Бесплатный фрагмент - Тропа тунеядцев. В августе 34-го

ТРОПА ТУНЕЯДЦЕВ КНИГА ПЕРВАЯ В АВГУСТЕ 34-ГО

Все герои этой книги являются вымышленными.

Любые совпадения с реально существующими

людьми — случайны.

Советским писателям-деревенщикам посвящается…

Часть первая Под знаком Понедельника

Глава первая

— Индепендент! Индепендент!

Это он зовет свою собаку. Только ее нигде нет. Видимость в парке хорошая — вокруг ни одного человека. Одни собаки. Понятно, почему — так. Собаки бесхозные, дикие со свалявшейся шерстью. У таких хозяев не бывает. Индепендента среди этих дворняг нет, но вот что интересно — все они стремятся в одном направлении. Может и его пес — там?

За зарослями сирени притаилось полуразвалившееся строение. Прямо, как из компьютерной войны про войнушку. Собаки длинной чередой поднимаются по ступенькам крыльца и исчезают внутри. Там они разделяются. Одни поднимаются по лестнице на верхний этаж, другие спускаются в яму под лестницей. По каким-то неуловимым приметам, он понимает, что это собачье чистилище.

— Что с вами, тут делают. — Спрашивает он.

— А, ничего не делают.

— А, сами чего делаете?

— Ничего не делаем. Просто сидим.

— Где же мой Индепендент? — Подумал Рахметов и проснулся.

Не совсем, проснулся. Просто в голове загорелся свет, и стало ясно, что это был сон. Собаки у него сроду не было. По крайней мере, городской. Была одна попытка со стороны отца завести в квартире домашнее животное. Это было, когда тот в невменяемом состоянии привез из деревни цепную собачку. При этом он убеждал мать, что это породистая овчарка. Маленький Сергей был обладателем собаки не более десяти секунд. Мать действовала быстро, решительно и жестко, как белорусский ОМОН. Батя, получив несколько ощутимых пинков, укрылся в ванной, а песик с воем пометавшись между этажами, выскочил на улицу, где безвестно сгинул навсегда.

Приоткрыв глаза, Рахметов понял, что свет не у него в голове, а льется из окошка, слева от того места, где он лежит. Лежать было жестко. По всем ощущениям он лежал на голых досках. Было очень странно, что он вырубился прямо на полу, не добравшись до дивана. К тому же пол был какой то странный. Не ламинат, а дощатый, с непонятным высоко поднятым плинтусом, на котором покоилась голова Рахметова.

Нужно было оценить окружающую обстановку.

Для начала, он решился приоткрыть один глаз. Приоткрыв один, он приоткрыл и второй, а потом широко распахнул оба.

— Всё, приехали. — Сказал он вслух, и его голова отозвалась на звук собственного голоса тяжелым гулом.

Большую часть помещения, в котором он находился, занимал широкий дощатый лежак казенного образца, протянувшийся от стены с железной дверью, до стены с высоко поднятым зарешеченным оконным проемом.

— Не приехали, а приплыли. — Мысленно поправил себя, Рахметов, не решаясь больше говорить вслух.

Напротив нар, к стене сиротливо прилепился умывальник, а рядом с ним, на высоком постаменте гордо возвышался унитаз, судя по его виду, многое повидавший на своем веку.

Наличие в помещении санузла, говорило, что это не ГОМ.

— Главное, что это — не СИЗО. — Успокоил он самого себя. — Там кровати, а тут — нары. Это — содержатель! Ура! Впрочем, какое, здесь — «ура». Опять — чертовы, сутки…

На работе, бригадир, только крутил головой, когда Рахметов принес третью справку:

— Не пойму я тебя, Сергей! Мы тут все — не ангелы. Но мы — люди женатые. Нам, сам бог велел, время от времени, на принудительных работах, расшатанные семейной жизнью, нервы успокаивать. Но, как ты залетать умудряешься? Объясни?! У меня в голове не укладывается! Парень, ты — малопьющий. Больше — по бабам! Скажи — как?!

— Стечение обстоятельств. — Уклонился тогда Рахметов.

Что произошло сейчас, он не мог объяснить даже самому себе.

Напрасно ломая гудящую голову, Рахметов стал расхаживать по камере.

Когда за дверью в коридоре раздался гул голосов, кашель и шарканье ног, он уже почти смирился с ситуацией, но все равно не мог взять в толк за что его упаковали.

В замке заскрежетал ключ. Дверь с грозным скрежетом приоткрылась, и в «хату», с веселым гомоном, протиснулась череда давно не бритых, нетвердо стоящих на ногах мужчин.

— Шевелитесь! — Подгонял их, поигрывая ключами, невидимый конвоир в коридоре.

Когда дверь закрылась, один из вошедших, прищурив глаз, вгляделся в Рахметова и радостно заорал:

— Рахмет!

— Тихо, там! — Незлобно прикрикнул конвоир за дверью и, судя по звону ключей, отправился восвояси.

— Мужики, это — Рахмет! Светский парень! Мы с ним не один срок мотали! — Снизив тон, тряс руку Рахметову бойкий мужичонка, в заскорузлом от фруктового сока джинсовом костюме.

Мужичонку Рахметов знал. При рождении, того нарекли Валерой, а по жизни величали Румыном, за цыганскую чернявость и неунывающий характер.

— Что опять на тусовке замели? — Спросил Румын подмигивая.

Рахметова прошибло, потом. В голове, на миг, наступило небольшое просветление:

— Точно, он ведь был на тусовке! Там и влип. Но во, что — неясно.

Румын, тем временем, знакомил Рахметова с присутствующими, тыкая в них пальцем и называя имена.

Рахметов рассеянно кивал и, занятый своими мыслями, из присутствующих запомнил только двоих — Пашку и Валерьяныча. Пашку, потому что он помнил его еще по предыдущему залету, а Валерьяныча, потому что его единственного Валера представил по отчеству, видимо из уважения к его сединам.

Он даже помнил Пашкину фамилию — Морозов. Точно, Морозов! В предыдущем залете, когда Рахметова определили вторично, этот Морозов в голове которого, еще не выветрились хмельные пары, надоел всем, рассказывая, как он засветил милиционеру и тот кубарем катился по прихожей.

Бахвалился он до той поры, пока кто-то не сказал, что они все сидят по семейным обстоятельствам, а его, Морозова, видимо поместили сюда случайно, потому что он — птица высокого полета и, судя по всему, срок будет мотать немалый.

Тогда все стали дружно поддакивать говорившему и высказывать собственные соображения, по поводу дальнейшей Пашкиной судьбы.

— Не печалься парень! — Говорили ему. — Не все еще потеряно. Раз ты по первому разу, то может до суда и не закроют.

— Так суд ведь завтра. — Озадачено, крутил головой Морозов.

— Так, это нам — суд и сутки, а тебе будут выбирать меру пресечения, а сам суд, когда еще будет…

— Когда твоя дурра-жена утром к начальнику прибегала, я сам слышал, как он говорил ей, что тебя три наряда скручивали. Так, ведь!

— Так! — Кивал головой Морозов.

— Ну, вот видишь! Тебе прямая дорога — на «химию». Лет на пять.

— А, еще начальник говорил, что ты давно под подозрением. У тебя ведь папаша — тунеядец…

— Я от отца отказался!

— От родного отца отказался! Вот это я понимаю! Герой! Одно слово — герой! Не каждый такое сможет. Это тебе, на суде зачтется.

— Раз, от отца отказался, то по первой ходке, пять не дадут. Три, от силы.

— Это по какой статье пойдет. Если за сопротивление, то три годочка. А если припишут нападение, то все семь, как минимум…

Доведенный всеми этими разговорами до одури, Морозов всю ночь не спал, размышляя о своей дальнейшей судьбе. Мало того, что он мешал спать, тусуясь на маленьком пятачке, между парашей и дверью, так он еще и выкурил единственную пачку сигарет, оставив товарищей по несчастью без курева.

К утру он совершенно сдал, и спящих разбудило уже не шарканье ног, а тонкое заунывное поскуливание. Здоровенный могучий парень, горюя о своей загубленной жизни, горько плакал, скорчившись в уголке, у самого края нар.

Теперь Морозов выглядел солидно и уверенно. Видимо, после того случая, он уже стал опытным сидельцем. Протягивая Рахметову руку, он надулся, как озабоченный голубь и высокомерно сказал:

— Здорово! У тебя — какой субботник? У меня — пятый. Тебе сколько дали? Мне пятнадцать.

— У меня — четвертый. А сколько дали, не знаю. Суда еще не было.

— А, чего тебя, до суда, к нам кинули? — Почесал в затылке Румын. — Тебе до суда надо в другую камеру. И, вообще — сегодня же воскресенье. Тебя должны были в ГОМе оставить до утра. А, утром — в суд, а потом — к нам.

— Сам никак не пойму.

— А может там у них дезинфекция, какая?

— Могут в суд и не возить… — Сказал Валерьяныч.

— Не имеют права без суда. — Воскликнул вислогубый очкарик. — У нас — правововое государство.

— Оформят задним числом и все. — Уверенно гнул свою линию Валерьяныч. — Вы на его голову посмотрите! У него за ухом — гуля, размером с яйцо Скидельской птицефабрики.

— А, что Скидельскую отстояли? — Спросил низенький мужчина, с редкой бородкой попа-расстриги.

— Вроде отстояли. — Сказал Валерьяныч и махнул рукой. — Да дело не в этом. Куда его в суд везти с такой головой? А, если он там заявит, что у него голова кружиться, мол, в обморок постоянно падаю. Его сразу на освидетельствование. А врачи они тоже люди. Не захотят рисковать, отмажут. К тому же он не политический.

— Да, с такой шишкой, могут отмазать! — Согласились все, по очереди оглядев голову Рахметова.

— А, так оформят втихаря, и дело с концом. Скажут, что все проходило в закрытом режиме. А, если возбухать начнет, убеждать будут. Аэрозольными средствами.

— Тут, ведь, как? Права качает один, а отвечают все! — Зареготал Румын.

— Тут, сиди смирно, если залетел! — Сказал молодой парень, которого все звали Колей, но откликался он и на кликуху — «Колхозник». — Дадут понюхать «Новичка», народ сразу разучит права качать…

— А, Рахмет права качать и не собирается! — Уверенно сказал Румын. — Правда, Рахмет? Раз к нам кинули, значит с нами завтра поедет, а мы не на «дизеле», а на Пищеблоке. У нас лафа! Поедешь с нами?

В ответ тот кивнул головой, отчего перед глазами, мыльными пузырями, сначала поплыли радужные круги, потом потемнело, как в кинотеатре и замелькали люди в черных масках.

— Вспомнил. — Простонал Рахметов. — Нас же «ОМОН» паковал.

— Да, с «ОМОНом» шутки плохи. Здоровые бугаи. — Сказал Морозов.

— Главное бьют, куда попало. Не смотрят. — Сказал задумчивый, интеллигентного вида Сергей.

— А, человек, должен испытывать сострадание к себе подобному. — Сказал мужичок с бородкой.

— Извините, как вас зовут? — Вежливо, спросил Рахметов.

— Алексей.

— Алексей, вы случайно не священник?

— Нет. С, чего вы взяли?

— Просто, вы с этой бородой, ну, прямо — Алеша Попович!

Камера взорвалась хохотом.

Громче всех ржал Морозов. От смеха, у него выступили слезы. Он хлопал себя по ляжкам и без конца повторял:

— Алеша Попович! Алеша Попович!

Рахметов даже пожалел, что ляпнул не подумав, чем доставил удовольствие этому придурку.

— Извините, как-то само вырвалось. — Сказал он.

— Ничего. — Махнул рукой Алексей, в одно мгновение превратившийся в Алешу Поповича.

— Вижу, Рахмет, ты трохи оклемался. Сейчас мы тебя еще подлечим. У тебя наверно еще и с похмелья голова трещит. — Подмигнул ему Румын. — Толик разувайся.

Молодой, мордатый парень, который после прихода остался стоять посреди камеры, в отличие от остальной публики, которая сразу же разувшись полезла на нары, скромно улыбаясь, развел руками.

— Мужики, помогаем Толику разуться!

На ногах у парня были здоровенные, под стать ему, резиновые бахилы.

Пованивало от парня просто грандиозно. Выше бахил, штаны молодого человека были покрыты непонятной отвратительной слизью. В бахилах хлюпало.

Его окружили и, бережно поддерживая под руки, возвели на постамент параши.

Там, с него стали снимать сапог. Предварительно, Румын повидавший, на своем веку всякого и поэтому не очень брезгливый, засунув руку в сапог, извлек оттуда несколько полиэтиленовых пакетов, наполненных непонятной жидкостью. Когда сапог, с Толика, сняли и слили лишнее в унитаз, этих пакетов получилась целая горка.

В камере, запахло чем-то знакомым.

— Вот, черт! Один порвался. — Сказал Румын.

Нога у парня оказалась на удивление маленькой, хотя, по лицу, так не скажешь.

Потом, с Толика, так же бережно сняли и второй сапог.

Пока одни разували Толика, другие относили пакеты к умывальнику и обмывали их под струей воды.

Остальные раскладывали, принесенную с собой, пайку, которая была на удивление богатой. Хлеб был, правда, кукурузный, безвозмездный с Пищеблока. Зато колбаса и свинина были копченые, сыр выдержанный. Аромат от него соперничал с вонью толиковых бахил и развешенных, на холодном радиаторе отопления, носков.

Из бутылок, стоящих в изголовье нар, слили воду и стали переливать туда жидкость из пакетов.

По камере поплыл прошибающий аромат арбузной чачи.

Получилось литра четыре.

Народ кружком устроился вокруг «стола».

С умывальника принесли единственную в «хате» кружку и, наполнив ее «до заклепочки», первому поднесли Рахметову, как наиболее нуждающемуся.

— Не боись, у нас все стерильно! — Весело хохотнул Румын, видя, как у Рахметова вытянулось лицо.

Не тот был парень Рахметов, чтобы ударить в грязь лицом, перед сокамерниками. Чача пахла, как чача, выглядела нормально, и он мужественно, в один прием, вытянул полкружки.

Привкуса, потных ног и гнили, напиток не имел. Он огненной струей потек к желудку Рахметова.

По очереди, причастившись, все расселись на нарах и дружно закурили.

— Это все Валерьяныч придумал. — Расслабленно сказал Румын. — Он тут еще при Брежневе сидел.

— Что за Брежнев — такой? Никогда про такого не слышал. — Самоуверенно напыжившись, сказал Морозов.

— Был такой правитель. Еще до эволюции. — Сказал интеллигентный Сергей.

— До Аграрной? — Спросил Толик, наивно хлопая глазами.

— Нет, до Великой Кастричницкой, Социалистической. — Пробурчал, от окна, пожилой лысый, как бильярдный шар дядька, которого все звали Славой

— Это, что еще, за эволюция, такая? — Снова спросил Толик.

— Про Ленина слышал? — Спросил лысый Слава.

Толик кивнул.

— Его рук дело.

— Давайте завязывать, с этими разговорами. — Озабочено сказал Валерьяныч.

— Так мы же, не про памятник, а про личность, в истории…

— Все равно, здесь, эти разговоры ни к чему. — Сказал Валерьяныч. — Вам может и все равно, а мне, как ранее подозревавшемуся, в тунеядстве, добра ждать, от таких разговоров, не приходится.

Все, с изумлением, уставились на него. Крайние даже привстали, чтобы лучше видеть. Все смотрели на Валерьяныча, так словно видели первый раз.

— Ты, Валерьяныч, про это ничего не говорил. — Уважительно сказал Румын.

— А, вам это надо? Обошлось и — слава богу. Не дали пойти, по кривой дорожке. Честным трудом, загладил вину перед обществом.

— В Крыму лечился? — Спросил интеллигентный Сергей.

— Боже меня упаси! Из Крыма, разве возвращаются? Особенно, теперь, когда его к Чечне присоединили. Я ведь в самый разгар эволюции попал, да и проходил не как идейный, а как заблудший. В трудовой, что-то там, по компьютеру, не срасталось. Тогда, еще выбор был. Хочешь — в санаторий, хочешь — на лесоповал. Да, тогда никто особо не спрашивал. В Крым, только самых упертых, бегунков, отправляли. Остальных — на рубку. Мы вдоль железки, на Брест, расчистку делали.

— Там бэрсэмовцы рубили. — Гордо сказал Рахметов, которого немного отпустило.

— Где они были, твои сээмовцы? На телевизионной картинке, в чистеньких костюмчиках? — Разгорячился Валерьяныч. — А, кто шел впереди, через хмель, сосны и крапиву?

— Сосен теперь нет, только секвойи. — Сказал Толик, который, видимо, хорошо учился, в школе.

— Это для тебя, сынок, они — секвойи, а для меня сосны. Эволюционировали заразы, да! Только, как были соснами, так соснами и остались. Сколько наших полегло, от этих елок — не счесть. Только, зазевался, кто, вошел в зону поражения и готово — еще один «ёжик».

— Что, еще за ежик? — Надменно спросил Морозов. — Сидишь, тут, про каких то ежиков рассказываешь.

Рахметов почувствовал легкий зуд, в костяшках пальцев. Именно этот зуд, был причиной его двух первых залетов.

— Ты, Павлик — еще молодой, многого не знаешь. — Вкрадчиво сказал Валерьяныч. — А в «ежика» человек превращается, когда сосна пульнет в него иголками. Иголки в тело впиваются и готов «ежик». Иголки яд пускают, и гниет потом человек заживо. Излечивались, конечно, со временем, но сколько рук, ног у людей порезали…

Валерьяныч вздохнул.

— Наливайте что ли.

— Толику не наливать, он пока доедет, через ноги, брагу впитывает.

— Га, гага!!! — Ржала камера.

— Слушай, Валерьяныч, ты ведь на пенсии, а сидишь в выводной, а не с бомжами? — Спросил Слава.

— Так, я — пенсионер работающий. Да и загребли меня не за полосой, а наркологи, во время профилактического рейда. Главное — у меня, еще было! Будильник в мозгу сработал — без десяти восемь, час волка! Пойду, думаю, схожу за добавкой. Заодно, с народом пообщаюсь… Ну, и попал под раздачу. Только, подошел к магазину, еще не успел поздороваться со всеми, вдруг — патруль-облава, заштормило море… Загребли всех, кто, под руку попался. Народ с утра — квелый, слабосильный. Никто не ушел. Ну, отвезли всех на лекцию, о вреде алкоголя. Часа три переливали, из пустого в порожнее…

Валерьяныч вздохнул.

— Мне, еще ничего. Я, здорово датый был. А, те, кто не похмелился, страдали сильно. Многие, во время лекции, по несколько раз, в обморок падали. Один, когда ему дали нашатырь нюхать, вырвал ватку у врача и в рот засунул.

Все молчаливо покивали головами, в знак сочувствия к братьям по разуму.

Выпили еще по одной. Румын поболтал последнюю бутылку.

— Еще на раз осталось. — Сказал он. — С гаком.

— С гаком, это хорошо. — Сказал Валерьяныч. — Но торопиться нам некуда. Можем и два раза. По чуть-чуть.

Все выразили единодушное согласие. Закурили.

— Все-таки государство выиграло, от Аграрной эволюции. — Задумчиво сказал Сергей.

Кто-то с ним согласился, кто-то пожал плечами, но даже после второй никого не особенно тянуло на политику.

— Самое главное — на оборону не надо тратиться. Никого в армию не забирают. — Умиротворенно вздохнул Толик.

— Ага. — Согласился с ним лысый Слава. — Казаки, вон — прискакали! Дескать, отстоим нефтепровод — кровеносную артерию, Матушки России! И, где — то казачество? Кто выжил, все — в дурдоме.

— Грибов обожрались. — Сказал Морозов.

— Боровик с подосиновиком, и жрать не надо. — Со знанием дела, сказал Валерьяныч. — Когда к ним подходишь, они споры выбрасывают и — все! Готово — пошли глюки.

— Те, кто — побогаче, говорят, едят грибы. — Сказал Алеша Попович.

— Шампиньоны они едят, а не грибы. — Сказал Коля-Колхозник.

— Шампиньон, тоже — гриб. Ты, что не знал? — Подал голос, крайний от двери, Сергей Очкарик.

— Шампиньон — гриб? Ну, ты, тоже скажешь. — Возмутился Коля. — Что я грибов не видел? Гриб, он — во! Растет по пояс. А, эти лежат в магазине — фитюльки, какие-то!

Как его не убеждали, как не уговаривали, что шампиньон, тоже гриб, он только крутил головой и пожимал плечами.

— Мухоморы есть можно. — Убежденно, сказал Слава.

— За мухоморы, можно капитальный срок огрести. — Отозвался Очкарик.

— Это, если в город проносишь! А где — за Полосой, никто тебя хватать не станет. А, за Второй Кольцевой и подавно.

— Мы, на лесоповале, употребляли! — Сказал Валерьяныч. — Мухомор, он, чем хорош? Похмелья, от него нет. И если его принимать в меру, то глюков — никаких, а тонус поднимает. И, вообще, за городом, где, на заготовках там, на сельхозработах, конвою наплевать на мухоморы. Главное — не нажираться до видений.

— А, мясо наше никто брать не хочет. — Сказал Очкарик, который, видимо, по жизни был пессимистом.

— Кто не хочет, кто не хочет? — Возмутился Слава. — Евросоюз не хочет, да Онищенко-Второй, а Африка, да Китай берут — только пыль столбом!

Поговорили, про мясо, и пришли к выводу, что мясо сейчас все-таки не то, что было раньше.

Выпили по маленькой. Закусили.

— Мужики, — сказал Рахметов. — Что-то я не пойму, сколько вы здесь сидите? Чача, ведь, тридцать дней стоять должна. Не меньше. А, эта вообще — выдержанная! С ног сшибает. Толик вон уже, вырубился!

— Положите ему, что-нибудь под голову! Надо положить ему, что-нибудь под голову! — Засуетился, окосевший до сердобольства, Сергей Очкарик

Обустроили Толика и продолжили разговор.

— Как пошли первые арбузы, — сказал Румын, — тут, как раз сидел Богомол. Ты Богомола знаешь?

— Слышал, про такого. — Сказал Рахметов.

— А почему — Богомол? Он, что — верующий? — Встрял Алеша Попович, которого порядком, развезло.

— Может и верующий, не знаю. — Сказал Румын. — Только, Богомол он потому, что когда напьется бубнит, себе под нос. Не поймешь, то ли говорит чего-то, то ли молится.

Румын подсел ближе к Рахметову.

— Так, вот он сразу откатил пяток арбузов. Припрятал. Заквасил, и пошла работа. Он только с виду дурак, а так мужик не промах. И самое главное — не жадина. Конечно, для себя запас делал, он же почти все лето тут, на Прилуцкой. Ну, мужики его поддержали. Давай они каждый день пару-тройку арбузов откатывать к отстойнику.

— Вольные работяги, туда не суются, там, только мы — суточники. Сам знаешь, какая там вонища!

Рахметов кивнул — знаю, мол. Бывали!

— Ну, и пошла эстафета! Передали схроны, следующей смене. Те уже причастились к выдержанному, а не к браге. А, уж потом — пошел конвейер. Теперь, каждый день, имеем два, а то и три арбуза. — Перешел Румын, на шепот.

— Это же, столько, не выпьешь! — Изумился Рахметов. — Там в каждом литров шесть остается!

— Конечно, не выпьешь. — Согласился Румын. — А, пайка, как ты думаешь, откуда? Водка, сейчас почем? Десять рублей. А, керосин — три. Мы чачу гоним, по пять, за ноль-семь.

— Нормально. — Сказал Рахметов.

— Знаешь, сколько с утра у Пищеблока перекупщиков?

— А, то!

— Там, конечно и свои гонят. Но у них — чемергес, а у нас чистая чача! Наш продукт уходит со свистом. — Румын зевнул.

— Мужики, давайте допивать и спать ложиться.

— Я не буду. — Сказал интеллигентный Сергей. — Пусть Рахмет выпьет, здесь первую ночь уснуть трудно.

— А, я выпью. — Сказал Валерьяныч. — Налей мне, сынок.

— И я, и я выпью! — засуетился Очкарик.

Алеша Попович махнул рукой, мол, допивайте сами, я не буду.

Морозов молча подсел к кружке. Ему налили первому. Он выпил и, по-прежнему, молча улегся на свое место.

Коля Колхозник выпивая, сказал:

— Будем здоровы.

— На здоровье. — Хором ответили ему.

Очкарик выпил, громко чмокая. Румын чуть пригубил. В итоге, Рахметову досталась почти полная кружка

— Тяни, не стесняйся, здесь все свои. — Сказал Румын, укладываясь на нары.

Рахметов выпил и вымыл кружку, над умывальником. Потом закурил, сходил по маленькому и, докурив сигарету, вернулся на место, которое ему негласно определили между Румыном и Валерьянычем.

Румын уже спал, улыбаясь во сне; счастливый, как дитя. Валерьяныч молча курил, лежа на спине.

Когда Рахметов лег, от окна донеслось тихое похрапывание, постепенно переходящее в звериный рык.

— Ну, Кабачок начал увертюру. — Сказал Валерьяныч, подразумевая захрапевшего Славу.

— Кабачки, они же — волосатые.

— Это они сейчас волосатые, а раньше были лысые, как Слава. Но Кабачок он — не по этому, а оттого, что на работе завернет пару-тройку кабачковых семечек в фольгу, зажарит на костре, а потом грызет целый день.

От окна донесся могучий рык, постепенно перешедший в тихое всхлипывание.

— Продолжение увертюры.

— Ничего себе увертюра!

— Подожди, — сказал Валерьяныч, посмеиваясь, — скоро начнется симфония. Он, как этих семечек натлущится, его потом всю ночь пучит. Вот тогда будет симфония. Очкастый, как пришел, сразу стал в позу: «Не могу спать напротив параши — я оппозиционный политолог!» Положили его на одну ночь к Славе, так он на следующий день плакал, просился к параше. Божился, что, мол, полюбил ее за одну ночь всем сердцем.

Подтверждая его слова, у окна рванула петарда и по камере потек насыщенный аромат сероводорода.

— Господа, это невозможно! Это, же похуже «черемухи»! — Всхлипнул в своем углу Очкарик.

Общество ответило на его претензии тихим похрапыванием.

Погружаясь в сон, Рахметов услышал раздавшийся от окна очередной выхлоп, а потом в голове закрутились калейдоскопом, какие то смутные образы. Это были веселые омоновцы, танцующие тени и грустная девушка стоящая над обрывом. Потом все это пропало, и сон стал тяжелым и мрачным. В голове мелькали, только какие-то черно — белые полосы и доносились издалека протяжные паровозные гудки.

Проснулся Рахметов, от общего шевеления, окостеневший и неповоротливый, с затекшей спиной. Воротник рубашки намок от пота.

Суточники, кряхтя и кашляя, сползали с нар и поочередно, не торопя друг друга, воспользовались услугами, которые им мог предоставить местный санузел.

После этого, все снова улеглись на нары. Тусоваться, по камере, никому не хотелось.

Только Толик забрался на радиатор и стал смотреть в окно.

— Ты, что угорел за ночь, пацан? — спросил Румын.

— Там — птичка. — Сказал Толик.

— Ворона, что ли? — Насмешливо сказал Морозов. — Тебе, что на работе ворон не хватает?

— Нет, настоящая птичка…

— Врешь, ты все! Откуда, в городе, птичке взяться? Они, сюда, не залетают.

— Была птичка. Я слышал — чирикала. — Грустно сказал Толик.

Морозов, обращаясь ко всем, покрутил пальцем у виска, но, его, никто не поддержал.

Разговаривали мало. Всем, с похмелья, было муторно.

Когда в коридоре раздались голоса и бренчание посуды, как предзнаменование скорого завтрака, это не вызвало особого оживления.

Толик, принимал миски с едой, через «кормушку», и передавал их Очкарику, который ставил их на нары.

К пайке, непонятной зеленой каше и такой, же непонятной бледно-желтой котлете, мало кто притронулся.

Завтракали только Толик, оппозиционный политолог и Морозов.

Остальные, выпив кипяточку, заявили, что лучше поедят горячего хлеба на Пищеблоке, и, вообще, на первом месте, в повестке дня, стоит похмел, а завтрак — дело второстепенное, может и подождать.

Очкарик съел две порции, Толик, придерживаясь порядка, скромно удовлетворился одной, а Морозов, отвращено фыркая, съел три котлеты, после чего вывалил оставшуюся кашу и раскрошенный хлеб в нетронутые миски.

— Чего, ты, делаешь? — Сказал Румын. — Бомжи придут на уборку, им пригодиться. Они же без вывода сидят.

Морозов презрительно ухмыльнулся и полез на нары.

Разговаривать было особо не о чем. Только замечание Румына, что сегодня выезд на работу, как-то затягивается, вызвало вялую дискуссию, так это или не так.

Время, в камере тянется неощутимо, но, все же, не стоит на месте, и внутренние часы работают. Поэтому дебаты по поводу течения времени постепенно стали оживленнее.

Время шло. За ними, никто не приходил.

Тревога нарастала.

Когда тревога готова была перерасти в панику, раздался скрежет ключа в замке, что вызвал бурное оживление.

— Ну, наконец-то!

— Вспомнили!

— Давно пора!

Дверь камеры открылась наполовину. Молодой страж порядка заглянул внутрь и, отступив назад, провозгласил:

— Выходи, каторжане! Шевели батонами!

— О, Сашка сегодня дежурит… Здорово — Переговаривались, арестанты, потянувшись, к выходу.

— Ну, что все? — Спросил милиционер, веселый разбитной парень, безмятежно поигрывая ключами.

— Все! Все! Больных нет…

— Ну, шагайте.

— Куда нас?

— А, то не знаете — комбинат четыре.

— Да мало ли…

Весело топоча, подошли к дежурке.

Мордатый прапорщик окликнул конвоира, не отрываясь от компьютера:

— Чудаков, это кто у тебя?

— Четвертый комбинат.

— Давай грузи их скорей, а то там, у проходной, у нас — полный запор.

Конвоир погнал всех галопом к проходной.

За проходной, на воле, в ожидании ежедневной дармовой рабочей силы, стояли автобусы «покупателей».

— Где тут — четвертый? — Окликнул водителей конвоир Сашка.

— Вон — он! Вот тот — желтый. Вот тот — наш! — Загудели конвоируемые.

Водитель, у желтого автобуса, поднял руку:

— Это — ко мне!

— Давай, забирай! — Скомандовал Сашка и поспешил обратно, за новой партией.

Когда все расселись по местам, водитель, не вставая со своего места, заглянул внутрь, подмигнул и спросил:

— Ну, что поехали?

— Поехали! — Хором ответили пассажиры.

Когда автобус тронулся, у всех сразу улучшилось настроение.

— Ну, вот и выехали, наконец!

— Слава богу! А, то я думал, может — случилось чего!

— Тут езды-то, минут двадцать.

— Минут двадцать пять…

— Пять минут туда, пять минут сюда…

— Четвертый — близко, а вот до шестого, «Восточного», пока доберешься, помереть можно.

Автобус, с весело гомонящими, пассажирами, катил по улицам Минска. Отсутствие больших деревьев придавало, открывающейся, из окон, панораме немного неестественный вид. Вместо больших деревьев, вдоль дороги торчали недавно посаженные прутики, рекомендованных учеными к выращиванию, в городской черте, растений.

Но все это, не очень бросалось в глаза, благодаря причудливым, изгибам, ажурных, недавно отлитых, уличных, фонарей.

Когда автобус выехал на Первую Кольцевую, именуемую в обиходе минчан — «Полосой», слева открылось бескрайнее море живой зелени. Буйная растительность плавно колыхалась под нежным утренним ветерком.

Пригородный ландшафт тоже отличался отсутствием деревьев. Даже кустов видно не было. Только культурные растения. Это позволяло любоваться, уходящим за горизонт, расчерченным на, правильные, квадраты флористическим океаном.

Привычный пейзаж не отвлекал пассажиров, от увлекательной беседы. Горячее обсуждение предстоящего распорядка дня, было прервано лишь тогда, когда автобус проезжал мимо аварийной ремонтной бригады. Ремонтники чинили проволочное ограждение санитарного кордона, с внешней стороны «полосы».

— О! Гляди, барьер порвали!

— Бомжи пьяные шли.

— А, может и страус.

— Где ты видел, страуса, под городом?

— Сколько раз видел!

О страусах говорили, до конца, поездки.

Валерьяныч оказался, в этом деле, настоящим, экспертом.

— Сразу никто понять не мог, как они так быстро плодятся. — Говорил он. — Потом один большой ученый, аж из Академии Наук, обнаружил, что они яйца в силосные ямы откладывают! Ну не в сами ямы, они же кожухом, что газ собирает, прикрыты, а — рядом. Там, вокруг, этого силоса хватает. Птенцы круглый год выводятся. Хоть — зимой, хоть — летом. Зимой рядом с газовой установкой тепло. Корма — навалом. Хищники из страны свалили. Плодитесь и размножайтесь, граждане страусы!

Вскоре справа показались синие коробки цехов Четвертого Комбината. За ними возвышались, клубящиеся паром, болванки «ТЭЦ — 4».

Скорое прибытие на место, не позволило Валерьянычу окончить свою увлекательную лекцию потому, что, как только автобус остановился на широкой площадке перед административным зданием, все разом позабыли об орнитологии и полезли к выходу.

Прибывших встречал прилично одетый молодой человек, в накинутой, поверх цивильного костюма, новенькой спецовке.

— Всех привез? — Спросил он водителя.

— Да, всех. — Пожал тот плечами. — Куда им деться, из автобуса.

— Мы на полном ходу не выскакиваем. — Сказал Румын, весело сверкая черными цыганскими глазами.

— Хорошо. — Сказал серьезный молодой человек. — Вы у нас — контингент постоянный. Что делать — знаете.

— Алексей. — Обратился он к водителю. — Отведи, их, на площадку. Потом, заправишься и жди меня. Поедем в центральный офис.

— Да, сами знаем, куда идти!

— Все будет в лучшем виде, командир!

— Ладно, ладно. Веди их Алексей.

Ударники принудительного труда дружно двинулись в сторону высокого бетонного забора, огораживающего обширную территорию, поодаль от цехов переработки и производственных помещений.

Позади всех, позевывая, лениво плелся водитель.

За забором, на территории свалки, которую в официальных документах именовали «полигоном», виднелась ржавая крыша большого ангара. Где-то, дальше лениво урчал одинокий трактор.

Еще издали, Рахметов ощутил, идущий с той стороны запах кисловатой гнили, который, по мере приближения, становился все гуще и непереносимее.

Когда подошли еще ближе, от широко распахнутых, немного покосившихся железных ворот, его обдало такой волной ароматов, что перехватило дыхание.

За забором пахло не намного сильнее, но атмосфера там была как бы гуще, и дышалось еще труднее.

Невысокие холмы и увалы отработанного жмыха и прочих отходов громоздились на площади, примерно, в гектар. Еще столько же занимали отстойники, куда сливали воду с предприятия, и стекала жижа с полигона.

Суточники направились прямиком к ангару.

Водитель Алексей не пошел дальше ворот.

Постояв там немного, для порядка, он развернулся и пошел обратно к автобусу.

Арестанты, через боковую дверь, дружно ввалились внутрь ангара.

Внутри помещение было, от края до края, завалено непонятно чем. Только, посредине было небольшое пространство, свободное от металлолома и этого, непонятно чего.

Здесь же находилось кострище, обложенное кирпичами и были расставлены ящики для сидения. Несколько, поставленных друг на друга, поддонов символизировали стол.

Без промедления, из тайного места был извлечен шестилитровик чачи.

После дружного причащения, последовало несколько минут покоя.

— Ладно! — Поднимаясь с ящика, сказал Валерьяныч. — Пора за дело браться.

Он внимательно оглядел компанию и начал развод:

— Политолог, Кабачок и Морозов идут на «песок». Румын с Сапуновым, в цеха. Колхозник, ты бери тачку и дуй за арбузами. Мы с Рахметом затариваться пойдем.

