Цикл «Тайны волшебных вещей» состоит из трёх повестей: «Белый парус, чёрный ветер», «Быня» и «Тайна старого дома». Цикл о детях, которые сталкиваются с недетскими проблемами, и тогда на помощь приходит волшебство.
Глава 1
Солнце сияло так ярко, что с трудом верилось, будто на дворе сентябрь. Но кроны берёз и тополей переливались золотом, листья на ветру дрожали, будто монетки. Синий океан неба так и манил распахнуть зонт и отправиться в путешествие под парусом, полным ветра.
Было то хорошее время, когда занятия в школе уже закончились, а время делать уроки ещё не началось. Мишка и Антон шли домой через парк. На дощатой сцене старой веранды, усыпанной хрустящими листьями, они устроили еженедельный бой на зонтиках. Оружие выбирал последний победитель — Антон. Позавчера это были шпаги, на той неделе — сабли, а сегодня — мечи. По рукам, ногам и лицу бить было запрещено, а выигрывал тот, кто выбивал оружие из рук противника или приставлял к горлу наконечник зонтика. При этом нужно было громко сказать: «Сдавайтесь, сударь! Победа за мной!»
Сегодня выиграл Мишка, он припёр противника к стене веранды и прокричал заветные слова.
— Сдаюсь, — засмеялся Антон. — Ладно.
Мишка вздохнул, опуская «оружие»:
— Ты же мне поддался…
Антон открыл и закрыл старый зонтик, проверяя, не сломался ли.
— Зато ты выиграл. А то опять бы дулся с неделю.
Мишка опять вздохнул. Тоха был прав, проигрывать он не любил.
Он вдруг огляделся по сторонам, нет ли кого рядом, чтобы не подслушали, напустил на себя таинственный вид и зашептал:
— Короче, Тоха, дело такое… слышал когда-нибудь про Чёрный Автобус?
Антоха помотал головой.
— А про Стрелков?
— Неа.
— Короче, слушай. Говорят, есть дом, старый такой, деревянный. Была одна девчонка из Стрелков. Из первых, которые защитники. Она в таком доме была. И потом поехала на Чёрном Автобусе. И попала на Остров Покинутых детей… Короче, она спасла всех, могла из простого камешка офигенный факел сделать. А ещё летучий корабль водила.
— Да ладно, — Антоха помотал вихрастой головой, — врёшь. Блогеров в ютьюбе насмотрелся.
— Не только она в том доме была. Хозяин, который детей воровал, тоже там был. Когда пацаном был, как мы щас. И он… он мог всё. И Остров этот создал, и всех, кто его обижал, превратил в слуг. Прикинь?
— А зачем он детей воровал? — с подозрением спросил Антоха.
Мишка закатил глаза и издал стон разочарования.
— Тоха… Ты ничего не понял, да? Пофигу на детей! Тот дом силу даёт! Суперспособности! Можно стать настоящим магом. Или супергероем. Вещи оживлять! Ну ты хоть прикинь, чё будет, если я стул оживлю, а Барацкий на него сядет?
— А-а, так ты ради Барацкого…
— Дурак, — разозлился Мишка. — Я тоже хочу Стрелком стать. Хочу наказывать этих уродов. Хочу слабых защищать. Тех, кто драться не может. Как в девизе у них: защищать слабых. Не отступать и не сдаваться…
— Верить, что ты победишь… — машинально добавил Тоха. Где-то он слышал про Стрелков, но не помнил, где.
— Значит, слышал! — обрадовался Мишка. — Короче, у меня теория есть. Этот дом, он то пропадает, то появляется. Говорят, снесли его. А он раз! — и уже в другом месте стоит. Короче, мигрирует он. Я тут через Тополёвку ехал… — он запнулся. Обидно было сознавать, что пришлось ехать домой в объезд, чтобы не встретить Барацкого с дружками. — И там видел такой дом. Он старый такой, двухэтажный. Вот прямо как рассказывают… И я знаю, что дом мигрирует не просто так. Он появляется там, где больше всего нужен. Он нам нужен. И сегодня мы возьмём у дома силу!
