Бесплатный фрагмент - Тест-машина

ТЕСТ-МАШИНА

От автора

Многих читателей, выбирающих очередную книгу для себя, интересуют следующие вопросы:

1) Каким образом подбирать для чтения именно ту книгу, которая соответствовала бы их уровню развития?

3) Может ли эта книга испугать конкретно взятого читателя и нанести вред его психическому здоровью?

2) Почему, чем младше читатель, тем больше ему интересны сказки о животных и меньше интересны малотиражные работы по молекулярной физике?

Ответов на эти вопросы я пока не нашёл, ведь для того, чтобы на эти вопросы ответить, необходимо представить себе хотя бы простейшую схему развития мышления читателя. А на это у меня совершенно нет времени.

Внимание: в произведении использованы аффирмации из интернет-рассылки «Аффирмации на каждый день», а так же ещё много чего использовано, но — как писал Майкл Суэнвик — аллюзии любой книги слишком многочисленны, чтобы перечислить их все. Я с ним согласен.

Итак, в этой повести я расскажу вам. Вы узнаете в ней об и о, от и до. Куски. Начнём с. Почему? Потому. Отсутствие всего. В том числе и наушников. В том числе и себя. И тебя. Всего. Улыбающееся существо по имени. Да. Нет. Глубокая партия. Действительно, некоторые выдающиеся теоретики предположили, что это ничего не значит.

Однако, с другой стороны, что же все это значит?! А ни хрена это не значит. Набор слов, и всё. И даже читать неинтересно. Улыбающееся лицо себя. И тебя. Улыбка делает свободным. Спасибо за внимание. Ты где? Да, гудит. И это несколько нервирует. Варьируется в пределах. Через дорогу. Я люблю тебя. Голова крУгом. Голова кругооОм — марш! И налеееееЕ-во!

А теперь по порядку: да, нет, да, нет, да, нет, нет, нет, нет. Гудит по-прежнему. Пока всё.

Новый абзац, запятая, точка. Три болта. Две фотографии. Желаете участвовать в экспертизе? А в эксперименте?

— Побежали! — воскликнула она, ломая ногу.

— Поползли! — воскликнул он и тут же сломал все пальцы на руках.

Вот вам и прибежали, вот вам и приползли… Робких и застенчивых нужно уничтожать без промедления и угрызений совести, вы так не считаете? А теперь представьте на секунду писателем, которому отрезало руки. А теперь — читателем, у которого выкололи глаза. Собакой, в которую дети кидают камни. Представили? А теперь — счастливым ребёнком, улыбающимся монахом, пушистым игривым котёнком или, на худой конец, находящимся под дозой наркоманом.

С одной стороны — кобыла, а с другой — конь. Кто прав?

Жизнь — увлекательное и захватывающее приключение

— Куда мы едем? — в который раз поинтересовался Саша. — Куда мы едем, а? — он высунул голову в окно, и ему в рот тут же влетело какое-то крупное придорожное насекомое, сопровождаемое стаей насекомых мелких, которые, по всей вероятности, его за что-то преследовали.

Вернув голову в салон, Саша принялся натужно хрипеть и кашлять. Никто из находившихся внутри не мог понять, что же с ним случилось, и непонимание это длилось до тех пор, пока Саша не исторг из себя огромного жука, не то скончавшегося от шока, не то искусно имитирующего каталепсию. С неподдельными удивлением и заинтересованностью Саша принялся этого жука рассматривать, трогать его, переворачивать и так далее. При этом у него возникло удивительно чёткое ощущение, будто нечто подобное с ним уже когда-то происходило. Про свой вопрос он уже забыл, равно как забыл и ответ на него, который ему давали уже раз семьсот, не меньше — теперь всё его внимание было приковано к насекомому, вроде бы начинавшему подавать какие-то признаки жизни. Вся мошкара, похоже, осталась у юноши в желудке.

— Фу! — воскликнула Ева, и её лицо исказила гримаса отвращения. — Выбрось эту мерзость! Выбрось её немедленно!

— Жууук! — радостно сообщил Саша, подсовывая покрытое слюной насекомое прямо ей под нос. — Смотри, Ева, жук!

Женщина завизжала, подпрыгнула и ударилась головой о потолок. От испуга Саша выронил жука, а тот, полностью дезориентированный столь внезапными и резкими перемещениями в пространстве, страшно зажужжал и стал метаться по салону, врезаясь в стёкла и тела. Все принялись орать, а когда жук наконец решил найти убежище в копне волос Селиванова, исполняющего обязанности водителя, тот начал яростно махать руками, следствием чего стало дорожно-транспортное происшествие, а именно — они на всей скорости (слава Богу, не на полной; да и вообще из их машины нельзя было выжать более 90 км/ч даже при самых благоприятных обстоятельствах, а сейчас на спидометре было всего 45, так что ничего страшного в самом начале повествования не случится, вы не волнуйтесь) вильнула в сторону и ловко плюхнулась в неглубокую канаву, простирающуюся параллельно дороге уже на протяжении километров так двадцати.

Мотор заглох, визги и крики прекратились. Что-то тихо шипело под днищем. Наконец раздался голос Евиного дяди:

— Ну всё, кажись, приехали.

Дяде Евы было сорок шесть лет. Его черноволосую голову без каких-либо признаков седины несколько дисгармонировал крупный нос с расширенными порами и камедонами, а также слегка выпяченные вперёд верхние зубы. Одет он был в рубашку с короткими рукавами, на которой были изображены пальмы, и в брюки, а обут — в сандалии на босу ногу (чтобы кожа дышала). Сидел Дядя впереди, и изгнать его оттуда не было, увы, уже никакой возможности, а идти навстречу коллективу и снова переместиться на заднее сиденье тот упорно не желал. В результате, занимая место рядом с бессменно вращающим баранку Селивановым, этот псевдоштурман всегда норовил дать ему какой-нибудь совет, причём, чем глупее совет был объективно, тем более умным и уместным считал его сам советчик. Над губами у Дяди имелись щёгольские усики.

— Ух ты, вода!!! — воскликнул Саша, быстро открывая дверь и выпрыгивая из машины. Очутившись по колено в воде, он тут же начал плясать, подымая кучу брызг и радостно улыбаясь тёплому летнему солнцу.

Разинув багажник, автомобиль отдыхал. Давно пора… Прицеп с Родственничками стоял, накренившись, непосредственно на склоне, то есть зад его торчал из канавы, словно зад деревенской женщины, наклонившейся над корытом с бельём, а сами Родственнички, пристёгнутые к кузову самодельными ремнями безопасности, осовело крутили головами, икали, стонали, кашляли или же полностью бездействовали. Никто из них, кажется, не пострадал.

Наконец, матерясь, из машины вылез Селиванов. Уперев руки в боки, а ноги расставив на ширине плеч, он долго обозревал место аварии, после чего соизволил философски почесать затылок и пнуть правую переднюю шину.

Держась за нос, наружу выбрался Дядя.

— Ну кто так руль держит, кто так руль держит?! — запричитал он. — Руль надо держать КРЕПКО, а не так, словно ты домик спичечный из комнаты в комнату переносишь! Водитель не должен отпускать руль НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ! А если вдруг мы все погибли бы? А я ещё не готов умирать, вот что я тебе скажу, друг ты мой любезный! У меня ещё дел незаконченных много, вот!

— Слушай, Дядя, не начинай опять свою песню, а? — Ева высунулась из открытой двери, но ступать в воду не рискнула — ей было жаль туфли, ещё относительно новые. — Ну чё ты нудишь постоянно под руку?

— Ты хочешь сказать, что это из-за меня он отпустил руль и заехал в канаву?! — возмущению Дяди не было предела. Его лицо покраснело, ноздри заметно расширились. — Нет, не из-за меня он туда заехал, а из-за вот этого дебила!

— Сам ты дебил! — не выдержал Селиванов. — Сам ты дебил, понял, да?

— Нет. Не понял. Обоснуй. Я не дебил. Я — психически полноценный человек, на учёте у психиатра никогда не состоял. В отличие вот от него! — Дядя указал на Сашу, пытающегося сложенными вместе ладонями ловить в канаве мелкую живность. — И я буду жаловаться в высшие инстанции, да! — осенило вдруг его. — Если ты ещё раз подвергнешь мою жизнь опасности, я на тебя в суд подам!

Ева страдальчески закатила глаза и схватилась за голову. В это время они все вспомнили о Родственничках и уставились в сторону прицепа, угрожающе кренившегося то ли «над канавой», то ли «в канаву», я не помню, как нужно правильно писать, и Света тоже не знает. В этот же момент Ева вдруг в очередной раз задумалась над тем, что ей необходимо увеличить грудь, хотя иногда она об этом и забывала, а сейчас вот снова вспомнила и обиженно поджала губки. Плоская, как швабра. Тридцать лет, а грудь как у пятиклассницы — ужас!

Взволнованно открыв рот, Селиванов побежал к прицепу. На склоне тот стоял почти вертикально, но благодаря какому-то чуду всё же не падал. Родственнички, пристёгнутые к корпусу прицепа крепкими ремнями, тоже сидели под ужасным наклоном. Их было шестеро и все они были в касках разных цветов, и сидели в два ряда — в каждом по три человека. Двое Родственничков то открывали, то закрывали рты, будто голодные птенцы, с нетерпением ожидающие в гнезде маму. Естественные надобности они справляли в специально для этого сделанное отверстие в полу — типа как в поезде.

— Никто не разбился? Всё хорошо? — быстро вопрошал Селиванов, проверяя каски и крепления.

— Никтоооо не разбииился, — простонали трое из шестерых. — Всё хорошоооооо… Когда мы приееееедем? Мы уже больше не моооожем… Устали…

— Скоро, скоро, не волнуйтесь!

— А еда? Когда будет еда?

— Сперва нам надо вылезти из этой чёртовой канавы. А потом уже посмотрим.

К нему подбежала Ева, намеревающаяся предложить свою помощь — если та понадобится. Туфли она оставила в машине.

— Бедный, бедный Селиванов! — приговаривала она. — Как же мне тебя жаль! На твою долю выпало столько трудностей! Родственнички эти… Но и у меня тоже жизнь не сахар. Я замуж хочу, детей рожать хочу, а у меня грудь маленькая, и меня поэтому никто замуж не берёт, а я уже старуха, мне уже двадцать четыре, — шесть лет Ева, как обычно, убавила, хотя Селиванов прекрасно видел, что она старше, чем сказала.

— Да нормальная у тебя грудь, — пробормотал водитель.

— Ага, нормальная, как же! Её нет. Хочешь, покажу? Сам тогда увидишь. Вернее, ты её даже не увидишь!

— Как-нибудь потом.

— Ловлю на слове! — приободрилась Ева. У неё были короткие волосы, выкрашенные в ярко рыжий цвет, а глаза скрывали узкие тёмные очки. Из одежды на Еве наличествовали салатовая футболка и чёрная юбка, которая заканчивалась чуть выше колен. Впрочем, нет: она была с чёрными волосами до уровня плеч, а одежда… ну, пускай её тело обволакивали синяя блузка и длинная чёрная юбка. То есть вид у неё был как у разведённой сельской учительницы, да она и была сельской учительницей, чего уж скрывать-то, и вот уже как три года не имела никаких интимных отношений с представителями противоположного (и своего) пола. Фигура у Евы в целом была достаточно стройная, а лицо… Ну, третий сорт не брак… К Селиванову она ещё вчера, когда они с Дядей сели к нему в машину, относилась настороженно, как и к большинству мужчин, но на протяжении последних четырёх часов её взгляды на его сущность менялись, и чем дальше, тем сильнее Ева начинала склоняться к мысли, что он её достоин и что может быть им даже стоит пожениться. Правда, вид у него немного глупый… нет, скорее, растерянный… С неё ростом, сутулый, волосы, похоже, никогда не расчёсывает, вот они у него и торчат, будто у какого-нибудь ямайца, только они у него русые, а не чёрные… Но если его подстричь и расчесать… Женщина потёрла руки, предвкушая прогулки в райских садах интимной стороны жизни на пару с Селивановым.

— ПОЙМАЛ!!! — раздался пронзительный крик Саши, и сам он тут же принялся весело бегать по воде, сжимая в руках огромную рыбину, похожую на щуку, непонятно откуда заплывшую в эту канаву (возможно, имел место редкий случай природной телепортации).

Селиванов с Евой вернулись к машине. Дядя стоял, прижавшись к двери, и курил, насмешливо кривя губы. У его ног плавало целых четыре фильтра (четыре окурка). Сандалии он тоже уже снял — по примеру племянницы, а брюки закатал до колен, обнажив волосатые икры.

— Весь день так и будем здесь стоять? — усмехнувшись, спросил Дядя у водителя.

И тут, короче, Селиванов ка-а-ак даст ему в челюсть, и Дядя, короче, упал. Его сознание на несколько секунд выпало из нашего континуума. Бегающий рядом Саша тут же всунул в скрюченные конечности Дяди рыбу (зачем — неясно), и когда тот пришёл в себя, то страшно закричал, ибо в юношеском возрасте его очень напугала книга Г. Ф. Лавкрафта про расу жутких подводных существ и ему показалось, что одно из них собирается на него сейчас напасть. Всё ещё крича, он, резко вывернув ладони навстречу солнцу, подбросил холодного обитателя водоёма высоко вверх. Сверкая чешуёй, вырванная из родной стихии несчастная рыбина стремительно летела по воздуху, в полёте вращаясь и испуганно хлопая ртом. Какой тяжёлый сегодня день, думала она.

