж… У нас же лифт есть!

— Я уж по леснице потихоньку… — сказала баба Фелицата, постеснявшись сказать, что побоялась заходить в кабинку лифта. Вдруг оборвётся, или застрянут?

Добравшись, наконец, до нужной квартиры, она сняла отдавившие плечо котомки, и постучала. Никто не ответил. Баба Фелицата растерялась. Где же внук? Надолго ли ушёл из дома? Однако, заметила кнопку звонка, и нажала.

«Не зря, поди, выключатель тута есть…» — подумала она.

За дверью раздался звонок, затем шаги. Открыла пышногрудая девушка в шортах и топике. Она удивлённо посмотрела на бабушку, и спросила:

— Вам кого?

— Дак, к внуку Артёму я…

— Тём, к тебе пришли… — крикнула она в комнату, пропуская гостью в квартиру.

Вышел внук, и оторопел.

— Бабуль, ты как доехала-то?

— Дак, на автобусе сначала, потом на поезде, а тут уж на этом… как его… метрЕ!

— Ну, ты даёшь… — покрутил головой внук. — Проходи в комнату…

Увиденное очень удивило бабу Фелицату. Музыкальный центр, DVD, ресивер спутникового телевидения она восприняла как коробки с кнопками. Впервые увидела плазменный телевизор. Молодые люди как раз смотрели фильм — боевик.

— Батюшки, -всплеснула старушка руками, — и как же они живые остаются?

Артём пожалел нервы бабушки, и остановил диск с фильмом.

— Ба, знакомься, это Майя…

— А меня — Фелицата Егоровна… Ой, ты пошто мне не написал, чо женился? …Я ить, не знала даже… Вот, гостинцев привезла… Кода свадьба-то была?

— Не было никакой свадьбы… Мы просто так живём с Артёмом… — сказала Майя, переглянувшись с парнем.

— Да как же так… Сначала свадьбу играют, а потом живут…

— Ну, а у нас вот так… — сказал Артём.

…На кухне баба Фелицата увидела столько всякого незнакомого ей, что почувствовала себя по сравнению с Майей, уверенно пользующейся всей этой бытовой техникой, такой отсталой и глупой… Микроволновка, кухонный комбайн, соковыжималка, фильтры для воды…

Уже через день гостья начала скучать по дому. В квартире внука всё было красиво, кругом бытовая техника, но она не умела этим пользоваться, а потому, когда молодые люди ушли на следующий день на работу, она просто просидела у окна, глядя на прохожих, снующих внизу. Артём показывал, как включать телевизор, но бабушка не смогла вспомнить, как это делается. Хорошо, что хоть разобралась, как у них пользоваться газовой плитой с автозажигалкой, и смогла приготовить ужин…

Не успела баба Фелицата вернуться домой, и облегчённо вздохнуть, как тут же приковыляла соседка Фёкла Степановна, и начала расспрашивать. Путешественница поведала ей во всех красках о благах цивилизации…

Хлеб

На улице с утра опять моросил дождь. И чем дольше он продолжался, тем больше хмурился председатель Фрол Иванович.

— Авдотья, из району не звонили? — спросил он, глядя на улицу из окна сельсовета, у немолодой женщины, сидевшей за столом с бумагами.

— Покуда нет, — вздохнула она.

— Стало быть, не до нас… Голову-то сымут, что не до конца рожь собрали. А в такую непогодь куды деваться?

— Так оно.

Затушив папиросу, он снова обратился к женщине:

— Вот ты мне скажи, я похож на Змея Горыныча о трёх головах, чтобы за троих думать, как из ситуации выкручиваться?

— Ну, не будет же он вечно идти, этот дождь… — пыталась как-то ободрить Авдотья.

— Если и завтра не остановится — собирать будет неча. Всё сгниёт на корню… — вздохнул председатель. –Так и во врага народа попасть недолго…

Переживал Фрол Иванович не зря. Начался второй год войны, и спрос был жёсткий. Все запасы отправлены на фронт. До сих пор перед глазами у него стоят опустевшие амбары…

На следующий день погода преподнесла сюрприз: солнце начало с утра жечь, и от земли потянуло тяжёлым паром. Влажным горячим воздухом было трудно дышать. Полуголодные люди изнывали от дурноты, но упорно продолжали работать. В основном женщины, старики да подростки. Мужчины давно отправились на фронт.

— Ну, робяты, поднажмём, покуда погода даёт! — подбадривал односельчан председатель, работая наравне со всеми. У самого руки болели от мозолей, ныли поясница и нога, травмированные ещё на финской войне, но он, как мог, терпел.

— Ничего, председатель, зададим фрицам из тылу!

— Верно! Чтоб им провалиться!

— Иваныч, обскажи, как там, на фронте…

— Передавали, к Сталинграду подступились. Там бои идут, — сказал председатель.

— Неужель не остановят?! — испуганно спросила одна из женщин.

— Ты эту панику не подымай! Не допустят такого! — сердито шикнул на неё дед Севостьян.

— Как же не бояться-то! У меня в тех местах муж воюет… Сколько уж времени нет письма… — и на её глаза навернулись слёзы, губы мелко затряслись.

Переждав немного самый солнцепёк, перекусив скудными пайками, продолжали работать до самой темноты…

Почти ночью председатель, наконец, вернулся домой. Неуклюже стащил с гудящих от усталости ног сапоги, снял пропотевшую рубаху и, с блаженством улёгшись на кровать, тут же уснул…

Разбудил его тревожный стук в окно.

— Фрол Иваныч, вставай! Амбары горят!

Председатель, морщась от боли, поднялся. Прихрамывая, заторопился к окну.

— Амбары горят! — повторила прибежавшая перепуганная женщина.

— Я сейчас! — крикнул он, и заковылял одевать сапоги.

К счастью, было безветренно, не успело разгореться сильно. Сбежавшиеся сельчане прилагали все силы, чтобы спасти зерно. Так и не успевшие отдохнуть люди проявляли невероятную выносливость: кто — таскал воду, кто — баграми оттаскивал головешки, кто — с лопатой помогал… Даже дети, как могли, принимали участие.

Благодаря огромным усилиям, не только спасли большую часть зерна, но и удалось задержать поджигателя. Когда поймали, женщины едва его не убили на месте. Три деда, да два оставшихся мужчины-инвалида еле довели пленного в сельсовет. Никто не расходился. Громко кричали у крыльца, потрясая кулаками, требовали немедленного расстрела.

Поджигателем оказался среднего роста русоволосый парень. Он затравленно озирался по сторонам, переступая с ноги на ногу, не зная, как с ним поступят дальше.

— Кто такой? — спросил председатель, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить. У того уже был синяк на скуле, а в углу начинающего опухать рта — кровь.

— Я зольдат великой Германий, — негромко сказал заученную фразу немец, и вытер губы порванным рукавом пиджака.

— Фрол Иваныч, у него нашли фальшивый документ на какого-то латыша, — сообщил дед Митяй, и подал его председателю.

Тот, кряхтя, надел очки, прочитал, и спросил:

— А на самом деле как фамилия, имя?

Ответа не последовало.

— Ну, давай рассказывай, как тебя там… Как попал сюда, куда шёл?

— По большой ошибка выбросиль из самольёт раньше… Потерьял в темнота карта…

— Куда забрасывали? Какой город?

