Бесплатный фрагмент - Тайна системы «Юпитер»

Сообщение беспилотных миссий системы «Юпитер»

«1) Краткое сообщение со спутника Юпитера Ганимед: Поиск жизни — Не обнаружено.

2) Краткое сообщение со спутника Юпитера Каллисто: Поиск жизни — Не обнаружено.

3) Краткое сообщение со спутника Юпитера Ио: Поиск жизни — Не обнаружено.

4) Краткое сообщение со спутника Юпитера Европа: Поиск жизни — 0.001%. Разумная жизнь — 0.000%

5) Краткое сообщение со спутника Юпитера Гималия: Поиск жизни — Не обнаружено».

Руководитель проекта «Поиск жизни» всматривался в сообщение с Европы.

— Там что-то есть… Но что значит «Поиск жизни — 0.001%?..

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Становление

1. Бионика

Она открыла глаза.

— Я проснулась, потому что наступил новый день. Это стало понятно, когда солнце показалось над горизонтом. Первое, что я должна сделать — встать. Люди по утрам умываются и приводят своё тело в порядок. Моё тело уже в порядке, значит, этот алгоритм можно пропустить. Следующее действие — завтрак. Завтрак наполняет человека энергией для выполнения его функций на протяжении нескольких часов перед тем, как наступит обед. Я должна завтракать, чтобы поддержать свои физические силы. Функции нейронных биосетей головного мозга работают стабильно. Подзарядка пока не требуется. Следующее действие…

Приглушённый звук открывающейся входной двери прервал её рассуждения. Она повернула голову.

— Кто там?

В комнату деловито вошёл мужчина лет шестидесяти. Коренастый, с пронзительным взглядом. На нём была надета короткая кожаная куртка, а на голове красовалась молодёжная бейсболка с надписью «XXII ВеК». Красно-белые кроссовки сильно бросались в глаза, а по бокам брюк было налеплено несколько карманов. Одежда не совсем подходила к возрасту, но всё в этом человеке показывало, что он ни в коем случае не считает себя старым. Сняв кепку, он небрежно бросил её на белое кресло, затем подошёл к небольшому столику и мельком взглянул на электронную табличку. На экране мелькали показатели.

Она сидела в таком же белом кресле и смотрела на него.

— Учишься? — сказал он, подходя к стеклянной стене, образовывающей наружную стену здания. Он всматривался в далёкие горы, подёрнутые утренним туманом.

— Я проходила алгоритмы, следующие за пробуждением.

Мужчина стоял к ней спиной и продолжал смотреть вдаль. Он молчал. Некоторое время тишина наполняла светлую комнату.

Наконец, выйдя из глубокой задумчивости, мужчина сказал:

— У тебя до сих пор сухая речь. Без интонаций. Без чувства. Люди так не говорят. — Он повернулся к ней, подошёл поближе и заглянул в её глаза. — У тебя заряд на исходе.

— Да?

— Да. Ты что, не чувствуешь этого?

— Я начинаю чувствовать потерю энергии только тогда, когда двигаюсь. Сейчас я в состоянии покоя. Энергия расходуется с минимальным коэффициентом.

— Бионика! — повысив голос, сказал мужчина. — Ты должна понять, что, если будешь доводить себя до минимума, то когда-нибудь просто не сможешь добраться до источника! Я же тебе говорил. Встань.

Она встала. Мужчина осмотрел её.

— Я как раз проходила алгоритмы…

— Я знаю. Но эти алгоритмы не для тебя. Уже не для тебя, понимаешь? Ты ещё находишься в стадии развития, но ты давно переросла их. Но твой мозг несовершенен! И ты не можешь допускать, чтобы твоя энергия падала ниже сорока процентов. А на индикаторе — двадцать три! — Он повысил голос: — Скажи, чем ты думаешь?!

— Генеральный процессор в моей голове…

— А-а-а, чёрт! Я не о том! Я хотел сказать тебе, что ты думаешь задницей!

— Но, Геннадий. Я не понимаю. Как я могу думать задницей, если процессор находится в моей голове? Я чувствую его местонахождение и…

— Бионика!

— Да, Геннадий.

— Не заставляй меня называть тебя дурой, — мягко, но поучительным тоном сказал мужчина. — Ты должна выучить манеру человеческого общения. Я сделал всё, что мог — загрузил в тебя столько информации, что хватило бы на десять, таких как ты. Своё дело я сделал: создал тебя, загрузил всю необходимую информацию, вырастил тебя с младенчества. Теперь твоя очередь. Начинай думать. Я понимаю, что информации много, и тебе сложно во всём разобраться! Но ты ведь не первый день живёшь! Учись! Старайся! Повторяй, экспериментируй! Двигайся! Живи! А ты сидишь и повторяешь эту мантру: «Я проснулась, потому что наступил новый день». Хватит уже. Пора совершенствоваться! Покопайся хорошенько в своей памяти. Ты найдёшь там очень много интересного! — Он внимательно посмотрел в её глаза. — Ты поняла меня?

— Да, Геннадий.

— Вот и хорошо. Что тебе сейчас стоит сделать в первую очередь?

Глаза её забегали. Голова поворачивалась из стороны в сторону. Она тщательно осматривала комнату.

— Я боюсь предположить, — наконец, сказала она.

— Не бойся предполагать! Предполагай, импровизируй, действуй! Эксперименты! Не забывай экспериментировать! Итак, что сейчас тебе нужно сделать?

— Пойти в душ.

— Нет! — закричал он. — Чёрт возьми, нет! Причём здесь душ?!

— Выйти на улицу…

— А потом, там упасть и умереть, да?!

— Почему?

— Да потому что у тебя заряда осталось двадцать три процента! Понимаешь ты это или нет? Ещё раз спрашиваю. Что тебе нужно сейчас сделать в первую очередь?

— Мне нужно зарядиться.

— Аллилуйя! Слава тебе, Господи и всем пророкам твоим! Она догадалась! Быстро на зарядку! Как пионер! Давай, давай! На зарядку становись! Ать-два! Ать-два! Пошла!

Девушка подошла к стене и приложила ладони к двум маркерам, которые тускло светились красным. Через пятнадцать секунд маркеры стали зелёными. Она отняла руки.

— Бионика.

— Да, Геннадий, — подавленным тоном отозвалась девушка.

— Я знаю, что я резок с тобой, но ты должна понять, что я хочу тебе только добра. Нельзя так безрассудно относиться к своему организму. Ты должна следить за собой, следить за индикатором жизненных функций. Ты поняла меня? От этого зависит твоя жизнь!

— Да, Геннадий.

— Ну, что ты заладила: да, Геннадий, да, Геннадий! Я уже шестьдесят два года Геннадий, и при этом ни разу не был, ни Серёжей, ни Олегом! — Он немного помолчал, наблюдая за своим созданием. ­­– Ты поняла, что я сказал?

— Да. Я поняла. Это называется сарказм. Шутка. Будь я человеком, я бы засмеялась.

— Но ты и есть человек! Смейся! Радуйся! Живи! Дыши полной грудью! Ты не робот!

На лице девушки ненадолго появилась улыбка, но затем, она исчезла.

— Мне почему-то не хочется улыбаться. Почему, Геннадий?

Он легонько взял её за плечи и усадил в кресло. Сам сел напротив.

— Наверное, потому что я кричал на тебя, и ты расстроилась.

— А зачем ты кричал? Я нахожусь рядом, всё слышу, в комнате тихо.

— Это называется эмоции. Тысячу раз тебе говорил, копайся у себя в памяти, не ленись. Тебе нужно учиться.

— Для чего?

— Для того чтобы жить.

— А для чего мне жить?

Он глубоко задумался, не зная, что ответить своему созданию. Пожилой учёный, изобретатель и новатор всю жизнь мечтал о создании живого организма. Но он не хотел повторять других. Киборги, биороботы, «мёртвые» механизмы, не имеющие своего собственного «я», — всё это казалось ему мелким и примитивным. Ему хотелось большего. Он мечтал создать особенный вид живого существа, включающий в себя механику, основанную на живой материи. Не человек должен был постепенно взращивать создание, но сама природа.

Биомеханический робот не должен был быть похожим на биомеханического робота!

Генная инженерия давно могла создавать человеческих клонов, и даже отдельных очеловеченных личностей. Но это всё было не то! Не этого хотел учёный. Он хотел создать принципиально новый организм.

Всю жизнь Геннадий Юрьевич Левандовский посвятил своим исследованиям и экспериментам — благо на это, деньги у него были — и только по прошествии многих лет, ему всё-таки удалось создать «её». Микроскопический эмбрион был сгенерирован методом усовершенствованной 3D печати в утробе специнкубатора. Прошло девять месяцев, и организм появился на свет. Новорождённая девочка кричала, как настоящий ребёнок. Её легкие требовали кислород, но её мозг требовал особой энергии.

На ладонях девочки находились миллионы датчиков, и среди них — множество биоконтактов-проводников, через которые происходила подзарядка.

Геннадий Юрьевич был не доволен. Он хотел полностью отказаться от такого неудобства, как зарядка организма. Создал искусственную пищеварительную систему. Но все эксперименты показали: пищеварительная система питала только сам организм, но мозг воспринимал лишь чистую энергию, которая накапливалась в специальных отделах черепа. Геннадий Юрьевич считал, что эксперименты проваливались, и без подзарядки обойтись было нельзя. Пока, нельзя. Но профессор надеялся, что когда-нибудь мозг девушки перенастроится, и тогда уже можно будет полностью отказаться от искусственной энергии.

И вот теперь перед ним сидела девятнадцатилетняя девушка, внешне никак не отличающаяся от обычной, и она спрашивает его, для чего ей жить. Что он мог сказать ей?

Геннадий Юрьевич встал и подошёл к обзорному окну. Вид с четвёртого этажа частного санатория, принадлежавшего профессору, открывался восхитительный. Перед ним простиралась зелёная долина с небольшими островками деревьев, растущих группками. Там вдалеке, возвышались горы, перерезанные напополам белёсой дымкой тумана. Утреннее солнце озаряло берег моря; даже на таком расстоянии блики на волнах ослепляли и заставляли жмуриться.

Природа дышала утренней свежестью.

Но Геннадий Юрьевич глубоко вздохнул, — он не знал, что ответить…

Девушка встала с кресла и подошла к своему создателю. Он не хотел, чтобы она называла его папой, а тем более — создателем; для неё он был Геннадий.

— Геннадий, — тихо сказала девушка. Он повернул голову. Она виновато смотрела ему в глаза. ­­– Я хотела задать тебе один вопрос.

— Какой?

— Вчера ты так быстро ушёл, и я не успела…

— Меня срочно вызвали в институт.

— Я знаю. Я слышала.

— Ну? Так, что за вопрос?

— Ты всё время говоришь мне копаться в своей памяти. Вчера днём я как раз этим и занималась. Ты загрузил в мой мозг очень много интересного. Я знаю, что существует огромный мир. Там есть города, много жителей, технологии… даже когда-то были войны. Вся жизнь происходит там. И я хотела спросить, смогу ли я когда-нибудь увидеть всё это своими глазами? Я с рождения живу в этом санатории, гуляю по полю, хожу в лес, загораю на пляже, купаюсь в море, любуюсь природой! Но ты не хочешь выпускать меня в большой мир. Почему? Я недостаточно хороша для него? Я не подготовлена?

Геннадий Юрьевич снова вздохнул и посмотрел в сторону. Немного погодя, он сказал:

— Да, ты именно не подготовлена. Ты… Ты… — Он резко обернулся к ней. — Ты сегодня задаёшь такие вопросы!.. На которые мне очень сложно ответить.

— Но я хочу знать.

— Ты узнаешь. Ты обязательно там побываешь. Твоя жизнь включает двенадцать циклов человеческой жизни, и за это время ты успеешь всё. Ты будешь там. Но позже. Не сейчас.

— А когда?

— Когда научишься быть человеком. Только от тебя зависит, когда ты попадёшь в большой мир. Я же говорю тебе — учись, а ты меня не слушаешь! Не знаю я, чем ты каждый день занимаешься!

— Я учусь.

— Ты плохо учишься. Медленно. Надо быстрее.

— Я пытаюсь, но у меня не получается.

— Значит, плохо пытаешься!

— Я уже успела многое пройти. Я многое знаю. Я смогу принять тот большой мир. Я…

Её прервал телефон. Геннадий Юрьевич выхватил его из кармана и посмотрел на экран, жестом говоря девушке помолчать.

Она застыла; её глаза смотрели на создателя с надеждой — с верой в то, что он наконец сжалится и возьмёт её с собой — туда, далеко-далеко, где кипит жизнь, где живут настоящие люди, где города наполнены транспортом. Но он погрузился в разговор. Опять какие-то проблемы. Опять он занят. Опять его срочно куда-то вызывают, он должен бежать… А она снова останется одна со своими алгоритмами человеческого поведения.

Мозг биомеханического человека работал и выдавал мысль за мыслью. И среди мыслей, была надежда. Надежда на то, что она больше не останется одна!

Профессор ходил по комнате и громко разговаривал по телефону. Он всё время делал резкие движения. Он нервничал и сердился на кого-то. Он повышал голос. Бионика наблюдала за ним. Она ловила каждый его жест, запоминала мимику, интонацию для того, чтобы впоследствии применить это на практике. Но также, она понимала, что есть и другие манеры поведения — Геннадий Юрьевич был резким человеком, жёстким, с твёрдым, непростым характером. Не стоило полностью копировать его поведение. Бионика чувствовала, что хочет быть немного другой.

Между тем, разговор окончился, и Геннадий Юрьевич обернулся к девушке.

— Сожалею, — сказал он, — но мне нужно вернуться в институт. Там снова срочные дела.

— И я опять останусь одна?

— Ну, почему же! Ты не одна — с тобой обслуживающий персонал. Они — твои друзья, ты можешь с ними общаться. Я так и предполагал, что твоим обществом, пока ты находишься здесь, будут они, чтобы ты смогла привыкнуть к общению и развивать свои навыки.

Бионика подумала, как просто он называет всех этих бездушных роботов в облике человека — друзьями! Она опустила глаза и сказала:

— Геннадий, возьми меня с собой. Я буду вести себя тихо-тихо.

— Нет, Бионика, — твёрдо сказал он. — Слишком рано. Всё, мне пора. Извини. Может, вечером заскачу, вот тогда и поговорим, ладно?

Он быстро встал и также быстро покинул комнату.

Она опять осталась наедине со своими мыслями.

На кресле она заметила бейсболку Геннадия, которую он забыл. Она встала, взяла её и надела себе на голову. Головной убор был велик, и Бионика подстроила его под себя.

Она подошла к большому зеркалу.

— Я вижу перед собой молодую девушку, — говорила она, осматривая себя. — С голубыми глазами, светлыми волосами… симпатичную. — Она покрутилась туда-сюда и улыбнулась. — Я даже в некотором роде сексуальная! Это хорошо? Да, хорошо. Я знаю. Фигура у меня — что надо. А носик, мне кажется, маловат! — Она снова улыбнулась, но сразу улыбка куда-то исчезла. Она стояла и смотрела на себя… и ей почему-то захотелось плакать. — Я одинока… Я хочу туда. В большой мир. С Геннадием. Но он не берёт меня туда! Но почему? Что во мне не так?

В голосе девушки появились интонации. Она обратила внимание на это, и подумала, что это хорошо. Бионика подошла к окну. Перед ней была огромная панорама живой природы, но там не было ни одного человека.

— Люди могут быть с другой стороны здания, — сказала она и пошла к выходу из комнаты. — Может, я ещё успею увидеть Геннадия? Увидеть, как он улетает…

Она покинула комнату и прошла по коридору, в конце которого был зал для просмотра фильмов. Это было её развлечение, скрашивающее одиночество. Мельком взглянув на пустой белый экран, она поспешила к окну. На улице были люди: несколько человек стояли около небольшого аэрокара, на котором прилетел Геннадий. Они разговаривали, делая всевозможные жесты. Бионика смогла интерпретировать эти жесты — они были нервными. Что-то происходит, что-то плохое. Поэтому Геннадий и все эти люди нервничают. Что-то не получается.

К аэрокару постоянно подъезжали роботы-погрузчики, которые загружали в него какие-то пластиковые ящики. Что это могло быть — Бионика не знала. Но это меньше всего занимало мысли девушки. Она была одна! Она не хотела снова быть одна! Она хотела полететь с Геннадием!..

В мозгу промелькнула мысль… быстрая, как молния, но такая же яркая и обращающая на себя внимание. Бионика захотела тайком пробраться в аэрокар Геннадия и увидеть большой мир своими глазами.

— Я могу полететь с ним. Да, я ослушаюсь, но это желание в последнее время стало таким непреодолимым! Я постоянно думаю об этом! И я не могу больше сидеть в заточении! Геннадий сказал, что заскочит вечером. А что, если я проберусь в аэрокар, так чтобы он не видел? Так, чтобы меня не видел никто! Мы полетим. Я где-нибудь спрячусь… вон там, среди тех ящиков. Я смогу увидеть большой мир, а когда замечу, что Геннадий захочет улетать, снова проберусь в аэрокар и спрячусь. Он ни о чём не узнает.

