Бесплатный фрагмент - Туда, где растет амарант

Посвящение

Вероятно, это дурная привычка — писать посвящения. Впрочем, не то, чтобы дурная, скорее, от нее трудно избавиться. И заканчивается (или начинается) история все той же навязчивой мыслью: кому на сей раз?..

А порой и спрашивать не надо. Просто знаешь.

Эта книга посвящается моему отцу и всем папам мира… Потому что папы для дочек — герои, всегда чуть-чуть волшебные и таинственные.

так что книга — всего лишь сказка. увиденная глазами ребенка и рассказанная устами взрослого. или наоборот… не обессудьте.

ПРОЛОГ. НЕМНОЖКО О ПРОШЛОМ

Глава 1. Вертикаль. Мескито и Аннато готовят счастье

Белый пар дремал в уголках кухни с самого своего рождения. Он совершенно искренне был уверен, что отлично от всех спрятался, только каждый раз его выдавали запахи. Дело в том, что под потолком этой кухни искони болтались пучками сушеные травы и цветы, вдоль стен теснились мешки с зерном и крупами, на полках толкались пузатые горшки, глиняные мисочки и ступки со всякой всячиной. И все они, едва рядом оказывался пар, непременно принимались источать запахи. Пар их за это недолюбливал, но что он мог поделать? Так что, когда ему не спалось, он прилежно клубился над двумя огромными чанами, потому что такая уж у него обязанность.

Две женщины в белых фартуках и чепцах помешивали содержимое чанов. Мерно и монотонно, словно куклы на ниточке у бродячего торговца, словно это все, чем они занимались в жизни.

Пока не пропел колокольчик.

— Вот и все, — распрямила спину с наслаждением та, что повыше и потолще. — Наконец готово.

Она окунула палец в варево и попробовала. Зажмурилась, и по ее красному лицу поползла большая улыбка.

— Вкусное счастье получилось. Наваристое. Ароматное.

Пар заластился к хозяйке, но она отмахнулась: жарко.

— Обидно, — устало сказала вторая, отложив поварешку на край чана.

Она спустилась по двум ступенькам и села на широкую лавку. Легла на нее и стащила с себя чепчик; черные длинные волосы рассыпались волной. Пар метнулся к ним, чтобы поудобнее уластиться и спрятаться от надоедливых запахов.

— Что обидно?

— Мы варили это счастье три дня, и, если бы ловцам не удалось добыть в последний момент сок агавы, ничего бы не вышло. А покупатель спустит все в один вечер, не задумываясь о том, чего это стоит…

— Не все ли тебе равно? Такая наша работа. И счастье теперь стоит дорого… — та, что потолще, пожала плечами, стащила с себя фартук и зевнула. — Идем, Аннато, идем спать.

— Ах, нет, Мескито… Если бы люди только поняли, что счастье нужно принимать по чуточке, а остальное время — жить, им бы хватало флакона на год, а потом и на десять, и пришел бы день, когда они смогли бы создать его сами. Но ведь они думают, что жить — это одно, а счастье — другое, и выпивают его до дна, и сначала безумно веселы, а потом глубоко несчастны, пока не заработают на новый флакончик… Мескито, люди совершенно не умеют обращаться со счастьем!

Мескито распахнула дверь, и белый пар обиженно съежился. Он не любил исчезать, даже ненадолго.

— Тебе впору писать инструкции по применению, — прыснула Мескито в свой пухлый кулак и вышла, качая головой.

— Я бы и с радостью… — пробормотала Аннато, прикрывая глаза и сжимаясь в комочек на лавке. — Но ведь люди их не читают…

Дверь захлопнулась. Пар выглянул из чана и снова шмыгнул к сладко спящей Аннато.

Глава 2. Горизонталь. Кристина узнает о крае амаранта

— Счастье становится все дороже, Нина, — устало вздохнула мама Карла, разжимая ножом створки очередной мидии. Пропахшие тиной пальцы ловко соскоблили содержимое в миску, и пустая раковина полетела в ведро.

Задний дворик таверны смело смотрел в лицо горизонта за гладью моря. Туда, вниз по холму, звали сбежать чайки: намочить ноги в солнечном прибое и поискать морскую звезду. Если прошептать ей заветное желание и отпустить, есть вероятность, что оно исполнится. Так говорит папа Мигель. Но это не точно.

Только мама Карла слишком занята: сегодня в меню особо нежная паэлья без раковин, и нужно как можно скорее почистить целый чан вареных мидий. Сморщенная, как сушеный финик, тетушка Нина и мама Карла. У мамы большие черные глаза, и лицо от солнца не высыхает, а становится ослепительно бронзовым. Мама, по правде говоря, всегда занята.

Таверну «Горизонт» знают все на побережье. Хвалят отличную стряпню и чистые постели, но главный секрет «Горизонта» — счастье. Оно немного похоже на брызги моря на рассвете, чуть больше — на последний луч солнца, чуточку — на ореховое масло с медом и очень сильно — на чай из мандариновых цукатов. Хотя точно описать его невозможно. Все говорят, что счастье — это очень дорого, но в «Горизонте» оно просто живет, и достаточно лишь прийти. Сесть за деревянный столик, поесть маминой паэльи, и сердце уже похоже на птицу. А еще вечером у камина можно послушать папину сказку на ночь. И потом — сразу в кровать. Простыни там пахнут свежестью бриза, и отбеливает их солнце. Так что, несомненно, каждый путешественник, ступивший на холм Святой Марии, просто обязан побывать в «Горизонте».

— Цены растут, — согласилась Нина, также выуживая из заполненного водой чана мидию и повторяя процесс. — Мы-то уж перебьемся, а вот детям купим на будущий год по флакончику… Но вам уж жаловаться, Карлита! Мигель его готовит чуть ли не из воздуха.

— Готовит из воздуха? — эхом отозвалась Карла, вытирая локтем пот с загоревшего лба и щурясь от яркого луча солнца. — Ты же знаешь, чего это ему стоит, Нина… Мы платим не дешевле остальных.

— Опять? — с сочувствием спросила тетушка Нина.

Мама Карла ничего не сказала и продолжила чистить мидии.

— Иногда я совершенно не понимаю, как могла выйти за него замуж, — наконец сказала она.

— Все совершают глупости, большие или маленькие, — пожала плечами тетушка Нина и охнула: лезвие ножа соскочило и порезало ей палец. — Тебе придется нести этот крест до самой смерти, но Кристину ты должна воспитать так, чтобы она не повторила твоей ошибки.

— Хочешь сказать, моя любовь — глупость? — возмутилась мама Карла и сердито свела свои красивые брови.

Ей совсем не понравилось, что тетушка Нина назвала папу Мигеля глупостью.

— Я сказала то, что я сказала, — возразила тетушка Нина. Прикусила свой палец и поднялась: — Мне мидий хватит. А тебе желаю успехов.

Мама Карла снова вздохнула. Она не считала, что папа Мигель — ошибка и глупость. Просто она думала, что… папа Мигель — иногда ведет себя как последний вредина. И бросает ее один на один с чаном свежих мидий.

Чайки кричали так, будто ничего об этом не знали. А что мешало маме Карле готовить паэлью с раковинами, как все? То, что решил папа Мигель в самый первый день «Горизонта»: здесь будет все по-особенному.

Папа Мигель сидел на крыше и ничего не делал, только смотрел в море. Как угасает последний луч солнца на сиреневых тучках, похожих на козликов с Пиренеев. В глазах папы Мигеля не было совсем ничего. И его самого тоже как будто не было.

— Что такое счастье, думают они… — сказал он чайке, которая уселась напротив на белом парапете и наклонила голову, кося черным глазом на свежую корку хлеба в тарелке. — Безумно дорогой флакончик с радужной жидкостью. Что они понимают! Счастье во флакончиках совсем не такое. Довольно воздуха, солнечного света и собственной жизни. Но здесь не понимают, не хотят знать… Глуп был я, решив, что справлюсь. Я отдаю концы. Мы должны закрыть «Горизонт». На время. И уплыть. Хотя бы на два годика…

Папа Мигель на миг прикрыл глаза и приложил пальцы к вискам. Затем с мольбой посмотрел на облака.

— Нет, на два годика не получится… Карла не разрешит. Зачем я, вообще, женился на ней?.. — и он взъерошил свои жесткие черные волосы в отчаянии.

— Папа! — показалась светлая головка в чердачном окошке. — Разве… ты мог не жениться на маме?

— Кристина! — воскликнул папа Мигель и испугался. — Давно ты здесь подслушиваешь?

— Я не подслушиваю, — Кристина вскарабкалась на крышу и споткнулась: ночная сорочка была слишком длинной.

Мама Карла сказала, что так она дольше будет по размеру. Голова у Кристины была большой, и соседский мальчишка Энрике обозвал ее за это головастиком. Кристина очень переживала, но папа Мигель ее успокоил: большие головы даны тем, кто собирается вырасти мудрым. Мальчишка Энрике не придумал никакого ответа. Наверное, он тоже хотел быть мудрым, но не получится: голова у него самая обычная. Кристине даже сделалось его жалко — он никогда не улыбался и был жутко взрослый всю жизнь. Неудивительно: ему целых двенадцать.

Папа Мигель не раскрыл объятий, как делал обычно. Прямо над головой у него блестела первая звезда. Кристина потопталась босиком напротив.

— А просто пришла тебе делать хорошо, — решила она объяснить и покрутила кончик косички на пальце.

— Делать хорошо? — удивился папа Мигель.

— Мама сказала, что тебе плохо, значит, надо тебе сделать хорошо. Ты звал доктора?

Папа Мигель покачал головой, смотря на свою дочку. Ей всего четыре, а счастье в нем уже иссякло — чего же он стоит как отец?.. И никакой доктор не поможет. Только побег в море. Но мама Карла будет против. Она всегда против.

— А почему ты не звал доктора? — серьезно спросила Кристина.

— Доктор не поможет, дорогая.

— Что тебе плохо?

Папа Мигель хотел сказать правду. Но сжал губы — нет смысла говорить, когда тебя не поймут. Он решил улыбнуться и соврать.

— Ну, мне уже лучше… Правда.

— Неправда, — не согласилась Кристина и, улучив момент, забралась к нему на коленки, а потом деловито потрогала лоб маленькой ладошкой. — Чуть-чуть горячий… — Поморщила брови. — Но насморка нет. Ты просто делал очень много счастья и устал. Я так думаю.

Папа Мигель вздрогнул.

— Конечно, мама не умеет делать счастье… — нерешительно сказала Кристина, кладя палец в рот.

Непонятно почему, пальцы были соленые, как море, поэтому она любила их облизывать. Ночью нельзя ходить к морю, но можно облизывать пальцы.

— Только она умеет делать нежную паэлью. И целовать на ночь. И она — мама!

Это был главный и последний довод.

Папа Мигель с ужасом воскликнул:

— Я не имел в виду ничего… такого, Кри! Конечно, мы с мамой любим друг друга. Просто, понимаешь… иногда у взрослых людей бывают странные мысли. Глупые.

— Очень глупые… — согласилась Кристина. А потом поинтересовалась: — А где бы была я, если бы ты не полюбил маму?

— Ну, не знаю… — смутился папа Мигель.

— Думаю, я бы сидела на крыше и смотрела на вас вниз, и ждала, когда вы с мамой все-таки полюбитесь. Чтобы мне можно было родиться.

Папа Мигель засмеялся. За горизонт с неба упала звезда.

— Папа Мигель… — задумчиво взяла в щепотку Кристина несколько темных волосков на его руке и потянула.

Кожа папы Мигеля смешно поднялась кверху. Девочка закусила губу сосредоточенно и повторила свой маневр несколько раз. А потом осмелилась задать вопрос:

— Ты вот умеешь делать счастье, а обычные люди — нет. Почему тогда тебе плохее, чем обычным людям?

— Ты бы хотела, чтоб и я был обычным?.. — голос папы Мигеля вздрогнул, как отражение в бочке с водой.

— Нет! — Кристина испугалась и крепко обняла папу Мигеля за шею двумя руками. — Никогда! Кто тогда будет делать счастье! Если для этого тебе не надо встречать маму, и мне надо ждать на крыше…

Папа Мигель почувствовал, что глаза у него сделались мокрые. Он поспешил перебить:

— Нет, Кри, ты будь. И мама тоже.

— Но тогда почему? Разве ты не должен уметь быть счастливее?

— Понимаешь, счастье… это такая вещь… Чтобы его сделать, надо, чтоб иногда было очень, очень плохо.

— Это как..?

На небе безмятежно расцветал Млечный Путь. Голодная чайка давно улетела с парапета.

— Когда тебе плохо, надо выбрать: стать сильнее или слабее. Вот как бы ты хотела?

— Конечно, сильнее! Тогда бы ты научил меня держать шпагу, которая висит на стене.

Папа Мигель улыбнулся и подбросил Кристину на коленках. И пообещал:

— Однажды — обязательно.

— А как стать сильнее, если тебе плохо?

— Надо пострадать… Чуть-чуть. А потом встать и идти дальше. Тогда ты будешь знать, какое счастье сделать в следующий раз.

— Вот поэтому ты знаешь, да? — подняла глаза Кристина, чтобы заглянуть папе Мигелю в глаза. Заметила, что там теперь слезы, а не ничего, и уточнила: — Ты сейчас — страдаешь?

— Уже заканчиваю, — засмеялся сквозь слезы папа Мигель.

Он вставал так много раз, неужели не сможет снова?

— Тогда тебе надо поесть паэлью, — слезла Кристина с коленок папы Мигеля. — Мама сделала ее сегодня нежную, без ракушек. Понимаешь, чтобы человек был сильный и мог встать, он должен кушать мамину паэлью.

— Конечно, Кри… Уже иду.

— Идем вместе, — протянула Кристина свою ладошку отцу. — Я ведь сделала тебе хорошо? Ты теперь сильнее? Ты встанешь? Ты уже придумал, какое сделаешь счастье? Я знаю — ты расскажешь сказку, правда? Получается, люди не умеют делать счастье, потому что не встают, когда им плохо? Я тоже буду всегда вставать, честное слово!

Мама Карла молча смотрела, как папа Мигель зачерпывает ложкой паэлью. Он ел и почесывал лоб. Когда мама Карла так смотрела на папу Мигеля, это значило, что она скоро улыбнется. Когда папа так почесывал лоб, это значило, что он скоро что-то придумает. И снова будет сиять счастьем.

Что бы мама Карла не говорила, она всегда была и будет счастливая с папой Мигелем. Потому что он — папа. С другим бы она не смогла. Потому что она — мама.

Кристина терпеливо ждала. Она сидела на плетеном коврике и смотрела на огонь в камине. Он всегда казался загадочным — плясал и трещал, но дотронуться до него было невозможно. Она думала, что, если бы мы могли видеть счастье, оно бы было похоже на огонь. И — да — еще на ветер. Ветер тоже нельзя поймать. Но он всегда с нами.

Наконец папа отложил ложку и, повернувшись к Кристине, поднял стакан с вином. Глаза у него были немножко туманные. Но они уже не страдали и, вообще, были. Значит, скоро папа будет такой… настоящий, как всегда.

— Ну, слушай, Кри. Я расскажу тебе историю про край, где растет амарант. Там никто не покупает счастье, потому что все знают, как его готовить. Немного сока агавы, немного амарантовой муки, радуга…

Глаза папы Мигеля блестели и мечтали. И смотрели туда, где никого не было, так, будто кто-то все-таки там был. Папа Мигель сделал еще один глоток.

— Там люди всегда счастливые? — поинтересовалась Кристина.

— Они знают как улыбаться, — кивнул отец с тоской. — Смеяться. Никто им не указывает, как жить, потому что они ЗНАЮТ. Разве это не самое главное..? На каждом углу пахнет жареными с корицей орешками. Потом из них делают крем…

Кристина затаила дыхание. Корица — это совершенно сказочный запах. Всего раз в год, когда приплывал из Индии торговец Педро, он привозил маленькую связку. И мама Карла сразу прятала его. А на холме Святой Марии никто не знал точно, что за секрет в ее сладких булочках. Говорили, что это вкус счастья. А мама Карла только посмеивалась.

А еще там умеют вставать, когда плохо, и улыбаться. На холме Святой Марии таких людей она не встречала. Амарант точно стоит посетить.

— Только край амаранта — далеко-далеко…

— Далеко-далеко — это дальше, чем живет мэр?

Кристина сразу решила, что поплывет в Амарант, где все счастливые и жарят орешки в корице — это, должно быть, восхитительно. Поэтому сочла нужным уточнить место. Она любила все знать точно. О мэре, например, она знала, что с ним нельзя ссориться, и что он строит дороги. Хотя это странно: человек, который строит дороги, чтобы соединять людей, не должен уметь с ними ссориться.

— Конечно, дальше, Кристина! Намного, невооборазимо намного дальше! — папа Мигель сдвинул брови.

Кристина поспешила исправиться:

— Это там, откуда Педро привозит корицу, да?

Где встает солнце. Много-много дней за горизонт.

— Да это совсем в другую сторону…

— А, туда, где был Колумб?

Значит — туда, где солнце садится.

— Понимаешь, ты меряешь по горизонтали, а я толкую совсем о другом.

— Что значит «по горизонтали»?

— Вправо, влево… к горизонту… — кажется, папа Мигель немного запутался. И кто знает, из-за вина или из-за «плохо». — Да, где горизонт, там и есть горизонталь. А в край амаранта добираться надо по вертикали.

— Но как?!. — ахнула Кристина, поджимая коленки к подбородку.

— Конца вертикали вовсе не видно, но это не значит, что края с амарантом — не существует, — папа улыбался и грозил пальцем.

— Мигель, не кажется тебе, что пора заканчивать уже со сказками! — наконец мама Карла перестала дуться и молчать.

Она встала и забрала пустую папину тарелку. Брови у нее сделались как ласточкин хвост.

Папа Мигель умоляюще поднял брови и разулыбался.

— Ах, Карла, ведь моя сказка закончилась, когда я женился на тебе… Осталось только понарошку…

— Кончилась его сказка! — мама Карла дала папе Мигелю ненастоящий подзатыльник и нахмурилась еще сильнее. Потому что она собиралась смеяться. — Прими к сведению, Мигель, она только начинается! И, кстати, — мама Карла выглянула в окно, там вдалеке прыгали огоньки факелов, — к нам едут новые постояльцы. Будь так добр, не рассказывай небылиц за стойкой.

Папа Мигель шуточно отдал честь, отставил стакан, послал маме воздушный поцелуй и неуверенно зашагал к дверям. Кажется, он делался сильнее.

— А вы, сеньорита, прочитайте молитву и отправляйтесь в постель! — это уже относилось к Кристине.

Ночью ей приснился край, где растет амарант. Амарант — это были такие большие блестящие розовые камни, которые вырастали на берегу океана. Их специальным колдовством стирали в муку, из которой прямо на камнях пекли сладкие лепешки. Если разломить лепешку, из нее выскальзывала на небо радуга. Только пахли радуги не корицей, а переспелыми помидорами. Папа откусил от лепешки первым и сломал себе зуб.

Утром Кристина сбежала по лестнице вниз, даже не переодеваясь, все в той же своей белой длинной сорочке. У нее был жизненно важный вопрос, с которым ждать было просто непозволительно. Что-то с амарантом было не так.

Папа Мигель уже стоял у стойки, бледный, бодрый и серьезный. Он разливал по стаканам херес для незнакомцев, что сидели за столиком и приглушенно о чем-то говорили. Вид у них был заговорщицкий. Наверное, вчерашние постояльцы.

— Папа! — позвала Кристина, подлетая к отцу, спотыкаясь и врезаясь в его ноги.

Папа Мигель вздрогнул и пролил херес мимо.

— Кри! Разве можно так пугать?

— Я громко топала ногами… — возразила Кристина в свое оправдание. — Но, папа, скажи… — она настойчиво дернула его за рубаху, — амарант — это что такое?

— Амарант? — поднял брови папа Мигель. А потом хмуро сдвинул их: — Какой амарант?

— Что значит — какой? «Край, где растет амарант», ты же вчера рассказывал… Помнишь? Там много радуг, никто не покупает счастье, едят орешки и корицу… Но амарант не может быть камнем, ты сломал зуб о него…

Папа Мигель закашлялся.

— Кристина, это была сказка. Только сказка.

— Но…

— Прости меня, дочка… — папа Мигель оставил бутылку на стойку и присел на корточки. Его черные глаза посмотрели прямо на Кристину. — Вчера я… мне стыдно за себя вчерашнего. Наверное, я тебя крепко напугал. Но ты мне очень помогла, — и он улыбнулся широко-широко, а потом поцеловал дочку в щеку. — Я снова сильный. И ты у меня сильная.

Щеки Кристины покраснели — она любила, когда папа ее хвалил, потому что он всегда хвалил за дело, а не каждый день, как мама Карла.

— Хозяин! — позвали незнакомцы из-за стола. — Сколько можно с ребенком нянькаться! Давай нашу выпивку!

Папа Мигель резко встал. Глаза его грозно сверкнули на миг, а потом лукаво заблестели.

— Сеньоры, не беспокойтесь, мой ребенок вырастет скорее, чем остынет ваш херес, — и шепнул Кристине: — Беги, оденься — жители «Горизонта» всегда должны выглядеть достойно. Мама Карла уже потеряла тебя, наверное…

— Но амарант..!

— Просто красивое слово. Забудь… — Папа Мигель был неумолим. — Ну?.. А я обслужу этих грубиянов.

— Не давай им смеяться над тобой! — погрозила Кристина пальчиком.

— Да чтобы я?.. Никогда! — папа Мигель подмигнул, осенил себя их тайным знаком крест-накрест и составил стаканы на поднос. — Ваш херес уже в пути, сеньоры!

Сеньоры шутку не поняли.

Папа Мигель был великолепен во всем. Но про амарант Кристина так и не смогла ему поверить. Это слово стало ее заветным секретом.

Глава 3. Вертикаль. Венто решает стать ловцом счастья

— Уйди! Хватит! — Аннато отогнала приставучий пар, что настырно подныривал под руку. — Ты мне мешаешь!

Дверь на кухню распахнулась, впуская холодный воздух. Белый пар поредел и убрался в угол. Теперь Аннато могла четко видеть выстроившиеся шеренгой флакончики.

— Аннато, бормочешь, как всегда! — захохотала Мескито, втаскивая за собой огромную бочку. — Давай, Венто, толкай лучше! Да смотри, с мостков не свались!

— Закройте дверь, мне тут сквозняки ни к чему, — нахмурилась Аннато. Она отложила мерный половник и, кряхтя, водрузила на чан тяжелую крышку. — Что это там у вас?

Мескито помогал худой парнишка в льняной рубахе на выпуск. Бочку, охая, вкатили в самый угол, выбив оттуда пыль и остатки белого пара. Рядом с мешком с корешками куркумы.

— Фу-ух! — отряхнул ладони паренек и уставился на половник Аннато. — Ты напиток счастья разливаешь?

