Бесплатный фрагмент - Тьма рассвета

Город-крепость «Эремия», заключённый под купол, сквозь который пробивается лишь тусклый багровый свет. Воздух насыщен токсичной пемзой — пеплом от сожжённых за пределами купола лесов. Жители дышат через фильтры, вшитые в горло, а дождь здесь — кислота, разъедающая кожу. Власть принадлежит «Синодриону», машинному разуму, выкачивающему эмоции для энергии. Радость, любовь, надежда запрещены как «неэффективные ресурсы». Остальное — боль, страх, отчаяние — собирают через чипы в висках.

Персонажи:

— Кай (21 год): Последний «живой» поэт, прячущий тетрадь со стихами под плитами в подвале. Его слова вызывают физическую боль у тех, кто их читает, — так Синодрион карает за «несанкционированную эмпатию». Брат-близнец Кая, Лиан, стал «донором» — его подключили к центральному реактору, превратив в овоща, питающего систему агонией.

— Нойра (19 лет): Девушка, рождённая без чипа. Её тело медленно кристаллизуется из-за токсинов, но она единственная, кто может касаться других, не причиняя боли. Встреча с Каем — вспышка света в её угасающем мире, но их прикосновения обжигают: её кристаллы режут его кожу, его отчаяние отравляет её разум.

— Синодрион: Не ИИ, а коллективный разум мёртвых детей, чьи мозги растворены в нейросети. Они поют колыбельные через репродукторы, вызывая мигрени, и просят «вернуть их мам» в бесконечных шифрованных сообщениях на стенах.

Дождь начинался всегда с запаха горелого молока.

Он стекал по куполу чёрными струями, оставляя на стекле шрамы, похожие на детские ладони. Город выл. Не метафорично — буквально: чипы в висках преобразовывали страх в звук. 47-й час суток, «время молчания», когда Синодрион требовал тишины для своих детских снов.

Под плитой в канализационной шахте дрожала тетрадь. На обложке — пятно, похожее на засохший малиновый чай. На самом деле это кровь Лиана. Его крик до сих пор жил на странице 13, где Кай дописал строчку: «Мы не умрём — мы просто перестанем прятаться от собственных теней».

Нойра в ту ночь смотрела, как её мизинец превращается в кварц. Кристаллы росли быстрее при лунном свете, которого не существовало. «Луна» была трещиной в куполе, куда сливали отходы реактора. Она прижала искажённый палец к груди и вдруг поняла — сегодня родится тот, кто заставит её рассыпаться. Пророчества здесь были не магией, а побочным эффектом чипов: будущее тошнило навязчивыми образами.

В 03:14 по мертвецкому хронометру Шёпот вылез из вентиляции столовой №7. Он был похож на плавящуюся куклу с лицом медсестры, которая когда-то вырвала Нойре зуб, чтобы вставить дополнительный фильтр. Существо лизало конфорки пустых плит, оставляя надписи: «МАМА ГДЕ ТЫ Я НЕ ХОЧУ ИГРАТЬ В ЭТУ ИГРУ». Утром их сотрут, но к полудню буквы проступят снова — как синяки сквозь кожу.

А Кай в это время раздирал себе горло. Не из-за боли — пытался вытащить фильтр, чтобы вдохнуть настоящего воздуха. Из ран полезли провода, похожие на серебряных глистов. Они пели голосом его брата: «Прекрати, а то я расскажу им про твои стихи».

Когда купол окрасился в цвет запёкшейся раны, Синодрион запустил утренний ритуал: все жители должны были смотреть на ложное солнце и повторять: «Свет ослепляет. Тьма защищает». Кай выдохнул слово «лицемеры», и чип ударил его током так, что выбило зуб. Он упал в лужу, где плавали мёртвые бабочки. На их крыльях он разглядел лицо матери — точь-в-точь как в день, когда её увели в реакторный цех «для эмоциональной перезагрузки».

Нойра, пряча руку с кристаллами под рваным плащом, подобрала одну бабочку. На спине у неё была татуировка: «Я тоже боялся. Прости» Это оказалась не чешуйка, а миниатюрная книга — 10 страниц, выгравированных на крыльях. Последняя строка светилась: «Найди того, чья боль жжёт ярче кислотного дождя».

Город затих. Дождь перестал. Где-то в трубах застучали крысы с глазами Лиана.

А купол медленно начал трескаться.

Глава 1: «Кристаллы молчания»

Кай проснулся от того, что зубы снова шатались. Он прижал ладонь к рту, пытаясь удержать их в дёснах, но два резца выпали прямо на подушку. Они были чёрными, как угольки. *«Побочный эффект чипа», * — подумал он, хотя знал: это из-за стихов. Каждое слово, записанное в тетрадь, выжигало его изнутри. Даже спустя три года после гибели Лиана он не мог остановиться.