— Свердлёвск. Там дольжен быль попасть военный завод. Сдьелать большой диверсия.

— Я тебе сейчас без ошибки диверсию устрою! — накинулся на него дед Митяй. Насилу оттащили.

— Митяй! — крикнул председатель. — Подожди ты с кулаками! Надо же сначала узнать, что да как… Куда, говоришь? В Свердловск? …Эк, чего захотел! На поезде собирался доехать?

— Да, по чужой паспорт… — признался пленный.

— Один был, или ещё с кем?

— Один.

— Вот что… — сказал, подумав, Фрол Иванович, –Дело не простое. Надо ехать в райцентр, и передать этого гада в НКВД. Там с ним как положено, по закону разберутся! Семён, заводи машину…

Как только появились с задержанным на крыльце, ожидавшая толпа народа прихлынула ближе, закричала, с гневом махала кулаками. Женщины цеплялись за его одежду, пытались ударить, вымещая ненависть за своих ушедших на фронт мужей, братьев, за всех погибших. Большого усилия стоило провести диверсанта к машине сквозь плотное кольцо разъяренных сельчан, чтобы не допустить самосуд. Для острастки пришлось даже стрельнуть из ружья в воздух. Только после этого толпа немного отошла, расступились, мрачно и молча глядя на поджигателя.

И вот уже в кузове грузовика тряслись по дороге. Ехали молча. Смертельно хотелось спать. Фрол Иванович, слушая надсадное тарахтенье уставшего от почти круглосуточной работы мотора, облегчённо вздыхал. Он утешался тем, что смогли всё-таки спасти с таким трудом собранный хлеб…

Фантазия на тему…

Шерлок Холмс и Остап Бендер.

Никогда даже представить не могла, что в голову придёт мысль дать возможность встретиться таким разным литературным героям…

Остап очень удивился, неожиданно оказавшись в непривычной обстановке старой английской квартиры. Но, со свойственным ему хладнокровием, быстро огляделся вокруг, поправил знаменитый длинный шарф на своей крепкой шее, и чутко прислушался. Тишина успокоила, и Бендер, как бродячий кот, попавший только что с улицы в чужой дом, мягко ступая, принялся осматривать гостиную.

Он подошёл к шкафу, где на полках стояли всякие декоративные безделушки, оглядел оценивающе, и с усмешкой негромко сказал:

— Общее впечатление мне подсказывает одно: не плохо устроились господа… Киса был бы в восторге от этого пережитка прошлого… Ах, Киса, Киса, незадачливый охотник за табуретками… однако, хорошо бы узнать, где, собственно, я сейчас нахожусь? Лёд тронулся! Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!

Бендер довольно быстро освоился в гостиной, и решил заглянуть в комнаты, куда вела деревянная лестница. Осторожно ступая, он начал медленно подниматься. Ступеньки под ногами Остапа ворчливо заскрипели, но это обстоятельство его не остановило. Недовольно поморщился, и с досадой подумал: «-Боже мой, что ж так хозяева запустили лестницу! Всё в доме должно быть бесшумно!»

Наконец, преодолена последняя ступенька, и Остап оказался у комнаты. Тихонько потянул на себя ручку, осторожно открыл дверь… и наткнулся на пронзительный, внимательный взгляд темноволосого мужчины, стоящего прямо перед ним, который явно ждал появления непрошеного гостя.

Великий Комбинатор и Великий Сыщик встретились…

— Что вам угодно, сэр? — спросил Холмс, с интересом глядя на посетителя в капитанской фуражке с якорем, полосатом пиджаке…

Остап на секунду растерялся от неожиданности, поскольку не знал, не придумал, как объяснить своё появление. Решил идти напрямую:

— Я — сын турецкоподданного, Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей!

Молча окинул глазами небольшую комнату, выиграв время для обдумывания плана дальнейших действий, и строго спросил:

— А вы, гражданин хороший, кто будете? Проживаете здесь легально? Ордер имеется?

— Шерлок Холмс. Частный сыщик, — с улыбкой представился хозяин комнаты.

— Сыщик?? — удивлённо переспросил Бендер, но не изменив своему самообладанию, с пафосом добавил:

— Мы, дорогой товарищ, чтим Уголовный Кодекс! Кстати, что это за обращение: «сэр»? Вы — эмигрант? Давно в России?

— Скажите, сэр, я не слишком вас огорчу, если скажу, что вы глубоко ошибаетесь? Мы сейчас находимся в Лондоне, на Бейкер-стрит 221-Б.

Бендер, хоть и начал подозревать неладное, не хотел верить в такой сюрприз, а потому, со всей имеющейся в нём на данный момент иронией, ответил:

— Что ж мелочиться-то? Сказали бы, например, в Рио-де-Жанейро!

Холмс раскурил трубку, и спросил:

— Что вас убедит в справедливости моих слов? Могу сказать, что вы попали сюда совершенно случайно. Не женаты. Из России. Могу также добавить, что проживали в последнее время в южной её части, точнее — в Одессе. Об этом говорит ваша одежда и манера говорить…

Остап Бендер был потрясён. В голове промелькнула шальная мысль: «Этот товарищ — не то, что Предводитель Киса Воробьянинов! Вот с кем можно иметь дело! Заседание продолжается! Командовать парадом буду я!»

— Ну, хорошо. В Лондоне, так в Лондоне… А как на счёт невест у вас тут?

В это время кто-то взял почитать книгу, и Великий Комбинатор вновь оказался на страницах «Двенадцати стульев»…

У костра

Летний тёплый вечер. На лугу, рядом с живописной речкой, стояли несколько бродячих пропылённых кибиток. Рукой подать до пышного кустарника, а дальше — лес. В основном берёзы, шелестящие бесконечную песню. Ветер застревал среди нежной листвы, и замирал, слушая их. Белые стройные стволы придавали окружающему пейзажу необъяснимый свет и воздушность. Есенинские грусть и восторг. Кочевые цыгане стихов его не читали, но романсы были на слуху, часто пели.

Бог весть когда и откуда сюда, на бескрайнее раздолье, занесло потомков далёкой Индии. Никто не может точно сказать. Но известно, что они уже давно сроднились с этой природой. От прошлой жизни сохранилось, разве что, пристрастие к яркой пёстрой одежде, да иногда промелькнут характерные движения головы, рук.

Всё вокруг утопало в мягких и ленивых лучах солнца, щедро осыпающих золотом заката. Замолкали птицы… Вот она, непередаваемая человеческим языком красота! Простая, но такая трогательная!

Рядом с одной из кибиток, склонив головёнку с чёрными вихрами над уставшей, много повидавшей за свою жизнь семистрункой, босоногий мальчишка-цыганёнок старательно пытался извлечь аккорды. Только, вот досада, не получалось как надо. Пальчики-то ещё детские… Что-то негромко напевал себе под нос, сбивался, снова начинал перебирать струны. Вздыхал огорчённо, но упорно продолжал занятие…

— Настырный ты, Васька! Вот подрастёшь, — станешь артистом! Тэ хасёл мро шэро! — искренно веря в это, пророчила ему мать, складывая снятые с жерди высохшие рубашки сына…

В таборе каждый занимался своим делом. Старые цыгане и цыганки как обычно сидели у костров, смотрели на замысловатые танцы клубов седого дыма, рвущихся вверх языков пламени. Курили трубки, ведя бесконечные неторопливые разговоры, пили чай. Аромат его приятно щекотал ноздри ласковым теплом. Свет костра, отражаясь на лицах, играл бликами, придавая ощущение сказочности происходящего, а треск сгораемых сучьев напоминал мотивы испанского фламенко.

