Бесплатный фрагмент - Тексты
ДИСКЛЕЙМЕР
Книга не пропагандирует употребление наркотиков, психотропных веществ или каких бы то ни было других запрещенных веществ.
Автор категорически осуждает производство, распространение, употребление, рекламу и пропаганду запрещенных веществ.
Наркотики — это плохо.
24
Казалось, что меня лихорадит, что я схожу с ума, но мир жил дальше, совершенно нечувствительный к трагедиям, не соответствующим масштабу страдающих личностей. Казалось, что делаю все неправильно, заново учась ходить и говорить, в компаниях все еще настигали бесконтрольные гиперэмоции, за которые неминуемо будет неловко, все еще упрямые подростковые суждения, все еще мечты вместо целей, и я слепая в поисках путей к ним. Теперь, как никогда, отталкивать и вычеркивать, всех держать на уровне глупых шуток, беспредметных рассуждений, бытовых сцен. Когда ничего не дорого — совсем не страшно, тебе нечего терять, у тебя ничего не отнимут.
Мне 24, и я думала, что меня сделает счастливой следование правилам, «потому что так нужно». Была уверена, что все в моих руках, что в любой момент я могу все поменять, только лишь решившись на изменения.
Я сходила с ума почти три года, но, кажется, так и не свихнулась окончательно, а миру хватило всего пары недель.
Все запуталось в паутинах причинно-следственных связей, которые выстраивались годами, складываясь в понятную картину мира. Вдруг обнаружилось, что это не рабочий код — нужно фиксить. Снова наизусть «что такое хорошо, что такое плохо», ведь страшно ошибиться при разговоре, случайно ранить близких и тонко чувствующих. Чтобы «не один сейчас», ведь «один в поле не воин».
Мне 24, но я растеряна на все 16, когда все кажется обманом, а все предателями, только вот ты сам себя обманываешь и предаешь в первую очередь.
Мне хочется поскорее вырасти, но я вижу, как страшно взрослым, я хочу быть ребенком, но никому не дам дуть на ушибленные колени.
Уже 24 для того, чтобы быть напуганной, еще 24, чтобы знать, как правильно.
Ежиком в тумане среди чужих аргументов, выдуманных новостей. В моем мире самые красивые закаты, такие что не усидеть дома, а война только в моей голове.
Сказка
Два месяца назад я совсем опустила руки. Может, времени прошло уже чуть больше, но прийти в состояние, когда я готова продолжить терапию, я смогла только сейчас.
В состояние, когда могу читать книги, работать без слез, быть среди людей и слушать других.
Только спустя это время я смогла собрать достаточно мыслей о себе, чтобы написать сказку — первое задание, которое казалось непосильным, но приобрело для меня огромную важность. То, как я вижу себя, то, кем я себя вижу. Я — лес и волк, заяц и гроза, плач ребенка и рассыпанная под глазами тушь, я чужак и одинокий странник Снусмумрик. И мое место где-то на краю вселенной и внутри каждого горящего окна, тысяча жизней в одной. Стоя на перекрестке, я — Воин Зоны и Счетовод, замкнутый в подсчете пролетевшего времени.
Оставлю сказку себе на память.
21.05.22
Утро
Она проснулась в темной комнате, в доме, стоявшем на окраине дола. Из выложенной красным кирпичом трубы уже валил дым. Со двора доносились звуки молотков и пил, а с кухни тянуло запахом свежей выпечки. Она зарыла голову поглубже под одеяло, будто окно, застланное плотными шторами, могло пропускать свет. «У всех есть дело, кроме меня». Ближе к обеду заоконные звуки стихли, а с кухни раздался звон колокольчика, приглашающий на обед всех, кто его слышал. По деревянному полу застучали шаги, густой запах еды дотянулся и до чердака, где Она пряталась. Нехотя вылезая из-под одеяла, натягивая на ноги мягкие тапки, Она старалась потянуть еще немного времени в своем темном мире, прежде чем встретиться с шумом столовой.
Все круглые табуретки около стола уже были заняты, рты набиты едой, а ладони крепко сжимали столовые приборы.
Усевшись за стол, Она вяло ковырялась в тарелке, разглядывая ее содержимое, крайне аппетитное на вид, но Она совершенно не чувствовала голода. Получив подзатыльник за подобное обращение с едой, Она осилила еще пару упреков, на чем утренний «стол» был закончен. Все снова разбрелись по своим делам: бодрый отец взял пару инструментов и отправился во двор, мама принялась за домашние хлопоты, а малышка сестра в обнимку с кошкой уселась за книгу.
Поежившись, Она вышла на крыльцо. Отсюда был видел весь дол: голубело небо, где-то вдалеке пел ручей и шумел лес. В траве резвились жучки, коты сторожили птиц, пока птицы вили гнезда.
— Ты куда? — голос матери был спокоен и вежлив. Мама заметила, как исчез с крючка зеленый плащ, а ее фигура уже стояла на пороге.
— Пройдусь, — не оборачиваясь, ответила Она.
Дорога
Традиционный путь был не так уж непредсказуем, все было до ужаса знакомым, даже то, что она видела впервые. Ей казалось, что так будет всю жизнь — путь без цели и спутников, по знакомым дорожкам с мыслями, которые тянули ее к земле с самого раннего детства. В записной книжке тех лет корявым размашистым почерком Она писала: «Я никому не нужна. Лучше бы меня не было». Конечно, это была лишь игра. Она часто помогала маме в ее хлопотах, заботилась о сестре, а та заботилась о ней. Жаркие споры с отцом тоже были лишь проявлением его любви к ней, хоть часто задевали ее за живое. Она частенько встречала попутчиков, пусть те и не были с ней долго, но все же скрашивали дни, проведенные в дороге.
Целью ее прогулки всегда была пещера на вершине горы, откуда, по словам одного из случайных спутников, открывался изумительный вид на весь дол. Но сколь бы старательно ни шла Она к цели, каждый раз дорога петляла и уводила то к соленому озеру, то к соседним домишкам с распахнутыми окнами, откуда свежо пахло мылом. Иногда ей удавалось добираться до самого подножья, но придумать, как взбираться выше, Она не смогла, поэтому просто вздыхала и отправлялась обратно к дому.
