Бесплатный фрагмент - Тихий свет

В дар моей маме,

Людмиле Георгиевне Алексеевой,

ко дню её 70-летия с любовью…

Простые чудеса строки, мазка и сердца…

Сразу скажу, что мое знакомство с творчеством Терентiя Травнiка начиналось не с поэзии, а с фотографии; позже — с его прозой и живописью и, наконец, с лирикой. Бесспорно, созданные им образы вызывают самые теплые и искренние чувства у читателя. Среди них есть как сложные, так и простые, но все они доступны и понятны: будь то графика или акварель, слово прозаика или витии — живица духовная каплет из его работ на сердце благодарного читателя и зрителя.

Судить о духовности или душевности творчества принято по тематике, от которой отталкивается художник. Но парадокс заключается в том, что не всякая «высокая» тема может сложиться в некий духовный образ и, наоборот, практически любое простое явление в нашей жизни можно увидеть через призму любви и веры. Некоторым художникам удается совершать подобные чудеса, и залогом правильности тому служит, на мой взгляд, цельное восприятие мира.

Во всем прозревая всемогущую десницу Божию, удивляясь Господу и перед Ним благоговея, они отчетливо ощущают полноту бытия и свою причастность к нему. Именно в подобном цельном мировоззрении порой даже очень простые вещи приобретают совсем не простую огранку. Так и наш автор делится с нами своими находками, своим опытом восприятия окружающего мира.

Его главная тема — обыденное чудо, мимо которого мы проходим каждый день с «закрытыми» глазами.

Новодевичий… белый, резной,

С тишиной в отражении пруда,

Подарил величавый покой.

Я назвал композицию «Чудо»

И это чудо церквей и куполов, малиновых звонов, чудо Страстной тишины и Пасхальной радости — образы бесспорно духовные, и они дороги сердцу каждого христианина. Однако «Спелая осень…", «Смеркается, и солнце возжигает…", «Тихая радость, светлая грусть…» — все это материал, в существе своем, душевный и лирический, но поэт придает ему духовные очертания и, наполняя соответствующим содержанием, вводит в общий контекст произведения. Увидеть в душевных образах прообразы духовные может лишь око внимательное и утонченное, а заключать их в буквы и строки способен лишь тот язык, который в состоянии уловить «послевкусие» двух природ и почувствовать между ними разницу. Скажу Вам, что это совсем не просто, как может показаться на первый взгляд, но Травнiкъ, да простят мне это сравнение, купажирует образы и делает это свободно, легко и непринужденно.

Осмелюсь, однако, предположить, что за этой легкостью скрывается огромный труд и серьезный жизненный опыт мастера, многолетняя работа, не лишенная утешений и праведного воздаяния у Господа.

От всей души желаю этой замечательной книге долгих лет жизни и дополнительных тиражей, автору — новых неповторимых образов и незаурядных композиций, а Вам, дорогой читатель, — радости от встречи с замечательным произведением.

священник Василий Евпатов

С благодарением, автор

Вот так же, как и сейчас, поздним вечером дождливого октября я сидел и писал, но не прозаические строки, а акварельные этюды, работая над серией иллюстраций к рассказам А. П. Чехова. Работа шла к завершению, и как-то сама по себе (как это и бывает в подобных случаях) появилась потребность искать продолжение применения своих творческих сил.

Замысел этой книги возник много раньше, еще в начале 90-х годов прошлого века. В то время я имел обыкновение гулять по Москве со старенькой камерой и делать архитектурные киноэтюды, преимущественно в центре города. Надо сказать, время было необычное, я бы назвал его «пробуждающимся». Что-то неуловимо-правильное текло по этим старым улицам, открывалось, обновлялось и давало возможность сопереживать и сорадоваться происходящему.

Я снимал, монтировал, показывал друзьям и снова шел бродить по городу. Помню снег, первый снег, и запах струганых досок возведенных лесов восстанавливающейся церкви. Необычно, волнительно… Тяжелая чугунная дверь, свечи, запах ладана и тишина, удивительная тишина, встречала меня каждый раз при входе. Я садился на лавочку и подолгу слушал ее голоса, спокойные и глубокие, проникающие в самое сердце.

Тогда и появилась идея сделать серию акварельных работ московских монастырей и храмов. И вот уже ранним утром я шел, как сейчас помню, по Пятницкой, но не с камерой, а с планшетом и акварельными красками.

Работал быстро. В один день делал два, а то и три этюда, легко и радостно. Казалось, что я не рисую, а беседую с городом. Прохожие останавливались, смотрели, шепотом что-то обсуждали. Иногда мы разговаривали, и нередко я брал еще мокрый рисунок и просто дарил его на память случайному собеседнику. Возвращался домой уже к вечеру, раскладывал рисунки и рассматривал карту, намечая маршрут на следующий день.

Так незаметно собралась целая коллекция акварелей православной Москвы.

Сегодня многие работы находятся у моих друзей и в частных коллекциях любителей живописи.

Примерно в те же годы было написано немало стихотворений и очерков, часть из которых создавалась непосредственно в момент работы над акварелями. Постепенно появлялась самобытная красочно-словесная палитра, и идея оживала, росла и давала все новые и новые побеги.

И вот пришло время цветения, время выхода в свет этой книги, время несения радости Вам, любезный моему сердцу читатель. Как известно, цветение заканчивается плодами. Кто знает, может, это случится именно тогда, когда Вы, ранним утром взяв эту книгу с собой, так же, как и я когда-то, пойдете по городу, слушая тишину.

И я вам говорю: в добрый путь…

* * *

Тихая радость, светлая грусть

Снова встречают под сводами храма.

До наизнанки, до наизусть

Все здесь знакомо и дорого мне.

Но каждый раз, придя на восток,

Я открываю там новые страны

И понимать свое сердце учусь

В этой подаренной мне новизне.

10 августа 1998

* * *

Спелая осень, воздух горчит,

Пахнет сентябрьским прелым настоем;

Замоскворечье, знать, звоном гудит —

Вместе с трамвайно-порельсовым боем.

Дивная осень — встреча старин.

Фресочно листья осыпались в парке,

Как с кракелюрных старинных картин

Краска. Кружится, повиснув под аркой,

С ветром поземка озябшей листвы,

Дворники шумно метут тротуары.

Над куполами взлетели кресты,

Вторя сияньем осенним пожарам.

14 сентября 1999

* * *

Именье Узкое… седая старина,

Казанский храм, московское барокко,

На ветках лип вздыхает тишина,

И колокол ей вторит одиноко.

И видится сквозь парусину листьев

Боярин Тихон Стрешнев и Голицын.

Гагарины, Толстые снова здесь…

Мозаика времен — явила честь!

И Павел Трубецкой,

свечу зажавший,

В руке и с ним крестообразный текст.

Владимир Соловьев —

великий и уставший

Обрел здесь свой покой

и в нем навек исчез.

2 сентября 1995

* * *

Пройдусь по Шаболовке утром,

Сверну в тенистый сквер.

По лужам с тонким перламутром

И струи поливальных сфер

Прогулкой вдоль стены достигну

Надвратной церкви я…

Как с колокольни звон сорвется,

Рассвет благодаря.

Два черноризца по аллее

Проследуют во храм.

И солнце, пелену развеяв,

Взойдет по куполам.

17 июня 1995