Бесплатный фрагмент - Танцующая в темноте

Хочу посвятить эту книгу тем, кто оказал на мою жизнь самое большое влияние:

Моей матери, Елгоновой Кулимай — замечательной женщине, которая подарила мне Жизнь.

Моему отцу, Тунгушбаеву Улыкбеку. Отцу, который не смог стать тем, кем я хотела, но с его помощью я многому научилась и многое преодолела.

Моему покойному брату, Нурлыбеку, который останется в моей памяти на всю жизнь, которого я всегда буду любить и помнить.

Моему брату Мухтару, который научил меня быть более спокойной, любить и прощать своим поведением.

Всем мои друзьям, которые поддерживали меня и в трудные, и в лучшие времена. Которые поддержали меня во всех начинаниях.

Лейле Амировне — психологу, которая дала мне новую Жизнь, с чьей помощью я научилась Жить заново.

Введение

02 февраля 2022 года я стояла на перепутье — выбирала между жизнью и смертью. Мне 36 лет. Я лежала и представляла 20-этажное здание, где я стояла на одном из этажей, и размышляла — спрыгнуть или нет. Это была только мысль. Когда человек принимает для себя окончательное решение, силe принятого решения очень сложно потом остановить силу выбора. У меня же не было окончательного выбора — жизнь или смерть. Я понимала, что если выберу смерть, то меня уже никто, даже Всевышний не остановит. Сила принятого решения — это мощная сила. Для себя я выбрала окончательно — жизнь. Жизнь, насколько бы тяжела она не была, насколько бы она не была невыносимой на мой взгляд. Это было моим окончательным решением. Я не останавливаюсь на полпути. Еще бы — столько было пройдено и пережито! Мне необходимо идти дальше и побеждать.

При всем этом меня всегда интересовала самая непостижимая, самая невероятная тайна — тайна смерти. Я пыталась более наглядно представить себе собственную кончину, но ничего не получалось. Мне всегда была интересна смерть, в плане «а что же стоит за ее порогом?». Может, действительно, я получу ответ на вопрос. В каком образе предстанет передо мной Всевышний? Рай и ад?

Для меня, кстати, такие случаи не были редкими. Нет, подобные мысли у меня возникали нечасто. Я не была меланхоличной натурой, из тех, кто постоянно пребывает в депрессии, нет. С детства я не была склонна к самоубийству, не мой случай. Я могу с удовольствием сидеть в кафе в одиночестве и кайфовать от чашки имбирного чая, наблюдать за людьми, наблюдать красоту этого мира, с удовольствием созерцать природу и свою внутреннюю Вселенную. Я всегда считала себя человеком абсолютно нормальным, и размышления о выборе жизни и смерти было принято по двум причинам.

Причина первая: жизнь утратила краски, и теперь, когда миновала юность, время двинется к закату, энергия пойдет на спад, появятся морщины на лице, друзей будет меньше, останутся единицы, с наступлением старости неминуемо придут болезни. В конце концов, лучше, чем в молодости не будет, ведь самый пик работоспособности приходится именно на нее. Для меня очень важно сохранять энергию и молодость, быть всегда в тонусе, востребованной в любой сфере, где бы ни работала, чем бы ни занималась. А продолжая жить, с каждым годом жизнь неизменно теряла бы краски.

Причина вторая: как бы я не пыталась изменить свою судьбу, все возвращалось на круги своя. А ведь столько было приложено усилий, действий, проработок, приемов психолога, сеансов регрессивного гипноза! Но, увы, результата не было. Не было того результата, которого мне так хотелось получить в виде счастливой семьи, детей, финансового благополучия, успешной карьеры. Все застыло, закостенело. Представьте себе белку в колесе, которая бежит, крутится, прикладывает столько же усилий, сколько и в молодости, а результат — на копейку. Вот так и я.

В отличие от многих людей, я всегда очень серьезно задумывалась над вопросом существования Всевышнего. Во времена Советского Союза идеология была таковой — жизнь заканчивается со смертью, а дальше ничего, пустота. Я же не могла мириться с этой мыслью. С другой стороны, родители и предыдущие поколения матери и отца всегда молились, читали Коран, и были абсолютно убеждены, что Всевышний — Всеслышащий.

В свои 36 лет, пережив все, что мне было отпущено — а это на самом деле не так уж и мало, я была уверена, что наша душа вечная и приходит в Земной мир, ЧТОБЫ ПРОХОДИТЬ ОПЫТ, чтобы обрести любовь ко Всевышнему. Но к такой мысли я пришла через долгий путь, испытания и опыт прохождения стрессовых, экстремальных ситуаций. Хотя я думаю, смерть — это свобода от всего, это вечное забвение.

Как часто я задавалась вопросом: «А есть ли Бог»? Во всех религиях на самоубийство наложено жесткое табу. Оно осуждается в каждой вере, ведь человек живет, чтобы бороться, а не сдаваться. Человеческий род должен продолжаться, должны создаваться семьи, для этого нужна Любовь. Все дело было в Любви… Была ли она у меня? Умею ли я вообще любить, сохранять и приумножать Любовь?