Дядя попытался подняться, но тут ему на голову грохнулась та же самая рыбина (было бы удивительно, если бы на него упала другая), и, поскользнувшись, Дядя в очередной раз упал в воду. Ева и Саша заливисто смеялись, Родственнички хихикали.

Обидевшись на всех, мокрый Дядя молча залез на своё место и застыл как каменное изваяние. Похоже, конфликт он решил не усугублять — и правильно. Честь и хвала ему, как говорится, за это. Всё-таки не такой уж он подлец, подумал Селиванов. Я тебе ещё отомщу, сволочь, думал Дядя.

В это время с шоссе донёсся рокот мотоцикла, и вскоре над краем канавы, рядом с прицепом, показался непосредственно сам мотоцикл с коляской, раскрашенный в синий и жёлтый цвета. В седле железного коня гордо восседал широкоплечий представитель дорожной автоинспекции, грозно глядевший сверху вниз на потерпевших аварию людей и их транспортное средство.

— Все живы? — крикнул он наконец.

— Ой, у меня всё болит! А у меня язва! Ой, мои старые косточки! Ах, мой геморрой! — тут же заголосили Родственнички, обожавшие кому-нибудь жаловаться на здоровье и вообще на жизнь. — Я ему говорю: я не ипохондрик, а доктор не верил, и вот он я — с раком поджелудочной! А в молодости я была… Помню, я… Ох, мой ревматизм…

Ошалев от этих голосов, гаишник стоял на месте, во все глаза глядя на Родственничков, а те продолжали стонать и жаловаться. Наконец автоинспектор стряхнул с себя наваждение и быстро поковылял в канаву, обутый в высокие кирзовые сапоги.

— А, так вы, я смотрю, ещё и из другой области! Кто водитель? — спросил он. — Ваши документы?

Селиванов полез в машину и вскоре протянул ему права и техпаспорт. Руки его почему-то слегка дрожали. Гаишник принялся всё это хозяйство листать и шевелить губами. У него было очень странное выражение лица, да и само лицо выглядело довольно нестандартно, особенно в профиль. Подбородок выдавался вперёд очень сильно, а лоб, наоборот, был скошен, и вообще создавалось такое впечатление, что когда-то в далёком детстве этого представительного мужчину в длинном кожаном плаще кто-то основательно ударил по лицу совковой лопатой, придав ей предварительный наклон в сорок пять градусов, в результате чего профиль его стал напоминать знаменитый крейсер «Аврора» или же одну из сторон трапеции. На левой руке автоинспектора имелось обручальное кольцо.

Наконец гаишник вернул документы и начал придирчиво изучать ситуацию.

— А ну-ка дыхните! — осенило вдруг его, вытягивающего лицо навстречу физиономии Селиванова.

Тот испуганно дыхнул. Инспектор кивнул и почесал нос.

— Каким образом произошла авария? — спросил он после недолгого молчания.

Ева сбивчиво изложила суть.

— Таким образом, вы хотите мне внушить, что виновником дорожно-транспортного происшествия является некий абстрактный жук? — уточнил инспектор, скользя пристальным взглядом по телу стоявшей перед ним женщины. — А как насчёт того, чтобы проехаться до поста?

— Но мы ведь ни в чём не виноваты! — воскликнула Ева, в то время как Селиванов испуганно молчал. Он всегда побаивался гаишников. — Мы же пострадавшие! И нам нужно ехать дальше! Лучше помогите вытащить нас из канавы!

Обозрев слегка повреждённую канаву, инспектор изрёк:

— Вы нарушили местную экологическую ситуацию, а точнее — внесли серьёзную дисбалансировку в локальный экологический баланс. Пожалуй, вас нужно подвергнуть крупному штрафу.

— За неправильную парковку? — съязвил изнутри салона Евин дядя.

— Ваши документы! — тут же обратился к нему гаишник.

— А мои-то вам зачем? Я пассажир, а не водитель.

— Документы, я сказал!!!

Когда на Дядю кричали, он, наоборот, становился безмятежно спокойным.

— Пожалуйста! — он протянул автоинспектору паспорт, зная, что тому не до чего будет доебаться. — А вообще, на каком основании вы на меня закричали? Как ваша фамилия? Я пожалуюсь на вас начальству, и вас отстранят от должности.

— Дядя, замолчи, а! — набросилась на него Ева.

В это время к ним подбежал улыбающийся Саша и внимательно уставился на сурового гаишника.

— Здравствуйте! — выкрикнул он наконец.

Пара абзацев утеряна, а потом, дабы вытащить машину из канавы, Селиванов с гаишником отсоединили прицеп, усадили Родственничков на траву на обочине, а сами принялись, кряхтя, вытаскивать прицеп на дорогу. В конце концов им это удалось, но оба сильно устали. Инспектор скинул плащ и предстал перед нашими героями во всём своём великолепии. При виде его богатырской фигуры Еву охватил вожделеющий трепет.

— А как будем вытаскивать машину? — поинтересовалась она.

— Привяжем её к моему драндулету! — осенило гаишника. — Он у меня зверь, а не мотоцикл!

Так и решили. Дядя был изгнан из «Запорожца» и теперь стоял, скрестив руки, на краю канавы. Саша бродил по обочине, иногда с грустью посматривая на небо. Настроение у него почему-то ухудшилось.

Прикрепив зад машины специальным тросом к милицейскому мотоциклу, автоинспектор уселся в седло и с суровым выражением лица взялся за — если можно так выразиться — руль. Селиванов в это же время садился в «Запорожец», чтобы дать задний ход, дабы машину было легче вытягивать. Дядя и Ева пихали её спереди, а Саша вдруг обнаружился сидящим позади гаишника. Мотоцикл взревел, как раненый гризли, после чего взревел как аж сразу три раненных гризли. Саша радостно кричал: «Ураааа!» и махал руками от охватившего его восторга, а инспектор сидел, пригнувшись (он даже почти лежал на руле) и сам рычал и ревел вместе с мотоциклом. И наконец машина сдвинулась с места! Родственнички от ужаса поползли к прицепу и спрятались под брезентом: кто рыдал, кто трясся, закрыв голову руками или заткнув уши. Гаишник уже не просто рычал или ревел, а дико и яростно орал низким голосом, словно вокалист какой-нибудь death-metal’ической группы, как будто это он сам на своих плечах вытаскивал из канавы чужую машину, а не его мотоцикл. Ева и её Дядя тоже вошли в раж и кричали, продолжая толкать «Запорожец»; оба были мокрые и грязные.

И вдруг всё закончилось. Был последний рывок, последний толчок — и вот «Запорожец» уже стоит на дороге, а точнее поперёк неё. Чтобы их не раздавил какой-нибудь «Камаз», Селиванов быстро развернул машину и поставил её на обочину, рядом с прицепом. Из канавы выбрались улыбающиеся Дядя и Ева. Когда контроль над поведением терялся, Дядя становился вполне приятным мужчиной, но стоило только ему выйти из чрезвычайной ситуации, а вернее из канавы, как он снова нацепил на себя маску эстетствующего сноба и закричал возмущённо:

— Я весь грязный теперь! Где мне вымыться? Где сменить одежду? Ты что, не мог аккуратнее газовать? Почему я должен страдать из-за твоего неумения управлять машиной, а?

Но Селиванову было не до него. Абсолютно. Стоявший рядом с ним гаишник пытался взять с него огромный штраф, в том числе и за то, что на прицепе нет наклейки о вовремя пройденном техосмотре. Услышав это, Дядя тут же присмирел, так как очень щепетильно относился к любым вопросам, касающимся финансовых затрат.

— Товарищ милиционер, а может как-нибудь без штрафа можно обойтись? — заискивающе спросил он.

Инспектор обвёл их всех суровым взглядом честного служащего. Саша тем временем сидел за рулём служебного средства передвижения, крутил разные ручки и ревел «Анннннннннн! Аннннннннн!», имитируя звук заводящегося мотоцикла. Все смотрели на гаишника умоляюще и чуть ли не с любовью. Смутившись, тот кашлянул и сказал:

— Ладно, поехали ко мне на пост… Подсушитесь там, умоетесь… А за чашкой чая всё и решим…

С глубоким чувством благодарности Ева набросилась на инспектора и смачно поцеловала его в пухлые губы. Дядя же в это время энергично тряс его левую руку, а Селиванов — правую. Наконец они от него отцепились, и всем коллективом, кроме Саши, стали загружать Родственничков назад в прицеп. Те сидели присмиревшие — очевидно, гаишник внушал им страх.

И вот их процессия двинулась вперёд по шоссе, как раз в том направлении, в котором и двигались наши герои до аварии. Впереди мчался жёлто-синий мотоцикл, на котором сидели автоинспектор и Саша в гермошлеме, а за ним по пятам следовал «Запорожец» с прицепом.

Я с радостью усваиваю уроки, которые преподает мне жизнь

Минут через пять впереди показалась кирпичная будка поста ГАИ. Они остановились возле неё, а рядом стояла небольшая банька. Покинув транспорт, они вошли внутрь, а Родственничков накрыли брезентом и оставили на улице. Внутри стояли письменный и кухонный столы, диван и книжный шкаф. И стулья.

— Садитесь! — дружелюбно сказал инспектор.

Саша, Селиванов и Дядя сели на стулья, а Ева осторожно присела на краешек дивана, стараясь его не испачкать.

— Меня зовут Жыляг Работинник, — представился хозяин поста и слегка наклонил голову. — И в конечном итоге я намерен оштрафовать вас сразу по нескольким пунктам: в связи с нарушением экологической ситуации в канаве — раз, а так же за прицеп, не прошедший техосмотр — два. И, возможно, ещё за что-нибудь. За каждый пункт — штраф 100 дульбонов.

— А… рубли не подойдут? — уточнил Селиванов. У Дяди с собою было двести сорок долларов, но об этом он благоразумно промолчал. — У вас есть где-нибудь поблизости обменный пункт?

— Вы въехали в другую область, а в чужой монастырь со своим уставом не ходят, — назидательно произнёс инспектор со странным именем. — Ваши рубли в нашей области не действительны. Ох, чувствую, наворочаете вы ещё у нас делов… Куда вы вообще едете?

— В Пуп Земли. В нашей области больных умертвлять нельзя, а там эвтаназия легальна, — это сказал Селиванов.

— А это кто? — спросил Саша, указывая на чучело какой-то странной птицы, стоящее на книжном шкафу.

— Это Обыкновенный Фламинго, по-другому Красный Гусь. Гнездится частично в Южной Европе, однако более распространён в районе Средиземного моря, в Средней Азии, Казахстане, Африке и здесь, у нас. Живут они массовыми колониями на берегах рек, морей и озёр. Заметьте, у них очень своеобразный клюв, устроенный как цедильный аппарат, через который процеживаются вода и ил, но задерживаются мелкие водяные животные, идущие в пищу.

— Вы сами его убили? — поинтересовалась Ева.

— Убил?! Я?! — воскликнул инспектор удивлённо. — Да он же просто спит!

Обрадовавшись, Саша дотронулся до фламинго, и тот, ничего спросонья не сообразив, грузно упал со шкафа на пол. Замахав крыльями, птица принялась носиться по комнате, после чего выпрыгнула в открытую форточку и куда-то убежала.

— Погуляет — и вернётся, — добродушно сказал автоинспектор Жыляг Работинник. — Чай будете?

Все закивали, а Дядя в это время придирчиво рассматривал книги. Это были в основном разные узкоспециализированные издания, всякие там правила дорожного движения и прочие законы, но так же среди них почему-то имелась и «Психология эволюции», однако Дядя — из-за довольно узкого кругозора — всей прелести такой подборки по достоинству оценить не смог.

Включив электрочайник, инспектор уточнил:

— В Пуп Земли, значит, едете… М-да… А кого умертвлять-то собираетесь? Тех, из прицепа?

— Это мои Родственнички, — кивнул Селиванов. — Все болеют, замучили всю родню. Вот мы собрали их вместе в одном прицепе, мне дали денег на бензин и на дорогу, и вот мы и поехали…

Здесь, пожалуй, следует уделить несколько строк описанию психологического портрета Селиванова. До этого его характер был нам толком не ясен. В общем, он был мужик одновременно храбрый и робкий, худощавый, но в то же время и сильный, глупый — и в то же время удивительно смекалистый. Работает механиком в автопарке, а сейчас взял отпуск.

Жыляг Работинник задумчиво потёр подбородок. Тут засвистел чайник, и инспектор бросился к нему. Ева вызвалась помогать

Скоро все сидели за столом и пили чай. Было шесть часов вечера.

— Так вы здесь все родственники? — спросил инспектор.

— Нет, только мы! — Ева указала на Дядю. — Он мой дядя, родной брат моей матери.

— Вы тоже в Пуп Земли?

— Да нет! — замотала головой Ева. — Мы в Москву едем: я на переаттестацию, а Дядя хочет по музеям походить. А Селиванов — ну, нам оказалось с ним по пути. Мы на дороге голосовали, и он нас вызвался бесплатно до Москвы добросить.