— Амарантовая мука, — ответила Мескито. — Ловцам крупно повезло в походе. Все, иди, иди, — это уже предназначалось Венто.

— А можно попробовать? — не обращая внимания на Мескито, спросил Венто.

Волосы у него свешивались до подбородка путаными космами. Цвета почти пепельного. Уши выглянули, когда он наклонил голову просительно.

— Пожалуйста!

Мескито настойчиво толкнула Венто к двери, но он уклонился.

— Мескито, пусть попробует, что тебе, жалко? — сжалилась Аннато. — Иди, Венто, только дверь прикрой.

— Товар же, — проворчала Мескито.

— Ой, от одной ложки не убудет, — сощурилась Аннато.

Венто в один скачок оказался у двери и громко захлопнул ее ногой. Космы его взметнулись выше ушей, когда он радостно подпрыгнул:

— Я готов!

— Ты живешь там, где люди умеют быть счастливыми, — пробубнила Мескито и подняла крышку со своего чана. — Пожалел бы тех, кому это предназначено.

— Хочу знать, что они там, внизу, пьют, — пожал плечами Венто и взял из рук Аннато ложку.

Взбежал по ступенькам к чану, сбросил крышку и, облокотившись ладонями о край, наклонился и принюхался. Пар взметнулся ему в лицо таинственным туманом. Такой запах не забывают, когда услышат однажды.

— Корица?

— Попробуй, — улыбнулась Аннато.

Мескито покачала головой. Она не одобряла нравов Аннато.

Мальчик запустил свою ложку в варево; по верху шли радужные на солнце пузыри. Пар снова окреп и никуда не убегал. Он смело вползал в космы Венто и теребил уши.

Жидкость была густой и стекала тонкой нитью с ложки. Пахла сладко-кисло, с ноткой горечи.

Венто отправил ложку в рот. Проглотил, облизал губы и черенок ложки. Прикрыл глаза, пытаясь почувствовать вкус. Во рту будто что-то расцвело. Так расцветает солнце под облаками. И потянуло от этого счастья чем-то незнакомым, далеким и желанным. Чем-то, что уже никогда нельзя забыть, а обязательно нужно увидеть.

— Это… счастье? — наконец смог Венто открыть глаза. — Из чего оно? Из вот этой вот амарантовой муки? Или что тут еще? И почему у нас такого не едят?

— Потому что это все на экспорт, — ответила Мескито. — А мы и так счастливы. Видишь, Аннато? Теперь вопросов не оберешься.

— Но это просто… вкусняшка, — возразил Венто. — Как она может быть связана со счастьем?

— Люди — они такие, — пояснила Мескито, — верят во все, что написано на этикетке. И им достаточно вкусняшки, чтоб поверить, что это счастье.

— Вы их обманываете?

— Ну, вот, приехали! Никто никого не обманывает! И, вообще, мы только готовим то, что нам говорят. Венто, иди уже, а…

— Я тебе говорила, наше счастье действует ненадолго. — Аннато ловко вливала черпаком жидкость в каждый флакон. — Венто лишь повторил мои слова. Это не то, что нужно людям на Горизонтали.

Мескито отставила свой черпак в сторону и угрожающе направилась к Венто. Он предусмотрительно попятился в сторону с хитрой ухмылкой.

— Я вам помог, а что получил взамен?..

— Ложку счастья, — ухмыльнулась Мескито, поставив кулаки в бока. — А теперь проваливай.

— Не буду я снова облака распугивать… — обиженно взобрался Венто на бочку с мукой и свесил обтянутые чулками ноги в туфлях с пряжками. — Я лучше стану ловцом счастья! Оседлаю ветер и спущусь на землю, и буду добывать и амарантовую муку, и сок агавы… Только я не стану свои трофеи сдавать на какой-то там экспорт. Я хочу сам есть счастье, которое поймаю! Аннато, ты ведь научишь меня?

Аннато засмеялась, а Мескито нахмурилась.

— Никогда. Если все будут знать рецепт, люди останутся без счастья. — Она подошла к двери и распахнула ее. — Иди, Венто, твоя судьба — двигать воздух. Смотри, и так облака застоялись.

За дверью скопление белых туч пронизывал свет. В воздухе качались мостки из досок. Земля была слишком далеко внизу.

— Почему они не могут готовить счастье у себя на земле? — спросил Венто, не двигаясь с места.

— Для этого нужно знать, что это такое, — тихо ответила Аннато.

— А они готовы поверить, что это агавовый мед в разноцветных флакончиках, — подняла бровь Мескито с презрением.

— Неужели никто не пытался рассказать?.. — удивился Венто.

Пар недовольно спрятался в чан, который вспыльчивая Мескито позабыла накрыть. Запахи кухни ослабели, аромат грозовой свежести побеждал приправы. Аромат, к которому так привык Венто — подмастерье ветродуев.

— Счастливым быть трудно, ты же знаешь, — ответила Аннато. — Для этого нужно уметь встать на ноги тогда, когда тебе хуже всего на свете. Заработать на флакончик — гораздо проще. Держи, — протянула она один Венто вдруг. — Ингредиенты достать трудно, ведь все приходится доставлять с земли. Так что береги на черный день.

— Это чей-то год счастья, — с упреком посмотрела на подругу Мескито. — А мальчишке — вкусняшка, и только. Ладно, — разрешила она Венто, который словно спрашивал у нее разрешения. — Бери. И даже не надейся стать ловцом — ответственности не хватит. Да и силенок тоже. Только на ветряных мельницах и следить.

Глава 4. Горизонталь. Кристина совершает открытие

Однажды Кристина сделала неприятное открытие. Что она выросла. Это случилось в тот день, когда ушел Энрике.

Светило солнце и стоял зной без ветра, как и в каждое лето на холме Святой Марии. Мухи сонно прячутся в тень в такие дни, папа Мигель замачивает земляные орехи под навесом на заднем дворе, а мама Карла повязывает на голову цветную косынку и идет к морю белить простыни и скатерти со всего «Горизонта». Кристина старательно помогает — ведь ей уже десять, и опрыскивать время от времени расстеленное белье совсем не трудно. Да, а еще следить, чтобы дело не испортили вредные чайки.

Изредка босыми ногами Кристина наступала на морскую пену. Морская пена на мелких ракушках живет совсем недолго, но она такая нежная и шипучая… Отказывать себе в удовольствии ее поймать было невероятно сложно. И, растопырив пальцы, девочка терпеливо ждала каждой волны, чтобы тут же прыгнуть на пену, едва море отступит.

Там ее и нашел Энрике.

Он шагал по берегу с котомкой за плечами. Узел головной повязки понуро повис на затылке, латаные штаны подкатаны до колен. Он шел прямо по морской пене, но не испытывал совершенно никакого удовольствия. Лицо его было похоже на камень. Смеющимся Кристина его не видела никогда. Семья Энрике была бедной, и купила флакончик счастья только один раз, очень давно. Он обозвал ее головастиком тогда. Тот смех не считается, потому что он был обидным. Кристина ответила так, как научил папа, и больше Энрике не приставал. Сначала она была довольна своей победой, но больше он не смеялся. Энрике был безнадежно, недосягаемо старше, но ей так хотелось, чтобы однажды он посмотрел на нее и улыбнулся. И забыл про то, как она его обидела.

— Энрике! — испугалась Кристина и отскочила от накатившей очередной волны. Затем заметила котомку. — Куда ты идешь?

— В Валенсию. — Энрике остановился.

Кристина обрадовалась, но занервничала, не зная, что говорить. Он был такой высокий и такой серьезный взрослый. А она — маленькая девочка из «Горизонта», которая топчет морскую пену. К счастью, Энрике заговорил дальше сам:

— Я иду воевать с пиратами.

— Какими пиратами? — оживилась маленькая Кристина.

— С теми, которые грабят наши корабли там, далеко, — пояснил Энрике.

Он глядел мимо Кристины. Но он разговаривал с ней. Ей казалось, что это сон.

— С теми, из-за которых все стало так дорого, что мы не можем купить ничего.

— И счастье тоже?.. — с замиранием сердца спросила Кристина.

— И счастье тоже, — согласился Энрике. Он опустил голову и смотрел теперь, как волны выбрасывают пену на его ступни.

— Но… ты же всегда можешь прийти в «Горизонт», — возразила Кристина.

Энрике не приходил никогда. Наверное, из-за истории с головастиком.

— У нас за счастье не надо платить!

— Но счастья в «Горизонте» не хватит на всех, — ответил Энрике и посмотрел прямо на нее.

Кристина смутилась и ковырнула пальцем ноги мокрую ракушечную пыль. Энрике был прав. Папе Мигелю частенько становилось плохо, и он уходил на крышу, как раньше. Паэлья, вино и сказка помогали не всегда. Слово «амарант» делало его еще грустнее, и иногда Кристина не верила, что ей снова удастся помочь папе Мигелю стать сильнее. Ведь человек должен это делать сам… А ему хотелось все меньше. Закрыть «Горизонт» и уплыть, как он мечтал, было невозможно. Никто на холме Святой Марии делать счастье не умел, и без «Горизонта» люди бы совсем разучились смеяться.

— А… как это далеко? — спросила Кристина робко. Теперь и Энрике уходит. Вспомнила старую папину историю. — Дальше… чем живет мэр?..

— Это за океаном, — отвечал Энрике уверенно.

— За океаном?! — ахнула Кристина.

На глаза ей навернулись слезы. Ей показалось, что она уже и в «Горизонте» никогда не будет счастливой.

— Так далеко?! Ты… уверен, что тебе туда?..

— Счастье везут откуда-то оттуда, — пожал Энрике плечами. — Я выясню, малышка, — он вдруг погладил ее по голове.

— Я… — всхлипнула Кристина и вытерла кулаком глаза, — ты уходишь, а я все еще похожа на головастика.

Энрике вдруг улыбнулся. Самым краешком губ, но улыбнулся. Ей.

— У тебя всегда была замечательная голова. Я ей завидовал.

— У тебя… была такая же! — поспешила Кристина сказать хоть что-то. — Такая же, даже больше!

— Прощай, маленькая Кристина, — сказал Энрике грустно. — И живи в «Горизонте»… долго и счастливо.

И он пошел дальше, ступая по щекотной морской пене, твердо, как по мощеной дороге. В Валенсию. А потом — за океан. Сражаться с пиратами. За счастье, которое знал только однажды.

Кристина держала руку у сердца, глотала горячий соленый воздух и совсем забыла про опрыскивание простынь и нежность морской пены. Она никогда не будет прежней. Мир никогда не будет прежним.

Кристина лежала ничком на кровати, и не было сил даже двинуть мизинцем. Как будто в ней что-то умерло, и это навсегда. Мир умер. В чердачное окошко врывалась голубизна неба, крики чаек и далекий зов прибоя. Разве можно будет снова любить хоть что-то?..

Дышалось с трудом, в глазах двоилось.

— Мигель, сделай же что-нибудь… — мама Карла поглаживала Кристину по спине, а другой рукой утирала невидимые слезы со своих щек.

Слезы текли и текли, потому что мама Карла не понимала и боялась. Она никогда не видела свою дочь такой… Несчастной. А что, если это страшный недуг, передавшийся ей по наследству от папы Мигеля?.. Быть счастливой в обмен на такие дни?

— Что же ты? — обернулась она к папе Мигелю, который стоял у стены и не двигался. — Если не можешь, иди, возьми все наши монеты и купи ей этот треклятый флакончик со счастьем!

— Не время теперь, — глухо ответил папа Мигель.

— Да какая разница! Найди, где угодно! — мама Карла рассердилась и грозно встала с постели Кристины. — Наша дочь страдает, а тебе все равно?!

— Зато она может узнать, что такое настоящее счастье, — сказал папа Мигель.

— Перестань болтать! — крикнула мама Карла. — Пользы от тебя… — она была такая злая, что даже замахнулась ладонью на папу Мигеля.

Но он поймал ее руку, и вторую тоже. А потом заставил посмотреть на себя.

— Верь мне, Карла, — просто попросил он. — Счастье — это же не значит смеяться каждую минуту.

Голос у него был спокойный, хотя и грустный. И мама Карла немножко успокоилась. Руки ее ослабели, и слезы потекли по щекам ручьями. Она уткнулась папе Мигелю в плечо и прошептала:

— Она моя единственная дочка…

— И моя тоже, — кивнул папа Мигель серьезно. — Она хоть что-то говорила?

— Ничего… — покачала головой мама Карла.

— Успокойся, я поговорю с ней. А ты приготовь нам… орчаты с порошком из корицы.

— С корицей?.. — удивилась мама Карла.

Корица — дорогая вещь, да и кто добавляет корицу в холодное молоко из орехов.

— Именно, — улыбнулся папа Мигель и погладил маму Карлу по голове, как маленькую.

И она улыбнулась — так замечательно знать, что кто-то точно знает, что делать, когда ты сдался.

Мама Карла тихо прикрыла за собой дверь. А папа Мигель присел на кровать.

— Кристина, — позвал он негромко, но властно. — Посмотри на меня.

Кристине было все равно. Но она посмотрела. Папа Мигель совсем не выглядел взволнованным. Его темные глаза казались сейчас теплыми и будто говорили: «Я знаю, что с тобой».

— Почему? — прошептала Кристина. — Я даже плакать не могу…

— Помнишь тот вечер? — посмотрел папа Мигель в окошко. — Когда ты пришла за мной на крышу, чтобы сделать мне хорошо?

Кристина помнила. Казалось, это было не с ней, а с кем-то другим.

— Тогда ты тоже спросила «почему». Что я ответил?

Губы Кристины дрогнули. Неужели папа Мигель тогда чувствовал вот это же самое? Когда сердце в груди останавливается без причины?.. Не может быть, чтобы кто-то когда-то чувствовал то же самое.

— Кри, что я ответил? — требовательно повторил голос папы Мигеля.

— Когда тебе плохо, ты должен выбрать, стать сильнее или слабее, — бездумно повторила по памяти Кристина, пялясь в потолок. В углу паук снова намусорил.

— Что ж, я так и думал, что тогда ты пообещала вставать, только чтоб меня заставить поесть, — папа Мигель поднял брови почти насмешливо.

Кристине сделалось обидно. Он должен был… понять, а не смеяться.

— Я просто страдаю, — поджала она губы и рывком села. — Ты сам говорил, что, когда плохо, сначала надо пострадать. А вставать — потом.

— Так бы и сказала, — улыбнулся папа Мигель. — А то мама уже думала, ты умирать собралась… Тогда сейчас будем пить орчату с корицей и страдать, — он хлопнул в ладоши и воскликнул: — Я так это люблю!

— Что, вообще, за странная идея, бросать в орчату корицу, — наморщила нос Кристина — ей стало лучше, теперь она хоть что-то стала чувствовать.

— Самая лучшая идея, — щелкнул папа Мигель ее по носу. — Ну, а если серьезно… Мир расстраивает нас довольно часто. Я могу тебе чем-то помочь?

— Энрике… ушел, — всхлипнула Кристина. Кажется, сейчас польются слезы.

— Энрике? — удивился папа Мигель. — Тот, что называл тебя головастиком, что ли?..

— Да, но… Я не только поэтому… Просто… Он сказал, что счастья в «Горизонте» на всех не хватит. И… я раньше об этом не думала…

И наконец пришли рыдания.

— Девочка моя… — дрогнувшим голосом сказал папа Мигель и обнял ее, как большой добрый медведь.

Он знал, что однажды Кристина поймет это, и ее сердце будет болеть так же, как и его.

Вошла мама Карла с подносом. И стаканы брякнулись друг о друга, потому что мама Карла не ожидала, что Кристина будет плакать в объятиях папы Мигеля. Но мама Карла знала: корица — вещь дорогая, а еще папа Мигель совершенно точно сказал, что орчата с корицей — лекарство. Поэтому она благополучно поставила поднос на столик и тоже села на кровать и присоединилась к их объятиям.

— Почему… почему… — рыдала Кристина, — в мире так мало счастья…

Мама Карла и папа Мигель смотрели друг другу в глаза и понимали: их дочка выросла. И теперь знает то, что им так хотелось бы скрывать от нее подольше.

Но папа Мигель знал, что делать.

— Значит, — обнадеживающе погладил он Кристину по голове, — теперь ты сумеешь его делать.

— Но как? — подняла Кристина полные слез глаза с мокрыми ресницами. — Неужели я смогу встать?.. И счастье… умеешь делать только ты.

Мама Карла насупилась — снова папа Мигель со своими сказками.

— Зато ты в «Горизонте», дорогая, — чмокнула она дочку в макушку. — И тут ты всегда сможешь быть счастлива.

— Нет, Карла, — отстранил папа Мигель маму.

Кристине ее совет тоже не понравился. Как можно жить жизнь, если надо даже бояться выйти из дома?.. Если даже бояться прыгнуть в морскую пену?..

— Счастье гораздо ценнее, когда делаешь его сам. Кристина, думаю, ты сможешь… Я научу тебя.

— Ты уверен, что я могу быть, как ты? — усомнилась Кристина.

— Конечно, ты же моя дочь, — ласково улыбнулся папа Мигель. — За счастье надо сражаться, оно не приходит к ленивым.

Мама Карла вздохнула: снова папа Мигель говорил чепуху. Надо сторониться неприятностей, вот и все. Да и что у Кристины случилось?.. Почему она рассказала папе Мигелю, а ей — нет?.. Но, надо признать, метод папы Мигеля подействовал: Кристина улыбнулась и вытерла глаза кулаками: сейчас она была уже больше похожа на Кристину, которую мама Карла знала. И не похожа одновременно..

Мама Карла встала и взяла поднос с орчатой.

— Вот, — сказала она уныло, — орчата с корицей.

— Спасибо, любовь моя, — улыбнулся и ей папа Мигель так, что она забыла обо всех неприятностях на свете. Он это умел — как ему удавалось, мама Карла не знала, но за такое могла прощать снова и снова. — Ну, что ж… Бери, Кристина, свой стакан, Карла, ты тоже… Так будем же страдать от души!

— Будем! — воскликнула Кристина уже почти с восторгом и подняла свой стакан.

— Но простыни… — вспомнила мама Карла. Делу время, потехе час — так ее учили…

— Только вот выпьем орчату до дна, а потом побежим вместе и быстренько их соберем, — согласился папа Мигель. — Непременно — с дикими воплями.

Эта мысль Кристине очень понравилась. Она была совсем не против покричать от души… Было о чем. Хотя теперь она знала — если захочет, она и Энрике увидит, и счастье сделает, и даже, может, что-то узнает об амаранте.

— А потом… — папа Мигель прищурился и заговорщицки посмотрел на Кристину, — я кое-кого научу держать мою шпагу.

— Твою шпагу! — выдохнула Кристина. Об этом и мечтать было невозможно.

Орчата была прохладной, как всегда, но в ней утонул едва уловимый привкус тепла и свежести сразу: корица.

— Папа, а маяк на краю земли — он существует? — поинтересовалась Кристина, рассматривая вышитую старинной картой подушку.

— Какой маяк? — папа Мигель сделал невинное лицо и спрятал его в стакане с орчатой.

— Ты забыл? Как и про край амаранта? Так нечестно! — стукнула Кристина его свободным кулачком в грудь.

— А, — папа Мигель сделал вид, что наконец вспомнил, — ты про маяк, который стоит на краю земли, чтоб корабли не сваливались в пустоту?

— Что ты говоришь! — возмутилась Кристина. — Магеллан же доказал, что земля круглая!

— Тогда разве может существовать маяк на краю земли? — хитро подмигнул папа Мигель.

— Как и край амаранта?

— Кристина, — не выдержала мама Карла, — ты же знаешь, что папа любит рассказывать сказки.

И посмотрела на мужа с упреком. Он пожал плечами — мол, извините.

— Знаю, — согласилась Кристина. — Так он делает счастье.

— Я ничего другого не умею, — вздохнул папа Мигель жалобно. — Разве что собирать простыни. Но только с дикими воплями. Ну, может еще фехтовать немножко.

Глава 5. Вертикаль. Ясный день из жизни Аннато

Облака клубились под ногами, как белый пар в кухни. Только большой, сильный, настоящий. Пар-великан. Свет солнца бросал на их неровную ватую поверхность причудливые тени, и слабо шевелились там два силуэта. Это Аннато и Венто сидели на мостках, болтали ногами и глазели в голубое небо над собою.

— Всегда облака да облака… Смотреть уже на них не могу, — пожаловался Венто. — Аннато, а ты видела когда-нибудь землю?

Аннато с наслаждением подставляла лицо легкому ветру. Ветродуи разгоняли облака в стороны от Вертикали под самые мостки. Энергия солнца. Ах, если б ветра были иногда посильнее — но энергию стоило экономить.

— Только один раз… ненадолго, когда небо было совсем ясное, — прикрыла Аннато глаза.

— Какая она — Горизонталь? — спросил Венто с интересом и поджал коленки под себя.

Страх высоты жителям Вертикали был неведом — они проводили на мостках всю жизнь.

— Венто, слишком много ты последнее время интересуешься Горизонталью, — с мягким упреком проговорила Аннато и ласково заправила его пепельную косму за ухо. — О ней полагается знать ловцам. И все.

— Да уж, а если работаешь на Ветродуях… — насупился Венто. — Ловец — вот это мужская профессия! Спускаешься на Горизонталь, приключения всякие… А тут — в Вертикали — скукота! — он обвел рукой висящие в воздухе мостки и многослойные светлые домики с террасами.

— Зато мы счастливы. Ведь мы свободны. Не так, как те люди внизу.

Венто сложил руки на груди и отвернулся. Звучало, как заученная фраза.

— Мы не свободны. Мы не можем идти, куда хотим, — он вскочил. — Разве ж это счастье? Я так не играю! Я хочу увидеть, из чего делают амарантовую муку, что такое агава, из которой вам достают сок, где растет корица…

— Венто! — воскликнула Аннато почти с испугом. — Если ты попытаешься отправиться вниз, ты не сможешь вернуться… Только ловцы могут!

— Велика потеря! — повел Венто плечом. — Я собираюсь есть вкусняшки, когда захочу. Идти, куда захочу… А не пялиться на эти облака… Да гнать из них воду, да сдувать, да нас прятать… Я хочу ясного неба, я хочу увидеть, как там, внизу… Зачем мне возвращаться?

Аннато погрустнела. Венто молчал и ждал, когда она скажет, что — все, он нехороший ребенок и прочее, что говорят в таких случаях. Он предпочитал быть нехорошим… Хотя почему-то не хотелось, чтобы Аннато так считала.

— Там, внизу… — неожиданно дрогнул голос Аннато, — было будто свое небо… Оно отражалось в воде. А еще там было очень много зеленого, как листья… Среди клочков облаков это выглядело, как сказка, Венто. Недосягаемая сказка. Только на ней нет счастья.

— Ерунда, — самоуверенно возразил Венто. — Если я тут умею смеяться, я и там не разучусь…

— Бунт не приносит ничего хорошего, — поднялась и Аннато. — Никогда. Да и счастье — не в смехе. Венто. Оно глубже, и если ты не понимаешь, оставь его в покое. Нет смысла рассуждать о том, о чем знаем так мало.

