Бесплатный фрагмент - Тминовый рассвет

В этой книге хранится легенда, которую мы передаём из уст в уста на протяжении нескольких поколений. Мы призываем вас внимательно относиться к тексту и не вносить изменения, чтобы сохранить целостность и достоверность истории о невинной девушке, жившей когда-то в нашей деревне

Глава 1. Пробуждение

Сладкий сон вдруг оборвался громким, скрипучим звуком — длинным и отвратительным. Мгновенно вскакиваю на кровати. Этот шум всегда означает лишь одно: движение чудовищного чёрного проклятия, поглощающего землю и уничтожающего всё на своём пути.

Моя изба наполнена тишиной. Снаружи раздаётся шум, и он проникает сквозь стены. Темнота обволакивает меня, заставляя сжимать кулаки. Тепло. Стены украшены тканями, на которых тканы узоры Ведьминских земель. Деревянный пол скрыт под мягкими коврами, сплетёнными из тёплой шерсти.

Моя кровать, украшенная деревянной резьбой, возвышается посреди комнаты. Её массивная рама олицетворяет символы защиты и благополучия. Покрывало, украшенное узорами, передаёт историю и культуру нашего народа через тонкие игры вышивки.

Мои сёстры проснулись и сидят, обнявшись. Их лица выражают глубокий страх. Взгляды их беспокойны, и сердца, наверное, бьются быстрее обычного. В их объятиях чувствуется тревога, они хотят защитить друг друга от угрозы, которая витает в воздухе.

Из кухни доносится аромат запечённого хлеба. Матушка готовит на печи. Вдруг раздаётся шум падения. Я вздрагиваю. За окном нарастает гул, заставляя меня подняться с кровати, схватить платок и осторожно подойти к окну, чтобы разглядеть, что происходит.

Передо мной стоят люди. Сотни фигур, озарённые яркими факелами, бросающими длинные тени на их лица. Многие из них одеты в простые, но красочные наряды. Женщины преимущественно носят платья, сшитые изо льна или шерсти, с насыщенными орнаментами, вышитыми нитями разных цветов. Их воротники и манжеты также украшены вышивкой. Мужчины же предпочитают простую одежду: длинные туники, подтянутые поясами.

Матушка вбегает ко мне. Лицо бледное, искажённое страхом. Она одета в ночную сорочку. Рассматриваю её сверху вниз: каждый узор, каждую нить вышивки. Тревога, исходящая от неё, заставляет моё сердце биться ещё быстрее.

— Дочери мои, она снова в движении! Черна, она… это не может быть правдой. Мы были уверены, что она осталась в покое.

Я стараюсь сохранить спокойствие на лице.

— Неужели снова?

— Да, Зоряна. Это напугало меня до глубины души. Все эти зимы мы жили в безопасности, надеясь, что угрозы больше не будет. Но сейчас…

Я беру матушку за руку, пытаясь успокоить её.

— Всё будет хорошо.

— Как ты можешь обещать это? — злится младшая из сестёр.

Матушка качает головой.

— Мы должны уезжать…

— Но мы не можем просто уйти, — настаиваю я.

Мама вздыхает, сжимая руки в жесте отчаяния.

— Этот ужас вновь пришёл. Это неизбежное зло, Зоряна. Нам нужно уйти, чтобы спастись.

Мама взглянула на меня с горечью в глазах и продолжила:

— Ты такая храбрая, Зоряна, порой даже до вреда. Но я понимаю, в тебе столько же решимости, сколько и в твоей прабабушке. Но помни: опасность слишком велика.

Я быстро оглянулась на окно, отвлекаясь от разговора с матушкой. Звук разбивающегося стекла заставил нас обеих вздрогнуть. Но когда я поняла, что это всего лишь случайность, — облегчённо вздохнула.

В соседнем доме я замечаю подвыпившего соседа, который пытается извиниться перед пожилой женщиной. Мама, воспользовавшись возможностью, торопливо убегает в сени. Я же, чувствуя, что могу быть полезной, подбегаю к старому сундуку, стоя́щему у стены. Открыв его, я нахожу одежду, не слишком яркую. Моим выбором становится платье из гладкого синего льна, украшенное тонкой серебряной вышивкой вдоль горловины и рукавов. Я надеваю его, чувствуя, как ткань обволакивает мои плечи.

— Ты пойдёшь туда? — спрашивает меня сестра.

— Да, — отвечаю я сухо.

— И почему тебе не сидится в тепле? — злится она.

Спешно натягиваю тёплую жилетку и быстро завязываю платок на голову, готовясь выйти на улицу. Внезапно пронзительный плач моего младшего брата разрывает тишину. Мама спешит к кроватке, чтобы утешить его, но мне тревожно: где же отец?

— Где папенька? — спрашиваю я её, но мама лишь пожимает плечами, выражая беспокойство.

Бездействие отца меня пугает.

Я выбегаю во двор. Там на улице, я вижу напуганных людей, суету и тревогу. Мои глаза летят вокруг, ища отца, но его нет. Бегу чуть вперёд, стараясь пробиться сквозь толпу, чтобы лучше разглядеть Черну, которая, похоже, успокоилась вновь.

Прохожу мимо людей не оглядываясь. Двигаюсь вперёд сквозь напряжённые взгляды. Жители Ведьминских земель взволнованно шепчутся, кто-то кричит моё имя, но я не обращаю внимания.

Черна, выглядящая устрашающе, затянула уже половину деревни в свои челюсти. Никто точно не помнит, когда это проклятье появилось у нас. Может быть, оно было всегда, скрываясь в тени древности.

Снег скрипит под моими ногами. Стужа пронизывает до костей, выдавливая дыхание.

Останавливаюсь перед Черной, — это чёрное облако, которое поглощает всё вокруг. Внутри неё — ничего, лишь мрачная пустота, и земли внутри мёртвые. Там, где простираются её тёмные тени, ничего больше не растёт, ничто больше не живёт.

С тяжёлым сердцем наблюдаю, как тёмные лапы проклятия медленно, но неумолимо приближаются к моему родному дому. Медленная, но неотвратимая угроза. Ещё немного времени, и то, что было моим домом, перестанет существовать.

Мы лишаемся наших земель, теряя наше прибежище. Эта тьма, она распространяется, пожирая всё на своём пути. Чувствую, что время идёт против нас, и встреча с этой неотвратимой силой всё ближе. Сердце моё тяжело от боли. Страх охватывает меня, словно тень, преследующая каждый мой шаг. Скоро произойдёт ужасное, и я боюсь, что не смогу остановить это.

— Зоряна, что ты здесь забыла? Такой мороз, а ты стоишь, как прикованная к месту.

Вздрагиваю от звука родного голоса. Смотрю на его обладателя и сужаю глаза.

— Ничего я не забыла, Всеволод. Мне нужно быть здесь, я должна понять, что происходит.

— Действительно? И что же ты разузнала? — посмеивается он.

— Ничего, — сдаюсь я.

— Тогда пошли к костру. Иначе в ледышку превратишься.

Я смотрю на Всеволода и не могу удержаться от улыбки. Внешность его радует глаз: блондин с пронзительными голубыми глазами. Мы дружим с самого детства, и его присутствие всегда приносит мне утешение и уверенность.

Он кузнец, и его внешность пропитана силой и решимостью. Но за этим воинственным обликом скрывается доброе сердце и непоколебимая преданность. Несмотря на опасности, он всегда готов защитить тех, кто ему дорог.

— Так что? Бежим?

Я качаю головой, улыбаясь, и указываю пальцем на Черну.

— Тебя не пугает это? — спрашиваю я.

— Пугает, — отвечает он, глядя в сторону проклятия. — Но кто я буду, если поддамся своему страху? — смеётся он, словно борясь с самим собой.

Я пристально рассматриваю его, чувствуя тяжесть этой ситуации, и сообщаю:

— Матушка напугана. Она хочет бежать.

Он серьёзно смотрит на меня и отвечает:

— Моя тоже. Уже пакует мешки.

Мы оба видим, как страх влияет на тех, кого мы любим.

— Что ты думаешь обо всём этом? — спросила я, склонив голову немного в сторону, ища ответы в его выражении лица.

Всеволод на мгновение задумался. В его глазах мелькнул отсвет решимости.

— Я думаю, что отпущу родных. Позволю им уйти подальше, в безопасное место.

— А сам останешься здесь? — переспросила я, чувствуя, как сердце сжимается от тревоги.

— Да, так и планирую, — подтвердил Всеволод, стараясь поддержать спокойствие в своём голосе.

— Я поступлю также! — заявила я, собравшись с духом.

— Ты? Ты ведь незамужняя девица, — заметил Всеволод, но в его словах сквозила некая лёгкая горечь.

Мои глаза смотрят на него со злостью. Слова готовы вырваться наружу, но в горле застревают.

«Незамужняя девица — не в роде лицо!»

— Обидел тебя? — волнуется друг.

Я пожимаю плечами и оставляю его, повернувшись к толпе. Там, словно заблудшие овечки, люди — напуганные и встревоженные. В руках у некоторых мерцают обереги, они стараются защитить себя от Черны. Люди сближаются, чтобы вместе противостоять угрозе.

— Вот-вот вернётся князь, — говорит пожилой мужчина, указывая тростью в сторону Черны. — Он-то и решит это дело. Сможет побороть проклятие.

Толпа высмеивает его слова.

Одна из женщин возражает:

— Князь — обычный человек, а не божок!

Мы со Всеволодом переглядываемся, зная, каким бывает князь, и убеждены: от Черны он никому не поможет. Подумать только, да дай боги, чтобы он не упал с коня и не явился вновь пьяным.

Девицы восхищённо хлопают в ладоши.

— О, какой чудесный у нас князь! — разносятся их восторженные голоса.

— Такой благородный, достойный уважения! Видели бы вы его во время прошлого приезда — просто, словно Сварог!

Я сдерживаю смех, услышав столь неуместное сравнение, и обращаю взгляд на Всеволода, чьё лицо скривилось. Очевидно, и ему это сравнение с богом не показалось удачным.

— Князь, конечно, хорош, но не настолько же! — громко заявляет Всеволод, сложив руки на груди.

Три сестры переглядываются, широко раскрывая глаза. Девушки мечтают, чтобы Князь обратил внимание на одну из них и увёз с собой в столицу.

— Князь обещал помощь. Он принёс клятву, что не оставит нас в беде, — произносит одна из девиц писклявым голоском. — Мы верим ему и почитаем его, — добавляет она, убеждая себя и других в этой вере.

— Будь по-вашему! — отвечаю я.

В толпе я замечаю высокого мужчину, идущего с поленом на плече. В глазах виден страх. Он озирается, ища кого-то среди женщин.

— Зоряна! — выкрикивает отец.

Я приближаюсь к нему, но отец смотрит на меня с недовольством.

— Почему снова ушла? — шепчет он раздражённо. — Почему оставила мать, сестёр и брата одних?

Всеволод вступается за меня:

— Она была со мной. Я попросил её.

— А ты кто такой, чтобы просить её о таком? Разве вы посватаны? — отец встревоженно спрашивает.

Я злюсь:

— Папенька!

— Я говорил тебе, Всеволод, что если хочешь так часто видеть дочь мою старшую, то явись перед лицем моим, как положено! С венцем брачным! А пока ты только позор накладываешь на неё. Доколе продолжаться это будет? — злится отец.

Всеволод поджимает губы и молча уходит. Я слежу взглядом за его широкими плечами и с раздражением напоминаю отцу:

— Мы дружим с детства. Мы словно брат и сестра. Никто в этой деревне и подумать не может, что мы могли бы…

— Мне ли ты будешь рассказывать об этом, дочка? Мне ли не знать, как это — жениться на той, с кем дружбу водил с детства?

Вспоминаю, как отец и мать были неразлучными друзьями и всегда поддерживали друг друга. Их дружба со временем переросла в любовь, и они приняли решение пожениться.

Отец откидывает в сторону бревно и приближается ко мне. Его волосы все в опилках от работы на лесопилке. Он вглядывается в мои глаза и тихо спрашивает:

— Почему ты так стремишься к свободе, моя зоря? Почему ты хочешь показать всем своё упрямство? Ты же девица, не до́лжно ли тебе помогать матушке, заплетать ленты в косу и быть красивой?

Я чувствую, как сердце сжимается от его слов. Слов, пронизывающих меня, как стрелы. Но вместо того, чтобы сопротивляться или сразу возразить, я лишь молчу.

— Идём в хату, дочь моя, — говорит отец, взяв меня за руку. — На улице сейчас властвует Маржана, а она, как ты знаешь, никого не щадит.

В Ведьминских землях всегда царит холод. Легенды рассказывают, что Маржана, одержимая жаждой власти, отняла у своей сестры Живы наши земли. Теперь уже столетия нога богини весны не ступала на эти поля и леса. Считается, что это произошло в давние времена, и теперь проникнуть в эти места теплом и свежестью, которые приносит с собой весна, никому уже не под силу.

Я склоняю голову и следую за отцом. Он ведёт меня уверенно по дорожке, ведущей к нашей избе. В окнах бьётся тёплый свет свечей. Матушка открывает дверь и выглядывает наружу, ожидая нас.

— Вернулись? — радуется она. Её фартук перепачкан мукой. — Я готовлю нам завтрак. Ярославчик проснулся и не мог больше уснуть. Заходите скорее, все замёрзли!

Отец принялся отряхивать опилки с волос, а затем откидывать снег с валенок, прежде чем войти в сени. Я последовала за ним.

Сени наполняла приятная теплота, несмотря на суровый холод снаружи. Сёстры сидели, занимая угол, на деревянной скамейке, укрывшись шерстяными одеялами. Они сосредоточенно чесали и заплетали свои волосы, обмениваясь тихими разговорами. Ярослав сидел на полу, раскладывая игрушки. Его щёчки были красные.

— Веселина и Милада! — окликает дочерей отец. — Испугались сегодня?

Сёстры обменялись спокойными взглядами и ответили отцу почти единодушно:

— Нет, папа. Нам нечего бояться.

Веселина, будучи средней сестрой, добавила с уверенностью:

— Особенно учитывая, что скоро к нам приезжает князь. Он всегда находит выход из любой ситуации и разбирается в делах.

Отец вздохнул, глядя на всех нас, и произнёс:

— Пусть так, дочери, надеюсь, что князь действительно окажет помощь.

Сёстры улыбнулись ему, а я, задумчиво посмотрев на огонь в печи, поняла, что князь, несомненно, внесёт перемену в нашу судьбу. Вот только насколько это будет разрушительно на этот раз?