Заметив, во взглядах старожилов, немой вопрос, Валерьяныч счел своим долгом пояснить:

— Рахмет сегодня — первый день. Пусть въедет в ситуацию. Ему вчера ОМОН прописал легкий труд. Перетащит чачу на точку, потом поможет Колхознику. Толик и Алеша Попович, вы пройдитесь по краю буртов, до задних ворот. Подгребите, где сильно объехало.

Валерьяныч, подумал, еще немного и сказал:

— Румын, вы — там, в цехах — не долго. Всем жрать охота. Вернетесь — подадите, сигнал. Ну, вроде — так!

— Кабачков возьмите. — Напомнил Слава.

Все обреченно взглянули на него, но промолчали.

Валерьяныч потер руки и скомандовал:

— Еще по одной и расходимся.

Направляясь, вместе с Валерьянычем, вглубь полигона Рахметов примерно представлял себе маршрут следования. В свой первый залет, он трудился именно здесь и поэтому ориентировался в географии объекта. Путь их лежал в сторону отстойников.

Валерьяныч вел его изученными тропами, которые словно в тридевятом царстве обновлялись, на полигоне, с непостоянной регулярностью.

Огромные толстые крысы, словно суслики, столбиками торчали на гребнях отвалов, подозрительно следя за незваными пришельцами. Храня в генетической памяти недавние тяжелые для белорусского человечества времена, они, по запаху и характерным жестам, определяли идущую от пары этих двуногих опасность. Память подсказывала — люди с такими замашками могут пустить на шашлык! Поэтому грызуны не осмеливались даже перебегать идущим дорогу, И, вообще, старались слиться с местностью.

В районе отстойников, пахло немного на другой лад. Два резервуара, куда стекало с полигона, были похожи на кратеры вулканов. Густая, переливающаяся всеми цветами радуги масса ходила туда-сюда, бурлила и булькала.

— Брагой пахнет. — Заметил Рахметов.

— Так, оно и есть. — Согласился Валерьяныч. — Брага и есть! А, из чего ты думаешь здесь чемергес гонят?!

— Иди, ты!

— Ты, что думал — они тут специально брагу ставят? На злаках? Как, же — разогнались! Отсюда черпают. Постоянно возобновляемый источник энергии.

— Валерьяныч! — Сглотнул Рахметов. — Я — чемергеса, больше — никогда!

— Не зарекайся! Жизнь прижмет — еще не то выпьешь. — Буркнул тот. — Ладно — пошли. Покажу тебе наши погреба.

Два малых, «вулканических» резервуара и один большой, сточный, образовывали собой что-то наподобие острова.

На этом острове стояла постройка, настолько изъеденная ржавчиной, что было непонятно, почему она не рассыпается в прах.

Предназначение постройки, похожей то ли на гараж, то ли на приземистый склад, было окутано завесой, тайны. Может, сооружение и возводилось для чего-то, но, скорее всего — проектировщики впихнули его сюда, чтобы завысить стоимость проекта.

По узкому перешейку, к сараю, была протоптана тропинка.

Валерьяныч приоткрыл ржавую покалеченную дверь и протиснулся внутрь. Рахметов влез следом.

В помещении было светло потому, что потолок сохранился только местами. Большую его часть занимали, уложенные ровными рядами, арбузы. Каждый объемом — литров тридцать, а, то и больше.

Валерьяныч пошел вдоль рядов, внимательно присматриваясь к зеленым ягодам.

Шагая следом за ним, Рахметов увидел, что на каждом арбузе выцарапаны какие-то странные знаки.

При ближайшем рассмотрении, оказалось, что это цифры, которые видимо означали дату начала перегонного процесса.

— Вот, она — наша винокурня! — Гордо сказал Валерьяныч, оборачиваясь к Рахметову. — Главное — под пули лезть не надо. Склад, прямо, за забором!

— А, что — охрана? — Спросил Рахметов.

— Охране, на пяток арбузов начхать! Тут, главное — не зарываться. Коррупционная схема тоже выстроена. Три литра в день, и дело — в шляпе!

Валерьяныч, выбрав, подходящий арбуз, присел.

— Закуривай! — Достал он пачку сигарет.

— В самом начале, эти арбузы на полях под снег уходили, никто не плакал. — Покуривая, усмехнулся Валерьяныч.

— Что — правда? — Спросил Рахметов удивленно, хотя что-то такое когда-то слышал.

— Как, урожаи стали бить рекорды, все кругом обрадовались: «Импортозамещение, импортозамещение!» Потом, стали эти арбузы резать — не режутся, скотины! Только — «болгаркой»! Пока решение искали, народ стал пользоваться… Ну, а там — пошло! Стали замечать, что они иногда забраживают. И, так хорошо берутся! Только долго понять не могли: «Что, за черт? Одни бродят, другие — нет!» Правда, при таких условиях, кустари-заводчики соображают быстрее, чем доценты с кандидатами! Народ быстро определился — как муравей в арбуз заползет, так, сразу — пошел процесс! Ну, и началось… Главное, тары никакой не надо! Кожура — как пластик.

Рахметов, после двойной дозы, был настроен меланхолически и внимательно слушал Валерьяныча, хотя о технологии производства «чачи» был осведомлен досконально.

— Потом, которые — малопьющие, которым — не горит, смотрят — тридцать дней прошло, а в остатке — чистый продукт! Установили наблюдение. Мама родная! Глядят — если хорошо отверстие, куда муравьев запихивают, прикрыть, вся лишняя влага через кожуру испаряется. Так сказать — не бахчевая культура, а природный перегонный куб. Потом, лет через пять, когда ученые догадались кожуру облепиховым маслом натирать, арбузы без «болгарки» есть можно стало. Теперь, экспортируем. Теперь, вокруг каждой бахчи дозорные ходят. И на вышках стоят…

Валерьяныч вздохнул и поднялся.

— Ладно. Видишь, с этого края — все сухие. Сейчас, с маркировкой определимся, и сливать будем.

Глава вторая

В красивом желтом доме, с белыми колоннами, построенном в стиле имперского эллинизма, на проспекте Независимости, с утра царило невероятное оживление. Правда, посторонний глаз, который редко сюда заглядывал, увидел бы только покой и обычное благочестие.

Глаз посвященного, отметил бы более широко, чем обычно, расправленные плечи сотрудников, что означало: «Не зря, мы, свои места, просиживаем!» Во взглядах, которыми обменивались бойцы невидимого фронта, читалось:

— Ну, что, товарищ — отличились?

— Да, брат, мы, тут, не лыком шиты! — Отвечал взглядом товарищ.

В отсеке, который занимал «Центр по связям с общественностью», в это утро, вообще, почти не разговаривали. Все мрачно поглядывали друг на друга, ходили устало сутулясь и опустив глаза к полу.

Случайно встретившись взглядами, коллеги понимающе кивали друг другу и вновь уносились мыслями в высшие эмпирии.

Все это насыщало атмосферу флюидами, состоявшегося подвига, за который герои не ждут никаких наград, ну, разве что, только теплых слов благодарности.

Начальник Центрального Управления, полковник Бурый, сидя за столом, крутил в пальцах сигарету. Он не курил, а сигареты держал в своем кабинете для посетителей. К слову сказать, посетители, попадая в этот кабинет, закурить не просили. А, полковнику, в это утро, хотелось посидеть вот так — с сигаретой в руках. Как показывают в кино, про людей его профессии. Когда они наслаждаются краткими минутами покоя, перед грядущими великими свершениями.

Правда, сегодняшние грядущие свершения обещали быть не столько хлопотными, сколько приятными.

Вчерашнее хакерское проникновение в «Сеть», было случаем довольно неординарным. В новейшей истории государства подобное хулиганство давно не практиковалось. Однако справились! Как говорится: «Без шума и пыли»!

Сейчас, перед полковником лежал рапорт одного из замов. А, именно — подполковника Скрипака. Предоставив его, тот сообщил, между прочим, что копия затребована генералом.

Будучи начальником Центра по Связям с Общественностью (ЦСО), а, по сути, отвечая за идеологическую непоколебимость работников госсектора, подполковник Скрипак, писал, в свойственном ему стиле: «Пресеченная, в зародыше, диверсия… Задержание членов, преступной группировки и иностранного агента. Он, несомненно, является вдохновителем… Вскрыты множественные направления, по которым осуществлялась, преступная деятельность…»

Отметая шелуху, Бурый вытянул из рапорта только то, что задержаны двенадцать человек. Из задержанных, одиннадцать были своими, доморощенными, а двенадцатая — приезжей, из России.

Впрочем, такие помпезные, изобилующие фантастическими предположениями, рапорты нравились нынешнему руководству. К слову сказать, если у тебя дядя — Генеральный Секретарь, можно писать, что угодно. Можно, вообще, ничего не писать, а просто ходить на службу и смотреть в глаза начальства, своими широко открытыми ясными глазами.

Пять минут назад, дежурный офицер из приемной, поинтересовалась, не желает ли товарищ полковник выпить чашечку кофе. Бурый кофе не пил, только чай. Но закодированная фраза означала, что генерал находиться на рабочем месте, куда он несомненно прибыл, после доклада «Наверх».

Там, «Наверху», сегодня должна была упоминаться и фамилия Бурого. Впрочем, как и фамилия Скрипака…

Подумав о Скрипаке, полковник хотел сплюнуть, но вовремя вспомнил, что в кабинете не было плевательницы.

Самое главное, что провоз спутниковой связи, проморгали на таможне, ответственность за которую несет Межведомственное Управление.

А, Центральное управление не сплоховало!

— Товарищ полковник, вас просили подняться на третий этаж. — Сказала дежурный офицер, по интеркому, и, после короткой паузы, добавила:

— Сам!

Когда полковник Бурый вошел в кабинет генерала, за столом совещаний было непривычно многолюдно.

Три пятых, первых замов генерала уже были на месте.

Полковник Бурый представлял, собой, четвертую часть великолепной пятерки.

Пятым заместителем председателя Комитета Государственной Безопасности был генерал Жемчужников, начальник Управления по кадрам. Его Пчелкин на совещания не приглашал. С ним, он только советовался.

Обычно, Пчелкин редко собирал их вместе. Но сегодня случай был особый.

Начальник Межведомственного Управления, полковник Шконда, сидел с самого края. Начальник Аналитического управления, Федосов и Управления Информации, Фирсов, разместились друг против друга, в непосредственной близости от начальства.

Бурому не оставалось ничего другого, как занять место с краю, напротив Шконды, рядом с Аналитическим Управлением. Как, только он опустился на стул, генерал Пчелкин сказал:

— Сегодня утром, я докладывал «Наверх».

После этих слов последовала продолжительная, положенная по регламенту, пауза.

— Было выражено, сдержанное удовлетворение, по поводу оперативности, с которой сработала наша служба и некоторое недоумение, как оборудование способное угрожать безопасности государства попало на нашу территорию.

Генерал Пчелкин внимательно оглядел присутствующих и добавил:

— Именно: «сдержанное удовлетворение». Почти час ушел на определение, местоположения, принимающего устройства. В итоге, «Сеть» была открыта для вражеского проникновения, в течение одного часа и сорока минут.

Полковник Фирсов поднялся со стула:

— Сразу засечь работу приемопередающего устройства, не было никакой возможности, поскольку, оно работало на прием, а не на передачу. На данный момент для точной локализации, даже обычного мобильника, требуется отключение всей системы санитарного кордона, вокруг города. Хотя бы на одну минуту. О проникновении в «Сеть», сообщение поступило сразу. Но все силы, в первую очередь, были брошены для отражения возможной хакерской атаки, на стратегически важные объекты. Потом, начали проверку всей шпионской диаспоры, действующей в городе. Наблюдатели доложили, с мест, что у всех средства связи не задействованы. Отключение санитарного кордона, вокруг города, которое, кстати, произошло с большой задержкой, тоже ничего не дало. Это же — спутниковая связь. На определение ее источника требуется время. Одновременно, велся поиск, в «Сети». Но, там, сработали средства защиты… Началась такая чересполосица!

Фирсов, удрученно, вздохнул и продолжил:

— Задействовали дополнительные ресурсы и определили местоположение оборудования, которое открывает бесконтрольный доступ к Интернету… На все, у нас ушло сорок пять минут.

Фирсов развел руками.

— Садись. — Сказал Пчелкин и строго взглянул на Бурого.

— Твои орлы, не могли двигаться поживее? — Спросил он.

Бурый поднялся с места и коротко доложил:

— После установления адреса, на подготовку операции и ее проведение ушло пятьдесят пять минут, считая время, которое оперативные группы и привлеченные дополнительные силы находились в пути. Действия можно было ускорить, но это привлекло бы излишнее внимание, что было бы нецелесообразно.

Пчелкин искоса взглянул на полковника Шконду, который сидел, перекошено пригнувшись, но ничего не сказал, только побарабанил пальцами по столу.

— Там, — генерал взглянул на потолок, — мне удалось объяснить, что мы, вчера столкнулись с совершенно новыми и неизвестными ранее способами диверсии. «Наверху» отнеслись, к этому с пониманием и выразили надежду, что приобретенный опыт, позволит, впредь, не допускать подобных случаев. Я довел, до сведения высшего руководства, что пресечена не просто единичная попытка расшатать, наше информационное пространство. Ликвидированная бандгруппа, замышляла не банальное хакерское вторжение, с целью получить доступ к особо секретной информации. Была попытка нарушить работу особо важного государственного объекта! Да, да! Я говорю об объекте стратегической направленности, в Самохваловичах. Стало известно, что некоторые, из членов группы, проникли туда и на другие особо охраняемые объекты, где планировалось совершение аналогичных терактов…

Пока генерал говорил это, Бурый ощутил раздвоение личности. Внешне, он сидел, широко расправив плечи, серьезно внимая начальнику.

Внутри него сидел другой Бурый, который ехидно говорил, что подобные умозаключения, мягко говоря, не имеют под собой никакой основы. А, грубо говоря — высосаны из пальца. Что предполагаемая террористическая группа, широко раскинувшая свои щупальца — всего лишь, плод фантазии подполковника Скрипака. Еще вчера, Фирсов успокоил его, сказав, что попыток взлома, даже захудалого паспортного стола не было. Дело тянуло, на злостное хулиганство. Не более. Но теперь, когда речь пошла о хакерской атаке, на серверы стратегических объектов, то — конечно…

— Впрочем, какое мне — дело?! — Саркастически, подумал полковник, заглушая второй, внутренний голос. — Террористическая группировка, так — террористическая группировка! Значит, посадят всех. Отправят в санаторий и будут лечить, лет десять — пятнадцать. Раз, «Наверх» уже доложено, то, теперь, это уже — не мое дело, а дело следствия.

Пчелкин толкая речь, наоборот, воодушевлялся с каждым словом.

Впрочем, это было неудивительно. Очередная пятилетка подходила к концу. Близилась, неизбежная в таких случаях, ротация кадров. Предшественник Пчелкина, покинув свой пост, мирно почил в кресле сенатора. Нынешнего председателя, такая перспектива, явно, не устраивала. Именно поэтому племянник, Генерального Секретаря Совета Безопасности, двигался по карьерной лестнице, перепрыгивая несколько ступенек, одним махом.

Особых достижений у генерала Пчелкина, правда, не было, но и промахов он не допускал. А, тут надо, же — возможность сварганить резонансное дело! Как раз — во время! Прочитав рапорт Скрипака, он в собственном рапорте развил тему, накрученную подполковником. Потом, докладывая устно, поймал кураж и внес несколько ремарок, памятуя, что, чем страшнее враг, тем знаменательнее победа. Причем, добавил так основательно, что тут пахло, даже не креслом главы одного из топливных концернов, а даже…

Генерал, на мгновение, прервал свою бравурную речь и прищурился.

— Тут пахнет креслом посла, в Китае! — Подумал он, про себя, и продолжил вслух:

— Я заверил высокое руководство, что все промахи будут учтены, а выводы сделаны. На что мне было сказано, что выводов делать не надо, а промахи надо учесть. В конце разговора было сказано, что сработали мы, в общем — неплохо.

Когда генерал закончил, не только полковник Шконда, но и все, сидящие за продольным столом, вздохнули с облегчением. Особо облегченный вздох получился у полковника Шконды, когда тот узнал, что оргвыводов сделано не будет.

Глаза генерала Пчелкина потеплели.

— От себя скажу, молодцы товарищи!

Глаза его подчиненных оживленно заблестели.

Прохладная атмосфера, постоянно присутствующая в кабинете генерала, согрелась от теплых улыбок сослуживцев.

Только начальник Межведомственного Управления улыбался немного виновато.

— Как, же твои проморгали, Виктор Родионович?! — Покачал головой генерал Пчелкин, обращаясь к нему.

— Совершенно непредсказуемая ситуация. — Развел полковник Шконда, руками. — Пограничники осмотрели, в аэропорту, вещи задержанной. Обнаружили планшет. Сами просканировали. Ничего особенного не обнаружили — стандартная комплектация, стандартная схема. Запрещенной информации не содержал. Передавать, в информационный отдел, для дополнительной проверки, не стали. Кто мог подумать, что из него можно соорудить спутниковый передатчик! Да еще такой мощности!

— Мой отдел уже вплотную приступил к изучению примененного оборудования. — Встрял полковник Фирсов. — Специалисты говорят, что головоломка, еще — та! Комплектация только выглядит, как стандартная. На самом деле все узлы с двойной начинкой и вся эта изнаночная сторона активизируется, при вводе пароля…

— Давайте, о главном. — Сказал генерал, останавливая Фирсова доброжелательным помахиванием руки.

Бурый понял, что настал его черед и откашлялся.

— После того, как было определено место, из которого пользователям «Сети» открывается несанкционированный доступ к «Интернету», об этом был немедленно, оповещен начальник районного управления. В данном случае — Московского. Координировать операцию, по задержанию, было поручено его заместителю, куратору из ЦСО.

Ориентируясь в ситуации, Бурый, экспромтом, делал угодные генералу замечания:

— На начальном этапе, речь шла только об идеологической диверсии.

Пчелкин благосклонно кивнул.

Бурый продолжил:

— На место незамедлительно выдвинулась группа быстрого реагирования. После точной локализации, конспиративной квартиры злоумышленников, было произведено задержание. Была обезврежена террористическая ячейка, в составе одиннадцати граждан Республики и одной гражданки России.

— Установили её личность? — Поинтересовался генерал Пчелкин, имея в виду не только паспортные данные.

— Некая Елена Александровна Белая. Журналистка. Прибыла за день до этого, с экологической туристической группой. Срок пребывания в Республике — двадцать дней.

— Желтая пресса? — спросил Пчелкин.

— Как раз — нет. Журналистка газпромовского издательства. Правда, начинающая. По непроверенным данным, училась за границей.

— Может это провокация «Газпрома»? — Вслух подумал подполковник Федосов.

— Большая часть того, что производим — на внутреннее потребление идет. Чего им нас провоцировать? — Пробурчал Шконда.

— Может, это российские либералы хотят нам подгадить? — Пожал плечами Фирсов. — Хотят, чтобы мы расплатились по кредитам?

— Какие либералы, могут быть в «Газпроме». — Усмехнулся генерал и махнул рукой Бурому, продолжай, мол.

— При задержании был применен подстраховочный вариант, с распылением грибной пыльцы, так что арестовали их, для начала, без громкого шума, по обвинению в употреблении наркотиков. Наш спецназ сразу покинул место события. Дальнейшие оперативные мероприятия, в целях сохранения стабильности, проводились силами милиции. Всех, сразу, отправили в наш изолятор, где арестованные рассредоточены по одному в отдельных камерах.

— Двенадцать камер, это не шутка… — Покачал головой Пчелкин.

— Ничего. Пока, уплотнили старожилов. Мне доложили, что все сидят по одному.

Бурый не стал уточнять, что изолятор, собственно, пустовал, и уплотнять пришлось лишь одинокого педофила, который в силу тяжести совершенного злодеяния, проходил по их ведомству.

— Разумно. — Сказал Пчелкин. — Теперь надо вплотную заняться всеми, этими экотуристами.

— Уже. — Сказал Бурый. — Еще вечером была дана команда, на самое плотное наблюдение за всеми членами туристической группы. Пока ничего необычного не произошло. Туристы, как туристы. Группа наполовину, состоит из озабоченных экологов, наполовину — из озабоченных игроманов. И те и другие — небольшими партиями, шлялись всю ночь по казино и клубам. Под утро вернулись в номера. Отсутствие Белой осталось незамеченным, так, что до вечера можно спокойно с ней работать, не делая никаких заявлений.

— Уже дано указание. — Сказал генерал. — Следственная группа сформирована. Чтобы ускорить процесс, на первом этапе, с задержанными, будут работать четверо дознавателей. Диверсия замышлялась масштабная. Мы тоже будем действовать масштабно.

Генерал положил руку на стол.

— Так. — Сказал он. — Полковник Фирсов, ускоренными темпами разобраться с, той, хренотенью. С которой они подключались. С попытками взлома, ты справился. Молодец! Но теперь надо разработать методы распознавания, чтобы, в дальнейшем имелась возможность предотвращать провоз, через границу, подобного оборудования. Немедленно делиться всеми наработками, с управлением Шконды. Еще отправь, пожалуй, к полковнику парочку своих специалистов. Пусть они там поманиторят…

— Понял, товарищ генерал.

— Ну, ты Федосов, сам знаешь, что надо делать. Отдел у тебя, не зря аналитический, иди и анализируй. Разбирайся, кто, куда вчера залез. Кто, чем интересовался. Особый упор делай на тех, кто интересовался клеветническими сайтами. Особенно белоэмигрантскими! В первую очередь, обрати внимание на тех, кто что-то оттуда скачивал. Это первоочередная задача. Крупномасштабную диверсию мы подавили в зародыше, но может появиться много мелких пакостников, которые, вместо травматиков и котят, начнут выкладывать в «Сеть» всякое безобразие.

Федосов подумал, про себя, что, в сущности, его дело — контрразведка, но возражать не стал. Половина старых шпионов разъехалась. Новых в страну не засылали…

— Есть время, заняться подрывными элементами. — Подумал он молча кивая.

— Полковник Бурый.

— Слушаю, товарищ генерал!

— Сиди, сиди. Значит, так. Первое — группу туристов держать под неусыпным контролем, с целью выявить возможного пособника Белой. Если таковой окажется, не суетись. Я доложу наверх, потом примем решение.

Бурый многозначительно кивнул.

— Второе. Федосов будет поставлять, по мере поступления, тебе информацию о всяких ненадежных элементах. Проконтролируешь работу районных подразделений. Здесь, нам не надо лишней шумихи. Вызвать их на беседу и уговорить добровольно выдать, незаконно полученную, информацию. Всех, разумеется, взять на заметку. Если, кто попробует юлить… У таких, конфисковывать носители информации и административный арест, для начала. Потом, когда немного разгребемся, будем рассматривать каждого несговорчивого конкретно.

— Федосов, ты понял? Выдавать информацию Бурому постепенно, а не комом.

Федосов убедительно кивнул.

— Фирсов. Ты, тоже, информируй Бурого. Он должен быть в курсе всего. И подготовь справку, о том, что было пресечено, какие объекты оказались под угрозой.

Фирсов задумчиво кивал, видимо, на ходу придумывая чего, там, в этой справке понаписывать покрасивее.

Генерал встал. Подчиненные вскочили.

— По мере поступления новой информации, мне докладывать немедленно. По коням, хлопцы!

После совещания у генерала, состоялись совещания во всех управлениях.

Бурый, собрав, всех, заместителей, для начала, кратко обрисовал усложнившуюся оперативную обстановку. После чего, каждому было очерчено конкретное направление деятельности.

В конце было сказано:

— На нас очень надеются, товарищи. Мы не должны обмануть эти надежды. Генерал сегодня дал понять, что именно нашему управлению предстоит выполнить основную работу, по выявлению зарубежных провокаторов и неблагонадежных элементов, внутри страны. Не говоря о том, что ход расследования контролируется с «Самого Верха».

После совещания, когда начальники отделов, не просто разошлись, а разлетелись по рабочим местам, он попросил старшего лейтенанта Шелепову принести ему чай и начал подробно просматривать информацию на задержанных.

Он успел добраться до пятого задержанного, которым оказалась двадцатилетняя девица, студентка второкурсница по фамилии Жевжик, когда ожила громкая связь и лейтенант Шелепова сообщила:

— Вас просили зайти. Сам. Срочно.

Поднимаясь по лестнице, к кабинету генерала, Бурый старался рассуждать здраво.

— Никакой новой информации, еще не поступало. Она вся должна была сходиться к нему. Вчера все прошло гладко. Глаже не бывает! Почему, срочно?!

В кабинете у генерала присутствовал начальник следственного комитета — полковник Терещенко.

Он не сидел за столом, у генерала, а стоял рядом. Не на вытяжку, но стоял… Пульс у Бурого стал учащеннее.

Сам генерал стоял у окна, глядя, куда-то вдаль.

Когда Бурый вошел в кабинет, он медленно повернулся к нему и, выдержав паузу, спросил:

— Сколько граждан Республики было вчера, среди арестованных?

— Одиннадцать, товарищ генерал.

— Куда их поместили?

— К нам, в изолятор, товарищ генерал!

— Хорошо. Вот, начальник следственного отдела мне докладывает, что в изоляторе находятся, только десять задержанных граждан Беларуси. Так, Терещенко?

— Так точно, товарищ генерал. Из наших, в наличии — шесть задержанных женского и четыре мужского пола.

— Кого не хватает?

— Некого Рахметова. Двадцать лет. Холост. Член БРСМ. Электромонтажник. РСУ «Городские сети». — Коротко доложил Терещенко.

— Этого не может быть. — Холодея, сказал Бурый.

— Четверо следователей комитета, прибыли сегодня утром в наш изолятор, с целью провести первичное дознание. В наличии оказалось, только одиннадцать задержанных. — Монотонно произнес Терещенко.

— Вы, хорошо искали? — Изумленно спросил Бурый. — Он, где-то — там… Просто, сунули не в ту камеру.

— Работники зарегистрировали прибытие, только одиннадцати задержанных, но, в целях установления истины, был произведен тщательный досмотр, в ходе, которого задержанный Рахметов обнаружен, не был. Сейчас, производится досмотр ИВС, в котором задействованы дополнительные силы, причем досматриваются не только камеры предварительного заключения, но и камеры подследственных, служебные помещения, вся территория.

В кармане у Терещенко завибрировал телефон.

— Это — служебный звонок, товарищ генерал. Звонят по поводу ИВС. — Не доставая телефон из кармана, сказал Терещенко.

— Ответьте.

Терещенко извлек телефон из кармана и приложил его к уху.

Пчелкин выстукивал пальцами, по подоконнику, какой-то бравурный марш.

Бурый, не скрывая надежды, буравил непроницаемого Терещенко взглядом.

Отняв телефон, от уха, Терещенко взглянул на генерала и отрицательно покачал головой.

— Пусть продолжают. — Сухо, сказал Пчелкин.

— Начинайте заново и более тщательно. — Сказал Терещенко, в трубку, и отключился.

— Вы, можете объяснить происходящее? — Спросил Пчелкин, обращаясь к Бурому.

— Никак нет, товарищ генерал.

— Вы понимаете, что этот Рахметов, наряду с Белой — центральное звено, в группе заговорщиков? — Раздельно выговаривая слова, спросил председатель комитета. — Понимаете, что именно его знания особенностей кабельных подключений, позволили подобраться вплотную к активатору?

Бурый озабочено промолчал.

— Допрос задержанных, тоже, ничего не дал. — Пожал плечами Терещенко, задумчиво глядя в ковер. — Правда, допросить удалось, пока, только четверых, имеющихся в наличии. Шестеро еще находятся в «неадеквате». Многовато им вчера «трухи» вдули.

— Задержание производил спецназ. — Неуверенно сказал Бурый. — Они перестарались.

Тут, в голове у начальника Центрального управления тихонько щелкнуло.

— Транспортировка задержанных, чтобы не привлекать лишнего внимания, осуществлялась силами милиции, товарищ генерал! Возможно, по их вине, произошла какая-то путаница. Надо разобраться!

— Идите и разбирайтесь. — Кивнул Пчелкин.

Когда Бурый, серой птицей лесной, выпорхнул из кабинета, генерал обратился к Терещенко:

— Что еще говорят задержанные?

— Говорят одно и тоже. Дескать, слушали музыку, танцевали. Раз группа террористическая, значит конспирация налажена. Про Белую, никого еще не спрашивали. Пока все не придут в себя, это преждевременно.

— Тебе виднее. — Согласился Пчелкин. — Но, как только очухаются, в первую очередь, следует выяснить, кто ее туда пригласил или привел. Не сама, же она пришла. Просто так, с улицы.

— Понял, товарищ генерал.

— Кто координирует действия следственной группы?

— Я, сам. Лично.

— Хорошо. Поезжай туда и проконтролируй. Докладывай, без промедления. Действуй!

Выскочив из кабинета Пчелкина, Бурый неторопливо, чтобы не смущать сотрудников, прошел по коридору верхнего этажа и, так же неторопливо, спустился по лестнице. Уже завернув в свое крыло, он начал постепенно ускоряться и в приемную ворвался, широко шагая.

Старший лейтенант Шелепова, чей чуткий слух, несмотря на плотно закрытые двери, всегда распознавал походку начальника, определяя по этой походке его настроение, встретила его стоя.

Ни слова не говоря, Бурый размашисто проследовал в свой кабинет. Через пять секунд, ожила громкая связь.

— Скрипака и Барабанова, ко мне!

Задействовав все каналы связи, Лидочка уже через минуту сообщила обоим заместителям, что их вызывает, к себе начальник, а задействовав кодовую фразу: «Что-то срочное», дала понять, что прибытие на место, требует максимального ускорения.

Усевшись за стол, Бурый едва успел пробежать глазами справку, на задержанного Рахметова, как майор Барабанов и подполковник Скрипак возникли в его кабинете, словно сказочные человечки из пенька. Вот, только что их не было, и, вот они уже здесь.

— Что надо, хозяин?! — Вопрошали их светящиеся глаза.

Причем, если глаза майора Барабанова, светились жаждой деятельности, то свет, в глазах подполковника Скрипака, был совсем другого рода. Это было алчное свечение глаз алкоголика, который знает, что впереди его ждет неминуемая пьянка.

— На мое место, метишь, гад. Дядя — у тебя… — Мрачно подумал Бурый. — Ну, подожди, еще — не вечер.

— У нас ЧП. — Коротко, сказал он, и глаза подчиненных потухли, став холодными и серьезными.

Заместители вытянулись.

— Бесследно… На данный момент — бесследно, пропал один из задержанных, участник вчерашней провокации.

Слово «провокация» прозвучало зловеще. До этого времени речь шла о диверсии, что сулило немалые дивиденды и бурный карьерный рост, всем непосредственно задействованным в этом деле.

Провокация не сулила ничего хорошего. Слово «провокация» всплывало тогда, когда участники мероприятия, где-то облажались.

Барабанов, воспринял ситуацию относительно спокойно. Вид у него, стал задумчивый.

Потухшие глаза Скрипака остекленели. От того, что мысли у него в голове, начали летать, как шальные пули, он мгновенно весь взъерошился. Вся его выправка, которую он выработал в институте физкультуры, пропала бесследно.

— Есть предположение, что он исчез, при транспортировке к месту назначения. — Озвучил, собственную версию, полковник. — Ну, пока, больше нам плясать не от чего. Надо срочно выяснить, что произошло. Опросить всех участников задержания, всех присутствовавших, на месте. Всех до одного. Даже понятых и свидетелей. Если они присутствовали, конечно. Впрочем, даже если не присутствовали, все равно придется опросить.

Бурый встал, из-за стола, и прошелся по кабинету. В росте, полковник на голову превосходил заместителей, и те смотрели на него снизу вверх.

— Скрипак, Вам… Немедленно, проверить, все обезьянники и изоляторы; все больницы, травмопункты. Даже наркологические амбулатории. Всех, кто был задействован в операции, собрать вместе. Нет не так. Оцепление собрать отдельно, тех, кто участвовал в транспортировке — отдельно.

Бурый подумал немного и добавил:

— Оцепление собрать в районном управлении, транспортников — где-то в отделении милиции. Поручите, это нашему куратору в РУВД. Ко мне — начальника районного управления милиции, немедленно. И, кто там, руководил, операцией, на месте?

— Капитан Труба, из Московского. Он — здесь! — Встрепенулся Скрипак.

— Где — здесь?

— Пишет, рапорт, у меня, в общественной приемной.

— Успеет написать. — Злорадно сказал Бурый и, нажатием кнопки интеркома, вызвал приемную.

— Капитана Трубу, ко мне! Немедленно! Он, сейчас — у Скрипака.

— У тебя, есть новости? — Спросил он у Барабанова.

— Пока все — тихо. Никакого шевеления. Наблюдение усилили. Пробиваем более подробную информацию о каждом.

— Нужно усилиться еще! — Сказал полковник. — Подтяни дополнительных людей. Создай резерв, на случай непредвиденной ситуации.

— Слушаюсь.

— Все, выполняйте. — Выдержав драматическую паузу, поставил точку Бурый. — Если этот Труба в приемной — пусть заходит.

Координатор ЦСО, по Московскому району, капитан Труба, прибыл в головную контору без вызова. Являясь, закаленным в подковерной борьбе, сотрудником Желтого Дома, он, всеми фибрами души, воспринимал малейшие изменения в магнитных колебаниях термосферы.

Руководство вчерашней операцией, по задержанию преступников, поставивших, на уши весь город, явно сулила что-то хорошее. И не просто хорошее, а прямо — необыкновенно замечательное! Главное сейчас было замаячить на глазах высокого начальства, раньше чем это сделает начальник районного управления. А вырвавшись в фавориты, он, Труба, свои позиции не сдаст.

Получив вызов, к полковнику Бурому, капитан стремительно бросился выполнять приказ. Быстрым шагом войдя в приемную начальника управления, Труба вопросительно, без излишней фамильярности, взглянул на Лидочку, которая приветствовала его коротким кивком головы и указала пальчиком на диван.

Не успел капитан присесть, как его непосредственный начальник — подполковник Скрипак вышел из кабинета полковника, вместе с майором Барабановым. Видимо он, что-то хотел сказать, но в присутствии Барабанова, не стал этого делать, а только непонятно изогнул брови.

— Заходите. — Кивнула Шелепова, Трубе, на дверь кабинета.

Переступив порог, тот почувствовал, как его мгновенно окатила волна холода, идущая от монументально застывшего за столом полковника.

Бурый встал и начал прохаживаться по кабинету, перед вытянувшимся в струнку подчиненным, не зная с чего начать.

— Вы руководили вчерашней операцией? — Наконец спросил он, решив начать с самого начала.

— Так, точно!

— От начала до конца?

— До прибытия следственной бригады.

— Что было, после задержания?

— Неотлучно находился в квартире, отослав оттуда сотрудников милиции. Обеспечивал сохранность улик.

— Сколько было задержанных?

— Двенадцать. Пять мужчин и семь женщин.

— Проконтролировали их отправку?

— На выходе из квартиры, сдал их, с рук на руки, капитану Одинокову, из управления. Из Московского РУВД. После этого неотлучно находился в квартире.

Делая упор на сохранность улик, капитан нутром чуял, что холодный ветер дует не совсем в его направлении.

Бурый снова прошелся по кабинету. С одной стороны, капитан был прав. Но с другой стороны, ему хотелось разорвать подлеца голыми руками.

— Мог бы и подсуетиться. Проявить избыток служебного рвения. — Думал он, останавливаясь перед стоящим, в позе обелиска, Трубой. — Мало мне Скрипака и Барабанова — Труба нарисовался! Прямо камерный зал, а не управление…

— Значит, так, капитан. Довожу до вашего сведения, что у нас, на данный момент, имеется всего одиннадцать задержанных. Один из злоумышленников, некий Рахметов, находиться неизвестно где. — Вкрадчиво сказал Бурый.

Капитан Труба зашатался.

— Мать честная, — пронеслось у него в голове, — вся карьера — насмарку!