Она стояла, не двигаясь.

Бионика вдруг поразилась своим мыслям. Ослушаться Геннадия! Она никогда даже не помышляла о таком! Но теперь, в её мозге что-то изменилось. Она чувствовала это — какой-то протест, индивидуальность, а может, эмансипация?..

И вдруг, она сорвалась с места. Она уже не думала ни о чём. Бионика выбежала из зала и устремилась по коридору, к лифту.

Цикличный лифт, где кабины располагались одна над другой и двигались по кругу от первого этажа, до последнего, не нужно было ждать. Двери открылись, и девушка вбежала в кабину. Сердце её громко стучало, руки немного дрожали, мысли мелькали, как молнии… Она чувствовала, что делает не правильно, но решение было принято, и отступать она не хотела. Ни за что! Она проберётся в аэрокар Геннадия!

Выбежав из лифта, она подбежала к парадной двери и остановилась. На улице неподалёку стоял аэрокар. Роботы загружали последние ящики. Геннадий Юрьевич и остальные люди поднялись на борт.

Вокруг никого не было. Роботы загрузили последние ящики и удалились.

Пора!

Она сделала движение, чтобы выйти, но подумала, что её непременно заметят. Надо обойти сзади, со стороны грузового отсека. Она знала, что там тоже камеры, но надеялась, что когда она будет подходить, в мониторы никто не будет смотреть. Надежда была слабой, но рискнуть следовало. И она побежала вдоль наружной стены, по холлу, к другому выходу, который располагался как раз напротив грузового отсека аэрокара. Именно в тот выход только что заехали последние роботы-погрузчики и скрылись в здании.

Добежав до нужного выхода, она прикоснулась к сенсору. Дверь открылась.

Бионика медленно, как бы прогуливаясь, стала идти по дорожке к аэрокару. Дорожка вскоре стала сворачивать вправо, но Бионика ступила на ровно подстриженную траву и пошла к своей цели.

Грузовой отсек до сих пор был открыт. И когда до аэрокара оставалось метров двадцать, она секунды за три подбежала к трапу. И вот, она уже в грузовом отсеке. Как же колотится сердце! Бионика быстро осмотрелась — внутри никого не было. Она забежала за пластиковые ящики и спряталась за одним из них. Лоб покрылся испариной, руки тряслись, и всё тело пронизывало какое-то непонятное чувство, о существовании которого Бионика даже не подозревала. Протест!

В этот момент трап медленно заскользил вверх, отрезая её от внешнего мира. «Меня не заметили!». Всё. Теперь путь назад закрыт. Что сделано, то сделано!

Зашумели двигатели, и лёгкий толчок оповестил девушку, что аэрокар взлетел.

Она сидела тихо-тихо, как мышка, боясь пошевелиться, боясь, что её заметят. Она не знала, есть ли камеры в грузовом отсеке или нет, поэтому не рискнула покинуть своё убежище.

Ноги затекли, и она села на пол, облокотившись об ящик.

Её слух наполнял тихий гул двигателей, а её мозг был переполнен эмоциями.

Стресс.

В первый раз она действовала наперекор своему создателю. В первый раз она не послушалась, сказала «нет». Чувство вины переполняло её мысли, хотелось плакать, в груди щемило. Наконец, она не выдержала и разрыдалась. Слёзы текли по щекам и капали на пол. Она сидела, уставившись в одну точку, и не верила в то, что всё это происходит на самом деле. Как она могла?! Как можно?! Но дело сделано, и исправить уже ничего нельзя. Оставалось только ждать, когда аэрокар прилетит на место и сядет.

Куда она летит, Бионика не знала, да и откуда ей было это знать! Она все девятнадцать лет своей жизни провела в том же доме, где и родилась; видела «обслуживающий персонал» и Геннадия; иногда приходили другие люди: они смотрели на неё, изучали, что-то обсуждали…

До недавних пор, Бионике было всё равно, что её тело осматривают незнакомые люди, но несколько дней назад, когда прибыли очередные «друзья» Геннадия, Бионика вдруг почувствовала стыд, когда все эти мужчины стали глазеть на неё. Они осматривали её, как стенд в музее с новыми открытиями! Она понимала, что она и есть то самое «новое открытие», но от этого не становилось легче! Ей было стыдно: она стояла перед ними в лёгком платьице, едва прикрывающем грудь; постоянно перемещала свои длинные волосы вперёд, чтобы как-то компенсировать большой вырез и закрыться от навязчивых взглядов. Ей было жутко неприятно! Но она терпела. Она должна была слушаться Геннадия — своего создателя, своего отца!

И вот теперь, она совершила такое, от чего становилось страшно. Она сидит, спрятавшись за ящиками, а Геннадий думает, что она осталась там, где ей положено быть.

Слёзы капали и капали, но с каждой каплей, становилось немного легче.

Полёт продолжался.

2. Тет-а-тет

Международный Институт Искусственного Интеллекта в последнее время разросся не только кадрами, но и территориями. Множество филиалов находились в разных странах и подчинялись главному центру. Местонахождение главного центра было строго засекречено. Правительства всех стран — участников исследовательской деятельности в этой сфере — приняли решение, что главный офис института не должен быть достоянием общественности. По большей части, это делалось для того, чтобы скрыть новейшие достижения науки и техники от глаз конкурентов. Страны, не являющиеся участниками, не должны были знать о делах института. Главный офис иногда даже сравнивали с легендарной «Зоной 51» в Америке, что существовала в XX — XXI веках.

Один из русских филиалов в последнее время смог прославиться тем, что именно их беспилотная многофункциональная станция, посланная к Юпитеру, смогла найти жизнь на одном из спутников этого гиганта.

В последние несколько десятилетий, космические полёты стали настолько дешёвыми, что почти каждая компания могла, если бы захотела, послать свой зонд или шаттл к практически любой планете Солнечной системы, за исключением, разве что, Урана и Нептуна. За границы Солнечной системы человечество выбралось лишь единожды, когда был осуществлён беспрецедентный пилотируемый полёт, который продлился несколько лет.

Конкуренция в космосе возросла. Но, к счастью, это была здоровая конкуренция. Весь мир до сих пор помнил эту безумную космическую гонку, происходившую в 1950х — 1970х годах. Никто не хотел повторять ошибки прошлого, хотя, если признаться, та гонка послужила отправной точкой к освоению космоса. Но конкуренция на грани холодной войны, в XXII веке была неприемлема.

Международный Институт Искусственного Интеллекта сотрудничал с сетью институтов по изучению и освоению космоса. Проект, разработанный совместными усилиями, был весьма перспективным. Назывался он «Поиск жизни», и его главной задачей являлось именно то, что было выражено в названии. На все планеты и спутники Солнечной системы посылались различные зонды, главной миссией которых было именно поиск жизни.

Иоттабайты информации ежедневно поступали на базы, но пока что не удалось найти даже бактерий.

Аэрокар профессора Левандовского приближался к зданию института.

Аэрополоса плавно изгибалась и снижалась к небольшой частной парковке.

Геннадий Юрьевич не мог спокойно сидеть на одном месте — он ходил по салону, постоянно связывался с кем-то по телефону, вызывал по внутренней связи сотрудников и завлабов, с которыми работал; и везде задавал один и тот же вопрос: «Что нашли на Европе?» Но никто не мог ответить ничего конкретного. Всё, что было известно на данный момент, это скупое сообщение с борта одного из беспилотных аппаратов, вращающегося вокруг одного из семидесяти девяти спутников Юпитера: «Поиск жизни — 0.001%. Разумная жизнь — 0.000%». И всё!

Геннадий Юрьевич был на взводе. Его выводила из себя эта неизвестность. Что значит 0.001 процента? Жизнь или есть, или её нет совсем! А 0.001 процента — это какой-то бред.

Некоторые поговаривали о сбоях в системах, мол, радиационный фон, выпускаемый Юпитером, как-то повлиял на работоспособность беспилотников, и некоторые функции стали работать неправильно. Но Геннадий Юрьевич был уверен в том, что на спутнике Юпитера что-то всё-таки нашли. Он не мог привести никаких аргументов, оправдывающих его веру, но всем он говорил одно: «Я чувствую!»

Естественно, просто «чувствовать» было мало. Нужно было ещё найти доказательства. Как раз этим и хотел заняться Геннадий Юрьевич: он искал финансирования, чтобы запустить к Европе пилотируемую миссию, снабжённую алмазными и лазерными бурами, которые смогли бы пробурить ледяную корку естественного спутника самой большой планеты в Солнечной системе.

Он оббивал пороги всевозможных учреждений, спорил, доказывал, рассказывал, убеждал, но пока все его усилия пропадали даром, — никто не хотел давать деньги на заведомо утопический полёт.

Отсюда и настроение у профессора Левандовского было не из лучших.

Ко всем его бедам прибавлялась ещё одна проблема — Бионика — проект всей его жизни. Девушка росла, но явно отставала в развитии. Она в свои девятнадцать лет не могла порой самого элементарного! Профессор только недавно загрузил в её мозг полный пакет информации, когда девушке исполнилось восемнадцать лет — это, как он сказал ей, был подарок на совершеннолетие.

Прошёл год. Но явных сдвигов профессор не наблюдал — его создание всё также вела себя, как бездушный робот, только изредка проявляя некоторые эмоции, которые могли бы сделать из неё настоящего человека.

Что она чувствует? Что она знает? Как она воспринимает окружающий мир? Чего она хочет? Он не знал, хотя при последнем разговоре, она выразила желание отправиться с ним, посмотреть «большой мир». Значит, всё же что-то сдвинулось с мёртвой точки! Но этого было мало. Он рассчитывал на гораздо большее.

После приземления, профессор выскочил из аэрокара, отдал некоторые распоряжения обслуживающему персоналу насчёт груза, и быстрыми шагами пошёл к себе в кабинет, где его должен был ждать один из руководителей международного проекта «Поиск жизни», с которым Геннадий Юрьевич тесно сотрудничал. Именно Геннадий Юрьевич был одним из ведущих разработчиков беспилотного аппарата, который нашёл тот самый 0.001 процента жизни на спутнике Юпитера.

Скоростной лифт быстро доставил профессора на сто четырнадцатый этаж, где находился его офис.

Широкий коридор, больше похожий на длинный зал, заканчивался дверью в апартаменты Геннадия Юрьевича. Вокруг сновали люди. Некоторые подбегали к профессору со своими вопросами, но он только отмахивался, говоря, что сейчас очень занят.

Ненадолго остановившись у двери, профессор дал опознавательной системе три секунды для считывания информации. Система просканировала тело человека, сетчатку, отпечатки ладоней и ДНК, после чего, дверь плавно поехала вбок.

Геннадий Юрьевич прошёл в просторный кабинет.

Справа, у наружной стеклянной стены стояли несколько диванов, перед которыми были небольшие столики. Это место предназначалось для неофициальных визитов. И как раз на одном из диванов расположился человек. Он сидел с фужером в руке и оглядывался на прибывшего профессора.

— Ну, наконец-то! — вставая, воскликнул посетитель. — Я здесь уже целую вечность! Здравствуйте, мистер Левандовски. Рад вас видеть. Как ваши дела?

Мужчина был крепкого телосложения, высокий, с короткой причёской и бритым затылком. Он добродушно улыбался, протягивая руку профессору. Профессор по сравнению с ним казался подростком, особенно, если принять во внимание стиль одежды, который предпочитал Геннадий Юрьевич.

— Дела мои плохи, мистер Паркер, — сказал профессор.

— Что случилось?

— Это я должен у вас спросить, что случилось — вы меня сюда вызвали! Причём, срочно. Так, что у нас случилось?

Мистер Паркер засмеялся, похлопывая профессора по плечу. Он жестом пригласил профессора присесть и налил ему немного зелёного напитка, который пил сам.

— Вы, как всегда, берёте инициативу в свои руки, профессор, — сказал посетитель, протягивая Геннадию Юрьевичу фужер. — Даже в мелочах.

— Спасибо, я не пью мохито, мистер Паркер.

— Почему? Очень даже вкусно.

— В нём содержится алкоголь, а алкоголь я категорически отвергаю.

— Ну, во-первых, тут всего два процента алкоголя… так, для вкуса… Ну, если хотите, я могу налить вам безалкогольный мохито.

— Нет, спасибо. Я не хочу ничего пить. Лучше расскажите мне, что могло произойти такого, что вы попросили меня срочно прибыть сюда и бросить Бионику.

— Ах, да! Кстати, как она там?

— Бионика? Да, никак!

— То есть, как, никак? — улыбнулся мистер Паркер.

— Просто никак и всё! Она не хочет учиться! Я год назад сделал полную загрузку данных, но до сих пор толку никакого! Человеческого в ней, как у киборга!

— Ну-у! Тут вы преувеличиваете, профессор! Зачем обижаете милую девушку!

— Вот именно, Джон, она просто «милая девушка»! По виду. И всё!

— Вы не правы, мистер Левандовски. — Джон Паркер был американцем, и поэтому по привычке «глотал» последнюю «й». — Она учится, и учится не плохо! Я видел её, когда вы пригласили меня в ваш санаторий. Она очень способная! Дайте ей время.

— Сколько ж времени ей надо?! Ей девятнадцать лет! Девятнадцать! Только вдумайтесь в эту цифру. А она каждый день начинает с того, что повторяет одно и то же: я проснулась, потому что наступил новый день… И т д, и т д!

— Ей сложно адаптироваться. Только год прошёл после полной загрузки данных… Кстати, а почему вы раньше не загрузили полный пакет информации?

— Я диагностировал её мозг и понял, что процессы роста ещё не полностью завершены. Её тело, её скелет, мозг — все эти, и другие органы были заняты только ростом, а на учёбу не хватало ресурсов памяти. Если бы я загрузил полный пакет информации раньше, это могло бы привести к глобальному сбою в системе. Её мозг мог принять всё это за вирус и отключился бы. А что было бы после перезагрузки — я не берусь даже судить! Технология несовершенна! Я допустил кучу ошибок. Вот теперь расплачиваюсь, в прямом и переносном смысле. Я просто не хотел рисковать — слишком дорого она мне стоит эта Бионика.

— Ясно, — протянул мистер Паркер. — Но вы не должны унывать! Время лечит всё! И ваша Бионика ещё покажет, на что она способна!

— Не знаю, не знаю… В последнее время я что-то совсем расклеился… Да ещё этот беспилотник… Да! Кстати о беспилотниках! Рассказывайте, что случилось. Для чего я сюда так срочно прилетел, бросив вашу «милую девушку»?

Мистер Паркер улыбнулся и налил себе ещё мохито.

— Я нарыл кое-что, — сказал он, пригубив напиток.

— И что же вы нарыли?

— Europa Clipper IXX под патронажем отдела JUICE согласны профинансировать часть пилотируемой экспедиции к Юпитеру.

— Кто им дал такие полномочия? Это дочерние компании корпорации Миркос. Миркос заинтересовался сообщением с Европы?

— Ну, не совсем!.. Скорее, это я надавил на кое-какие рычаги, помня нашу с вами дружбу. А так, они считают всё это бесперспективным. Хотя, почему они так считают, я не знаю. Мне кажется… да не только мне! Все знают, и уже давно, что если в Солнечной системе и есть какая-нибудь жизнь, кроме как на Земле, то она — на Европе, где есть огромный океан жидкой воды! Где, как не на Европе можно найти что-нибудь интересное? Ещё в двадцать первом веке люди пытались найти там жизнь, но несовершенные технологии того времени не давали полностью развернуться исследовательской деятельности. Полёты в космос были невероятно дороги, не то, что сейчас… Но я углубляюсь в философствование! Корпорация World Cosmos, которую вы изволите называть Миркос, готова, как я уже говорил, профинансировать часть проекта. Они готовы взять на себя пятьдесят процентов затрат. И, если вы согласны, то мне срочно нужна ваша подпись. Электронная подпись не подойдёт, так как корпорация не желает доверять свои секреты сети.

— А остальные пятьдесят — с нас, я правильно понял?

— Да. Пятьдесят на пятьдесят — это равенство во всём. Не будет, так сказать, «начальников и подчинённых». Мы будем равны. И естественно, если что-нибудь удастся обнаружить, то открытие будет достоянием всей планеты, а ни какого-нибудь отдельного государства, так как World Cosmos собирается обнародовать данные, а не скрывать их даже от конкурентов. Что и советует сделать вашему Роскосмосу. Неужели плохо? Мир во всём мире, совместные исследования, дружба народов… и всё такое!

— Я не говорю, что это плохо, мистер Паркер! Если они согласны на пятьдесят процентов — это здорово! Остальные пятьдесят, я найду!

— Ну вот, и отлично! — сказал мистер Паркер, протягивая профессору пакет документов. После того, как Геннадий Юрьевич подписал бумаги, американец сказал: — Замечательно! Эти бумаги пойдут в ход сегодня же! А теперь, давайте выпьем за new discoveries and new horizons!

— Как бы мы не упёрлись в новый «горизонт событий», который поставит точку во всех наших начинаниях! — пробурчал Геннадий Юрьевич.

— Геннадий! Вы в последнее время мне очень не нравитесь!