Веселина взглянула на меня, улыбнувшись, пока доплетала косу Миладе.

— Ты опять с таким выражением лица, Зоряна! — сказала она. — Почему ты не присматриваешься к нему?

Милада ответила за меня:

— Потому что все девушки в восторге от него. Но нашей Зоряне нужно быть уникальной. Она предпочитает быть особенной.

Снимаю платок с волос и встряхиваю своими русыми локонами. Растаявшие снежинки нежно завивают мои волосы.

— Зачем осуждаете сестру? — говорит отец.

Сёстры удивлённо обменялись взглядами и начали говорить ещё более возмущённо:

— Ну, она всегда такая загадочная и независимая. Как будто в собственном мире живёт! — сказала Веселина.

— Да, никогда не принимает то, что все принимают без размышлений. Она всегда стремится к своему ви́дению вещей, — добавила Милада.

— Ваша старшая сестра всегда заботится о нас всех. Она отзывчивая и преданная. Мы все видим, как она старается. А ведь она тоже заслуживает внимания и уважения, — сказала мама.

Я пристально рассматриваю своё льняное платье, оценивая вышивку, и присаживаюсь рядом с Ярославом. Он занят игрой с деревянными звёздами.

— Мы уже потеряли счёт, сколько юношей пыталось свататься к Зоряне. Хороших и уважаемых, — добавляет Веселина. — А ей всё ни так!

Отец с грустью взглянул в окно, а затем проговорил:

— Да, и ни одного она не приняла. И каждый раз одно и то же объяснение: не люблю.

Матушка, нервно поглаживая фартук, отвернулась к печи.

— Она так много времени проводит со Всеволодом. Может быть, он…

Отцу пришла в голову мысль. И он почесал затылок.

— Всеволод! — вскрикивает Милада. — Он что же, свататься надумал к нашей Зоряне?

— Я здесь. И я всё слышу, — тихо произношу, чтобы напомнить им о своём присутствии.

— Всеволод не придёт свататься ко мне, а если и пришёл бы, то… — моя мысль останавливается, перехваченная Миладой.

— И что ты и ему откажешь? — Сестра выглядит грустной.

— Неужели ты не хочешь стать женой? — добавляет Веселина. В её голосе звучит обеспокоенность.

Замужество…

А что будет с моими близкими? Боюсь за маму и отца, за сестёр, которые мечтают только о свадебных украшениях. Боюсь за младшего брата, который ещё слишком мал, чтобы познать все трудности этого мира.

Могу ли я что-то изменить?

— Зоряна, дитя моё, ты слышишь, что сёстры говорят? Но не обязана ты соглашаться на что-то, пока не почувствуешь, что готова и сердце твоё говорит, — произносит матушка.

О, кто только не сватался ко мне!

Младший сын кузнеца…

От него воняло луком и самогоном. Помню, он так неловко пытался завоевать моё внимание.

А второй, — рыбак…

Он принёс мне живую рыбу. Прямо в мои руки всучил! А потом его стошнило мне под ноги. Нет, это всё было ужасно, я и подумать не могла о замужестве после таких событий.

Мама взяла из печи горячие горшочки с запечённым рагу и свежий, душистый хлеб. Стол был накрыт. Я взяла в руку деревянную ложку, готовясь насладиться тёплым завтраком.

Рассвет делал Черну на горизонте ещё более заметной, но, несмотря на её присутствие, мы чувствовали себя в безопасности, ведь она стоит неподвижно.

Сёстры вплели в волосы голубые ленты, а на концах волос были закреплены вышитые кольца. Отец заметил эту деталь и смутился, но не сказал ничего. Этот знак был ясен: девицы готовы к выданию.

Мама кормит Ярославчика, и я какое-то время молча сижу. Сёстры что-то оживлённо обсуждают, а моё сердце бьётся всё быстрее, предвещая какую-то беду.

— Сейчас вернусь, — произношу я и встаю из-за стола.

Я взяла в руки пучок сухих трав и начала тщательно кадить ими вокруг нашей хаты. Плотный дым, обволакивая стены, создавал невидимую защиту от бед. Тихие молитвы уносились на ветру, призывая духов-предков охранять и защищать наш дом от всего плохого. Время от времени я прикасалась к деревянным амулетам, висевшим у входа, обновляя их силу.

По традиции я полила порог водой.

— Теперь никакой злой дух не войдёт, — улыбается за моей спиной отец.

— Предпочитаю доверять своему сердцу, папенька. Что-то витает в воздухе. Вы чувствуете? Что-то страшное приближается. И не похоже, что дело только в Черне…

Отец хмуро осматривает деревянные избушки.

— И я чувствую, дочка. Да пребудут с нами боги.

Ночь опустилась на землю тихо и неприметно, как воровка, забирающая день по одной мелкой монете за раз. Постояв под ласковыми лучами заходящего солнца, я поспешила обмыться, ощущая струи прохладной воды, стекающие по моим босым ступням. Затем устремила взгляд в окно. Снаружи во тьме ночи, было спокойно. Мир затаил дыхание, ждущий нового рассвета. На моих плечах платок, украшенный тонкой вышивкой. Волосы, оставленные на волю влажного воздуха, украсила игра лёгких вьющихся завитков.

Стужа завывает за окном.

Прикрыв глаза, я замираю в размышлениях. Думаю о том, сколько ещё моя семья и я сможем продержаться в нашем родном доме, пока наши края не поглотит проклятие. В сердце бурлит тревога, но в моих мечтах ещё остаётся надежда на спасение.

Ищу свою кровать. Она стоит у стены, близко к печи, дающей тепло в наши холодные ночи. Ярославчик спит на печи вместе с мамой. На противоположной стене находится кровать сестёр.

Сёстры, мои родные, младше меня на три года. Родились они в один день и всегда смотрелись как две капли воды. У обеих блестящие светлые волосы и голубые глаза. Иногда мне кажется они так близки, что способны чувствовать мысли друг друга.

Иду к своей кровати, пол скрипит, и от него исходит холод, вплоть до костей. Опускаю голову на подушку. На секунду мне кажется, что каждый скрип и каждый звук — тихий голос Черны.

Прикрываю глаза и пытаюсь уснуть.

Уютно укутавшись под одеялом, Милада прошептала:

— Зоряна, а тебе нравится Всеволод?

Я подняла взгляд к потолку, пытаясь разглядеть тень, которая играла там от света свечи, и слегка улыбнулась, отвечая:

— Да, он хорош собой.

— Тогда почему ты отказываешь ему? Мы видим, как он старается. Ведь любая девица должна выйти замуж до истечения определённого возраста, — добавила Веселина, погружаясь в свои мысли.

— Я просто не чувствую того, что должна была бы. Я хочу найти свою половину, того, кто поймёт меня, как я понимаю себя. Пока я не встречу этого человека, не могу сделать такой шаг, — тихо ответила я, заслонившись тенью.

— Это может занять целую вечность, — заметила Милада, чувствуя, как слова заполняют нашу маленькую комнатушку.

Сейчас не время для забот о любви. Тёмные тени, таинственные и ужасающие, нависли над нашим домом. Чёрное проклятие приближалось. Его угроза ощущалась в каждом дуновении ветра.

— Мне кажется, сейчас другие вещи важнее, — тихо сказала я, сжимая одеяло крепче.

Мои сёстры кивнули, понимая всю серьёзность ситуации. Мы знали, что не сто́ит отвлекаться на мелочи, когда надвигается нечто гораздо более мрачное.

— А давайте погадаем на воске? Говорят, он не врёт, — предлагает Милада.

Веселина вскакивает на кровати и улыбаясь, произносит:

— Мне нравится эта затея!

Сестра внезапно поднялась с кровати, плотно обернув платок вокруг своих плеч. В её глазах горел огонёк решимости. Не теряя времени, она мгновенно направилась к горящей свече, расположенной на столике напротив кровати.

Смотрю на её действия с раздражением.

— Я участвовать в этом не буду, — заверяю всех и отворачиваюсь лицом к стене.

— Будешь! — смеётся Веселина. — Ещё как будешь, сестрица.

Делаю вид, что сплю.

Кто-то прыгает ко мне на кровать и стягивает с меня покрывало. Я зло ворчу.

— Давай сюда ладонь! — смеётся Милада. — Мы сделаем всё сами.

— Это всё нам не нужно, сестрицы! — ворчу я, пытаясь спрятать руку.

— Нужно! — настаивает Милада.

Сёстры выхватывают мою ладонь. Веселина задувает огонь и аккуратно капает мне на ладонь воском. Я терплю боль. Сёстры позволили воску растечься по моей коже. Капли воска плавно сползали, создавая узоры на ладони.

— Выйдет ли Зоряна замуж? — задала вопрос Веселина, склоняясь ближе к ладони и внимательно изучая формирующиеся узоры.

Каждая капля, каждое движение воска на коже было воспринято как ответ на их вопрос.

Милада хмурит брови и произносит:

— Ответ: нет.

— Наденут ли ей на голову брачный венок? — спросила Веселина, с тревогой следя за тем, как формируются новые узоры на ладони.

Милада выдыхает и тихо произносит то, что ответил воск:

— Нет.

Сёстры с тревогой посмотрели друг на друга.

— Это не может быть правдой, — прошептала Милада, прикрывая рот рукой.

— Может быть, мы неправильно задаём вопросы, — предположила Веселина с волнением в голосе. — Может быть, нам сто́ит попробовать ещё раз?

Несмотря на сомнения, они решили задать вопросы снова, тщательно формулируя их слова. Они приблизили свечу к моей ладони, давая воску возможность дать новые ответы. Я смиренно ждала.

— Появится ли в жизни Зоряны возлюбленный, который женится на ней? — спросила одна из сестёр, голос её звучал напряжённо.

Моё сердце уже знало ответ. Оно стучало так быстро, что мне становилось больно. А сёстры ждали, смотря на падающие капли воска. Но даже после этого узоры оставались неизменными, давая однозначный ответ, который сёстры не хотели принять.

— Нет… — выдыхает Милада.

Их глаза были широко открыты, пока они пытались проникнуть сквозь тьму и разгадать что-то во мне.

— Я же вам говорила, — вздыхаю вам. — Что вы ожидали услышать?

Сёстры осторожно освободили мою ладонь.

— Мы так беспокоимся за тебя, — прошептала Веселина. Её голос был полон заботы. — Не хотим, чтобы ты была несчастна.

Другая сестра присоединилась:

— И не хотим, чтобы ты страдала!

Мы обнялись, и это было нашим единственным укрытием от темноты неизвестного. Тепло и уют их объятий обволакивали меня, наполняя сердце чувством умиротворения.

Сжимая их ещё крепче, я прошептала:

— Я счастлива здесь, с вами.

Мы уютно устроились в постели, тесно прижимаясь друг к другу. Обнимаю Миладу крепче, ощущая мягкость тела и аромат её волос. Эти приятные ощущения унесли меня в объятия сна.

— Спи и не думай о плохом. Пусть твои сны будут хорошими и тёплыми. — Милада шептала мне слова утешения, успокаивая моё беспокойное сердце.

Веселина встрепенулась и медленно поднялась с важным посланием:

— Скажи три раза: «Суженый, ряженый, приснись своей ненаглядной». И повернись на левый бок.

Милада согласно кивнула:

— Да, да! Пусть приснится нашей старшей сестричке её настоящая судьба.

Слова их прозвучали добродушно, и я повиновалась.

«Суженый, ряженый, приснись своей ненаглядной… Суженый, ряженый, приснись своей ненаглядной… Суженый, ряженый, приснись своей ненаглядной…»

Повторила это три раза.

И мне снился сон…

Я ощутила удушающее бремя безысходности. Белый саван скручивался вокруг меня, и я погружалась во тьму, ведо́мая Черной. Лежала на снегу, охваченная холодной пустотой. Душа моя окоченела от молчания окружающего мира. Всё вокруг казалось бесформенным и неопределённым.

Мои пальцы дрожали от холода, а зубы скрежетали, но никакие усилия не помогали мне выбраться. Я беспомощно металась, стремясь освободиться от савана, который стягивал меня всё туже и туже.

Из Черны вышла тёмная тень. Она явилась из самых глубин моих страхов. Моя кожа покрылась холодным потом.

— Дыши, Зоряна, — прозвучал хриплый голос из тёмной тени.

Дыхание застыло на мгновение. Я почувствовала, как тёмный холод проникает внутрь.

Приподняла голову, пытаясь рассмотреть тёмную фигуру лучше, но мои глаза отказывались видеть. Тело поддавалось расслаблению, и я чувствовала, что скоро усну, уже буду не в силах проснуться.

— Кто ты? — прошептала я, стараясь преодолеть тяжёлое давление.

Тишина была оглушительной. Мои слова разбивались об непроницаемую стену. Тень не проявляла желания ответить, её молчание усиливало мою тревогу.

Холод сжимает мою грудь, страх заставляет сердце биться так громко, что звуки затрудняют мои мысли. Моё тело дрожит под давлением этих чувств, а пронизывающий мороз проникает в каждую клетку.

Внезапно тень заговорила. Её голос пронзил мои мысли как колючий ветер:

— Я — пустота, поглощающая каждую заблудившуюся душу в свои объятия.

Пыталась ответить, но мои губы слиплись, и я не смогла разомкнуть их. Это напугало меня ещё сильнее, и я заметалась на снегу, пока не провалилась в густую темноту.

Пробуждение было мучительным.

Каждая клеточка моего тела тряслась оттого, что оно претерпело невероятное напряжение. Боль пронзала меня, и каждый момент кошмара оставил свой след.

Моё дыхание было неровным. Я старалась собрать разбросанные фрагменты сна, чтобы понять, что произошло, но воспоминания оставались мутными и неразборчивыми, словно туман в рассветном свете.

Поднимаясь медленно, я ощущала, как каждая мышца болит, словно она сражалась во сне за свою жизнь. Этот кошмар оставил нечто большее, чем просто пугающие образы — он отпечатался в каждой части моего тела, напоминая о своей реальности даже после пробуждения.

Сёстры мирно спали на моей кровати. Их спокойствие казалось таким правильным в этом мире ужаса, что я завидовала им.

В то время как за окном разгорался рассвет, я смотрела на первые лучи утреннего солнца. Однако вместо радости и восторга от нового дня, сердце моё сжималось от неизвестной тревоги и страха.

Ощущение тревоги похоже на странный туман, который окутывает мои мысли и сердце. Пыталась найти ответы в своём внутреннем мире, но они ускользали, словно бесплодные попытки удержать песчинку в ладони.