— Поскольку, все задержанные проходят по нашему ведомству, отвечать придется нам. На данный момент вы самый крайний. Вам это понятно? — Бурый покрутил пальцем, у него перед носом.

— Так, точно!

— Ну, соображайте, соображайте.

— Складывающаяся оперативная обстановка требовала немедленного реагирования, поэтому дверь выбили с помощью направленного взрыва. — Наморщив лоб, размеренно, без выражения, заговорил Труба. — Я находился на верхнем пролете лестницы. После этого, спецназ вошел в квартиру. Я вошел за ними. Помещение было уже обесточено. Пересчитал задержанных. Двенадцать единиц. Спецназ дождался прихода патрульных и вышел. Милиция изъяла документы у задержанных. Передали мне. На выходе, я еще раз пересчитал задержанных — двенадцать.

Глаза Трубы лихорадочно шевелились в орбитах, видимо вместе с извилинами.

— Так! Одного выводили, под руки. Практически несли. Трудно было определить причину. — Заговорил он, оживившись. — То ли спецназ перестарался, то ли парень занюхал сверх меры. Одно могу сказать, ноги он переставлял. Значит, был живой.

Бурый перестал сверлить его взглядом и отошел к столу. Нажав кнопку интеркома, сказал в микрофон:

— Старший лейтенант, капитана Злыдника — ко мне!

— Того задержанного, по фотографии, опознать сможете? — Спросил Бурый у Трубы.

— Не знаю. Волокли его. Голова была опущена.

— Значит, не можете. Вот, к чему приводит халатность. При исполнении служебного долга. Поленились, одним легким движением руки, приподнять голову и заглянуть в лицо!

Оставив Трубу стоять, по стойке смирно, он сел и задумчиво уставился в окружающее пространство.

Руководитель инициативной группы, капитан Злыдник явился так, как это любит начальство — мгновенно. Труба, даже еще не успел, до конца, проклясть свою злодейку судьбу.

— Капитан, вы в курсе происходящих событий?

— Да. — Запросто ответил Злыдник.

— Этот всегда в курсе. Неизвестно, только, каким образом. — Раздраженно подумал полковник.

Задача инициативной группы, заключалась не в проявлений или выдвижении, каких либо инициатив, а, наоборот — в выявлении и пресечении инициатив вредоносных для государства. Правда, в Минске группа работала редко. В основном, деятельность подразделения сводилась к устранению последствий катаклизмов, вызванных неуемным рвением отдельных руководителей на местах. Тех, кто своими подвигами, надеялись заслужить перевода в столицу.

— Выяснилось, что один из злоумышленников, в ходе задержания… Хм, сильно ослаб. — Задумчиво сказал Бурый. — Руководитель операции, к великому сожалению, опознать его не может.

Злыдник безмятежно, без всякого злорадства и осуждения, взглянул на Трубу.

— Поручаю, капитан, вам разобраться с этим делом. Сейчас участников задержания, со стороны милиции, собирают где-то там… Узнайте сами, где. Поедете, разберетесь с этой публикой.

— Вы, капитан, — обратился подполковник к Трубе, — поднимайте ваших сотрудников. Всех, какие есть. Проверьте все лечебные учреждения, морги, в своем районе. Подполковник, вам объяснит. Если капитану Злыднику потребуется помощь — реагировать немедленно! Идите! Труба — идите, Злыдник — останьтесь.

Оставшись наедине с капитаном, Бурый задумчиво сказал:

— Ты с ними, там не церемонься. Могло быть и так, что объект откинулся по дороге…

— А они взяли и выкинули его, где-нибудь, в канаву. В смысле — посадили на бордюр. — Завершил мысль начальника Злыдник.

— Придурков в милиции хватает. — Сказал подполковник.

— Да, там — больше, чем у нас. — Согласился капитан. — Разберемся. Разрешите, идти?

— Надеюсь на тебя, Иван. — Задушевно сказал Бурый.

Когда за Злыдником закрылась дверь, из приемной донесся его приятный баритон:

— Как живешь, малая? Регулярно?

— Ванька, уйди-и-и! — Сдавленно пропищала, в ответ, старший лейтенант Шелепова.

Глава третья

В опорном пункте, расположенном на втором этаже, в боковой пристройке торгового центра «Волгоград» собрались, наряды и водители патрульных машин, учувствовавших во вчерашней секретной операции. Всего в просторном помещении собрались один прапорщик, одиннадцать сержантов и капитан Одиноков, собственной персоной.

После того, как участникам задержания стало известно о вчерашней диверсии в Сети, им не составило труда сопоставить это событие со вчерашним захватом странной преступной группы. С виду те были похожи на обычных декадентов, но силы и средства задействованные для их нейтрализации, настораживали с самого начала. Только, когда стало известно о масштабной хакерской атаке на «Сеть», все стало на свои места и позволило связать два происшествия в одну неразрывную цепь.

— А, я думаю, чего это конторские крутятся? Может там грибная лаборатория? Как зашли, вижу чисто. А, оно, вон — чего!

— Я сразу понял, что здесь, что-то не то! Вижу, выходят в черном, но не ОМОН! Какие-то — другие!

— Я сам, сразу, подумал, что наркота. Потом вижу, что нет, здесь — дело посерьезнее!

— А, я сразу думал — белоэмигрантское подполье. Не меньше.

— А, чего собрали, чего собрали, как думаете?

— Ну, благодарность наверно вынесут.

— Ага, и медаль повесят. Конторские наверно лекцию читать будут, чтобы держали язык за зубами.

— Да, весь город знает.

— Мало ли, что!

— Достанут нас, теперь, секретностью…

Капитан Одиноков, вальяжно развалившись на стуле, не учувствовал в дискуссии младшего командного состава.

— Повезло. — Думал он. — Повезло, что в этот день было мое дежурство. Ордена, медали это нам ни к чему. Вот перевод в Центральный район, это — да! Из «Центрального», можно подняться до заоблачных высот!

Дискуссия, в опорном пункте, перешла в другую фазу, и шум голосов нарастал. Теперь спорили, кто отличился больше всех. Громко зазвучало: «А, я!». Но даже это не вывело капитана из состояния мечтательности. Только когда раздались шаги на лестнице, Одиноков покинул мир сладких грез, и прикрикнул на подчиненных:

— А, ну тихо! Тишина, я сказал!

Стало отчетливо слышно, что наверх поднимаются двое. Это были легкие шаги вприпрыжку и тяжелые грузные, поспевающего следом.

Первым в помещение вошел молодой симпатичный парень, спортивного телосложения, вторым, отдуваясь и вытирая со лба пот, психолог отдела, майор Брыль.

Пока молодой весело разглядывал присутствующих, Брыль выступил вперед.

— Представляю вам, капитана Злыдника, сотрудника органов безопасности.

— Удостоверение показать? — Спросил капитан.

— Не, не надо… Да, что вы! — Заулыбались сотрудники правоохранительных органов.

— Ну, и ладненько. Лекций я вам читать не буду. Лекцию вам прочитает майор Брыль.

Психолог, отступивший за спину Злыдника, натянуто улыбнулся.

— Начну с главного. Короче, так, разгильдяи. Передо мной, сейчас сидят потенциальные кандидаты в полевые обходчики. Я уже вижу, каждого из вас, в красивой форме, с кукурузными початками на шевроне; да, еще — на вышке, посреди арбузной бахчи…

Первым, на слова Злыдника, среагировал прапорщик Мелешко, который сперва тревожно заерзал, а потом встал со стула. Следом за ним, поднялись сержанты.

Капитан Одиноков сел, прямо.

— Слышь, майор, есть здесь отдельное помещение, где можно поговорить тет-а-тет?

— Нет. Я думал, что разговор будет носить общий характер.

— Неправильно думал. Так. Этих забирай. — Злыдник сделал широкий жест рукой. — Пусть покурят, пока, на улице. А, я побеседую с капитаном. Кстати, здесь все?

— Нет. Только те, кого успели собрать. Остальные оповещены и подтягиваются. — Лицо Брыля стало наливаться кровью.

— Ладненько. Уводите этих.

— За мной. — Скомандовал психолог, и обескураженные герои поплелись к выходу, вслед за шумно сопящим начальством.

Капитан Злыдник ловко присел на стол, перед капитаном Одиноковым и, когда тот попытался встать, бережно придержал его, положив руку на плечо:

— Сидите, сидите. Так, нам будет удобнее разговаривать.

В голове у Одинокова все смешалось, и он даже не пытался генерировать, в ней, какие бы то ни было идеи.

— Вы руководили вчера операцией по ликвидации, скажем так, притона наркоманов?

— Руководил. Руководил силами личным составом управления. Спецназ мне не подчинялся. Следственная бригада была не наша.

— Это понятно. Ты мне расскажи капитан, как отправляли задержанных, и я от тебя отстану. — Перешел Злыдник на доверительный тон. — Только, подробненько. Память у тебя хорошая?

Одиноков утвердительно кивнул.

— Значит, так. — Начал он. — Когда спецназ вышел, я зашел в квартиру. Пересчитал задержанных. Несколько раз. Двенадцать человек. Пять мужчин, семь женщин. Первыми стали выводить баб. Потом мужиков. Выводили и рассаживали по экипажам.

— Сколько было экипажей? — Поинтересовался Злыдник.

— Семь.

— Хорошее число семерка. Счастливое. Продолжай.

— Вывели всех. Двенадцать. Я посчитал. Потом приехали ваши, с чемоданами, и я сопроводил их в квартиру, в которой оставался только ваш сотрудник.

— Когда поднимались наверх, всех задержанных увезли?

— Еще нет.

— А, по машинам уже рассадили?

— Не всех. Человека четыре еще ждали очереди.

— Точнее.

— Две машины уехали. Это точно. Две отъезжали, а три стояли в боковом проезде. Там двор очень тесный. Не разъехаться. Оставались четверо. Трое мужиков и одна девушка.

— Это точно?

— Точно. Четверо. Одного еще под руки держали.

— А, когда спустились вниз?

— Все, всех забрали. Я убрал оцепление. Отослал дополнительные наряды…

— Дальше не надо.

— А, что произошло, товарищ капитан?

— Ой, лучше тебе не знать. Езжай в управление. Там все изложишь письменно, от руки. На имя майора Брыля. Будешь выходить, скажи — пусть прапор заходит…

Опрос остального личного состава проходил, в таком же ускоренном темпе.

Прапорщик руководил пешими патрулями, подтянутыми, чтобы отгонять любопытных и ничего не знал. На разговор, с ним, ушло тридцать секунд.

Пятеро старших экипажей патрульных машин четко отрапортовали, что приняли на борт по двое задержанных и доставили четко по месту назначения.

Пятеро водителей это подтвердили.

Подтянувшийся, к этому времени, шестой, сержант Пшеничный дал самые интересные показания.

Мало того, что Пшеничный вчера сильно принял на грудь, так он, вдобавок, успел с утра опохмелиться и не испытывал особого трепета, перед собратьями по оружию. Поэтому разговор проходил в доверительной обстановке.

— Дело было так. Мне было приказано ждать капитана, чтобы отвезти его в отдел. А, Агейкин заглох. Загородил дорогу.

— Задержанных, сколько оставалось? — Спросил Злыдник.

— Да, двое же! А сколько могло остаться? Мы их по двое сажаем. Пацан и девица остались. Девица ухоженная, такая. Она, на свежем воздухе, немного оклемалась, и начала права качать. Шум подняла…

— Так, так!

— Ну, я пока кругом объехал, Агейкин уже завелся. И тоже подъехал! Тут, наркоша этот блевать начал. Куда их вместе сажать. Я, конечно девку к себе посадил, а Агейкину сказал, чтобы он этого гада к себе сажал. У меня машина новая, на мне, даже, начальство ездит, нельзя его ко мне сажать. Он возникать начал…

— Кто задержанный?

— Да, нет — Агейкин… — Пшеничный тяжело вздохнул и замолчал, раздумывая о чем-то важном.

— Эй, не спим! Что дальше было?

— Короче, задохлика сунули к Агейкину, а дамочку ко мне. Ох, и намучался я с ней. Сначала, пока мы ее запихивали в кабину. Потом всю дорогу доставала… Потом, по дороге, сказали, что ее нужно везти по другому адресу…

— Ладно, сержант, достаточно. Отправляйся, со всеми. В отдел, писать рапорт. Давай шагай! Майора пришли, сюда.

Когда запыхавшийся майор Брыль, предстал перед капитаном Злыдником, тот спросил:

— Агейкина оповестили?

— Оповестили, наверное…

— Что, значит — «наверное»?

— Сейчас узнаю у дежурного. — Схватился Брыль за телефон.

После короткого телефонного разговора, стало понятно, что Агейкина, нигде найти не могут.

— Он женат? — Спросил Злыдник.

— Холост. — Отрапортовал майор.

— Может, его экипаж прибыл в управление?

— Сейчас узнаем.

На этот раз, ожидание затянулось. Пришлось подождать, пока дежурный добежит до актового зала, где собирали оцепление.

— Там, никого, из этого экипажа, тоже нет. — Растерянно сказал Брыль.

— Это, конечно плохо, но уже кое-что. — Сказал Злыдник и скомандовал:

— Здесь, нам, больше делать нечего — едем к вам, на Грушевскую. Оцепление свободно. Всех, кто — внизу, переместить на освободившееся место, в актовый зал.

Здание управления милиции Московского района, было творением, какого то безумного архитектора, который творил, взяв за основу бункер с «Линии Сталина». В итоге получилось, не многоэтажное здание, а нагромождение, поставленных одна на другую, огневых точек, что, очевидно, по замыслу автора, должно было внушать ужас преступному миру.

Курившие у входа, сотрудники, при виде майора Брыля, вылезающего из машины, в сопровождении подозрительно самоуверенного товарища, отошли от крыльца подальше и приветствовали начальство издали.

Брыль влетел в дежурку, раздувая ноздри и сверкая глазами.

— Где Агейкин?

— Не знаю. — Растерянно пожал плечами дежурный, старший лейтенант Андрющенко.

— Где Агейкин, я тебя спрашиваю? — Помахал кулаком, у него под носом, майор-психолог.

Андрющенко вскочил.

— Агейкин, сегодня выходной, не можем дозвониться…

— Экипаж его где?!

— Не знаю…

— А, что, ты вообще знаешь! Разыскать немедленно! Его экипаж, где? Ботов, Янушко?

— Ботова, тоже не можем разыскать. А, Янушко… Жена сказала, по телефону, что, еще в шесть утра отправился на службу, но в отделе он не появлялся, по телефону не отвечает…

— Поднять всех на ноги! Этих троих разыскать немедленно!

— Агейкин, скорее всего, у какой ни будь бабы зависает. — Сказал пожилой прапорщик, помощник дежурного, который, в силу своего пред-пенсионного возраста, остался сидеть на стуле. — А, где Агейкин, там и Ботов. Они, по бабам, на пару ходят. Янушко, тот, сегодня выходной. Но он вчера поломался. Чинится, наверно…

— Позвонить в гаражи! Послать туда человека! — Затряс кулаком Брыль.

— Не надо никого туда посылать. — Спокойно сказал прапорщик.

— Почему? — Искренне, поинтересовался капитан Злыдник, до этого времени, молча наблюдавший за происходящим.

— В наших гаражах, разве починишься? Скорее всего, загнал машину к какому-нибудь знакомому…

— Замечательно. — Сказал Злыдник и потянул майора за рукав.

Вытянув упирающегося майора в коридор, капитан спросил:

— Вчера, дежурил — кто?

— Дежурил? Где дежурил? — Рассеянно спросил майор Брыль, чуть не подпрыгивая на месте, так его тянуло обратно в дежурку, чинить там суд и расправу.

— По району, вчера кто дежурил? — Вкрадчиво спросил капитан Злыдник.

— Андрющенко, ты кого менял? — Крикнул в приоткрытую дверь майор.

— Матюхина. — Отозвался дежурный.

— Этот Матюхин, где он? — Спросил Злыдник.

— Сменился. — Ответил майор Брыль.

Капитан поднял глаза к потолку и тяжело вздохнул.

Майор сорвался с места и ринулся в вожделенную дежурку.

— Андрющенко! Матюхина вызвать немедленно!

Дежурный, одной рукой схватился за телефон, пальцами другой руки стал ожесточенно стучать по клавишам компьютера. Прапорщик молча отобрал у него трубку и набрал номер по памяти.

— Матюхина пригласите к телефону. — Сказал он, когда, на другом конце провода, ответили.

— Это с работы — помощник дежурного. — Сказал он в трубку, видимо, отвечая на вопрос: «Кто спрашивает?»

Выслушивая ответ, он немного удивился, а потом включил громкую связь.

— … и знать не хочу. — Услышали, все присутствующие, в том числе и стоящий в коридоре капитан Злыдник, вибрирующий, на повышенных тонах, женский голос.

— Дети, без отца, растут. Он если не на работе, то в бане. Не в бане, так на охоте! Тошнит уже от этих морских свинок! Еще, и в выходной, им Матюхин понадобился! Без Матюхина, всех алкашей не переловят! Пусть бабки, с трусами, один день спокойно поторгуют! — Проверещала женщина, видимо жена Матюхина, и бросила трубку.

— Звони, на мобильный! — Скомандовал майор Брыль.

Прапорщик вздохнул и, вынув, из трясущихся рук старшего лейтенанта Андрющенко мобильник и, набрав номер, сразу переключил его на громкую связь.

— Сама проститутка! — Раздался из трубки голос Матюхиной, после чего послышались короткие гудки.

— Послать за ним машину! — Взметнулся Брыль.

— Этот, ваш Матюхин женат? — Спросил Злыдник.

— Женат. Жена — красавица! Имеет двоих детей. — Отрапортовал майор, подозрительно отводя глаза.

— Ну, хоть это — слава богу… — Вздохнул капитан и, на мгновение задумавшись, сказал решительным тоном:

— Проводите меня, к себе в кабинет. Не возражаете? А, потом давайте — по бабам!

— Не понял? — Закрутил головой психолог. — По каким бабам?

— Ну, не по своим, конечно. По бабам Агейкина. Ищите, майор. Ищите! Опросите личный состав. Кто-то должен знать, куда он похаживает.

Оперативный дежурный, в желтом доме, только чесал в затылке, читая поступающие от капитана Злыдника запросы.

В первом, запрашивались сведения на некого Адамовича, по кличке «Агдамович», предположительно автомеханика, работающего в автомастерской, расположенной в гаражах, по улице Слободской; состоящего в дальнем родстве с младшим сержантом милиции Янушко, несущим службу в Московском УВД.

Этот запрос, без задержки, был переправлен в Аналитическое Управление.

Второй запрос, поступивший минут через пятнадцать, был намного шикарнее.

«Прошу установить, по описанию, следующие личности:

1. Александра. Пол женский. Отзывается на имена Саша и Алеся. Лет двадцати двух, двадцати трех. Медсестра четвертой городской больницы. Высокая. Черноволосая. Среднего телосложения. По отзывам — симпатичная. Проживает в районе станции метро «Грушевская».

2. Марина. Пол женский. Отзывается, на имена, Марина и Маруся. Около двадцати лет. Продавщица в универсаме «Рублевский», расположенном на проспекте Газеты «Звязда». Невысокого роста. Полненькая. Приятной внешности. По отзывам — веселая. Возможно, проживает по улице Рафиева.

3. Вероника. Пол женский. Около тридцати лет. Место работы — парикмахерская, где-то в микрорайоне «Малиновка — 1». Замужем. Муж — водитель-дальнобойщик. Сама — довольно ничего. Невысокого роста. Худовата, но, с лица — симпатичная. Любит ярко одеваться.

4. Анжела. Пол женский. Около тридцати лет. Продавец на рынке «Московский». На внешность — ничего такая. Среднего роста. Среднего телосложения. Вид — довольно потрепанный. Бухает.

5. Ольга. (Первая). Она же Ольга Викторовна. Пол женский. Около тридцати пяти лет. Заведующая детского сада. Среднего роста. Лицо кругленькое, симпатичное. Телосложение странное. Верх, еще, куда ни шло, а низ туловища массивный. Ноги толстые, трутся одна о другую. Семейное положение, не выяснено. По отзывам, с такой стервой, никто постоянно, жить не станет.

6. Ольга. (Вторая). Малый предприниматель. Торгует секонд-хендом, на «Ждановичах». Лет около тридцати пяти. Состоит в разводе. Прописана с мужем, но тот дома, почти не бывает. Работает, где-то на районе. «Ничего, такая баба, но бухариков не любит». Проживает в районе станции метро «Пушкинская». По непроверенным данным, на улице Жудро.

7. Регина. Медсестра первой городской больницы. Лет около двадцати пяти, двадцати семи. Не замужем. Возможно, самая симпатичная, из всех вышеперечисленных. Плотного телосложения, но не толстая. Фигуристая. Проживает в районе станции метро «Восток». До первой городской, работала в больнице скорой помощи».

Оставив дежурку, на заместителя, оперативный помчался к Бурому.

— Вот, что прислал Злыдник. — Тяжело дыша, сказал он, положив листок, с текстом запроса, перед подполковником.

Бурый быстро пробежал, глазами, запрос и лицо его просветлело.

— Выполняйте немедленно. Полученные данные отсылать, в первую очередь, Злыднику, потом мне. Потом, во все районные управления. Передайте, пусть задействуют для поиска, этих лиц, все имеющиеся у них, силы. Пусть ищут, хоть под землей, хоть под водой! С Федосовым, я сам переговорю, насчет срочности. А этот запрос, немедленно в Аналитический отдел!

Как, только дежурный вышел, Бурый схватился за телефон.

— Злыдник, что, там, у тебя?

— У меня — бардак, товарищ полковник.

— Короче!

— Если покороче, то обычное разгильдяйство. По нашей линии упущений нет. — Разговаривая с подполковником Бурым, из кабинета психологической разгрузки, Злыдник дружески подмигнул майору Брылю. — Самое главное, что никак не можем разыскать стрелочников.

— Стрелочники есть?

— С избытком.

— А, что по этому… — Бурый замялся. — Больному?

— Если болезнь неопасная, то поправится, даже если что ни будь серьезное, все равно вылечим. Так, товарищ майор? Вот, майор говорит, что обязательно вылечим.

— Тут, у меня — список, женсовета…

— Это — пассии, одного молодого человека, которого все ждут на работе и никак, не дождутся. С их помощью, надеемся его разыскать, а когда он объявиться, все выяснится окончательно.

— Куратор будет связываться с тобой, немедленно.

— Пусть трубит на мобилу. Здесь у них, в дежурке, душно очень. Никакой вентиляции.

— Ты, тоже докладывай без промедления, мне лично.

— Слушаюсь!

Подполковник Бурый отключился, и капитан Злыдник сунув телефон в карман, подмигнул бледному майору.

— Ничего, разберемся.

В комнату психологической разгрузки робко постучались, и вошел дежурный Андрющенко.

Товарищ майор, разрешите доложить!

— Докладывай.

— Капитана Матюхина, дома не оказалось. Вчера, после семейной ссоры, он убыл в неизвестном направлении и пока дома не появлялся.

Майор Брыль, в очередной раз поменяв цвет лица, теперь его побило желтыми пятнами, беспомощно махнул рукой:

— Продолжайте искать.

С любопытством наблюдая, за колористикой лица майора, капитан Злыдник сказал:

— Красивая жена — бич семейной жизни. И, вообще красавицы — дело ненадежное. Я, по молодости, побегал за такими… Вспоминать тошно.

— У Матюхина проблема посложнее. — Сказал майор. — Он, даже ко мне, за психологической помощью обращался.

— Иди, ты… В смысле — не может быть! — Подскочил, на стуле капитан. — Это получается — человек дошел, до ручки!

— И не говорите. — Согласился Брыль. — Это, у меня — единичный случай, добровольного обращения. Остальных приходится затаскивать в принудительном порядке. Разумеется, это останется между нами?

— Разумеется! — Уверенно сказал Злыдник.

— Жена, у него, правда — красавица. И, не какая-то дегенеративная Анжелина, а форменная Моника Белуччи! Матюхин, сам — парень видный. По нему, вся женская половина управления сохнет. Но жена, ему попалась со сдвигом. Вертит хвостом налево и направо. Ладно бы, еще просто крутила. Так нет — патологически вертит. У нее прямо — страсть, ко всяким уродам. Подавай ей всяких монстров и все, тут! Как какого хромого или, вообще, безногого увидит, все — пошла плясать губерния! А, Матюхин к ней присох. Намертво. Вот, такая чехарда получается.

Злыдник, даже не нашел слов, что бы прокомментировать обрисованную ситуацию.

Тут, телефон в кармане капитана, стал урчать и подпрыгивать. Поднеся его к уху, он, радостно улыбаясь, выслушал сообщение и коротко сказал собеседнику:

— Вези его сюда. Я в комнате психологической разгрузки.

После этих слов, последовал ожидаемый вопрос от неизвестного собеседника, на что Злыдник ответил:

— Релаксирую! — И повесил трубку.

Взгляд майора, устремленный на капитана, выражал робкую надежду. Робкую, поскольку сотрудник службы безопасности, с одинаковым энтузиазмом, воспринимал, как негативную так и позитивную информацию.

— Нашли, этого вашего, Янушку. — Позевывая, сказал Злыдник. — Везут сюда.

— Янушко. — Сказал майор.

— Ну, а что говорю?

— Янушко. Фамилия не склоняется.

— Янушко, так Янушко. Хотя, у нас, в принципе, все склоняется! — Сказал капитан Злыдник и в очередной раз озорно подмигнул психологу.

В двенадцать десять, в кабинете подполковника Бурого ожила громкая связь, и старший лейтенант Шелепова сообщила:

— К вам — майор Барабанов.

— Пусть заходит!

Барабанов вошел в кабинет, с озабоченным видом.

— Что у тебя?

— От наших наблюдателей, поступило сообщение, что один из гостей проявляет настойчивую активность, выясняя местонахождение Белой.

— Кто такой?

— Ломако Иван Семенович. Анкета, просто, идеальная. Какой-то менеджер среднего звена. Романтический турист. Любит плавать на байдарке, по рекам Московской области. Любитель бардовской песни.

При этих словах, Бурый, едва заметно, поморщился. В Республике, исполнение песен, под гитару, не считалось антисоциальным поведением, но часто являлось первым шагом на скользком пути.

— Вчера, до двух ночи, слонялся по городу. — Продолжил Барабанов. — Заходил в несколько казино, но не играл. Хотя наблюдал за игроками с увлечением. По ходу, постоянно пил. Упился почти до бесчувственного состояния. Жмот. Еле стоял на ногах, но пытался воспользоваться услугами общественного транспорта. После долгих сомнений, все же прибег к услугам такси. Ночевал в номере. Встал рано. Бар в гостинице был еще закрыт. Сходил в магазин за пивом. Выпил бутылку в сквере, после чего, снова посетил магазин и, купив большую бутылку водки, вернулся в номер.

— Идеальный турист. — Сказал Бурый.

— Просто — эталон. — Согласился Барабанов и продолжил читать сводку:

— Без десяти одиннадцать, спустился в бар уже здорово поздоровевший. Заказал коньяк и кофе. Там уже находились четверо его спутников. Подсел к ним и перевел разговор, на Белую. Не получив никакой информации, поднялся на этаж и долго стоял, у двери ее номера, прислушиваясь. Потом снова спустился в бар. Стал уговаривать некую Туманову Ирину Андреевну, двадцати шести лет, незамужнюю, сотрудницу туристической фирмы «Дальние дали», подняться, к Белой, в номер и проверить, как та себя чувствует. В конце, концов, уговорил. Они поднялись, на этаж, где Ломако долго стучался в дверь. Туманова постояла и ушла обратно, в бар. После этого, Ломако расспрашивал портье и дежурную по этажу. Те, согласно полученным инструкциям, отвечали расплывчато и неопределенно. Сейчас, Ломако, засев в баре, проявляет признаки беспокойства.

— Вот это уже — кое-что. — Кивнул Бурый.

— Это, еще не все.

— Так, так!

— Мы выяснили, что на карточке, у Ломако, лежит приличная сумма, великоватая, для менеджера среднего звена.

— Насколько большая?

— Годовая зарплата. Если, не больше. А, всего карточек, у него — пять. Но пользовался он, пока одной. Если представится случай, попытаемся проверить остальные.

— Твои соображения, на этот счет?

— Я думаю, что Ломако ведет себя, скорее, не как турист, а как командировочный. Деньги на карточке у него казенные и он пытается экономить, чтобы присвоить определенную сумму.

— Ты, пожалуй, прав. — Задумчиво сказал Бурый, который сам когда-то был молодым специалистом.

— Усильте наблюдение, за этим Ломако.

— Уже!

— Постоянно докладывайте, как развиваются события. Действуйте!

Когда майор Барабанов покидал кабинет полковника Бурого, капитан Труба заводил в кабинет психологической разгрузки, Московского РУВД, младшего сержанта Янушко, который предстал, пред очами высокого начальства, во всей красе. Т.е. в порванных кроссовках, спортивных штанах и потрепанном милицейском парадном кителе. Причем вся одежда была покрыта маслянистыми пятнами и источала запах бензина.

Капитан Злыдник поспешно вскочил, из-за стола, и ринулся навстречу младшему сержанту. По дороге, он широко распахнул объятия, но обнимать водителя не стал, руки тоже не подал, а сжав кулак поднял ее вверх, приветствуя того, в стиле «Рот фронт».

— Ну, наконец-то! А, мы заждались. Пропал Янушко! А, он трудится, в поте лица. Проходите, присаживайтесь. Вы, почему трубку не брали?

— Так, переоделся я, а телефон остался…

— Нет, садитесь, садитесь! Это ничего, что вы в рабочем обмундировании. — Настаивал Злыдник, видя, что младший сержант нерешительно мнется, у стола.

— Товарищ майор, узнайте, пока, как там продвигаются поиски, остальных, а мы здесь, втроем побеседуем.

Майор Брыль, все понял и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.

Капитан Труба, на всякий случай, выглянул в коридор и, убедившись, что враг пока дремлет, прошел в кабинет и уселся на одно из, стоящих в ряд у стены, кресел.

Когда младший сержант Янушко робко примостился на краешке стула, перед сидящим за столом капитаном, тот спросил:

— Вчерашний день хорошо помните?

Янушко молча кивнул, теряясь в догадках, кто перед ним сидит. Если привез его целый капитан госбезопасности, то этот, веселый, пожалуй, в более высоких чинах, не ниже полковника!

— Рассказывайте. Хотя нет! Я начну, а вы продолжите! — Сказал капитан Злыдник.

— Вчера, вы участвовали, в задержании опасной преступной группировки, так? Так! Хорошо. Преступники были обезврежены, силами спецназа. Было, такое дело? Было! Сколько было задержанных, не помните?

— Двенадцать задержанных, было! — Четко отрапортовал Янушко.

— Прекрасно! Это получается, по два человека на экипаж?

— Так-то оно так, только я вез одного.

— А, что так?

— Там, что получилось — девка одна буянить начала и ее к Пшеничному посадили, потому, что второй, ну пацан, который — задержанный, мне сзади все заблевал. Девка орет, а этот блюёт и блюет, блюет и блюет. Пшеничный, девку в пенал запихивать не стал и посадил на сидение. Повез. Он уехал уже, а мы никак этого посадить не можем…

— Но, посадили?

— Посадили, кое-как.

— Куда было приказано доставить задержанных?

— Так, по адресу, же! У Агейкина, все записано!

— И, что доставили?

— Так, не доставили!

— Почему? — Неподдельно, удивился капитан Злыдник.

— Так сломался я, по дороге! — Удивился, в свою очередь, младший сержант. — Агейкин сразу доложил дежурному.

— Капитану Матюхину?

— Да, ему. Тот говорит: «Ведите пешком, в управление».

— Что, так и сказал?

— А, что делать, ни одной машины нет, все в разъезде?! Он говорит, ведите в управление, пока что-нибудь не найдем. А куда его вести — он на ногах не стоит! Агейкин так и сказал. Говорит, что задержанный еле на ногах стоит, как мы его поведем? Половина пятого. Народ, после работы, валит. А, тут мы волочем, под руки, полумертвого в наручниках. Скандал!

— Да, не хорошо. — Согласился Злыдник.

— Ну, вот! — Воодушевился Янушко. — Матюхин, тогда спрашивает: «Вы где?». А, я, как раз, на проспекте Дзержинского сломался, возле большой развязки. Он, долго не думая, говорит: «Волоките его на Прилуцкую. Пусть он там трошки посидит, пока наши его не заберут». Агейкин говорит, что никто его там, у нас, не примет.

— «Примут, примут!» — Говорит Матюхин. — «У меня, там знакомый хороший, он примет на пару часов».

— И, что было дальше? — Спросил Злыдник.

— Ну, что дальше? Повели.

— Что, так, без документов — прямо в СИЗО?

— Да, не в СИЗО! На сутки…

— Приняли его там?

— Наверно приняли.

— Почему «наверно»?

— Так, я точно не скажу. Его Агейкин с Ботовым, через сквер, поволокли, а я возле машины остался, «аварийку» ждать. Почти три часа ждал, пока дождался…

— Агейкин, с Ботовым не возвращались?

— А чего им возвращаться? Дежурство, то закончилось! Пошли оружие сдавать.

— Еще один, интимный, вопрос. — Никак не можем разыскать ваших сослуживцев. Они — холостяки, дело понятное. Скажите, вы ведь тесно общаетесь…

Капитан достал из кармана блокнот и, заглянув в него, продолжил:

— У кого, кто-либо из них, может находиться? Вот, у меня есть имена — Александра, она, же — Алеся, Марина, она же — Маруся, Вероника, Ольга Первая, Ольга Вторая, Анжела и Регина.

— Так, у Наташки они, у сеструхи Регининой. — Сказал Янушко. — Регина в однокомнатной живет, а Наташке, от мужа, четырехкомнатная квартира осталась. Они там и кувыркаются.

— Адрес не знаете?

— Точно не знаю, но где-то на Кабушкина. Не могу точно сказать… Я человек женатый.

— Спасибо, товарищ младший сержант, за содействие. — С чувством сказал капитан Злыдник. — Сейчас идите в актовый зал. Там все, что вы только что рассказали, изложите в виде рапорта, на имя майора Брыля.

Янушко подмывало задать вопрос и даже не один, но он сдержался и бочком, бочком выбрался из кабинета психологической разгрузки.

Оставшись наедине, капитаны дружно переглянулись и, так же дружно, озадачено покачали головами.

— Ищи этих ловеласов и этого Матюхина. Найдешь — сразу ко мне, где бы я ни был. — Сказал Злыдник. — Ты проверял Прилуцкую?

— А, как же! Посылал сотрудника. Тот доложил, что искомое лицо не обнаружено. Он у меня дотошный. Труба помолчал и взорвался:

— Я, же не могу проверить все сам!

— Да, не психуй, ты! Видишь, вот, тут, березки… Утки плавают. — Кивнул Злыдник на размалеванную стену. — Успокойся.

— Да, успокоишься тут!

— Поеду я сам, на Прилуцкую, съезжу.

— Думаешь пропавший, где-то там и сидит, до сих пор?

— Может быть, хотя меня терзают смутные сомнения. После всего, что мне пришлось сегодня пережить в этом борделе… — Злыдник махнул рукой. — А, там — дурдом, почище этого… Пошли. Я запрос, на эту Наташку, по дороге отправлю. А, ты дуй на Кабушкина. Адрес, тебе или по дороге придет, или жди ответа, в том районе. Я сразу скину. Чует мое сердце — там Агейкин и Ботов. На эту Регину данные пришли?

— Пришли. Уже проверили. Нет ее ни на работе, ни дома.

— Вот, видишь? В Серебрянке они, точно!

— Дай-то бог, дай-то бог! — Воззвал к всевышнему, капитан Труба, шагая в ногу, с капитаном Злыдником.

Глава четвертая

Проводив Трубу, Злыдник отправил оперативному дежурному, запрос на Наташу, сестру, известной уже Регины Ермак. После этого, он попросил дежурного по УВД, Андрющенко подбросить его на Прилуцкую и, пока подгоняли машину, дружески беседовал с ним, настаивая на том, что каждый имеет право, в свободное от работы время, заниматься чем угодно. Старший лейтенант Андрющенко, в свою очередь, был убежден, что каждый сотрудник правоохранительных органов, должен и в выходной день быть начеку.