И она побрела по мосткам в сторону кухни, где готовится счастье. И Венто не был уверен, что тут, по Вертикали все правда счастливы. Кажется, они просто делают вид, а это не одно и то же.

— Разве жить и не задавать вопросов — это счастье? — спросил он у облака внизу. Помахал рукой своей тени. — Не думаю… Уж лучше бунтовать. Лучше попытаться узнать, чем никогда вообще…

Облако вдруг задрожало, и тень Венто исчезла. Плотный пар внизу прорвался; пропеллеры. Ловцы счастья возвращаются домой с добычей!

Глава 6. Горизонталь. Кристина учится искусству счастьеварения

Кристина упала на песок, задыхаясь.

— Вставай, вставай! — кричал папа Мигель, пританцовывая рядом с длинной палкой в руках. — Противник ждать не будет, пока ты отдышишься!

Кристина сдула с лица локон и закашлялась. Пот валил градом, и солнце пекло спину нещадно.

— Я больше не могу… — прохрипела она, тоскливо поглядев на свою палку — та торчала из песка чуть дальше расстояния вытянутой руки. — Это разве ж фехтование…

Папа Мигель подпрыгнул ближе и приставил конец палки к ее затылку.

— Падая, вставать, — ткнул он ее в шею, — владеть телом, — теперь тычок в спину, — владеть духом, — и мощный шлепок плашмя.

Кристина вскочила и обернулась в стойку, сердито потирая место удара.

— Вот три главных вещи, — закончил папа Мигель, глядя ей прямо в глаза. — Здесь нет слова «не могу». Нет слова «не могу» ни для кого, кто сам кует счастье. Бери свою палку, — кивнул он ей на утерянное оружие. — Становись в стойку.

Кристина молча и недовольно послушалась.

— Я бы сказала, что счастье варят, а не куют, — наскочила она на папу Мигеля, поднимая палку повыше. — Для других и для себя.

Папа Мигель невозмутимо выбил палку из рук дочери и легонько ткнул в живот. Кристина свалилась навзничь, охая.

— Для себя — в первую очередь, — подошел он и навис над нею, смеясь. — Если не будешь счастлива сама, никому помочь не сможешь. Вставай! — приказал он грозно.

— Если я смогу тебя победить, что мне будет? — спросила Кристина, прикрывая глаза.

— Что тебе будет? — приставил папа Мигель палку к ее шее, едва не перекрывая дыхание. — Жизнь, конечно. Как ты, вообще, можешь спрашивать такое! Ты учишься сражаться, сражаться за жизнь! Вставай, Кри! Я мог тебя убить тысячу раз.

Кристина сжала кулаки, и в них собрался песок. Неожиданная мысль пришла ей в голову…

— Хорошо, — покорно согласилась она, и папа Мигель убрал палку.

Тогда Кристина со всей силы метнула полный кулак песка ему в глаза. Папа Мигель не ожидал и закашлялся, зажмурился. Кристина воспользовалась моментом, откатилась, вскочила, подняла свою палку и выбила его оружие одним ударом, одновременно ставя под колени подножку. Папа Мигель завалился раньше, чем открыл глаза. Кристина с сияющими глазами держала палку у его шеи:

— Сдаетесь, сударь? Я не стану дарить вам шанс… — она запыхалась и едва стояла на ногах, но светилась довольством: свалить папу Мигеля — это же достижение! — Я слишком для этого устала… Да и не так благородна, как вы, — украдкой Кристина вытерла рукавом пот со лба.

— И что вы предлагаете? — улыбнулся папа Мигель так, будто победил тут он.

— Пойти пообедать?.. — подняла Кристина бровь неуверенно и перехватила палку поудобнее.

Папа Мигель будто бы задумался.

— Вот уж не знаю, не противоречит ли это моему понятию о чести… — протянул он.

— Папа! — Кристина отбросила палку и шлепнулась на песок рядом. — Какое у тебя понятие о чести, ты же настоящий пират!

И прижалась к теплому и сильному плечу папы Мигеля. Он обнял дочь и взъерошил ее косы.

— Я тебе дам — пират! Между прочим… я был без пяти минут адмиралом.

— Адмиралом?! — Кристина даже поднялась на локте, удивленно всматриваясь в лицо папы Мигеля. Море шумело не так далеко, словно шептало, что и оно что-то знает об этом. — Ты никогда не говорил!

— Я стараюсь не вспоминать об этом, — вздохнул папа Мигель и сел. — Идем, ты права, в животе уже бурчит.

Мама Карла сделала Кристине знак: отнести гостям за столом тарелки. Конечно, она же дочь хозяйки таверны… Гости были незнакомые. Пахли морем, не только потому, что у одного в ухе — круглая серьга. Люди моря — они другие. Они — тоже те, кто встает.

Любопытно. И выглядят довольно счастливыми. Но в «Горизонте» все выглядят счастливыми.

— Паэлья «Горизонта», — Кристина приветливо улыбнулась им и расставила тарелки с подноса. — Приятного аппетита!

— Хороша девчушка, — покрутил ус один из гостей и наклонил голову. — Сколько ж тебе лет, птичка?

— Тринадцать, — ответила Кристина и вытерла руки под фартук. — А вам?

Гости умолкли на миг, а потом тот, у которого была в ухе серьга, хлопнул звонко ладонью по столу и расхохотался.

— Клянусь попугаем капитана, я слышал, что у вас тут диковинная таверна, но такое чудо… — он воззрился на Кристину едва не нос к носу. — Как тебя зовут, малышка?

— Вы на мой вопрос не ответили, — рассудительно возразила Кристина, — а задаете следующий?..

Новый взрыв хохота за столом.

— Кристина! — встревоженно позвала мама Карла.

Но Кристине не хотелось уходить — гости казались интересными людьми. С ними хотелось дальше шутить, заменяя папу Мигеля — ведь мама Карла отрядила его рубить дрова для очага.

— Теперь вы и имя мое знаете, а я о вас — все еще ничего… — прищурилась она, изображая понимание. — Наверное, ваш возраст — секрет? Тогда скажите, что такое попугай? Хотя больше меня интересует амарант, — понизила она голос до шепота и наклонилась вперед, как заговорщик.

Мама Карла оказалась рядом раньше, чем гости ответили. Губы их обещающе зашевелились, словно вот-вот тайна откроется. Но мама Карла крепко схватила Кристину за руку и рванула подальше.

— Простите, сеньоры, — легко поклонилась она, — дочь мне нужна на кухне.

И заставила Кристину уйти. Кристина была слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать сцену… И папа Мигель говорил про выдержку. И что наносить удар можно только тогда, когда уверен в победе. Сейчас она уверена не была. Но рассердилась на маму Карлу. Последнее время она сердилась все больше. Мама Карла была против того, чтоб они с папой Мигелем фехтовали. Против того, чтоб она говорила с незнакомыми постояльцами больше необходимого. Словно мама… хотела из нее сделать ту, что только и умеет готовить паэлью…

— Кристина, — встала мама Карла напротив и сдвинула брови, уверенная, что это придает ей грозности, — я же тебя просила!

— Мама, но что я…

— Тебе сложно делать то, о чем просят? — подняла мама Карла бровь. — Иди мыть посуду, в таком случае.

Кристина надула губы. Мама Карла ничего не понимала в счастье. Но ее проблема была в том, что она не хотела понимать…

Папа Мигель попивал разбавленный херес, удобно устроившись на совершенно твердом стуле. Папа Мигель был как кот — любое место могло стать ему уютным, лишь бы настроение хорошее.

Кристина продолжала оттирать золой чан с упорством разъяренного быка.

— Ну, почему мама такая?! — воскликнула она.

Папа Мигель был уже в курсе. Папа Мигель всегда был в курсе. Когда хотел, конечно. И сказал неожиданно:

— В тебе гораздо больше от мамы, чем ты думаешь.

Кристина даже перестала двигать скребком.

— Да не может быть! Ненавижу, когда она так делает!

— Есть, есть. Ты — ее дочка. У тебя ее глаза и ее кулинарный талант. А я только умею делать счастье, и больше ничего… Вот во мне от мамы Карлы нет ничего, совсем. Но я ведь с ней уживаюсь, и даже люблю больше жизни.

— Ты же — папа Мигель, — пробурчала Кристина, чувствуя свою злость преступлением.

— А ты — дочь папы Мигеля. И мамы Карлы, кстати… В тебе половина Вертикали и половина Горизонтали… — голос папы Мигеля неожиданно ушел куда-то в другой мир.

— Но где же я, если во мне только ваши половинки? — растерялась Кристина.

— Половинки — это то, что мы тебе могли дать. Остальное зависит от тебя, — пожал плечами папа Мигель и отставил стакан. Посмотрел на Кристину и прищурился в свете пляшущего пламени в камине. — Вся жизнь человека в том, чтобы искать себя.

Кристина рассеянно осмотрела чан со всех сторон. Мама Карла не пропускала ни единого пятнышка. Но что-то в большой голове Кри не укладывалось.

— А ты уже нашел себя? — спросила она вдруг.

Ей казалось, что да. Потому что папа Мигель всегда знал, что ему нужно. Ну, кроме тех моментов, когда уставал делать счастье. Но и она уже привыкла — в эти моменты ты ДУМАЕШЬ, что все кончено. А на САМОМ ДЕЛЕ это не так. Главное — хорошенько пострадать, но не поверить, что это ВЗАПРАВДУ. И тогда все пройдет.

— Ну-у, не знаю, — протянул папа Мигель.

— Ну, как у вас дела? — весело зашла на кухню мама Карла. — Кри, ты закончила? — и мама Карла начала придирчиво осматривать чан.

— Я не знаю, — пробормотала Кристина и переложила скребок в другую руку. Уселась на скамью рядом с папой Мигелем.

— Но ты ведь был без пяти минут адмиралом? — вспомнила она давешний разговор. — Ты там себя не нашел?

— Как тебе сказать… — почесал папа Мигель макушку и посмотрел на маму Карлу. Она отставила чан и приготовилась внимательно слушать.

— Но был же! — с нажимом повторила Кристина. — Это же не сказка была, как все остальное?..

— Адмиралом? — уточнила мама Карла.

Она этого не знала. Хотя подозревала, что прошлое у папы Мигеля бурное. Но какая разница, что за прошлое, когда они теперь в настоящем.

— Без пяти минут, — поправила ее Кристина.

— Да, я любил плавать, — сказал папа Мигель медленно и просто. — Но когда я встретил твою маму, я полюбил ее больше.

Мама Карла покраснела. Ей стало стыдно, что она, может быть, загубила карьеру папы Мигеля. Четырнадцать лет назад!

— Но ты мог…

— Не мог, — ответил папа Мигель сразу. — Я хотел быть мужем, отцом… Может, не лучшим в мире, но лучшим из тех, какими мог стать.

Кристина раскрыла рот. Мама Карла почти что тоже.

— Ты… не жалеешь? — уточнила Кри. — Ведь плавать в море в сто раз интереснее!

— Я не жалею, — покачал папа Мигель головой и рассмеялся. — Вас я ни на какое море не променяю.

Мама Карла заплакала. Кристина не понимала, как это, но мама Карла утверждала, что так бывает от счастья. Папа Мигель всегда умел его делать неожиданно.

— Вы ведь лучше всякого моря, — раскрыл папа Мигель объятия своим растроганным женщинам.

В ту ночь Кристина не могла уснуть. Отчасти — из-за синяков и ушибов. Оно-то, хоть и песок, а падать несладко. Выносливость, самодисциплина… Вот и понятно, откуда папа Мигель все это знает. Он мог бы стать адмиралом. Без пяти минут — это почти то же самое, что ровно полночь.

Папа Мигель точно грустит об этом иногда. Вот почему он смотрит в море и в небо, когда ему плохо. Тогда он думает, что было бы, стань он адмиралом, а не папой Мигелем. Его бы точно уважали больше, и мама Карла бы не ругалась, что он мечтает, болтает или фехтует. Не заставляла бы и его мыть посуду, если она сердится. Он бы бороздил моря и бил пиратов, как Энрике.

Не было бы счастья на Холме Святой Марии и «Горизонта». Кристина вытаращила глаза и, кажется, темнота стала светлее. Такое представить невозможно, еще невозможнее, чем то, что тебя самого нет.

Нет, он точно не жалеет. Разве иногда понарошку. Если бы папа Мигель жалел по-настоящему, его бы давно здесь не было. Ведь нет слова «не могу» для того, кто умеет ковать счастье.

Вставать и идти. Кристина откинула легкое покрывало и подползла к окну. Ноги гнулись с трудом… Но она выучится. Станет фехтовать шпагой со стены, фехтовать, как без пяти минут адмирал. Несомненно. Нет слова «не могу» для той, что умеет варить счастье! Всего-то три вещи: падая, вставать, владеть телом, владеть духом. Три. Кристина растопырила пальцы и оценила их количество. Совсем не много.

Над морем серебрился лунный свет. Прибоя почти не было. Штиль. И на легких волнах только рябь, как волшебный шелк торговца Педро.

Кристина сощурилась. Это счастье. Ее личное счастье.

Рассвет только-только выполз на небо. Облака были тонкими и длинными, их причудливым узором разметал по еще розовому небу ветер.

— Шаг вперед… — скомандовал папа Мигель.

Оказывается, он умел быть твердым, даже жестким. На уроках он не знал жалости. Как и полагается адмиралу. Без пяти минут.

— Не прыгай на меня бесцельно, Кри! Вот, я тебя уже убил..! Когда я колю, ты должна защищаться. Стукни по моей шпаге, поймай… Так, да. И только после этого выпад… Коли, вперед! Теперь оборона… Да, молодец! Колени не распрямлять! Ты должна быть как пружина! В любую минуту готова прыгнуть… Спину ровно, что за колесо, ты не телега!

Папа Мигель молниеносно подскочил сбоку и хлопнул ее тонким шестом по спине.

— А-а..! — возмутилась Кристина, мгновенно распрямляясь. — Не телега я!

— Так докажи! Укол… Оборона… Опять прошляпила — не дай себя уколоть так просто! Отбивай удары… Почти… — шпага Кристины скользнула вхолостую, и снова шест папы Мигеля коснулся ее груди. Она начинала отчаиваться. — Стойка… Где стойка? Колени согнуть, спина ровно, стопа вперед… Руку отставить!

Кристина чувствовала себя кроликом, который не знает, откуда посыпется следующая атака. А еще она совершенно выбилась из сил, а ведь это только начало. Ярость росла с каждым новым уколом.

— И — хладнокровие прежде всего! — картинно отсалютовал папа Мигель шпагой. — Какие три главные вещи?

— Владеть телом, — уклонилась с торжеством Кристина от укола, — владеть духом… — прыгнула в атаку и напоролась на кончик шеста, — падая, вставать, — зазвенел ее голос от раздражения.

Папа Мигель теснил ее к морю. Так нечестно! Кристина попыталась напасть, но ее лишь снова «убили» несколько раз… Вот уже ноги и на мягкой морской пене, вот уже по щиколотку, и прибой лишь мешает. С криком Кристина взмахнула шпагой, сетуя на тяжелую неудобную рукоятку: от нее ныло все запястье.

Папа Мигель сделал лишь одно движение, и шпага вылетела из ее уставшей руки, а Кристина свалилась в море. Оба кончика упирались ей в грудь: как-то папе Мигелю удалось перехватить ее шпагу?.. Все внутри всклокотало, как прибой, намочивший косички до самого основания. Кристина замолотила пятками по морской пене.

— Вот именно, — с упреком сказал папа Мигель, — владеть духом. Не менее важно, чем владеть телом. Знаешь, почему?

Он отбросил настоящую и поддельную шпагу назад в песок и подал Кристине руку. С мгновение подумав, она протянула свою навстречу.

— Не чувства должны владеть тобой, но ты — чувствами. Можешь их использовать себе во благо, но никогда не отдавайся в их власть.

И потянул ее, разъяренную, вверх. Что ж, использовать во благо? Кристина резко повернула запястье и дернула руку на себя, а папа Мигель, не ожидая подвоха, загремел носом в прибой.

К сожалению, план Кристины вскочить и схватить шпагу не сработал. Папа Мигель успел вынырнуть и схватить ее за ногу прежде, чем она поднялась на ноги. Они забарахтались в пене прибоя. Папа Мигель победил, как и всегда. Он, адмирал без пяти минут, поддаваться даже не пытался.

Кристина облизнула соленые губы и распустила мокрые косички.

— Мне никогда тебя не победить, — вздохнула она.

— Не переживай, — положил папа Мигель свою ручищу ей на плечо. — Ты научишься. Ведь это почти то же самое, что ковать счастье.

— Варить…

Кристина подняла на него глаза и прищурилась. А ведь он… прав. Пострадать, но только строгую чуточку — это ведь тоже владеть духом. Да и тот, кто падая, не встает, тоже не знает, что такое счастье.

— Значит, мне осталось только владеть телом? — она подняла с песка шпагу и вложила руку в гарду, примериваясь.

— В остальном тоже работы непочатый край, — усмехнулся папа Мигель и легонько дернул ее за кончик носа. — Но спеши победить не меня, а себя. Это и есть жизнь.

Папа Мигель часто говорил загадками, но звучали они восхитительно. Все, как сказка про амарант.

— Знаешь… — обняла его свободной рукой Кристина и прижалась щекой к его мокрой рубахе, — спасибо, что не стал адмиралом. Наверное, это здорово — быть дочерью адмирала королевского флота, но я счастлива быть дочкой папы Мигеля, который учит меня варить счастье каждый день.

Глава 7. Вертикаль. Мескито рассказывает историю

На центральной площади цветет несколько роз. Землю для кадки привозят раз в год. Это единственные растения на Вертикали — жизнь здесь суровая.

Зато собравшиеся свободны от законов Горизонтали.

Мескито и Аннато, ежась от холода, прижались к боками друг к другу. Если бы не Ветродуи, облака бы поглотили Вертикаль, да и никакого тепла в домах бы не было. А так — светит солнце, пусть и дует со всех сторон сквозняк. Но Венто, сын погибшего ловца, больше не работает на Ветродуях.

Старейшина рода сказал о том же — Венто бежал. Украл парашют одного из вернувшихся ловцов. И оставил Вертикаль.

В толпе поднялось волнение. А что, если Венто решит привести сюда людей из Горизонтали, и о них узнают?

Старейшина поднял руку. Нет, Венто не найти их в небе. Небо слишком велико. Они переместятся. Возможно. Однако, Венто сам себя покарает. Там, внизу, он не сможет быть счастлив. И этого с него довольно. Ведь старейшина никого не заставляет жить на Вертикали. Таково добровольное решение каждого.

Толпа одобрительно загудела. Но кто-то крикнул: а если он кому проболтается, и придут неудержимые первооткрыватели, подобные Колумбу и Магеллану?

Старейшина прикрыл глаза. Ветерок колыхнул его седые длинные волосы. Что ж. Значит, такова судьба Вертикали, и связь ее с Горизонталью невозможно разорвать. Но он позаботится, чтобы найти другое место для базы.

Ловцы счастья запротестовали: Гибралтар — самое удобное место для добычи, и, если переместить базу, слишком долго придется добираться в нажитые места.

Старейшина остановил их жестом. Он проверит карту. Но благоденствие Вертикали ставить под вопрос нельзя.

Не легче ли спуститься и поймать мальчишку? Он не мог уйти далеко, если еще не сгинул.

Нет. Вертикали чуждо насилие.

— Мескито, — утерла слезу Аннато, присаживаясь на лавку. В кухне пар привычно царствовал всюду, и можно было сбросить пончо с плеч. — Ведь это я виновата…

— О чем ты? — удивилась Мескито, подпоясываясь фартуком. Заметив, что подруга сильно расстроена, она присела рядом и обняла ее. — Ну, чего ты, Аннато?..

— Я… рассказала ему про землю… И я — та, что дала ему флакончик счастья. Если бы он его не попробовал…

— Пути человеческие неисповедимы, — отмахнулась Мескито и вытерла ее щеки пухлыми пальцами. — Что было в его сердце, то было. Венто — маленький глупец, и ничего бы ты не изменила. Прав старейшина — он сам себя накажет. Там, внизу, так много опасностей! Если он, вообще, еще жив… Выживать умеют только ловцы. Пусть он и из их рода, он был слишком мал…

— Нет, я тоже виновата. Он еще мальчишка. Сирота. Отец погиб на добыче, мать — от простуды. Мы все были ответственны за него. И не справились…

— Олер взял его на Ветродуи под крыло. К нему и претензии, — возразила практичная Мескито. — Вставай, ловцы привезли специи. Пора их расфасовать и готовить новые флакончики.

Аннато покачала головой и взяла со скамейки косынку.

— Хотя, помнишь… однажды целый отряд ловцов не вернулся, — сказала Мескито, вздыхая. — Только адмирал Дио и несколько рядовых. Сколько толков тогда ходило… Но адмирал Дио подтвердил, что их корабль потопили, испанцы, кажется. И они были вынуждены бежать, чтобы не раскрыть секрета Вертикали.

— Я была маленькой… — сказала Аннато. — Я думала, это легенда.

— Не легенда. Ловцы погибают на добыче. Так что дело Венто гиблое. Эх, мальчишка… — невесело усмехнулась Мескито. — Горизонталь — место опасное и жестокое. Я счастлива, что все мое знание о ней — сколько сока агавы выжать во флакончик счастья.

И Мескито проверила нагрев печи. Аннато покачала головой. Что-то здесь было неправильно.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ. НАСТОЯЩЕЕ И МОРЕ

Глава 8. Пришелец на холме Святой Марии

Он пришел на закате, босиком по линии морского прибоя, со стороны Валенсии. Походкой капитана. Уверенной и свободной. От жары его голову защищала широкая шляпа: точно такая, как носят за океаном. Ветер трепал его волосы, которые из-под шляпы свисали почти до самых плеч и напоминали крепко свалявшуюся линялую шерсть. На пришельце были лишь рубаха да бриджи. Камзол и сапоги он перекинул через плечо — поверх небольшой сумки.

Первым с ним встретился старик Санчо, у поворота с пляжа в деревню. Точнее, путник встретился с Санчо.

— Эй, друг! — крикнул пришелец, заметив старика, присевшего отдохнуть в тени оливкового дерева.

Санчо, начавший было дремать, вздрогнул и огляделся. На песке напротив расселся незнакомец и натягивал кожаный черный сапог. При этом лукаво смотря на Санчо. Так, словно этот пришелец владел миром, а Санчо должен был обязательно знать об этом.

Санчо был умен. Он сразу понял нечто эдакое. Потому ответил чуть дрогнувшим голосом:

— Д-да?

Пришелец встал на ноги и стукнул каблуками друг о друга. Изобразил задорную улыбку и махнул рукой неопределенно:

— Есть тут где таверна или постоялый двор?

— Е-есть, — продолжая заикаться, отвечал Санчо. — «Горизонт». Вон там, — и он ткнул в сторону вершины холма.