Я встала и подошла к окну. Взгляд мой устремился вдаль. Окно было покрыто тонким слоем инея, — белоснежной пеленой, пропускающей лучи рассвета, но не пускающей морозного холода. За окном я увидела заснеженные поля, на которых лежал ледяной покров, и далёкие леса, окутанные туманом холодного утра.

Моё сердце забилось быстрее. Мысли бродили в моей голове и тревожно росли, проникая в самые глубины моей души.

Матушка вошла в комнату, прервав мои размышления о холодном утре.

— Доченька, помоги мне с растопкой печи. Отец ушёл колоть дрова, а печь засорилась. — Её голос звучал нежно.

— Конечно, матушка, я помогу. — Я радовалась возможности отвлечься.

Моя внутренняя борьба с неведомыми страхами на время отступила. Я накинула платок на плечи. Воздух был пропитан теплом. Дно печи было усеяно следами угля и золы. Я взяла метлу и лопату, готовая приступить к очистке. Сначала аккуратно выгребла все остатки угля и золы. Затем, взяв щётку, я начала чистить стены и потолок от нагара и копоти, удаляя накопившиеся загрязнения. Каждое движение было решительным и точным, деталь за деталью.

— Зоряна, какая ты умница! — Улыбалась мама, пока очищала глиняные горшки.

Папенька вошёл в кухню, неся на плече тяжёлую ношу дров. Он был полон энергии, а его лицо выражало спокойствие и тепло, которое всегда сопровождало его. Увидев меня, он улыбнулся. Отец положил дрова возле печи и принялся за растопку, умело управляя огнём. Папенька был опытным в этом деле. Он легко зажёг огонь и растопил печь. Вскоре она начала наполнять комнату приятным теплом. Огонь танцевал в её глубине, создавая уют и безмятежность.

— Милада и Веселина спят? — Взгляд отца скользнул по комнате, где пламя в печи уже расплылось.

— Да, они ещё спят, — ответила я. Наши глаза встретились на мгновение, и в этом кратком моменте я видела уверенность и заботу.

— Помоги им проснуться, родная. Нам нужно быть готовыми к приезду князя, — сказал он с нежностью в голосе.

Папа подошёл ко мне и легонько коснулся моего плеча. Его слова звучали как приказ, но вместе с тем и как заботливая просьба.

Я вошла в комнату, где Милада и Веселина спали. Осторожно приблизилась к их кроватям, нежно трогая их плечи, чтобы разбудить. Милада немного пошевелилась и медленно открыла глаза. Её взгляд был ещё сонным и уставшим.

— Доброе утро, моя хорошая, — прошептала я улыбаясь. Сестра улыбнулась в ответ, растягиваясь и протягивая руку ко мне.

Потом я подошла к Веселине и легонько похлопала её по плечу. Она повернулась, встретив мой взгляд.

— Время вставать, сестрицы, — сказала я. Обе сестры медленно просыпались, суетясь и приподнимаясь с постелей.

— Снился ли тебе суженый? — спросила Милада.

Я почувствовала, как ужас медленно обволакивает меня вновь.

В моём воображении я увидела себя, обёрнутую в белый саван, в непроглядной ночной тишине, далеко от привычных мест. Чувство беспомощности и страха пронзили меня, когда моё тело медленно уносили в сторону Черны. Я пыталась выбраться, но ощущала, как моё существо погружается во тьму, откуда нет спасения.

— Ты побледнела, Зорянушка, — заметила Веселина.

— Нет, — выдохнула я.

Сёстры, видя моё бледное лицо, обеспокоенно переглянулись. Они заметили, что мой ответ был необычным.

— Что случилось, Зоряна? Ты выглядишь напуганной, — произнесла Милада, голос её звучал тревожно.

Я чувствовала, как воспоминания о кошмаре медленно возвращаются ко мне, словно тёмная тень, и охватывают меня. Моя попытка скрыть страх потерпела неудачу.

— Ничего, просто неприятный сон, — сказала я, стараясь успокоить их. Но страх всё ещё дрожал в моём голосе, и я чувствовала, что сёстры заметили это.

Они знали, что что-то тревожит меня, и готовы были помочь. Но я не могла поделиться кошмаром, который по-прежнему цеплял меня холодными пальцами, заставляя сердце биться быстрее.

— Это был просто сон, — улыбнулась я. — Собирайтесь. Скоро здесь будет князь.

Я поспешила выйти в сени.

Спрятавшись за массивной печью, я сжала руки в кулаки, стараясь успокоить своё дыхание. Ощущение страха всё ещё держало меня в своих объятиях. Медленно, пошатываясь под влиянием смешанных чувств, я закрыла глаза и вдохнула глубоко. Сквозь тяжёлые удары сердца я пыталась найти спокойствие, разгоняя тёмные образы, которые продолжали беспокоить мою душу.

«Это всего лишь сон», — прошептала я себе. Я собрала все силы, чтобы сдержать свой страх, погрузив его глубоко внутрь себя.

С закрытыми глазами нашла в себе силы, чтобы вернуться к сёстрам. Нам нужно было быть вместе.

Князь… Он, безусловно, привлекателен: молод, красив, вызывает интерес своим обаянием. Но что же касается его характера. Я знаю, что он несерьёзен, шутит, словно ребёнок, а порой и вполне неподобающе для своего положения. Но многие из девиц деревни мечтают о его внимании. Он холост, и это, безусловно, привлекает многих. Но, увы, наблюдать, как он пристрастился к горячительным напиткам и ведёт себя глупо, удручает.

Стоит ли стремиться к тому, кто несёт с собой так много недостатков?

О, этот князь! Что можно ещё сказать? Он, словно ребёнок, целыми днями в шутках и забавах катается. И ещё ленивец, как по мне. Думаю, у него голова на плечах чисто для украшения стоит. Если бы он хоть немного серьёзнее относился к делам, а не постоянно искал развлечения! Ну что же, на мой взгляд, он не слишком подходит для достойной жизни. Отдавать своим шуткам и развлечениям больше времени, чем своим обязанностям — это дело не очень разумное.

Сегодня снова предстоит наблюдать, как все незамужние девицы, как мотыльки, будут летать вокруг него. Он, словно большой ароматный цветок, и вся деревня, как пчёлы, соберётся вокруг него.

Некоторые из нас, девиц, будут робеть и смущаться, а другие — проявят настойчивость, как охотницы за добычей. Я же буду стоять в стороне, воображая, какое же это всё-таки постыдное зрелище — борьба за его внимание.

Трудно забыть тот момент, когда князь, изливаясь пьяным весельем, мчался на коне в моём направлении. Я стояла слишком близко к дороге, и в одно мгновение оказалась под копытами. Момент страха и боли, и я упала в снег. Князь тоже упал с коня, опьянённый до беспамятства. Когда мы оба оказались на земле, он смеялся, не осознавая, как чуть не лишил меня жизни. А я просто плакала.

Мои глаза наполнились слезами, и тот момент вновь овладел мной. Тревога и страх всплыли в памяти так реально, что я почувствовала, будто переживаю это заново. Сердце начало биться быстрее, дыхание стало тяжёлым, а слёзы открыли старые раны.

Иногда приходится играть улыбчивую и приветливую, даже когда внутри разрываешься на части. Всё это — часть жизни, которую я должна проживать ради сестёр и родителей. Все вокруг желают видеть меня счастливой, а не мои волнения и боли, которые терзают сердце. Ничего другого у меня не остаётся, кроме как справляться.

Я вернулась к сёстрам, стараясь скрыть правду, которая угнетала меня.

— Как насчёт этого сарафана? Он кажется подходящим для встречи с князем, не так ли? — спрашивает Веселина, держа в руках изысканное платье с нежным узором.

Милада взяла зелёный сарафан и задумчиво посмотрела на него.

— Да, но мне больше нравится этот зелёный. Он выглядит более изысканно, — отвечает она, внимательно рассматривая свой выбор.

— Но он слишком яркий… — вмешиваюсь я, чувствуя, что нужно высказать своё мнение.

— Смотрите, как он расшит! Нам нужно что-то, что заставит князя заметить нас сразу, — возражает первая сестра, продолжая вращать платье перед зеркалом.

— Почему бы не взять что-то сдержанное? — предлагаю я.

— Князь должен увидеть, что мы девушки из достойной семьи, — уверенно отвечает Милада.

Веселина кивнула согласием.

— Ты права, давай попробуем ещё один наряд. Может быть, этот окажется идеальным?

— Уверена, что вы будете великолепно выглядеть, — успокаиваю сестёр я, видя, как они стремятся выбрать самый подходящий наряд.

Веселина и Милада волнующе перелистывали ткани, обсуждая каждую деталь. Я наблюдала за ними, чувствуя себя немного отстранённой от всей этой подготовки. Сёстры кружили возле зеркала, оживлённо обсуждая, какой наряд будет лучше всего подходить для встречи с князем.

Я стояла в стороне.

— И ты будешь выглядеть прекрасно! — обращает на меня внимание Веселина. — Сейчас мы и тебе сарафан подберём.

— Вот этот красный сарафан! Он просто идеально подходит к твоим чертам лица, — говорит Милада, держа платье в руках.

— Смотри, как он подчеркнёт твои глаза…

Но я отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо.

— Ну, давай, хотя бы примерь его. Может, тебе понравится, — настаивала Веселина, поднося сарафан ближе.

— Да, пожалуйста. Сделай это для нас, — умоляла Милада, вставая на цыпочки.

— Но я считаю, что красный сарафан будет слишком ярким, — возразила я, чувствуя, как неловко мне будет в нём.

— Но красный цвет привлечёт внимание князя сразу же! Это будет так великолепно! — воскликнула Веселина, улыбаясь в зеркало.

— Да, и ты в нём будешь выглядеть просто потрясающе, — поддержала Милада, настойчиво подходя ко мне с красным сарафаном в руках.

— Но я не хочу ничего такого, — сказала я, пытаясь уклониться от их настойчивости.

— Пожалуйста, надень его хотя бы один разочек, — умоляюще сказала Милада, протягивая мне сарафан.

Я подумала мгновение, затем сдалась перед их настойчивостью.

— Ладно, надену, — согласилась я, взяв сарафан из её рук.

Осторожно натянула на тело ткань. Резкий красный цвет казался слишком ярким, слишком вызывающим для меня, но я старалась не обращать на это внимание.

— Смотри, как ты выглядишь великолепно! — воскликнула Веселина, пристально рассматривая меня. — Этот сарафан подходит тебе как нельзя лучше!

— Да. Ты прямо как княжна! — подхватила Милада, приподнимая руки в восторге. — Ты выглядишь просто потрясающе!

Я попыталась улыбнуться, но чувствовала, как неловко мне в этом наряде. Мне будто тесно от этого цвета, словно он отделяет меня от моей обычной сдержанности. Но я проглотила сомнения и попыталась убедить себя, что это всего лишь примерка.

— Ну что, как тебе? — спросила Веселина, ожидая моего ответа с нетерпением.

Я покрутила головой, чувствуя, как неудобно мне в этом наряде.

— Да, он… красивый, — ответила я, стараясь придать уверенности своему голосу.

— Прекрасно! — воскликнула Милада, радостно хлопая в ладоши.

Я отвернулась, стараясь скрыть свои сомнения и недовольство. Они так стараются, чтобы я выглядела привлекательно для князя, и я не хотела их разочаровывать.

— Давай, родная, не будь такой серьёзной, — улыбнулась Милада, обнимая меня.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но в моём сердце всё ещё горели сомнения.

— И князь просто не сможет отвести от тебя взгляд! — добавила Милада, прищурившись от восторга.

— Да он дышать не сможет, увидев нашу сестрицу, — воскликнула Веселина.

— Заберёт её немедля и женой своей сделает! — добавила Милада, а её глаза засверкали от предвкушения.

— Нет, нет, нет! — возразила я, чувствуя, как злость начинает кипеть внутри меня.

— Мы просто хотим, чтобы ты была счастлива, — сказала Веселина, пытаясь успокоить меня.

— Почему бы не подумать тогда о моих желаниях? — я вздохнула, пытаясь сохранить спокойствие.

— Почему бы и нет? Князь — прекрасный молодой мужчина, и мы знаем, что он сможет обеспечить благополучие, — настаивала Веселина, не замечая моей злости.

Сёстры с удовольствием украшали свои косы, вплетая в них яркие ленты.

— Тебе тоже нужно вплести в косу ленту, — напоминает мне Веселина.

Я молча начинаю расчёсывать волосы, стремясь сосредоточиться на каждом движении. Плету косу так, чтобы каждая прядь была на своём месте. Это единственное, что я могу контролировать в данный момент.

Мои сёстры смотрят на меня сурово.

— Нельзя быть такой, Зоряна, — говорит Веселина, голос её серьёзен. — Ты как красное солнышко. Тебе бы светить, а не гаснуть.

— И повязать ленту красную в волосы, надеть украшения, подрумянить щёчки, — добавляет Милада, пристально глядя на меня.

— А пока ты на ледяную стужу похожа, — вступает в разговор Веселина. — Словно сердца у тебя нет.

— Есть у меня сердце! — отвечаю я, чувствуя, как ненависть заставляет моё сердце стучать сильнее.

— Как можно не мечтать стать княжной? — спрашивает Милада.

— Верно! Как? — подхватывает Веселина, поднимая брови.

— Просто для меня важно другое, — говорю я, стараясь передать им свои чувства через каждое слово.

Мои сёстры обмениваются взглядами.

— Ты слишком упряма, — замечает Веселина с ноткой разочарования в голосе.

Я чувствую, как бурлят внутри меня эмоции, но не нахожу слов, чтобы выразить свои мысли.

— Но ведь это такая честь быть избранной князем, — продолжает Веселина, пытаясь меня убедить. — Ты сможешь жить в роскоши. У тебя будет всё, о чём только можно мечтать.

— Князь едет сюда не за невестой, — напоминаю я. — Он будет здесь, потому что в скором времени Черна пожрёт наше поселение и не останется ничего!

Сёстры обменялись взглядами, и я заметила в их глазах каплю сомнения.

— Да, но князь поможет нам защититься, — ответила Веселина. — Он может привести сюда своих воинов, организовать оборону.

— Откуда эта слепая вера в него? — вставляю я, чувствуя, как злость накаляется во мне. — Князь не придёт сюда, чтобы спасти нас. Он придёт сюда, чтобы взять то, что ему нужно, и уйти.

— Князь всегда заботится о нас. Разве может он поступить нечестно? — спрашивает Милада, глядя на меня с надеждой в глазах.

— Он найдёт способы помочь нам, — добавляет Веселина.

Но я всё ещё чувствую, что князь не будет руководствоваться нашими интересами. Он будет действовать в своих целях, и мы должны быть готовы к этому.