Расстались они, почти друзьями. К тому же, Злыдник попутно выяснил, что Матюхин вчера сорвался с места, «как сумасшедший», после того, как ему кто-то позвонил.

— И, вообще, беда у него, с этой Аленой. Ревнует он ее страшно!

Поручив Андрющенко, «если выпадет свободная минутка», выяснить авторство этого звонка, Злыдник на патрульном седане отправился на Прилуцкую.

У ворот СИЗО, он вышел из машины и отпустил водителя.

У проходной, беспокойно мерил тротуар шагами невысокий, полноватый молодой человек, с озабоченными глазами. Когда Злыдник вылез из машины, он подскочил к нему и, вполголоса, спросил:

— Капитан Злыдник? — И, когда тот утвердительно кивнул, представился, предъявив удостоверение:

— Старший лейтенант Бондаревич! Приказано, оказать вам всемерное содействие!

— Это ты — вовремя, Бондаревич! — Обрадовался Злыдник. — Тебя, кто прислал? Ты, как тут оказался?

— Подполковник Скрипак прислал! Присутствую, в качестве наблюдателя! Проводится инспекторская проверка СИЗО.

— Так, ты тут — не главный?

— Главный — майор, из следственного…

— Пойдем, посмотрим, что тут, у них, творится. Да не сюда, а туда. — Злыдник показал пальцем, на неприметное четырехэтажное здание, в стороне.

— «Пункт размещения временно задержанных». — Вслух, видимо, специально для Бондаревича, прочитал капитан табличку у калитки.

Предъявив документы, оба беспрепятственно миновали проходную.

Во дворе, с десяток понурых мужчин, неопределенного возраста, красили бордюры и вскапывали клумбы с цветами. Вид у всех был, настолько потерянный и унылый, что казалось эти люди, достигли предела человеческих страданий. Было видно, что каждый готов поменять теперешний легкий труд, на работу в каменоломне, но только за забором этого учреждения.

— Красиво, тут, у них. — Выразил свои впечатления Злыдник, заруливая в широко распахнутую дверь здания.

Старший лейтенант, сидящий перед компьютером, вопросительно взглянул на вошедшего в дежурку. Потом заприметил, маячившего за его спиной, второго, похожего на первого, но более важного и самоуверенного.

Злыдник, не заходя за барьер, развернул удостоверение и коротко представился:

— Капитан Злыдник. Оттуда — мы, откуда — ты подумал.

Старший лейтенант, закашлявшись, выскочил из-за стола и торопливо откинул барьер, перед посетителем.

— Старший лейтенант Судзиловский! Дежурный…

— Хорошо, хорошо. — Взмахнул рукой Злыдник. — Мы, к вам, на минутку заскочили. Уточнить надо, кое-что.

— За время моего дежурства, никаких происшествий, не случилось! Все строго по инструкциям. — Отрапортовал Судзиловский, не теряя бдительности и продолжая стоять по стойке смирно.

— Да, не волнуйтесь вы так! — Улыбнулся Злыдник. — Нам, просто нужно, кое-что уточнить.

Он прошел в дежурку и присел на, стоящий сбоку от стола, стул.

Старший лейтенант Судзиловский, неуверенно сел на свое место, за столом.

— Вы, случайно не родственник, известной актрисы Олеси Судзиловской? — Спросил Злыдник.

— Нет. — Сокрушенно помотал головой лейтенант.

— Жаль. А, то неплохо было бы навести мосты. Ладно. Что я, у вас, хотел спросить? Да! Вот, вы вчера заступили на дежурство, кого поменяли?

— Капитана Хоменюка.

— Ничего необычного не случилось?

— Все было, как всегда.

— Дебет с кредитом сошелся?

— Это, как? Ага, понял! Все сошлось. Бомжи, те, что — без выхода все на месте. С работы вчера вернулись все.

— А, что бывает не возвращаются? — Поинтересовался Злыдник.

— Бывает. К каждому, ведь, конвоира не приставишь. Кто-то выпил лишнего и по жене вдруг соскучился… Таких, обычно, в тот же вечер, наряд доставляет. Кто-то с друзьями повстречался. Такие или сами, потом, возвращаются, или их участковый отлавливает.

— А, вчера, значит, такого не было?

— Вчера, точно не было. Можете проверить журнал регистрации… Да, чего, там проверять. Ручаюсь, вчера вернулись все.

— Верю, верю! — Успокоил его Злыдник и безмятежно спросил:

— А, лишних, вчера, не было?

— Каких — лишних? — Совершенно искренне, удивился Судзиловский.– У нас, тут все по минутам. Во сколько задержали, засекли время, срок пошел. Прошло пятнадцать суток — выпускаем хоть днем, хоть ночью.

— Понял, понял. Вы, вот, что! Дайте, нам, данные на Хоменюка. А, лучше всего — пошлите за ним, машину, чтобы все было в ускоренном темпе. Есть у вас машина?

— Имеется.

Пока, лейтенант препирался по рации, с водителем, ожил телефон Злыдника.

Тот приложил трубку к уху:

— Слушаю. Ага! Ну, мне тоже на телефон, скинули! Там! Я, же тебе говорил! Чего говорят? Так. Так. На первом? Номер помнят? Нет? Вези их, ко мне. Я — на Прилуцкой. Пусть покажут пальцем. Всё!

— Раз, Цодик — разобранный, возьмешь его с собой. — Говорил дежурный в рацию… Вот посмотрим… Надо будет, отвечу… Все, бери Цодика и езжайте. Отбой!

— Наташа, Наташа! Три рубля и наша! — Весело пропел Злыдник и подмигнул лейтенанту:

— Ну, что? Пошли, посмотрим твое коммунальное хозяйство!

Судзиловский, не став уточнять, что «хозяйство» уже было сегодня осмотрено, дотошным парнем из их ведомства, вскочил со стула, и крикнул в приоткрытую форточку:

— Глушеня! Прапорщик Глушеня!

— Ну, чего, там, такое срочное?

— Глушеня, мать такую! В темпе, сюда!

— Да, иду уже, иду. — Раздался голос помощника дежурного, у самого входа в здание. — Ну, как, ты, красишь?! Как, ты, красишь? Мажешь, а не красишь!

— Глушеня, бегом!

— Да, тут я, тут. Пришел уже. — Сообщил прапорщик Глушеня, возникая в дверях дежурки.

Обнаружив, в служебном помещении, двух посторонних штатских, не похожих на подопечных, он приостановился, загораживая дверной проем, во весь свой немалый рост, и на его лице стала образовываться удивленная мина.

— Шевелись!

Новый окрик дежурного, не дал ему, до конца, завершить сложное формообразование лица.

— Подмени меня! — Сказал Судзиловский, нервно бренча связкой ключей.

— Куда? — Коротко спросил он у Злыдника.

— Взглянем на первый этаж. Все помещения. Что здесь у вас?

— Камеры, душевые, кабинеты, санузлы… Арестованных сейчас, на этом этаже, нет. Все — на работе.

— Вот и будем осматривать все. Как говорил президент России: «Враг, может притаиться, даже в сортире!»

— Ключи есть от всех помещений? — На ходу, спросил Злыдник.

— Кроме кабинета начальника…

— А, что, разве, по инструкции, не положено иметь ключи от всех помещений?

— По инструкции — положено, только… — Лейтенант развел руками.

— Ничего, разберемся. Пойдем, по порядку. Чтобы ничего не упустить.

Осмотр первого этажа, проходил быстро, но тщательно. Старший лейтенант Судзиловский открывал ключом замок, после чего, в помещение запускали старшего лейтенанта Бондаревича, который, с азартом фокстерьера, обнюхивал все углы.

Пока капитан Злыдник мило беседовал с Судзиловским, он, ворвавшись в помещение, заглядывал под столы и открывал шкафы, а в пустующих камерах ощупывал нары. В душевой Бондаревич заглянул в каждую кабинку, а в служебном туалете, который подвергся досмотру, в последнюю очередь, отчего-то долго смотрел в унитаз, потом с досады плюнул в него и, выйдя в коридор, развел руками.

— Ладненько. — Обрадовано потер руки капитан Злыдник и, достав из кармана телефон, сделал выразительную паузу.

Когда Судзиловский и Бондаревич понятливо переместились в дежурку, он набрал номер Бурого.

Полковник отозвался мгновенно.

— Это я. — Сказал Злыдник и, выслушав стандартный вопрос, стал докладывать:

— С СИЗО, можно заканчивать. Нет его там, и не было. Точно, точнее не бывает. Сюда его привозили. На Прилуцкую, только не в СИЗО, а в пункт размещения… Это, пусть, вам начальник РУВД объяснит… Да, я сам в шоке… Первый этаж осмотрен полностью. Для осмотра всего здания, требуется подкрепление… Снимите взвод ОМОНа, с СИЗО. Пусть дуют сюда… Человек двадцать хватит… Да… Да… Понемногу разгребаю. Куда он денется, с подводной лодки?! Понял… Понял… Доложу сразу.

Едва он отключился, из дежурки выглянул Судзиловский:

— Товарищ капитан, вам звонят из РУВД!

— Иду, иду.

Прапорщик Глушеня, сидя за столом, передал телефонную трубку, подошедшему капитану, и, приоткрыв рот, стал прислушиваться к разговору. Видимо, прапорщик находил, все происходящее, чрезвычайно забавным, оживляющим рутинную службу.

— Злыдник слушает! — Сказал Злыдник, в телефонную трубку. — А, Андрющенко! Нашел пропавшего. Молодец! Так. Ночевал в опорном пункте? Да, достали человека. Ты его своими силами сюда, ко мне, доставишь? Доставишь? Ну, и ладненько! Состояние не играет роли. Вези его сюда. Все, жду!

Положив трубку, Злыдник доверительно сказал прапорщику Глушене:

— Андрющенко звонил. Дежурный, по РУВД. Мировой парень!

Обернувшись к дежурному, он задумчиво почесал нос и приказал:

— Ты, это, давай, заканчивай, с хозяйственной деятельностью. Давай всех по пещерам.

— Слушаюсь! — Вытянулся старший лейтенант.

— Глушеня! — Окликнул он прапорщика.

— Что — «а»?! Не слышал?! Давай всех — по местам. Разводи всех по ка-ме-рам…

— Слушаюсь. — Поднялся прапорщик со стула и вышел из дежурки.

У выхода из здания, послышался его голос:

— Ты, что первый раз кисть, в руки, взял? Тут не докрасил… Смотри — асфальт весь заляпал. Что, теперь асфальт придется красить? Где я, на вас краски наберусь?

Старший лейтенант Судзиловский подскочил к окну и, забравшись на стул, высунул голову в форточку:

— Глушеня, поторапливайся! Даю две минуты!

— Понял, понял. — Донеслось со двора. — Так, все идут сюда. Инструмент, несем с собой. Сашка, смотри, чтобы ничего не оставили! Все буду принимать по списку. Что кому выдал, тот мне и сдал, что ему выдавали. С той стороны никого нет? Двое? Веди их сюда. — Распоряжался прапорщик Глушеня и, видимо, отвечая на вопрос невидимого собеседника, раздраженно сказал:

— А, я знаю? Начальству виднее.

Когда дежурный слез со стула, Злыдник задумчиво спросил:

— Сколько арестованных отправили сегодня на работу?

— Около двухсот сорока, сейчас скажу точно. — Дежурный заглянул в компьютер, и в попытке открыть нужный файл, с досадой застучал по клавишам клавиатуры.

— Глючит собака, после вчерашнего. — Он, с опаской, взглянул на сотрудников госбезопасности, и пояснил, стараясь изъясняться обтекаемыми фразами.

— Вчера, сбой был, какой-то, в Сети. К нам, всяких вирусов и прочей хренотени поналетало… Ничего серьезного — защита, просто сработала с опозданием. Только, теперь, ищешь — одно, выскакивает — вообще неизвестно, что! Вот — оно! Так, двести тридцать семь арестованных, имеющих право на вывод, сегодня отправили на работу, по запросу двадцати девяти организации.

— Солидный автопарк, у вас! — Присвистнул старший лейтенант Бондаревич.

— Автопарк, у нас — никакой. Все идут самовывозом. А, сволота, опять глючит!

— Чего нибудь интересненького налетело вчера? — Поинтересовался Злыдник.

— Если бы. — Вздохнул Судзиловский. — Все утро, то аллилуйя, то — «Спаситель придет!». Надо сводку передавать, а клавиши залипли, экран мигает. То Иисус, с распростертыми руками, то Маша с медведем на балалайке играют. Пока техник приехал, пока колупался — машин у проходной собралось тьма-тьмущая. Чуть справились. Тут, и так — дурдом, а сегодня — особенно… Видеонаблюдение, до сих пор не работает.

Тут, внимание, находящихся в дежурке, привлек тихий шелест автомобильных шин за окном.

Черный микроавтобус, с затемненными стеклами, проехал по подъездной дорожке, мимо окна дежурки, и притормозил у входа.

Тихо хлопнула дверца, послышались решительные шаги, и в дверном проеме возник капитан Труба.

— Привез? — Спросил его Злыдник, вставая со стула.

— Привез.

— Ну, давай их сюда.

— Обоих или по отдельности?

— Веди обоих.

Подойдя к окну, Злыдник увидел, как по команде Трубы, открылась дверь микроавтобуса, и из него, в сопровождении двух дюжих молодцов в штатском, вылезли два милиционера, довольно расхристанного вида. А, прежде чем дверца закрылась, он еще успел заметить, внутри, две пары стройных женских ног.

Когда милиционеров завели в дежурку, Злыдник спросил:

— Кто, из вас — кто?

— Старший сержант Агейкин!

— Сержант Ботов.

— Отлично. Извините, что пришлось испортить вам выходной. Судзиловский и Ботов идут со мной, остальные — на месте. — Приказал Злыдник и вышел в коридор.

Ботов и Судзиловский, поспешно, последовали за ним.

— Ботов, показывайте, куда сажали арестованного?

Ботов покрутил головой и медленно пошел по коридору, разглядывая двери по левой стороне.

— Где-то здесь… — Закрутил он головой, остановившись на распутье, между двумя камерами.

— Ладненько. — Сказал Злыдник и обернулся к дежурному:

— Открывай обе.

Ботов заглянул в первую и отрицательно покачал головой:

— Не, кажется — не эта.

Заглянув в другую, сержант обрадовано возвестил:

— Ага, сюда его кинули. Точно! Нары по этой стороне. Сюда!

Отлично! — Потер руки капитан Злыдник и кивнул ему головой:

— Заходи!

— Куда? — Удивился Ботов.

— Туда. — Показал пальцем внутрь камеры Злыдник и, когда Ботов, изумленно оглядываясь, переступил порог, приказал Судзиловскому:

— Закрывай, и пошли, за другим.

Агейкин, подобно Ботову, притормозил в простенке, меж двух дверей, только не крутил головой, подобно своему сослуживцу, а замер в тягостном раздумье, почесывая темечко.

— Или туда, или туда. — Вздохнул он.

Ему вначале показали пустую камеру, и Агейкин ее не опознал.

— Нет. Мы его, помню, вот так укладывали. А, тут так не положишь.

Когда открыли другую, посреди которой столбом стоял Ботов, Агейкин сначала удивился, а потом обрадовался:

— Эта. Она самая!

— Порядок. — Сказал Злыдник. — Заходи!

Когда товарищи воссоединились, Судзиловский, не дожидаясь команды, запер дверь и вопросительно взглянул на капитана.

— Это, что, у вас — за камера? — Безмятежно поинтересовался особист.

— Пищеблоковская. Выводная, рабочая. Четвертого комбината.

— Ясно. Только, я у тебя этого не спрашивал. Понял?

— Понял.

— А, если, кто еще будет спрашивать, не скрывай ничего. Выкладывай всё, как есть. Понял?

— Понял!

— Молодец, раз все понимаешь. Если, кто спросит, потом — тонко намекнешь мне.

— Понял!

— Ох! — Вздохнул Злыдник, потягиваясь. — Пошли трудиться, дальше.

По дороге в дежурку, капитан приостановился и переговорил, по мобильнику, с дежурным из РУВД. Тот доложил, что Матюхин уже перемещается, при помощи служебного транспорта, к месту назначения. За это он был поощрен устной благодарностью, от лица командования.

В дежурке, Судзиловский уже говорил, по телефону. Когда вошел Злыдник, он прикрыл микрофон рукой и сказал:

— Везут Хоменюка.

— Отлично!

— Только это… — Замялся дежурный.

— Говори здесь все свои.

— Он совсем никакой. Ничего не соображает.

— Пусть везут, какой есть.

— Я, так и сказал. — Обрадовался Судзиловский и продолжил телефонный разговор:

— Все, никаких разговоров. Взяли, подняли и доставили. В темпе вальса. Да. Приказ получили — выполняйте! Да… Да… Да, там посмотрим… Конечно, еще увидим… Все!

Судзиловский повесил трубку и замер, в боевой готовности, ожидая дальнейших приказаний.

Капитан Злыдник, задумчиво, посмотрел в окно и спросил:

— Труба, ты кого там еще катаешь.

— Так, это, у меня там, еще две сестры.

— Да, ну! — Удивился Злыдник. — Ты, что и их привез? На кой черт?

— Мало, ли. — Сказал Труба. — Лучше перестраховаться.

— Ну, раз привез, надо с ними побеседовать. — Оживился Злыдник и быстро покинул помещение.

Во дворе, открыв дверцу микроавтобуса, руководитель Инициативной группы ласково скомандовал:

— Девушки, выходим!

На свет божий, появились две девицы, не измученные анарексией, но если и страдающие полнотой, то именно в тех местах, где этой полноте и положено располагаться.

Одну Злыдник, сразу узнал по описанию и решил, что описание не передает всего колорита. Вторая не уступала первой, разве, что была чуточку постарше, но от этого не была в проигрыше.

— Регина Петровна Ермак, если не ошибаюсь? — Обратился он к той, что помоложе.

Девушка молча кивнула, испуганно хлопая глазами.

— А, вы — Наталья Петровна Ермак? — Обратился он ко второй.

— Баран. — Сказала она.

— За что, не понял? — Удивился Злыдник.

— Наталья Петровна Баран, это по мужу. — Поправляя кофточку на груди, сказала старшая сестра.

— Тяжелый случай.

— Ой, не говорите!

— До меня дошли непроверенные слухи, что вы, вроде, как вместе не живете.

— Ой, да, вы, все знаете, как я погляжу.

— Чего мы тут стоим? Пойдемте, вон, присядем на скамеечку в тенечке. — Сказал капитан Злыдник, галантно взмахнув рукой.

В тенечке, он проверил не покрашена ли скамейка, после чего девушки присели. Злыдник остался стоять.

— Нас посадят? — Спросила Регина.

— За, что сажать, таких милых девушек? — Развел руками Злыдник. — Вот, закончатся учения, и вас сразу не просто отпустят — отвезут в любое место, куда пожелаете!

— А, так это, у вас — учения! — Сказала Наташа. — А, что за учения, такие?

— Секретные. — Строго сказал Злыдник.

— Понятно…

Милая беседа, в тенечке, бетонного забора, продолжилась и не прервалась, даже, когда к зданию подкатил милицейский воронок, из которого два милиционера вытащили бесчувственное тело, в спортивном костюме.

Когда тело заволокли в здание, оттуда выскочил старший лейтенант Судзиловский и мелкой рысью направился к скамейке, у которой ворковало высокое начальство.

— Товарищ капитан, привезли… — Дежурный неопределенно взглянул на его собеседниц.

— Говори, эти девушки неопасные.

— Привезли Хоменюка.

— Его, к тем двоим.

— Слушаюсь!

Дежурный умчался.

— О! Да, вы — капитан?

— Вы, с Агейкиным служите?

— Тоже, скажешь — служите! Он, у него — начальник!

— Я, вообще-то — из другого ведомства.

— Да, что, вы, говорите?!

Минут через пять, прибыла еще одна милицейская машина, из которой с трудом вылез высокий, широкоплечий милицейский капитан и, нетвердой походкой, направился в здание.

Через тридцать секунд, из тех же дверей выскочил старший лейтенант Судзиловский, но Злыдник, мановением руки, остановил его на полдороге и крикнул:

— Этот, пусть подождет.

Приятная беседа продолжалась еще, какое-то время, пока на подъездной дорожке не показалась группа, затянутых в черную униформу парней, с автоматами

Впереди, без автомата, с пистолетом на поясе, шагал офицер, с погонами майора.

— Извините, девушки. — Церемонно прервал кавалер беседу и, подняв руку, громко позвал:

— Синяговский, я — тут!

Капитан и майор сошлись и обменялись крепкими рукопожатиями.

— А, мне сказали: «Поступаете, в распоряжение нашего сотрудника». А, что — ты, не сказали! — Радостно сказал майор.

Склонив головы, они, вполголоса, стали обсуждать план действий.

В конце беседы, Злыдник спросил:

— Саперы у тебя есть?

— Как, же нам — без саперов? — Удивился омоновец.

— Так, пришли мне толкового парня.

— Тебе рвануть — что, или наоборот — разминировать?

— Рвануть, конечно!

— Есть, у меня, такой парень! Ну, что поехали?

— Я скажу, когда. Еще минутку подождите. — Сказал Злыдник, коварно усмехаясь.

Вернувшись в дежурку, Злыдник обратился к капитану Трубе:

— Это, ты, просто молодец, что прихватил этих девиц. Просто кладезь ценной информации. Я их у тебя забираю, под свою ответственность.

Труба, который нетерпеливо маялся по дежурке, из угла в угол, сказал;

— Да, забирай, на здоровье. Тебе, ведь, Бондаревич больше не нужен? Его Скрипак срочно вызвал. Народу, у тебя, теперь достаточно. И, я пойду. Нечего мне тут делать… Или я, тебе, нужен? У меня своих дел — невпроворот.

— О чем — разговор! — Сказал Злыдник. — Иди, конечно.

— Пока! — Махнул Труба, на прощание, рукой.

Когда сослуживец вышел, Злыдник, непривычно официально, сказал:

— Старший лейтенант Судзиловский!

— Слушаю!

— Сейчас, в помещении изолятора будет произведена тщательная проверка. Оповестите дежурных, на этажах. Осмотр помещений. Проверка и сверка всего контингента арестованных. Самый тщательный обыск. Координировать действия ОМОНа и сотрудников изолятора пошлите прапорщика Глушеню. Он парень дотошный, не проморгает, если что…

Злыдник повернулся к капитану милиции, которого привезли недавно. Тот стоял, прислонившись к стене, и недоуменно щурился.

— Капитан Матюхин? — Спросил Злыдник.

Тот убедительно кивнул, сместив центр тяжести, от чего, всем корпусом, пошел вперед, грозя обрушиться на подлогу, но сумел восстановиться и снова прислонился к стене.

— Просили, вчера, капитана Хоменюка, приютить на время арестованного?

— Не помню, такого! — Помотал головой Матюхин.

— Выражаясь, словами классика, это бывает. — Сказал Злыдник и, оглядев дежурку, заметил объявившегося неизвестно откуда, старшего сержанта милиции, в лихо сдвинутой фуражке.

— Это кто? — Спросил он, обращаясь к Судзиловскому.

— Дежурный, по этажу, старший сержант Чудаков! — Отрапортовал Судзиловский.

— Пусть, посидит, вместо тебя. Капитан Матюхин, следуйте за мной. Судзиловский — маршрут прежний.

В коридоре, пока Злыдник, руководил неуверенно ориентирующимся в пространстве Матюхиным, лейтенант обогнал обоих, и встретил обоих, распахнутой дверью камеры.

— Заходите. — Вежливо сказал Злыдник.

Матюхин, остановившись на пороге, удивленно заглянул внутрь, повернулся к Злыднику и грозно спросил:

— А, ты, кто — такой?

— Сейчас расскажу, если будешь настаивать! — Улыбнулся тот, во всю ширину лица.

Не дав конфликту, двух капитанов, выйти за пределы уставных отношений, Агейкин и Ботов подскочили к Матюхину сзади, и, подхватив под руки, уволокли к себе.

Лязгнула дверь. Щелкнул замок.

— Спрашивали. — Тихо сказал Судзиловский, кончив возится с запорами.

— Можешь, не продолжать. Я уже понял, что спрашивали. Известно и, кто спрашивал. Дураков, лейтенант, на свете — не просто больше, чем все думают, дураков, в этом мире — подавляющее большинство.

Вернувшись в дежурку, Злыдник достал рацию, которую ему при встрече передал майор, и внятно сказал:

— Синяговский, сколько на твоих золотых? Пятнадцать-пятьнадцать? Аналогично! Ну, что! Поехали!

В тот, же миг, блаженный покой полуденного затишья был разорван громкими голосами, подающими отрывистые команды, и топотом нескольких десятков обутых в тяжелые ботинки ног.

ОМОН, всей своей тяжкой силой, вошел в здание и растекся, по этажам.

— Слышь, майор, ты мне обещал специалиста прислать. — Громко сказал Злыдник в рацию.

— Туточки, я! — Сказал молодой паренек в омоновском берете, заглядывая в дежурку.

— Все, майор, здесь он. Нашелся. Отбой!

— Судзиловский, за мной! — Крутанулся на месте Злыдник.

В коридоре, он остановился, перед сапером-омоновцем, который хотя и носил черную униформу, но телосложением, явно, не дотягивал до положенного в спецназе стандарта.

Оглядев специалиста с ног до головы, Злыдник, явно, остался доволен увиденным и радостно потер руки:

— Иди за мной! Как зовут?

— Вова.

Остановившись перед кабинетом начальника, Злыдник указал на дверь:

— Вот, смотри, Вова! Эту дверь нужно вскрыть!

— Да, проще простого!

Сапер покопался в сумке и достал оттуда небольшой комочек «пластилина» и миниатюрный детонатор.

— Сейчас замочек шпокнем, и всех делов!

— Нет, Вова. Ты, не понимаешь! — Сказал Злыдник. — Мне самому, тут, с отмычкой — пять секунд работы. Когда я сказал вскрыть, то имел в виду совсем другое.

— Ну, так бы сразу и сказали! — Обрадовался паренек. — Это мы могем! Косяк оставляем?

— А, ну его к черту! — Сказал Злыдник. — Сейчас, новые двери сразу с косяком ставят.

— Минут пять подождите. — Сказал Вова. — Мне прихватить кое-что надо!

— Действуй!

Злыдник взглянул на оторопевшего Судзиловского и сказал:

— Не дрейфь! Все беру на себя. Все равно, новый начальник, обычно новую дверь ставит.

Последние слова, не сразу проникли в сознание лейтенанта, но после короткого раздумья, щеки его порозовели, и взгляд стал осмысленным.

— Да. Совсем забыл! Ты тут, не стой. Иди в дежурку. Вот, тебе деньги…

Злыдник достал из кармана стопку «двадцаток» и, отсчитав несколько бумажек, протянул Судзиловскому.

— Стоп! — Остановился он, на полдороге и добавил еще порядочную сумму.

— Пошлешь, этого, своего Чудакова в магазин. Пусть купит девушкам водички, конфет, мороженое. На остальные пусть купит водки. В фонд восстановления репрессированных коллег. Бутылок пять, я думаю, хватит.

Не задавая вопросов, Судзиловский ретировался в дежурку, откуда через десять секунд стрелой вылетел Чудаков.

— Стоять! — Окликнул его Злыдник.

Сержант, включив торможение, пошел юзом.

— Водки бери на все оставшиеся! Понял?

— Понял!

— С Богом!

Чудаков помчался выполнять приказ, чуть не сбив с ног сапера Вову.

Полковник Бурый держал пост. Еда не лезла в горло. И, хотя от чая, без сахара уже тошнило, он стойко отвергал все попытки старшего лейтенанта Шелеповой соблазнить его разной вкуснотенью.

Генерал Пчелкин принял его доклад, о продвижении в поисках Рахметова, холодно. Сообщение о том, что вероятно обнаружен сообщник Белой, было встречено более благосклонно, но отношения оставались натянутыми.

— Товарищ полковник, тут меня угостили пирожками домашними… — Раздался из динамика голос Лидочки.

— Не время, товарищ старший лейтенант, думать о еде! Не время!

— Барабанов пришел.

— Пусть заходит.

Барабанов вошел в кабинет, возбужденно раздувая ноздри, словно собака идущая по следу.

— Ну, что, у тебя? — Нетерпеливо спросил Бурый.

— Этот Ломако — еще тот фрукт! — Радостно потер руки Барабанов.

— Ну!

— После утренней безуспешной попытки проникнуть в номер Белой, объект сильно расстроился и пьянствовал в баре, пока не достиг образного состояния. После этого последовал непродолжительный сон, после которого Ломако снова спустился в бар и, похмелившись, занялся поисками Белой. Расспрашивал согруппников и персонал гостиницы. Ничего не добившись, впал в уныние и снова засел в баре, но сильно напиваться не стал. Вскоре покинул гостиницу и направился в город. Тут началось самое интересное. Сразу стало понятно, что объект опасается слежки. Хаотично передвигаясь по городу, он постоянно оглядывался, останавливался перед зеркальными витринами. Короче, проверялся. Потом стал петлять. Стремился попасть в многолюдные места. Побывал на «Немиге», в «ГУМе», в «ЦУМе». Везде старался затеряться в толпе. В здания заходил через один, а выходил через другой выход. Ребята просто оборжались.

— Может придурок, какой нибудь психический? — Высказал предположение Бурый.

— Наши, тоже, так подумали. Но, потом обозначилось направление его следования. Когда он подался проверяться, в Ботанический сад, стало ясно, что он идет на Калинина.

— Что, у нас — там?

— Соловьев, там, гад, обосновался.

— Это тот, веселый, из ФСБ?

— Он, самый. — Подтвердил Барабанов. — У него, еще в подъезде, постоянно написано: «Здесь живет сотрудник ФСБ». И дверь ему регулярно подпаливают.

Бурый грустно усмехнулся.

— Ломако, после Ботанического сада, направился прямиком к нему. Зашел. С порога, сказал пароль и сразу: «Пропало очень важное лицо!» Потом послышался звук удара, следом звук упавшего тела. Потом, как всегда, стали шуршать бумагой. Переписывались. Долго. Потом из форточки повалил дым. Жгли переписку. После этого, Ломако покинул Соловьева и прямиком направился к себе, в гостиницу. После его ухода, последовал короткий сеанс связи, по спутниковому телефону. Вот текст.

Барабанов протянул Бурому листок бумаги, на котором было написано: «Исчезла Вера Павловна Белая. Находящаяся, в составе туристической группы, экологической направленности, в городе Минске. Вчера вечером вышла из номера и до сего времени не вернулась».

— Чертовщина, какая-то? — Сказал Бурый. — ФСБ, здесь — с какого боку? И, чего он не пошел тогда в посольство?

Барабанов только развел руками.

— Ничего не понимаю! Этот Соловьев, у них, вообще, вроде, как законсервированный. Москвичи, к нам, молодых бравых ребят понаслали. Кадровых разведчиков. Этих хоть в Солсбери посылай. Они через посольство на связь выходят. По «Рунету». Все честь по чести!

— Хорошо! — Махнул рукой Бурый. — Продолжайте наблюдение за Ломако, усильте контроль за Соловьевым. Но в их действия не вмешивайтесь. Как ни как — у нас союзное государство. А, дальше будет видно. Идите.

Только ушел Барабанов, пришел Скрипак. Когда он вошел в кабинет, Бурый, по его светящимся глазам понял, что тот принес хорошие новости.

— Разрешите доложить!

— Докладывай уже.

— Капитан Труба сообщил, что он вычислил вероятное местонахождение преступника и просит разрешения на проведение оперативного мероприятия.

— Информация достоверная, проверенная? Сколько ему понадобится времени?

— Достовернее не бывает! Времени ему понадобится — меньше часа!

— Под твою ответственность?

— Согласен! Разрешите действовать?

— Действуй!

Когда, за Скрипаком закрылась дверь, Бурый задумчиво взглянул на аппарат внутренней связи, напрямую связывающий его кабинет с кабинетом генерала Пчелкина, но после продолжительного раздумья, решил с докладом повременить. Тем более, что у него существовала стопроцентная уверенность, что генерал уже в курсе.

Вместо этого, он достал мобильник и позвонил капитану Злыднику.

— Что, там — у тебя? — Спросил он.

— Работаем. — Безмятежно доложил Злыдник.

— Работаем… Мне, вот, доложили, что объект уже вычислили. Кое-кто уже сверлит дырочку в кителе, для очередного ордена.

— Да, ну! — Удивился тот, но как-то не искренне.

— Ты, что-то знаешь?

— Я одно знаю, что поспешишь — людей насмешишь. Этот «Кое-кто», пусть себе сверлит. В нашем деле, главное — чтобы не пришлось дырочку от звездочки штопать. На погонах.

Капитан Труба влетел в здание Московского РУВД, со скоростью кометы. За ним, в качестве шлейфа, тянулись трое молодецки скроенных парней с непроницаемыми взглядами и старший лейтенант Бондаревич.

— Майор Брыль, где? — Спросил Труба у, ошарашенного его эффектным появлением, дежурного Андрющенко.

— У себя.

— «У себя» это, где?

— У себя в кабинете…

— Кабинет его — где?

— Кабинет его — в комнате психологической разгрузки.

Оставив сопровождающих за дверью, капитан Труба ворвался в кабинет психолога и, подскочив к столу, хлопнул по нему ладонью так, что подскочили «дела» и сувенирная мраморная чернильница. Майор Брыль, в свою очередь, подскочил на стуле.

— Так, Брыль! — Яростно сверкая глазами, рявкнул Труба. — Медлить нельзя ни минуты! Дело очень серьезное. Речь идет о вчерашнем инциденте. Имеется возможность разрулить ситуацию к нашей, общей с тобой, пользе! Понимаешь, о чем речь?

— Понимаю! — Вскочил Брыль на ноги.

— Будем действовать совместно. В конце, концов, это дело наших районных управлений. Нечего всяким пришельцам перебегать нам дорогу! Так?

— Так! — Брыль радостно оживился. — От меня, что требуется?

— Поддержка. Сколько можешь в короткий срок собрать людей?

— Да, у меня, в актовом зале, двадцать человек без дела сидят! Дело такой государственной важности, а тут — двадцать бойцов на привязи!

— Транспорт есть?

— Транспорт будет!

— Подъем — сорок пять секунд. Всех вооружить, по полной выкладке. Загрузится в транспортные средства. Место назначения сообщу позже.

Через пятнадцать минут, два микроавтобуса и четыре патрульных газика, завывая сиренами и нарядно сверкая своей иллюминацией, мчались к четвертому пищеблоку.

Внутри машин, ошалевшие от скорой перемены обстановки сотрудники, стукаясь касками, судорожно заканчивали прилаживать бронежилеты. Водители, опьяненные остротой момента, не обращали внимания на «лежачих полицейских». В эти моменты милиционеры взлетали вверх и чертыхались. Автоматы стучали об пол. Звенели каски.

Бабки, на перекрестках, торгующие несортифицироваными продуктами питания и всякой полезной в хозяйстве мелочью, становились в позицию «низкого старта», но не разбегались.

— Если с громом и молнией, то это — не за нами. — Говорили они друг другу.

— Шпиёнов ловят. — Шептали осведомленные.

— Так, вчера же всех переловили?!

— Всех, да не всех! Самого, то главного, упустили! По сей час ловят!

Глава пятая

В «ближнем» ангаре, площадки складирования вторичной продукции, четвертого комбината, царило ленивое умиротворение. Рабочий день практически подошел к концу.

Горел костерок, на котором, в емкости от кабачкового сока, подогревалась вода.

Утомленный Толик обматывал ноги полиэтиленом.

Слава, присев перед огнем на корточки, осторожно ворочал на углях, завернутые в фольгу кабачковые семечки.

Сергей Очкарик накрывал на стол — резал кабачки и кусок тыквы, на застеленном чистой бумагой ящике.