Попутчик
Однажды, сидя у подножья, Она играла в камни, представляя, что такими же крошечными кажутся и те домики с вершины горы. Она слышала много легенд об этом месте. Кто-то говорил, что там живет гордый сын человека, воспитанный орлами, а кто-то, что там жил когда-то Заратустра. По слухам, на другой стороне горы блуждал К в поисках замка — желающих очутиться на горе и узнать всю правду самому было в избытке. Кто-то читал книги, воспевающие гору и тех, кто смог на нее взобраться. Другие готовили специальные крюки для легкого подъема. Иные рисовали гору, мня, что их рисунки соответствуют всему, что они увидят, а потом врали, что уже совершили подъем.
Камни в ее руках становились то домиком, то знакомым холмом, который она встречала на пути. Она все думала, и была столь поглощена своей игрой, что и не заметила, как за ней наблюдал человек. Он подошел со спины, вглядывался в каждое действие, пока не решился заговорить, чем изрядно ее испугал.
— Тут, кажется, ты пропустила, — доложив красный камешек на место моста, Он сделал шаг в сторону, заметив ее испуг.
— Да, верно, — Она уже забыла об игре и принялась внимательно смотреть в Попутчика.
— А ты здесь затем же, зачем и все?
— А зачем тут все?
— Чтобы взобраться, конечно же!
— Нет. Я тут потому, что мне нравится посидеть здесь одному и поиграть в камни.
— Правда? Совсем одному? И тебя даже никто не ищет?
— Нет, — Попутчик сел чуть поодаль и принялся играть. Замечая, что ее внимательный взгляд все не унимался, Он улыбнулся и предложил играть вместе.
Игра
Они представляли все то, что находилось на той стороне горы, их быт и танцы, их музыку и язык, их любовь, семьи, выдумывали множество имен и тут же их забывали. Она начинала, а Он резво подхватывал любое слово, продолжая его десятком других, восхищавших ее. В игре они касались друг друга, рука Попутчика была крепка и холодна, как камни. Его не пугал ее холод и хрупкость, игра казалась веселой ровно до тех пор, как Он вдруг не отложил Игру, встал, отряхнулся, надел плащ на плечи и поклонился в прощании.
— Постой! Куда же ты уходишь?
— Меня ждут.
— Но ты говорил, что тебя никто не ищет.
— Нет, но я ищу. И вот теперь меня ждут. Будь аккуратнее. Прощай.
Фигура его таяла в еловых ветвях, продирая которые Она пыталась ухватиться за его плащ, но получалось только колоть руки острыми иглами. Сбившись с привычной тропы, Она бежала все яростнее, то в одной, то в другой тени она искала след Друга, отталкивая всех, кто встречался на пути и бурчал о том, что быть в лесу ночью одной опасно. В полночь она оказалась у заброшенной деревянной избы, в которой не было ни света, ни жильцов.
Изба
Решив переночевать и отправиться на поиски утром, Она набрала немного хвороста для костра и подперла дверь, чтобы не было слышно ветра. Она развела в печи огонь, высекая их забранных с собой камней искру. Засыпая у печи, она видела в пламени образы Игры и фигура Попутчика. Но не успела Она заснуть, как с потолка стала сочиться смола. Небольшие черные струйки стекали меж половиц чердака, заливая пол. Когда смолы набралось по щиколотку, Она все никак не могла оторвать ног от пола, а глаз от огня, хоть и чувствовала всем нутром, что нужно бежать. В попытке удержать вновь и вновь удаляющуюся фигуру, она затаила дыхание, когда смола подступила к шее. Разозлившись на себя, с усилием она очнулась и в ужасе стала оглядываться по сторонам в поиске спасения.
Чердак
Она заметила лестницу, ведущую на чердак, хоть и казалось сущим безумием лезть наверх, другой выход не приходил ей на ум. С трудом двигая ногами и поднимая подбородок все выше, Она нашла руками ступени и начала взбираться по ним.
Взобравшись на чердак, Она с удивлением обнаружила, что смоле было неоткуда взяться. Отмахнувшись от страха, как от ночного кошмара, Она решила осмотреть чердак — скорее из любопытства, чем с какой-либо целью. Пальцы стирали пыль с тряпья и разбросанных игрушек, книг и изуродованной временем мебели. Не найдя ничего занятного, Она уже собиралась спускаться, чтобы согреться у огня и уснуть, как вдруг позади нее что-то покачнулось. Обернувшись, она обнаружила, как сквозняк сдирает выгоревшую серую тряпку со стены, а за тряпкой вырастает фигура.
Зеркало
На посеребренной глади рисовались все предметы, покрытые черными точками, даже пыль зависала в воздухе, а в самом центре стояла фигура в черном, с растрепанными волосами и глазами, горящими огнем. Ей показалось, что сама хозяйка дома прячется в зазеркалье, что ночной кошмар и сквозняк — ее рук дело. Набравшись духу, Она сделала шаг к зеркалу, на что Хозяйка лишь скривила беззубый рот в ухмылке. Тоскливым воем послышались ее слова, голос был сродни скрипу половиц:
— И будто не страшно тебе, несносная?
— Страшно, — честно признавалась Она, ступая еще на шаг ближе.
— И будто не видишь ты — не рады тебе?
— Вижу.
— Так зачем же не бежишь отсюда к дому, где ждут заботливые руки? Не бежишь на свет их фонариков в лесу, на зов ищущих тебя?
— Не бегу.
— И как смеешь отвечать мне, ты — глупый ребенок, возомнивший себя путником, возомнивший, что может взобраться на Гору? Дырявая голова, решившая, будто в потешные Игры можно играть с огнем!
Откуда знает оно, Зеркало, что таилось в самом нутре Ее? О страхе идти, о страхе, что никто не ищет, о Горе, Игре и огне? Сердце бешено колотилось внутри, леденели руки и синели губы, Она стояла перед зеркалом на расстоянии вытянутой руки, когда ноги вдруг подкосились и, рухнув на пол, Она смотрела снизу вверх на Хозяйку. В глазах множилось, Зеркала вырастали из-под пола, рождались стенами, злой хор Ведьм кричал и вопил, смеялся над ней и воспевал пороки. Костлявые руки задирали волосы и плащ, ногти царапали лицо и плечи, но сил не было даже на крик. Скованная ужасом, Она закрыла глаза и представила родительский дом, запах горячей еды и мурчащую кошку на коленях сестры. Вспоминая все до мелочей, Она прощалась с лесом и чистым запахом из окон других домов, рекой, но проститься с Попутчиком не могла. И только представив его, так явно, как не мог бы изобразить даже огонь, Она взяла его за руку. Открыв глаза, Она обнаружила, что ладонь ее сжимает костлявая кисть, а беззубый рот раздается смехом. Все ближе становилась Она к зеркалу, пока, наконец, не достала свободной рукой камешек из плаща и не ударила им по стеклу. Громкий треск раздался на всю округу, а за ним разлилась тишина. Израненная осколками и когтями Хозяйки, она умывала ладонями лицо, искала глаза, чтобы в беспробудной тьме показался выход из Избы. Нащупывая его пальцами, вдруг перестала чувствовать половицы, не успев схватиться за лестницу, рухнула прямо к печи, больно ударившись ногами и ребрами. Вдох давался с каждым разом все тяжелее. Свернувшись в клубок, Она тихо плакала, в слезах отражался свет Луны, подглядывающей из-за двери. Она плакала об оставленном доме, о лицах путников, о несбыточной мечте увидеть большее, стать большим, о невозможности больше сыграть в Игру, о еловых ветках, что искололи пальцы, о Тьме, которая так пугала ее тем, что была так на нее похожа.