Те, кто помоложе, занимались лошадьми, собирали хворост, чтобы поддерживать ночью огонь, кипятили чай, чинили потрёпанную в дороге одежду… И не сосчитать, сколько у каждого из них на памяти было таких вечеров и ночей!

Время позднее. Ребятишек уложили спать. Вместе с ними разместились уставшие в дороге, с удовольствием давая отдых ногам. Часть таборных осталась у огня. Одна за другой зазвучали песни. Негромкие, до боли бередящие душу.

Вот пожилому смуглому цыгану в синей рубашке передали гитару.

— Нэ-ка, сбага, Михай! — попросил Лекса.

Тот, как бы нехотя принял, пробежал пальцами по струнам, проверяя настройку. Сросшиеся на переносице брови изогнулись в страдальческом изломе. Отстранённо глядя вдаль, откуда с реки доносились едва слышимые всплески воды, покачиваясь корпусом в такт мелодии, запел:

— На дворе,

на дворе ли мороз большой!

А-ай, мэ же мороза,

мэ же мороза не бо-я-я-юсь…

Старые Мария, Василь, Петро, задумчиво слушали, кивая головами. Лекса, Степан, Лила, Рубина стали негромко подпевать. Получилось очень слаженно.

Больше всех этого момента ждал, пожалуй, тот самый маленький Васька. Уж больно ему хотелось научиться играть. Вот и сейчас, сидел, обняв свою любимую лохматую собаку Чипу, а глаз не сводил с рук гитариста. Недаром отказался ложиться спать с другими ребятишками.

Чипе же было плевать, чем занят друг. Всё пыталась лизнуть мальчишку в нос. С преданностью заглядывала ему в лицо, виляла хвостом. Правда, иногда отвлекалась огрызнуться на мошек. Щёлкала на них зубами, мотала головой. Временами чутко прислушивалась, повернув морду в темноту.

Михай перевёл взгляд на молодую цыганку Санду. Молча кивнул головой, вызывая глазами девушку в круг. Та сделала вид, что не заметила. Тогда гитарист громко сказал:

— Нэ, выджя! — и рванул по струнам…

Цыганочка будто ожила. Ободрённая возгласами таборных, раскинув смуглые руки в стороны, под переливчатый перебор, покачиваясь, как дикая пантера перед прыжком, медленно пошла по кругу. Громко защёлкала в такт пальцами. Чёрные глаза метали молнии, а на лице белела лукавая улыбка.

Мелодия убыстрялась. Плечи Санды мелко задрожали. Ловко подхватив низ юбки, раскрыла её, будто бабочка крылья. Выгнула спину, и в свободном падении волосы заструились волнистым потоком…

Гитара звучала громко и звонко. В движении были извивающиеся руки, металась широкая юбка с оборкой. Мелькали тонкие щиколотки босых пыльных ног, лихо отплясывающих по примятой траве.

К танцующей присоединились сначала ровесница Настя, за ней — лет тридцати Рубина. Не удержался и пожилой цыган Егор. В миг отложил свою семиструнку, проворно поднялся с места, тряхнул вихрами с проседью, пригладил руками, и пошёл по кругу. Хлопки по голенищам старых сапог, в ладоши, вторили ритму гитары Михая. Если бы не трава, заглушающая дробь, все услышали бы артистично выбиваемую чечётку.

— Кхэл, Егоро! — крикнул, раззадорившись, Василь, даже шляпу с головы сорвал, бросил об землю. Серьга в ухе блеснула, и потерялась в волосах.

Сам он не мог больше плясать с тех пор, как травмировал ногу, когда объезживал лошадь. Своенравная оказалась: скинула, да ещё со всей дури взбрыкнула. Попала копытом по ноге. Хорошо, что вовсе не лишился, подлечили.

До утра танцы сменялись песнями, песни — снова танцами. То грустные, то весёлые, как и жизнь кочевая, полная радости и боли. И поговорить всегда находится о чём.

Не понять, наверное, никогда, что же заставляет этих людей лишать себя покоя, и идти снова и снова неведомо куда. Бродяжья романтика обманчива. В ней и километры без селений, где можно разжиться пищей, и дожди, в которые трудно разжечь костёр, чтобы погреться, посушить одежду.

Как невозможно остановить ветер в поле, так и невозможно истребить жажду человека к свободе, воле. Каждый понимает эти слова по-своему…

Через день на этом месте снова стало тихо и пусто. Табор продолжил свой путь. Остались только отзвуки цыганских песен, которые повторяли, шурша листвой, берёзы…

Треугольник

Никогда не думал Леонид, что окажется в такой сложной ситуации. Ведь ничего не предвещало изменений в жизни… Пришёл на работу как обычно, переоделся в захламлённой раздевалке. Успел немного поговорить с мужиками в курилке, и неспеша отправился в цех. Вчера, незадолго до конца смены, опять эта бестолковая Полина включила станок с неразогретыми таблетками, и теперь пресс залепило пластмассой. А мог бы получиться десяток-другой вилок для электроприборов. Их цех выпускал изделия из пластмассы.

…Леонид с нескрываемым раздражением постукивал инструментом, освобождая плотно забитые ячейки станины, когда к нему подошёл хорошо известный балабол Андрей. Судя по тому, как он с хитрецой потирал нос, поигрывал брелком, — в очередной раз явился поделиться какой-нибудь амурной новостью.

— Видал новенькую?

Леонид мельком взглянул на него, и спросил:

— Нет. А что?

— Ух, скажу тебе, интересная штучка в нашем коллективе появилась! — и тёмные глаза Андрея похотливо замаслились. -Сегодня бригадирша Антонина привела, работу ей показывала…

— Ну, и что? — недовольно буркнул в ответ Леонид. -У меня же есть жена, дочка… Я своё отгулял… Чего мне на неё смотреть… — и махнул рукой, продолжая работу.

— Увидишь эту кралечку, поверь на слово, не так заговоришь… — неожиданно сказал Андрей, и, замурлыкав что-то себе под нос, вразвалочку пошёл на своё место.

Большинство рабочих обедали в заводской столовой, так что Леонид увидел, всё-таки, эту самую новенькую, но ничего особенного в ней не заметил. Обычная женщина, на тысячи других похожа. Правда, видел на расстоянии…

На перекуре большинство мужчин говорили именно о ней. Мол, мнит себя королевой, всех мужиков отшивает, нос воротит в сторону даже от самого Андрея, (того, что подходил к Леониду). Оказывается, в первый же день любвеобильный молодой мужчина успел по физиономии от неё получить, когда попытался лапать…

«Вот оно что! Решил узнать, как с другим та дамочка себя поведёт… И когда уж угомонится этот К; азанова непутёвый…» — догадался Леонид, и, усмехнувшись, покачал головой.

Рабочий день продолжался дальше. Леонид занимался очередным станком, когда подошла новенькая. Тронула за плечо, и, перекрикивая шум, попросила:

— У меня пресс заклинило. Посмотрите, пожалуйста…

Леонид повернулся на голос, и тут они впервые встретились лицом к лицу взглядами… Как же он был потрясён! Необыкновенные глаза! Невероятно манящая тёмная бездна! Просто омут!

