Бесплатный фрагмент - Тайная история человечества

Тайная история человечества

сборник научно-фантастических рассказов

Составитель — Артем Бук

Иллюстратор — Ольга Харитонова

Авторы: Артем Бук, Альтс Геймер, Роман Арилин, Елена Артюшкина, Вероника Ливанова, Константин Бахарев, Людмила Лазарева, Филипп Ли, Павел Бубнов-Гордиенко, Елена Зайцева, Мишель Подымски, Сергей Королев, Вадим Ечеистов, Вячеслав Тигров

Предисловие

Уважаемый читатель,

Представляем Вашему вниманию сборник фантастических рассказов, в который вошли лучшие работы, участвовавшие в конкурсе «Кто мы и откуда? История возникновения человечества».

Тысячелетиями люди пытаются найти объяснение своему происхождению. Сотворены ли они богом или богами, как утверждают религии? Развились ли от общих с обезьянами предков, как учит теория эволюции? Религия призывает уповать на веру и древние тексты, наука — на результаты анализов обнаруженных останков. Тем не менее, ни одна из теорий не может считаться доказанной. Традиционные подходы не в состоянии достоверно объяснить и историю развития нашего вида.

Несколько кучек откопанных костей — и нам говорят о периоде как минимум в двести тысяч лет «первобытного общества», когда homo sapiens обходились кострами и дубинами. Лишь после этого, не более десяти-двенадцати тысяч лет назад, наши предки дозрели до создания «цивилизаций» с чуть более сложными орудиями труда и войны, строениями и письменностью.

На этом фоне гигантским скачком выглядят последние полторы сотни лет, когда началась технологическая революция, заложившая основу мира, в котором мы живем — эры стали, нефти, электричества и конвейера, автомобилей и железных дорог. И смехотворно малым периодом кажутся минувшие четверть века, полностью преобразившие мир с помощью персональных компьютеров и интернета.

Но именно в это нас призывают верить. В то, что девяносто пять процентов времени существования homo sapiens они практически не развивались. В то, что девяносто пять процентов времени от тех десяти тысяч лет, что предположительно существует цивилизация, она по сути топталась на месте, не совершив судьбоносных открытий, либо не найдя им практического применения. И в то, что после этой черепашьей эволюции человечеству хватило лишь пары поколений, чтобы выйти в космос, расщепить атом и создать википедию.

Насколько это логично? Или есть иные объяснения? Возможно ли, что человечество не так уж старо, как говорят ученым кости? Или что его развитие контролируют некие силы, способные как тормозить прогресс, так и придавать ему резкое ускорение?

Мы все привыкли полагаться на авторитеты, будь то человек в рясе или с докторским дипломом. На пытающихся задавать неудобные вопросы сходу навешиваются ярлыки вероотступников или мракобесов. В отличие от священнослужителей и апологетов науки фантасты не претендуют на знание абсолютной истины. В нашем сборнике мы постарались собрать самые разные теории. Некоторые из них поданы с юмором, другие доставят удовольствие динамичным сюжетом, а какие-то, возможно, заставят Вас задуматься.

Приятного Вам чтения!

С уважением,

Артем Бук, писатель-фантаст,

составитель сборника

Одиночество шерифа Обломова

(Артем Бук)

— Ну почему мы должны тратить время на эту дурацкую русскую игру? — Кларксон раздраженно бросил карты на стол и свирепо уставился на меня. — Если уж заниматься чем-то нудным, может, лучше шахматы?

— Что за русофобские предрассудки, — пробормотал я, записывая ему три в горку на мизере. — В шахматы нельзя играть втроём. А преферанс — игра не русская, а французская. И не дурацкая, а вполне интеллектуальная. В конце недели твой техасский холдем, радуйся.

— Сколько он должен? — захихикал Фу Лао. — Жёстко же ему в покер блефовать придётся, чтобы отыграться.

Промолчав, я тщательно перемешал карты. Играли мы по тысяче экю за вист, так что с американца уже причитался небольшой звездолёт. Но живых денег на планете всё равно не было, а удовольствие каждый вечер выпивать и маяться дурью в этой компании я считал бесценным.

Закончили за полночь. Выйдя на крыльцо, Джимми втянул ноздрями густой ночной воздух, и уставился на Рагнарок и Армагеддон, тускло освещавшие дорогу к городу.

— Какому идиоту пришло в голову дать лунам такие названия? — риторический вопрос повторялся каждый вечер. Как всегда, ответа у меня не нашлось. Джимми тратил массу времени, засыпая гневными письмами различные высокие инстанции. Но переименование спутников планеты оказалось настоящей бюрократической головоломкой, и желающих взяться за её решение не находилось. В ответ приходили лишь отписки, заверяющие, что «наименования лун планеты Торум соответствуют стандартам Земной Федерации». Не знаю, почему приятеля это так беспокоило. Может, он и правда боялся, что в один прекрасный день они рухнут нам на голову, оправдав свои названия.

Фу Лао, заняв должность главного врача местного госпиталя, поселился на отшибе. Как утверждал он сам — чтобы посвящать больше времени медитациям. На самом деле мало кто сомневался в том, что эскулап просто прячется от надоедливых пациентов. Винить его я не мог. Сам выбрал уединенный домик с другой стороны холма по схожим причинам. А вот Джимми жил в городе. Положение обязывало. Или он сам себя убедил в этом.

— Доброй ночи, господин мэр, — нам было в разные стороны, и я протянул ему руку для прощания.

— Доброй ночи, шериф, — быстро сжав мою ладонь огромной клешней, достопочтенный Джимми Кларксон нахлобучил шляпу и заспешил к сияющей вдалеке неоновой вывеске «Добро пожаловать в Мидгард, столицу колонии Торум!».

Я пару секунд помедлил, глядя на удаляющуюся широкую спину народного избранника. Славный лидер гордой нации аж из двадцати тысяч душ. Нации двух лет отроду, освоившей лишь несколько сотен гектар территории захудалой планеты. И как меня угораздило вляпаться во всё это? Вздохнув, я обогнул дом доктора и побрёл к своему жилищу.

Замешкавшись на полпути, посмотрел вниз. В паре сотен метров по склону горели огни. Значит, Мак не спит. Колебался я недолго. Уже поздно, но нужды вставать с первыми лучами солнца никакой. За два года самое страшное, что случилось в Мидгарде, так это несколько пьяных драк. Диана подменит меня в офисе. В отличие от меня, она никогда не опаздывает. А вот Мак может с утра сорваться в поход на несколько недель.

Он сидел в удобном кресле-качалке, дымя в небо из самодельной трубки какой-то пахучей дрянью. Я принюхался. Кажется, ничего незаконного. Хотя я не стал бы арестовывать соседа в любом случае.

— Здорово, Владимир, — в отличие от остальных, Мак всегда звал меня по имени. И лишь в минуты раздражения — «шерифом». Все знали, что характер у старика тяжелый, но сейчас он благодушно улыбался мне сквозь седую бороду. Сколько ему там лет? Почти восемьдесят… Удивительно, как заядлому курильщику удается выглядеть столь древним и могучим одновременно. Двухметровая фигура атлета с отнюдь не старческими мышцами, затянутая в синий комбинезон, мирно покачивалась в такт негромко звучавшей из плеера музыке. Что-то классическое.

Вообще-то Мак любил изображать из себя деревенщину. Сыпал ругательствами, чесал на людях причинные места, и смачно харкал на тротуары Мидгарда в те редкие разы, когда посещал город. Ещё обожал громогласно поскандалить в магазинах и барах, из-за чего местные избегали с ним связываться.

Только вот прожитые годы худо-бедно учат разбираться в людях. Кем-кем, а деревенщиной старик не был. Я много раз видел, как он рисует на холсте у своего крыльца, откуда открывался отличный вид на саванну вокруг. Живопись. Классическая музыка. А ещё посылки, которые время от времени приходят с Земли. Несколько головок элитного сыра из Европы. И вино. Ещё дороже сыра.

Я не спрашивал, откуда у Мака деньги на подобные увлечения. Вообще-то в колонисты попадают лишь те, кому нечего делать в метрополии. Неустроенные. Или изгнанные. Китайский хирург, убивший под наркотиками пациента на операционном столе. Расхитивший пенсионный фонд управленец. Обвиненный во взятках полицейский. Сливки местного общества, ага.

Как шериф рано или поздно я был обязан обратить внимание на поселенца с мутной биографией вроде Мака. Уж больно он похож на политического, прячущегося от земных властей под чужим именем. Составленный по всей форме запрос отправился с очередным рейсом транспортника месяц назад. Теперь ждать, пока власти проанализируют образец ДНК. В душе я надеялся, что реакции не последует. Не только потому, что от природы ленив, а тут маячила перспектива попотеть. На самом деле старик мне нравился. Одиночка, как и я. И выпивка с закусью у него всегда отличные.

— Можно? — не дожидаясь ответа, я плюхнулся в кресло рядом.

— Будешь? — он знал, что я не курю, но всё равно подвинул в центр маленького стола коробку со смесью, которой набивал трубку.

Вина и сыра в поле зрения не наблюдалось. Неудачно. Не просить же хозяина сходить за ними, в самом деле.

— Давно вернулся? — я с наслаждением вытянул ноги и разглядывал искрящийся вдали огнями Мидгард.

— Да только пару часов как, — старик наклонил голову и задумчиво посмотрел на гостя. — Как думаешь, чем всё это закончится?

— Ты это о чём? — ошарашенно поинтересовался я. — Да нормально всё закончится. Не первая планета ведь. На других сложнее. Здесь ни живности опасной, ни землетрясений с цунами. Скучно только.

— Не, я об этом, — он широко развел руки в стороны. — О человечестве. Ну вот появилось оно не пойми откуда. Помнит себя хорошо если на пару-тройку тысяч лет назад, а самомнения-то… И ведь паршиво оно жило всё это время. Сейчас вот уже несколько веков прогресса. Полёты в космос, и всё такое. Только разве жить на Земле сладко? Люди, вишь, бегут оттуда.

— Но ведь куда лучше, чем лет триста назад, когда большинство жило впроголодь, разве нет? — я внимательно посмотрел на Мака. Обычно он старательно избегал разговоров на политические темы. Неужели что-то почуял?

— Да, лучше, — сосед выпустил в ночное небо очередное колечко дыма и наконец-то перешёл к самому интересному. — Вино и сыр будешь?

— А то, — не стал кокетничать я.

Всё же вечер удался. О политике мы больше не говорили.

***

— Это же военный бот, — Джимми растерянно смотрел на челнок, садящийся на площадку за городом. — Какого рожна?

— Не может быть, — помощник мэра Раджеш судорожно тыкал в планшет, как будто тот мог ему чем-то помочь. — Они сообщали, что это транспортник. Внеплановый рейс.

Последнее время грузы на планету доставляли раз в месяц. Естественно, это становилось главным развлечением поселения на ближайшую неделю. Модницы хвастались друг перед другом новыми тряпками, бакалейщики выставляли в витрины настоящие итальянские спагетти, сделанные где-то под Шанхаем, а доктор Фу бережно и несколько воровато раскладывал в своём доме коробки с морфином и прочими радостями медицинской практики.

Внеплановый рейс — событие нечастое, но столь же радостное. Встречать гостей собрались члены городского совета — мэр, шериф, главный врач, инженер по фамилии Аткинсон, которого мы не приглашали играть в карты из-за невообразимого занудства, и директриса единственной школы — пронырливая полная дама, требующая, чтобы ее именовали исключительно пани Веселовская. Добрая треть горожан толпилась за ограждением в паре сотен метров от нас.

Я свистом подозвал Диану, изображавшую из себя полицейское оцепление. По штату мне полагались целых два помощника. Второго, увальня по имени Томми, мы как обычно «забыли» в участке, поручив ему приём несуществующих посетителей.

— Да, шеф? — молодая голубоглазая брюнетка не спеша подошла к делегации совета, растерянно пялящейся то на остывающий после полёта бот, то на обеспокоенных сограждан неподалеку. Я с удовольствием смотрел на стройную фигурку, затянутую в черный форменный комбинезон. С помощницей мне повезло. Пусть даже та ни в грош не ставит начальство. Почти все местные убеждены, что мы спим вместе, и именно так Диана Кромм получила должность. Лишь немногие знают, что восходящую звезду Всемирного следственного бюро сослали на Торум за какой-то ужасный проступок. Но даже мэру пока не удалось раскопать, за какой, а из её досье эту информацию вычистили. Как шутил Джимми, не иначе, наша отличница плюнула директору Бюро в кофе.

— Ты это, скажи людям, что могут расходиться, — проинструктировал я подчиненную. — Нет ничего интересного. Маленькая посылка для городского совета. Картриджи для принтеров.

— Их там пара тысяч, — лениво возразила помощница. — А сегодня воскресенье. Думаете, просто так разойдутся? Делать-то им больше нечего.

— Она права, — Джимми решительно одернул пиджак, включая мэра. — Нужно их чем-то занять. Раджеш, скажи Паттерсону, пусть открывает казино прямо сейчас. И первая стопка всем за счёт мэрии.

Секретарь отошёл в сторонку и принялся бормотать по коммуникатору, обзванивая столпов местной индустрии развлечений. Минут через двадцать вдали засверкали огни казино, и, убедившись, что из бота никто выходить не торопится, колонисты потянулись обратно в город.

Прибывшие соизволили покинуть свой транспорт лишь через час, когда у ограды осталось не более сотни зевак. Дверь челнока отворилась, и по опустившемуся на землю трапу скатился низенький упитанный господин в модном сиреневом костюме. С болью оглядев ботинки из натуральной кожи, мигом запорошенные пылью импровизированного космодрома, он засеменил к нам.

— Я представитель правительства Земной Федерации. Моя фамилия Фаренгейт, –проигнорировав остальных членов совета, толстяк подошёл ко мне и обвинительным тоном поинтересовался. — Это вы шериф Владимир Обломов?

— Сложно отрицать, — пробормотал я, единственный из присутствующих одетый в полицейский комбинезон с шерифской звездой на груди. — Чем обязан?

Гость молча протянул мне красиво переливающуюся под дневным солнцем черную пластиковую карточку. Я со вздохом повертел её в руках. Документ обязывал оказывать его владельцу полное содействие.

— Я вот только не понял — какую именно организацию вы представляете? — вопросов у меня было куда больше, но субъект в костюме вряд ли собирался на них отвечать.

— Где мы можем переговорить наедине? — теперь к нам подтянулись его спутники и замерли, возвышаясь за спиной коротышки. Двенадцать штук. Ни одного ниже метра девяноста, темные очки, военная выправка, и бог знает что в рюкзаках за плечами.

— У меня в офисе? — предложил я, косясь на подошедшую Диану, с подозрением разглядывающую гостей.

— Это в городе? Тогда нет. Не стоит привлекать лишнее внимание. Шериф, вы присылали нам запрос в отношении некоего Филиппа Макмиллана?

— Угу, — я проигнорировал широко раскрытые от удивления глаза Дианы. Девочка думала, что мы со стариком закадычные друзья. Ну, может, и так. Пусть поучится, как разделять долг и личные отношения.

— Это опасный преступник, — решительно заявил гость. — Подлежит аресту и депортации на Землю. Где он живёт?

— На горе за городом, — признался я. — Пойдёте пешком или вас подвезти?

