Бесплатный фрагмент - Трое в церкви, не считая Дьявола

Д. Крепачев, К. Гожа

«ТРОЕ В ЦЕРКВИ, НЕ СЧИТАЯ ДЬЯВОЛА»

Стоит повернуться к Богу спиной, и увидишь путь к Дьяволу

ПРОЛОГ

Тучи становились все более хмурыми, когда священнослужитель Павел шел по тропинке в храм. Люди уже все разошлись, но его срочно вызвали туда, не объясняя причины. На горизонте громыхали яркие молнии. Он подошел к дверям храма. Это был один из самых красивых храмов в Ярославской области, но сегодня он не казался Павлу таким уж прекрасным. Когда он открыл дверь, свет изнутри осветил темную улицу, затем дверь снова закрылась, и вновь наступил мрак.

Внутри пахло благовониями, служба не так давно закончилась. Священнослужитель прошел по залу в небольшую комнату, где его ждал другой служитель церкви — Иван.

— Здравствуй, Павел.

— Здравствуй, Иван.

Вот и все. Они никогда не общались, но теперь почему-то именно его, Павла, вызвали сюда.

— Что случилось, что вы позвали меня в столь поздний час?

— Случилось ужасное, Павел.

— Да рассказывай уже, храни тебя Господь!

— Я лучше покажу.

Священнослужитель Иван вышел из комнаты и повел Павла по коридорам. Павел подумал, что, если бы не работал здесь, наверно, мог бы запросто заблудиться. Спустя пару поворотов то направо, то налево, они дошли до нужного места. В маленьком зале для молитв стояли иконы, но свечи не горели. Зачем же его позвали, если тут никого не было уже как минимум час?

— И что я должен увидеть в этом мраке? — спросил Павел, терпение которого заканчивалось.

Внезапно молния пронзила небо и на секунду осветила зал. Павел успел увидеть на полу тело. Еще молния. Тел было два. Они лежали на полу, не двигаясь.

— Сохрани нас Господь, — перекрестился Иван.

Павел подошел ближе, зажег одну свечу и поднес к телам. Это были две монахини из храма. Облаченные в длинные черные одежды, они лежали лицами вниз. Павел осмелился и перевернул одну. Он ужаснулся. Глаза ее были открыты, а из них недавно текла кровь, которая сейчас засохла прямо на лице.

— Что это значит? — спросил он, повернув голову на Ивана, стоявшего и глядевшего на него сверху вниз.

— Дьявол добрался и до нас, — прошептал Иван.

ГЛАВА 1. «ПЕРВАЯ ОСЕННЯЯ ГРОЗА»

Крупные капли холодного дождя стучали по пластиковым окнам просторного кабинета, погруженного в полумрак, несмотря на то, что обычно в это время на улице еще было светло. Грозовые тучи сгущались, плотным покрывалом скрывая за собой бледное хилое солнце. Он сидел, откинувшись на спинку своего неудобного кресла на колесиках, сцепив руки в замок на груди и закинув длинные стройные ноги в тщательно начищенных черных туфлях на деревянный стол, заваленный документами, ведомостями, фотографиями и обгрызенными желтыми карандашами. Взгляд его утомленных карих глаз скучающе блуждал по кабинету, выхватывая из темноты очертания горшка с фикусом, тикающих на стене в такт дождю часов и календаря. Двадцать четвертое сентября две тысячи пятого года. Первая осенняя гроза в этом году, и она уже разыгралась не на шутку. Что-то смущало его, заставляло беспокоиться без повода и нервничать. Если бы у него была семья, которая ждала его дома, он бы уже давно подорвался с места и поехал туда, слушая свое плохое предчувствие, но одиночество освободило его от этого стресса. Вздохнув, он поднялся со скрипящего кресла, одернул на себе идеально выглаженный пиджак, поправил галстук и, последний раз кинув взгляд на настенный календарь, провел рукой по каштановым волосам, подхватил портфель и вышел из кабинета.

— Виктор! Куда вы в такую погоду? — благодушный охранник тревожно посмотрел на него вопросительным взглядом.

— Решил внезапно сменить наскучившую обстановку. С делами завал, а все равно не хватает чего-то интересного. Я еще вернусь. — Его голос был глубоким и мягким, как красный бархат, но в его тоне скользила ироничная усмешка, присущая молодому человеку.

— До встречи, детектив.

Дверь отделения полиции захлопнулась за ним, и свежий ветер резко дунул в лицо, хлеща по щекам и раздувая уложенные утром волосы. Виктор перешел дорогу и направился к бару неподалеку. Как предусмотрительно, что он был расположен именно рядом с местом его работы. Он уже чувствовал тепло виски, разливающееся по телу, и поспешил по тротуару, стараясь не забрызгать каплями грязи дорогой костюм.

Центральная больница Ярославля была до отказа забита людьми. Кто-то просто прятался от разъяренной погоды, а кто-то ждал свою очередь в кабинет к тому или иному врачу. Как всегда это бывает, суматоха царила и здесь: отовсюду доносились чьи-то громкие восклицания, беспокойные посетители слонялись по коридорам, проталкиваясь мимо прячущихся от грозы горожан, прикрикивали на загораживающих проход, кашляли, закрывая платками рты и раздраженно пытались прочесть названия лекарств, выписанные врачами на пожелтевшем бумажном листке.

— Женщина, вы не по талону, поэтому идите в конец очереди! — громко кричала одна из стоящих перед кабинетом, табличку на котором сейчас загораживала чья-то мокрая голова.

— У меня ребенок с температурой, пропустите! — кричала ей в ответ другая, грубо проталкиваясь к двери.

— Оксана, успокойся, это нельзя трогать! — резко одергивала свою непоседливую маленькую дочь третья.

В общем, в коридорах находиться было невозможно, но русским людям к подобному было не привыкать. Светлана Лисичкина работала здесь психиатром. Ей было проще, потому что ее кабинет находился на втором этаже в самом дальнем углу, где было не так много людей. Время подходило к обеду. Женщина выключила ноутбук, завязала свои кудрявые светлые волосы, которые не доходили до плеч, в хвост и сняла белый больничный халат, пахнущий цветочными, но немного резкими, духами.

Несмотря на то, что ей было уже почти сорок лет, она сохранила свою красоту. На ее молодом лице всегда сияла добродушная и покровительственная улыбка. Ее фигура до сих пор завораживала всех мужчин, которые оборачивались ей вслед, когда она проходила мимо них по больничным коридорам. Но Светлана четко давала всем понять, что с ней лучше не связываться. Она задумчиво посмотрела в окно. Погода была ужасная, но женщине она нравилась. В ней чувствовался какой-то домашний уют, но в то же время и что-то таинственное, мрачное, даже недоброе.

Светлана не стала об этом задумываться, а просто вышла из кабинета под красивым номером двадцать два, закрыла его и пошла в ординаторскую на обед — в кафе по такой погоде идти было бы абсолютно невозможно.

По пути она проталкивалась среди посетителей, больных и здоровых, которые кивали ей головами и изредка произносили слова приветствия. Наконец, выйдя из этого потока, она зашла в кабинет, где находились все ее вещи. Это была большая и светлая комната, освещенная люстрой так ярко, что непогода за окном, казалось, отступила, и солнце снова сияет, раскрашивая все вокруг золотистыми лучами. Из потрепанной кожаной сумки Светлана достала мобильник-раскладушку и позвонила своей дочери.

— Анечка, закрой дома все окна, на улице начинается гроза.

— Хорошо, мама, — звонкий тоненький голосок родного ребенка заставил Светлану нежно улыбнуться.

— Я люблю тебя.

— И я тебя.

Светлана отключилась. Дочка — самое дорогое, что у нее есть. И пока ей всего лишь десять лет, о ней нужно заботиться со всей возможной любовью, до того момента, как она не повзрослеет и не улетит в обманчивый новый мир взрослых и их проблем с каким-нибудь отбросом общества, вроде старшеклассников, которые вечно дразнят ее подругу — беспомощную и забитую Нюту. Она, Светлана, предупредила учительницу Ани, что, если ее дочь хоть кто-нибудь обидит, то вся вина падет на нее, Елену Тибаеву. На взгляд Лисичкиной, та была далеко не из самых приятных женщин, да и в преподавательских способностях Елены она сильно сомневалась, однако, Аню в школе никто не обижал.

Светлана достала из сумки свой обед и начала не спеша есть холодные овощи, теперь больше похожие на застывшее желе, смотря в окно на свою любимую погоду и размышляя о том, что на этот раз предвещает разыгравшаяся гроза.

— Паша. Паша! Уткин, черт бы тебя побрал!

Он вздрогнул, услышав резкие звуки металлического голоса, прорезающие сложившуюся вокруг него подозрительную тишину, и понял, что заснул прямо на своем рабочем месте.

— Я, меня, простите, не хотел, не специально, больше не…

— Соберись и допиши уже свою статью, наконец, щенок ты писклявый. — Начальник пренебрежительно посмотрел на Павла Уткина и чуть не сплюнул на пол от досады, но каким-то чудом сдержался и вынужденно проглотил слюну, поморщившись и отвернувшись.