Гора
Лучи солнца с трудом пробивались через щели ставней. Истерзанная Она спала на полу, безмятежно, будто ночи и не было вовсе. Мерно билось сердце, дыхание было спокойным — ей ничего не снилось. Проснулась она от того, что лес начал день пением птиц и легким ветром, потерявшимся в верхушках деревьев.
Обнаружив себя в избе напротив печи, она поднялась на локте, начиная внимательно оглядывать все, что вокруг. Поворот головы — картинка тех же декораций во тьме ночи, заполненная черной смолой комната, поворот — тусклый свет и мерный танец пылинок в воздухе. Ей уже не было страшно, она поднялась на чердак, стала подбирать осколки, жадно ища Ведьму, но находя только собственное отражение. Пазлом собирая их в раму, несмотря на все запреты, смотрела на рисующуюся картинку: ободранный плащ, растрепанные волосы, ссадины россыпью на руках и лице, колени в запекшейся крови. Странно было видеть себя такой, странно было, что ведьма исчезла так просто. Рядом с зеркалом валялся камень, победивший ночной ужас. Подобрав его, она еще раз внимательно посмотрела в зеркало. «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень».
Озарением в голове сопоставлялись части огромного целого — это была Она. Ведьма, с горящими глазами, с беззубым ртом, от которой в жилах застывала кровь, чей мертвый язык проклинал каждого, кто взглянет на нее — это все ее обличие, таившееся всегда где-то внутри. Она вспомнила, как зашла в Избу впервые, среди книг нашла дневники, исписанные корявым почерком, это дом ее боли и злости, дом оставленных, где-то внутри леса. Дом, который не ждет гостей, лишь пугает путников сквозняком и черной смолой, а заколдованное пламя заевшей пластинкой рисует все самое светлое, что Она хранила в себе.
Все теперь казалось родным и понятным, Она сама попала в свою ловушку, как сотни путников, бежавшие в ужасе от этого места. Стало грустно. Кто останется жить здесь, на месте Ведьмы, кто защитит огонь и письма, кто подпоет сквознякам? Нужно было идти. Прощаясь с Избой, она не знала, когда вернется сюда снова, поэтому забрала с собой уголек и осколок зеркала, чтобы развести костер и следить за тем, как бы снова не появилась Ведьма.
Выйдя из Избы, Она увидела Гору. Что-то будто вело ее, дорога под ногами виляла, но Она верила пути, послушно ступая через еловые ветви. Она отпустила поиск, быть Преследователем сильно не шло ей, быть Преследователем кормило Ведьму внутри нее. Она шла к горе до самого заката, а оказавшись у подножья, обнаружила среди оставленных тут когда-то камней конец веревки. Крепко вцепившись в нее руками, она принялась взбираться, забыв обо всех легендах и картинах, о знании, за которым гналась. Все, чем теперь стала для нее Гора — возможностью узнать, на что Она способна, кроме яда злости и слез бессилия. Способна ли Она не просто гнаться за тем, кто знает свой путь, а искать свой, борясь за каждый шаг на пути к восхождению.
Добравшись до небольшого выступа, Она взяла передышку. Гордость за пройденный путь гнездилась в груди, ладони покрылись мозолями, а в голове крутился лишь один вопрос: почему она не видела веревки раньше, кто оставил ее? Даже с такой высоты вся округа казалось прекрасной. Вечерело, загорались огни, в лесу то тут, то там дымились костры путников.
Она сладко проспала до самого рассвета, пока солнце не осветило путь к пещере. Уже не нужна была веревка, хоть путь был не прост, но с каждым шагом взбираться становилось все легче. Иногда ей казалось, что она слышит музыку и голоса. Движимая любопытством и нетерпением, Она набирала темп. Когда к вечеру перед ней разверзлась пещера, шаги стихли, не было слышно ни музыки, ни голосов. Зато Она видела воочию все, во что играла, замечая отличия, но радуясь им, как ребенок. Вглядываясь внимательно, она вбирала в легкие горный воздух — пахло медом и вечерней прохладой, на дол опускался туман, а Она ловила за хвост миг счастья.
Близкие
Придерживаюсь мнения, что в первую очередь человека формирует социум. Его близкие, условия жизни, искусство. Поэтому отдельную часть повествования я хотела бы посвятить важным для меня людям. Тем, кто вдохновляет меня, кто разрушает и строит заново, находится рядом даже будучи далеко.
Я смотрю на подборку 2021 и удивляюсь, что все это было со мной, мои любимые люди, лучший сет бойцов — легенды. Нежно обнимаю каждого, кто тянется нитью сквозь года и кто только завязался, благодаря вам я не была одинока, хоть и была одна.
Люблю вас. Спасибо.
5.12.22
Старт
Удивительно, как быстро что-то или кто-то становится чужим. Вкус совсем незнаком, ты глотаешь неловкие шутки в память о том, какой была зеленой трава в декабре. Все кончается, все убиваемо. Почему на продуктах есть срок годности, а дружбе, например, пророчат вечность? И почему это нормально, когда пророчество не сбывается?
Гонка. Штиль и раскаленный асфальт, толпы людей в полной спортивной экипировке, кто-то делает глоток воды, а кто-то разминает колени. Пара минут до большого старта. Воздух пронзает звук свистка, и каждый, даже те, кто пришли поболеть, ринулся в бой. Дистанция не ограничена, задача проста: видишь дорогу — беги.