— Не, я сегодня не могу. Рыло приезжает, — Антон скривился, будто рядом кто-то испортил воздух. — С ночёвкой.
Мишка поник. Рылом звали двоюродного брата Антона — Димона. Он мало того, что был похож на огромного хряка, так ещё и вёл себя так же. Антон невзлюбил его ещё с малых лет, когда Рыло обкусал и обслюнявил его любимые игрушки. Потом, став постарше, он стал их ломать, ломать специально, с тупыми шуточками, чтобы посмотреть, как злится их хозяин. Антон даже плакал, когда увидел сломанных роботов из коллекции, которую он собирал несколько лет. За это он крепко врезал братцу, а Рыло завизжал, как свинья, побежал жаловаться мамочке. В итоге та подняла такой скандал, что родители Антона отдали любимый планер Рылу. И плевать, что он кричал матери и отцу про сломанные игрушки, игрушки же мёртвые, а Рыло — вот он, живой, только хнычет, как малышня и кровь из расквашенного носа размазывает. Ладно, хоть до тайника не добрался. Кусок ламината у стены отходил почти свободно, Антон складывал в подпол мешок с накоплениями и секретными тетрадками, в которых прятались его истории. Сверху он надвигал тяжёлый письменный стол и приваливал коробки с пластилином.
Мишка друга прекрасно понимал, потому что тоже имел несчастье быть братом. Только у него брат был родным. Сега, здоровенный лось на одиннадцать лет старше. Источник постоянного унижения и синяков, любимец матери и местной шайки алкоголиков. Мишку он ненавидел чисто и искренне, часто с гордостью вспоминая о том, как мать заставляла его возиться с младшим, а он бросал коляску с братом во дворе и убегал с пацанами. Но самое противное было, когда Сега оставался с Женькой, когда тот был маленьким. Родители были на работе, а Мишка, забившись в угол, слушал сказки старшего брата. И в этих сказках всегда был кровожадный людоед, который кого-нибудь да сжирал, хрустя косточками. Этот людоед в козьей шкуре, с лысым черепом и волосатыми ручищами надолго поселился в Мишкиных кошмарах.
Поэтому Мишка жил мечтой о том, что когда-нибудь братец уедет в армию (а ещё лучше — женится), съедет — и можно будет жить нормальной жизнью. Ну или вот есть шанс обрести суперспособности.
— Слушай, Тоха, — Мишка стал предельно серьёзен, — складывай всё ценное в отцовский рюкзак и скажи родителям, что идёшь ко мне с ночёвкой. Я своим скажу то же самое. И вещи спасёшь, и суперменом станешь.
— Ладно, — Антоха даже улыбнулся. — Давай! Лучше заночевать в старом доме, чем в одной комнате с Рылом. Я же рассказывал, как он храпит?
***
Чтобы не нарваться на ненужные неприятности, друзья решили пробраться в старый дом в десять вечера. Мишкины родители легенду про ночёвку одобрили; мать работала в ночную смену, она ушла в семь, а отец сел смотреть хоккейный чемпионат. Братец Сега после привычной серии тычков под рёбра Мишке куда-то слинял. Тыл был прикрыт надёжно. Напихав в рюкзаки термосы и бутерброды, ребята доехали до конечной трамвая, и Мишка отправил отцу контрольную смску: «Пап, я у Антохи».
Тополёвкой район назвали из-за тополей, густыми рядами росших вдоль улиц и во дворах. Их много лет не кронировали, и деревья разрослись до чудовищных размеров. Когда-то здесь была бумажная фабрика, эта громада двумя башнями высилась на холме по правую руку. Её отходы в земле и должны были впитывать корни тополей. Фабрику давно закрыли, а деревья-стражники остались. Они нависали над ребятами жутковатым конвоем в старых мундирах. Фонари тускло сеяли свет в их чёрных листьях. Мишка показал на старый дом: дощатый, двухэтажный, он серым призраком темнел среди других домов. Ветер мерно поскрипывал старой оконной рамой где-то наверху, нагоняя жути.