В окне бушевала гроза, деревья беспомощно шелестели опадающей листвой и клонились к земле, в открытое окно задувал ветер, и оттого дверь за начальником редакции закрылась с еще более громким стуком, чем предполагалось. Уткин со вздохом уронил голову на руки и почему-то разозлился. Да, с какой стати этот старый мужлан орет на него и требует писать какую-то статью, которую все равно никто и никогда не прочитает? От несправедливости Павлу захотелось написать лучший отчет о прошедшей в Ярославле акции против курения, но проблема была в том, что он совершенно не обладал писательскими навыками. Он сам не понимал, как все еще работал в этой жалкой газетенке, но всеми силами держался за место, считая себя достойным лучшего — мания величия не позволяла ему быть о себе плохого мнения. Павлу всегда хотелось доказать свое превосходство, поэтому он брался за любую работу, но выполнял ее даже хуже, чем просто посредственно. Хотя в эффективности своего труда он всегда склонен был обвинять низкую зарплату.

Встав со стула, Уткин пошел к кулеру, небрежно схватив со стола смятый пластиковый стаканчик с отпечатками его пальцев, налил туда холодной воды до краев, но, возвращаясь к рабочему месту, запнулся о ножку стола и, пытаясь удержать равновесие, вылил на себя всю воду, попутно зацепившись ремнем за находившуюся рядом дверную ручку. На груди расплывалось холодное мокрое пятно, ушибленная рука сжимала уже пустой пластиковый стаканчик, а пряжка ремня отскочила и теперь валялась в стороне. Шипя от обиды на самого себя, Уткин поднялся с пола и влажными салфетками попытался скрыть мокрое пятно на голубой рубашке. Осознав тщетность своих стараний, разорвал салфетку и бросил на стол. Ему осточертела эта работа в газетке, издающей желтую прессу, осточертел начальник, плохая погода, своя собственная неуклюжесть и невезение.

— Уткин! — За дверью раздался голос начальника, уже подходившего к кабинету Павла, который сейчас лихорадочно прибирал устроенный им самим бардак, но отчего суетился, еще сильнее ухудшая обстановку. — Звонили, для тебя есть работа.

ГЛАВА 2. «ТРИ ЗВОНКА»

Павел Уткин закатил глаза. Начальник стоял перед ним, в одной руке держа свой старенький, но тяжелый, телефон, которым при желании можно было проломить кому-нибудь височную кость в темном переулке, а другой упираясь журналисту в плечо, таким образом прижимая его к грязной, песочного цвета, стене.

— Ты хочешь получить повышение или так и останешься жалким редактором посредственных статей? — рычал начальник, замахиваясь телефоном, и Павлу казалось, что он его убьет. Мысль о повышении, конечно, моментально изменила дело в лучшую сторону, и он уже расслабился, облокотившись на стену и сложив руки на груди.

— Что надо сделать?

— Приехать на указанное место и снять репортаж. Теперь ты репортер. Ну да, ну да, — зачем-то протянул эти два слова начальник и отвернулся. — Репортер. — Теперь он хрипло и отрывисто засмеялся, и смех этот перешел в противный прокуренный кашель.

Павел отчего-то содрогнулся и снова взглянул за спину начальника, в окно. Ветер гнул ветки трусливых берез, а на улицах уже не осталось прохожих. Ехать в такую погоду, черт знает куда, чтобы снять репортаж? Однако, желание получить мгновенное повышение было сильнее нежелания работать, поэтому Павел, кашлянув, оправил уже высохшую голубую рубашку, накинул кожаную коричневую куртку и отправился вниз, чтобы позвать оператора и попросить у него камеру. Работать с ним он не собирался из чувства соперничества, а решил сам как-нибудь снять репортаж, хотя даже не знал, о чем именно ему придется рассказать. Наспех запахнувшись и сунув в карман блокнот и уже почти высохшую синюю ручку с отодранной этикеткой и сломанным колпачком, Павел Уткин, еще раз окинув презрительным взглядом своего начальника, спустился по лестнице на первый этаж, забрал камеру из кабинета оператора, не дожидаясь его возвращения из столовой, и, пройдя мимо угрюмого охранника, прикрывавшегося обтрепанным листком газеты с кроссвордами, вышел из редакции, на ходу нащупывая в кармане джинсов мелочь на проезд. Дождь не переставал.

Светлана Лисичкина доела свои овощи, заедая их бутербродом, состоявшим из дешевого растаявшего масла, колбасы, в которой чувствовались какие-то непонятные крошки, и черствого позавчерашнего хлеба, и вышла из кабинета в два часа. Перерыв быстро закончился, и снова надо было приступать к работе. Лисичкина прошла по коридору, глядя людям в глаза и рассматривая их внешний вид. Как ужасно было смотреть на бедняг в старых обносках, болеющих неизлечимыми болезнями и тратящих все последние деньги с зарплаты на бесполезные лекарства, и понимать, что ты и сам ничем не можешь им помочь.

Раньше Светлана работала в больнице в Курске, маленьком и довольно мрачном городке, но теперь жизнь занесла ее сюда, в большой Ярославль, где она работает всего лишь психиатром, где не надо утруждаться, делать сложные многочасовые операции людям, возможно, давать им шанс на жизнь, а, возможно, и убивать собственными руками. Светлана не убила ни одного человека за свою карьеру врача, однако, мертвых она повидала достаточно.

В своем кабинете женщина не нашла отчетов о психически больных пациентах, поэтому пошла в светлую и просторную ординаторскую, где уже находилась медсестра Арина Гришина и главврач — доктор Привалин. Они что-то громко и бурно обсуждали, размахивая руками и переходя на повышенные тона.

— Мне позвонили, а у меня операция, Арина! Ты как медсестра должна поехать, поняла?

— Я не могу, Вася, я обещала мужу приехать домой к четырем, — казалось, виновато оправдывалась молодая медсестра, и под ее уставшими глазами залегли серые тени от недосыпания.

— Здравствуй, Света, — обернувшись на входящую, поздоровался Василий Привалин.

— Добрый день, — улыбнулась она, — что у вас тут случилось?

— Мне позвонили из церкви, что за городом, и попросили приехать, осмотреть тела, а у меня операция, черт возьми!

Светлана удивленно повернулась к доктору лицом, забыв об отчетах, за которыми сюда пришла.

— Тела? В церкви?

— Да, Света!!! Два трупа! Обе девушки! Черт бы их побрал! — снова перешел на срывающийся нервный крик доктор Привалин, и его седеющие волосы растрепались от усиленных движений телом.

У Светланы заболела голова. Воспоминания нахлынули волной, но она попыталась справиться с ними и заставила себя снова вернуться в разговор.

— Давайте, я поеду, — задыхаясь, сказала женщина и умоляющим взглядом посмотрела на удивленного Привалина.

— Ты??? Но ты психиатр! Черт тебя возьми, Света, — казалось, даже как-то разочарованно крикнул главврач и отмахнулся.

— Я работала доктором и смогу осмотреть тела. Запишу все, что надо, а также могу зафиксировать на камеру, чтобы вы потом проверили и сами все посмотрели.

Василий Привалин задумался.

— А какая к черту разница? Езжай ты. Вот адрес.

Он протянул ей своими толстыми пальцами мятую бумажку с криво написанным типичным врачебным почерком адресом церкви. Она обязана поехать. Это, возможно, был ее последний шанс отомстить…

Виктор поставил на барную стойку уже пустой стакан из-под согревающего терпкого виски и, тяжело вздохнув, снова задумался о работе, непроизвольно накручивая на длинный указательный палец выбившуюся прядь темных, от влажности завившихся, волос. Ему всего двадцать четыре года, а жизнь уже так наскучила. Да, он работает детективом в отделе полиции Ярославля, еще в университете он подавал большие надежды, выделялся из общего потока таких же студентов, как он, и вот, по рекомендации своего преподавателя по уголовному праву, чудом попал в прокуратуру. И что теперь? Гора дел, большинство из которых окажутся замятыми, закрытыми и отправленными пылиться в архив. Не происходило ничего необычного и криминального, город был тих, как никогда, уровень преступности, казалось, снизился до нуля, что, конечно, для самого города было хорошо, да только преступность кормила Виктора, давала ему работу. А теперь он целыми днями сидит в своем кабинете, смотрит на засыхающий фикус и понимает, что в жизни все далеко не так, как в детективных фильмах или романах. Реальность гораздо более сурова и лаконична. Либо ты счастлив, либо нет. Среднего никогда не будет дано.

Виктор чувствовал себя опустошенным, как никогда. Внезапно карман пиджака завибрировал, извещая его о входящем звонке. Он не хотел почему-то поднимать трубку. Хотелось просто отдохнуть и забыться. Целыми днями он изображал из себя веселого молодого парня, целеустремленного, занятого своей работой, а, точнее, ее отсутствием, но он устал. Однако, телефон все же достал и нажал кнопку принятия вызова.

— Виктор Снегирёв? — Из трубки послышался скрежещущий голос с металлическим оттенком в тембре. Виктор поморщился и ответил:

— Да. Кто говорит?

— Начальник отдела полиции Никольский.

— Простите, не узнал. — Виктор поневоле выпрямился и приготовился внимательно слушать. — Что-то требуется?

— Новое дело появилось. Видишь ли, в церкви, что за городом, обнаружено два трупа служительниц. Ты, как один из лучших, возьмешься за это дело. С меня, как полагается, премия.

Виктор был возбужден и встревожен. К черту премию, наконец-то произошло что-то интересное в этом скучном городе!

— Говорите адрес, — пытаясь сдерживать шквал накативших эмоций, сказал Снегирёв и, лучезарно улыбаясь своей, как всегда, озорной ухмылкой, вытащил из кармана пиджака чью-то давно забытую визитку и попросил у бармена ручку. — Я выезжаю.

Виски моментально выветрился из организма, а голова работала ясно. Уверенной походкой Виктор приближался к своему автомобилю, чувствуя себя по-настоящему воодушевленным. Повернул резким движением ключ зажигания, вдавил педаль газа в пол и, сверкнув прищуренными карими глазами в зеркале заднего вида, отправился по указанному адресу, слушая накрапывающий дождь и скрип дворников по лобовому стеклу.