— Вы ещё ничего не знаете, что ли? — нахмурился Жыляг Работинник.

— А что случилось?

— Вчера в новостях передавали. Москва закрыта на карантин — какие-то террористы устроили там какую-то эпидемию. Половина населения вымерла.

Ева в ужасе всплеснула руками, Дядя разочарованно охнул. Не удастся ему теперь побродить по московским музеям (он считал себя очень тонким ценителем искусства)…

— Это что, теперь назад возвращаться? — пробормотал он. Весь снобизм с него опять как рукой сняло.

— А как же… как же переаттестация? — губы у Евы дрожали. — Мне обещали и зарплату повысить и вообще…

— А поехали вместе с нами! — предложил вдруг Селиванов. — И мне не так скучно с Сашкой будет! На мир посмотрите с Дядей… Что толку от всех этих переаттестаций и вообще от всей этой работы? — закричал он нервно. — Я работаю, работаю — и что?! Толку-то мне от этого! Где счастье?! Нет, блядь, счастья! Жена — дура, дочки все в мамашу, разведусь! Надоело! Всё надоело!!! — он ударил кулаком по столу с такой силой, что чашки с чаем аж подпрыгнули, но, слава Христу Спасителю, сам чай ни у кого не пролился.

Все удивлённо притихли.

— Ну это ты прогнал, Селиванов! — произнёс наконец Дядя. — Даже я, старый сноб, и то не такой мрачный.

— А правда, дядя, поехали с ними? — воскликнула Ева. Она вдруг ощутила примерно то же, что и Селиванов: абсурдность и ненужность собственного бытия, имевшего место быть до настоящего момента. Все эти глупые сельские дети, родители, соседи, смотрящие на неё косо… Почтальоны, смеющиеся над нею из-за посылок из различных секс-шопов… Что же до Дяди — он сам проживал в небольшом райцентре, но с Евой и её матерью регулярно перезванивался. В детстве он очень любил играть с племянницей, причём, о многих его «играх» женщина сейчас не помнила, хотя именно после них у неё и возникли серьёзные нарушения в половой сфере. Узнав от сестры, что Ева собирается в Москву, Дядя решил съездить туда вместе с нею…

— Поехали с нами! Поехали с нами! — радостно закричал Саша.

Ева улыбнулась ему и несколько раз быстро кивнула.

— Да, да, я еду с вами!

— А что я, по-твоему, скажу Гале? — возмутился Дядя. — Она же меня убьёт! — перед старшей сестрой он испытывал страх.

— Ну так поехали со мной.

— Поехать с тобой? — Дядя нахмурился. — А… — он запнулся, не зная, что ещё сказать. В принципе, никаких объективных причин отказаться от столь экзотической поездки у него не было. И правда съездить с ними, что ли? — Нуууу… Если я отпущу тебя одну, Галя меня убьёт — это точно. А за тобой нужен глаз да глаз. Так что… я, пожалуй, поеду с вами!

— Ура! — закричал Саша. — Ура!

В радостном настроение все продолжили пить чай. Неожиданно все заметили, что Ева и Дядя до сих пор мокрые и грязные.

— Извините, у вас можно постирать одежду? — спросила у автоинспектора женщина.

— Да, можно, — Жыляг Работинник был само гостеприимство. — В бане есть стиральная машина.

— Кстати, так что насчёт штрафа? — вмешался Селиванов. — Мы же не специально в эту канаву въехали! Может, как-нибудь всё-таки договоримся?

Инспектор задумался. Он был поставлен в очень трудную ситуацию: с одной стороны, по закону ему следовало оштрафовать этих людей, но с другой — они были ему симпатичны и действительно повредили канаву ненамеренно. Но одно дело — канава, другое — прицеп без талончика о пройденном техосмотре. Как же быть?

— Пожалуй, один способ избежать штрафа есть, — сказал Жыляг Работинник после долгих раздумий и вдруг покраснел.

— Какой же? — спросил Дядя.

— Я бы хотел пойти в баню вместе с нею, — пролепетал огромный автоинспектор, краснея ещё больше.

Все выжидающе уставились на Еву, вместо того, чтобы осуждающе посмотреть на представителя дорожной власти, склоняющего незнакомую ему доселе женщину к развратным действиям.

— Да как вы смеете делать мне такое предложение? — попробовала возмутиться она, но было прекрасно видно, что всё это только слова, потому что глаза Евы радостно заблестели, а сама она прикладывает огромные усилия, чтобы не броситься к бане во всю прыть.

— Ева, не упрямься! — прошипел Дядя. — Иначе столько денег на штраф уйдёт…

— Да я ничего такого не имел в виду, — засмущался инспектор. — Просто помыться.

— А можно я вместе с вами в баню пойду? — оживился Саша, который явно не улавливал подтекстов.

— Сиди! — одёрнул его Селиванов.

Дядя принялся расстёгивать рубашку.

— Заодно и мою одежду постираешь… Щас, я только сбегаю в машину за нашим чемоданом

Вскоре он вернулся с тем самым предметом, за которым и ходил, а именно — с чемоданом. Оттуда он извлёк другие брюки и рубашку и при всех принялся переодеваться.

Спустя пару минут Жыляг Работинник и Ева уже входили в баню, а спустя два часа они оттуда вышли. На лице Евы играла блаженная улыбка.

— Одежду я всю постирала, — сообщила она Дяде, рухнула на диван и тут же уснула.

Автоинспектор Жыляг Работинник обозрел присутствующих (которые играли в карты) усталым взором и объявил:

— Насчёт штрафа не беспокойтесь… уффф… с этим всё улажено. И даже более чем. Да. Ох, — присев на диван рядом со своей пассией, он положил крепкую мужскую ладонь на её упругое бедро. — Уффф… Короче, я еду с вами…

— Едете с нами?! — воскликнул Селиванов удивлённо. Дядя тоже опешил (типа, ну ни хрена себе у нас компания собирается), а Саша опять принялся радостно кричать: «Ура! Ура!».

— Чем вы это мотивируете, хотелось бы знать? — уточнил Дядя, пытаясь при помощи употребления глагола «мотивируете» сойти за более умного и образованного человека, нежели в реальности. Это ему было свойственно: строить из себя единицу, хоть в действительности он был нулём.

Инспектор устало вздохнул и принялся за разъяснение. По его словам, он проникся к нашим путешественникам большой симпатией и ему не хочется, чтобы на пути в Пуп Земли у тех были какие-то проблемы. А ведь они, несомненно, могут возникнуть, если их машину не будет сопровождать мотоцикл с восседающим на нём представителем органов правосудия. На шоссе на них могут напасть разбойники и рэкетиры, в городах тоже полно различных банд и прочих ублюдков. А в горах им всяко пригодится помощь сильного и отважного мужчины, полного благородства и способного на удивительные подвиги. Но несмотря на кажущуюся искренность его слов, Дядя и Селиванов чувствовали, что за всем этим кроется что-то ещё. Возможно, это было вожделение к Еве, но скорее всего не только оно, однако делать какие-то догадки на основе столь малого количества данных пока не следовало. Загадка поведения автоинспектора должна была разрешиться сама собой.

У Селиванова вдруг запершило в горле, и он закашлялся. «Не вовремя, — подумал он, — ох, как же не вовремя это всё начинается». Шатаясь, Селиванов встал, а кашель с каждой секундой раздирал его лёгкие всё сильнее…

Дядя замер рядом с ним, сжав правую руку в кулак.

— Подавился чем-то? — спросил он обеспокоено. — Давай я тебе по спине стукну!

— Нхееее нааадо! — отмахнулся Селиванов, продолжая кашлять. Из горла начинало что-то подниматься, он ощутил рвотные позывы и, зажав рот рукой, быстро побежал на улицу, за будку. Но не на ту сторону, где стояли машина и прицеп с Родственничками, а куда-то за баню. К сожалению, автор не знает, какими буквами можно описать тот звук, когда человека как бы выворачивает от рвотных спазмов, но в общем Селиванов его издавал (что-то вроде «Ббвяаааа!!! Бвяааа!!!»).

Изо рта показался пучок волос. Кашляя и плача от неприятных ощущений, Селиванов ухватил его за самый конец и принялся тянуть на себя, наружу.

Это была коса, причём, очень длинная. Опять они вышли на связь изнутри. Один раз они его уже почти подставили таким дурацким образом и вот попытались опять… Уроды, ненавижу, ненавижу, ненавижу вас, уроды, уроды! За что, за что, за что?!!!

На конце косы был голубой бантик, он тянул её и тянул… Наконец что-то огромное и эластичное начало раздвигать горло и челюсти, пришлось распахнуть рот пошире, чтобы не сломались зубы. Лицо Селиванова покраснело, на лбу и руках вздулись толстые вены, из глаз текли слёзы. И вот наконец из его рта вывалилась миниатюрная голова девушки, повисшая на мокрой от слюны косе подобно маятнику.

— Что вам опять от меня нужно? — хрипло спросил Селиванов, с ненавистью глядя в синие глаза инопланетянки, а вернее в глаза биоинтерфейса, поскольку само инопланетное существо, которое вышло с ним на связь, находилось сейчас где-то в другом измерении, и на Земле могло существовать лишь в обличии кратковременных материальных фантомов. Руки Селиванова мелко дрожали. — Я не хочу… Я не хочу больше… Почему я?.. Почему не кто-то другой?..

— Ты избран! — был ответ. И этот ответ он уже слышал.

Селиванову захотелось раскрутить инопланетный биоинтерфейс на его косе и зашвырнуть куда-нибудь подальше, будто спортивное ядро, но он знал, что голова в любом случае вернётся к нему подобно бумерангу. Сжав зубы, он начал тяжело и злобно дышать. «Уроды… — думал он с ненавистью. — Своих тел нет, вот они изнутри нас вылезают и ещё вид какой-то дурацкий принимают… Сволочи, паразиты…» Всё это началось с ним давно, когда он ещё служил в армии, откуда его в связи с этим и комиссовали на втором году службы как психически неуравновешенного и склонного к галлюцинациям. На гражданке же Селиванов к психиатру никогда не обращался, понимая, что ему всё равно не поверят.

Глаза девичьей головы метнули молнии. Страшная боль пронзила позвоночный столб Селиванова, затем ещё и ещё. У него было такое чувство, что его распяли на электрокресте и включили ток, а потом одновременно запустили в каждый зуб по сверлу бормашины. «Ты избран! — кричали в голове кривляющиеся голоса. — Избран, избран, избран!»

— Я — никто! — стонал Селиванов. — Я обычный человек, автомеханик… Почему вы издеваетесь надо мной?! Для чего?! Почему для своих опытов вы избрали именно меня?!

Но инопланетная садистка в ответ лишь усмехалась.

Наконец всё закончилось. Селиванов лежал на траве, чужеродный интерфейс уже аннигилировался, и руки человека были пусты. От косы остался лишь бантик, невинно валяющийся на земле. Нервно втоптав его в почву, Селиванов побрёл назад в будку. Почему, почему они не дают ему жить так, как живут все нормальные люди?! Селиванов чувствовал себя проклятым и отвергнутым всеми богами сразу, хотя в те месяцы, когда инопланетяне не выходили с ним на контакт, его психологическое самочувствие было вполне нормальным, и он с детьми ходил в зоопарк, играл с ними в Бешеного Оленя (изображал его, конечно же, сам)…

Когда он проходил мимо Родственничков, те, завидев его, сразу же заскулили:

— Кушать, кушать хотим! — но все жалобы остались за бортом и утонули.

А в это время внутри поста ГАИ автоинспектор Жыляг Работинник вёл беседу с Дядей, тогда как счастливая и удовлетворённая Ева спала, а Саша испытывал тревожное желание облегчить мочевой пузырь, но стеснялся в этом публично признаться в отсутствие Селиванова. Дискуссия гаишника и Дяди началась сразу же после того, как тот, без чьего присутствия Саша стеснялся публично признаться в тревожном желании облегчить мочевой пузырь, покинул помещение (издавая звуки, характерные для предрвотного состояния), и продолжалась до сих пор. На основании того, что Дядя пребывал в тесном социальном взаимодействии с Селивановым в течение более длительного промежутка времени, нежели дорожный инспектор, последний сразу же — после того, как Селиванов выбежал из здания — задал тому вопрос, уж не страдает ли этот несчастный каким-то серьёзным внутренним заболеванием. Дядя, чей мозг порой порождал весьма причудливые логические конструкции, немедленно ответил ему, что понятия не имеет, но, судя по всему, есть все основании это предполагать, так же как есть и основания предполагать, что, возможно, Селиванов и сам тоже хочет закеворкяниться. На самом деле он был не прав, ибо никаких смертельных болезней у человека, ими обсуждаемого, не имелось, но поскольку люди готовы говорить что угодно, лишь бы говорить хоть что-то [они говорят, говорят и говорят о самых различных вещах, зачастую не интересных и ненужных даже им самим — такое впечатление, что им важно не ЧТО говорить, а для них первостепенен именно сам факт говорения. Не говорить они не могут. Стоит только губам чуть раздвинуться, и слова льются из них сами, причём, чем ниже у человека уровень сознания, тем ниже качество смысла, заключённого в извергаемых им словах. Слово цепляется за слово, речь обрастает гиперссылками и комментариями, в сущности совершенно бессмысленными. Такое впечатление, что людей сперва надувают словами, а потом — когда их рты открываются — слова те вылетают наружу и сдержать их поток человек просто физически не может, хотя сам он при этом может считать, что владеет речью в совершенстве, тогда как в реальности всё наоборот: речь владеет им], автоинспектор и Дядя принялись вести дискуссию о качествах Селиванова на основе тезисов, выдвигаемых опять же Дядей, потому что Жыляг Работинник о качествах Селиванова не знал абсолютно ничего. О нём ему было известно только, что:

1) он выглядит как рабочий человек;

2) у него лошадиное лицо и копна рыжеватых волос;

3) внезапно он побежал блевать за будку поста;

и вроде бы всё. Дядя же о Селиванове тоже знал очень мало, поскольку они познакомились всего несколько часов назад, но строил из себя профессионального психолога и глубокого знатока человеческих душ.