— В каком это смысле?

— Я переживаю за вас! Вы стали таким пессимистом! Выше нос! Все проблемы решаемы! Ваша Бионика станет вундеркиндом, а вы… — Тут мистер Паркер вдруг громко засмеялся, и чуть было не разлил свой напиток. Вытерев глаза от выступивших слёз, он продолжил: — А вы станете настоящим дедушкой, когда Бионика родит вам внучка! — Он снова рассмеялся.

Геннадий Юрьевич сделал вид, что бросает фужером в этого американского весельчака. Весёлость мистера Паркера оказалась заразной, и Геннадий Юрьевич вскоре тоже расплылся в улыбке.

После некоторого молчания, наступившего после веселья, мистер Паркер сказал:

— Геннадий. Хочу у вас поинтересоваться. Что будет использовано во время экспедиции?

— Я вас не понимаю. Вы имеете в виду, какой корабль?

— Да. Ну и технологии бурения, естественно.

Немного подумав, Геннадий Юрьевич сказал:

— Я думаю, что нужно послать небольшой корабль, в котором будут находиться несколько челноков. Челноки должны быть как пилотируемые, так и беспилотники. Передвигаться нам нужно будет не только в вакууме и под водой, но и среди льдов. Поверхность на Европе сами знаете какая! Ледяные каньоны, ледяные горы, ледяные пустыни… В общем — неудобно и опасно… Да! Ещё и радиация от Юпитера. Тут некоторые умники рассказывают мне про то, что именно эта радиация повлияла на работу беспилотника, нашедшего этот 0.001 процента жизни! Так вот что я вам скажу: это бред сумасшедшего! Наши технологии рассчитаны на гораздо более агрессивные среды! Следующее: наши аппараты должны уметь плавать под водой, и рассчитаны на колоссальное давление. Это обязательное условие, так как океан под ледяной коркой Европы достаточно глубок, и давление около дна очень большое. Ну, в общем, вы сами знаете. Что мне вам рассказывать!

— А как насчёт бурения?

— Пробурить лёд — дело простое. Но вот пробурить камень!..

— Вы считаете, что нам придётся бурить скальную породу?

— А кто его знает, чего мы там найдём! И где найдём. Может, этот пресловутый ноль, ноль, ноль один процент находится где-то под дном океана! Тогда нам нужно будет бурить дно. А дно может состоять не только из мягкого ила, не правда ли?

— Значит, нам нужны лазерные установки?

— Они дорогие, я понимаю! Но, что делать! Мы или летим туда при полной экипировке, или не летим вообще! Смысл, прилететь туда и наткнуться на скалу, в массиве которой что-то есть, а мы, как дураки, будем кружить вокруг этой скалы и хвататься за голову, крича, что нам, оказывается, нечем бурить! Это глупо, вы не находите? Так что лазерные установки нужны. Хотя бы, как запасной вариант, так, на всякий случай. Может, их и не придётся использовать.

— Но везти их с собой всё же нужно, а это утяжелит вес корабля.

— И что?! Сейчас не двадцатый век! И даже не двадцать первый, когда каждый грамм высчитывался и стоил кучу денег! Мы можем себе позволить немного балласта, так сказать.

— Ну, хорошо. С этим ясно.

— Какие-то ещё вопросы?

— Экипаж, — коротко сказал мистер Паркер.

— А что, экипаж? Тот, кто платит, тот летит! Всё просто. Китайцы, мне кажется, не упустят эту возможность. Я в этом уверен на все сто! Они захотят разделить финансирование на троих. Следовательно, мне представляется такой состав стран: Россия, Америка, Китай… ну и, может быть, Индия. Хотя, Индия предпочитает идти своим путём. Но, кто их знает, этих махараджей!

Американец улыбнулся, соглашаясь с профессором.

— Вы думаете World Cosmos и Роскосмос согласятся с предложением Китая? — спросил мистер Паркер.

— Джон! Вы так говорите, как будто бы китайцы уже сели нам на хвост. Я просто предположил. Может, они организуют свою, отдельную миссию!

— Но, какое они имеют право на отдельную миссию? Открытие-то принадлежит нам!

— Опять это чисто американское бахвальство! — засмеялся Геннадий Юрьевич. — Заметьте, открытие принадлежит НАМ! Роскосмосу!

— Но у вас нет денег…

— Деньги у нас есть! У нас нет решимости! Руководство Роскосмоса не хочет рисковать и организовывать дорогостоящую пилотируемую миссию к маленькому спутнику. Но пятьдесят процентов, их устроит.

— Я просто не понимаю русских! — сказал мистер Паркер. — Денег-то на самом деле, нужно не так уж и много! Сделать открытие и не хотеть его исследовать! Это просто не укладывается в голове! Недаром некоторые лучшие умы в двадцатом веке вынуждены были эмигрировать из России! Им просто не верили и, как следствие, не хотели давать деньги на исследования! И куда они все бежали? К нам! В Америку!

— Джон! — перебил профессор. — Давайте не будем вспоминать старые ошибки и ворошить прошлое! Вы тоже натворили дел сто лет назад! Я очень рад, что всё, наконец, пришло в норму, и у нас теперь царит мир и гармония, как в отношениях между странами, так и во всём остальном.

— Ладно, ладно! — Мистер Паркер дружественно похлопал профессора по плечу. — Давайте лучше вернёмся к китайцам.

— А что к ним возвращаться?

— Ну, вы сказали, что они захотят присоединиться к нам. Так, давайте сразу решим, будем с ними сотрудничать или нет.

— Джон! Да Роскосмосу всё равно! Впрочем, как и вашему Миркосу. Мы все живём на одной планете, достижения у нас у всех общие, исследования общие, открытия тоже общие! Так зачем лишний раз портить отношения и отказывать Китаю в сотрудничестве? Захотят? Пожалуйста! Захочет ещё кто-нибудь? Да ради бога! Я вообще считаю, что, чем больше стран, тем больше денег на исследования! Неужели плохо, когда хватает денег на хлеб, да ещё и с маслом?

— Вы, как всегда, правы, профессор. Так давайте выпьем за дружбу народов и за общие достижения…

— И за мир во всём мире! — закончил Геннадий Юрьевич.

— Да!

Профессор всё-таки пригубил безалкогольный мохито.

После этого, разговор плавно перешёл на отвлечённые темы, и через полчаса мистер Паркер ушёл, сославшись на неотложные дела. Напоследок, американец объяснил профессору, что весь этот диалог нельзя было доверять никаким средствам связи, чтобы избежать утечки информации; поэтому, он его и попросил прибыть лично для разговора тет-а-тет.

Геннадий Юрьевич тоже покинул свой кабинет, отправившись в лаборатории.

А между тем, аэрокар профессора был давно уже разгружен. Пустой грузовой отсек был открыт для проведения дезинфекции, — профессор Левандовский был просто помешан на чистоте.

Санитарная бригада, вооружённая пультами управления минироботами-уборщиками, окружила аэрокар. Минирботы начали свою работу, а люди в это время, задав привычную программу, травили байки, стоя около двери аэрокара. Четверо молодых мужчин как раз громко смеялись над одной историей, которую рассказал один из них, как вдруг из двери высунулась голова девушки.

Она выглядывала из салона и внимательно осматривала всё вокруг.

Все восемь глаз в недоумении уставились на неё.

— Девушка! Что вы там делаете? — воскликнул один парень. — Выходите оттуда быстрее! Там химия… пары и всё такое! Надышитесь — плохо будет!

Она медленно ступила на подножку.

— Выходите, выхо… Чёрт, она что ненормальная? — обратился парень к напарникам. — Как можно выходить на улицу в ночнушке?

Парни засмеялись. Молодой человек подошёл к девушке и помог ей выбраться из аэрокара.

— Здравствуйте, красавица! Отлично выглядите. Платьице вам очень к лицу! Бейсболка — то, что надо! А отсутствие какого-либо белья — это вообще супер!

— Серёга, отстань от девушки! — сказал, подходя, другой молодой человек. — Не обращайте на него внимания, — обратился он к девушке. — Он дурачок!

— Сам ты дурачок!

— Выходите, — продолжал парень, — а то пары химии разъедят вам внутренности, а нас за это по головке не погладят.

Он взял её за руку и отвёл подальше.

— Как получилось, что вы не вышли со всеми? — спросил он, тайком осматривая странный наряд девушки, сквозь который просматривались почти все её «прелести».

— Я не знаю… я заснула…

— А-а! Тогда всё понятно! Поэтому вы в ночнушке?

— Я не в ночнушке. Это моё домашнее платье.

— Я понял. Но вы же понимаете, в домашнем платье как-то не прилично выходить на улицу. Всякие прощелыги, типа нашего Серёжи, могут…

— Эй! Полегче! — отозвался Серёжа.

— Он на вас сердится, — сказала девушка.

— -Кто, он?! Да ну! Не обращайте на него внимания. Это у нас такой способ общения.

— Способ общения? — девушка внимательно смотрела то на Серёжу, то на этого молодого человека.

Парень засмеялся.

Девушка смотрела на этого парня; она изучала все его движения, мимику, интонации… Бионический мозг делал свои выводы.

Бионика так углубилась в изучение этих парней и их общения, что не заметила, как сзади подошёл ещё один человек. Парень, рядом с которым стояла девушка, вдруг как-то выпрямился и немного отошёл в сторону.

— Здравствуйте, Алексей Витальевич, — вдруг сказал он.

— Добрый день, парни! Это кто у вас тут?

Бионика обернулась и увидела этого человека. Это был статный мужчина, не более тридцати пяти лет. Его синий мундир был доверху застёгнут золотыми пуговицами, а на голове — пилотская фуражка. Пилот, подумала девушка, настоящий пилот, который летает в космос, высаживается на другие планеты, путешествует… Она смотрела на него расширенными от удивления глазами, не веря в то, что видит настоящего пилота! О таких как он, Бионика до этого могла только смотреть видеоролики, воскрешать в памяти информацию, что год назад загрузил Геннадий, и мечтать о далёких путешествиях к другим мирам; сквозь космос, пространство и даже время! Как же она хотела быть как он — пилотом, направлять большой космический корабль к дальним планетам! Она завидовала ему и понимала, что ей никогда не придётся путешествовать, открывать новые планеты, выходить в открытый космос!..

Но перед ней стоял не только пилот: Бионика вдруг поняла, что видит перед собой мужчину, у которого очень интересное лицо… Это лицо приковало к себе взгляд девушки: глубокие голубые глаза, короткие светлые волосы, выглядывающие из-под фуражки, еле заметная щетина, которая совсем не портила его, а скорее наоборот, придавала мужественности, солидности и… Бионика пыталась подобрать подходящее слово, чтобы описать свои чувства, но единственное слово, пришедшее на ум — «красота». Да! Он красивый. Он какой-то не такой, как все остальные! Парни, с которыми поздоровался этот «красивый мужчина», были молоды, гораздо моложе этого пилота, но они все не притягивали взгляд девушки. Она стояла и смотрела на него… Глаза заслезились, и она начала быстро моргать, настраивая своё зрение.

Он что-то говорил, но мозг девушки, сосредоточившись на наблюдениях, не смог уловить слова, и она еле слышно выдавила:

— Простите, я не услышала…

Но тут вмешался один из парней:

— Она вообще какая-то странная! Ходит в ночнушке, смотрит по сторонам, как будто бы ничего не понимает! Может, она пациент какой-нибудь…

— Отставить! — повысил голос пилот. — Скажите. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Откуда вы здесь? Как вас зовут?

— Би… Би… — только и смогла проговорить Бионика.

Она понимала, что находится в таком месте, где быть ей совсем не положено. И совсем не потому, что это частная парковка одного из секретных институтов, а просто, потому что она нагло сбежала из санатория, где родилась и провела все девятнадцать лет своей жизни. Эти люди считают её обыкновенной девушкой. Они даже понятия не имеют, что перед ними биомеханический человек… можно даже сказать, робот! И назови она сейчас своё имя — её сразу раскроют, и накажут!

Какое-то странное чувство захватило её… Бионика посмотрела на свои пальцы. Они дрожали. Эта мелкая дрожь отзывалась даже где-то в горле, от чего захотелось плакать. В то же мгновение глаза стали слезиться…

— Ну, ну, ну! Красавица! — вдруг воскликнул пилот. — Вы что плачете? Не стоит! Не бойтесь. Вас никто не обидит. Я просто хотел узнать… может быть, вам нужна помощь? Может, вы заблудились… Или ещё что-нибудь…

Он подошёл к ней…

Близко-близко!

Он смотрел прямо ей в глаза. Девушка не выдержала этого взгляда и стала смотреть вниз. Его дыхание лёгким ветерком обдало её щёку.

Пилот мягко взял её за плечи. Бионика ощутила это прикосновение и вздрогнула. Пилот тут же отнял руки. Она мельком взглянула на него и снова опустила глаза.

— Девушка, — тихо сказал пилот. — Меня зовут Алексей. Я тут работаю… недалеко. — Он помолчал немного. — А как зовут вас?

Она хотела сказать «Бионика», но так распереживалась, и из её уст еле слышно вылетели только последние буквы:

— …ника.

— Ника! Прекрасное имя! Здравствуйте, Ника. Может нам стоит покинуть эту парковку и пройти в более спокойное место… То есть, я хотел сказать… Я… Я хочу вам помочь. Вы странно выглядите… это платье… мужская бейсболка!..

— Это не моя бейсболка, — наконец, проговорила она.

— Не ваша? А чья?

— Это… это моего… папы. Он забыл её… на кресле. Я заметила и хотела отдать её ему, но он куда-то пошёл. А я заснула. Проснулась… и вот… я здесь… Я… я не хотела… Я случайно! Просто, так вышло. Я понимаю, что совершила глупость, но больше такого не повторится! Я буду там, где мне самое место…

Бионика вдруг поняла, что наговорила слишком много всего. И замолчала.

— А… где вам самое место? — осторожно спросил Алексей.

— Дома! — быстро ответила Бионика. — Дома. Я… была дома, а потом… решила пройтись…

— Отдать бейсболку вашему отцу, — подсказал Алексей.

— Да… папе. Он забыл её!..

— А ваш отец… папа, он где-то здесь работает?

— Да, он…

— Кто?

Бионика больше не в силах была врать. Она вздохнула и замолчала.

Девушка смотрела по сторонам. Смотрела куда угодно, лишь бы её взгляд не попадал на этого Алексея. Как же ей было стыдно! Да ещё этот наряд!.. Она даже не подумала, что перед тем, как бежать к аэрокару Геннадия и прятаться в нём, нужно было хоть немного привести себя в порядок и по-быстрому переодеться! Но она забыла! А теперь стоит перед «красивым мужчиной» и чувствует себя полной дурой!

Бионика улыбнулась, когда осознала, что назвала себя полной дурой. Она не заметила, как на лице появилась улыбка.

Алексей тут же на это отреагировал:

— Ну вот! Вы улыбаетесь! Это отлично! Ладно, можете не говорить, кем работает ваш папа, тем более что это не моё дело. Ника. Ника!

Она вдруг поняла, что это теперь её имя.

— Да? — воскликнула она, отвечая, скорее, на свои мысли.

Алексей вдруг замялся, не зная, что сказать. Но потом выпалил скороговоркой, качая головой:

— Простите, но вам срочно нужно пойти переодеться.- Он решительно взял её за руку. — Идёмте.

— Куда?!

— Я куплю вам одежду.

— Я не… я…

— Или вы ждёте своего папу?

«Господи! Если Геннадий увидит меня здесь!… Что будет!!!»

— Нет, не жду, — совершенно случайно вырвалось у неё.

— Ну, тогда, идёмте. Вы в людном месте, а на вас надета ночну… домашнее платье. Нельзя так. Не… неприлично.

Он виновато улыбнулся.

Бионика почувствовала, что Алексей тянет её вперёд. И она пошла рядом с ним.

Куда он её ведёт? Для чего? Зачем? Купить одежду? Но, как можно покупать одежду совершенно чужому человеку? У бедной девушки совершенно запутались мысли. Мозг был переполнен эмоциями, стрессом, ложью! Она лгала! В первый раз в жизни лгала! «Ужас!». Но шла рядом, и её рука утонула в руке пилота Алексея, который работает здесь «недалеко»…

3. Первое знакомство

Они покинули парковку и шли теперь по большой площади перед громадным зданием. Это здание было построено рядом с космопортом, который был собственностью института. Именно с этого космопорта и стартовал беспилотный зонд, нашедший признаки жизни на спутнике Юпитера.

Бионика, которой несколько минут назад пришлось откликнуться на имя Ника, молча шагала рядом со своим новым знакомым. Она до сих пор чувствовала себя как-то неловко рядом с ним, хотя Алексей уже несколько раз повторил ей, что всё в порядке, со всеми бывает, и посоветовал ей не расстраиваться. Она на это только улыбалась и продолжала идти молча.

Площадь закончилась, и Алексей вывел девушку за проходную.

Взгляд девушки не мог сосредоточиться ни на чём, — вокруг было столько нового и интересного, что хотелось охватить всё сразу, но ресурсов нейронных сетей мозга биомеханического человека не хватало, и вся информация уходила в архивы, которые потом можно будет «воскресить» в памяти и проанализировать.