Как часто я задумывалась, что если Всевышний существует, то есть предел силам человеческим, предел человеческому пониманию. Ведь Он создал мир и с войнами, ложью, нищетой, несправедливостью. Мир с убийцами, педофилами, с голодающими детьми, катастрофами и катаклизмами, С ХАОСОМ НА ЗЕМЛЕ. Несомненно, Он был, есть и будет. И Мы никогда не поймем Его намерения, планы. Нам же приходиться мириться, принимать, быть сильными, иметь Веру и с Любовью проходить испытания.

Самоисцеление

Я решила написать эту книгу по двум причинам. Во-первых, для самоисцеления, ведь описывая, высказываясь, выговариваясь, человек вольно или невольно исцеляется, и отпускает прошлое. Он ОСВОБОЖДАЕТСЯ. К тому же это и моя женская природа — нам необходимо высказываться, выговариваться. Во-вторых, 4 месяца назад, когда я в новостях услышала о том, как мать бросилась с 9-го этажа и с собой увела еще 3-х своих же детей, у меня было абсолютное ее понимание. Не осуждение, не ненависть, не недопонимание, нет. Именно искреннее понимание ее как женщину.

Позже, когда созрел замысел этой книги, я долго думала — а каким же будет название самой книги? «Жить и выживать», «Будь победителем в своей жизни»? Но они трудные для человеческого понимания. Надеюсь, что вам, читателям этой книги, не придется бороться и выживать так, как приходилось мне. В моей жизни дела слишком часто шли совсем не так, как хотелось бы, и всякий раз, мне приходилось бороться и идти дальше. Возможно, у читателей в жизни бывают ситуации тяжелее, чем у меня, но для меня это в первую очередь — самоисцеление.

Почему? Все просто: человек по своей природе эгоистичен, и я не исключение, ведь чем бы ни занимался человек, он в первую очередь делает для себя, и только потом для других. Хирург, который спасает других людей, не делает операцию исключительно ради общества. В первую очередь он делает это для себя, потому что ему это нравится, он получает удовольствие, и только потом это оборачивается пользой для окружающих людей.

То же самое писатель, или пианист — если он не будет получать удовольствие от самого процесса, общество не получит удовольствие от его творчества. Для меня важна честность — честность с самим собой и с другими людьми. Возможно, мой опыт поможет и вам обрести надежду и веру в лучшее.

Я прожила немного лет, но 36 лет — это самый пик моей жизни, и дай Всевышний каждое утро вставать, быть счастливой и радостной, несмотря на все трудности жизни и судьбы. Это мой выбор. Это моя сила принятого решения. Для себя я твердо решила, что создаю образ победительницы своей жизни, своей судьбы. Я буду побеждать, как бы ни сложились обстоятельства моей жизни. Я намерена побеждать, и преисполнена решимости испытать судьбу, как бы больно мне не было.

Детство

Я стояла с сестрой возле реки Ганга, предаваясь воспоминаниям, и отпускала свое прошлое… На тот момент это было мое намерение — отпустить прошлое…

Если верить преданию, в начале времён Ганга была исключительно небесной рекой, но позже спустилась на землю и протекает сейчас во всех мирах индуистской космографии. Большинство легенд связано с её рождением, со спуском на землю и с определёнными эпизодами пребывания уже на Земле. В легендах подчёркивается способность Ганги к очищению или к снятию грехов, её значение как символа материнства и как посредницы между мирами. Я же хотела очищения.

Хотела бы вырвать сердце у себя из груди, чтобы не было больше ни муки, ни чувства одиночества, ни воспоминаний.

Летний холод заставил меня ощутить слезы на щеках, и они перемешивались с чувством частичного очищения. Пусть воды Ганга унесут прочь смешавшиеся с ними слезы, чтобы я могла забыть мое детство, любовь, которую я испытывала, горечь, разочарование, тоску, чувство одиночества, все негативное, что происходило в моей жизни. Возможно, река говорила мне:

— Постарайся просто жить и радоваться жизни, в старости будешь вспоминать…

Я и пишу затем, чтобы память переплавить в светлое одиночество, а одиночество — в воспоминания…

Если я скажу, что мое детство было безоблачным, это будет неправдой. Мои родители были, на мой взгляд, самыми эгоистичными людьми, которых я встречала в своей жизни. Мне до сих пор приходится зализывать раны от детских травм, которые мне нанесли родители. Сказать, что я их простила — да я простила. Я понимаю, что так должно было случиться в моей жизни, что любая ситуация дана Всевышним, но некоторые их поступки я не могу оправдать. Пусть Всевышний их оправдает, не мне их судить.

Полное имя моей мамы — Кулимай, но ее всегда звали Катей. Она была женщиной красивой, умной, образованной, талантливой на мой взгляд. Ее родители жили в поселке Мактарал, в Южно- Казахстанской области, близ города Шымкент. Мама выросла в очень богатой семье. Ее отец был бухгалтером. В советское время не позволялось быть богатым, но, каким-то образом он умел зарабатывать, причем делал деньги из воздуха. Ее мама была домохозяйкой, родила 9 детей и сумела воспитать их так, чтобы все они смогли получить образование и хорошее воспитание. Она была очень трудолюбивой. Помню, как она постоянно что-то делала по дому, никогда не сидела, сложа руки, была очень чистоплотной и хозяйственной.