— Дочери мои, времени не осталось! — врывается отец. — Князь уже на подходе!

Мы обменялись взглядами.

Веселина, уронив украшение, воскликнула:

— Мы должны выглядеть безупречно!

Милада кивнула.

— Быстрее, Зоряна, ты ещё не готова!

Я чувствую смешанные эмоции — от обуревающего волнения до страха и беспомощности. Беру свой платок и покидаю комнату, приготовившись к тому, чтобы встретить свою судьбу. Даже если она покажется мне столь же тёмной и загадочной, как и Черна, встречающая нас за окном.

— Ты самый настоящий прекрасный рассвет, — говорит отец, увидев меня.

Я улыбнулась в ответ.

Глава 2. Страшное известие

Мои ноги, обутые в тёплые сапоги, осторожно ступают на холодную землю Ведьминских Земель. Вокруг всё усыпано снегом. Метель вальяжно танцует свою снежную пляску. Жители деревни выстроились вдоль дороги. Они держат в руках палки, увенчанные разноцветными лентами, а некоторые несут большие расписные солнца, созданные из дерева.

Люди вышли из своих домов в лучших нарядах. Девушки, украшенные венками из пёстрых сухих трав и ягод, привлекают восхищённые взгляды. Ожидание наполняет воздух волнением. Сердца всех замирают. Я чувствую себя частью этого общего волнения, окружённая людьми, которые готовы поклониться и ждать указаний от высших властей.

— Зорянушка! — Раздаётся оклик пожилой женщины.

— Бабушка Вера, — улыбаюсь я. — Как приятно видеть вас в добром здравии.

— Это моим глазам услада — видеть тебя, Зорянушка, в таком красивом платье. Но почему сёстры твои вплели в косы ленты, а ты нет? — Бабушка Вера внимательно рассматривает меня.

Я смотрю на неё и не сразу нахожу слова для ответа.

— Потому что, пожалуй, я ещё не совсем готова к такому шагу, — отвечаю, наконец.

— Ответственная, — бабушка пристально смотрит на меня. — Возраст твой подходит к полноте. Настало время уже давно быть тебе замужней.

Из-за её речей в моей душе пробудилась едва заметная тень тревоги.

— Всё будет, баба Вера, — появляется из ниоткуда отец. — Нам всем остаётся только ждать.

— Посватался ли кто к дочери твоей? — Бабушка Вера устремляет на него вопросительный взгляд.

Мну пальцы на руках от волнения. И в этот момент замечаю, что Всеволод уверенным шагом приближается к нам.

— Бабушка вновь выдаёт тебя замуж, да поскорее? — Мой друг улыбается.

— Верно, — отвечаю, чувствуя смущение.

— Всеволод, голубчик, — улыбается бабушка Вера, рассматривая его. — А чему бы тебе не посвататься к Зорянушке? Смотрю на вас и не нагляжусь.

Мы оба одновременно переводим взгляд друг на друга. Отец злобно смотрит на Всеволода.

— А что, бабушка Вера права, — с горечью и усталостью отвечает Всеволод. — Почему бы мне не посвататься к тебе, Зоряна?

Мои глаза расширяются. Я напугана. Смешанные эмоции — удивление, испуг и неопределённость — заполняют моё сердце.

— Князь! — Раздаётся девичий восторженный крик.

Облегчённо выдыхаю, когда все переводят взгляд в сторону дороги.

Под ногами у лошади скрипел снег. Я взглянула вперёд и увидела князя Борислава, величественно восседающего на коне. Длинные, русые волосы мужчины танцевали на ветру, переливаясь на фоне заснеженного пейзажа. Он выглядел таким молодым и красивым — олицетворение благородства и мужества.

Синие глаза князя сияли под ярким солнцем. На нём был плащ из мягкой шерсти с золотыми узорами, подчёркивающими его высокое звание, и узорчатые сапоги, защищающие ноги от холода.

Борислав ехал с изяществом и грацией, рассматривая восхищённую толпу.

— Князь батюшка! — кричали пожилые женщины, падая ниц.

Борислав, сидя на своём коне, изучал всех вокруг с высокомерием. Его конь покачивался на шагу, испытывая нетерпение. Князь поднял ладонь, и его слова раздались громко:

— Народ мой многострадальный. С этого дня наше угнетение кончается!

Все восхищённо смотрели на князя, ловя каждое его слово. Внезапно вперёд вышел старец Вердей.

— Князь, вы нашли способ преодолеть это про́клятое зло? — спросил он, заставив всех задержать дыхание.

— Нашёл, — отвечает Борислав.

Князь, столь грациозный в своём седле, вдруг с огромной лёгкостью спрыгнул с коня. Мои девичьи щёки лишились крови.

Он был как стужа. Когда его взор случайно натыкался на очередную девицу, она замерзала на месте. Её кровь превращалась в лёд, чувства ускользали, а сердце упиралось в рёбра, пытаясь выбраться из тела. В этот момент мир замирает. Дыхание прерывается. Сердце колотится так громко, что, кажется, будто все вокруг могут его услышать. Его внимание — это что-то неправильное, порочное, грязное.

Когда я стою рядом со Всеволодом, наши взгляды обращены в одну сторону. Но потом я чувствую его плавный, едва заметный шаг в моём направлении. Это была попытка завладеть пространством между нами. Я чувствую себя в его власти и сглатываю горечь в горле.

Старейшины деревни, выражая своё почтение, поклонились перед князем. Их слова звучали как молитва, полная надежды:

— Князь, батюшка, какое решение вы нашли для всех нас?

Девицы смотрели на Борислава, и их лица покраснели. Князь внимательно осматривал всех собравшихся, не останавливая внимания ни на ком. Мне показалось, что земля под ногами задрожала, когда он заговорил:

— Мы жили во тьме, в тени проклятия, которое касалось каждого из нас. Но сегодня я стою перед вами, чтобы заявить: наш путь к свободе уже начался. Да, многое изменится, и дорога к свету может быть долгой. Но даже в самые мрачные моменты помните: милость Чернобога будет с нами.

Толпа зашумела волнением и тревогой, когда князь упомянул бога. Это имя звучало как грозный гром среди безветренного утра. Чернобог — бог тьмы и зла, вечная тень, стоя́щая в противоположности Белобогу, — богу света и добра. Он символизировал всё, что зловеще и мрачно.

Чернобог — могущественный бог зла. Он управляет смертью. Его взгляд — пустота, в которой тают все надежды и свет. Его дыхание — ядовитое зловоние. В его руках сосредоточена вся сила смерти, и он величественно правит над миром вечного ужаса.

Проклятие, что поглощало нас, было тенью Чернобога, могущественным демоном, который медленно, но уверенно окутывал нашу деревню силой зла. Это проклятие — чёрная дыра, поглощающая нашу радость, нашу надежду, оставляя за собой лишь страх и отчаяние.

Мы ощущали его в каждом скрипе домов, в тишине, что стала тяжёлой и зловещей. Оно взывало к нам, злобно шепча о своём приближении. Чёрное облако, надвигающееся на нас, искажающее привычный пейзаж и наполняющее наши сердца ужасом.

Бабушка Вера подняла свой старый взгляд на князя.

— Взывать к богу зла? — шепнула она с тревогой. — Но как мы можем…

Слова князя Борислава прозвучали с уверенностью:

— Мы задобрим Чернобога угодной ему жертвой.

Со страхом и тревогой все взглянули на князя, не веря в услышанное.

Ветер, ранее игриво колыхавший намотанные на палки цветные ленты, утих. Люди опустили руки, а на их лицах отразилось смятение. Все знали, какие ужасные слова последуют за этим.

— Мы принесём ему жертву, — продолжил князь. Его голос был тихим, но смысл его слов был разрушительным. — Живую, красивую и румяную. И он простит нас и отведёт от нас ужас Черны.

Его речь звучала, как удар молота, разбивающего лёд.

Моё сердце застыло от ужаса, услышав слова князя. Он всегда вызывал во мне чувство неприязни: бездельник, слишком увлечённый своими желаниями и слишком несостоятельный, чтобы руководить судьбами других. И вот теперь он готовился совершить ужасный проступок, который отбросит нас во тьму.

Страх охватил меня, как тёмная тень, окутав мои мысли и сердце. Я чувствовала, что это предательство всех наших ценностей, что это погружение в бездну, откуда нет возвращения. Как он мог предложить такой отвратительный путь спасения?

Смесь беспомощности и беспокойства захлестнула меня. Не могу поверить, что мой народ стал свидетелем этого предложения и даже рассматривает его. Во мне кипит жгучий гнев на эту несправедливость, на эту безрассудную идею.

Среди других жителей я стояла, видя, как лица окружающих изменились, будто скрылись за масками, утаивая страх и смятение. Все мы оказались запутанными в этом мрачном выборе князя. Но внутри меня тлел огонь, и я чувствовала, что не могу молча смотреть, как страх и безысходность управляют нашими жизнями.

— Жертва, мой князь? — вырывается из меня вопрос, прозвучавший как горькое осуждение. Сотни пар глаз направлены на меня.

Отец, напуганный моим решительным выступлением, пытается закрыть меня за своей спиной, стремясь защитить от неверного поступка. Но я решительно отодвигаю его в сторону. Не могу молча смотреть, как события принимают непоправимый оборот.

Взгляд князя уходит в мою душу. Вижу, как его тело реагирует на моё появление, словно каждая клетка его ощущает моё присутствие. Уголки его губ слегка приподнялись вверх, как намёк на то, что он видит в моих действиях что-то неожиданное и интересное.

— Зоряна? — произносит он, улыбаясь, будто воскрешая воспоминания, которые давно забыты.

Отчётливо слышу, как отец падает к его ногам, моля о милости.

— Помилуйте, князь, — просит отец. — Глупая девица! Вновь перечить вздумала. Выпорю её, не пожалею более.

Князь с восхищением взглянул на меня. Его слова, пропитанные моим стыдом, прозвучали как звон острого оружия:

— Зачем же так жестоко? — Голос был холодным и пронзительным.

Я ощущала, как мир вокруг начал кружиться. Дыхание перехватывает, и я неосознанно отступаю на шаг назад.

Дружинники князя переглянулись между собой, некоторые даже не сдержались и хохотнули, шепча что-то друг другу. Почувствовала, как краска покрывает мои щёки. Они выглядели как яблоки, выставленные напоказ.

Я попыталась сделать шаг назад, чтобы скрыться от этих взглядов и насмешек, но моё тело заклинило.

— Не буду заставлять вас выбирать невинную жертву, — звучат слова князя. Его тяжёлый взгляд не покидает меня. — До утра пусть старейшины обойдут всех, запишут имена незамужних девиц в семье и бросят в чашу. Утром я достану имя той, что суждено отправиться в тёмные леса Чернобога и спасти всех нас от неминуемой гибели.

Эти слова звучат как приговор.

Солнце, которое только что радовало своим теплом, тускнеет. Его лучи уже не обжигают так ярко, как только что, и свет исчезает, как предвестник тёмных времён. Лица девиц теряют свою красу, а плечи их осунулись от бремени неизбежности.

Мой взгляд устремляется на заплаканное лицо матери. В нашей семье все три дочери незамужние, и это означает, что все наши имена окажутся в той чаше. Эта мысль давит на сердце, словно камень, который носишь на груди, тяжелый и угнетающий. Нас объединяет тоска и беспомощность перед неизбежностью.

Князь покидает собравшуюся ради него толпу, и тишина опускается на нашу деревню. Он уходит, окружённый своей дружиной, и его фигура постепенно растворяется вдали, унося с собой надежду на спасение.

— Зоряна, — голос матушки дрожит. Я обнимаю её, пытаясь передать тепло и поддержку.

— Что, если князь вытянет наши имена из чаши? — Волнуется Милада.

Она выражает беспокойство, которое затронуло нас всех. Я строго смотрю на неё и отвечаю:

— Не вытянет. Вы в безопасности, сестрицы. Ничего с нами не случится.

Обнимаю Миладу и Веселину. Сёстры прижимаются ко мне, ища во мне защиту.

Внимательно наблюдаю за бледным лицом отца. Его мутный взгляд встречается с моим, и я замечаю, что его губы дрожат, когда он отходит в сторону нашего дома. В его движениях чувствуется слабость. Он теряет опору под давлением неизбежности.

Слышу завывания и вопли, доносящиеся откуда-то вдали. Отчаянный плач проникает сквозь тишину. Сегодня все вокруг будут погружены в отчаяние и страх. Гнетущая пелена окутала нашу деревню.

Я вхожу в избу, и тепло мгновенно окутывает меня. Щиплет и жжёт кожу, когда я переступаю порог. Так, обычно бывает после сильного мороза. Аромат древесины и пряных трав встречает меня.

Прохожу в сени, туда, где обычно меня встречает запах хлеба. Я вижу, что матушка следует за мной. Её плечи дрожат от плача, а слёзы катятся по морщинистым щекам. Мама шумно падает на деревянный пол.

Бросаюсь к ней. Она вытягивает руки вперёд, чтобы задержать меня.

— Он уверен, что только так можно избежать зла, которое нависло над нами, — говорит она. — Князь говорит, что Чернобог может помочь нам, если мы принесём ему жертву. Но как он смеет помышлять о таком?

— Мы не можем допустить, чтобы кто-то из нас стал жертвой этого безумия, — решительно отвечаю я.

— Именно это меня и пугает, Зоряна. Как мне защитить моих дочерей от этого кошмара? — Матушка вся дрожит.

В сени врывается Милада. Её взгляд полон гнева. За ней следом с волнением входит Веселина. Они обе выглядят напуганными и встревоженными. Слёзы текут по их щекам. Сёстры тут же убегают в комнату и закрывают дверь на засов.

Внутри комнаты царит тишина. Матушка начинает рыдать ещё сильнее. Её слёзы капают на пол, создавая бескрайнюю картину горя. Она безутешно пытается сдержать рыдания, но беспомощность и страх в её голосе сливаются в трогательный хор, напоминая о том, как беспощадна, может быть судьба.

Отца нет, и пустота поглощает всё вокруг, усиливая напряжение в воздухе. За дверью в сени раздаётся глухой скрип, но его силуэт так и не появляется. Внутри меня тлеет беспокойство, а тревожные мысли не дают покоя. Матушка обнимает меня. Её руки нежно гладят мои волосы, словно это единственное, что она может сделать, чтобы утешить меня. Ощущаю её слёзы, падающие на плечи, когда она беспомощно плачет в моих объятиях.