Организм девушки сегодня почти с самого утра работал в авральном режиме: сначала на неё кричал Геннадий, потом — побег, полёт, страх, стыд, новые встречи с незнакомыми людьми; а теперь вот — поход с настоящим пилотом в магазин женской одежды! Энергия расходовалась быстрыми темпами. Конечно, энергетических ресурсов должно хватать как минимум на неделю, но, если учесть все сегодняшние обстоятельства, то стоило бы подумать и о том, что вскоре нужно и «подзаправиться»! Но все произошедшие события совершенно выбили из колеи биомеханическую девушку, и она забыла обо всём. Она шла рядом с человеком, который приковывал к себе её внимание. Ну, почему, думала она, почему это происходит? Чем этот мужчина отличается от всех остальных? Почему такие же чувства не вызвали у неё те парни, которые занимались дезинфекцией салона аэрокара?

Алексей что-то рассказывал, но Бионика полностью погрузилась в свои мысли и почти не слышала его слов.

Мысли девушки прервались лишь тогда, когда Алексей остановился возле блестящего джетлайнера. Сразу, как мужчина подошёл к авто, дверь плавно скользнула вверх и скрылась в крыше — джетлайнер признал своего хозяина.

— Присаживайтесь, мадмуазель, — сказал Алексей.

— Куда? Зачем?

Он улыбнулся и сделал пригласительный жест. Бионика послушно опустилась на сиденье. Что заставило её принять такое рискованное решение, сказать было трудно; она поняла, что сидит в салоне с совершенно незнакомым человеком только тогда, когда закрылась дверь, и джетлайнер плавно двинулся вперёд. Девушка занервничала, а Алексей, видимо заметив это, сразу попытался успокоить её, сказав, что ехать недалеко, и они будут всё время двигаться по людным местам. «Так что, не бойтесь, — заключил он, — я вас не съем!» Он улыбнулся, как-то по-особому смотря ей прямо в глаза.

Путь и вправду оказался недолгим. Джетлайнер совершил только два поворота и остановился у большой стеклянной витрины. За прозрачным стеклом красовались механические манекены — мужчины, женщины и дети — принимающие разные позы, рекламируя одежду.

«Странно, — подумала Бионика, рассматривая манекенов. — Я ведь практически такая же, как они! Но почему-то Алексей не обращает на них никакого внимания. Эти манекены тоже механические, почти, как я, с той лишь разницей, что их сделали на заводе, а меня вырастили в инкубаторе».

Алексей потащил Бионику в магазин.

Глаза девушки снова разбежались. Люди, люди, люди, товары, манекены, роботы, витрины, летающая голографическая реклама, маленькие кафешки, большие кафешки… снова товары, люди, реклама, фонтаны, кинотеатры… Бесчисленные магазины окружали со всех сторон. Шум, музыка, всевозможные запахи! Голова закружилась, Бионика зашаталась, ноги подкосились, и она рухнула бы на пол, если б её не поддержал Алексей.

Люди стали оборачиваться. Некоторые подбегали, чтобы предложить помощь.

Алексей усадил девушку на ближайшее кресло.

— Что с вами? Ника!

Он испуганно смотрел на неё.

Уже стала собираться толпа.

— Я-а-а… нормально…

Взгляд её наконец остановился на самом ярком образе… Самым ярким образом было лицо Алексея. Он смотрел на неё, она на него.

— Вам плохо! Нужно вызвать…

— Нет! Не нужно! — быстро сказала Бионика, окончательно придя в себя. Она вдруг подумала, ЧТО может начаться, если медработники раскроют её инкогнито. — Нет. Всё в порядке. Просто немного закружилась голова. Наверное, от голода… — Бионика не знала, почему сказала именно это. Она совершенно не хотела есть. Она понимала, что её мозг просто не справился с навалившимся потоком информации и был на грани перезагрузки, которой так опасался её создатель. Она проверила энергию — пятьдесят процентов! А ведь ещё совсем недавно было сто. Стресс вытягивал жизненные силы с невероятной скоростью. Нужно было, во что бы то ни стало поскорее возвращаться домой, ведь, если так пойдёт и дальше, то случится то, о чём предупреждал Геннадий: она может свалиться посреди улицы и умереть, не добравшись до «источника».

Её мысли снова прервал голос Алексея; он как бы выплыл из дальних далей и врезался в уши биомеханической девушки:

— …нельзя оставаться! Вам стоит вернуться домой и успокоиться.

Да, он прав. Нужно вернуться. Нужно снова пробраться в аэрокар Геннадия и сидеть там до тех пор, пока он не придёт; Бионика помнила, что Геннадий обещал прилететь в санаторий сегодня вечером. Она резко встала. Алексей спохватился и поддержал её, боясь, что она снова станет падать. Но ничего не произошло — Бионика уже полностью пришла в себя, её мозг перенастроился и вошёл в новый режим, о котором девушка до этого момента даже не подозревала. Мозг стал лучше справляться со стрессом, энергетические потоки распространялись по телу равномерными импульсами, тело, наконец, смогло расслабиться, пульс вошёл в норму. И сразу стало как-то легко! Захотелось действовать, познавать мир, веселиться!.. За считанные секунды Бионика забыла об опасности, которая нависла над ней, вследствие потери энергии; она чувствовала выработку адреналина, который помогал ей справиться со всеми трудностями. Она улыбнулась, посмотрела на своего спутника и сказала:

— Я в полном порядке. Спасибо. — Тут она заметила витрину с женской одеждой: девушка-манекен медленно танцевала, стоя на небольшом возвышении, а на ней были надеты брюки серебристого цвета, которые переливались всеми цветами радуги; блузка с коротким рукавами и яркими пуговицами… туфельки на небольшом каблуке… — Я хочу такую одежду… — Бионика сама не заметила, как сказала это.

Алексей посмотрел на манекена, потом — на Бионику, улыбнулся и сказал:

— Ну, если вы уверены в том, что вы уже в полном порядке, то пойдёмте в магазин. Вы точно уверены, что вам не плохо?

— Да. Всё прошло, правда!

И они отправились в магазин…

Некоторое время спустя, Бионика уже крутилась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. Она была счастлива. Ей так нравилась её новая одежда!.. Геннадий тоже снабжал Бионику всем необходимым, и модной одеждой в том числе, но сейчас, было совершенно всё по-другому! Она смогла выбрать САМА! Не то, что выбирал Геннадий, а то, что понравилось именно ей.

Она повернулась к Алексею:

— Ну, как?

— Замечательно! Потрясающе! Вы великолепны, Ника! Быть вашим спутником для меня великая честь!

— Ой, да ладно… — Бионика осеклась, потому что эта фраза показалась ей немного вульгарной, но немного подумав, она мысленно махнула на всё рукой и продолжала крутиться около зеркала.

Алексей терпеливо ждал, когда девушка насмотрится на своё отражение. Он улыбался, осознавая то, что смог порадовать её. Иногда он бросал восторженные возгласы, а девушка отвечала ему улыбкой.

Бионика чувствовала себя королевой красоты; ей вдруг захотелось примерить всё, что было в этом магазине, но потом она подумала, что и так задерживает Алексея, и наконец, подошла к нему:

— Спасибо вам!

— Не за что! Ну что, идём?

— Куда?

— Где-нибудь перекусим. У меня сегодня свободный день, а я ещё даже не завтракал.

— Ой, простите. Я, наверное, вас сильно отвлекаю. Свалилась на вашу голову…

— Ну, что вы! Познакомиться с вами, было лучшим, что произошло в моей жизни за многие годы!

Она опустила глаза:

— Но вы же меня совершенно не знаете…

— Ну, вот и познакомимся. Если вы не против. Вы не против?

— Нет, не против, — сказала она и улыбнулась.

И они вышли из магазина.

— Ой! — воскликнула Бионика и остановилась.

— Что случилось? — Алексей с опаской посмотрел на спутницу; он подумал, что ей снова стало плохо.

— Я же украла эту одежду! Там же нужно было заплатить!

— Не беспокойтесь, Ника! — засмеялся Алексей. — Уже давно за всё заплачено.

Девушка не знала, что сказать. Ей вдруг снова стало стыдно. Как совершенно чужой человек может платить за её новый наряд? Он же не обязан этого делать. И вообще! Почему он это делает? Как объяснить всё это? Она стояла и думала, а Алексей взял её за руку и мягко потянул вперёд.

Они шли по большому холлу, держась за руки. Впереди виднелись переливающиеся голографические занавески красивого ресторанчика, заменяющие двери. Откуда-то из глубины этого заведения лилась мягкая музыка, и распространялись вкусные запахи. Бионика почувствовала голод. Она вспомнила, что со вчерашнего вечера ничего не ела. Она только зарядила свой мозг от «источника», а потом спряталась в грузовом отсеке аэрокара, совершенно забыв про завтрак. Её внутренности, так же, как и внутренности обычного человека, требовали пищи, а запах, исходящий из ресторанчика, вызывал ещё больший аппетит.

Они решили войти внутрь. Алексей усадил девушку за свободный столик, который стоял на каком-то круглом возвышении.

Бионика поразилась тому, что столиков здесь было очень мало, а сам ресторан был достаточно обширным. Для чего нужно держать такое большое помещение, а столиков ставить так мало? Но её мысли прервал Алексей, он спросил, что она будет есть. Бионика пожала плечами и сказала, что ей всё равно.

Голографическая табличка меню, сделанная в виде старинной книги, повисла над столиком. Алексей сделал заказ, и книга рассыпалась в воздухе, исчезая в голографическом пламени.

Бионика удивилась:

— Красиво. И даже немного страшно. Она так внезапно сгорела!

— Да. Этот ресторан вообще полон сюрпризов. Вы никогда здесь не были?

— Нет.

— О-о! Тогда вам будет очень интересно.

— Что вы имеете в виду?

— Увидите! — сказал Алексей и улыбнулся.

Через некоторое время к их столику подошёл небольшой гоблин. Бионика даже испугалась, но потом поняла, что этот гоблин — механический и выполняет работу официанта: в зелёных лапах он держал большой поднос, на котором стояло два блюда, накрытые блестящими куполообразными крышками. С другой стороны подошёл ещё один гоблин, нёсший напитки.

— Как вы относитесь к алкоголю? — поинтересовался Алексей.

— Я… я не знаю. Я никогда его не пробовала. Но думаю… думаю, что отрицательно.

— Хорошо. — Алексей взял с подноса небольшой кувшин с апельсиновым соком.

И тут раздался хриплый голос одного из гоблинов:

— Желают ли достопочтимые господа, чтобы их трапезу обслуживали достойные гоблины из сказочного леса? Или господа предпочитают космических роботов? Или ещё кто-нибудь? За определённую доплату — мы все к вашим услугам!

Алексей засмеялся:

— Ника, как ты относишься к достойным гоблинам? — Он даже не заметил, что на этот раз сказал своей спутнице «ты».

— Ой… нет… не надо. И-и всяких там роботов тоже не надо.

— Понятно. Вы её слышали? — обратился Алексей к гоблину.

— Ваше желание для нас закон! — прохрипел гоблин и, расставив на столе заказ, заковылял прочь.

Алексей и Бионика сидели напротив друг друга, и никто из них не мог решиться сказать хоть что-нибудь. Но, наконец, Алексей налил в фужеры сок и сказал:

— Ну, что? Выпьем за знакомство?

Бионика взяла свой фужер и залпом его осушила, чем немного удивила Алексея. Потом она поставила пустой фужер на стол и посмотрела на спутника.

— Что? — спросила она.

— Нет. Ничего, — сказал он, делая несколько глотков. — Ну, теперь можно и поесть! Поехали?

— Куда?

— Сейчас… — сказал Алексей и прикоснулся к красному кружочку, который был в самой средине столика.

Внезапно со всех сторон их накрыло полупрозрачное энергетическое поле, но самое неожиданное было то, что столик вдруг стал подниматься в воздух! Бионика тихо вскрикнула от неожиданности и схватилась за край столешницы.

— Не бойся, Ника! — говорил, улыбаясь, Алексей. — Мы никогда не свалимся отсюда. Нас со всех сторон закрывает энергетическая страховка, которую невозможно пробить даже стулом!

Девушка отпустила край столешницы и стала с опаской озираться вокруг. А столик нёсся всё выше и выше; и теперь-то Бионика поняла, почему там, внизу было так мало столиков, — они все были здесь, вверху! Но вот, подъём закончился, и пара молодых людей теперь находилась как раз на той высоте, где и все остальные клиенты этого ресторана.

— А… теперь можно есть? — осторожно спросила девушка.

— А где мы будем есть?

— Я не понимаю…

— Ну там… в поле, в деревне, в космосе, в старинном замке. Где ты предпочитаешь? — И тут Алексей заметил, что называет её на «ты». Он спохватился и сказал: — Ой, простите, Ника, я как-то даже и не заметил, что перешёл с вами на «ты».

— Да, ничего страшного! Я сама хотела сказать «ты», но как-то не решалась.

— Ну, так что? Переходим на менее официальное общение?

Она утвердительно кивнула и сказала:

— А что ты имел в виду, когда говорил про деревню, про космос и про замок?

— Просто в этом ресторане есть такой аттракцион. Вот это энергетическое поле, которое нас окружает и не даёт свалиться вниз, является ещё и экраном, который транслирует выбранную клиентом обстановку. Хочешь пообедать в замке — пожалуйста! Экран будет транслировать замок. Хочешь космос, будет космос, и наш столик будет парить в безвоздушном пространстве среди звёзд. Конечно, это только иллюзия, но, скажу я тебе, выглядит красиво. Ну что? Где будем обедать?

— Может, космос? — проговорила Бионика, которой так хотелось стать настоящим пилотом космического корабля.

Алексей немного скривился, но потом улыбнулся, и собрался было задать команду, но девушка его остановила:

— Постой. Мне показалось, что в космос тебе не очень-то хочется.

— Ну, почему же?

— Признайся. Ведь так?

— Вообще-то, да.

— А почему?

— Просто я и так практически всё время нахожусь в космосе. Это моя работа, ведь я же пилот. Постоянные командировки к другим планетам, к дальним границам Солнечной системы!.. Я даже долетал один раз до облака Оорта.

— Вот это да! Это же так далеко!

— Да. Пришлось проделать расстояние в восемьдесят семь астрономических единиц. Это была самая долгая экспедиция, в которой я участвовал. Целых шесть лет! Но не только для меня она стала самой долгой. Это был прорыв в истории космоплавания. Прорыв для всего человечества. Ты слышала об этом? Это произошло в две тысячи сто пятнадцатом году, четыре года назад. Тогда все каналы трубили про это.

— Да, я слышала про это… только ПОЛгода назад.

— Как? Почему полгода?

— Ну-у, есть некоторые причины…

Алексей удивлённо поднял бровь.

— А ты полна секретов!

Они дружно засмеялись. Алексей снова налил сока, они сделали ещё по нескольку глотков, и Бионика сказала:

— Хорошо! Раз ты не хочешь космос, тогда пусть будет небо!

— Пусть будет небо! Замечательно! Будем парить среди облаков и наслаждаться головокружительными высотами! Да будет небо!

С этими словами, он прикоснулся к красному кружку, и над столом повисла полупрозрачная табличка с вариантами обстановки. Алексей выбрал одну из команд, и в тот же момент всё вокруг изменилось. Столик парил в воздухе. Вокруг проплывали кучевые облака, озарённые солнечным светом. Где-то далеко внизу виднелись стаи птиц, голоса которых только изредка доносились до ушей. А ещё ниже виднелась земля: бесконечные леса, поляны, озёра, отбрасывающие солнечные блики, крохотные деревенские домики… А где-то у самого горизонта искрился ярко-голубой океан. Лёгкий ветерок едва-едва прикасался к волосам изумлённой девушки, обдавая мягкой прохладой и утренней свежестью.

— Невероятно… — только и смогла выдавить Бионика. Она сидела, поражённая этим видом, и даже не верилось в то, что на самом деле всё это только лишь искусно сделанное живое изображение.

Бионика подумала, что никогда не забудет этот обед! Равно как никогда не забудет того человека, который подарил ей этот обед. Алексей — он заполнил почти весь мозг девушки, покорил, подчинил!.. И Бионика чувствовала, что может сделать абсолютно всё, что бы он ни попросил. Она была уверена, что этот молодой человек никогда не позволит себе какую-нибудь подлость. Он никогда не придаст, никогда не сделает зла. Он совершенен! И плюс ко всему, заключила девушка, он пилот! А как же ей хотелось стать настоящим пилотом!

Может, такое доверие к первому встречному было опрометчиво с её стороны, но она об этом не думала.

Она сидела и совершенно забыла про еду. Мозг был переполнен информацией, впечатлениями, и она даже перестала переживать за то, что сбежала из своего санатория, и что где-то там Геннадий — её создатель — может уже сейчас поставил на уши весь город и разыскивает пропажу.

Алексей предложил, наконец, начать трапезу. И девушка, сияя ослепительной улыбкой, сняла блестящую крышку со своего блюда…

4. Неприятные новости

Геннадий Юрьевич, проверив работы в лабораториях, и удостоверившись в том, что там всё идёт своим чередом, отправился в центр научных открытий, что располагался в особом крыле здания института, куда вход был разрешён только имеющим специальный допуск сотрудникам.