Всю осень было сухо и солнечно, но тут вдруг полил дождь. Резкий, холодный, он настиг друзей почти у самого крыльца заколдованного дома и рвался внутрь до тех пор, пока они не захлопнули за собой скрипучую дверь.
— Фух, успели, — выдохнул Мишка, мотая головой. — Только дождя нам и не хватало…
— Темнотища, — Антон сбросил рюкзак и вытащил фонарик. — Есть тут кто?
Белый луч фонаря обшарил чёрные провалы коридоров, уходящих вглубь, двери с ободранным дерматином и широкую лестницу слева. На полу валялся ряд ржавых почтовых ящиков с полустёртыми номерами квартир. Пахло промасленной бумагой и маринованными огурцами. Из-за шума дождя дом казался живым: где-то скрипели деревянные рамы, в коридорах призраком стенал ветер.
— Пошли наверх, — скомандовал Мишка. Он наконец достал свой фонарик. — Осмотримся.
И тут же заорал. Его фонарик осветил какую-то чёрную фигуру в подъезде у самого входа. Антон направил свой фонарик туда и с облегчением выдохнул:
— Ты чё ж так орёшь… Это же статуя…
Скульптура казалась угольно-чёрной из-за чугуна, из которого её когда-то отлили. Она изображала ребёнка в полный рост.
— Стрёмная какая… — пробормотал Мишка. — Из фильма ужасов сбежала. Откуда она тут взялась?
— Это девочка, — заметил Антон. — Смотри, косички у неё.
И правда, у статуи были косички. А ещё книга в левой руке. Судя по полуулыбке, она читала что-то интересное.
На втором этаже казалось уютнее, даже несмотря на то, что с потолка вместо люстр свисали лохмотья паутины, которые трепал сквозняк. В последней, угловой квартире остался старый диван и стол. Антон сбросил рюкзак и зажёг свечи на железной этажерке. Стало видно, как вокруг пыльно и как-то тоскливо.
Мишка фыркнул:
— Нафига свечки? Ты чё, обряд какой тут проводить будешь?
— Вообще-то с фонариками мы все батарейки посадим. И останемся в темноте.
Мишка засопел, досадуя, что сам не додумался свечек прихватить, и решил реабилитироваться:
— Зато я бутеры взял!
Он вытащил тощий рекламный журнал и выложил на него пакет с бутербродами. Антон пошарился в рюкзаке и поставил рядом две кружки и термос. Друзья устроились на той части дивана, из которой не торчали ржавые пружины. Они ужинали в молчании, прислушиваясь к скрипам и вою ветра где-то на чердаке. Свечки горели неровно, сквозняки старого дома трепали пламя туда-сюда. Из-за этого по вспухшим обоям плясами чёрные тени.
После бутеров и чая, друзей стало клонить в сон. Мишка зевнул и спросил:
— Слушай, а чего ты вещи не припёр? Ну которые от Рыла спрятать хотел.
— Да я подумал, чего далеко тащить. Лерке отнёс.
У Мишки зудело на языке что-то ревнивое вроде: «ты мне так не доверяешь, как какой-то девчонке», но он смолчал. Они уже это проходили. И после таких слов Антон мгновенно вскипал.
Лерку эту Мишка не видел никогда, поэтому временами вообще сомневался в её существовании. Она доводилась Тохе соседкой по лестничной клетке, ровесницей и другом. При этом из квартиры никогда не выходила. Её семья заехала в новый дом вместе с семьёй Антона, и тогда он впервые увидел девочку в инвалидной коляске. Тоха говорил, что иногда заходил к ней, мол, она хорошо помогала с уроками по литературе, но Мишка подозревал, что друг гостил у соседки намного чаще. Просто помалкивал об этом, потому что Мишка как-то очень неудачно и зло пошутил о Лерке, сказанул что-то вроде: «Тоже мне фифа! Хотела бы с нами потусить, взяла бы да и приехала на своей коляске!» Они тогда сильно поругались, и Мишка искренне извинялся.