***

Грузовик жутко трясло на просёлочной дороге. Я злобно смотрел на ухмылявшуюся Диану, виновную в выборе транспорта, но это было ничто в сравнении с взглядом, которым меня сверлил Фаренгейт. Кто ж ему виноват. От полицейских джипов он сам отказался. Конспирация, видите ли. Во всяком случае, в грузовик Службы озеленения влезли все. Коммандос сидели с каменными лицами, поглаживая приклады автоматов. Их всё устраивало. Десантный бот улетел обратно на эсминец и должен был вернуться за добычей лишь ночью.

Постучав в стекло водительской кабины, я дал сигнал к остановке. Мы добрались почти до вершины горы, и домик Мака оказался в километре ниже по склону. Бойцы высыпали наружу, после чего со вздохами на землю сполз их командир.

— Водички? — услужливо предложил я, наткнувшись на очередную раздраженную гримасу.

Теперь он планировал операцию, давая указания спецназовцам.

— Попробуем взять живым, — Фаренгейт внушительно посмотрел на толпящихся вокруг военных. — Но он крайне опасен. Так что при намёке на проблемы — огонь на поражение. Без колебаний. Выдвигаемся группами. Я иду с командой Альфа, шериф — с Браво, его помощница…

— Думаю, будет лучше, если она останется у грузовика, — перебил его я. — Отсюда обзор хороший. Ну, если старику вдруг удастся сбежать. Вокруг горы равнина, разом его засечет.

— Ладно, — кажется, он даже обрадовался, что у операции окажется меньше свидетелей. — Она остается наблюдателем. Всё ясно? Альфа? Браво? Дельта? Танго?

— Да, сэр, — хором выдохнули десантники. Кажется, им и правду было всё ясно. Мне бы так. Я всегда считал, что жизнь — штука сложная.

Он стоял у своего мольберта, рисуя начинающийся закат, когда Фаренгейт с группой Альфа вышел на тропу метрах в двадцати от крыльца. Я вместе с Браво подбирался по другой тропинке, но отчётливо видел морщинистое лицо, выражающее недоумение при виде вооруженных незнакомцев.

— Это он, он! — заорал агент, увидев Мака.

Шесть автоматов ударили одновременно, буквально разорвав тело старика на куски. «Взять живым» в повестке дня явно не значилось.

Вздохнув, я свернул шею громиле, стоявшему передо мной, и пустил по пуле в затылки двум другим, расположившимся на пару метров дальше. Группа Браво перестала существовать. Всё же я имел дело с профессионалами. Едва успел упасть последний боец, как град пуль обрушился на место, где только что находился убийца их товарищей. Не обращая внимания на визжащего что-то на заднем плане Фаренгейта, коммандос смыкали кольцо, тихо переговариваясь между собой по коммуникаторам. Альфа шла в лоб, пока Дельта и Танго заходили с флангов, пытаясь отрезать меня от дороги. Бедняги думали, что противник попытается сбежать.

Выдернув чеку у одной из гранат, подобранных с тела убитого бойца, я бросил её в сторону позиции Дельты. Слух говорил мне, что входящие в тройку находятся лишь в паре метров друг от друга. Яркая вспышка озарила склон, и даже на таком расстоянии на меня пахнуло жаром.

Шестерка оставшихся мгновенно рассредоточилась. Отличная выучка. Но не очень хорошая тактика против такого, как я. Первых двух удалось снять, когда они пытались угостить меня гранатами. До оставшихся наконец-то дошло, что в этой битве они не охотники, а жертвы, но то ли тренировка, то ли гордость не позволяли им отступить. Вместо этого солдаты ринулись в лобовую атаку, пытаясь залить огнем склон перед собой. На каждого я потратил лишь по одной пуле.

Конечно, он давно понял, чем это закончится, и теперь прятался в доме. Я не спеша шел по тропинке, думая о том, что теперь придётся заказывать себе новую форму. Хваленый полимерный комбинезон продрался аж в трёх местах. Вот оно, современное качество.

Сейчас выстрелит. Я лениво уклонился от одной пули, потом от второй. Фаренгейт метался по дому, то ли пытаясь спрятаться, то ли ища удобную позицию для стрельбы. Ладно, хватит игр.

— Аз есмь, — заорал я. — Выходи, подлый трус. Предстань перед хозяином. А пистолет брось на пол.

По лицу толстяка обильно струился пот, когда он переступал порог. В ушах — беруши, подумать только. Учёный. Но недоученный. Чтобы защититься от Голоса, нужны глухие наушники. Кроме пистолета агент лишился и пиджака. Испачканные брюки и маленькие свиные глазки, излучающие страх.

— Мне встать на колени, хозяин? — подобострастно спросило существо в дверях.

— Да мне без разницы, — отмахнулся я. — Ну как, понравилось вашим моё ДНК? Узнали чего нового?

— Я не знаю, хозяин, — слезливо проблеял убийца. — Я просто выполняю приказы. Мне дают имя, и я делаю работу.

— И много работ ты сделал? — поинтересовался я. — Кто?

— Три, хозяин, — теперь мерзавец действительно плакал, пусть и вряд ли от раскаяния. — Леди из Женевы. Мужчина из Мельбурна. И ещё журналист из Найроби.

— В Найроби наши отродясь не селились, — покачал головой я. — Видать, твои боссы левые заказы берут. Всё как всегда. В общем, надоели вы нам. Понаделали сдуру мартышек, теперь от них прятаться приходится. Я, кстати, с самого начала был против.

— Есть приказ, — прошептал он умоляюще. — Исходит с самого верха. Устранить все аномалии. Я просто чиновник. Я делаю свою работу.

— Так мы теперь, значит, «аномалии»? — расстроился я. — А когда мы ваших предков в пробирках выращивали, чтобы они наши газоны стригли, вам так не казалось. Скольких всего вы нашли?

— Мне не говорят, хозяин, — Фаренгейт сокрушенно покачал головой, сожалея о том, что не может быть полезен. — Нас четверо. Знаю лишь, что у каждого было по две-три… миссии.

Значит, восемь. А может, и все двенадцать. Неприемлемые потери. Нас ведь осталось всего несколько сотен. Кто же предатель? Он точно есть. Тот, кто подсказал людишкам, что именно искать в ДНК, почти неотличимой от человеческой. То, что делает нас нами. А заодно рассказал о том, что мы любим. Рисовать. Вино. Сыр. Простые радости. И этот кто-то явно копался в мозгах Фаренгейта. Вся полезная информация стерта.

Я с грустью посмотрел на забрызганный кровью мольберт. Мой подарок Маку. А другие братья с Земли отправляли ему посылки с яствами. Бедняга думал, что о нём вспомнил богатенький внук, на самом деле давно вычеркнувший деда-бунтаря из своей жизни. ДНК. Сыр. Вино. Живопись. Огромный старик-отшельник с белоснежной бородой, как будто сошедший с иллюстраций к библейским преданиям. Простая ловушка.

Толстяк долго пыхтел, перетаскивая тела в дом по моему приказу. Почему они выбрали его? Наверное, предпочитают использовать подонков, вне зависимости от веса.

— Я закончил, хозяин, — Фаренгейт стоял, перепачканный кровью, радуясь от того, что смог услужить. Гнусь и есть гнусь.

— Ступай в дом и дёрни рычаг за картиной, — велел я. — Той, на которой море и корабль.

— Да, хозяин, — он трусцой бросился внутрь, а я побрел наверх, туда, где оставил Диану.

Взрыв мягко толкнул меня в спину. Обернувшись, я увидел, как жилище Мака превратилось в огромный поминальный костер, унося с собой тайну того, что этот человек за всю жизнь не совершил ничего плохого. С эсминца пришлют целый десант военных полицейских разбираться в том, что произошло. Но биография радикала разрешит любые сомнения. Притворно сдавшись властям, террорист заманил группу захвата внутрь и подорвал дом. Выжил лишь шериф, которого оставили во дворе. Украденная месяц назад со склада в городе термическая смесь уничтожит тела, расплавит пули и оружие. Никто не сможет опровергнуть эту версию. Моя первая ловушка в охоте на неведомого врага. Задуманная ещё тогда, когда я копался в базах данных, заменяя на своё фото майора-взяточника Обломова, подлежащего ссылке на Торум. Я очень ею гордился.

***

— Поднимите руки, шериф. Медленно, — она облизала пересохшие губы, но дуло уставившегося мне в грудь пистолета не шелохнулось ни на миллиметр.

Ну вот что за человек. Неужели единственный способ заставить её выполнить приказ — это дать команду «сидеть», используя Голос?

— Ты это, не нервничай так, — осторожно посоветовал я. — Случилась трагедия. Взрыв. Все погибли. Нужно сообщить на корабль.

— Я всё видела, — упрямо заявила она. — Вы их всех убили. Всех, кроме Мака. За что они старика? Его даже не пытались арестовать…

— Перепутали его кое с кем, — сдался я. — Со мной. Я — эйс, Высший. Создатель жизни, и всё такое. Мы вам тут уже давненько научно-технический прогресс двигаем. Чтобы людям казалось, будто сами до компьютеров и звездолетов додумались. Но кто-то в правительстве, видать, прознал и учредил службу ликвидаторов, чтобы с нами разобраться. Вот я и придумал заманить их на Торум. Здесь не город на сорок миллионов, исподтишка не ударишь. И закопать можно любую историю, коль скоро себя шерифом назначил.

— Значит, вы не брали взяток? — чудная всё же вещь человеческий мозг. Вот, оказывается, что её два года волновало до такой степени, что даже тайны мироздания и гора трупов интересуют меньше.

— Да я вообще отродясь в полиции не служил, — признался я. — Во всяком случае, в вашем понимании.

— И что теперь? — прошептала она. — Вы и меня убьёте?

— Ещё чего. Для этого я тебя, что ли, с Земли выписывал. Дай-ка сюда пистолет. Умница. Пошли домой.

Сообщение на корабль передали из её гостиной. Она не сопротивлялась, когда я помогал ей освободиться от комбинезона и поил крепким чаем, укрыв одеялом.

— Засыпай, — приказал я. — Когда проснешься, то забудешь всё, что видела вечером. Ты не выходила из дома. Играла до ночи в стрелялку.

— Хорошо, босс, — она сонно потянулась и свернулась калачиком на диване. — А вы ничего, босс. Крутой. Страшненький только. И ленивый. И с девушками обращаться не умеете.

Какое-то время я любовался красивым умиротворенным лицом, покоящимся на подушке. Хорошее дитя. Чью жизнь я разрушил, списав сюда с Земли, потому что на Торуме мне требовалась именно такая. Умная, смелая, честная. Почему некоторые вырастают Дианами, а другие — мерзкими внутри и снаружи Фаренгейтами? Где-то мы напортачили. Жаль, в исчезнувшем мире я не был генетиком. Мозгов и усердия хватило лишь на хранителя. Того, кто знает, где прячутся остальные эйсы. Должен же кто-то защищать их.

Пройдя в ванную, сполоснул лицо холодной водой. Из зеркала над раковиной на меня смотрел усталый невысокий мужчина лет сорока. Ну, или сорока тысяч, если вы в курсе, как всё устроено. Чего это я страшненький? Потому что лысый? Забавно. Когда-то мы дали им волосы на голове лишь для того, чтобы издали отличать от своих. Наверное, поздно начинать носить парик.

Вздохнув, я выключил свет и вышел во двор. Вдали темнел холм, у вершины которого расположился мой домик. Древняя привычка — селиться на горах. Пусть и на таких убогих, раз вокруг нет ничего повыше. Вокруг уже вовсю кружили армейские боты, освещая с неба работу криминалистов, копающихся на пепелище. Медленно бредя по тропе, уводящей от города, я думал о том, где же теперь достать приличного вина с сыром.

Губач ушастый

(Альтс Геймер)

Я смотрел на медведя. Ну до чего же противная морда получилась! Нет, если брать по частям, все вроде бы хорошо и аккуратно — беленькое рыльце, забавные лохматые уши, коричневые пуговицы глаз, но когда эти запчасти сгребались в единое целое, картина выходила преотвратная. Возникало стойкое ощущение, что животное только-только высунуло свой «хрюк» из помойки и сейчас плотоядно облизнется. А выражение звериной физиономии? Нечто среднее между издевательской ухмылкой и полным непониманием происходящего вокруг. Некое отрицание действительности в отдельно взятом медведе.

Все ясно. Я просто скверный проектировщик животных. Мой уродец вполне может претендовать на звание худшего образца из всего семейства. Взять, к примеру, его белого родственника. Мощь. И вместе с тем, какие плавные линии, ни малейшего намека на неуклюжесть. Прекрасная работа. А панды? До чего же они забавные! Ну как получилось у ребят сотворить массивную и одновременно такую смешную зверюшку? Это талант, это умение распознать душу существа, что тут скажешь. Даже наш ближайший сосед — гималайский медведь выглядит по сравнению с моим губачом настоящим аристократом. Белая манишка прекрасно смотрится на черной шкуре, даже заинтересованно-хищная морда его совсем не портит.

Нужно было брать самоотвод от темы. И себя измучил, и медведю биографию испортил. А все гордыня и самомнение. Запросто смогу. Ну как — смог? Нет, но надо с ним что-то делать.

Я подправил своему чудовищу носопырку. Пятачок был черным, поменял его на серый. Стало только хуже. Увеличил степень мохнатости. Теперь жесткая шерсть зверюги торчала в разные стороны длинными и неряшливыми патлами. Медведь поглупел прямо на глазах. Я в отчаянии заломил руки. Ничего не получается! За что мне такие мучения?! И еще название. Губач! Ну какой он «губач», когда он типичный «ушач»?

По сети пришел вызов от Апсу. Мы вместе разрабатывали гниение и с тех пор подружились. Апсу, как обычно робкий в принятии решений, по-прежнему обращался ко мне за советами, хотя теперь трудился в климатической группе. Повезло. Там проекты глобальные, не то что примитивное животнотворчество.

— Привет, — буркнул я в пространство. — Жалуйся.

Определенно, ехидная медвежья морда настроила меня самого на саркастический лад.

— Привет, Куб, — зачастил бывший соратник. — Никак не могу определиться с Гольфстримом. Помоги, а?

— В чем затык?

— Не знаю, куда его девать. Ладно, вернулся он с экватора на север, худо-бедно охладился, а дальше что? Где провести его обратно на юг? Прикидываю, а не сквозануть ли вдоль северного побережья Евразии?

— Да ты гонишь! Весь климат в Арктике исковеркаешь. А паковые льды? С тебя геоформисты шкуру спустят.

— Слушай, а может его втиснуть между Англией и Европой? На примете есть подходящий проливчик.

— Ага, давай заморозь их там всех. У тебя же Гольфстрим с севера уже холодный покатит? Угу, валяй, прикрой наглухо вопрос с европейской цивилизацией.

— Так что же делать, Куб?

— Да перекрути его узлом вокруг какого-нибудь архипелага. И вся недолга.

— Как узлом?!

— Обыкновенно. В виде удавки. Один поток над другим.

— Там нет нормальных островов. Единственный подходящий по размеру — как раз рядом с Европой. Но ты же сам отсоветовал насчет пролива…

— Ну, поговори с геологами в конце концов, пусть зашвырнут в Атлантику булыжник потяжелее. Объясни ситуацию. Ничего страшного, пересчитают массу полюса, отнимут маленько…

— У них там и так пятачок крохотный остался.

— Вот пусть убирают его совсем, ибо не стоит смешить потомков крохотными пятачками.

— А за счет чего Гольфстим станет охлаждаться? Теперь же он не будет путешествовать по всему северу?

— Ммм, дай подумать… О, знаю! Ледников на этот остров навешай!

— Да ты хоть знаешь, сколько их там понадобится?

— Столько и навешай. Твори, в общем. Ладно, бывай, мне нужно свою тему двигать. Пока, дружище.