— Зоряна, доченька, мне так страшно за вас. Я не могу допустить, чтобы одна из вас стала жертвой этого кошмара, — шепчет мама сквозь рыдания.

— Матушка, мы будем бороться. И не дадим этому случиться.

— Зоряна… есть способ остаться вам всем в живых! Нужно немедленно сосватать вас. Прямо сейчас, доченька… нужно найти отца…

Матушка взволнованно перебирает мысли в голове, смотря на меня напугано. Она отступает, держась за свои плечи. Её взгляд наполняется решимостью.

— Я не потеряю вас. Слышишь меня?

Она прикасается к моей руке, взяв её в свои ладони, и взгляд её наполнен жаждой поддержки и готовности принять моё решение.

В комнате царила тишина.

— Нам не придётся всем поспешно выходи́ть замуж, мама, — сказала я, пытаясь успокоить её. — Наши имена не будут в той чаше. Я обещаю вам. Всё будет хорошо.

— Как ты можешь обещать такое, дочка? Разве подвластна тебе судьба — спросила мама, смущённо взглянув на меня.

— Нет, просто я хочу верить в это. Мама, прошу вас, успокойтесь. Мы справимся, — сказала я, стараясь поддержать её.

— Нет! Нет! Нет! Где ваш отец? Нам нужно что-то делать. Бежать! Бежать немедленно! — в отчаянии возгласила мама.

— Сядьте, матушка, — мягко сказала я, усаживая её за веретено.

Мама села и начала прядь. Её движения были медленными и методичными. В этом деле она находила утешение и спокойствие. Взгляд её был сосредоточенным, а руки опытными, точно знающими, что делать.

Я понимаю, что сёстры заперлись и не открывают дверь. Подхожу и стучу в неё. Удары громко звучат в тишине, но ответа нет, кроме рыданий, доносящихся изнутри комнаты. Они не хотят меня пускать, и я чувствую страх, который усиливает тесноту в груди.

— Сестрицы! — мой крик пронзает тишину, но в ответ лишь молчание. Сердце бьётся сильнее, и страх обволакивает меня, как тёмная тень. Бегу к матушке, выражая тревогу взглядом. Она смотрит на меня с пониманием.

— Им нужно время. Дай им его.

Матушка поднимает руку, чтобы утешить меня, но в её глазах таится страх. Я вижу, как она пытается сдержать слёзы. С тревогой я остаюсь стоять, чувствуя беспомощность и беспокойство, которое проникает глубоко.

Матушка усердно работает, волнуя волокна шерсти. Веретено, которое она держит в руках, выглядит как длинная, тонкая деревянная палка. На его конце закреплено вращающееся кольцо для прядения. Слышу ритмичный стук, наполняющий нашу хату знакомым звуком. В этот момент в сени заходит отец. На его лице отражена тень горечи, а ссадина на щеке подчёркивает его опечаленный вид.

Матушка поднимает взгляд, останавливает свою работу. На её лице мелькает волнение, увидев мужа. Она знает, что что-то случилось, и без слов они обмениваются беспокойными взглядами. Я молча стою, наблюдая за ними, ощущая напряжение в воздухе.

Отец старается не смотреть мне в глаза, когда произносит:

— Зоряна, выйди во двор. Там тебя ждут.

Я нахожу его взгляд, пытаясь прочесть что-то в его глазах, но они уходят в сторону. Слова отца сбивают меня с толку.

— Папа, что происходит? Я не понимаю. Кто ждёт меня?

— Просто иди во двор. Всё станет ясным позже.

Я направляюсь к выходу, обходя отца, и молча смотрю в его глаза. На мгновение там мелькает что-то, но он уводит свой взгляд, словно стесняясь моего внимания. Когда я открываю дверь, воздух замирает в груди, и я не могу сдвинуться с места.

На пороге дома стоит Всеволод и его матушка. Он одет в богатую одежду. Его рубашка украшена вышивкой, а пояс — узорами и камнями. В его руке — поднос с символическим даром: медом и хлебом, представляющими сладость и изобилие в будущем союзе. За ним стоит его матушка, держа в руках ветви рябины и ладанки, символизирующие семейное благополучие.

Мы обмениваемся взглядами, и в тот момент я чувствую, как сердце начинает биться сильнее. Всеволод, стоя на пороге, смотрит на меня с глубоким уважением и нежностью. Его взгляд выражает решимость и восхищение.

Моя рука замирает на дверной ручке.

Сваты держат в руках ветви, и их глаза полны надежды. Я, окаменев от удивления, наблюдаю за этой картиной.

Всеволод поклонился мне.

— Зоряна, дочь Сварога и Рода, прими наши символы в знак искреннего восхищения и готовности вступить в союз, благословенный предками, — произнёс он с достоинством.

Я медленно опускаю руку, позволяя двери распахнуться шире. Позади меня появляется отец. Его лицо выражает печаль. Рядом с ним стоит матушка, её глаза заплаканы. Они остановились на пороге, не зная, что делать дальше.

Отец, отвечая за меня, говорит:

— Она принимает!

Слова отца растворяются в воздухе, и в тот момент, когда всё вокруг замирает, я чувствую, как внутри меня волнуется буря негодования и страха. Мои глаза встречают взгляд матушки, и там я читаю её беспокойство и собственное отчаяние. В это мгновение я чувствую, как давление на моих плечах становится нестерпимым.

Я не хочу выходи́ть за Всеволода.

Только не так!

Без дальнейших раздумий я решаю сбежать, прокладывая путь сквозь толпу. Мои ноги несут меня вперёд, мимо гостей и свадебных украшений. Я слышу, как где-то далеко за мной отец кричит моё имя, но я не оборачиваюсь. Страх, сомнение и решимость наполняют мою душу, когда я исчезаю из виду.

Бегу вглубь леса, где деревья становятся толще, а свет проникает лишь сквозь заснеженные ветви. Я лишь в одном тонком сарафане. Мне страшно и холодно. Лес, обитаемый волками и медведями, кажется мне тёмным и угрожающим. Однако страх не перед хищниками душит меня.

Шаги мои затихают, и я стараюсь не обращать внимания на холод, который проникает сквозь тонкую одежду. Мои глаза встречают лишь мерцающие тени деревьев. Вокруг царит полная тишина.

Я пытаюсь выровнять своё дыхание, ощущая прохладный зимний воздух, который заполняет мою грудь. Густой лес, окружающий меня, дремлет под покровом снега, и лишь время от времени слышен тихий шёпот ветвей, тяжело нагруженных снегом. Моё красное платье — капля крови на белизне зимы. Влажные волосы распущены, обрамляя моё лицо, и капли воды мерцают на их кончиках, как звёзды, сияющие в холодном ночном небе.

Вокруг под пушистым одеялом снега выделяются маки — единственные цветы, которые растут в наших краях. Их лепестки будто капли крови, утонувшие в заснеженной белизне.

Нервно оборачиваясь назад, переживая, что за мной есть погоня. Боюсь увидеть Всеволода или отца.

Долго брожу. Влажные волосы клеятся к шее, напоминая о морозе, который проникает сквозь тонкую ткань платья. Мысли в голове перемешиваются, как снежинки, падающие с небес. Страх замёрзнуть в этой белизне, в этом бескрайнем лесу теснит грудь. Но больше всего я боюсь вернуться с позором и принять предложение Всеволода.

Шаги становятся тяжёлыми, ноги как будто схвачены ледяными оковами. Но я продолжаю идти вперёд, борясь с холодом внутри. Знаю, зачем он так поступил. Всеволод хочет сделать меня своей женой, чтобы спасти. Спасти от чаши князя, что ждёт бересту с моим именем. Его предложение — последняя нить, которая может избавить меня от участи попасть в чёрные лапы Чернобога.

Стою здесь, в замёрзшем лесу, окружённая белым снегом. Сердце моё сжато стыдом за то, что я убежала. И я не смогу теперь вернуться.

Мои размышления охватывают меня, как снежная буря, и я теряюсь в вихре собственных чувств. Ведь всё произошло так внезапно, словно снежный сугроб обрушился на меня, когда я была не готова. Страх и неуверенность клубятся внутри, как метель, затмевающая разум.

Теперь в этом холодном лесу, я смотрю на свою тень и задаю вопросы, на которые нет ответов. Стыдно, что моя решимость не выдержала испытания, что я поддалась течению, словно лёд, треснувший под натиском. Мне стыдно перед отцом и лучшим другом, чьи лица теперь будут смотреть на меня с осуждением.

Решаю, что, только когда солнце уйдёт за горизонт, а первые звёзды начнут мерцать на небесах, я вернусь в деревню. Тогда моё имя уже будет записано старейшинами и войдёт в чашу принятия решений.

В душе сражаются страх и решимость, и я понимаю, что путь обратно будет трудным. Моё имя должно быть записано на бересте, и никак иначе. В этой чаше, на решете судьбы, где смешиваются имена невинных девушек, должна быть отпечатана и моя судьба. Это единственный шанс спасти сестёр. Если вдруг по капризу богов, решится, что кто-то из сестёр должен стать живой жертвой, я готова встать на их место.

Я не могу больше терпеть этот холод. Всё тело дрожит, а пальцы рук как будто отпали, я не чувствую их. Сила тёмного леса, словно невидимые руки, тянет меня в объятия сна. Усталость обвивает моё тело, заставляя веки слипаться.

Опираюсь спиной о ствол дерева.

Желание спать становится непреодолимым. Я сажусь прямо на снег, позволяя ему охладить вдруг ставшим горячим тело. Безразличие к холоду заменяется лишь желанием освежиться. Снимаю с себя одежду. Она, как огненные облака, окутывает мою кожу, не давая ей дышать. Щёки горят, и тело горит внутри, вспыхивая от жара и усталости.

Открыть глаза уже становится невозможным. Силы уходят. Руки невольно сгребают снег, прохладный и мягкий, и я прикладываю его к горячим щекам, пытаясь пробудиться.

В момент, когда тьма охватывает моё сознание, я слышу стук копыт. Взгляд, несмотря на усталость, ищет источник звука. Тени вокруг меня сгущаются, но я не могу разглядеть, что происходит в этом мраке.

Внутри меня пылает пламя. Тело охвачено жаром, который неотступно пронизывает каждую клеточку моего существа. В этом вихре безумия я позволяю нахлынувшим эмоциям взять верх. Мои руки, словно действуя самостоятельно, медленно поднимаются к краям влажного платья. Ткань прилипает к коже, но я, несмотря на все размышления, решаю снять её.

В этот момент, когда моё обнажённое тело сталкивается с прохладой ночного воздуха, раздаётся крик:

— Зоряна!

Это крик князя, который, спрыгнув с коня, укрывает меня своим тёплым кафтаном. Его возглас пронзает мрак ночи, и волна тепла от его одежды окутывает меня, предлагая приют от внутреннего пламени и холода внешнего мира.

— Замёрзнуть насмерть вздумала? — злится он. Слова звучат как укор.

Не могу открыть глаза, словно они склеились вместе с веками.

— Мне просто стало жарко… — шепчу, ощущая на себе тяжесть его взгляда.

— Не учил тебя отец, что всегда перед смертью в холоде сначала телу становится жарко? — продолжает он, и его голос, наполненный напряжением, пронзает тишину ночи.

Он тревожно прикоснулся к моему лицу, стремясь прогреть кожу, и аккуратно убрал волосы, чтобы они не мешали.

— Простите, мой князь…

— За что мне прощать тебя? За твою глупость? — резко произнёс князь. Его голос звучал сурово и недовольно.

Грубость отражается в каждом его слове, бьющем, как ледяной ветер. Я пытаюсь открыть глаза, но слабость не позволяет.

— Ты ведь не младенец, чтобы не знать, что холодная ночь в лесу может стать твоим последним часом! Что тебе в голову пришло? Ставить себя под угрозу из-за какой-то внезапной свадьбы? Ты подумала хоть на мгновение о том, как это отразится на твоей семье?

Молчу, ощущая упрёк в каждом его слове.

— Тебе следовало бы быть разумнее.

Князь, качаясь от пьянства, решает поднять меня на руки. Первый подъём кажется уверенным, но затем его равновесие нарушается, и мы оба падаем в мягкий снег.

— Чёрт возьми… — ругается он, когда мы встречаем белое пушистое покрывало. В его голосе звучит злость, словно ледяной ветер.

Теперь нас окутывает снежное покрывало, а князь, ворча, пытается выбраться из белого замеса, который мы создали своим неудачным падением. Он, всё ещё бормоча, пытается встать, но пьянство делает своё дело, и он неловко ворочается в снегу. Лёжа рядом с ним, я чувствую, как волосы смешиваются с белоснежными хлопьями, создавая картины, которые могли бы родиться только во мраке ночи.

— Прокля́тый снег! Чёрт возьми! — клянётся он.

Наконец, он поднимается, но его гнев только нарастает. Я вижу, что он явно расстроен и недоволен как своим пьяным состоянием, так и моей безрассудностью.

— Ты чуть не погибла! И я… и я… — Слова прерываются гневным бормотанием, и он махает рукой, выражая своё недовольство.

В темноте ночи его силуэт кажется тёмным пятном на фоне белого снега. Неопределённость и напряжение висят в воздухе, как вечерняя мгла, поглощающая всё вокруг.

В момент напряжённой тишины я отваживаюсь воскресить в памяти князя давнее событие.

— Помню, как однажды ты почти убил меня, скача на коне, будучи пьяным. Неужели ты забыл тот случай, князь?

Мои слова висят в воздухе, нарушая молчание, и кажется, что температура окружающего воздуха опускается ещё ниже. Князь медленно поворачивается, на его лице выражение удивления.

— Ты… ты осмеливаешься напоминать мне об этом? Тот случай…

— Случай, который ты мог бы предотвратить, будь трезв. С тобой всегда что-то происходит, когда в игру вступает медовуха.

В его глазах мелькает что-то, похожее на смущение, но затем гнев вновь овладевает им.

— Не смей так говорить со мной, девица!

Напряжение в воздухе, плотное, как мрак ночи, окружающий нас. Князь пытается преодолеть волнение, вызванное моим напоминанием, но гнев всё ещё тлеет в его глазах.

— Каким образом ты оказалась в этом заснеженном лесу?

— Я просто хотела уйти.

— Уйти? Куда?

Во мраке ночи пламя разгорается в глазах князя. Его слова пронзают воздух, как острые скалы в бурном потоке, создавая леденящее напряжение. Мои чувства бурлят: разочарование, гнев и страх смешиваются в гуще вихря, в котором я оказалась.

— Всеволод хотел жениться на мне, чтобы спасти от той участи, что ожидает меня.