Антон думал о том, что только зря теряет здесь время.
«Лучше бы в новой игре по сети порубились. Ну как дом может что-то там дать?»
Глядя на свечку, он вспомнил Лерку. Вспомнил, как с ней познакомился.
В тот день он посеял ключ от домофона и ждал, когда кто-нибудь их соседей выйдет. Пробовал сначала набирать разные квартиры, но никто не отзывался: видимо, все на работе. С тоски Антон бродил под балконами, когда вдруг сверху спланировал лист бумаги. Он поднял его и понял, что это рисунок. Но какой-то жуткий. Чёрные фигуры нависали и тянулись когтистыми лапами. Ощущение было, будто ты маленький, а фигуры сейчас схватят и… ничего хорошего из этого не будет.
Он машинально скомкал лист, как нечто мерзкое, и тут же его расправил. Задрал голову и увидел испуганное лицо девчонки, которая выглядывала с балкона.
Вечером он решил вернуть рисунок. Дверь открыла женщина в очках с тёмно-рыжими короткими волосами. Антон решил, что это мама девочки.
— Это вашей дочки, — он протянул лист и увидел, как побледнело её лицо. — Она рисовала, и он просто с балкона упал.
— Спасибо.
— А можно с ней погулять?
— Калерия больше не гуляет! Мы иногда гуляем за городом. Там, где нет людей.
— А…
— Спасибо. И до свидания.
— Мама, погоди, — из-за спины женщины послышался тонкий голос и в коридор на инвалидной коляске въехала девочка.
Вблизи она казалась куклой — симпатичная, с испуганными глазами. Куклой, которую кто-то сломал. В свете коридорного бра её косички отливали рыжим. Будто свечка, дунь — и погаснет.
Антон растерялся. А потом неожиданно сказал:
— Я хотел с тобой погулять. Там, в парке, коляска точно проедет. Но если не хочешь, можем сыграть в «Дженгу». Спорим, я тебя сделаю?
В коридоре повисла мучительная тишина, будто он выругался матом, а не предложил пойти на прогулку. Наконец Калерия твёрдо сказала:
— Шиш тебе с маслом. Я чемпион по «дженге». Заходи, я тебя обставлю, как нефиг делать.
Сначала они играли на интерес. Потом просто болтали о всяком: про кино, про литературу с алгеброй, про новые компьютерные игры. Хорошая девчонка эта Калерия оказалась, хоть и бледная очень. Умная. Вот только улыбалась редко, очень осторожно. Будто боялась чего-то. Антон взял привычку забегать к ней иногда по вечерам. А чтобы вопросы у взрослых отпали, брал учебник литературы — позаниматься. Лерка, конечно, хорошо объясняла литературу, иногда даже лучше Марии Леонидовны в школе. Но чаще они рубились в компьютерные игры и собирали паззлы под фантастические киношки. Через год, весной, Антон не выдержал и предложил то, что зрело у него в душе столько времени:
— Хватит дома сидеть. Пошли в парк! Я тебя сам отвезу и привезу.
Он даже испугался от того, как побледнело Леркино лицо после этих слов. Она вся сжалась в кресле, как от занесённой для удара руки. Голос стал холодным, чужим:
— Иди домой, Антон.