— «Горизонт». Как оригинально, однако, — одобрительно причмокнул пришелец. — И что, кухня там, должно быть, дрянная?

— Самая лучшая, — горячо возразил Санчо и на всякий случай отодвинулся в сторону. — На побережье…

— Что ж там такого особенного? — заинтересовался пришелец и присел на корточки напротив старика.

Сбежать Санчо не удалось. А хотелось.

— Ну… там дают счастье.

Пришелец вздохнул и почесал затылок, сдвигая шляпу на лоб.

— И по чем?

— Да нет… — замахал Санчо руками, потому что незнакомец явно рассердился. — Флакончики сейчас не укупить ведь… Просто папаша Мигель знает секрет счастья.

— То есть как — знает секрет счастья? — оживился незнакомец и с интересом взглянул Санчо в лицо.

Глаза у пришельца оказались зеленые, как примаверская трава, а горели, чуть ли не как у кота.

— Ну, я откуда знаю… А приходишь — и счастливеешь…

— Что ж, один папаша Мигель на всем побережье секрет счастья знает? — уточнил незнакомец и встал, посматривая в сторону «Горизонта». Таверну словно вытесали из тьмы на фоне заката. — И никто больше?

— Он один, того все к ним и ходют. Посидишь, поешь, глядишь, и жизнь легче покажется. Хотя… — Санчо задумался. — Дочка у него растет, Кристина… Кажется, она тоже что-то знает.

Пришелец нырнул рукой в рукав камзола. И смотрел на холм, не отрываясь. Кажется, о чем-то размышляя. Потом повернулся к Санчо, и тот вновь не успел исчезнуть. Натянул камзол окончательно и вынул что-то из кармана.

— Держи, — бросил он Санчо мешочек прямо в руки.

— Ч-что это? — спросил бедный старик, перепугавшись.

— Купишь себе флакончик счастья, — пожал плечами незнакомец и зашагал по дороге к «Горизонту». От него пахнуло на миг грозой и штормом.

Старик Санчо развязал мешочек и ахнул: в нем блестели золотые.

Второй пришельца встретила местная торговка бусами из морских раковин. Марита была одной из самых надоедливых торговок на побережье. Так что, совершенно не в ее характере было упустить загадочного молодого путешественника.

— Сеньор! — подскочила она к пришельцу, легко шагающего к «Горизонту». В его суме явно скрывались богатства, и ее просто необходимо было облегчить. — Купите вашей даме!

«Сеньор» сделал небрежный властный жест рукой, давая Марите понять, что раковины его не интересуют. Но краснощекая Марита только начала.

— Других таких нет до самой Валенсии! — возразила она, забегая вперед и протягивая в ладонях бусы с сушеной морской звездой. — Только взгляните!

Пришелец остановился на миг и сдвинул шляпу на затылок. Мариту прожег внимательный взгляд зеленых глаз. Еще она заметила странного пепельного цвета густую щетину. Затем пришелец заговорил, и Марита больше не могла его разглядывать.

— Твои бусы тоже делают счастливым? — прищурился пришелец. Морщинки рассыпались по его щеке от правого глаза.

— Конечно, — поспешила заявить Марита. — В десять, нет, в сто раз счастливее будет дама, которой вы их подарите, ибо нет места, равного Холму Святой Марии! Здесь счастье расцветает всюду!

Пришелец поморщился.

— Меня не интересует твой товар, — внезапно принял он решение и отодвинул Мариту с дороги.

— Но, сеньор! — не сдалась Марита, хватая его за рукав. — Вам не найти ничего лучше!

«Сеньор» ничего говорить не собирался, лишь брезгливо отцепил грязные пальцы Мариты от рукава своей рубашки.

— Сеньор! — воскликнула Марита.

— Оставь меня, женщина, некогда мне, — царственно махнул рукой пришелец.

Марите показалось, что ее ударили. Женщина! Да ведь ей всего… всего… По щеке торговки скатилась слеза.

— Будь ты проклят, незнакомец! — воскликнула она в сердцах.

Пришелец медленно развернулся на каблуках.

— Что ты сказала? — голос его зазвенел угрожающе.

Марита испугалась. Эти зеленые глаза, казалось, могли съесть на месте. Она съежилась, прижимая бусы к груди.

— Проклятиями нельзя бросаться, — сделал шаг к ней пришелец.

— Убивают! — Марита закричала и заслонилась руками.

Пришелец расхохотался прямо над нею. А потом что-то стукнуло о ремешок его сумки и заставило оглянуться да оставить Мариту в покое.

— Это еще кто? — процедил незнакомец сквозь зубы, потирая плечо: камешек ударил по пряжке на ремне и по плечу.

Подбрасывая в ладони второй камушек, перед ним остановилась светловолосая девушка; совсем юная, почти девочка. Нос ее забавно напоминал бушприт.

— Как ты смел обижать Мариту? — Голос девушки звенел едва сдерживаемой яростью. Торговка поспешила спрятаться за ее узкую спину.

— Кристина… — едва не плача, вцепилась она за плечо девушки. — Он…

— Я слышала, — с достоинством уронила девушка. — Угрожал тебе.

Пришелец снова расхохотался, откидывая голову назад. Это он — угрожал?.. Шляпа его свалилась за спину в пыль, обнажая голову. Совершенно пепельную, а волосы — как прядильная шерсть.

— Советую поднять, — кивнула девушка на шляпу. — Дороги у нас пыльные. А еще на Холме Святой Марии не принято обижать женщин. Если вы не знали.

— Кристина! — воскликнула Марита, сердито толкнула девушку и убежала, едва не потеряв бусы.

— Что? — удивленно обернулась девушка ей вслед. Что она не так сказала?

Пришелец подобрал шляпу и пристально посмотрел на Кристину. Она ответила недоумевающим и осуждающим взглядом.

— Не во всякое дело стоит вмешиваться, — пояснил он назидательно.

— Вы ее обидели, — возразила Кристина.

— Ты тоже, — пожал плечами незнакомец, улыбаясь.

— Ничего подобного, — тряхнула головой Кристина. — Я отвечаю за счастье на Холме Святой Марии, и каждый, кто попытается его нарушить, будет иметь дело со мной.

Пришелец смерил девочку взглядом. Вот, значит, она — дочка папаши Мигеля из «Горизонта». Которая, вероятно, знает рецепт счастья. Она хмурилась так важно, что он не удержался и поддразнил ее:

— Что же, на дуэль меня вызовешь? — издевательски прищурился, и морщинки снова поползли по щеке, как муравьи.

— А вы бы согласились? — вспыхнули глаза Кристины. И, словно устыдившись своего порыва, она закусила губу и повозила босой ногой по пыли. — Я имею в виду…

— На дуэли ходят мужчины, с тобой бы, скорее, вышло свидание, — ухмыльнулся пришелец.

Кристина сжала кулаки. Меньше всего она любила вот таких бесчестных. Она была просто обязана проучить его. И попробовать себя на дуэли.

— Значит, трусите, — пожала она плечами с деланным безразличием. — Я так и знала.

Пришелец поднял брови.

— Это я-то боюсь? Ты хоть шпагу держать…

— В таком случае буду ждать вас завтра в бухте, — перебила Кристина и ткнула пальцем вниз по дороге. — Там есть развалины. видите? Я отправлюсь туда сразу после первого луча рассвета.

— Так мечтаешь о свидании? — невинно поинтересовался незнакомец. — А что скажут родители?

— Не забудьте захватить свою шпагу, — отбрила Кристина и, расправив плечи, развернулась к дому.

— Разочарую тебя, дитя: на рассвете я буду видеть десятый сон: я собираюсь отлично выспаться в «Горизонте», если он хоть вполовину так хорош, как говорят.

— В «Горизонте»?! — в ужасе Кристина вздрогнула и остановилась.

Пришелец прошел мимо нее, посмеиваясь. Прямо по дороге к ее дому.

Потом он перестал быть пришельцем. Потому что представился папаше Мигелю как Бускадор.

Глава 9. Кристина против Бускадора

— Ах, мама… — взмолилась Кристина. — Но я же так редко прошу!

Маму Карлу и пытаться не стоило умолять. Одним глазом она заглядывала в зал, где новый постоялец со странным именем Бускадор с аппетитом потреблял жареную ногу барашка. Вторым глазом мама Карла контролировала, насколько качественно Кристина моет посуду в миске с горячей водой.

— Не может быть и речи, — отрезала мама Карла. — Завтра утром ты мне нужна на рынке и кухне.

— Но это всего на часик! Я выйду с рассветом, даже не по темноте! Тебе ведь не так много надо купить, ты справишься и без меня…

— Что у тебя такого важного? — прищурилась с подозрением мама Карла.

Кристина закусила губу. Скажи она правду — «дело чести» — мама Карла начала бы еще больше возражать.

— Завтра самый длинный день в году, — соврала Кристина.

Мама Карла в солнцестояниях не разбиралась. Это ей казалось грешным. Соврала и сразу почувствовала угрызения совести. Но ради дела чести можно пожертвовать многим, не так ли?..

— Я хочу его встретить и проводить, как полагается… Ну, пожалуйста, мама!

Мама Карла вздохнула. Кристина с каждым годом все больше напоминает папашу Мигеля — как выдумает что-то странное, так не отговоришь. Мужчине-то еще можно простить, но кто захочет взять в жены девушку, которая витает в облаках?.. Мама Карла задумалась. Ее долг — сделать из Кристины нормальную земную женщину.

— Хорошо, — согласилась мама Карла, в голове построив вполне конкретный план. — Но учти — отпускаю только на час, вернусь с рынка — будь добра появиться.

— Мне хватит! — от радости подскочила Кристина на месте, разливая воду, и чмокнула маму Карлу в щеку. — Вот увидишь, я обернусь, ты и не заметишь!

— Потом весь день — мой! — погрозила мама Карла пальцем. — И никаких мечтаний!

— Я даже постели в комнатах поменяю! — на радостях пообещала Кристина.

Посуда в ее руках так и звенела от спешки и восторга. Завтра она первый раз будет драться на дуэли!

Кристина чертила ничего не значащие линии острием шпаги на прибрежном песке. Рассвет уже упал в море, и сердитые волны безжалостно выбрасывали его на берег.

Бускадор не пришел. И ее утренний час близится к концу.

Кристина яростно дернула хвост на затылке, но узел не поддался. Бускадор и не обещал. Он только посмеялся. А она нарядилась мальчишкой, рискуя попасться на глаза тетушке Нине или старику Санчо.

На песке сзади скрипнули шаги. Кристина прыжком обернулась и выставила шпагу вперед.

— А я все ждал, когда славный воин услышит меня, — усмехнулся Бускадор, скользнув взглядом по ее уверенной стойке.

— Вы пришли! — Кристина воскликнула почти радостно, но тут же попыталась исполниться достоинства: — Вы опоздали.

— Я мог вообще не прийти, — резонно возразил Бускадор.

Сегодня шляпы при нем не было. Без камзола — простая рубаха навыпуск. Из под нее, ударяя по икрам, красовалась шпага. Пришелец вытащил ее наполовину и уточнил:

— Ты точно умеешь с оружием обращаться, ребенок?

— Лучше защищайтесь! — сделала нетерпеливый выпад Кристина и кольнула его плечо.

Тут же испугалась — вдруг проткнет — и отскочила, замирая.

Бускадор издал короткий возглас удивления и занял позицию, легко нанося выпад воздуху.

— Ты ведь даже не сможешь сделать во мне дыру! — засмеялся он.

Кристина нахмурилась, мотнула головой и подалась в наступление. Сила духа, сила тела. Вставать, если даже падаешь…

— Напомни мне, во имя чего мы деремся? — уточнил пришелец, с усмешкой танцуя между все более отчаянными ударами Кристины.

— Во имя… — Кристина растерялась. А было имя, да?..

— Кажется, тебе просто хотелось приключений, — как бы невзначай кончиком клинка Бускадор проткнул широкий рукав рубахи Кристины. — Что родители-то сказали?

— Между прочим… — возмутилась Кристина, пытаясь пробить его глухую защиту, — мой папа был без пяти минут адмиралом, вот!

— Всего лишь помощником капитана, если уж на то пошло, — рассмеялся Бускадор и изобразил обманный финт.

Кристина опустила шпагу, чтобы заслониться, и застыла. Капитаном? Папа Мигель?.. Бускадор его знает?!

Шпага Бускадора же неожиданно переместилась кверху и оказалась прямо у шеи Кристины.

— Ну, хватит, — с улыбкой заявил Бускадор, не отнимая шпаги от горла запыхавшейся девочки. — Вы обещаете не преследовать меня более, сеньорита?

Кристина протестующе дернулась вперед. В гневе, в отчаянии, в растерянности, позабыв об угрозе. Шпага больно вонзилась в шею. Бускадор не ожидал, испугался и отдернул шпагу.

— Ты что… — глаза его округлились. — У тебя совсем крыша…

Он сделал шаг к Кристине, чтобы помочь, но она молниеносно присела, по привычке набрала полную пригоршню песка и метнула в лицо противника.

Когда Бускадор наконец смог видеть, на песке напротив осталось лишь несколько багровых капель. Девчонки след простыл.

Старик Санчо и торговка Марита с подозрением проводили взглядами Бускадора, который уже успел своим появлением взбудоражить весь Холм Святой Марии. Поговаривали, будто папаша Мигель не взял с него платы. Что Бускадор — пират из дальних морей — схватил папашу Мигеля за горло и потребовал хереса на дармовщинку. И будто он прославился тем, что перебил всю береговую охрану на безымянном острове, а трупы спрятал в балластные мешки.

Но на утреннем рынке лицо мамы Карлы оставалось каменным, как стена дома мэра, так что наверняка ничто ничего сказать не мог.

Сейчас этот самый грозный пират Бускадор летел с побережья к таверне «Горизонт» со шпагой наголо, а в глазах его горело нечто вроде страха. И никто не мог точно знать, чего же ждать. Жиденькой струйкой, крестясь и тихо перешептываясь, люди потянулись в «Горизонт».

— Кристина! — позвала мама Карла, выходя на порог и оценивая ситуацию. — Протри дополнительные стаканы. Кристина! — мама Карла потерла ладони и вернулась в таверну. — Ты здесь?

— Да, мама! — воскликнула Кристина, сбегая по ступенькам вниз и одергивая платье.

Шею ее тугим узлом обнимала цветастая косынка.

— Это еще что? — указала на повязку мама Карла.

— Платочек, — пожала плечом Кристина. — Для красоты.

И едва не поморщилась: глубокая царапина ныла, как укол от цыганской иглы. Но все равно она чувствовала себя победительницей. Только тайна папы и Бускадора будоражила сердце.

— Жарко будет, — сказала мама Карла. — Ты задержалась.

— Прости, мама, — Кристина беспрекословно встала за стойку и начала натирать стаканы.

С грохотом Бускадор ворвался в дверь.

— С добрым утром, — совершенно невозмутимо поздоровалась мама Карла и поглядела на шпагу постояльца. — Вы тренировались? Только в доме прошу оружие убрать.

Бускадор между тем уставился на Кристину. Девушка старательно прятала торжествующую улыбку, но губы так и разъезжались. Она обвела его вокруг пальца.

— Ты… здесь? — с трудом выговорил Бускадор.

Это было странно — как девчонка могла успеть так быстро? Свежа и здорова, словно это и не ее он проткнул четверть часа назад на морском берегу.

— Простите? — Кристина подняла на него кроткий непонимающий взгляд.

Мама Карла заподозрила нечто неладное.

— Сеньор, — подошла она к Бускадору, не сводящего глаз с ее дочери. Когда маленькая Кристина успела вырасти?.. — Чего изволите на завтрак?

Бускадор опомнился и отвел взгляд. Ухмыльнулся. Покрутил одну из пепельных свалявшихся косм и едва ли не элегантно заправил за ухо.

— Пирожков и орчаты. Принесите мне в комнату.

И легкими прыжками пришелец взлетел вверх по лестнице. Кристина проводила его взглядом с легким разочарованием.

Мама Карла вздохнула и покачала головой. Но тут начался поток жителей холма Святой Марии, и до вечера времени на мысли не было. Все хотели пить, есть, а еще историй, и побольше. И — никто этого не говорил — но все ждали, когда появится Бускадор. Он вошел и исчез. Словно его тут и не бывало.

Кто-то сказал, что он и не человек вовсе, а злой призрак.

Папа Мигель со вчерашнего вечера снова впал в печаль и ушел к морю пострадать, так что Кристине приходилось делать счастье самой. Но это было сложно — голова ее была занята словами Бускадора.

Связана ли папина усталость с появлением пришельца? И откуда Бускадор знает о прошлом ее отца?

Косынка стягивала горло, и в духоте было трудно дышать. Но Кристина не отваживалась обнажить шею. Не так болела царапина — просто мама Карла заметила бы, и тогда проблем не обобраться.

Только продержаться до вечера… Счастливой.

Глава 10. Где спрятан амарант?

Бускадор не выходил из комнаты весь день. Он, конечно, не был трусом, но с детства шумной толпы терпеть не мог. То ли таково влияние окружающей среды, то ли издержки воспитания, то ли последствия неизвестной ему самому травмы. Но в «Горизонте» собралось слишком много людей, и встречаться с ними сейчас пришельцу не хотелось.

Так что, впервые за многие годы, он позволил себе выспаться «от пуза», как выражался старый боцман с «Эсперансы». Спать, спать и спать. В обнимку с подушкой, раскинув руки, на животе… По-всякому. Просыпаться, видеть солнце, делать глоток кристальной, но теплой воды из кувшина на прикроватном столике и нырять в сон дальше. Что бы ни случалось во сне, это всегда… ненастоящее, а потому не страшно. А что бы ни случалось в жизни, оно настоящее не бывает. И иногда даже у таких людей, как Бускадор, дрожат коленки.

Например, сегодня он всерьез испугался, что смертельно ранил желторотика-девчонку, на которого хотел посмотреть шутки ради. А в итоге он чувствовал себя так, словно посмеялись над ним.

Бускадор повернулся на сбитой простыне и приоткрыл глаз, чтобы сделать еще глоток. Сумерки, как жу быстро они наступили. И вода закончилась. Пришелец ударил по подушке кулаком недовольно и прислушался. Сойти ли вниз за водой? В горле пересохло, и что теперь делать.

И вдруг что-то защекотало его шею сзади. И сделалось немного холодно, и волосы на затылке дыбом встали. Что бы это могло быть?.. Бускадору показалось, что он знает, но объяснения найти кончику шпаги в опасной близости от сонной артерии не мог.

— Кто здесь? — он сам не ожидал, что со сна его голос прозвучит настолько хрипло.

За спиной раздался шорох и вздох. Кажется, Бускадор начал догадываться.

— Знаешь ли ты, дитя, что для сеньориты заявиться ночью к кабальеро — плохой тон?

Кончик шпаги взлохматил волосы над ухом. Кристина кашлянула.

— Откуда ты знаешь о моем отце? — Она пыталась говорить грозно, но голос у нее слишком тонкий для угроз.

— Не хочешь для начала убрать эту штуку? — попытался обернуться Бускадор и спихнуть с себя ее шпагу.

— Не дергайтесь, — пригрозила Кристина. — А то проткну.

— Кишка тонка, — усмехнулся Бускадор. — Ты уже пыталась и испугалась больше, чем когда я тебя саму продырявил.

Ему казалось, что извиняться нет смысла. И говорить, что испугался — тоже. Все ведь закончилось? И закончилось благополучно.

— О чем это вы? — спросила Кристина и прикоснулась свободной рукой к шейной повязке. — Не припоминаю, чтобы кто-то меня продырявил когда-либо.

Она не знала, зачем говорит такую смешную ложь. Но такая уж штука — человеческое сердце — иногда ничего нельзя с ним поделать.

Кристина добавила на всякий случай:

— К тому же, надо с чего-то начинать. С кишкой.

Бускадор расхохотался и пошевелился, пытаясь встать. Кристина напряженно фыркнула и неловко прижала шпагу к его шее, но Бускадор легко повернулся на бок, перехватил клинок и выдернул оружие из рук девчонки. Она от неожиданности села на пол и хлопнула ресницами. Босая и в легкой юбке, совсем девчонка. Как бы ни пыталась утром строить из себя бывалого воина в штанах. Бускадор перебросил шпагу рукояткой в ладонь, направил острие в сторону Кристины — но подальше, на всякий случай — и сказал:

— Похоже, ты меня совсем не боишься?

— А чего вас бояться? — рассмеялась Кристина ему в тон. Папа Мигель учил ее — сила духа, сила тела. Падая — вставать. Не пристало делателю счастья поддаваться собственным страхам. Да и…

— Болтают всякое, — пожал лукаво плечами Бускадор и прочертил шпагой в воздухе невидимые линии.

— Вы про мешки с трупами? — подняла Кристина брови. — Это же просто байки, — и ее против воли пробрала слабая дрожь. — Ведь правда?.. — с надеждой переспросила она этого странного пришельца с пепельными космами.

— А если нет? — загадочно прошептал Бускадор. Ему было любопытно, что она ответит.

Кристина задумалась ненадолго и посмотрела на Бускадора внимательно. Нет, что-то в нем есть такое, от чего он совсем не страшный, хочется с ним говорить, а не сражаться. И она уверенно тряхнула головой.

— У вас глаза добрые. С такими глазами не убивают.

— Вовсе? — поинтересовался Бускадор.

Кристина подумала снова.

— А мой папа… убивал?

— Не знаю.

— Мешками точно нет… Я знаю! Если только надо было защищаться, если не было выбора… — Кристина закрыла ладонями лицо. Без пяти минут адмирал — что могло это значить на самом деле? — Расскажите, — попросила она Бускадора и уселась на полу, обхватывая колени руками.

Бускадор покачал головой. Беспечная девчонка… Знает ли она, у кого добрые глаза? Кто тот пришелец, в комнате которого она так спокойно расселась?

— Почему бы тебе не спросить у него самого?

Кристина нахмурилась. В сумерках выражение лиц стиралось в полумрак, и говорить казалось легче.

— Разве вы не понимаете! Как я могу ему заявить… что он меня обманывал! Вот так, в лицо… Может, вообще, это вы небылиц наплели.

— Помощник капитана и без пяти минут адмирал — не такая уж большая разница, — пожал Бускадор плечами и отложил шпагу на постель. А сам спустился на пол, чтобы сидеть напротив и упираться спиной в ножку кровати, и… вообще, в том, чтоб сидеть на полу есть какое-то особое волшебство простоты и уюта.

— Но вы откуда-то об этом знаете, — с нажимом повторила Кристина. — А папа прошлое замалчивает, и делается грустный.

— Это нормально, я тоже не люблю говорить о Вертикали, — кивнул Бускадор.

— О Вертикали?! — подпрыгнула Кристина. И осторожно добавила, наклоняя голову вбок: — И об амаранте?

— Об амаранте? Почему же… — оживился Бускадор. — Амарант — совсем другое дело, это мечта наяву… Постой, дитя, откуда ты знаешь об амаранте?!