Он зашёл к руководителю проекта «Поиск жизни» Дмитрию Денисовичу Данову, которого студенты за глаза величали «профессор 3D». Этот пухленький старичок давно уже перестал вести лекции, с головой окунувшись в исследовательскую деятельность. А сейчас был как раз такой момент, когда работы было невпроворот. И всё из-за сообщения, поступившего со спутника Юпитера, где была найдена неизвестная форма жизни. Но учёные до сих пор не смогли не то чтобы классифицировать эту «жизнь», они не могли даже со стопроцентной уверенностью сказать, есть ли там действительно что-то, или это и вправду только сбой в работе поисковых систем.

Разговор учёных был долгим. Они спорили, доказывая каждый свою точку зрения.

Дмитрий Денисович провёл сотни анализов поступившего сообщения; всё вроде бы указывало на то, что что-то всё-таки живое нашли на Европе, но дальнейшие анализы говорили о том, что этот процент жизни, всего лишь результат неправильной работы беспилотника. Геннадий Юрьевич развивал свою теорию, но когда разговор заходил о доказательствах, то профессор Левандовский только стучал кулаком по столу и произносил свою коронную фразу, которую все уже знали наизусть: «Я чувствую». Естественно, в «чувства» профессора никто просто так верить не хотел, и поэтому Геннадий Юрьевич настаивал на скорейшем осуществлении пилотируемого полёта к Европе. «…Тем более что Миркос даёт половину денег! — громко заявлял профессор Левандовский. — Роскосмос ворочает такими капиталами, что просто стыдно будет, если мы не полетим к Европе! Только представьте! Американцы летят туда одни и пожинают все лавры!». Дмитрий Денисович парировал: «Дело не в деньгах, а в потере времени. До Европы не так уж и близко лететь», на что Геннадий Юрьевич отвечал, что подобные полёты уже совершались не раз, и повод для тех полётов не был настолько серьёзным, как в данный момент.

В конце концов, Геннадий Юрьевич попросил ещё раз показать ему сообщение, состоявшее из текстового файла и размытой картинки чего-то неопределённого. Снимок был сделан на дне подлёдного океана Европы, глубина во время фотографирования составляла примерно сто двадцать три километра.

Профессор Левандовский вертел в руках пресловутое фото и пытался заметить хоть что-то. Но что он мог заметить своим глазом, если даже специализированные компьютерные программы не смогли определить то, что там было изображено. Обыкновенный размытый рисунок (к тому же ещё и нечёткий) напоминал скорее сюрреалистические абстрактные картины Кандинского или Ротковича, которые были в моде в двадцать первом веке.

В очередной раз ничего не добившись, Геннадий Юрьевич бросил на стол снимок и сказал:

— Денисыч! Но я всё равно добьюсь этой экспедиции! Пусть меня считают сумасшедшим, но полёту быть! Тем более что Джон Паркер уже выбил деньги из Миркоса. А мы чем хуже?!

— Мы хуже? Никто не говорит, что мы хуже, Ген! Просто попробуй убеди этих набобов из Роскосмоса! Они сидят на горах денег и боятся потратить копейку. А ты говоришь о довольно-таки кругленькой сумме.

— Да какая ж это кругленькая сумма!

— Ну-у! Скажешь тоже! Для них что угодно может быть кругленькой суммой.

Геннадий Юрьевич махнул рукой, не желая больше разговаривать на эту тему. Он собрался завтра же лететь в главный офис Роскосмоса и оббивать пороги всех тех, кто занимается финансированием и рентабельностью космических полётов.

Когда Геннадий Юрьевич уже попрощался с «профессором 3D» и подошёл к двери, Дмитрий Денисович вдруг окликнул его:

— Кстати, Гена. А как там поживает дело всей твоей жизни?

— Ты о чём?

— О Бионике.

— А! — с досадой махнул рукой профессор Левандовский. — Она двоечница!

— Что так? — улыбнулся Данов.

— Не хочет учиться! Год! Уже год прошёл после того, как я загрузил в неё всю информацию, а она топчется на одном месте и не хочет познавать мир.

— Постой. Может, ты что-то упустил?

— Что?! Что я упустил?

— Может, ей не хватает чего-нибудь?

— Чего?! Ума ей не хватает, вот что!

Данов засмеялся:

— Ты слишком строг с ней.

— Я строг?! Я?! Да я даю ей полную свободу действий! Она может ходить, куда хочет, делать, что хочет… Что угодно! А она… — и тут профессор скривил рот и прогнусавил: — «Я проснулась, потому что…» Тьфу!

Он с досады попытался взять за козырёк свою бейсболку и бросить её на пол, но нащупал около лба пустое пространство.

— Ах ты, чёрт! Ещё и бейсболку где-то посеял!

Дмитрий Денисович снова не удержался от смеха.

— Не расстраивайся, Ген! Всё образуется. Дай ей какую-нибудь встряску. Ей нужен толчок! Её мозг до сих пор живёт в инкубаторе. А ей нужно пространство! Целый мир! Мне кажется, что, если ты выведешь её в люди, так сказать, то дела сдвинутся с мёртвой точки. Ведь ты даже не знаешь, на что способна эта девочка. Какие у неё таланты! Может, она станет супер гением! Может, с её помощью человечество выйдет на новую ступень развития! А ты держишь её взаперти.

— Что значит, взаперти? Она гуляет, плавает…

— Это всё не то, Ген. Ей нужен мир. Толчок!

— Пинок под зад ей нужен…

— Не унывай ты так, — улыбнулся Данов и похлопал друга по плечу. — Время — лучший друг искусственного интеллекта! Со временем она всех нас обставит, и уже мы будем ходить к Бионике Геннадьевне Левандовской за советом.

— Всё шутишь, да? Шутишь! Ещё со студенчества твои шуточки у меня вот где! — Геннадий Юрьевич провёл ребром ладони по своей шее.

Данов покачал головой и сказал:

— Ладно, иди. Папаша! У меня дел целая гора.

— А у меня две горы. Одна называется Роскосмос, а вторая — Бионика!

Данов в очередной раз рассмеялся, а Геннадий Юрьевич, наконец, покинул кабинет старого друга, с которым ещё в юности учился в одной группе института.

Профессор снова вернулся к себе в кабинет. Проблем навалилось целая куча, и подумать было о чём. Геннадий Юрьевич хотел остаться один, чтобы сосредоточится и принять нужные решения. С одной стороны нужно было наседать на Роскосмос, потому что профессор не хотел отступать от своего замысла о пилотируемом полёте на Европу. С другой стороны — Бионика, которая его не слушается. Старый друг, Дима Данов, посоветовал выпустить её в мир, «нужна встряска», сказал он, и, может быть, был прав! Определение «искусственный интеллект», конечно, не слишком-то подходило к Бионике — её мозг был бионическим, выращенным в инкубаторе, практически ничем не отличающимся от настоящего, человеческого. Как раз этого и добивался профессор Левандовский; он хотел, чтобы его создание не было обычным роботом или киборгом — он хотел создать человека нового поколения… Как будто бы, у него получилось, но Бионика в последнее время стала всё больше его расстраивать, не желая воспринимать окружающий мир и делать соответствующие выводы.

Геннадий Юрьевич сидел на том же диване, на котором сидел Джон Паркер. Недопитый стакан мохито до сих пор стоял на столике, а профессор тупо уставился на него невидящим взглядом. Он полностью погрузился в свои мысли, и, казалось, ничто не сможет вывести его из этого состояния.

Но, не прошло и двадцати минут, как профессор вышел из мира дум. Он принял решение: вечером он вернётся в санаторий, переночует там, потом, утром, проведёт диагностические процедуры Бионики, и посадит её в свой аэрокар. Они полетят смотреть мир. Геннадий Юрьевич мысленно согласился с советом Дмитрия Данова — Бионике нужна встряска! И может быть тогда её мозг начнёт работать в полную силу.

Это решено. Весь завтрашний день он посвятит Бионике. За одно и выходной себе сделает! Хотя как раз в эти дни выходной делать бы и нежелательно. Но, что поделаешь! На что не пойдёшь ради любимой дочери! Профессор улыбнулся при этой мысли. Хотя, почему бы и не представить широкой общественности Бионику, как настоящую дочь? Скажем, как какую-нибудь внебрачную!.. Об этой девушке знали только некоторые — самые близкие друзья, которым можно доверять, ведь Геннадий Юрьевич не хотел, чтобы его тайна была раскрыта.

Друзья этого решения, конечно, не понимали; они сто раз спрашивали Левандовского, почему он не хочет, чтобы о Бионике узнал весь мир. Но Геннадий Юрьевич был своеобразным человеком, и, если вобьёт что-то себе в голову, то это уже окончательно. Он не хотел, чтобы о ней знали, и всё!

Итак, завтра — Бионика, а послезавтра — Роскосмос.

Геннадий Юрьевич задумал всё-таки полететь туда, не откладывая.

Он рывком встал с дивана, чтобы связаться с главным офисом концерна. Ему ответил главный секретарь. Профессор записался на послезавтра, на двенадцать часов пополудни.

Ещё немного посидев и поразмыслив о том, о сём, Геннадий Юрьевич решил, что на сегодня хватит — его рабочий день закончен… Хотя, конечно, было ещё много дел, но профессор решил вернуться к Бионике, которую так быстро покинул сегодня утром. Сейчас профессору почему-то стало жалко эту бедную девушку: он кричал на неё, ругал, а потом и вовсе оставил одну! Да, нужно лететь к ней, чтобы хоть как-то скрасить её одинокое существование.

Геннадий Юрьевич покинул кабинет и пошёл на парковку.

Аэрокар стоял, блестя на солнце — вымытый, обеззараженный, продезинфицированный!.. Геннадий Юрьевич терпеть не мог грязь. Его чистоплотность порой доходила до абсурда! Болезненная мания чистоты веселила окружающих, но никто не смел при Левандовском даже заикнуться об этом. Профессор был «большим человеком», светилом в мире науки; его разработки использовались не только на Земле, но и в космосе; и поэтому, он имел довольно-таки большой вес в обществе. Попробуй тут посмейся в открытую! Сразу вылетишь с работы, и не просто вылетишь, а ещё и с отвратительной характеристикой, из-за которой тебя больше никогда, никуда не примут. Профессор, конечно, знал, что над ним посмеиваются, но ему было глубоко наплевать: «Пусть смеются, но только, чтобы я этого не слышал!», думал профессор и продолжал мыть руки сотый раз за день.

Пилот дремал в аэрокаре. Геннадий Юрьевич громко хлопнул в ладоши, от чего бедный пилот подскочил на своём кресле и стал усиленно протирать глаза.

— А этот всё спит! — говорил профессор, садясь в кресло. — Нет, чтобы заняться чем-нибудь полезным!

— Да вроде бы всё уже сделано: бригада уборщиков вымыла тут всё, механика работает исправно, электроника тоже, что мне де…

— Поговори мне ещё! — перебил его Геннадий Юрьевич. — Будешь много разговаривать — найду другого пилота. Немого!

— Да, что же я такого сказал?

— Так! Полетели, всё! Некогда мне.

— Куда?

— В санаторий.

Пилот молча кивнул, и через несколько секунд аэрокар уже был в воздухе.

Аэроплоса была свободной, поэтому полёт занял всего двадцать минут. Институт, где работал профессор Левандовский, находился недалеко от Симферополя в Крыму, а санаторий был расположен на побережье Чёрного моря.

Когда аппарат приземлился, профессор выпрыгнул из салона и бодрым шагом направился к главному входу в здание. На пороге его уже встречал администратор, которого Геннадий Юрьевич любил называть дворецким. Это был робот, с виду ничем не отличающийся от человека. В его обязанности входило решать все организационные вопросы санатория и руководить обслуживающим персоналом, который сплошь состоял из таких же «очеловеченных» роботов, как и сам дворецкий.

— И снова здравствуйте! — поприветствовал Леонардо (так звали администратора).

— Привет… — буркнул профессор и сделал несколько шагов по холлу. Но вдруг резко обернулся и спросил: — Бионика у себя?

Брови Леонардо поползли вверх:

— Но, сэр! Как она может быть у себя, если её нет в санатории?

— Чт… Что? Что значит нет? А-а понял! — Профессор похлопал себя по лбу. — Она пошла на море.

— Нет.

— В лес?

— Нет.

— В… поле?..

— Нет, сэр. Вы, должно быть, запамятовали, что взяли её с собой в полёт.

— В какой полёт?

— Сэр, она ведь полетела с вами. В вашем аэрокаре. — Дворецкий утвердительно кивнул.

Геннадий Юрьевич стоял, как вкопанный. Он не мог ничего понять. Как Бионика могла полететь в аэрокаре?..

— Ты что, с ума сошёл, Лео?! Ты перегрелся? Тебе нужно заменить микросхемы или мозговой процессор?

— Нет. Со мной всё хорошо, сэр. Мои процессы, как физиологические, так и мозговые, находятся в полном порядке.

— Так, почему же ты несёшь всякую хрень?!

— Какую именно хрень я несу, сэр?

— Ты сказал, что Бионика отправилась со мной в моём аэрокаре!

— Да. Я это сказал, сэр.

— И, по-твоему, это не бред?!

— Нет, сэр.

Геннадий Юрьевич развёл руками. Что же за напасть-то такая в последнее время с этими роботами! Один несёт околесицу, другая не слушается…

— Так, Лео. Скажи мне, где Бионика? Она ушла гулять?

— Она полетела с вами, сэр.

— Да чёрт тебя подери! Лео!

— Да, сэр, — невозмутимо произнёс дворецкий, ещё выше поднимая подбородок.

— Во-первых, перестань кривляться! — сказал профессор, видя как администратор старается копировать манеры дворецких, что жили в восемнадцатом-девятнадцатом веках. — Во-вторых… ГДЕ БИОНИКА, черти бы тебя разодрали, чёртов ты дворецкий?!!

— Я-а-а… не знаю, как вам сказать… сэ-эр.

— Ты что, завис?

— Нет, сэр.

— Так, говори.

Леонардо посмотрел по сторонам, скривил недовольную мину и членораздельно произнёс:

— Геннадий Юрьевич, сэр, Бионика отправилась с вами в полёт на вашем аэрокаре. Когда последние ящики были загружены, она подошла к грузовому отсеку и вошла внутрь. Затем, трап был поднят, аэрокар стартовал, и вы все улетели в сторону Симферополя. Если даже сейчас я сказал «хрень», то я уже не знаю…

Обиженный дворецкий сложил руки на груди и стал смотреть вдаль, снова подняв подбородок.

Глаза профессора полезли из орбит. Бионика вошла в аэрокар и улетела с ним??? Он не мог в это поверить! Как??? Как такое могло случиться? Как Бионика могла так поступить? Нет. Этого не может быть! Этот тупой дворецкий всё напутал. Ему показалось, что один из роботов-грузчиков был похож на Бионику. Но, как робот-грузчик может быть похож на Бионику?! Это всё равно, что спутать тапок и самолёт! Нет, не может быть.

— Хорошо, — сказал Геннадий Юрьевич. — Давай сначала. Ты говоришь, что…

— Бионика улетела с вами, сэр. Это также верно, как то, что меня зовут Леонардо. В конце концов, вы можете проверить по камерам, если мои слова вас не устраивают.

— По камерам, говоришь… по камерам… Хорошо, пусть будет по камерам. Покажи мне записи.

— Сию минуту, сэр.

Леонардо протянул ладонь вверх. В её средине образовался маленький объектив, с виду никак не отличающийся от тех объективов, что применялись в фотоаппаратах в далёком прошлом. Объектив засветился беловатым светом, а над ладонью дворецкого сформировалось голограммное изображение, диаметр которого был равен полтора метра; дворецкий «утонул» в изображении.

— Ты что, издеваешься надо мной? — сказал профессор и склонил голову набок.

— Нет, что вы, сэр!

— Тогда уменьши изображение!

— Слушаю, сэр.

Изображение было уменьшено.

Запись представляла лужайку перед зданием санатория, на которой стоял аэрокар профессора. Трап был открыт, и роботы-грузчики двигались туда-сюда, загружая ящики. Геннадий Юрьевич видел себя, пилота и ещё двух человек, с которыми прилетал сюда по делам. Мужчины стояли и разговаривали. В это время, грузчики заканчивали свою работу. Последний робот поставил ящик в грузовой отсек, вышел из него и отправился к себе в секцию; показатели «здоровья» роботов-грузчиков были видны в боковой колонке голограммы; было видно, что робот-грузчик, как и все его «напарники» стал в свою секцию и вошёл в спящий режим.

Немного погодя, мужчины зашли в салон аэрокара. Трап оставался открыт. Аэрокар, как помнил Геннадий Юрьевич, простоит ещё пару минут, прежде чем взлететь. И вот, через какое-то непродолжительное время, профессор заметил, как из боковой двери вышла Бионика. Она медленными шагами шла по направлению к аэрокару. Дорожка сворачивала вправо, но эта девчонка свернула влево! К открытому трапу! Пройдя ещё несколько шагов, она вдруг сорвалась с места и запрыгнула в грузовой отсек.