Уже у двери её мама вышла с ним на лестничную клетку и негромко заговорила:
— Ты, конечно, хороший мальчик. Только я знала, что это ненадолго у вас. Думаешь, зря она в инвалидном кресле сидит и из дома не выходит? Мы в другом городе жили, понимаешь? И был тогда ещё у Леры папа. А я месяцами моталась по командировкам, и не знала ничего… пока мне не позвонили из больницы: «ваша дочь без сознания». Я мигом прилетела. На Лере от синяков места живого не было. Оказалось, в класс пришла новая девочка и стала травить Леру. А потом к ней остальные присоединились. Лера мне ничего не говорила, сама справиться хотела. Как ни звоню «всё хорошо, мам»… они, школьники, выложили в интернет видео, как над ней издевались: это сейчас модно. Конечно, была полиция, разбирательство… Только что взять с несовершеннолетних? Их даже на принудительные работы не отправили, какой уж там суд. А Лера больше не смогла ходить. Замкнулась. Кричала во сне. От всех незнакомых шарахалась. Ты же видел её рисунки? — она показала стопку листов, на которых были те же чёрные фигуры. — Это её до сих пор мучает. А потом я узнала, что папа Лерин обо всех издевательствах знал. И ничего не сделал. Вот мы и уехали… Так что знай, Антон, если ты причинишь Лере боль, ты её убьёшь.
— Я завтра принесу овсяное печенье, — упрямо ответил Антон. — Я знаю, Лерка его любит.
Следующим вечером они с Леркой хрустели печеньем за учебником английского, а он смотрел на стопку страшных рисунков и хотел их сжечь. Может, так они исчезнут, и Лерка расколдуется. И хоть одним глазком глянет на его истории из секретной тетрадки, которая хранится в тайнике под столом. Истории про бравого капитана Огнена, служившего в разведке, виртуозно владевшего шпагой и хитростью. Антон эти тетрадки даже Мишке стеснялся показывать. А Лерка не такая, она не засмеёт. И в литературе понимает, может, подскажет что дельное.
Антон сам не заметил, как задремал. Ему снилось, что они с Леркой бегут наперегонки по аллее, залитой светом. Сзади догоняет Мишка и обиженно кричит:
— Стой! Да стой ты!
Но они смеются и даже не думают притормаживать. Антон смеялся… И тут Мишка наконец догнал и хлопнул его по плечу:
— Тоха! Проснись!
Антон вздрогнул и проснулся.
— Тихо! — зашипел перепуганный Мишка. — Слышишь?
С первого этажа доносился шум. Больше всего звуки походили на чьи-то шаги. Безмолвные, но очень тяжёлые, будто незнакомец весил полтонны. И шаги эти раздавались уже на лестнице.
— Мама… Кто это, Тох? — забормотал Мишка. Его трясло.
— Не знаю… — Антон лихорадочно соображал, как выйти со второго этажа и не столкнуться с незнакомцем на лестнице. — Мих, тут есть пожарная лестница?
— Да откуда?! Тут два этажа всего!
— Тогда прячемся за диван. Как дойдёт до окна — валим.
Сидя за толстой фанерной спинкой, они прислушивались к неторопливому: бух… бух… бух… Антон вдруг подумал о том, что люди так обычно не ходят. Это же неудобно — идти так медленно. И шаги какие-то слишком тяжёлые, даже берцы так не бухают. У него на затылке зашевелились волосы при мысли о том, кто это поднимается по лестнице.
— Слушай, Миха… — зашептал он. — Я знаю, кто это идёт… Миха?
Мишка что-то пытался сказать, но выходило только мычание: млы-млы, млы-млы. Он ничего больше не слышал, кроме равномерно бухающих шагов. Кое-как выдавил из себя:
— Лю-лю-до-е-ед…
— Нет, это не… — Антон вдруг замолчал и прислушался. — Тихо!
Судя по звукам, которые стали ближе, незнакомец уже поднялся на второй этаж. Скрипнула одна дверь. Другая. Снова забухали шаги.
— Миха, — Антон потряс друга. — Это статуя! Она комнаты проверяет. Бежим! Прямо сейчас!
Они рванули разом, бросив рюкзаки и свечи. Мишка достал фонарик и шустро побежал по лестнице. Антон чуть задержался, бросив взгляд на тёмную фигуру в конце коридора — далеко ли? Бросился следом за другом… и вдруг с треском провалился по пояс. Гнилые доски не выдержали и взяли беглеца в плен. Антон подтянулся на руках и почти вылез из ямы в полу. Ему удалось высвободить одну ногу, а вторая намертво застряла. Лодыжку крепко держали какие-то деревяшки.