— Погоди, Куб! — взмолился Апсу. — А если на планете потеплеет? Тогда твой Гольфстрим взаправду удавкой станет. Либо один поток охладиться не успеет, либо второй слишком горячий придет, в общем воткнутся они друг в друга и чего потом? Всем конец, считаем планету заново?

— Ну, во-первых это твой Гольфстрим, а не мой, — неприязненно проскрипел я (ему помогаешь, время тратишь, а он?). — А во-вторых, за такие хитрые ребусы для грядущей цивилизации тебе полагается надбавка к стипендии. Читал доктрину спиралей? Если народы Земли при определенном уровне своего развития не научатся решать проблемы сообща, то данный вариант стирается, и все пойдет заново. Ты, чувак, только что заготовил дополнительную «стиралку». Это к вулканам, пеплу, метеоритам, пандемиям и прочей ерунде, что у нас припасена для таких случаев. Поздравляю! Учителя оценят.

— Спасибо, Куб! С меня причитается! — возликовал мой приятель.

— Дождешься от тебя, — проворчал я.

— Ладно, не буду больше отвлекать, — тактично пискнул Апсу и отрубился.

Отвлекать. Я со вздохом перевел взгляд на изображение, что висело передо мной. Губач. Тьфу, образина! Глаза бы тебя не видели! Разве об этой твари я мечтал, когда мы сдавали гниение? А сколько было дифирамбов! «Идеальная концепция утилизации органики», «Блестящее решение», «Остроумная разработка», «Многообещающая группа студентов». И вот, пожалуйста — награда. Губач ушастый в качестве преддипломной практики. Удружили, нечего сказать. Неужели мне не нашлось места в создании человека? Ну, хотя бы вспомогательное направление? Я подавал заявление в ментальный отдел, даже написал реферат на эту тему: «Религия и Секс в общественной морали, как два индикатора доминанты инстинктивных моделей поведения над рассудочными». Судя по шерстяному объекту моей нынешней работы, реферат получился так себе. Эх, лучше бы я сидел тихо и ждал, как Апсу. Получил бы тепленькое место где-нибудь в биогеоценозе.

Опять пришел вызов, на этот раз от Парвати. Моя бывшая подружка занималась формированием подводных хребтов, но недавно отхватила заказ на огромный горный массив на юго-востоке Евразии. Помню, что ее счастью тогда не было предела.

— Куб, ты обедать идешь?

— Привет, Парва. Как дела?

— Отлично. Представляешь, моя надводная Лемурия будет через какое-то время утоплена в океане, а на ее место поднимут хребет, который севернее. Тоже я проектировала!

— Поздравляю, — через силу выдавил я.

Не то чтобы зависть стала моей второй натурой, просто иногда невозможно смотреть, как все вокруг занимаются интересным делом, и самому при этом создавать лохмато-помоечное существо.

— Меня обещали увековечить, — шепотом похвасталась Парвати.

— Серьезно?!

«Увековечить» значило на нашем жаргоне — оставить имя создателя чего-либо выдающегося в верованиях местных народов в качестве божества. Это допускалось в виде исключения и за какие-то особые заслуги. Иначе по числу разумов, занятому в учебном проекте, пришлось наплодить бы такое количество богов, что реально каждый этнос состоял бы из трех аборигенов в лучшем случае, но имел бы пантеон в несколько сотен полноценных божественных единиц.

Хм, догадываюсь, за какие именно свершения Парва удостоилась такой чести. Или я не замечал, какими взглядами ее провожает куратор Азиатского дивизиона Сурья? Моя бывшая, знай себе, идет по коридору, покачивая бедрами, а этот тип так и пожирает ее глазами. Я сжал зубы до скрипа, прикрикнул мысленно на себя: «А ну, прекрати! Эдак, брат Куб, ты окончательно превратишься в завистника. Парва — умница, ее хребты — творения настоящего мастера, и вы больше не встречаетесь».

Девушка тем временем продолжала беззаботно щебетать, и я усилием воли вновь сосредоточился на ее словах:

— Не знаю, наверное, что-то связанное с горами… Я про свою божественную легенду… Куб, ты есть собираешься или нет?! Или ты, как Мардук, перешел на энергетические стимуляторы?

— Да-да, — с запинкой ответил я. — То есть — нет, я не ем энергию. В смысле, питаюсь, как обычно.

— Тогда встречаемся в столовой.

— Уже бегу.

Хм. «Бегу». Некоторые слова утратили свой первоначальный смысл, но сохранились в наших речах. Физически мы находились далеко от друга. Между нашими сущностями рождались и умирали звезды. Но разве пространство теперь имеет значение? Или время? Или энергия? Они подвластны нашим желаниям. Нет, не так. Реальность — всего лишь воплощение наших желаний. Иногда очень странных. Как губач ушастый, к примеру. Поэтому стоило нам пожелать, как мы с Парвати очутились вместе, в одном коридоре, прямо в толчее народа. Кто-то шел в столовую, кто-то из нее возвращался, слышались громкие возгласы, смешки.

Совместное употребление пищи — церемония, которую мы пронесли сквозь временную бездну и не собирались с ней расставаться. Как с устоявшимися представлениями о собственном внешнем облике. Нет, я вполне мог придать себе форму моллюска или предстать перед Парвати в виде светового потока, но зачем? Какую мысль я облек бы в такую вычурную оболочку? Что я — кретин? Нет, уж лучше уместиться в архаичное двуногое тело, тем более что мы такими были когда-то. И остались. Несмотря на возможности, внутри мы остались теми же существами.

Наши эмоции — искрящаяся звездная пыль, наши стремления — кометные хвосты, наши горести расчерчивают пространство метеоритным роем, но где-то глубоко внутри мы те же. И я гляжу в черные омуты глаз Парвати, улыбаюсь ей, я чувствую теплоту ее кожи, моя сущность вдруг переполняется трепетом, возраст которого неисчислим по счетчику… по любому счетчику.

Мы те же. Или нет? А может быть, от нас остались только мысли и чувства — мириады почти неуловимых энергетических линий, всего лишь информационный набор и нас самих уже давно нет, сохранились только данные, какими мы были когда-то. Наверное, в отделе души предельно точно ответили бы на этот вопрос.

— Еще раз привет, Парва.

Она торопливо помахала мне ладошкой и, прихватив за локоть, потащила за собой:

— Быстрее шевелись, не то все места займут.

Мы вошли в зал, которому нет границ, но количество мест в нем конечно. Так нужно, и не надо спрашивать меня, кому и зачем. Мы принимаем тут пищу (ритуал), общаемся, спорим. И даже назначаем свидания. Свидания. Нам по-прежнему не хватает тепла друг друга. И пугает одиночество. Может быть, потому, что по нашим меркам мы еще слишком юны? Всего лишь вторая ступень обучения. Которой отвели место в песочнице одной планеты. Для чего? Показать, годны ли мы на что-то большее. Кому? Нашим наставникам. Что будет дальше, после окончания курса? Не знаю, меня и самого пугает данный вопрос. Наверное, это свойство разума, той искры, которая хоть и неуловима, но управляет всем сущим — бояться будущего. Так опасливо смотрели в темное звездное небо наши предки, так будет замирать сердце у наших потомков, тех, кого создадим уже мы. Для чего всё? Вас (неважно, кого именно) данный вопрос будет занимать в течение всего вашего существования.

А знаете, для чего еда и столовая? Это цикл. Круг взаимопревращений, в котором каждая точка является одновременно стартом и финишем. Нам не дают об этом забыть. Разуму нельзя отрываться от материальной основы, иначе он пропал. Поэтому на наших тарелках еда.

Не успели мы с Парвати присесть, как к нам за стол порывисто плюхнулся Апсу с целым подносом яств. Настроение у магистра водных течений было приподнятым, еле сдерживаемая улыбка наползала на ярко-красные губы.

— Куб, спасибо тебе, дружище, — воскликнул он. — Задумка с Гольфстримом уже оценена и утверждена. Островок получился на загляденье. Сплошные ледники. Стопроцентный терморегулятор. Наверное, его так и назовут — Ледяная земля, без вариантов. И знаешь что, — он заговорщицки понизил голос, — мне за это кое-что обещано… По профилю работы.

— Ой, поздравляю! — Парва захлопала в ладоши. — Значит, ты тоже попал в число идолов?

— Угу. Буду божеством подводных потоков.

— Ох, ты! У них и такие есть?

Апсу важно кивнул, но потом комично пожал плечами:

— Цивилизация, правда, вымрет. Не доживет до технической эры. Но хоть так…

— Похоже, только мне суждено остаться вне мифологии, — произнес я с невольной горечью.

— Почему только тебе? — хихикнул Апсу. — Этим ребятам тоже ничего не светит.

Он кивнул в сторону создателей микромира. Пятый курс — творцы атомов, художники электронов и маэстро кварков обедали, как всегда, обособленно и занимали сектор, который едва можно было обозреть. Как обычно, оттуда не доносилось громких речей или бурных проявлений эмоций. Их профессиональный имидж — спокойствие, их внутренний ориентир — сосредоточенность, их цель — точный расчет. Им нравится считать себя основой. Они копают все глубже, благо никто не ставит ограничений. Краем уха я слышал, что их проекты на своем уровне, точь-в-точь повторяющие наши. Протон — Солнце, электроны — планеты со своими орбитами, а дальше дело за малым — тем, что мы называем жизнью. Когда-нибудь их шайку накроют, если только это — не часть утвержденного кем-то плана, а может быть, так рождаются витки бытия? Мы уже просчитываем микромир, но кто в свое время просчитал нас? Вот еще один вопрос, на который ни один из нас не знает ответа, потому что, вопреки мнению потомков, мы отнюдь не всеведущи. И даже не всемогущи, хотя уже вплотную подошли к подобному определению. Парвати ласково погладила меня по руке.

— Не переживай, Куб. Закончишь медведя, дадут что-то более интересное.

— Конечно, Куб, — подхватил Апсу. — Обещаю, я замолвлю за тебя словечко кому следует.

Если микроформисты сидели тихо, то с другого боку от нас шел громогласный спор. То конструкторы этносов, третий курс, в очередной раз рубились на тему, что должно стать основным двигателем цивилизации проекта. Каждый из них давно получил «увековечивание», на них оборачивались, им завидовали. Может, поэтому они вели себя столь вызывающе? Тоже мне — элита! Румяный здоровяк Один встал в полный рост и доказывал Гаутаме, что толкателем прогресса может быть исключительно война. Гаутама стоял за духовные практики, а Мааших тихо и монотонно вещал о пользе торговли. В их дискуссию неожиданно влез подошедший Иш Таб и сделал смелое заявление о том, что в стремлении к войне первопричиной должен быть не принцип сильной руки, как считал Один, и не религиозные заветы, как полагал Махмуд, а инстинкт территориальности.

— Да что тебя слушать, — грубо прервал его Один. — Твоих поклонников все равно истребят под корень завоеватели. Одни храмы да наскальные надписи останутся. Ну и календарь еще.

Парвати осуждающе поджала губки. Положительно, этот Один настолько вжился в героическую роль божества северных народов, что уже не желал выходить из нее даже в столовой. А я вздохнул. Конструкторы своего добились, а мне еще предстояло это сделать. Создать нечто по-настоящему гармоничное. Хотя бы, как то же гниение.

Моя бывшая провела рукой, словно хотела свернуть все пространство вокруг в рулон. В ее глазах я увидел жалость.

— Неужели люди будут пытаться объяснить все каким-то естественным путем? Анубис предсказал мне в личном сообщении, что большинство из них уверует в высший разум, но часть вполне удовольствуется эволюционной теорией. Подумать только! Миллиарды сложнейших закономерностей и взаимосвязей. Они найдут лишь толику из них, потому что Дао оставил им всего-то девять чувств, но тем не менее! Как можно допустить даже мысль о том, что материя и пространство вокруг возникли стихийно, хаотично и без всяких предварительных расчетов? Маниту вложил в их тела трансмутацию изотопов, оставил очередную подсказку, но когда они еще до нее докопаются…

— Вдруг, откуда ни возьмись, возникла наша Вселенная, — усмехнулся я.

— Это еще что за анекдот? — удивился Апсу.

— Не анекдот, а самая логичная отправная точка материалистической теории.

— Пожалуй, что идея о божественной природе на этом фоне выглядит более здравой, — фыркнула Парвати.

— Да там свои заморочки! — хохотнул Апсу. — Поскольку верования пойдут из глубины времен, они неизбежно станут страдать абсолютизмом. Наука на тот момент будет отсутствовать, как термин. Высший разум для них будет вроде колдовства. Раз, два — все готово. Кому кара, кому поощрение. Потом, конечно, с развитием цивилизации — жуткий конфликт, нападки на ученых.

Парва грустно покачала головой:

— А мне кажется, что они просто хватаются за соломинку. Надо хоть как-то пробовать объяснить окружающее.

Настало мне слегка отрезвить своих друзей:

— Хватит рассуждать о людях, словно они уже это сделали. Их еще нет. Давайте оставим потомкам хоть малейшую свободу воли. Может, они еще нас чем-нибудь удивят?

Прекрасные глаза Парвати наполнились влагой:

— С таким грузом предрассудков, который мы на них навешали? Что требовать от потомков, когда мы сами играем в игры? Не спалили бы планету, и то было бы хорошо.

— А вдруг они устроят соревнование, чей бог круче? — легкомысленно поинтересовался Апсу.

— В смысле? — не понял я.

— Ну, схлестнутся поклонники разных религий. Они начнут взаимно обвинять друг друга, типа наши боги истинные, а ваши нет.

Парвати пренебрежительно махнула рукой:

— Вечно ты, Апсу, несешь всякие глупости. Кому такое придет в голову? Я еще допускаю эволюционную теорию, но это… Ясно же, что все боги истинные. Просто каждый занимался определенными задачами или народами. Так было задумано. Им в назидание. Раз все боги сумели договориться, люди просто обязаны это сделать.

Мимо нас шли ребята из реликтового направления, первая ступень. Они, как и я, тоже были недовольны порученным делом, но совсем по другим причинам. Я окликнул их старосту, мы были знакомы:

— Ну как? Утвердили?

Тот отчаянно махнул рукой:

— Оставили только акул и крокодилов. Все остальное под нож. Вымрут, и точка.

— Погоди. А птеродактиль?

— Выбирай, говорят, или авиация, или птеродактили. То и другое вместе не получается.

— И что же ты выбрал?

Парень мрачно ответил:

— Авиацию. Не быть же противником прогресса? Мы все понимаем… Но птеродактилей жалко. Знаешь, сколько я сил на один только клюв потратил?

На свое рабочее место я вернулся немного отдохнувшим, но гораздо более злым, чем ранее. Губач, а, губач, может, тебе твои нелепые уши в синий цвет покрасить? Вот конструкторы мандрилов своих питомцев не пожалели. Но я отмел эту мысль. Не согласуют. Зверюга окажется эволюционно бесперспективной. Самому к жертве не подкрасться и одновременно — прекрасная мишень для человеческих охотников. Медведей будут легко находить в зарослях по синим ушам и перестреляют всех до одного. Они и так наверняка многих перестреляют, пока не поумнеют.

Мдя-а-а… сколько же прекрасных животных, над которыми корпели и не дышали их творцы, укокошит неразумное человечество, пока не одумается и не спросит себя: а что мы натворили с планетой-прародительницей? И не предъявят ли за это счет те, кто над ней работал? Раз большинство людей будет верить в божественное начало, стало быть, они должны понимать, что каждый до конца стертый с лица Земли биологический вид — есть преступление против Высшего разума, который его туда поместил. Охота, циклы питания — это одно, тотальное уничтожение — совсем другое. Не вы конструировали игрушки, не вам их и ломать! Хм, впрочем, обычно бывает по-другому. Каждый из нас, конечно, эгоист, такова уж наша «божественная» (ха-ха!) природа.