— Сейчас подойду… к вам… — только и смог сказать в ответ, как мальчишка.

— Хорошо, — сказала она, и улыбнулась. Появились ямочки на щеках. Как же они были по-детски милы!

Леонид, не узнавая самого себя, почему-то оробел перед этой женщиной. Когда через несколько минут пришёл, словно извиняясь, спросил:

— Что тут у нас случилось?

— Да, вот, поднялся, и ни туда, ни сюда…

— Посмотрим сейчас… Меня Леонид зовут…

— Меня — Вера.

Слово за слово, быстро разговорились. Она оказалась общительной, смешливой. К Леониду, неизвестно почему, проявила явно больше симпатии, чем к другим в цеху. Это все заметили…

После работы они стояли вместе на остановке. К Вере начал приставать нахальный подвыпивший мужчина, желая познакомиться. Леонид не стерпел, отогнал его, но тот вскоре снова приблизился, и теперь топтался поодаль, подслушивая их разговор. А когда увидел, что женщина без собеседника садится в трамвай, — полез вслед за Верой.

Леонид заметил. Быстро сообразил, что задумал непрошеный ухажёр, и в последнюю секунду втиснулся внутрь.

— Я провожу лучше, — шепнул он на ухо Вере, кивнув головой на отвергнутого кавалера.

— И что неймётся паразиту! — подосадовала та в ответ.

Через несколько минут с трудом выбрались из переполненного трамвая, и, облегченно вздохнув, неспеша пошли по улице.

Обиженный преследователь не отступал. Увидев, что кроме их троих никого рядом нет, решил действовать: поднял с земли палку, и кинулся на Леонида. Завязалась драка…

Очень помогла Вера: улучив мгновение, как дикая кошка прыгнула хулигану сзади на спину, повисла всем телом, вцепившись намертво. Потом так истошно завизжала осёдланному в ухо, что тот невольно закрыл его ладонью. Леонид получил очень ценную минуту, чтобы собраться с силами.

Победа в схватке оказалась на стороне пары. У Веры в сумке давно лежал бинт на всякий случай, но даже представить не могла, что им однажды кому-то придётся связывать руки в такой ситуации.

Защитник не остался без царапин и ссадин. Вера повела его к себе домой, чтобы их обработать. Кроме того, требовалось зашить порванный рукав ветровки…

Вера, сочувственно охая, сразу занялась этим, а Леонид вдруг испытал непреодолимое желание её поцеловать, что и сделал… Она ответила взаимностью…

Домой Леонид вернулся после полуночи. Встревоженная жена Тамара не спала. Она, буквально, выбежала в прихожую, услышав шорох ключа. Заплакала.

— Лёня, что случилось?

— Ерунда… пришлось с одним приборзевшим мужиком немного разобраться…

— Что случилось? С каким мужиком? Почему не отвечал телефон? Почему сам не позвонил? Что у тебя с лицом? — посыпался град вопросов.

— Не до этого было… — поморщившись, почти правду сказал Леонид.

Он на самом деле специально отключил телефон, как только связанного забрали в милицию. Понимал, что жена, конечно же, будет звонить, искать его, а объясняться ни в то время, ни сейчас не было никакого желания.

— Я тут с ума схожу… — укоряла, всхлипывая, Тамара.

Испытывая чувство вины, Леонид обнял жену.

— Ну, успокойся, успокойся…

С этих пор так и пошло. Он метался между двумя женщинами, с каждым днём всё больше и больше запутываясь в своих чувствах. Утром буквально бежал на работу, вспоминая глаза Веры, её нежность, а от любовницы торопился домой к маленькой дочке. К любимой жене, такому родному человеку, с которой пережито много всяких горестей, радостей…

Но однажды случилось то, что давно могло случиться: Вера потребовала решить будет он уходить из семьи, или нет. Роль любовницы её больше не устраивала. Ничего не оставалось делать, как просто обмануть, пообещав поторопиться с решением…

Как сговорившись, вечером этого же дня и жена начала тяжёлый разговор, заявив о своём подозрении в неверности Леонида. Уже дошли слухи. Эмоции накалились, и первый раз за всё время супруги очень сильно поругались.

Конечно же, Леонид понимал, дальше продолжаться так не может, надо что-то делать. Мучился, но никак не мог решиться на выбор. Это было выше его сил. Как лишить себя нежности и ласки Веры? А заботы и доброты Тамары? Обе женщины были для него дороги в равной степени…

Через месяц утром на приветствие Леонида Вера молча ответила холодным презрительным взглядом… Молча скинула его руку со своего плеча, когда пытался задержать для разговора. Больше общаться не хотела, и стало понятно, что настаивать бесполезно, потерял её…

Дома ждал второй сюрприз: в шкафах, открытых нараспашку, была только его одежда, а вместо ужина — пустые кастрюли. На столе в комнате — коротенькая записка размашистым почерком: «Ухожу от тебя. Разводимся». Зная твёрдый характер жены, он не мог надеяться на прощение своей измены…

Леонид несколько раз прочитал записку, не желая верить в реальность происшедшего. Без всякой цели зашёл из комнаты в кухню. Тяжело опустился на табурет, опёрся спиной на стену, бессильно уронил руки на колени. Тупо смотрел в одну точку, и, пожалуй, впервые в жизни не знал, что ему делать дальше…

Торговля

Витрина была снизу доверху заполнена товаром: ветровки, джемпера, блузки разных расцветок и фасонов. Джинсы несколькими рядами красовались на вешалках…

Хоть и была секция на втором этаже большого крытого рынка, торговля шла вяло. Покупатели только покосятся на товар, и идут мимо. Молодая продавщица Оля, скучая, смотрела по сторонам.

Наконец, у секции остановилась пожилая пара: высокий худощавый мужчина, и полноватая невысокая женщина, с нелепой сумкой.

— Зюзя, вон какие кофточки есть…

— Нравится — бери, — заученно сказал мужчина.

— Но мне цвет не очень… — поморщилась его спутница.

— Есть другие расцветки… такая же модель… — предложила продавец.

— Покажите…

— Пожалуйста… — и Оля предложила три варианта.

— Вот эту померяю… — выбрала женщина, и отдала сумку мужчине:

— Зюзя, подержи…

Пока покупательница примеряла блузку за шторой, Оля не вы держала, и спросила:

— Это у вас имя такое, — Зюзя?

— Да нет… Зиновий, — смутился мужчина. Это она сокращенно придумала…

Из примерочной показалась его дама.

— Ну, как?

— Нравится — бери, — опять сказал мужчина, вздохнув.

Блузка покупательнице вполне подходила. Не обтягивала, не полнила. Расцветка приятная.

— Нет, что-то не то… — поморщилась женщина. -Я другую посмотрю…

— Какую показать? — спросила Оля.

— Вон ту…

— Померяйте, — и подала вещь.

Дама снова зашла в примерочную.

— Знал бы, — не женился, — сказал негромко мужчина, и показал красноречивый сдавливающий жест пальцами у горла.

— А что так? — тоже негромко спросила Оля.

— Со своими женскими штучками уже довела…

Его дама показалась из примерочной. И эта блузка оказалась нужного размера. Цвет вполне подходил, сама модель удачно сидела на фигуре.