Среди мелькающих голов видна и твоя светлая голова. Ты никогда раньше не бегал, и время от времени ты сбавляешь темп, чтобы дать себе передохнуть. Кто-то протянет воды и виновато улыбнется: мол, я все, простите, братья по дистанции. А кто-то, наоборот, собравшись, идет на опережение, чтобы стать одним из первых. Лидеры где-то далеко, и они одни. За ними не угнаться, признаться честно, и смысла особого нет. Ведь все равно ты окажешься на том же рубеже, ну и что, что чуть позже. Номер на спине уже вымок, как вдруг среди серых и однообразных лиц возникает твоя первая любовь. Вы смеетесь над тем, как все устроено, и даже подбадриваете друг друга. Ты сам не замечаешь, как скоро падаешь от подножки и замазываешь йодом колени. А они все бегут. От бегущих много шума, оглушительного и манящего для тех, кто оказался за бортом. Ты вновь на дистанции, рядом уже «друзья», и все у вас так похоже, разговоры о бессмысленности бега и обещания, что все это точно в последний раз.
Второе дыхание. Ты стискиваешь зубы и делаешь рывок. Уже не видно знакомых лиц, только гримасы за твоей спиной — обиженные и злые, а кто-то просто свернул на другую дистанцию. Пожимаешь плечами: что ж, бывает разное.
Ты не знаешь, когда это закончится, но уверен, что до финиша ты доберешься один.
Доберешься ведь?
1.10.19
Машина времени
Помню переписку с Сашей о том, что хочу быть более позитивной. Что не хочу брать в фокус все эти перепалки и пустое, что меня расстраивает, но мне кажется, что я состою из этого аккуратно сложенного кем-то хлама. Каждый оставил тут что-то — обрывки своих тревог, эмоции, сломанный граммофон оборванного диалога. Я это бережно храню.
Хочу снова кататься на качелях и ждать пива в два часа ночи, пока в наушниках бьет «КАРОЧ», хочу этот ужин на двух табуретках, хочу бояться шороха голубей в разваленном вагоне. Если можно составить список из таких желаний, их будут сотни.
Мои глаза всегда смотрят назад, будто происходящее — реверс. Большинство действий совершается под эгидой «вставь ключ в зажигание, вдруг заведется».
Проводя аналогии — копейка, одиноко тоскующая в гараже, некогда страшно кем-то любимая, но уже устаревшая. Никто не помнит, почему она не заводится — то ли проблема в двигателе, то ли просто закончился бензин. Это и не важно, никто не будет разбираться, а ей будет лишь сниться дорога и скорость.
23.10.21
Мальчики
После школы втроем по тени ближайшей шараги, глядя, как муравьями бродят по парку люди. Жизнь идет, и мы идем. Братья по несчастью, обсуждая то, что обязательно сотрет время, но в моменте так важно.
Смотреть с балкона красной девятиэтажки, как они заняли качели, портфели брошены в сторону, как раз обратно до школы, мне на репетицию по вокалу, вам всегда «по пути».
Оббегать парты, драться линейками, перекидываться пеналами, всегда равные по силе, как будто вам на самом деле больно от ударов и углов локтей.
Никому не отдавать портфель, даже при просьбах. Дульсинеей наблюдать, как покоряют ветряные мельницы, с гордостью сообщая о новых победах, но как всегда получающие за корявые обидные фразочки.
На задних партах на лекции всегда клоунада. Цирк. Всегда было настроение шутить и смеяться, когда была окружена новыми «братьями». Меняться шапками, пить кофе у лекционного зала, мемасы вместо английского, холодное пиво в ближайших к универу дворах. Ладони обмениваются хлопками, касание плечами — очивка, каждый день — приключение.
Уже никаких неловкостей, слишком много знают, чтобы сказать лишнее, за смехом всегда руки в воздух — не хотели обидеть.
Тот, кому было доверено все до последней мысли, единственный, ни разу не признавший слабости и глупости, даже уходя. Несравненный, недостижимый.
— Ты меня обижаешь.
— Я? Так тебе же это нравится.
— Нет.
— А тогда зачем же я это делаю?
— Потому что это нравится тебе.
— А-а-а-а, точно.
Чем больше власти, тем больше соблазн ей воспользоваться.
17.03.22
Алина
Я думаю о тебе. О твоих длинных волосах, опаленных красным, о стали в крови, которую читала по глазам, по коварным планам и образам, так старательно сплетенным. Мечтала быть настолько же дотошно талантливой, вымерять каждое движение вымышленных губ, складок на вымышленных лбах.
Сколько тебе обещала и не смогла осуществить. Сколько веры и сил, потраченных впустую советов — мне все сполна вернулось, за каждую выплаканную из-за меня ночь, за каждую утерянную улыбку.
Быть мерзкой и гадкой, хоть и знаю, что ты давно простила и, в сущности, тебе все равно.
Быть твоей бледной тенью, твоим выброшенным на Изнанку поломанным мальчиком с черными кругами у глаз, ищущим ответов у девы, ловящей светлячков у корней старого дерева. Быть тираном и маленькой ведьмой запутавшейся то ли в себе, то ли в черной проволоке кудрявых волос.
Спасибо тебе, свет и сталь, за все уроки, теперь я точно усвоила. Не знаю, получится ли мне стать лучше, но пока небо горит зелеными вспышками, в заколдованной штаб-квартире кто-то точно прольет молоко от смущения, а чей-то нос будет снова поломан. Значит, все еще живо, значит, что-то во мне еще цело.
28.10.21
Отряд
Оттуда не уходят победителями, иногда кажется, что оттуда вообще не уходят. Стираются лица и путаются имена, все истории канут в забвение. Жаль, ведь мы так яростно строили будущее, рушили друг друга.
После были ломки где-то в углу, наблюдая сквозь стеклянные двери за проходящей мимо жизнью — сколько не бейся лбом, тебе уже не стать «своим в доску».
Мы жали грязные от работы ладони, путая пот с кровью, называя друг друга братьями.
Калейдоскоп бесконечных неслучайных случайностей. Все, что вы с собой принесли: воздушные замки и привкус чая «Беседа», сваренного в огромных кастрюлях на электрической плите одной из сельских школ.
Ваши игры — детство, ваши забавы — пытки, ваши проблемы — фантазии, желание быть лучшими среди худших — смешно.
Перед сном я буду повторять имена — это все, что осталось от моего горящего сердца.
Мы были бойцами, отныне повержены.
30.10.20
Пожары и дожди
Воскрешающим камнем рухнет тяжелая голова на взбитые перья подушки. В салоне серебряной машины звуки старых песен напоминают, как тогда пел тихим голосом при дрожащем свете «свечки», сводя брови к переносице. Голос, который не умел злиться и никогда не был честным, ладони, сжимающие пальцы до хруста. Песни, которые знали все наизусть.