И тут дверь распахнулась, и вошёл он, то есть Селиванов. Саша тут же бросился к нему и зашептал на ухо:

— Я хочу пись-пись!

— Приступ миновал? — осторожно спросил автоинспектор.

Селиванов кивнул и, взяв Сашу за руку, снова вышел. Саша был двоюродным братом его жены, которого он взял с собой в путь как талисман счастья, ибо среди водителей-дальнобойщиков считалось, что если с тобой в машине находится человек с повреждённым рассудком, то никаких неприятностей в дороге не случится. Короче, они вышли, а потом снова вернулись.

— Вы пока сидите, а я буду собирать вещи! — сказал Жыляг Работинник.

Вытащив из-под письменного стола рюкзак, он начал наполнять его необходимыми для путешественника предметами. А Ева всё спала… Спустя час они сочли нужным её разбудить, хотя спросонья она долго не могла понять, что от неё требуется и где она вообще находится.

— Надо выехать, пока светло, — сказал инспектор. — К ночи как раз доберёмся до города, переночуем в мотеле, а утром двинем дальше.

Никто не стал оспаривать такой план, и вот они уже выходили из будки… Навесив на дверь огромный замок, Жыляг Работинник прицепил на неё также и записку следующего содержания: «Ушол в отпуск по собственному жыланию. Автоинспектор Ж. Работинник». Увидев процессию, идущую к средствам передвижения, Родственнички тут же подняли шум:

— Мы хотим есть, когда нас накормят? Меня продуло, и у меня началась ангина, дайте мне таблеток, я хочу умереть здоровой!

— ПотЕрпите, блин! — не выдержал Селиванов. — Что вы всё брюзжите? Вот доедем до города, в мотеле вас и накормим.

— А попить хотя бы? В горле всё пересохло! — робко пискнул Андрей Николаевич, но его никто даже не расслышал — настолько был слаб его голос.

Свой рюкзак Жыляг Работинник положил в люльку, а Ева села позади самого инспектора на его транспортное средство, эротично обняв возлюбленного за талию. Она уже переоделась. Саша снова перебазировался в «Запорожец», чему был вполне даже рад, ибо хотя ему и понравилось на мотоцикле, но всё же на нём было слегка прохладно.

Жыляг Работинник махнул рукой (мол, поехали!) и завёл свой драндулет. Процессия двинулась в путь.

Изменяя сознание, я избавляюсь от внутренних и внешних барьеров

Они ехали час, ехали два, и не происходило ничего интересного.

— А куда мы едем? — Саша вдруг словно проснулся и принялся озираться вокруг. Теперь он сидел сзади в одиночку и ему было скучно. — А куда мы едем, а?

— В Пуп Земли, — сказал Селиванов, а Дядя добавил:

— Сжигать тебя к ёбаной матери.

— Слушай, ты! — Селиванов злобно уставился на него. — Он едет со мной как Талисман, а не как… не как эти, — он махнул рукой в сторону прицепа с Родственничками.

— Один хер — лишняя обуза! — не успокаивался Дядя. — Твоя тётка… или чей он там сын, я уже не помню… тебе только спасибо скажет, если ты его тоже в Кеворкяна бросишь. Дебил ведь. Или она за него пособие какое-то крупное получает?

От автора: Кеворкян — это такой искусственный вулкан в Пупе Земли, куда сбрасывают тех, кто хочет добровольно умереть раньше положенного срока по причине какой-либо болезни, или же они прыгают туда сами.

— Ну ты и урод! — прошипел Селиванов. — Тебя бы самого туда сбросить!

Дядя иронически фыркнул и замолчал, решив бессмысленную беседу прекратить.

— Не, а куда мы едем? — не успокаивался Саша. — Куда мы едем, а?

— Мы путешествуем.

— А домой скоро приедем?

— Недельки через две, я думаю.

— А мама где?

— А мама дома осталась.

Саша кивнул и задумчиво уставился в окно. Его губы были плотно сжаты, наморщенный лоб демонстрировал напряжённую работу мысли.

Неожиданно Жыляг Работинник подал им сигнал поворота и свернул с главной магистрали куда-то на просёлочную дорогу.

— Странно, с чего это он решил так ехать? — пробормотал Селиванов недоумённо, но всё же направил машину вслед за мотоциклом автоинспектора.

Минут через пять они скакали по кочкам, а потом вдруг остановились рядом с колодцем, непонятно откуда взявшимся в этом фрагменте реальности. Жыляг Работинник спрыгнул с мотоцикла и начал что-то искать в коляске. Ева тоже слезла с насиженного места и побежала к колодцу, намереваясь туда заглянуть.

Ничего не понимая, троица из «Запорожца» выбралась наружу, и Селиванов сразу направился к автоинспектору, который доставал из рюкзака разную еду и зачем-то складывал её в полиэтиленовый пакет.

— Что… — начал было он, но тут все услышали крик Евы, склонившейся над колодцем:

— Там… там ЧЕЛОВЕК!

Все, кроме Саши, который с интересом изучал кротовью нору, в изумлении бросились к деревянному срубу. И правда — на самом дне колодца сидел человек и смотрел наверх, слегка кривя губы в пренебрежительной усмешке.

— Ничего удивительного в том, что я пребываю ЗДЕСЬ, нет, — сказал он. — Гораздо более удивительно то, что ВЫ пребываете ТАМ. Здесь вам не зоопарк и нечего на меня пялиться. Понятно?

— Кто… кто это? — пробормотал удивлённо Селиванов, обращаясь к автоинспектору, который явно был в курсе происходящего.

— Это Святой Георгий, просветлённый монах-отшельник, — с благоговением произнёс Жыляг Работинник, приближаясь к колодцу. — Здравствуйте, Святой Отец!

— А, инспектор, это вы! Эти грубые существа приехали с вами?

— Со мной. Держите еду, Святой Отец, я вам сейчас её спускать буду! — прицепив пакет с едой к специальной верёвке, он начал медленно опускать её в колодец.

Все с интересом глядели внутрь. Воды в колодце, похоже, не было, а монах сидел на каком-то топчане.

— Три дня уже не ел! — сообщил он нашим героям. — Аскету еда не нужна, но если прихожане жертвуют, то почему бы не поесть? — разодрав инспекторский пакет, он тут же чем-то зачавкал.

— Про… простите… — пробормотал Селиванов. — Так вы что, там живёте?

— Это ВЫ живёте ТАМ, а я живу ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, — таков был ответ Святого Георгия. — То есть вы даже не живёте, а существуете, потому что подлинная жизнь возможна только здесь, в колодце.

— Бред какой-то, — проворчал Дядя. — И сколько лет ты там уже сидишь?

— Забудь о времени, странник! — монах скривился. — Это несущественно.

— Если я задаю такой вопрос, значит для меня это существенно! — возмутился Дядя.

— Я сижу ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, — глубокомысленно изрёк монах. — Я вижу жизнь такой, как она есть, а вы не видите ничего. Жизнь вне колодца — это ничто. Это иллюзия.

— По-моему, ты гонишь! — вмешалась Ева. Как и Дядя, она не желала относиться к данному монаху с должным почтением. — Как ты можешь говорить в таких интонациях о жизни вне колодца, если сам сидишь в колодце и ничего о нашей жизни не знаешь?

— Ваш взгляд, девушка, крайне глуп, — отрезал Святой Георгий. — А мой взгляд — взгляд истинный. Я имею полное право говорить в таких интонациях о вашем презренном мире, потому что раньше я тоже был таким же как вы, — он поморщился. — Лет пять назад. Но потом я прозрел и залез сюда. Для меня нет никаких авторитетов, кроме меня самого. У меня даже не было никаких гуру — я сам свой гуру. И вот теперь, сидя в колодце, я имею возможность сравнивать внутреннюю (мою) и внешнюю (вашу) реальности с непредвзятой объективностью, ибо мне есть что с чем сравнивать, а вы не можете ничего знать о колодцах, потому что вы никогда в них не сидели и поэтому относиться ко мне с непочтением с вашей стороны непозволительно.

— Да ты гонишь! — снова воскликнула Ева. — Какой ты монах — ты поехавший!

— Вот-вот! — авторитетно кивнул Дядя.

— Тихо-тихо-тихо! — испуганно запрыгал вокруг колодца Жыляг Работинник. — Не оскорбляйте Святого, иначе он на вас проклятье нашлёт!

— И нашлю! — донеслось из дыры. — Будьте вы все прокляты, кроме вас, инспектор!

— Да пошёл ты! — рявкнул Дядя и плюнул в колодец. — Тоже мне, святой нашёлся!

— И нечего в меня плеваться, это лишь демонстрирует вашу невыдержанность и несостоятельность вести серьёзные дискуссии.

— Он святой, святой! — умилительно забормотал Жыляг Работинник, молитвенно складывая ладони у подбородка. — Какая глубина мысли…

Признаться честно, такой религиозной прыти от автоинспектора не ожидал даже сам автор, а что тогда говорить об остальных путешественниках!

— Я святой, и это задокументированный факт! — важно кивнул Святой Георгий. — Сюда однажды приезжала комиссия из Ватикана, и даже они — и то вынуждены были признать мою святость. А все ваши ёрничанья и умничанья — это у вас от небольшого ума. Умный человек не будет вести дискуссию в такой грубой форме и оскорблять собеседника. Обратите внимание на меня — я говорю совершенно спокойно, взвешенно, не проявляя никаких эмоций. А вы тут в меня плюётесь, орёте, обзываетесь. Очки явно не в вашу пользу, согласитесь? А если хотите, чтобы я снял с вас проклятье, можете стать моими учениками. Так уж и быть, я разрешаю. Серьёзно. Я пошлю вас в другие страны, вы найдёте там подходящие колодцы и будете там сидеть и нести Истину.

— Соглашайтесь, соглашайтесь! — забормотал Жыляг Работинник, энергично кивая.

Но никто, конечно, и не думал становиться учеником сумасшедшего монаха, кроме, возможно, самого автоинспектора, который, тем не менее, публично признаваться в своём желании почему-то не хотел. В колодец свесился Саша, предварительно смежив веки (он боялся увидеть в колодце что-нибудь страшное).

— Уууу! — сказал он и замер, ожидая услышать эхо.

— Вот тебе и «ууу»! — донеслось из колодца.

Саша в шоке отпрянул. Его глаза выражали глубокое недоумение. Спустя секунду он вновь зажмурился, после чего снова перегнулся через сруб и сказал уже более решительным тоном:

— Уу!

Было видно, что Святого Георгия всё это начинает раздражать.

— Какой-то день дурацкий! — произнёс он с досадой. — Вначале на меня пялятся, как на зверя в клетке, затем в меня плюёт какая-то овеществлённая метафора снобизма (а ведь этот мужик в прямом смысле слова на меня плюнул сверху вниз, как будто он Царь Природы, а я — слуга его). А теперь ещё и этот «Уууу!»

Саша непонимающе обозрел друзей, пытаясь по выражениям их лиц понять, что же такое происходит. Говорящих колодцев он не видел ни разу в жизни.

— Простите их, Святой Отец! — взмолился Жыляг Работинник. — Ибо не ведают они, что творят.

— Незнание закона не освобождает от ответственности, — назидательно заметил монах. — Тем более я их уже в любом случае проклял. Впрочем, ладно, я сегодня добрый и снимаю своё проклятие. Слава мне, великодушному!

— И всё равно, — вмешался доселе молчавший Селиванов, — мне кажется, что вы не правы. Ваш взгляд на мир… э… слишком узок, хотя в то же время и заслуживает внимания.

— Хоть один разумный человек, способный на дискуссию, голос подал, — оживился Святой Георгий. — И чем же это мой взгляд на мир узок, простите за нескромный вопрос?

— Он… э… несколько ограничен. Он… э… сужен стенами колодца.

— Ничего подобного. Вы же не станете говорить микробиологу, изучающему каких-нибудь этих… инфузорий… что его взгляд сужен окуляром микроскопа. Вот и здесь то же самое.

Наступила тишина, в которой было хорошо слышно, как скрипят извилины собравшихся у колодца людей. Даже Дядя — и тот помрачнел, сражённый таким умным примером, который он никак не мог осмыслить и переварить.

— Благословите нас, пожалуйста, на удачную поездку! — попросил Святого Георгия автоинспектор. — Мы отправляемся в далёкое путешествие, и поддержка Господа будет нам необходима.

— А куда вы едете?

— В Пуп Земли.

— Зачем?