— А ты не разделяешь его желания? Не испытываешь ли ты к нему чувств?

В темноте ночи трудно разглядеть, что именно я чувствую.

Между нами витает невидимая нить напряжения. и, казалось бы, она может оборваться в любую минуту, разлетевшись в дребезги.

— Так, так, Зорянушка. Влюбилась в храброго Всеволода, но не решаешься этого признать?

Я вздыхаю.

— Неужели для тебя всё так просто? Моя жизнь не является игрой в твои забавы, князь.

Князь прижимает меня к себе, поднимает с земли и окутывает своим кафтаном. Тепло мгновенно овладевает телом.

— Ты ведь ещё слишком молода для подобных безумств, — произносит князь мягко.

Дрожащие губы едва могут произнести что-то. Князь, несмотря на свою несдержанность, обращает внимание на моё состояние. Его ухмылка танцует на грани между игрой и серьёзностью. Он удерживает меня, как хрупкую птицу, в своих руках.

— Я просто хотела…

— Спастись? — перебивает он меня.

Князь улыбается, словно загадочный хранитель секретов.

— Твоё имя обязательно окажется в той чаше, Зоряна. Это единственный способ спасти эту деревню от проклятия. Ты не сможешь уйти от этого.

Его голос становится холодным, словно ледяной ветер.

— Моё имя там будет, — шепчу я.

Он сжимает моё плечо.

— Завтра, когда вытащу твоё имя из чаши, мы найдём путь к спасению нашей деревни. Постарайся сохранить спокойствие, Зоряна. Возможно, этот момент станет началом чего-то нового и важного для нас всех.

Страх охватывает меня.

— Ты уверен, что там будет именно моё имя? Или ты сделаешь всё, чтобы именно оно там оказалось? — спрашиваю я, глядя ему прямо в глаза.

Он отвечает мягко и тихо:

— Ты знаешь ответ. Боишься? — спрашивает Борислав.

— Боюсь, — признаю́сь я, чувствуя, как трепещут губы.

Смотрю на него с презрением.

— Считаешь, что твои желания важнее моей жизни?

Он поднимает одну бровь.

— Ты стала частью того, что является важным для меня. И твоё имя в чаше — единственное, что может спасти нас всех.

— Я не согласна становиться жертвой ради твоих капризов!

Вырываюсь из рук князя, наполняясь гневом и решимостью. Мои пальцы сжимаются в кулаки, а сердце бьётся так быстро, что, кажется, оно хочет выбиться из груди. Беру в руки много снега и кидаю ему в лицо, выпуская всю свою злость. Затем ещё и ещё, пока не ощущаю, что руки затекают от напряжения.

Он улыбается, наслаждаясь этим неожиданным сражением, и отвечает мне тем же. Снег летит в него, покрывая его лицо белыми хлопьями, но его улыбка не исчезает. Затем, когда я думаю, что победа близка, он толкает меня, и я падаю назад в снег. Тяжело дыша, я вскакиваю, чувствуя, как злость и решимость наполняют меня.

Толкаю его, и он заваливается на землю. Продолжаю закидывать его снегом, словно это единственный способ выразить свою ярость и отчаяние. В этот момент я забываю обо всех бедах и проблемах. Мои мысли сосредоточены только на том, чтобы доказать свою силу и решимость.

— Что ты делаешь? — смеётся Борислав.

Пытаюсь встать, но князь снова бросается на меня. Я чувствую, как он удерживает мои руки и опускается. Его вес ощущается тяжёлым. Несмотря на мои попытки вырваться, он оказывается сильнее. Его глаза сверкают игривым огнём, когда Князь приближается к моему лицу.

— Я верну тебя домой. Пожалуйста, не вырывайся…

Он поднимает меня на руки. Мой взгляд полон неприязни, но я остаюсь безмолвной. Наши взгляды встречаются, и в его глазах я вижу решимость.

Князь помогает мне сесть на коня, ласково поддерживая мою спину. Я чувствую его руки, теплые и уверенные. Затем сам он садится сзади, обнимая меня, чтобы убедиться, что я не упаду. Наши тела сливаются, и я чувствую его близость.

Тёмные деревья леса обрамляют наше движение, а ветер несёт метель. Подковы коня разбивают снежную наледь. Ветер бьёт по лицу, но я не ощущаю холода — внутри меня бурлит смесь чувств, словно огонь в камине.

Мы возвращаемся в деревню, выходя из снежного, пронизанного холодом леса. Солнце медленно клонится к закату, окрашивая небеса в глубокие оттенки красного. Дома стоят, утопая в снегу, из их труб веет дымом. В кафтане князя я неизбежно привлекаю внимание всех, кто замечает наш приход. Я чувствую, как тяжёлый взгляд многих устремляется на нас, а мои мысли наполняются предвкушением разговора со Всеволодом. Он, вероятно, будет вне себя от ярости за то, что я отказалась от его помощи. Князь прижимает меня к себе, защищая от ветра, но вместе с этим я чувствую неловкость от его близости.

Приближаясь к крыльцу дома, я замечаю, как отец и матушка стоят там, выглядя встревоженными и напуганными. Мама, покрыв голову платком, пытается укрыться от неведомой опасности, а отец, прижав ладонь к губам, выражает молчаливую тревогу.

Когда мы приближаемся, князь останавливает коня.

Борислав взглянул на моего отца, произнеся сухим тоном:

— Хочу вернуть вам вашу дочь.

— Благодарю вас, князь, — ответил отец поклонившись.

Князь кивнул в знак понимания, после чего подал мне руку, чтобы я спустилась с его коня.

— Оберегайте её.

Борислав внимательно следил, как отец забирает меня. Меня трясло от страха и холода, даже кафтан князя уже не приносил мне тепла. Множество людей вышло из своих домов. Все внимательно следили за происходящим. Не каждый день увидишь такое в нашей маленькой деревне: князь лично привозит девицу, да ещё и в своём кафтане. Люди шептались и смотрели на меня. Некоторые даже показывали пальцем.

Один из старейшин медленно прошёл сквозь толпу, собравшихся вокруг, и склонился перед Бориславом. Слова его были тихими, но чёткими:

— Князь, батюшка.

— Внесено ли имя этой девицы?

Старейшина поклонился.

— Да, князь, батюшка. Имя Зоряны внесено в чашу.

Борислав кивнул, не отводя глаз от меня. Его взгляд задержался на мне дольше, чем следовало, и это заставило моё сердце бешено биться внутри.

— Заберите ваш кафтан, князь, — произнёс отец. Его голос дрожал.

— Оставьте. Это подарок, — ответил он и развернул коня, чтобы ускакать прочь.

Князь уходит, сдерживая какие бы то ни было чувства. В его движениях заметна решимость, словно он принял окончательное решение, не оставив даже малейших сомнений. Я остаюсь в объятиях отца, плача и дрожа от холода, который пронизывает меня до костей. Мой взгляд падает на сугробы снега вокруг, и на небо, окрашенное в оттенки розового и фиолетового от уходящего солнца.

В толпе замечаю Всеволода. Его лицо перекошено от злобы и отвращения, будто он видит что-то неприемлемое. Взгляд его прикован к кафтану, который я надела. Внешность кузнеца выражает сдержанное негодование. Он не понимает моих действий, но при этом не может оторваться от зрелища.

— Так вот как ты решаешь проблемы… — раздаются слова Всеволода, пронизанные яростью и ревностью.

Его лицо, обычно спокойное и благородное, теперь искажено гневом и отчаянием. Словно стихия, вырывающаяся на свободу из тёмных глубин его души.

— Почему, Зоряна? — его голос дрожит от злости и обиды, когда он подходит ко мне.

В его словах звучит искреннее непонимание и смятение. Всеволод стремится понять мои действия, но в его глазах мелькают мучительные чувства, открывающие его глубочайшие страхи и сомнения.

Я смотрю в его глаза, и внутри меня кипят разные чувства: грусть, страх.

— Почему, Зоряна? Почему ты отвергла меня? — спрашивает Всеволод. Его голос пронизан злобой и обидой.

Я судорожно ищу ответ. Мои глаза полны смятения и страха.

— Не знаю, — бормочу, чувствуя, как слабеют колени под напором его вопросов. — Я не могу объяснить… Я просто не могу.

Взгляд Всеволода становится ещё более пронзительным. Его лицо выражает неподдельное разочарование и боль.

— Ты должна знать, что твоё решение причинило мне много боли, — говорит он тихо, но с неподдельной горечью в голосе. — Я думал, что мы… что у нас есть…

— Знаю, — отвечаю я, чувствуя себя виноватой и бессильной. — Просто… не знала, что делать. Я испугалась.

Его глаза остаются неподвижными.

— Ты должна была позволить мне помочь тебе, — произносит он тихо, но решительно. — Я всегда буду здесь для тебя, Зоряна. Но ты должна доверять мне.

Всеволод смотрит на меня. Его взгляд наполнен обидой. Чувствую, как его глаза пронзают меня, пока он ищет ответы на вопросы.

— Ты заслуживаешь лучшего, — шепчу я, чувствуя себя виноватой за всё произошедшее.

Но прежде чем Всеволод успел ответить, в наш диалог вмешивается отец. Он подходит к нам с мрачным выражением лица, которое говорит о его беспокойстве.

— Теперь ничего не изменить, — говорит отец. Его голос звучит сдержанно. — Идём, дочка.

Пройдя через порог, ощущаю, как тепло дома медленно возвращает жизнь в холодное тело. Отец молча закрывает за нами дверь, и в комнате звучит лишь тихий треск дров в печи. Матушка садится на скамейку и сжимает в руках вышитую рубашку. Её глаза отражают страх и беспомощность перед неизвестностью, которая ожидает нас завтра. Рядом с ней на полу лежит рябина — символ моей несостоявшейся свадьбы. Её ягоды, красные как кровь, напоминают о неизбежности изменений, которые наступят в нашей жизни. Судьба, как ветер, переворачивает страницы, и мы лишь плывём по её течению.

Отец молчит, смотря в огонь печи в поисках ответов на вопросы, которые даже не осмелился задать вслух. Чувствую его беспокойство, но в его глазах также мелькает решимость, готовность защищать свою семью любой ценой. Тяжёлый вздох матушки прерывает молчание, и она встаёт, подходя ко мне. Рука её ласкает мои волосы, словно она хочет вложить всю любовь и защиту в этот жест.

— Моя милая девочка, что же ты наделала…

Я молча киваю, стараясь подавить слёзы. Завтрашний день будет испытанием, которое придётся принять.

Отец вступает в разговор, прерывая мучительное молчание, которое окутало нас.

— Мы справимся, Зоряна. Ты не одна. Мы будем рядом с тобой в этот трудный час.

Слова отца становятся для меня опорой, на которую можно опереться в этот трудный момент. Однако, несмотря на всю силу семейных уз, внутри меня остаётся невыразимая тяжесть предстоящего расставания с жизнью.

— Где мои сёстры? Как они справляются с этим?

Матушка смотрит на меня с печалью в глазах, её руки нежно обнимают мои плечи.

— Они уснули, Зоряна. Слишком сильно плакали, даже не поев. Сердце разрывается от боли за них. Надеюсь, что они хотя бы немного забудут об этом во сне.

Моё сердце сжимается от боли за моих сестёр. Они также чувствуют тяжесть этого момента, и мы все находим свои способы справиться с бременем, которое на нас ложится. В этом мире темно, и мы, как семья, стараемся поддерживать друг друга. Но даже в объятиях родных, каждая из нас остаётся одна перед своими страхами и сомнениями.

Я нахожу уютное место на печи, где тепло и уютно. Мне любезно уступают место, и заботливые руки мамы помогают мне переодеться в сухую одежду. В моём сердце всё ещё горит огонь страха, но рядом с семьёй это пламя становится тёплым и успокаивающим.

Братишка лежит рядом. Его маленькое тело ещё не осознало тяжесть происходящего. Он много спал из-за лёгкой болезни, и сейчас ему легче, чем нам. Обнимаю его нежно, пытаясь передать хоть частичку своей любви.

С мокрыми волосами я закрываю глаза. Сон медленно обволакивает меня, и я засыпаю, обнявшись с братом, в надежде на какую-то утешительную обитель в мире снов.

Но меня вновь охватывает ужас…

Чёрная тень, подобная вихрю зла, тянет меня в Черну. Моё сердце замирает от страха, а крик застревает в горле, даже не решаясь покинуть мои губы.

Пытаюсь вырваться из его объятий, но чем сильнее борюсь, тем сильнее он становится. Холод сковывает тело. Вихрь зла обволакивает меня, и я ощущаю, что теряю связь с миром живых.

В слабом свете свечи я вижу лица своих близких, беспомощно смотрящих на меня издалека. Их руки протянуты в мою сторону, но они бессильны помочь. Чёрная тень поглощает меня, и я продолжаю кричать, стараясь донести стон до тех, кто может услышать в мире яви. Сознание медленно тает, а кошмар поглощает полностью, оставляя лишь мерцающий след света в пустоте. Тени зла обвивают меня, как холодные пальцы, лишая тепла и света.

В этом кошмаре я ощущаю, как кто-то невидимый наблюдает за моим страданием. Силы, превосходящие волю, тянут меня глубже в бесконечный водоворот. Крик становится всё слабее. И вдруг словно молния, появляется свет. Разрывая тьму, ослепительные лучи пронзают Черну. Я ощущаю, как что-то начинает рвать тёмные путы, разгоняя кошмар.

Тени отступают, и я вижу его облик.

Его глаза сверкают мудростью, а руки тянутся ко мне, давая надежду. Это древнее существо противостоит злу и страданию, даруя свет и защиту в этом мире кошмара.

Слышу слова, вырывающиеся из темноты.

— Жизнь пребывает там, где свет.

Я продолжаю взирать в ночной мрак.

Сердце бьётся так быстро, что я почти физически ощущаю его стуки в ушах. Попытки освободиться от этого кошмара оказываются тщетными. Я пытаюсь проснуться, впадая в панику, но сила, окутывающая мои сны, держит меня в своих объятиях. Тьма тянется, словно рука, захватывающая меня в свою бескрайнюю бездну.

— Скажи, кто ты! — кричу я.

Внезапная вспышка освещает тёмную пустоту моего сна, и я обнаруживаю себя, лежащую на снегу. Вокруг меня разбросаны красные яблоки, словно капли крови на белоснежном одеяле зимней стужи. Кажется, что я замерла в вечном сне, вечно погружённая в этот холод. Моё тело покрыто ярко-красным кафтаном, который выделяется на фоне белого снега. И всё вокруг пропитано тишиной. Я осознаю, что эта картина — моя смерть. В этот момент понимание того, что я уже не часть мира, обрушивается с полной силой.