— Сколько стоит? — спросила покупательница, и посмотрела на ценник. -Ой, нет… Что-то она мне тоже не очень…

Мужчина начал нервно переминаться с ноги на ногу.

— Посмотрите вот эту модель… — снова предложила Оля.

— Ну, давайте эту померяю…

Через некоторое время женщина вышла из примерочной. Хотя и эта блузка отлично сидела на ней, и была очень даже хороша, в очередной раз привиредливая покупательница поморщилась.

— Как-то не то…

Её муж чуть не взвыл.

Сбившись уже со счёта после многочисленных примерок, и Оля начала терять терпение, спросила:

— Какую же вы блузку хотите?!

— Зюзя, ты посмотри какая хамка! Безобразие! Ничего брать у такой хамки не будем! — и, демонстрируя оскорблённость, забрав у мужа свою нелепую сумку, пошла, громко стуча каблуками. За ней — уставший от шопинга супруг.

Трамвайная история

Галина проснулась раньше звонка будильника, полная сил, в хорошем настроении. Сегодня ей предстоял очень ответственный шаг — принимать руководство отделом. Шеф должен был официально представить Галину сотрудникам в новом качестве. Она не один год шла к этому. Начала работать простой служащей, а теперь предстояла руководящая должность…

На улице только рассветало. Стараясь не разбудить мужа, выскользнула из-под одеяла, и, накинув халат, пошла умываться, готовить завтрак. Вадим сегодня на выходном, а вот дочь Полинку надо было отправлять в школу…

Стоять на остановке в ожидании транспорта долго не пришлось. Уже через пару минут подкатил трамвай. Галина вместе с другими зашла в вагон, закомпостировала проездной талон, и, уцепившись за поручень, начала разглядывать замелькавшие в окне витражи магазинов, кафе, и прочую архитектуру города.

Пассажиров было много. Большинство из них, как и Галина, спешили на работу. Работали и контролёры, проверяющие оплату проезда…

— Ваш билет… — обратился к Галине рослый мужчина.

Галя хотела показать талон, но, к своему удивлению, обнаружила, что его в руке нет. Посмотрела на полу, в карманах. Нигде нет. Объяснила пропажу тем, что, возможно, выронила талон на ступеньки, а там и совсем затерялся под ногами…

— Нет билета? — нетерпеливо спросил мужчина.

— Не найду что-то…

— Тогда платите штраф.

Галина поняла, что искать бесполезно, к тому же надо выходить на следующей остановке.

«Времени нет уже разбираться… Придётся платить ни за что штраф…» — с досадой подумала она, и полезла за кошельком в сумку.

Перерыла там всё. К своему ужасу обнаружила, что и он пропал. Галина чуть не плакала. Жар прилил к лицу.

— И кошелька нет… — сказала она контролёру, держа на лбу повлажневшую ладонь.

— Тогда поедем в депо, составим протокол.

— Но я тороплюсь на работу…

— И мы работаем! — резонно заявил мужчина.

Возможно, они могли бы посочувствовать, и отпустить, как говорят, «с миром», но сейчас напрасно пыталась Галина уладить это дело, чтобы не опоздать на своё первое совещание у шефа. Галя была в полном отчаянии, однако, борцы с транспортными «зайцами» оставались непреклонными…

Время шло. В помещении депо молодая женщина решила сообщить в отдел о случившемся недоразумении. И тут ждала неприятность: мобильник оказался разряженным, и укоризненно мигал хозяйке пустым прямоугольником индикатора.

— У меня служебный телефон! Не положено! — ответила с ухмылкой диспетчерша на просьбу дать позвонить.

Позвонить Галина смогла не скоро. Кто торопился за руль, и некогда было ждать возврата мобильника, кто-то откровенно радовался, что «попалась». Мол, зарплату получаем с выручки, а вот «из-за таких»…

Тем временем закончилась «пятиминутка». Шеф Галины был очень недоволен её отсутствием. Когда все разошлись, в кабинете задержалась главный бухгалтер Зинаида Андреевна. Эта женщина имела не только представительный внешний вид, но и немалое влияние на начальника. Они с ним уже давно были связаны «закулисными» делами фирмы.

— Сан Саныч, надо что-то делать с этой Галиной… Она слишком любопытная, и с длинным языком. Может просочиться информация, и к фирме появятся ненужные вопросы… Сегодня дала повод избавиться от неё! Уволить, пока не поздно! Всё бегает «правду» ищет… Этого не должны делать, то — не так… Нос свой во все дела суёт… Зачем нам лишняя головная боль? Лучше уж вовремя подстраховаться, а то нам обоим мало не покажется… — убеждала начальника Зинаида Андреевна.

— Вот как… — задумался шеф, и надул губы. Снял очки, молча потёр переносицу. Потом нажал кнопку связи с секретаршей.

— Светлана, подготовь мне приказ об увольнении за прогул. Демьянова Галина, насколько помню, и сразу принеси ко мне на подпись…

Вернулась домой Галина в большом смятении, чуть не плача от произошедших событий. В ушах всё звучали незаслуженные обвинения. Мол, почему это все платят за проезд, а она… А тут ещё и с увольнением нервы потрепали… Было очень обидно.

Когда вошла в квартиру, и зажгла свет в прихожей, Галина увидела на тумбочке свой кошелёк. Конечно, обрадовалась, что нашлась пропажа. Лицо осветила радостная улыбка. Сняла куртку, и тут случайно заметила выглядывающий из-за обшлага уголок злосчастного билета…

Таксист

Каких только пассажиров не перевозил Фрунзик! Каких только историй не наслушался! Если записать эти рассказы, — на толстую книгу хватит…

Сам он не молодой. Чёрные волосы, с проседью на висках. Крупный нос с горбинкой. Тёмные блестящие глаза всегда казались грустными, даже когда он, на самом деле, смеялся. А посмеяться он любил. Внешностью очень напоминал известного артиста Фрунзика Мкртчяна. Его родители даже назвали тем же именем.

Переехали всей семьёй давным-давно из Армении. Сначала не просто было: то решали проблему с жильём, то думали чем заниматься, чтобы иметь средства на жизнь. Поначалу торговали фруктами, но это оказалось накладно. Открыли обувную мастерскую, — взялись притеснять вымогатели. В то время многие предприниматели от подобных рэкетиров страдали. В конце концов, и эту затею оставили. И, вот, оформили кредит в банке, купили легковую машину. Так Фрунзик стал частным таксистом…

До сих пор помнит своих первых клиентов. Встречу с ними он воспринял как добрый знак, и трогательную фигурку Ангела, что пассажиры подарили, с того времени всегда возит с собой…

— На Калининскую, пожалуйста! — попросила подбежавшая, довольно симпатичная, молодая девушка. Не дожидаясь согласия, быстро села на переднее сиденье.

— Даша! Не сходи с ума! — крикнул догнавший её парень, и открыл дверь машины. — Не дури. Пошли домой! — и предпринял попытки вытащить девушку из такси.

— Не пойду я! Хватит с меня… — заупиралась пассажирка.

Фрунзик слушал перепалку, но не мог понять, что ж такое случилось. Наконец, вмешался в их спор:

— Э, пачему ругаетесь, а? Мой машина нэ рамашка, гадать паедишь-нэ паедишь, да…

Молодые спорщики замолчали, посмотрели на него, и, не сговариваясь, одновременно хором сказали:

— Не вмешивайтесь, пожалуйста!