— Что касается меня, я хочу совершить ритуальное самосожжение в жерле Кеворкяна! — признался Жыляг Работинник, и все в ужасе ахнули. — В вашу честь, Святой Георгий!

— Охренеть! — воскликнул монах и даже привстал. — В мою честь ещё никто не совершал самосожжения! Спасибо! И как давно вы это решили?

— Только что! — смущённо признался Жыляг Работинник. — Два часа назад я сложил с себя полномочия автоинспектора в связи с тем, что внутренний голос повелел мне бросить мирскую жизнь и последовать вместе с этими странными людьми, которых я сегодня повстречал на шоссе при весьма катастрофичных обстоятельствах, — он вкратце изложил монаху историю их знакомства. — Но когда я снова увидел вас… я понял, в чём заключается моя истинная миссия. Я должен не только помочь этим людям добраться до Пупа Земли, но и сам обязан сгореть заживо, чтобы потом возродиться из пепла как птица Феникс из древних легенд!

— Охренеть! — снова воскликнул Святой Георгий. — С вами, что ли, поехать? Надоело мне что-то здесь сидеть. Киньте-ка мне снова верёвку, что ли…

Жыляг Работинник бросил вниз верёвку, монах вцепился в неё и тут же полез наверх, ловко орудуя не только руками, но так же и ногами, которыми он упирался в стену колодца словно заправский альпинист или паук. И вот Святой Георгий предстал перед остальными персонажами во всей своей красе. Был он бледен, а одет в чёрную рясу и ботинки. Его голова была абсолютно бритой, а низ её украшали небольшая бородка и усики. Вид у Святого Георгия был крайне добродушный и мудрый, а на вид ему было года двадцать три. Увидев, что оппонент так молод, Дядя сплюнул, пробормотал что-то про юношеский максимализм и удалился к машине, где принялся возмущённо грызть ногти.

— Ну так что, едем? — осведомился монах.

Саша сделал шаг вперёд и остановился напротив него.

— Уууу! — выкрикнул он и замер, ожидая ответа. При всей его интеллектуальной несостоятельности юноша всё же понимал, что этот бледный человек в чёрной одежде вылез из колодца.

— Он что, даун? — спросил у зрителей монах. — Эй, парень, ты что, даун? Ты чё на меня вылупился?

— Он не даун! — вмешался Селиванов.

— А, так это ты про узость моего восприятия говорил, да? Ну, мы с тобой ещё побеседуем… А ты почему на меня так смотришь? — обратился монах к Еве. — Хочешь сбить меня с пути истинного? Не выйдет!

— Да на фиг ты мне сдался, импотент! — фыркнула Ева.

В это время Святой Георгий заметил прицеп с Родственничками и, изумлённый, направился к нему. И внимательно уставился на них. Родственнички в свою очередь тоже очень внимательно смотрели на него, причём, совершенно беззвучно, и вдруг одновременно заговорили:

— Святой Отец, дайте нам водицы! У меня нога затекла… У меня сердце колет, дайте валидольчику! Святой Отец, а Бог есть? Ой, мои старые косточки…

— Вы кто такие? — осведомился монах. — Чё вы тут гоните? Что с вами со всеми такое? Какой-то вид у вас нездоровый.

— Больны мы, Святой Отец! У меня рак… А у меня тоже… Я больше не могу… А у меня сердце… Ох, моя язва… Кхе-кхе-кхе!

— Чё вы мне тут жалуетесь? — не выдержал Святой Георгий. — Жизнь прекрасна, а вы ноете. Что вас не устраивает? Смотрите: вот природа, деревья, небо, я! А вы тут разнылись…

Родственнички на несколько секунд опешили, но тут же вновь заголосили:

— Но ведь у меня рак… Всё болит… Язва открытая… У меня внутри всё гниёт… Кхе-кхе… Нас уже ничего не радует… Мне восемьдесят девять лет… Всё так плохо…

— А мне двадцать пять, и у меня всё хорошо! — отрезал Святой Георгий. — Так что кончайте ныть, и всё будет отлично. Поехали! — бросил он путешественникам. — Где я сяду? Господи, ну и тачка! А где же лимузин для святого? Где фанфары? Абсурд какой-то. Ну да чёрт с вами, я не гордый! — отодвинув в сторону Дядю, стоявшего возле дверцы, он нагло уселся на его место. — Кто водитель? Заводи мотор, поедем!

Они поехали.

Вселенная ведет и охраняет меня

Уже было почти темно, когда впереди забрезжили огни большого города. Это был Междумирск, в котором родился и закончил среднюю школу бывший автоинспектор Жыляг Работинник. После её окончания он поступил в Высшую Школу Милиции и может быть именно поэтому его и привлекла плоскогрудая Ева — потому что верхней частью туловища она была похожа на мальчика и напоминала ему о тех недетских забавах, которым они иногда предавались в период обучения, ночью.

— Мы въезжаем в эпицентр Кали-Юги! — прокомментировал Святой Георгий. — Здесь сконцентрированы все семь смертных грехов. И у вас нет оснований мне не доверять, потому что я здесь раньше жил…

— А где это мы? — воскликнул Саша, высовывая любознательную голову в окно. — Это мы домой приехали уже?

— Это Междумирск, — мрачно ответил Селиванов. — Здесь переночуем, а утром дальше поедем.

Держась за мотоциклом инспектора, они скоро подъехали к мотелю «Отдохни, водила!». Дядя был мрачен и то и дело ощупывал нос. Оставив машину, мотоцикл и прицеп с Родственничками на подземной автостоянке, все направились непосредственно в сам мотель. Дядя продолжал ощупывать нос. Похоже, он нервничал.

Увидев шестерых потенциальных постояльцев, сидящая за окошечком администратора хорошенькая блондинка с кукольным личиком прервала увлекательную телефонную беседу и устремила взор на них. Точно так же на них устремила взоры и группа тусующихся в фойе байкеров, до этого весело над чем-то ржущих.

Свободных номеров было мало, поэтому на шестерых им дали всего два: четырёхместных и двухместный. В двухместный, конечно же, тут же отправились Жыляг Работинник и Ева, которая вся трепетала в предвкушении ночи любви. Да, автоинспектор был настоящим самцом в постели! Когда ЭТО было у них впервые, женщину, ноги которой Жыляг Работинник без лишних прелюдий тут же возложил себе на плечи, слегка покоробило то, что он выбрал для удовлетворения половых потребностей не природное женское отверстие, предназначенное специально для этих целей, а другое, соседнее, причём, даже не спросив у неё на то разрешения. Рукою он в это время нежно гладил её плоскую грудь с твёрдыми выпученными сосками, шепча при этом: «Мальчик мой, мальчик мой!». Всё это, конечно, имело корни в юношестве Жыляга, но Ева об этом не знала, да и тем более ей в любом случае понравилось то, что он с нею проделывал, хотя никогда раньше она подобного типа половых отношений не практиковала. В четырёхместный же номер отправились Селиванов, Саша, Дядя и Святой Георгий, который откуда-то достал чётки и теперь наговаривал мантры.

Чтобы не слишком затягивать повествование, сообщу, что ночь в целом прошла нормально, разве что Ева и инспектор очень плохо выспались. Они нашли друг друга — это было ясно всем… Лишь одно омрачало счастье женщины — нет, не то, что он продолжал называть её своим «мальчиком», а то, что он собирался совершить ритуальное самосожжение в честь какого-то сумасшедшего монаха. Но как она не отговаривала инспектора — тот был непреклонен.

Я стремлюсь к миру и согласию в общении с людьми

Поставив машину в подземный гараж мотеля, Яшо Юврай, слегка покачиваясь от выпитого им в казино, направился к переходу в гостиничный комплекс мотеля. Всё, что ему хотелось — это спать, спать, спа-а-а-ать… Командированный в Междумирск из соседней области, он должен был прозондировать почву насчёт продажи в городе крупной партии детской обуви, но всё это завтра… а сегодня он отдыха-а-ал… А какие девочки здесь в казино… Нет, сейчас ему не до них… Скорей бы добраться до кровати… Господи, какой же огромный этот гараж!

— Эй, добрый человек! — услышал Юврай доносящийся непонятно откуда старушечий голос. — Помоги нам, пожалуйста!

Удивлённо всколыхнув бровями, юноша направился на голос, и скоро вышел к зелёному «Запорожцу», к которому и был прикреплён этот страдальческий голос, помещённый внутрь накрытого брезентом прицепа. Вот это да! Неужели он напал на след каких-то похитителей? Но их жертва очнулась и позвала на помощь… Может, ему удастся получить какое-то вознаграждение?

— Я уже рядом, бабушка! — сообщил Яшо Юврай, отодвигая в сторону брезентовое покрывало.

Характер моих переживаний соответствует характеру моих мыслей

Дядя проснулся первым, испытывая страшную жажду. Но поскольку пить воду из-под крана он считал дурным тоном, то решил прошвырнуться до бара или буфета и выпить какого-нибудь изысканного вина и наскоро перекусить, пока не проснулись остальные. Дело в том, что ему было стыдно появляться в баре в сопровождении таких странных типов, как его попутчики, потому что все тогда могли подумать, что он такой же кретин, как и они, а подобные вещи Дядя переживал очень тяжело. Даже с сестрой он стеснялся куда-либо ходить, когда та приезжала к нему из села.

Стараясь никого не разбудить, Дядя выскользнул из номера и, очутившись в коридоре, первым делом огляделся. Буфет на их этаже работал, как выяснилось, только с девяти утра, а сейчас была ещё половина восьмого. Вздохнув, Дядя направился к тому месту, где, как он помнил, находился лифт. Дежурный по этажу окинул его равнодушным взглядом и ничего не сказал.

Народу в баре было очень мало, но тем не менее он был. Два мента, расположившись возле стойки, негромко переговаривались, попивая при этом кофе. За самой стойкой зевал бармен, а уронив голову на один из столиков спала, похрапывая, какая-то девушка. Негромко играла модная зарубежная музыка.

— Мне… хм… чего-нибудь… — обратился Дядя к бармену. — Вина там… или ну…

Менты окинули его таким суровым и пристальным взглядом, что Дяде стало очень неуютно, и он поспешно отвернулся.

— Вам выпить, что ли? — уточнил бармен.

— И сосисочек с хлебом, если есть.

— Сколько?

— Парочку.

— А выпить чего? Покрепче? Или послабее? Может, пивка?

— Покрепче! — решился Дядя.

Скоро он сидел за столиком и пил водку, закусывая её сосисками. Допив рюмку, Дядя закурил и заказал ещё полграфина, ибо был склонен к употреблению спиртного, хотя в последнее время выпивать ему удавалось и не часто — сожительница очень строго контролировала его в этом вопросе. Неожиданно за соседним столиком зашевелилась, просыпаясь, девушка. Ей оказалось лет тридцать пять, волосы были все взъерошенные, а лицо — помятым.

— Сколько времени? — пробормотала она.

Дядя услужливо ответил.

— Не нальёте даме выпить?

— С удовольствием! — выпалил Дядя.

Она тут же пересела к нему столик, залпом допила его рюмку и сожрала его сосиску, после чего произнесла:

— Меня зовут Джульетта. Ты откуда, Ромео?

Падкий на женскую лесть, Дядя тут же принялся отвечать на все её вопросы. Где он живёт, с кем, сколько зарабатывает, куда направляется… Женщина тем временем положила одну руку ему на бедро, а второй — обняла.

— Купишь даме вина?

— Официант, вина даме! — тут же выкрикнул Дядя.

Менты между тем удалились, и в баре — кроме Дяди, его дамы и бармена — больше никого не осталось…

Каждое мгновение нового дня прекрасно

Выскочив из сна, Селиванов услышал тихое религиозное бормотание Святого Георгия. Слов было не разобрать. Он приоткрыл глаза и увидел, что тот, уже одетый, стоит у окна и задумчиво смотрит сквозь стекло. В его правой руке болтались чётки.

— С добрым утром! — пробормотал Селиванов, вылезая из-под одеяла. — Саша ещё спит… А где Дядя?

— Понятия не имею, — тут же откликнулся разговорчивый монах. — Когда я проснулся, эта грешная душа уже куда-то свалила. Ну так что, когда мы выедем? Мне не терпится поскорее добраться до Пупа Земли — посмотреть, как этот бедняга инспектор ради меня прыгнет в вулкан. Ты только представь, Селиванов, какой это героизм! Я бы тоже туда спрыгнул, но если я умру, кто тогда будет нести истину? А так у меня сила воли тоже железная. Кто ещё, кроме меня, мог бы просидеть целых пять лет в колодце?

— По-моему, ты слишком много болтаешь! — проворчал Селиванов, направляясь в ванную.

Умываясь, он думал о том, что сегодня ночью никакие кошмары его, слава Богу, не мучили. Однако теперь следовало быть начеку. Если после нескольких месяцев молчания инопланетяне объявились снова — значит, спокойной жизни конец.

Вздохнув, Селиванов принялся чистить зубы. Интересно, когда ждать следующей вспышки, следующего контакта? Госсссподи, как они ему уже надоели… Он скривился. И ведь ничего с этим не поделаешь — приходится терпеть…

Наконец он вышел из ванной. Тело его пребывало в страшном напряжении, расслабиться было очень трудно. Да и какое тут может быть расслабление… В связи со всеми этими дурацкими инопланетянами Селиванов всегда чувствовал себя так, будто у него на плечах сидел карлик с шилом в руке — шилом, которое могло в любую секунду вонзиться ему в подзатылочную область. Но когда же злобный невидимый карлик нанесёт очередной удар — оставалось только гадать. Может, это случится через день, а может и через год… Ступая осторожно, как сапёр, Селиванов подошёл к стулу с одеждой и медленно принялся облачаться.

