Бесплатный фрагмент - Туннельный мир

Пролог

Ночь была тихой и безветренной. Полная луна высоко висела в небе, и освещала ночной лес. На опушке был раскинут маленький лагерь. Ярко горевший костер, создавал причудливые образы на стволах деревьев. Путники: двое мужчин и два мальчика закончили ужин и легли спать в теплые спальные мешки. Костер без дров становился все тусклее, когда он совсем потух и последние отблески углей исчезли в темноте, мужчина встал и тихо покинул спящий лагерь. Он ушел в лес и выкопал глубокую яму. Встав на колени и подняв голову к небу, начал бормотать молитву, обращаясь к Богам, прося их наставлений и помощи.

В чистом небе появились тучи, которые закрыли луну и ее серебристое свечение:

— Вы услышали мои молитвы! — он быстро поднялся и вернулся в лагерь. Уставшие путники спали безмятежным сном. Мужчина подошел к мальчику и погладил его по голове, — Теперь все будет хорошо! Я знаю, что делать.

Он достал нож, и, взглянув еще раз на небо, убедившись, что луна все еще закрыта тучами, резко одним движением перерезал ребенку горло. Мальчик в ужасе открыл глаза и всхлипнул в последний раз. Второй мужчина, услышав стон ребенка, быстро встал, но ничего не успел сделать. Нож так же точно и быстро прошелся по горлу, и кровь начала вытекать, унося с собой жизнь.

Мужчина взял мертвого мальчика на руки и отнес в лес, положив в могилу, потом вернулся и оттащил туда второй труп. Очень быстро и все время оглядываясь, он закопал могилу, а сверху заложил травой и ветками.

Рядом в ручье он вымыл руки и нож, вознося молитву Богам за их помощь. В лагерь он вернулся не спеша. Второй ребенок так и не проснулся, он присел возле него и долго смотрел:

— Вставай! Нам пора!

На востоке занимался рассвет, пепел от костра разносил ветер, тучи еще больше затянули небо, начал капать дождь…

Глава 1

На конец-то! Сегодня последний день учебы и летние каникулы. Ну, ведь, никому не нравится учиться. Мои родители считают, что получать образование мне необходимо, как и всем. Несмотря на то, что я наследная княжна двух княжеств — Лустарния и Мурания. Более того, родители уверены, что данный факт еще больше обязывает меня. И вот поэтому я учусь в обычном университете магии. Особое внимание здесь уделяют магическим предметам, но и просто всяких математик и историй хватает.

К слову сказать, магия сейчас довольно распространенное явление. Но было время, когда она была доступна лишь некоторым. Ее поработили в княжестве Мурания, представители династии Лавров. И несколько десятилетий магию нещадно эксплуатировали, а всех несогласных истребляли. А ведь самое первое правило использования магии гласит: «Магию нельзя продать, её можно только обменять на то, что человеку очень дорого или просто подарить» Я тоже не могла понять, пока отец не объяснил:

— Потому, что ты не станешь просить всякую чепуху или ежесекундное желание, так как знаешь, что отдать придется нечто дорогое. Магия очень мощное оружие и в руках неосознанных людей становиться разрушительной и опасной.

Да, я полностью согласна. После правления династии Лавров магии был нанесен ощутимый урон, а в некоторых случаях непоправимый. Например, были уничтожены девять родоначальных семей ведьм, которые были самыми сильными магами. Их родословные начинались от Неи дочери Неба и Земли. Они владели различными направлениями магии. Сейчас эти направления исчезли, потому что нет главного звена — ведьм-наследниц.

Осталась одна наследница десятого рода. И это я — Рада Челак. Вот такая непосильная ноша на моих хрупких плечах.

Мама очень долго не знала, что является магическим существом, в частности ведьмой-наследницей родоначальных семей. Узнала уже потом, когда попала в жернова чужой игры и борьбы за освобождение магии. Именно благодаря маме с папой пали оковы рабства магических существ, но какой же это был тернистый и опасный путь!

Бабушка Аруна тоже ведьма, но моя прабабка Капитолина наложила на нее связывающее заклинание, которое бабушка так и не захотела снять. Ссылаясь на то, что не готова совладать с магической ответственностью. Мама все время изучает магию, но бремя правления княжеством Мурания с восстанавливающимся магическим миром, забирает у нее много времени и сил.

Отец мой — Олден Челак колдун, повелитель грифонов. Именно он разработал хитроумный план по свержению власти династии Лавров. Именно его имя скандируют ежегодно все маги в день освобождения.

План был гениален, конечно, не все шло, как ему хотелось, но результат был достигнут. А дополнительной наградой стала любовь, которая поразила моих родителей.

Бабушка Зарина, мама отца — фея. Она при правлении Отрикота Лавра пострадала очень сильно. Дедушку Искандера Отрикот убил, чтобы забрать кольцо грифонов и его жену фею Зарину себе (к бабушке Зарине он пылал особой страстью). Моего отца в тот день посчитали мертвым, ему было всего лишь пять лет. Его спасли феи, а бабушку Зарину Отрикот насильно увез к себе в замок и заставил выйти за него замуж. Он шантажировал ее тем, что отберет у нее их общего сына — дядю Иката, и она смирилась, до того дня, пока во дворце не появился ее старший сын Ден, которого бабушка Зарина считала погибшим. Вот с того момента и начали разрабатывать план мести и спасения магии.

Бабушка Зарина не живет с нами, предпочитая проживать в долине Сиреневого тумана. В те времена долина Сиреневого тумана была штабом сопротивления и укрытия всех сбежавших магов. Теперь это зона для реабилитации магических существ, место, где маги приводят в порядок тело и душу. Заведует долиной Сиреневого Тумана бабушка Зарина и дядя Икат.

Дядя Икат — гордиок, сын человека и феи. Он тоже очень сильно пострадал от своего деспотичного отца, и тоже приехал сюда, чтобы излечить душу, гордиокам присуща черта сострадания. По началу маги страшились его, думая, что он тиран, как и его отец. Но потом поняли, что дядя Икат — сама доброта, начали общаться. А он увлекся книгами по лечению магических существ и чем мог пытался помочь.

Долгие годы он выводил разновидность шелкового паука, который смог бы заменить крылья феям. Все феи, рожденные на территории Мурании при правлении Лавров, лишались крыльев.

Примерно пять лет назад дядя Икат достиг успеха. Первые крылья, которые он подсадил фее, были крылья для бабушки Зарины. Она плакала в тот день, потом долго училась ними управлять, а после — летать. Крылья плохо приживались, дважды они рвались в полете. Дядя Икат учитывал свои ошибки и совершенствовал их снова и снова, но необходимо отдать им должное, они смогли достичь успеха! Теперь бабушка Зарина летает свободно, даже ее фиолетовые глаза светятся по-особенному.

С тех пор дядя Икат занимается восстановлением крыльев у фей. У него большая очередь, процесс трудоемкий и скрупулезный. Ведь в каждом случае необходим индивидуальный подход: размер, плотность, толщина крыльев. А те феи, которые с рождения были лишены крыльев, вообще не имеют понятия о том, как ими управлять. Фей приходится обучать с нуля. А дядя Икат имеет безграничное терпение. Бабушка Зарина очень гордится своими сыновьями. Ее печалит только то, что младший сын никак не может найти себе спутницу жизни.

Вот такие сумасшедшие события происходили до моего рождения. Теперь же везде мир и порядок. Магия медленно, тяжело и постепенно возрождается. Она очень сильно пострадала. Как я уже говорила, родоначальных семей ведьм из десяти осталась одна. Все феи были лишены крыльев, без которых они просто медленно угасают; гномов не выпускали из шахт, они погибли в больших количествах, от голода, отсутствия света, сырости, многие потеряли зрение; популяция единорогов составляла не более пятидесяти голов, а единороги очень капризны в выборе пары. И сейчас по прошествии восемнадцати лет после свержения Лавров, их стало чуть более семьсот голов. С золотыми рыбками, которые раньше жили в каждом водоеме ситуация не сильно радовала. Их тоже пытаются развести в долине Сиреневого тумана и на озерах.

Лучше дело обстояло с грифонами, потому что они подчиняются тому, кто владеет кольцом повелителя грифонов, которое было у Отрикота. Он их усиленно разводил для своей защиты. Только ехидны, которые прислуживали во дворце Лавров и так же не сильно притеснялись, не пострадали. Они не захотели, после освобождения магии, идти в Сиреневый туман, а расселились сами, где захотели, на освобожденных территориях.

Грифоны вернулись под командование их истинного повелителя Олдена Челака, моего отца. В тот день они поменяли цвет своего оперения на белый с золотым. А при Отрикоте, который заставлял их делать гнусности (грифонам это противоестественно и противно) они были черными, но противиться власти кольца не могли.

Сиреневый туман хотели упразднить после свержения Отрикота, но магические существа были напуганы, познав такие притеснения, уже не хотели жить в обычном мире. Они искали защиты, убежища и таким местом стала долина Сиреневого тумана. Они уходили в туда, зная, что пауки надежно защищают их от людей. Ведь только маги могли пройти сквозь этот барьер. Некоторые пожив там, кто долго, кто не очень, возвращались в обычный мир. Но были и такие, которые уже никогда не покидали Сиреневый туман и жили там не в силах совладать со своими страхами, после пережитого.

И что осталось мне? Жить, зубрить, изучать магию. Нет, я, конечно, понимаю, как хорошо, что мы имеем такую возможность. Но так скучно! Так хочется приключений, взрыва страстей. А у нас все спокойно, все выпало на долю моих родителей. У меня же каждый день все распланировано с малых лет.

Глава 2

Вот сегодня последний день учебы. Раздадут свитки успеваемости. Кстати, я его очень опасаюсь, по паре предметов у меня могут быть четверки, а не хотелось бы. Папа тогда лекцию читать будет долго и нудно.

«Час икс» настал, наш куратор гном Осейтрон достал свитки:

— Итак, молодые маги! Пришло время повести итог за год учебы, — вот любит канитель развести, — В моем классе в этом году всего лишь один отличник, что меня крайне огорчает, — я приуныла, лекции явно не избежать, — Особо хочу отметить достижения Давида. В этом году ты лучший и колпак лидера учебы достается тебе. Рада, сними колпак и передай Давиду.

От злости хотелось снять колпак и кинуть ему в его довольную харю! Все годы учебы колпак лидера доставался мне, не потому что я дочь князя, а я действительно была лучшая. Этот придурок появился в начале прошлого года. Как сейчас помню этот день.

Шел урок превращений, меня вызвали к доске. Я должна была превратиться в бабочку:

— Баритон бисме ката азут…, — оставалось последнее слово, и тут вошла директор фега Стания, а за ней он, и вместо того, чтобы сказать, то, что нужно я произнесла, — Ах!

Потому что те, кто видел Давида, меня бы поняли. Очень красивый, в первый момент просто ошеломительный. Высокий брюнет с зелеными глазами, прямым носом и твердым квадратным подбородком. Весь его внешний вид сразу заставляет себя чувствовать маленькой и беззащитной. А я так похожа на бабушку Зарину. Рост у меня метр пятьдесят сантиметров, тонкие ручки, тонкие ножки, талия тоненькая. Глаза мне тоже достались от бабушки Зарины фиолетовые, но только чуть темнее, чем у нее. Глаза и только глаза меня устраивали в моей внешности. До определенного момента я еще надеялась подрасти, но потом поняла, что наследство фей все во мне. Хотя мама с папой высокие. Волосы мои какого-то неопределенного цвета, вроде бы каштановые, но отдельные пряди выгорают на солнце и получаются рыжие.

И вот вместо бабочки я превращаюсь в жабу. Желтую ЖАБУ на полу. Этот придурок берет меня на руки, пристально смотрит и произносит:

— Еще ни разу не видел, чтоб такое безобразное создание имело столь прекрасные глаза.

Надо ли говорить, что класс просто залился смехом. Я и так не сильно популярна, а тут еще такое. Хотелось сквозь землю провалиться. На уроках превращения правило: если ты превращаешься не в то, что требовалось, то до конца урока ты остаешься тем, что наколдовал. Такой воспитательный момент. Вот и квакала я на столе учителя еще минут тридцать. Если до этого мое прозвище было Пигалица, то теперь торжественно за спиной меня стали величать жабой с прекрасными глазами, а точнее Жабоглазка. И все этот придурок виноват! А теперь еще у меня и колпак лидера отобрал! В момент передачи весь класс заулюлюкал. Оставалось лишь молча глотать обиду:

— Спасибо, Рада!

— Не за что, — сквозь зубы проговорила я и выдавила вымученную улыбку, — Где ж ты взялся на мою голову? — все так же улыбаясь сквозь зубы, пробормотала я.

В ответ он улыбнулся самой очаровательной улыбкой. Так бы и съездила ему! И почему он меня так бесит? Все девчонки в классе от него без ума. Но он абсолютно не проявляет ни к кому интереса. Мое мнение, что единственное о чем он беспокоится, это то, как достать меня посильнее. Где бы я не находилась, всегда ощущаю его присутствие. Он все время оказывает мне знаки внимания, то пытается руку подать, то стул придвинуть. Лучше бы этот придурок забыл о моем существовании.

— Так вот, — продолжал гном Осейтрон, — Я, конечно, разочарован в Раде Челак. Ваши показатели упали и сильно, не могу понять, в чем дело, а?

— Не знаю, — тихо ответила я, но на самом деле прекрасно знаю. Придурок не дает мне спокойно учиться, его присутствие выводит меня из равновесия, а это в свою очередь меня злит. Вот и результат, но не могу, же я сказать такое Осейтрону, — Буду стараться.

— Да уж, постарайтесь, будьте так любезны. Хромают превращения, история десяти княжеств, анатомия магических существ… в общем проще сказать, что не хромает, — я с надеждой посмотрела на Осейтрона, а он строго отрезал, — Нет такого предмета.

Плечи поникли, голова сама втянулась в плечи. Слышались злорадные смешки за спиной:

— Наконец-то эту Пигалицу, вернее Жабоглазку поставили на место.

Глаза предательски защипало. Осталось только разреветься. Я зло посмотрела на причины моих несчастий. Он в упор смотрел на меня и разводил руками.

— Так вот, — заканчивал Осейтрон, — Успехи мы ваши разобрали, каждый сделает свои выводы. А теперь я раздам свитки успеваемости и направления на практику.