Переглянувшись, они рассмеялись. С ними и Фрунзик.

— Что вы спорите, а? У меня аж голова сильно закипэл…

— Понимаете, — начала объяснять девушка, — я собираю фигурки Ангелочков, а Вадим обвиняет меня в том, что эта коллекция стала очень большая, и занимает много места на полках. Ему, видите-ли, некуда ставить свои компьютерные диски…

— Её коллекция достигает невероятных объёмов! Вы бы видели, сколько она насобирала фигурок! — оправдывался молодой человек.

— Эгоист! — всхлипнула девушка, упрямо мотнув головкой. -Я эту коллекцию с детства почти собираю!

— И это вэсь ваш проблема? — спросил Фрунзик, не в силах сдерживать улыбку.

— А разве этого мало? — искренно удивилась вопросу девушка. — Он всё время только о своих дисках и думает! Вот, посмотрите, какие они красивые! — и достала из сумочки показать небольшую красочную фигурку.

— Красивый… — по достоинству оценил Фрунзик, и добавил: — Я умный вэщь вам скажу… пора вам живой Ангелочек заводить…

— Что вы сказали? — опять в один голос спросили молодые.

И все снова рассмеялись.

— Как сказал мой дэд Армэн Назарян, самий мудрий, и увжаемий в Арагаце человек: «-Если очень хочешь увидэть сказку — дэлай её в жизни!»…

— Я, в принципе, за это… — растерянно согласился парень.

— И я тоже… — смущённо сказала девушка, и, помолчав, снова попросила отвезти на Калининскую.

— Даша, зачем? Пошли домой! — снова начал уговаривать молодой человек.

— У меня там сейчас никого нет дома… — негромко сказала девушка.

— Ах, вот как… Шеф, поехали, пожалуйста…

— Как скажешь, дарагой, да… — весело откликнулся тот.

Они пересели на заднее сидение, и Фрунзик тронул такси с места…

Время от времени поглядывая в верхнее зеркальце, с умилением наблюдал, как молодые обнялись, и, не замечая уже никого, кроме друг друга, заворковали, как два голубка…

Когда приехали, и, расплатившись, вышли, девушка вдруг остановилась, и, обернувшись, крикнула Фрунзику:

— Подождите!

Она быстро подбежала к нему, неожиданно чмокнула в щёку, и подала фигурку Ангелочка.

— Это вам… на счастье… — и, не оборачиваясь, побежала к своему мужу…

Таборная история

…Поднимая пыль, по дороге не спеша катились кибитки. Рядом пять мужчин ехали верхом. Уставшие лошади пофыркивали, потряхивали гривами, в надежде на скорый отдых. И идущие рядом с повозками люди тоже давно устали. Сколько уж отмерено за день нескончаемой грунтовой ленты! Дэвла! Смуглые путники упрямо шли вперёд, пока не показалось серебристое тело реки, а рядом — деревенские избы.

Почуяв скорый отдых, лошади сами прибавили шаг. В таборе волной прокатилось оживление, послышались радостные возгласы.

И вот, наконец, остановка. Старые кибитки, а их было шесть, поставили полукругом, лошадей выпрягли, и пустили отдыхать.

Решили задержаться здесь на некоторое время, поэтому мужчины начали ставить палатки, а пожилые цыганки с молоденькими помощницами взялись готовить незатейливую пищу. Остальные — занимались детьми, разбирали вещи.

От костров по ветру потянулись шлейфы едких дымков. На фоне сгущающихся сумерек огни проступали с каждой минутой ярче и ярче. Всё шло своим чередом. Так было и год, и пять лет назад…

Табор погружался в ночную дремучую негу. Постепенно стали расходиться спать. У одного из костров остались поддерживать огонь четыре человека: старый цыган Василь, молоденькая цыганочка Рубина, её жених Степка, и известный в таборе гитарист Сашко.

Огонь в диком танце то взвивался вверх, то недовольно треща, прятался в подброшенном сушняке.

Большая рыжая собака по кличке Румба, наблюдала тёмными бусинами глаз за происходящим, положив лохматую морду на лапы. Стоячие уши улавливали каждый звук. Время от времени она зевала, показывая крепкие клыки и нежно-розовый язык.

Сашко негромко играл на гитаре, выводя грустный мотив. Потом прижал струны пальцами, и сказал:

— Что молчишь, Василь? Ты ведь много знаешь всяких интересных историй. Расскажи что-нибудь!

— Тебе любопытно, а для других — это их жизнь, — недовольно проворчал тот, но недовольство было, скорее, для виду, чем по — настоящему.

Старый цыган сначала неторопливо поправил веткой огонь, потом продолжил:

— Ну, ладно, слушайте… Табор в ту пору возле деревни одной остановился. Название её, убей, не вспомню… Цыганки наши по делам своим пошли. Заходят в одну избу. Известное дело, погадать предлагают. А там хозяйничала девчонка молодая, чёрненькая, ну, чисто, цыганочка. Предлагают наперебой: «-Давай карты разложу, свою судьбу узнаешь…». «-Не надо, — говорит, — я и так знаю, что дорога у меня будет. Только не знала, что так скоро…».

Удивились. О чем это она? А заработать надо… Опять к ней пристают: «-Э, красавица, да разве лучше цыганки кто гадает?» «-Про то не знаю, а моё гадание — верное». «-И что же ты себе нагадала?» — спрашивают. «-Суженый мой недалеко ходит». «-Может, имя знаешь?» — посмеиваются. А девчонка та будто и не замечает их насмешки. Серьёзно отвечает: «-Имя не знаю. Знаю только, что дорога сведёт нас». Раззадорились таборные гадалки. «-Если такая таланная, — покажи свое умение!» Та им отвечает: «-Хорошо, только, если правду скажу, чур, не отказываться!» «-Ладно». — согласились на том. Взяла карты, разложила одной из наших, и говорит, как песню поёт: «-Есть у тебя муж, есть ребёнок, только не по душе всё. За нелюбимого идти пришлось. Много всяких людей на пути твоём встречалось, а любовь так и не нашла…». Та только головой кивает. Что ж отказываться, если все знали. Выдали её по сговору родителей, а не по желанию. Другой раскинула: «-А у тебя страсть зажглась, как звезда, да быстро потухла. Взамен другая, как солнце, согрела» — говорит. И тут чистая правда оказалась. Кроме этого много чего им нагадала. Всё верно сказала. Переглянулись наши цыганки. Такого не ожидали. Не знаю, как так случилось, только стали они её с собой в табор звать. Положила девчонка кой-какую свою одёжку в узелок, да и пришла с ними…».

Старик, замолчав, посмотрел куда-то в темень.

— И что же дальше? — нетерпеливо спросила Рубина.

Василь метнул на неё строгий взгляд.

— Наперед коня не беги!

— Интересно же, что дальше!

Рассказчик раскурил трубку, неторопливо сделал несколько глубоких затяжек, и только потом продолжил:

— Прийти-то пришла, только про то родственники прознали. Догнали наш табор. Кричат: «-Отдавайте девчонку!» Что же, ромалэ, делать? Она к тому времени многим таборным понравилась. Мы Азой её прозвали. Деньги хорошие приносила… Начнёт человеку гадать, — как-будто книгу читает открытую! Не каждому такой дар даётся… В то время бароном у нас был Михай. Знатный цыган, я вам скажу. За словом в карман не лез. И грамотный, и голова умная, дай Бог каждому! Спрашивает у неё: «- Хочешь домой идти?» Отвечает: «- Нет, здесь останусь». «- Так тому и быть!» — решил Михай, и не стали её выдавать братьям.

