Бесплатный фрагмент - Телефон для Золушки и другие расСказки

Гладышевская Лидия — драматург, прозаик. Член Национальной Ассоциации Драматургов.

Лауреат нескольких международных литературных конкурсов. Номинант Конкурса «Писатель года 2022», награждена медалью к 130-летию Марины Цветаевой за вклад в развитие русской литературы.

Автор пьес: «Последний из Удэге», «В тени Вождя», «Белый Маг», «Возвратитесь в цветы», «Переделкино и его обитатели», «Ох уж эти привидения…», «Лишняя хромосома», романов: «Время собирать камни», «Смертоносная зона», серии рассказов, мемуаров о первом космонавте Ю. А. Гагарине.

ОТ АВТОРА

Посвящается моему любимому отцу —

Виктору Ивановичу Гиненко,

врачу-исследователю

в области космической медицины и самому

доброму доктору на свете

Мой отец умел сочинять сказки. Волшебные, «засыпательные» сказки — на ночь, сказки с невероятными приключениями — во время совместных прогулок и особенные, «терапевтические» сказки — очень веселые, которые специально придумывались, когда я болела. Они предназначались только для меня, для меня одной, и героиней всегда представала я — то в образе маленькой принцессы, то — бесстрашной русалочки, то феи, умеющей творить чудеса. Слушала, раскрыв рот, и о чудо, быстро выздоравливала.

Стоит ли говорить, что чужие рассказы меня не очень-то волновали, а покупные книжки за ненадобностью пылились на полках. «Вот, вырасту», — думала я тогда, — «и тоже буду обязательно что-нибудь сочинять для своих детей».

Увы, не получилось. Только спустя годы родились истории, которые преподнесла сама жизнь. Непридуманные истории, порой так похожие на сказки. Оставалось только записать. А их читателями стали уже взрослые люди…

Не могу не поблагодарить за многочисленные отзывы коллег-писателей: прозаиков, драматургов, журналистов. Не только «девочек», но и «мальчиков» из разных городов и стран. Привожу здесь только некоторые выдержки из рецензий:

Все ваши работы я вижу в голове, как кадры из фильма — все очень четко. Благодаря вашему описанию я попадаю на сцену и становлюсь ее участником.

Долгая жизнь, неисчислимые встречи с людьми, давшие вам богатейший опыт, позволяют писать в разных жанрах. Вам удаются, как большие, так и малые произведения. В пении это называется «широкий диапазон октав».

В этом мире мы все должны идти к чему-то, излучающему свет. Ваше внутренне путешествие — это та самая дорога, которую своим примером когда-то показал ваш отец, и путь, по которому вы идете и никогда от него не отступитесь!

Джеймс Келлспелл

Телефон для Золушки

С большим удовольствие прочитала — авторский стиль безупречный, погружение в прошлое стопроцентное.

Лариса Малмыгина

Думаю, что ваш рассказ — российская версия рассказа О’Генри «Пути, которые мы выбираем». Напрашивается резонный вопрос: сколько стоит сегодня Совесть?

Юрий Фролков

Классный рассказ, написанный хорошим, неперегруженным языком. Сюжет не банальный, на одном дыхании читается, но эмоционально успевает откликнуться звонко.

Наталья Мозговая

Приключения Дюймовочки

Написано МАСТЕРСКИ, умело, захватывающе. Несомненный успех автора. Сюжет, стиль, канва — все на своем месте и ничего лишнего. А уж чего в этой трагикомедии в избытке или недостатке — смеха или -горечи — каждый решит самостоятельно.

Лев Хазарский

Белая Шляпка, или как попасть к Президенту

Спасибо за интересный рассказ. Ярко, образно и с юмором. Конечно, звучит немного фантастически… попасть в ЦА Президента СССР. На фоне перестройки и новых веяний происходил слом старой системы. Ох, ветер перемен. Как пелось в песне: «Он придет, он будет добрый ласковый. Ветер перемен». Сколько надежд и иллюзий было связано с перестройкой, и так бесславно все закончилось.

Антон Серебрянный

Маша и Медведь

Рассказ очень-очень понравился! Так увлек, что не заметила, как прочитала.

Людмила Каштанова

Отличная история. О балете можно писать по-разному, можно и так, главное — весело и искренне.

Мария Купчинова

Беляночка и Смугляночка

Очарован. Сказочной напевностью, цветастостью и в то же время ясной простотой языка.

Алексей Фофанов

Про Красную Шапочку

Девочки, рано вышедшие замуж, долго взрослеют. Рассказ понравился, вроде ничего особенного, дела житейские. Но читала с интересом.

Татьяна Мартен

Капитуляция Снежной королевы

Вот концовка такая душевная… пахнуло весной, оттаявшей земелькой, подснежниками. Замечательное произведение, прекрасный слог, интересные факты о выживании в 90-е.

Галина Боршковская

Красавица и Чудовище

Прочитал, как всегда залпом. Энергично и увлекательно. Погрузился в ваш красивый, грустный и смешной, такой пленительный МИР. День прожит не зря.

Григорий Новиков-Карлтон

Маша и Медведь-2 (прививка от ковида)

Что только ни придумают люди! Так смешно! Вашего 3-х месячного ребенка прививают от целого списка болезней… А 40% населения ведут себя, как глупые дети, которые отказываются менять подгузник.

Джеймс Келлспелл

ТЕЛЕФОН ДЛЯ ЗОЛУШКИ

Сказка — это когда выходишь замуж за чудовище, а он оказывается принцем, а быль — это когда наоборот.

(Фаина Георгиевна Раневская)

Зачем ее потянуло в придорожный магазин, она и сама не знала. Сказалась многолетняя привычка. В прежние годы Галка всегда забегала в этот «оазис времен застоя» за мелочами.

Теперь от былого благополучия не осталось и следа. Кругом зияли полупустые обшарпанные полки. Нечастые посетители заскакивали сюда и сразу же выходили, не задерживаясь. Испытывая неловкость перед продавщицей, Галка для приличия потопталась еще несколько минут, усердно изображая потенциального покупателя.

Разглядывать редко расставленные, никому не нужные консервные банки надоело, и она уже хотела отчалить, как вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Неподалеку стоял мужчина в дорогом светлом костюме и, не сводя с нее глаз, пил томатный… сок. Надо же! Томатный сок! Какая роскошь по нынешним временам…

Каким-то непостижимым образом в отделе «соки-воды» уцелели три конусные колбы, сохранившиеся чуть ли не с довоенных времен. Две из них — были пусты по причине отсутствия сока как такового, в третьей — плескалась мутная красно-бурая жидкость, отдаленно напоминающая напиток, любимый целыми поколениями советских граждан. И этот гламурный тип его жадно поглощал, отдуваясь и фыркая.