1.02.22
Васюш
Ты говоришь, что и не любя можно быть счастливым, напридумывать себе сутолоку дел, потеряться в ней. Давай я сыграю в шахтера, вся измажусь черным, надышусь арзамитовой пылью, усну на холодных складах, выброшенных и забытых. Давай я буду побеждать всех монстров чародейкой или разбойником. Мне вовсе не важно, правда, клянусь.
Ты говоришь, что я слишком много думаю, но за то и любишь, укладывая налитую свинцовым грузом голову на грудь, только не жалей меня — я буду драться, только не смей меня жалеть!
Ты говоришь, что я достойна большего, что я лучше многих — но это все ложь, мы оба знаем правду.
Уверена, что тебе важно оказаться рядом и быть героем, хоть и в курсе, что место прекрасного принца занято, а я сама похлеще всяких драконов.
Мне будут сниться страшные-страшные, ты спасешь. «+1» в сообщениях, но кому все эти игры в горячо-холодно, зачем эти парки-аллеи угрюмые, мне тесно в чужих квартирах, катать слова во рту камнями оратора. Я не хочу красиво, мне важнее честно, ты слышишь/не слушаешь — дашь толстовку отогреться, весьма героически, заберешь платой доверие.
— Нет, ну ради меня-то можно?
Ради вас всех и каждого, себя не единожды употребляя на завтраки-ужины, диким волчонком, отлученным от матери.
Запомни: не любишь — не гладь, а если случайно приручил, неосторожность с твоей стороны просто ужасная. Ухватись покрепче и прямо в глаза глядя, чтобы не спинами разойтись, прицелься и растворись насовсем. Мне так не нужно. Не это мне нужно.
А для настоящего у тебя взгляд мутноват от лукавства.
Врешь, Кривжа. Себе и богам врешь.
01.11.21
Разговоры
Забота о других — есть забота о себе. То, насколько ты можешь отдать, равно тому, сколько ты можешь получить.
Стала мало делать что-то для кого-то. Никого не радую, может, потому и ничего не радует меня. Это не про растрату — обучая других, сам научишься большему.
Основная мысль красной нитью: «любовь — это про отдавать». Мне нравится, когда ты задаешь правильные вопросы, когда я думаю, прежде чем ответить, это не текст и нет никаких сценариев. Так ты латаешь дыры в картине своего мироздания. Мне нравится слушать, о чем ты говоришь. Это для меня ново, и сколь бы ни были упрямы, отличительной характеристикой взаимодействия является интерес и принятие.
«Я не хочу никого делать „под себя“, менять или латать кем-то дыры», но «нет ничего невозможного».
Неважно, кто ты, если ты готов отдавать, если ты любишь, все же это гораздо важнее. И почему мы всегда говорим об одном?
В оправдание — это и есть жизнь, и Бог есть Любовь.
30.10.21
Ночевки
Я кручу барабан револьвера, в котором не хватает одного.
Мы будем жалеть себя, забываясь в дыму и чужих руках. Поджигай, это взрывается где-то под кожей лучше пороха. Не умея играть в покер, ведем фальшивую, подковерную, грязную.
Встречая утро, в тонах испуга, с разбега на грабли. Давай оставим, давай лучше молчать, давай чай и отгонять мысли, как летающих крыс от окна?
Ты не заметишь, я все зашифрую, я сбегу и растворюсь туманом. Закроюсь на тысячу замков, ключи ношу с собой.
27.11.21
Манифест I
Ебала я твою жалость. Проповедник с кафедры будет призывать к любви к ближнему, соплям, мягкости — малыш, если ты жалеешь меня, то прекрати сейчас же, не унижай меня этим. Не льсти себе, что без тебя не вывезу, даже если сама вечерами протираю глаза мутной соленой пеленой. Не верь этим слезам, не верь жалобному голосу, я — в трезвом разуме и рассудке — требую!
Жалей собак дворняжек, гладь бездомных кошек без страха подцепить что-то, но от меня уже нахватался, если я лечусь, как простуда — прими лекарство.
Если у тебя возникнет мысль оставить — оставляй не задумываясь! Весело провожу аплодисментами, только не надо одолжений, не надо этого «ради твоего блага». Нет у меня никаких благ, а если и есть, то я активно пытаюсь аккумулировать их самостоятельно.
С каждым ушедшим крепчают холода, в какую-нибудь среду и вовсе носа не покажу из дома, но если ты считаешь, что твое тепло единственное — пересчитай. Перестань давать мелочь бомжам, прекрати поощрять бедность чужого мироощущения, поверь, там, где мы ломаемся, обязательно станем крепче, а быть одному — чудная профилактика.
Иммунитет на нежности. Страшно потерять точки опоры, но поболит — и появится что-то другое. Когда-нибудь это будут не люди, тогда я смогу отдавать и ничего не ждать взамен.
При первых признаках простуды — закрой все чаты, посмотри в потолок и подумай, прежде чем разбивать голову о дно чужих омутов.
17.12.21
Маленький принц
В бассейне дегтя я медленно пробиралась ко дну, потому что знала, что там точно есть сокровища. Как на дне цветной тарелки с Микки Маусом. Опираюсь слабыми руками на плечи и теплые вечера, залитые светом гирлянд и электрических свечей.
Эдичка наконец-то отвлечется от плотского, сплетет паутину теорий мироустройства — я знаю, что ты чувствуешь так же. Оля поет мои мысли, мне перестает быть страшно, как будто кто-то берет тебя за руку на светофоре посреди шоссе.
«Быть там, где тебя любят». Только этот внешний «штиль» наполняет силами, чтобы среди череды обвинений, наконец, дать слово подсудимому.
Сколько же всего во мне — силы и амплитуды, свободной энергии и упрямства, увы, не упорства.
Все, что есть плоды поисков, труда Маленького Принца. Малыш, старательно выкорчевывающий еще не взявшиеся семена баобабов, знал бы ты, как ценен мне твой труд, как для меня он животворящ.
07.12.21
Обида
Скалишь зубы и морщишь нос, как будто уже совсем взрослый и научился злиться. Ты обижен, отводишь взгляд и играешь скулами, сжимая губы покрепче. Слова глотай не разжевывая. Меня не впечатляют обиды, этим вообще мало кого можно удивить. Меня удивляет рвение и наивность, с которой ты смотришь в глаза.
24.11.21
Проводы
Сильно злиться — честно. Капризничать, плакать, как ребенок, от бессилия. Обманывать — плохо, быть честным — правильно? Но кому нужна твоя правда, когда никто не счастлив от этого?