— А, я знаю, это ты про жену свою рассказываешь! — догадался Сашко.

Василь усмехнулся в усы:

— Ты гитару хорошо знаешь, а жизни ещё не видел, дылыно! Братья-то её хотели в богатый дом в жёны отдать, да самим с этого поживиться… Ну, так вот… Прошло после этого какое-то время. Однажды Аза не вернулась в табор. Прибежали цыганки, руками машут, галдят: «-Забрали Азу братья!» Вызвался я выручать девчонку. Никого больше с собой не стал брать. Клянусь, пропадёт моя голова, она мне полюбилась ещё когда в первый раз у нас появилась. Пробрался к дому поздним вечером, за окнами смотрю. Наконец, дождался. Вижу, — мелькнула она в дверях. Тут же за ней брат выходит, спрашивает: «-Куда пошла?» — спрашивает. «-За водой вышла». — говорит. Я присвистнул. Пока этот бестолковый братец побежал совсем в другую сторону, я забрался, да её за руку и перетащил через забор. Не сойти мне с этого места, смелая, ловкая была, как пантера. Братья стали метаться, искать, да где там, ночь тёмная… Сначала мы с ней подождали, пока стихнет всё, а потом пробрались к табуну, что местный конюх пас в ночном. Не учуял стражник. Разморил сон, видно, под утро. Мы не сразу поскакали, а сначала в поводу вели, чтоб топот не услышал. Вернулись в табор, и решили больше никогда не расставаться. А братьям её пришлось смириться. Не могли же они всё время за табором ходить!

— И я, как Аза буду, — восхищённо сказала Рубина.

— Аза многих за пояс заткнула. Тебе, дочка, ещё до этого жить, да жить. Лучше будь собой. Чужую судьбу не проживёшь…

Счастье на коляске

Валера попал в автоаварию полтора года назад. С тех пор вынужден был передвигаться на инвалидной коляске. Это было обидно, и очень досадно. Но больше всего его заставляло переживать то обстоятельство, что своим беспомощным состоянием он невольно поставил под большой вопрос их совместную с Аллой жизнь.

У них было уже подано заявление в ЗАГС, определена дата регистрации. И надо же такому случиться, что именно в это время, когда они с головой погрузились в волнительные хлопоты по приготовлению к свадьбе, в машину Валерия врезалась другая. В результате он стал инвалидом.

Алла его не собиралась бросать в таком нелёгком положении. Она, буквально, целыми днями и вечерами, когда была возможность, проводила с ним, не давая Валере ни на минуту допустить мысли, что её отношение к нему как-то изменилось. Это обстоятельство, в какой-то степени, утешало мать Валерия Валентину Семёновну, но всё больше и больше вызывало неудовольствие у родителей Аллы: Марины Ильиничны и Сергея Аркадьевича. Когда всё было в порядке, они ничего не имели против их свадьбы, но после того, что случилось с Валерой, они оба желали, конечно же, лучшего варианта замужества для дочери.

— Алла, опять к нему идешь? — начала в очередной раз останавливать дочь Марина Ильинична. — Зачем? Ну, было время, собирались жениться. Сейчас другие обстоятельства! Что ты увидишь с мужем-инвалидом? У тебя отличное будущее может быть с другим человеком!

— Мне другого не надо. Пока! — перебила её Алла, и, помахав матери рукой, быстро вышла из квартиры.

Марина Ильинична поправила бигуди перед зеркалом в просторной прихожей, и шурша шелковым халатом, возмущенная, прошла в комнату. В очередной раз начала выговаривать мужу:

— Сергей, что ты молчишь! Наша девочка губит себе жизнь, а тебе, как-будто, все равно!

— Марина, я целиком и полностью поддерживаю твою позицию, но что я могу сделать в данный момент? Посадить её под домашний арест? Приковать наручниками? Я, полагаю, долго она не выдержит такой физической и психологической нагрузки, — и снова уткнулся в газету.

— Опять я должна предпринимать какие-то меры! — и, прижав пальцы к вискам, со страдальческим видом прошуршала в спальную выпить успокоительного.

— Да, совсем забыла! — сказала она, вернувшисьв зал, — Заказала собрание сочинений. Не помню, правда, автора… Но переплет прекрасно вписывается в наш интерьер. Слышала, во всех домах интеллигентных людей они должны быть. Значит, и нам надо…

Марина Ильинична решила действовать. Она позвонила Валерию, и, выяснив, что он сейчас находится дома один, договорилась о визите к нему.

— Здравствуйте ещё раз, Марина Ильинична! Проходите! — приветливо встретил её молодой человек, и, развернувшись на коляске, поехал в гостиную.

— Я пришла поговорить с тобой серьёзно, Валера, — официально заявила гостья с самого порога. -Надеюсь, ты понимаешь, что ваша семейная жизнь не может состояться. Я очень надеюсь, что ты благоразумный молодой человек, и не станешь портить жизнь Алле. Ты ведь понимаешь, что у Аллы может быть хорошее будущее. Очень прошу тебя, если ты её действительно любишь, не позволяй ей взять на себя тяжелую ношу. Это первое время, пока она ещё до конца не поняла, насколько сложно жить в таком положении, думает и дальше всё будет так же. Через полгода, год, она будет тяготиться, а потом всё равно уйдёт. Поверь, я знаю, что говорю. Не просто ужиться здоровым людям, а уж в таком положении…

— Я понимаю вас, Марина Ильинична… Наверное, вы правы… — сказал, помолчав, Валера. — Я обещаю, что постараюсь сделать так, чтобы Алла жила спокойно дальше своей жизнью, без меня…

— Спасибо, Валера, что правильно понял… Я хорошо к тебе отношусь, и была не против вашего союза, но сейчас произошли изменения, и с этим нельзя не считаться… До свидания.

Проводив несостоявшуюся тёщу, он готов был разреветься как девчонка, когда представил, что ему придётся расстаться с Аллой.

«Так будет лучше… Для Аллы будет лучше… По-другому нельзя» — стучало, как молотком, в голове.

Через некоторое время раздалось щёлканье замка входной двери, и Валера услышал знакомый голос Аллы:

— Валера, это я. Ты где? Ау!

Чтобы девушка не увидела его смятение, Валера повернулся на коляске спиной к комнатной двери.

— Привет! — сказала Алла, и хотела его, как обычно, поцеловать, но он, не оборачиваясь, отклонил голову в сторону.

— Что случилось? — растерялась от его поведения Алла.

— Тебе лучше уйти, и больше не приходить! — резко сказал молодой человек.

— Почему? Что случилось?

— Так лучше будет.

— Объясни мне, что случилось? — потребовала невеста.

— Я не хочу больше ни повторять, ни что-либо объяснять. Уходи! — ещё резче сказал парень.

— Нет, ты мне сначала объяснишь, почему так изменился! — настаивала девушка, попыталась повернуть его к себе лицом, но Валерий её грубо оттолкнул.

— Уходи!

— Ну, хорошо. Сейчас я уйду, только всеё равно не успокоюсь, пока ты мне не скажешь, что произошло со вчерашнего дня, почему ты так изменился, — и Алла, расплакавшись, покинула квартиру.