Капля сока уже готова была сорваться с его губ, упасть и растечься кровавым пятном на воротнике белоснежной рубашки, но щеголь в последний момент успел подхватить ее языком. Осилив последний, кажется, пятый по счету стакан, он, непонятно к кому обращаясь, вдруг громко произнес:

— Вот ведь…, полмира объездил…, казалось бы, все на свете перепробовал, а тянет по-прежнему на наш сочок, отечественный, хоть и знаю, что с гнильцой он, с тухлинкой.

— Чево это с гнильцой-то? — обиделась толстомордая продавщица. — У нас только первосортный товар. Сам-то… аж шесть стаканов оприходовал. А туда же… с гнильцой, с гнильцой…

— А помнишь, как в студенческие годы, — продолжил странный посетитель, проигнорировав ворчание продавщицы и направляясь прямиком в сторону удивленной Галки, — перебирали мы помидорчики на овощной базе… Целые — укладывали в ящики, для продажи в магазины, а слегка подпорченные — бросали в бочки, в переработку на сок, от чего, видно, и получался он ядреный…, с душком.

Девушка в недоумении пожала плечами.

— Ну что, так-таки и не хочешь узнавать старого друга? — внезапно переменив гастрономическую тему, сказал любитель сока, приблизившись вплотную.

Она подслеповато сощурилась. Неужели Толик? Толик с параллельного потока? Недотепа, влюбленный очкарик с толстенными линзами плюс 10, из-под которых когда-то выглядывали беспомощные голубые глаза. Но теперь они были почему-то серыми, тусклыми и безжизненными.

Губы сокурсника растянулись в приветливой улыбке, глаза же оставались холодными и пустыми. Казалось, они жили какой-то своей потусторонней жизнью, отдельно от лица. Именно эти «чужие» глаза все еще сбивали ее с толку и не пускали в прошлое. Нет, не Толик…

Она мысленно надела на незнакомца очки. Вот теперь, вроде, похоже…

Галка потеряла его из виду после окончания института. Перед распределением Толик женился, как утверждали злые языки, на дочке замминистра или какого-то другого большого начальника, и исчез из поля зрения, будто и не было однокашника никогда в ее жизни. Они ходили по одним и тем же улицам, делали покупки в одних и тех же магазинах, но по иронии судьбы никогда не встречались.

Бывшие друзья вместе вышли из магазина и приземлились на соседней скамейке невдалеке от мусорных баков. Время перестройки и старательных таджиков, приводящих в порядок московские дворы, еще не пришло… Вокруг валялись пустые бутылки, бумажные стаканчики, конфетные обертки, окурки и прочий мусор в таком неимоверном количестве, словно он никогда не убирался и специально копился много лет в ожидании встречи наших героев.

— Осторожно! Костюм не испачкай… Ты таким теперь франтом заделался, — не без зависти отметила Галка. — Я тебя не сразу узнала. Товароведом работаешь? Признавайся, откуда такие шикарные шмотки?

— Бери выше, подруга, — ухмыльнулся Толик. Я — как-никак внешнеторговый работник, бывший сотрудник МИДа, а теперь, вот, еще и фирму свою возглавляю.

— И заграницу ездишь!? Офигеть! А я, вот, в Болгарию собиралась, да фамилию генсекретаря компартии забыла… Не выпустили… Ну, а как там на Западе? По-прежнему загнивают?

Толик расхохотался.

— Ага, загнивают, — сказал он, с презрением оглядывая смердящую рядом помойку, — держи карман шире…

— Вот, операцию в Швейцарии сделал. Смотрю сейчас на мир без очков и совсем «другими» глазами. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею ввиду…

Сокурсник вальяжно развалился на лавочке, забросил ногу на ногу, гордо демонстрируя ботинки из крокодиловой кожи.

Бывшая подруга съежилась и поджала под себя ноги, чтобы спрятать туфли, давно вышедшие из моды…, купленные лет десять назад на одной из распродаж. Авось не заметит… другими-то глазами.

Историю покупки этих туфель Галка не раз рассказывала своим подросшим дочерям.

— В далекие восьмидесятые «распродажа» означала совсем не то, что сейчас, — пыталась она неумело объяснить то, что объяснить было невозможно, и ни у кого не укладывалось в голове.

— На «загнивающем» Западе склады ломились от изобилия всякой всячины. В магазинах устраивали сезонный sale и продавали товары с огромной скидкой, чуть не даром, лишь бы от них избавиться… А у нас в то же самое время дефицитные товары выбрасывали…

— Как выбрасывали? Зачем? Ты же сама говорила, что у нас ничего не хватало…, — переспрашивали непонятливые дочки.

— Выбрасывали — в переносном смысле. Распродавали, значит…, по талонам среди работников крупных трудовых коллективов, поскольку на всех не хватало. А талоны заранее распределялись из расчета один билет — на сорок-пятьдесят человек. Или разыгрывались, как в лотерею.

— Не может быть?! Неужели?!

Спустя годы Галке и самой верилось в это с большим трудом.

Обычный флакончик духов или лака для ногтей тогда становился настоящим «подарком судьбы» для тысяч советских женщин. Что уж говорить о кофточке или сапожках к восьмому марта…

— Хватит девчонкам голову морочить! — ворчал на Галку муж. — Подумаешь, лака не было! Не война! С голоду никто не умирал. Пережили. Кому это сейчас интересно? Зато весело было, в театры чаше ходили.

Но Галка забывать ничего не хотела. Безрадостное время дефицита ржавым гвоздем засело у нее в мозгу.

И она из года в год вспоминала, как однажды под Новый год вытянула счастливый билет на покупку одной пары обуви.

Никогда еще в своей короткой жизни Галка не видела столько туфель одновременно! Она металась от прилавка к прилавку, примеряла пару за парой, но ни одна не подходила ей по размеру, будто торговцы нарочно сговорились и закупили у иностранцев огромные скороходы для каких-то великанш. Видимо, такими представлялись зарубежом наши женщины — с кувалдой в руках и большими натруженными ногами.

Несчастная девушка уже готова была лопнуть от досады, как вдруг на глаза попались изящные невесомые туфельки… Они оказались почти впору, ну, чуть-чуть великоваты, самую малость.

Их-то «золушка» и носила теперь бессменно, в течение последних пяти лет, и всегда ощущала себя принцессой с легкой неземной походкой. Время от времени левая туфля соскальзывала с маленькой ножки в самый неподходящий момент…, и девушка, чертыхаясь, подхватывала «непослушную» прямо на лету и бежала босиком.

Сейчас, рядом с Толиком, она стыдилась своих старых, но таких любимых прежде туфель. А каким убогим стало казаться скромное платье в горошек…

Разговор дальше не клеился, и Галка заторопилась домой. Пластиковый стаканчик выкатился из-под лавки и хрустнул у нее под ногами в знак прощания.