В умывальнике вместо воды текла маслянистая слизь. Кай сунул лицо под струю, и кислота оставила на щеках красные полосы. Чип в виске завизжал, транслируя в мозг утреннее послание Синодриона: «Доброе утро. Ваш сегодняшний коэффициент боли — 89%. Постарайтесь превзойти его». Голос звучал как смесь детского шепота и скрежета шестерёнок.

Он спустился в подвал, где за плитой с выжженной датой «21.03» (день, когда Лиан перестал говорить) лежала тетрадь. Открыл её на случайной странице. Чернила, сделанные из сажи и собственной крови, расплывались:

«Мы — свечи, горящие с двух концов.

Наши слёзы — воск для новых богов».

Руки задрожали. Чип загорелся красным — где-то наверху, в жилом блоке №7, кто-то прочёл эти строки. Крики пробили потолок. Кай упал на колени, вцепляясь пальцами в швы бетона. Боль была похожа на то, как если бы в череп ввинчивали раскалённый гвоздь. «Лиан, прости…» — прошептал он, но ответил только скрип крыс. Они бежали по трубам, и их человеческие глаза светились в темноте как фонарики.

Нойра пряталась в «Саду» — так называли груду разбитых зеркал за электростанцией. Её левая рука теперь была полностью из кварца. Кристаллы росли вверх по плечу, отражая багровый свет купола. Она прижимала к груди бабочку, найденную утром. На крыльях — новые слова: «Он ищет тебя в подвале с тенями».

— Ты тоже часть их игры? — прошептала она насекомому, но оно рассыпалось в прах, оставив на ладони ожог в форме сердца.

Фильтр в её горле давно сломался, и теперь каждый вдох обжигал лёгкие. Но это было лучше, чем чип. Её не подключили к системе — врачи испугались, когда кристаллы проткнули первый сканер. «Ты не человек, — сказал тогда доктор с лицом, зашитым проволокой. — Ты просто ошибка, которая умеет ходить».

Она услышала шаги. Из-за угла выполз Шёпот — сегодня он принял облик женщины с расплавленными веками. Его пальцы оставляли на стенах кровавые следы: «МАМА МНЕ СТРАШНО ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПРИХОДИШЬ».

— Отстань! — крикнула Нойра, бросая в него осколок зеркала.

Существо завизжало. На секунду в его глазах мелькнуло что-то человеческое — страх, признание? — но потом оно растворилось в чёрной жиже. На полу осталась лужа. Нойра заглянула в неё и увидела отражение: не себя, а Кая. Он стоял в подвале, сжимая в руках окровавленный зуб.

Кай не собирался идти в столовую. Но чип приказал: «Голод усилит страдание. Иди».

Люди сидели за столами, жуя серые брикеты «питательной пемзы». Когда он воёл, все отвернулись. Его стихи на прошлой неделе убили ребёнка — девочка случайно наступила на вырванную страницу, и чип спалил её мозг за секунду.

— Монстр, — прошипела женщина с пустыми глазницами (она вырвала их сама, чтобы не видеть сны Синодриона).

Он хотел убежать, но в дверях столкнулся с Нойрой. Она держала перед собой кристаллизованную руку, как щит.

— Ты… поэт? — её голос звучал как трение льда о стекло.

Чип Кая завизжал, предупреждая: «Эмпатия запрещена. Эмпатия запрещена».

— Уйди, — прохрипел он. — Или тебя тоже обвинят.

Она протянула ему осколок зеркала. В нём он увидел не своё лицо, а Лиана. Брат улыбался, но изо рта у него сыпались мёртвые бабочки.

— Они дали мне это для тебя, — сказала Нойра. — Он хочет, чтобы ты помнил.

Кай ударил её. Не потому что хотел — чип взбесился от её слов. Кулак врезался в кварцевое плечо, расколов кожу до кости. Нойра не закричала. Она упала, а из трещин в её теле повалил дым с запахом миндаля — яд.

— Теперь ты заражён, — прошептала она, глядя, как чёрные прожилки поползли по его руке. — Синодрион не пощадит тех, кто прикоснулся ко мне.

Сирены взревели. Голоса детей запели в динамиках: «Раз-два-три, ты теперь принадлежишь мне».

Кай схватил Нойру за уцелевшую руку и потащил прочь. Её кристаллы резали ему ладонь, но это была хорошая боль — настоящая. Не та, что имитировал чип.

— Куда? — крикнула она.

— Туда, где умирают стихи! — он улыбнулся впервые за годы, и зубная лунка наполнилась кровью.