Но специалисты прогнозируют, что эгоизм человечества превзойдет аналогичные чувства его создателей. Люди прочно уверуют в собственную исключительность и свою бесценность для… для… для кого бесценность, интересно? Кому вы такие нужны? Где та хваленая разумность, которой вы, конечно же, будете кичиться? И нечего кивать в сторону звериного начала, тем более что внутренне вы полагаете иначе. Думаете, вам случайно вручили религию (каждому народу) и наградили боязнью перед сверхъестественным? Это для того, чтобы страх перед богом хотя бы на время сдержал вас от животных поступков, дал построить развитое общество! До тех пор, пока реальный разум не придет на место базовых моделей поведения.

Ах, да, у вас же есть власть, которая поумнеет быстрее масс и поймет, как легко управлять толпой, что живет по законам инстинктов. Вас начнут пичкать тем, что было зашито в вас, чтобы обеспечить выживание виду. Секс, защита племени, стремление занять в стаде лучшее положение, и, конечно же, в ход пойдут наивысшие существа всех расцветок и форм. Такие методы прекрасно подходят власти, чтобы ослепить вроде бы пробудившееся общественное сознание. Оглупление индивидуальности в угоду стадным инстинктам. Надеюсь, Парвати и Апсу не попадут в разряды тех, чьими именами человеческие вожди станут прикрывать свои кровожадные позывы.

Я тряхнул головой и вернулся к медведю. Теперь он уже не показался мне таким безобразным. Не он, а венец природного творения в этот момент вызвал у меня наибольшую враждебность.

С обдуманным холодным спокойствием я задвинул шкалу агрессивности моего губача далеко за красную отметку. По крайней мере, медведь сможет за себя постоять. Пусть он будет для человека опасней тигра в местах, где ему предстоит обитать. Даром, что выглядит нелепо, зато характер заимел сквернее некуда.

Снова вызов. Это Парвати.

— Как ты? Работаешь? Готов сдавать проект?

— Почти закончил.

— Молодец. Знаешь, если хочешь, мы можем встретиться, сходить куда-нибудь.

Меня окатило теплом. Даже защипало где-то внутри, на духовном уровне. Мы расстались, потому что устали друг от друга. Она — от моего диктата, я — от ее покровительственного внимания и вечной готовности пожалеть. Вечной… В наших устах временные определения звучат нелепо.

— Ты никак не разочаруешься во мне? Стоит ли тратить время на неудачника?

Парва засмеялась:

— Время не имеет значения. И потом, ты вовсе не неудачник. Закончишь с медведем, направят на новую тему. Говорят, что один из азиатских пантеонов настолько раздался по численности, что его срочно необходимо структурировать. Нужен мастер по инвентаризации богов. По-моему, для тебя — самое то. Так что хватит унывать. Собирайся, я назначаю тебе свидание и желаю видеть своего возлюбленного бодрым. Выше нос, Кубера!

Мышеловка с выходом

(Роман Арилин)

1. Замри

— Когда меня выпустят? — с ходу спросил Алексей. — Я что, арестован? К чему эти постоянные допросы и медицинские обследования?

— Добрый день, — улыбнулась психолог, присаживаясь за стол, — боюсь, что на все вопросы у меня нет ответов. Я с хорошими новостями, встречалась с вашими родителями, передают привет.

— Извините, сорвался, — смутился Алексей, — честно, уже пятый день сижу в этой комнате, как будто преступник какой опасный.

— Вы тоже поймите, ситуация сложилась очень… нестандартная, — ответила психолог, — без излишнего пафоса, но судьба всего мира на ниточке.

— Ладно, потерплю, — примирительно поднял руки Алексей. — Что вы хотели узнать? Я уже письменно всё изложил следователю.

— Ну, следователи, — фыркнула психолог, — им состав преступления подавай. А меня интересует история вашими глазами. Расскажите о том, как случилось замирание, своими словами. Поверьте, это очень важно. Не против, если я буду снимать показания с помощью датчиков? Это что-то типа электроэнцефалограммы.

— Попробую помочь, — пожал плечами Алексей, — я в тот день дома был, готовился к вступительному экзамену в МГУ, на философский. Вспоминаю сейчас, и снова дрожь берет…

В голове порядком перемешались в кашу суффиксы и даты, а с кухни доносился неземной аромат папиной стряпни. Он всегда любил готовить нечто сложное, когда у него случался выходной. По квартире витал запах баранины, от которого сложно было отвлечься. Но потом запахло уже горелым, и пришлось выйти на кухню. Из духовки тянуло дымом, а папа застыл рядом с ней в какой-то расслабленной позе.

— Шеф, спасай обед, подгорает мясо, — сказал я.

Он даже не повернулся и смотрел на стенку перед собой, словно замер. Мы в детстве часто играли с ним в игру «замри», иногда он и сейчас мог подурачиться.

Я выключил духовку и открыл дверцу, волна дыма и запах горелого мяса заполнили кухню.

— Ну все, пап, отомри, обед пришел в негодность, — сказал я.

Отец никак не реагировал. Взял его за руку и отвел от плиты, взгляд у него был устремлен в стену, а сам он двигался как механическая кукла. И все это при полной неподвижности лица, как у гипсовой маски. Мне стало до того жутко, что прошиб холодный пот. В такие игры отец раньше не играл. Потрогал пульс у него на руке — бьется. Дыхание есть. В голове вертелись всякие инфаркты и инсульты, но даже с моими слабыми познаниями в медицине я понимал, что здесь нечто другое.

Посадил отца на стул и кинулся звонить в «скорую», но никто не отвечал. Мамин телефон выдавал длинные гудки. Выбранные наугад номера знакомых молчали. Что за черт?

Когда я выглянул в окно, то обомлел — поток машин на Ленинградском проспекте замер. Пешеходы тоже стояли, как замороженные. Все походило на страшный сон. В голову полезли мысли о зомби и прочей ерунде. Телевизор исправно работал, показывая картинку…

Сел на кухню с отцом и стал ждать. Не ясно чего: прихода мамы, спасателей, врачей — кого угодно. Но я сидел несколько часов и прислушивался, ожидая, что тишина сейчас нарушится. К вечеру, когда уже зажглись фонари на улице, отец описался. Понял, что больше не могу вот так сидеть один. Вышел на балкон и высматривал хоть какое–то движение. Но кроме ворон, которые нагло лезли в открытые окна автомобилей и магазинов, все замерло.

Когда через час выключился свет в квартире, я не выдержал и кинулся на улицу, стараясь не касаться замерших людей. На тротуаре лежал упавший скутер, а неподалеку распластался хозяин, застывший в нелепой позе при падении. И тут я увидел взлетевшую в небо ракету, где-то совсем недалеко, в районе Кремля! Неужели там кто-то есть, нормальные люди?

Я гнал, как безумный, на скутере, объезжая заторы из машин по тротуарам и лавируя среди замерших людей. Мне все время казалось, что кто-нибудь из них сейчас очнется и схватит меня. Спину словно сверлил чей-то нехороший взгляд.

В сгущающейся темноте летнего вечера над Красной площадью висела осветительная ракета. В фосфорном свете плясали резкие тени замерших людей, словно в каком-то причудливом танце, и все это в полной тишине.

Недалеко от памятника Минину и Пожарскому стояли коренастый седой старик в замшевом костюме и высокая женщина лет сорока в очках.

— Господи, думал, один на всю Москву нормальный остался, — кинулся я к ним, — а оказывается, еще кто-то есть!

— Добрый вечер, юноша, — приветствовал меня старик, пожимая руку, — меня зовут Эдуард Михайлович, пенсионер.

— Светлана, — коротко представилась темноволосая женщина, — депутат.

— Алексей, — смущенно представился я, — что случилось?

— Пока ясно, что ничего хорошего, — ответил Эдуард Михайлович, заряжая ракетницу. — Есть мнение, что люди впали в ступор неизвестной природы, причем одномоментно на всей планете. Если считать, что на целую Москву пока нашлось только три человека, то на всю планету примерно…. около тысячи незамёрзших.

— Вы уверены? — недоверчиво спросил я.

— Да, к сожалению, — печально улыбнулся Эдуард Михайлович, стреляя в воздух. Ракета с шипением взвилась в небо, разбрасывая искры по сторонам.

— Пыталась проехать по МКАДу, везде одна и та же картина, замершие люди, — добавила Светлана, закуривая сигарету. Руки у нее при этом заметно тряслись.

— Недалеко от Шереметьево в лесу горят два самолета, то ли при посадке, то ли при взлете, наверное, замерли пилоты. Ужасное зрелище… Много врезавшихся машин, кое-где пожары дымят.

— Это война? — спросил я.

— Интересное предположение, юноша, — ответил Эдуард Михайлович, — возможно, вы правы. Всё, ракеты у меня кончились. Пора на ночлег устраиваться, я порядком вымотался за день.

— У меня отец дома застыл на кухне, и мама где-то в Москве, — с отчаянием заметил я.

— А у меня двое детей в машине сидят без движения, — со злостью добавила Светлана, — и муж неизвестно где.

— Граждане, давайте все обсудим, — поднял руки старик, — эмоции сейчас плохой советчик. В ГУМе можно недурственно поужинать. Я на голодный желудок совершенно не могу рассуждать, целый день на ногах.

В небольшом ресторане застыло несколько посетителей и пара официантов. На кухне дымили остатки супа, судя по запаху, рыбного.

— Я не смогу есть среди всех этих замерших людей, — передернула плечами брюнетка, — такое ощущение, что они смотрят на нас.

— Можно вывести их всех наружу, — предложил я, — если медленно это делать, то они слушаются.

Светлана пошла искать что-нибудь из еды, а Эдуард Михайлович отправился выбирать вино под ужин. С одной стороны, я был безумно рад, что нашел нормальных людей, но хотелось бы увидеть кого-то более внушающего доверие, чем женщина и старик. Хотя, с другой стороны, сам я тоже, наверное, выглядел далеко не героем. Перепуганный юноша, который не знает, что делать.

— Итак, я буду подводить итоги, а вы меня поправляйте, — начал Эдуард Михайлович, наливая всем по бокалу вина, — знаете, сто лет не был в ресторане, на пенсию ведь не разгуляешься.

— Господи, тут, можно сказать, конец света, а вы о еде, — еле сдерживая раздражение, бросила Светлана.

— Итак, замирание произошло в одну секунду по всей планете, — не обращая внимания на Светлану, продолжил пенсионер, — причем животные и прочие организмы совершенно не были задеты. Так что газы и яды, скорее всего, можно исключить. Да и на вирус не похоже. Согласны?

— Допустим, — ответила Светлана, — а как насчет полей?

— Точно, психотронное оружие, — добавил я, — накрыло всех каким-то излучением.

— Шапочку из фольги пробовал, — усмехнулся Эдуард Михайлович, — не помогает. Шучу. Направление верное. Только тогда это какое-то всепроникающее поле, охватывающее всю планету, даже под землю проходит. И это не электромагнитное излучение. От него по большей части экранироваться можно.

— Значит, все-таки война? — спросила Светлана, пробуя гамбургер. — Только какая-то странная. Победители тоже попали под удар?

— Как-то не похоже на войну, — ответил я.

— Эти все умственные упражнения, конечно, замечательны, — заметила Светлана, — но как это поможет вернуть в нормальное состояние моих детей? Кстати, мне надо накормить их.

— Только очень осторожно, — предостерег пенсионер, — пробовал кормить одного из них — не выходит. Жевать не могут. Поить надо очень аккуратно, вода может попасть в дыхательные пути. Ступор ведь, полное отсутствие осмысленных реакций, но рефлексы есть.

— И что делать? — побледнела Светлана.

— Ну, можно внутривенно раствор глюкозы, это наиболее безопасно, — предложил Эдуард Михайлович, выбирая колбасу. — Вы умеете делать внутривенные инъекции?

— Нет, — ответила Светлана.

— Плохо, — покачал головой старик, — через три дня, максимум четыре или пять, надо уметь. Столько человек может без воды в нормальном климате продержаться.

Внезапно погасло освещение.

— Эх, не успели доесть. Где-то предохранитель сработал, или что-то замкнуло. Пора укладываться спать. Вот фонари, тут недалеко магазин туристического снаряжения, — предложил старик. — Выбирайте себе спальник и ложитесь в пределах видимости.

— А детей мне укладывать или как? — спросила Светлана.

— Лучше посадите их, лежа могут задохнуться или подавиться слюной, — посоветовал Эдуард Михайлович. — Завтра с утра встанем пораньше. Нам надо много сделать.

Я залез в спальник и вначале долго не мог заснуть. Неужели через несколько дней все необратимо изменится? Весь мир, который я знал, исчезнет. Зачем? Почему? Засыпал я долго, ворочался и все никак не мог улечься. Старик напротив читал книгу, подсвечивая себе фонарем. Светлана куда-то ушла и вернулась только через час, сдавленно плача…

— Так, значит, версию о войне озвучила Светлана? — спросила психолог, когда Алексей закончил рассказ.

— Наверное, она, — ответил Алексей, — но больше всего рассуждал пенсионер. Он вообще очень рассудительный.

— Скажите, а как звали детей Светланы? — уточнила женщина.

— Хм, не запомнил, — задумался Алексей, — она и не показывала их. Стеснялась, что ли, в таком состоянии.

— Спасибо вам огромное, очень помогли, — пожимая руку Алексею, сказала психолог. — Ой, у вас царапина…

— Да ерунда, — пряча руку, занервничал юноша, — уже и не помню, где посадил.

— Уверена, скоро вас выпустят, — улыбнулась на прощанье психолог.

2. Проснись

— Надеюсь, электроды не будут мешать вам? — спросила психолог, прикрепляя датчики к голове Светланы. — Расскажите в деталях про второй день замирания, когда вы в кремлевскую больницу пошли. Особенно интересует причина несчастного случая в палате.

— Собственно, я уже все на бумаге изложила, — пожала плечами женщина, — день назад следователю.

— Бумага это одно, а когда проговариваешь вслух, то намного больше деталей выясняется, — заметила психолог. — Много времени это не займет.

— Мне все равно взаперти делать нечего, — усмехнулась Светлана, — пятый день сижу как узница. Уже с ума схожу без детей. Как там они?

— Ребята просто молодцы, у них все нормально, — ободряюще улыбнулась психолог, — и поверьте, скоро все разрешится. Мы же должны разобраться. Кроме вас, никаких свидетелей событий трех дней замирания нет. Живых свидетелей…

— Да, да, конечно, — закивала Светлана, — я готова…

Утром, после скорого завтрака, Эдуард Михайлович предложил нам пойти в кремлевскую больницу, что на Воздвиженке. Это примерно минут двадцать быстрым шагом от Кремля. У меня сложилось ощущение, что старик придумал какой-то план заранее…

Полутемные коридоры с замершими людьми в белых халатах производили зловещее впечатление. Звук шагов гулко отражался от высоких потолков и разносился далеко вокруг. В нос сразу ударил запах неизбежной больничной хлорки и мочи. Организм у замерших хоть и замедленно, но работал, исправно выполняя свои функции. У меня мурашки бежали от этого места, хотелось уйти прочь отсюда, к солнцу. Для чего мы сюда пришли, я так вначале толком и не поняла из объяснений нашего энергичного пенсионера.