— Миха! — закричал он. — Миха, помоги! Миха, я застрял! Миха…
Он дёргал ногу, шипя от боли, но ничего не получалось. Старое дерево держало крепко, не давая вырваться из ловушки. А за спиной уже раздавались тяжёлые шаги. Антон в последний раз отчаянно крикнул:
— Мишка, помоги!
Но никто ему не ответил. Только брякнула на прощание входная дверь.
Антон остался почти в полной темноте. Только синий лунный свет сквозь круглое слуховое окно падал на площадку.
Антон считал удары сердца, пока статуя медленно обходила его. Он понятия не имел, что она собирается с ним делать.
— Привет, Антон.
Статуя с противным скрежетом присела на корточки. Антон сидел ни жив ни мёртв. Он пытался рассмотреть, моргает она или нет: если моргает, значит, живая, а если нет…
— Он тебя бросил, — вдруг заговорила статуя. Нечеловеческий голос звенел металлом. — Не прошёл испытание. А ведь я хотела его наградить. Приглядывалась.
Антон растерялся: да откуда у неё голос-то идёт?! И выкрикнул то, что кричат обычно в таких случаях:
— Отпустите меня, пожалуйста! Я ничего не сделал!
Статуя подняла руку с приваренной к ней книгой и заглянула в неё.
— Думаешь, вы останетесь друзьями, когда он узнает, что ты получил силу? Силу, о которой он так мечтал.
Антон засопел. Конечно, обидно, что Мишка сбежал и бросил.
— Останемся… Этим дружбу не разрушишь.
Статуя затряслась. С неё просыпалась серая пыль. Антон понял: смеётся.
— Я когда-то жила тут с братом. Мы тоже были друзьями. Давно. Я писала разные истории, вкладывала в них всю душу. Они ему нравились. Он даже просил прочитать их вслух. А потом уехал… Вместе с моими историями в тетрадках. А через несколько лет я узнала, что он стал известным автором. Даже разбогател… Он украл у меня самое дорогое, а я умерла здесь, одна, без лекарств.
Антон пробубнил:
— Я бы так никогда не сделал. Он был плохим братом и другом.
Статуя склонила голову с чугунными косичками набок:
— Но перед тем, как он меня обокрал, перед самой смертью, я успела кое-что сделать. Я начала одну, самую последнюю историю. Историю, которая не будет закончена никогда. Она рассказывает про всех. Про меня, про тебя, про Мишку. Про многих других.
— Вы… про меня написали историю? — с недоверием переспросил Антон.
— И ты продолжишь её. Пока история пишется, существует волшебство и творятся чудеса. Я даю тебе свою силу. Это сила жизни. Я оживляла вас, персонажей. Ты найдёшь ей своё применение. Найди трамвай, который ходит по кругу. Он отвезёт тебя в Серебряный город. Найди его и…
Слова статуи заглушил треск гнилых досок, и Антон провалился в бездонную яму. Крик его потерялся во тьме. А когда он упал на что-то мягкое, то вскочил и понял, что за окном утро, а сам он в своей комнате на кровати. Рядом валялись оба рюкзака, брошенные в старом доме.
Глава 2
В школе он протянул Мишке его рюкзак, забытый в старом доме:
— Привет, держи.
Тот молча взял его и повесил на крючок в раздевалке.
— Ничего мне не скажешь? — разозлился Антон. — Не спросишь, как я выжил?
Мишка молчал. Он достал телефон и открыл на нём компьютерную игру.
— Вот ты как? Ладно… — Антон развернулся и пошёл в класс. Как раз прозвенел звонок на урок.
За партой они всегда старались садиться вместе. Но на этот раз Мишка отсел к Еве Лаптевой. Антона грызла обида: «и правда, друг так друг. Статуя была права!»