Как я умерла?

Почему мой путь привёл меня к страшному концу?

Вопросы роятся в моей душе, но ответы ускользают, растворяясь в бескрайней пустоте вокруг.

«Прощай, Зоряна!» — шепчет тихий голос. — «Она была дочь ветра и хлада зимнего, нежная, как цветущая лоза весеннего вечера. Её глаза сверкали, как звёзды на ночном небе. Она была таинственной, как лунная ночь, и сильной, как поток дикого ручья.

Зоряна, дарованная нам временем, как капля росы на утренней траве, оставила свой след в сердцах тех, кто её знал. Ветры расскажут о её лёгкости и нежности. Леса шепнут о её таинственной привлекательности, а реки будут нести в своих водах отражение её красоты.

Пусть она станет частью вечной весны, звёздного света, того, что вечно и неизменно».

Глава 3. Прощание

Покрывающая боль окутывает меня, как холодный туман, проникающий в каждую часть моего тела. Я чувствую, как она тянется по коже, заставляя каждый нерв напрячься в агонии. Сердце стучит в груди неистово, словно забыв о правильном ритме, и каждый удар кажется ответом на те кошмары, что плетутся в моих снах.

Вихрь кружится в моей голове, как шторм, разбрасывая мысли во все стороны. Попытки вспомнить детали этого кошмара наталкиваются на стену непонимания, словно загадка, на которую невозможно найти ответ.

Тень. Смерть. Красные яблоки.

Эти слова кружатся вокруг меня, как призраки, окутывая моё сознание тёмной пеленой неведения. Воспоминания плывут перед глазами, и я пытаюсь их схватить, но они ускользают, как дым от угольного огня, оставляя лишь слабый отпечаток в душе́.

Вокруг меня царит молчание, такое глубокое, что, кажется, будто весь мир замер в ожидании чего-то неопределённого. Только мерцающий свет свечи распространяет тусклый свет в комнате, создавая таинственные тени на стенах. Скрип дверей, хруст снега за окном, шуршание ткани на моём одеянии — все эти звуки становятся голосами в моей голове, напоминая о вечной суете мира.

Брат спит, не подозревая об ужасах, что постигли меня в темноте. Рассветные лучи проникают сквозь окно, но боль не утихает. Тень всё ещё держит меня в своём хладнокровном объятии.

Поднимаюсь с постели, ощущая болезненность в теле. Взгляд теряется в окне, где первые лучи солнца освещают древесину дома. Сердце всё ещё бьётся грубо, но я знаю — придётся пройти через эту боль, чтобы вновь встретить свет дня.

Тщательно спускаюсь с высокой печи, ощущая, как холодный воздух встречает влажные от пота волосы. В комнате витает запах тепла и древесины. Поднимаюсь на ноги и иду к окну. За ним открывается зимнее утро во всей своей красе. Морозный рисунок украшает стекло, словно ледяные цветы, расцветающие в холодной тишине. Солнечные лучи проникают сквозь леденцовую сетку, придавая окружающему миру особенную магию.

Останавливаюсь у окна, медленно вдыхая свежий, пронизывающий воздух.

— Милада! — Напуганный голос Веселины раздаётся в тишине.

Сердце моё замерло на мгновение. Спешу в сторону звука. Волнение и страх теснят моё сердце. Матушка и отец, услышав крик, тоже выходят, и в их глазах читается беспокойство.

Сердце моё колотится, как крылья раненой птицы, когда я бегу к двери, ведущей в нашу комнату с сёстрами. Внезапный крик Веселины встревожил меня, и я чувствую, что что-то не так.

Я дёргаю за дверную ручку, но дверь оказывается запертой.

— Открой, Веселина, что случилось? — кричу я сквозь деревянную заглушку, но в ответ слышу только её рыдания.

Беспокойство нарастает внутри меня. Не могу вынести эту неизвестность. Отец приближается ко мне, и вместе мы начинаем взламывать дверь. Деревянные панели сдаются под напором нашего отчаяния. Дверь распахивается, и перед нами открывается комната в полумраке. Мы видим фигуру, окутанную тьмой, и напряжение в воздухе становится практически ощутимым.

Весь мир вокруг меня кажется разрушенным, когда я вижу Веселину, сидящую на полу, всю в слезах. Мои глаза мгновенно застывают, а сердце бешено колотится, будто тысячи палок бьются о мою грудь. Я подхожу к сестре и обнимаю её, чувствуя её тело, трясущееся от слёз и страха.

— Где Милада? — восклицает отец. Его голос сотрясён горем и тревогой.

Веселина, крепко держа меня, указывает на открытое окно. Её голос дрожит, когда она говорит:

— Она говорила, что скоро вернётся. Кто-то позвал её. Я проснулась, а её всё ещё нет.

Паника охватывает меня, как тёмный вихрь, затягивающий в бездну неизвестности.

— Милада! — кричу я, надеясь, что эхо её имени разорвёт этот кошмар. Но в ответ лишь мертвенная тишина, и я осознаю, что что-то ужасное произошло.

Холод морозного утра проникает в мои кости.

Отец выглядывает в окно и кричит:

— Вижу её следы!

Страх мгновенно сжимает моё сердце, словно холодная, ледяная рука.

Он вырывается из комнаты, а я, не давая себе времени на раздумья, бегу за ним. Волнение и тревога наполняют воздух. Отец поворачивается ко мне. Его глаза полны страха, когда он говорит:

— Останься дома. Ты нужна матери.

Он читает на моём лице решимость, когда я отвечаю:

— Отец, я не могу остаться в стороне. Я чувствую, что должна помочь! — Киваю в сторону следов, таящихся в снегу.

Он смотрит на меня, но, наконец, кивает.

— Хорошо, Зоряна. Помоги мне найти её. Но будь осторожна, — предупреждает отец.

Мы оба быстро накидываем на себя тёплые кафтаны, не обращая внимания на ледяной ветер. Я вставляю босые ноги в валенки и чувствую холод деревянного пола даже сквозь них.

— Готова, — говорю, встречая взгляд отца.

Он кивает, и мы выбегаем во двор.

Холодный воздух обжигает мои щёки, а метель вихрем взлетает перед нами. Отец оглядывает меня с некоторым сомнением, но мои решительные глаза говорят ему, что я пойду до конца.

— Зоряна, ты слишком хрупка, — говорит отец, смотря на меня с тревогой.

— Но я не могу сидеть сложа руки, когда Милада может быть в беде. Я хочу помочь, — отвечаю настойчиво.

Отец молча смотрит мне в глаза, затем кивает, признавая правоту моих слов. Мы бросаемся вперёд, покидая беззащитный порог дома и вступая в вихрь зимнего леса.

Валенки глубоко впиваются в снег, когда мы следуем за следами Милады. Я чувствую мёрзлый воздух, мерцание снежных кристаллов в лучах света, и слышу шёпот природы вокруг. Отец и я идём по узкой тропинке, которую оставили ноги сестры. Снег хрустит под нашими шагами, а морозное дыхание образует облака перед лицом.

— Милада! — Отец кричит её имя, надеясь, что она нас слышит.

Наши голоса уносятся в тишину, но нигде нет ответа. Тропа, по которой мы идём, кажется бескрайней. Деревья, облокотившись друг на друга, образуют сводчатый потолок, сквозь который едва пробивается бледное зимнее солнце. Тени, брошенные этими стволами, словно играют с нами. Под ногами лежит пушистый слой снега. Метель вихрем обрушивает свои белые крылья на ветви деревьев. Духи зимы призывают нас глубже. С каждым шагом лес становится всё мрачнее и таинственнее. Вдали слышны воющие ветры. Кажется, что лес пробуждается к жизни и следит за нами своими холодными глазами.

Мы продолжаем движение.

Отец, увидев мою решимость, молчит. Наши глаза ищут сестру за каждой веткой, в каждой тени, в каждом дыхании холодного утра. Но ответа от неё нет, и чем глубже мы проникаем в лес, тем тише становится его сердцебиение, словно всё замирает в предвкушении. Отец останавливается на тропе. Следы его дочери ведут дальше, в холодные объятия тёмного зимнего леса. Он опускает голову, рассматривая каждый отпечаток её ног в снегу. Следы кажутся хрупкими и одинокими на фоне бескрайних деревьев, словно метки, оставленные потерянной душой.

— Она была здесь не одна, — шепчет папенька.

— Что это значит? — спрашиваю я.

— Это значит, что кто-то преследовал её или просто шёл рядом, вступая ногами в оставленные ею следы, — отвечает отец. Его голос звучит напряжённо.

— Куда она могла пойти? — Слёзы душат.

Он поднимает взгляд, и в его глазах отражается беспокойство и отчаяние. Молча смотрю на него, чувствуя, как холод веет от леса, когда ветры несут свои безмолвные вести.

Вокруг наступает тишина, но не та, которую приносит природа. Это тишина, полная ужаса.

— Милада! — кричит отец. Его голос звучит глухо в этой леденящей тишине.

Сердце стучит громко в груди, как бы повторяя каждый шаг, каждый вдох. Но впереди только бескрайний лес.

— Мы должны идти дальше, — произношу я на фоне леденящего ветра.

Идём вглубь леса, где тени деревьев становятся всё более густыми, а свет солнца еле проникает сквозь заснеженные ветви. Мои руки замёрзли, а лицо ощущает жгучий мороз. В каждом шорохе, в каждом воющем ветре я чувствую, как страх и ужас усиливаются. Духи леса решительно ведут нас в неизвестность.

Отец идёт рядом со мной, его глаза полны тревоги. Мы продолжаем двигаться, надеясь найти сестру, вглядываясь в каждое дерево, словно в них спрятаны ответы на наши вопросы. Но лес молчит, подчёркивая наше одиночество.

Зачем Милада ушла в лес рано утром? Мучающие вопросы кружат в моей голове, как зловещие птицы, несущие весточку страха. Босиком в одной лишь сорочке — без тёплой одежды. Мои мысли путаются в попытках понять, что могло побудить её на такой безрассудный поступок.

Может быть, страх перед тем, что грозит нам всем, подействовал на неё особенно сильно? Ведь слова князя о жертвоприношении могли вызвать в её душе тёмные волны тревоги. Возможно, она решила испытать свою судьбу, искала какой-то выход, не ведая, что это может обернуться ещё более мрачным развитием событий.

Милада всегда была свободна душой, полной смелости и решимости. Может быть, в этот раз она поступила слишком бесстрашно. Она могла решить, что ей нечего терять, и отправилась в этот мрак в поисках какого-то ответа или спасения. Но что именно толкнуло её на этот шаг — загадка, которую я пока не в силах разгадать.

Отец резко останавливается, его тяжёлое дыхание нарушает тишину зимнего леса. Я, потерявшись в своих размышлениях, врезаюсь в его спину. Чувствую, как его тело содрогается, а из его груди вырывается тихий, дрожащий шёпот:

— Миладушка… доченька…

Страх и неопределённость клубятся в воздухе. Я осторожно обхожу отца, приготовившись к моменту, который я уже предвижу. Мой взгляд скользит вперёд, и в тот же миг моё сердце замирает.

— Милада…

Я прошептала её имя, надеясь, что, если, повторю его достаточно много раз, это всё изменит.

Впереди возвышается дерево. На кривых ветвях, раскинувшись в холодном объятии зимнего ветра, висит тело моей сестры. Каким-то чудом удерживается оно всего лишь тонкой лентой. Ранее она ярко украшала её волосы.

Под тяжестью мгновенной боли моё сердце замирает. Я не могу оторвать взгляд от этой картины ужаса, от тела той, кто была моей сестрой, подругой, частью моей собственной души. Белый снег вокруг подчёркивает жуткую яркость её силуэта.

— Милада…

Я прошептала её имя, надеясь, что этот кошмар закончится, что она снова заговорит, улыбнётся и скажет, что всё было всего лишь сном. Но на дрожащих ветвях отражается только холодное молчание, и моё сердце разрывается на части под взглядом неумолимой реальности.

В моей душе вспыхивает буря чувств — от бессильной ярости до боли, которую не в силах описать ни одно слово. Каждая часть моей души разрывается.

Падаю на колени перед висящим телом, покрытым инеем и холодным мраком. Руки сла́бо поднимаются, как если бы они могли прикоснуться к её лицу и вернуть её ко мне. Но правда пронзает меня, как остриё холодного клинка, и я понимаю, что Милада больше не вернётся.

— Почему? Зачем? — шепчу я, но слова теряют свой смысл в мертвенной тишине леса.

В глазах отца горит боль. Он смотрит на Миладу, мёртвое тело которой покачивается на ветвях дерева, и его душа разрывается на части.

Руки отца дрожат, когда он подходит к телу сестры. Он пытается прикоснуться к ней, вернуть её обратно в мир живых. Глаза его полны бессильной ярости и глубокой, непоправимой потери. Боль заставляет его склониться перед жестокой судьбой, которая лишила его не только дочери, но и смысла в жизни.

Слова теряют свой смысл в этот момент. Его стон переходит в нечленораздельный шёпот молитвы, будто он пытается уговорить высшие силы вернуть ему дочь. Молчание леса лишь усиливает его отчаяние. В глазах отца отражается пустота, будто его душа ушла вместе с Миладой. Это мгновение становится вечностью.

Отец медленно поднимает взгляд. Его глаза, полные слёз, смотрят в небо, словно там он ищет ответы на вопросы, которые мучают его душу.

— Почему? — едва слышно вырывается у отца из груди. В этом вопросе звучит всё бессилие перед несправедливостью смерти.

Он касается лица Милады, будто ждёт, что она вот-вот приоткроет глаза, и всё это окажется лишь страшным сном.

— Она не ушла сама! Её кто-то звал! Кто-то убил мою дочь! — Отец кричит слова, сотрясаясь от печали и ненависти к неизвестному врагу.

Я пытаюсь удержать папеньку, обнимая его плечи.

— Кто-то позвал её… Кто-то убил мою Миладу… — Его слова обрываются, задыхаясь от боли и горя.

Я стараюсь удержать его, обняв сильнее, но мои слёзы сливаются с его. Тяну отца от тела сестры. Мы падаем на снег. Он согнут от горя. Его стоны звучат как мольбы к небесам. Густые снежинки падают сверху, словно слёзы небес. Снег холодный, но в данном моменте его леденящая стужа кажется мне несущественной по сравнению с тем, что мы потеряли.

— Доченька… доченька…

Я обнимаю его, пытаясь поддержать, но внутри меня гремит гроза боли и бессилия.