— Постой…, погоди, вскричал расстроенный сокурсник. Давай встретимся завтра. Сто лет ведь не виделись. Молодость вспомним. Я тебе про Лондон… или про Ирак расскажу.

— Так ты и в Ираке…?

— А то…!

Бывшая подруга еще какое-то время отнекивалась, ссылаясь на загруженность на работе, но… дала-таки себя уговорить.

Они условились встретиться у входа в маленький ресторанчик неподалеку от Галкиной работы.

***

На свидание она, конечно же, опоздала. Троллейбус застрял в пробке, и полпути пришлось пройти пешком, вернее, почти бегом, теряя туфли. Однако и Толика в назначенном месте тоже не наблюдалось. Вдруг он вообще не придет…?

Обескураженная девушка присела в скверике на скамейке, поминутно поглядывая на часы.

Сокурсник появился через полчаса. Эффектно вылез из авто, нагруженный увесистыми сумками.

— Шеф, подожди минут пять, — попросил он таксиста. — Я быстро.

Галка бросилась навстречу:

— Ну ты даешь, приятель! Попозже не мог прийти?! У меня обеденный перерыв заканчивается…

— Извини, никак не мог отвязаться от итальянцев. Пришлось тащиться в ресторан после подписания контракта. Так что сегодня никак не удастся вместе перекусить. Фу, на еду уже смотреть не могу…

Он плюхнулся рядом и принялся внимательно изучать содержимое сумок.

— Посмотрим, посмотрим, что тут сегодня нам в клювике принесли…

— Вот черт, опять телефон подсунули! Уже третий — по счету. Придется снова нести в комиссионку.

— Хочешь посмотреть? — наконец, спохватился сокурсник, вспомнив о существовании подруги.

Все это время Галка сидела не шелохнувшись, поджав ноги, как маленькая птичка на ветке, нахохлившаяся и взъерошенная.

Как под гипнозом она взяла лакированную коробку и повертела в руках. Красный телефон-трубка! С серебряными кнопочками! Именно о таком мечтал ее муж, страстный любитель разных технических новинок и модных штучек.

— Ну, зачем тебе идти в магазин, тратить время, платить комиссионные…, — вдруг смиренно пролепетала молодая женщина, сменив гнев на милость. — Продай его лучше мне.

Толик побагровел.

— Продать?! Ну, мать, ты совсем оборзела! Вот уж не думал, что ты стала такой меркантильной. И за кого ты меня принимаешь? Я же не фарцовщик!

Галка смутилась и виновато потупилась.

— Я ж не для себя…, для мужа. У него скоро день рождения, а наш дисковый аппарат давно барахлит. Ну, пожалуйста, пожалуйста…

Она с вожделением смотрела на яркую картинку на упаковке, боясь выпустить коробку из рук. Так смотрят маленькие дети на долгожданную шоколадку, ощущая ее вкус во рту от одного вида блестящей обертки.

И Толик сдался.

— Ну, ладно, — заявил он примирительным тоном, — Надеюсь, сто рублей для тебя не очень дорого? Учти, в комиссионке его за сто сорок с руками оторвут. Но ради нашей старой дружбы…

Галка потеряла дар речи. Сто рублей?! Это ж вся ее зарплата! Однако отступать было некуда.

— Отлично, вполне устроит, — сказала бывшая подруга, как можно увереннее, — Только… я…я должна посоветоваться с мужем. Завтра дам окончательный ответ.

— Хорошо, до завтра, так и быть, подожду. Шучу, конечно. Ради тебя я готов ждать хоть целую вечность…

Вечером с самым невинным видом она поинтересовалась у мужа, сколько денег осталось до получки, и заплатят ли вовремя.

— Неужели ты наконец-то приглядела себе новые туфли?

— Да нет. Хочу сделать тебе сюрприз. А туфли… Туфли подождут. Те, австрийские, кажется, вполне еще приличные…

***

На этот раз Галка предусмотрительно решила перекусить перед встречей, чтобы опять не остаться без обеда.

В буфете стояла большая очередь — как оказалось, «выбросили» коробки давно забытых конфет «Ассорти». Люди толкались и теснились в лихорадочном возбуждении — вдруг не хватит. У нее еще оставалась трешка, отложенная про запас, и Галка без малейшего сожаления вытащила заначку из кошелька, сразу забыв о еде.

Толик уже поджидал сокурсницу в условленном месте, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Судя по объемистому портфелю в руке, он только что вернулся с очередных переговоров.

— На, держи, вымогательница, — произнес он вместо приветствия, вручая Галке скромный пакетик.

— Извини. Спешу. Японцы пригласили в ресторан — обмыть новый контракт.

— А это от меня…, небольшой презент…, в знак благодарности, — сказала Галка, сияя как медный грош, и торжественно преподнесла добытую штурмом коробку.

— Как мило с твоей стороны. Знаешь, давненько не пробовал наших советских конфет.

Сокурсник быстро вскрыл упаковку и запихнул в рот целую пригоршню.

— Ммм. Тьфу… Жестковаты… Начинка совсем засохла… Ну да ладно, надеюсь, аппетит перед банкетом не испорчу.

Радостная улыбка сползла с Галкиного лица — зря только последнюю трешку потратила.

— А я, вот, и не догадался тебе тоже сувенирчик с работы захватить. Хочешь блокнотик фирменный… или разноцветные скрепки? — попытался сгладить неловкость сокурсник.

— Да, чуть не забыла, — проскрежетала потрясенная неслыханной «щедростью» Галка.

— Вот, как договаривались, ровно сто. Еще раз, большое тебе спасибо.

Толик медленно взял конверт, но внезапно вернул обратно. Галка опешила.

— Ну что ты, я не могу принять такую дорогую вещь бесплатно, — растроганно прошептала она, снова протягивая деньги.

— Да, вещь действительно недешевая…, — промямлил владелец фирмы, пряча глаза. — Не обижайся…, но мы с женой посоветовались… — меньше, чем за сто двадцать отдать не могу. В комиссионке сама понимаешь…

— Но у меня нет! Нет больше денег!

— Ничего, остальные отдашь, когда сможешь. Тебе, как лучшему другу, я доверяю. А телефон пока можешь оставить себе.

— Да пошел ты! Знаешь куда?! — Галка отшвырнула от себя злосчастный пакет.

— Ну…, ладно, ладно, так и быть, бери за сто. Какой может быть торг между старыми друзьями! Вот уж никак не думал, что ты так расстроишься из-за какой-то двадцатки…

Бизнесмен молниеносно выхватил конверт с деньгами.

— Ну… пока… Как-нибудь созвонимся, пообедаем вместе.

***

— Га-аль, ты вроде бы говорила, что будет красный…? — послышался из кухни недоуменный возглас мужа.