— Ах-х ты паразитка!!! — вскричал профессор. — Чёртова взбалмошная девка! Она вбежала в грузовой отсек! Вот тварь, а!..

Геннадий Юрьевич не мог поверить своим глазам. Он всматривался в изображение, пытаясь не упустить ни малейшей подробности. Но смотреть тут уже особо было нечего: вскоре трап закрылся, и аэрокар улетел, унося в грузовом отсеке девятнадцатилетнее бионическое существо женского пола.

Дворецкий отключил картинку и опустил руку. Его глаза с торжеством смотрели на бедного профессора, который даже как-то осел от изумления, упёршись руками в колени.

— Она улетела… она улетела… — как мантру, повторял профессор, но потом резко выпрямился и закричал: — Где пилот?!

Геннадий Юрьевич бросился к двери и выбежал на лужайку. Зачем-то остановился, и снова побежал к аэрокару, где до сих пор находился пилот.

Влетев в кабину, профессор закричал:

— Олег!

Пилот снова подпрыгнул в кресле.

— Я здесь… я не сплю, Геннад…

— Ты, чёртова скотина! Что ты натворил!

— Я???

— Да! Ты! — профессор навис над пилотом и тихим голосом, от которого кровь у бедного пилота застыла в жилах, спросил: — А ну-ка скажи мне, сколько пассажиров было на борту, когда мы улетали отсюда сегодня утром?

— Э-э-э… трое. Вы и ваши коллеги. Со мной — четыре человека.

— И всё?

— И всё, — кивнул пилот.

— А в грузовом отсеке?

— Что в грузовом отсеке? Там стояли какие-то ящики, которые вы везли в институт.

— А ты не удосужился посмотреть, всё ли там в порядке, в этом грузовом отсеке, перед тем, как взлететь?

— Там всё было в порядке. Ящики загружены, стабилизированы…

— А камеры в грузовом отсеке тебе для чего?

— Чтобы убедиться, что там всё хорошо.

— А там всё было хорошо, когда ты закрывал трап?

— Да.

— А не видел ли ты ещё одного пассажира, который решил прокатиться с нами и залез в грузовой отсек?

Пилот весь съёжился в кресле.

— Н-нет… — тихо сказал он.

— А НАДО БЫЛО ВИДЕТЬ! — закричал Геннадий Юрьевич. — Туда заскочила одна особа, которая теперь по твоей милости находится чёрте где, и я даже не могу себе представить, где её искать! Чем ты думаешь?! Как можно взлетать, не убедившись в том, что в грузовом отсеке не находится что-то, кроме груза?! Где мне её искать теперь, а?! Она сбежала, благодаря тебе!

— А кто сбежал?

— Не твоё собачье дело! Заводи, полетели обратно!

— Слушаюсь…

5. Сумасшедший начальник

В то время как аэрокар профессора Левандовского мчал обратно в институт, Бионика, вместе со своим новым знакомым, шла по большому парку развлечений. Алексей привёл её сюда после того, как их обед в ресторане был окончен. Девушка была в восторге от такого аттракциона, она сияла от счастья и не пыталась скрывать этого.

Теперь, ступая по небольшим дорожкам, выложенным разноцветной плиткой, Бионика смотрела по сторонам, изучая тот мир, в который так давно хотела попасть. И почему, думала она, Геннадий раньше не выпускал её из санатория, где она жила затворницей всею свою жизнь? Большой мир такой интересный, наполненный событиями, радостями!.. Те видео и голограммные ролики, что она пересматривала практически каждый день, сидя в холле на четвёртом этаже, не шли ни в какое сравнение с тем, что она видела и чувствовала сейчас. «Полное погружение», и «эффект присутствия» не могли полностью заменить настоящего, реального мира. И только теперь она чувствовала настоящее счастье.

Алексей шёл рядом, рассказывая ей всякие истории про космос и про то, как он летал в тот знаменитый полёт к облаку Оорта. Бионике было очень интересно, и она постоянно перебивала рассказчика разными вопросами.

Девушке было приятно находиться в обществе этого молодого человека, и ей хотелось, чтобы этот день никогда не заканчивался.

Из-за всех этих впечатлений и новых открытий, Бионика совершенно забыла про свой побег и про то, что может быть уже в данный момент, Геннадий обнаружил пропажу и пытается найти беглянку. И что будет, когда он её найдёт? Но её душа была переполнена новыми чувствами, а всё старое отошло на задний план.

Вскоре тенистый парк закончился, и молодые люди вышли на площадь, где располагались всевозможные аттракционы.

Сбоку стоял автомат, продающий мороженое и напитки. Алексей купил классическое крем-брюле и лимонной воды. Молодые люди зашли в небольшую беседку, чтобы немного отдохнуть.

— Ну что? — спросил Алексей. — Ты ещё не устала?

— Нет, что ты! Я готова бродить тут хоть целую вечность! Да, и спасибо за невероятно прекрасный и интересный обед. Такого я не ожидала, честно!

— Рад, что тебе понравилось. Ешь мороженое, или ты предпочитаешь следить за фигурой? — Он улыбнулся.

— Нет! Я за ней не слежу.

— А как же всякие калории?

— А лишние калории автоматически утилизируются! Остаётся только самое необходимое.

Алексей непонимающим взглядом уставился на девушку:

— Как это автоматически утилизируются?

— Ну, как… — И тут Бионика поняла, что взболтнула лишнего. Ей очень не хотелось, чтобы Алексей узнал про то, что на самом деле она не настоящий человек, а искусственно выращенный. Он воспринимал её как настоящую девушку, общался с ней, угощал, смотрел ей в глаза, и в его взгляде было что-то такое, о чём Бионика могла только догадываться. Но она знала точно, что этот молодой человек относится к ней совсем не так, как ко всем остальным девушкам. Но, если он узнает, что Бионика на самом деле не настоящая, станет ли он и дальше общаться с ней? Она очень боялась, что он узнает правду, и поэтому опустила глаза и замолчала.

— Ника.

— Что, Лёш?

— Тебя что-то тревожит? Ты как-то сразу погрустнела. Что случилось?

— Да так… ничего.

Наступило долгое молчание. Никто из них не знал, что сказать.

Недалеко начинались аттракционы: люди визжали, проносясь на бешеной скорости по кольцевым горкам; где-то высоко в небе летали при помощи реактивных ранцев любители острых ощущений; воздушный бассейн был полон народу. Лето было в полном разгаре, и посетители парка веселились на всю катушку.

Бионика смотрела на бесконечные аттракционы, изучая людей, их взаимоотношения и поведение; она замечала, что некоторые люди вели себя очень шумно, некоторые более сдержано, а некоторые предпочитали пассивное философское уединение где-то в тени, занимаясь созерцанием окружающего мира. Бионика вдруг поняла, что относится к последнему типу людей. Годы, проведённые в одиночестве, сделали из неё меланхолика, не способного слишком долго веселиться. Ей, конечно, хотелось прыгать, кричать от радости, громко смеяться, но потом почему-то наступал такой момент, когда какая-то непонятная грусть наваливалась всей своей тяжестью и не давала выхода эмоциям. Бионика поняла, почему у неё всё происходит именно так, — во всём виноват Геннадий, который неизвестно зачем держал её взаперти. Девушка нахмурилась, и лёгкая досада тронула её сердце. Бионика даже немного злилась на своего создателя, который лишил её всех этих радостей жизни. Но, немого подумав, она всё-таки решила, что Геннадий знает гораздо больше, чем она, и, если он решил, что ей ещё рано выходить в мир, то, значит, так оно и есть.

И тут, она вспомнила… и вскрикнула от неожиданной мысли.

— Сколько времени?! — вырвалось у неё.

— Полпятого, — ответил изумлённый Алексей.

— Чёрт… Чёрт! Надо спешить! Уже полпятого! Геннадий, наверное, уже улетел!..

Она вскочила со скамейки и остановилась, не зная, что делать.

— Кто улетел? Куда? Какой Геннадий?

— Геннадий… это… это… мой папа. Он… вернее, его транспорт был на парковке, где мы познакомились…

— Тот аэрокар его?

— Да. Папа сказал, что вечером возвратится в санаторий. А мня там нет…

— Постой, постой. Я ничего не понимаю.

— Я… — Бионика сделала продолжительную паузу. — Я сбежала.

— Сбежала?! Откуда?

— Из санатория, где я жила.

— Но почему ты жила в санатории?

— Я там родилась и поэтому… Но я хотела выбраться оттуда, а папа не хотел сегодня утром меня брать с собой!.. И я тайком пробралась в его аэрокар, спряталась в грузовом отсеке и…

Вдруг Алексей засмеялся.

— Так ты беглянка! — воскликнул он. — Вот почему ты была так одета, когда я тебя встретил! Я раньше не хотел об этом спрашивать, но ты сама решила рассказать. Да-а. Достанется тебе теперь от твоего папаши!

— Ты даже не представляешь, как достанется! Ведь он такой строгий!

— А ты живёшь в этом санатории вместе с отцом?

— Нет, он живёт в Симферополе, а меня только навещает.

— Но, почему так?! Я ничего не понимаю. Ты родилась в санатории… Твой папа что, постоянно снимает тебе там комнаты?

— Нет, это его санаторий.

— Его?!

— Да.

— Так, кто же твой папа? Чиновник?

— Нет. Он учёный.

— А как его зовут? Постой! Ты сказала, Геннадий, верно?

— Да.

— Геннадий Юрьевич?

— Да.

— Левандовский?!

— Да.

— Чёрт. Тогда у тебя действительно большие проблемы!

— Ты знаешь моего папу?!

— А кто ж его не знает! Это ведущий учёный!.. Самый умный и… самый нервный… Прости, но это так.

Бионика слегка улыбнулась.

— Так что же теперь делать? — спросила она.

— Что-что? Нужно срочно отвезти тебя в санаторий, и надеяться, что твоего отсутствия не заметил Геннадий Юрьевич! Пойдём!

— Стой, — сказала Бионика. — Может, вернуться в аэрокар?

— Так. Мы сейчас бежим на парковку, и, если аэрокара профессора там не окажется, то я тебя отвезу сам. Пойдёт?

Она кивнула, и они быстрыми шагами пошли к выходу из парка, оставив на низеньком столике недоеденное крем-брюле.

Парковка, естественно, оказалась пуста.

Бионика была в таком отчаянии, что слёзы просто брызнули из её глаз. Вот теперь-то ей несдобровать! Девушка даже не могла себе представить, что сделает Геннадий, когда узнает о её проделках.

Алексей, как мог, успокаивал её, но все его увещевания были напрасны.

Он снова потянул плачущую девушку за руку; Бионика даже не спросила, куда он её тащит, — все её мысли были заняты только лишь будущим разговором с «папой» (если это вообще можно будет назвать разговором!).

Алексей быстро вёл её куда-то… И вот, наконец, они остановились около небольшого джетлайнера. Алексей усадил девушку на переднее сидение, а сам прыгнул в пилотское кресло. Через пару секунд, джетлайнер уже взлетел и направился к ближайшей аэрополосе.

— Ника, куда нам лететь? — спросил Алексей, набирая высоту. Но, видя, что в данный момент от неё мало, что можно добиться, он решил задать вопрос юнилайну. Алексей спросил поисковик: «Где находится санаторий профессора Левандовского». Секунду спустя, перед его глазами появилась голографическая полупрозрачная карта Крымского полуострова; затем, карата быстро увеличилась, показывая точное расположение искомого объекта. Внизу были даны точные координаты. Алексей не стал заморачиваться с пилотированием джетлайнера, — ввёл координаты, среднюю скорость движения, и предоставил все действия автопилоту. Потом повернулся к плачущей девушке.

Он обнял её. Она не противилась — наоборот, Бионика уткнулась в его плечо лбом, и уже совсем скоро это плечо стало мокрым от непрекращающихся слёз.

Джетлайнер вышел на главную трассу, заполненную транспортом. Скорость была приличной, и расчёты показывали, что уже совсем скоро они достигнут места назначения.

Аэротрасса была разделена на два встречных направления, и как раз на встречной полосе показался аэрокар, который явно спешил куда-то, постоянно обгоняя каждого, кто вставал у него на пути.

Алексей и Бионика были так поглощены друг другом, что не заметили, как вдруг тот самый аэрокар, нарушая все правила аэродвижения, сначала пронёсся мимо, но потом, резко сбросил скорость и в следующий момент совершил такое, за что запросто могли посадить в тюрьму, причём надолго. Летательный аппарат сделал «мёртвую петлю», не покидая пределов аэрополосы, завернул крутой вираж, и помчался в обратном направлении прямо навстречу движению. Встречный транспорт вмиг остановился, давая дорогу этому «дебилу». Транспортный поток был нарушен, зазвучала сирена; небольшие беспилотники, принадлежащие полиции, вмиг понеслись следом за нарушителем. Весь движущийся транспорт отлетал по сторонам, опасаясь столкновения.

Аэрокар набирал скорость и постепенно входил в поток, принимая правильную полосу.

Все участники движения думали, что на этом сумасшедший остановится, тем более что за ним по пятам следовали четыре беспилотника полиции — с мигалками и сереной. Но они все ошиблись! Безумный пилот аэрокара снова поразил всех: аппарат взвился вверх, видя, что с боков обгонять транспорт, который до сих пор оставался на аэрополосе, будет сложно, и помчался над крышами транспортных средств. Это уже перешло все границы; беспилотники включили форсаж, чтобы побыстрее догнать нарушителя, а в следующую секунду выстрелили в аэрокар энергетической сетью, которая сразу должна была вырубить транспортное средство и остановить. Должна была! Но не вырубила… Аэрокар только дёрнулся… и продолжал свой безумный полёт.

Сидя в своём джетлайнере Алексей придвинул своё кресло как можно ближе к креслу девушки. Он смотрел на неё, обнимал, и казалось, что не пройдёт и минуты, как он попытается её поцеловать, но вдруг эту идиллию нарушил какой-то шум.

Сирены, какофония всевозможных сигналов, призывы полиции: «Немедленно остановитесь!»; некогда ровный строй джетлайнеров вдруг стал рушиться: транспорт стал останавливаться и сдвигаться к краям аэрополосы.

Алексей в недоумении обернулся назад, пытаясь разглядеть, что же там могло случиться. Бионика тоже заинтересовалась происходящим и внимательно смотрела назад.

И как раз в этот момент, они заметили причину всего происходящего: это был аэрокар.

— ЭТО АЭРОКАР ГЕННАДИЯ! — закричала Бионика и схватилась за голову.

— Профессор… — начал было Алексей, но происходящее не дало ему закончить фразу.

Аэрокар мчался прямо на них, и, казалось, даже не думал останавливаться!

Транспорт расступался, давая дорогу взбесившемуся пилоту. Джетлайнер Алексея, следуя запрограммированной функции при аварийных ситуациях, тоже сдвинулся ближе к обочине и почти остановился. Абсолютно у всех мигали ярко-красные огни аварийной сигнализации.

Между тем, аэрокар, преследуемый полицией, наконец, начал сбавлять скорость, и теперь плавно приближался к джетлайнеру Алексея. Не прошло и десяти секунд, как аэрокар остановился и перегородил путь.

— Боже мой, — шептала девушка, — он меня нашёл… Он меня нашёл…

— Но, как он мог найти тебя? Не мог же он на такой скорости заметить нас… то есть, тебя, сидящую в салоне! Это невозможно!

А Бионика продолжала шептать, уставившись в пол:

— Датчики… я забыла про датчики… он может найти меня где угодно… я забыла про датчики…

— Какие датчики? — не понял Алексей.

Но Бионика не ответила, — она полностью погрузилась в свои мысли и шептала, что-то нечленораздельное; со стороны могло показаться, что она сошла с ума. Алексей, надо сказать, так и подумал. Его мысли вдруг стали выстраиваться в единственно правильную последовательность, подтверждаемую фактами: Ника жила в санатории, профессор не хотел её брать в город, потом, она сбежала в одной ночнушке и вышла на парковку, совершенно не отдавая себе отчёт в том, что она делает, ведь под ночнушкой не было больше никакой одежды! Какая нормальная девушка стала бы так себя вести? Потом: манера общения девушки была какой-то странной, — создавалось впечатление, что она всё вокруг видит впервые! А какая нормальная девушка станет так реагировать на обыкновенные магазины, кафе и что бы то ни было ещё, присутствующее в городе? И теперь она сидит, смотрит в пол и бормочет что-то себе под нос, ничего не видя и не слыша вокруг.

Напрашивался единственный вывод — она сумасшедшая! Недаром, профессор держал её в санатории! К тому же, никто, никогда не слышал про так называемую «дочь» профессора Левандовского. Профессор даже был не женат! Вернее, он был женат, но его женой была его работа! Не могла же «работа» родить ему дочь!

«Она сумасшедшая! — думал Алексей, сверля глазами молодую девушку. — Чёрт возьми, она сумасшедшая! Боже мой! Но неужели она и вправду его дочь? Может, она просто какая-нибудь подопытная…» Алексей содрогнулся от этой мысли. Неужто наука до сих пор применяет опыты на людях?! От этого становилось даже как-то страшно.