— Ты их не передержи. Они, если их передержишь, стрелять начинают, что твой шифер! — Поучал он Славу.

— Не учи ученого… — Ворчал тот, щурясь от дыма.

— Бетон тоже стреляет. — Сказал интеллигентный Сергей. — Один раз, по весне, поехал я на Неман, на рыбалку. Дело было, еще до Эволюции. Ну, приехал. Погода хорошая была. Дождик, такой мелкий, и тепло-тепло.

— Какая, же она — хорошая, если дождь идет? — Подал голос Морозов, осоловело, покачиваясь на перевернутом бочонке.

— Для рыбалки, дождик — то, что надо! — Сказал Сергей. — Клевало, в тот день — просто жуть! Днем решил я обсушиться. Залез под мост. Ну, тот большой, что на Брестской трассе. Развел костер прямо под мостом. Разделся, одежду развесил, для просушки. Сижу, кайфую, дрова подкидываю. Костер, когда угорится, в нем и мокрые дрова горят. Тут, что-то в костре шпокнуло. Что за черт, думаю? Может, с дровами, что попало? Глянул — нет ничего. Сел. Курю дальше. Тут, как бабахнет — искры, в разные стороны. Я отскочил… Потом, как пошло-поехало! Как начало все рваться! Война в Крыму! Костер-то я на бетоне разложил… Короче, чуть утек я, с под того моста! Чтобы шмотки собрать, подползал по-пластунски! Семечки не бетон, но, Вы, Слава, все-таки, следите за температурным режимом.

— Не боись, Серега! Все будет нормально! — Отозвался Слава.

Румын, который до этого сладко спал, за остовом какого то станка, на картонных коробках, вылез из своего угла и потягиваясь вышел на открытое пространство. Подойдя к столу, он капнул в одноразовый стаканчик арбузовки. Выпил. Смачно крякнул и сказал:

— Что-то, Валерьяныч с Рахметом задерживаются.

— Ничего, скоро придут. Очередь в магазине — наверное. — Сказал Коля Колхозник.

— Придут, то придут, но пора уже и за стол садиться!

— Можно и без них начать. — Сказал Морозов.

— Можно, но не нужно. — Сказал Слава. — Время есть. Мясных закусок — маловато. Придут — начнем. Нажраться, до отъезда, успеем.

На подъезде, к Четвертому Комбинату, по команде капитана Трубы, мигалки были погашены и отключен звук. Теперь колона, группы захвата, походила не на безумную погоню, за хорошими ребятами, из голливудского фильма, а на настоящий отряд возмездия. Это, когда ковбои сурово въезжают в город, из того же кино.

Приказав подъехать к зданию заводоуправления, руководитель операции, в сопровождении майора Брыля, капитана Одинокова и прапорщика Мелешко, все, кроме капитана Трубы — в бронежилетах и с автоматами, ворвался в здание.

— Вперед, вперед! — Командовал Труба, не задерживаясь у будки охранника, вернее охранницы. Та, привстав, со стула и хватая ртом воздух, как вытащенная из воды рыба, немо наблюдала, как через вертушку проскакивают, вооруженные стражи порядка и не какие-нибудь сержанты, а люди в высоких чинах.

Сопящий, позади всех, майор Брыль, в расхристанном бронежилете, вертушку с ходу преодолеть не смог. Пока капитан Одиноков и прапорщик Мелешко выковыривали его из заклинивших никелированных поручней, капитан Труба, предъявив удостоверение, пытал охранницу, где находится руководство предприятия.

— Так, на втором этаже они, все там…

— Все — на своих местах?

— Там, на втором этаже — администрация вся. Там, они находятся…

Майор Брыль застрял, как-то очень капитально.

— Журнал прихода — ухода, личного состава ведете? — Продолжил допрос капитан Труба.

— Ведется. Журнал ведется…

Откуда-то, из бокового прохода появился, коротко стриженый мужчина, в форме охранника. Этот был в летах, под стать будочнице, но держался браво.

Труба, сразу распознал в нем отставника, знающего, что такое служба.

— Начальник службы охраны Административного корпуса Мордуев. — Представился мужчина, хотя был всего лишь старшим смены.

— Показывайте, где, у вас — руководство. — Помахал, у него под носом, своим удостоверением Труба.

К этому времени, психолога, в буквальном смысле слова, вышибли из ловушки, в которую он угодил.

Прапорщик Мелешко, с разгона, наподдал в майора плечом и Брыль оказался на свободе.

— Вам, на второй этаж.

— Ведите.

«Начальник охраны», резвой трусцой, двинулся вперед.

Следом за ним, подав команду: «За мной!», тронулся капитан Труба.

За Трубой, взяв автомат наизготовку, шел капитан Одиноков, за Одиноковым — майор Брыль, в покореженном бронежилете, за майором — прапорщик Мелешко, решивший, на всякий случай, держаться сзади, чтобы в случае чего пособить продвижению начальства.

В приемную директора вошли, без стука. Начальник охраны, услужливо распахнув дверь, встал у стены, пропуская вперед сотрудников правоохранительных органов.

При виде, входящей в приемную колонны, вооруженной до зубов милиции, секретарь директора, дама в возрасте, но холеная и ухоженная, удивилась. Внешне не очень сильно, просто печаль поселилась в ее глазах.

— Директор — у себя? — Спросил, идущий впереди человек в штатском.

— У себя. — Сказала секретарь, Лидия Петровна, коротко кивнув на дверь.

Отряд, не снижая темпа, проследовал в указанный кабинет. Когда дверь за идущим в арьергарде прапорщиком Мелешко закрылась, в приемную заглянул охранник.

Лидия Петровна вопросительно взглянула на него. Тот молча развел руками, в ответ.

В кабинете, директор медленно поднялся навстречу вошедшим.

— Вы, директор этого предприятия? — С ходу, спросил капитан Труба.

— Директор? Я — директор…

— У нас, к вам дело, не терпящее отлагательств.

— На этот раз, обошлось… — Пронеслось, в директорском сознании.

— Капитан Труба. — Представился Труба, развернув удостоверение.

— Василевский Леонид Петрович. — Представился, в свою очередь, директор.

— Значит, так Леонид Петрович. На вашем предприятии, трудятся привлеченные работники, отбывающие наказание за административное правонарушение.

— Да. Я, в курсе, насчет этого.

— Мне нужно чтобы, кто-то указал их местонахождение. И хотелось бы предварительно ознакомиться, так скажем, с ситуацией.

— Ну, это проще простого. — Сказал Василевский и, выйдя из-за стола, подошел к окну.

— Вот, отсюда все прекрасно видно.

Леонид Петрович раздвинул шторы пошире.

— Видите ли, данный контингент, мы используем лишь на определенных видах работ. — Продолжил директор, когда Труба стал рядом с ним. — Обычно, на поддержании в порядке подъездных путей, для транспорта, забирающего вторичное сырье, для химической промышленности.

— Покороче, если можно.

— На сегодняшний день, привлеченные работники трудятся только на расчистке. Вот, перед вами — наш полигон — поле, так сказать, их деятельности.

— Одиноков, подойди. — Позвал Труба.

Тот подошел и, тоже уставился в окно.

— Оцени обстановку. Видишь, из ангара дымок идет?

— Вижу. — Кивнул Одиноков.

— Это, формально, нарушение правил пожарной безопасности, но уверяю — гореть там нечему. — Сказал Василевский.

— Там они окапались. — Сказал Труба.

— Точно. — Убедительно, согласился Одиноков, не вполне понимая о чем идет речь.

После слова «окопались», директор, привстав на цыпочки, стал внимательно разглядывать злополучный ангар, который давно грозился снести, к чертям, но все как-то руки не доходили.

— Чушь — какая-то. Кому придет в голову окапываться в этой выгребной яме? — Подумал он.

— Мелешко!

— Я! — Выдвинулся на позицию прапорщик.

— Видите, задние ворота?

— Вижу!

— Обойдёте полигон сзади и перекроете пути отхода. Мои парни пойдут с вами.

Капитан Труба решил, про себя, что людям в штатском нечего особенно светиться, на переднем плане.

Директор Василевский, почувствовал, как от этих разговоров, у него мороз идет по коже. Сзади, на него напирал брюхатый майор, который шумно дышал в затылок и больно стучал по ребрам своим бронежилетом.

— Что же, это делается? — Думал директор. — Кто, там, мог окопаться? Контрабандисты? Террористы? А, если, не дай бог — тунеядцы?!

— Брыль, видишь, вон там, слева — проемы в заборе?

— Вижу!

— Поведешь вторую группу, в обход! Мы с Одиноковым, войдем через ворота, а ты подойдешь левым флангом…

— Ясно!

— Возьмем их в клещи! Смотрите в оба! Чтоб никто не ушел. Берем всех, а после разберемся!

Труба повернулся лицом, к своему штабу, и решительно поправив кобуру под пиджаком, спросил:

— Диспозиция понятна?

Все кивнули, в том числе, и директор Василевский.

Последовала команда:

— За мной! — И отряд, двинулся, к выходу.

В данном случае, колонну замыкал директор комбината, который, чисто рефлекторно, последовал за всеми. Однако, по дороге, на него нашло просветление, и Василевский, выйдя в приемную, остановился и проводил посетителей взглядом.

— Вот, что, Лидия Петровна… — Сказал он, задумчиво, когда в приемной воцарилась мирная обстановка. — Принесите мне чай. Хотя нет, принесите лучше кофе.

Как только директор вернулся в кабинет, Лидия Петровна торопливо схватила трубку телефона и набрала номер бухгалтерии.

Главный бухгалтер Дунский пребывал в предынфарктном состоянии.

— Инфаркт! Только инфаркт, спасет меня от немедленного ареста! — Думал он, упорно отвергая все попытки сотрудников напоить его валерианкой, карвалолом и волокардином.

— Небольшой такой инфарктик! Щадящий. А, черт с ним! Любой! Пусть, даже обширный. Пусть, даже я умру. Сдохну, а в тюрьму не сяду!

Когда, на столе Дунского, зазвонил телефон, собравшийся вокруг него консилиум тревожно замер. Взгляды, всех присутствующих, в кабинете главного бухгалтера, были прикованы к подающему призывные сигналы аппарату. Аппарат все звонил и звонил, но никто не решался снять трубку. В перерывах между звонками, было слышно, как в оконное стекло, с громким жужжанием, бьется большая синяя муха.

Наконец Карабанова, краса бухгалтерии, решительно сняла трубку и сказала в микрофон, медовым голосом:

— Бухгалтерия слушает. Да, это я. Слушаю… Так… Здесь… Нет… Ой, спасибо, Лидия Петровна! Конечно… Конечно… Само собой, разумеется.

Карабанова положила трубку и улыбнувшись сказала:

— Ушли. Они просто ловят кого-то.

Дунский, захрипел и, показывая пальцем в широко открытый, как у птенца рот, потребовал медикаментозных вливаний.

Известие о прибытии милиции, которая прямиком направилась в директорский кабинет, разнеслось по комбинату, с обычной, в таких случаях, скоростью солнечного ветра.

— Нашего-то арестовывать приехали!

— Да, что, Вы, говорите?! Когда?

— Да, только, что! Целая бригада прибыла, на десяти машинах! Все майоры и полковники! А, старший, у них — в штатском!

— Давно пора!

— Да, нет. Как-то рановато. Еще и трех лет не проработал!

— За три года, знаешь, сколько можно нахапать!

Когда отряд капитана Трубы покинул приемную, весь коридор второго этажа, буквально, кишел сотрудниками предприятия, которые деловито сновали взад вперед, с папками документов.

При виде выходящих из приемной милиционеров, все расступились, прижавшись к стене, и оперативники гордо прошествовали к лестнице.

Внизу, капитан Труба отдал приказ, подоспевшему «начальнику охраны»:

— Из здания, пока никого не выпускать! Перекройте все выходы.

— Слушаюсь! — Подтянул небольшой, отросший на спокойной службе, животик старший смены Мордуев и стремглав бросился в дежурку за ключами.

Поскольку у Мордуева, в подчинении, имелось всего двое дежурных, перекрыть все выходы, он имел возможность лишь одним способом — запереть все двери на ключ.

Известие о том, что директор, пока, остается в своем кресле, вызвало в коллективе комбината легкое разочарование. Однако, поскольку представление продолжалось, это недоразумение сразу же отошло на второй план.

Выглядывая в окна, рабочие и служащие, с восторгом наблюдали за ходом операции, которую проводили сотрудники милиции. Служащие, как всегда, были в выигрыше. Поскольку, все действие разворачивалось перед корпусом администрации, их места находились в партере.

Сначала, из машин стоящих перед проходной, высыпали многочисленные вооруженные бойцы. После короткого инструктажа, одна из машин, на полной скорости куда-то умчалась. Еще, через какое-то время, отряд милиции, разделившись на две группы, медленно, короткими перебежками двинулся к полигону, на котором ничего подозрительного не происходило.

— Чего там, чего там? — Суетились у окон зрители, оказавшиеся в задних рядах.

— А, ничего. Подошли к ангару.

— И, что?

— А, ничего! Тишина…

Собираясь в магазин, Валерьяныч переоделся, сменив свою побуревшую от гнили куртку, на «дежурную», которая постоянно находилась в ангаре.

Скептически оглядев бригаду, он сказал:

— Рахмет со мной сходит. Он, пока, почище выглядит.

— Рахмет, так Рахмет. — Согласились остальные. — Кому охота бить ноги?!

— В гипермаркет не пойдем. — Сказал Валерьяныч Рахметову, когда они оказались за забором. — Там охранники — придурки какие-то. Сторожат, как свое собственное. На людей кидаются. Мы с тобой, если привяжутся, оттуда скоро не выйдем.

— А, куда пойдем? — Спросил Рахметов.

— Есть тут магазинчик. За углом. — Сказал Валерьяныч. — На нас, там никто пялиться не будет.

«За углом» оказалось не так близко. Идти пришлось через поле, потом под мост, пока они не оказались в городе.

В торговой точке затарились довольно быстро, но на выходе встретили старого знакомого Валерьяныча, «еще с тех времен». А, поскольку знакомый был сильно болен, Рахмету пришлось возвращаться в магазин и брать бутылку «керосина». Он хотел было заметить, что у них имеется с собой, взятая в дорогу, для сохранения тонкого душевного равновесия, бутылка «арбузовки», но Валерьяныч дал отмашку: «Не распространяться!»

Подлечившись, приятель поведал им о вчерашних событиях, которые потрясли город.

— Мой племяш, только успевал закачивать… И кино, и книжки всякие запрещенные, и чего только не нахапал… А диверсантов этих, все-таки замели. Вычислили и замели. Главного, только упустили. Говорят, что, прямо — ниндзя какой-то. От всех ушел. И от милиции, и от безопасности. Сегодня всех шерстят. Больницы вверх дном перевернули. Вроде, ранили его, при задержании.

— Ну, дела! — Изумлялись Валерьяныч с Рахметовым. — А мы гребем, там, на комбинате, и не в курсе происходящего. А, оно, вот, как события разворачиваются!

Распрощавшись со старым знакомым, имени которого Валерьяныч не помнил, они тронулись в обратный путь.

— Эту идеологическую диверсию, устроил Евросоюз! — Рассуждал, по дороге, Рахметов, которому, залитый на «арбузовку», керосин ударил в голову. — Хотя, они все, заграничные — с выкрутасами. Вон, вчера, Малявки притащили какую то россиянку, так она, сразу, носом крутить начала: «Что вы, за музыку, такую слушаете! Ее уже не слушает никто. Я, вчера, в ваших клубах была, так там, вообще — отстой, какой то! Мелодии века! Думала, у вас, тут — тусовка продвинутая! А, это все прошлогоднее. Давайте послушаем то, что в Москве сейчас крутят…

— Малявки, они, что — карлики, что ли? — Перебил его Валерьяныч.

— Да нет. Нормальные. Фамилия, у них — Малявко, вот Малявки и получились

— Понятненько. И, что — русская?

— А, ничего. Врубила свой музон, с «айпеда».

— И, как?

— А, мне — до фонаря. У меня слух полностью отсутствует. Мне, что одно, что другое — никакой разницы.

— Правильно. Бабы — на первом месте, а, под какую музыку неважно. — Согласился Валерьяныч.

— Когда я в молодости ходил на танцы, там тоже все было, по регламенту. — Продолжил он разговор. — Список песен утверждался, аж в ЦК партии.

— Какой партии?

— Какой, какой? Коммунистической!

— Не понял. — Покрутил головой Рахметов. — Они, тут — причем?

— Это, сейчас, они не причем. А, тогда, были правящая партия. В каждой дырке затычка, в виде коммунистического деятеля присутствовала.

— При тебе, что многопартийная система была, что ли?

— Партийная, партийная. Только не многопартийная, а однопартийная.

— Как, это?

— Слушай, Рахмет, ты, что в школе историю не изучал?

— Там, вроде, не учили, такого…

— А, что учили?

— Ну, больше про империалистов и колонизаторов. Которые стоят у наших границ. Еще про дружбу белорусского и российского народов.

Обсуждая проблемы и недостатки современного образования, они подошли к «родному» забору. Зайдя на полигон, прямиком направились к «секретной» куче. В которой была запрятана заветная емкость — шестилитровая бутыль от воды «Кстати», предназначенная для «заправки» Толика.

— Ну, тут же, вроде, закапывали…

— Вроде! Это, у меня старого — склероз, а ты помнить должен.

— Тут ложил, точно помню. Куда она делась?

Утомленные долгим переходом и понижением градуса, они занимались раскопками, никакого внимания не обращая, на подъехавший к задним воротам микроавтобус, из которого вышли четверо в штатском.

Прапорщик Мелешко выходить из машины не стал. Имея солидную выслугу лет, он был знаком, с местными достопримечательностями, и предпочитал духоту в кабине, атмосфере здешней внешней среды.

Войдя в распахнутые настежь ворота, четверо, в штатском, огляделись по сторонам, заприметив только двух бомжей, копающихся в отбросах.

Ничего подозрительного обнаружить не удалось.

— Ну и вонища. — Сказал один.

— Прямо — душегубка, какая-то. — Поддержал его другой.

— Не понимаю, что они, на этой помойке постоянно раскапывают? Что тут найти можно? — Выразил недоумение третий.

Четвертый, старший лейтенант Бондаревич, промолчал, брезгливо поморщившись.

Выдвинувшись к ангару, группа капитана Трубы остановилась. Вскоре подоспела и группа Брыля. Воссоединившись, обе группы пребывали в нерешительности. Но это состояние длилось недолго. Аромат полигона, забивал дух, у всех без исключения. Майор Брыль, вообще, меняя цвет лица, не пришел к какому-то, определенному оттенку и переливался всеми цветами радуги. Как хамелеон на дискотеке. Капитан Труба понял, что действовать нужно быстро и решительно, пока все еще в строю.

— Со мной, внутрь, пойдет Одиноков и вы, четверо… — Обозначил он, коротким взмахом, четверых, первых попавшихся на глаза милиционеров. — Майор Брыль будет нас прикрывать. Вы трое… Да, вы! Ты, ты и ты! Обойдете сзади. Пошли, пошли…

Капитан Труба вздохнул. Хотел перекреститься, но не помнил, как это делается правильно, поэтому просто молча, поднял глаза к небу и скомандовал:

— За мной!

Осторожно ступая по мягкой, раскисшей от жидкой гнили земле, группа захвата подошла к боковой двери. По сигналу Трубы, Одиноков распахнул ее настежь и громко, во весь голос, скомандовал:

— Вперед!

По странному стечению обстоятельств, при формировании передовой группы, выбор капитана Трубы, пал на самых молодых сотрудников отдела, которые жались поближе к начальству. Эти вообще не понимали, толком, что происходит. В отделе, во время сидения в актовом зале, старослужащие напускали в разговорах столько тумана, что вчерашним новобранцам, по неопытности, не представлялось никакой возможности разобраться в происходящем. После, по дороге на помойку, последовало столько призывов к бдительности и намеков, дескать — «враг хитер и коварен», что эти четверо пребывали в состоянии лихорадочного возбуждения, ожидая, что из-за каждого угла раздастся выстрел или выскочит смертник, увешанный взрывчаткой.

— Всем оставаться, на своих местах! Работает ОМОН! Стреляем на поражение! — Истошно вопили они, заскакивая в ангар.

Следом за ними, в строение влетел капитан Труба, с пистолетом в руке. За ним — Одиноков, с автоматом.

Труба, наметанным глазом, сразу прикинул обстановку.

Один, чернявый, похоже — цыган, изумленно тараща глаза, что-то в спешке дожевывал. Другой, лысый, подняв руки, сидел у костра, не рискуя сдвинуться с места, хотя языки пламени полыхали в опасной близости от его штанов. Третий, здоровенный детина, стоял рядом с бочкой, подняв руки, испуганный до полусмерти. Четвертый, здоровяк, сидел на ящике, с поднятыми руками, и на лице его, кроме искреннего интереса ничего прочесть не удавалось. Ноги его, были обмотаны поэлетиленовыми пакетами. Рядом стояли здоровенные бахилы и тазик с вонючей жижей. Пятый, низенький редкобородый, «Расстрига, что ли?» — подумал Труба, шептал себе под нос, может молился. Шестой, здоровый, как лось, с золотым зубом, удивленно разглядывал ворвавшихся. Седьмой, подозрительно похожий на интеллигента, стоял с отрешенным видом, не проявляя никаких эмоций.

Все были с поднятыми руками и не шевелились.

— Семь, семь… Сколько, же их тут должно находиться? — Лихорадочно соображал Труба. — Рахметова нет, это точно.

Сердце его замерло. Ноги стали ватными

— Построить. — С холодной отрешенностью, приказал он, и пока Одиноков с подчиненными, ровняли шеренгу, залез в карман и достал список.

— Так, проверка личного состава. — Сказал он, внимательно приглядываясь к арестантам, но одновременно испытывая полное безразличие ко всему происходящему.

— Бабанский!

Никто, не отреагировал.

— Нет, Бабанского, ладно… Сапунов!

— Я — Сапунов. — Отозвался интеллигентный.

— Синицин!

— Я. — Широко открыл глаза толстяк, с пакетами на ногах.

— Есть, Синицин. Ставим «птицу».

— Понаморенко!

— Я! — Рявкнул здоровый, с фиксой.

— Морозов!

— Ма… Ма… — Начал заикаться перетрухнувший бугай.

— Что, гад, маму вспомнил? Раньше, о матери думать нужно было. Когда закон нарушал! — Взорвался Труба.

— Морозов — я… — Пробормотал бугай.

— Ладно, есть Морозов.

— Пилигримов!

— Я! — Бодро отозвался чернявый, глядя на капитана невинными глазами.

— Цыган?

— Белорус. — Уверенно сказал Пилигримов.

— Это мы, еще посмотрим… — Пробормотал, себе под нос, Труба.

— Леонович!

Последовала тишина.

— И, Леоновича нет. Разберемся… Гулиев!

— Это — я. — Сказал «расстрига».

Труба немного помедлил, разглядывая список, в котором никаких фамилий больше не значилось и, холодея от неопределенности, спросил:

— И, что-то я Рахметова не вижу.

— Они, с Леоновичем, за пайкой пошли. — Торопливо сообщил Морозов.

Сердце капитана Трубы стало биться чаще.

— Давно? — С полным безразличием, спросил он.

— Да должны уже подойти, скоро…

— Ладно. А, этот Бабанский, где? — Неизвестно зачем спросил Труба.

— Бабанский? — Раздался голос, из глубины развалин.

Это очнулся от хмельного забытья политолог, которого, после того, как он вырубился, положили, где подальше, чтобы не мешался под ногами.

Все — и конвоиры, и арестанты, разом повернули головы в ту сторону, откуда раздался голос, и увидели встающего над кучей хлама, словно над бруствером окопа, Бабанского. Арестанты привыкшие к его обществу, ничего нового, для себя, не увидели, в отличие от конвоиров, которые видели похмельного оппозиционера впервые.

«Очкарик» был без очков, отчего его близорукие глаза, казались яростно прищуренными. Одутловатое и от рожденья, бледное лицо, казалось в полумраке ангара смертельно бледным. И по этому лицу, вкривь и вкось, шли зеленые полосы, подтеки смешанного с отходами производства, трудового пота. Этот камуфляж издали смотрелся, как боевая раскраска.

— Бабанский, здесь. — Сказал оппозиционер, сдерживая икоту.

И, тут в костре рванула, оставленная без присмотра, кабачковая семечка.

Арестанты разом присели, не опуская рук.

Конвой, плашмя упал на землю.

При виде, встающего, из укрытия, то ли терминатора, то ли смертника, младший сержант Волохович, положил палец на спусковой крючок, а, когда рвануло, ему показалось, что тот бросил гранату. Упав вместе со всеми и не сомневаясь, что все сейчас начнут отстреливаться, и только он один медлит, Волохович, не глядя, пустил длинную очередь в ту сторону, где из укрытия вылез экстремист.

К счастью, для Бабанского, пули пошли верхом, продырявив потолок в дальнем конце ангара.

Тут рвануло, во второй раз. Это было последнее, неизвестно, как застрявшее в углях разлетевшегося костра, семя «кабачка киватого».

Снаружи раздался пронзительный крик:

— Засада!

После этого, у Васи Волоховича, не осталось никаких сомнений, в реальности разворачивающегося сражения, и он пустил, в пугающий полумрак, еще одну очередь.

Капитан Одиноков, в коротком броске, достал его. навалившись, прижал автомат подчиненного к земле, но было поздно. Трое оставшихся автоматчиков уже осатанело палили, короткими очередями в разные стороны, отбиваясь от нападения.

Снаружи, участники рейда, после взрыва и первых выстрелов, залегли, упав в жидкую грязь. Причем, никого уже не тошнило. Вонючая жижа, сразу, стала родной и близкой. Второй взрыв и последовавшая, вслед за этим, стрельба, не оставляли сомнений, что их товарищей сейчас убивают.

Старший сержант Пшеничный, который весь день поддерживал себя в тонусе, совершая короткие вылазки в ближний к управлению магазин, понял, что его час настал.

— Засада! — Крикнул он, передергивая затвор автомата.

Звук щелкнувшего затвора, взбодрил растерявшуюся группу прикрытия. Все немного пришли в себя, но не до такой степени, чтобы сознание включилось полностью. Потому, что все произошедшее позже, участники событий, объясняли частичным помутнением рассудка.

— Прикройте, меня! — Крикнул Пшеничный и, дав короткую очередь, по двери, сделал рывок вперед.

Пока Пшеничный находился, в более-менее покойном состоянии, алкоголь, как бы консервировался, у него в желудке, понемногу распределяясь в организме. Но в момент рывка, все, что было внутри старшего сержанта — пиво, водка, тоник, сидр, сбитень, пришло в движение, хаотично перемешалось, вспенилось и шарахнуло в голову с такой силой, что Пшеничный вырубился на полном ходу, не добежав, до двери, нескольких шагов.

После, «гибели» боевого товарища, ни у кого не оставалось сомнений, в смертельной реальности происходящего. Стали понятны таинственность и недосказанность, присутствующие в этом деле.

А, когда все стало на свои места, защелкали затворы, и группа захвата открыла огонь, по засевшим в ангаре, террористам. Соображение, хоть и наполовину, все-таки было включено, поэтому стреляли короткими очередями, целясь повыше, чтобы не задеть, своих, еще возможно оставшихся в живых.

Героев, желающих повторить подвиг Пшеничного, больше не находилось, и майор Брыль решил:

— Сейчас, или никогда!

Встав, во весь рост, он вынул, из кармана, на бронежилете, светошумовую гранату и пошел вперед. Последовало несколько коротких очередей, и пули просвистевшие над ухом, дали понять, что его поддерживают огнем, и поворачивать обратно уже поздно.

Теперь, только вперед! Ведь сзади — свои. Майор Брыль обреченно, ожидая каждую секунду или вражеской пули в сердце, или дружеской в спину, добрел до двери ангара, в котором установилось относительное затишье. Сорвав с гранаты чеку, он приоткрыл дверь и, отправив внутрь «гостинец», прикрыл ее обратно.

После взрыва, перестрелка внутри стихла, кто-то истошно завыл.

— Ага! Не нравится! — Обрадовано, крикнул майор Брыль и призывно махнул рукой:

— Ребята! Поддадим им еще!

Около десятка милиционеров, правильно поняли его призыв и, бросившись к командиру, стали, по очереди, бросать светошумовые гранаты, в зияющую амбразуру, распахнутой двери.

Внутри ангара, в промежутках между взрывами, слышался «плач и скрежет зубовный». Оттуда валил дым, сводящий условия видимости к полному нулю.

После девятой или десятой гранаты, внутри все затихло. Не было слышно ни голосов, ни шорохов

Майор Брыль скомандовал:

— Заходим! — И, сам первый, шагнул вперед.

В административном корпусе Четвертого Пищевого Комбината, работа стала намертво. Все собрались у окон, выходящих на полигон. В мирное время, кабинеты на этой стороне здания, считались наименее престижными, из-за непривлекательности пейзажа и долетающих с помойки ароматов. И хотя вонью полигона была окутана вся территория предприятия, и из цехов шли не менее ядреные запахи, считалось почему-то, что здесь пахнет менее престижно.

Теперь, сотрудники этих кабинетов оказались в выигрыше. Их прогадавшие коллеги вынуждены были тесниться за их спинами, поминутно спрашивая:

— Ну, что? Что, там?

— А, ничего, такого… Идут на полигон.

— А, там, что?

— Ничего. Тишина.

— Смотрите! Барак окружают!

— Господи, помилуй! Что они там найти хотят!

— Золото, брильянты. — Сострил кто-то.

В этот момент, прозвучала первая автоматная очередь. Вася Волохович, вступил в бой с врагом, положив начало эпическому сражению, которое, вероятно, войдет в учебники «Новейшей истории Беларуси», как «Бой у Вонючего Ручья».

— Мама, родная! — Ахнул кто-то.

— Это же, что такое делается!

— Нарвались на засаду! — Высказал предположение младший менеджер Фомичев, которому удобного места у окна не досталось, и поэтому он плюнул на всю эту чехарду и, вальяжно расположившись на стуле, комментировал события, опираясь не реальное действо, а на собственное воображение.

— Их там всех сейчас поубивают, а нам, что, тогда, делать? — Спросила нервная Нина Григорьевна, побледнев от переживаний.

— Надо смотреть в «Сети», как звали мать пророка Мухаммеда. — Сказал Фомичев.

— Господи Иисусе, на что нам — мать пророка? — Спросила Вера Алексеевна, маркетолог средней руки.

— Как — на что? — Спросил Фомичев. — Они, когда там с ментами закончат — сюда придут. Сначала спросят, как звали мать пророка. Кто не знает, тому голову отрежут.

— А кто знает? — Спросила Вера Алексеевна, начиная проявлять признаки беспокойства.

— Того просто пристрелят. Без мучений. — Уверенно сказал Фомичев.

— Да, кто придет? Кто придет, то? — Побледнела Нина Григорьевна.

— Как, кто? Мусульманское государство, конечно. — Уверенно сказал Фомичев.

Словно, в подтверждение, его слов, с полигона, раздался грохот взрывов. Потом, раздалась одинокая автоматная очередь. Следом, наступила тишина.

Начала открываться входная дверь отдела. Все, повернувшись, с ужасом смотрели на нее, ожидая сами не зная чего.

Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось смуглое, изборожденное морщинами, страшное лицо.

Все, с облегчением вздохнули, узнав старшего юрисконсульта Ульянко.

— Послушайте, никто не скажет мне, что происходит? Хотел отогнать машину, а все двери заперты? — Озабочено спросил он. — Хотел пройти через кафе, так и там заперто… Халдеи сидят, трясутся. В чем дело, не знают.

— Заминировали здание и взорвут, если власти не предоставят им самолет и миллиард долларов. — Сказал Фомичев.

— Кто заминировал? — Изумленно спросил Ульянко.

— Исламисты. Или тунеядцы.

— Да, что вы несете! — Возмутился юрисконсульт.

— Здание заминировали. Двери заперли, что бы ни разбежались. Среди нас наверно — смертники. — Убежденно, гнул свою линию младший менеджер.

Нина Григорьевна, сложив на груди руки, отрешенно двинулась к выходу, молча протиснулась в дверь и оказаласьвышла в коридоре. Пребывая в состоянии полного душевного паралича, она зашла в соседний транспортный отдел.

В транспортном отделе, царила полная неразбериха. Люди перебегали от окна к окну, обмениваясь самыми фантастическими идеями.

— Фаина, ты где?! — Позвала Нина Григорьевна подругу.

— Нинка, ты как! — Подбежала, к ней Фаина Геннадьевна, главная учетчица, не только транспортных средств, но и всех происходящих на комплексе событий.

— Ты знаешь, как звали мать пророка Мухаммеда? — Срывающимся голосом, спросила ее Нина Григорьевна.

— Ниночка, тебе плохо? Присядь.

— Так, как звали его мать?

— На што — тебе?

— Господи! Сейчас головы придут рубить, а никто не знает, как звали мать пророка! — Заголосила Нина Григорьевна, заламывая руки.

Гомон в транспортном отделе утих. Все повернули головы, к Нине Григорьевне. Начальник отдела, Малькович, решительно спросил:

— Нина Григорьевна, в чем дело?

— Так вокруг, же все заминировано! — Всхлипнула та. — Двери позапирали, бомбы позакладывали, сейчас сюда придут и головы рубить будут. А, потом самолет потребуют и миллион…

— Кто придет? — Подлетела к ней Алла Михайловна, самая взрывная дама отдела, чьих нервных порывов побаивался сам Малькович.

— Кто, кто? Исламистские тунеядцы, вот кто!

— Это, что же такое делается! — Сиреной взвыла Алла Михайловна и пулей выскочила в коридор.

В пустом коридоре, выхода ее эмоциям, тоже, не было, и она вломилась в первую попавшуюся дверь. От чего-то, нелегкая занесла ее в отдел маркетинга. Ворвавшись туда, она, с порога взвопила:

— Сидите тут, а все вокруг заминировали!

— Ага! — Обрадовано воскликнул младший маркетолог Фомичев. — Заминировали, все-таки!

— Алла Михайловна, с чего вы взяли? — Удивленно спросил Ульянко, до этого, стыдивший Фомичева за досужие домыслы.

— Все знают, а вы не знаете! — Крикнула Алла Михайловна и выскочила, из комнаты.

— Господи, делать-то, что теперь? — Кинулась следом Вера Алексеевна.

За ней в коридор, как горох, посыпались остальные маркетологи. Там, они натолкнулись на взволнованных транспортников.

— Может, не взорвут, сразу!

— Бомбы, бомбы, где заложили?

Коридор моментально наполнился людьми. Алла Михайловна, молниеносно перемещаясь, с места на место, знакомила несведущих со сложившейся ситуацией. Масла в огонь подлили две подруги, Нина Григорьевна и Фаина Геннадьевна, которые рыдая вышли из транспортного отдела.

— За, что! За что! — Вопрошала Фаина Геннадьевна, обращаясь к недавно побеленному потолку.

Нина Григорьевна, просто млела и шептала вполголоса молитву.

— Здание панельное, если рванет — сложится, как домик карточный! — Крикнул кто-то уже не важно, кто.

— Охрана, куда смотрела!

— Подкупили охрану!

Женская половина, большая часть сотрудников второго этажа, протяжно завыла

— Ах, так, подкупили! — Прорезал тоскливую арию, как нож масло, пронзительный вскрик Аллы Михайловны.

Она моментально вспомнила, ненавистного начальника смены, со всеми его по-армейски грубыми посягательствами на ее честь, и сломя голову бросилась вниз, по лестнице, сгорая от желания пристукнуть этого солдафона.

Увидев ее, сбегающую по ступенькам, «начальник охраны» взволнованно выступил навстречу и, желая преградить дорогу, широко развел руки в стороны.

— Ах ты — сволочь! Напустил террористов и еще обниматься лезешь! — Подумала Алла Михайловна и, с разгона, со всей накопившейся злостью, врезала ему по уху. Удар, для отставного вояки, получился не очень сильный, но пришелся именно в ту точку, о которых известно мастерам восточных единоборств.