Родители отца родились в поселке Кырыкжылдык, что в Южно-Казахстанской области, тоже близ города Шымкент. Отец родился в бедной семье. У его родителей было 12 детей, и каждый по-своему талантлив.

Брат моей матери женился на сестре моего отца. Когда отец женился на матери, этого не хотели никто из родителей — ни со стороны отца, ни со стороны матери. ВСЕ БЫЛИ ПРОТИВ. Со слов матери, он изнасиловал ее, чтобы жениться на ней. В то время у нее не было иного выбора, кроме как выйти за него замуж. Родители со стороны матери были категорически против: по казахским законам этого не должно случаться — жениться на почти, что дальней родственнице. Это брак, на мой взгляд, с самого начала ознаменовался как неудачный. Практически не было свадьбы. Мать не надела свадебного платья — это с ее слов. Но такова воля Всевышнего, против Вселенской Воли ничего не сделаешь, должны были родиться дети — мы. И, возможно, они должны были пройти Свой путь Души.

Несмотря на все перипетии, у них родились трое детей. Мой брат, Нурлыбек — самый любимый и красивый, светлая душа, я, и младший брат — Мухтар. На момент заключения союза у мамы уже было высшее образование — она была дипломированным адвокатом по уголовным делам. У отца не было образования, но он очень хорошо пел и играл на домбре.

Мама была очень образованной и умной. Она была, на мой взгляд, очень красивой женщиной. И терпеливой — черта характера, которая ей помешала в личной жизни. В то же время она была очень ленивой. Я недоумевала — неужели все умные люди такие ленивые? Она периодически могла часами смотреть телевизор.

Отец был человеком, в котором, можно сказать, жило сразу несколько личностей. Он бывал разным: иногда добрым и отзывчивым, самым лучшим отцом, а иногда в него как будто бес вселялся и тогда он мог избить всю семью.

Все свое детство мы, дети, видели, как родители постоянно ругались, причем отец очень часто поднимал на маму руку. Она уходила в себя, и ей было не до нас. Часто отец при всех ее унижал, но она продолжала его терпеть.

— Мама, разведись, пожалуйста, — умоляла я.

Она молчала.

— Почему ты терпишь, не понимаю. Я не понимаю, зачем терпеть это унижение?

Она плакала и молчала. Ее боль была невыносимой, в ее глазах было столько тоски и безвыходности, что все ее страдания я испытывала как свои.

В душе я говорила, «Мне тоже больно, я не хочу терпеть, и испытывать боль. Я не ты, я хочу жить спокойно».

«О, Всевышний, научи ее осознать наше могущество! Сделай так, чтобы мужчины нас понимали и ценили», — я молила, но меня никто не слышал.

Всевышний, неужели мои слова не будут услышаны? Неужели такой и должна быть любовь? Боль, разочарование, терпение, унижение, презрение… Неужели та любовь, о которой я читала в книжках, только в них и существует?

Помню, как-то я вернулась из школы. Дома не было убрано, пришли гости.

— Приберись дома, — сказал мне отец приказным тоном.

Я ослушалась, у меня возникло чувство отвращения к нему. Тогда отец схватил меня за волосы, и стал бить по голове…

У меня возникла неприязнь и ненависть к нему. Порой нам сложно высказываться только из-за того, что мы были детьми.

«Так, наверное, положено. В любом случае тебе некуда деваться», — думала я про себя.

В детстве для тебя твой дом — это целый мир, а твоя семья — родители и родные. Картина семьи у меня была далека от идеальной.

Отец мог месяцами пить… Пьяным он становился еще более буйным, избивал мать, меня и брата.

В один день он избил брата. Тот не стал ругаться с отцом. Он вообще не мог хоть что-то сказать ему против. Нет, брат просто ушел и не ночевал дома. Потом я узнала, что он ночевал в подъезде. Ну как «ночевал» — он просто простоял ночь в подъезде….

— Купи мне 10 бутылок пива, — ругался отец.

Мама молча шла и покупала. Иногда ходил в магазин и брат. Нам было по 9 или 10 лет…

Я не хотела возвращаться со школы домой, но мне некуда было идти.

Мое детство прошло как во тьме. Понятия любви, сострадания, заботы, взаимопонимания, дружбы в нашей семье не было. У меня было ощущение, что я не жила, а существовала. Про таких говорят «живет, как трава». Мне не нравилась домашняя обстановка. Тьма…

Ненависть, презрение, отвращение, осуждение, раздражение, неприятие — вот что я испытывала к отцу. По-видимому, мать испытывала подобные же чувства…

Но как же мне нравилось читать! В книгах я растворялась, очищалась, развивалась, сопереживала. Книги были моей терапией…

В жизни каждого человека бывают такие минуты, когда он видит, как травма пересекает его жизненный путь. Травма, от которой остаешься калекой на всю жизнь. Именно в такую минуту Бог испытывает человека. Бог испытывал маму, меня и моих братьев.

Родители развелись через 4 года после заключения союза. На тот момент родился мой старший брат. Я полагаю, это было, наверное, самым спокойным временем в нашем детстве. Помню, как мы с братом ходили в садик, и это было так мило. Мы были самыми спокойными детьми, как мне казалось. Мама работала юристом, ее родственники периодически навещали нас, воспитывали, нам было спокойно. Вроде бы меня никто не заставлял, но у меня получалось хорошо учиться.