Посмотрев в свиток, пришло понимание, что все очень печально. А вот и конверт с направлением на практику.

— Как вы все знаете, практика распределяется случайным выбором и только владелец колпака лидера учебы сам выбирает, куда он отправиться, напомнил гном Осейтрон.

Все знали, поэтому хотели колпак. Я бы выбрала долину Сиреневого тумана, а тему — единороги. Бабушка Зарина и дядя Икат были бы счастливы, я там, как дома. А теперь этот придурок все рушит.

Я вскрыла конверт и прочитала:

«Монастырь Джанкур.

История десяти родов ведьм»

Да, уж! Тема вроде бы и ничего и меня непосредственно касается, но это столько литературы необходимо перелопатить. А чего стоит монастырь Джанкур! Место, конечно, историческое. Даже при правлении династии Лавров, это одно из мест, где магия сохранилась в первозданном виде, они не смогли туда добраться. Так как на монастырь наложено древнейшие заклятие защиты от грифонов. А сами Лавры ничего не смогли бы сделать. Все, конечно, интересно, но это такая глушь! На границе десяти княжеств, в горах воздвигнутых матерью Землей для защиты Неи, у самого края. Полная глушь, никаких развлечений. Печально. Я постучала Кира по плечу:

— У тебя что?

— Волшебные озера Самолики. Разведение золотых рыбок.

Отлично! Это курорт — солнце, тепло, вода. Купайся — не хочу, рыбок корми, никаких книг. Я тяжело вздохнула.

— А у тебя?

— Монастырь Джанкур. Десять родов ведьм.

Давид внимательно нас слушал. Конечно, ему хорошо поедет куда захочет.

— Кир! Ты на озера Самолики, я с тобой заверещала Гида, — и ей повезло, а учится последняя в классе.

— Только не это! Я думал отдохнуть от вас! — закатил глаза Кир.

Кир, Гида и Тика — тройняшки дроу. Моя мама помогла им появиться на свет.

Со всех сторон разносилось:

— Река Изыдь. Русалки их быт и традиции.

— Столица Мурании. Легендарная библиотека.

— Обзор десяти башен. Гербы родов ведьм.

— Пещеры камней.

— Долина Сиреневого тумана. Крылья Фей.

— Я с тобой, у меня единороги, — я обернулась, вот моя тема, и досталась она гордиоку Зоту. Бабушка Зарина будет в восторге, она любит гордиоков.

— Так, пошумели и хватит! После поделитесь впечатлениями. По теме должна быть приготовлена работа. Развернутая! Повторяю, развернутая! А сейчас я называю вас, а вы говорите свою тему. Итак, — гном Осейтрон пошел по списку, каждый называл свою тему, — Давид Азимат, а что ты решил выбрать? — спросил Осейтрон. Класс сразу смолк. Всем был интересен его выбор. Только у него такая возможность. Иначе все бы сидели на озерах или реках разводили рыбок. Лето все-таки.

— Монастырь Джанкур. Возникновение десяти княжеств.

Я аж зубами клацнула, обернулась, а он смотрел на меня прямым взглядом. Класс онемел.

— Какой отличный выбор, Давид! — Осейтрон причмокивал от удовольствия, — Не ожидал, вы меня приятно поразили. За одно и нашу Раду подтяните.

Мне хотелось рвать и метать, руки сами непроизвольно сжались в кулаки. Именно сегодня во мне проснулась жажда убийства. Никогда не подозревала, что смогу так сильно ненавидеть кого-либо.

Осейтрон в это время записал всех оставшихся, в том числе и меня, когда я произнесла свою тему, в классе опять воцарилась тишина. А потом глупые ухмылки и перемигивания. А этот придурок был невозмутим, как солнечный день. Чтоб его тролли сожрали!

— Так вот, дети мои. Сегодня вы поедете домой. Соберите все необходимые вещи. Кто в горы — потеплее, кто на озера — купальники, и через неделю с направлениями вы должны быть на месте, вас там ждут. Практика длится один месяц. А в начале следующего учебного года сдадите работы. На этом все. До встречи осенью.

Я вышла и побрела по коридору, меня взял за руку Давид:

— Рада!

— Что тебе нужно? — устало проговорила я.

— Я поеду с тобой, ведь именно из-за меня ты лишилась колпака лидера.

— Ты тут ни при чем, я сама его потеряла из-за плохой учебы. Так что твои жертвы абсолютно напрасны. Ехал бы с Киром и Гидой на озера, отдохнул бы, загорел, покупался.

— Это не жертва, я, правда, хочу с тобой, а не Киром или Гидой, или кем-то там еще. Давай закопаем топор войны.

Я фыркнула:

— Я с тобой не воюю, просто ты меня бесишь!

И тут он улыбнулся своей слащавой улыбочкой:

— Это хорошо, до встречи, Рада, в монастыре.

Мне хотелось затопать ногами от злости, а лучше упасть на пол и закатить истерику.

Глава 3

Домой я добралась быстро на Малыше. Малыш — это мой единорог. Отец подарил, когда мне исполнилось десять. Он был еще совсем маленьким, вот я его так и назвала, а ему понравилось. Малыш сын Мрака и Баттерфляй, единороги моих родителей тоже создали пару. Он черного цвета, как отец, но с розовым подпалом от мамы. Такой расцветки нет ни у одного единорога. Я всегда сама за ним ухаживаю, поэтому задержалась в конюшне.

Папа с мамой ждали в тронном зале:

— Рада! Доченька, поздравляем тебя с окончанием учебного года, — начала мама.

— Не с чем поздравлять, — буркнула я и протянула свиток. Отец взял его посмотрел и нахмурился:

— Рада! Нам предстоит серьёзный разговор.

Ну вот, все пропало.

— Папа, я не виновата, так сложились обстоятельства.

— Конечно, не виновата. Виноват я, что строго с тебя не спрашиваю. Иди я тебя обниму. Мы все равно с мамой любим тебя в независимости от твоих оценок. Но это не значит, что не нужно стараться. Ты проголодалась с дороги? Сейчас в столовой подадут ужин. Соберемся всей семьей, поделимся новостями.

— Так серьёзного разговора не будет?

— Будет, только он не о твоей успеваемости. Все намного серьезнее.

Мы перешли в столовую.

— Вау! Да вы целый пир устроили!

На столе чего только не было.

— Все твои любимые блюда, — сказала мама.

Да, все, что я так люблю. Вот мясные рулетки с начинкой из сыра карто, запеченные фрукты, посыпанные сахаром. Стояла супница, я больше, чем уверенна, там был мой любимый луковый суп. Сок шархимаша в хрустальном графине. А дальше нежнейшие оладушки с вареньем из колокольчиков. Я сразу схватила один и засунула в рот:

— Рада! Что за манеры? — изумилась мама.

— Нет сил сдерживаться, знаешь, как я соскучилась по домашней еде? — пока я бубнела набитым ртом, уже успела съесть второй оладушек и пыталась впихнуть третий, но места во рту не было.

— Пусть что хочет, то и делает, Саша, она же домой приехала.

— Нет, я все понимаю, но начинать со сладостей. Рада, сядь за стол и поешь нормально.

— Угу, — сказала я, усиленно поглощая оладьи, потому как знала, сейчас прибегут два монстра и, все, оладий не будет.

— А где эти два монстра?

— Рада! — мама возмутилась, — Они твои братья!

— Но это не мешает им быть монстрами.

В подтверждение моих слов дверь с грохотом распахнулась, и вбежали два моих брата-близнеца — Модест и Вольмонд. В общем, Валя и Модя. Они похожи, как две капли воды. Оба черные, как отец, и волосы, и глаза, а губы мамины — пухлые. Я всегда их дразнила, что у них девчачий рот. Ох, они и злились! За то время пока я отсутствовала, братья подросли, и сейчас два здоровых дядьки бежали прямо на меня:

— Рада!

— Приехала!

— Мы…

— Сейчас…

— Тебя…

— Кидать…

— Будем.

Они всегда так говорят, договаривая друг за друга. Братья не пошутили, Модя схватил меня и перекинул, словно мяч, Вале, а тот — обратно. Я верещала, как сумасшедшая, а потом крикнула:

— Иберии инал истан, — и резко взлетела под потолок, показав им язык.

— Так не честно! — протянули они вдвоем.

— Еще, как честно, а вы думаете, вымахали два лба и можете обижать маленькую старшую сестру?

Им было всего по тринадцать, на четыре года младше меня, а я им уже по плечо. Родители на наши забавы смотрели и улыбались:

— Ладно, дети. Спускайся, Рада, будем ужинать.

— Сначала пусть эти сядут, у них в голове пусто.

— Это у тебя…

— …пусто!

— Я бы так не сказала, вот мне почему-то не пришло в голову, так как она у меня занята более полезными мыслями, вами кидаться.

— У тебя…

— …кишка тонка!

— Да!? Иберии инал астан! — взмах рукой в их сторону, и братья резко поднялись к потолку, а потом я начала их потихоньку подбрасывать. Они молча сопели.

— Так как? Кишка тонка?

— Нет!

— Нет!

— Обещайте вести себя прилично. И помните: моя магия сильнее!

— Мы помним и…

— …будем вести себя прилично.

Я опустила их и опустилась сама.

— Наигрались? — спросил отец, — Теперь к столу.

Мы сели за стол.

— Куда ты выбрала ехать на практику? — спросил отец.

— Я не выбирала, колпак получил другой.

— Вот как, и кто? — поинтересовалась мама.

— Один умник.

— А имя у него есть все-таки? — мама настаивала.

— Придурок его имя, — буркнула я.

Мама улыбнулась и понимающе переглянулась с папой:

— Рада, солнышко, ты влюбилась?

— Ни в кого я не влюблялась, — взорвалась я, — он меня просто бесит и все!

— Рада влюбилась, Рада влюбилась, Рада влюбилась, — затянули Модя с Валей.

Я выпрямила руку в их сторону:

— Сейчас вылетите отсюда! Оба! — они тут же замолчали.

— И все же кто этот умный юноша, сумевший вырвать колпак? — уже подключился папа.

Я вздохнула:

— Давид Азимат, колдун. Перевелся к нам в этом году.

— Тогда все понятно, что случилось с твоей успеваемостью, — произнес папа, — Любовь мешает думать холодной головой, уж я-то знаю, — и папа глазами верного пса посмотрел на маму, — Да, милая?

— Да, старец Олден!

— Еще раз повторяю, я не влюблялась! — процедила я сквозь зубы.

— Ладно-ладно, — сдался отец, — Так, а где практика?

— Монастырь Джанкур.

Сразу стало тихо. Потом папа спросил:

— А ближе ничего не было?

— Как повезло.

— Я против прохождения практики в монастыре Джанкур, это слишком далеко и грифоны там бессильны. Сегодня свяжусь с ректором, пусть тебе дадут другое направление.

— Не надо, папа. Я и так не в особом почете, а все слышали, куда мне выпало, потом будут шептать, что княжеская дочка поплакалась папочке с мамочкой и поехала отдыхать. Они и так бесятся, что я все годы лучше всех училась. Шептались, что ты давишь на ректора, а после такого вообще…

— Да мне все равно, что они скажут и подумают. В конце концов, я князь…

— Ден, это подростки. Мы же сами решили дать им воспитание, как обычным детям. Если ты думаешь вмешиваться, тогда не надо было ее туда посылать.

— Я хотел, чтобы дети знали, какие бывают люди, маги, существа. Чтобы не росли, как в теплице. Им потом будет проще. Ты же сама знаешь по себе.

— Знаю, вот и она знает, что делать, чтобы заслужить уважение, а не давить авторитетом отца.

Папа задумался:

— Да, Саша, вы правы обе. Ну, поймите, там я не смогу гарантировать безопасность Рады.

— Папа, каждый год кто-то из студентов получает направление в Джанкур. И ничего не происходит. Да это, конечно, не совсем то, чего я хотела, но тема какая!

— Какая? — спросили все вчетвером.

Я гордо расправила плечи и важным голосом оповестила:

— История десяти родов ведьм!

— Ух…

— …ты, — протянули Модя с Валей.

— Ага, я смогу узнать всего побольше. Там есть такие книги, которые никогда из монастыря не выносили. Даже ты, папа, их не читал. Я уже думаю, что мне повезло. Потому что разведение золотых рыбок не принесет большого результата, — сама сказала и сама удивилась. Все-таки отсутствие этого придурка благотворно влияло на мои умственные способности.

— Ты права, детка, права, — вдруг начал говорить отец, — Там можно кое-что уточнить, а это важно. Ладно, об этом потом. Так, а что выбрал этот одаренный юноша Давид Азимат?

— Это еще к чему?

— Интересно к чему стремятся молодые люди, имеющие право выбора. И? –отец вопросительно поднял бровь.

Мне совсем не хотелось отвечать. Потому что сейчас всё истолкуют неправильно. Они уже и так уверенны, что я влюблена в этого придурка. Он и дома умудряется жизнь мне портить.

— Он сделал необычный выбор.

— Русалок?

— Рыбок?

— Единорогов? — гадали на перебой братья.

— Нет, — сказала я, а дальше подписала свой смертный приговор, — Он выбрал Монастырь Джанкур. И только кто-нибудь скажите сейчас хоть слово, — угрожающим тоном предупредила присутствующих, обведя всех глазами.

Все промолчали, но так понимающе переглянулись, близнецы хихикали. Мама ласково улыбалась, отец старался сохранить невозмутимый вид. Хотелось сквозь землю провалиться.

И тут я заметила, что пока мы беседовали, эти монстры съели все оладушки, и все колокольчиковое варенье. Как я и говорила!!!

День близился к закату. Я устала, пришла к себе в комнату, искупалась, хотела сходить к маме поговорить. Прилегла на пять минут и уснула.

Глава 4

Утром я спала очень долго. Не хотелось вставать с любимой кровати. Она у меня очень большая, могу в ней лечь хоть вдоль, хоть поперек. Моя кровать — это моя слабость. Как мне ее не хватает во время учебы, там, конечно, кровати тоже удобные, но моя — лучшая из лучших. Папа специально ее заказал у троллей Касто, они самые умелые мастера по изготовлению мебели во всех десяти княжествах. Тролли постарались на славу! Пуховый матрас был так сделан, что во время сна расслаблялось все тело. Мама наложила заклятие добрых снов, а под балдахином висел амулет, отпугивающий злых духов. Так сладко, как дома, не спится нигде.