Мордуев моментально отключился и плашмя рухнул на пол, покрытый керамической плиткой. При соприкосновении с керамикой, головы «начальника охраны», раздался звук, который можно постоянно слышать, заходя в бильярдную.

Несколько ошеломленная подобным развитием событий, Алла Михайловна наклонилась к упавшему.

— Начальника охраны убили! — Крикнул кто-то, выглянув сверху.

Это пронзительное, безысходное «Убили!» вознеслось, по лестничным пролетам до третьего этажа, и сделало панику в корпусе вселенской.

Приняв «Убили!», на свой счет, Алла Михайловна совершенно потеряла голову и, ломая каблуки, кинулась в приоткрытую дверь кафе.

— Исламисты у вас? — Спросила она с порога.

Молодой бармен Витя, протиравший стаканы за стойкой, растерянно покачал головой. Алла Михайловна торопливо закрыла за собой дверь, накинула крюк и задвинула засов. Подскочив к столику, она ухватилась за него и потащила к двери.

— Чего стоишь? Помогай! — Крикнула она бармену.

Тот, опешив от ее стремительного вторжения и всего происходящего, только широко открыл рот и замер, как изваяние.

Выглядывая, с лестничного пролета, наиболее решительные представители мужской половины управления видели, внизу распростертое на полу тело начальника охраны и переговаривались, свистящим шепотом.

— Убили.

— Точно!

— Входных отверстий не видно.

— Самый умный, что ли? Подавай ему входные отверстия!

— Ножом в спину, ударили!

— Вот, это ближе к истине, коллега!

— Надо бы, пойти взглянуть.

— Да, вы, не только самый умный, но, еще и самый смелый… Идите и смотрите, если вам надо.

— Нет, так не годиться, надо удостовериться…

— В чем удостовериться? Что он покойник?

— Вы, как хотите, а я все-таки, схожу, посмотрю…

— Смотреть он собрался! Чего, там — смотреть? Покойник, он и есть — покойник. — Ворчали сослуживцы, оставшегося безымянным героя, осторожно спускаясь за ним следом.

— Тихо!

— Что, вы, шумите?!

— Да, тише же товарищи!

За передовым дозором, стали подтягиваться и другие, не столько смелые, сколько любопытные. В конце, концов, на лестнице образовалась робкая, шикающая колона, медленно продвигающаяся в направлении, безмятежно распростершегося, на светлой плитке, Мордуева.

Анна Михайловна, для своих просто — Ганна, из конструкторского бюро, которую перипетии жизненного пути, научили, относится, ко всему, с фатальной безмятежностью, стала главным поставщиком новостей, с театра военных действий. В очередной раз, выглянув, в окно, она вышла в коридор и доложила обстановку:

— Все, пока тихо. С нашей стороны, человека три, еще шевелиться. Так, что, не всех, еще поубивали. Кто-то, еще держится. Ха! А. куда, это, наши мужики направились?

— Может, на джихадистов пошли?! — Выразила робкую надежду Светочка Карабанова.

— Наши! На джахадистов! — Возмутилась Вера Алексеевна. — Да, они утром мимо собак пройти боятся. Пока толпой не соберутся, на территорию не заходят! Скорее всего, драпать собрались!

— Как драпать?!

— Куда драпать?!

— Все же закрыто!

— Эти проходимцы лазейку найдут! — Уверенно сказала Вера Алексеевна.

— Девушки, а мы, чего сидим?

— Господи! Они смоются, а нас взорвут, со всеми потрохами!

— Бабы! Спасаться, нам, надо!

— Чего сидим!

— Сидим, тут, смерти ждем, а мужики вон — бежать намылились!

— Если скопом — может, кто и вырвется! А, так всем погибель!

— За мной, девчата! — Крикнула Вера Алексеевна, которая, для восстановления нормальных ритмов сердца, хряпнула целый флакон валерьянки. — Или грудь в крестах, или голова в кустах!

Замыкающий, спускающуюся, в холл, колону Валик Кудлаев, не сразу сообразил, что шумовой фон, за его спиной, кардинально изменился. Плач и стоны, на короткое время затихли, и возникло какое то пчелиное гудение. Этот нарастающий гул, отвлек его от происходящего по фронту и заставил оглянуться.

Вытаращив глаза и широко открыв рот, он, с изумлением, уставился на накатывающую на него толпу женщин, которую вела, за собой, Вера Алексеевна, из отдела маркетинга, женщина решительная и малотолерантная по отношению к мужчинам.

Кудлаев, только успел приложить палец к губам, желая призвать прущих на него амазонок к тишине, как был сметен разъяренной толпой.

Нет, это была не толпа! Это была настоящая кавалерийская лава, которая стремительно обрушилась на мужскую колонну, разметала ее, к чертям, и растеклась по холлу.

— Заперто!

— И тут — заперто!

— Девки, заперто все!

— Мужики ломайте двери!

— Мужики, вы, или не мужики!

Какая-то решительная дама подскочила к двери кафе и дернула ее. Находящаяся внутри Алла Михайловна, будучи на взводе, после только, что совершенного убийства, отозвалась изнутри загробным голосом, причем, почему-то с кавказским акцентом:

— Нэ подходы! Стрэлят буду!

— Там они!

— Там они засели!

— Сейчас взорвут, к такой матери!

— Окна! Окна!

— Через окна, надо!

— Мужики, окна бейте!

— Мужики — вы, или — не мужики?!

— А-а-а! Гребаные стеклопакеты!

Ароматы полигона, как-то сразу, проветрили Рахметову и Валерьянычу мозговые извилины. Поэтому, емкость с чачей нашлась быстро. По этому поводу, конечно выпили. Присели закусить.

— А, это, кто нарисовался? — Спросил Рахметов, кивая на четыре фигуры в штатском, которые неподвижно замерли у входа, внимательно разглядывая полигон.

— Очередная комиссия, какая-нибудь. — Сказал Валерьяныч, натужно пережевывая попавшийся в ветчине хрящ. — Поприезжают, станут и смотрят, как будто Америку увидели.

— Тьфу! — Плюнул он. — А, пишут — высшего сорта! Наверно, опять, пожаловался кто-то, что воняет. А, чего жаловаться?! Воняло, воняет и вонять будет! Ну, приедут, вот, такие. Постоят. Потом пишут ответ: «С ситуацией ознакомились. Изучается возможность снижения вредных выбросов».

— Тьфу! — Плюнул он, еще раз. Уже просто так.

В этот миг, со стороны ангара, бабахнуло.

— Слава — остолоп! Говорил я ему…

Потом бабахнуло еще раз, послышалась автоматная очередь, и началась настоящая канонада.

— Нет. Не Слава… — Растерянно сказал Валерьяныч.

В то же время, «члены комиссии», в некоторой растерянности, потоптавшись на месте, разом выхватили пистолеты и бросились к ангару, откуда продолжала доносится оглушительная стрельба.

В задние ворота, на полной скорости, влетел милицейский микроавтобус и, лавируя между завалами, помчался туда же.

Невдалеке от продолжающих механически закусывать Валерьяныча с Рахметовым, машина забуксовала на куче тыквенного месива. Из нее, приоткрыв дверь, высунулся прапорщик Мелешко и крикнул двум бомжам, жующим какую то дрянь с этой помойки:

— Быстро — подтолкнули!

В его голосе было столько ожесточения, что мнимые бомжи навалились, на машину, с такой яростью, что она, враз, выбралась из западни и умчалась, по назначению.

Автоматные очереди, у ангара, немного поутихли. Но зато, стали рваться гранаты.

— Чего — это, Валерьяныч? — Растерянно, спросил Рахметов.

— Чего это — не знаю. Знаю одно — валить нам отсюда надо!

— Как валить? Мы же — под арестом!

— Слушай старого сидельца, парниша! Ноги в руки и мотаем, отсюда. Огородами! Завтра придем — сдадимся. В спокойной обстановке. — Убежденно говорил Валерьяныч, шурша пакетами. — Короче — я пошел, а ты — как знаешь!

— А, ну его, к чертям! — Возмутился Рахметов. — Там опять ОМОН, наверно. Мне вчерашнего хватило! Идти, только, куда?!

— Идти, есть куда. — Сказал Валерьяныч. — С этой бутылью, нам все двери открыты.

По опустевшим цехам пищеблока, гуляло эхо:

— Администрацию захватили-и-и-и!

— Взрывать будут!

Начальники цехов и мастера, не в силах сдержать массовый порыв трудящихся, сами, в первых рядах, лезли на всевозможные насесты, откуда можно было наблюдать за разворачивающимися событиями.

Самые отчаянные, передвигаясь, по двору короткими перебежками, выдвинулись к полигону и заглядывали внутрь, через проемы забора. Оператор Кунец был в числе таких храбрецов. Бросив пульт управления, он помчался на выстрелы, удаляя по дороге лишние файлы, с карты памяти мобильника. Вскакивая с места, он опрокинул кружку с кофе, но не обратил на такой пустяк внимания.

— Тут, война началась! Подумаешь — какой-то кофе!

Начальник цеха фруктовых соков, Братишко, не поддался всеобщему психозу. Запершись у себя в кабинете, он вполголоса говорил по телефону:

— Мне — не до шуток… Да! Захвачено здание администрации. Кем-кем? Говорят исламистами. Всех служащих блокировали, в здании… Да. Милиция уже здесь. Только, сил у них недостаточно. Да, говорю же, вам! Они ведут бой. Вступили в перестрелку с противником. Точно не скажу. До меня доносится автоматная стрельба и взрывы…

В это время, протекший на пульт управления и отключивший автоматику кофе сделал свое дело. В цеху, рванул котел высокого давления.

— Слышали! Вы слышали? — Говорил, тревожным шепотом, в трубку Братишко. — Пока, вы со мной препираетесь, взорвали цех соков. Да это был взрыв. Требуется экстренная помощь!

Шагнувший, в распахнутую, дверь ангара, навстречу врагу, майор Брыль передвигался, какое то время, в условиях нулевой видимости.

За ним, держа автоматы наизготовку, двинулись другие.

Гуляющий по просторному строению свежий ветерок, быстро порвал в клочья дымовую завесу и, вошедшие увидели разбросанные, тут и там, по земле, человеческие тела. Тела слабо копошились и издавали нечленораздельные звуки.

Некоторые были в форме, некоторые — без. Группа прикрытия, передвигаясь со всеми предосторожностями, разбрелась по помещению.

Кроме нагромождения тел в центре, удалось обнаружить, еще всего одного субъекта, за кучей какой-то полуразложившейся рухляди. Все, и свои, и неопознанные гражданские, находились в состоянии контузии разной тяжести, и ничего не соображали. Хотя типы в гражданском не могли даже передвигаться самостоятельно, их приняли очень жестко, применив дубинки и казенную обувь. После этого, всех эвакуировали наружу и, еще раз более тщательно осмотрели ангар, облазив все уголки и закоулочки.

— Все, никого больше нет. — Доложил Брылю старший сержант Пинчук, который временно принял на себя обязанности его заместителя.

Майор, с растерянностью, взглянул на зияющее пулевыми отверстиями здание ангара и наклонился к руководителю операции:

— Товарищ капитан! Товарищ капитан!

Капитан Труба, на обращение, никак не отреагировал. Он сидел на земле, прямо в грязи, и, раскачиваясь вперед-назад, тупо смотрел куда-то мимо него.

Остальные члены передовой группы были не в лучшем состоянии. Кто-то стонал, кто-то охал, а капитан Одиноков, вообще, разучился говорить. Было видно, что ему очень хочется, что-то сказать, но у него получалось, только беззвучно открывать рот. При этом, Одиноков делал руками неопределенные жесты. Со стороны было не понять, то ли это — азбука глухонемых, то ли — распасовка, погруженного в транс экстрасенса.

— А, это, еще — кто? — Удивленно вздохнул старший сержант Пинчук, передергивая затвор автомата.

Брыль нервно оглянулся и увидел четверых незнакомцев, с пистолетами в руках, буквально выползающих из завалов промышленных отходов.

— Не стрелять! Это, группа Трубы.

— Мама, родная! — Сказал Пинчук, с восторгом разглядывая, похожих на болотных чертей, особистов.

В это время, со стороны административного корпуса, послышался звон бьющихся стекол и истошная разноголосица паникующих людей.

— Пинчук. Быстро — туда!

— А, чего я! — Возмутился Пинчук. — Вон, Мелешко идет. Его и пошлите. Он старше, по званию…

— Я, кому сказал… — Начал заводиться Брыль.

И, в это время, со стороны производственных корпусов, донесся мощный взрыв.

Глава шестая

Когда старший лейтенант Шелепова доложила о приходе майора Барабанова, подполковник Бурый был несколько не в себе, потому что с тревогой ждал новостей от Скрипака.

— Пусть заходит. — Вздохнул он.

Барабанов вошел, прямо сияя от счастья.

— Есть, что-то новое? — Раздраженно, спросил Бурый.

— Есть! — Не обращая внимания на настроение полковника, радостно сказал майор.

— Докладывай!

— После визита, к Соловьеву, упомянутый, Ломако вернулся в гостиницу. Через пятнадцать минут, после его ухода, Соловьев, даже не побрившись, но, судя по прослушке, употребив три дозы спиртного, покинул квартиру и прямиком отправился в российское посольство.

— Дозы были большие? — Перебил его Бурый.

— Судя, по количеству «булек» — изрядные.

— Продолжай.

— В посольстве, Соловьев находился сорок четыре минуты. Здание покинул, в сопровождении сотрудника миссии — Качинского, чиновника, довольно высокого ранга, в звании майора.

— Так, так. — Бурый заинтересованно склонил голову набок.

— Прибыв к гостинице, Качинский и Соловьев расстались. Соловьев отправился в соседний сквер, а Качинский — на встречу с Ломако. Их беседу записали. В ходе нее, выяснилось, что гостиницу Белая покинула в сопровождении Тумановой и Вячеслава Островского. Где они расстались неизвестно. Наблюдение за их группой, было, в тот момент, не очень плотным. Позже, когда сопровождение было усилено, удалось зафиксировать, что Туманова весь вечер провела с Островским. Вернулись они вместе. Ночевали у него в номере.

— Беседа проходила, в какой обстановке? — Спросил Бурый.

— Вот, то-то и оно! — Обрадовался Барабанов. — Ну, этот Ломако — полный лох, эмоций своих скрывать не умеет, простым глазом видно, что совсем раскис. Но наружное наблюдение, сообщило, что и Качинский несколько раз не смог совладать с эмоциями. Впечатление такое, что тоже сильно взволнован.

— И, что это значит? — Спросил Бурый, с недоумением.

Барабанов развел руками.

На столе подполковника, подмигивая красным глазом, тихонько заурчал красный телефонный аппарат.

— Выйди, на минутку. — Сказал он Барабанову, сохраняя хладнокровие, и, когда майор, сделав серьезное лицо, вышел — снял трубку.

— Слушаю, товарищ генерал!

— Слушай, Бурый, что, у тебя, там — за взрывы какие то?

— Мне, пока, ничего не известно.

— Так, выясни. У тебя, на Прилуцкой, кто работает?

— Капитан Злыдник.

— А! Злыдник! Тогда понятно. Передай ему, от меня, что не скоро он станет майором.

На трех этажах, пункта временного размещения задержанных, шел повальный обыск. Второй и третий этажи, на данный момент, пустовали, зато четвертый был забит практически под завязку. Здесь содержались бомжи, сидящие без вывода, потому, что все они были пенсионерами. И, хотя им по регламенту был разрешен легкий труд, руководство, находясь в здравом уме, не шло на подобные эксперименты. Поскольку этот контингент, оказавшись за пределами учреждения без надзора, моментально перемещался за пределы города, в сельскохозяйственные угодья, где приступал к сбору урожая. Причем, собирая урожай, с невиданной работоспособностью, пенсионеры засыпали собранное не в закрома Родины, а в свои собственные сусеки.

В народе, это называлось — «отложенная пенсия»; т.е. лето проживалось на подножном корму, а накопленные за это время денежные поступления, позволяли протянуть долгую зиму.

Проверку проводили методично и тщательно. Вначале открывалась дверь камеры. Затем туда, для бодрости, впрыскивалась небольшая порция газа. Доза, совершенно безвредная для бойцов ОМОНа, она моментально возвращала старикам юношескую резвость, и они покидали камеру, не дожидаясь повторной команды.

Кроме того, газ стимулирующее действовал на их сердечно- сосудистую систему, потому, что при виде затянутых в черную униформу, здоровенных мордоворотов, бомжи могли почувствовать себя неважно.

Арестантов строили в шеренгу, и прапорщик Глушеня проводил перекличку. После переклички, проводилась более тщательная проверка. Три, четыре бугая шли вдоль строя и проводили опознание по фотоснимку, полученному от капитана Злыдника.

Остановившись перед стариканом, они внимательно оглядывали его, с ног до головы, после чего внимательно сверяли проверяемого с изображением на фото.

— Он?

— Похож.

— Не, не похож…

— А, я говорю — похож! Он!

У деда, начинали подгибаться ноги. Остальных, стоящих в шеренге, охватывал мандраж.

— Не, не он.

— Не, он. У этого глаза другие.

Переходили к следующему. Долго сравнивали иссеченное морщинами, заросшее густой седой щетиной лицо с фотографией молодого симпатичного парня, со значком молодежной организации на футболке.

— Похож?

— Похож!

— Точно он!

— А, вроде, и не он.

— Да нет. Он! Точно!

— Нет, не похож.

— А, я говорю похож!

— Нет, мужики, не похож. Форма черепа другая.

После, того, как переходили к следующему, обладатель счастливой формы черепа, хватался рукой за грудь, придерживая рвущееся наружу сердце, и жадно хватал ртом воздух.

На пятом или шестом проверяемом, внизу рвануло. Не очень громко, но капитально. Так, что затряслись стены здания.

По женским камерам, покатился заунывный старушечий вой, вперемежку с призывами к царю небесному.

— Вова! — Заулыбались омоновцы.

— Во, дает парень!

— Молоток — ничего не скажешь!

Поскольку паника в камерах не прекращалась, один из бойцов заглянул в глазок самой шумной.

— Ну, ничего себе! — Присвистнул он.

Внизу, капитан Злыдник, с удовольствием разглядывал образовавшийся, на месте двери, кабинета начальника изолятора, аккуратный проем.

Сама железная дверь плашмя рухнула внутрь кабинета, слегка задев край начальственного стола, который, край, а не весь стол, после контакта, превратился в щепки.

За плечом капитана, тяжело вздыхал Судзиловский.

Ободряюще похлопав дежурного по плечу, Злыдник, с восторгом, пожал руку саперу.

— Вот, это — работа! Вот, это — я понимаю!

Вова смущенно улыбался и, даже чуточку покраснел.

Тут, в руках у Злыдника, голосом майора Синяговского, заговорила рация:

— Ваня, ответь. Слышишь меня?

— Слышу, слышу!

— Поднимись на четвертый этаж, покажу что-то.

Когда капитан поднялся, на четвертый этаж, омоновцы весело курили.

Синяговский, стоя у приоткрытой двери одной из камер, загадочно поманил его рукой.

Стоящий у него за спиной, прапорщик Глушеня, имел вид сильно озабоченного человека. Остановившийся взгляд и приоткрытый рот, говорили о сверхнормативном умственном напряжении.

— Чего — тут? — Спросил Злыдник.

Синяговский молча кивнул в камеру и посторонился.

— Так, так, так! — Выдохнул капитан. — И, как это понимать?

То, что предстало его глазам, никак не укладывалось в параметры исправительной системы.

Вместо узких окошек, под потолком, в помещении образовалось два дыры, через которые, можно было протиснуть слона. Строительные блоки еще кое-где держались, на местах, но совершенно четко обозначились квадратные проемы, похожие на обычные окна, в здании вольного стиля.

— Прямо — «Графские развалины». — Усмехнулся Синяговский.

— Чертовщина — какая-то! — Покрутил головой Злыдник. — Прапорщик, объясните, что это за порнография?

— Кабинеты здесь были, раньше. — Недружелюбно сказал Глушеня.

— Какие кабинеты, к чертовой матери? У меня дед в семидесятые здесь, на четвертом этаже, сидел! Точно, на четвертом, без вывода. — Сказал капитан уверенно.

— Это потом, значит, тут кабинеты сделали. — Сказал Глушеня. — Когда криминогенная обстановка, стала спокойной.

— А потом — что?

— Когда новую борьбу, с тунеядцами, начали — опять камеры оборудовали.

— Это уже при новом начальнике? Впрочем, неважно.

Злыдник проскользнул в камеру.

Разномастные старушки жались, к дальней стене и тихонько молились, глядя на зияющие в стене бреши. Капитан разулся, и влез на топчан. Потрогав один качающийся блок, вытолкнул его наружу. Взял кусок цемента, размял его пальцами и усмехнулся, очень зловеще.

Позже, покидая заведение, Злыдник, еще раз осмотрел четвертый этаж уже снизу. Здание выглядело, так, словно подверглось артиллерийскому обстрелу. В одном из проемов, была натянута веревка и на ней, жеманно трепеща на ветру, висели розовые женские панталоны, из знаменитой ватиновой коллекции советской эпохи.

Минут через пятнадцать, после того, как Злыдник спустился с четвертого этажа, у него зазвонил телефон. В это время, он, на скамейке, в тени высокого бетонного забора, мороженным и газированными напитками, успокаивал напуганных взрывом сестер Ермак.

— Злыдник слушает. — Бодро сказал он, поднеся трубку к уху.

— Да, товарищ полковник. Нет, товарищ полковник. Действовал, строго по инструкции. А, что прикажите делать? Инициатива, на инициативе. Откуда был звонок? Центральное управление исполнения наказаний? Ага… Ага… Конечно, есть соображения, откуда поступил сигнальчик. Понял… Понял! Будет сделано!

Отключив телефон, Злыдник подмигнул дамам:

— Начальство! Волнуется!

— Какая, у вас — работа интересная!

Немного придя в себя, после разговора со Злыдником, полковник Бурый уже потянулся было к кнопке громкой связи, чтобы вернуть майора Барабанова в кабинет, но рука его остановилась на полдороге. Красный телефонный аппарат, вновь стал подавать звуковые сигналы, одновременно маня его, красным светом.

— Да, товарищ генерал! Полковник Бурый слушает!

— Кресло, у тебя — удобное, полковник?

— Не совсем вас понял, товарищ генерал…

— Сейчас поймешь. Нет, лучше ты мне объясни, что, там — за драма с заложниками?

— Мне, об этом, ничего не известно… Не поступало никаких сведений.

— Весь город уже знает, а тебе — неизвестно. Вот, у меня — рапорт оперативного. Заложники, джихадисты — полный спектр… Так, подожди! — Генерал, на какое-то время, отключился.

Зеленым глазом подмигнул интерком.

— Да. — Торопливо отозвался Бурый.

— Товарищ подполковник, вам — рапорт от оперативного. — Сообщила старший лейтенант Шелепова.

— Быстро сюда.

— Кто — в приемной? — Шепотом, спросил он, когда Лидочка пожила рапорт ему на стол.

— Скрипак и Барабанов.

— Бурый, ты меня слушаешь?! — Раздался генеральский рык, в трубке.

Бурый, взмахом руки, отправил Шелепову обратно в приемную.

— Слушаю, товарищ генерал! — Отозвался он, кося одним глазом в рапорт дежурного.

— Ты, конечно, как всегда — не в курсе. Так — вот, довожу до твоего сведения, что «четвертый комбинат», только что взорвали! Теперь, я надеюсь, ты — в курсе происходящего!

— Немедленно выезжаю на место, товарищ генерал!

Телефон зловеще замолчал.

Бурый молниеносно выскочил из кабинета, на ходу одевая пиджак.

— Барабанов, действуешь по плану! Мне машину! Скрипак — со мной! — Рявкнул он, пересекая приемную.

Шелепова схватилась за телефон. Барабанов вытянулся, в струнку. Скрипак, холодея от ужаса, ринулся вслед за начальником.

— Тебе известно, что происходит? — Спросил Бурый у Скрипака, когда тот плюхнулся на переднее сидение.

— Не имею понятия… — Сказал Скрипак, но как-то неуверенно.

Бурый нахмурился. Но вопросов больше задавать не стал.

Молчали всю дорогу.

Полковник сурово щурился. Подполковник, сидя рядом с водителем, обливаясь холодным потом, широко открытыми глазами смотрел прямо перед собой, не видя дороги.

Уже, на подъезде к комбинату, стало понятно, что ситуация — нештатная.

То и дело машина обгоняла кареты скорой помощи и машины МЧС. Сотрудники автоинспекции полностью перекрыли движение, на этом участке кольцевой, согнав легковушки на обочину. Их водители курили, возле дороги, оживленно обсуждая сложившуюся ситуацию.

— Главное — не возмущается никто! — Подумал полковник. — Интересно им, видите ли. Завтра, я уже представляю — нарассказывают. Мало нам слухов было. Еще подкинут.

Съезд к комбинату перекрывал кордон милиции, который, не разглядев номер, остановил машину Бурого.

— Вы, что совсем страх потеряли?! — Грозно выскочил из машины Скрипак. — Не видите, кто едет?!

Старший, молоденький лейтенант, отчаянно замахал руками, отгоняя патрульную машину, перекрывающую дорогу высокому начальству. Рядовые сотрудники взяли «на караул».

Бурый не спеша вылез из машины и махнул рукой Скрипаку:

— Пройдемся пешком.

Он любил подходить к сложному делу, исподволь, окольными путями, чтобы, потом, соколом ринуться на добычу.

До бетонного забора, окружающего предприятие, оставалось метров пятьдесят.

Бурый шел первым, за ним, спортивным шагом двигался Скрипак. Третьим, на некотором отдалении, мелкой трусцой, поспевал лейтенант. Видимо он решил, что его долг — сопровождать высокопоставленных представителей власти.

Ворота охраняли четыре колоссальных омоновца и дедушка сторож, который, переволновавшись, с трудом стоял на ногах.

Омоновцы еще издали разглядели, кто приехал.

Дед же не вник в ситуацию и решительно выступил вперед.

— Ваши… — Успел произнести он, начало дежурной фразы, после чего был поднят за шиворот вверх и перемещен, по воздуху, в служебную будку.

Кивнув омоновцам, Бурый вошел в ворота и остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду.

Вся площадка, перед зданием дирекции, была забита спецтехникой. Здесь были машины милиции, скорой помощи, пожарные.

Немного в стороне, стояли четыре бронированные автозака ОМОНа.

Среди транспортных средств, суетились медработники, таская носилки с ранеными, и деловито перемещались пожарники, сворачивая одни шланги и разворачивая другие.

Милиционеры, снующие повсюду, выглядели не столько озабоченно, сколько растерянно.

— Интересно, кто, здесь — старший. — Скорее подумал вслух, чем спросил Бурый.

— Сейчас узнаю! — Метнулся Скрипак.

Когда подполковника поглотил, царящий на подъездной площадке хаос, Бурый, еще раз обвел взглядом площадку и, не поворачивая головы, сказал:

— Лейтенант, видишь вон того майора?

Он указал пальцем на майора-омоновца, безмятежно курившего в сторонке.

— Так, точно!

— Позови его, ко мне.

Лейтенант стремительно ринулся, в указанном направлении.

Подбежав к майору, он стал что-то говорить ему, украдкой поглядывая назад.

Не дослушав, омоновец взглянул на Бурого, бросил окурок и, поправив ремень, направился к полковнику, деловитым, но неспешным, шагом.

Подойдя, он отдал честь и представился:

— Майор Синяговский.

— Полковник Бурый. Майор, доложите, что здесь происходит!

— Трудно сказать. Нас, сюда перекинули, по тревоге. Приказали: «Действовать, по ситуации». Вот, разбираемся, что — к чему.

— А, конкретнее?

— Поступило сообщение, что административный корпус заминирован, а сотрудники захвачены в заложники.

— Освободили?

— Пока мы приехали, они сами освободились.

— Откуда столько раненых? Убитые есть?

— Ну, раненые просто стеклом порезались. Некоторые, правда, здорово себя раскромсали, когда через выбитые окна лезли, но смертельных травм не было.

— А террористы?

— Прочесали здание. На втором этаже, директор с секретаршей, коньяк пьет, и две бабы, в беспамятной прострации. На первом, какая-то сумасшедшая, в кафе забаррикадировалась. Больше никого. Сейчас здание проверяем, на наличие взрывчатки. Но это — вряд, ли…

— Что за цех здесь взорвали? Взрыв был?

— Взрыв был. Рвануло в цеху соков и фруктовых напитков. Там мой специалист разбирается. Жду доклада.

— Мне доложили, что была перестрелка!

— Стреляли. Но это — не здесь. Это — там, на свалке.

— Ну!

— Ну, а, что — я? Там — ваши, мне там делать нечего.

— Как — наши? — Расправил плечи Бурый.

— Не знаю. Мне сказали, что там ваше ведомство работает. Все под контролем. Наша помощь не требуется.

— Вы проверили? Это, действительно — люди из нашего ведомства?

— Капитан сказал — из вашего.

— Какой капитан? — Повысил голос Бурый.

— Ваш капитан. Капитан Злыдник.

— Злыдник! Он тут, что делает? Хотя. Неважно! Где он?

— В машине.

— Как, в машине?! Почему!

— У него, там — свидетели. Охраняет.

— Немедленно, его ко мне!

— Слушаюсь.

Синяговский негромко сказал несколько фраз, в рацию.

— Уже, бежит. — Сказал он.

Оба, и майор, и полковник повернулись к «автозакам» и замерли в выжидательной позиции.

Молоденький лейтенант милиции, который маячил в отдалении, тоже уставился в ту сторону.

Ожидание затянулось. Майор стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Полковник нервно переминался на месте. Под кожей лица, у него, перекатывались желваки, величиной с грецкий орех.

Минуты, через три, дверь одного из фургонов открылась и на землю спрыгнул капитан Злыдник. Потянулся. Отряхнул брюки. Еще минуты две, он что-то говорил внутрь. Потом закрыл дверь и направился к изнывающему, в ожидании, начальству.

Тронувшись в путь, он шел довольно неспешно, но по мере приближения начал ускоряться. Метров за пятнадцать, от Бурого, капитан перешел на бег трусцой. Остановившись, он перевел дыхание и доложил:

— Капитан Злыдник, по вашему приказанию, прибыл!

Полковник, некоторое время, молчал, медленно втягивая в себя воздух. Потом сказал:

— Спасибо, майор, вы свободны.

Майор, флегматично пожав плечами, отправился к своим. Милицейский лейтенант отошел еще метров на двадцать, в сторону, но из виду начальство не выпускал.

От царящей вокруг неразберихи, у Бурого шумело в голове, и он не сразу решил, с чего начать. Поэтому спросил:

— Кто, там — у тебя? Задержанные?

— Свидетели! По нашему делу.

— Ты, здесь, как оказался?

— Нештатная ситуация. Прибыл на место. Вон, Синий, как раз, сюда ехал. Подбросил.

— И, что? Докладывай!

— А, что — я? Здесь капитан Труба командует.

— Как — Труба? Он, что тут делает?

— Проводит операцию, по вашему приказанию.

— Не понял… — Искренне удивился Бурый.

Оглядев хаос, творящийся перед ним, мысленно удивился еще раз, но уже про себя:

— Неужели, все это — по моему приказу?!

— Мне, тем более, никто не отчитывался. Труба, ведь, по отделу Скрипака проходит… — Тем временем, продолжал Злыдник.

— Так. Скрипак… Конечно…

Лицо подполковника застыло каменной маской.

— Этот, Труба — где? — Встрепенулся он.

— Там. — Кивнул, в сторону свалки, Злыдник.

— Ко мне, его! Немедленно!

— Да. Надо кого-то послать. — Согласился Злыдник, оглядываясь по сторонам.

— Не понял! Чего стоим? Бегом марш! Хватай его за шкирку и незаметненько волоки сюда!

— Не. Я не пойду.

— Снова, не понял?! Ты, что — пьяный?

— Не. Я — трезвый. Только, там, похоже, все контуженные или с катушек съехали. Вроде… Точно не скажу. Сам не видел. С ним, там — майор, из Московского. С майором — двадцать автоматчиков. Заняли оборону, никого к себе не подпускают.

— Ты, что несешь?! Смеешься, надо мной?

— Тут, не до смеха, товарищ полковник. К ним, пробовали приблизиться. Не подпускают. Стреляют.

— По людям? — Озадаченно спросил Бурый.

— Пока, только в воздух. Делают предупредительные выстрелы. Но существует возможность, что могут шмальнуть по настоящему.

Тут, к Бурому, начало приходить осознание, что все сказанное — чистая правда.

Он повернулся лицом к свалке, и растерянно уставился на, зияющий прорехами, бетонный забор.

Злыдник тоже устремил задумчивый взгляд, в сторону ограды.

— Майор, этот, здесь, причем?

— Я, откуда знаю? Самого майора, сегодня видел. Интимных разговоров с ним не заводил. Если, он в курсе событий то, только поверхностно. Не понимаю, что он здесь делает.

Бурый резко повернулся, на каблуках.

— Лейтенант, ко мне!

— Жалко парнишку. — Сказал Злыдник. — Молоденький еще.

Бурый досадливо махнул рукой:

— Заткнись.

Лейтенант подбежал, к ним, даже не запыхавшись. Вытянулся.

— Лейтенант. Немедленно разыщите мне… Э-э… Вы видели сотрудника, который со мной приехал?

— Так точно!

— Немедленно разыщите его и пришлите сюда.

— Слушаюсь!

Лейтенант упорхнул.

— Это — кто, с вами? — Спросил Злыдник.

— Скрипак, его мать!

— Ага. — Кивнул Злыдник.

— Так, что там за майор, говоришь?

— Психолог, из Московского.

— Злыдник, если не хочешь на Чернобыльский кордон, прекращай свои хахоньки. — Хмуро сказал Бурый. — Докладывай, что здесь происходит. Стрельба была?

— Целая канонада. В городе было слышно. Брали, с боем, сараюшку. Короче, ангар — там, у них. Его и штурмовали.

— Зачем? — Испуганно встрепенулся полковник.

— Это, вы, у них спрашивайте. Может, отрабатывали элементы психической атаки. Майор, он, точно — психолог штатный. Я не выдумываю.

— Что, там, в этом ангаре?

— Барахло всякое ненужное. Хлам и разруха. Еще, по моим сведениям, там — стоянка суточников. Они здесь пашут. Помойку разгребают.

— Ничего не понимаю…

— И мне не понятно. А, вон, Скрипак бежит. Может он, чего скажет.

К ним, в самом деле, на рысях, спешил подполковник Скрипак.

— Товарищ полковник, по вашему приказанию прибыл!

— Докладывайте!

— Докладываю. Старшего, среди прибывших по вызову аварийных служб, не обнаружено. Каждое ведомство действует, по собственному регламенту.

— Скрипак, ты, что дурак? Про Трубу, докладывай.

Скрипак, озадачено, оглянулся на заводские корпуса и растерянно сказал:

— Все трубы, вроде, на месте…

Злыдник повернулся ко всем спиной. Плечи его вздрагивали, как, если бы он рыдал от горя.

Полковник озадачено приоткрыл рот и разглядывал подполковника, словно видел его впервые.

— Капитан Труба проходит по твоему отделу?

— Так, точно!

— От тебя, ему было что-либо поручено?

— Было. Вернее — не было.

— Так было или не было?

— Он сам вызвался. Доложил, что в течение часа произведет задержание. Известного вам подозреваемого.

— Час прошел?

Скрипак ошалело взглянул на часы.

— Прошел.

— Я тебя, снова, спрашиваю: где Труба?

— Он мне подробно не докладывал. Обещал отзвониться.

— Отзвонился?

— Нет, еще…

— Не отзвонился? А, это, что, по-твоему?! — Закипая, спросил Бурый, обводя широким жестом сияющее мигалками пространство перед административным корпусом. — Вот, как он отзвонился, подлец! Слышишь, какой стоит перезвон? Весь город слышит! Догадываешься, по ком звонит этот колокол?