Под одеялом зашевелился Саша.

Мой бесконечный жизненный поток материализует мои желания

Наконец Селиванов решился постучаться в дверь комнаты, где остановились Жыляг Работинник и Ева. Открыли ему спустя минуты полторы, а через полчаса все уже сидели в буфете и гадали, куда же потерялся Дядя.

— Вернётся он, — с надеждой в голосе произнесла Ева. — Не мог же он пропасть. И куда смылся, придурок? Нет, ну куда он мог смыться?!

— А где Дядя? — воскликнул вдруг Саша, до этого словно где-то отсутствовавший. — А где Дядя, а?

— Мы бы и сами это хотели знать, — пробормотал Селиванов, похрустывая салатом. — Ждём ещё полчаса…

— И едем без него? — нахмурился инспектор.

— Нет. Но придётся обратиться к вашим коллегам.

Жыляг Работинник удовлетворённо кивнул. Когда они шли назад в номер, Ева додумалась спросить у дежурного по этажу, не видел ли он утром мужчину с таким, знаете, безобразным носом.

— Видел, — сказал тот. — Пошёл куда-то вниз.

Все в недоумении посмотрели друг на друга.

— И давно? — уточнил Селиванов.

— Часа полтора назад.

— Чего это он подскочил в такую рань? — удивлённо спросила Ева.

Ответа на этот вопрос ни у кого не было…

Моя личная связь с Божественным обеспечивает мне большой личный успех

Прошло полчаса, а Дяди так и не было. Ева начала плакать, Саша, глядя на неё, тоже. Бывший автоинспектор Жыляг Работинник, обнимая возлюбленную за плечи, ласково шептал:

— Не плачь, зайчик мой. Он вернётся, вернётся…

— А может без него поедем? — внёс рационализаторское предложение Святой Георгий, которого так и распирало от внутренней энергии. — И правда, на хрен он нам сдался? В одной машине со святым ему явно не место.

— Заткнись, ты! — выкрикнула Ева. — Какой бы он ни был плохой, он мой дядя!

— Все наши проблемы — от наших привязанностей, — монах явно горел желанием прочесть им проповедь. — И особенно от привязанностей к родственникам.

— Кстати, о родственниках! — вспомнила вдруг Ева, переставая лить слёзы. — Селиванов, а ты своих Родственничков так и не покормил?

— А я и забыл про них! — воскликнул тот испуганно. — Пойду я сбегаю в буфет и что-нибудь им отнесу, а вы пока в милицию заявите, что ли. О том, что Дядя пропал.

И вдруг постучали в дверь.

— Дядя! — воскликнули хором все, включая Святого Георгия, и бросились к двери.

На пороге стояли два милиционера, а на их руках действительно висел Дядя. Глаза его были закрыты, рот разинут, и из него периодически раздавался не то хрип, не то храп. Судя по всему, по какой-то необъяснимой причине Дядя впал в летаргический сон.

Впрочем, как оказалось, всё имело куда более банальную разгадку. По словам милиционеров, Дядя находился под воздействием какого-то сильного снотворного (возможно, клофелина), который ему подсыпала в баре какая-то женщина лёгкого поведения. Спящий Дядя с вывернутыми карманами и расстёгнутой ширинкой был найден спящим на полу в женском туалете, не имея при себе ни копейки денег, хотя по словам бармена расплачивался он исключительно долларами, которые доставал из чёрного портмоне.

Ева с ненавистью посмотрела на храпящего родственника, который сладко спал, клубком свернувшись у милицейских ног.

— Жертва Кали-Юги! — констатировал Святой Георгий с важным видом.

— Вы монах, я смотрю? — уточнил у него один из представителей внутренних органов.

Жыляг Работинник яростно закивал.

— Истинно так! Он святой!

Менты понимающе усмехнулись и удалились, сказав на прощанье, что искать ту женщину, которая опоила и ограбила Дядю, не имеет смысла, поскольку она явно уже далеко. Но все и без них это понимали, как понимали и то, что нести дальнейшие расходы за евиного родственника придётся теперь им всем вместе. На то, что Святой Георгий так же не имел денег, они как-то не обращали внимания, поскольку он всё же был каким не каким, но монахом, да и больших затрат, похоже, не требовал. Для Селиванова он стал таким же неотъемлемым атрибутом их путешествия, как машина или прицеп; Саша — тот вообще к монаху очень привязался и с разинутым ртом слушал рассказываемые им притчи; Ева же относилась к нему снисходительно, то есть уже привыкла; Жыляг Работинник его боготворил, но в то же время не забывал и о делах земных, а Дядя… а вот Дяде Святой Георгий очень не нравился, но это уже были его личные проблемы.

Все попытки разбудить нашкодившего Дядю ни к чему не привели. Кое-как они дотащили его до машины, где сунули на заднее сиденье, а Ева в это время покупала напиток и бутерброды для Родственничков. Откинув брезент, Селиванов увидел, что те крепко спят. К его глазам подступили слёзы, но он сумел воздержаться от столь откровенного проявления эмоций. «Надо же, — думал он, — какая странная штука — жизнь. Всю жизнь они работали-работали, рожали и воспитывали детей, а потом начали стареть, болеть, и вот уже их внуки решили сбросить их в вулкан, чтобы избежать ответственности за своих родителей и прародителей… Впрочем, они и сами ничего не имеют против Кеворкяна, поскольку подписали заявление на эвтаназию добровольно».

— Не буду я их будить! — решил наконец он. — Пускай спят, — как и все родственники Родственничков, он и сам всю жизнь так или иначе пытался сбежать от ответственности, а особенно сильно это в нём проявилось теперь, когда на его шею повесили эту шестёрку престарелых. Если мы в любом случае везём их на эвтаназию, считал Селиванов, значит, нет никакого смысла кормить их, тратить на них деньги, убираться за ними… И в то же время от всех подобных мыслей он испытывал нечто вроде чувства вины, поскольку в глубине души допускал, что может сильно ошибаться, предполагая, что такая точка зрения имеет право на существование. Ведь они же люди, ЛЮДИ, и даже если они скоро умрут, это не означает, что мы должны относиться к ним, как к животным. Да даже и за больными животными иногда присматривают лучше…

— Я бы на твоём месте вообще бы их здесь оставил, — вмешался Святой Георгий. — Толку-то от них? Слушай, а давай ты тоже ради меня в Кеворкяна прыгнешь, а? Ну, как идейка?

Селиванов от него лишь отмахнулся, и монах разочарованно развёл руками: мол, было бы предложено… Выглядел он очень довольным и умиротворённым.

Прибежала Ева с пакетом.

— Тссс, — сказал Селиванов, указывая на спящих Родственничков. — Пускай спят, — повторил он, на этот раз уже для неё одной

— Надо заехать на рынок, — внёс предложение Святой Георгий. — Хочу мёда.

— Купим, купим вам медку, Святой Отец! — закивал Жыляг Работинник.

В общем, они расселись по транспортным средствам и завели их, а потом поехали. Один из рынков был найден без особого труда. Сашу оставили в машине присматривать за спящим Дядей, а все остальные пошли за покупками. По просьбе монаха ему купили мёд, очень жидкий, и литровую фляжку, которую он тут же заполнил покупкой и теперь то и дело из неё отхлёбывал. Жыляг Работинник пристал к Еве, что ей нужно сменить юбку на брюки или шорты, а так же не мешало бы подстричься, причём, желательно покороче. Стричься женщина наотрез отказалась, а вот брюки они ей всё же купили, поскольку в дороге это было удобнее, чем длинная юбка, и она прямо в них с базара и ушла.

Они снова сели на транспортные средства и поехали дальше. Было тепло. Путь предстоял долгий и трудный. В связи с тем, что в Москву им теперь не нужно было заезжать, Селиванов и автоинспектор, посовещавшись, решили ехать в Пуп Земли другой дорогой.

Междумирскую область они должны были покинуть только к завтрашнему утру, учитывая время, отведённое на ночлег…

Сегодняшний день прекрасен и полон радостных событий

Около трёх часов они ехали, не останавливаясь. Дядя так и не проснулся и громко храпел, запрокинув голову на спинку сиденья. Сидящий рядом Саша тоже подрёмывал, а Святой Георгий бормотал какие-то не то мантры, не то молитвы — Селиванов в этом не разбирался. А впереди них на мотоцикле с люлькой быстро мчались Жыляг Работинник и Ева, обнимающая его сзади. На обоих были гермошлемы, ветер и рёв мотоцикла мешали им как следует разговаривать, поэтому если им хотелось обменяться какими-то фразами, то приходилось кричать. Вот и сейчас, слегка повернув голову к возлюбленной, автоинспектор заорал, перекрывая зычным голосом все дорожные помехи:

— МАЛЬЧИК МОЙ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!

Ева благодарно прижалась к его широкой спине щекою, хотя этому здорово мешал шлем. Тут впереди показалась заправка.

— У МЕНЯ БЕНЗИН КОНЧАЕТСЯ! — закричал Жыляг Работинник. — ДАВАЙ ЗАПРАВИМСЯ! — он замахал рукой Селиванову, предлагая тому повернуть.

Они подъехали к заправочной станции, на крыше которой стояли крупные буквы «Бензинусс». Из-за здания тут же выбежали штук пять подростков (три юноши и две девушки) в фирменных одеяниях и, окружив новых клиентов, наперебой начали рекламировать свои услуги, а именно:

— один из юношей предлагал им оказать поддержку непосредственно в заправочных услугах;

— второй юноша убеждал Селиванова в необходимости вымыть лобовое стекло за небольшую цену;

— третий юноша предлагал сменить масло и так далее;

— первая девушка зазывала всех вкусно перекусить в их небольшой столовой;

— вторая девушка предлагала сексуальные услуги почти что за бесплатно.

Если бы Дядя не спал, он бы — вне всякого сомнения — немедленно принял предложение этой симпатичной девушки, но, увы, он всё ещё пребывал в объятиях Химического Морфея и не знал, не подозревал, даже не догадывался, какой великолепный шанс упустил. И если бы не присутствие постороннего народа, Селиванов устоять перед таким соблазнительным предложением тоже вряд ли смог бы. Но дело в том, что его смущало присутствие Евы — при ней он почему-то не решался воспользоваться предлагаемым сервисом. Огорчённая девушка принялась рыдать, выкрикивая, что её никто не любит и что она плохая и всё такое. Горю её не было границ, и наконец сам Святой Георгий вызвался пойти вместе с нею в подсобное помещение, дабы она смогла сделать то, что положено ею самой судьбою, или — как говорят индуисты — дхармой. Тогда девушка сказала, что готова всё сделать бесплатно, и они удалились, а все остальные решили перекусить. Парням в это время было позволено заправить бензином полные баки обоих транспортных средств, помыть стёкла, сменить масло и так далее, и они тут же забегали вокруг своих железных пациентов словно муравьи вокруг гусеницы. Их работодатель, лысеющий толстячок, сидящий за окном «Бензинусса», выглядел очень довольным. А Селиванов, наоборот, выглядел весьма грустно из-за упущенной возможности…

Они сидели и ели, а в это время страшная беда незаметно подкрадывалась из-под брезента… Голодные Родственнички проснулись и жаждали пищи. Сегодня ночью они впервые попробовали человеческое мясо, сожрав какого-то паренька на подземной автостоянке, и теперь их инфернальный аппетит вновь пробудился. Это была самая что ни на есть зависимость, злокачественное аддиктивное новообразование, гастрономическая наркомания, урбанистический каннибализм вкупе со старческим маразмом…

Один из юношей — тот, что мыл стёкла — решил заглянуть в прицеп, потому что слышал доносящийся из-под брезента тихий кашель. Этот звук издавала Зоя Аркадьевна, от которой вот уже как два года никто не слышал ни слова, потому что она не могла говорить, а только кашляла. «Неужели эти люди кого-то похитили?» — недоумевал подросток, приближаясь к прицепу.

Как назло, его друзья в это время уже закончили свою часть работы (масло было заменено, а баки — заправлены), и побежали к боссу отдавать выручку (деньги они с клиентов брали сразу), так что юный Жепуль Юврай (представьте себе, это был N-юродный брат того человека, которого Родственнички съели ночью! Вот так совпадение!!!), которому было всего шестнадцать (но выглядел он на пару лет постарше), остался на свежем воздухе в гордом одиночестве, не считая тех, кто прятался под брезентовым покрывалом.

Отодвинув в сторону край брезента, Жепуль увидел худое лицо старика в потёртой мотоциклетной каске и с воспалёнными слезящимися глазами. Оно было таким страшным, что подросток весь похолодел и попятился. И тут три чьих-то руки схватили его за одежду и рывком втащили под брезент…

Зубы и протезы Родственничков работали быстро и уверенно, точно лезвия газонокосилки. Крики и агония мальчика длились недолго — он был съеден за какие-то секунды и даже не успел почувствовать боли. Обглодав кости несчастного, Родственнички тут же спрятали их на дно прицепа, чтобы потом выбросить, как они сделали это со скелетом и с одеждой предыдущей жертвы. Они очень боялись, что Селиванов будет их ругать, если обо всём узнает, поэтому при его появлении старались вести себя как можно лучше и не ныть. Так, например когда он утром хотел их покормить, они все притворились спящими — потому что не были голодны.