Светлана в быстром темпе проверила оставшихся детей и взрослых и написала им в медицинских карточках корявым почерком: «Здоров». Она торопливо вышла из больницы в половину четвертого, однако дождь, который начался еще ночью, до сих пор продолжался, только гроза ушла, но Светлана почему-то чувствовала, что она еще вернется.

Женщина снова достала свой телефон-раскладушку и позвонила дочери, чтобы предупредить ее о своем отсутствии.

— Милая, сегодня я задержусь на работе, спать без ужина не ложись, подожди меня.

— Хорошо, — раздался звонкий голосок в трубке.

Где-то, на другом конце города, ее ждала маленькая дочь. Та самая, ради которой она, Светлана, все еще живет в этом мире, ходит на работу, покупает продукты, готовит на старой кухне бывшей коммунальной квартиры и пытается не умереть. Ей захотелось почему-то плакать.

— Я люблю тебя, — прошептала она, посильнее прижав телефон к уху.

— И я тебя, мамочка.

Дочь отключилась. Что она будет делать весь день без матери? У Лисичкиной было предчувствие, что она задержится в этой церкви до самого вечера, если не до ночи, но чем будет заниматься ее Аня? Одна дома, когда на улице жуткий ливень, молнии и гром. Ну, конечно же, она не одна, она со своей кошкой Фросей, которую любит безмерно. Животное, наверно, тоже голодает, когда Светлана уходит на работу, потому что Аня, хотя ей уже и десять лет, вряд ли догадается покормить своего питомца. Впрочем, это всего лишь несчастная кошка. Светлана живет не ради нее, а ради своей дочери, и волноваться она будет только о ней, а не о какой-то там живности, которая по странному стечению обстоятельств теперь обитает в ее квартире.

Солнца сегодня не было совсем, поэтому заката Лисичкина тоже не увидит. Небо было темно-серым, как масса, которую однажды изрыгнула та самая кошка, когда съела то, что приготовила Светлана. Удивительно, что Аня ест эту еду без проблем, уплетая за обе щеки, а чертова кошка рыгает прямо на ее любимое одеяло, будто показывая, что ее стряпня сродни помоям.

И почему она вдруг вообще начала думать об этой дрянной кошке?

Светлана наспех вызвала такси, дрожащими пальцами набрав короткий номер и потратив на это последние деньги на телефоне, и стала ждать машину под крышей битком набитой людьми городской больницы Ярославля.

Павел Уткин, замерзая и скрипя зубами, мялся на автобусной остановке, пытаясь сквозь пелену дождя разглядеть подъезжающие машины и номера на них. Но еще ни одного автобуса. Сплошные легковые и грузовые автомобили и вереницы желтых такси с надписью «Максим» на глянцевом боку. Внезапно, даже не успев понять, что произошло, Павел почувствовал, как его джинсы намокают, а по дороге уносится серебристая Лада, налетая на выбоины и разбрызгивая грязную воду из луж. Он сжал кулаки в карманах нисколько не согревающей коричневой куртки, которую носил еще его отец, и запрыгнул в первый попавшийся автобус, втиснувшись между старой бабкой, от которой пахло разваливающимся на клочки тряпьем и речной рыбой, и мамой с маленьким ребенком, сидящим у нее на руках и размахивающим маленькими пухлыми ножками в зеленых махровых колготках, разбрызгивая грязь с резиновых сапожек на лица и волосы стоящих вокруг людей. Никто не решался сделать ему замечания, чтобы не испытать на себе гнев молодой и безответственной матери, увлеченно болтающей с кем-то по телефону о своем муже, поэтому пассажиры, нахмурившись, терпели и сжимали в руках теплые и мокрые от пота пятирублевые монетки.

Худощавый и высокий, Павел все равно чувствовал себя сдавленным и зажатым со всех сторон, и, морща длинный нос, злобно оглядывал окружающих холодными серыми глазами, такими же серыми, как и тучи за пыльными окнами автобуса в разводах от грязной тряпки.

Внезапно у него все похолодело внутри. Куда он вообще едет? Начальник не сказал ему адреса, а он запрыгнул в первый попавшийся автобус. Неловко вытащив из куртки телефон и выронив рубль, который он не стал поднимать с пола, небрежно от него отмахнувшись, Павел набрал номер начальника редакции. На другом конце провода сразу же раздался кривой и кашляющий смех.

— Опомнился! Ты так спешил, что даже адрес не взял.

— Да, бегу и тапочки теряю. Куда мне ехать-то?

— На окраину, доедешь до Заводской, а там пешком потопаешь. Тоже мне, работник месяца. — Начальник снова засмеялся и сбросил трубку.

— До Заводской едем? — Неуверенно спросил Павел, оглядываясь на стоящую слева бабушку. Та косо посмотрела на него и ничего не ответила.

Мокрые джинсы неприятно прилипали к телу, автобус трясло на каждой неровности дороги так, что, казалось, он сейчас развалится на части, девушка справа без умолку щебетала о своих семейных проблемах, а ребенок дергал ее за волосы и что-то лепетал. Павел напрягся еще сильнее и почувствовал, как капля грязи упала ему на нос. Чертовы дети.

ГЛАВА 3. «ВСТРЕЧА»

Виктор захлопнул за собой дверь мокрой блестящей черной машины и, опершись рукой на ее крышу, прищурился и посмотрел на открывшуюся перед ним церковь. Местечко, конечно, было подозрительным: окраина города, со всех сторон окруженная шумным и непроглядным лесом, и ни одного жилого дома или магазина вокруг. Само здание церкви было не особенно большим, центральный вход украшали четыре грязно-белых колонны, а слева, в невысокой узкой башенке, видимо, находились монашеские кельи. Купола были не золотыми, как обычно, а какими-то темно-коричневыми, почти черными, с облупившейся черепицей и слезающими лохмотьями краски, крест на шпиле среднего купола был старым и, казалось, готовым уже развалиться на части под напором холодного осеннего ветра. Капли дождя уныло стучали по грязным окнам с пародиями на витражи. Все было таким опустошенным, угрюмым и безысходным, что Виктор даже усомнился в том, что это действительно было церковью. Богу самому, наверное, жутко было смотреть на это место. «Неудивительно, что он отсутствовал, когда тут произошло убийство», — с иронией подумал Виктор и, поправив черный галстук, закурил сигарету, которая под дождем не хотела разгораться, и постучал в тяжелую дубовую дверь, подсознательно ожидая того, что ему вообще никто не откроет. Но спустя минуту за дверью послышались чьи-то торопливые шаркающие шаги, и глухой сиплый голос сказал:

— Церковь для прихожан закрыта.

— Виктор Снегирёв, детектив. Мне тоже войти нельзя?

Дверь мгновенно открылась, и Виктор увидел старого монаха, одеждой которому, как ему показалось, служила лишь обмотанная вокруг его хилого тела старая серая тряпка. На шее у монаха болтался массивный золотой крест, а в туманных голубых глазах светился холодный огонек испуга и подобострастия.

— Проходите, проходите… — залепетал монах. — Я позову Ивана, он проводит вас, куда следует.

Виктор учтиво кивнул и остался ждать около входа, рассматривая полумрак церкви, потрескавшийся пол, старые каменные стены и иконы, на которых играли отблески теней, отбрасываемые пламенем многочисленных свечей. Пахло воском, стариной, сыростью и коптящим серым дымом. Отчего-то Виктора передернуло.

— Здравствуйте, я священнослужитель Иван, — глубокий мужской голос заставил Виктора отвлечься от осмотра икон и посмотреть на говорившего человека. — Вы, наверно, тот самый детектив. Рад, что вы согласились прийти.

Он пожал руку Снегирёву, и Виктора передернуло: его раздражали люди со слабым рукопожатием.

— Я никогда не отказываюсь от заданий, какими бы они не были, — стиснув зубы, сказал Виктор.

— Нужно быть верным своей работе, — кивнул Иван.

— Что, собственно, у вас тут случилось?

— Ужасное. Кажется, сам Господь оставил нас…

Иван быстро пошел в тот зал, где все еще оставались тела двух женщин в черных одеждах. Они лежали лицом вниз, так, как и до их обнаружения. В зале пахло мертвечиной, хотя все окна были открыты настежь.

— Расскажите мне все, что знаете, — сказал Виктор, доставая блокнот и авторучку.

Иван внимательно посмотрел за действиями детектива, затем медленно начал рассказывать.

— Когда вчера вечером служба закончилась, эти женщины, их зовут Маргарита и Иллария, ушли вдвоем, куда и зачем — я не могу сказать, я в тот момент провожал прихожан, а они вышли из зала, видимо, сюда.

— Так, — кивнул Виктор, записав последнюю фразу.

— Потом я пошел сюда, чтобы проверить, не осталось ли кого в церкви, потому что было очень поздно, и все должны были уйти, — сказав это, Иван поморщил лоб. — И, когда, я зашел сюда, все свечи были погашены, а на полу лежали их тела. Я увидел их, потому что горело лишь две свечи, но и они погасли вскоре.

— В какое время они вышли из зала? — спросил детектив, посмотрев на Ивана, который почему-то покраснел.

— Ну… Служба кончилась около восьми. А потом…

— Можно осмотреть тела? — нетерпеливо перебил его Виктор.

— Да. Конечно. Только аккуратно. Скоро должен приехать врач, он должен их осмотреть.