Полковник подался вперед, и его скрюченные пальцы остановились в нескольких сантиметрах от горла Скрипака.

Подавив в себе спонтанно возникший порыв, полковник взял Скрипака, за отвороты куртки, и хорошенечко тряхнул.

— Звони Трубе, сука! Звони, пока я тебя здесь не закопал!

Несмотря, на физкультурное образование, Скрипак был мелковат, по сравнению с полковником — и ростом пониже и плечами поуже; поэтому испугался по настоящему.

Трясущимися руками, он стал шарить в карманах; найдя телефон, набрал номер.

— Не отвечает… — Растерянно сказал он, не отнимая трубку от уха.

— Звони еще! Набирай, пока не ответит!

После третьего вызова, на другом конце, сняли трубку.

— Алло! Алло! Труба, это ты? Чего молчишь? Это — я. Узнал?

— Это, ктоето, его спрашивает? — Ответили на том конце, тонким, дурашливым голосом

— Кто говорит? Труба, это ты? Скрипак говорит!

— Извините, не узнал! — Отозвались в телефоне, нормальным голосом.

— Я с кем говорю?

— Бондаревич — у телефона.

— А, Бондаревич! Труба, где!

— Он не может подойти.

— Где он?

— Здесь, рядом. Сидит.

— Передай ему трубку.

— Он говорить не может…

— С ним, что? Он ранен?

Бурый решительно вытянул руку вперед:

— Дай телефон.

Скрипак передал ему трубку.

— Бондаревич, он — наш? — Спросил полковник.

— Наш. — Кивнул Скрипак. — Из моего центра.

— Бондаревич! Бурый говорит.

— Так точно! Слушаю! Конечно, узнал!

— Слушай внимательно. Меня в лицо знаешь?

— Так точно!

— Скрипака, в лицо, знаешь?

— Так точно!

— Внимательно слушаешь?

— Так точно! Слушаю внимательно!

— Сейчас, мы, втроем. Со мной и Скрипаком, будет третий. Понял?

— Понял!

— Так, вот! Мы втроем направляемся к вам. Не вздумайте стрелять. Не дай бог, ты там не разъяснишь ситуацию…

— Слушаюсь!

— Кроме нас… Так, это потом. Короче, мы идем. Не отключайся.

Бурый протянул телефон Скрипаку.

— Будь, с ним, постоянно, на связи. Мало, ли чего.

— Пошли, что ли? Или, сначала, помолимся? — Спросил Злыдник.

— Капитан, отставить. — Раздраженно сказал Бурый и первым шагнул, в сторону щербатого забора.

Они, не спеша, направились в сторону полигона. Стараясь не привлекать к себе внимания, передвигались легким прогулочным шагом. Скрипак даже время от времени, нагибался и подбирал с земли камешки, создавая видимость любителя-натуралиста, совершающего ежевечернюю прогулку.

На полпути, в кармане у Злыдника затрещала рация.

— Синяговский вызывает. — Сказал Злыдник. — Надо ответить. Может, предупредить хочет или — что срочное…

— Отвечай. — Сказал Бурый, останавливаясь.

Скрипак, сорвал у себя под ногами какую-то чахлую былинку и с остервенением стал ее нюхать.

— Чего, там — у тебя? — Спросил Злыдник, в рацию. — А-а! Вова вернулся? Привет ему передавай, от меня. Чего говорит? Так! Так… Понял. Ну, на нет и суда нет! Что? Свидетели погулять просятся? Выпусти, пусть гуляют. Только, пару пареньков своих, к ним приставь, из соображений безопасности. Ну, все. Пока. Буду на связи.

Злыдник сунул рацию, обратно в карман.

— Ну, что там? — Нервничая, спросил Бурый.

— А, ничего! Котел, сам по себе, рванул в цеху. Техногенная катастрофа. Никакой диверсии.

— Хоть, это — слава богу! — Вздохнул Бурый. — Пошли, не торопясь.

— Ну, и вонища! — Сказал он, сделав, еще несколько шагов, в сторону полигона.

— Воняет, как в армейском сортире, после дымовой шашки. Даже похуже. — Согласился Злыдник. — Атмосфера — слишком густая. Может, им там, от здешнего воздуха, крышу снесло.

— Это, что еще за придурки, на свалку поперлись? — Судачил народ.

— Ну, все — этих-то, точно замочат. — Сказала Вера Алексеевна, сидящая на подножке «скорой помощи», с забинтованными руками.

— Положат, как пить дать! — Согласился с ней менеджер Фомичев, которому бинтовали голову.

К разочарованию публики, тройка отважных, беспрепятственно достигла забора и исчезла в широкой дыре.

Оказавшись за забором, полковник и сопровождающие увидели милицейского прапорщика и двух сержантов, с автоматами наперевес.

— Где наши сотрудники? — Резко спросил Бурый.

— Дальше, за ангаром. — Коротко ответил прапорщик.

— О! Мелешко, а ты, чего тут делаешь? — Расцвел в улыбке Злыдник.

Бурый резко споткнулся.

— Ну! — Грозно сверкнул он глазами, на подчиненного.

— Фигурант, по вчерашнему задержанию. — Торопливо доложил Злыдник. — Утром проводил с ним инструктаж. Этого тоже узнаю.

Злыдник ткнул пальцем в хлипкого младшего сержанта.

— Сосинович, кажется.

— Так, точно! Младший сержант Сосинович!

— Этот, тоже был утром на «Волгограде».

— Ладно. — Прищурился Бурый. — Прапорщик, никого больше не пускать, на территорию. Мы идем дальше.

Завернув за ангар, полковник и «иже с ним» приостановились.

— Ну, ничего себе! — Присвистнул Злыдник.

С этой стороны, ржавый, зияющий естественными прорехами, ангар был сплошь изрешечен пулями. В лучах заходящего солнца, на земле истоптанной в болотистое месиво, золотистой россыпью, поблескивали автоматные гильзы.

Тут же, среди разбросанных в грязи человеческих тел, бестолково маялись, вооруженные до зубов, милиционеры.

В стороне, от одетых в форму людей стояли четыре загадочные личности похожие на аквалангистов.

Еще дальше, сиротливо покосившись на один бок, стоял заляпанный непонятно чем милицейский микроавтобус.

Полковник Бурый, широким шагом, приблизился к сотрудникам милиции и огляделся.

Среди распростертых на земле тел, которые в основном были гражданскими, лежали и четверо милиционеров. Трое неподвижно. Один подавал признаки жизни, пытаясь приподняться.

Потом, Бурый узнал капитана Трубу, который, сидя на земле и держась обеими руками за голову, раскачивался из стороны в сторону.

Рядом с ним, сидел какой-то милицейский капитан, тараща глаза в пустоту и бестолково размахивая руками.

Милиционеры, робко переминаясь с ноги на ногу, с испугом и в тоже время с робкой надеждой, смотрели на прибывших.

— Кто, здесь — старший? — Спросил Бурый, немного растерявшись от открывшейся панорамы.

— Я. — Выступил вперед толстый майор в расхристанном бронежилете.

Лицо у него было багрово красное и даже отливало синевой.

— Я — головка от боезаряда! — Прошипел, за спиной у полковника, подполковник Скрипак.

— Майор Брыль. — Поправился майор. — Временно принял на себя командование, взамен выбывшего из строя капитана Трубы.

— Командование — чем? Это, что, здесь, у вас — такое?

— Группа захвата.

— Так. Понятно. — Сказал Бурый и повернувшись к Злыдник, спросил:

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Нет.

— Я, тоже. Ага! Бондаревич! Кто, здесь — Бондаревич?

— Я — Бондаревич. Старший лейтенант Бондаревич. — Отделился, от группы «аквалангистов» самый толстенький.

То, что издали смахивало на гидрокостюм, на самом деле было обычной одеждой, только пропитанной непонятной субстанцией. От этого одежда липла к телу и удивительно пахла.

— Господи! Спаси и помилуй! — Сказал Злыдник.

— Докладывайте. Что здесь произошло? — Обратился к Бондаревичу, Бурый.

— Не могу знать. Мы прибыли, когда все уже закончилось.

— Все четверо?

— Так, точно.

— Майор, кто стрелял?

— Вынуждены были открыть огонь… — Майор замялся. — После, того, как убили сержанта Пшеничного…

— Что, есть убитые?

— Убитых нет.

— Пшеничный только ранен?

— Нет. Не ранен.

— Вы только, что сказали, что его убили, а он даже не ранен. Злыдник, ты куда?

Капитан, пользуясь тем, что полковник занят разговором, тихонечко отошел в сторону.

— Проверить, кое-что надо. Срочно.

— Ну!

— А, ну поворачивайте, всех этих на спину! — Скомандовал Злыдник, милиционерам, указывая на лежащих, лицом в землю, гражданских.

Милиционеры, толкая друг друга, с готовностью бросились исполнять приказание. Гражданских, не просто перевернули, но даже аккуратно уложили в ровную шеренгу.

Злыдник прошелся вдоль нее, вернулся к полковнику и чуть слышно шепнул ему:

— Нет его.

— Так. — Помрачнел Бурый. — И, где он?

— Я думаю, был здесь. Куда делся, Трубу надо спрашивать. Только, его пока не спросишь.

— Сам вижу. Что делать будем?

— Предлагаю, срочно организовать следственную группу… — Встрял в разговор Скрипак.

— Заткнись! — Рявкнул Бурый. — Группу захвата ты уже организовал!

— Что думаешь. — Обратился он к Злыднику.

— Что думаю? Сматываться надо. Телевидение точно приедет. Журналистов не сразу, конечно, но пустить придется. Отвечать надо будет, на вопросы. Кто стрелял? Зачем? Забираем своих и делаем ноги.

Злыдник повернулся к Брылю.

— Майор, вы в кого стреляли?

— Ну… — Развел руками Брыль. — Мы вели огонь… Мы осуществляли огневую поддержку…

Злыдник махнул рукой на майора и обратился к полковнику:

— В кого стреляли — непонятно. Зачем стреляли — неясно. — Сказал он Бурому. — Время идет. Вопросы остаются. Ответов на них нет. Нам, тут светится ни к чему.

— Тут, ты — прав. — Согласился Бурый. — Мне здесь делать нечего. Катастрофа техногенная. Террористов нет. Просто, какая-то сумасшедшая… Принимай командование.

— А, почему — я! — Возмутился Злыдник. — Скрипак эту кашу заварил, пусть теперь расхлебывает!

— Капитан, выполняйте приказ! — Повысил голос полковник.

Потом уже более спокойно добавил:

— Скрипак, здесь расхлебает! Как же! Короче, так! Берешь все, под контроль. Делай, что хочешь, но выправлять ситуацию надо.

— В отпуск, хочу. — Жалобно сказал Злыдник.

— Будет, тебе, отпуск.

— Надо, так надо! Только Скрипака заберите. А, то я нервный, от одного его вида.

Бурый понимающе кивнул.

Капитан резко повернулся на месте и внимательно вгляделся в толпу милиции.

— Янушко, ко мне!

Обернувшись к полковнику, Злыдник сказал:

— Лучше, Вам, уехать на их машине. Свою здесь оставите. Будто, это — я на ней приехал. Вот, Янушко вас отвезет.

Полковник, с сомнением, взглянул на кандидата в личные водители.

На голове у того был шлем, на животе — бронежилет, а ниже бронежилета засаленные спортивные штаны и рваные кроссовки.

Он перевел взгляд на Злыдника.

— Не сомневайтесь. Этот, к черту на рога, довезет. Не водитель — ас!

— Машина на ходу? — Спросил Злыдник у Янушко, который застенчиво пытался одернуть бронежилет пониже.

— На ходу. — Робко улыбаясь, ответил тот. — Только села по самые ступицы.

— Ну, это — дело поправимое. Ребята, взяли! — Скомандовал Злыдник.

Ребята, закинув автоматы за спину, дружно взяли и, практически на руках, вынесли микроавтобус на сухое место.

— Другая дорога отсюда есть? — Спросил Злыдник у Янушко, когда тот сел за руль.

— Мелешко через задние ворота заезжал.

— Ладненько. И ты через задние езжай. Счастливого пути. Вот, подполковник тебя подтолкнет если надо.

Скрипак, сжав зубы, захлопнул дверцу.

Когда машина скрылась за буртами отходов, Злыдник повернулся к застывшим в томительном ожидании милиционерам и достал из кармана телефон.

Набрав номер и дружелюбно улыбаясь присутствующим, он сказал в трубку:

— Судзиловский? Это — Злыдник. Как там, у тебя — дела? Справляешься потихоньку? Молодцом! Слушай, у тебя сколько помещений на первом этаже? Так, хорошо. Тех, моих оставь, а остальных, своих, поднимешь наверх. Освободи… — Злыдник окинул взглядом группу захвата. — Освободи пять помещений. Потом перезвоню.

Глава седьмая

Пока не выехали с полигона, Бурый, угрюмо молчал, проклиная себя за то, что пошел на поводу у Злыдника. Кроме того, машина готова была каждое мгновение забуксовать. Но этот Янушко, в самом деле, оказался толковым водителем.

Когда выехали на подъездную «бетонку», Бурый спросил:

— Ваша фамилия Янушко?

— Янушко. Младший сержант Янушко.

— Почему, вы в таком виде?

— Так, меня, прямо, с ремонта сняли. Переодеться не дали, даже. Этот, ваш, которого контузило маленько, сразу — за меня и в машину. А, форма там, в гараже, и осталась. Отвезли, к этому, который всем распоряжается. Ваш заместитель — который…

Подполковника Скрипака, при этих словах, покоробило.

— О чем вас спрашивали?

— Кого, вчера возил, спрашивали. Фотографию показывали.

— Чью?

— Ну, того, которого возил. Его, говорю, возил…

— Куда, вы его доставили? — Равнодушно, спросил полковник.

— На Прилуцкую. Я говорил уже.

— И, что — потом?

— Потом, сказали ждать. Ах, ты!

«Бетонка» зияла выбоинами, которые, для тяжелых самосвалов, были соринкой в глазу, но представляли серьезную угрозу для подвески милицейского микроавтобуса.

— Как, вы, оказались здесь?

— Брыль прибежал. Сказал: «Вооружиться, по полной». Мы собрались и поехали…

— Задача, какая была поставлена?

— А, никакой задачи не ставили. Поехали и все.

Машина, наконец, выбралась на кольцевую и набрала скорость.

— Продолжайте.

— Приехали. Брыль и тот, который меня забирал, сходили в управление. Потом пришли и поставили задачу: «Скрытно выдвинуться, к отдельно стоящему строению».

— Продолжайте.

— Выдвинулись. Окружили, со всех сторон. Майор Брыль и тот, который всем командовал, взяли четверых и пошли внутрь. Мы стоим, ждем, как приказано. Потом, как рванет внутри, как начали стрелять! Пшеничный вскочил, кричит: «Засада!» И — вперед. И все! Упал. Не двигается. Убили, значит. Тогда майор поднимается и тоже пошел вперед! Мы его огнем прикрываем, конечно! Брыль гранату бросил: «Вот, вам, гады!» Обернулся. Кричит: «Давайте, еще гранаты! Покажем гадам!» Мы подскочили и всех гранатами закидали!

Глаза, у Бурого стали, как чайные блюдца.

Подполковник Скрипак перебирал в уме, все матерные определения нехорошего человека, применяя их к Злыднику.

— Это он специально, нас с этим Янушкой отправил. — Думал он, чувствуя, как неритмично колотится сердце.

Полковник Бурый вернулся в родные пенаты, мрачнее тучи. Шелепова, после того, как он молча прошел через приемную, украдкой достала из сумочки надушенный платочек и приложила к носу.

Едва полковник успел переодеться, запищал интерком.

— Да! — Гаркнул Бурый, в микрофон.

— К вам — Барабанов. — Жалобно сказала Шелепова.

— Пусть заходит. — Уже мягче, сказал Бурый.

— Что — у тебя? — Хмуро спросил он, когда майор, мелко семеня ножками, подошел к столу.

— Туманова исчезла. — Сказал Барабанов.

— Какая Туманова? — Наморщил лоб полковник. — Эта, та… — Он проглотил окончание фразы.

— Она самая. — Сказал Барабанов. — Мы тоже думали, что она — та! А оказалось — та, да не та.

— Так!

— Сняла мужика в баре. — Раздраженно сказал Барабанов. — Пошла к нему на хату, а оттуда скрылась.

— Ее, что не вели?

— Вели, но малыми силами. Она всех задолбала, за день. Нимфоманка, прости, господи!

— Мужик, что говорит?

— Ничего не говорит. Спит. Она ему клофелина подсыпала.

— Его, что еще используют? — Удивился Бурый.

— У нас, грибами травят. А, в России, может и используют.

— Стоп! — Бурый потер виски. — Какого, такого… Ничего не понимаю.

— И, мне непонятно.

— Что, тебе непонятно?! Мне непонятно, как ты мог ее упустить?! Она, что улетела?

— Ушла через нору. — Вздохнул Барабанов. — Там дом модернизированный. Еще дохрущевский. С большими окошками в подвале. Через подвал и ушла. Выползла, как змея.

— Гадюка. — Сказал Бурый.

— Не, то слово. — Согласился Барабанов.

— Поговори, у меня.

— Тут, вот, что еще…

— Ну, не тяни. Вываливай все, разом. Добивай начальника.

— Русский связной позвонил нашему связному и пригласил попить пивка.

— Когда?

— Пятнадцать минут назад. Соглашаться?

— Пусть потянет пару часиков, а потом соглашается.

— Поздно уже.

— У нас индустрия развлечений работает круглосуточно. Где попить пивка найдется. Если русские посылают связного, то им, видно, не до сна. Как и нам, впрочем.

Бурый задумавшись, посмотрел на потолок и вздохнул.

— Туманову ищите?

— Ищем. Ищем и найдем.

— Не найдешь, возьму, с собой, заместителем начальника таможни, на польскую границу. Там, теперь, никто не ходит. Место — тихое, приятное…

— Ладно, иди, работай. — Махнул полковник рукой. — Да, что с этим… Ломако!

— Спит пьяный. Соловьев, тоже нагрузился и спит. Храпит, как пожарник.

— Ладно, иди.

Через пять минут, полковник Бурый уже входил в приемную генерала.

Остановившись, он вопросительно взглянул, на секретаря, майора Савицкую Ирину Владимировну. Женщину, не растерявшую остатки привлекательности, но ценимую не за вызывающую сексапильность, а за искреннюю преданность начальству.

К каждому начальнику, она относилась, как к родному. А, поскольку высшее руководство придерживалось политики частой ротации кадров, провожая сменяемого, рыдала у того на груди, словно провожала сына на сельхозработы. Нового назначенца она встречала радушно, как дорого зятя, который взял в жены ее одноглазую дочь. Кроме того, «стучала» она добросовестно, с горячей преданностью делу и поэтому в «кадрах» Савицкую любили, не допуская мысли заменить ее на этом посту.

Ирина Владимировна, что-то шепнула в интерком и жалостливо кивнула полковнику:

— Входите.

— Разрешите, товарищ генерал?

Пчелкин, который стоял у окна, молча кивнул.

Бурый вышел на центр кабинета и остановился, по стойке «смирно».

— Слушаю. — Негромко сказал генерал.

— Взрыв был техногенный, товарищ генерал.

— Уже знаю.

— Никаких террористов не было.

— Тоже знаю.

— Стреляли сотрудники милиции.

— Зачем?

— Разбираемся.

— Бурый, ты понимаешь ситуацию, или ты ничего не понимаешь? Весь город стоит на ушах! — Понемногу повышая голос, начал заводиться Пчелкин. — А, у тебя — все просто! Взрыв техногенный. Террористов не было. А, что, тогда, было, если налицо — десятки трупов и сотни раненых!

— Нет никаких трупов…

— Это ты знаешь. Это я знаю. А, паника, по городу, волной катит. Даже, не паника, а нездоровые разговорчики. Нам простят все, только не это. Дежурный чемоданчик, у тебя наготове? Я свой приготовил уже. Ты, еще не знаешь, что тунеядцы планируют серию диверсий, на предприятиях города? Нет? А обыватели уже знают! У памятника Ленину, народ начинает собираться. Не явно, конечно. Но ходят мимо и поглядывают…

Пчелкин отошел, от окна и сел в кресло. Погладил рукой столешницу стола. Вышло это у него неловко, как бы — напоследок, прощальный жест.

— Чего делать думаешь?

— Предпринимаем меры.

— Какие, если не секрет? Конкретизируй.

Бурый неопределенно покрутил руками.

— Конкретно, сказать не могу, мне еще не докладывали, но наши люди работают. Все, что можно будет исправить, исправим.

— Хорошо, хоть, сам не засветился. Кого оставил, за старшего?

Бурый набрал полные легкие воздуха и выдохнул:

— Капитана Злыдника!

Генерал Пчелкин, устало закрыл глаза и с минуту сидел молча.

— Кого, кого, ты, оставил, за старшего? — Переспросил он, снова взглянув на белый свет.

— Капитана Злыдника.

— Вам, полковник, пора на досрочную пенсию или в депутаты.

— Ты, в своем уме или нет. — Заорал он, сжимая кулаки. — Этот, твой Злыдник, у меня уже полздоровья отнял! Только, за сегодняшний день, столько наворотил, что у меня волосы дыбом стоят!

Вскочив, со стула, Пчелкин схватился за голову и снова плюхнулся обратно.

— Хм! Товарищ генерал, там, на пищеблоке, наворотили похлеще. Куда, там — Злыднику. Там, словно, десять Злыдников побывали. Теперь, там, если, кто и уладит ситуацию, то только он.

Облокотившись о стол, генерал обхватил голову рукам и ослабевшим голосом, спросил:

— Что, по Рахметову?

— Ищем.

— Как «ищем»? Что, еще не нашли? Мне говорили. Что его задержание — дело решенное.

— Мне ничего, такого не докладывали. — Приподнял брови Бурый, чувствуя, как приятное тепло злорадства окутывает сердце.

— Что, еще?

— Служба наружного наблюдения упустила, туристку из Москвы.

— Кто — такая?

— Была, там, одна. Туманова. Ушла, из-под наблюдения.

— Как ушла?

— Грамотно. Я бы, даже, сказал — профессионально.

Выслушав историю побега Тумановой, генерал откинулся в кресле. Задумчиво постучав по столу пальцами, сказал:

— Ну, это, конечно уже — кое-что. Не успех, понятно, но и не провал. Важно, что она себя проявила. Что у них, за группа, такая непонятная? Белая, эта, со спутниковой связью! Феэсбешник — алкоголик. И, эта, Туманова! Чего она рванула в бега?

— Выясним.

— Выясним, если утром нам не пришлют замену.

— Русский связной хочет встретиться с нашим.

— Так.

Я, велел, потянуть пару часиков.

— Хорошо. Потяни пару часов, а потом отложи встречу, еще часа на два. Пусть понервничают подольше. Может, что еще проявится. Об ее итогах, доложишь немедленно. Все — иди, пока.

Переговорив по телефону с Судзиловским, капитан Злыдник заинтересованно уставился на двух капитанов.

— Давно они — так? — Спросил он.

При звуке его голоса, капитан Труба, вроде бы, как проявил, какую-то реакцию. Стал взволнованно оглядываться по сторонам, но быстро снова впал в апатию.

Капитан Одиноков тоже среагировал, на голос Злыдника. Он отбросил широкие жесты и перешел на мелкую моторику. Глядя на него, со спины, можно было подумать, что он вяжет или распутывает леску.

— Да уже больше часа. — Сказал один из милиционеров. — Как стрельба закончилась, так и сидят.

Кто-то из товарищей, двинул говорившему локтем под ребра, и монолог прервался.

— Ладненько. — Сказал Злыдник и переключил свое внимание на ангар.

— Да-а! — Задумчиво сказал он, почесывая потылицу.

— Там, внутри, что такое? — Обратился он к милиционерам.

— Ломье всякое. — Сказал кто-то.

— Да-а!

Злыдник погрузился в раздумья.

Милиционеры терпеливо ждали, когда он выйдет из этого состояния.

— Ладно. — Солнце садится. Скоро тьма окутает город. — Покончив с размышлениями, сказал Злыдник.

— А, это, что значит? — Обратился он, к слушателям.

Те стали недоуменно пожимать плечами.

— А, это значит, олухи, что время собирать камни, то есть гильзы. Собрать все, до одной. Пропустите, хоть одну, мало не покажется. Всех разжалую.

Он оглянулся на ангар, внимательно присмотрелся к пулевым пробоинам и спросил:

— Внутри, что, тоже, стреляли?

— Стреляли… — Прокатился по рядам дружный вздох.

— Значит, делимся на две группы. Одна собирает снаружи, другая — внутри.

Он провел, взмахом руки, через середину толпы, воображаемую линию и скомандовал:

— Те, что слева от меня — в хлев, те, что справа — собирают снаружи. Начали! Майор, ну, вы то, куда полезли? Идите сюда. Покурим. Не курите? Я, тоже, не курю. Давайте, тогда пройдемся.

Сделав, широкий приглашающий жест, Злыдник подвел Брыля к лежащим на земле гражданским субъектам и задал вопрос:

— Это — кто?

— Не знаю. — Последовал искрений ответ.

Злыдник прошелся вдоль лежачей шеренги, взад-вперед. Лежащие, внимательно провожали его глазами.

Остановившись где-то посередке, Злыдник подозвал к себе майора и весело спросил у лежащих:

— Мужики, вы, кто такие?

Шеренга закашлялась, зашмыгала носами, но ничего не ответила, только лежащий аккурат посередине, черноглазый и, вообще, похожий на цыгана, весело сказал:

— Голова чешется.

— И, что? — Спросил Злыдник.

— Почесаться можно?

— Можно.

— Стрелять не будете?

— Не боись, чешись, сколько влезет. — Благосклонно сказал капитан.

Субъект стал ожесточенно скрести, слипшиеся от грязи, волосы.

— Фу-у! Полегчало! — Сказал он, закончив процедуру.

— Теперь, говори. Раз полегчало.

— Закурить бы. Давно лежим.

— Рассказывай. Потом покуришь.

— Это, типа, кто мы — такие?

— Ну, да.

— С утра, были арестованные. А, теперь и не знаю. Задержанные арестанты, наверно.

— Поясни. Это, не для меня. Для майора.

— Суточники мы. Отбываем наказание — административный арест, называется. У всех — по пятнадцать. — Четко отрапортовал черноглазый.

Лежачая шеренга, невнятным мычанием, подтвердила его слова.

— Как звать, то? — Добродушно спросил цыганистого субъекта, Злыдник.

— Румын. Вообще-то, папа с мамой, Валерием назвали, но Румын — мне как-то привычнее.

— Ладно, вставай. Пошли, побеседуем.

— А, мы? Командир ревматизм подхватим… Покурить обещал, начальник… — Загудели лежачие.

— Остальным лежать. Курить разрешаю. Румын, за мной! А, вы, майор, подумайте, пока, здесь, на свежем воздухе, что будете делать со своими задержанными.

— Почему — «с моими»?

— А, чьи они, если не ваши? Не наши, это точно. Ваши, майор, ваши. — Весело сказал Злыдник и направился к ангару.

Румын, проявляя удивительную живость, следовал за ним. Перед ангаром, он забежал вперед, и открыл, перед капитаном, перекошенную дверь.

Внутри уже стоял полумрак. Милиционеры подсвечивая себе, кто фонариком, кто мобильным телефоном, добросовестно, чуть не ползая на карачках, обследовали свободное пространство, окруженное заматеревшими завалами рухляди.

— Вот, оно, как — при вас! Землю носом роют! — Уважительно сказал Румын.

Ползуны услышали, но, при Злыднике, одергивать наглеца не решились.

— Командир, курить можно?

— Кури, себе, кури. — Рассеянно сказал Злыдник, с интересом, разглядывая внутреннее убранство и следы, разыгравшегося здесь сражения.

Через какое-то время, перемещения собирателей замедлились, а затем и вовсе прекратились. Пошептавшись, они отправили к Злыднику делегата, который отрапортовал:

— Все, товарищ капитан, собрали. Ничего не осталось!

— Ну, это — на вашей совести.

— Извините?!

— Пока, свободны.

Милиционеры, друг, за другом, покинули помещение.

Злыдник, поискал взглядом место, куда можно было бы присесть. Румын правильно все понял и, подскочив к лежащей сбоку станине, протер ее рукавом собственной куртки.

— Садитесь. Извините, не знаю имени-звания!

Когда капитан, не крутя носом, уселся на станину, Румын, стоя перед ним по стойке «смирно», спросил:

— Вопросы задавать будете?

— Ага! Как, ты, угадал?

— Это… Пить хочется… Мне бы горло, перед разговором, промочить, товарищ капитан.

— Сейчас, в магазин, кого-нибудь пошлю. Или сам сбегаю.

— Так, бегать никуда не надо! Все есть! — Радостно воскликнул Румын и добавил жалобно:

— Муторно, начальник…

— Ладно, разрешаю.

Румын, зайцем, метнулся к опрокинутому, сбоку от пепелища, железному ящику. Присев, уперся в него плечом. Приподняв ящик, взял «дежурный» кирпич и подложил его под край.

Пошарив под ящиком рукой, он извлек оттуда бутылку с этикеткой: «Святой источник», полную красноватой жидкости. Не вставая с корточек, Румын отвинтил пробку, сказал: «Будем!» и приложился.

— Чемергес? — С интересом, спросил Злыдник.

— Обижаешь, командир! Чистая чача!

— Ладно, рассказывай.

— Ага! — Сказал Румын, вставая, с корточек. — Дело было, так! Сидим. Готовимся, к отъезду, ждем мужиков, которые за пайкой ушли!

— Это, кто?

— Валерьяныч и Рахмет.

— Ладно, давай дальше!

— Хорошо сидим. Бабанский спит. «Кабачок» семечки жарит. Короче — кто, чем. Тут, врываются, откуда не возьмись, с автоматами! «Работает ОМОН!», «Всем лежать на месте!» Ну, мы и попадали, как стояли!

Румын прикурил очередную сигарету.

— Ну, потом, нас, как полагается, попинали, для профилактики. Потом построили и начали перекличку. Кто есть, а кого нет, значит.

— Знаю, я, что такое перекличка.

— Выяснили, значит, что нет Валерьяныча, Бабанского и Рахметова.

— Рахметов, в списке был?

— Был, наверно, раз зачитывали…

— Продолжай!

— Потом. Опять, про Бабанского, спросили. Прицепились, к этому Бабанскому! Подавай, им, Бабанского и — все тут! А, он, как раз, проснулся. «Здесь — я!» — Говорит. И вылез. Тут, в костре, семечки стрелять начали. Потом менты, по Бабанскому, огонь открыли. Потом, снаружи стрелять начали. А, потом, нас гранатами закидали и все!

— Здорово! — Сказал Злыдник. — Только, понять не могу. Как это? Сотрудники, все — контуженные, а вы — не в одном глазу?

— Так, командир, мы же приняли! Нам, даже, местная атмосфера — нипочем, а тут — гранаты, какие-то! Да, не боевые, а, так — пуколки. Ментам, прошу прощения, дурная привычка, оно, конечно, на трезвую голову — влетело. А у нас головы — дурные, куда нам больше? Начальник, надо бы добавить, в целях профилактики. Мало ли, чего…

— Ну, потяни еще. Только без фанатизма. Ты мне, еще понадобишься. Справишься, с поручением — скощу срок.

— Мне досрочное освобождение ни к чему. Какие, тут — срока? Мгновения! Мне бы, послабление режима…

— Легко. — Сказал Злыдник.

Он встал и потянулся.

— Короче, так. Не напиваться. Это, конкретно, к тебе относиться. Позже, я тебя проинструктирую. Сидеть здесь, не высовываться. Внимаешь доводам разума?

— Внимаю! — Сказал Румын, с благоговением глядя на капитана.

Покинув злополучный ангар, Злыдник обнаружил, что настроение сотрудников правоохранительных органов находится на нулевой отметке. Вид, у всех, был плачевный, как у детей, потерявших мать-кормилицу.

Майор Брыль, погруженный в тягостные раздумья, расхаживал перед лежащими на земле суточниками. Те сосредоточено курили, неотступно провожая перемещения майора, взглядом.

— Короче, так, майор. — Сказал Злыдник, подходя к нему.

— А?! Что! — Встрепенулся тот.

— Берите свою добычу, говорю, и отправляйте обратно. Откуда взяли. В ангар, говорю, этих. — Злыдник указал на лежачих пальцем.

— Слушаюсь.

— А, вы, узники совести, чтоб сидели, там, как мыши. Расстрелять вас –никогда не поздно. Румын, в вашей группе, будет старостой. Слушаться его, как самого меня. Поняли?

— Чего, там, поняли… Поняли, командир… Понятно… — Загудели узники.

Увидев, в этой жизни, не столь мрачную перспективу, какой она рисовалась, когда они лежали, в позиции «мордой в землю», они ожили, стали шевелиться и скрести себя в разных местах.

— Майор, когда отведете эту группу, соберете свою и организуете патрулирование объекта.

— Зачем? — Вытер пот со лба Брыль.

— Нужно создать, здесь более непринужденную обстановку, а то сидите, как нашкодившие коты. — Сказал Злыдник, повысив голос, так, чтобы его могли слышать и стоящие неподалеку милиционеры.

Те навострили уши.

— Никого, без моего разрешения, сюда не пускать. — Обращаясь уже ко всем, продолжил он. — Задерживать не надо. Стрелять не надо. Использовать спецсредство. Изделие резиновое. В то же время, вести себя раскованно и дружелюбно. К отбывающим наказание относиться с теплотой и вниманием. Помните, вы, теперь — в одной команде.

Милиционеры, придя в некоторое замешательство, пооткрывали рты. Некоторые даже поснимали шлемы и стали чесаться, не хуже суточников.

— Действуйте, майор. Пошел, я. Мне, там, еще с сумасшедшей надо разобраться.

Покинув полигон, капитан Злыдник двинулся вдоль периметра, подъездной площадки, оценивая обстановку, и сразу же наткнулся на вездесущего лейтенанта, из заградительного кордона.

— Это, ты — вовремя! — Сказал, ему, Злыдник. — Над тобой, кто, здесь — старший?

— Майор Шпет. Замначальника.

— Веди, к нему.

Майор Шпет — мелкий, с блатными замашками субъект, нервно прохаживался, перед входом в административный корпус. Вслед за ним, повторяя траекторию движения начальства, мотались два капитана. Рядовой состав, сгрудившись в бесформенную кучу, наблюдая за командирами, ждал дальнейших указаний.

— Майор Шпет, если не ошибаюсь? Капитан Злыдник. Назначен координатором происходящего.

Шпет, недовольно передернув плечами, протянул руку.

— И чего, тут, у вас? — Спросил Злыдник, очарованно разглядывая покореженные двери и выбитые в окнах стекла.

— А, ничего. — Раздраженно сказал Шпет. — Подозреваемая находится в помещении кафе. Две жертвы происшествия отказываются выходить. Им, помощь оказывается на месте. И, пока, на этом — все…

— Прекрасно, прекрасно! — Потер руки Злыдник. — Значит так! Лейтенант, майора Синяговского, ко мне. Вы, майор, пошлите за начальником цеха, того, в котором рвануло. Отведите его в кабинет директора и приставьте охрану. К обоим. Еще, надо узнать: приехало телевидение или нет. Соберите медиков, мне надо, с ними, побеседовать. Старшего, от пожарников, тоже сюда. Если, нет старшего, пусть, хоть, бросают жребий, но кого-нибудь пришлют. А, лучше — скажите, что будут показывать, по ящику.

Разглядев, в царящей вокруг суете, кого-то знакомого, Злыдник, приветливо помахал рукой.

Милиционеры, как по команде, повернулись в ту сторону.

Две девушки-красавицы, улыбаясь, махали руками капитану Злыднику, в ответ. Позади них, двумя пожарными каланчами, маячили здоровенные омоновцы. Лениво пожевывая жвачку и поигрывая дубинками, они сурово поглядывали по сторонам, готовые в любую минуту, отразить нападение, на вверенные их попечению объекты.