Мой брат, Нурлыбек, был лучиком света в семье. Он озарял комнату своим присутствием. Он был настолько красивым и добрым, что его любили абсолютно все — и родственники, и все, кто его окружал. От него исходил Свет.

Отец периодически приезжал навещать нас. Старший брат его любил и потому встречался с ним с большой охотой. А вот я отца уже не хотела видеть. Я имела на это право — мама не заставляла.

До сих пор этого не понимаю… Мама была юристом, образованной, интеллигентной женщиной и связалась с настоящим абъюзером. Он в полном смысле был абъюзером — унижал мать как женщину, оскорблял, избивал, ревновал, опускал ее ниже плинтуса, а она терпела…

— Дети, — говорила она. Вот настоящая причина их отношений.

Через 4 года после развода она опять с ним сошлась. Не понимаю, зачем?

— Ради детей. Я думала, он изменился. Он долго меня убеждал и уговаривал. Он умолял меня, а я всегда верила, что человек может измениться…, — говорила она.

Нет, он не изменился. Он просто притворялся, что изменился на какое-то время. Человеку очень трудно измениться, если он сам этого не захочет, а отец был истинным манипулятором и абъюзером. После того, как они сошлись, его побои и пьянки возобновились.

— Прости меня, умоляю, этого больше не повторится, — умолял он, стоя на коленях. И мать прощала…

Я всегда была на ее стороне. Я, как девочка, будущая девушка, женщина, всегда была на стороне матери.

Иногда взрывной характер отца сменялся на веселый. То были периоды радости, заботы о детях. Мне казалось, что в нем живут 9 человек. Человек сложный, властный, жестокий, жесткий. И то же время трудолюбивый, добрый, иногда отзывчивый, шумный, веселый. Он много говорил — несвойственное мужчинам качество. Он не позволял матери работать и обеспечивать семью. Он говорил «люблю» и при этом избивал. Он мог месяцами буянить, пить, лениться, а потом столько же пропадать на работе. Он мог обещать и не сдержать свое слово. Он мог избивать детей, но в то же время одаривать их и покупать все, что они хотели. Он мог быть властным и жестоким по отношению к нам — детям, и в то же самое время играть с нами как ребенок. Он мог очень хорошо зарабатывать, и тут же легко терять деньги. Он то щедро одаривал нас подарками, то становился очень жадным. Он мог быть очень жестоким по отношению ко мне и братьям, и в то же самое время расплакаться на ровном месте, когда его что-то умиляло. А умиляли его кошки, животные, и дети, особенно маленькие. Насколько он был разным — меня это поражало до глубины души.

Мама — насколько она была спокойной и образованной, настолько и терпеливой. У нее был аналитический склад ума, на многие вопросы у нее был логический ответ. Внешне красивая и спокойная — она могла молчать о своих переживаниях долго и терпеливо. Насколько я помню, у нее не было подруг, кому она могла бы выговориться. Физически выносливая, каждое свое действие она обдумывала. Перед тем, как что-то делать она все действия связывала в цепочку. Терпение — вот удел женщины. Возможно, она услышала это где-то. А может, ее родители учили маму быть терпеливой. Она переносила все унижения от отца молча. С годами я поняла, что терпение может как помогать, так и ломать. С терпением она начала ломать себя и свой характер.

Мой брат, Нурлыбек… Насколько он был красивым, настолько добрым и душевным. Светлая и яркая душа. Душа компании — его любили все, абсолютно все. От него исходил Свет. Он был ярким, веселым, открытым, добрым, отзывчивым. Пожалуй, я могу говорить о нем только хорошее, ведь на самом деле он и был таким.

До 5 класса мы жили в Шымкенте. К 6 классу мы переехали в Алматы.

Да, я хорошо училась. Не помню, как у меня это получалось, возможно, мне нужно было просто чем-то занимать свое время. Тем более, мне нравился процесс учебы. С 5 лет я читала все, что попадалось под руку — от сказок, до «Путь Абая» Мухтара Ауэзова.

Юность и зрелость

Я — книжный червь. Книги, обучение, психологическая помощь — все это лечило меня, исцеляло, обучало. Можно сказать, что меня сформировали книги. В дальнейшем работа и учеба стали моей жизнью, отдушиной и страстью, так как вне дома я чувствовала себя лучше.

В течение 6 лет родители снимали квартиру. Отец занимался бизнесом, мама была домохозяйкой — он не позволял ей работать. Отец периодически работал то в Шымкенте, то в Алматы, постоянно разъезжая по работе. Я радовалась его отъездам — дома становилось спокойно. Ведь что такое, когда он дома? Пьянки, драки. Конечно, не всегда так было. Когда он не пил, мы с семьей ходили гулять в парк, сидели кафе, ездили на озеро. Отец умел быть щедрым, веселым, открытым.

— Ты будешь хирургом, ты будешь медиком, — повторял он мне.

Я же хотела быть юристом. Он заставлял учить нас арабский язык, чтобы мы изучали Коран, а потому мы с братом ходили на языковые курсы.