— Мы вернёмся домой, папенька. Мы не оставим её здесь, — прошептала я, смывая слёзы с лица.

Мы встаём вместе, как сломанные куклы.

Холод леса окутывает меня, когда руки отца, дрожащие от страха и горя, поднимаются к телу Милады. Взгляд его затуманен слезами, а пальцы неспешно срезают ленту, которая удерживает тело сестры на ветвях. Звуки резкого срыва, ткани смешиваются с рыданиями, и я чувствую, как тяжесть опускается на наши сердца. Тело Милады медленно склоняется в объятия отца, как лепесток красного мака, падающего вниз.

— Моя доченька… — шепчет отец, обнимая её тело, как будто его объятия могут вернуть жизнь.

Я стою рядом, оцепенев от боли. Страх, который сжимает моё сердце, делает невыносимым каждый вдох. Снег скрипит под нашими ногами.

Мы вернёмся в деревню с облаком горя, которое теперь вечно останется с нами.

Отец вносит тело Милады в избу, — в этот уютный уголок, где раньше звучали смех и радость. Мама замечает её первой. Она подходит и, взглянув на дочь, сначала улыбается, думая, что Милада просто спит. Но у нас в глазах тяжёлая тень горя. Мама приближается, и её улыбка медленно исчезает. Она становится бледной, как зимний снег. Я вижу, как её руки начинают дрожать, когда она поднимает руку, чтобы разбудить дочь. Но Милада уже не проснётся.

— Милада? — шепчет мама, надеясь на чудо.

Я стою рядом. Сердце сжимается от боли. Наблюдаю за тем, как мама всё осознаёт. В комнате становится тихо. Я вижу, как мама медленно опускает руки, слёзы заполняют её глаза. Мы стоим вместе, окутанные тенью утраты. Отец кладёт тело своей дочери на пол. Милада не дышит, и мир, казавшийся раньше таким ярким и живым, теперь покрыт мраком тяжёлого горя. Мама падает на колени рядом с телом сестры. Она ласково гладит дочь по волосам, пытаясь вернуть её обратно к жизни. Её руки дрожат, а глаза полны боли и отчаяния.

— Милада, проснись, пожалуйста. Моя дочь… — шепчет мама, но слова её тонут в мучительной тишине.

Я стою, молча, вглядываясь в эту трагическую картину. Воздух наполняется тяжёлым весом потери. Отец опускается на пол, и его лицо выражает неописуемую боль. Веселина входит в сени. Она погружается в кошмар, из которого нет выхода. Её глаза широко раскрыты. Время тянется медленно, как вязкая смола, а затем сестра всё осознаёт. Она падает на колени, руки опускаются, и тело её дрожит под тяжестью скорби.

— Это моя вина́, моя… — твердит Веселина.

Мама поднимает свой взгляд на дочь. В её глазах отражается понимание того, что каждый из нас, в своей степени, несёт свою долю вины.

— Мы все в этом виноваты. Мы все упустили её из виду. Но сейчас важно нам быть вместе, — прошептала мама, а затем произнесла, закрыв глаза: — Что случилось с нашей дочерью?

Отцу трудно сдерживать слёзы, когда он отвечает:

— Я нашёл Миладу в лесу… повешенной.

Его голос дрожит от боли и недоумения. Он, как и я, не верит в то, что сестра сделала это сама.

— Я уверен, что её убили, — говорит отец, с трудом сдерживаясь.

Матушка, заливаясь слезами, срывает с головы платок, потрясённая этим страшным известием. В сенях властвует тяжёлое молчание, пронизанное лишь рыданиями и вздохами, которые звучат, как тихие ветры, несущие в себе боль утраты. Веселина, моя матушка, и даже отец, несмотря на его обычную сдержанность, встречают этот момент сокрушёнными сердцами.

Сестра ложится на лавку. Её руки, тесно сжатые в кулаки, дрожат от слёз. Она открыто показывает свою слабость, и в это мгновение она выглядит несчастной душой, затерянной в мире, полном страданий. Мама садится рядом, держа в руках рябиновую ветку, пытаясь нащупать связь с душой Милады. В её глазах отражается боль и потеря, а её плач тихо сливается с другими, заполняя сени общим горем. Отец, несмотря на свою обычную строгость, выглядит потрясённым. Его лицо, обычно стойкое и непроницаемое, сейчас наполнено скорбью. Он смотрит вдаль, пытаясь принять эту потерю, и его губы дрожат, словно он хочет что-то сказать, но слова не приходят.

Все мы понимаем, что жизнь никогда не будет прежней. Мы потеряли часть себя вместе с Миладой.

Невинные глазки Ярославчика сияют радостью, когда он входит в сени и видит Миладу, будто он обнаружил пропавшую игрушку.

— Нашли! — Радостно кричит мой младший братик, не подозревая о трагедии, окутавшей взрослых.

Мама, хотя слёзы ещё не утихли на её щеках, тихо улыбается Ярославчику и поднимает его на руки. Малыш с удивлением смотрит на взрослых вокруг, не понимая, почему все так грустят. Ему кажется, что он нашёл большую тайну, но он ещё не осознал, что эта тайна несёт в себе боль, которую трудно понять в его невинном мире.

— Я вернусь… — шепчет отец и, пошатываясь, выходит из дома.

Я вытираю слёзы, поднимаюсь и укладываю сестру ровнее. Касаюсь её холодного лица, пытаясь передать ей свою любовь. Сердце моё болит от потери, но в нём теплится решимость сделать всё возможное, чтобы понять, что произошло.

Матушка возвращается и нежно укрывает Миладу покрывалом. Она берёт в руки гребень, приступая к нежному расчёсыванию волос моей сестры. На её лице отражается грусть, и слёзы стекают, оставляя на бледных щеках влажные следы. Я не выдерживаю этого зрелища и, чувствуя, как сердце сжимается от боли, выхожу во двор.

Ледяной ветер больно бьёт моё лицо, когда я стою там, взирая в небо. Мои мысли как беспорядочный вихрь. Милада ушла, и в её уходе что-то неладное. В моих размышлениях прокручиваются моменты той ночи. Боль в груди, как тяжёлая, каменная глыба, заставляет меня положить руку на грудь.

Взгляд мой бродит среди окон, которые кажутся непроницаемыми. Всё вокруг кажется спокойным и неподвижным, но внутри меня бушует гроза мыслей и эмоций.

Кто мог погубить мою сестру? Зачем? Этот вопрос не даёт мне покоя. Милада была чистой и доброй душой. Она не заслуживала такой участи. Почему кто-то решил, что она должна уйти из этого мира? Зачем кому-то изображать, будто она сама на себя руки наложила? Это вселило в меня неистовую ярость и горечь.

Я слышу шум голосов. Вся деревня вышла из своих домов, и началась суматоха. Бегу к дороге, туда, где гул толпы особенно слышен. Встречаю людей. Их голоса перемешиваются в единый гул тревоги. Взгляды направлены в сторону большой площади, и я тоже спешу туда. Всё, кажется, объединены в едином стремлении узнать, что произошло.

Когда я поднимаюсь на холм, открывается вид на площадь. Моё сердце замирает, когда я замечаю отца. Он стоит там, держа в руках обрывки ленты — ту самую ленту, которую Милада сняла со своих волос. Лицо отца исказилось от боли, а его глаза, полные слёз, вселяют ужас. Я разглядываю старейшин, собравшихся в круг, и их взгляды говорят мне о том, что произошедшее напугало их.

С ужасом осознаю, что известие о смерти Милады распространилось по деревне, оставив за собой след разрушения и скорби. Спотыкаясь, я мчусь через толпу, стремясь добраться до отца. Его голос разрывает воздух, и высказывания, которые он несёт, звучат как рык большого зверя. Я останавливаюсь рядом с ним, улавливая каждое его слово, но их смысл медленно проникает в моё сознание.

— Её кто-то позвал… и убил… — отец не в силах закончить фразу.

Вижу Всеволода в толпе. Чувствую тяжесть его взгляда, злость и тревогу, пронзающие меня, как ледяные стрелы. Он старается замаскировать свои чувства, но тщетно. Я, отвергнув его предложение, разбила надежды, которые он возлагал на наше будущее.

Отцу трудно передать слова сквозь слёзы и боль, но он громко рассказывает всем о потере Милады, о том, как его дочь ушла из жизни. Взгляды старейшин наполняются страхом, их лица выражают сострадание. Среди толпы кто-то кричит, что нужно позвать князя, чтобы он узнал о произошедшем. Но звать Борислава не пришлось. Он собственной персоной плавно входит в толпу, и все расступаются. Его приход вызывает тяжёлое молчание. Взгляд князя скользит по лицам собравшихся, как будто ища ответы в их глазах.

— Князь, батюшка! — Склоняется один из старейшин. — Не гневись, а вели слово молвить.

Князь медленно поднимает взгляд, и его глаза встречаются с глазами старейшины. Тяжёлый вздох пронзает воздух.

— Говори, старейшина, — произносит князь, и его голос звучит как эхо далёкой бури.

Старейшина, дрожащий от волнения, отвечает:

— Батюшка, это трагедия, которую невозможно описать словами. Мы потеряли одну из своих дочерей, — Миладу, дочь честного и благочестивого человека. Её душа покинула нас. И вот мы собрались здесь, чтобы просить твоего участия и мудрости.

Князь молчит. Его взгляд устремлён вдаль. Тёмные тучи нависают над его мыслями.

— Кто виновен в этой трагедии? — спрашивает князь с холодной решимостью.

Старейшина качает головой.

— Не знаем, батюшка. Она ушла вечером из дома, и её тело обнаружено на дереве. Кажется, будто она ушла добровольно, но мы не можем понять почему. И её смерть приносит тяжкую боль нашим сердцам.

Князь поднимает руку, приказывая старейшине замолчать. Его взгляд направлен на меня. Я чувствую, как весь мир уходит у меня из-под ног.

— Милая Зоряна, — произносит он, — твоя семья находится в скорби, и ты в середине этой трагедии. Расскажи нам, что произошло, и мы решим, как следует поступить.

Слова застревают в моём горле. Все глаза обращены на меня, и в этот момент я осознаю, что моя жизнь ничего не стоит. Я поднимаю взгляд и вижу, что даже снег вокруг остановился в своём падении. Моё сердце бьётся быстрее, чем когда-либо. Я чувствую тяжесть утраты на плечах, но и неизвестность будущего гнетёт, как тень.

— Милости прошу, великий князь, — начинаю я, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Моя младшая сестрёнка слишком любила жизнь, чтобы добровольно из неё уйти. Ни я, ни мой отец не сомневаемся, что Миладу убили.

Слова не идут дальше. Князь молчит, его взгляд стал ещё более внимательным. Старейшины тоже замерли в ожидании продолжения.

— Кто, Зоряна? — произносит князь тихо, но его слова проникают глубоко в мою душу. — Ты подозреваешь кого-нибудь?

Мой взгляд блуждает по лицам окружающих, но ответа в них я не нахожу.

Отец поднимает глаза от земли.

— Великий князь, моя дочь, Милада, была невинной. Никто из живущих рядом с нами людей не желал ей зла. Я не верю, что кто-то из моих соседей или друзей мог совершить это страшное дело. Здесь был кто-то чужой.

Князь внимательно слушает. Его взгляд становится более мягким.

Он кивает.

— «Чужой», — произносит Борислав, словно испытывая это слово на вкус. Он оглядывает лица всех собравшихся. — Это трагическое событие затрагивает нас всех. Сегодня вечером мы соберёмся у костра. А пока я приказываю приготовить могилу для вашей дочери. Пусть ей будет дан вечный покой.

Я вздрогнула от этих слов.

Взгляд князя, как туман, медленно окутывает меня. В нём смешаны ненависть и нечто непостижимое, что проникает в самую душу. Он смотрит на меня так, будто видит во мне нечто, что вызывает в нём и восхищение, и отвращение одновременно.

Я набираюсь смелости и произношу:

— Вы поможете найти убийцу моей сестры? Вы не оставите нас в беде?

Глаза князя не отпускают меня. На меня обрушилась волна ужаса. Я чувствую, как взгляды толпы пронзают меня, как стрелы, и оказываюсь наедине со своим страхом. Чувство отверженности и одиночества охватывает меня, как ледяной хвост зимнего вихря.

Князь произносит слова, наполняя их тяжестью мрака, который поглощает меня целиком.

— Хочешь, чтобы я искал убийцу? И я должен сделать это, потому что ты меня попросила?

Глаза мои встречают удивлённые и испуганные взгляды окружающих. Я птица, попавшая в ловушку, несмотря на свои беспомощные попытки освободиться.

— Ну что вы, — произношу тихо и склоняю голову. — Моя просьба ничего не стоит.

— Ошибаешься. — Князь смотрит на меня в упор.

Я стою там, перед толпой, как добыча на костре, приговорённая к суду и муке. В моих глазах отражается отчаяние, и я ощущаю, что превращаюсь в тень той, кем когда-то была. Среди людей нет поддержки, только холод и отвержение.

Раздаётся голос отца, измученного горем и отчаянием. Слова его звучат как последняя надежда, последний крик о помощи.

— Князь, помилуйте! — кричит он, словно его голос может изменить ход событий, разрушить невидимую стену, возведённую вокруг меня.

Взгляд князя медленно обращается к отцу, и в тот момент я чувствую, что вес моей судьбы лежит на его словах. Ожидание напряжено витает в воздухе.

Князь, со взглядом, наполненным решимостью и строгостью, приказывает:

— Дайте мне чашу с именами. Пусть всё решится немедленно.

В это мгновение сердце моё замирает, словно ледяной ветер пронзает его.

Князь молчит, дожидаясь, когда чаша с именами достанется ему. Моё внутреннее напряжение нарастает, и волны холода окутывают меня. Отец молится. Его слова теряются в воздухе, а я слышу только своё сердце, бьющееся в ушах. Старейшины подходят к князю, неся в руках чашу. Они передают её Бориславу, и в тот момент всё вокруг замирает.

Князь улыбается, когда опускает руку в чашу, и его взгляд лежит на мне. Тишина нарушается лишь хрустом морозного снега под его тяжёлыми сапогами. Я чувствую, как страх сковывает мои движения, и внутри бурлит неведомое чувство. Отец продолжает молиться. Его голос дрожит от страха и безнадёжности. Я чувствую его руку на плече. Князь медленно поднимает руку из чаши. В его ладони береста с именем несчастной.

Он продолжает улыбаться, пока смотрит на меня. Затем его взгляд опускается, и он медленно читает имя.

— Веселина! — вырывается из его губ.

Тишина вокруг на миг становится густой.