— Будьте рядом! Скоро буду! — Крикнул девицам Злыдник и, снова, обратился к Шпету:

— Вам, майор, самое ответственное задание! Одну минутку! — Злыдник достал телефон.

— Бондаревич? Слушай, сюда. Сейчас, к вам, прибудет майор Шпет. Да, замначальника управления… В лицо, его все знают. Он заберет парочку арестантов. Передай трубку Брылю… Майор, отдадите, майору Шпету, двух арестантов, из ангара. Одного, того чернявого, второго — по его выбору. Пусть, Румын сам решит. Да… Да… Ведите, себя, там, тихо. Все! Пока!

Злыдник спрятал телефон.

— Короче, так! Сейчас, вы, майор, проследуете на полигон. Там, заберете из ангара арестанта. Такого, цыганистого. Откликается, на кличку Румын. Второго, из их компании, возьмете, по его выбору. Но скажите, пусть выбирает самого трезвого и фотогеничного. Выводить их оттуда, будете не напрямую, а, как нибудь, сторонкой…

Злыдник повернулся к забору, ограждавшему полигон.

— Смотрите сюда. — Он стал показывать пальцем. — Проведете их, по полигону, вон, к тому краю. Самому дальнему. Выход, там, найдете. Дырок здесь хватает. Не привлекая внимания, по возможности, конечно, заведете их в административный корпус.

Злыдник, на секунду, задумался.

— Вот, что! Ведите их, прямиком, в директорскую приемную и, там, дожидайтесь меня. Я, как освобожусь, приду и проведу инструктаж. Действуйте, майор! Ни пуха, вам, ни пера!

Через два часа, площадка, перед административным корпусом, опустела. Только четверо дворников старательно шуршали метлами. Подметая остатки бытовой деятельности человека, они старательно обходили, по кругу, одинокую черную иномарку, с затемненными стеклами.

В директорской приемной, в уголке, на расстеленных на полу куртках, дружно храпели, источая аромат армянского коньяка, два административных арестанта, Румын и интеллигентный Сапунов.

На одном, из стоящих в ряд, у стены, стульев, мрачно поглядывая на них, сидел майор Шпет. Его форменные брюки были по колено измазаны отходами со свалки, и вонял он, не хуже арестантов.

В кабинете директора, капитан Злыдник, попивая чай, с бальзамом, терзал беспардонными вопросами, начальника цеха Братишко.

Тот, заикаясь и кашляя, в десятый раз, рассказывал капитану, как привлеченный, стрельбой на полигоне, бросился звонить в соответствующие органы.

— А, цех, значит, оставили без присмотра? — Спрашивал его капитан Злыдник и, сокрушенно качая головой, поглядывал на директора.

Тот, совершенно измученный, выпитым за вечер невероятным количеством коньяка и кофе, удрученно кивал в ответ и, будучи уже не в состоянии говорить, грозил Братишко пальцем.

У противоположной стены, на необъятном кожаном диване, уютно примостились две сестренки-болтушки. Регина была одета в униформу медработника, а на Наташе, поверх платья, был накинут белый халатик. Умаявшись, за день, сестры молча кушали конфеты, из директорских запасов, запивая сладкое испанским вином, из директорского же винного погреба.

— Ладно, гражданин Братишко. — С упором, на слово «гражданин», сказал Злыдник. — Даю, вам, шанс, хоть немного реабилитироваться. — Каким запасом «чемергеса» располагает, ваш цех, на теперешний момент. Только не надо делать умное лицо и разводить руками. Разводить будете санстанцию и другие контролирующие органы.

— Будем говорить или — как? — Хлопнул ладонью по столу Злыдник.

— Или — как?! — Поддержал его директор и стукнул, по столу, кулаком.

— Возможно, литров пятьдесят.

— А, если изыскать внутренние резервы? — Строго спросил Злыдник.

Братишко нервно сглотнул

Директор Василевский, среагировав на слово «резервы», щелкнул пальцами и, вскочив с места, направился к шкафу, откуда, после недолгих поисков, извлек очередную бутылку коньяка. Вернувшись на место, Леонид Петрович поставил бутылку на стол, и, погрозив Братишко, пальцем, изрек:

— В критической ситуации, следует использовать все резервы…

Братишко вытер со лба пот и затравлено сказал:

— Если задействовать резервы, возможно изыскать литров семьдесят пять.

— Вот, это — речь, не юноши, но мужа. — Сказал Злыдник. — Значит, сойдемся, на ста. Договорились?

— Договорились… — Удрученно, поник Братишко.

— Упомянутую, в нашем соглашении, техническую жидкость, завтра утром, доставите в центр содержания, на Прилуцкой. Сдадите старшему лейтенанту Судзиловскому. После этого, можете быть совершенно свободны. Сейчас освобождаю, вас, условно. Идите.

Когда Братишко, пятясь задом, вышел из кабинета, Злыдник смачно потянувшись, взглянул на директора Василевского, который сладко спал, положив голову на столешницу, и сказал, повернувшись к дивану, который на пищеблоке, именовался «Царским ложем»:

— Ну, что, девчата, умаялись, вы, сегодня? Поехали. Развезу вас, по домам.

— Ой, а вы, что, с нами, не поедете?

— Служба, будь она неладна. — Вздохнул капитан.

Поздней ночью, когда взбудораженный дневными событиями город наконец уснул, в окнах, известного всему Минску, дома на проспекте Независимости, свет горел почти во всех окнах.

В три часа, генерал Пчелкин позвонил полковнику Бурому, по внутреннему телефону и коротко сказал:

— Телевидение приехало. Поднимайся.

В кабинете генерала, переминался, с ноги на ногу, невысокого роста мужчина, с творческой бородкой. Пчелкин сидел за столом. Погруженный в раздумье, он невесело кивнул Бурому на стул, в дальнем конце стола:

— Присаживайся.

Когда Бурый сел, он, так же невесело, кивнул бородатому:

— Ну, что, товарищ Калюнов, давайте смотреть, что, вы, там, наснимали.

Генерал постучал пальцем, по клавишам компьютера, и, на экране большого телевизора появилось изображение.

— Сегодня, в службу спасения, поступило множество звонков, о возникшей на четвертом городском Пищекомбинате, нештатной ситуации. Наши корреспонденты, немедленно выехали, на место события.

Камера показала площадку, перед административным корпусом, на которой стояла пожарная машина и несколько карет скорой помощи.

— Прибыв, по адресу, ваш корреспондент взяла интервью у координатора, проводящейся на предприятии спасательной операции, капитана Злыдника.

Камера показала Злыдника, спокойного и собранного.

— Товарищ капитан, скажите, чем вызвано, что действие спасательных служб, координирует именно ваше ведомство? — Напористо спросила корреспондент, не уточняя, впрочем, в каком ведомстве тот служит.

— Это вызвано, некоторым разнобоем, в поступающей на телефоны городских служб информации.

— Говорили о произошедшем теракте?!

— Да были и такие сообщения. Поэтому, наши сотрудники, по долгу службы, просто обязаны были выехать на место происшествия.

— И, что удалось выяснить?

— Надо сказать, что первыми, на месте оказались, надо отдать им должное, сотрудники милиции, которые сразу установили, что на предприятии произошел технологический сбой, что привело к выходу из строя перегонного куба, в цеху безалкогольных напитков.

— Но взрыв все-таки был? — Настаивала корреспондент.

— Не стану скрывать. Было что-то похожее на взрыв. Выброс пара, под высоким давлением.

— Но пострадавшие были? Говорили о, прибывших по вызову, десятках машин «Скорой помощи»!

— В этом вопросе, мне нечего скрывать. После поступивших многочисленных звонков, все свободные машины, естественно, были направлены сюда. Но уверяю, большинство из них вернулось обратно в город, потому, что в их помощи никто не нуждался.

— Мы взяли интервью так же у медицинских работников, которые оказывали помощь пострадавшим.

Камера показала молодую женщину, в униформе медработника, которая приятно улыбаясь сообщила, что в самом цеху никто не пострадал, а все ранения, которые боли легкими и незначительными, получены в результате порезов от выбитого стекла.

В сексапильной медичке, близкие к медицине люди, могли без труда узнать Регину Петровну Ермак, медсестру первой городской больницы.

— Чтобы выяснить, откуда взялись пострадавшие, мы задали вопрос самому пострадавшему.

Перед камерой предстал менеджер Фомичев, с перебинтованной, как у Щорса головой, который бодро сообщил, что на Четвертом Городском Пищевом Комбинате, как и на каждом предприятии города, существует добровольная пожарная дружина. Сегодня, по сигналу пожарной тревоги, дружинники, согласно утвержденного плана, попытались выдвинуться к месту происшествия. Однако, заклинившая входная дверь, препятствовала этому. В связи с этим, после того, как неожиданное препятствие было удалено подручными средствами, некоторые дружинники и получили порезы.

— И, не только дружинники. — Скромно, опустив глаза, сказал Фомичев. — Ведь буквально все, все кто мог, бросились на выручку своих товарищей, в цеху безалкогольных напитков.

— Мы снова обратились с вопросом, к капитану Злыднику

— Скажите, товарищ капитан, видимо в дверях возникла давка, и милиция вынуждена была стрелять в воздух?

— Здесь, два факта, из происходившего сегодня на комбинате, смешаны воедино, а должны стоять отдельно. Я имею в виду, возникшую в дверях сумятицу и то, что работники предприятия, возможно, приняли за стрельбу. К тому, же эти события разделены значительным отрезком времени.

Злыдник говорил так уверенно, что полковник Бурый, поймал себя на том, что верит, каждому сказанному им слову.

— Сегодня, на комбинате, проводился плановый рейд службы Санэпиднадзора, и видимо их действия, породили эти неоправданные домыслы.

— Мы поговорили, с работником санитарной службы. И, вот, что, нам, рассказали.

— Перед объективом телекамеры, предстала вторая сестра — Наталья Петровна Баран, в девичестве — Ермак, которая стала резать правду-матку:

— Буду говорить прямо. Виной всему крысы. Если производственные помещения просто идеальны, в плане чистоты и стерильности, то примыкающий к комбинату полигон промышленных отходов, оставляет желать лучшего.

После вступительного слова, девица в аккуратном, идеально белом халате, донесла до зрителей, что в деле борьбы с грызунами, наука шагнула далеко вперед. Что капканы и яды это уже вчерашний день, и сегодня санитарная служба страны осваивает новые технологии.

Оказалось, что для борьбы с серыми разносчиками заразы, сейчас начинают использоваться химические ловушки, которые при приближении грызуна срабатывают, как петарды, выбрасывая вещество смертельное для крыс, но совершенно безвредное для человека.

— Сегодня, на полигоне четвертого комбината, была опробована экспериментальная партия, нового средства. Похоже, что у некоторых это вызвало растерянность. Но могу вас уверить, что наши действия, были заранее согласованы, с дирекцией.

Камера, в очередной раз, показала корреспондента, которая всем своим видом показывала, что готова добиваться истины, в этом деле, любой ценой.

— Нам удалось поговорить с очевидцами, происходившей на полигоне испытательной акции.

Камера показала черноволосого и черноглазого, мужичонку, в новенькой спецодежде. За его спиной, безмятежно, смотрел в камеру, другой, более интеллигентного вида, в такой, же новенькой спецодежде.

— Этот человек отказался назвать свою фамилию и представился, просто, Валерием. Причина, по которой, он отказался представиться полностью, довольно банальна. Пусть, он сам расскажет об этом.

— Скажите, Валерий, вы, ведь, не сотрудник комбината?

— Нет. — Помотал головой, брюнет, известный в определенных слоях общества, под погонялом «Румын».

— Расскажите телезрителям, как вы здесь оказались и чем занимаетесь!

— Ну, как, вам, сказать… — Румын стал, смущенно царапать носком ботинка землю.

— Дело в том, что Валерий, в данный момент, отбывает наказание за административное правонарушение. Искупает честным трудом, совершенный по неосторожности проступок. Так, ведь, Валерий?

— Совершенно, верно. — Воспрял, духом, Румын. — Вот именно — по неосторожности. Сейчас, искупаю трудом… Все, что могу…

— Вы были свидетелем испытаний?

— А, то — как же! Видел все своими глазами! Нас, ведь, близко не подпускали. Мы издалека, все видели, как оно там стреляет. Но крыс мертвых осталась тьма-тьмущая. Пусть, вон, Серега скажет. Скажи, Серега?!

— Совершенно верно. Ничего не могу прибавить к сказанному. — Подтвердил второй.

После интервью, со свидетелями и участниками событий, корреспондент, еще минут пять, говорила о человеческом факторе и, возможно, допущенной халатности, что, в итоге, привело к аварийной ситуации на предприятии.

Впрочем, концовку репортажа, она провела, на мажорной ноте, сделав вывод: что ни делается, все — к лучшему. Мол, из допущенных ошибок, будут сделаны правильные выводы и подобная ситуация больше никогда не повториться.

— Ну, что же, — сказал генерал Пчелкин, — давайте, Александр, вашу бумагу. Я подпишу.

Когда телевизионщик покинул кабинет, генерал задумчиво сказал:

— А, этот, твой, Злыдник — ничего. Справился. Судя, по тому, что мне, докладывали… Да. Титаническую работу проделал. Прямо Геракл, какой-то! Теперь, давай, разбираться с остальным. Что, у тебя — по Рахметову?

— Рахметов, на комбинате был. Но скрылся, под шумок. Ищем. Теперь уже двоих. Рахметова и некого Леоновича. Они, по всей видимости, ушли на пару. На квартиру Леоновича, отправлена группа. Возможно, они появятся там. Сейчас, пробиваем родных и знакомых. К утру, установим наблюдение, за всеми возможными местами их появления.

— Ладно. Что еще?

— Наш связной встретился с человеком из ФСБ.

— Так.

— Русские дали нам разъяснения, по поводу Белой.

— Так.

— Оказывается — никакая она не Белая. Она — Чернышевская. Дочь известного российского олигарха Чернышевского.

— Да, что, же это такое, в самом деле?! — Пробормотал Пчелкин, чувствуя онемение во всем теле.

— Чего, они раньше молчали? — Спросил он

— Они, сами, узнали совсем недавно. От сопровождающего.

— Этот, Ломако — сопровождающий, при дочери олигарха?! Вы разберитесь, с ним. Все-таки интересно, он в самом деле — алкаш или только прикидывается. А, эта, Туманова, кто — такая? Что мне, теперь, докладывать Самому? Да, дела.

— Чернышевский, сейчас, ближе всех к телу. — Задумчиво сказал Бурый, в подробностях, вспоминая рапорт Скрипака.

— Да, знаю я! — Вспыхнул генерал. — Ты, куда смотрел?

— Мое дело задерживать и пресекать, а выяснять обстоятельства — дело следствия. — Парировал Бурый.

Сейчас он был на сто процентов уверен, что, докладывая утром высокому руководству, генерал, от себя, совершенно неприлично приукрасил рапорт Скрипака. Хотя тот и так, без всяких прикрас, тянул на международный заговор.

— Дело следствия, дело следствия… — Побарабанил пальцами по столу Пчелкин. — Ладно!

Он снял трубку телефона:

— Дежурный! Терещенко, завтра, сразу, как появится, ко мне!

Положив трубку, генерал встал со стула. Бурый последовал его примеру.

Пчелкин ходил по кабинету. Бурый переживал, стоя у стола.

Наконец, генерал начал притормаживать и, в конце концов, стал на месте. Остановившись, тяжело вздохнул и сказал:

— Расходимся. Все равно, сейчас, мы, здесь, ничего не решим. Нужно докладывать, на самый верх. А, там будет видно…

Глава восьмая

— Ой, смотрите, девчонки — лес кругом! — Дрожащим голосом, сказала Нина Григорьевна, глядя в окно.

Ее робкий голос, прервал дискуссию о том, кто вчера пострадал сильнее всего.

Девчонки, каждой из которых было в районе пятидесяти, дружно поглядели на окна.

Какое-то время, в палате, было тихо.

— Ох! — Простонала Фаина Геннадьевна. — А мне, вчера, укол в вену кололи!

— Ой, Фаина, что, тут — такого? — Сказала Алла Михайловна. — Мне, вчера, тоже кололи! И, не один, а — три. а, то и четыре. Я уже не помню. И Нинке кололи. И Анюте…

— У вас, может, организм — другой, а, как я всего боюся… Смотрите, Ганна спит — хоть бы хны!

— Ее, вчера, как привезли, укол дали — она сразу и заснула. — Сказала Нина Григорьевна. — Вот, мне бы так! Вы все спите, а я заснуть не могла полночи!

— Храпела, будь-будь! — Сказала Фаина Геннадьевна.

— А, мне так казалось, что я не спала… — Удивилась Нина Григорьевна.

— Может, это тебе приснилось, что ты не спала. — Сказала Алла Михайловна.

Ганна, всхрапнула и повернулась, с боку на бок.

— Нет! — Взметнулась на кровати Алла Михайловна. — Пойду, узнаю, где — мы. Кто — со мной!

Фаина Геннадьевна и Нина Григорьевна ответили, на ее вопрос, дружным стоном.

— Никто? Ну, так, я, сама. Пойду и все узнаю!

Когда она вернулась, на нее обрушился град вопросов:

— Ну, что? Узнала?

— Где мы?

— Что, за больница?

— Новинки. Центр психического здоровья нации. — Коротко сказала Алла Михайловна и, не говоря больше ни слова легла, на кровать.

Наступила тишина, в которой отчетливо было слышно, как Анна Михайловна посапывает носом.

— А, Ганне, хоть бы, что! — Растерянно произнесла Фаина. — Спит и горя не знает.

— Ой, девчата, что, вы, так волнуетесь? — Мгновенно перешла от сна к бодрствованию Ганна. — Новинки, так Новинки. Тоже — больница, то же лечат! Вы бы на себя, вчера, со стороны глянули! Фаиночка, я, даже, не представляю, как ты выдюжила! И Нина, вся побелела с лица. Про Аллу, я, даже, не говорю…

Дверь в палату открылась, и вошла пожилая женщина, в белом халате, с ведром и шваброй в руках.

— Проснулись? — Радостно спросила она, проворно проскальзывая внутрь. — Я освежу у вас, немного.

Но тереть пол не стала, а, поставив ведро и оперившись на швабру, запричитала:

— Боже, боже! Это же, кто мог подумать, что у нас такое может случиться. Столько народу погибло!

— Да, не может быть! Да, что, вы, говорите? — Села на кровати Фаина. — И, где такое случилось?

— Так, у вас же! На комбинате! — Удивленно сказала санитарка.

— У нас?! — Схватилась за сердце Фаина Геннадьевна. — Ой, ой! Не может быть!

Санитарка, открыв рот, уставилась на нее.

— Фаина, ты, что — ничего не помнишь? — Спросила Анна Михайловна, она же — Ганна.

— Да, помню! Джихадисты. Заминировали все. Только, мы с Нинкой на втором этаже были. Не видели ничего.

— И, как стреляли не помнишь?

— Как стреляли — помню. Потом — взрыв! И уже, потом, все в голове перемешалось.

У санитарки, на щеки вернулся румянец.

— У нас, говорят, вся «Скорая помощь» ранеными забита! — Сказала она, радостно. — Это все, тунеядцы устроили!

— О, господи! — Схватилась, за сердце, Нина Григорьевна. — Только, тунеядцев нам не хватало!

— У меня, сразу, ноги отнялись, сердце заколотилось. — Сказала Фаина Геннадьевна. — Все вниз бросились, а мы с Нинкой сидим, шагу ступить не можем. Хорошо, Ганна потом вернулась…

В середине разговора, в палату заглянула женщина, в белом колпаке.

— Завтрак, кушать, будете? — Спросила она и, получив отказ, присоединилась к беседе.

— Ну, как, вы, тут? Живые? — Говорят, у вас вчера перестрелка была?

— Это, не у нас. Это — на свалке. — Сказала Ганна, свешивая ноги с кровати.

— А. кто, в кого стрелял?

— Там, не пойми, что творилось. Милиционеры бегали, стреляли, взрывали, что-то, а что не понять было. Что бы — толком.

— А, джихадистов много было? — Спросила женщина, в белом колпаке.

— Много, наверно. — Уверенно сказала Ганна. — Потому, что стреляли долго. Это на полигоне, у нас, так свалка называется. А, внизу, что было так и не знаю. Я, с Фаиной, наверху побыла немного, а, когда за врачами пошла, так внизу — все стекла выбиты и кровь повсюду.

— А, по телевизору говорят, что пять раненых всего было. Я, сегодня, своей знакомой позвонила. Она, в «Скорой помощи», работает. Так, она сказала, что ужас, что творится! Столько народу навезли! Всю ночь возили. Так, она говорит, что, к ним, только самых тяжелых брали. А, остальных в другие больницы развозили!

— Страх! Страх, что творится, на этом свете! — Всплеснула руками Фаина Геннадьевна. — Как, мы живы остались — неизвестно!

Дверь приоткрылась. В нее просунулся любопытный нос. Потом показалась и сама обладательница носа — медсестра, в ладно подогнанной, по фигуре, зеленой униформе.

— Здрасте. — Сказала она и стала в круг медперсонала.

— Нинка, как, все началось, сомлела бедная. Повисла у меня на руках. Я, сама, шагу ступить не могу. Руки колотятся, все внутри колотиться…

— Ага. — Подтвердила, Нина Григорьевна. — Как стало мне плохо, кругом стреляют, я бежать хочу, а ноги не слушаются…

— Это просто ужасно, это просто ужасно! — Качали головами работники диспансера.

— Ну, что, тут, за сборище! Расходимся, по рабочим местам. Пациентам покой нужен! — Возвестил, с порога, доктор; средних лет, приятной внешности мужчина.

— Все уже уходим, Алексей Дмитриевич

— Уходим, уходим!

Когда палата опустела, Алексей Дмитриевич вышел на середину и, постукивая по ладони маленьким молоточком, весело спросил:

— Ну, как самочувствие? Приходим в себя, потихоньку?

— Ой, доктор, знаете, я — вся такая разбитая. Наверно давление подскочило. И, знаете, вот здесь, в затылочной части — тяжесть какая-то… — Пожаловалась Фаина Геннадьевна.

— Так, так!

— И, еще, знаете, вот, здесь, в боку — резь, от чего-то…

— Разберемся.

— И, еще, бывает, ни с того ни с сего, как в пот бросит…

— Так. — Взмахом руки, остановил ее врач. — Голова, сегодня, не болит?

— Болит. Голова, тоже, болит…

— Как остальные себя чувствуют?

— Слабость доктор. — Подала голос Нина Григорьевна.

— Подташнивает. — Сказала Алла Михайловна.

— Это, вы, милочка, вчера, с валерьянкой перестарались. Она, конечно, успокаивает. Однако, в большом количестве, действует, скажем так, возбуждающе.

— Это — не валерьянка, доктор. — Захохотала, Ганна. — Это, она, вчера, в кафе закрылась и там пересидела нападение

— Мудрое решение! — Восхитился доктор и проявил профессиональный интерес. — Извините, вы это предприняли целенаправленно или спонтанно?

— Само собой, получилось. — Скромно опустив глаза, вздохнула, Алла Михайловна.

— Тогда, я, вам назначу, на сегодня, дополнительную капельницу.

— Так, а, вы, у нас — кто?

— Станюта. — Сказала Нина Григорьевна, в которую ткнули молоточком.

— Станюте, тоже добавим, витаминчиков и для укрепления сосудов. И, еще — усиленное питание.

— Доктор, а, что с нами? — Дрожащим голосом, спросила Нина Григорьевна.

— Вы, еще спрашиваете?! Это — после вчерашнего кошмара?! Вообще я, в своей практике, еще не встречал людей, у которых нервная система — в полном порядке. А, в наше время — говорить не о чем! Нервная система, у всех, не в порядке. А, вы пережили такой стресс! Разумеется, это оказало воздействие на весь организм. Отсюда — слабость, головокружение, скачки давления и прочее, прочее…

— Все болезни, от нервов! — Поддержала доктора Фаина Геннадьевна.

— Я, об этом и говорю! — Согласился Алексей Дмитриевич. — Подлечим, вас — укрепим нервную систему; заодно и иммунитет. Понаблюдаем. После того, что случилось, возможен посттравматический синдром.

— Это, что — такое, доктор? — Испугалась Фаина Геннадьевна.

— Вещь — смертельно не опасная, но очень неприятная, в плане восприятия реальности.

— О, господи!

— Не волнуйтесь… Э-э… Фаина! Вы — в надежных руках!

После ухода доктора, палата снова стала наполняться посетителями. В основном, это был медперсонал, но зашло и несколько неясных личностей, в больничных халатах.

Вопросы, четырем жертвам теракта задавались вразнобой и бессистемно, пока Ганна, не взяла дело, в свои руки.

— Ой, девки, вы, все, путаете! Сначала пришла Станюта…

В изложении Ганы, ход событий на комбинате, стал восстанавливаться в хронологическом порядке.

Посетители слушали ее, как очарованные, лишь изредка прерывая, наводящими, вопросами,

— А, по телевизору сказали — крыс травили?

— Крыс, как, же! Пока, там, в коридоре, группу прорыва организовывали, я в окно все видела четко! Окружили, они, ангар, этот, и, как стрелять начали! Из автоматов! А, те, что, в складе, в них стреляли. Ангар, аж, ходуном ходил! А, как начало все потом взрываться! За дымом, не видно ничего. Страх! Просто — страх!

Когда рассказ закончился, одна из медсестер — уже в годах женщина сказала, обращаясь к соседке, но так, что слышно было всем:

— Видите, повезло, вам, как! К, нам, тоже, одного, с комбината, привезли. На первый этаж. Так тот ничего не рассказывает. Как очнется, молчит и по сторонам зыркает. Трясется, с перепугу. Никак, в себя придти не может. А, ведь — в охране работал!

— В охране? — Встрепенулась Алла Михайловна. — Кто — в охране?

— К нам, говорю, в двадцать девятое, привезли вашего, из охраны. Не понятно, что — с ним. То ли — напуган сильно, то ли — ударился.

— Лысый, такой? — Подозрительно спросила Алла. — Нос — уточкой?

— Ну, да… Вроде…

— Это же — сообщник!

— Какой — сообщник? — Обмерли посетители.

— Какой — «какой»! Террористический! — Разъяренно заявила Алла. — Охрана, ведь, была подкуплена!

— Была, была. — Подтвердила Станюта.

— Была! Я сама слышала! — Заявила Фаина.

Потом, все головы разом повернулись к Ганне, чей обстоятельный рассказ, убедил присутствующих, в ее полной адекватности.

— Я, вам, вот, что скажу! — Заявила, та, став чрезвычайно серьезной. — Он же, еще, и убил кого-то!

Раздался дружный, вздох.

— Собственными ушами, слышала. Когда все вниз побежали, то кричать начали: «Убили! Убили! Начальник охраны убил!» Вот — как!

— И, двери он позакрывал, чтоб никто не выбрался! — Добавила Алла.

— Я, тоже, про начальника охраны слышала. — Слабым голосом, подтвердила, со своей кровати, Станюта. — Вот, как сказали про него, так и вспомнила.

— Его, замкнуть надо! — Заявила Алла. — Может, он придуривается, а сам, драпануть, хочет!

— А, может уже, сбежал! — Рассудила Ганна.

— О, господи! — Побледнела медсестра, из двадцать девятого отделения, и выбежала из палаты.

Там, на первом этаже, после поступления дополнительной информации, к Мордуеву, были приняты меры особого порядка. Так, как вип-палаты, для платных пациентов пустовали, Мордуева перевели в одну из них, и приставили к нему отдельного санитара.

Теперь, когда он приходил в себя, то рядом присутствовало не ужасное видение, в образе женщины, а прекрасный образ, в облике плечистого мордоворота, сидящего на стуле.

Мордуев ласково улыбался ему, а санитар, напряженно наблюдая за пациентом, думал:

— Бог, его знает! С психом, конечно, я с любым справлюсь. А, как — с этим? Этих террористов, разным приемам, ведь, обучают. Уткой, разве что ему засветить, если вдруг кинется? А, так наверно и не справлюсь, если сойдемся врукопашную!

Бурый ночью почти, не спал; ворочался.

Когда засыпал в голове, все равно крутилась служебная круговерть, только с оттенком безумия.

На службу, полковник выехал очень рано. По дороге, голова начала работать. Приказав водителю не спешить, Бурый погрузился в грустные раздумья.

Известие, о том, что Белая — никакая не Белая, а дочь московского олигарха, выбило генерала Пчелкина, из колеи. До этого, дело катилось, как по накатанной. Блистательный рапорт Скрипака — раз! Докладывая «Там», Пчелкин, конечно, добавил и от себя. Вполне вероятно, было сказано, что эту террористическую группировку, под его личным руководством, разрабатывали давно, а теперь взяли с поличным. Очень может быть. Оставалось добиться показаний у доморощенных террористов, что ими руководили из-за границы, и дело — в шляпе!

Водитель подъехал к служебному подъезду, но полковник не спешил выходить.

— Что, теперь, придет на ум генералу, не ясно. Ясно одно — Скрипака, никто даже не пожурит. Генерал выкрутится. Скажет, что зам-карьерист ввел его в заблуждение.

Он представил Скрипака, в своем кабинете, и ему стало грустно.

— Впрочем, насколько известно, депутатам кабинеты тоже положены. — Утешил он себя, поднимаясь по лестнице.

— Довожу до твоего сведения, что дело, которое мы обсуждаем, там, — генерал указал пальцем, на потолок, — считается, на данный момент, приоритетным.

Не успел Бурый подняться, к себе, в кабинет, как последовал вызов, от генерала.

Теперь, он сидел, у него, за столом, и слушал, стараясь скрыть внутреннее напряжение.

— То, что Белая-Чернышевская — дочь московского олигарха, не дает ей права нарушать наши законы. Просто, так отпустить мы ее не можем.

Пчелкин сделал паузу, подумал немного и продолжил:

— Судить ее, однако, проблематично. Москва потребует открытого процесса. Так, что сплавить ее, куда-нибудь, в санаторий, по-тихому, не получится. Беда в том, что СМИ уже объявили ее не просто соучастницей, а прямо намекнули, что задержанная иностранка, осуществляла связь местных провокаторов с их зарубежными покровителями. Какие будут соображения?

Пока генерал говорил, полковник размышлял.

— Самое первое, что надо сделать, это изменить задержанной условия содержания. — Сказал Бурый. — Нужно перевести, эту Белую — Чернышевскую, куда-нибудь в нашу агроусадьбу. Пускай дышит свежим воздухом, общается с гостеприимными белорусскими людьми. А, мы, пока будем думать.

— Изложи свои соображения, в более развернутом виде.

— Товарищ генерал, дело в том, что пока Белая-Чернышевская находится, в нашем изоляторе, мы находимся в неловком положении. Позиция русских, пока не очень ясная. Они, тоже — в замешательстве. Посадив ее, под домашний арест, что не вызовет никаких подозрений у соседей, все-таки — дочь олигарха, мы сможем спровоцировать русских, на какие-то действия. Не исключено, что удастся определить полный круг лиц, проявляющих, к этому делу, повышенный интерес. Посмотрим, кто начнет там крутиться. Выявив весь спектр заинтересованности, их, в этом деле, будем предпринимать конкретные действия. А, пока и мы, и официальные российские власти в тупике. Ходим вокруг да около проблемы.

— А, что! Сделаем нейтральный ход и подождем. — Обрадовался Пчелкин.

— Вот именно. — Сказал Бурый. — Вначале, чтобы не портить отношения, между союзными государствами, был возможен вариант объявить эту Белую, агентом империалистической разведки. Мол — Россия, здесь не причем. Но это было возможно, пока она была просто Белой. Когда она стала Чернышевской, это не прокатит. И на роль главаря, она больше не годится.

— Что ты предлагаешь? — Напрягся генерал.

— Надо тихонько переводить стрелки. Один, из этой группы, у нас — в бегах.

— Так!

— В розыск, мы его не объявили?

— Еще, не объявляли. — Подтвердил Пчелкин.

— Нужно срочно объявлять. Инкриминируем ему, что-нибудь посерьезнее. Возьмем и поставим во главе организации.

— Не понял?

— Может девочка — непричем? По всей видимости, этот Рахметов и есть самый главный злодей. Доверчивая журналистка угодила в сети антинародной группировки, но благодаря вмешательству органов безопасности, вовремя вернулась на правильный путь. Такой вариант, всех устроит.

Генерал откинулся на спинку кресла и долго думал.

— Что же ты так долго думаешь. — Злился, про себя, Бурый. — Чего, ты, там, «наверху», доложил такого, что единственно приемлемый вариант тебя не устраивает?!

— Согласен. — Вышел из состояния задумчивости Пчелкин. — Белую переводим. Рахметова объявляем в розыск. Немедленно. Позвони Калюнову, пусть сообщение, о розыске, вставляет во все новостные выпуски. Инкриминируйте ему, что ни будь основательное. Найти его следует, обязательно. Как думаешь, он может оказать сопротивление, при задержании?

— Трудно сказать. — Пожал плечами Бурый и, прикинувшись, что не понял тонкого намека, добавил:

— Судя по поведению, он не склонен к агрессии. Злыдник, высказал соображение, что если бы не налет на свалку, Рахметов вместе со всеми, вернулся бы с работы. Арестанты это подтверждают.

— Может, просто хитрил? — Недовольно заметил Пчелкин.

— Возможно и так. Нужно разбираться.

Генерал зевнул.

— Разбирайся побыстрее. Да, полковник, я понимаю, что твой Злыдник — совершенно великолепный парень, но мне уже звонили и министр МВД и директор Департамента Исполнения Наказаний. Так, что давай его — ко мне. Часика через три, заходите вдвоем. Будем разбираться.

Генерал зевнув взглянул на часы.

— В два часа, жду тебя, вместе со Злыдником.

Генерал снова зевнул.

— Все. Иди — работай.

В приемной, Бурого, дожидался майор Барабанов.

— Заходи. — Кивнул полковник.

— Что-то, есть? — Спросил он в кабинете.

— Есть кое-что.

— Давай.

— С Соловьевым, вышли на связь.

— Опять Ломако?

— Нет. Не Ломако. Некий гражданин Жигадло. Гражданин Беларуси. Автомеханик. У нас, на него, ничего нет. Имел проблемы, с налоговой, но все — по мелочи. В Россию, выезжает два-три раза в год. Гоняет оттуда машины.

— Ну, можно сказать — в России бывает часто. — Заметил Бурый.

— Ну, да. — Согласился Барабанов. — Так вот — этот Жигадло позвонил ему на сотовый, из другого конца города. Если бы мы, этого Соловьева, не обложили со всех сторон, вряд ли бы засекли. Назначил встречу, в шестнадцать ноль-ноль, в Шабанах.

— Наблюдение установили?

— Уже вычислили. Ведем. К дому, тоже направили группу.

— Хорошо. Что еще?

— Провели ориентировку на местности. Побеседовали, с населением. Выяснили. Живет один. С женой развелся. Жадный. Не описать словами. Вчера привел женщину.

— Ага! — Оживился Бурый. — Думаешь — наша пропажа?

— Ничего утверждать, пока не могу. Будем работать.

— Работайте предельно осторожно. Если это — та о ком мы думаем, то надо помнить, что она — та еще штучка.

— Не волнуйтесь, товарищ полковник, второй осечки не будет.

— Действуй. Докладывай мне постоянно.

— Слушаюсь!

Проснулся Рахметов поздно, вернее не проснулся, а обрел самого себя. Просыпался он, за утро, много раз, и тогда, когда за окном стояли серые сумерки, и, когда рассвело, но солнце, еще не встало над городом. И, когда встало.

Сейчас августовское солнышко, свысока заглядывало в окошко, и он чувствовал, что, не смотря на тошноту, расстройство желудка и молочную кислоту в мышцах, его тело способно обрести вертикальное положение.

Еще ночью, по характерному скрежету и провисанию затекшего тела, Рахметов определил, что спит на раскладушке.