Нет, конечно, у нас дома не всегда было беспросветно. Случалось, когда родители пребывали в хорошем настроении, точнее отец, все бывало хорошо. Мы отдыхали, родители возили нас в Шымкент — в родной город, Там мы гостили у родственников во время каникул, и со стороны казалось — мы вполне счастливая семья. Отец на тот момент хорошо зарабатывал — он занимался бизнесом, перевозил нефть. Но бывали периоды, когда семье не хватало денег даже на хлеб. Да, у нас бывали синусоиды от безденежья до хорошей жизни. И все же отец умел зарабатывать деньги. Он был очень способным и трудолюбивым. До сих пор удивляюсь, как у него это получалось — не имея высшего образования, но обладая живым, ясным умом, он мог зарабатывать хорошие деньги.

Однажды нас навестили гости — дальние родственники. После того как они ушли, отец избил мать в приступе ревности к родственнику.

— Это что за бред, — думала я.

Он был деспотичным и ревнивым. Я же видела в этом только глупость.

Любое слово мамы, любая ее мимика, любой взгляд превращали его в зверя, он становился монстром.

«ОНИ НЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ВСТРЕТИТЬСЯ. Это не отношения, это что-то непонятное, запредельное для моего детского понимания», — думала я.

Я абсолютно не понимала — если она его так раздражала, неужели так сложно просто жить отдельно? Зачем так мучить себя и других? По-видимому, они любили друг друга как-то по-своему.

После каждой ссоры, которая случалась у нас дома, мне хотелось куда-нибудь уехать, но, увы, было некуда.

В 1995 году родился младший брат — Мухтар. Он отличался от старшего брата тем, что был холодным, менее общительным, немного эгоистичным, но по-своему добрым. У него был холодный разум.

Я считаю, что мы по своей натуре были очень спокойными детьми на тот момент: не пили, не курили, не стали наркоманами (чего можно было ожидать в такой неблагополучной домашней среде). У нас не было проблем в учебе, с учителями, с окружающими, со здоровьем.

Мама водила меня на курсы по игре на пианино. Это была ее мечтой — играть на фортепиано.

— Я хочу, чтобы ты сыграла для меня, — пьяным говорил отец.

Я же не хотела, и не играла… Меня все в нем раздражало. Иногда я не понимала своего отношения к нему. Он же, с его слов, меня очень сильно любил.

Мои школьные года прошли как в тумане: я много чего не помню — того, что происходило в школе. Не помню именно какие-то определенные школьные знаменательные события, так как просто хорошо училась и больше ничем не занималась. Училась я прекрасно, не выделялась, была достаточно скромной, послушной. Да и чем можно заниматься кроме учебы в школе? Параллельно я ходила на курсы по игре на пианино, а также на плаванье. С помощью мамы у меня получилось окончить школу экстерном (10—11 класс за 1 год).

А вот дома было все непонятно. Я не понимала — зачем отец месяцами выпивает. Не понимала, ЗАЧЕМ МАТЬ С НИМ ЖИЛА. Дома я страдала вместе с мамой. Всю боль, которую она испытывала, я проживала с ней.

С мамой я была в хороших отношениях. С отцом все сложно — я его не принимала, презирала, осуждала. Иногда мы с ним хорошо общались. Это была какая-то синусоида отношений — то иногда все отлично (когда он не пьяный), то бывали «веселые» времена. Периодически он становился хорошим отцом и ни в чем нам с братом не отказывал. Но периодами у него случались приступы, так сказать, психически больного человека. Насколько он был разным, как хамелеон — мог в одночасье меняться то в лучшую, то худшую сторону.

Можно сказать, насколько он созидал вокруг себя, настолько вдвойне все разрушал. Его разрушительная сила влияла на всех нас — и на взрослых, и на детей.

Когда он не выпивал, у него открывалась огромная трудоспособность. К примеру, он мог не спать сутками для достижения своей цели. Это мне в нем нравилось — огромная трудоспособность и сила воли, которые, я считаю, передалась по генам и мне. Говорят, в человеке есть и хорошие и отрицательные черты личности. У отца была разрушительная сила сквернословия, он много говорил, бывал жестоким, жестким, горделивым, упертым, гневливым, и он был уверен, что всегда прав. Если ему перечили и озвучивали его минусы — он сильно гневался.

Я же считала, что человек, если в чужом глазу соринку видит, должен замечать бревно своем в глазу. Я ему это бревно показывала и говорила, на что он гневался и избивал меня. Я же была идеалисткой и максималисткой — за любую правду. В дальнейшем я стала понимать, что правду не все хотят слышать. Правду могут принимать только сильные и самокритичные люди, которые хотят меняться в лучшую сторону.

Лучиком света в нашей семье был мой брат Нурлыбек, на один год старше меня, которого уже сейчас с нами нет. Он был самым светлым ребенком в семье, его невозможно было не любить. Он излучал свет и добро. Он, как и все мальчики, дрался в школе, учился на средние оценки. После окончания школы брат поступил учиться на юриста в Алматы. Он был для меня самым красивым человеком, и самым красивым парнем в моем окружении. Девушки в него влюблялись — настолько он был популярен среди них. Некоторые из них дружили со мной, чтобы иметь возможность общаться с моим братом. Мы с ним периодически и дрались и ругались, как брат и сестра. Но мы же в одной семье, а потому быстро забывали и мирились.