Я встала, надела свое любимое голубое платье и спустилась к завтраку. Близнецов не было, а мама с папой уже пили чай. Я взяла булочку и села рядом:

— Доброе утро!

— Доброе утро, Рада, нам нужно поговорить, — ответил папа.

— Здравствуй. Доченька, разговор очень серьезный. И если вдруг будешь не согласна, говори сразу, — сказала мама.

— Замуж не хочу, — пошутила я. Потому что прекрасно знала, что замуж выйду, когда захочу и за того, кого выберу сама. Родители сообщили об этом мне очень давно. Так как мама в молодости очень пострадала из-за помолвки заключенной моим дедушкой Малиной по политическим интересам. Папа с мамой улыбнулись:

— Рада! — сказал отец очень твердым голосом, — Начну с самого главного — магия погибает.

— Как погибает? — растерялась я.

— Мы провели очень тщательное расследование. Я долго думал, что мы сумеем исправить то, что натворил Отрикот. Вначале, после освобождения Мурании был большой прорыв. Мы смогли поднять численность единорогов, спасаем фей и гномов, тролли, оборотни, дроу и многие другие расселяются по всем десяти княжествам. Делается все возможное и невозможное, чтобы сохранить и приумножить магию. Но, увы, она все равно слабеет, магических существ рождается все меньше. Я очень отчетливо понимаю, что мы в начале конца мира магии. День и ночь в любое свободное время изучаю свитки, манускрипты, летописи. Я все государственные дела передал в руки мамы и министров, — мама кивнула, подтверждая слова папы, — Благо, что она у нас умница и справляется. Все ради того, чтоб найти ответ на вопрос: «Что происходит с магией?»

И вот буквально на днях, в старинной рукописи я нашел записи от начала сотворения мира и десяти княжеств. Нея — дочь Неба и Солнца, обладала всей магией, но после рождения десяти дочерей, она разделила магию на сферы и каждой дала свою, наследие от Проматери Неи. С тех пор каждый род хранил одну десятую частичку мировоздания. И передавался этот дар из поколения в поколение от матери к дочери. Именно вы наследницы родоначальных ведьм являетесь гарантами существования волшебства в десяти княжествах.

В тот день, когда Отрикот уничтожил девять родов ведьм, он практически обрек магический мир. Только благодаря тому, что твоя прабабка Капитолина смогла сбежать и один род продолжает свое существование, магия еще жива.

Ты не чувствуешь изменений в своей силе потому, что ты и есть начало этой силы, но другие замечают, я в том числе.

— Что же делать? — испуганным шепотом от осознания этого факта спросила я.

— В манускриптах, есть упоминание, что, если вдруг какой-нибудь род прервется, то другой род может забрать эту сферу влияния. Но больше ничего нет, потому, как такого никогда не было, я предполагаю, раз ваш род остался один, то есть возможность все девять сфер влияния вобрать именно вам. Точнее кому-то из вас: либо Александре, либо тебе, Рада, а зная, как мама относится к магии, я думаю, что это должна быть ты. Именно твои дети уже получат все сферы магии от тебя. Тем самым мы спасем магический мир. Рада, если ты не согласна или не готова, то можешь отказаться.

После этих слов, мне стало очень страшно, ко мне пришло понимание того, что папа предлагает взять на себя. Я задумалась, как-то сложно сразу осознать, что являешься той самой последней ступенью к тому, сохранится магия в будущем или нет. Что от моего решения зависит жизнь стольких существ. Груз ответственности давил с каждой новой мыслью все сильнее и сильнее. Мама с папой смотрели и молчали, они ждали моего ответа. А я смотрела в ответ и не знала, что говорить:

— Так, а как? А что почему? А может…, — слов не было.

— Я понимаю, Рада, — начала мама, — Я сама еще не справилась с шоком. Но, похоже, что так и есть, без каких-либо вариантов. Пойми, ты не должна никому и ничего. Мы примем любое твое решение.

— А когда это нужно сделать? — все что смогла сформировать в нормальный вопрос.

— Дочь, мы не знаем даже, как провести обряд, не говоря о том, когда. Я изучаю древние книги, летописи, все, что есть в наличии, но даже намека нигде нет.

У меня вырвался облегченный вздох:

— Так что ж вы сразу не сказали, что это на уровне гипотезы?

— Мы решили, что лучше не сластить горькую правду.

— Так-так и какой у нас план?

— Продолжаю работать в поисках отгадки.

— А если нет отгадки?

— Будем надеяться, что есть. Я ночью размышлял и понял, что твоя практика — очень редкая удача. Доступ к библиотеке монастыря Джанкур очень ограничен. Даже мне, князю и повелителю грифонов, могут отказать. А у тебя, Рада, практика, на обучения магов табу нет. Так ты согласна принять наследия девяти родов? — еще раз спросил папа.

— Папа, конечно, я согласна! Какие могут быть разговоры? Магия — это моя сущность!

— Просто ты растерялась…, — сказала мама.

— Нет, просто новость меня ошарашила! Не каждый день узнаешь, что ты почти самый главный человек в мире магии! И что именно от тебя зависит ее существование!

— Рада! Ты не человек! Ты — магическое существо или создание, сама выбирай, как тебе больше нравится! Люди не могут владеть или применять магию. Ты прекрасно об этом знаешь, но в то же время допускаешь грубую ошибку, — очень мягко меня поправил папа.

— Хорошо-хорошо, я знаю.

— Ну вот, самое главное мы с мамой тебе сообщили. У тебя неделя до начала практики, что будешь делать?

— Хочу навестить всех бабушек и дедушку, очень за ними соскучилась. А еще нужно собрать вещи.

— Да, — ответила мама, — Причем зимние вещи. Джанкур высоко в горах, там даже сейчас лежит снег.

Глава 5

Неделя пролетела очень быстро. Я слетала на Малыше в Лустарнию к дедушке Малине и бабашке Аруне. Они были очень рады меня видеть:

— Как ты выросла, Рада! Такая уже взрослая, — приговаривала бабушка Аруна. От слов: «Выросла» мне хотелось плакать, я рядом с ними ощущала себя ребенком. Дедушка и бабушка всегда меня очень сильно любили. Слова: «Нет» из их уст не звучало никогда. Когда я была маленькая, мама даже ругалась и говорила, что они меня слишком балуют и портят. На что бабушка Аруна всегда отвечала:

— Будут у тебя внуки, тогда и поговорим.

Вот и сейчас, узнав где у меня практика, дедушка дал распоряжение и мне за одну ночь сшили теплый комбинезон, шубу, сапожки и шапку из меха дикого гориота. Это животное обитает только в горах Ушедших Духов. Охота на них очень опасна, но теплее их меха нет ничего. Охотников, которые могут раздобыть гориота — единицы. Мех очень ценен, он бесподобно мягок и легок, но греет лучше всего на свете.

Дедушка и бабушка не хотели меня отпускать. Я у них последнее время редко бываю. Учеба забирает все мое время.

Потом я полетела в долину Сиреневого тумана. Там, совсем рядом есть опушка, на ней пруд, а вокруг растут цветы Кирсы и вода волшебная. Она излечивает любые раны, которые маги получают.

Я не знаю почему, но именно здесь мне всегда спокойно и легко, именно здесь я ощущаю себя частичкой мировоздания и магии. Когда я езжу к бабушке Зарине и дяде Икату, каждый день купаюсь в этом пруду. И всегда он меня наполняет жизненной силой. Сегодня, перед тем, как войти в долину Сиреневого тумана, я остановилась возле пруда и пошла искупаться. Как всегда почувствовала прилив энергии, вода такая приятная, песчаное дно. Я легла на воду и посмотрела в небо. Так странно: «Я и магия, которая зависит от меня. Никогда не могла предположить, что кто-то или что-то может от меня зависеть. А вдруг папа ошибается? Может другая причина?»

Но папа никогда не ошибается. Он всегда прав, девять родов утрачено. Мир меняется изо дня в день. Я закрыла глаза и вдруг передо мною пронеслась картина:

«Белый снег, огромный бардовый зверь. Морда похожа на собачью, но больше, крупнее. Мощные лапы, с когтями, рога на голове, красивые такие витиеватые, а вокруг него алая кровь»

Я резко встрепенулась, видение исчезло. Совсем было не понятно, что это? Видение? У меня никогда их не было, я слышала о таком, но никогда не видела. Необходимо поговорить с бабушкой Зариной, она много знает о магии.

Я прошла через паутину и сразу направилась к бабушкиному дому. Все местные здоровались со мной и кланялись, потому что знали — я дочь того, кто освободил магию.

Бабушка сидела за письменным столом в гостиной и что-то писала:

— Здравствуй, бабушка! — она сразу обернулась и радостно заулыбалась.

— Рада! Это ты! Как хорошо, что ты приехала!

— Я совсем ненадолго, через пять дней у меня начинается практика.

— Так ты же у нас собиралась ее проходить! — бабушка искренне удивилась.

— Ну… — протянула я, — Не получилось у меня стать лучшей, поэтому не смогла выбирать.

— Так-так, что случилось?

— Не знаю, — и отвела глаза.

— Ладно, это не так важно. И куда тебя направили? — участливо спросила бабушка.

— Монастырь Джанкур.

— Ого! Это же на самом краю. Дальше никто не бывал. Там холодно — это горы.

— Да. Бабушка и дедушка мне подарили теплую одежду из меха дикого гориота, поэтому не замерзну. Я надеюсь найти в монастыре много полезной информации. А как у вас тут дела обстоят? — осторожно спросила. Мне хотелось уйти от щекотливой темы моей практики. А то опять придется об этом придурке рассказывать.

— По-разному, но не так как хотелось бы: магические существа плохо поддаются реабилитации. Как-то все не так.

— М-да… а как дядя Икат? — я очень любила моего дядюшку. Да и было за что! Все мое детство он баловал меня. При чем с ним я не знала ни каких границ. Любой мой каприз исполнялся. Родители ругали его, но это не имело никаких результатов.

— Он, как всегда, весь в работе. У него новая пациентка! Как он на нее смотрит! Может все-таки… — бабушка заговорщицки подмигнула мне.

— Бабушка! Ты неисправимая оптимистка! Каждый раз так говоришь!

— Нет, в этот раз все совсем по-другому! — и бабушка капризно топнула ногой, так что послышался звон колокольчиков. Ну, что тут скажешь? Фея все-таки, они всегда чуть-чуть дети.

— Бабушка, я сегодня купалась в пруду, и у меня было видение.

— Какое?

— Я видела белый снег, на нем странный бардовый зверь, с рогами, а вокруг алая кровь.

— Хм, ты поедешь туда, где сейчас снег. Наверное, тебе стоит опасаться диких животных. Где-то у меня было заклинание для защиты от хищников. Сегодня же найду, и ты его поставишь! Расскажи, как папа с мамой, близнецы? Очень за ними скучаю.

— Папа с мамой, как всегда, любят друг друга, — бабушка довольно улыбнулась, — Эти два монстра уже на голову выше меня и все время выпрашивают подзатыльники. Они приедут, но чуть позже. Это мне нужно везде успеть до начала практики, а у них еще все лето впереди.

Мы еще очень долго говорили о всяких мелочах, проблемах. С бабушкой Зариной у меня самые доверительные отношения. Она за свою жизнь многое пережила и теперь очень ценила спокойствие, независимость, семью. Наслаждалась каждым мгновением жизни, как говорится, все познается в сравнении, а у нее есть с чем сравнить: потеря любимого человека, насильный брак на протяжении почти двадцати пяти лет с убийцей, наложат отпечаток на кого угодно, не говоря уж о хрупкой фее. Самое удивительное, что бабушка не сломалась и не озлобилась, отомстив и победив, она осталась светлой в душе. Теперь дарила этот свет всем окружающим. Вот такие дела.

Чуть позже я пошла к дяде Икату. Он такой же огромный, как папа. Увидев меня, схватил и ловко подбросил, почти под потолок. Понятно откуда у близнецов страсть к подбрасыванию! Вот достали уже все!!!

— Привет, племянница!

— Дядя Икат, здравствуй! Не нужно меня кидать!

— Нужно, моя прелесть! Ты мне почти, как дочь! — дядя любит это повторять, так как очень давно он был помолвлен с мамой, но чувства мамы были отданы отцу.

— Как вы тут? — задала я вопрос.

— Все в делах, все в заботах! Я разработал новый станок для пауков! Теперь паутину мы делаем быстрее. Она получается крепче и тоньше. Мои крылья скоро не будут отличаться от настоящих! Пойдем, покажу, — он потянул меня за руку и я послушно пошла.

Это детище дяди. Занимаясь крыльями фей, он почувствовал свою значимость и необходимость. Дядя Икат самореализовался. Раньше бытовало мнение, что гордиоки ни к чему не приспособлены, кроме, как вести праздный образ жизни, ничего не умеют. Это мнение усугубилось при правлении династии Лавров, но на самом деле, как показал опыт, вся их проблема заключается в том, что они очень красивы. И люди сами создавали для них такие условия, что гордиоки жили, ни о чем не задумываясь. Их очень мало, феи не любят соединять свои судьбы с людьми, а они рождаются только в таких смешанных браках.

Гордиоки прекрасны! Они очень пугливы, похожи на детей своим поведением, но если им дать шанс, направить гордиока в интересное для него дело, чтобы он почувствовал себя личностью, то гордиок достигнет больших высот. Конечно же, при их складе ума это не будет воин, лидер или политик. Гордиоки — творческие создания.

Сейчас дядя Икат разыскивает гордиоков, чтобы помочь им найти себя, но их так мало. Тех, кого он нашел, не удалось уговорить менять что-то в своей жизни. Они привыкли ничего не делать, жить за счет своей второй половины.

Дядюшка привел меня в ткацкую комнату. Тут стояли станки, похожие на ткацкие, только не нити были натянуты, а тончайшая паутина. Челнок заменял паук.

— Смотри, раньше мы ткали полотно, а потом выкраивали крыло. Это был очень сложный процесс, ведь паутина очень тонкая. Часто рвалась, во время обпаливанья края, если вдруг повысить или понизить температуру на сотые доли градуса, тут же сгорала. Теперь же я могу задать размеры крыла с помощью ограничителей. Паук добегает до него и переходит на следующий ряд. За ним сразу проходит паучиха, с серебряными каплями, от которых крыло приобретает легкость и уникальный рисунок. Таким образом, крыло сразу сформировано. На этом станке сейчас будет все готово! Мариус! А первое уже есть? — Обратился дядя Икат к эльфу.