А тем временем наши путешественники, находящиеся в столовой, усиленно потребляли пищу. Дядя же продолжал спать в салоне «Запорожца». Стоит отметить, что Жепуль Юврай незадолго до смерти пытался разговаривать с ним, но, увидев, что оппонент крепко спит, решил немного приколоться и налил тому на брюки в области ширинки несколько капель моющей жидкости, чтобы остальные подумали, что у Дяди энурез. Совершая эти действия, мальчик гнусно хихикал. Вообще, он был подлец ещё тот, к слову говоря. Так же я хотел написать, что он вытащил у Дяди все деньги, но потом вспомнил, что у него их уже украла женщина из бара, коварно подсыпавшая ему снотворное в алкоголь, так что Жепуль только пошарился у Дяди по карманам и результатами осмотра остался крайне разочарован. Собственно, именно после этого (а не наоборот) он и решил налить ему моющую жидкость на брюки. Он был очень гадким и мстительным мальчишкой.

Итак, Селиванов, Ева, автоинспектор и Саша сидели в столовой и кушали, когда в помещение вошёл Святой Георгий в сопровождении проститутки. Лицо молодого монаха как всегда выражало глубочайшую степень просветления, девушка тоже сияла.

— Я поставил на путь истины ещё одну заблудшую душу! — похвастался Святой Георгий.

— Все монахи — извращенцы, — прошипела Ева. — Сами проповедуете целибат, а в реальности ведёте себя ещё хуже, чем те, на кого наезжаете.

Но Святой Георгий на неё ничуть не обиделся.

— Ничто человеческое мне не чуждо, — признался он. — Разве может монах, если он в здравом уме, отказаться от хорошего, причём, бесплатного минета? Если да, то он идиот. А в тебе, Ева, говорит гордыня или что-то такое. Вся в своего Дядю.

Такое сравнение Еву возмутило.

— Я! Не имею! С ним! Ничего! Общего! — выкрикнула она, гневно шевеля ноздрями.

А девушка стояла и улыбалась, стояла и улыбалась, глядя на них…

— Тихо, тихо, мальчик мой! — зашептал Жыляг Работинник, ласково поглаживая Евину руку. — Святой Отец, не обижайтесь на неё!

— Я? На неё? Я?! На неё?! — удивился монах. — С чего бы это мне на неё обижаться? Это ОНА на меня обижается из-за того, что вы, инспектор, ставите духовное выше плотского и собираетесь ради меня прыгнуть в Кеворкян. Она просто ревнует вас ко мне, и этим и объясняется её агрессия. Люба, ты будешь кушать? — обратился он к девушке. Та робко кивнула. — Эй, официантка, обслужи нас, пожалуйста!

Она их обслужила. Святой Георгий ел с такой интенсивностью, что у него в буквальном смысле слова за ушами трещало. Люба тоже наяривала вовсю — очевидно, держали её здесь чуть ли не впроголодь. Селиванов наткнулся на её взгляд и тут же покраснел, поймав себя на непристойных мыслях. Какое странное совпадение: эту падшую женщину зовут точно так же, как и его жену… Точно так же, как и его фригидную жену… (здесь Селиванов погрузился в воспоминания) Когда они с ней только начали встречаться, ещё до брака и рождения детей, та, бывало, и проявляла интерес к половой стороне жизни, но после родов всё её внимание переключилось на детей, а интерес к сексу абсолютно угас. Всё свободное время она отдавала заготовке варений и стала очень толстой.

— Фы фофеф пофефаф ффафи? — поинтересовался монах у Любы, не прекращая жевать.

— Чё? — спросила та.

— Ты хочешь поехать с нами? Хочешь быть моей ученицей?

— Ой, конечно, хочу! — воскликнула Люба.

— Всё, решено, ты едешь с нами!

— Эй постойте! — вмешался Селиванов. — У меня машина же не резиновая, в конце концов. Может, ещё один прицеп прицепим? На хрен мне не надо всяких шлюх с собой возить! — выкрикнув последнюю фразу, он снова покраснел и тут же принялся смущённо орудовать вилкой.

— А с тобой вообще всё давно ясно! — констатировал монах. — Ты просто мне завидуешь, потому что она со мной, а не с тобой, вот и всё. Похоже, у тебя какие-то проблемы в сексуальной сфере. Я угадал? Вообще, здесь только три праведника: я, Люда… то есть Люба… и инспектор. Ну и ещё этот юродивый, но он вообще не от мира сего.

Ева фыркнула.

— Да из Жыляга такой же праведник, как из меня балерина!

А между тем Люба и Саша внимательно смотрели друг на друга, играя в «кто кого переглядит». Несмотря на недетские способы получения средств к существованию, к которым её силой принуждал сутенёр, он же владелец бензоколонки, психологически девушка была очень инфантильной, и именно эту светлую часть её личности и открыл заново Святой Георгий — открыл для неё самой. Теперь она была почти что безоговорочно счастлива, и лишь одно омрачало её счастье — страх перед боссом, который бил её за малейшую провинность и мог запросто не разрешить ей уехать, поскольку она приносила ему хоть и небольшой, но всё-таки стабильный доход. И тут владелец «Бензинусса» предстал перед ними собственной персоной, возникнув перед столиком так внезапно, как будто он был сказочным волшебником (злым), а не самым обычным человеком. И его лицо, надо заметить, выражало нешуточную ярость.

— Давай бабло, ты, сучара! — рявкнул он, хватая Любу за худое плечо. Из своего окна этот мерзкий человечек видел, как девушка ушла в подсобку с клиентом, и его очень возмутило то, что денег за это он так до сих пор и не получил.

— Я… — пробормотала Люба. — Я… у меня нет денег… Я… я ему бесплатно…

Рассвирепев, сутенёр наотмашь ударил её по щеке, и она упала со стула на пол. Саша испуганно закрыл глаза руками — он не выносил насилия и боялся любых его проявлений.

Из-за стола одновременно (и грозно) поднялись Жыляг Работинник, Селиванов и Святой Георгий. Жыляг Работинник был два метра ростом и очень широкоплеч; Селиванов был устойчиво-коренаст как Харлан Эллисон на втором томе русскоязычного собрания сочинений (изд-во «Полярис», Рига), а жилы на его руках яростно вздулись; Святой Георгий излучал благодать и уверенность в себе. Схватив подлеца за грудки, автоинспектор приподнял его на двадцать три сантиметра от пола, а затем швырнул через всю столовую с такой силой, что тот сломал столик, когда на него упал. Официантка и бармен радостно разинули рты — они тоже не особо любили работодателя. Общий язык с ним находил только трагически погибший Жепуль Юврай.

Пока сутенёр не пришёл в себя, все решили поскорее слинять во избежание ненужных проблем. Селиванов рассчитался за всех с официанткой, и они пошли к выходу. За Святым Георгием, словно любимая собачка, трусила Люба.

Взревел мотоцикл, загудел «Запорожец». Газ! — и транспортные средства рванули прочь от «Бензинусса». Саша вновь пребывал на переднем сиденье, а сзади (слева у окна) спал Дядя и сидели, держась за руки, Святой Георгий и Люба. То, что у Дяди мокрые брюки, никто не заметил, так что последняя шутка Жепуля Юврая не удалась.

Освобождаясь от беспокойства, я принимаю свою целостность

А в двухстах километрах впереди, в научном городке Звёздном, проходила всемирная конференция учёных, на которой в качестве гостя присутствовал и гренландский авангардный физик Джон Ван Хаймер, прилетевший сюда вместе с супругой.

Пока Нора занималась в номере своими делами (она была анархофеминисткой и сейчас ей предстояло участие в веб-коференции, посвящённой гендерным вопросам), сам физик входил в зал для заседаний, где должны были читать доклады о положении дел в современной науке учёные из всех стран мира. Ван Хаймер прибыл сюда только сегодня, опоздав к началу на пару суток по причине нелётной погоды в их краях. В фойе он встретил нескольких знакомых, с которыми поздоровался за руку, но в зал он вошёл один, потому что все знакомые туда идти пока не спешили, а Ван Хаймер, кстати, был весьма нелюдимым и почти никогда не улыбался. Короче, он вошёл в зал и сел на какое-то место. На сцене стояли кафедра, стол и микрофоны. Взад-вперёд сновали учёные и журналисты.

Ван Хаймер не любил своих коллег, потому что — на его взгляд — все они только тормозили развитие науки соблюдением разных тупых догм, которым было принято следовать в приличном научном обществе. В большинство их работ физик абсолютно не въезжал, они казались ему совершенно абсурдными. Сам Ван Хаймер разработал несколько мощных теорий, но их так никуда и не удалось внедрить, поскольку они были слишком радикальными для узколобого сообщества учёных догматиков. Джон поправил очки, достал из кармана ручку и блокнот и начал рисовать какие-то закорючки.

Наконец все уселись по местам. Объявили: первым будет читать доклад известный русский учёный Олег Николаевич Попов, трижды Академик и почётный Лауреат Всех Наук, и доклад его будет называться «Метастабильный симбиоз космологической анизотропии и постулата Эйнштейна в свете современной научной базы». На сцену под бурные овации вышел скрюченный старичок с ворохом бумаг и к ужасу Ван Хаймера быстро и внятно заговорил:

— Каковы условия, обеспечивающие метастабильный симбиоз космологической анизотропии и постулата Эйнштейна в свете современной научной базы? Давайте поговорим об этом. Значимость этих транснаучных проблем настолько очевидна, что онтогенез человеческой персональности подвергается в наши дни сильному электромагнитному облучению. С другой стороны, современная наука неспособна объяснить такие явления, как некоторые образцы эмпирического исследования. Обратите внимание: эксперимент, который бы вынуждал кварки расходиться, позволяет выполнить важные задания по разработке философской критики позитивизма. При заинтересованном обсуждении желание иметь более полную осведомлённость по ряду кросскультурных вопросов нуждается в дальнейшем определении и уточнении. Действительно, некоторые теоретики предположили, что мышление Хаббла будет искажено фундаментально глубокой логической ошибкой, и это… ну… потребует от нас соответствующего анализа адекватных условий для проведения эксперимента. Дальнейшие исследования показали, что да, есть одна проблема: трёхмерность — не единственное замечательное свойство голограмм. Она представляет собой интересный эксперимент проверки, но современная наука пока неспособна объяснить такие явления. С астрофизической точки зрения, у самого Эйнштейна были большие сложности в точном формулировании понятий Бора…

И так далее, и тому подобное. У Ван Хаймера было такое ощущение, что он спит и ему снится кошмар. Речь коллеги казалась ему абсолютно бредовой, бессвязной и туманной. Но самый абсурд начался тогда, когда Попов закончил читать доклад и ему начали задавать вопросы.

— Вот вы сказали, — поднялся кто-то, — что повседневная практика показывает, что внешний импульс подвергается сильному электромагнитному облучению. Но если бы в квантовой электродинамике Фейнмана космологическая анизотропия не давала убедительного объяснения эмпирического исследования, то, следовательно, в трансляции специфических цитопатологических признаков в условиях отсутствия прямого материального контакта между клетками необходимо было бы придумать источник, способный к столь сильной генерации электромагнитного поля.

Зал потрясённо замолчал, ожидая, как же отреагирует на этот дерзкий вызов академик Попов. Несколько секунд тот не мог выговорить ни слова, но наконец прокашлялся и сказал:

— Есть одна проблема… хм-хм… Обратите внимание, ожидаемая вероятность всего этого равна практически нулю. Отставим сначала в сторону e = mc2 и эффект Мессбауэра и представим, что мышление Хаббла не было искажено… хммммм… фундаментально глубокой логической ошибкой, что, собственно, и обеспечило участие большого круга специалистов в формировании квантовой теории. Вы понимаете, о чём я?

Посрамлённый оппонент сел; в его голову кто-то тут же запустил тухлым помидором. Так погибла ещё одна научная карьера. Если бы этот несчастный боролся с ретроградством новыми методами — возможно, он бы и добился положительного результата, но он использовал против них их же оружие, их же приёмы, их же язык — и поэтому проиграл. Ван Хаймер, глядя на всё это, криво усмехался. У него было подозрение, что все эти «учёные» и сами не понимают всего, что говорят, а говорят так просто потому, что так принято. Самого Ван Хаймера научное сообщество недолюбливало и поэтому все его проекты старательно замораживало и не давало денег на финансирование. Однако, это не означало, что в мире совсем не существовало нормальных учёных: они были, но они находились в меньшинстве и проводили исследования в глубоком андеграунде, в буквальном смысле слова пряча свои лаборатории в различных подвалах или даже погребах. На сию дурацкую конференцию никто из них не поехал, кроме Ван Хаймера, которому с одной стороны всё это было противно, а с другой — по приколу. Закинув ногу на ногу, он сидел, нагло жуя жвачку и глядя на сцену сквозь очки со светофильтрами.

После третьего доклада Джон не выдержал.

— Вы-то сами хоть понимаете, какую чушь несёте? Это же бред! Шизофрения!