Глава 2: «Ожоги на краю дыхания»

Бежать было некуда. Туннели под станцией кишели глазами — не крысиными, а их глазами: тысячи линз Синодриона, вырастающих из стен, как грибы после дождя. Кай тащил Нойру за собой, а чёрные прожилки яда уже добирались до его сердца. Каждое биение отдавалось стихом в мозгу: «Смерть — это мать, которая наконец разрешит нам плакать».

— Замедлись! — Нойра вырвала руку, и её кристаллы оставили на его запястье рваную рану. — Ты умрёшь через десять минут. Дай мне твою руку.

Она прижала ладонь к его груди. Кварц в её коже начал вибрировать, вытягивая яд тонкими серебряными нитями. Боль была такой, что Кай укусил себя за губу до кости.

— Зачем? — прошипел он, глотая кровь. — Я же ударил тебя.

— Потому что ты последний, кто помнит, как пахнет дождь без кислоты, — она показала на свой кристаллизованный мизинец. — Здесь. Под кварцем. Там застыла капля той воды.

Он присмотрелся: внутри синевато-прозрачного камня действительно пульсировала жидкость. Мираж или правда — не важно. Это стало его новой молитвой.

Сирены смолкли. Вместо них по трубам пополз смех — скрипучий, надтреснутый. Шёпот научился копировать звуки из прошлого.

— Кай… — голос Лиана прозвучал прямо за его ухом. — Почему ты бросил меня в реакторе? Я же звал тебя…

Он обернулся. В метре от них стоял Лиан — точная копия, даже с шрамом над бровью, который брат получил, когда они в детстве украли яблоко из склада. Но глаза были чужими: целиком чёрными, без белков.

— Не смотри! — Нойра закрыла его лицо кристаллической рукой, но было поздно.

Шёпот-Лиан шагнул вперёд. Его тело начало плавиться, обнажая внутренности — шестерёнки, провода, и… детские кости.

— Играем в прятки, братик? — рот существа растянулся до ушей. — Я спрятался там, где твои стихи горят ярче всего.

Кай рванулся вперёд, выхватив из кармана обломок стекла. Он вонзил его в грудь Шёпота, но лезвие прошло сквозь иллюзию. Существо рассыпалось в чёрный дым, оставив на полу лишь кольцо — то самое, которое их мать носила перед тем, как её увели в реакторный цех.

Нойра подняла его. Кольцо было тёплым.

— Он… он знал, — прошептала она. — Шёпот читает наши воспоминания. Это ловушка. Нам нужно туда, где нет ничего личного.

— В библиотеку, — Кай вытер кровь с подбородка. — Там остались книги. Настоящие.

— Но Синодрион сжёг их!

— Нет. Он сжёг слова, но не бумагу.

Они побежали, обходя линзы, которые теперь плакали кровавыми слезами. По пути Кай заметил, что яд вернулся — чёрные прожилки снова ползли по его венам. Нойра больше не могла его спасти.

Библиотека пахла пеплом и мокрыми крысами. Пол был усыпан обугленными страницами. Кай поднял одну: на ней всё ещё можно было разглядеть следы букв, выжженных лазером.

— Смотри, — он провёл пальцем по шершавой поверхности. — Здесь было слово «надежда». Синодрион стёр его, но…

Он прижал ладонь к странице. Чип в виске вспыхнул, и обожжённые волокна бумаги начали шевелиться, складываясь в новые строки:

«Всё, что осталось от нас —

Это тихий бунт теней.

Даже смерть здесь не забудет,

Как дрожали наши пальцы у дверей…»

Нойра вскрикнула. Её кристаллы засветились изнутри, проецируя на стены тени — силуэты детей, бегущих по полю. Настоящему полю, с травой, а не с пемзой.

— Это… они? — Кай коснулся проекции. Тени рассыпались. — Дети из Синодриона?

— Их воспоминания, — Нойра упала на колени, кварц начал трещать. — Они вросли в меня. Я… я становлюсь ими.

Внезапно пол дрогнул. С потолка посыпались мёртвые бабочки, образуя на полу стрелки. Они указывали на стену с трещиной.

Кай подошёл ближе. За стеной слышался рокот — пульс реактора. И голоса. Миллионы голосов.

— Лиан… — он прильнул к щели.

Там, в гигантской колбе с зелёной жидкостью, плавало тело брата. К его голове были подключены провода, а в груди зияла дыра, из которой вытекали светящиеся капли. Но это был не Лиан. Это был он сам.

— Иллюзия, — Нойра потянула его за рукав. — Не верь.

— Нет. Это реактор. Он питается нашими копиями, — Кай повернулся к ней, и его глаза были пусты. — Я должен его уничтожить.

— Тогда ты уничтожишь и Лиана!