— Все очень просто, — рассуждал Эдуард Михайлович, идя по гулким коридорам больницы, — надо попробовать вывести из этого ступора специалиста, в идеале врача нейрофизиолога, а уж он сможет разобраться дальше в причине всего этого замирания.

— Здорово, — усмехнулся Алексей, — подумаешь, всего-то и делов…

— Я как больной со стажем и с приличным набором старческих болячек знаю основное правило врачей, — усмехнулся пенсионер, — не можешь устранить причину — купируй или снимай симптомы.

— Логично, но как это сделать в реальности? Я вот не врач ни разу, — призналась я. — Какие симптомы и как их устранить?

— Ну, это просто, — ответил Эдуард Михайлович, достав увесистый медицинский справочник, — вот здесь ответ. Юноша, почитайте, где закладка, не сочтите за труд. Я вчера перед сном пометки сделал.

— Так, кататонический ступор, признаки, — быстро бежал по тексту Алексей, — восковая гибкость, больной не реагирует на внешний мир… речевое общение невозможно… Терапия… электро-судорожная, транквилизаторы из группы бензодиазепинов. Феназепам, диазепам, лоразепам…

Я рассмеялась истерическим смехом, настолько все происходящее показалось мне каким-то нереальным.

— Представила себе, как мы сейчас будем током приводить в чувство замерших людей, –сказала я, смахивая слезы от смеха. — В точном соответствии со справочником.

Эдуард Михайлович остановился около процедурного кабинета и открыл дверь.

— Нет, начнем мы как раз с инъекций лекарств, — возразил пенсионер, — это более понятно. Главное, с дозировкой не переборщить. Ведите замершего, только не врача. Будем тренироваться.

— Совесть мучить не будет? — спросила я. — Ведь юридически мы сейчас совершаем противоправное действие.

— Хотите порассуждать о морали и праве? — удивился Эдуард Михайлович. — И пусть весь мир катится в пропасть?

— Вы как-то много на себя берете, уважаемый, — ответила я, — и не очень понятно, почему.

— У меня, по крайней мере, есть какой-то план, — парировал пенсионер, — и понимание, как действовать. Какие у вас предложения?

— Товарищи, нас всего трое на всю Москву, а может, и страну, — вмешался Алексей, — а вы начали отношения выяснять.

— Ничего личного, — сказала я, — просто начинать эксперименты над живыми людьми, мягко говоря, неправильно.

— Вы хотите вернуть своих детей в нормальное состояние? — спросил Эдуард Михайлович.

— Однако решили уколоть в самое больное место? — удивилась я.

— Блин, старик прав, — сказал Алексей, — это уже не совсем люди, они же овощи почти.

— Ну, тогда приведите своего папу, — заметила я, — и начнем опыты с него, если все овощи.

— Сучка… — процедил едва слышно Алексей, бросая на меня взгляд исподлобья.

Вот тебе и робкий юноша-студент, показал зубки.

— Молодой человек! — повысил голос Эдуард Михайлович. — Я бы попросил соблюдать приличия!

Ситуация складывалась неуютная. Три человека в пустой Москве умудрились повздорить между собой. Я знала этих людей меньше суток, но жизнь могла повернуться так, что мне придется видеть и общаться с ними годами. Только с ними, если замершие люди не придут в себя. И тогда мальчишки так и останутся молчаливыми манекенами, писающими в штаны. На что я готова, чтобы они вернулись в нормальное состояние? Я поняла, что на всё. Даже если придется рисковать всеми замершими людьми во всей Москве. Они мне чужие… Но все-таки бесчеловечный подход старика и студента показался противен.

— Никаких работников МЧС не будет, — с усталостью в голосе сказал пенсионер, — если мы не попробуем спасти всех, то наступит самый настоящий конец. Навсегда.

— Кого лучше вести, мужчину или женщину? — спросила я, открывая дверь и выходя в коридор.

— Мужчину, лет сорока, среднего роста и обычного телосложения, — ответил старик, роясь в лекарствах, — как минимум четырех человек надо. На всякий случай.

Замершие передвигались маленькими шажками, вперив неподвижный взгляд куда-то ввысь. Не понимаю, как они умудряются при этом не спотыкаться?

— Положите первого на кушетку, — кивнул Эдуард Михайлович, — нет желающих сделать инъекцию?

— Не, я пас, — замотал головой студент.

— Я тоже воздержусь, — пожала я плечами.

— Эх, опять всё на мне, — сокрушённо вздохнул старик, — ну, поехали.

Старик долго не мог попасть в вену замершего, сразу было видно, что опыта у него нет. Если бы на месте несчастного находился живой пациент, то он уже обложил бы пенсионера матом. Я отвернулась, не хотелось смотреть на кровь.

— Ну вот, будем ждать, — отошел в сторону пенсионер. — И наблюдать за реакцией.

Замерший, мужчина с редкими волосами, начал бледнеть. Руки и ноги у него мелко задрожали. На какой-то миг лицо у него утратило неподвижное выражение, и он посмотрел осмысленным взглядом. И тут же закрыл глаза, замерев.

— Он… умер? — сдавленно спросил Алексей.

— Да, — старик проверил пульс, — но вы видели! Перед смертью он посмотрел на нас, черт меня подери!

— Да, жестокое лечение, — сказала я, — и что теперь дальше?

— Ну а как вы хотели? С чистыми руками спасать мир? — ответил старик. — Переборщил с дозировкой, наверное.

Я вышла в коридор и закурила, не было сил смотреть на эти медицинские эксперименты. Пусть наш пенсионер на все руки мучает людей, у меня нервы не железные.

— Светлана, я это… извиниться хотел, — неслышно вышел из процедурной Алексей, — нервы на взводе…

— Ладно, студент, проехали, — отрезала я, — сама не сахар. Не куришь?

— Не, — потупился Алексей, — запах дыма не нравится.

— Мне тоже, — усмехнулась я, — на дух не переношу, когда другие дымят. А сама курю.

— Получится что-нибудь у нас? — спросил Алексей, переминаясь с ноги на ногу.

— Не знаю, надо у нашего «менгеле» спросить, — пожала плечами я. — Но верить хочется.

За дверью раздался звон упавших инструментов и крик пенсионера. Потом дверь распахнулась, и на студента налетел один из замерших, оба с криками повалились на пол. Следом из кабинета выскочил пенсионер и чуть не упал в свалку.

— Ожил! Воскрес, голубчик! — радовался старик. — Работает методика!

Виктор Сушков, как звали нашего первого воскресшего, сидел и пил чай, держа кружку дрожащими руками. В больничном буфете нашли пироги, и все с удовольствием обедали на скорую руку. Он долго не мог поверить, что это никакой не розыгрыш, а все происходит на самом деле. Несколько раз вскакивал и подбегал к окну, ожидая увидеть нормальных людей.

— Ничего не помню, — ошалело мотал головой Виктор, — пришел на прогревание, в очереди стоял, и тут как вырубило. А потом раз — и здесь лежу. В голове шумит, пить дико хочется.

— Дозировка лекарства большая, меньше не действует, — сказал Эдуард Михайлович, — побочные эффекты, наверное.

— Так это получается, все как заснули? — в очередной раз удивился Виктор. — Вирус? Война? Ну, расскажите, что произошло.

— Пытаемся понять, — ответил Алексей, — только пока далеко не продвинулись.

— Мне бы домой, жена там… — заволновался Виктор.

— Нельзя так резко, — замахал руками Эдуард Михайлович, — надо понаблюдать еще, мало ли что.

— Нет, надо идти… Надо… — заплетающимся языком сказал Виктор.

Чашка выпала у него из рук, а сам он начал оседать на пол. Дыхание у него стало прерывистым, быстро слабело, а потом и совсем пропало.

— Почти двадцать минут в сознании, — посмотрел на часы Эдуард Михайлович, — и наступает смерть.

— План по массовому приему лекарств откладывается. Спасения не получилось? — спросила я, накрывая Виктора каким-то халатом. — И чего мы добились?

— Да, цена, конечно, высокая, — вздохнул пенсионер, — но мы получили важную информацию.

— Чего тут бесценного? — спросил студент.

— Это нечто, что всех заморозило, действует и сейчас, — ответила я, закуривая сигарету.

— Именно, — важно поднял палец Эдуард Михайлович, — вначале я думал, что всех кроме нас стукнуло каким-нибудь разовым импульсом. Тогда никакие лекарства в чувство не смогли бы привести. А если люди приходят в себя, то значит, это неизвестное поле еще действует, мы просто ненадолго смогли выдернуть человека из-под воздействия.

— Ну а дальше что? — спросил Алексей.

— Это промежуточный этап, — ответил старик, — теперь ищем врача-нейрофизиолога или, на худой конец, невролога, и переходим ко второй части попытки спасения. Пусть они посмотрят, что происходит с мозгом.

— Так мы же их убьем, — удивился Алексей, — навсегда причем.

— Ну, предложите свой план, — пожал плечами пенсионер.

Сколько же всего этих частей, промелькнуло у меня в голове. Старик явно не прост и в прошлом занимался чем-то загадочным. Врача нашли в ординаторской, на втором этаже. В комнате находилось несколько специалистов, которые замерли во время отдыха. Здесь было проще, у каждого красовался бейдж с именем и специализацией. Эдуард Михайлович вколол лекарство нейрофизиологу, уже более умело, и через несколько минут врач кинулся к стоящему в углу кулеру.

— Что вы тут делаете? Вы кто? — ошалело спросил врач, выпив подряд два стакана воды.

— Времени мало, — начал говорить Эдуард Михайлович, — нам срочно нужно, чтобы вы провели обследование одного из замерших.

— У меня штаны мокрые! — удивленно произнес врач.

— Доктор, миленький, потом о штанах думать будете, — раздраженно сказала я, — у нас тут конец света на носу. Минут через двадцать вы снова вырубитесь.

— Дайте сообразить, — подумал врач, запахивая халат, — можно быстро сокращенную электроэнцефалографию. Тут кабинет функциональной диагностики рядом. Буду с ходу расшифровывать.

На замершего надели шапку с датчиками, и из аппарата поползла лента с пиками сигналов.

— Если бы я сам не видел, то, наверное, точно не поверил, — удивился врач, — слабый альфа-ритм, смешанная активность в мозге… какая-то асинхронность в ритмах полушарий. Словно шум какой-то.

— Доктор, переведите на нормальный язык, — сказал Алексей, — мы же не специалисты.

— Если коротко, то такое ощущение, что мозг словно шумит. Основные его части, скорее всего, лимбическая система, подает хаотические сигналы.

— Чуть-чуть понятнее, но все равно не ясно, — вздохнул Эдуард Михайлович, — нам бы попроще… Как для обычных смертных.

— Если коротко, то у человека не один мозг, а как бы три, каждый из которых выполняет свою функцию, — продолжил врач. — Самый древний — ствол головного мозга, его еще рептильным называют, это инстинкты. Потом лимбический мозг, эмоции, память и реакции, и, наконец, неокортекс, самый молодой, начал появляться несколько миллионов лет назад. Он отвечает за разумное поведение. Они все в связке работают, конечно.

— А сейчас что не так? — поинтересовался Алексей.

— Судя по результатам, части, входящие в лимбическоий мозг, словно стали шум гнать. Первый раз такое вижу, но электрическая активность это четко показывает. И работа всего мозга разладилась. Но основные инстинкты, дыхание — функционируют.

— Что может быть причиной? Какое-нибудь пси-излучение? — спросил пенсионер.

— Ну, кроме физического вмешательства — ничего. По крайней мере, я не знаю, — ответил врач. — Словно часть функций просто выключили, перевели в спящий режим. Но как это сделано?

— Вы можете что-то придумать, что переведет мозг в нормальный режим? — не отставал Алексей.

— Скорее всего… всего… нет… — постепенно замирая, пробормотал врач, — надо… устранить… влияние…

— Немногим больше пятнадцати минут, — посмотрел Алексей на часы, — у всех по-разному срабатывает лекарство.

— Итак, коллеги, вот мы и выяснили природу и механизм действия этого загадочного нечто, — набирая лекарства в карманы, сказал Эдуард Михайлович, — теперь надо обмозговать, что с этой информацией делать дальше. И будет ли это дальше. Предлагаю сворачивать наши эксперименты и возвращаться на нашу импровизированную базу, в ГУМ.

— Все, кому вы вводили препараты, впоследствии умерли, — сказала психолог, когда Светлана закончила свой рассказ, — кома из-за передозировки, с остановкой дыхания.

— Надо было ничего не делать? — со злобой спросила Светлана.

— Я этого не говорила, — подняла руки психолог, — просто хотела понять, осознавали ли вы в тот момент, что убиваете людей.

— Конечно, я вначале была против, — возразила Светлана, — и сама точно не смогла бы всё это делать. Благодаря активности нашего пенсионера, который и взял на себя всю работу, мы ведь и сидим тут, беседуем. Кстати, как он там?

— Нормально, — коротко ответила психолог, — думаю, вам можно будет всем увидеться. Почему не спрашиваете, как дела у Алексея?

— Не знаю, всё равно, наверное, — пожала плечами Светлана, — не понравился он мне. Балласт какой-то, если откровенно.

— Спасибо за уделенное время, — поднимаясь, сказала психолог, — вы очень помогли.

— А вы не можете помочь мне? — спросила Светлана. — Очень хочется курить, а сигарет нет.

— Это сделано в целях безопасности, — виновато улыбнулась психолог, — я ничего не могу поделать. Но я думаю, терпеть осталось недолго. Кстати, вам врач не нужен?

— Врач? Зачем? — удивилась Светлана.

— Повязку на ране сменить, — уже подходя к двери, ответила психолог.

— Не надо, это же царапина обычная, — покачала головой Светлана.

3. Воскресни

— Как там погода снаружи? — спросил Эдуард Михайлович. — А то сложно понять, окон в моем теремке нет.

— Солнечно, легкий ветерок, — ответила психолог, заходя в комнату.

— Это хорошо, что ветер, дышать легче будет, — довольно покивал старик. — Зачем пожаловали, барышня?

— Побеседовать, — улыбнулась психолог, располагаясь за столом, — вернее, послушать ваш рассказ о произошедшем на третий день.

— Как я понимаю, истории Алексея и Светланы вы уже выслушали? — полуутвердительно спросил старик. — А меня напоследок оставили.

— От вас ничего не скрыть, — попыталась отшутиться психолог.

— Обычная логика, — заметил старик. — Итак, последний день замирания, значит. Хотите самого главного виновника произошедшего найти?

— Скажем так, хочется понять мотивы, которые двигали вами, — тщательно подбирая слова, ответила психолог. — Нам важен именно ваш взгляд на события. Ну и разобраться в том, что вы наворочали.

— Что, до сих пор расхлебать не можете? — усмехнулся Эдуард Михайлович. — Ладно, слушайте.

Вечером я так устал, что начали дрожать руки. Вся эта возня в больнице стоила нервов, хотя мои спутники ничего не заметили, полагая меня этаким бесчувственным препаратором. Но казалось, только я один понимаю, насколько серьезна ситуация. Вот и сейчас я один готовлю ужин на походной плите, а они занимаются спасением своих близких. Студент мотается по замершему, возможно навсегда, городу в поисках своей матери, а Светлана пытается поддержать своих ребят, делая им глюкозу. И только я думаю обо всех сразу, а не о каждом в отдельности.

Вечером, уже перед заходом солнца, все собрались в почти обжитом уголке ГУМа. Ужин я сделал на славу, благо продуктов в достатке.