— Папа рассказал, — потерла ладошки Кристина, и глаза ее засияли, отражая свет звезд, зажегшихся над морем за окном. — Значит, я была права, и он существует!

— Это очень красивое слово… — согласился Бускадор и прикрыл глаза, откидывая голову на кровать. Сейчас он был готов ее вспомнить. Жизнь так много бросала его по свету, он так долго боролся с ней в Вертикали и в Горизонтали, что почти так и не нашел времени на мечту — увидеть, как цветет амарант. Кристина затаила дыхание.

— Из амарантовой муки и варят счастье. Сок агавы, амарантовая мука, корица…

— Так и должно быть, — выдохнула Кристина. — А еще ореховый крем, почти как для орчаты, только жареный. Папа Мигель так и говорил… Подожди… амарант — это растение?!

— Думаю, да.

— Как — «думаю»?! Ты не знаешь?!

— Я хотел его найти.

— И что тебе помешало?

Бускадор открыл глаза и усмехнулся.

— Жизнь помешала, — и встал с пола.

Кристина фыркнула — значит, не больно хотел.

— Из амаранта варят счастье… — повторила она медленно. — Подожди! Ты… видел, где?

— Ты ведь тоже умеешь? — ответил Бускадор ответом на вопрос и достал свою сумку из-под кровати. «Горизонт» — сказочное место и, действительно, девчонка умеет варить счастье, и даже мука ей не нужна. Но он ищет в жизни не то счастье, которое создает кто-то другой. Теперь он достаточно крепко стоит на ногах, чтобы найти свою мечту, свой амарант.

Бускадору сделалось неуютно. Он никому не говорил о Вертикали. Никогда. А вместе с тем… хотелось сказать что-то еще.

— Ты так думаешь? — обрадовалась Кристина.

— Определенно, — кивнул Бускадор и засмеялся. Она еще и сомневается.

Кристина помолчала. Слишком много всего она узнала, слишком много вопросов, чтобы задать хоть один.

Бускадор накинул камзол на плечо. Он спал достаточно, чтобы теперь идти всю ночь и путать собственный след.

Окинул взглядом комнату — ничего не забыл.

— Постой! — вскочила Кристина с пола и запрыгала на одной ноге: отсидела вторую. — Ты уходишь?

Бускадор кивнул. Он сам уходил оттуда, где варят счастье. Второй раз.

Кристина схватила шпагу с кровати и направила на него.

— Ты же… ты же не ответил на мой вопрос, Бускадор! — шепотом крикнула она. Почти умоляюще.

Бускадор не сдержался.

— Мое настоящее имя — Венто.

Почему-то он был уверен, что она его не сдаст.

— Венто?.. — Кристина озадаченно опустила шпагу и отступила. Слышала ли она это имя раньше?

Венто Бускадор дернул сумку на плече. И сухо сказал:

— Мы с твоим отцом… из одних и тех же мест. Мест, где варят счастье. Это называется Вертикаль. Твой отец был ловцом счастья. Я тоже мечтал… Но не повезло. Так вот. Однажды отряд не вернулся. Только адмирал и несколько матросов. Адмирал объявил, что остальные погибли. Маленькие портреты нарисовали в память о каждом. Твой отец был на одном из них. Вот так я его и узнал.

Бускадор взялся за ручку двери.

— Стой! — подбежала Кристина и схватила его за рукав. — Ты же не… уходишь?

— Ухожу, — улыбнулся Венто. — Уже давно пора. Монету я оставлю внизу. Передашь родителям?

У Кристины дрожали пальцы. Зачем он рассказал?..

— Только не вздумай искать Вертикаль, — предостерег Венто. Бессмысленно. Если она решит, то разобьется в лепешку или найдет. — И амарант тоже. Не женское это дело. Опасное.

— Но ты… ведь найдешь амарант? — с надеждой спросила Кристина.

Венто подумал и кивнул.

— Обязательно.

Почему-то казалось, что он непременно должен обещать ей это.

— Тогда привези мне. Пожалуйста, — попросила Кристина.

Вот так — просто. Если это родственная душа, то преград не остается.

Венто наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Привезу.

Сегодняшний вечер просто утыкан обещаниями, как морской еж иголками.

Кристина стояла и смотрела, как следом за Венто закрывается недавно смазанная дверь. В последний момент поймала ее за ручку, чтобы не хлопнула.

Все еще сжимала шпагу. Чувство было такое, словно снова прощалась с Энрике.

Кристина села на скомканную постель и сжала эфес пальцами обеих рук. Почему сражаться должны другие? Уходить, а она — оставаться? Почему искать должны тоже они? А если Венто не сдержит обещания? Или утонет?

Венто. Конечно, его следовало называть Венто, а не Бускадор. Это имя шло ему больше. Кристина улыбнулась.

Она уже знала. У папы Мигеля точно была тайна. Он выжил, чтобы стать ее папой — он не мог поступить иначе.

Но и она не может.

Глава 11. Прощай, «Горизонт»!

Кристина спустилась в гостевой зал на цыпочках, чтобы повесить шпагу на место, пока никто не заметил. Но уже на лестнице ей послышались приглушенные голоса со двора.

Мужские. И один из них — папы Мигеля.

Второй принадлежал Венто Бускадору.

Кристина хотела броситься к ним, уговорить Венто подождать ее, папу — отпустить, найти маму и обнять на прощание, а затем топать по морскому берегу и пене навстречу к будущему… Но мама Карла учила быть вежливой. Когда говорят взрослые, подумай семь раз перед тем, как подать голос. И Кристина спряталась возле еще теплой печной стены.

— Понимаю, — вполголоса сказал Венто. В звездном свете было видно его спину, наполовину скрытую камзолом, и светлые космы, выглядывающие из-под шляпы.

Папа Мигель молчал. Кристина заерзала — может, она просто не слышит?..

— Я ничего больше не умею делать, Бускадор. Только счастье. Еще и не каждый день. Кроме «Горизонта» мне дать семье нечего. И это все, что мне нужно. Когда я встретил Карлу, все было решено. И я не жалею, что сбежал.

— Я тоже, — согласился Венто.

Раздался хлопок — наверное, они пожали друг другу руки.

— Я не позволю, чтобы Кристина и Карла узнали о Вертикали, амаранте и всем остальном. Это… бред, который портит жизнь одним своим существованием. Это опасное знание.

Голос папы Мигеля звучал пугающе сурово и не оставлял ни лучика надежды.

— Незнание — не лекарство, — странными словами ответил Венто. — Приглядывайте за дочерью. Не важно, знает она или нет, но узнать она хочет. И может вовремя не остановиться. Сами знаете, что это значит.

— Я позабочусь обо всем. Спасибо, Бускадор.

Кристина стиснула зубы. Они держат ее за ребенка?

— Доброй ночи, — сказал Венто и поднялся. Кристина прижалась к печной стене. Шпага тихо звякнула о чугунную заслонку.

— Семь футов под килем, — усмехнулся папа Мигель. — И удачи.

Пришелец ушел через калитку над морем.

Кристина пяткой почувствовала: Бускадор не вернется.

Папа Мигель решил, чтобы Кристина не знала. Решил за нее. Обидно, едва ли не до слез. Кристина сидела на заднем дворе и поигрывала шпагой, ловя свет звезды на острие.

Хотя он имел право на тайны, как и все. Без тайн жизнь была бы… не такой сказочной. Только зачем было обманывать про амарант? Почему папа сказал Венто, что это бред, и что он отравляет жизнь? Ведь из амаранта делают счастье. Если найти амарант, посадить здесь, раздать всем во всем круглом мире Магеллана… то люди смогут быть счастливы. Будут печь печенье из амарантовой муки, … И папа Мигель сможет закрыть «Горизонт» на два года и уплыть… Совершенно верно. Если бы про амарант знали, столько всего изменилось бы к лучшему. Из счастья секрет делать неправильно…

Если бы Энрике мог узнать про амарант! Он бы знал, что делать в своей войне с пиратами. И вернулся бы домой. Уже давно.

Она бы ему рассказала. Если бы знала, где его искать.

Кристина поджала губы. Соленый ветер прилетел с берега и донес шум мятежной волны.

Разве отправиться за амарантом — плохо? Почему Венто сказал папе Мигелю приглядывать за ней?

На кухне появилась мама Карла. Не спит. Зажгла масляную лампу. Кристина подвинулась к стене, чтобы не объяснять, что она делает на заднем дворе. Мама Карла загремела посудой, а потом охнула, и что-то разбилось:

— Что ты тут делаешь?!

Кристина вздрогнула. Все же увидела?..

— Напугал! Не спится, что ли?

Нет, дело было в папе Мигеле.

— Карла, я жутко устал…

— Ну, вот, — запричитала мама Карла тихим голосом. — Снова началось… Этот Бускадор, или как его там…

— Он ушел, не волнуйся.

— Ну, и слава богу… Ты видел, как он на Кристину смотрел? Чтоб ноги его больше тут не было…

Кристина навострила уши. А как он смотрел?..

Похоже, папа Мигель тоже не заметил, потому что он спросил:

— Как?

— Наша дочка выросла, Мигель. Пора ее выдавать замуж.

Кристина вздрогнула и икнула. Как… замуж? Сердце замерло.

— Карла… ты же помнишь, она любит Энрике, — слабо сопротивлялся папа Мигель. Сердце Кристины пропустило два благодарных удара. Хотя она не думала, любит или нет. Просто… Энрике был в ее сердце странно драгоценным воспоминанием. — Мы не можем вот так…

— Это детская блажь, а не любовь. Да и где он, Энрике?.. Даже весточек домой не шлет уже года три… Нет, Мигель, нельзя ей вечно витать в облаках. Ты же не хочешь, чтобы наша дочь зажила, как ты?

Папа Мигель не ответил. Теперь сердце взяло и сжалось. Пальцы Кристины впились в рукоятку шпаги до боли. Но она хочет жить именно так, как папа Мигель!

— Не хочу, — ответил папа Мигель наконец. И мечты Кристины упали с поднебесья и разбились вдребезги. — Только обрезать ей крылья — жестоко, Карла…

— Чушь, — не согласилась мама Карла. — Выйти замуж — это не обрезать крылья. Это нормальное земное счастье, которого вам с ней так не хватает. Вечно бродите душой…

— Вечные бускадоры… — сказал папа Мигель.

— При чем тут этот тип?

— «Бускадор» — значит «искатель», любовь моя, — засмеялся папа Мигель. — Так вот почему ты вышла за меня замуж? «Нормальное земное счастье»?

Мама Карла тоже засмеялась и щелкнула пальцем, наверное, по папиному носу. Почти весело. Почти счастливо.

Но что нам в счастье других, когда наше собственное ускользает из ладоней?

— Я просто влюбилась, дурачок… И не жалею, но… Кристине нужен муж, который будет возвращать ее на землю, как я тебя.

— Ты всегда была мудрой, Карла… Только не рано ли?

— Я тебе говорю — твой Искатель пялился на нее, как на взрослую женщину. Да и другие заглядываются. Не замечал? Ростом Кристина уже меня догоняет… Пора побеспокоиться о ее безопасности. Мы не вечны. И должны заранее устроить дочери жизнь.

Кристина отслонилась от стены. Папа Мигель согласился с мамой Карлой. Пусть они желали ей простого «земного счастья», но Кристина желала себе другого. Бурлящего, бросающего, как ракушку, на берег, а потом утягивающего на дно, осыпающего брызгами в солнечном свете. Такого счастья. Неуловимого, того, которое не стоит на месте. Как море.

Неужели это не имело значения?

Разве папа Мигель не говорил, что жизнь человека в том, чтобы искать себя? Что счастливы те, кто кует или готовит свое счастье сам? Как она будет искать себя, искать амарант, искать жизнь, если выйдет замуж и навсегда останется на Холме Святой Марии?.. Если решение за нее примет мама Карла? А мама Карла может.

Она не могла остаться.

Родители тихо поднялись наверх. Кристина подождала, а затем прокралась в свою комнату, отложила шпагу на кровать и достала из тайника в матрасе рубашку и бриджи. Раньше они ей служили для тренировок. А теперь… Тренировки закончились, и впереди жизнь. Переоделась, стянула волосы в узел над шеей и оглянулась на зеркало.

В слабом звездном свете Кристина показалась себе самим ловцом счастья — слишком уж это красиво звучало, чтобы забыть. Что это значит? Что такое Вертикаль? Почему это знание — вредно?

«В тебе половина Вертикали и половина Горизонтали» — так сказал папа Мигель однажды.

Что это значит? Жизнь не жизнь, если человек не знает, кто он и зачем.

Самое главное — где и как цветет амарант? И как из него готовить счастье?

Папа Мигель не расскажет.

Она пойдет по жизни отважно и однажды найдет ответ. И найдет себя по дороге, что самое главное.

Кристина огляделась: что ей следует взять с собой? Она не имела ни малейшего понятия.

Мама Карла закричала. Отчаянно и несчастно. Когда папа Мигель примчался к ней наверх, то застал ее в комнате Кристины. Мама Карла сидела на неразобранной кровати, уронив голову на руки.

— Что случилось, любимая? — присел папа Мигель рядом и обнял ее за плечи.

— Кри… Кри… — задыхаясь, проговорила мама Карла. И протянула папе Мигелю записку.

«Дорогие папа и мама!

Я отправляюсь искать себя. Простите… Только если мне уже пора замуж, то значит, я уже взрослая. Конечно, мне нравится делать Холм Святой Марии счастливым… Но я хочу и свое собственное счастье приготовить. Так что, сначала надо найти себя. А потом… я вернусь, мама, и, может, и замуж выйду. Пока мне не хочется, если честно.

Люблю вас. Обещаю слать письма.

P.S. Папа, я взяла твою шпагу. Мама, а на кухне я забрала корицу, чтобы запах дома был со мной. Обещаю вернуть все в целости и сохранности. С корицей и шпагой со мной ничего не случится. Не волнуйтесь, пожалуйста. Вы знаете, что я умею позабитьться о себе, правда?

Ваша дочка Кристина».

Папа Мигель застонал. Хорошо, что он не говорил Кристине про амарант…

— Она услышала… Но почему не поговорила… — плакала мама Карла. — Я бы подождала годик-два… А теперь…

— А теперь она пойдет своим путем, — вздохнул папа Мигель. Сейчас он должен был быть сильным. Потому что в маме Карле сил не было. — Кристина — мудрая девочка…

— Какая мудрая… — всхлипнула мама Карла. — Ребенку еще не исполнилось пятнадцати…

— Через месяц пятнадцать… — пробормотал папа Мигель. Мама Карла имела склонность преувеличивать в свою пользу.

— Срочно отправляем людей на поиски! Ты представляешь, что с ней может случиться в большом мире?.. Это все твое влияние, твои рассказы про несуществующие страны, адмиралов без пяти минут, маяки на краю земли…

Мама Карла била папу Мигеля по спине, только ему не было больно. Он был согласен с ней. И несогласен. На месте Кристины он поступил бы точно так же. Как и на месте мамы Карлы тоже. И своем собственном, папы Мигеля. Если бы не он, Кристина была бы обычной девочкой Горизонтали. И никогда бы не искала то, что за облаками… Поэтому мама Карла имела полное право его бить. Даже можно сильнее.

Но в ней была и Вертикаль. А Вертикаль в крови означала вечно искать.

Мама Карла успокоилась и взяла себя в руки.

— Куда она могла пойти? Думай! Мы должны отправляться на поиски!

Но босую девочку в легкой юбке и со шпагой никто не видел до самой Валенсии. А через несколько дней пришло письмо.

«Папа и мама!

Представляете?! Угадайте, кого я случайно встретила в Валенсии? Энрике! Да, самого Энрике. Он как раз вернулся из-за океана на большом корабле. И берет меня с собой в следующее плавание юнгой. Наверное, вокруг земли. Мы повторим путь Магеллана, подумать только!

На рынке сегодня я видела много попугаев — папских петухов. Один все время кричал «Разрази меня гром!», и это очень смешно.

Отправлю письмо, как только войдем в порт. У меня все хорошо!

Кристина.»

Глава 12. Юнга, полундра!

Кристина проталкивалась сквозь портовую толпу, прижимая сумку к груди. Тщательно завернутая в одеяло шпага неудобно ударяла по щеке при каждом шаге. Но Кристине было не до шпаги: она собиралась пробраться на корабль Энрике, и все мысли были только об этом.

Это было невероятным везением! Увидеть Энрике здесь, в этом огромном, шумном городе с красными крышами и полном совершенно разных людей: от мавров до бледных северян, от важных купцов, затмевающих торговца Педро разноцветными одеждами, диковинными тюрбанами и крикливыми попугаями на плечах, до черных, как зола, рабов, всего в набедренных повязках. Здесь на одному углу воняло рыбой и несвежим бельем, на другом воровали из каждого второго кармана, на третьем кричали на разных языках все, что угодно: от благословений и до проклятий. Здесь на прилавках раскидывали шелк настолько тонкий, что, казалось, вместе с солнечным светом сквозь него можно увидеть арку Кафедрального собора и Святой Грааль в нем…

Слишком ярко, слишком одурманивающе… В момент, когда Кристина почувствовала себя совершенно потерянной, она увидела его. Энрике, который дразнил ее головастиком.

Он шагал уверенно, размашисто, словно вся громкая Валенсия — да что там! — весь мир принадлежал ему. Высокий, еще более недосягаемо взрослый и серьезный, в черном плаще, с короткой просоленной косой, выбивающейся из-под шляпы. Безупречно белый воротник под камзолом, через плечо — роскошная золотистая перевязь, шпага на боку… Энрике был великолепен, и Кристина была готова ослепнуть. Рядом с ним шли двое в плащах. Энрике выступал подобно самому королю. Сердце Кристины забилось, как горлица в клетке, и она бросилась следом на узкую улочку.

— Капитан! — толкнул один из спутников Энрике в бок. — По левому борту.

Кристина остановилась. Ее заметили!

Энрике обернулся и… встретился с ней взглядом. Кристина покраснела и опустила глаза.

— Я… — Перехватило дыхание.

— Парень, здоров и крепок, работу бы себе искал, — сказал Энрике с укором, и что-то звякнуло. — Держи. — К ногам Кристины, звеня и переливаясь золотом на солнце, упала монетка.

— Больно капитан щедр, — засмеялся один из спутников.

— Его сегодня повысили, — отвечал другой.

— Довольно, — потребовал Энрике; их голоса затихали в конце улочки. — Нам еще предстоит выследить Искателя Ветра, господа, шутить некогда.

Кристина подняла монетку и спрятала в потайной карман.

Он ее не узнал… Зато она знает, что Энрике — капитан, который охотится за Искателем Ветра. Пиратом, который заставляет дрожать каждого торговца.

И она ухватилась за это знание.

Наконец Кристина остановилась перед огромным фрегатом. На носу — диковинный кот с шерстью вокруг головы. Рычит, а хочется погладить. Кристина даже протянула руку, но он безнадежно далеко… Как и Энрике. Как амарант? И путешествие к самой себе?..

— Якорь тебе в глотку, парень! — грубо толкнули ее, и шпага папы Мигеля едва не выпала из дорожного мешка. — Что стоишь?

Над ней возвышался горой кто-то в грязной серой рубахе, рукава закатаны выше локтей, руки волосатые, грудь из-под рубахи тоже, а изо рта пахнет… как будто он помои пил. Кристина сморщилась, перехватывая сумку поудобнее, и поправила шпагу в одеяле.

— Подвинься, говорю! — замахнулся Грязный.

— Ага, — проговорила Кристина, отступая в сторону и осторожно выдыхая. — А… — и уже в спину Грязному донесся вопрос: — А это ведь корабль капитана Энрике? Который за Искателем Ветра плывет?

Грязный остановился, расхохотался, а потом развернулся с насмешливой миной на лице:

— А что? Юнгой хочешь?

— Почему бы нет, — серьезно подумала Кристина вслух.

Грязный поднял брови.

— Мы кого попало не берем, — заявил он важно.

— Так я не кто попало, — возразила Кристина. — Я умею фехтовать.

— Что умеешь?..

— Фехтовать. На шпагах драться, значит. А еще я приношу счастье.

— Флакончик со счастьем в кармане? — повертел пальцами Грязный насмешливо. И где-то над ним посмеялась чайка.

— Лучше, — пожала Кристина плечами. — Без флакончика. А удача в поиске Искателя Ветра пригодится, ведь правда?

Неужели она поплывет на одном корабле с Энрике, по одним и тем же водам, будет ходить по одной и той же палубе?..

Грязный покачал головой.

— Дерзкий ты малый. Как зовут-то тебя?

— Кри.

— Кри?

— Это от «Крис»… Кри — звучит удобнее.

— Удобнее, — согласился Грязный, недоумевая, как он, вообще, соглашается с пареньком. — А…

— Только я обещал написать короткое письмо родителям перед отплытием, я ведь успею?

Грязный на фрегате оказался боцманом. Звали его Хуан-Урс.

Фрегат — это такой большой корабль. Вот и все, что знала Кристина, ступая на деревянную палубу. Но это было неважно.

Юнга или адмирал без пяти минут — совершенно в жизни неважно.

Просто быть здесь — правильно. Там, где Энрике, быть — правильно.

Он обещал выяснить, откуда везут счастье. Он воюет с теми, кто его отбирает. С Искателем Ветров, главным образом.

И это то, для чего и она рождена — счастье.

Хотя любопытно, почему у Искателя Ветра именно такое имя…

— Эй, юнга, полундра! — крикнули Кристине сверху. Она задрала голову, и едва успела уклониться от ведра и швабры. Они с грохотом свалились на палубу. На лестнице стоял Хуан-Урс и еще два матроса. Оба такие же грязные, но поменьше Урса. Помоложе и постарше. Они гоготали над испуганным лицом Кристины.

— Как гуси, — пробормотала Кристина, продолжая прижимать к себе сумку.

— Он мне заявил, что приносит удачу, — тыкнув в Кри пальцем, объявил боцман Урс. И снова все трое расхохотались.

— Но не будет удачи, если прибьете ведром, — отозвалась Кристина.

— Пора браться за работу, — отрезал Хуан-Урс. — Бегом на шканцы!

— Какие штанцы?.. — озадачилась Кристина.

Хуан-Урс и его приятели снова взорвались хохотом. Тот, что помоложе ехидно предложил:

— А что, Урс, и штанцами пусть займется…

И, спустившись вплотную к Кристине, Молодой одним пальцем толкнул ее в плечо.

— Силенок хватит?

— Верзила, будет тебе, не задирайся! — крикнул Старый.

— Брось, посмотрим, что будет, — остановил Старого Урс и потер ладони.

Кристина нахмурилась, и рука сама по себе потянулась к шпаге. Верзила закатал рукава и толкнул Кри еще раз, посильнее.

— Руки прочь! — запальчиво воскликнула Кристина, выхватывая шпагу.

Боцман и его друзья издали удивленные возгласы, когда сталь сверкнула на заходящем солнце.

Отворилась дверца под лестницей. Совсем рядом.