— Кто такой? Это кто такой? — раздались возмущённые голоса.

— Да это же Джон Ван Хаймер!!! — крикнул кто-то.

— Ренегат! Предатель! Отщепенец!

От гнилого помидора, брошенного в него, Джон едва успел прикрыться атташе-кейсом. Сзади кто-то ухватил его за шею и начал душить. С большим трудом Ван Хаймеру удалось вывернуться, и, отбиваясь от нападающих своим кейсом, он побежал к двери. В юности он занимался лёгкой атлетикой и поэтому легко ушёл от погони, но поскольку орава безумных учёных не прекращала преследование, Джон решил, что из этого идиотского «научного» городка нужно поскорее сваливать.

У входа в гостиничный комплекс его уже ждали двое людей в одежде химиков. По каким-то причинам они не пошли на конференцию, а о приближении возмутителя спокойствия их, вероятно, предупредили по сотовой связи. Расставив руки, они попытались задержать Ван Хаймера, но тот ловко нырнул между ними и побежал к своему номеру.

Нора что-то быстро печатала на клавиатуре, щурясь перед монитором ноутбука (у неё было не очень хорошее зрение, и ещё она из идеологических соображений не читала ни книг, ни журналов, предпочитая информацию принимать либо через монитор, либо вживую, потому что не хотела участвовать, пускай даже и косвенно, в вырубании лесов ради создания бумаги), когда в номер ворвался раскрасневшийся муж.

— Сваливаем, быстро! — крикнул он. — Иначе нас точно линчуют!

Нора поняла его с полуслова. Тут же отключившись от сети, она захлопнула ноутбук и принялась быстро скидывать в рюкзак их вещи, а сам Ван Хаймер в это время собирал детей. Засунув их, спящих, в специальное приспособление, ученый забросил его за спину, помог супруге надеть рюкзак, после чего они выбежали из номера.

А разъярённая толпа уже приближалась к гостинице. Учёные орали, грозили кулаками, вырывали из ограды колья… Ван Хаймеры ломанулись через кусты, а бандиты от науки мчались за ними следом.

Любовь открывает передо мной двери новых возможностей

— А куда мы едем? — спросил Саша. — Куда мы едем, а?

Неожиданно очнулся Дядя.

— Поройся на антресолях, — отчётливо произнёс он. — Коньки там.

— Бредит! — констатировал Святой Георгий. — О, смотрите, городок какой-то!

Одной рукой вращая рулевое колесо, Селиванов достал карту, а впереди них, вздымая пыль, мчался мотоцикл автоинспектора.

— Я тебе говорю, коньки там! — не унимался Дядя. Глаза его были закрыты, голова судорожно подёргивалась.

— Это какой-то Звёздный! — сказал наконец Селиванов.

— А, деревня учёных! — вспомнил монах.

Когда они уже проехали через городок, откуда-то из кустов метрах в ста впереди неожиданно выскочила лысая девушка с рюкзаком и чемоданчиком. Дорога в том месте была узкой, и Жыляг Работинник начал экстренно тормозить. Вслед за девушкой из тех же кустов выскочил мужик тоже с чемоданчиком и огромным заплечным мешком, и они побежали вдоль дороги.

— Чё это с ними? — удивился Святой Георгий.

И тут… и тут… и тут из кустов посыпались, полезли, начали выпрыгивать люди. Много людей. Почти все в костюмах, с бородами и в очках. Скорость машины пришлось резко замедлять, чтобы не задавить никого ненароком, а мотоцикл Работинника около двадцати метров ехал только на двух колёсах, словно управлял им не обычный автоинспектор, а профессиональный каскадёр, и как будто это была не обычная поездка, а снимался остросюжетный фильм. В этот момент «Запорожец» как раз прорвался через разъярённую человеческую массу и поравнялся с бегущим дуэтом, и пассажиры смогли увидеть, что за плечами мужчины висят два ребёнка примерно годовалого возраста. Почему же преследовала их эта разъярённая толпа внешне интеллигентных людей?

— Помогите нам! — закричала лысая девушка. — Иначе они нас линчуют!

— У нас в машине нет места! — закричал Селиванов.

— Что же делать?! — закричала лысая девушка.

— Саша, лезь назад! — закричал Селиванов Саше.

Тот принялся исполнять приказание, хотя сзади уже и так сидело три человека. В это время Жыляг Работинник успел развернуть мотоцикл и теперь спешил на помощь, ибо в люльке у него наличествовало свободное место. Итак, в «Запорожец» забралась девушка, а мужчина с детьми за спиною лихо прыгнул в коляску к автоинспектору. Мотоцикл тут же рванул вперёд, но «Запорожец», так сказать, завяз. Безумная толпа учёных окружила его и принялась колотить по стёклам, крыше, корпусу, стремясь добраться до лысой девушки. В этот миг наконец очнулся Дядя, но даже и не понял, что очнулся. Поскольку в юности он очень любил фильмы ужасов, ему показалось, что они попали в трилогию Джорджа Ромеро про живых мертвецов и что машину окружили именно они! Глухо завопив, Дядя начал махать руками и дёргать головой, что очень напугало Любу, так как она ничего о нём не знала и никак не могла понять, почему этот человек так долго спит, и поэтому ей стало не по себе, когда до неё дошло, что Дядя вовсе не безобидный дурачок как Саша, а самый настоящий психопат, только что вышедший из кататонии (к тому же с уголков дядиных губ тоненькой струйкой бежала слюна). А сумасшедшие академики и научные лауреаты в это время принялись раскачивать машину, пытаясь её перевернуть… Итак, Дядя приглушённо кричал и стонал, дёргаясь как в бреду, Саша плакал, Люба визжала, и один лишь Святой Георгий выглядел абсолютно спокойно, внимательно и с лёгкой иронией изучая ситуацию. Кто-то из учёных попытался залезть под брезент прицепа, но тут же страшно взвыл и отдёрнул руку. Это его укусил кто-то из Родственничков.

— Дави их всех на фиг! — закричала лысая девушка Селиванову. — Иначе они и вас тоже убьют!

Селиванов, поняв, что девушка права, решительно нажал на газ, тем более что кто-то уже бежал к их машине с кирпичом в руке. Учёные поспешно отпрыгнули, но один седой академик заскочил на капот и начал по нему прыгать, корча рожи, словно шимпанзе. Вцепившись в «дворники», он их тут же отломал и вследствие потери равновесия свалился на дорогу, а «Запорожец» быстро помчался прочь от научного городка. Толпа учёных какое-то время бежала следом, но наконец они отстали. Дядя вновь погрузился в анабиоз, Люба забралась на колени к монаху, а Саша сидел, закрыв лицо руками и дрожал от ужаса.

Километров через пять Селиванов посигналил Жылягу, намекая, что нужно остановиться и выяснить, из-за чего начался весь сыр-бор с преследованием. Они остановились, съехав на обочину. Лысая женщина и мужчина с детьми покинули транспортные средства, побежали друг навстречу другу и страстно обнялись. Глядя на них, все пришли к выводу, что они серьёзно влюблены.

Дети, висевшие за спиной мужчины, имели весьма блаженный вид, пребывая в состоянии какой-то совершенно заоблачной, запредельной эйфории. Пассажиры двух транспортных средств обступили обнимающуюся пару, ожидая, когда же те наконец наобнимаются и соизволят ответить на их вопросы. И такой момент вскоре настал.

— Меня зовут Джон Ван Хаймер, а это моя вторая половина Нора Джексон-Джонсон! — примерно так сказал им высокий мужчина в очках и с залысиной. — Я авангардный физик, а эти люди, преследовавшие нас — ортодоксальные учёные, которым не понравилось то, что я сказал о них во время научной конференции.

— Учёные — они такие! — подтвердил Святой Георгий и отхлебнул мёд из фляжки.

— Можете не утруждать себя комментариями, так как мы с верующими не разговариваем! — с презрением глядя на него, выкрикнула лысая девушка Нора в футболке с надписью «Disaffect». — Я — убеждённая анархофеминистка и считаю, что религия — это опиум для народа, а попы — обманывают людей.

— Конечно, опиум; конечно, обманывают! — тут же согласился с нею оптимистичный монах. — Но я-то не ортодоксальный верующий! — он усмехнулся. — А вот ты, я смотрю, как раз ортодоксальная и догматичная феминистка, фанатик, если не можешь допустить, что среди верующих людей может быть и один вполне нормальный.

Нора захлопала ртом, не зная, как парировать выпад Святого Георгия, а её муж дружески похлопал монаха по плечу. Так они все познакомились и подружились, и Саша радостно запрыгал вокруг них, выкрикивая нечто малопонятное. Ева глядела на Нору с завистью: она впервые видела свободную от патриархальных установок женщину. Селиванов же в Норе женщину вообще не видел, равно как и Люба со Святым Георгием. Саше вопросы пола были по фиг, а Дядя спал. Жыляг Работинник же к прогрессивным женщинам относился настороженно.

У вдумчивого читателя, привыкшего тщательно анализировать прочитанное, может возникнуть закономерный вопрос: а на каком же языке разговаривали персонажи? Ответ кому-то может показаться чересчур наигранным, надуманным или даже наивным, но дело в том, что в том мире, в котором происходили описанные события, Вавилонскую башню даже и не пытались строить, и поэтому все люди на Земле по-прежнему говорили на одном языке — самое глупое, что почему-то на русском.

А Дядя, как уже сообщалось, снова спал, вернее пребывал в состоянии, близком к галлюцинаторному бреду. Ему казалось, что он снова стал юношей и поехал в деревню к сестре и там зашёл в свинарник и принялся доказывать свиньям, что они не правы в чём-то. Вообще, данного индивидуума очень часто уносило в мыслях в прошлое — может быть потому, что в те дни он реально что-то из себя представлял и чем-то интересовался, а после армии погряз в бытовухе и всё ему стало по фиг, хотя он по-прежнему считал себя очень неординарной личностью с высоким уровнем интеллекта. Работал же Дядя сейчас экспедитором при продуктовом магазине, но было время, когда он трудился в редакции литературного журнала на ниве критики и публицистики. До армии же (а туда его забрали в двадцать два года в связи с отсрочкой) он носил длинные волосы, играл на гитаре и требовал, чтобы его называли «Ленноном». Он считал, что его все уважают, а на самом деле над ним все прикалывались. Иногда друзья намеренно знакомили его с разными людьми и потом с интересом наблюдали за реакцией, возникающей в результате конфликта двух человеческих миров. Так, однажды в их город приехал какой-то знатный йог, недавно якобы вернувшийся из Индии, и поселился он на квартире у Мышонка. Йог этот был очень высокомерен, а поставить его на место мог только Дядя, и в итоге друзья повели его к Мышонку.

Сопровождали Дядю (который в те дни уже действительно был Дядей) три друга и одна подруга, так сказать. Во дворе дома Мышонка тусовалось очень много хиппи, эзотериков и так далее, однако йог отказывался давать кому-либо аудиенцию, мотивируя это тем, что он пребывает в медитации. Но поскольку Дядя для всех был чем-то вроде Вия и друзья водили его на разные мероприятия в качестве экзотической диковинки, он имел доступ куда угодно, и в итоге Мышонок не смог их не впустить, и все пятеро вошли в его квартиру.

Загорелый бритый йог важно сидел на полу, скрестив ноги. Худыми пальцами рук и ног он перебирал два комплекта чёток и что-то бормотал на санскрите. Чадили благовония, играла индийская музыка… Мышонок выглядел несколько уставшим — очевидно, ему и самому не нравился этот запредельный тип, которого у него вписали знакомые. Сам он предпочитал вписывать у себя различных системщиков и музыкантов.

— Это ты, что ли, йог? — с ходу спросил Дядя.

Тот молчал. Дядя удивлённо посмотрел на друзей, и те закивали, как бы подначивая его.

— Это ты, что ли, йог, я тебя спрашиваю! — повысил голос Дядя.

— Не мешайте мне медитировать! — послышался замогильный голос.

— Да кто ты такой? — возмутился Дядя. — Мы с тобой поговорить пришли, а ты тут сидишь! Кто ты такой, а?

Йог наконец соизволил отворить веки и посмотреть на собеседника.

— Я — Свами Чандра Прабху!

— Хуйами ты, а не Свами! — возмущению Дяди от такого снобизма не было предела. То, что он сам такой же сноб, Дядя не осознавал.

— Так его, Леннон! — прошептала Наташка.

Дядя приободрился. В присутствии женщин он вообще вёл себя как законченный кретин, но считал, что в их глазах выглядит крутым и неотразимым.

— Ты левитировать можешь? Нет? Тогда какой же ты йог? Да ты тогда не йог, ты — хуйог! Вот такой! — растопырив пальцы, Дядя показал те приблизительные размеры, в которые он оценивал йога (примерно два сантиметра). — Ты, поди, и в Индии не был, а загорал под лампами ультрафиолетовыми где-нибудь у себя в деревне. Ты шарлатан! На фига вы меня сюда привели? Это же шарлатан! — сам Дядя в те годы считал себя духовно продвинутой личностью, поскольку был знаком с ксерокопиями Блаватской. — Ты в астрал выходить умеешь? — продолжал наседать он на несчастного йога, лихорадочно складывающего вещи в котомку. — Нет? Тогда давай вали быстрей отсюда, пока я не разозлился! — и Дядя гневно потряс руками.