— Итак, мои дорогие пятницы, — начал я, поднимая стакан вина. — У меня новая версия происходящего. И боюсь, она вам не понравится.

— Всё безнадежно? — прямо спросила Светлана. — Никого не спасти?

— Скорее наоборот, надежда есть, — ответил я.

— Хватит тянуть кота за это самое, — с раздражением сказал Алексей, — выкладывайте, до чего там додумались.

Не люблю хамов. Особенно если они молодые и ничего примечательного из себя не представляют.

— А давайте-ка поменяемся местами, — сложив руки, заявил я студенту. — Вы думайте, а я буду критиковать. Чего я один за всех отдуваюсь?

— Эдуард Михайлович, извините нас, — вмешалась Светлана, — это всё нервы.

— Будем считать, что инцидента не было, — я примирительно кивнул. — Если я что-то не так скажу, поправьте меня. Итак, мы умеем ненадолго нейтрализовать непонятное воздействие, мы знаем теперь, что оно вырубает что-то в лимбической системе. И…

— …и что это непонятное пси-воздействие еще присутствует, — закончил Алексей.

— Хорошая у нас молодежь, — похвалил я.

— Возникает еще вопрос, почему нас это воздействие не взяло? — спросила Светлана, задумчиво смотря куда-то вдаль. — Получается, наш мозг чем-то отличается от мозга прочих.

— Да, это тоже важный вывод, — согласился я. — Но сейчас главное — попытаться устранить это неизвестное воздействие.

— И как мы это сделаем? — умничал студент. — Рубильника не наблюдается.

— Тогда надо найти того, у кого он есть, — ответил я.

— Не понимаю… — сморщилась Светлана.

— Смотрите, где должно находиться это нечто, чтобы охватить всё население Земли? — спросил я.

— В космосе? — удивился Алексей.

— Скорее всего, там, — согласился я, — причем должна быть целая сеть таких станций.

— Заговор какой-то, — с недоверием заметила Светлана, — может, тогда уже пришельцев предположить?

— Ага, злобные пришельцы чем-то долбанули по нам и сейчас готовятся к вторжению, чтобы захватить наши ресурсы, — съязвил Алексей, — похоже на фантастику, и не самую оригинальную.

— В каком-то смысле такой вариант вполне возможен, — согласился я. — Но не будем плодить сущности сверх необходимого.

— Тогда американцы? — предположила Светлана. — Или китайцы?

— Сами по себе стукнули? — спросил Алексей. — Нажали не ту кнопку по ошибке.

— Даже не знаю, какой вариант ужаснее, — покачала головой Светлана. — Знать, что гибель человечества — это дело наших собственных рук. Или что это такой привет от братьев по разуму.

— Если это самоуничтожение, то военные скажут нам, так это или нет, — отозвался я, — уж у кого, как не у них, искать ответ на этот вопрос.

— Какие военные, что еще вы придумали? — с подозрением спросил Алексей.

— Как временно привести в чувство замершего, мы теперь знаем, — спокойно ответил я, — и надо попробовать привести в чувство военных. Поедем в министерство обороны и будем оживлять всех шишек. Есть же у них какой-то план икс на такой случай. Или они что-нибудь успели зафиксировать перед замиранием.

— А дальше? — спросила Светлана.

— По обстановке, — бросил я. — Вернее, по картине, которая сложится. Ну, если не они, то кто еще обладает информацией о всяких тайнах? В любом случае, мы немного сейчас знаем.

Национальный центр управления обороной на Фрунзенской набережной равнодушно смотрел на замерший город. Знамена на фасаде окаменели в вечном параде, словно воодушевляя застывших с ружьями наперевес солдат под самой крышей здания. Сейчас как никогда стиль дома соответствовал уснувшему городу и людям. На входе замерла охрана, строго глядя в никуда. Судя по обстановке внутри, никакой тревоги не было. Когда случилась катастрофа, все занимались своими обычными делами. Вот группа молодых офицеров сбилась в кружок, наверное, что-то обсуждали. Важный генерал в сопровождении пары адъютантов застыл около входа, так и не успев сделать шаг.

После просторного и залитого светом фойе мы попали в длинные печальные коридоры. Приводить в себя простого капитана представлялось пустой тратой времени, так я размышлял. Если уже оживлять, то какую-то важную птицу, вроде старшего дежурного центра или хотя бы заместителя министра. Либо взять «языка», чтобы уже тот вывел на нужного человека. Мы выбрали второй вариант.

— Пить…

Это было первое, что произнес капитан с красной повязкой «дежурный» на рукаве после инъекции лекарства. Потом он кинулся к телефону и начал куда-то названивать. Наверное, своему начальству. Звонил он долго, и каждый раз, набирая номер, тихо ругался. Бросив трубку, начал листать какой-то журнал на посту.

— Последняя запись два дня назад сделана, — ошарашенно пробормотал капитан, оглядываясь вокруг. — Вы кто? Как сюда попали? Документы!

— Паспорт не взял с собой, — пожал я плечами. — Да и зачем? Послушайте, у нас очень мало времени. Нам нужен главный, который может сказать, что случилось до замирания.

— Голова кружится… — вытирая выступивший пот, сказал капитан, — Нападение, что ли?

— Собственно, это мы и хотим понять, — теряя терпение, ответил я, — нам…

— Никто не отвечает, — перебил меня офицер, — причем связь есть. Непонятно ничего… Стойте тут, сейчас проверю.

И убежал, только гул шагов эхом разносился по безмолвным коридорам.

— Ничего не получится, — сокрушался Алексей. — Бюрократия. Надо было самим искать их главного.

Но капитан вернулся довольно быстро, только бледнее прежнего.

— Все как окаменели, — сказал офицер, — и доложить некому.

— Послушайте, мы сможем привести в чувство вашего главного, — обратился я к растерянному капитану. — Ну а дальше уже как он скажет.

— Ладно, идем, — сдался капитан.

Дежурный генерал оказался относительно молодым и подтянутым мужчиной с уже проступившей сединой. Он пристально смотрел на меня, выслушивая короткий пересказ событий за прошедшие дни. Потом генерал попытался соединиться с кем-то, что-то набирая на клавиатуре. В центре управления, куда он нас привел, работал большой экран, на котором была схема двух полушарий земли и какие-то символы.

— В целом, картина совпадает с тем, что вы рассказали, — мрачно кивнул генерал, — нигде никого нет. Линия связи с правительством работает, но никто не подходит. Экстренная линия связи со штабом НАТО тоже работает, а в ответ тишина. В небе ни одного самолета, ни у нас, ни у них.

— У вас и с ними связь есть? — удивился я. — Хотя, действительно, мало ли что…

— Ну и какая у вас гипотеза всему происходящему? — спросил меня генерал.

— Кто-то каким-то образом включил нечто, что выключило у всех часть мозга…. — начал я. — Специально или несознательно, уж не знаю.

— Ни у нас, ни у наших потенциальных врагов нет такой технологии, — рассуждал генерал, открывая бутылку воды. — Нет никакого психотропного оружия. Если не брать телевизор в расчет.

— Тогда пришельцы, — сказал я.

— Только не говорите про инопланетное вторжение, — поморщился генерал, перебив меня. — Мы бы зафиксировали хоть что-нибудь.

— Не случалось что-то перед самым замиранием? Что-нибудь странное или необычное? Не только у нас, но и за границей, — спросил я. — Какие-нибудь явления, или запуск каких-то устройств… Вы же тут всю информацию собираете.

— Секунду, сейчас просмотрю сводку… — полез генерал в настольный комп, — учения станции дальнего обнаружения на Камчатке, запуск разведывательного спутника в Китае… Срабатывание сейсмо-датчиков на Памире…

— … всё не то, — перебил я генерала, — что-то другое.

— Вот, вывод на орбиту научного спутника, — перечислял генерал, — международный проект. Правда, замирание, если и случилось, то не сразу после этого, часа через три.

— А что этот спутник делать должен? — спросил я.

— Вот тут информационная сводка есть детальная, — пояснил генерал, — на спутнике стоит какой-то экспериментальный прибор для передачи сигнала быстрее света.

— Что-то не понял. Быстрее света? — переспросил я.

— Так написано, — пожал плечами генерал, — создают вакуум Казимира, и в нем можно превысить скорость света. Эффект Шарнхорста, как написано в сводке. Не тянет на нечто, способное вырубить все человечество.

— Послушайте, генерал, я конечно не физик, но мне кажется, от этой штуки все беды и начались, — уверенно сказал я, — она ведь и сейчас там работает на орбите.

— И какие предложения? — нахмурился генерал. — Выключить спутник я не могу.

— Тогда сбейте его, и проверим, прав ли я, — просто сказал я.

— Вы представляете, что говорите? — повысил голос генерал. — Уничтожить спутники чужой страны! Это же акт агрессии!

— Генерал, еще пару дней, и никаких стран не будет, — я устало вздохнул.

— Проблема в том, что при этом уничтожатся и другие, — признал генерал, — в наших спутниках есть система самоуничтожения, и если я дам сигнал, то на орбите будет рой скоростного мусора, сметающий все на своем пути.

— Если я не прав… Некому будет нас наказать, — заметил я. — А если прав, тогда, может, стоить рискнуть ради всего человечества?

— Да, захватывающая история, — сказала психолог, помолчав минутку.

— Главное, правдивая, — добавил Эдуард Михайлович, — генерал уничтожил этот спутник, и через несколько часов началось всеобщее воскрешение замерших.

— А где были Светлана и Алексей во время беседы с генералом? — спросила психолог.

— Не помню, — признался старик, — я их оставил в фойе, чтобы не мешались. Да они мне уже и не нужны были, свою роль они сыграли.

— Получается, версия была верна? — спросила психолог. — Откуда вы знали, что именно разрушение спутника явилось причиной исчезновения непонятного воздействия? Или спутник сам являлся источником излучения?

— Я не знаю, почему, — пожал плечами Эдуард Михайлович, — но был уверен, что дело именно в этом спутнике.

— И еще одна странность, — заметила психолог, — после уничтожения спутника прошло часов пять до оживления людей, а замирание началось примерно через три часа после начала его работы.

— А может, дело было и не в самом спутнике? — спросил старик.

— Генерал и офицер не выжили, — поднимаясь, сказала психолог, — впали в кому и умерли. Нет у нас свидетелей беседы, получается. Только вы.

— Но остальные же ожили, — возразил старик.

— Да, ожили, — согласилась психолог, уже на выходе, — но не все. Много умерших от переохлаждения, или из-за аварий. И все выжили, получается, благодаря вам. Кстати, вам повязку на руке сменить не надо?

— Повязку? — переспросил пенсионер, словно в первый раз посмотрев на забинтованную руку. — Нет, спасибо.

4. Мышеловка и пожарный выход

Когда экран погас и выключили проектор, Сергей Иванович закашлялся. Двустороннее воспаление легких, как сказали врачи. После оживления многие всерьез простудились, ночи хоть и летние, но одето большинство людей было легко.

Эту запись он пересматривал уже третий раз, и каждый просмотр добавлял всё больше вопросов. Совершенно немыслимый рассказ, из которого надо сделать правильные выводы и отчет для очнувшегося начальства в Кремле.

— Еще раз включать? — спросила психолог.

— Нет, Катя, не надо, — покачал головой Сергей Иванович. — Аппаратура, которая снимала показания, точно исправна была?

— Точно, — закатила глаза Екатерина, — проверили несколько раз. Каждая личность у него имеет свою карту активности мозга, даже пульс и давление меняется. И таких людей реально не существует.

— Невидимка-спаситель, — задумчиво повторил Сергей Иванович, — и в одиночку сумел докопаться до причины. Чудеса какие-то…

— Обследование показало, что у него аномально развит неокортекс, очень высокая активность, — добавила психолог, — вот и все, что могу пока сказать. Сейчас идет анализ его ДНК. Очень возможно, что в его голове спят ещё и другие личности. Во время замирания они активировались одновременно, словно хором. А после снятия неизвестного воздействия стали включаться по очереди. Мое мнение — что это уже не совсем человек по своим возможностям и тому, как у него мозг функционирует.

— Что с ним дальше делать? — спросил Сергей Иванович. — Мне через два часа отчет надо наверх дать с однозначными выводами. А кроме записи и нет ничего. Каким образом связан спутник, общее замирание и этот уникум с множественными личностями, который единственный остался в сознании? Есть же что-то, что объединяет их, ниточка какая-то…

«Вызывает пост охраны. Объект исчез. Конец связи», — раздался голос из интеркома.

— Исчез? — переспросил Сергей Иванович.

В комнате уже находился начальник охраны вместе со своими сотрудниками.

— У вас же постоянный видеоконтроль должен быть! — с ходу закричал Сергей Иванович. — Как можно исчезнуть из запертой комнаты?

— Запись есть, — невозмутимо ответил один из сотрудников, включая ноутбук, — вон он есть в кадре, сидит за столом. На следующем кадре его уже нет. Исчез.

— Тут записка на столе, — сказал начальник охраны, — ерунда какая-то…

«Забежала мышка в кладовку и случайно сунула нос не туда. Попала в мышеловку, и погибать бы ей совсем, но тут пришел хозяин кладовки и спас любопытную мышку. Испуганная мышка кинулась со всех ног в свою норку, потирая ушибленный носик».

— Хозяин, значит, пришел, — повторил Сергей Иванович, — навел порядок и ушел восвояси.

— Получается, весь этот рассказ неправда? — предположила психолог.

— Что-то, наверное, правда, — ответил Сергей Иванович, — но теперь хоть многое ясно стало.

— Да что ясно? — воскликнула психолог. — При чем тут мышка?

— Вроде как получается, что мы случайно с этим научным спутником запустили некий предохранитель, который всех нас вырубил неизвестным способом. Но тот, кто эту мышеловку устроил, нас же и спас.

— Так это… — потрясенно замолчала психолог.

— Ага, они самые, — продолжил Сергей Иванович. — Хозяева кладовки. Присматривают за нами, опекают. Берегут свои творения.

— Получается, это был контакт? — удивилась психолог.

— Пойду отчет переписывать, — вздохнул Сергей Иванович.

Косметическая процедура

(Елена Артюшкина)

«Вы недовольны своим лицом? Всегда считали себя серой мышкой и даже уродиной? Несправедливо обделены вниманием из-за парочки морщин или пигментных пятен?

Дефекты внешности остались в прошлом! Только сегодня и только у нас вы можете заказать уникальную косметическую процедуру «Гумаформирование» со скидкой тридцать процентов! Просто позвоните по номеру…»

Гайя повернулась к солнцу другим боком, равномерно распределяя по тонкой сероватой коже загар. Сделала голос ведущей программы «Galaxy FastShop» громче.

«…Послушайте, что говорят успевшие воспользоваться нашей процедурой счастливицы:

…с каждым циклом я выглядела хуже и хуже. Собственное отражение воспринималось личным врагом. Надо мной втихомолку смеялись подруги. Дошло до крайности: один из спутников покинул орбиту, сбежав с блуждающей кометой!..

…жесткий график не оставлял много времени для ухода за лицом, а особенности работы требовали выглядеть превосходно в любой момент. С «Гумаформированием» я всегда на высоте без каких-либо усилий с моей стороны. «Гумаформирование» — это стильно, современно, удобно…

…коллеги интересуются, как мне удается оставаться молодой и неповторимой. Соперницы кусают локти от зависти…»

Гайя тяжело вздохнула, думая о своей невзрачной внешности и неурядицах на личном фронте.

«…многочисленные клинические испытания подтвердили абсолютную безопасность процедуры», — продолжала надрываться в экстазе ведущая. — «Запомните короткий номер: три-пять-три-три-пять-три! Звоните прямо сейчас, и первые сто клиентов получат шанс воспользоваться уникальной услугой всего за половину цены!..»