Закончила я школу экстерном — 10—11 класс за 1 год, так получилось. Этому поспособствовала мама. Несколько человек в классе заканчивали экстерном и мама, зная, что я буду медиком, решила, что мне лучше будет окончить школу именно так. Она также поспособствовала и тому, чтобы и класс фортепиано я закончила экстерном — вместо 7 лет 5 лет обучения. Может, она не хотела заморачиваться и платить деньги за класс фортепиано, может она сильно верила в меня — я точно не знаю, но за это я ей благодарна.

В 16 лет я поступила в Медицинский Университет им. Асфендиярова. Заставил меня отец — он бывал иногда деспотичным. Впрочем, я и сама на тот момент не знала, куда пойду, и чем буду заниматься. Может, так и должно было случиться.

Перед поступлением в ВУЗ мы с отцом жестко поссорились, поругались, подрались — я заступилась за маму… Получилось как всегда. Избитая, в синяках, не боясь физической боли, не проронив ни одной слезинки, я сидела в своей комнате, и для себя решила, что я уже давно взрослая. Что я вполне уже сформировавшийся человек со своими мыслями, мнениями. Вдобавок мама подошла ко мне и сказала, что я должна поступить в медицинский на грант. Если он будет меня обучать, то он на всю жизнь сделает меня ему обязанной и сделает должной в том, что он оплачивал мою учебу на протяжении 7 лет. Сделать зависимым от себя любого человека — уж этого он любил.

Он хотел сделать из матери зависимую от него личность. С ней так и получилось — она стала зависимой. Она не работала и на тот момент уже находилась на грани саморазрушения.

Возможно, у меня уже тогда сформировался характер сильной, независимой девушки. Мне пришлось быть независимой, у меня не было другого выбора.

Последний учебный год. Я экстерном заканчиваю школу. Утром я ходила на занятия, а вечером проходила программу за 11 класс — на тот момент для меня это была огромная нагрузка. Вдобавок — нестабильная обстановка в семье. У меня было ощущение, что дома мы — дети, были как на войне: не было того уюта, тепла, любви, заботы.

«Ладно, главное поступить» — думала я про себя.

После окончания школы ко мне подошла мама и сказала, что мне придется поступить на грант — доказать отцу, что я могу учиться на бюджете. Мне нужно было поступить на грант, чтобы не быть должной отцу, хотя он и говорил, что будет оплачивать мою учебу. Мне пришлось учиться по максимуму. Я ходила на все курсы, ночами не спала. Как результат 4- месячного интенсивного обучения и бессонных ночей — я поступила на грант.

Это стоило мне здоровья — дома я упала в обморок: мой гемоглобин упал ниже 50 гр/мл. После я лечилась дома — мне кололи железопрепараты и я постепенно восстанавливалась. Я с детства страдала хронической анемией, переданной мне от матери. Я до сих пор принимаю железопрепараты, периодически делаю перерывы. После того, как я узнала, что поступила на грант, заново зашла к преподавателю истории, и добавила себе один балл, так как изначально мой ответ был правильным. У меня был страх, что даже одного балла не хватит. После новости о поступлении я не могла уснуть от перевозбуждения. Я была очень счастлива, горда и довольна собой.

Я не понимала, куда я попала, куда иду, зачем иду. У меня не было цели стать врачом, и это сказалось на моих результатах на 1 курсе учебы в универе. Мне приходилось делать двойную нагрузку, чтобы прийти хоть к какому-нибудь результату. Это сейчас я понимаю, что отсутствие четкой цели не дает ощутимого результата в любой сфере. Первые 3 года в универе были для меня самыми сложными в моей жизни. В первый год, на курсе анатомии, когда четверокурсник вытаскивал все органы человека из тазика и показывал их нам, я пришла домой и заревела. Я сказала маме, что не буду учиться в медвузе. На что мама ответила:

— Тебе просто придется его закончить. Ты живешь у себя дома, не оплачиваешь за квартиру, в деньгах не нуждаешься, с таким трудом поступила. А вдруг ты откроешь свою клинику?

Тогда она дала мне красивое будущее. Эти слова меня утешили, я до сих пор ей благодарна за них.

«Ладно, главное закончить», — думала я.

До сих пор помню эти анатомические органы, разрезанные на части: дольки печени, легких, части кишечника. Я думала о том, что наши органы когда-то также будет изучать начинающий медик-первокурсник. От этого я еще больше задавалась целью и смыслом жизни.

«Значит, есть, наверное, что-то вечное. Что-то, кроме нашего тела», — думала я.

— Наше тело тленно, а душа вечна, — мне это объяснял психолог, к которой я ходила.

Как-то на первом курсе, на занятии по анатомии, разрезали умершую бабушку. Я тогда подумала: «А ведь я тоже, наверное, когда-нибудь буду лежать на таком столе, и мои органы разрежут в пух и прах». Я не понимаю, почему мне тогда становилось плохо от всего этого. Может, я хотела жить вечно. Может, не хотела умирать. А может, хотела видеть свою смерть по-другому, и я думала: «И все, наверное, на этом и заканчивается». Тогда я не понимала смысла нашего существования, смысла всего, что происходит со мной.