Уже начинало темнеть, когда она подъехала на такси к нужной церкви. Светлана заплатила таксисту и вышла на улицу, где еще шел мелкий дождь. Она быстро побежала под крышу здания, чтобы не промокнуть. У входа ее встретил служитель церкви.

— Меня зовут Павел, вы врач из больницы?

— Да. Меня зовут Светлана Лисичкина.

— Проходите, пожалуйста.

Она вошла в церковь, и в нос резко ударил запах свечей и старой сырости. Несмотря на это, Светлана была решительно настроена на выполнение своего задания и уверенным шагом прошла за Павлом в маленький зал для молитв, где находился другой служитель и еще какой-то молодой мужчина в дорогом и красивом черном костюме. Оба встали, приветствуя женщину, однако, она отрывисто и довольно резко сказала им:

— Надеюсь, вы не будете мне мешать? Моя работа построена на внимании, а…

— Конечно, мы скоро уйдем, — наклонился служитель и вышел к Павлу, где они остались стоять и наблюдать за происходящим.

Молодой человек в костюме протянул руку Светлане и сказал:

— Я детектив, Виктор Снегирёв.

— Рада знакомству, — руку она не пожала.

— Знаете, нам предстоит долгая работа и…

— И я не собираюсь задерживаться, уважаемый. Сделаю, что от меня требуется и уйду, а вы можете работать здесь, сколько душа пожелает.

Виктор опешил от подобного совершенно не обоснованно резкого тона, а Светлана наклонилась к телам и начала внимательно их осматривать.

Павел Уткин, вытирая засохшую грязь с носа, недовольно стоял на остановке и чувствовал, как тяжелая камера давила ему на плечо. И куда теперь? Автобусы дальше не ходят, это была конечная, а он впервые находится в этом месте и совершенно не имеет представления о том, что делать и в какую сторону повернуть. Павел нехотя вытащил влажный холодный телефон из кармана и набрал начальника редакции, хотя ужасно не хотел этого делать: он считал, что, прося о помощи, ты заведомо убеждаешь окружающих в своей собственной слабости. Но сейчас ситуация была безвыходной, а стоять под ливнем на пустынной остановке, где не было ни домов, ни магазинов, ни, тем более, указателей, ему не хотелось.

— Приехал? — минуя приветствие, спросил начальник, и на фоне его голоса что-то упало. — Черт!

Уткин почему-то злорадно ухмыльнулся.

— Да. Куда теперь?

— Не знаю, посмотри на карте и включи навигатор.

Звонок оборвался. Уткин, злобно тыча окоченевшими пальцами по экрану, вбил название церкви и ужаснулся: ему предстояло полчаса идти пешком по дороге рядом с лесом, чтобы добраться до места назначения. Хотелось плюнуть на все и дождаться следующего автобуса, чтобы уехать обратно, в центр, и погреться в каком-нибудь кафе за чашечкой обжигающего горького кофе. Но мысль о повышении подстегивала и грела душу лучше любого кофе, поэтому Павел, скрипя зубами от холода, быстрым размашистым шагом пошел по пустой дороге, спотыкаясь в ямах и выбоинах, сопровождаемый лишь бесчувственным электронным голосом навигатора.

Промокший, уставший, с заплетающимися от долгой и быстрой ходьбы ногами, Павел Уткин прополз по ступенькам и постучал в дверь церкви. Перед ней стояла чья-то машина, и он подумал, что, наверное, начальник просто решил подшутить над ним, и тут уже работает другой журналист. Дверь быстро открылась и Павла впустили без разговоров.

— Вы даже не спросите, кто я? — Он удивленно посмотрел на старого монаха.

— Вы Павел Уткин, не правда ли? Мы вас ждали, проходите скорее, не стоит стоять прямо на входе, тут сквозит ветер. Все уже приехали, вы последний.

— Приехали. А я пешком шел, — недовольно буркнул Уткин и чихнул. Еще заболеть не хватало.

— Целеустремленность и труд щедро вознаграждаются.

Павлу казалось, что священнослужитель над ним издевается. Включив камеру, непутевый журналист стал снимать все, что только видел вокруг, ничуть не жалея об отсутствии оператора: он считал, что сам может великолепно справиться с любой работой. В объектив камеры попадало все, что встречалось Павлу на пути: иконы, свечи, фрески на стенах, картины, разбитая плитка пола, засохшие угрюмые цветы и какой-то молодой человек высокого роста с локонами темных волос, улыбающийся и поправляющий манжеты своего отглаженного пиджака. От неожиданности Уткин отшатнулся.

— Ты еще кто?

— Виктор Снегирёв, детектив Ярославского отдела полиции. А вы?

— Павел, — он почему-то не захотел называть свою нелепую фамилию, постеснявшись ее неуклюжести. Недоброжелательно сверкнув глазами, он посмотрел на Виктора, улыбающегося ему, как будто они уже были старыми приятелями. Уткин такого дружелюбия не понимал и, следовательно, по достоинству не оценил. — Что, по связям занял место в полиции? Папочка купил его тебе? Или, может, подарил на восемнадцатый День Рожденья?

Виктор пренебрежительно фыркнул.

— Мне двадцать четыре. Я большими усилиями отвоевывал себе хорошую работу, а вот вас, наверняка, приняли со всеми почестями. Разве я не прав?

В какой-то степени Снегирёв был прав. Уткина приняли в новый коллектив только потому, что кроме него не было больше таких героев, отважившихся примкнуть к редакции жалкой газетенки. Столкнувшись плечами с новым коллегой, Павел проследовал дальше, оставляя позади смеющегося в кулак молодого детектива и направляясь прямо к комнате, где сейчас орудовала Светлана, превратившая ее в свою святыню, выгнав оттуда Виктора.

Лисичкина была шокирована результатами. Складывалось четкое ощущение того, что это было не убийство, а самоубийство. Конечно, она не могла знать этого наверняка, нужно было еще переговорить с детективом и служителями церкви, рассказать обо всем Привалину, однако, следов на теле она не увидела. Из глаз мертвых монахинь текла кровь, будто это было вызвано действиями яда. Светлана провела ватными палочками во рту обеих и положила их в пластиковые пакетики. Завтра в больнице она проверит все.

Она вовремя закончила работу, потому что в этот самый момент в зал нелепо ворвался парень с камерой, направляя объектив прямо Светлане в лицо.

— Женщина, отойдите, я снимаю репортаж!

Светлана сделала шаг в сторону, закрывая собой лежащие на полу тела.

— Что вы делаете? — крикнул парень пытаясь вытеснить Лисичкну из комнаты.

— Вы можете войти сюда только тогда, когда я закончу работу, — громко и сердито сказала она, скрестив руки на груди.

— Но вы же закончили!

— Нет, — соврала Лисичкина и снова села на пол, смотря на трупы и притворяясь, что занимается каким-то делом.

— Но вы наверняка тут уже давно, и у вас было много…

— Я сказала: выйди и закрой двери!!! — начала кричать на него в ответ Светлана, чувствуя, как закипает в ней раздражение.

Парень лишь опустил голову, но продолжал снимать и сказал, наведя камеру на женщину:

— Вот такие у нас врачи, дорогие друзья, и накажет меня Господь, если я не вставлю это в сюжет!

ГЛАВА 4. «ПЕРВЫЕ ВЫВОДЫ»

После обследования и споров с журналистом Светлана решила обговорить все с детективом. Она нашла его в главном зале, где тот о чем-то тихо разговаривал с явно нервничающим служителем Иваном.

— Извините, — сказала она, подойдя к ним, — Виктор, кажется? Я могу с вами поговорить?

Он посмотрел на нее быстрым и безразличным взглядом равнодушных карих глаз.

— Час назад вы говорили совсем другое, — пренебрежительно ответил он, отворачиваясь к Ивану.

— Слушайте, дело серьезное. Мне кажется, этих женщин никто не убивал.

— О чем вы? — спросил служитель церкви, перебивая её.

— Вы хотите сказать о самоубийстве, — ответил Виктор. — Я тоже подумал о подобной версии.

— Я не нашла у них никаких ран. Кажется, они умерли, приняв яд, если, конечно, никто не подсыпал им его умышленно, то это сделали они сами.

Виктор поддерживающе кивнул.

— Я также не нашел никаких следов убийцы. Никаких.

Священнослужитель стоял в недоумении, переводя взгляд со Светланы на Виктора и обратно.

— Я не понимаю. — Он встряхнул головой. — Зачем им убивать себя? Это же грех. Если они умерли таким образом, то в Рай попасть не смогут.

— Если говорить на вашем языке, то это сделали не они, а Дьявол.

Иван ахнул. Это было самое ужасное, чего он боялся больше всего. Рука мужчины непроизвольно потянулась к груди и схватила деревянный крест на веревке.

— Дьявол… Это ужасно.

— Мне кажется, что тут все не так просто, — почему-то неуверенно и с опаской сказала Светлана.

— Ох уж эти блондинки, ваше чутье вас всегда подводит, — усмехнулся Виктор. — Мне кажется, можно расходиться. Мы выяснили достаточно. Я поговорю с коллегами, и мы решим эту задачу.

— Вы хотите так скоро уйти? — служитель был в недоумении.

— Уже ночь. К тому же, мы узнали то, что могли. Больше это место ничего нам не даст.

Виктор звучно окликнул Павла, пытавшегося что-то сделать с объективом камеры, и тот, вздрогнув, обернулся на него, недовольно сверкнув серыми прищуренными глазами.

— Поехали отсюда, ночь уже. Или ты тут до утра будешь снимать трупы с разных ракурсов и пламя горящей свечи для отступлений?