Он держал в руках трубку серого мышиного цвета, из которой в разные стороны торчали телефонные провода.

— А аппарат, видать, не новый, бывший хозяин так торопился, что прямо с «мясом» со стены вырвал…

— Мэ-ид ин Тай-вань, — продолжая осмотр, по слогам прочитал супруг, — а где же итальян…

Он осекся, увидев вошедшую Галку — бледную, с трясущимися губами.

— Я верну, я поменяю, я верну, — повторяла она, как заведенная.

Потом они долго сидели на диване. Муж утешал ее, как мог.

— Серый — даже лучше…, я вообще не люблю яркие цвета. Тайвань — это ж почти Япония! А итальянцы, кроме своих макарон, толком и делать ничего не умеют… А провода — это ничего…, это мы сейчас починим.

Однако с телефоном пришлось повозиться. Работать он никак не хотел. Супруг до глубокой ночи что-то паял, менял детали, собирал и снова разбирал, проклиная китайцев, а заодно и весь технический прогресс.

— А ты хорошо его знаешь? — сквозь сон услышала Галка.

— Кого?

— Ну, этого… твоего приятеля, с телефоном…

— Да совсем не знаю, — почти не соврала она.

***

Серый телефон так и прижился в Галкиной квартире. И хотя им давным-давно никто не пользуется, а на смену пришли современные мобильные и прочие средства связи, он по-прежнему занимает почетное место в прихожей. Маленький унылый символ минувших дней, разочарований, утраченных иллюзий и едва не рухнувшего счастья.

КАПИТУЛЯЦИЯ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ

Будь собой. Прочие роли уже заняты.

(Оскар Уайльд)

Выезжать из Козельска приходилось засветло. До столицы путь не близкий, а Глава Корпорации терпеть не мог опозданий и не прощал их никому. Совет директоров проходил каждый вторник, ровно в 11.00. И не дай Бог…!

Молодое руководство завода «Радуга», включая Генерального директора и двух его заместителей, еженедельно по шесть часов тряслось в микроавтобусе, причем, в прямом и переносном смысле. По дороге обсуждали повестку дня, планы и отчеты.

Недавно созданную структуру и холдингом назвать было пока нельзя. Так… два убыточных свечных заводика, купленных за бесценок, после прошедшей по всей стране приватизации. Однако выглядеть перед Самим нужно было убедительно, иначе не сносить головы. Начинающий бизнесмен был крут и, как многие новоявленные «хозяева жизни», с подчиненными не церемонился: мог и кулаком по столу стукнуть, и взашей вытолкать, да и в выражениях не стеснялся. Или еще того хуже — в одночасье уволить. В его кабинет заводчане входили обычно оживленные, обратно — выползали на полусогнутых.

Ближе к Москве начинались пробки. Время тянулось медленно. От обсуждения производственных вопросов уже мутило, и разговор как-то сам собою, незаметно, скатывался на более мирские и животрепещущие темы: о том, что случается с мужчиной, когда ему (страшно подумать) под сорок, и как с этим жить дальше… Или о женщинах (куда ж от них деться?) и их количестве в жизни нормального половозрелого мужика.

***

Последнее время объектом пристального внимания приезжих была новая сотрудница московского офиса — лет 30-ти, по имени Вера Николаевна, с неблагозвучной фамилией Криворучко. То ли старая дева…, то ли молодая вдова.

Завоевать сердце или хотя бы расположение неприступной Верочки у некоторой части мужского коллектива считалось задачей номер один, во всяком случае, поважнее выполнения каких-то там планов.

— Что ни говори, а есть в ней что-то такое…, — гундосил первый заместитель, подпрыгивая на сидении автобуса. — Флюиды, что ли… Вроде ничего особенного, а как взглянет — мороз по коже.

— Во-во. Мороз. Холодная она, будто изо льда сделана, — вторил ему второй зам, не пропускавший мимо ни одной юбки. — Прям, снежная королева. Я к ней на прошлой неделе… Гм, гм… Так чуть по физиономии не схлопотал.

— Вера Николавна — столичная барышня, интеллигентная дамочка, к ней особый подход нужен, — мягко возражал ему первый. — Ее, как Зимний Дворец, штурмовать не надо. Такой…, такой… миллион алых роз нужен…, романтика требуется. Иначе даже в твою сторону не посмотрит. Скажи спасибо, что еще без глаз не остался, и на весь холдинг тебя не опозорила.

— Какой-такой еще подход? Все бабы везде одинаковые, что у нас на заводе, что в столице, особенно без мужа. Подумаешь, какая цаца! И я сдаваться не собираюсь. А будет артачиться, посажу ее на горячую печку, вмиг растает.

Генеральный, как правило, в разговор не вступал и фривольные темы со своими заместителями не обсуждал. Не по чину. Но по лукавым усмешкам в усы было понятно, что и ему ничто человеческое не чуждо, и Верочкины «вредоносные» флюиды уже успели проникнуть и в его начальственное нутро.

***

Вера Николаевна Криворучко появилась в офисе, как раз под Новый год, вся заснеженная и обледеневшая.

В 93-м ее безжалостно сократили в НИИ федерального значения, несмотря на ученую степень, трезвый холодный ум, трудолюбие и прочие достоинства, прежде так необходимые советской науке. Шесть месяцев она сидела без работы, пока случайно не встретила на улице коллегу с соседней кафедры.

Как оказалось, тот теперь служил охранником в небольшой частной фирме, которую гордо именовал «империей», и был чрезвычайно доволен жизнью.

— Представляешь, жене костюм-джерси купили, детишкам — пальтишки-сапожки, сам, вот, тоже прибарахлился. Глядишь, через годик машину подержанную осилю. Хочешь, и тебя порекомендую?

— Охранником? — горько пошутила Вера и сжала в локте правую руку, демонстрируя хилые бицепсы.

— Ну, зачем же охранником! Ты — женщина видная, симпатичная. У нашего Босса одних секретарей штук шесть! Одна — на телефоне, другая — на факсе, третья — с бутербродами носится… Только он почему-то всегда голодный и поэтому злой, как черт. Ты бутерброды делать умеешь?

— Штук!? Штук шесть, говоришь? Бутерброды? Хорошая перспективка… Куда ж еще седьмую-то брать?

— Не хочешь секретаршей — не надо. Другую должность подыщем. У меня тесть в больших начальниках ходит — «правая рука» Шефа, теща с племянницей — в бухгалтерии подвизаются, два одноклассника — в транспортном отделе. Мы все тут, как одна семья. Один — одного приводит, другой — другого.

— Круговая порука, что ли?

— А как же иначе! Где еще хороших специалистов взять? Мы ж не на Западе, где есть кадровые службы, агентства по найму, кастинги-шмастинги разные и резюме. А за тебя я смело могу поручиться.