Первые 3 года в медвузе прошли как в тумане. Я не понимала, где я, что я делаю, что со мной вообще происходит. Девушка, которая училась отлично в школе, вдруг стала двоечницей. Эта анатомия — на первом занятии я получила двойку, по биологии тройку. Нагрузки были ужасными — надо было за один день прочитать половину книги. Ночами я практически не спала. Если и спала, то ложилась в 3—4 утра, а на занятиях все равно получала тройку. Это было непонятно. Я думала, что я тупая, тугодумка — вроде бы усилия прилагаются, а результат низкий. Я считаю, одна из причин моих плохих оценок — отсутствие самой цели. Помню, моя сокурсница как-то сказала, что с детства мечтала стать врачом, и на занятиях она всегда получала отличную оценку. У меня же не было определенной цели, у меня не было цели стать врачом, поэтому я буксовала.

«Ладно, — думала я, — Тогда хотя бы сможешь получать стипендию».

Если получаешь тройку, то не можешь рассчитывать стипендию в течение одного семестра. Поэтому мне приходилось напрягаться и учиться днями, ночами — не хотелось отставать от сверстников. Цель была — надо постоянно получать стипендию, деньги тоже мотивируют.

На втором курсе мне казалось, что жизнь проходит мимо меня. Помню, ночью, читая книгу, мне казалось, что я старею. Было ощущение, что я резко повзрослела, и моя молодость куда-то исчезла. Мне так казалось, потому, что в самый пик своей молодости — в 16—17 лет, я не гуляю, не общаюсь с парнями. Все мое время уходило на обучение. В дальнейшем это стало для меня привычкой.

Первые годы пролетели быстро. Они были самыми трудными для меня, но уже на 4-курсе мы все более-менее привыкли к университету, к нагрузкам. До сих пор помню, как мы готовились к экзаменам — нам за одну ночь надо было выучить тесты с ответами из 1000 вопросов. Мы и не спали, учили тесты. Результат, конечно, это оправдывал. Я была уже уверена, что медики — самые стрессоустойчивые люди.

Дома на тот момент было то хорошо, то плохо. На 4 курсе, весной, мне как-то позвонил брат и сообщил, что мама в больнице.

— Я отвез ее в отделение травматологии, она перерезала себе вены, — плакал он в трубку.

Позже я узнаю, что она в своей спальне перерезала себе вены после того, как узнала — отец ей изменяет. Ее отвезли в 4 ГКБ. Это было начало конца — для меня и для брата.

Только не это! Дома и так была нехорошая обстановка, а тут еще и это. Нам с братом приходилось бороться в плане всего. Мама сдалась, отец на тот момент стал играть в казино. Мы с братом хотели, чтобы наши родители были нормальными людьми, мы ничего не требовали от них, мы просто хотели, чтобы они были нормальными людьми. Маму после первого суицида отвезли к родственникам. Они много с ней разговаривали. Какое-то время все было хорошо, но она, как упертый осел, повторяла и повторяла суицидальные попытки. Психологи не помогали.

Я предлагала положить ее в больницу. Мы с братом отвезли ее в центр психотерапии. В приемном покое врач объяснял, что положить ее надо обязательно, так как необходимо дифференцировать ее болезнь между шизофренией и маниакально-депрессивным расстройством.

— Нет, мы ее забираем, я не хочу, чтобы она лежала в психушке, — говорил брат.

— Нет, надо положить ее в больницу, — утверждала я.

— Ее положат, потом поставят на учет, а это скажется на моей карьере, — упорствовал брат.

Я не понимала, как это может сказаться на карьере, я же вообще не думала о ней. Но для юриста это, наверное, было важно.

Словом, брат был настроен категорически против стационара, а потому мы то отвозили маму к родственникам, то он сам проводил с ней время дома. Увы, облегчения не наступало. Я начала злиться, ругаться, остро реагировала, у меня появилось к маме чувство какого-то отвращения и презрения.

«Она сдалась, и она меня убивает», — думала я.

Я поставила ей диагноз — маниакально-депрессивный психоз. Уже через 2 года я положила ее в Центр психотерапии на Абая- Масанчи. Ей выставили диагноз — маниакально-депрессивный психоз. Это значит, что у нее тяжелые депрессии временами сменялись маниакальными расстройствами. Она могла находиться в состоянии депрессии в течении 2-3-х месяцев, практически не есть, ни пить, не выходить из комнаты. Иногда она даже не умывалась. Брату приходилось ее вытаскивать из этого состояния.

— Мама, все, пойдем кушать, — он ее заставлял вставать с постели. У нее было такое безучастное и неэмоциональное лицо, что становилось страшно. Аура в доме была тяжелой.

При маниакальном состоянии мама могла ночами не спать, читать газету, готовить, петь. Ее маниакальное состояние было намного лучше, но мозг у нее становился перевозбужденным. Она могла брать деньги в долг, оформлять мелкие кредиты. У нее возникало ощущение, что она всемогущая. В этот период ее никто не трогал. В депрессии она не помнила, что она делала в предыдущем состоянии. Мы уже частично смирились со всем этим.