Планета решит замерзнуть ровно тогда, когда на секунду покажется, что скоро весна. Ты проснешься утром и лишь в общих чертах узнаешь то, что тебя окружает, волосы седеют от дыхания на холоде, каждый шаг дается с усилием. Еще чуть-чуть — и все превратятся в горгулий, украсят стены моего маленького, трещащего по швам домика.
Я быстро привыкаю идти своей дорогой, держу темп и дыхание, не устаю в пути. Когда я знаю, чего ждать, где буду, кто будет. Я сложно перестраиваюсь. До нытья костей, до хрипоты я все никак не пойму, в чем заключена эта гениальная идея мира вечно меня ломать, отбирать у меня то, что дорого?
Дайте быть эгоистом, я устала думать за других о других, я хочу думать о себе и только. О том, что в очередной раз ослушаться себя было опрометчиво — есть только ты, на себя и рассчитывай.
В подъездном дыму обычно легкомысленный станет как будто серьезным, напуганный заметит бездну взгляда, обращенного в никуда или в недалекое будущее:
— Не знаю, смогу ли оттаять, будет ли весна вовсе.
Попытается успокоить мимолетно брошенной шуткой. Глупые, мы в бреду, вы не видите?
Я баг, мне давно так говорили, я все порчу и все ломаю, кого ни коснусь — исчезают, как свет далеких звезд. Может, вовсе никогда не было, не трогай.
— Да увидимся, — снова бояться и прятаться в лабиринтах и коридорах. Злой и голодный уже самодовольно тешится, знает, что капканы расставлены ловко, не улизнула, не вышло. Говорил же: «Не отталкивай, еще пригожусь».
Метаться и пропускать сквозь буквы ток мыслей — ком в горле, снова испорчено/ снова заново / устала / не хочу / не буду / капризная / зачем снова / не трогай больше / не верь. У костров не греются, протянешь руки только, и пеплом все светлое осыплется в подъездной скверне.
Мой глупый маленький ребенок, за всеми ширмами страх ощущаю на вкус, он в воздухе. Нам не меньше твоего страшно. Познакомишься с «нужно», может, немножко вырастешь, это же так весело, считать дни, завещать аккаунты.
Я зла и обижена, хоть на детей не обижаются и не злятся. Я напугана и растеряна, хоть мне и давно нечего терять.
Мы в ответе за тех, кого приручили — пусть тебя там научат, вместо всех этих блядских гимнов и маршей наконец-то удосужиться понять, что важно.
Путешествие в поисках себя — я даже немного завидую. Ведь гораздо проще уходить, гораздо невыносимее оставаться, сам знаешь.
И в этот раз снова я остаюсь.
23.12.21
Crew
Насыщенно. Дышится. С теми, там. Удивительное забытое ощущение. Возвращаться под ночь в трезвости рассудка, в поисках ключей по карманам, родительское гнездо все никак не выпадающего птенца, самый жженый кофе, самые глубокие мысли, самые быстрые встречи у звездных ворот, самые громкие песни, самый прочный стол, самые призрачные надежды на то, что все это не снится.
30.01.22
К
Я моделирую выходной в салоне дорогой машины, названия которой никогда не запомню. Грея руки о кофе, пряча мертвый взгляд за черными стеклами. Ты будешь флиртовать с девочкой на кассе, от этих сцен не спасет ни одно витринное стекло, впрочем, тебе будет страшно представить величину моего безразличия.
Как и десять лет назад ру-рэп заменит неловкие диалоги, ты будешь «сам по себе», я буду «своя собственная». Взаимовыгодный симбиоз, как новое определение «любви», проповедуешь. Ты что-то эмоционально доказываешь, я — калека, лишенная слуха и голоса.
«Ну признай, тебе же всегда мудаки нравились»
Ты скажешь, что я drama-queen, мне нечего будет сказать. Этой выдержки будет достаточно, чтобы просчитать все риски, получить все напряжения, прогибы. Решение подписью в договоре с дьяволом, неловкой улыбкой «еще увидимся», реверсивно в наше весенне-лавочное, когда все за партами, а мы во дворах пьяными.
Лучше оставь меня, милый — сломанный, никто не выиграет в прятки с одиночеством.
Или дай мне времени все-таки, созвонимся-спишемся, кофе, вина, приставочки, найдемся-потеряемся.
9.03.22
Зато
Сегодняшним «зато» станет солнце за окном и дом, где тебя всегда ждут.
Моим «зато» будут теплые пятки сестры, сонно ищущие меня утром, глаза мамы находящие изъяны в наряде и баня с папой, полная ритуалов. Моим «зато» станет то, что в целом все хорошо, что мне просто не на что жаловаться.
У меня есть все, чего хотелось бы многим, но нет того, чего хотелось бы мне. Много вещей, которым я радуюсь как ребенок, но нарисованная карта не привела к сокровищам, а только наполнила остров скелетами.
Интересная натура: компьютерный анализ ситуации полный теорий и знаний о том, как «надо» и «должно быть», в сочетании с рвущим внутри чувством. И тебе не нужно бить меня в грудь и просить стать человеком. Не мишенью, и не оружием, не целеустремленной Пулей, не принцем и не планетой.
«Я живая, мне больно».
Препарировать каждое ощущение, разложить все на цвет и вкус, быть страшной занудой, но оставаться в этом занудстве верной себе. Хороший способ себя идентифицировать в надежде найти «золото» на дне реки.
24.10.21
Шарф
Побитой дворняжкой бреду по обледенелому двору, где все еще тлеет мое детство. Безвольный раб чужой ласки, с петлей заботы на шее. Душить в себе слезы отчаяния от бессилия, давить из себя благодарность, тушить злость оправданиями. Кажется, и я люблю так же.
Наверное, страшно смотреть в две бездны, обрамленные тенью усталости, опущенные в полную тарелку. Страшно отпустить, не быть больше голосом навигатора, хоть и сам вряд ли знаешь жизненный фарватер.
Не всегда «как лучше» есть правильно.
Они боятся, и я боюсь. Как будто масштаб детской проблемы — глупой ссадины увеличивается до открытого перелома черепа. Как будто кто-то знает о моих мыслях лучше, чем я.
Стоицизм учит предаваться потоку, отпускать. Но стоит спрятать шипы, как не только три слепые старухи сплетают нити судьбы, но и любой зевака норовит влезть меж петель уже пожратого молью шарфа.
Мне просто хочется подышать самой — без аппаратов, без костылей пройтись по замороженному городу. Он содрогается в конвульсии огней грядущего праздника.