— Ну, не знаю…, надо подумать.

— А чего тут думать? Хочешь с голоду пухнуть? Пошли со мной скорее, пока мы в сосульки не превратились. Брр… Холод собачий. У меня обеденный перерыв заканчивается.

Секретарша, так секретарша, — решила про себя Вера, — Нечего привередничать.

***

На…, заполни пока анкету. Босс как раз на месте, только что из Лондона вернулся. Сейчас тебя пригласят, — шепнул коллега-охранник и испарился.

Однако ждать аудиенции пришлось довольно долго. Вера примостилась на стуле в крошечном предбаннике, выполнявшем функции приемной и канцелярии, и принялась исподтишка наблюдать за очаровательными цыпочками — секретаршами.

Все шесть «штук» были налицо и сидели в ужасной тесноте, сбившись в кучу. Одни -тихо переговаривались и жужжали, как пчелки, под перманентное гудение принтеров и факсов, другие — порхали словно бабочки, на лету разбрасывая почту. Телефонные трели звонков изредка прерывались каким-то подозрительным шумом и скрежетом за стеной.

Снег на Вериных сапогах давно растаял, и под ногами струился водяной ручеек. Раздеться ей так никто и не предложил, и девушка ввалилась к Главе Корпорации в расстегнутом пальто, с мокрой шапкой в руках и распаренным, как после бани, лицом.

Ни дорогих картин в золоченых рамах, ни ковров, ни альковных диванов, как рисовалось Вере, в скромно обставленном кабинете не было. И немного отлегло.

***

— Здравствуйте. Я согласна, — прямо с порога сказала она уверенно.

— А я Вам, кажется, еще ничего не предлагал, — ответил Шеф вместо приветствия и углубился в чтение анкеты.

— Профессор Иван Аполинарьевич Криворучко случайно не родственником Вам приходится? Знавал я в Университете одного такого…, раз пять по экономике меня заваливал.

— Это… Это… мой де-дедушка, — вновь оробела девушка.

Но будущий олигарх, похоже, ее не услышал и продолжил изучение досье. Он подбирал персонал исключительно по знакомству и принципу личной преданности. В новой структуре все должно было быть «своим», надежным и проверенным: «свои» заводы, «свой» банк, и, конечно же, «свои» люди.

Впрочем, с последними — владелец Корпорации, в прошлом научный сотрудник, быстро привык обходиться, как с неодушевленными предметами. Попользовался, сколько нужно, и выбросил без сожаления. «Вещи» с неплохими мозгами, в те годы можно было купить задешево. И каждый еще считал за честь поработать в «империи» за любую зарплату. Только не каждого брали…

Кандидаты наук с радостью трудились младшими клерками и секретарями.

— У меня ведь телефонистки, да что телефонистки, уборщицы…, и те с высшим образованием!», — хвастался предприниматель перед другими собратьями по цеху, начинающими бизнесменами. — Кушать-то всем хочется… Так они ничем не брезгуют, за счастье почитают полы в моем офисе поскрести. Им благо, а мне приятно — люблю, когда вокруг интеллектуальные лица.

— По вечерам, наверняка, докторскую пописываете? — спросил благодетель, жестом указывая гостье присесть. — А я вот на кандидатской сломался, бросил. Бизнес, знаете ли, затягивает.

— Какую там… докторскую! Кому это сейчас нужно?! — с грустью ответила Вера.

— А что у вас с языком?

— В смысле?

— Слово «контракт» по-английски как пишется?

— С двумя «си».

— Уверены, что не через «кей»? — пробормотал олигарх себе под нос, что-то зачеркивая в лежащем перед ним листе. — Жаль старика, но придется с ним все-таки расстаться.

Вера пожала плечами, не понимая, о ком идет речь…

— А что же вы до сих пор в верхней одежде? Пальтишко снимите, пожалуйста, и пройдитесь туда-сюда.

— Куда? Сюда? — в недоумении воскликнула девушка, наткнувшись на колченогий стул.

— Ну, и последний вопрос, на который нужно ответить, причем сейчас же, не раздумывая. Как вы себя позиционируете?

— Не понимаю…

— Как специалиста, или… как привлекательную женщину? Красивая и умная — это, извините, парадокс, нонсенс, полный абсурд! Ошибка природы!

— Вообще-то, я сюда ра-работать пришла…

— А жаль…, вы чертовски хорошенькая. Ну, тогда идите, работайте, работайте.

И шеф назначил ее руководителем вновь создаваемого отдела «Внешних сношений» — в единственном числе, без подчиненных.

— Связь будем держать только по пейджеру, — прокричал вслед начальник. — Удобная штуковина, без передатчика. А значит, никто не сможет определить местонахождение этого устройства, ну… и меня заодно, — добавил он с непонятной ехидцей начальник. — Идите и возьмите мой номер абонента в канцелярии. Идите, идите, работайте. Не стойте в дверях столбом, как замороженная.

***

Заморское слово «пейджер», к счастью, вышедшее ныне из обихода, как и сам прибор — приемник персонального вызова, Вера возненавидела с первой минуты. Предшественник мобильного телефона раздражал ее до колик в желудке.

To page! To send a page! Page! Паж, слуга, «мальчик на побегушках»! Вот каким было теперь ее предназначение!

И она отсылала информацию для Шефа-абонента на телефон неведомого ей оператора, и изо дня в день диктовала и диктовала различные сообщения.

— Пейджируйте, Ве… Варя, пейджируете, — язвительно говорил Глава Корпорации, столкнувшись с Верой у дверей своего кабинета.

— А можно зайти, хотя бы на минуту. Ведь невозможно передать цифры по телефону…

— Меня здесь нет! Слышите? Пейджируйте, Ира, пейджируете…, не ленитесь.

— Тамара, — кричал на нее босс при следующем столкновении, — что за чушь вы мне прислали по пейджеру?

— Да это не я…, а телефонистка на станции, наверное, все перепутала. Я же говорила, что цифры… Ну можно зайти…, хоть на 5 сек вместе со сводками, а?

— Вы же знаете, что меня нет, нет и нет! Пейджируйте, Кира, пейджируйте…

***

Перед ней на разложенных газетах сидела крыса с длинным хвостом, наполовину прикрывая жирным телом громкие заголовки: «развитие капитализма в новой России» и «капитализм с человеческим лицом». Звереныш смотрел немигающими глазками и шевелил усищами, дожевывая очередной Верин отчет.

Интересно, это самец или самка? И как себя на моем столе позиционирует?

— Дура ты, Вера, дура, — вдруг сказала крыса и тяпнула ее за протянутый палец.

— Вер, 2 часа ночи. В здании — только ты и кошка, — разбудил ее коллега-охранник, услышав сдавленный стон из комнаты. — Хозяин, единственный в компании полуночник, и тот давно уехал.