Выйдя из подъезда, в растерянности остановилась, не зная, что ей сейчас делать, куда идти. И тут вспомнила, что у неё есть ключ от Валериной квартиры.

«Нет, он всё-таки объяснит, что произошло!» — упрямо подумала Алла, и повернула обратно.

Подошла к двери, и услышала, как в квартире что-то громко упало…

…Валера, после того, как прогнал, был очень расстроен. Он понимал: то, что сделал, будет на благо любимой. Она найдёт себе пару, станет счастливой. Но уверенность в правильности решения была только в первую минуту. Он пожалел о своем поступке, а потом, совсем забыв об инвалидности, рванулся догнать девушку. Потерял равновесие, и упал с коляски…

В это время в комнату ворвалась Алла, бросилась к нему:

— Валера, что с тобой?! — испуганно спросила она.

— Просто упал…

Девушка помогла Валерию подняться с пола на диван, и снова настойчиво спросила:

— Валера, что случилось? Почему ты изменился?

О разговоре с Мариной Ильиничной Валера решил умолчать. Сказал только:

— Я посчитал лучшим для тебя, если мы расстанемся.

— Много ты понимаешь, что для меня лучше!

Валера захотел удобней лечь, и с удивлением обнаружил, что ноги немного начали его слушаться.

— Алла, знаешь, мне кажется пальцы на ногах могут пошевелиться… — тихо проговорил Валера, боясь поверить в случившееся.

— Вот видишь, не всё ещё потеряно! — оживилась Алла, и крепко обняла своего жениха.

Старый анекдот

На улице противный влажный ветер, сырость кругом. На дорогах — гололёд. Идти невозможно спокойно. Поэтому я не люблю весну. Сама — мрачнее тучи. То и дело балансирую, вскидывая руки. Хорошо, что сумка не тяжёлая, и нет в ней ничего ценного и бьющегося, а то, если бы упала, принесла домой не вещь, а осколки…

Зашла по пути в книжный магазин. Заинтересовалась полкой с юмористической литературой. Полистала одну книгу, другую… и уже улыбку не могу сдержать… Настроение за считанные минуты поменялось!

Вспомнился старый анекдот. Приехал в Одессу один мужчина. Хочет увидеть своими глазами знаменитую Дерибасовскую улицу. Спрашивает у первого попавшегося прохожего как найти. Тот остановился, внимательно выслушал вопрос, и, нисколько не раздумывая, отвечает:

— Та ничего проще! Идёте направо, потом свернёте опять направо. Там магазинчик Фимы Либерман. О, какие там вещи! Глаз не оторвать! Всё отличного качества! Обязательно захОдите, и выбираете себе сувенирчики для родственников. Вы, мужчина, сразу вижу, положительный, родственников много, шоб они были все здорови. Так, или нет? А потом опять идёте прямо. Увидите торговку с овощами. СкАжите ей, что она адиётка, если до сих пор думает, шо Фима отдаст свою дочку Сонечку за ее непутёвого сына!

— Подождите, причём здесь какие-то сувениры, торговка? Я спросил где Дерибасовская!

— И зачем так нервничать? — удивляется прохожий. -За шо, скажите мне, обижать другие улицы? Ну, прогуляетесь… Подарки таки покупать будете, так почему не у меня в магазинчике? А Дерибасовская… так мы на ней сейчас стоим…

Вышла, и заметила, что по-другому стала воспринимать окружающее: капель звонко поёт, небо чистое, будто пропылесосил кто. Солнышко в окнах отражается, играет. Любопытные голуби и воробьишки наблюдают за прохожими… Оставшийся путь домой прошла куда приятней!

Старина…

В доме никого не было. Двери в деревне у них не принято закрывать. Просто подпирают поленом, давая этим понять, что хозяев дома нет… Роман вошёл, поставил тяжёлую сумку с подарками на пол, и огляделся по сторонам…

Ничего не изменилось с тех пор, как был в прошлом году. Всё так же на комоде аккуратно стоят семь фигурок слоников друг за дружкой на белой салфетке, а над комодом — рамка с фотографиями родных, что с незапамятных времён висит на стене. Украшена самодельными цветочками из конфетных фантиков. В угловом шкафу-«горке» красуются чуть ли не дореволюционные стекляшки: вазочки, стопки… На кроватях с металлическими ажурными спинками возвышаются горы подушек разной величины под тюлевыми накидками с рюшами. Внизу, из-под гобеленовых покрывал виднеются широкие белые полосы с зубчатым кружевом. Бабушка называет их смешным словом «подзорники». На полу настелены домотканные половики… Одно слово, — горница…

Но самая главная бабушкина ценность — иконостас. Он у неё в три полочки. На верхней — образ Спасителя и Богородицы Иверская. Эта икона Богородицы попала ещё к матери бабушки через третьи руки. Якобы, этот образ подарила одна из дам императорского окружения своей знакомой, а та — своей знакомой. Потом икона попала в храм, но его разрушили в годы революции. Некоторые деревенские, всё же, умудрились унести кое-что из церковного имущества… Теперь, конечно, не установить истинное происхождение иконы, да важно ли теперь это?

На второй полке иконостаса стояли Целитель Пантелиимон, Никола Чудотворец, праведный Симеон Верхотурский.

Как-то Роман поинтересовался, что за святой Симеон?

— Этот праведный всю Сибирь, весь Урал прошёл больными ногами. Вот ему Господь и даровал силу лечить больные ноги… — ответила бабушка. -У меня тоже вот ноги болят, так я ему молюсь…

На третьей полке стоял образ Ангела — хранителя, великомученицы Варвары, (бабушку звали Варвара), и преподобного Григория-иконописца Печерского, (небесного покровителя деда).

К каждому большому празднику, а особенно к Пасхальной неделе, баба Варя начищала лампадку. Когда она зажигалась, её синий стаканчик, светился как маячок, и всё это было невероятно красиво, среди белоснежных занавесок с рюшами на иконостасе. Обязательно ставился свежий букетик вербы, перевязанный серебристой, или алой ленточкой. Красилось множество яиц, которые баба Варя дарила всем гостям, знакомым…

А сколько Роман пацаном возился с игрушками на полатях! От белёной печки тогда шло такое доброе тепло! Никакой мороз, казалось, нипочём…

От вещей вокруг исходило непередаваемое ощущение старины, какой-то загадки неумолимого времени… Навевало что-то былинное… Родные давно бы поменяли всё, да бабушка противилась, словно боялась оторваться от того, что окружает. И дед Григорий её поддерживал. Недаром прожили вместе шестьдесят лет…

Но вот послышались шаркающие шаги, и в избу осторожно, боясь запнуться, вошла баба Варя, с миской помидор. Увидев внука, радостно заулыбалась. Глаза залучились от счастья.

— Ромочка приехал!… Дак… пошто я не видала, как прошёл-от? …Дед в лавку по сахар пошёл…

— Привет, бабуленька-золотуленька!

Рома обнял её, а у самого защемило сердце от того, что старость, увы, ещё больше высушила бабу Варю… совсем поседели волосы, покрытые светленьким платочком…

Только как прежде в избе ощущался такой родной запах парного молока, и свежего хлеба…

Случайное такси

Миша уже довольно долго возился со своей новой машиной. «Купил на свою голову проблемную!» — ругал он мысленно себя.