— Что происходит?!

Наружу из нее вышел Энрике. Блестящие сапоги, расшитый золотом камзол, суровый взгляд… Кристина так и замерла в исходной стойке.

— Хуан, в чем дело? — поднял лишь одну бровь Энрике. — Что за мальчишка?

Лицо Кри запылало.

— Капитан… — вытянулся по струнке вмиг сникший Хуан-Урс. — Вот… нового юнгу воспитываем…

— Шпагу убрать, — приказал Энрике, скользнув по ней всего взглядом. — Ты откуда, парень?

Кристина сглотнула и опустила оружие. Слова не клеились.

— Смотри-ка, сразу спеси поубавилось, — шепнул Старый Урсу.

— Местный ты? — спросил капитан Энрике. — Или немой?

— Н-нет… говорящий… — промямлила Кристина.

Урс и компания фыркнули несколько раз, сдерживая смех.

— Почти… местный…

— Мои родные места, — задумчиво погладил подбородок капитан. И немного грустно. — Давно я здесь не был… Что ж, говорящий местный юноша… Можешь оставаться. Но при условии, что сдашь шпагу.

И он протянул руку требовательно. Кристина замешкалась.

— В работе юнги она тебе не пригодится, — поторопил Энрике, уже и не глядя на юнгу. — Боцман, ром в воду добавили?

— Так точно, капитан! — доложил Урс с готовностью.

— Привычка корсаров… — недовольно пробурчал Верзила.

— Зато вода не протухает, — отрезал Энрике. — Юнга, почему шпага все еще у тебя?

— Это отца… — тихо отвечала Кристина, прижимая шпагу к груди вместе с сумкой и одеялом.

— Не трясись, как девчонка. Шпагу!

Кристине хотелось плакать. За что он с ней так?.. Она несмело протянула шпагу. Энрике отобрал ее и, даже не рассматривая, отдал Хуану-Урсу.

— Найди ему рундук, — приказал Энрике и, как ветер, в несколько прыжков взлетел по лестнице. — Что за беспорядок на юте? Хуан! — голос капитана гремел пострашнее грома. — Шканцы до сих пор не чищены?.. Юнга!

— Полундра, юнга, — насмешливо прошептал Верзила.

— Что значит полундра? — уточнила Кри, закатывая рукава как можно более уверенно.

— Значит — крышка тебе, — фыркнул Верзила.

Глава 13. Салагам вход воспрещен!

Солнце, кажется, в море палит по-особенному. Будто бы злится, что земли здесь нет, одна вода, которую ему вовеки не иссушить. И отыгрывается на кораблях. Например, фрегатах вроде «Отважного». Например, на юнгах, которые уже знают, что шканцы, они же квартердек — это никакие вам не штаны, а верхняя палуба на корме. Священное место. Место капитана Энрике.

На шканцах Кри драила палубу ежедневно, на рассвете, чтобы успеть до того, как капитан Энрике поднимался наверх. Чтобы место, где он проводил чуть ли не все свое время, блестело. И было достойно его выдающейся личности.

Кри даже повязывала голову платком. И то и дело вытирала пот со лба.

В каждой щели — соль. На юте. На баке. На деке.

— Эй, салага!

Кри вздохнула и стиснула зубы. Верзила проходу не давал. А ведь, небось, давеча сам юнгой на четвереньках ползал по палубе.

Босые ноги Верзилы остановились почти под носом. Кри молчала и яростно продолжала натерать доски, уже досуха.

«Салага» — это звучало унизительно. Что бы оно ни значило.

— Урс сказал, ты удачу приносишь. Что ж нас вчера так болтало? — продолжал нарываться Верзила, растопыривая пальцы.

Кри поджала губы. Она здесь иногда начинала сомневаться, что знает, что такое счастье. Какое может быть счастье, когда колени стесаны, на ладонях мозоли, под глазами — синяки от недосыпа, ведь спать на кубрике в гамаке невозможно от чужого храпа, от вони. А вчерашняя болтанка… вспоминать страшно, до сих пор мутит. И Старый сказал, что это вовсе не шторм.

Если бы Кри не знала, что Энрике здесь, если бы не видела бы, заслоняясь рукой от гадкого солнца, его уверенный силуэт на шканцах… она давно составила бы компанию дельфинам. Так думала Кри. И продолжала тереть доски. День за днем.

— Я с тобой разговариваю, салага, — Верзила поднял одну ступню и поставил Кри на спину. От неожиданности она охнула и распласталась. — Ишь ты, — захохотал Верзила, постукивая босой ногой по лопаткам Кристины победно..

— А-а! — возмутилась Кристина и, извиваясь, повернулась на бок, а затем дернула парня за лодыжку со всей силы. Пока он летел носом прямо на нее, откатилась в бок и вскочила на ноги торжествующе, принимая привычную исходную стойку. Только шпага в рундуке. Кристина сжала кулаки.

— Трюмная крыса! — выругался Верзила, с трудом поднимаясь: у него кровь пошла носом, и одним кулаком он пытался ее остановить.

Ногой он толкнул ведро с забортной водой. Еще наполовину полное. Оно предназначалось для полубака.

А теперь вода вылилась на только что вычищенный и высушенный дек у основания грот-мачты. Лицо Кри запылало еще большим гневом.

— Как ты можешь! — воскликнула она.

— Морского ежа тебе в пасть! — Верзила собрался броситься на противника, выставляя свободный кулак вперед.

— Тишина на палубе!

Она и не услышала поступи капитанских сапог по палубе позади себя. И вздрогнула. Ябедничать на Верзилу казалось таким жалким…

— Капитан! — вытянулся по струнке Верзила, отпуская нос. Зрелище великолепное.

Кристина повернуться не осмелилась. И только заметила, как предательски задрожала левая коленка. А еще любопытные рожи, которые стягивались на зрелище, как голуби на крошеный хлеб.

— Чем занимаешься, Хузо? — сурово спросил капитан Энрике, все еще оставаясь за спиной Кристины.

Верзила ненавидел свое настоящее имя и скрывал изо всех сил. Любил лихо шутить, будто с характером «маманя прогадала».

Но капитан Энрике знал каждого на судне. По имени, прозвищу и чину. И использовал то из них, что лучше всего подходило цели.

— Так… капитан… — Верзила проглотил язык, краснея от смешков матросов. — Учу салагу вот… — махнул он рукой в сторону Кри враждебно, — дисциплине…

Канонир Пабло не выдержал и взорвался хохотом. Потом поутих, глядя за спину Кристины. Они с капитаном были друзьями, и канонир Пабло мог себе это позволить.

— Дисциплина — дело серьезное, — отчеканил капитан Энрике. — И издевками не прививается. Наряд на камбузе вне очереди. Немедленно.

Матросы заулюлюкали. Верзила запыхтел и поплелся на кухню, подарив Кри красноречивый взгляд и кукиш. Конечно, так, чтобы капитан не видел.

Кристина стояла ни жива, ни мертва.

— Юнга, — чуть ли не над ухом услышала она. — Мне и дальше вам в корму смотреть?

Кристина поперхнулась и осторожно повернулась на носочках, съеживаясь.

— Приберитесь, — коротко приказал капитан Энрике, указывая на разлитую по палубе воду. — А затем поднимитесь на квартердек.

И зашагал прочь. Фрегат качнулся на случайной волне, и Кри легонько швырнуло о мачту.

Всем было известно: когда капитан сердился, он обращался к команде на «вы».

— Сухого пороха, юнга, — подмигнул канонир Пабло, твердой рукой возвращая Кри на ноги.

Кристина сложила брови домиком, глядя ему в слегка сгорбленную временем спину.

Почему канонир Пабло вдруг подмигнул?

А вот Хуан-Урс прошел мимо с напыщенной физиономией. Словно он всю ночь не храпел, а сливки лопал.

С замиранием сердца Кристина поднималась на ют. Она развязала платок. А потом снова повязала, как можно ниже. Все же, оно к лучшему, что Энрике ее не узнает. Капитан Энрике. Лучше пусть Кристина с Холма Святой Марии для него останется существом, которое приносит счастье. Кристину он не смог бы наказать со всей строгостью, и потом бы совесть мучала его. И команда бы посмеивалась. И ее… точно отправил бы на берег, как пить дать. Так что Кри, юнга с «Отважного»… пройдет по доске, если потребуется!

Кри не заметила, как споткнулась.

— Поднимайся, смелее, — позвал капитан Энрике.

Он уже ее увидел. Кристина потерла натруженные колени под штанами.

— Капитан, я…

— Поднимись и подойди, — ровно приказал капитан.

Кажется, он уже не сердился? Кристина робко подняла глаза и сдвинула платок с бровей.

На обветренном лице капитана играла легкая улыбка. Он держал штурвал. Больше на шканцах никого не было.

— Отец тебя учил фехтовать, Кри? — спросил Энрике.

Кристина кивнула, продолжая судорожно сжимать руки в замок.

— В Валенсии?

Кристина закусила губу.

— Почти… — прохрипела она еле слышно.

Море пропахло жарой и солнцем насквозь.

Капитан Энрике покачал головой, продолжая смотреть куда-то на рангоут; так называют мачты, паруса, снасти и все остальное в этом роде.

— Я неплохо знаю фехтовальщиков Валенсии… Но ни у одного не было сына.

У юнги Кри перехватило дыхание.

— Он не был… известен.

— Но обучил он тебя не так уж плохо, судя по всему.

Кристина подняла глаза с недоверием. Это шутка? Похвала? Презрение?

Капитан не отводил взгляда от брам-стеньги. Высоко-высоко на мачте… Выше только бом-брам-стеньга. Тонкие морщинки от уголков глаз. Которые делают его вроде как добрым. А он на самом деле какой?

— Тогда ты должен знать… — продолжил капитан, — что важно для фехтовальщика?

— Три вещи. — Их Кристина знала назубок. — Владеть телом, владеть духом и вставать, когда падаешь.

Капитан Энрике отвлекся от бом-брам-стеньги. И испытывающе посмотрел в обгорелое лицо маленького юнги.

Кристина смутилась и опустила глаза.

Капитан Энрике коротко рассмеялся.

— Боцман говорил, ты приносишь удачу… Удачу, может, и нет… Но счастье — пожалуй. Я знал кое-кого еще, кто…

Капитан Энрике умолк и помрачнел. Отчего?.. Кристина почувствовала, как от ожидания у нее поднимаются брови.

— В общем… Кри из Валенсии, — голос капитана снова сделался суровым и четким, — владеть духом — хорошо сказано. Где же был ваш дух сегодня?

Капитан снова злился. Почему он злился, когда вспомнил Кристину с Холма Святой Марии?.. Безобидную маленькую Кристину десяти лет от роду?..

— Я… не сдержался… — вынуждена была виновато признать Кри.

Капитан Энрике кивнул. Кристина не знала сама, чего ждала. И переминалась с ноги на ногу. Ждать выговора от капитана было страшно. Но слышать его голос в целом — восхитительно. Она не знала, почему.

— Юнга обязан уметь покорно учиться. Но это не значит, что тебе следует позволять Хузо или кому бы то ни было другому задирать тебя, — сказал Энрике наконец. -. Полезно знать, когда стоит сдержаться, а когда ответить ударом на удар. В том настоящая дисциплина и заключается.

— А как… знать? — отважилась Кристина спросить.

Капитан Энрике снова посмотрел на нее так, как после брам-стеньги. Или бом-брам-стеньги. Будто ему делалось на мгновение любопытно, что у нее там, в голове.

— Практика в фехтовании тебе все разъяснит. На рассвете приходи на полубак.

Кристине показалось, что перед глазами враз сгорели все звезды Вселенной.

— Но, капитан… — она едва не задохнулась от восторга. — А боцман что скажет…

— Ты знаешь, кто такой юнга? — живо отозвался капитан Энрике.

Кристина мотнула головой отрицательно.

— Это мальчик, из которого может вырасти помощник капитана.

Кри ахнула, закрывая ладонью рот и в восхищении воззрилась на капитана Энрике.

— Правда?!

Он снова коротко рассмеялся.

— Правда. Я тоже однажды был юнгой.

— И я… мог бы?

— Я научу тебя обращаться с секстантом и картами, Пабло — познакомит с пушками и рангоутом. И тогда посмотрим.

— Я уже знаком с рангоутом… — брякнула Кристина, до того счастливая, что забыла про разницу положений. Затем спохватилась и добавила с заискивающей улыбкой: — Ну, немного.

Глава 14. Женщина на корабле — к беде!

— Сюда! Плечо!

Кристина все больше распалялась и не обращала внимания, что платок развязался и отлетел к фальшборту. Сражаться против шпаги умелого противника, а не учебного шеста папы Мигеля — это нечто совершенно иное. Бускадор, конечно, тоже не в счет. Бускадор только шутя защищался. Капитан же Энрике не ведал пощады. И нападал яростно, неожиданно, тесня к мачте, заставляя лоб и спину Кристины обливаться потом, а голову — терять контроль.

— А! — бросилась Кристина в атаку, уже не пытаясь просчитывать движений. И едва не насадилась на капитанскую шпагу. Отпрянула.

— Ты открыт! Концентрируйся, Кри! — требовательно воскликнул капитан.

Его белая рубашка даже не потемнела. Ему даже жарко не было. И шея без платка казалась совершенно сухой.

За его спиной занимался рассвет, заливая воздух розовым светом.

Кристина пыталась сконцентироваться. Но ее охватывало отчаяние. Капитана Энрике ей не победить никогда.

— Что же ты, юнга? — поднял капитан Энрике бровь, поигрывая шпагой на весу. — Нападай! Толчок!

Кристина постаралась собрать волю в кулак.

Пот застилал глаза. Сердце выпрыгивало в горло.

Канонир Пабло наблюдал, прислонившись к ютовым перилам. Хуан-Урс, Старый и Верзила вместе с еще несколькими матросами уселись на полубаке, покуривали дешевый табак и шумно обменивались мнениями по поводу дуэли капитана и юнги.

Кри сделала выпад и проткнула воздух. Капитан Энрике оказался за ее спиной и легко кольнул кончиком шпаги в спину. Кристина обернулась в отчаянии и свалилась на палубу: ноги отказывались держать ее.

Капитан Энрике снисходительно протянул руку.

— Хватит на первый раз, Кри -.Кристина помедлила. Конечно, обижаться было бы глупо. А все же… после игрушечной схватки с Бускадором она вообразила невесть что о своих навыках. И теперь была заслуженно посрамлена. На глазах у всех.

Капитан не стал ждать, когда юнга примет руку. А просто наклонился, сам взял ее ладонь и рывком поднял. У Кристины перехватило дыхание от неожиданности. И, вообще…

— Верни шпагу на место и принимайся за свои ежедневные обязанности, — приказал капитан Энрике. — Представление окончено, господа! — крикнул он Урсу и компании. — Или у вас нет работы?

И, сверкнув для порядка глазами на засуетившихся матросов, капитан развернулся на своих капитанских каблуках и отправился в каюту.

Кристина перевела дыхание и вытерла со лба пот. Кто-то опустил тяжелую ладонь на ее плечо.

Канонир Пабло! Он ухмыльнулся — пахло от него табаком, но не так, как от боцмана, а как-то… глубже и со вкусом — и сообщил:

— Только работай быстрее, юнга, в полдень я жду тебя на нижней палубе.

Кристина потеряла дар речи. Значит… поражение на дуэли не значит, что от нее отказались?.. Или канонир Пабло не понял?..

— Сегодня нужно почистить гальюн, — злорадно шепнул Урс, проходя мимо.

А Верзила бросил ей швабру. Кристина поймала, упуская шпагу. Та звякнула о деревянную палубу и откатилась в сторону.

Гальюн — это такие доски, спрятанные за фигурой льва на носу. Под бушпритом. Чтобы на них попасть, нужно перелезть борт на полубаке. И усесться над морем, держась за канат. Тогда волной смыть не должно.

Кри ненавидела это место. Отхожее.

Зачем чистить гальюны, если их и так овевает море и ветер?.. Это очередные происки боцмана Урса. И его наперсников.

Кристина вздохнула, сжимая ручку ведра пальцами. Если смоет в море, это верная смерть.

Занесла ногу за борт. В глазах на миг задвоилось. Тело после тренировки казалось мягким и непослушным…

Но Кри не хотела сдаваться. Юнга обязан покорно учиться, сказал капитан. И это его обязанность — подчиняться боцману. Даже если это — противный толстяк Урс.

И Кри перебралась на гальюнную площадку. Ее обдало соленой пылью встречной волны и крепко встряхнуло. Она вскрикнула и ухватилась за канат. Швабра упала на настил.

С замирающим от страха сердцем Кристина отпустила канат и присела на корточки. Шатать стало чуть меньше. Но волны, пляшущие у носа корабля прямо под ногами… заставляли сглатывать чаще.

В чистке нуждались лишь две доски. Остальное сделало море.

Не вставая с корточек, Кристина осторожно окунула швабру в ведро и опустила на настил. Судно качнулось. Ведро накренилось и полетело в море.

— Нет! — воскликнула Кристина, простирая за ним руку. И поймала.

Только ведро потянуло вниз, и Кристина едва успела упустить швабру и схватиться за трос. Швабра нырнула в море.

Кри хотелось расплакаться. Она едва не висела над морем, разрываясь между тяжелым ведром и канатом. Сил поднять ведро и себя не было.

По счастью, у бушприта кто-то показался.

— На помощь! — крикнула Кри изо всех сил.

— Морской еж тебе в глотку! — воскликнул кто-то. Челка мешала Кристине рассмотреть. — Что ты тут зависаешь, салага?

А вот теперь вопросов не возникало. Верзила. Из всех, кто мог появиться в столь позорный момент, судьба выбрала заклятого врага.

Тем не менее, вскоре Кристину схватили за шкирку и вытащили на гальюнную площадку. Которую, к счастью, она уже достаточно залила водой. Она приникла к настилу всем телом, боясь встать и пошевелиться.

— Да отцепи клешню от ведра, — с хохотом приказал Верзила, забирая у обессилевшего юнги инструмент. — Как только додумался сюда с ведром припереться?

— И со шваброй… — простонала Кристина в отчаянии. — Чистить гальюн…

Верзила расхохотался еще пуще, но новый крен «Отважного» заставил его заткнуться и схватиться за снасть.

— Иди-ка отсюда, Кри, — потянул он несчастного юнгу за воротник к полубаку. — Вот же краб пресноводный… Кто чистит матросский гальюн?.. Урс тебя посылал в офицерский, а это на корме!

— На корме? — упавшим голосом уточнила Кристина.

С помощью Верзилы она встала на дрожащие ноги и доползла до борта.

— Ну, переваливайся, — подтолкнул не слишком вежливо Верзила Хузо. — Я с Веселым Роджером парой слов перекинуться хочу с глазу на глаз.

И хохотнул.

— Ты ведь про офицерский не в курсе?

Кристина, намертво прицепившаяся к фальшборту, покачала головой.

— Он в каморке на корме, чтобы наше дорогое капитанство в море не свалилось ненароком. Вот туда и иди!

Кристина сглотнула. Зря она жизнью рисковала?.. И спас ее от всех бед вот этот… Хузо.

— Вот что значит, что ты приносишь счастье, — поднял вдруг палец Верзила. — Давно я так не веселился.

И на новом крене он схватился за канат покрепче и… Кристина поспешила отвернуться и убраться восвояси. Жалея о потерянной швабре, в дополнение ко всему.

Кубрик гремел от смеха. Кристина протолкнулась к своему гамаку боком, но незамеченной пройти не удалось.

— Кри! — захлопал в ладоши Крепыш Санчес. Так все звали этого дылду без волос. — Ты и правда приносишь счастье?

— Эй, парень — не камбала, — ткнул его в бок Старый; кроме как Стариком его и не величали. — Вот ты на гальюн взял бы швабру, а?

— Он ее в море спустил, — добавил Верзила.

Кристину пронзила дрожь. И тут она вспомнила папу Мигеля.

Вокруг него так же собиралась толпа и смеялась. У камина. И он смеялся с ними. Над собой, над ними, над миром. Неважно. Просто смеялся. Когда смеешься, ничего не страшно.

«Разве я такая важная персона, чтоб запрещать над собой смеяться?» — спрашивал папа Мигель маму Карлу в ответ на упреки.

И Кристина торжественно улыбнулась. Офицерский гальюн смердел, как протухший рыбный суп, но после матросского — цветочек… Странно звучит, верно?

— Зато, знаете, — проговорила Кри, приходя к неожиданному выводу, — мне жаль офицеров — воздух у них там точно хуже, чем у нас.

Крепыш Санчес будто залаял как хриплый старый пес у тетушки Нины. А потом Старик, а дальше и все остальные, включая Верзилу. Мертвец Перес показал пальцем в Кристину и согнулся пополам: его тряс беззвучный смех.

— Тысяча медуз, откуда Урс этого парня вытащил? — воскликнул Старик и похлопал Кри по плечу тяжелой ладонью. От него пахло дешевым табаком и недельным потом. — Петь умеешь, летучка?

— Умею, — кивнула Кристина с важным видом. Если приглядеться, эти матросы даже симпатичные. Правда, ковыряются одним и тем же пальцем в ногах и в носу. Такое непростительно, как ни крути. — А что значит «летучка»?

— Летучая рыба, — шумно отозвался Верзила. — Не знаешь морской грамоты, ай-ай..!

— Спасибо. Хузо, — улыбнулась Кристина очаровательной и хитрой улыбкой.

Верзилу передернуло. Новый взрыв смеха заставил кубрик содрогнуться.

— Тебе бы девчонкой быть, — хлопнул по плечу Мертвец Перес Кристину. И она почувствовала, что немного побледнела.

— Никаких девчонок! — горячо возразил Старик. — Женщина на судне — к беде!

— Началось, — проворчал Верзила.

— Вот вы, зелень сухопутная, не верите, а я подольше вас на плаву, — обиделся Старик.

Громом среди ясного неба пробили склянки. Матросы радостно вскочили.

Верзила по дороге отвесил Кристине легкий подзатыльник. Она обернулась гневно, но ей только подмигнули.

Уровень счастья явно повысился. Просто от ее присутствия?.. Папа Мигель был совершенно прав.

В кубрике остались Кристина и Старик.

— А почему женщина на судне — к беде? — осторожно уточнила Кристина, отыскивая свой рундучок. Ей до смерти хотелось понюхать припрятанной корицы.

Старик оживился.

— Ах, ты еще не знаешь? Верно, ты же юнец совсем… Небось, и узлов вязать не умеешь?

Кристина покачала головой.

— Вы меня научите?

Старик согласился. Кристина протянула ему кусочек коричной коры.

— Что это?

— Корица.

Старик объяснил, что каждое судно в душе — женщина. А все беды от того, что женщины вечно ревнуют друг друга. Вот и говорят, что женщина на корабле — к беде.

Кристина подумала, что это бред, но не стала говорить вслух. Про ревность бред. А вот то, что судно — это женщина… Отчего же тогда капитан Энрике назвал фрегат «Отважным»?