— Да! — очень громко ответил эльф, потому что в ткацкой стоял шум и треск работающих станков и бегающих пауков, — Все! Готово! Держите, мастер Икат!

Дядя Икат взял большие щипцы, которые на концах были обвернуты мягкой тканью, и поднял крыло на просвет. Оно было чудесно, рисунком были звезды, которые в лучах солнца переливались серебряным светом. Я таких крыльев еще никогда не видела:

— Ух, ты, а они для кого?

— Для пациентки, — дядя Икат загадочно улыбнулся.

— Для особенной пациентки?

— Нет! — и тут же залился краской.

Наверное, бабушка Зарина права: тут все серьезно. Дядюшка аккуратно сложил крылья в футляр:

— Пойдем, отнесем.

Я быстро побежала за ним, у него ведь шаг — три моих. Мы перешли в соседнее здание. Это был корпус, специально построенный для фей нуждающихся в реабилитации. Здесь было очень уютно и красиво, все сделано из дерева, в окнах много витражей, красивые пейзажи на стенах — все для приобретения душевного равновесия. Мы прошли к одной из комнат, дядя Икат постучал:

— Входите, — раздалось из-за дверей. Мы вошли, и я увидела фею. Она была неотразима: рост, как у меня, волосы белые, как снег. У нее была очень короткая стрижка, бездонно голубые, просто небесные, глаза. Отчего зрачок казался ненастоящим. Классический тоненький нос и губы полные, чувственные.

— Рада, познакомься — это Алиса Кроу, фея из области Арты, приехала к нам на реабилитацию. Алиса, это — Рада, моя племянница. — дядя Икат смотрел на неё с особой нежностью.

— Очень приятно. Рада, вы тоже фея?

— Нет-нет, — сразу ответил дядюшка, — Она ведьма, но феи в ее роду присутствуют.

— Да, по вам заметно.

Я улыбнулась, а Алиса в ответ.

— Алиса, смотри, что я принес, — дядя Икат открыл футляр и осторожно достал дивные крылья.

— Ого! Я никогда таких крыльев не видела! — глаза Алисы загорелись.

Гордиок смутился:

— Они специально для тебя. На завтра назначена операция, а пока пусть будут с тобой. Вы должны лучше чувствовать друг друга, привыкать.

— Спасибо, мастер Икат! — Алиса взяла его за руку, и дядя Икат стал пунцовый. Я почувствовала себя лишней.

— Кхе-кхе, пойду, пожалуй, проведаю единорогов, — никто не услышал, и я тихонечко вышла. А тут действительно что-то между ними происходит. Может, наконец, дядя обретет свое счастье? Вся семья за него переживает.

Я вошла в конюшню. Бабушка Зарина была там, осматривала единорога моего отца — Мрака. Он уже был почтенного возраста и поэтому отец отправил его сюда, чтобы не переутомлять. А себе взял одного из его сыновей, с кличкой Гордый. У Мрака с Баттерфляй родилось пять жеребят, для пары единорогов это немного. Баттерфляй погибла при последних родах, с тех пор Мрак никого не признавал. Хотя очень жаль, он прекрасный экземпляр. Единороги вообще очень капризны на этот счет.

— Привет, Мрак! — он радостно замахал головой, потом опустился на колени.

— Зовет тебя покатать, — сказала бабушка Зарина, — он тебя любит больше всех, даже больше Дена.

Это, конечно, странно. Единорог выбирает одного хозяина и потом не летает больше ни с кем. А Мрак, сколько себя помню, катал меня, при чем даже вопреки воле моего отца. Как-то раз мы с ним сбежали. Моего Малыша заперли, чтобы я не смогла улететь, так Мрак справился совсем и очень легко. Ох, и получали мы тогда от папы, но на танцы русалок в ночь Ивана Купала я попала. Кстати, опасное мероприятие, если узнают, что ты не русалка, утопят и станешь нею через заклинание. Но мы с Мраком справились. Я, конечно, понимаю папу, хвала Богам, он не стал маму посвящать в мои проделки.

— А ему не будет тяжело?

Бабушка Зарина округлила глаза, Мрак пренебрежительно посмотрел на меня:

— Милая, в тебе веса, как у феи, он тебя и не заметит.

Мрак гордо поднялся и пошел к выходу. Я шепнула ему на ухо:

— Делай что хочешь, — и он все понял. Мы полетели легко, высоко и быстро.

Обожаю летать на единороге. Мы вылетели из долины Сиреневого тумана, пауки уже пропускают без пароля. Подо нами мелькали деревья, луга, озера. Полет был бесподобный, но скоро я заметила, что Мрак уже начал уставать. Он сам повернул домой, приземлился, и я повела его в стойло. Великолепное существо!

Дни пролетели быстро, настала пора возвращаться к родителям за вещами и лететь на практику. Провожали меня бабушка Зарина и дядя Икат с Алисой.

— Рада, мы так расстроены, что ты не у нас на практике, но как только закончиться, приезжай сразу к нам на все оставшейся лето, мы с Алисой будем очень ждать тебя.

— Княжна Рада, мне очень хочется познакомиться с вами поближе.

У Алисы за спиной уже были крылья, но она еще абсолютно не умела ними управлять.

— Алиса, я очень надеюсь, что когда я вернусь, вы уже сможете летать!

— Рада! Так быстро ни у кого не получалось! — возразил дядя Икат.

— Дядюшка, еще ни с кем ты так не проводил много времени, кроме бабушки. Но тогда был первый раз, опыта мало было. Так что я в вас верю! — я подмигнула им обоим.

Дядя Икат смущенно заулыбался, а Алиса скромно опустила глаза.

— Радушка, я благословляю тебя. Пусть праматерь Нея убережет тебя от необдуманных поступков, а Нагр Челак от лихих людей и существ. Небо и Солнце освещают твой путь! Луна и Звезды серебрят твои дороги в самых темных местах, — произнесла бабушка Зарина.

Эти слова я помню с самой колыбели, она всегда, если нам приходиться расставаться говорит свое благословение. И мне кажется, что действительно все, к кому она обращается, слышат ее.

Малыш летел низко. Собиралась гроза, но мы успели. Первые капли дождя начали падать на землю, когда я вошла в кабинет отца:

— Папа, мама, здравствуйте! — мама тоже была здесь.

— Рада! Здравствуй!

— Я собралась. Все готово, завтра утром вылетаю.

— Рада, мы изучали литературу пока ничего. Мы с мамой подумали, о том, какое великое дело тебе предстоит и решили, что эта вещь по праву принадлежит тебе, — отец протянул мне шкатулку. Я с трепетом открыла ее, внутри лежал прекрасный браслет из десяти разноцветных камней, которые были вставлены в колечки и соединяли с собой витиеватой золотой цепочкой.

— Что за красота?

— Это браслет из камней изертек. Каждый из этих камней, кроме одного, принадлежал последний в роду ведьм. Единственное, что осталось от десяти семей родоначальных ведьм. Этот камень вашего рода, — отец указал на камень черного цвета, — Я не знаю еще точно, как с этим быть и что необходимо делать, но так, как ты решила, что готова взять на себя сферы влияния пусть будет у тебя.

Я знала всю историю камней, ее знали все маги нашего государства.

— А где тот камень искартон? — именно он обманул все эти камни изертек, разрешить маме их забрать.

— Вот, — мама протянула мне кольцо с черным камнем искартона, — И его возьми, мало ли что.

Отец надел браслет мне на руку. Черный камень изертек сразу стал более насыщенным, а потом и остальные камни засветились ярче. Складывалось ощущение, что внутри каждого зажгли лампочку.

— Когда я надевала, такого эффекта не было, — тихо сказала мама.

— Камни сердиты на тебя, наверное, — задумчиво сказал папа.

— Нет. Я думаю, мы не ошибаемся в выборе, именно Рада должна возродить сферы влияния и дать второй шанс магии. Вот что получается, когда люди от своего невежества вмешивается в том, что им не подвластно. Будь то магия или же просто природа! — гневно сказала мама, — А все тщеславие и жажда власти! Неужели непонятно, что власть — это большая ответственность, работа перед теми, кто избрал тебя или Боги поставили наместником. Власть — это нет выходных и праздников, нет эмоций, есть только холодный ум. Решает голова по закону и справедливости, а не через знакомства и дионы. Если бы каждый понимал это, не только некоторые, а все! Каждый отвечал за свои поступки, честно выполнял возложенные на него обязанности, то не было бы проблем.

Именно так, учил меня твой дедушка Малина, и чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь в том, как он прав. То, как он управляет Лустарнией, в каком порядке все там, начиная от улиц и заканчивая советом министров, яркое тому подтверждение. Мне до его уровня еще расти и расти.

— Ты абсолютно права! — отец взял мамину руку и поцеловал.

Вечер я провела в кругу семьи. Даже Модя с Валей вели себя достойно. Мы играли в нашу любимую игру «Мордаки». Мне весь вечер сказочно везло, я сегодня была победительницей. Никто не хотел уходить, сидели до поздней ночи. А утром еще на заре, папа оседлал наших единорогов. Мама стояла на крыльце и провожала нас:

— Рада! Береги себя! Ден, будьте осторожны! Я люблю вас, мои дорогие! — потом отвернулась, пытаясь скрыть слезы.

— Саша! Перестань, нельзя дорогу слезами мыть, мы ж не на войну!

— Просто Рада так быстро выросла, я совсем не наигралась с ней, с маленькой!

— Саша, так какие вопросы, поправим это обстоятельство! Я пока вернусь, займись близнецами, а уж потом!

— Ден! — мама махнула на папу рукой и смущенно заулыбалась, —

Нельзя так при ребенке!

— Рада! Не слушай глупого отца!

— Взлетаем! — и мы сквозь облака и ветер, босые помчались к монастырю Джанкур.

Когда мы прилетели, возле ворот стоял Давид, я поджала губы.

— Привет, Рада! А ты не одна?

— Привет! Позволь представить. Мой отец — великий князь Мурании, повелитель грифонов Олден Челак! — мне хотелось, чтобы все папины титулы произвели на этого придурка впечатление и он, наконец, понял, что я не просто девушка.

— Очень приятно! А я — Давид Азимат, потомственный колдун и ничего более.

— Мне тоже очень приятно познакомиться с таким одаренным юношей! Ну, все, дети мои, дальше сами, в монастырь разрешен вход только монахам и практикантам.

Я обняла отца, он забрал моего Малыша. Ворота отворились, и мы вошли во двор монастыря.

Глава 6

Нас провели к настоятелю:

— Здравствуйте! — поприветствовали мы его с Давидом.

— Добрый вечер, рад вас видеть в монастыре Джанкур, — мы протянули свои направления, — Очень приятно, Рада, Давид! Я — настоятель Мальком. Как вижу, Давид сам выбрал наш монастырь, очень похвально, впервые за последние пятнадцать лет существования магических школ! Очень похвально! — я краем глаза посмотрела на Давида, хотела увидеть гордость, но он остался абсолютно спокоен. Меня это удивило. Настоятель Мальком продолжил, — Прежде, чем вы приступите к практике, ознакомлю вас с правилами монастыря.

Подъем в пять утра, все монахи и вы вместе с ними идете на зарядку. В шесть утренняя трапеза, после монахи трудятся, а вы идете в архив Джанкура занимаетесь. В вашем распоряжении любая книга, манускрипт, но только на территории монастыря. В случае ослушания вы, тут же будете с позором отправленные домой и отчислены из школы магии. Далее в полдень обед и два часа отдыха. Во второй половине дня все монахи и вы в том числе, идете за водой на источник, так как вы на время обучения становитесь послушниками монастыря, а у нас все равны. После возвращения с источника вы снова можете заниматься вашими исследованиями. Применять магические способности в стенах монастыря запрещено. Так же просьба соблюдать тишину и покой. Уважительно относиться к инокам, многие из них дали обет безмолвия и просто не смогут ответить на ваши вопросы. Поэтому в случае каких-либо возникающих проблем обращаться непосредственно ко мне. Надеюсь вам все понятно?

— Да, — закивали мы головами.

— Тогда милости просим. Брат Игнат проведет вас в ваши кельи. И выдаст вам монашескую рясу.

— Рясу? — удивилась я.

— Да, пока вы находитесь в монастыре, вы будете носить нашу рясу. Оставить можно только свою обувь, потому что монахи ходят босые. Они годами укрепляют дух и тело, а вы не готовы. Это единственное отклонение от правил. Располагайтесь и приходите в трапезную на ужин через час. Не опаздываете, иначе будете лишены ужина. Брат Игнат!

— Прошу, — молвил человек, который словно отделился от стены. До этого момента я даже не заметила, что мы не одни. Монах был в коричневой одежде. Широкие брюки заканчивались на щиколотке и были затянуты тесемками. Свободная рубаха с квадратным вырезом, подхваченная белым поясом. Босые ноги, полностью обритая голова, кроме макушки, из которой росла коса до самого пояса.

Брат Игнат вел нас коридорами. Я чувствовала жуткие сквозняки. Мы подошли к дверям.

— Прошу! — он отворил. Я вошла, было понятно, что в монастыре не будет особых излишеств и роскоши, но чтоб такое!

У стены стояла кровать, но это громко сказано, что кровать! Кушетка или же нет — половина узкой кушетки! Я сразу стала скучать по своей кровати. Всегда застеленной шелковым постельным бельем, моего любимого лилового цвета. Подушка из пуха микотары. Мечта! В школе кровать поскромнее, но эта, ни в какие ворота не лезет!

В каменной стене вырублен шкаф с деревянными дверями. Табурет на трех ножках, маленькая тумбочка с небольшой свечой.

— Да уж, — разочарованно произнесла я.

На кровати лежала ряса. Я медленно и очень нехотя сняла свой теплый комбинезон, вздохнула и повесила его в шкаф. Сразу стало холодно, быстро натянула на себя рясу.

В углу был крохотный камин, а возле него небольшая охапка дров. Камин не топился, наверное, лет сто. Холод пробирал до костей. Я лихорадочно взялась за растопку. Пальцы не слушались, ничего не получалось. Слезы стали наворачиваться на глаза. Я вспомнила папу, он же предлагал повлиять! Мне стало очень обидно, я же вторая в классе, что за несправедливость? Эти все рыбок растят на морях и озерах, греются на солнышке. И при всем при этом учатся хуже меня! Все придурок виноват: «Надеюсь, ему так же плохо и холодно, как мне!» — злорадно подумала я.