Я еще дышу. Прошу учесть это в плане на мою жизнь.
25.11.21
Ждать
Требование решительных действий, диктуемое средой — почему ты остановился и замер, почему ты не хочешь на курс/уехать/меняться?! Купи, купи, продай себя подороже, торг уместен.
Кто сказал, что эта бесконечная гонка-преследование результативнее ожидания, вроде этому меня постоянно пытаются научить?
Хриплый от истерики голос, красные разводы лопнувших капилляров на влажных глазах, из самой груди немой вопрос в мудрую фигуру матери — «мама, когда у меня появятся друзья?».
Ответами всегда летели вопросы: «Что норма? Что дом? Кто все?».
И я точно знала, что значит друг для меня, но не предполагала, что мое мироощущение может не совпадать с тем, что кипит в умах других. Откуда это страшное желание человека — делить свое восприятие/точку зрения/жизнь?
Монолитной плитой на надгробии разбитых мечт станут мои принципы. Я замурую это где-то глубоко в себе, не разочарование и обиду, нет, в этом никто не виноват — это могила моей веры в книжки, в сказки, в то, что если все будут добрыми и хорошими, всем будет хорошо.
Только так не бывает. Мотивы, мысли, которые точат каждого — «почему он, а не я?».
В свои скверные десять я буду сжимать мамину руку, еще не зная, что она лукавит во благо:
— Обязательно встретятся те, кто тебя оценят, просто умей ждать.
Сидя у запотевшего окна, разрисованного холодом, искать теплую руку и уже не бояться положить голову на плечо. Верить обещаниям, а потом бегать по районам, звонить риэлторам, искать объявления на подъездах — сейчас, побег — тогда. Сладкая мечта, планы о большем, ведь уже столько пережили, выбирать фасоны белого, то вписывать, то зачеркивать имена гостей, и за чашкой чая с бутербродом с перетертой смородиной ловить суровый взгляд:
— Торопыга, всему свое время.
Сжимая все в себе, искренне кивая, я научусь, я уже знаю, как. Ты же оценил меня, а значит, мама была права: если ждать, все получится. В свои удивительные двадцать один я снова поверила, потому что эти глаза не умели врать, как не пытались.
Хотя уже тогда знала, что все временное, что нельзя терять время попусту.
— Прости, я ненадолго, надо ответить, — дверь балкона закроется.
— Подожди, я сейчас, — останавливаешься на полпути.
— Прости, давай в следующий раз?
Подождем другого, как троллейбуса
Я запишу на кассету свой вздох, в банку для анализов соберу эти сладкие-горькие. Все-таки тебе верю, раз ты веришь в меня. Правда, сил совсем на донышке, в лаборатории скажут, что в слезах слишком много надежды, а я лишь пожму плечами. Глядишь, и она меня оставит, надо лишь только немного подождать.
01.11.21
Учителя
Он встретит меня на дороге, спустившийся с гор с голодными блестящими глазами. Мы немного посидим на камне и послушаем себя, прежде чем заведем беседу. Как бы между прочим, он бросит:
— Неужто и ты еще не слыхала о том, что Бог мертв?
— Зачем ему было умирать?
Он промолчит на мой вопрос, то ли задумавшись, то ли проигнорировав.
Так сладко горевать в понятном мире, где есть правила и святые, где четко очерчено белое и черное, дополняющие друг друга, но никогда не сливающиеся. Хорошо, покрывая голову, каяться, ведь тебе обещают прощение. Он говорил злые слова— ему вторили. Вы сами убили в себе Бога. Отрекаясь, готовыми будьте быть отреченными, среди вас больше не будет плохих и хороших, все станет серым, не будет смысла в добре, ведь никто не ждет вас на пороге у открытых ворот, никто не укрывает вас мягкими перьями надежды на лучшее, никто не спасет вас, кроме вас самих.
Кто-то тронет меня за плечо. Обернувшись, я и не замечу, как мой собеседник двинулся дальше, к городу. Рядом оказался чуть более современный человек, с большими квадратными очками и разведенными по сторонам зрачками. Он сжимал в руке оторванную дверную ручку.
— Она не кажется тебе противной?
— Мне много что кажется противным, потому что весь мир — мое отражение.
— Чудненько! Ты вовсе не функция, заданная кем-то, не написанная программа, а …
— Сгусток череды собственных выборов?
— Восхитительно!
— Да, а еще моя экзистенция не помещается в грудной клетке и жутко душит, находясь в бесконечном бунте.
— Это твоя внутренняя свобода! Свобода сделать выбор, тысячи выборов, понимаешь?
— Но я не хочу ничего не выбирать. Я не умею.
— Учись! Это лучшее, чему может научиться человек.
Я посмотрю на него как на умалишенного, пока он уже давно отбросил кусок железа в пыль дороги. Ручку было уже не узнать, она притворилась змеей или ящеркой, готовой вот-вот удрать. Набив трубку и закурив, он пытливо смотрел прямо в мое побелевшее лицо. Я не знаю, что ему противопоставить. Быть может, нам стоило тогда обоим остановиться, вернуть Заратустру к скалам, чтобы он никогда не говорил гадостей. Чтобы ни один не чувствовал себя обреченным, глотая пули в кромешной тьме двадцатого века, чтобы никто не ощущал себя лишь мелким винтиком механизма.
— Извините, что помешал, я просто, — вытянутый как струна, слишком долговязый, но удивительно влекущий бездной глаз юноша появился из ниоткуда, протискиваясь между мной и человеком в очках, чтобы длинными пальцами жилистой руки поднять сидящего на камне таракана и положить на ладонь, закрывая другой сверху.
— Я вам не помешал?
— Что вам нужно?
— Я жду посыльного из Замка. Вы не видели? Такой высокий и светлый…
— Варнава не придет, нет у него для вас никаких новостей.
Он посмотрит прямо. Не знай я его, ни за что не прочитала бы в этих чуть сжатых губах укор. Нежность глаз отдала вдруг железом, будто где-то далеко прогремела буря.
— А знаете, мальчики…
— Что?
— Да ничего вы не знаете. Как и я. Как и все вокруг. Вы тоже всего лишь люди. И все ваши экзистенции-метаморфозы — просто дым от сигареты на кухне любой из квартир, тающий в предрассветный миг, запечатленный на тонких печатных листах.
Слова ничего не стоят. И все же стоят всего.