Уткин ядовито усмехнулся в ответ, но ничего не сказал и, казалось, даже с каким-то облегчением выключил тяжелую камеру и снял её со своего костлявого плеча, которое теперь затекло и протяжно ныло.

Виктор закурил. «Дорогая марка», — зачем-то про себя отметил Павел и, встряхнув головой, специально стал смотреть в сторону, лишь бы не наблюдать за Виктором. Он был ему неприятен, но почему-то все равно притягивал взгляд. — «Пытаешься казаться таким дружелюбным, детективчик, а сам при любой возможности первым же и предашь, сдашься!». Необъяснимая злость волной прокатилась по телу Уткина, холодно сковывая сердце, и он сжал руки в кулаки так, что побелели костяшки. Он сам не понимал, почему так невзлюбил Виктора с первой же встречи. Сам его ухоженный внешний вид заставлял потрепанного Уткина беспокоиться. Он чувствовал себя какой-то серой облезлой дворовой псиной рядом с блестящим Виктором в выглаженном черном костюме и туго завязанном галстуке.

— Садись, я тебя подвезу. — Виктор открыл двери своей рабочей машины и повернул ключ зажигания. Павлу, конечно, не льстила перспектива плестись по темной дороге близ лесополосы полчаса до пустынной остановки, где уже наверняка нет ни одного автобуса, и он послушно залез на пассажирское сиденье, положив камеру на заднее. Желтый свет в салоне успокаивал, а ночная темнота за стеклами окон казалась такой вездесущей, обволакивающей, но безопасной. В салоне заиграла тихая музыка, по радио передавали новости, но Павла раздражали голоса ведущих, и он заглушил их своим звенящим тенором.

— Тебе не кажется, что эта Александра какая-то стерва?

— Светлана, — Виктор фыркнул. — Её зовут Светлана. Но ведь её вполне можно понять, согласись. Она занята своей работой.

— Но это не значит, что можно так по-скотски относиться к людям! Я тоже занят своей работой, но не кричу на других и, тем более, не прогоняю.

— Ты сам сказал ей выйти из помещения, чтобы ты поснимал трупы.

Павел нахмурился.

— Но я же не кричал на нее!

— Не кричал, но мог бы и поумерить свой пыл. Я понимаю, новое задание и все такое, но мы здесь не каждый сам по себе. Мы команда, и работаем вместе. Конечно, Светлана была немного груба, но, я думаю, это оправдано.

Виктор выкинул тлеющую сигарету через окно машины. Павел смотрел, как прохладный ветер раздувает его темные локоны, и как Виктор щурит глаза, и нестерпимо желал оказаться на его месте.

Сидя в такси, Светлана не могла перестать думать о трупах. Совсем не похоже на то, чем занимались те люди, которым она задалась целью отомстить. Это не их стиль. Значит, либо она ошиблась, и это не их рук дело, либо они решили действовать по-другому, чтобы больше не привлекать к себе лишнего внимания. В любом случае, она пока не понимает связи между происходящим. Зачем кому-то нужна смерть двух женщин? Да еще и в церкви. Может, конечно, они все накручивают, и женщины таким образом просто хотели уйти в другой мир, потому что в этом им надоело жить, облачаясь в монашеские рясы, однако, вдруг это все-таки не так?

Ночью голова уже не работала, поэтому Светлана решила вернуться в привычную обстановку. Такси доехало до её дома, она заплатила и вышла на улицу. Дул свежий ветер, дождь наконец кончился, на темном иссиня-черном небе сияли маленькие, совсем крошечные, голубые звезды. Ей не хотелось уходить. Дома опять эта голодная кошка, которая, поев, наверняка просто из своей вредности снова испортит ей одеяло.

Светлана глубоко вздохнула, почувствовав, как свежий воздух приятно заполняет легкие, и вошла в подъезд. Поднялась на пятый этаж и открыла скрипучую железную дверь ключом. Дома её встретила казалось, совсем не уставшая, дочь Аня.

— Ты не скучала? — заботливо спросила Светлана и присела на корточки, чтобы обнять ребенка.

— Мама, мама, гроза напугала кошку, и она где-то прячется весь день. Было скучно.

«Ну и отлично, пусть вообще не выходит», — подумала Лисичкина и погладила дочь по голове, приглаживая растрепавшиеся светлые локоны, которые, в отличие от ее волос, совсем не вились.

— Ищи Фросю, а я переоденусь и разогрею что-нибудь на ужин.

Дочь кивнула и побежала по комнатам, зовя кошку и поскальзываясь на паркетном полу с облезшим лаком на дощечках. Женщина наблюдала за ней усталым взглядом и неуютно переминалась с ноги на ногу, кидая недовольный взгляд на старые чугунные батареи, как обычно, в межсезонье не работавшие. Дом Светланы состоял из двух небольших комнат, которые раньше были одной большой коммунальной квартирой, но во времена перестройки были соединены между собой. Там висел обтрепанный ковер на стене, по которому Аня любила водить пальцем и рисовать узоры на длинном и твердом ворсе, в ванной пахло самым примитивным дешевым хозяйственным мылом, совсем не пенящимся и прилипающим к рукам, а свет был везде неестественно желтым и слишком теплым. В одной комнате жила Светлана и дочь, а в другой… Когда-то спал её муж. В ней до сих пор те же немного мятые одеяла, пахнущие стиральным порошком, подушки, его портрет на стене с персиковыми обоями…

Открыв холодильник, Светлана достала кастрюлю и поставила на газ. Уже одиннадцать часов ночи, а они только начинают ужинать. Ей завтра рано на работу, а дочке в школу. Ане очень тяжело без отца, а Свете без мужа, однако, уже несколько лет они живут так, но пока им это очень тяжело приходится. Все Лисичкиной казалось каким-то неправильным, и она, тяжело вздохнув, задумалась о том, какой же тяжелой стала ее жизнь после смерти любимого мужа. Когда вчерашний борщ в кастрюле со сколотыми краями наконец вскипел, она позвала Аню, и они в одиночестве и тишине сели ужинать, за старый стол, покрытый клеенкой с разводами от пролитого на нее крепкого черного чая, так и не найдя кошку, а через заклеенное по краям серым скотчем окно в комнату заглядывали те же самые насмешливые далекие звезды, и Светлане стало совсем невесело.

Виктор высадил из машины Павла, который всю оставшуюся дорогу сидел молча и смотрел, отвернувшись, в окно. Внезапно, когда тот уже заходил в подъезд своей старой хрущевки с погасшими пастями окон, Виктор выкрикнул в открытое окно:

— Камеру мне подарил?

Уткин на мгновение остановился, и Снегирев заметил, как он напрягся. Откуда в этом журналисте столько злости? И почему этот парень так ненавидит окружающий его мир? Уткин быстрым шагом вернулся, резко дернул дверь и вытащил из машины камеру, неуклюже стукнув ее о бок автомобиля.

— Еще раз спасибо, что подвез. — Буркнул он и, коротко кивнув головой, напряженно юркнул в подъезд, чтобы быстрее спрятаться от недоумевающего взгляда Виктора. По своей работе он знал, что такие люди достаточно часто становятся безжалостными маньяками или психопатами. Но на самом деле они просто глубоко несчастливы.

Виктор отъехал от хрущевки, где жил Павел, и поехал не к себе домой, а в центральное отделение полиции Ярославля. Опять собрался ночевать на работе. А какая, собственно, разница, где спать — у себя на холодной кровати или на кожаном диване в зале для переговоров? Везде он чувствовал себя одиноким. В полиции уже сменился дежурный охранник и, лучезарно улыбаясь, Виктор поздоровался с ним, не прочитав имени на его бейдже, и поспешил в свой кабинет: печатать протокол о выезде на дело, прикреплять к нему фотографии, отчеты о состоянии трупов, детали разговоров со свидетелями, но охранник остановил его восклицанием:

— Знаешь, Снегирёв, завтра новая коллега у тебя появится!

Молодой человек заинтересованно обернулся.

— Да-да, новая коллега. Полиция, видимо, решила, что два новых сотрудника лучше одного старого. Михайлов ушел с должности. На его место завтра придет новый криминалист. Девушка. — Охранник препротивно улыбнулся, облизнул тонкие потрескавшиеся губы и хихикнул, подобно свинье, причмокивая ртом.

Девушка-криминалист? Это что-то новенькое. Но Виктор считал себя слишком безнадежным, поэтому просто безразлично пожал сутулыми от усталости плечами и хлопнул дверью своего пустого кабинета. Холодно и одиноко. Пора закрыть окно.

Сегодня в церкви до утра останется Павел: пришла его смена, а Иван идет домой, чтобы наконец отоспаться после трудного дня и всех неожиданных и ужасных событий. Детектив, журналист и доктор уже уехали, и Иван вскоре после их отъезда тоже собрался уходить.

— Удачи, Павел, да прибудет с тобой Господь этой ночью, — тихо сказал священнослужитель, перекрестив Павла, который смиренно провожал его взглядом.

— Благодарю, Иван, желаю приятной ночи.

Они поклонились, и Иван направился к двери. Внезапно он остановился, потому что его позвал Павел.

— А почему тела девушек не убирают? — смущенно, но с любопытством спросил он.

Иван презрительно посмотрел на Павла, как бы говоря, что это не его дело, и пожал плечами.

— Завтра должны убрать. Сегодня уже поздно.

Он вышел, а Павел закрыл за ним дверь на замок. Как ему теперь пережить эту ночь? Два трупа лежат где-то в зале, а он пойдет в комнату, где будет спокойно спать, охраняя церковь?