Глава 15. Свистать всех наверх!

Сегодня Кристине удалось с закрытыми глазами завязать булинь. И он легко «раздернулся», когда Старик потянул за конец. Старик крякнул и сообщил, что следующий узел будет якорный.

У Старика и пальцы как булини.

Это во-первых.

Во-вторых, «Отважный» не ревновал ее. Если не считать случай с матросским гальюном, больше за борт не бросало. Или фрегат не женщина, или ее не раскусили, или ревности не бывает.

В-третьих, и это было в самых первых, сегодня ей удалось пробить защиту капитана Энрике, на один короткий момент. Совсем короткий. Но шелковый шейный платок от укола ее шпаги у него развязался.

А теперь, в полуденный штиль, Кристина и канонир Пабло были приглашены в капитанскую каюту.

Каждый ли матрос удостаивался чести переступить ее порог?

Верзила уверял, что нет.

Уверял, что только Хуан-Урс. И то, только один раз.

Кри в нерешительности остановилась перед дверью, то поднимая, то опуская кулак. Быть избранным — страшно. И волнительно. И замечательно.

Потому что ее выбрал сам капитан Энрике.

Канонир Пабло выбрался через люк со своего царства — нижней палубы — и, заметив юнгу, подмигнул:

— Ветра в парус, Крисеныш! Что дрейфишь?

И стукнул в косяк увесисто.

Прозвище «Крисеныш» прилипло к Кри после первого и последнего урока. Когда она увидела, чем занимается канонир — артиллерией. Кристина отказалась учиться наотрез.

Кристина считала, что люди не имеют права отнимать чужие жизни. Выстрел издалека — это подло.

Ведь Пабло сказал: цель артиллерии — в первую очередь, экипаж и такелаж, чтобы ослабить противника перед абордажем.

Но Кристина не собиралась целиться в людей сквозь еле заметную бойницу.

Канонир Пабло только посмеялся, переложил трубку за другую щеку и потрепал юнгу по голове. И сказал, что, когда они встретят наконец Искателя Ветра, «Крисеныш» изменит свое мнение.

На что Кри запальчиво воскликнула: «Никогда!»

К тому же, за пушками все время кто-то норовил справить нужду. Те, кто дрейфил перед гальюном.

На том уроки канонира и закончились.

«Отважный» — военный корабль. Его миссией являлось выследить Искателя Ветра — одного из самых отчаянных пиратов. Того, который дерзнул пройти Гибралтар и грабить казну под самым носом короля.

Капитан Энрике крикнул из глубины каюты: «Войдите!»

Канонир Пабло хмыкнул, глядя на застывшего в трансе юнгу, и толкнул дверь. Кри опомнилась и шагнула в святое святых вслед за канониром.

Даже свет стеснялся капитана Энрике — сквозь решетчатые окна он лился осторожно и тихо. Так, что можно было увидеть воздух…

Канонир Пабло расхохотался.

— Крисеныш, разорви меня пополам!

Капитан Энрике стоял над столом, склонившись над картой. Шейный платок на месте, как полагается. На лбу — глубокая морщина. За спиной, как тень — старший помощник. Мрачная, худая и бледная личность Гарсия. За глаза команда звала старпома Гарпией. И заслуженно опасалась и побаивалась. Еще была пятерка офицеров, штурман и судовой врач, но сейчас — только Гарпия.

— Пабло, не разводи шум, — приказал капитан. — Подойди сюда.

Заметил юнгу и поманил пальцем:

— И ты, Кри, тоже. Тебе будет полезно.

Затаив дыхание, Кристина заглянула в карту, на которую смотрели капитан, офицер и канонир. Ей казалось, что ее посвящают в важное таинство… Совершенно незаслуженно!

Она совсем не заметила, как поморщился Гарсия, посмотрев на засаленный платок на голове Пабло.

— Сейчас мы примерно здесь, — указал тонкий мертвенный палец Гарпии на пустое пятно. Рядом было написано «Гибралтар».

— Думаете, он тут нас и ждет? — покрутил бороду Пабло.

— Он не просто так зовется Искателем Ветра, — сказал капитан. — Он может быть где угодно и когда угодно. Но это наиболее вероятная точка, лейтенант прав. Гарсия, проверьте рассчеты штурмана. Пабло, артиллерия готова?

— Так точно, капитан.

— Лейтенант, вы свободны, — заявил капитан Энрике.

Гарсия картинно поклонился, на миг смерив Пабло ледяным взглядом (Кри он вовсе не заметил), а затем удалился.

Канонир Пабло остался. И снова хлопнул Кри по спине со всей силы.

— Ну, что, опять сдрейфил, юнга? Капитан, Крисеныш тебя боится.

Капитан Энрике вздохнул и упал на стул, подпирая лоб руками.

— Пабло, снова ты за свое… Кри, я тебе обещал сегодня показать секстант?.. Совсем забыл… Погоди немного…

Кри заморгала. Она прежде не видела капитана таким. Усталым? Верно, потому он и оступился в утренней схватке. Под глазами у него выросли мешки.

В нем словно не было жизни.

— Ничего страшного… — Кри как можно жизнерадостнее огляделась по сторонам. — У вас есть книги?

Капитан Энрике с усилием встал. Он горбился. На палубе Энрике всегда был капитаном. А здесь… только человеком.

Внутри Кристины вдруг сделалось темно. И в этой темноте она уменьшилась и осталась одна. Впервые. До боли захотелось оказаться в объятиях папы Мигеля и послушать очередную сказку. Она сдержала упрямую слезу отчаяния и мотнула головой.

— Вот, — подошел капитан к полке и сунул в руки Кри синий толстый том. — Труд по историографии Магеллана. Тебе будет полезно прочесть.

— Да не говори, что это капитанская книжка — сопрут, — подсказал Пабло. Он бессовестно лопал виноград из тарелки на капитанском столе. — А свое матросы не тронут. Рундук — это священно. Энрике, юнга отказался от уроков артиллерии, тебе известно?

Кристина нерешительно покрутила том в руках, глотая слезы. И робко пошевелила губами:

— Ах… а как же сказки… У вас нет?..

Канонир расхохотался. Канонир много хохотал. Но счастливым от того не выглядел. Кристина знала, что у него в груди одна большая рана. Но от ядра какой пушки или кулеврины… Он не говорил. А она не спрашивала.

Людей нужно спрашивать, от чего у них дыры в груди?

Только самых близких.

Капитан Энрике поднял бровь, встречаясь взглядом с юнгой.

— Сказки?..

— Крисеныш! Какие сказки в каюте капитана?

— Вы не понимаете, — торопливо пояснила Кристина. И вспомнила папу Мигеля у огня. Как мама Карла говорила, что он неправ. А он доказывал ей. — Сказки нужны, они важны, ничуть не меньше, чем история и география. Ведь сказки они.. для души. Когда душа заблудилась и устала, когда ей одиноко и грустно, именно хорошая история — то, что нужно, чтобы найти дорогу домой. Когда кажется, что вокруг ничего хорошего не осталось, сказки приходят на помощь и лечат сердце.

Канонир промолчал. Энрике тоже. А потом ответил коротко и жестко:

— Нет.

— Нет? — вытаращила глаза Кристина, прижимая к груди историографию. Капитан Энрике… он устал, он повержен, он потерян… И отказывается?

— Нет, — повторил капитан Энрике и вернулся к карте. Будто бы все еще с ней не закончил.

Канонир Пабло тоже заглянул в карту и взял в руки увеличительное стекло.

Кристина теребила переплет. Это невозможно. Это неправильно… Так не бывает… Разве люди счастливыми быть не хотят? Если они не хотят, то как… им помогать? Нужно ли? Зачем? Зачем тогда им дарить счастье? В «Горизонте» или где бы то ни было еще?

— А что лечит ваше сердце? — в отчаянии воскликнула Кристина.

Энрике провел рукой по лбу устало. Словно она говорила чепуху.

— Сердце не нужно лечить.

— Как это — не надо?! Но ведь…

— Кри, довольно чепухи… — капитан заговорил таким голосом, что Кристина съежилась. — На сегодня…

В дверь постучали и без приглашения в щель протиснулся Гарпия.

— Стрельба со стороны берега, — спокойно объявил он, игнорируя юнгу. — Галеон «Иоанна», атакован шхуной без флага. Название не разглядеть.

Канонир Пабло вскочил.

— Кальмарьи кишки! Это он!

Он сжал кулак и посмотрел на капитана с воинственным ожиданием. Гарпия молчал, но вид у него был красноречивый и торжествующий.

Искатель Ветров — они думали, что уже положили его в карман.

Как будто поймали краба.

Капитан Энрико уже превратился в капитана: с великолепной выправкой, мешки под глазами исчезли, он подхватил перевязь со спинки стула.

— Свистать всех наверх, Гарсия! Будем надеяться, Пабло, будем надеяться…

Кристина вжала пальцы в многострадальный переплет историографии. В этой суете она была маленькой и ничтожной. И для капитана… ее не существовало. Понимаете?

— А мне… что делать?

— Как всем — занять место согласно штабному расписанию. — Капитан Энрике уже надевал шляпу. — Хуан подскажет. Да, — остановил он юнгу, готового уйти, — повесь сегодня шпагу на пояс.

Дружески и безжалостно крепко сжал ее плечо:

— Возможно, сегодня удача наконец нам улыбнется. Молись за это, Кри.

Кристина опустилась на рундук, все цепляясь за историографию, как за конец лага. Когда Мертвец Перес выпал за борт, ему бросили именно конец лага. И вытянули. Повезло, что был штиль.

Кристина бросила все и последовала за Энрике. Сначала за собой, но потом она решила, что к себе ее приведет именно капитан Энрике.

Она ушла из «Горизонта», как бы решив, что рождена сделать что-то великое, особенное, если уйдет. Для себя, для папы и мамы, для Холма Святой Марии, для… мира. Такого большого и необъятного. Словно там, за горизонтом, она должна была бы узнать все о Вертикали и Горизонтали, стать иной. Той, что приносит счастье.

Потому что в ней половина Вертикали и половина Горизонтали.

Потому, что она должна раскрыть тайну амаранта.

И во всем этом Энрике светил ей звездой.

Даже когда был строгим капитаном, неизменно стоящим на шканцах с подзорной трубой.

А теперь, в один миг, звезда погасла. Энрике… совершенно точно не знал, зачем он живет.

Кристина всхлипнула. Папа Мигель… зачем мечтать, если мечты — они то, что разбивается?..

Безутешно она уткнулась носом в историографию Магеллана и расплакалась.

«Отважный» вздрогнул всем телом и раздался невозможный грохот.

Историография упала на пол. Кристина вытерла нос кулаком.

— Летучка! — в кубрик влетел Верзила, перемазанный копотью. — Там такое! Что ты тут якорь сушишь? Мы снесли бизань у Искателя Ветра! Если б не «Мария», мы б его тут же в щепы разнесли… Зато идем на абордаж… Ты че?..

Он заметил мокрое лицо юнги.

Кри мотнула головой, но слезы обиды, страха, отчаяния, этого ужасного чувства, что все не так, упорно налезали на щеки.

— Разводишь мокроту, как девчонка… — презрительно сощурился Верзила. — Ты ж дерешься нормально, чего боишься? Хотя тут… кулаки нужны.

Верзила был не тем, кто мог бы понять.

Но никто не должен был узнать, что она девчонка. Она замаскировалась так же верно, как «Отважный».

Глава 16. На абордаж!

Абордаж близился к своему грозному началу. Взбудораженные матросы высыпали на палубу, и до юнги дела никому не было.

Хуан-Урс возбужденно сжимал саблю в руке, и глаза его горели звериным огнем.

Крепыш Санчес взметнул кулак кверху:

— На абордаж!

И ему вторил леденящий душу вопль восторга, едва ли человеческий.

Офицеры, державшиеся особняком вблизи квартердека, проверяли заряд пистолетов и вглядывались в два судна, которые, казалось, протяни ладонь, и вот. «Отважный» огибал их с носа.

«Мария» уверенно шла ко дну. Внизу утопающие цеплялись за обломки. На втором спешно выполняли оверштаг. Но уйти у него не было шансов.

Канонир Пабло уже поднялся с нижней палубы. Его работа кончилась. Старик и Верзила, вместе с Мертвецом Пересом и остальными, готовили абордажные крюки.

Капитан Энрике застыл на шканцах, как статуя. Торжествующая. Холодная. Ждущая. Статуя, в которую единственно и мог превратиться мальчишка, улыбнувшийся всего однажды.

Окруженный офицерами.

Кристина закусила губу. Что она должна делать?

Можно ли делать счастливыми тех, кто уверен, что знает лучше, как жить, но абсолютно неправ?

Шпага папы Мигеля холодила бедро сквозь полотняные штаны.

Почему люди думают, что счастье — вот такое?

Может, она не спасет всех. Но Энрике глаза она откроет. Капитан будет улыбаться. По-настоящему. Или она не дочь папаши Мигеля. Тогда и жизнь не зря.

Кристина выскочила на палубу в тот момент, когда Крепыш Санчес метнул последний абордажный крюк. Выскочила со шпагой наголо, со стеклянными глазами, с силой сведенными в одну линию бровями — просто навстречу будущему. Так бывает, когда ты совершенно не в силах предположить, что там — в этом самом будущем, да и пытаться нет желания. Потому что будущее предугадывать смысла нет. Ты бросаешься сломя голову вперед, и будь, что будет.

Потом об этом вполне можно пожалеть. Наверняка. Даже абсолютно точно. В девяти случаях из десяти.

Но сейчас — не до мыслей о сожалениях. Потому что жить — это значит ЖИТЬ. А не отсиживаться в кубрике.

Сейчас вообще не до мыслей.

Матросы, солдаты и офицеры один за другим с воинственными криками сыпались на палубу намертво пришвартованного корабля.

Корабля таинственного Искателя Ветра. Брига «Маргари».

Капитан Энрике уже приземлился на квартердек врага, в самую гущу схватки. Он уверенно рубился с тремя противниками, и его шпага блистала на заходящем кривом солнце яркими вспышками.

Звон шпаг, глухие удары кулаков, редкие выстрелы, сплошной туман, а в нем — водоворот человеческих тел, запах дыма, стоны и победные вопли, стук корпусов судов друг о друга, яростный всплеск случайной волны и качка.

И наползающий кровью закат.

Это все — неправильно. И Кристина — здесь. Что делать, когда ты там, где тебя быть просто не должно? Бежать? Это трусливо. Папа Мигель не сбежал бы.

Но и не плясал бы под чужую дудку.

Только под свою.

Ее дудка — это амарант, это счастье. Это особая миссия — сделать капитана Энрике счастливым. Кристина усмехнулась — он даже и не знал, как вляпался. Теперь у него есть собственный телохранитель.

Она рассмотрела Хузо Верзилу. Матрос дрался в кулачном бою на самом краю фальшборта, как петух. Правый глаз у него напоминал рыбий пузырь. Кристина поморщилась.

Она не была с ними.

Старик на носу упал на бок. Крепыш Санчес метнулся помочь ему, но сам получил от пирата сквозной прокол. И из его плеча потекла кровь на сияющую алым палубу. Такая она сама по себе или от заката?..

Кристина зажмурилась. Так быть не должно.

Третий корабль — он тонул медленно, но верно. Ватерлиния давно скрылась под водой. Несколько человек тихо крались к корме. Среди них — знатная донна в богатом платье.

Кристина когда-то страстно мечтала иметь такое. Кажется, что это было бесконечно давно.

Кристина вложила шпагу в ножны.

Еще один выстрел. И потом — гром среди ясного неба, и «Отважный» задрожал всем корпусом. Кристина схватилась за фальшборт: доски на шканцах вывернуло наизнанку, чтобы дым и огонь вырвались наружу.

Враги выстрелили в упор и загнали пушечное ядро в чрево «Отважного»! Кристине показалось, что это не «Отважного», а в нее саму. На чем они пойдут домой, если…

Мертвец Перес вывалился за борт, нелепо взмахнув руками.

Двое офицеров упали без движения.

Гарпия бросился к мосткам.

Несколько дерущихся вспыхнули огнем и с криками прыгнули в море.

Капитан Энрике обернулся, продолжая будто играть шпагой и удерживать оставшихся противников на расстоянии. Никто никогда не смог бы быть ему равным.

Но команда капитана Энрике проигрывала бой.

«Отважный» заскрипел — - его мачты переплелись с мачтами «Маргари», и он приподнялся из воды, как поверженный.

Сердце Кристины дрогнуло: с марса одной из этих мачт маленький стрелок хладнокровно навел аркебузу прямо на капитана. Она не поняла, что делает, когда в два шага влетела на изуродованный квартердек, схватилась за обрывок рангоута и оттолкнулась ногами. Взмыленное море меж связанных судов пронеслось внизу в один миг. Она врезалась прямо в капитана Энрике, едва не нанизавшись на острие чужой шпаги, а потом что-то обожгло левое плечо, словно разрывая его на кусочки, как минуту назад пушечное ядро — шканцы «Отважного».

Кристина успела только подумать, что у них с «Отважным» слишком много общего.

— Капитан! — крикнул кто-то с палубы. Голосом Урса.

— Ваш капитан повержен! Рубить кошки! — среди пепла, пламени и стонов раненых раздался громовой голос.

И звон шпаг и кулаков затих. А затем застучали тесаки, словно по самим ушам.

Кристина открыла глаза. В голове мутилось.

«Но это неправда!», — было первой мыслью. — «Они не видели, что это всего лишь я».

— Кри! — на колене перед ней стоял сам капитан и тряс за здоровое плечо. Левое болело, но пальцами пошевелить получалось. — Ты меня слышишь?

Тот, кто был его противником, собрался было проткнуть их обоих, и Кристина закричала:

— Капитан! Сзади!

Энрике обернулся и успел увернуться, перевернувшись на палубе. Кри выхватила свою шпагу из ножен, но та за что-то зацепилась, и вот — острие шпаги противника приставлено к ее горлу.

— Отступаем! — скомандовал надорвавшийся голос Гарпии откуда-то издалека.

Песка, чтобы бросить в глаза, не было… Кри пошарила рукой по палубе, скорее по привычке. Это был порох?.. Горсть не вышла полной. Но выбора не было.

Кристина метнула пылью в противника, и тот закашлялся — удалось!

Юнга ладонью отбила шпагу и перекатилась на живот, но вскочить не вышло — подвела левая рука. Кристина воззрилась на нее с удивлением: плечо намокло, болело и отказывалось слушаться. С трудом опираясь о колено, она встала и таки взмахнула шпагой.

«Отважного» с кораблем пиратов соединяли лишь несколько кошек. И кто-то спешил их рубить. Старик и Верзила через последний мосток спешили на «Отважный». И тащили за собой Крепыша Санчеса. Гарпия и офицеры уже были там. Гарпия командовал, кто бы сомневался. Офицеры встали на одно колено, чтобы осыпать уходящего противника картечью.

А капитан Энрике, прижатый в угол спиной, дрался позади, сцепив зубы. Он знал, что не сможет победить. Но продолжал сражаться, как тигр. Потому что капитаны не сдаются.

Кристина отплюнула прядь волос, попавших в рот, и встала в стойку. Она не отдаст им своего капитана!

Противник навстречу наконец прокашлялся, но Кристина успела его сбросить вниз по лестнице, прочь отсюда.

А с другой лестницы раздался тот самый громовой голос, приказавший рубить кошки, донельзя веселый:

— Теперь, ребята, поднять паруса, лечь на правый галс! Полный вперед! Прямо к проливу!

Кристина обернулась: штурвал крутанул кто-то, лицо кого закрывала широкополая шляпа, а из под нее висели смутно знакомые пепельные пряди… Только была видна хитрая и довольная улыбка от уха до уха.

Капитан Энрике тоже его заметил, забыл про шпагу и воскликнул:

— Искатель Ветра!

Искатель Ветра. Неотцепленная кошка со скрежетом царапнула по дереву фальшборта и отпала.

«Отважный» плюхнулся в воду со всей силы, и рангоут «Маргари» освободился. На месте бизань мачты все еще валил дым, но на остальных в небо взлетали паруса.

— А, он еще жив? — обернулся Искатель Ветра. — Выбросьте его за борт, да поживее.

И Кристина рассмотрела его лицо.

— Бускадор! — выдохнула она и уронила шпагу.

Искатель Ветра вздрогнул и встретился глазами с Кристиной. Его пепельные пряди под шляпой развеял ветер.

— Ты? — поднял он бровь в удивлении. И его тоже словно пронзила дрожь. Но штурвала он не отпустил. И лихо крутанул его в сторону, заставляя «Маргари» развернуться.

С «Отважного» долетел прощальный залп картечи. Стукнулся о фальшборт — «Маргари» легла на бок.

— А лучше… — прищурился Бускадор — впрочем, он не был Бускадором, никогда! Он всегда был Искателем Ветра. Вероломным пиратом и разбойником. — Лучше пока оставьте. Чувствую, он нам пригодится.

Кристина нагнулась поднять шпагу, но встать не смогла. Плечо наконец стрельнуло дикой болью. Она больше не была в силах встать. Потому что очередной идеал и звезда только что сгорели на ее собственных глазах.

Кто же в мире настоящий?..

В голове загремело, и Кристина упала носом вниз на палубу корабля Искателя Ветра.

Глава 17. Искатель Ветра

Кристина слышала, как Искатель Ветра приказал доставить капитана в собственную каюту. Она даже видела сапоги капитана Энрике, и как он запнулся пару раз, а затем, видимо, смирившись с участью, гордо и ровно прошествовал вслед за «сопровождением». Как полагается капитану.

Она не потеряла сознание. И даже, кажется, плечо ничего ужасного не сулило. Просто… ее воля была сломлена. Не осталось ни одной звезды, за которой идти. Только папа Мигель. Но он безумно далеко…

И не оставалось ничего, как изображать мертвую. Встретиться с реальностью она была не в силах.

Бускадор. Венто. Венто Бускадор. Бускадор де Венто… Это же… на эсперанто и значит «Искатель Ветра»! Он ей открылся еще тогда в «Горизонте», а она и не поняла.

А она говорила, что у него глаза добрые. Разве кто-то когда-то обманывал ее вот так? И, в то же время, говорил именно правду…

И… почему никто ничего не делает с нею?..

Кристина открыла один глаз несмело. Увидела только закатные отблески на досках палубы. Открыла второй и слегка повернула голову: над нею за штурвалом стоял Венто и насмешливо улыбался.

— Итак, дочь Вертикали… ты жива, — процедил он, и вперил взгляд в горизонт.

Кристина приподнялась на правом локте и огляделась в недоумении. На шканцах не осталось никого, кроме их двоих.

— Я не теряла сознания, — запальчиво ответила Кристина и села на собственные колени. Осмотрела плечо: рубашка разорвана и будто ржавая, но на царапина уже слегка запеклась. — И даже не ранена…

Она не знала, радоваться или грустить. Потому что уже воображала, что руку придется отнять. И почти примирилась с участью.