В двери постучали:

— Войдите! — гаркнула я, не отрываясь от тщетных попыток развести огонь. Дурацкое правило на запрет магии, вот если бы…

— Рада, давай я, — раздался сзади голос Давида.

— Ну, попробуй! — я отошла от камина, скептически глядя на то, как Давид начал разводить огонь. Но, к моей радости и в тоже время досаде, он справился буквально за пару минут, — Спасибо! — я протянула руки к огню, стало легче.

— Ничего, я тебя научу. Здесь нет ничего сложного.

— Как-нибудь сама обойдусь, — прошипела.

— Рада, зачем ты так? Я же помочь хочу! Мы должны держаться вместе в этом суровом монастыре. Иначе нам тяжело будет.

Я вдруг подумала: «И в правду, зачем я так?». Стало стыдно и как-то не по себе:

— Ладно, не обижайся! Просто под впечатлением от этого места. Я не готова ко всему такому, — попыталась сгладить.

Давид тут же улыбнулся:

— Ничего, бывает. Ты держись меня и все будет хорошо, — он медленно приблизился ко мне и взял за руку. Руки у него были теплые не то, что мои. Давид посмотрел мне в глаза, — Руки совсем холодные! — он взяв мои ладошки в свои поднес к губам и попытался согреть их дыханием. Я резко выдернула руки:

— Ты что делаешь?

— Хотел согреть твои пальчики. Прости.

Я смутилась и буркнула:

— Нам пора. А-то на ужин опоздаем.

— Пойдем, — Давид открыл передо мной двери. Мы вышли в коридор. Холод окутал со всех сторон. Я вздрогнула, — Замерзла?

— Д-д-да! — процокотала я зубами.

— Тогда пойдем быстрее.

И тут я поняла, что абсолютно не знаю куда идти. Давид взял меня за руку. Ладонь была очень теплой, казалось, холод не приносит ему абсолютно никакого дискомфорта. Он повел коридорами, и довольно быстро мы пришли в трапезную. Я поразилась: «Надо же какая хорошая память!». Мне не удалось ничего запомнить, если бы не придур… Давид, бродила бы тут коридорами, пока не замерзла насмерть.

Трапезная находилась рядом с главным залом. Большая, прямоугольная комната, с длинными прямоугольными столами и скамьями вместо стульев. Высокие потолки, очень маленькие окна, у самого верха. Здесь был огромный, почти в мой рост камин, в котором ярко полыхал огонь, от него шло очень-преочень приятное тепло. Я, сразу не раздумываясь, направилась к камину, протянула руки, пальчики даже начало покалывать. Давид подошел сзади. Мы пришли рано и были наедине:

— Рада!

— Что? — но он молчал, а потом почувствовала, что Давид подошел ко мне почти вплотную. Я даже почувствовала его дыхание на моей шее, тепло его тела. — Ты замерзла! Хочешь, я тебя согрею? — осторожно положил руки мне на плечи и потянул к себе. Моя спина уперлась ему в грудь. Стало тепле, руки Давида обнимали меня. Постепенно согреваясь мне, начинало казаться, что все не так уж плохо.

В огромном камине потрескивали дрова, где-то в глубине монастыря выл ветер. Факелы, висевшие на стенах, создавали причудливые образы. А мы стояли с Давидом практически не дыша, боясь нарушить очарование момента. Я не знаю, сколько прошло времени миг или вечность, до того как дверь в трапезную отворилась, и начали заходить монахи. Я вздрогнула и быстро отошла от Давида, чтобы никто не заметил. Неловко так стало. Давид опустил руки, но продолжал смотреть на меня. Медленно опуская глаза к моим губам, я вспыхнула.

— Рада! Давид! Дети мои, вы уже здесь! Устроились?

— Да, спасибо, отец Мальком, — ответил Давид.

— Я тоже. Правда сквозняки и холод… — начала я.

Отец Мальком развел руками:

— Что поделаешь, здесь круглый год так. Мы уже привыкли. Вам тяжеловато будет, но это по началу. Вы камин топите получше. Я распоряжусь, чтобы дров вам двойную норму выдавали. Не хочу, чтобы дочь повелителя грифонов замерзла у меня. Брат Огир, княжне Раде и Давиду выдавать двойную норму дров, — подошедший монах молча кивнул, — Все, чем я могу помочь.

— Мне не нужно двойную, — вдруг сказал Давид, — Мои дрова отдайте Раде. Я вырос в горах у нас там практически так же. Поэтому я привык, и холод меня не беспокоит.

— Как пожелаешь, сын мой.

— Спасибо, Давид!

— Не за что, Рада!

Я с такой благодарностью посмотрела на Давида, а он просто улыбнулся мне в ответ и подмигнул. Мне стало не понятно, почему я его так недолюбливала в школе? Ведь он такой хороший! Даже дрова мне свои отдал! Волна теплоты и нежности захлестнула меня, хотелось взять и стиснуть его в объятиях! Как хорошо все-таки, что он тут со мной. Сама бы я тут совсем захандрила!

Пока мы разговаривали, монахи рассаживались за столы. Мы тоже прошли к столу, а так не хотелось уходить от тепла камина. Отец Мальком указал нам, где сесть. Мы присели, этот стол возглавлял сам отец Мальком, а мы сидели сразу возле него по правую руку. Так сажают особо почетных гостей.

Вошли монахи с подносами и начали раздавать миски. Они еще много раз уходили с пустыми подносами. Возвращались с полными, пока не обошли всех. Мы сидели в дальнем конце трапезной, поближе к камину, поэтому были одни из последних.

Я очень хотела кушать. Ровно до того момента, когда возле меня поставили миску и кружку, тут же аппетит пропал. Это было какое-то варево непонятного зелено-коричневого цвета, в котором плавало что-то черное вперемешку с белым. Пахло чем-то кислым и мерзким. Дали кусок хлеба темно-коричневого цвета. В кружке что-то парило. Я осторожно оглянулась по сторонам, никто из монахов к еде не притронулся. Наверное, тоже противно. Заговорил отец Мальком:

— Дети мои! Помолимся перед трапезой, — монахи склонили головы и закрыли глаза. Отец Мальком продолжил, — Боги — яркое Солнце, серебряная Луна, плодородная Земля, бесконечное Небо и проматерь всего Нея! Благодарим Вас за ваши дары. Пусть каждый из нас получит, то, что заслужил. И пусть дети ответят за грехи своих родителей. Ибо ваша милость и благодать не имеет границ. Смирение!

— Смирение! — ответили монахи в один голос.

А меня очень заинтересовала фраза: «Пусть каждый из нас получит, то, что заслужил», чем же я заслужила этот монастырь?

— Дети мои! Приступайте к ужину.

И монахи накинулись на еду, да-да, именно накинулись. Я с опаской набрала в ложку этого варева и попробовала. С трудом проглотила, мой желудок сжался, в попытке вытолкнуть эту мерзость назад. Большей гадости в жизни не пробовала. Я схватила кружку и сделала глоток. Это был чай травяной, не сладкий, но пить можно. Отодвинув миску, взяла хлеб, и чай начала есть. Украдкой посмотрела на Давида. Он очень спокойно ел эту гадость.

— Что, княжна Рада, вам не понравился наш суп Лапачо? — со смесью удивлений и насмешки в голосе спросил отец Мальком.

— Нет, ну почему же, просто я не голодна, — я решила проявить такт.

Отец Мальком улыбнулся, так искренне и по-доброму:

— Не кривите душой, Рада! Он очень специфический к нему привыкнуть необходимо. Смотрите, как монахи едят!

Они действительно ели с большим удовольствием. Я повернулась к Давиду:

— А ты, что уже ел Лапачо и раньше? Так спокойно его ешь.

Давид замер с ложкой в руке и ответил:

— Нет, не ел. Просто я так голоден, что съем сейчас, что угодно. И знаешь этот суп Лапачо с каждой ложкой все лучше, — резюмировал Давид и продолжил есть.

Я тоскливо посмотрела на свою миску и поняла, что абсолютно не хочу кушать. Более того, наелась этим черствым кусочком хлеба с не сладким чаем. Конечно же, Давиду хлеба с чаем будет мало, он вон какой бооольшой, а я, сколько мне нужно. После таких мыслей я решила сделать Давиду приятное, ведь он все-таки отдал сне свои дрова:

— Давид! А хочешь мой Лапачо?

— Хочу, конечно! Он уже очень вкусный!

Рядом сидящий монах посмотрел на Давида с завистью. А Давид, закончив со своим Лапачо, отодвинул пустую миску и взялся за мой, весело мне подмигнув:

— Уверенна, что сама не хочешь?

— Нет-нет, что ты! — замахала я отрицательно головой.

Ужин закончился, монахи убирали пустую посуду.

— Дети мои, время позднее, подъем ранний, вы устали с дороги. Помолитесь перед сном и отдыхайте. Пусть Боги хранят вас!

— Смирения! — промолвили мы в один голос.

Мы вышли из трапезной, Давид опять взял меня за руку и повел холодными коридорами. Да, в трапезной было значительно теплее. Очень быстро мы подошли к дверям моей кельи.

— Спокойной ночи, Рада!

— Спокойной ночи, Давид! А где твоя келья? — мне почему-то совсем не хотелось оставаться одной.

— Вон дверь, — он указал на дверь чуть дальше по коридору.

— А-а, понятно, — дальше я не знала, что сказать.

— Хочешь посмотреть?

— М-м-м… —

— Хочешь! Пойдем, приглашаю тебя в гости!

— А можно?

— Откуда я знаю, — Давид пожал плечами, — Но нам же об этом ничего не говорили, а все что не запрещено, значит, разрешено! — он весело подмигнул мне и потянул к себе.

Как и следовало ожидать, его келья была точной копией моей:

— М-да, — все, что я могла сказать.

— Рада! Это не надолго! Садись! — я осторожно присела на кушетку, вернее на пол кушетки. Как он тут спать будет? Давид в два раза больше меня, бедненький!

Давид разводил огонь. В келью полилось приятное тепло. Стоит отметить, что преимущество этих маленьких келий было в том, что они очень быстро нагревались, но и остывали тоже быстро. Давид повернулся ко мне:

— Рада! Я давно хочу сказать, что ты мне очень нравишься с того самого дня, как я впервые увидел тебя, — от его слов теплело в душе и я… была смущена, не знала, что ему сказать. А Давид смотрел на меня и ждал хоть каких-нибудь слов. За меня сказал мой желудок — громким урчанием на всю келью. Чай с куском черного хлеба явно ему показались слишком скудным ужином. Я смутилась еще больше, вскочила с кушетки и протараторила:

— Все, мне пора, было очень приятно зайти к тебе в гости. До скорых встреч!

Мне хотелось уйти и побыть одной, хотя совсем недавно мои желания были совсем другими.

— Рада! — понеслось мне в след, но я уже выскочила в коридор и побежала к себе, не замечая холода коридора. Щеки горели от смущения.

У меня было прохладнее, чем у Давида, но в камине еще тлели угли, подкинув дров, я легла в постель одетой, раздеваться желания не было. Я свернулась калачиком под тонким одеялом, зубы отбивали дробь, желудок продолжал недовольно урчать, требуя еды. И мне стало так жаль себя любимую, так захотелось домой к маме, к папе. Совершенно не волновали мои одноклассники, все равно, что они скажут или подумают. Кому я пыталась, что-то доказать? Многие из них завидуют мне с самого начала, как только узнали кто мои родители. Слёзы сами полились из глаз. Глупая я, бестолковая! Может написать папе? Пусть заберет меня отсюда.

В дверь тихо постучали, не хотелось никого видеть. Стук повторился более настойчиво, надоели, пусть думают, что уже сплю и не слышу:

— Рада! Это — Давид! Можно мне войти?

— Войди… — ответила я и обреченно накрылась с головой.

— Рада! — Давид присел рядом и стянул с меня одеяло.

— У-у-у! — я тянула одеяло обратно.

— Ра-а-а-да! Смотри, что я тебе принес!

— Если это не еда, то неинтересно.

— Посмотри, — настаивал Давид.

Я высунула одни глаза из-под одеяла, тут же резко подскочила:

— Ты где это взял?

— Настоящие мужчины никогда не выдают своих тайн. — Давид подмигнул мне, лукаво улыбаясь.

Принес Давид булочку с макитором и сыром. Причем огромную, свежую с хрустящей корочкой. Еще было фиолетовое яблоко, целая чашка напитка из плодов шархимаша и огромное одеяло. Хотелось петь от радости! Я набросилась на еду. Как же вкусно! Такое блаженство, казалось, что вкуснее этой булки я отродясь ничего не ела! Глаза сами закрывались от удовольствия. Я была так счастлива, как ребенок, который получил долгожданный подарок.

— Рада! Встань, пожалуйста, — попросил Давид. Я отхлебнула глоток напитка, откусила булочку и спросила:

— Зашем? — оторваться от еды было сложно.

— Так нужно, — я встала, Давид завернул меня в теплое одеяло, сел на мои полкушетки, и усадил меня на руки. Я начала сопротивляться, — Рада! Перестань, тебе нужно согреться, а так будет быстрее.

Я сдалась, ну а действительно, что плохого в том, что я просто посижу у него на руках, ведь Давид ничего такого не делает, а от него действительно намного теплее. Я тихонько пила напиток, булочка уже закончилась. Яблоко решила оставить на утро.

В объятиях Давида я согревалась и расслаблялась, незаметно для себя моя голова склонилась Давиду на грудь и я начала клевать носом.

— Я тебе принес очень теплое и волшебное одеяло, — тихонько и чуть подразнивая прошептал Давид.

Сон, как рукой сняло, я уставилась на Давида во все глаза:

— Откуда?

— Настоящие мужчины… — начал Давид.

— Ясно-ясно: «Никогда не выдают своих тайн», — пробасила я за Давида, и подумала: «Наверное, с собой взял», — Давид, я очень благодарна за одеяло, но говорить, что ты настоящий мужчина в семнадцать лет…

— Рада, мне не семнадцать

— А сколько? — удивилась я.

— Двадцать четыре.

— ОГО! И как же так получается? Ты же еще в школе учишься?