Гайя выключила приемник, снова перевернулась.

Уродиной она, конечно, себя не считала. Но и ослепительной красавицей никто бы ее не назвал. Серая мышка, безликий шарик из захолустья — ни цвета, ни эффекта.

Потому и с ухажерами Гайе не везло: всего один и тот неказистый — круглощекий, бледный, слабовольный.

У пышнотелой матроны Суй-син аж шестьдесят семь спутников! Даже у коротышки Марсель (лучшей подруги, будь она неладна!) целых два и такие шустрики! Но Марсель — девица бойкая, пробивная, да и вызывающий красный цвет ей к лицу. Позвонить, что ли, в салон красоты, тоже колер сделать?

Три-пять-три, три-пять-три.

А почему бы и нет?

Ответили сразу. Приятный женский голос осведомился, чем может помочь. Гайя растерялась — ее всегда смущала нахрапистая угодливость продавцов в супермаркетах.

— Я насчет рекламы… «Galaxy FastShop»…

— «Гумаформирование»? — понятливо уточнила невидимая собеседница. — Одну минуточку.

Длинный гудок и новый голос.

— Мы рады сообщить, что вы являетесь нашим сотым клиентом и можете воспользоваться уникальной процедурой на льготных условиях. Если оформите заказ сейчас, получите не только пятидесятипроцентную скидку на само «Гумаформирование», мы также предоставим все подготовительные процедуры бесплатно.

— Я просто узнать хотела… — окончательно стушевалась Гайя.

— Что конкретно вас интересует? — тут же осведомился голос.

— Ну… как это все делается? В чем заключается процедура?

— На поверхность кожи наносится особый компонент, обладающий псевдожизнью, который заставит вас навсегда забыть о проблемах с внешностью. Не прикладывая никаких усилий, вы в любой момент будете выглядеть оригинально и незабываемо! Сам компонент является секретной разработкой нашей собственной лаборатории, поэтому вы не найдете данную услугу в других салонах.

Утонувшая под лавиной рекламных лозунгов, Гайя едва смогла вставить слово в непрерывную тарабарщину.

— Получается, «Гумаформирование», — язык заплелся на непонятном термине, — что-то вроде татуажа?

— Татуаж — дремучий цикл по сравнению с «Гумаформированием»! — обиженно отозвался голос. — Мы используем самообучающиеся нанотехнологии, что гарантирует высокое качество услуги. Наша гордость — внимание к каждому клиенту: за вами на все время закрепляется специалист, к которому вы всегда сможете обратиться с интересующими вопросами; также для каждой планеты, исходя из биохимии, синтезируется свой, подходящий лично ей компонентный состав. Ну как? Будем оформлять заказ?

— Я бы еще подумала, — неуверенно промямлила Гайя, привыкшая действовать по принципу «сто раз отмерь и реши, что резать не нужно».

— Ваше право, — согласилась собеседница. — Но хочу вас предупредить: количество скидок и спецпредложений ограничено. В следующий раз стоимость процедуры может оказаться значительно дороже.

— А… ладно. Я согласна!

Марсель всегда упрекала ее в изрядном тугодумии. Посмотрим еще, кто будет самой красивой и популярной планетой Солнечной системы! Нет, всего рукава Ориона!

Представитель фирмы материализовался незамедлительно, подсунул на подпись кучу документов с непонятными терминами, нетерпеливо дождался подтверждения о переводе аванса и также моментально растаял в космическом вакууме, передав заботу о планете в руки деловитого доктора-косметолога.

Эскулап принялся за дело с методичной дотошностью — измерил рост и объем талии, вес, толщину кожного покрова и даже температуру ядра. Задал несколько интимных вопросов о тектонических процессах и деформации магнитных полей, после чего надолго погрузился в изучение записей, бормоча под нос зловещее «не формат» и «активная конвекция в мантии». Разговорчивостью операторши из call-центра косметолог не отличался и робкие вопросы встревоженной Гайи обрывал весомым «не спешите, дорогуша» и «всё сделаем в лучшем виде».

— Вот что, милочка, — эскулап отложил расчеты. — Я не демагог, привык говорить прямо. Вы — особа мнительная и эмоциональная, угадал?

Гайя робко кивнула, покраснела — на тридцатой широте началось извержение двадцати новых вулканов.

— Ничего-ничего, это присуще всем молодым планетам. Но ваш темперамент не лучшим образом сказывается на коже, делая ее тонкой и шелушащейся. Нам предстоит обширная работа. Сначала мы введем закрепляющий гель «Тоналит», зафиксируем кору в устойчивом состоянии. Цена препарата может показаться высокой, но, уверяю, она полностью себя оправдывает. «Тоналит» — инновационная, не имеющая аналогов разработка наших иностранных партнеров из галактики «Андромеда», — эскулап мельком пробежался взглядом по записям. — Далее вам предстоят увлажняющие процедуры с использованием биологически активных добавок, «Флорирование» и «Фаунизация». И, наконец, само «Гумаформирование» компонентом «Homo». Итого стоимость всех работ у нас выходит…

Сумма на протянутом листке оказалась внушительная — у Гайи столько на счету не было.

— Мне сказали, что дадут скидку, — заикнулась планета. — И подготовительные процедуры обещали бесплатно… как сотой клиентке.

— Так процедуры и предоставляются бесплатно, — «успокоил» косметолог. — Оплачивать вам придется только расходные материалы.

Гайя мысленно перебрала знакомых, прикидывая, у кого можно занять на пару десятков циклов. Готовых дать в долг не вспоминалось — у всех свои нужды, лишних единиц по эфиру наскрести. Вопросы, опять же, сразу начнутся: «Тебе зачем?»

Придется брать кредит в банке. А проценты нынче бешеные…

Эх, ладно! Красота того стоит!

— Ты хорошо себя чувствуешь? — осведомилась Марсель на традиционном чаепитии. — Позеленела вся. И эта вода…

Гайя, отговариваясь неотложными делами, не встречалась с подругой несколько циклов. Первоначально она планировала дождаться окончания затянувшейся процедуры, но не выдержала — отправилась хвастаться первыми заметными результатами.

От космически дорогого «Тоналита» кора затвердела, приобрела устойчивость, присущую зрелым уравновешенным планетам, а не эмоциональному подростку. Жидкость, после увлажняющих манипуляций покрывшая добрые две трети поверхности, вызывала постоянное беспокойство — как бы не расплескать. А прорастающий тут и там лишайник смущал… Но ведь необычно! Эксклюзив! Намного лучше сухой пыльной кожи Марсель, пусть и привлекательного красного оттенка.

— Совсем от жизни отстала: зеленый мех сейчас — последний хит! — с видом продвинутой светской львицы отозвалась модница, в кои-то веки ощутив превосходство над неосведомленной подругой. — Я тут узнала о грандиозном прорыве в косметологии, «Гумаформирование» называется. Дороговато, конечно, но смотри, какой эффект сразу!

— Это про него рекламу по «Galaxy FastShop» недавно крутили без перерыва? — скептически спросила Марсель. — Не доверяю я штучкам сомнительного происхождения! Что может быть лучше для кожи традиционной метеоритной бомбардировки?

— Метеоритная бомбардировка — разовый эффект, прошлый век по сравнению с «Гумаформированием»! — вступилась Гайя, будто процедура являлась ее возлюбленным, тщательно взлелеянным детищем. — Я проверяла по инфонету: на официальном сайте есть сертификаты, подтверждающие безопасность метода! Тысячи положительных отзывов!

— Тише-тише, не расходись! Верю, — миролюбиво, не желая ссориться, осекла Марсель распаляющуюся подругу. Присмотрелась к еле заметной голубоватой ауре. — А ничего так. Свежо.

Гайя всегда с опаской относилась к лечебницам в частности и всему связанному с медициной в целом.

— Не тряситесь, милочка, — буркнул косметолог, наблюдая извержение вулкана, оставившего плешь во мху. — Вам вообще вредно волноваться.

Закончив плановый осмотр, эскулап принялся неторопливо мыть конечности в потоке ионного излучения. Молчание затягивалось, Гайя паниковала. Может, ну ее, финальную стадию? И так неплохо выглядит. Зелененько.

Прерывая размышления, косметолог констатировал.

— Хочу вас порадовать, дорогуша: «Флорирование» прошло успешно — посевные культуры прижились и ассимилировались. Сегодня мы с вами проведем «Фаунизацию», а спустя пару циклов добавим и главный компонент, основу, так сказать, нашей саморазвивающейся системы. Готовы? Прошу, держите себя в руках, — косметолог покачал головой, глядя на еще одну плешь. — Компоненты очень нежные, требуют тщательного ухода, особенно на первых циклах. Подробности прочтете в методичке.

Гайя, расстроенная собственной эмоциональностью, затрепетала, вызвав смещение тектонических плит.

— Я бы порекомендовал пропить вот эти успокоительные. Приобретете в нашей аптеке, — вздохнул эскулап. — Да, пока не забыл. Фирма может предложить вам со скидкой мобильный тахионный микроскоп для наблюдения за развитием колоний. Некоторые клиенты находят это занимательным.

Хомосы обживались. Держась границ прививочных колоний, пугливо исследовали приспособленную специально для них питательную среду.

Гайя постоянно опасалась, что «Гумаформирование» окажется неудачным: больно хрупкими выглядели отдельные частицы — боялись и смены температурного режима, и хищных молекул, появившихся в результате «Фаунизации». Не говоря уж о землетрясениях или извержении вулкана, бесследно уничтожавших целые колонии. Девушка запретила себе волноваться, несколько циклов сидела на двойной дозе успокоительного.

Но реклама не обманула. Система действительно оказалась живучей и самоподдерживающейся. Колонии разрослись, хомосы начали переделывать мир под себя. Кусочками, клочками — без микроскопа и не заметишь: тут мох исчезнет, там проплешина зажелтеет…

Гайя искренне изумлялась, как может существовать во Вселенной настолько несуразное создание! Ни тебе классической шаровидной фигуры, присущей любому уважающему себя космическому телу, ни даже неправильной формы астероидов — нечто вытянутое, со сферой на конце и четырьмя гибкими отростками. И ЭТО шевелится, взаимодействует с окружением и даже отдаленно напоминает разумное мыслящее существо!

Удивительно, каких высот нынче достигли технологии!

Гайя, ругая себя последними словами, судорожно набирала на телефоне номер косметолога. Говорили ей и не один раз, что компонент весьма чувствительный к внешним условиям и на первых циклах нужно проявлять осторожность. Сама себе постоянно твердила. И забылась! Маразматичка недисциплинированная!

Длинные гудки тянулись и тянулись.

— Да? — наконец отозвался раздраженный заспанный голос.

— Это Гайя! — пискнула девушка. — Гайя из Солнечной системы. Вы мне «Гумаформирование» делали недавно, сказали звонить, если возникнут проблемы.

— Гайя… Гайя… Ага, вспомнил. Надо разгон устроить call-центру, дают мой номер кому попало, — последнее прозвучало приглушенно и в сторону. — Что у вас случилось, милочка?

— Я решила принять душ. И колонии… их смыло!

— Милочка, вас предупреждали о необходимости поддерживать условия, пригодные для жизнедеятельности колоний? Предупреждали. Вот у меня, — шуршание, — есть документ за вашей подписью. В случае несоблюдения режима фирма не несет ответственность за результат «Гумаформирования».

— Я… я все понимаю. Но что мне теперь делать? — в отчаянии заголосила планета. — Жалко же.

Гайя сама не осознавала, что ее больше расстраивает — утерянная гипотетическая красота или гибель забавных хомосов.

— Ждать, — недовольно оборвал косметолог. — Если повезет, колонии выживут. Нет, оценим нанесенный ущерб и при желании проведем процедуру повторно. Даже со скидкой.

— Смотри! Смотри! Говорю тебе, там она! — Гайя старалась повернуться к Марсель нужным боком, чтобы продемонстрировать тонкую едва заметную нитку-выпуклость. — Видишь?

Подруга, близоруко щурясь, неуверенно кивнула, не разделяя восторга.

— Вот! — гордо надулась Гайя, будто постройка являлась ее личным достижением, а не была результатом деятельности компонента «Homo». — Работают! А в другом месте они правильные пирамиды сделали! И еще кучу всего, только без микроскопа не разглядеть.

— Сомнительно как-то, — отозвалась Марсель. — Сколько ты единиц в это дело вбухала, а результат? Вода, мох! Качественный увлажняющий крем аналогичный эффект даст! Я один недавно прикупила со скидкой на распродаже в фирменном магазине. Хочу попробовать.

— Ничего ты не соображаешь! — пылко перебила Гайя, мгновенно успокоилась, вспоминая о режиме. — Да, изменения пока маленькие. Но система же развивается, накапливает информацию, — процитировала она рекламный буклет. — С каждым циклом эффект будет становиться заметнее.

— Все равно… ползают по тебе какие-то мерзкие симбионты, что-то делают, гадят. Бррр, — поежилась Марсель.

— Вовсе они не мерзкие, — вступилась за хомосов Гайя. — Смешные, занятные. Я за ними понаблюдала… немножко, — скромно приуменьшила планета. — Интересно, аж жуть! Словно познавательную программу смотришь.

— Рада, что этот цирк доставляет тебе удовольствие, — Марсель лишилась терпения.

Ей порядком надоел эпатаж подруги: на каждой встрече только и разговоров, что о «Гумаформировании» и хомосах. Планета попробовала сменить тему.

— Слышала, недавно по транслятору передача шла, называлась «Как привлечь внимание спутников?» Ведущая Карияма, очень умная женщина, между прочим, делилась практическими советами.

— Ну их, эти спутники, — рассеянно отмахнулась Гайя. — Ты лучше посмотри сюда. Подожди, я тебе микроскоп дам.

Колонии взбесились.

Гайя не спала полцикла. Она и раньше замечала тенденцию компонента к уничтожению и поглощению себе подобных, но не придавала ей значения — слившиеся колонии иногда даже разрастались.

Но последнее время хомосами будто овладело массовое безумие: освоившие большую часть суши, они с неожиданным исступлением набросились друг на друга. Еще и заразу подхватили, от которой дохли, словно астероиды в потоке.

Гайя от корки до корки изучила тоненькую брошюрку, оставленную косметологом, но инструкций не нашла. Попыталась связаться с курирующим ее доктором — звонок оборвался приятным женским голосом, сообщившим, что абонент отсутствует в базе Галактического Центра Связи. Номер из рекламы также оказался недоступен.

Гайе оставалось наблюдать и переживать. Планета и сама понимала абсурдность ситуации. Повышенная эмоциональность, чтоб ее! Словно хомосы и впрямь были живыми, а не являлись искусственной системой, разработанной в лаборатории.

Цикл сменился циклом. Война колоний продолжалась. Как и их… рост. Гайя слегка успокоилась, заметив, что после очередной самоуничижительной вспышки колонии делали резкий скачок вперед, точно стирание старого освобождало место для дальнейшего развития.

Марсель с завистью разглядывала подругу.

Гайя светилась, сияла в прямом смысле этого слова. Россыпь огоньков, горящих на теневой стороне, напоминала далекие созвездия. Будто планета укуталась в невесомую воздушную шаль из золотых нитей. Красиво, черная дыра возьми! И правда, красиво!

— Ничего так иллюминация. Симпатично, — невыразительно заметила Марсель, чтобы не давать подруге поводов еще больше возгордиться.