— Как уехал? Он же обещал меня сегодня в 12 принять!? А я задремала…, его звонка не услышала.

***

С появлением «Радуги» серая жизнь Веры заиграла новыми красками. Команда провинциалов оказалась молодой, задорной и «разноцветной». Красный, Желтый, Зеленый…

В дни их приезда все вокруг бурлило и кипело. До начала утренних совещаний у Шефа оставалось немного времени, и шустрые заводчане — Генеральный директор и два заместителя — разбегались по кабинетам, как тараканы, стараясь оперативно согласовать наболевшие вопросы с сотрудниками головного офиса. То тут, то там в коридорах раздавался веселый смех приезжих, мигающих, словно новогодние лампочки. Красный, Желтый, Зеленый…

Первым в «гости» всегда наведывался Желтый, то есть первый зам, с неизменной алой розой и томиком Иосифа Бродского в руках.

— Не помешаю? А что Вы делаете сегодня вечером? Не хотите прогуляться при луне, свежим воздухом подышать на сон грядущий?

— Спасибо. У меня сегодня другие планы, — сухо отвечала Вера, свято соблюдая данный Хозяину обет.

Следом подтягивался взрывоопасный Красный.

— Привет, Николавна. И че это ты на нос нацепила? Как хочешь, а я этот «велосипед» прошлого века реквизирую. Ну как, мне идет?

— Ой, извини, случайно вышло, — говорил он минуту спустя, собирая осколки и сдувая стеклянные крошки с осиротевшей оправы. — Так даже лучше будет. Зачем прятать такие безумные…, ой…, безумно красивые глаза.

— А смешная «шишка» у тебя на затылке…, — приставал он снова, дергая несчастную девушку за пучок.

— Как вы смеете, — как можно строже восклицала она, напуская на себя излишнюю суровость.

— Промазала…, промазала… эх ты, Криворучко, — притворно пищал настырный заместитель, уворачиваясь от пощечины. — Бить нужно резко, наотмашь. Вот так!

Ближе к вечеру появлялся и Генеральный. Совсем еще юнец — Зелененький… Сколько ему? Лет 20—25, наверное… Своим вальяжным видом он напоминал молодого русского барина.

— Здравствуй, здравствуй, Веруня, — нарочито басил и окал вошедший, незаметно подсовывая среди бумаг пакетик местных козельских конфет и поглаживая коротко стриженную помещичью бородку, которую завел для пущей важности.

— Отличный контракт у тебя получился… Иностранцы не ожидали, думали, мы — Россия лапотная, а ты им все так культурненько, на двух языках…

Начальница отдела краснела, как гимназистка, и опускала глаза.

— Ешь, ешь не стесняйся. Совсем отощала на хозяйских-то харчах. А мозгу питание нужно.

— Спасибо. Я сладкого не ем. Приберегите свои угощения… эээ… для женщин, — отказывалась Вера ледяным тоном.

Зеленый удивленно вскидывал к небу глаза. О чем это она?

***

Красный, Желтый, Зеленый… Ах, если бы к импозантности Зеленого чуть-чуть добавить озорства и смелости Красного и немножко скромности Желтого, — неожиданно для себя самой размечталась она, как Гоголевская Агафья Тихоновна. Получится…, получится Синий, глубокий синий… или Фиолетовый…

— Нет, и думать не смей! Ты — Ошибка природы! Ты навеки помолвлена с мистером Пейджером, — сказала крыса и укусила ее за второй палец.

***

— Собирайся, Веруша. У нас важная встреча с иноземцами, опаздывать никак нельзя. На карту поставлено новое производство. Сбор, как обычно, внизу, у микроавтобуса.

— Эй, ты что, заснула? Вот тебе гостинец с завода, опытный экземпляр.

Затворница открыла в изумлении глаза и сладко потянулась спросонья, разминая затекшую руку.

— Спасибо. Только я в ближайшее время ремонт делать не собираюсь.

— Обижаешь, подруга… Парфюм! Не хуже французского! Тары только приличной пока не нашлось. Извини, налили в бутылку из-под водки. Зато надолго хватит.

— Спасибо. Я духами не пользуюсь. Женщинам, в канцелярию отнесите. Я скоро, только переоденусь.

***

На улице светило яркое солнце. Вера зажмурилась. Зима-то, оказывается, уже незаметно закончилась… Снег везде растаял, и в образовавшихся на тротуарах лужах купались воробьи. Они оглушительно чирикали, разогретые весенним теплом.

На углу стояла «карета», где поджидали верные «мушкетеры». Красный, Желтый, Зеленый. Они нетерпеливо переминались.

Немного поодаль топтался кто-то еще — четвертый, пока неизвестной окраски. Вера с разбегу перепрыгнула через лужу, распугав всех птиц.

— А вот и я! Заждались?

— Вот, возьмите, первые, весенние, — вдруг сказал незнакомец, вышедший из тени. — На полянке утром насобирал, пока руководство отдыхало. Мы теперь по дороге в Москву остановки делаем, вот я и…

Он протянул пучок пожелтевшей прошлогодней травы, среди которой угадывались поникшие головки каких-то синих цветов. Жалкое зрелище.

— Пролески, по-моему, называются. Только осторожно, белые ручки свои об корешки не испачкайте. Земля в лесу еще сырая, влажная. Я, представляете, весь перемазался, пока их выдергивал… Жуть! — добавил пришелец и круто развернулся на каблуках в сторону машины.

Спина. Знакомая спина в кожаной куртке. Где? Где она могла ее видеть? Как же она сразу не догадалась? Вот, сосулька замороженная. Ничего не замечала. Растяпа близорукая. Это же… Синий! Синий!

— Постойте, подождите… Спасибо! — Вера рванулась и чмокнула водителя в щеку.

Трехглавое руководство разинуло рты.

— Видали? — победоносно произнес шофер, глядя на оторопевших начальников.

— А вы говорили — розы, розы… Эх, ничего-то вы в женщинах не понимаете, козлы старые…

— Поехали, Верочка. Карета подана.

Она напоследок подставила солнцу бледное лицо, на котором уже успели проступить рыжие веснушки, постояла еще минуту и вприпрыжку побежала к автомобилю, прижимая к груди полузасохший букетик с комьями весенней грязи.

КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ

(А не попить ли нам пивка? — очень «страшная» сказка-быль)

Их помещают на эту Землю, чтобы любить,

развлекать… и раздражать друг друга.

(Народный фольклор)

Зевалось. Зевалось так, что сводило скулы.

Перед началом летней сессии наступила невыносимая липкая жара, настоящее пекло. В аудитории было душно. Открытые окна и двери не спасали.

Разморенный профессор вяло переползал от одного края доски к другому и пытался вдолбить длинные формулы в одурманенные зноем студенческие головы. Своим видом он напоминал вареного рака — покрасневшая голова, лишенная остатков волос, и растопыренные, испачканные мелом руки-клешни.