— Царапина — тоже боевое ранение, — пожал плечами Венто, и не было понятно, всерьез он или шутит.

Кристина пожевала губы: она не знала, чего ждать. Искатель Ветра не пытался заговорить. И ее никто не трогал. Ей не нужно было принимать никаких решений. И никто ничего от нее не ждал. Кристина чувствовала себя потерянной в мире. Как в Валенсии тогда. Словно время останавливается, и ты не знаешь, кто ты и зачем, и куда направить свои стопы.

«Отважный»! Она вскочила на ноги и оглянулась по сторонам, не обращая внимания на темные круги перед глазами в первую секунду.

«Отважный» все уменьшался и напоминал большой костер. Ее «Отважный»! Который притворялся тем, кем он не был, который был ранен в самое сердце, который плыл, куда направляла его воля капитана Энрике… Будто сгорала ее душа.

— Ты… убил его! — обернулась Кристина к Искателю Ветра, сжимая кулаки.

Венто поднял брови, и они спрятались под полой шляпы.

— Кого? Твой капитан жив и здоров, дитя.

— «Отважного»… — Кристина спрятала лицо в ладони. — Его больше нет…

— Он еще есть, — возразил Венто, и как будто бы даже мягко. — И нечего так убиваться. Его вполне можно починить. Поверь, «Маргари» понесла повреждения куда большие, а браво держится на плаву. А вот о судьбе твоей и твоего драгоценного капитане я бы поволновался.

Кристина всхлипнула. А потом осмыслила сказанное и отняла ладони от лица, сурово сводя брови.

— Не говори о нем так!

— Как?..

— С насмешкой! — Кристина поставила правую руку в бок, левая ее не послушалась, и запекшаяся царапина больно лопнула, заставляя сморщиться и схватиться за плечо. — Он… он достойный человек!

— Разумеется, — закивал Венто как-то чересчур поспешно, — за недостойным сеноьрита с Вертикали не полезла бы в штаны юнги.

— Я не… — покраснела Кристина. — Он тут ни при чем!

— Расскажи эту сказку кому-нибудь другому, — поморщился Венто. И присвистнул.

— Не из-за него! — еще более горячо возразила Кристина. — Ты не думай, что…

— Что ты влюбилась? — опередил ее Венто. — Это у тебя на лбу написано.

— Ничего не написано! — Кристина схватилась за вышеуказанный лоб.

— Но в следующий раз не бросайся на пули грудью, это сеньоритам не идет.

По лесенке поднялся худой и высокий, как фок мачта, тип в белоснежно чистой рубашке, словно и не было абордажа только что. Его голова была вся смуглой, и без единого волоска. Он покосился на Кри почти равнодушно.

— Придержи штурвал, Треска, — приказал Венто. — Пока я займусь парнем.

Кристина собралась ему громко возразить про сеньориту, но тут же закрыла рот. Треске сказали, что она парень. Венто не собирается выдавать ее секрет. Что же ему нужно?..

— Что ты… сделаешь с нами? — шепотом спросила она, когда он дернул ее за здоровое плечо вниз.

— Посмотрим, — неопределенно ответил Венто, щелкая юнгу по носу. — Не могу же я тебя и твоего возлюбленного обидеть.

Опять за свое!

— Он не возлюбленный! — выдернула руку Кристина. — Пойми уже! Он — капитан! Тебе не понять, что такое… дружба, преданность и…

Венто закрыл ей рот жесткой ладонью.

— Давай без лишних сцен, дитя. Я от них зверею.

Кристину на миг парализовал ужас. И к такому человеку она тогда пришла ночью в «Горизонте» и поверила в его рассказы про амарант?.. И такой человек тогда поцеловал ее в лоб и казался родственной душой?..

— Я так и знала… — пробормотала она едко. — Что ты врал про амарант…

Венто только снова взял ее за локоть, теперь железной хваткой, так, что даже казалось, будто синяк останется.

— Ты попала в руки к пирату, дитя мое. И от прогулки по доске спасло тебя только то, что однажды он дрался с тобой на шпагах.

У Кристины сперло дыхание.

— А капитана… ты ведь не отправишь на доску?..

— Я еще не решил.

— Нет, ты этого не сделаешь!

— Опять истерика… И как только на твоем «Отважном» поверили, что ты мальчишка!

— Это не истерика… — сказала Кристина, подумав. И ее впихнули в каюту. Она пояснила, пытаясь вырваться: — Это угроза.

Венто расхохотался, упираясь в собственные бока. Кристина нахмурилась. Как бы там ни было, страх прошел. Что бы там ни рассказывал про «зверения». Все же, несмотря на все, крепла уверенность, что тогда, в «Горизонте», она не ошиблась, посчитав его родственной душой.

Но родственные души, бывает, могут заблудиться. Так же, как и душа Энрике.

В каюту проникали последние лучи заката, и понемногу господствовать начинал сумрак. На фоне окна виднелся силуэт. И он встал, едва Венто и Кри вошли.

— Капитан, — издевательски поклонился ему Венто. — А я тут веду занимательную беседу с вашим поклонником, — и он кивнул на порозовевшую Кристину.

— Ты… — ткнула она его в бок.

— Могу я знать, что вы намереваетесь с нами сделать? — спросил капитан Энрике так холодно, как будто он наглотался льда.

Венто нарочито медленно прошелся к столу, достал огниво и зажег свечи в подсвечнике. Таинственные золотистые отблески заплясали на темном дереве стола, шкафов и стен, лице пирата и капитана. Кристина накрыла ладонью раненое плечо задумчиво.

Вот два человека, что могли бы привести ее к счастью и амаранту. Но не привели. И, кажется, тем, кто должен вести их, является она сама…

— Что я с вами сделаю? — проговорил Искатель Ветра, потирая подбородок. Кажется, на его лице борода и не пыталась расти никогда. — Для начала — предложу горячего шоколада. Такой новомодный напиток в Европе. Я предпочитаю пить его с корицей. Что скажете?

Шоколад с корицей! В груди Кристины затрепетало что-то теплое. Словно надежды на лучшее возвращались и оживали, ведь просто невозможно представить безнадежного злодея, пьющего шоколад с корицей.

— Благодарю, не стоит, — сухо поблагодарил капитан Энрике.

— Ах, капитан! — подлетела к нему, этой статуе, Кристина и схватила за рукав умоляюще. Капитан Энрике в непонимании вытаращился на собственного юнгу. — Мы непременно должны попробовать! Ну, пожалуйста!

У капитана Энрике отнялся язык. Он собирался отказываться, быть ледяным и неприступным, но… Что было в этом его юнге такого особенного? Почему казалось каждый раз, словно этот мальчишка одним своим словом ломает годы, которые ушли на создание его собственной брони? И будто становится где-то внутри теплее и легче. Он в необъяснимой нерешительности перевел взгляд на пламя свеч.

— Значит, решено! — хлопнул в ладоши Венто. Как-то чересчур весело. — Знаете ли, нечасто я принимаю гостей, а от того не помню себя от радости.

Венто издал почти искренний смешок.

Капитан Энрике задвинул юнгу себе за спину.

— В чем ваша цель? — уточнил он.

— А разве вам не кажется это забавным? — отвечал вопросом на вопрос Венто, доставая из одного из шкафчиков небольшую миску на ножках и глиняные мелкие чашки. — Вы искали встречи со мной полтора года, и вот, наконец, небо смилостивилось над нами, вы у меня на борту и я смею угостить вас горячим шоколадом… Впрочем, чего это мы на «вы»? Давай на ты, капитан Энрике. А меня можешь звать Венто.

Кристине хотелось рассмеяться. Она не знала почему. Просто теперь все вокруг было… по-иному, так, как должны бы быть, наконец, все вернулось на круги своя. А может, это просто свечи.

И только противная царапина ныла при движении рукой.

— Я не пью с пиратами, — возразил капитан Энрике.

— Я вина и не предлагаю, — пожал плечами Венто и зажег маленькую свечу, устанавливая ее под той самой миской на ножках. — Горячий шоколад — это разве выпивка? Юнга, не хочешь мне помочь?

— Не подходи к нему, Кри, — предупредил капитан Энрике, останавливая метнувшуюся к «чуду» Кристину рукой.

Венто с любопытством поднял голову от стола, над которым продолжал выполнять манипуляции приготовления горячего шоколада.

— Но, капитан… — начала Кристина, — он же…

— Вы знакомы? — вдруг спросил капитан Энрике. — Верно, ты назвал его как-то… Буска..дор?

— Это на эсперанто, — пояснила Кристина. — «Бускадор» — значит «искатель». Он же нас не обидит, неужели вы не видите? У него… глаза добрые.

Капитан Энрике хмыкнул. И не пустил Кристину.

— Умеете вы молодежи дурить голову. Бускадор.

— Повторяю, зовите меня Венто, — тряхнул пепельными космами пират, и в голосе его на миг проступил тщательно скрываемый ранее металл. — Да… — он обратил внимание на Кристину и ее плечо. — Твоему юнге не помешает обработать плечо. Там довольно глубокая царапина.

И он нырнул в ящик стола, а потом бросил капитану Энрике баночку с мазью.

— Капитану стоит заботиться об экипаже. Не так ли, Кри? — и, поймав взгляд Кристины, пират ей заговорщицки подмигнул. — Кстати, ты поблагодарил юношу за спасение твоей жизни? Всем бы таких юнг, Энрике.

Венто покачал головой, и достал из мешочка шоколадную глыбу.

Глава 18. Закон и шоколад

Свеча мерцала под миской. А в миске запахами плавилось нечто горькое, и пряное, и сладкое одновременно. Что-то, что Венто назвал шоколадом.

Кристина не могла оторвать взгляда от этого действа, пока не принесли воду по просьбе капитана Энрике. Тогда он приказал Кри сидеть тихо, а сам засучил рукава и с силой провел мокрым платком по ее плечу, и от вскрика удержаться было невозможно.

А Венто сидел в деревянном кресле, закинув одну ногу на другую, и наблюдал, усмехаясь.

«Маргари» покачивалась на волнах и поскрипывала снастями.

— Сиди спокойно, — негромко сказал капитан. — Терпи боль, как подобает мужчине.

Венто рассмеялся, а Кристина насупилась.

— Слушаюсь, капитан, — процедила она сквозь зубы; разжимать их было страшно: вдруг все же крик вырвется. У капитана Энрике совершенно нет жалости — вот так тереть пусть и рваную да неглубокую, но все же рану. Кажется, что ее обжигает пуля снова и снова. Кри закусила губу и зажмурилась, слезы пытались течь по щекам.

— Вот вы гонялись, гонялись за мной… — лениво протянул Венто, — а теперь даже ничего сказать не хотите, когда я в вашей власти?

Капитан Энрике невесело усмехнулся.

— Вы в моей власти?

— Спрашивайте, — пригласил Венто радушно. — Отвечу на любой ваш вопрос, обещаю.

— Не валяйте дурака. Вы прекрасно знаете, зачем я «гоняюсь» за вами. Но что ж — в этом раунде вы выиграли.

— Однако… Забавно вы выразились: «в этом раунде». Думаете, будет и другой?

Кри слышала, как покачивается подвесная лампа над столом. Капитан наконец оставил ее плечо в покое, и казалось, оно вот-вот отвалится.

— Все зависит от вас, — спокойно отвечал голос капитана, и запахло чем-то горьким и травяным. Капитан Энрике шумно принюхался. — Неплохая мазь.

И его холодные пальцы прикоснулись к ее пылающему плечу. Кристина дернулась.

— Спокойнее, юнга, спокойнее, — успокоил капитан.

— Рад, что вам нравится… — ответствовал Венто. — Что ж… убивать вас я пока не собираюсь, так что сегодня, по крайней мере, можете спать спокойно.

— Почему?

— Что — почему?

Мазь, кажется, стягивала царапину, успокаивала и охлаждала. Кристина открыла один глаз. Капитан Энрике тщательно вытирал пальцы новым платком. Старый плавал в ржавой воде. Кристина содрогнулась.

— Я не люблю убивать… — словно кот, прищурился и потянулся Венто. — К тому же, после вашей смерти к моей душе приставят кого-то другого, разве я не прав?

— Правы, — пожал капитан плечами с абсолютным безразличием. — Нащипайте корпии на бинты, будьте так добры.

— Не к чему, — одним рывком Искатель Ветра перекинул свои длинные ноги с подлокотника на пол и встал. Рванул на себя нижний ящик стола и перебросил сверток капитану Энрике. Сверток пролетел перед самым лицом Кристины и приземлился прямо в ладонь капитана.

— Благодарю, — сухо бросил капитан Энрике. — Теперь, Кри, уже не будет больно.

Венто плюхнулся обратно в кресло едва не с обидой. Кристина подумала — отчего?.. Но не успела решить: капитан сдвинул ткань рубахи к шее и плотно перевязывал ее плечо терпко пахнущей мятой фланелью.

— Так что я думаю, — сосредоточился Венто на своих ногтях, снова закидывая ноги через подлокотник, — что убивать вас пока нет смысла, капитан Энрике. К чему расходовать силы?..

— Как бы вы не пожалели об этом, — капитан делал вид, что полностью сосредоточен на перевязке плеча юнги, но пальцы его пару раз дрогнули.

Кристина скосила глаза на его сурово поджатые в тонкую линию губы: думает ли он, что ходит по лезвию ножа?..

И ходит ли она вместе с ним?

— Посмотрим, — уклончиво ответил Венто. — Пока что — у меня есть компания на горячий шоколад. Пить его в одиночестве — знаете ли, ужасная тоска.

— Готово, — легко завязал узел капитан и легонько хлопнул Кри по спине. — Впредь осторожней, Кри.

И, подумав с мгновение, шутливо взъерошил волосы юнги. И так выбившиеся из плотного узла на затылке. Кри почувствовала, как вспыхнули кончики ушей, и она поспешно натянула остатки рукава на бинт сверху.

Венто трескуче рассмеялся. Капитан Энрике подошел к столу и уселся на предложенный стул, уставившись на пламя свечи. Глыба шоколада расплавилась в нечто, подобное коричневой сметане, и теперь только кусочек торчал, словно сбитое масло.

Кристина несмело приблизилась.

— Не стесняйся, Кри, — поощрил ее Венто и пригласил к третьему стулу. — Уже недолго.

— У тебя… у вас корица есть, да? — уточнила Кристина, послушно присаживаясь на краешек. Все было так, как должно быть, всего десять минут назад. Но… зачем они говорили об убийствах и смерти?

— Конечно, — расплылся в улыбке корсар. И было в ней что-то опасное, от чего в виске снова забилась жилка сомнения.

— Ее сложно достать…

— Поверь, дорога… дорогой, для меня нет ничего сложного! — рассмеялся Венто.

Кристина захлопала в ладоши, нервно смеясь. Корица — один из способов восстанавливать мир. Один из секретов к счастью.

— Конечно, грабить королевскую казну для сеньора Искателя Ветра совершенно несложно, — едко сказал капитан Энрике и поцарапал ногтем по боку своей чашечки. — Из-за таких людей я и вышел в море. Они пьют горячий шоколад, а на земле люди умирают, ни разу за жизнь не улыбнувшись. По твоему, это правильно, Кри? А ты ведешься на сладкие речи и видишь лишь добрые глаза?

Кристина испуганно моргнула. Переводя взгляд с одного мужчины на другого. Что она упустила из виду?.. Ну, почему, почему мир не может быть простым — довольным чашечкой шоколада? И вечно в нем нужно что-то выяснять, решать, кто прав, а кто виноват…

— По вашему, вы — правая рука возмездия? — сощурился Венто.

— Я служу закону, и этого достаточно.

— Чьему закону? — допытывался корсар, доставая из шелкового мешочка маленькую ложку и опуская ее в шоколад. Одурманивающий запах пополз по каюте, едва он коснулся этого густого варева и помешал несколько раз. Кристина завороженно смотрела, как масса лениво поддается власти ложки и ползет по кругу. Кристина думала: почему она никогда раньше не пробовала шоколада? Потому, что Венто его украл у короля еще до ее рождения?.. И сразу весь?..

— Вам это прекрасно известно, — пожал плечами капитан Энрике.

— Что такое — закон? — развел Венто руками. — Кри, подставляй свою чашку.

— Руки прочь от моего юнги, — предупредил капитан Энрике. — И довольно этих мятежных речей.

Кри держала в ладонях малюсенькую чашку без ручек и смотрела то на капитана, то на корсара. На людей, которые, она однажды была уверена, умеют добывать счастье.

— Чепуха, — отмахнулся Венто. — Давай спросим у него самого: Кри, что такое закон, как ты думаешь?

Капитан Энрике крякнул, но не запретил Венто спрашивать. Кристина сжала чашечку в пальцах. Неужели она может остановить эту войну между ними?

Она осмелилась и подставила чашку корсару. Он осторожно наклонил миску, и в глиняную чашку медленно полилась ароматная смесь.

— И корица, — вставил в чашку до боли знакомую палочку Венто.

— Я думаю… закон — это что-то, что неизменно. Что-то, что всегда есть, и это изменить нельзя. Например… что маяка на краю земли нет и не будет… Доказал Магеллан. И это закон.

И Кристина стыдливо спрятала нос в чашку. Пахло божественно. Наверное, что-то такое пьют на небесах.

Венто победно посмотрел на капитана.

— Вот именно. Магеллан. А не король. С чего вы взяли, что король — это неизменно и незыблемо, дорогой капитан? Что король — это закон?

Капитан Энрике после минутного колебания подставил под шоколад и свою чашку.

— Без короля нет закона, — ответил он жестко. — Без короля все будут делать, что захотят. Как вы. Разве мир станет лучше?

— Позвольте спросить: если вы бы родились в Альбионе, вы бы подчинялись тамошнему королю?

— Полагаю, что так.

— Конечно, так. Ведь король — это закон, — насмешливо сказал Венто, наполняя свою чашку. — Постойте, капитан. Ваша палочка корицы.

Первый глоток шоколада обжег небо. И растекся внутри мятежным огнем.

Венто продолжил:

— В таком случае, вы бы с превеликим удовольствием уничтожили Непобедимую армаду. Право же! Выходит, закон зависит от места рождения.

— Не перекручивайте.

— Я не перекручиваю… Все, чем владеет король — это чужие слезы. И по вашему, это закон?

Венто небрежно высыпал на стол оставшиеся палочки корицы и сунул одна в собственную чашку. Но в глазах его пенилась почти ярость. Кристина сделала второй глоток. И он был тягучим, горьким, страшным, а вместе с тем — дурманящим, как реальность. Она прекрасна и ужасающа одновременно.

— Меня это не касается, — отрезал капитан Энрике.

— А меня коснулось, — почти зло ответил Венто.

Каждый сделал глоток шоколада. И казалось, о их взгляды можно было зажечь тысячу свечей.

Венто рассмеялся.

— Спросим Кри. Что думаешь, юнга? Стоит воевать за короля?

Кристина вздрогнула. Что она могла знать об этом?

— Я… думаю, что воевать надо только за то, в чем уверен, а короля я не знаю…

— Вот! — хлопнул ее по правому плечу Венто. — Устами младенца… Угощайтесь, дорогой капитан, не стесняйтесь. Пожалуй, пусть этот раунд и вправду не будет последним.

Капитан Энрике двинул бровью несколько насмешливо.

Они оба знали — после слов Кристины препираться было бы глупо. Разве они сражаются потому, что в чем-то уверены? Разве они абсолютно правы?

— Что ж… — причмокнул губами после последнего глотка Искатель Ветра. — Делу время, потехе час. Вам, капитан, придется провести ночь не в самом приятном месте. Уж простите.

— Да чего уж там, — в тон корсару ответил капитан Энрике. — А как насчет юнги?

— Юнга может спать с экипажем. Ему я доверяю, — улыбнулся Венто.

А у капитана появилась мысль, что, может, этот раунд окончательно еще и не проигран.

Кристину клонило в сон, и ей даже в голову не приходило решить что-то определенное по данному поводу. Венто хороший. И все будет хорошо.

Глава 19. Гуляй по доске. капитан!

— Видал, как пацаненок капитана спасать бросился?

— Нет…

— Лопни мои глаза, а я видел…

— А стреляли-то свои…

— Все они, испанцы, одинаковы — продажные собаки…

Кри ворочалась в гамаке, балансируя между чувством защищенности и тревоги. Казалось, все, что было страшно и неправильно — это только сон, который наконец-то закончился. Жалко Старика… может, кто другой ее узлам учить будет… Вообще — попасть к Венто это здорово, теперь и Энрике, и Венто рядом, и амарант точно сделался ближе…

Кри сладко сопела, избегая поворачиваться на левое плечо.

— Ха, спит-то как!

— Малец совсем… Молоко на губах не обсохло… Я бы не прочь его оставить. Юнги у нас давно не было.

— Ты все с телячьими нежностями, Вяленый… А о ремонте и не думаешь. Снова напашемся.

— Зато ноги унесли…

Потом Кри и вовсе провалилась в сон. До самого рассвета.

Кристина осторожно выбралась из кубрика, где так привычно воняло и храпело. Плечо ныло, и шея затекла. Разминая и то, и другое, она выползла на палубу. Как раз перед рассветом.

На квартердеке кто-то стоял у штурвала. На лестнице кто-то спал. Серо и немного жемчужно. Палубу уже убрали. Или ей показалось, и не было здесь никакой бойни?..

Кристина вздохнула: нет, на месте мачты обломок и обуглившееся дерево. Перила сбиты, и в фальшборте пробоины. Юнга подобралась к одной поближе и задумчиво провела пальцем по изуродованному дереву. В носу защекотало. Все это вчера… было. И никуда в мире от этого не деться.

Король, и закон, и слезы, и все остальное, о чем говорил Венто…

Она стянула с головы платок. Всклокоченные волосы примял легкий ветер. Кристина шмыгнула носом и отправилась к каюте Венто. Может, у него остался еще шоколад…

— Эй, ты куда прешь? — преградил путь ей часовой с лестницы. Заметил слезы и красный нос. — Ты что-о..?

— Мне надо к Венто, — пояснила Кристина.

— К Венто?..

— Перестань, — сдвинула часового с пути Кристина. — Это тебе он капитан, а мне — Венто.

Часовой едва не перекрестился.

— Женщина на корабле — к беде…

Кристина молнией обернулась:

— Какая женщина? Где ты тут увидел женщину, дубина?! Вашему кораблю вообще повезло, если не заметил…

И стукнула в дверь Венто, не отводя убийственного взгляда от оторопевшего юноши.

— Х-хорошо…

Венто отпер дверь. Вид у него был заспанный, но он явно уже проснулся.

— К-капитан… — пробормотал часовой, — тут пленный… к вам…

— Все нормально, Обри, — кивнул Венто и отворил дверь шире: — Входи.

Кристина шмыгнула в каюту и быстренько забралась на стул с ногами. И наблюдала, как Венто закрывает дверь на засов. Вид у него был усталый. Почти как у Энрике вчера.

— А где капитан Энрике? — уточнила Кристина, украдкой поглядывая на стол: никаких следов вчерашнего пиршества.