— Понимаешь, моя история немного печальна. Я родился еще тогда, когда магия была заперта в Мурании. Мой отец — колдун, а мама — фега. Я ее совсем не помню, она умерла почти сразу после моего рождения, сказались тяжелые условия жизни.

Отец тяжело работал кожевенником, чтобы хоть как-то прокормить нас. В тот славный день, когда Муранию освободили и маги вздохнули с облегчением, спасибо твоему отцу, папа собрал наши нехитрые пожитки, сказав, что больше ни дня не останется в этом аду.

Мы отправились на север в княжество Вастор. Там была родина моей мамы и ее наследство — дом от родителей. Мы ехали с такими надеждами и мечтами, которым не суждено было сбыться. Слишком много времени прошло, дом был продан другим людям. Наши документы аннулированы. Нам пришлось снимать маленькую комнатку в подвале у местного богача. Денег катастрофически не хватало. Отец устроился на работу. Запрета на магию уже не было и его взяли помощником следователя по магическим делам городской стражи. Работа не высоко оплачиваемая, а свободного времени не оставалось. Выезды на места преступлений, бесконечные отчеты, совещания.

Отец отдал меня в школу, потому что хотел, чтобы у меня было достойное образование. Мы жили не хуже и не лучше других. И все было хорошо, но, наверное, злой рок преследует нашу семью.

Прошло совсем немного времени, и началась война между княжеством Вастор и княжеством Артокас. Два, правящих князя не могли поделить участок на границе в горах. А именно здесь находился наш городишко Сатирой. Семь лет, семь очень долгих лет не утихали стычки. Приходила, то одна власть, то другая. Отец хотел уехать, но его не отпускали, потому что специалистов магов его уровня больше не было. Ему приходилось работать сутками на пролет. А городишко пустел, закрывались лавки, магазины, последней закрылась школа. На улицу было страшно выходить, не от того, что там были солдаты, а совсем наоборот — никого не было. Ни единой живой души, складывалось ощущение, что город вымер. Чуть позже начались перебои с поставками. Те, кто не смог уехать: старики, бедные люди начали голодать. Дров не хватало, а наш город Сатирой расположен так же точно в горах Нестроваты. Именно поэтому я абсолютно не мерзну сейчас.

Шла война. Беспощадная, бессмысленная, как и все остальные войны. Гибли люди и маги не только от стрел, а чаще от голода и холода. Но у любой войны есть начало и есть конец. Через семь лет два князя все же смогли договориться, и мы стали независимой территорией, которой дали название Грань. Правит нами наместник, избранный и одобренный обоими князьями. Сатирой стал столицей Грани, жизнь вернулась в него, вернулись люди в свои дома. Вот почему я отстал на семь лет.

Отцу на работе стало легче, но семь лет лишений, проживание и притеснения в Мурании оставили свой след. Отец заболел, стал медленно угасать на моих глазах, какая-то хворь съедала его изнутри. Он настаивал, чтобы я учился. На смертном одре он взял с меня клятву, о том, что я закончу обучения. Просил, чтобы я поступил в одну из школ магии, которые открыли твои родители. Я дал клятву, умирающему отцу, что буду стараться и учиться ради него, стану великим колдуном. Вот поэтому для меня, так важно быть лучшим. Я верю, что отец наблюдает за мной и гордится моими успехами. Я очень рад, что он настоял на школе магии, — Давид замолчал. Мы сидели молча несколько минут, а потом Давид чуть слышно сказал, — Я там встретил тебя, мое чудо с фиолетовыми глазами.

И начал наклоняться ко мне, я уперлась ладошкой ему в грудь, хотела возразить:

— Давид… — но он не остановился и поцеловал меня. Нежно и осторожно, слегка дотрагиваясь к моим губам. Я почувствовала, как в моей душе расцветает цветок нежности. Бледно-розовый с тоненькими лепестками, совсем крохотный бутон, который стремительно открывался, как цветок Кирсы ранним утром.

Время остановилось, поцелуй был волшебный, стало тепло, даже жарко. Я наконец-то согрелась в этом ледяном монастыре. Давид продолжил, осторожно взяв мое лицо двумя руками, целовал щеки, глаза, губы. Чашка выскользнула из моих ослабевших рук и с глухим звуком упала на пол. Но мы даже не заметили этого. Я также обняла лицо Давида ладошками. Давид тихо застонал. Резко встал, держа меня на руках, и положил на полкушетки. Тяжело дыша, взял мою руку и, целуя ладонь, сказал:

— Я бы вообще не уходил, но так нельзя, завтра подъем в пять утра. Согрелась, наелась, теперь самое время поспать. Рада! До чего же ты красивая, даже страшно, что ты украдешь мое сердце, — аккуратно и бережно со всех сторон поправил одеяло, чтобы не было сквозняков, — Рада, с утра одеяло убери в шкаф, чтобы никто не видел, а теперь тебе нужно выспаться. Не грусти, все будет хорошо, я же рядом. Спокойной ночи!

Давид подкинул еще дров в мой камин и тихо вышел. Надо же какой заботливый, кто бы мог подумать! Я зарылась в его теплое и мягкое одеяло, хотелось мурчать от удовольствия, волна безмерной нежности затопила меня! «Как хорошо, что он здесь! Чтобы я без него делала в этом холодном монастыре? Не буду писать папе» — с этими мыслями я уснула.

Глава 7

В мой сладкий сон ворвался звук бьющего колокола. Открыв глаза, поняла, что еще глубокая ночь, но колокол продолжал звонить. Вставать совсем не хотелось, так было тепло и хорошо, так хотелось спать. В комнату вошел Давид, он был одет и очень весел:

— Вставай, лежебока, опоздаем! — сорвал с меня одеяло и убрал в шкаф. Холод развеял все остатки сна, — Я тебе воды нагрел, собирайся, жду в коридоре.

На тумбочке стоял маленький тазик с теплой водой. Я умылась и вычистила зубы, пока это делала, успела замерзнуть. В коридор выбежала, уже сильно дрожа. Колокол звонить перестал.

— Побежали, за одно и согреешься. Мы уже опаздываем.

Минуя холодные коридоры, мы выбежали на двор монастыря. Все монахи стояли ровным строем. На улице еще было темно, только светлая полоска появилась на горизонте. Мы стали в конце строя, отец Мальком неодобрительно посмотрел на нас и скомандовал:

— Доброе утро! А теперь бегом, дети мои!

И мы побежали. Да!!! Эту зарядку я не забуду никогда, все то, что нас заставляли в школе, просто ерунда! Отжимания, приседания, выпады, бег с препятствиями!

Я отставала очень сильно, не хватало дыхания и сил. Зарядка началась с пробежки по двору, дальше подтягивания на брусьях. Вот тут и началось! Я не могла подтянуться ни разу, а монахи подтягивались без особых усилий. Давид от них не отставал, а я висела, как мешок, мои пальцы разжались самостоятельно, и я соскользнула с бруса вниз. Отец Мальком смотрел на меня с неудовольствием.

На этом мои беды не закончились, следующим испытанием стал бег с препятствиями и огромная стена, которую необходимо преодолеть. Монахи, с разбега цеплялись руками и быстро перелазили через нее. Тут пришло понимание, того, что я не смогу, вот просто не смогу и все. Пот струился по мне. Насмешливые слова отца Малькома вызывали злость и раздражение:

— Ну же! Княжна Рада, что же ты так? Соберись, возьми волю в кулак, ты — дочь повелителя грифонов и ведьмы!

Я разбежалась и постаралась дотянуться до верха огромного препятствия, но не достала. Только ободрала руки. В этот момент Давид легко запрыгнул и вылез на самый верх, тут же свесился, протянул руку вниз и сказал:

— Давай руку, помогу, — я подпрыгнула, схватила его за ладонь. Давид резко потянул меня, и я оказалась наверху, — Сейчас, — он резко спрыгнул, повернулся ко мне лицом, — Прыгай, я ловлю, верь мне!

Я прыгнула, Давид легко поймал меня. Отец Мальком широкими шагами, с гневным лицом, практически бежал к нам через двор:

— Давид! Ты что делаешь!? Так нельзя, она должна сама преодолеть все препятствия! У нас не принято помогать!

Давид медленно повернулся к нему, еще держа меня, и тихо произнес:

— Прощу прощения, глубокоуважаемый отец Мальком, но Рада не готова к таким нагрузкам, неужели вы сами не видите?

— Данный факт не оправдывает твоего поведения!

— Я считаю совсем наоборот. Мы приехали сюда для того, чтобы получать знания, а не травмы, — Давид развернул мои ладошки, на которых выступила кровь, — Как мне кажется, получение травм во время практики не приемлемо, с учетом того, что именно ВЫ несете за нас ответственность.

Отец Мальком поджал губы, монахи продолжали бежать мимо нас, преодолевая стену, а мы стояли на холодном ветру. Мое сердце билось от бега, а еще больше оттого, что Давид посмел перечить отцу Малькому, пауза затянулась:

— Хорошо, Давид, — процедил отец Мальком, — На сегодня достаточно, илите, приведите себя в порядок и мы вас ждем в трапезной. Поговорим позже.

Давид развернулся и понес меня. В душе я ликовала, вот тебе противный отец Мальком! Давид шел с каменным лицом, крепко прижимая меня к себе:

— Ты вся мокрая, нужно покупаться и переодеться, — после этих слов мне стало нехорошо, я представила себе, как я моюсь в том маленьком тазике в холодной кельи, — Возьми свой теплый костюм и полотенце, — сказал Давид опуская меня на пол возле моих дверей.

— Зачем? — удивилась я.

— Потом узнаешь, у меня для тебя сюрприз. Только поспеши времени у нас немного.

Я быстро забежала к себе, взяла вещи. Давид ждал меня:

— Идем, — и взял меня за руку.

Мы вышли через боковые двери, с обратной стороны двора, слышались отрывистые команды отца Малькома. Давид уверено вел меня по снежной тропке вверх на гору. Солнце показалось из-за горизонта, совсем маленький край, сразу стало как-то уютнее. Белый снег блестел в лучах, восходящего солнца.

Шли мы не долго, за поворотом резко начинались горы. Давид вел меня уверенно по протоптанной дорожке:

— Куда мы идем?

— Уже пришли, — он остановился возле большой ели и осторожно приподнял ветки, — Заходи!

Под ветками оказался проход в пещеру. Пригнувшись, я вошла и замерла. Пещера была огромная, здесь было тепло. Давид зажег факел, висевший на стене. Огонь разлился по всей пещере, сразу стало очень светло, сначала я не поняла почему, а потом увидела, отблески огня на льду, который покрывал все стены и потолок, отсвечивая бликами. Красота неописуемая! Белый лед, в некоторых местах был прозрачный. С потолка свисали огромные сосульки причудливой формы. Ни одна из них не повторялась. В центре было небольшое озеро, над ним поднимался пар.

Где-то в середине пещеры пар от озера встречался с глыбами льда. Шла борьба тепла и холода, которая заканчивалась капельками, истекающими и падающими в воду. От чего озеро было покрыто мелкой рябью, как во время дождя.

— Что это? — мое изумление сложно было передать словами.

— Подземный теплый источник, — сообщил мне Давид, — Давай купайся, но недолго, у нас мало времени.

Я посмотрела на Давида:

— Я так не могу, ты же смотришь!

— Я отвернусь, — Давид повернулся ко мне спиной и сел на землю.

Сомнение посетили меня всего на пару секунд, а потом я сняла мокрую рясу и зашла в озеро. Вода была изумительной, очень теплой. По телу прошла дрожь от удовольствия, здесь было лучше даже, чем в ванной дома! Сказочные ощущения, усталость, как рукой сняло. Я поплыла, очень хотелось нырнуть, но не стала, ведь волосы будут мокрыми.

— Ну, как нравиться? — раздался голос Давида.

— Еще бы!!! — моему восторгу не было предела. Я очень люблю купаться, а еще больше плавать, но никогда не купалась в таком удивительном озере! Здесь среди холода, вечного снега и мороза. Такой маленький островок тепла. Капельки падали в воду, а я плавала и наслаждалась, позабыв обо всем. В голове появилась мысль, что никто на практике не побывает в более удивительном месте, чем я сейчас. Будет чем удивить всех.

— Давид! — игриво я позвала, — Скажи мне, откуда ты знаешь, что здесь есть такое чудо?

— Рада! — по его интонации я слышала, что Давид улыбается, — Ты же помнишь, что настоящие мужчины не выдают своих секретов.

— Ну, — я надула губки, — Мне же очень интересно!

— Я тебе обещаю, что когда-нибудь обязательно расскажу тебе обо всем. Только имей терпение.

— Обещаешь?

— Торжественно клянусь!

Я улыбнулась. Какое счастье, что мы здесь вместе!

Как бы мне не хотелось купаться еще, нужно было возвращаться. Проплыв еще раз от одного берега к другому, с опаской посмотрела на Давида, он сидел спиной, и даже не пытался подглядывать. Я вышла на берег, холодный воздух окутал меня со всех сторон, быстро растираясь полотенцем, я пыталась согреться. Надела свой комбинезон, холод тут же отступил. Это не какая-то ряса, как жаль, что его нельзя носить постоянно, последней надела шапку:

— Я все, можешь поворачиваться.

Давид встал и сказал:

— Нам нужно торопиться, завтрак вот-вот начнется. Ты так долго купалась, но я не хотел прерывать твое удовольствие. Побежали, никто не должен тебя увидеть, ты же не в рясе.

Давид взял мою мокрую рясу. Мы быстрым шагом возвращались в монастырь от одной мысли, что мне сейчас придется надевать мокрое одеяние, становилось плохо. Но я ошиблась, в моей комнате на кровати лежала новая ряса, чистая и абсолютно сухая. Я вознесла молитву Богам. Быстро переодевшись, выбежала в коридор. Давид, как всегда, ждал меня. Цветок нежности в груди распускал свои лепестки, набирая силу! Какой же Давид хороший!

В трапезной стояла гробовая тишина, мы прошли между столами и сели на свои места, отец Мальком молчал, строго глядя на нас из-подо лба.

— Помолимся, дети мои! Дабы направить на путь истинный все заблудшие души, — отец Мальком выразительно посмотрел в нашу сторону, — Боги — яркое Солнце, серебряная Луна, плодородная Земля, бесконечное Небо и проматерь всего Нея! Благодарим Вас за ваши дары. Пусть каждый из нас получит, то, что заслужил. Пусть дети ответят за грехи своих родителей. Ибо ваша милость и благодать не имеет границ. Смирение!