Время от времени преподаватель останавливался и вытирал клетчатым носовым платком капли пота на блестящей лысине. Запотевшие очки. Невидящий взгляд. И пара-тройка отличников в первых рядах, расплывавшихся в мутных линзах.

Сонное царство «галерки» тоже было полупустым. Самонадеянные пятикурсники не баловали своим посещением — дипломы, итак, почти в кармане.

Мишка и Алик сидели, как всегда возле двери, низко опустив головы. Два друга — не разлей вода.

Алик высшую математику, равно как остальные точные науки, мягко говоря, не любил. С раннего детства он мечтал стать моряком и грезил о дальних странствиях. Поля его конспектов были изрисованы старинными парусниками — фрегатами и каравеллами, которые нерадивый студент изображал от скуки во время лекций.

Он любовно прорисовывал грот-мачту какого-то судна, когда услышал приглушенный шепот приятеля:

— Может, рванем по пиву?

«Художник» не заставил себя долго уговаривать. И как только преподаватель в очередной раз повернулся к аудитории спиной, друзья тихонько выскользнули в широко распахнутую дверь.

***

Прилежная первокурсница Маргарита сидела в первом ряду, вглядывалась в испещренную значками доску, но ничего не могла разобрать — строчки формул сливались. Непослушные пальцы выводили какие-то каракули вместо цифр. Голова болела нестерпимо, кости ломило, тело сотрясал озноб.

Причиной тому была простуда, которую девушка умудрилась подхватить, выпив ледяной воды. Злосчастная простуда! Летом, в такую-то погоду! Да еще так некстати — на носу экзамены. Болезненное состояние усугублялось духотой и неизбежным запахом пота в переполненной аудитории. Несмотря на жару, маленький зал был забит до отказа — первокурсникам прогуливать не полагалось.

Едва дождавшись перерыва, Маргарита вышла. На улице оказалось еще хуже, чем в помещении. Немилосердное солнце прожигало насквозь, температура зашкаливала, и жирный серый асфальт плавился под ногами.

Она не помнила, как добралась до остановки и как вошла в сорок третий троллейбус, который неторопливо повез ее к дому. Он, видимо, тоже устал от жары.

***

Алик и Мишка зашли в близлежащий пивной бар, где царила спасительная прохлада. Но, увы, яблоку было негде упасть. Сообразительная студенческая братия уже с утра оккупировала все столики, а также места у стойки.

Разочарованные друзья отправились в соседнее кафе. Там их ожидала та же неутешительная картина. Не повезло им и в третьем, и в четвертом заведении общепита. Казалось, что сегодня весь город только и делал, что пил пиво, соки и минералку.

Прогульщики добрели до троллейбусной остановки, рядом с которой примостилась ржавая квасная бочка. Солнце продолжало палить нещадно, раскаляя железную емкость.

— Фу, гадость, какая, — сказал Алик, выплевывая теплую прокисшую жидкость, — пить невозможно.

— Айда, ко мне! — предложил он, внезапно вспомнив о нескольких бутылочках импортного пива, стоящих дома в холодильнике, — Вот, как раз и сорок третий подходит…

***

Маргарита с трудом вставила ключ в замочную скважину. Провернула, как обычно, два раза, но дверь не открылась. Ну и день! Ключ и тот бастует! Девушка долго возилась, пытаясь справиться с дрожью в пальцах, но в конце концов, кое-как совладала с замком. Она постояла минуту-другую, опершись о косяк, и ввалилась в квартиру.

Первым делом больная прошла на кухню и нашла в аптечке коробочку с аспирином. Упаковка была подозрительно легкой. Однако опасения оказались напрасны — на дне пластикового пузырька еще бренчало несколько таблеток. Раз, два… пять. Этого точно должно хватить, чтобы сбить температуру.

Прихватив с собой остатки лекарства, несчастная направилась в гостиную. Задернула плотные шторы, чтобы свет не резал глаза, и бухнулась на диван, как есть, не переодевшись.

***

Через полчаса жаропонижающее начало действовать, и стало немного легче. Для верности Рита решила выпить еще пару оставшихся таблеток.

Вот теперь, можно и поспать, и все будет в порядке. Нет, нет, не все… Надо бы сухую рубашку надеть, как учили родители, а она во всем привыкла слушаться советов старших.

По правилам полагалось также ноги укутать чем-нибудь легким и теплым. Под руку подвернулся пушистый плед — как раз кстати. Больная свернулась клубком и закрыла глаза. Вот сейчас, кажется, все…

Но блаженство продолжалось недолго. В коридоре послышался какой-то шум. То ли сквозняк, то ли… По всей видимости, она забыла закрыть входную дверь. Вставать было неохота. Но что делать? Вдруг обворуют… или уже? И девушка в полусонном состоянии поспешила в прихожую.

Дверь была открыта настежь, то есть пребывала в том же виде, в каком ее бросила ничего не соображающая Маргарита.

Девушка с опаской выглянула на лестницу. Кругом — тишина. Да и кому здесь быть? День-деньской, жильцы — на работе. Следов посторонних в квартире нет, все вещи вроде на месте…

Рита облегченно вздохнула и по привычке задвинула массивную щеколду — странное приспособление, которое не встретишь в стандартных московских жилищах. Настоящий металлический засов, шириной сантиметров восемь, в полуметре от пола, установленный отцом в те стародавние времена, когда дочка ростом была от горшка два вершка и не дотягивалась до обычного замка. Ее нередко оставляли дома одну и приучили закрывать и открывать задвижку только своим, домашним.

Почувствовав себя в безопасности, больная снова вернулась на уютный диван. По дороге прихватила со стеллажа с книгами любимую «Королеву Марго» и с наслаждением улеглась на мягких подушках под пледом, укутавшись с головой…

***

Следует заметить, что Рита с раннего детства обожала читать, особенно во время болезни. К несчастью, простужалась она довольно часто и хворала тяжело, всегда с высокой температурой. Родители, оба врачи, укладывали ее в кровать не меньше, чем на неделю. И тогда спасением становилась художественная литература, отвлекавшая от недомогания. Девочка обкладывала постель целыми кипами книг и журналов и штудировала их запоем с утра до глубокой ночи, с небольшими перерывами на прием пищи, лекарств и необходимые процедуры.

Устроившись с комфортом, заболевшая углубилась в интриги французского двора Екатерины Медичи при тусклом свете ночника над диваном.