Но молодой человек вынужден был прервать свои рассуждения, так как у аэрокара, подлетевшего вплотную к джетлайнеру, открылась боковая дверь, и оттуда высунулся профессор Левандовский собственной персоной. Он что-то кричал, но звукоизолирующее стекло джетлайнера не давало понять, что именно. Алексей опустил стекло и услышал только окончание фразы:

— …немедленно! — кричал профессор, размахивая руками.

И тут аэрокар облепили беспилотники, что постоянно выпускали парализующие электронику энергетические сети, которые никак не действовали на транспорт профессора. Из корпусов беспилотников вылетели несколько крохотных «шмелей», которые устремились внутрь аэрокара и сразу же сковали по рукам и ногам двух правонарушителей — пилота и профессора. Преступники наконец-то были обезврежены и лежали теперь на полу салона, ожидая приговора, который будет вынесен в течении двух-трёх минут.

Профессор кричал благим матом, пытаясь сдвинуться с места, но что он мог сделать против энергетических наручей и поножей, которыми его снабдила полиция?

Пилот полностью смирился с судьбой и тихо лежал, ожидая самого худшего; очевидно, он проклинал тот день, когда решил устроиться пилотом к профессору.

Бионика со страхом смотрела на всё это действо и даже не пыталась представить, что будет дальше. Ей было страшно и за себя, и за Геннадия, и за пилота; а также ей очень не хотелось, чтобы из-за неё пострадал её новый знакомый, с которым она провела почти весь день.

Ситуация на аэрополосах понемногу стабилизировалась: транспортные потоки вошли в обычный темп; единственным препятствием оставались только три аппарата, что стояли посреди полосы, создавая помеху. Третьим аппаратом был джетлайнер полиции, который уже прибыл неизвестно откуда, и выпустил маневровую гравитоплощадку, на которой собрались силовики. Они размеренно продвигались к аэрокару. Вскоре, дверь была открыта, а преступники схвачены. Их вывели из аэрокара на гравитоплощадку, и собирались уже посадить в специальный отсек для «непослушных граждан», как вдруг профессор, изо рта которого в последние несколько минут вылетала только нецензурщина, смог-таки сказать что-то, имеющее смысл:

— Я имею право позвонить, черти вы волосатые! Отдайте мне телефон, иначе я вас засужу, и вы пожалеете, что когда-то в юности пошли работать в силовые ведомства! Законы я знаю!

— Вы сможете позвонить, сидя в нашем транспорте, — сказал один из полицейских.

— Чёрта с два я туда сяду! Я сказал, телефон мне отдайте!

— Мы не имеем права возвращать телефон правонарушителю.

— Ещё как имеете! Открой статью и прочитай!

— Какую статью?

После пулемётного речитатива брани, профессор прорычал:

— Я что должен наизусть знать все статьи законодательства? Я знаю одно, что телефон вы обязаны забрать только в том случае, если подозреваемому некому позвонить, или он этого не хочет. А я ХОЧУ позвонить, тем более что право на это у меня есть. Отдай телефон, гад!

Полицейские немного пошушукались и всё-таки вернули профессору его телефон, но предварительно отключили на нём юнилайн.

— Вообще-то, за оскорбление полиции вам могут присудить… — начал было полицейский, но его нагло перебил профессор.

— Мне плевать!

— Ну, плевать, так плевать, — развёл руками полицейский и стал ждать, когда пожилой преступник сделает свой законный последний звонок, который с этого момента был дистанционно прослушиваемым.

А Геннадий Юрьевич в это время уже говорил с кем-то:

— Стэнли! Это случилось!.. Да. Арестовали! Повязали гады… Да. И пилота тоже… Ну как это причём!? ОН же всё-таки вёл аэрокар… Ничего, ничего, я ему премию выпишу! Отгул дам, пусть подлечит нервы после сегодняшнего дня!.. Чего ты смеёшься?! Тут трагедия, а он смеётся! Ладно, слушай меня внимательно. Ты помнишь, что ты мне обещал?.. Вот и выполни, пожалуйста… Ну и что, что полиция! А ты натрави на них сам знаешь кого! И вообще! Я только что принёс пользу общественности, остановив потенциально опасный субъект!.. Ну как, какой??? Опасный для общества субъект, который сбежал из лаборатории! Ты представляешь, что натворил бы этот субъект, если бы я его вовремя не остановил?! Так что, они ещё в ножки мне должны кланяться, что я выполнил за них их же работу!.. Так, всё! Хорош болтать! Вызволяй меня по-быстрому, а то у меня ещё много дел! Как понял, солдат?.. Вот и отлично! Жду.

Геннадий Юрьевич отключил связь и вернул телефон полицейскому.

Пилот аэрокара уже сидел в закрытом отсеке полицейского джетлайнера.

— Теперь, — сказал полицейский, — прошу следовать за мной.

— Да, никуда я не пойду!

— Нет. Вы пойдёте, уважаемый! Не заставляйте меня применять силу.

— Послушай, как тебя зовут? — вместо ответа сказал профессор.

— Какая вам разница?

— Так вот, что я тебе скажу, мистер Какая-вам-разница! Если ты заставишь меня туда сесть, я добьюсь того, чтобы тебя отправили на Меркурий! В долгосрочную миссию. Без права на смену вахты.

— А теперь вы меня послушайте, мистер Долгосрочная миссия! Ещё одно слово, и терпенье моё закончится! Марш в джетлайнер!

Профессора обступили со всех сторон рослые детины в бронированных экзокостюмах. Профессор по сравнению с ними выглядел маленьким ребёнком. Но ребёнок этот оказался очень непослушным: когда несколько рук схватили его за локти, правонарушитель стал брыкаться и извергать такую брань, что даже у полицейских немного подвяли уши. Что уж говорить о Бионике, которая наблюдала всю эту картину!

Алексей, конечно, знал взбалмошный характер профессора Левандовского, но такого он никак не ожидал. «Неужели и Ника может быть такой?» — думал он. Но, посмотрев на девушку, он понял, что она совершенно другая. По сравнению с папой, она была совершенно нормальной. Ну, может быть, немного странной, но, во всяком случае, не устраивает истерик. Она сидела и расширенными от удивления глазами смотрела, как Геннадия тащат к полицейскому транспорту. Геннадий Юрьевич не мог ничего сделать против тренированных профессионалов, но всё равно не сдавался.

И только когда его уже почти что впихнули в полицейский транспорт, что-то случилось: полицейские получили приказ остановиться, а вдалеке на аэрополосе показался ещё один джетлайнер. Но это был непростой джетлайнер, — особая расцветка и специальная сигнализационная световая система показывала каждому, что сюда движется правительственный транспорт.

Полицейские замерли, ожидая дальнейших указаний.

Геннадий Юрьевич, наконец, успокоился и, вытряхнув себя из цепких объятий полиции, стоял и пытался плечом вытереть выступивший пот на лбу, так как руки у него до сих пор были скованы.

Не прошло и полминуты, как правительственный джетлайнер «причалил» к аэрокару профессора Левандовского.

Открылся небольшой трап, и внутри показались несколько человек.

Это была только охрана, но за мощными спинами холёных телохранителей стояли два человека в чёрных костюмах.

Из-под днища правительственного джетлайнера плавно выехала полукруглая гравитоплощадка. Охранники степенно спустились и рассредоточились по её бокам, давая дорогу своим хозяевам.

Вышли два человека. Одним из них был министр иностранных дел Владимир Сергеевич Синицын. Вторым человеком был тот самый американец, который не так давно попивал мохито, сидя на диване в кабинете профессора Левандовского.

— О! — воскликнул Геннадий Юрьевич. — Джон! И ты тоже здесь! Какими судьбами? — Профессор сделал несколько шагов навстречу высокопоставленному гостю и сказал: — Добрый день, Владимир Сергеевич. Извините, что побеспокоил вас по такому пустяковому делу.

— Здравствуйте, профессор, — сказал министр. — Что у вас тут произошло?

— Да вот, гонялись за одним беглецом.

— Кто это у вас сбежал? Какой-нибудь марсианин, или представитель неизвестной расы с Альфа Центавра?

— Нет, — улыбнулся Геннадий Юрьевич, — это всего-навсего… — Профессор вдруг замолчал, с опаской осматривая всех полицейских и с недоверием косясь на какого-то «мужика», что сидел в джетлайнере вместе с Бионикой. Профессору не хотелось вслух говорить о Бионике, поэтому он глазами указал на неё.

Министр всё понял, когда увидел Бионику. Владимир Сергеевич был одним из тех доверенных лиц, что знали о существовании этой девушки. Профессор несколько раз привозил министра к себе в санаторий и показывал дело своих рук. Высокопоставленный чиновник был очень заинтересован этим экспериментом профессора и поэтому частенько спрашивал о том, как продвигаются дела у Бионики. А так как министр был другом Геннадия Юрьевича, и к тому же, человеком, который умел держать язык за зубами, профессор посвятил его в свои разработки ещё на начальной стадии — двадцать лет назад. В то время Владимир Сергеевич только-только вступил в должность министра иностранных дел, и ещё не забыл про то, как во времена своей молодости являлся ректором Симферопольского филиала Института Искусственного Интеллекта. Потом, он пошёл в политику, а ещё позже, дослужился до министра.

— Вам очень повезло, Геннадий Юрьевич, что я был в Симферополе, — сказал министр. — А то вам пришлось бы отправиться с этими бравыми солдатами туда, куда вам, я думаю, не очень-то хотелось бы.

— Ну, я всё равно как-нибудь, да связался бы с вами! — весело сказал профессор.

— Вот ещё! Нашли палочку-выручалочку! — смеясь, сказал Владимир Сергеевич. — Дружба дружбой, а законы нарушать всё равно нельзя! Вы же устроили здесь неизвестно что! Я понимаю, что сбежала… сами знаете кто. Но зачем же устраивать ТАКОЕ на аэрополосе? Ваши действия могли послужить причиной массовой аварии!

— Уверяю вас, Владимир Сергеевич, что этого больше никогда не повториться!

— А если она ещё раз сбежит?

— Не сбежит.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому что я её убью.

Министр и Джон Паркер после этих слов изумлённо переглянулись и раскрыли рты.

— Вы что, серьёзно?! — выпалил мистер Паркер.- Мистер Левандовски! Это же не шутки! Как вы можете…

— Да, пошутил я, пошутил! Это в переносном смысле! Я имел в виду, что задам ей хорошую трёпку.

— Не смейте этого делать, профессор! Бион… — министр осёкся на полуслове, кашлянул и сказал: — Так. Геннадий Юрьевич. Прошу вас пройти ко мне на борт, и там мы сможем основательно всё обсудить. Господа, отпустите этого негодяя! — Последние слова предназначались полиции.

Полицейские деактивировали наручники и отпустили профессора.

Геннадий Юрьевич, потирая запястья, направился было в правительственный транспорт, но вдруг остановился и повернулся к полицейским. Министр увидел это и, думая, что профессор начнёт кричать на полицейских, быстро сказал:

— Геннадий Юрьевич! Оставьте в покое полицию. Они выполняют свою работу и не обязаны выслушивать от вас всякие гадости.

— Да я не хотел говорить им гадости. Просто, там мой пилот, уже, наверное, весь седой от переживаний. Его бы отпустить тоже, а? — Профессор жалостливо посмотрел на полицейских.

Хранители порядка среагировали по-разному: одни улыбнулись, другие покачали головой, но, когда перед тобой находится человек из правительства, да ещё и ни много, ни мало — министр иностранных дел, то всяческие вопросы отпадают как-то сами собой. Бедного пилота немедленно выпустили и провели к его аэрокару. Он, весь какой-то зелёный, потопал на своё пилотское место, упал в кресло и откинулся на спинку. У него сегодня был, наверное, один из самых тяжёлых дней, хотя, работая у профессора Левандовского, лёгких дней, на его памяти было не так уж и много.

— Ну, всё? — сказал министр. — Вы готовы?

— Ещё одну минутку, пожалуйста. Я должен сказать пару слов этому молодому человеку. — Профессор указал на Алексея.

Министр пожал плечами и, входя в свой джетлайнер, сказал:

— Только недолго. Я немного занят, всё-таки.

Геннадий Юрьевич заверил министра, что он придёт через десять секунд, и подошёл к двери джетлайнера Алексея.

— Здравствуйте, молодой человек. Понятия не имею, кто вы, но настоятельно прошу вас пока никуда не улетать. Подождите меня здесь, ладно? Я быстренько разберусь с министром и вернусь к вам. Я надеюсь, что вы никуда не увезёте мою дочь без моего ведома.

— Я вообще-то вёз её домой, — ответил Алексей.

— Хорошо, хорошо! Подождите меня, я быстро!

И профессор быстрыми шагами отправился в правительственный джетлайнер.

6. Трагедия в санатории

Разговор с министром действительно не занял много времени. Уже минут через десять профессор вышел из правительственного транспорта и постучал в окно Алексею. Стекло исчезло в двери джетлайнера.

— Так, господа хорошие, — сказал Геннадий Юрьевич. — Прошу вас следовать за моим аэрокаром. А ты, девчонка, можешь остаться со своим новым знакомым, потому что, если ты полетишь со мной, то, я думаю, что не удержусь и размажу тебя по стенке за твою выходку. — Он снова обратился к Алексею: — Вы, молодой человек, кажется, сказали, что везли её домой? Да? Вот и отлично. Везите. Но не вздумайте отстать от меня или свернуть на каком-нибудь перекрёстке! Я всё равно найду эту девчонку, где бы она ни находилась. В общем, скрыться от меня вам не удастся. Всё. Поехали. Я надеюсь, что мой пилот пока ещё жив и сможет рулить.

После этой каверзной шутки, он развернулся и пошёл по маневровой площадке, которую до сих пор не убрала полиция, к аэрокару.

Вскоре процессия, состоящая из аэрокара и джетлайнера, уже двигалась по аэрополосе к санаторию.

Бедная Бионика вжалась в кресло и казалась какой-то маленькой и тихой мышкой. Она то и дело всхлипывала и смотрела куда-то вверх, пытаясь не пустить наружу непослушные слёзы, которые всё время пытались выбраться наружу. Она с ужасом думала о том моменте, когда они прилетят, и ей придётся вынести весь тот кошмар, который устроит профессор.

Алексей подбадривал её, как мог, но в то же время понимал, что все его успокоительные фразы никак не помогут девушке. В конце концов, думал Алексей, если дойдёт до рукоприкладства (а теперь Алексей понял, что от профессора можно ожидать чего угодно), то он обязательно защитит её — ни один волосок не упадёт с её головы. Пусть она и странная девушка, но Алексей чувствовал, что как раз о такой он и мечтал всю свою жизнь.

И полёт продолжался; джетлайнер ни на метр не отставал от аэрокара, и через несколько минут, вдалеке показалось блестящее на солнце здание санатория.

После приземления, профессор выскочил из аэрокара и направился к джетлайнеру.

Молодые люди вышли и остались стоять, ожидая, что будет дальше.

Вопреки ожиданиям, Геннадий Юрьевич не устроил скандал; он просто попросил молодых людей пройти в дом, и вскоре Алексей и Бионика переступили порог санатория, где их встречал улыбающийся «дворецкий».

Профессор повёл их в свой кабинет, что располагался на первом этаже. Сел на большой диван и сделал жест, предлагая двум молодым людям сделать то же самое.

Все уселись.

Бионика сидела на самом краюшке дивана, сжав коленки руками, и смотрела в пол.

— Итак, — начал профессор, — теперь расскажите мне всё, что тут произошло. Во-первых, вы, молодой человек. Кто вы? Как вас зовут? Я вижу, что вы пилот, судя по вашей форме. Где служите? Куда летаете? И откуда вы взяли эту девушку?

— Да, я пилот, — ответил Алексей. — Зовут меня Алексей Витальевич Смирнов. Мне тридцать один год. Летаю с двадцати двух лет. Командировки по Солнечной системе.

— Значит, дальние полёты? — уточнил Геннадий Юрьевич.

— Да. Также, принимал участие в полёте к облаку Оорта.

— Да что вы говорите! Даже так! А где служите?

— Я не служу. Раньше проходил воинскую службу.

— Гражданская авиация?

— Да. Я работаю пилотом в Институте Искусственного Интеллекта.

— Ба! Так мы из одного котла, значит? Ну, хорошо. А как получилось, что эта молодая особа вдруг оказалась в вашем джетлайнере?

— Она… она была на парковке… Там я её и встретил.

Геннадий Юрьевич посмотрел на Бионику.

— А откуда у неё эта странная одежда? Я не помню, чтобы у неё было что-то подобное.

— Это Алексей купил мне её, — тихо сказала Бионика.

— Да?! А в чём же ты была, позволь мне узнать? Наверное, в своём прозрачном платьице на босу грудь, да?! И в том наряде ты шастала по городу и знакомилась с парнями?! Для этого ты хотела отправиться в большой мир?! Говори!