3.11.21
Эдичка
В пыли мелких атрибутов хаоса от внешнего прятаться, за плотными складками штор-защитников. Нежелание выйти из круга. Внешне создаю ощущение мыльного пузыря на морозе — перламутровая жизнь пустая-пустая внутри. Глазами-безднами бороздить все новые и новые строки показаний к применению. Где же из них указано, когда принимать себя, пропорции, до или после еды? Обнимать разбитые колени — сколько раз еще нужно упасть, чтобы хватило сил подняться?
Внутри головы роем вьются вопросы, я люблю их, там, где вопросы, — там исцеление, как светлячки или чьи-то глаза в темноте, главное — не бойся, ты сам себя кусаешь в разы больнее. Разбросанные зерна вдруг прорастают из-под ледяной корки, я замечу улыбку на утро и этого будет так много, это будет так странно.
Но что заставляет тянуть эту ношу, ходить по кругу — а я уже вырвалась или это очередной оборот, пять секунд для вдоха до погружения? Ну нет, милые тени, я помню вас кадрами фильмов, оттенками, игрой мышц в спазмах боли — я вам больше не дамся, теперь я знаю, что я больше, чем вы.
Хочу и не нахожу причин для отказа себе — мой внутренний загорелый Нью-Йоркский бродяга раскинет кости на Детской горе, любуясь собой и городом. Он будет безумен, но в безумии своем будет честнее младенца. В отсутствии рамок — животным, но свободным и деятельным, несчастным, а значит, счастливейшим.
В мире, где себя смять, раздавить, уничтожить не составляет труда, напротив, доставит удовольствие многим, — будь хулиганом, эгоцентристом, не поддавайся. Не ломай, строй.
15.12.21
Календарь
Если слова ничего не значат, а дела значат все — что мне сделать, чтобы стать значимой?
19.08.22
Планы
В книгах пишут о том, что мы теряем возможность ощутить полноту жизни, имея план. Я теряю мир, когда планы рушатся. Остаются пустые слова из горящего экрана о любви и дружбе, о том, что стало просто галочкой в чужом списке и было важным для меня.
Я препарирую эмоции под лупой сомнений. Бальзамирую это время, чтобы пустить его на опыты. Я напишу нашу историю заново, чтобы не забывать, что ожидания — предвестники боли.
Я прыгаю снова. Держи меня за руку.
17.11.19
Дни осени
В оголенной тьме много нежности. Ты чувствуешь острее, и пусть будет проще задеть, но и коснуться тебя проще. Весь в иголках, но оборона на нуле. Ветер подпевает, вихрями с тобой играют пожелтевшие листья. Ты замечаешь, что трава еще зеленая, хоть и покрыта ледяной проседью.
Смотришь так глубоко в себя, что никакие реплики не заставят сдвинуться с намеченного курса, ты властен и нежен одновременно.
Это нормально, умирать каждую осень и расцветать весной, так чувствуешь единство с миром, не притворяясь, не бегая. Позволяя себе чувствовать то, что чувствуешь, быть тем, кем хочешь быть.
Работаю на солнечных батарейках, даже когда градусы начинают падать ниже нуля, если есть солнце, значит можно улыбаться.
Наблюдаю за собирающимися в путь птицами, последние тренировочные полеты перед большой дорогой. Им открыты все ветра и вся синева, не боясь погибнуть, сквозь бури к неуловимой Ультима Туле, верно?
Я буду вся в черном на перроне провожать поездами хаос своей головы, всех выдуманных.
Сядь у окна, я хочу видеть, как ты заваришь чай, разрешишь себе мечтать. Заплети косы, я люблю, когда ты перебираешь руками пряди, и выходит криво, но по-твоему.
Притворись, что тебе четыре, ты едешь на море с мамой, достань кроссворды, я шепну тебе на ухо все ответы о том, что ждет тебя, но ты не услышишь, погрязнув в своих сладких грезах. Я останусь забытым черным фломастером без колпачка на общем столике в вагоне плацкарта, пока твой поезд упрямо отправляется в прошлое.
Оставь всех лишних, не тяни за собой отболевшее, только ты и эссенция боли.
26.10.21
Теории
Мне нравится теория о людях процесса и людях результата. Как системному человеку, мне доставляют удовольствие всякого рода градации, классификации, с минимальной ценой деления. Я люблю «просеивать» личность как различные фракции крупного наполнителя, чтобы в итоге ничего, кроме пыли, от меня не осталось.
Люблю конкретику, как учил наш школьный физик «Определение — это...», в первом последующем слове вся суть, (например «диффузия — это процесс»). Это слово тоже не случайно, ведь несмотря на такое рвение к поиску отличий, как и любой другой человек, я хочу ощущать единство.
Не определить, сколько времени уже потрачено впустую. Я щедра, я оплакиваю себя, баюкаю, жалею. Упиваюсь процессом, не отвлекаясь на то, что, возможно, помогло бы мне.
Знания приумножают скорбь, потому так блаженны болваны, не пускающие в голову ни одной тревожной мысли.
28.10.21
Ноябрь
От экзистенциализма к стоицизму, с появлением надежды рождается радость, всего-то небольшая искра, которая может стать пожаром или очагом.
Вновь наткнуться на «дихотомию контроля», уговорить себя стать бессильной, поддаться течению, бросить кости…
Уговаривать себя заснуть, пока рой мыслей будет рисовать картины маслом слов по свежему грунту неслучившихся диалогов — жить в своей голове.
Я прощаюсь с годом уже сейчас, потому что можно подводить итоги, и в целом я неплохо держусь, иногда побеждая свой животный страх человеческим рассудком.
Взять билеты и ехать. Хотя бы просто в транспорте, смотреть на людей, в тревожные лица, заслоненные фальшивыми латами повязок, засыпающие глаза и тремор замерзающих рук.
Зимой все становится тише, каждое движение четко выверено, потому что нет энергии на необдуманное.
Истории вспышками в голове «А помнишь?..».
Все помню и ничего не знаю, мне нужно выстроить структуру, поесть овес, очистить голову. Сквозь зубья букв пропускать все тревожные мысли, чтобы не просыпаться от страха ночью, чтобы не проверять замки по три раза. В их руках я маленькая и нежная, ранимая. Блестящими глазами лицезрела каждую сцену — на тебя, как на Бога.
Жаль, мертвые говорят со мной о важном громче и чаще живых.
10.11.21
Не тает
Слишком мала вероятность падения метеоритов, кирпичей, открытых люков — у тебя есть лишь ты сам, чистое намерение, эссенция действия.
Снятся страшные сны, вовсе не такие пророческие, как серии South park'а. После них встаешь со сдавленной грудью.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.