Вскоре буквы заплясали перед глазами, навалилась усталость, и жуткая слабость вновь разлилась по телу. Семь таблеток аспирина — дело нешуточное. Веки отяжелели. Книжка выпала из рук. Маргарита куда-то проваливалась…

***

При повороте ключа раздался привычный сухой щелчок, но дверь не поддалась. Алик в недоумении несколько раз подергал за ручку, нетерпеливо постучал ногой и навалился плечом. Бесполезно — дверь была заперта изнутри на засов. Дома, оказывается, кто-то был. Но кто? Отец — в командировке, мать — до вечера на работе, сеструха — в институте.

— Ну, падла! — вдруг грязно выругался Алик, при этом почему-то злобно посмотрев на Мишку.

— А я-то тут причем? — обиделся тот. — За падлу ответишь!

— Да я не про тебя, Миш. Прости.

Сестра, конечно, сестра. Маргарита! Больше ведь некому! Детство вспомнила — на щеколду заперлась. Злыдня! Мало того, что притащилась домой не вовремя, еще и задвижка…

***

Надо сказать, что Алик ненавидел младшую сестру еще сильнее, чем математику.

Он невзлюбил Ритку с той самой минуты, когда ему впервые показали пищащий «комок», принесенный из роддома. Алик не выносил ее плача, а еще больше — умильного сюсюканья взрослых.

Мама, папа, бабушка! Куда там! Вся вселенная стала вращаться вокруг сестры! Книжку почитаем завтра, а сейчас некогда — у малышки болит животик… Зоопарк сегодня отменяется… Предатели!

Однако одним зоопарком не кончилось… Зоопарк он мог бы перетерпеть. Каждый день только и слышно было: «Алик, дай Риточке соску! Алик, покачай коляску! Принеси сухую пеленку… Ты теперь главный помощник». Нашли дурака! Не слишком ли много поручений для пятилетнего мальчика?!

***

В восемь лет ему уже доверялось выгуливать сестру во дворе. Худшего наказания и придумать нельзя! В отместку он исподтишка ломал сделанные Ритой куличики, обсыпал песком, а затем уводил домой — грязную и зареванную. Пусть родители видят, пусть видят, что он никак не может справиться с непослушным ребенком. Пусть видят… и накажут… не его — ее.

Безрезультатно… Никто не слушал его объяснений. Он и в двенадцать продолжал «пасти» ненавистное семилетнее создание, которое сковывало его по рукам и ногам. «Алик, возьми сестренку поиграть в казаки-разбойники! Ничего, что другие мальчишки смеяться будут! Ты — старший брат, ты обязан ее защищать!».

Обязан, должен… Никому и ничего он не он должен!

И тогда старший брат начал отыгрываться за дневные «дежурства» по ночам. Дети, хоть и подросли, по-прежнему спали в одной комнате, и он принялся рассказывать сестре страшные сказки перед сном.

— В одном черном-пречерном городе появилось черное-пречерное Чудовище, которое хватало кровавой рукой маленьких непослушных девочек, — шептал в самое ухо зловредный мальчишка, наклонившись и растопырив руки.

Его всегда забавляло, как перепуганная на смерть девочка, поскуливая от ужаса, пряталась и дрожала под одеялом. Вот, умора!

После услышанных жутких историй сестру стали преследовать ночные кошмары. Порой она просыпалась от слез и собственного крика. Спать, зараза, мешала, но ничего, можно и потерпеть. Пусть родители знают, пусть знают, какая Ритка нервная и психованная, авось, уберут ее куда-нибудь из общей спальни.

А мать с отцом, заслышав шум, особого значения не придавали и только вздыхали: детская жестокость пройдет, повзрослеют — подружатся.

Когда запас ужастиков исчерпался, у Алика появилась новая затея — подкарауливать и пугать трусиху в темноте, по дороге в туалет. Иногда он крался за сестрой по пятам, закутавшись в белую простыню, тихо подвывая, а иногда — еще и подсвечивал лицо карманным фонариком снизу, так чтобы любая гримаса делалась во сто крат страшней.

Рита опрометью бежала назад и потом не могла заснуть до утра. Но она никогда не жаловалась, и поэтому «шутнику» все сходило с рук.

Однако вскоре ночным похождениям Алика пришел конец.

Как-то раз, когда Рита проснулась и отправилась в туалет, братец, улучив момент, забрался в сестрину постель. Туда и обратно девочка обычно передвигалась по коридору на ощупь, крепко зажмурившись. К счастью, «привидение» на этот раз не встретилось ей в коридоре. Откуда ж было знать, что Оно… спокойно поджидало… Благополучно добравшись до кровати, трусиха, не открывая глаз, попыталась быстро юркнуть под одеяло.

Ну и крику же было! Весь дом переполошился! Только родителям почему-то розыгрыш не понравился. Впервые в жизни старший брат получил оплеуху от взбешенного отца, после чего с позором был изгнан из спальни.

Родители, теперь уже всерьез обеспокоенные недетскими шалостями сына, переселили его на кухню, где был водружен небольшой диванчик. На кухню! Никой справедливости! Нет, чтобы туда ее, психитишную… Ритка заикалась-то всего-навсего неделю. А потом ничего, прошло. Могла бы и на кухне вместо него поспать, зараза!

***

С годами неприязнь у Алика, как ни странно, продолжала усиливаться. Давно миновали дни, когда приходилось гулять с младшей сестрой или помогать ей делать уроки. Но теперь появились иные причины для ревности.

Маргарита росла послушной, тихой и доброжелательной, и к тому же, была круглой отличницей. Отец с матерью души в ней не чаяли и беспрестанно ставили в пример нерадивому старшему брату, что вызывало в нем глухую ярость по отношению к «зубриле» и «выскочке».

И наконец, сестра обещала стать настоящей красавицей. В четырнадцать лет она на полголовы обогнала низкорослого братца, в семнадцать — взирала, как ему казалось, свысока и пренебрежительно.

Бесило и то, что его друзья-приятели вдруг начали заглядываться на эту верзилу. И что они в ней нашли? Фигура, как фигура, глаза, как глаза. Ноги — длинные. Оглобля! Жирафа! Разве такое страшилище может кому-то понравиться? Хорошо еще, что «уродина» никому не отвечала взаимностью.

Маргарита и впрямь обходила поклонников стороной. Дичилась. Был ли тому причиной старший брат, с детства приучивший ее к жестокому обращению со стороны мужского пола, или природная замкнутость, для окружающих оставалось загадкой. Только девушка вела уединенный образ жизни, отгородившись от всего мира, доверяя одним лишь книгам. Ни друзей, ни подруг. Родители сокрушались: — Из дома — в институт, из института — домой, несовременная она у нас. Хоть бы ты, Алик, ее с кем-нибудь познакомил…

— И не просите. Не поможет. Типичная старая дева, синий чулок, — вынес в ответ беспощадный вердикт единоутробный братец.

***

— Что ты копаешься? Что-то с замком или с ключом?

— Да нет… И ключ, и замок в порядке. Сестра, дура, зачем-то на щеколду закрылась.