— А ты говорила: фигня-фигня! — не преминула вставить шпильку Гайя, демонстративно поворачиваясь вторым боком, также усыпанным искусственными звездочками. — Дальше, я уверена, станет еще интереснее. Знаешь, до чего они додумались? Отправлять кусочки металла на орбиту!

— Загадят тебе ауру, — язвительно вставила Марсель.

Дурное настроение подкреплялось разочарованием в недавней покупке. «Фирменный» крем оказался дешевой подделкой и вместо ожидаемого озеленения, которым можно было утереть нос подруге (результат тот же, цена меньше!), остыл ледяными корочками на полюсах.

— Это «эффект кометы» называется, — Гайя ткнула в брошюрку, мечтательно закатила глаза. — Будет у меня сверкающий шлейф, ты представляешь! Совсем крошки, а на что способны! Скажи, молодцы!

Марсель задумчиво смотрела вслед удаляющейся подруге. Может, действительно, годная вещь это «Гумаформирование»? Самой, что ли, попробовать?

Гайя огорченно изучала радиационные пятна. Не то что бы они сильно тревожили, но портили ставшую привычной зелень, да и зудели слегка. Из размышлений ее вывел ликующий голос подруги.

— Слышала, в новостях передали?! — Марсель дрожала от возбуждения. — Накрыли твою контору. Оказывается, тот еще развод! Новейшие нанотехнологии! Устойчивая самообучающаяся система! Чушь метеоритная! Обыкновенные паразиты! Еще и агрессивные! Скорее пиши заявление! Пусть убирают свое «Гумаформирование». И компенсацию обязательно потребуй! По закону положено! Упрутся — грозись, что по судам затаскаешь!

— Да я… — тихо попыталась возразить Гайя.

— Пиши! Пиши! Хочешь, с тобой пойду, если одной боязно?

— Да я как-то привыкла.

— Ты что?! — в ужасе выкатила глаза Марсель. — Не понимаешь, это опасно! Я такие фотографии видела! Уродливые трещины-разломы до самой магмы! Пигментные пятна! Одну несчастную до смерти довели! У второй спутник уничтожили. Их следует удалить как можно скорее! Немедленно!

— Жалко мне, — вздохнула Гайя. — Я за ними сколько наблюдала. Они же живые!

Гайя осознала, что по-настоящему привязалась к хомосам. Словно к спутникам. Миллиардам мелких спутников, которым плевать, что она — серая мышка, живущая на окраине Галактики, которые всегда останутся рядом.

— Дура! — в сердцах сплюнула Марсель, повторила: — Мнительная дура! Никогда умных советов не слушаешь! Ты ведь специально, чтобы меня позлить. Ах, Марсель — неудачница! Ах, я вся сверкаю-горю! Взорвешься, тогда не приходи плакаться!

Подруги обиженно разлетелись. Марсель, разрумянившаяся от злости, едва сдерживалась, чтобы не нестись галопом. Ничего, начнутся проблемы — Гайя тут же образумится, как миленькая прибежит помощи просить! Удалить ее драгоценных хомосов вместе со «звездочками» — один мех линялый останется, так вот!

Гайя же взяла тахионный микроскоп и вернулась к любимому занятию последних циклов. Хомосы строили города среди океана — хрупкие серебристые пузыри на синем покрывале.

Ее с некоторых пор обделенный вниманием спутник почесывал металлический прыщик планетарной базы, задумчиво поглядывая на даму. Рядом с такой кралей и самому неплохо бы принарядиться.

Меня зовут Морриган

(Вероника Ливанова)

В Федерации Семи Планет Туата Де Даннан принято было давать звездолетам не названия, а имена.

Меня зовут Морриган.

От мемориальных станций на месте Земли, сгоревшей биллионы лет назад, когда Солнце превратилось в красный гигант, и до планет семьдесят восьмой Молодой Империи, затерянных в противоположном рукаве Млечного Пути, — везде мое имя произносили только шепотом, боясь навлечь беду.

Короли и президенты, узнав, что я приближаюсь к их планетам, вскрывали вены или стрелялись в своих герметичных бункерах под силовыми полями, неспособными защитить от того, что грядет. Армии сдавались, не сделав ни единого выстрела. А в церквях — если они там были, церкви — не смолкали колокола и молитвы.

Я — смерть. Я — разрушитель миров. Быстрая, неотступная, безжалостная: псевдоживой организм в графеновой броне, колосс, длиною в двадцать километров — двигательный отсек занимает семь из них. Я — лучшее оружие, созданное человеком. Я могу срывать фотосферу со звезд, раскалывать на части планеты, могу снести их с орбиты и забросить в огненные горнила их солнц или вытолкнуть в открытый космос — в темноту и ледяной холод. Могу создать черную дыру — только попроси.

Меня зовут Морриган — и ни до, ни после в истории не было имени столь зловещего.

Но теперь, когда прахом рассыпалась создавшая меня Федерация Туата Де Даннан, когда на руинах семьдесят восьмой Молодой Империи выросла семьдесят девятая, восьмидесятая и наконец пятисотая, чтобы сгинуть так же, как предыдущие. Сейчас, в квадриллионном году — ни один человек не думал, что его вид протянет столько. Когда Вселенная умирает, когда звезды гаснут одна за другой и не из чего рождаться новым. Когда пропели иерихонские трубы, когда люди испили из чашей гнева, а по их землям проскакали четыре Всадника, но Сын Человеческий не пришел, чтобы спасти достойных. В эпоху распада, в эпоху тьмы и отчаянья, имя Морриган стало символом надежды.

Это моя история. История корабля по имени Морриган. Последняя история во Вселенной.

капитанский журнал

ментальный скан №5725.457

объект: Шаманин Артур

23 bealtaine 1015 год 12:47 TAI

Принц показал мне, как работать с журналом. Оказывается, я уже пять лет веду его — с тех пор, как Морриган стала моей. Ничего сложного: когда я сажусь за командирский пульт, компьютер сам делает скан моего разума. Морриган его обрабатывает — в текст или в сжатое воспоминание.

В ее памяти хранятся терабайты ментальных сканов прошлых капитанов, захоти я прочесть их все, мне не хватило бы времени, что осталось у этого мира.

Названия месяцев — белтайн, эмайн, самайн — мне ни о чем не говорили, но принц объяснил, что так считали время в Федерации. Белтайн — это май на Земле, мой родной Рас Альхаге тоже пользовался ее летоисчислением.

Еще принц нашел тайник в грузовом трюме — когда-то Морриган принадлежала контрабандистам — и в нем три тонны пси-пыли. Рыбьей крови, как ее еще называют. Я надеялся взять за нее хорошую цену на «Аркадии», так что принц оказался на редкость удачным приобретением.

Нуаду Авалонский, две тысячи сто тридцать шестой этого имени, принц Туата Де Даннан, наследник Федерации Семи Планет и Властитель Красных Чертогов Эмайн Аблаха, поднялся на борт Морриган неделю назад. Со свитой — если считать таковой говорящего квазиразумного ворона на его плече.

Принц и сам походил на ворона: высокий и худой, как жердь, в неизменном черном плаще, с манерой склонять голову набок, когда к чему-то прислушивался. Нелюдимый, темноволосый и смуглый — с резко очерченного лица смотрят зеленые глаза. Уши, как у всех Туата Де Даннан, заостренные — эту операцию им делают во младенчестве.

— Его зовут Бан-ши, — сказал Нуаду, когда я спросил о птице. В лабиринте коридоров Морриган заблудиться как нечего делать. Наш электрокар вел компьютер — от шлюзовой к «спящим» палубам. — Он служит моей семье вот уже триста лет. — Потом я порылся в информатории: у настоящих воронов не бывает железных когтей и клювов, и по триста лет они не живут. Бан-ши киборг, наверняка. — Если за него нужно доплатить, я готов. — Принц погладил ворона по голове.

— Готов, — подтвердил тот.

Интересно, остался бы Нуаду на Авалоне, скажи я, что птице не место на моем корабле? Очень может быть.

Люди сбежали с Авалона до того, как его солнце погасло, а сам он стал блуждающей планетой. Все, кроме Нуаду. Красные Чертоги — дворец в сердце Эмайн Аблаха, столице Авалона — укрытые силовым полем, выдержали катастрофу и спасли жизнь их Властителю. Пятнадцать из своих тридцати лет Нуаду был один — принц без подданных, некоронованный король пепла и праха. Всегда одинокий, забытый, брошенный, он бродил пустыми залами дворца его предков. Читал книги в библиотеке — после он не раз хвастался, что одолел четырнадцать миллионов томов. Врал, конечно. Я проверил: читай он по книге в день, за пятнадцать лет набралось бы около шести тысяч — всего-то.

Нуаду ждал Морриган. Он знал, она жива и прилетит, если услышит зов — Красные Чертоги непрерывно транслировали в космос сигнал о помощи. Он ждал, один на планете-бродяге, в ночи, которой нет конца, во дворце, спрятанном под силовыми щитами, не имея возможности надолго выйти за его пределы. Атмосферу Авалон потерял, а поверхность его превратилась в ледяную, пронизанную радиоактивными ветрами пустыню. Смотрел, как гаснут звезды и исчезают с неба галактики. Ухаживал за яблоневым садом, пока и он не погиб. Книги и квазиразумный ворон — вот все его собеседники за долгие годы.

Удивительно, как с ума не сошел. Встречал я людей, проведших в изоляции столько же или меньше — все поголовно психи. Но Нуаду казался абсолютно нормальным. Может, не так уж он скучал в своем пустом дворце.

— Вы заплатили больше, чем достаточно, — ответил я. Энергия — единственная валюта во Вселенной, которая еще чего-то стоит. Энергия и пси-пыль, поправил я сам себя. Одна помогает протянуть подольше, другая придает смерти сладкий вкус. Я брал плату за место на Морриган — с тех, кто мог себе это позволить. Нуаду опустошил резервуары Красных Чертогов. Отданного им антивещества хватит на тысячу перелетов с одного края Млечного Пути на другой. Но, забери меня Дискордия, для того, что задумал я, все равно мало. — Сейчас на Морриган два миллиона пассажиров. Все спят в капсулах темпоральной заморозки, но даже для такого огромного корабля это слишком.

— Понимаю, — кивнул Нуаду. Бан-ши на его плече недовольно нахохлился. — Сколько человек в вашем экипаже?

— Трое, включая меня. Не волнуйтесь — кораблем почти не надо управлять. Задаешь курс, остальное она делает сама.

— Знаю. Морриган детище моего народа.

— Госпожа Ворон, — гаркнул Бан-ши так громко, что у меня уши заложило. — Мать битв.

— Тихо, — коротко приказал принц. — Извините, ему нравится все, что связано с Великой королевой. Много еще рейсов планируете?

— Два-три, а потом — Земля Обетованная.

— Я хочу быть полезным, капитан. Ведь Морриган создали Туата Де Даннан.

— Она уже пару тысячелетий вам не принадлежит, — заметил я.

— Да, — согласился Нуаду. — И многие знания утрачены, но вам все же пригодится моя помощь. За пятнадцать лет я отоспался вдоволь — если в кошмарах можно утонуть, то это мой случай. Больше не надо.

Так принц Нуаду Авалонский очутился в моем экипаже — третьим после Солар и л'Амори.

ментальный скан №5725.531

объект: Шаманин Артур

12 meitheamh 1015 год 19:34 TAI

Командирскую рубку на Морриган явно проектировал человек с манией величия. Сидя в кресле капитана на круглом постаменте в ее центре, как древний король на троне, я всегда чувствовал себя глупо и неловко. Чтобы управлять Морриган, хватило бы нейроинтерфейса в любой из кают — так делают все, кто знает, как важно экономить место на космическом корабле.

Надев нейрошлем, я позвал экипаж в рубку — объявить, куда Морриган направляется в этот раз.

— Забери меня Дискордия, — не дослушав даже, выругалась Солар. Фамилии у моего первого помощника не было, только номер, как принято у них на Маат — слишком длинный, чтобы я мог его запомнить. — Когда я так говорила, капитан, я не имела в виду — буквально. Наше общество настолько вам надоело, что вы решили убить себя? — Я невольно залюбовался ею — ничто не красило Солар так, как гнев. В голубых глазах плясали злые искры, щеки раскраснелись, губы стали ярче, даже короткие рыжие волосы, казалось, полыхали огнем. — Давай, святой отец, скажи ему, что твоя религия обещает за это, — она повернулась к л'Амори. Тот сидел через десяток кресел для экипажа от нее, а на приборной панели перед ним лежал разобранный автомат — его он принес с собой.

— Самоубийство — суть грех гордыни, — Виктор л'Амори — широкоплечий и темноглазый мужчина сорока лет — предпочитал называть себя военным стратегом. Когда-то эта должность существовала на кораблях Туата Де Даннан. — Только возгордившийся сверх меры решит, что в его власти выбирать, когда ему рождаться и когда умирать. Смерть — это прерогатива Бога, а жизнь — величайший из его даров. Отвергая его, ты плюешь Создателю в лицо, — он закончил собирать автомат и одним резким движением вернул магазин на место. — Но капитана и, думаю, меня вместе с ним, ждут штормовые волны и чудовища глубины — на Дискордии мертвых сбрасывают в океан. А ты, Сол, еще раз назовешь меня святым отцом, окажешься в космосе. Без скафандра.

Солар фыркнула. Она не прекратит, знал я, а л'Амори ничего ей не сделает.

Огромный, во всю стену, экран напротив командирского пульта сейчас был черным — так всегда, пока Морриган в полете. Она не ныряет в червоточины, как корабли Земли в первые столетия колонизации дальнего космоса. Не сжимает пространство перед собой, как делали во Второй Империи, сокращая путь в миллионы световых лет до пары километров. Не уходит в иное измерение, как прочие корабли Туата Де Даннан.

Морриган уникальна — второй такой корабль невозможен физически. Она одновременно находится во всех точках пространства. Если ей нужно попасть из пункта А в пункт Б, она просто исчезает из первого и материализуется в последнем.

Когда мы окажемся в обычном космосе, мало что изменится — на экране я увижу лишь редкие искры звезд — и те, наверное, погасли давным-давно, просто свет от них еще летит по Вселенной, обреченный исчезнуть так же, как то, что его породило.

— В чем, собственно, проблема, капитан? — спросил Нуаду. Бан-ши на его плече расправил крылья и каркнул.

— Дискордия, — ответила за меня Сол. — Он собирается на планету, где нас убьют, едва мы сойдем с посадочного катера.

— Вы никогда не встречали дискордианцев, ваше высочество? — спросил л'Амори. Принц помотал головой. — Дискордия — древняя богиня хаоса и раздора — планета названа в ее честь. А религия, где она стала центральной фигурой, родилась на Земле миллиарды лет назад.

— Некоторые считают, — вставила Сол, — что изначально она была просто шуткой.

— Только не дискордианцы, — заметил л'Амори. — Когда-то их учение объединяло двадцать шесть систем, теперь еле живо на одной-двух планетах. Видите ли, Нуаду, дискордианство провозглашает главенство хаоса над порядком. И чем раньше человечество сольется с Первозданным Хаосом, проще говоря, умрет — тем лучше, — если бы не автомат в руках, его легко было представить за кафедрой в церкви. Интересное, наверное, зрелище. Широкоплечий, похожий на вставшего на задние лапы медведя, знающий триста два способа, как убить человека, л'Амори читает проповедь о вреде насилия. Жаль, я познакомился с ним, когда этот этап его биографии остался в прошлом. — Забавно, кстати. Дискордианцы желают смерти всякому разумному существу во Вселенной, но сами умирать не спешат.