В комнатке Павла был старый маленький диван, стол, свечи и книги. В основном ночью служители выполняют свою работу по книгам, но Павел сделал это еще днем, пока ждал приезда всех специалистов, поэтому сейчас он имел полное право вздремнуть. Как только он хотел затушить свечу, в тишине раздался громкий и почему-то пугающий Павла телефонный звонок. Служитель вздрогнул, подошел к телефону и снял трубку. Полночь, кто может звонить?

— Священнослужитель Павел, чем могу помочь? — дрожащим голосом спросил он, ухватившись за крестик.

— Господи! Помогите нам! — крикнул срывающийся голос на другом конце провода.

По телу мужчины прошли мурашки.

— Что случилось?

— Ц… церковь, Вологда, — голос заикался и задыхался. — У нас тут трупы…

Трубка телефона выпала из рук. Павел был шокирован. Снова трупы в церкви. Такого просто не может быть. Что происходит? Внезапно его плеча коснулась чья-то рука.

ГЛАВА 5. «НОВЫЙ ТРУП»

Всю ночь Виктор Снегирёв находился у себя на работе и обдумывал слова Светланы. Самоубийство. Это вполне имело место быть, ведь нет абсолютно никаких доказательств, что монахинь кто-то убил, но все же… У него никак не откладывалось в голове, что послушницы церкви в состоянии будут совершить подобное. Виктору хотелось прямо сейчас связаться с доктором Лисичкиной и поговорить с ней обо всем, но стояла глубокая темная осенняя ночь, за окном сияли светло-голубые холодные звезды, и целый город спал, да и номера у него все равно не было. Но зато номер Светланы был у церкви. Снегирёв так не хотел возвращаться туда, однако, все-таки пришлось.

Двадцать пятого сентября рано утром детектив приехал к церкви снова. Рассветало. На одной стороне размытого и неровного горизонта небо было еще темным, фиолетово-синим, а на другой уже расцветало бежевыми кустистыми облаками, подсвеченными ярко-красным солнцем. Никаких звуков не было слышно, даже птицы в это утро почему-то не пели: было лишь слышно откуда-то издалека, как тихо перешептываются между собой деревья и едут по дороге одинокие машины. Виктор вышел из автомобиля и вдохнул чистый утренний воздух. Будто весь мир замер, предвещая беду. Даже ветра не было.

Детектив подошел к дверям церкви и постучал. Никто не открыл, видимо, для визитов было еще слишком рано. Но ему повезло. Спустя несколько минут ожидания к церкви подъехало такси, и оттуда вышел, споткнувшись у машины, священнослужитель Иван.

— Какое славное утро послал нам сегодня Господь, не так ли? — смущенно улыбнулся он, идя навстречу Виктору и делая небольшой поклон.

— Верно, — ответил Снегирёв, кротко улыбнувшись.

— У вас что-то случилось, что вы приехали в такую рань?

Служитель церкви подошел к детективу вплотную, и того почему-то передернуло от неудобства. Виктор незаметно сделал полшага назад.

— Мне нужен номер доктора, что вчера приходила обследовать тело…

— Надо же! А я думал, она вам не понравилась.

— Нет, дело не в этом. Я хочу поговорить с ней про версию, что она выдвинула вчера. О самоубийстве.

— Хорошо, но почему вы не заходите внутрь? — казалось, даже удивленно спросил монах и через плечо высокого Виктора покосился на двери церкви.

— Вход закрыт.

Иван подошел к двери и дернул ее. Действительно, та оказалась закрыта и лишь издала тихий жалобный скрип.

— Странно, там должен быть служитель Павел. — Иван беспокойно оглянулся на Виктора, который наблюдал за ним со спины. — Может, он еще спит.

Священнослужитель достал из кармана своих широких темных брюк тяжелую связку звенящих ключей, спустя пару минут нашел нужный и наконец открыл дверь. В нос сразу ударил уже привычный ему запах свечного воска и мрачной древности. Вот одна из причин, по которым Виктор не хотел возвращаться сюда. Но того требовало дело.

— Пройдемте в комнату с телефоном, у нас там записаны все номера, как раз позвоните в больницу отсюда.

Монах прошел в комнату, где другой служитель, Павел, вчера остался на ночь.

Светлые короткие кудри густых пушистых волос раскидались по тяжелой и твердой пуховой подушке. Светлана почувствовала, как шея почти онемела и ужасно затекла. Поморщившись, она повернула голову и приподнялась на кровати. Теперь она спала совершенно одна. За окном уже светало, но будильник на прикроватной тумбочке еще не звенел. Сразу же отключив его, Светлана с каким-то тяжелым чувством на душе встала босыми ногами на прохладный паркетный пол. Скрипнула половица в сонной тишине полупустой квартиры. И куда делась эта чертова кошка? «Если эта маленькая гадина застряла где-нибудь под ванной, то я ее оттуда выковыривать не буду», — почему-то удовлетворенно подумала Светлана и сложила руки на груди.

Ее почему-то тяготила мысль о том, что сейчас надо готовить завтрак для дочери, собирать и провожать ее в школу, а потом самой собираться и в одиночестве отправляться на работу. А еще это расследование убийства в какой-то церкви на окраине города. Нет. Самоубийства. Она все еще придерживалась этой версии. «Никаких следов насилия ни на одном из трупов. Смерть не была вызвана физическими повреждениями», — рассуждала Лисичкина, с грохотом доставая из кухонного шкафчика пакетик с овсяной крупой. Сконфуженно затихнув, она прислушалась. Дочь не проснулась. — «Но почему самоубийство? Какая причина? Как психиатр, не могу понять ни одного мотива. Усталость от жизни в монастыре и постоянных ограничениях? Могли спокойно выйти оттуда. Их держали силой? Исключено, грех для священнослужителей. Наскучила жизнь? Слишком банально, больше подходит для депрессивных подростков». Светлана искренне не понимала причин такого поступка. Легкая алюминиевая ложка застревала в густой каше, и женщина выключила плиту. В стеклянной дверце шкафчика отразилось ее усталое, совершенно не выспавшееся лицо, и она подумала о том, что, может, причины для самоубийства у тех женщин все-таки были.

Открыв скрипящую дверь, служитель Иван наступил в лужу крови, которая издала неприятный хлюпающий звук. Он отшатнулся и отступил назад, схватившись рукой за дверной косяк.

— Господи, что здесь произошло? — ошеломленно прошептал детектив.

Иван перекрестился. На полу лежал мертвый служитель церкви Павел с отгрызенной рукой и окровавленным лицом. У него теперь совсем не было глаз, из глазниц сочилась уже почти засохшая багряная кровь, сгустками застывшая на бледно-серых щеках. Со стола свисала на проводе телефонная трубка. Свеча уже не горела.

— Что здесь произошло? — зачем-то повторил Виктор, стоя у порога.

— Господи, упокой его душу…

С минуту они помолчали, затем Снегирёв первым прервал могильную, нагнетающую настоящий липкий ужас, тишину.

— Ему кто-то позвонил, а лишь после убили. — Его голос охрип и сипел.

Иван положил трубку на телефон, затем начал копаться в какой-то маленькой книжечке, шелестя мнущимися в его пальцах страницами, которые были исписаны мелким разборчивым почерком.

— Вот номер больницы, где работает ваш доктор, чувствую, ей тоже придется приехать снова.

Когда звонок был сделан, они вышли из комнаты. Только сейчас Виктор заметил на полу следы. Странные следы, то ли от грязи, то ли от невероятно темной и очень густой крови. Он последовал туда, откуда они шли. Следы вели по коридорам в тот самый зал, где лежали трупы девушек-монахинь. Но когда детектив зашел туда, то по-настоящему ужаснулся. Труп был только один. А следы вели дальше — в распахнутое окно с колышущейся на утреннем ветру занавеской.

— Это что, кому-то понадобился один труп? — спросил Иван.

— Либо так, либо это был не труп, — тихо произнес Снегирёв и почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Подобного он еще ни разу не видел.

Из соседней комнаты раздался телефонный звонок. Виктор, опередив оторопевшего Ивана, все еще крестившегося на пороге комнаты, подбежал к телефону, бросив короткий взгляд на труп священнослужителя Павла. Его рука была отброшена на несколько шагов от его застывшего тела, но Виктор хладнокровно поднял телефонную трубку и ответил:

— Виктор Снегирёв, детектив полиции, я вас слушаю.

Голос на другом конце сбивчиво и быстро затараторил.

— Здравствуйте, здравствуйте, я звоню из церкви Иоанна Богослова, что в Вологде, мы видели репортаж по телевизору, говорят, у вас обнаружены два трупа монахинь. Дело в том, что у нас произошла та же самая история.

Виктор опешил. Еще трупы? И снова монахини? В церкви? Это было похоже на розыгрыш.

— Не тратьте мое время, если решили подшутить. У меня серьезная работа, — отрезал детектив. Но заикающийся голос на другом конце провода продолжал убеждать его в правдивости своих запутанных слов.

— Нет-нет, все правда, поверьте, мы звонили вчера, нам ответили, но что-то, видимо, произошло со связью, и мы потом просто не могли дозвониться, когда трубку сбросили. Даже гудки не проходили. Пожалуйста, приезжайте. — Голос уже принял умоляющий тон.

— Говорите адрес.

Виктор в быстром темпе сел в машину и поехал снова в отдел полиции за вещами. Он не думал, что ему придется ехать в другой город, чтобы сравнить ситуации, но он был уверен, что схожесть на все сто процентов. Начальник отдела полиции Никольский встретил его у входа.

— Ну что, как там дела?

Снегирёв кратко объяснил ситуацию, тот ужаснулся.