Они дружили больше года, с тех пор, как семья Антона переехала в этот район. И никогда ни с кем Антон так больше не дружил. Были, конечно, так, приятели во дворе: Севка Радостин, Игорь Вахрушев. Но Мишка…
«Предатель!»
***
Из школы Антон шёл в печальном одиночестве. Одному было непривычно. Сколько он себя здесь помнил, они всегда шли из школы вместе с Мишкой. Потом сражались на старой сцене зонтиками, а зимой — палками. И постоянно обходили двор с рядом гаражей и розовой трансформаторной будкой, где прочно обосновался Барацкий с дружками. Потому что Мишка в красках рассказал, как они его побили, и строил планы мести. Антон и сам подумывал отомстить, но не вдвоём же идти против всей шайки. Но сегодня он не стал сворачивать да обходить, а пошёл прямо через тот двор.
У гаражей тёрлись Барацкий с дружками. Увидев Антона, они окружили его, отрезав путь к отступлению. Но он даже не дрогнул. После вчерашнего было не страшно. Вблизи Барацкий оказался коротко стриженным с шапкой набекрень: настоящая уличная шпана. Вокруг недобро поглядывали ещё десять пацанов. Главарь ухмыльнулся:
— Что это ты без друга своего? Или он из-за угла подглядывает, весь обделался от страха?
— За что вы его побили?
— А что, он сам тебе не сказал? Отличный друг!
— Да что бы там ни было! — перебил Антон. — Шестеро на одного!
Хулиганьё возмущённо загудело. Барацкий нахмурился:
— Шестеро на одного, говоришь? А ну рассказывай, что он тебе ещё про нас напел! Что мы гопники? У школьников деньги на обеды отбираем?
После рассказа Антона шайка долго и матерно ругалась. Барацкий смотрел в землю и угрюмо молчал. Потом исподлобья глянул на Антона и бросил:
— Ты, видать, неместный. Вроде не совсем дурак. Мишка обгадился, а вонять теперь нам всем. Иди-ка за мной. Покажу кой-чего.
Они завернули за гаражи, позади которых всё густо заросло сиренью и черёмухой. Где к задней стене крайнего из них была прислонена лестница, так грубо сколоченная, что сразу стало ясно: делали они её сами. Мальчишки влезли на крышу гаража, которая была надёжно скрыта от постороннего взгляда ветками и листьями. Барацкий пригнул ладонью голову Антона:
— Ниже давай, не пали контору…
Они поползли на коленях по крыше. Туда, где у края на туристической пенке пластом лежал ещё один мальчишка.
— Докладывай, боец, — приказал Барацкий.
— Пока всё тихо, кэп, — отозвался боец, оторвавшись от бинокля. — Объект не проявляет активности.
— Да у вас тут целый штаб… — удивился Антон.
Барацкий зашипел:
— Тихо! Вон, видишь? Это моя сестра в синей куртке. Олька. А там кто рядом — не знаю что за дети. А теперь смотри вон на ту лавку у кустов. Видишь?
— Нет.
— Да нет, левее гляди!
Антон разглядел толстенького мужичка в чёрном пальто и кепке. Он сидел на скамейке и крутил в руках фотоаппарат. Если приглядеться, было видно, что фотограф периодически фиксировал его, чтобы заснять детей на площадке.
— Кто это?
— Любитель маленьких деточек. Любит им шоколадки раздавать. А тем, кто постарше, может и телефончик подарить.
— И чего вы сами? А в полицию позвонить?
— Ползи назад, — скомандовал Барацкий и приказал бойцу: — Гляди в оба! Если что, сигнал тот же.
Они спустились и отошли к турникам, на которых кто-то из жильцов развесил свежевыстиранные ковры.
— Так что, звонили в полицию? — переспросил Антон.
— Полиция… — Барацкий презрительно фыркнул. — Мать ходила и соседки тоже. Толку-то… посидел в участке сутки, документы проверили да и выпустили. А в другой раз была подписка о невыезде. На целый месяц!
— И всё?!
Барацкий скривился и пискляво спародировал кого-то взрослого:
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.