— Ты знаешь, я думала, что мне сделать, чтобы себя убить: под машину броситься, выпить крысиный яд, а может, выпить таблетки. Днем я ходила на улице и думала, как попасть под машину, но у меня не хватило смелости, — говорила она мне. Да, каждый сам знает глубину своих страданий. Тогда, в конце концов, теряется смысл жизни.

Подобными словами она каждый раз убивала частичку моей души. Смысла жизни я на тот момент тоже не видела.

Потом я осознала, что она меня вампирила. Ей было примерно 45 лет, с отцом у них отношения еще больше ухудшились. Он играл в казино, и все подчистую проигрывал. Он заложил квартиру в Алматы, взял кредит и проиграл его. Ежемесячный кредит он платил лишь периодически. Потом это сказалось на нашем финансовом положении — иногда дома не было даже хлеба, и денег, чтобы купить его, плюс состояние матери…

Горечь, отчаяние — вот что я видела в ее глазах. С депрессией пришло то, что страсть, ненависть, любовь, восторг, любопытство — все это перестало проявляться. Спустя некоторое время у людей, страдающих этой болезнью, уже не остается никаких желаний. У них нет воли жить, нет воли умереть, и в этом вся сложность ситуации. Они становятся сумасшедшими. Сумасшедший совершает самоубийство, он равнодушен к опасностям, его поведение становится опасным для себя и окружающих. Но все же, такие люди могут оставаться дома, не представляя угрозы другим людям, ведь благодаря возведенным ими же стенам они полностью изолированы от мира, хотя им кажется, что они — часть мира.

У людей, страдающих маниакально-депрессивным психозом, пропадает желание чего бы то ни было, и спустя несколько лет они уже не в состоянии выйти из своего мира. Они растрачивают огромные запасы энергии, избегают внешних воздействий, и с этим же ограничивают свой внутренний рост. Такие люди продолжают ходить на работу, смотреть телевизор, рожать детей, но все это происходило автоматически. Триггерным фактором совершения самоубийства был отец. Внутренне мама мечтала о взаимной любви. Она всегда мне приводила в пример лебедей. Лебеди — они всегда вместе, они неразлучны, в Любви и Заботе. Она идеализировала отношения. А отец не соответствовал ее идеалам. Все сказалось на детях, в конце концов. Пока мы молчали, остро на все реагировала я.

С 3-курса я начала работать официанткой, продавцом, трудилась в торговле. Я постоянно работала, чтобы прокормить себя и быть независимой. На 6 курсе я начала работать в аптеке фармацевтом. С 18 лет я постоянно работала и работаю до сих пор — это превратилось в привычку. Работа меня в какой-то мере спасала.

Брат же отучился на юриста, но после окончания учебы 3 года не мог устроиться на работу. Он просто лежал дома. Не знаю, может, он мечтал сразу устроиться на высокооплачиваемую работу…

Отец все больше и больше становился зверем — теперь он уже и без выпивки избивал мать и нас. Помню, в один из таких дней, после его очередного зверского поступка я вызвала полицию.

— Я тебя ненавижу, я тебя всегда ненавидела, с детства я тебя ненавидела, — как-то я сказала.

Возможно, отец хотел отыграться на всех нас и выбирал нас. Мы стали частью его жизни и его неудач. Его враждебность бросалась в глаза, он требовал от нас ответа. Мы отвечали. Он посмотрел на меня с таким недопониманием и возмущением, с чувством горечи. В глазах была боль и разочарование. Он же любил меня — по-своему. Я же думала, что он не умеет любить. Любовь выглядит по-другому, любовь действует по-другому.

Он последними словами обматерил меня и избил. Он был крайне возмущен тем, что я начинаю ему сопротивляться, высказываться, говорить свое мнение.

— Зря мы переехали в Алматы, зря я тебя учил, слишком уж ты умная стала. Ты что, самая умная? — кричал он мне.

— Я не самая умная, но не глупа. А отучилась и учусь благодаря самой себе, — отвечала я.

Независимость — это заложено в характере либо с детства, либо определенный фактор накладывает на человека то, что своему состоянию независимости начинаешь гордиться.

Он был очень удивлен, когда я вызвала милицию. Я же была крайне удивлена его словам.

— Ты меня отправила в милицию… Я тебе этого никогда не прощу, — зверски говорил он.

«В смысле не прощу? Избивать можно? А защищаться нельзя? КАК МОЖНО моему ПОСТУПКУ УДИВЛЯТЬСЯ? В смысле?», — недоумевала я.

Эго мужчины задевает, когда молодая девушка борется с ним наравне. Как? Это же уму непостижимо! Отец по характеру был властным и деспотичным человеком. В его понимании мужчина доминант, а женщина должна подчиняться. Я ему неподвластна. Его это раздражало. Ему казалось, что мы не сможем защищаться и падем на колени. Но если разбудить в человеке зверя, то пол не будет иметь никакого значения. Помню, как в одну из отцовских драк я взяла нож и воткнула ему в ногу. Он понял, что меня он не победит и мой дух не будет сломлен.

— Ты должна попросить у меня прощения за то, что идешь против меня, — повторял он.

«За что?» — думала я.

Мне приходилось на тот момент бороться с собственным отцом — для защиты самой себя и отстаивания своей точки зрения. Было сложно, больно, обидно. Но, другого выхода не было.