— Я возьму оружие на всякий случай.

— На всякий случай?

— Лучше иметь оружие и не нуждаться в нем, чем нуждаться, но не иметь.

Никольский усмехнулся и проговорил:

— В таком случае, возьми с собой свою новую напарницу.

— Что? Вы предлагаете мне девушку в напарники, которая еще не смыслит в таких делах?

— Ей нужно учиться. Какая ситуация, кроме нынешней, сделает из нее хорошего полицейского?

— Я все равно не понимаю, зачем мне ее брать…

— Лучше иметь дополнительную пару рук, детектив Снегирёв, и не нуждаться в них, чем нуждаться и не иметь, — он подмигнул Виктору.

Виктор почему-то не горел желанием брать с собой совершенно незнакомого ему человека, только пришедшего на должность. Да и вообще, он в принципе не представлял себе хорошего криминалиста, который при этом был бы девушкой. В их отделе работали только мужчины. Даже уборщиком был какой-то молодой кавказец, по-русски не понимавший ни слова, кроме «зарплаты». Снегирёв быстрым шагом направился к своему кабинету и, открыв дверь, увидел сидящую на диване девушку, по-видимому, ожидавшую его. При виде его, она быстро поднялась на ноги, чуть пошатнувшись на каблуках черных блестящих туфель и, мило улыбнувшись, представилась:

— Добрый день. Ксения.

Виктор внимательно задержал на ней взгляд. Девушка смущенно поправила длинные, чуть волнистые, темно-коричневые волосы, сияющие в свете флуоресцентных офисных ламп и обрамляющие ее по-детски немного круглое, но приятное и открытое лицо. Она чуть хмурила прямые брови, но зеленые глаза ее искренне светились дружелюбием и непосредственностью. Тоже какие-то детские пухлые маленькие губки мягко растягивались в улыбке. И что такой человек делает в полиции?

— Виктор. Видимо, я вам наставник. — Он пожал ее тонкую холодную руку, немного дрожащую от нервного перевозбуждения. Первый день на работе, как никак, она наверняка волнуется и боится оплошать.

— Надеюсь, мы с вами хорошо сработаемся. — Ее голос был приятным и тягучим, немного глуховатым и сиплым, и Виктор зачем-то предложил ей одну из своих сигарет.

— Я некурящая, — вежливо отказалась Ксения и отодвинула от себя протянутую Виктором пачку. — Я уже знаю, что мы едем в какую-то церковь. Мне надевать форму или как?

Она неуверенно оправила на себе черное официальное платье. В отделении обычно никто не ходил в форме, все носили просто одежду, соответствующую рабочему дресс-коду, лишь некоторые, чья работа была связана с постоянными выездами, носили полицейскую форму. Виктору, как детективу, она не требовалась, и он не думал, что криминалисту она понадобится тоже.

— Не думаю, но как хочешь. Просто оденься поудобнее. Мы не развлекаться едем.

Ксения коротко кивнула, заправила волосы за ухо быстрым жестом и вышла. Виктор положил свой пистолет в кобуру на поясе черных со стрелками брюк. Хорошо или плохо иметь симпатичную коллегу-студентку? И как она вообще попала в центральное отделение на место криминалиста? Виктор молился, чтобы она была не просто глупенькой дочкой богатого отца, пристроившего ее на хорошую работу.

ГЛАВА 6. «В ВОЛОГДУ, ТОВАРИЩ КРИМИНАЛИСТ»

Капли вновь моросящего неприятного колючего дождя барабанили по скрипящим под дворниками стеклам машины. Виктор остановил машину и оглянулся на Ксению, сидевшую справа от него на пассажирском сидении. Темные прямые брови нахмурены в напряжении, губки поджаты, взгляд устремлен ровно вперед, зелень в ее глазах потемнела и сияла волнением.

— Готова? — тихо спросил Виктор, зачем-то дотрагиваясь до холодного тяжелого пистолета через кожаную кобуру. Лучше иметь оружие и не нуждаться в нем, чем нуждаться и не иметь. Он постоянно повторял про себя эту фразу, пока ехал к церкви.

— Всегда, — уверенно, но несколько дрожащим голосом ответила Ксения и, кивнув головой, смело вышла из машины.

Верхушки сосен протяжно зашелестели и угнетающе зашипели под гнетом холодного, уже почти октябрьского, ветра; птицы не пели, вокруг стояла абсолютная тишина, прерываемая лишь шепотом косого дождя и скрипом качающихся стволов. В этом месте теперь царило полное запустение. Интересно, каково здесь было Ивану, оставшемуся наедине с тремя трупами? Нет, теперь двумя. Виктор вспомнил про таинственную пропажу одной из мертвых монашек. Об этом он Ксении пока не рассказывал. Девушка неуютно пожала хрупкими плечами и запахнулась в полицейскую куртку. Ноги, обтянутые простыми черными джинсами, сейчас нетерпеливо мялись на месте, притаптывая жухлую посеревшую траву тяжелыми форменными ботинками.

Из-за двери показалась грузная высокая фигура священнослужителя. Тот шел с опущенной головой против ветра, руками придерживая свою длинную ризу. Его плечи отчего-то поминутно вздрагивали. Они с Виктором поздоровались коротким кивком головы, а на Ксению священник, казалось, не обратил совершенно никакого внимания, как истинный монах.

— Светлана уже здесь, она в церкви. Осматривает Павла.

Его голос стал глухим, каким-то отдаленным, будто шедшим из ниоткуда и одновременно отовсюду. Виктор посмотрел на церковь. Теперь еще более темная в такую ненастную нагнетающую погоду, она казалось более привлекательной для Дьявола, нежели для Бога, ради которого и возводилась. Это место было угрожающим, оно несло в самом себе некую атмосферу безропотного подчинения и послушания, подкрепляемого не уважением и любовью, а страхом и обреченностью. Виктор чувствовал, как у него по спине пробежали мурашки.

Сзади послышался хруст шин по мокрой гальке, и этот шум напомнил Виктору звук ломающихся костей. Из такси поспешно и неуклюже выполз Уткин, на плече которого болталась спортивная сумка. Он прикрывал голову какими-то листками бумаги, на которые попадали редкие капли дождя. Чернила уже растекались и расплывались, но он предпочитал этого не замечать, а делал вид, что все так, как и должно было быть.

Незамеченной подошла угрюмая Светлана. Чуть улыбнувшись Виктору, она поздоровалась с ним за руку, поприветствовала Ксению, стоявшую в отдалении, как подросток в чужой компании, кинула короткий взгляд на сутулящегося Павла и призвала всех быстрее садиться в машину. Дождь усиливался.

В машине Виктора все, казалось, выдохнули спокойнее. Впереди сидели сам Снегирёв и Уткин, шелестевший промокшими бумагами, а сзади устроились Светлана и Ксения, которая, видимо, была невероятно смущена и чувствовала себя лишней. Виктор решил ее представить, но, не зная ее фамилии, посмотрел в зеркало заднего вида, пока поворачивал ключ зажигания. На полицейской куртке нашивка гласила: К. К. Ростова. Красивая фамилия.

— Прошу прощения, что не взял на себя слово раньше, но: с нами теперь новый член команды, Ксения Ростова, эксперт-криминалист центрального отделения полиции Ярославля. Прошу любить и жаловать.

Девушка неловко улыбнулась и промолчала. Светлана одобрительно кивнула ей, мол, «хоть ты и полицейский, я уже взяла тебя под свое покровительство». Почему-то Ксения ей сразу понравилась: Лисичкина, как психиатр с огромным стажем, умела сразу же отличать из толпы хороших людей, и Ростова показалась ей одной из таких. «Толковая девочка», — подумала Светлана и вспомнила про свою дочь. Неужели та до сих пор ищет эту гадкую кошку?

Уткин обернулся, неудобно вывернув шею, и посмотрел на Ксению, лицо которой оказалось прямо перед его холодными глазами. Ее взгляд блеснул озорной улыбкой, она протянула ему руку, и он быстро отер свою о влажные джинсы, чтобы та не была потной. Ксения заметила этот откровенно мальчишеский жест и чуть не фыркнула, но сдержалась. Она серьезный человек. Полицейский. Не будет же она смеяться над человеком, у которого просто мокрые руки? В этот момент она не выдержала и все-таки усмехнулась. Павел передумал жать ее изящно протянутую руку.

Виктор выкрутил громкость магнитолы почти на полную, и в машине теперь играли грустные русские песни из восьмидесятых. Тонкий голос солиста отчаянно выпевал «Белую ночь», которая теперь опустилась над городом, и Светлана, видимо, вспоминая свою молодость, задумчиво глядела в окно и в такт качала головой. Разговор прервала Ксения, и Павел впервые услышал ее ласковый, немного смущенный, голос.

— Куда мы сейчас?

— В Вологду, товарищ криминалист, — утрируя важность ситуации, ответил Виктор, сделав музыку тише. Светлана прислушалась к разговору. — Расследовать аналогичное убийство.

— Или самоубийство, — вставила Лисичкина. — Не забывайте, что на трупах не было следов физического насилия. Кроме последнего. У того вообще рука отгрызена. Укус не человеческий, да даже если бы и был человеческий, то повреждения не сходятся: люди физически не в состоянии перегрызть чужую кость. А укус был один.

Ксению передернуло. Уткин заинтересовался и решил блеснуть перед Ростовой, которая теперь внимательно смотрела на него своими изумрудными, полуприкрытыми, глазами и держала на губах легкую улыбку, которая, казалось, никогда с них не сходила.

— Может, вы все-таки ошибаетесь, и это возможно? Вы ведь даже не брали никаких образцов на исследование.