— Смирение!

Подали еду: сегодня это была овсяная каша, совершенно не сладкая, вязкая, сваренная на воде. Все тот же хлеб черный и черствый. Травяной чай опять же несладкий. Завтрак был лучше, чем вчерашний ужин, по крайней мере, я смогла есть. Когда завтрак закончился, и мы хотели уходить с Давидом, отец Мальком окликнул нас:

— Княжна Рада, Давид! Задержитесь на пару минут.

Мы остановились:

— Слушаем вас, отец Мальком!

— Сегодня вы нарушили правила монастыря…

— Но… — начал Давид, но отец Мальком взмахом руки остановил его и продолжил:

— Такое не должно больше повториться, Княжна Рада должна сама учиться преодолевать свои трудности. Я понимаю, что ей тяжело, и она не привыкла к такому, ведь княжеских детей балуют с самого рождения. Поэтому именно здесь она может почувствовать, что жизнь не сплошной праздник, что можно обходиться без слуг, есть простую еду. Думаю, такой урок пойдет ей на пользу.

Мне было крайне неприятно, что отец Мальком говорит в моем присутствии в третьем лице, но перечить я не стала. Кажется, что у него предвзятое отношение к правящему сословию. Как-будто прочитав мои мысли, отец Мальком обратился непосредственно ко мне:

— Не поймите меня не правильно, Рада! Абсолютно ничего личного. Я человек простой, говорящий с Богами. Они наделили меня крупицей своей мудрости и я знаю, о чем говорю. Если я увижу, что ты Рада не справляешься не по причине нежелания, а в силу своих особенностей, мы поможем, и никак по-другому. Надеюсь вам понятно обоим? — я молча кивнула головой, Давид сцепил зубы. Было видно, что ему это все не нравится. Я осторожно взяла его за руку, и Давид нехотя кивнул, — Очень хорошо, что мы поняли друг друга правильно. Сегодня я вынужден вас наказать, дабы подобное не повторилось. Вы пойдете на кухню, поможете монахам готовить обед. В библиотеку сегодня не получится попасть, ибо брат Калита сегодня совершает суточную молитву. Так, что совместите приятное с полезным. Можете приступать, пусть Боги хранят вас, и наставят на истинный путь. Смирения, дети мои.

— Смирения.

Мы вышли из трапезной, настроение было весьма паршивое:

— Пусть Боги хранят вас, и наставят на истинный путь. Смирения, дети мои, — вдруг прогнусавил Давид тоном этого мерзкого отца Малькома.

Я посмотрела на Давида и прыснула со смеху, а Давид продолжал копировать отца Малькома все время, пока мы шли по холодным коридорам. Мы радостно заливались смехом уже вдвоем.

Кухня была большой, а самое главное, было тепло от большой печи. Здесь было десять монахов и все слаженно работали, все так же молча:

— Добрый день, — начал Давид, — Нас прислала отец Мальком на помощь к вам.

— Добрый день, — отозвался один из монахов. Сразу было видно, что в его роду были гномы. Он был невысокий, коренастый. Коса его была заправлена за пояс, — Я монах Пентол, отвечаю за кухню и всю еду. Очень хорошо, что вас к нам прислали, лишние руки нам пригодятся. Пойдемте со мной. Сегодня на обед бобовая лапша и суп Макарито, необходимо начистить картофель, лук и топинамбур, — мы подошли к огромным мешкам, — Здесь располагайтесь. Вот ножи, казан, можете приступать.

— А много чистить? — спросила я.

Монах Пентол странно посмотрел на меня и просто ответил:

— Все.

— Все!!!? — мои глаза округлились, в углу стояло пять мешков невероятных размеров.

— Чем быстрее закончите, тем лучше. Смирения, — монах Пентол ушел от нас.

— Смирения… — пробормотала я, — Да мы до завтра не справимся…

— Рада! Не бойся я с тобой!

Стоит ли говорить, что я никогда в жизни не чистила картофель, лук, а уж тем более топинамбур. Нож было совсем неудобно держать, овощи то и дело выскальзывали из моих рук. Пальцы с непривычки немели и не слушались. Где-то позади себя я слышала тихое хихиканье, явно монахи потешались надо мной. Давид же работал с такой скоростью будто, только этим всю жизнь и занимался. Меня начинало откровенно бесить это занятие: «Приехала на практику по чистке картофеля! Я тут должна знания приобретать, а вместо этого сижу на кухне и обслуживаю этих немых монахов!» Зло, бросив очередной топинамбур, выдохнула.

— Солнышко, улыбнись! Все хорошо!

— Да что тут хорошего!? — я потянулась за очередным топинамбуром и Давид тоже. В этот момент наши руки соприкоснулись, мы замерли. Мое раздражение тут же улетучилось, бледно-розовый цветок внутри меня ожил. Я подняла глаза на Давида и увидела столько нежности, теплоты и участия, что захотелось плакать от умиления.

— Рада, мы уж почти закончили, еще чуть-чуть и мы свободны, давай потерпи совсем немного.

Я непроизвольно улыбнулась, сразу стало лучше и проще. «Какой же он все-таки…» — я не могла подободрать слов. Горло взялось спазмом, осторожно взяла топинамбур и начала чистить уже спокойно, и надо же, выходило значительно лучше. Давид смотрел на меня с восхищением, вроде бы я совершила какой-то подвиг. Да и мне самой стало как-то лучше, начала гордится собой: «Ведь могу все-таки, может прав отец Мальком и стоит учиться преодолевать трудности самостоятельно, начинаешь уважать себя!»

С этими радостными мыслями и без моего раздражения мы быстро закончили:

— Очень хорошо, — похвалил монах Пентол нашу работу, — До обеда осталось два часа, можете посвятить это время своим личным нуждам. Смирения.

— Смирения.

Мы выскочили из кухни веселые и довольные:

— Куда пойдем? — спросила я.

— Хочу показать тебе северную башню. Она самая высокая в монастыре из нее видно далеко вокруг. Сегодня солнце — вид должен быть хороший.

Давид повел меня переходами, коридорами по пути нам встречались монахи, но все молчаливо проходили мимо. Потом мы пошли по винтовой лестнице. Очень высоко, трижды я останавливалась, чтобы перевести дыхание, Давид терпеливо ждал меня. Когда мы поднялись наверх, я поняла, все затраченные усилия того стоили. Здесь была смотровая площадка. Осторожно ступая на снег, я подошла к самому краю.

Перед нами простиралась бесконечная белая пустыня, а мы были на самом ее верху! Куда не посмотришь, белый снег устилал все. И конца и края не было видно. Небо было бесконечно голубым с ярким желтым солнцем. Снег был повсюду, на деревьях лежал причудливыми узорами, блестел от солнца и слепил глаза, переливаясь яркими вспышками. Воздух был морозным и свежим. Мы были очень высоко, так близко к Богам, что я мысленно попросила Нею даровать мне счастье и оглянулась на Давида, улыбаясь во весь рот.

— Нравится?

— Да! Ты сегодня решил меня баловать, никогда бы не подумала, что в суровой зиме, в горах могут быть спрятаны такие чудеса!

Давид улыбнулся:

— Иногда, нам кажется, что мы все знаем, и удивляться не чему, но Боги тут же покажут нам, что мы очень сильно ошибаемся.

— Хочу удивляться!

— Зачем?

— Так жить интересней!

— Я буду тебя удивлять, поверь мне, солнышко! — Давид осторожно обнял меня за талию, — Наслаждайся!

Мы стояли в тишине и величии, я слышала, как гулко бьется сердце Давида. На солнце было абсолютно не холодно. Мои мысли унеслись далеко, я чувствовала свое неопределенное будущее, которое теперь не страшило меня. Ведь теперь у меня есть Давид, а с ним ничего не страшно:

— Давид! — цветок нежности бледно-розовый расцветал все сильнее. Я откинула голову ему на грудь и глубоко вдохнула морозный воздух.

— Что?

— Ничего, просто хорошо так!

— Как ни странно и мне тоже.

— Почему странно?

— Не знаю, нам надо поторопиться, скоро обед!

— Как жаль, такая красота!

Давид уткнулся мне носом в шею, от его дыхания у меня поползли мурашки.

— Все, пора!

— Еще не пора, — я ловко вывернулась из его объятий, — Давай, кто первый прибежит, тот и победил!

— А что у нас на кону?

— Желание, — крикнула я, срываясь на бег.

Я побежала вниз по ступенькам, Давид не отставал. Он хотел обогнать меня. Но лестница была очень узкая. В предвкушении победы, перебирая ногами по крутым ступеням, я думала чего бы ему загадать. И тут ступени исчезли из-под моих ног, Давид закинул меня на плечо:

— Так не честно! — закричала я, колотя ему по спине кулачками.

— Еще как честно!

Возле последнего пролета Давид поставил меня на ноги и резко рванул вперед:

— Так не честно! — закричала я.

— Еще как честно! Догоняй, если сможешь!

Я бежала очень быстро, но Давид стоял внизу лестницы и улыбался:

— Победа за мной!

— Не согласна, ты меня обманул!

— Ну, как говорят, в любви и на войне все средства хороши! — медленно протянул Давид, пытаясь изобразить раскаянье, которое ему плохо удавалось, — Значит так, у меня есть желание, которым я хочу воспользоваться сейчас.

— Ты играл не по правилам!

— Победителей не судят!

— Ладно, какое у тебя желание?

— Поцелуй!

Внутри все оборвалось, бледно-розовый цветок затрепетал:

— Хорошо, целуй, — согласилась я.

— Нет, солнышко! Я выиграл, поэтому ты целуешь меня!

Я смутилась, а Давид с довольным видом смотрел на меня вопрощающе-ожидательно. Я приподнялась на носочки и осторожно поцеловала его в щеку. Отстранилась и посмотрела на него. Давид стоял с разочарованным видом:

— Разве это можно назвать поцелуем?

— А как еще ты можешь это назвать? — мне сложно было сдержать улыбку.

— Это не честно!

— Ты хотел поцелуй, ты его получил! Каким он должен быть ты не уточнял, так что в расчете! — я обольстительно ему улыбнулась.

— Значит, так говоришь?! Хорошо, в следующий раз я буду уточнять!

— Следующего раза не бу-у-удет.

— Не говори «оп», пока не перепрыгнешь! А теперь пойдем, скоро обед.

И мы пошли в трапезную, где монахи уже рассаживались за столы, и весело потрескивал огонь в огромном камине. Отец Мальком уже восседал во главе стола и смотрел на нас одобрительно. Как только мы сели, он тут же обратился к нам:

— Рада, Давид! Монах Пентол поведал мне о вашем рвении и умении! Я очень рад, что вы справились с вашим заданием. Смею надеяться, что мне не придется больше прибегать к столь суровым методам воспитания. Я очень этого не люблю, но иногда приходиться. Мы поняли друг друга?

— Да, отец Мальком!

Давид лишь просто кивнул головой. Подали обед: суп Макарито, бобовую лапшу, черный хлеб и взвар из корней сурматы. В супе я смогла съесть только юшку, бобовая лапша была просто омерзительна, с каким-то жутким привкусом и запахом. Опять пришлось, есть хлеб и взвар сурматы, лучше бы был травяной чай.

Глава 8

Как только закончился обед, нам объявили построение во дворе. Мы с Давидом выбежали стали в конце ряда. Небо затянулось перистыми облаками. Солнце изредка проглядывалось между облаков, погода начинала портиться.

Монахи по одному подходили к большой стойке возле стены и брали там кувшины, каждый по одному. Стройными рядами выходили за ворота монастыря за водой на источник. Мы вышли в ворота по тропинке следом за ними, прихватив по кувшину.

Вокруг лежал снег, и было тихо, казалось, что небо низко спустилось к земле. Оно быстро темнело, все шло к тому, что скоро начнется сильнейшая буря. Ряса плохо спасала от холода, поэтому я старалась идти быстрее, за мной следом шел Давид.

— Тебе не холодно? — спросила я, прекрасно зная его ответ, но очень хотелось говорить с ним.

— Нет, конечно! Ты знаешь, что я привыкший к холоду. Поверь мне, это еще чудесная погода! Но, как мне кажется, скоро пойдет снег, а-то и метель, лучше поторопиться!

Тяжелый кувшин, крутой спуск, от этого ноги находились в постоянном напряжении, совсем скоро холод не чувствовался, даже более того моя спина взмокла.

— Рада, если тебе тяжело, давай понесу твой кувшин, — предложил Давид.

Я радостно посмотрела на него и уже собиралась отдать кувшин, но тут повернулся монах, который шел последним и отрицательно покачал головой. Просто завыть хотелось! Наш путь продолжался вниз.

Вокруг стояли величественные деревья, судя по толщине стволов им было несколько веков. Начали падать крупинки снега. Тропинка, по которой мы шли, резко повернула влево, и тут же за небольшим камнем, прямо из-под снега бил родник. Вокруг него была темная земля, вода не замерзала, а чуть дальше уходила прямо под снег.

— Это источник реки Масунтры, там дальше еще родники ближе к подножью горы. Они сливаются, и рождается река. Вода здесь чистая и освещенная, те, кто пьют ее душой и телом чисты, а самые просвещенные в день зимнего праздника морозов купаются в источнике.

От одной мысли о таком купании меня передернуло. Монахи набирали воду в кувшины. Мы были последними, когда я набрала полный кувшин воды, в моей голове промелькнула мысль: «Как же я его донесу, он очень тяжелый!»

Монахи гуськом, по одному начали подъем вверх. Давид шел сзади меня. Кувшин сам по себе был тяжелый, еще и приходилось идти в гору. Мне уже было жарко, пот струился по спине, стекая в штаны. Снегопад усиливался, монахи шли все быстрее или же мне просто так казалось, и я сильно отставала:

— Рада, давай кувшин, тебе же тяжело!

Я посмотрела вперед, последний монах тут же обернулся, зашипев на Давида, помахала головой, и тут мне в голову пришла потрясающая мысль. Я приостановилась и показала жестом Давиду: «Молчи» Он кивнул, снег становился все плотнее и гуще. Для осуществления моего плана нам нужно было немного отстать и тогда я смогу отдать свой кувшин Давиду, и эти изверги не заметят. А возле ворот монастыря, я его заберу, улыбнувшись своим мыслям, решила: «Все очень просто!»