— Невозможно, Павел. У человека не хватит сил, чтобы оторвать другому человеку целую руку, начиная от плечевого сустава. Не глупите.

Виктор ухмыльнулся.

— Конечно, дело странное. Но рядом находится достаточно обширная лесополоса, да и край города это, как никак. Вполне вероятно, что тут водятся дикие животные, те же самые волки.

— Это уже более правдоподобно, — утвердительно сказала Лисичкина. — Но не стоит забывать, что церковь по ночам закрыта со всех сторон. Откуда там взяться волку?

Все в задумчивости замолчали, а из радио все еще доносился тихий голос страдающего певца.

Наконец, они доехали до нужной церкви. Церковь Иоанна Богослова находилась на улице Маяковского, из-за чего найти ее было даже тяжелее, чем если бы она была у окраины города. Виктор припарковал машину и заглушил двигатель. Женщины набросили куртки и быстро побежали прятаться от холодного колючего дождя под крышу церкви. Виктору показалось, что раньше, возможно, это здание и было красивым, но сейчас оно уже настолько старо, что готово развалиться прямо сейчас, упав к ногам приехавших. Снегирёв с Уткиным вышел из машины, и молодые люди тоже направились ко входу, где их уже встречал священник в белых одеяниях.

— Да прибудет с вами Господь! — сказал он, взмахнув рукой.

— И вам добрый день, — скептично фыркнула Светлана. — К делу?

— Конечно, входите.

Внутри церковь была еще древнее и мрачнее, чем снаружи. Штукатурка падала с потолка, стены потрескались. Фрески на стенах крошились и цветной пылью осыпались на потрескавшийся пол, у стоявшей в углу статуи Иисуса Христа не было одного уха, и Лисичкина поспешила быстрее отвести от него взгляд.

— Меня зовут Дмитрий, я работаю в этой церкви уже более сорока лет, но впервые сталкиваюсь с тем, что произошло вчера ночью, — тихо, но отчетливо произнес священник и поправил белую одежду.

Девушки и мужчины представились Дмитрию, и он поклонился им. Оглядывая церковь, Павел Уткин понял, что ему больше хочется на улицу в дождь, чем стоять среди этой умирающей древности и нюхать тошнотворные благовония, от которых кружилась и болела голова.

— Монахинь нашли вчера вечером на улице, в лесу, они лежали там мертвые, но никто не знает, от чего они умерли.

— Покажите нам, — сказала Ксения, у которой уже загорелись глаза, так сильно ей хотелось приступить к заданию. К ее первому в жизни настоящему рабочему заданию!

Они вышли через запасные двери в лес. Дождь моросил, и по телу Светланы пробежала дрожь. Это была самая мерзкая, по ее мнению, погода. Лучше уж сидеть дома и стирать одеяло от кошачьей рвоты, чем ходить в лесу по такой мороси. Они пошли по узенькой тропинке между деревьями и кустами, которые постоянно норовили зацепиться своими кривыми когтями ветвей за одежду. На земле уже лежали первые опавшие листья, по которым ползали мокрые дождевые черви.

У каждого были свои мысли в это утро, но все сразу же забыли обо всем, когда увидели эту ужасную картину. Пять трупов девушек лежало под деревьями и на тропе, перекрывая проход. Все они были в крови, у некоторых отсутствовали конечности. Глаз не было.

— Вот они, — прошептал священник, целуя крест. Показав им место, он вернулся по тропе в церковь.

— Это… ужасно, — объявила Ксения, что итак было понятно всем.

— Светлана, все еще думаете о самоубийстве? — усмехнулся Виктор, хотя это было лишнее.

— Я не понимаю… — она подошла к одной из девушек в монашеской одежде. Вокруг ее пустых глазниц засохла алая кровь. — У тех девушек я взяла анализ слюны, у этих сделаю то же, проверю на наличие яда, но…

— Яд… Как глупо с вашей стороны. Угомонитесь, они не принимают яд, кто-то убивает их всех, преследуя какую-то цель, — сказал громко журналист. — Надо их снять.

Он достал из кармана небольшую камеру и начал делать снимки.

— Сделайте пару снимков мне, я покажу их в больнице, — сказала Светлана.

— Как мы заговорили, дорогуша, — улыбнулся Павел.

Светлана в ответ лишь недовольно и презрительно фыркнула, тряхнув локонами светлых влажных от дождя волос.

— Ребята, не спорьте и не ссорьтесь, дело серьезное, — как-то совсем по-детски сказала Ксения, и, кажется, сама смутилась, подойдя к Виктору, который искал следы вокруг тел, но дождь размыл землю, и было трудно найти хоть какие-то улики. Однако, пару следов от ботинок он все же различил и следовал им. Они вели дальше по тропе, однако, спустя несколько метров, тропа заканчивалась и переходила в болото, где следы пропадали.

— Павел! Павел Уткин!

— Что? — раздался резкий голос издали, и журналист хлюпнул носом.

— Иди сюда, сфотографируй эти следы.

Павел пробрался через трупы к детективу и зафиксировал на камеру следы от чьих-то крупных ботинок.

Еще минут пятнадцать они разглядывали тела, когда пришла девушка в синей куртке и джинсах в обтяжку. Ее неестественно рыжие волосы намокли от дождя, а лицо было очень самоуверенным, глаза сияли недовольством и необоснованной злостью.

— Объясните, что здесь происходит? — резко и отрывисто спросила она, разглядывая команду специалистов.

Виктор и Павел подошли к девушкам, которые оторвались от тел и взглянули на пришедшую в синей куртке.

— Мне повторить вопрос?

— А вы кто? — ответил вопросом на вопрос Уткин.

— Я работаю в полиции Вологды. Меня попросили обыскать тут все вокруг и осмотреть трупы, а кто вы такие?

— Мы тоже работаем над этим делом, — сказала Светлана, вставая с мокрой земли и отряхивая руки. — Светлана Лисичкина. Врач центральной больницы Ярославля.

— Мне не нужны врачи. Уходите отсюда все, я буду работать тут одна, а вы возвращайтесь в свой Ярославль или откуда вы там взялись.

— Подождите… — начал Виктор. Рыжеволосая девушка достала из куртки пистолет и направила на Виктора, который не успел достать свой.

— Еще движение, и вы присоединитесь к монашкам.

Все застыли.

— Медленно уходите отсюда, без резких движений.

— Идем, — сказал Виктор, и вся четверка направилась к церкви, оставив женщину с пистолетом наедине с трупами.

ГЛАВА 7. «РАССКАЖИ-КА НАМ, ОТЕЦ, ЧТО ТАКОЕ ЕСТЬ ПОТЕЦ…»

Великолепная четверка снова зашла в церковь, где их смиренно ждал служитель Дмитрий, сидя на скамье для молитв и скрестив руки на коленях.

— Ну, что? Удалось что-то выяснить? — он подорвался с места, как только услышал шаги входящих.

— Нет, нас потревожила какая-то рыжая бестия и сказала убираться. Она со всем сама разберется, — сказал Виктор, зачем-то проверив, на месте ли пистолет.

— Я пропустил ее, — кивнул Дмитрий.

— Тогда зачем вы звонили нам? — возмутилась Светлана. Ее лицо порозовело, на щеках пионами расцветал румянец. Она очень хотела добраться до истины, но всем существом чувствовала, что до нее еще очень далеко.

— Простите, но я не знал, что она прогонит вас. Я могу с ней поговорить и… — Священник виновато оправдывался и, потупив взгляд, смотрел в пол.

— Не надо! — перебил его Виктор. — Мы увидели, что хотели.

— О чем это ты? — спросила Светлана.

— Мы нашли следы, — сказала Ксения Ростова и вышла вперед.

— Следы? — служитель, казалось, был шокирован, как будто преступник, который забыл избавиться от улик.

— Нам нужно всего лишь пойти по ним, и мы найдем убийцу. Но следы заканчиваются болотом. Есть ли тут обход этого места?

Дмитрий кивнул и повел их на улицу. Они вышли и быстрым шагом пошли за белыми одеждами старика, мелькавшими среди желтизны кустов. Больше десяти минут они шли по мокрой траве, грязи и лужам, но наконец обошли болото и оказались на другой его стороне.

Виктор пошел вдоль, чтобы найти то место, где кончаются следы на той стороне и начинаются на этой. Его обувь можно было выкинуть, потому что от нее уже не было никакого прока. Он проклинал эту погоду, но работа есть работа.

Наконец, он наступил в какую-то маленькую лужу и затем понял, что это след огромного ботинка.

— Нашел! — крикнул он и оглянулся на рыщущих неподалеку коллег. Ростова своей сосредоточенностью и серьезностью немного забавляла его, полицейского с хоть каким-то, но стажем.

— Слава Господу, — Дмитрий перекрестился.

Они двинулись по следам и вышли из леса на небольшую полянку. Следы постепенно терялись и исчезали, но ясно было, куда они вели. На поляне был люк.

— Убийца пошел туда, — объяснил Павел, что и так было очевидно.

— Что это за помещение? — спросил Виктор у служителя, который немного замялся, но все же ответил.

— Когда-то давно туда сбрасывали отходы, но он уже лет тридцать как никем не используется.

— У вас есть ключи?

— Нет.

Виктор долго думать не стал. Он достал пистолет и приказал всем отойти. Затем прицелился и выстрелил. Промах. Еще раз. Снова не попал. С третьего раза замок треснул, и Виктор сломал его ногой.

— В вас богатырская сила, молодой человек, — кивнул Дмитрий.

Виктор проигнорировал его слова и открыл люк.