Я внимательно проследила за последним монахом, подождала, когда через пелену снега, стал виден только его силуэт, и протянула свою ношу Давиду. Он взял кувшин во вторую руку. Со стороны казалось, что они пустые, на столько легко Давид их держал. Мы двинулись вслед за монахами. Снег сильнее и сильнее застилала глаза, но я четко видела темную монашескую рясу. В тайне ликовала, от того, как я всех их провела.

По мере продвижения, я заметила, что монах остановился, наверное, заметил, что мы отстали и ждут, пришлось забрать у Давида кувшин. В голове проносились тысячи проклятий и заклинаний о временной слепоте, забывчивости и еще много других. Вдруг я поняла, что моей глупости нет предела, и просто зашептала:

— Аситри мири пюри веса забери, — провела рукой по кувшину, он тут же стал невесомым. «Это ж надо! Почему я раньше не додумалась?»

Монах продолжал нас ждать. Очень быстро и весело мы поднималась к нему, но когда подошли ближе, то стало понятно, никакой это не монах! Всего лишь дерево. Паника ледяной рукой сковала мое горло:

— Давид!

— Что?

— Куда идти?

— Прямо наверх, ты же не сходила с тропинки?

— Нет, вроде бы, — сдавленно пошептала я, но на самом деле уверенности не было.

— Не переживай, Рада, все нормально! Я вырос в таких горах! Я тут ориентируюсь, как у себя дома!

Мне стало немного легче:

— Тогда веди.

— Давай свой кувшин, я понесу!

— Не надо. Я наложила заклятие: «Безногии», он теперь ничего не весит. Мы же не в монастыре, магию можно применить.

Давид выразительно посмотрел на меня:

— Ой! Извини, но ты так легко нес кувшины! Прости я сейчас. Аситри мири пюри веса забери, — провела рукой по кувшину Давида.

— Спасибо, солнышко! — очень искренне поблагодарил меня Давид.

Снег и ветер усиливались. Началась настоящая метель, уже в двух шагах ничего не было видно. Холод начинал меня пронизывать со всех сторон:

— Пойдем, давай руку, нужно спешить! — сказал Давид.

Мы продолжили подъем на гору. Тропинки под ногами уже не было, либо ее занесло снегом, либо мы ее потеряли. Ноги проваливались по колено в сугробы, идти, практически не получалось. Давид сначала шел прямо, потом налево, потом направо и опять прямо. Метель зверствовала уже не на шутку, холодный ветер забирался под одежду. Я уже не чувствовала пальцев рук и ног:

— Я замерзла, Давид!

— Мы заблудились, — констатировал он факт, который я упорно не хотела осознавать.

Я села на снег с кувшином в руках, но сугроб оказался глубже, чем я рассчитывала. Не удержавшись, я опрокинулась назад и ледяная вода с кувшина вылилась прямо на меня. Я зашипела, Давид закричал, перекрикивая ветер:

— Рада! Что ты творишь?!

От злости и холода у меня не понятно, что происходило в голове, я закричала со всей силы, вкладывая в свой крик весь страх, отчаянье, ужас который испытывала с момента приезда в монастырь:

— Хваатииит! Стоооп! — в этот момент снег, метель, ветер — все замерло, как-будто застыло. Снежинки зависли в воздухе. Давид смотрел на меня потрясенными глазами:

— Это ты как?

— Сама не знаю, — прошептала я, вокруг стояла тишина.

— И что теперь?

— Не знаю, — пробормотала я, клацнув зубами, хоть все и замерло — холод остался.

— Рада! Ты заболеешь!

— Просто потрясающие выводы! — я закрыла глаза, собралась с мыслями и зашептала, — Ах, ты тор Земля, матушка моя! Покажи и расскажи и в тепло меня веди!

Земля под ногами задрожала, снег от моих ног начал расползаться в разные стороны до самой земли. Появилась тропика, мы сразу поспешили по ней. Снег расступался передо мной, как только мы проходили, все возвращалось на свои места. Рук и ног я уже вообще не чувствовала. Тропинка свернула и побежала вниз:

— Рада, нам вверх нужно! Монастырь почти на самом верху, я точно знаю!

— Хватит, — рявкнула я, — Ты уже сориентировался, как у себя дома!

Давид скромно замолчал и поспешил вслед за мной. Монастырская ряса от пролитой воды покрылась льдом, я уже переставала ощущать тело.

Неожиданно тропика остановилась возле огромного сугроба:

— Ну и? — только смогла выговорить я, дрожь не давала нормально говорить.

Давид посмотрел на сугроб, потом начал копать снег: «А говорил, что не мерзнет… холод и его доконал… жаль… погибнем тут безвременно» Стало страшно.

— Да-да-да-вид не-не на-на-до-до! — стало жаль его, мне всегда было жаль убогих. А тут был нормальный и что теперь? Я потянула его за рукав.

— Подожди, если я не ошибаюсь… — он продолжал лихорадочно отрывать снег, — Точно! Мы спасены, тут землянка.

— Что? — не поняла я.

Давид перестал копать и открыл дверь в сугробе. «Так, понятно, уже и у меня с головой бардак», он схватил меня за руку и потянул в сугроб, ну лучше так умереть.

Мы вошли, внутри было темно:

— Файре мааре дван искарта! — тут же под потолком засветились огоньки осветительных сфер.

Это была небольшая комната, у стены стояла кровать, накрытая одеялом, в полушаге от нее маленькая печка и охапка дров. Столик и табуреточка, на нем миска и кружка, словно кто-то вышел совсем недавно. Давид тут же подошел к печке наложил дров и подпалил с помощью заклинания.

Потом он обследовал наше убежище, из стены на полке достал какой-то кулек:

— Рада! Я нашел крупу саргу! Смотри, с голода мы не умрем!

— Ага… — без особого энтузиазма ответила я. На меня наваливалась какая-то усталость, тела своего совсем не чувствовала. Обледенелая одежда и волосы сковывали движения.

— Я сейчас наберу снега, он растает в тепле и будет вода, сварю саргу, поужинаем. А завтра, когда утихнет буря, найдем дорогу в монастырь.

— Ага…

— Рада! Что с тобой? — он оказался рядом, взял за плечи, и шумно выдохнул, — Да ты вся во льду!

— Ага…

— Быстренько снимай одежду, а то заболеешь!

— А ты?

— Что я? Тоже снять одежду, — недоверчиво спросил Давид, — Я, конечно, могу! — и улыбнулся.

— Нет. Ты не заболеешь?

— Начнем с того, что она у меня не мокрая, и я привык к такой погоде. Но одежду я просушу позже нужно снега еще набрать.

— Не могу.

— Рада! Сейчас не тот случай, чтоб стесняться речь идет о твоей жизни!

— У меня руки не слушаются…

— О Боги! Подожди!

Давид подвел меня поближе к печке, я на конец почувствовал тепло, лед с одежды начал таять. Меня слегка покачивало, в глазах плыло, и начинала колотить крупная дрожь. Давид быстро развязал пояс и начал снимать рубашку, потом штаны и сапожки. Я осталась в панталончиках и тунике, которые тоже были мокрыми, Давид протянул руки, чтобы снять и их.

— Не надо! — возмутилась я.

— Надо, Рада! Иначе ты не согреешься!

— Я так не могу!

— Я не буду смотреть. Сейчас, — Давид отошел к кровати взял одеяло, поднес его к печке, чтобы оно нагрелось, поднял его выше головы передо мной и скомандовал:

— Раздевайся! Я тебя заверну!

Я быстро, как смогла, пальцы еще не отошли, сняла мокрое белье, и Давид очень бережно завернул меня в теплое одеяло. Сразу стало так хорошо, меня не мучил больше холод. Давид повернул меня к себе лицом и долго смотрел мне в глаза, пока не почувствовал мою дрожь.

— Рада!

— Что?

— Тебя колотит!

— Да? Не может быть, я и не заметила!

Давид подхватил меня на руки и понес в кровать. Бережно уложил и накрыл всем, что только имелось. Развесил одежду, с которой капала вода.

— Давид, где мы?

— Это — землянка, у нас такие во время войны делали повстанцы. Их еще очень много сохранилось. Только вот не пойму, кто здесь и для чего соорудил эту? Но, как видишь, нам она пришлась кстати. Я сейчас вернусь, — и вышел на улицу.

Не знаю, сколько отсутствовал Давид, я постепенно согревалась, начала млеть и засыпать. Хлопнула дверь:

— Метель еще сильнее стала. На расстоянии вытянутой руки ничего не видно.

Я молчала, говорить было лень, даже глаза открыть было не посильной задачей. Почему-то опять становилось холодно:

— Рада! О Боги! Да ты больна! Я чай сделаю, тут есть!

Потом Давид поил меня чаем, укрывал, укутывал, а потом, хмурясь, сказал:

— Не вижу другого способа! — откинул одеяло и лег рядом, совершенно обнаженный, так же как и я! Преградой между нами была лишь тонкая простынь, я на секунду дышать перестала!

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь спасти наши жизни. Вся одежда мокрая и будет сохнуть долго, печка маленькая, землянка, когда прогреется, будет очень теплой, но нужно время. Я тоже замерз, ты больна, поэтому выход один: будем согревать друг друга. Метель сильная, скорее всего, до завтра и не закончится. Так что ничего другого не остается.

Давид говорил каким-то сдавленным голосом, казалось, что ему крайне неприятно. Он укрыл нас одеялами, осторожно притянул меня к себе и обнял. На шее я чувствовала его дыхание, моя спина была прижата к его груди, а бедра к животу. Тонкая простынь, разделяющая нас, была практически не ощутима. Я чувствовала каждую его мышцу, тело Давида было напряжено, от него исходило тепло. Я начала согреваться. Инстинктивно я жалась к Давиду, мне так было хорошо, в его объятиях. Уже проваливаясь в сон, я почувствовала или мне почудилось, что Давид нежно целует меня в шею, а потом, зарывшись в мои волосы, вдыхает их запах. Я резко открыла глаза и повернулась к нему. Давид лежал и в упор смотрел на меня:

— Рада у тебя совесть есть? Ты можешь не ерзать и не стонать?

— Я ерзаю? Да ты, ты… — подходящих слов не находилось, и поэтому я решила встать, но Давид не дал. Притянул к себе поближе и спросил:

— Ты куда-то собралась?

— От тебя подальше!

— Без меня ты там замерзнешь, так что терпи, — его руки обнимали меня за талию, — У тебя жар, ты вся горишь, нужно оставаться в постели. Тебе не холодно?

— Нет! — я пыталась выбраться из его цепких рук.

— Это хорошо, значит, температура выше не поднимается. Сейчас нужно много пить, — с этими словами Давид встал с кровати и пошел к столу, обнаженный, совершенно не стесняясь своей наготы. Я зажмурилась, но даже в зеленоватом свете осветительных сфер, успела заметить, что у него очень красивая… ну, эта часть тела, на которой сидят. Ноги рельефные, тонкая талия и широкая спина. Он был похож на воина.

— Рада! Открой глаза.

— Нет! Ты голый!

— К сожалению, мне нечего надеть, все мокрое.

— Поэтому я и не смотрю! Это неприлично!

— А ты всегда делаешь, только то, что прилично?

— Стараюсь, — глаза я не открывала.

Кровать прогнулась, значит, Давид сел рядом:

— Рада! Попей, — я начала рукой шарить по воздуху, пытаясь взять чашку. Давид расхохотался, — Ты нам так всю постель зальешь чаем.

Я осторожно приоткрыла один глаз. Давид был очень близко, я видела его обнаженную грудь, ту самую, к которой прижималась, от которой согрелась. Давид улыбался и держал кружку. Я приподнялась, попыталась взять её, но руки так дрожали, что не смогла. Давид престал улыбаться, осторожно приподнял меня, напоил и отпустил. Я тут же упала на подушку, а он бережно укрыл меня до самого подбородка. Когда он понес чашку к столу, я опять зажмурила глаза, но потом приоткрыла один совсем чуть-чуть, хотелось все-таки посмотреть, он ведь такой красивый. Давид стоял прямо передо мной, я увидела все, быстро зажмурилась и услышала:

— Подглядываешь! А говорила, что стараешься, — насмешливо сказал Давид, — Но так нечестно! Я тоже хочу все видеть!

После этих слов он сорвал с меня одеяло, тут же холод пробрал меня, и началась дрожь. Давид смотрел на меня, казалось, что он впал в ступор:

— Мне холодно, — жалобно пропищала я.

— Ты — совершенство! Сейчас я тебя согрею! — Давид накрыл меня простыню, лег сверху и укрыл одеялами, аккуратно обнял и затих. Его дыхание, стук сердце, потрескивающие дрова в печке, еле слышно воющая метель и тепло убаюкали меня.

Мне снился чудесный сон: солнечный день, безоблачное небо. Я бегу по полю, а вокруг цветы кирсы много-много. Впереди меня ждет Давид с цветами, улыбается мне и тянет руки, но чем ближе я подбегаю, тем мрачнее становится небо. Уже нет солнца, черные тучи затянули небосвод, а под ногами выжженная земля. И вот, совсем немного осталось, я тяну руки, но падаю в пропасть, а Давид кидает в пропасть по одному цветку из букета. Его красивое лицо меняется, он превращается в монстра с огромными клыками и черной кожей, глаза светятся красным. Монстр задирает голову и начинает хохотать, а я лечу-лечу, падаю, но меня подхватывают…

— Рада! Проснись, тебе снится кошмар! Рада! — я открыла глаза, — Рада! Все хорошо! Это всего лишь сон! Что тебе приснилось?

— Я упала в пропасть!

— Это все болезнь виновата, но я никогда не дам тебе упасть! — он странно смотрел на меня с примесью сожаления и нежности, — Как ты себя чувствуешь? Тебе все так же плохо? Нам бы врачевателя!

— Да вроде получше! А еще ночь? Метель не закончилась? Сколько я спала?

— Часа два. Метель еще бушует, пить хочешь?

— Хочу, — и тут же отвернулась, успев заметить загадочную улыбку Давида.

— Зачем отвернулась? Ведь все равно уже видела меня, — в голосе слышался смех, хотелось его стукнуть чем-нибудь, понизив голос заговорщицки прошептал, — Но я никому не скажу, что меня рассматривала ведьма Рада Челак.