— Геннадий Юрьевич, — вмешался Алексей. — Она очень сожалеет, что всё так вышло, она тысячу раз…

— Алексей… как вас… Витальевич! Мне совершенно всё равно, что она там тысячу раз делала! Мне не всё равно, что она ослушалась меня!.. Да что значит, ослушалась! Она совершила такое, что не укладывается в голове! Она сбежала! И не просто сбежала, а обманула меня! Меня! Который её вырастил, выкормил, научил всему, что она знает! И после всего того, что я для неё сделал, она выкидывает такое?!

— Но вы же почему-то держали её взаперти. Для чего? Неужели ей нельзя было, как все остальные люди…

— Да нельзя было! Нельзя! И я лучше знаю, где её держать и сколько! Вы, молодой человек, даже понятия не имеете, кто она на самом деле!

— Геннадий… — взмолилась девушка.

— Молчи! — оборвал её профессор.

— А кто она на самом деле? — спросил Алексей.

— Она… — начал было профессор, но тут Бионика резко вскочила с дивана и метнулась в сторону двери. — Ты куда?! Ану стой!

— Ника! — Алексей побежал за ней. Он догнал её и только лишь дотронулся до плеча девушки, но этого оказалось достаточно, чтобы она остановилась.

Бионика закрыла лицо руками и разрыдалась.

Подошёл профессор, с интересом наблюдая за Бионикой и Алексеем. В его голове промелькнула ужасающая догадка; немного помолчав, он спросил Алексея:

— Как вы её назвали?

— Ни.. — попытался он ответить, но Бионика его перебила.

— Ника! НИКА! — Она захлёбывалась от рыданий, но всё-таки смогла прокричать: — Моё имя НИКА! ДА! ТАК МЕНЯ ЗОВУТ! ЭТО МОЁ ИМЯ И Я ХОЧУ НОСИТЬ ЕГО ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ!

Геннадий Юрьевич в полнейшем недоумении застыл на месте. Бионика кричала… Она КРИЧАЛА. Её эмоции зашкаливали, она рыдает, она проявляет чувства, она совершенно ничем не отличается от обычной девушки! Неужели Данов был прав? Ей нужна была встряска, «толчок»! Лучшей встряской для её мозга стал этот побег. Все эти новые эмоции, переживания!.. Профессор не мог в это поверить. Но почему, собственно, этому не случиться? И вдруг, Геннадий Юрьевич подумал, что все эти годы был неправ. Он ошибся. Нет, не ошибся — он совершил преступление! Он всё это время просто издевался над бедной девушкой, держа её взаперти! Какая же кара должна была теперь пасть на его неразумную голову? Все эти годы он был уверен, что делает всё правильно — по порядку, не спеша — так, чтобы не навредить своему созданию, но сейчас он понял, что был круглым дураком. Он схватился за голову… Бионика, которую он создал, которую любил как дочь (а она и на самом деле была его дочерью!), стояла и рыдала, чего никогда не было; она сожалела о своём поступке; она остановилась только от лёгкого прикосновения этого молодого человека… «Чёрт возьми, — думал профессор, — она его… любит… любит…»

Он подошёл к Бионике и обнял её за плечи. Он почувствовал, как она содрогнулась от его прикосновения — она его боится!..

— Бион…

— НИКА! МЕНЯ ЗОВУТ НИКА! НИКА! НИКА! НИКА! НИКА! НИК.. К… К…

И вдруг её тело пронзил сильный спазм. Она вся задеревенела. Глаза расширились. На губах стала появляться белая пена. Из гортани послышались хрипы, и она стала падать назад, не меняя положения тела, в котором застыла.

Двое мужчин ахнули и кинулись её поддерживать. Оба кричали что-то, перебивая друг друга. Никто никого не слышал, — все были в ужасе от происходящего.

Бионика… Ника умирает!

Алексей держал её под руки, Геннадий Юрьевич — за ноги; они приподнимали её, но тело не гнулось.

— Она сейчас умрёт! — Этот крик вырвался у Алексея, перекрывая голос профессора.

— Чёрт! Я совсем забыл! Забыл, старый дурак! Забыл! — кричал профессор.

— Что вы забыли?! ЧТО?!

Но вместо ответа, профессор крикнул:

— Скорее! Её нужно отнести в лабораторию! Живо! Ещё пара минут, и конец!!!

На крики прибежал дворецкий. Он ворвался в комнату и непонимающими глазами смотрел на то, что происходит.

— Сэр! Девушка не здорова. Ей нужен лазарет…

— Немедленно открывай лабораторию! — закричал Геннадий Юрьевич дворецкому. — Ей нужна реабилитация!

Мужчины потащили девушку в коридор, куда поспешил дворецкий. Они бежали, неся драгоценную ношу, в лабораторию, где и была создана Бионика. Профессор рвал бы на себе волосы за свою халатность, если бы руки не были заняты. Он совсем забыл про то, что заряд девушки мог закончиться очень быстро из-за всех переживаний. Её глаза стали стеклянными, ненастоящими, лишёнными жизни; два чёрных зрачка расширились, заполнив всю радужную оболочку, и по еле различимому оттенку спектра, который мог заметить только создатель, Геннадий Юрьевич понял, что заряд упал до нуля. Профессор, конечно, когда занимался проектированием биомеханического человека, предвидел, что может когда-нибудь произойти такая ситуация, и поэтому в мозг был вживлён аварийный биоаккумулятор, заряда которого могло хватить только на несколько минут. Но эти несколько минут могли продлить жизнь маленькой девочки! Но Бионика уже взрослая, и профессор даже не мог сказать точно, на сколько хватит аварийного заряда теперь. Но могло быть и такое, что биоаккумулятор уже давно вышел из строя — растворился, вследствие роста организма. И тогда, всё пропало! Она умрёт уже через минуту!

Геннадий Юрьевич проклинал себя за то, что уже давно не проводил диагностику биоаккумулятора, считая это лишней тратой времени, ведь Бионика всегда находилась в санатории — рядом с «источником»; он даже предположить не мог, что девушка вдруг взбунтуется и сбежит.

Но это случилось. И теперь оставалось надеяться только на чудо.

Лаборатория находилась в подвале — нужно было добежать до конца коридора, свернуть налево, к лестнице, и спуститься по девятнадцати ступеням вниз. После чего, пройти процедуру проверки, получив допуск в лабораторию, пройти дезинфекцию, облачиться в специальный костюм, и только потом пройти в святая святых!

Геннадий Юрьевич боялся, что все эти процедуры займут столько времени, что Бионика успеет умереть десять раз, пока они донесут её до инкубатора! Но и это ещё не всё! Профессор только сейчас вспомнил, что пройти в лабораторию сможет только он, имеющий ДНК, которое распознает охранная система. Но ДНК Алексея было чужим, и система не пропустит его! Кто же тогда поможет донести умирающую к инкубатору?! Профессор почти полностью выдохся; Бионика, как ему казалось, стала весить килограмм сто, и он просто её не дотащит. А нужно ещё и поднять девушку до уровня груди, чтобы положить в инкубатор.

Дворецкий помочь не сможет, — ему тоже доступ был закрыт. Поэтому, ступая на первую ступень, ведущую в подвал, Геннадий Юрьевич крикнул:

— Лео!

— Да, сэр.

— Ты знаешь, где хранится оружие! Мчи туда, возьми что-нибудь помощнее и расстреляй к чёртовой матери всю охранную систему санатория и главный компьютер! Иначе нам туда не пройти!

— Но, сэр…

— Быстро, я сказал!

— Уже бегу, сэр!

Профессор мог бы просто отключить всю систему, но для этого потребовалось бы целых пять-шесть минут: нужно было послать запрос в полицию, активировать свой личный пароль, и только тогда набрать код для отключения. Столько времени сейчас не было, поэтому Геннадий Юрьевич решил пожертвовать охранной системой ради спасения своей биомеханической дочери.

Дворецкий помчался обратно по коридору, в специальную комнату, где находились охранные системы. Туда-то доступ у него был. Но по пути нужно было свернуть в хранилище, которое, как и лаборатория, тоже находилось в подвале; взять оружие и вернуться в коридор, на первый этаж.

Леонардо перепрыгивал сразу через четыре ступеньки, и вмиг спустился в хранилище. Приложив ладонь к сенсору, он открыл дверь; ворвался внутрь, и схватил первое, что попалось под руку — плазменный взрыватель. Мощнее, только атомная бомба! Он даже не подумал о том, что может разнести полсанатория!

С маленьким шариком в руке, дворецкий взбежал по лестнице. За ним автоматически закрылась дверь хранилища. Он мчался к охранной комнате, и скорость его доходила до пятидесяти километров в час.

Через несколько мгновений, он уже был перед бронированной дверью. Снова приложив ладонь к сенсору, он открыл эту дверь и вбежал внутрь.

Думать было некогда, — там, перед дверью в лабораторию стоит сейчас Геннадий Юрьевич и ждёт, когда Леонардо совершит свою миссию. И Леонардо активировал взрыватель.

Он бросил шарик в глубину комнаты и встал, как вкопанный, — в его глазу появилась информация: «Плазменный взрыватель: выставленный радиус поражения — 600 метров…». Дальше можно было не читать! Дворецкий понял, что убежать ему не удастся…

— Чёрт побери…

И в эту секунду произошёл взрыв.

Плазменная волна вспыхнула, как сверхновая звезда, расплавляя всё вокруг. Беззвучный взрыв за сотую долю секунды распространился по всей комнате. Раскалённое свечение поглотило в себе Леонардо.

Во все стороны полетели осколки стен, пола, перекрытий. И только когда здание стало рушиться, раздался оглушительный грохот. Стёкла были моментально расплавлены и исчезли в воздухе.

Всё левое крыло санатория разлетелось вдребезги, как хрупкий фарфор. Взрывная волна снесла деревья, растущие рядом со зданием. Откуда-то взвился столб огня, очевидно, взорвался газ. Огонь утопил в себе половину санатория, поджигая оставшиеся искорёженные пеньки деревьев и деревянные лавочки, стоявшие полукругом около одного из выходов.

Огненный смерч взвился на головокружительную высоту, но пожар продлился недолго. Практически сразу открылись подземные люки, внутри которых располагались беспилотные аппараты, наполненные противоогневой смесью. Беспилотники взлетели в воздух и стали кружить на большой скорости вокруг пожара. Через секунд тридцать пожар был потушен, и глазам открылось душераздирающее зрелище: ещё совсем недавно такой мирный, тихий и красивый санаторий превратился в груду развалин. Пыль заполнила всё пространство вокруг.

Аэрокар профессора, что стоял неподалёку был засыпан разлетевшимися обломками, мусором, оплавленными частями здания, но по большому счёту, ему ещё крупно повезло. Не повезло джетлайнеру Алексея: на него сверху упал большой обломок бетонного перекрытия и впечатал его в землю. Теперь это был не джетлайнер, а спрессованная куча металлолома, вперемешку с осколками пластика.

Пилот аэрокара, что, как обычно дремал на своём рабочем месте, пулей вылетел из кабины и, сделав олимпийский прыжок в длину, упал на траву, закрывая голову руками.

Когда отгремел взрыв, и последние осколки попадали на землю, пилот, наконец, приподнял голову и сел. Его глаза были примерно такого же размера, что и его открытый рот. Он сидел на траве и в бесконечном изумлении смотрел на свершившуюся трагедию. Пилот не сразу пришёл в себя; но, когда пришёл, то быстро вскочил и побежал к разрушенному зданию. И только когда он пробежал полпути, то заметил, что в правом ботинке как-то мокро. Где это он мог вступить в воду? Но, посмотрев вниз, на ногу, он понял, что это была не вода, а кровь, которая стекала из щиколотки в ботинок. Очевидно, шальной осколок всё-таки достал его! Но хорошо, что только в ногу.

Боли не было. Пока. И пользуясь этим, пилот оторвал низ штанины, которая всё равно уже была порвана, и затянул глубокий порез. Оказалось, что осколок только чиркнул по ноге и едва не дошёл до кости.

Проведя эту операцию, пилот решил идти дальше. И как раз с этого момента, он, почему-то стал немного прихрамывать, хотя только что бежал и даже не замечал раны.

Он остановился перед бетонными глыбами и старался что-нибудь рассмотреть, или увидеть кого-нибудь. Но потом он подумал, что после такого взрыва в живых наверняка не осталось никого! Он повернулся вправо, туда, где всё ещё темнел оплавленный во многих местах кусок уцелевшего здания. Может, там кто-то выжил? И пилот побежал туда.

Звонить он никуда не стал, так как знал, что не пройдёт и пяти минут, как тут будут все аварийные службы: полиция, скорая помощь, МЧС, и другие. Все эти структуры уже оповещены о случившемся, потому что спутники, следящие за поверхностью планеты, находясь на орбите, уже давно засекли взрыв и послали сигнал куда надо.

Пилот считал своим долгом попытаться найти выживших, и поэтому поспешил к перекошенной входной двери, которая ещё минуту назад была стеклянной, но сейчас от неё остался лишь покорёженный металлический каркас по бокам.

Он аккуратно перешагнул осколки стекла и вошёл внутрь здания.

Пыль стояла столбом. В нос тут же ударила гарь. Пилот нечаянно вдохнул, глубже, чем следовало, и закашлялся, согнувшись пополам. Глаза разъедал едкий дым, который струился откуда-то сбоку. Практически ничего не было видно.

Протирая глаза и задыхаясь от пыли и копоти, пилот попытался крикнуть, но изо рта вырвался лишь сдавленный звук. И он снова закашлялся.

Но, когда кашель прошёл, он всё-таки смог выдавить из себя что-то похожее на крик:

— Эй! Тут кто-нибудь есть?.. Живой…

Опять неосторожный вдох, от которого наступил очередной приступ кашля. Но пилот не хотел так просто отступать — он вытащил свою футболку из брюк, прижал её к носу и стал пробираться вглубь помещения.

Было как-то темно, хотя на улице сияло заходящее солнце. Он споткнулся обо что-то, и чуть было не упал. Крепко выругавшись, он хотел было пойти дальше, но тут, откуда-то снизу, раздался чей-то хриплый металлический голос:

— Ак-к-к-к-кур-р-ратнее, сэр… зд..зд.. здесь нам… м-м-мусорен-н-н-но.

Пилот аж подпрыгнул от неожиданности. Он встал, как статуя, и пытался найти глазами, кто же с ним мог разговаривать, хотя вокруг никого не было. Он крутиться туда-сюда, и тут вновь раздался металлический голос:

— С… с-с-с-эр-р-р… яз-з-з-з… зд-зд-здесь-сь-сь… на по-по-л-лу.

Пилот посмотрел вниз, откуда раздавался голос. Там лежало что-то, отдалённо напоминающее человеческий череп, но череп этот был весь чёрным, обугленным, и лишь в некоторых местах проблёскивал металл.

— Лео! — воскликнул пилот. — Это ты?!

— Да, с-с-с-эр-р-р. Эт-эт-эт-эт-эт… я.

— Чёрт возьми! Что здесь произошло?! Где люди? Кто-нибудь выжил?!

— Нез-нез-нез-нез… наю, сэр. Эт-т-т-то я в-в-виноват.

— Почему ты?

— Эт-эт-эт-эт-эт-то я вз-вз-вз-взорвал-л бомбу.

— Ты???

— Д-д-д-д… да.

— Но зачем?!

— Т-т-т-т-так-к-к прик-прик-каз-зал хоз-зяин-н.

— Профессор??? Он приказал??? Он что совсем с ума сошёл, что ли?!

— Нат-нат-нат… то были прич-прич-и-и-и-н-ны.

— Какие могут быть причины, чтобы взорвать санаторий??? Он сумасшедший!!!

— Ва-вам… луч-ш-ше посп-посп-пеш-шить в лаб-бор-ратор-ри-ю. Он-ни т-т-т-т-там-м-м.

— Понял! Уже бегу!

Пилот пытался бежать по коридору, который до половины был завален обломками, но дальше было вроде как свободно — это крыло здания не пострадало, и, если профессор в этом крыле, то возможно, он остался жив.

7. Последствия

Ещё в то время, когда дворецкий убежал выполнять приказ, Геннадий Юрьевич и Алексей тащили Бионику вниз по лестнице в лабораторию. Наконец, ступени закончились, и двое мужчин остановились перед металлической дверью.

Профессор сказал, что нужно пока положить девушку на пол. Геннадий Юрьевич нёс её за ноги и опустил их вниз. Но Алексей не хотел, чтобы Ника лежала на полу, как труп, и поэтому присел на корточки, продолжая держать девушку, положив её голову себе на ногу.

Профессор прикоснулся к считывающей ДНК системе, и в тот же момент дверь стала отъезжать вбок. За ней начиналась лаборатория.

— Берите её! — воскликнул Алексей. — Нужно нести дальше.

Он видел, что пожилой профессор уже сильно вымотался — он задыхался, на лбу выступил пот — но сейчас был такой момент, что медлить было нельзя.

— Я, конечно, попробую, но, думаю, что без вашей помощи никогда не затащу её туда, — сказал Геннадий Юрьевич.

— Но я же здесь! Я помогу! Я сам понесу её! Она не такая уж и тяжёлая.

— Вы не понимаете, — ответил профессор, вытирая рукавом пот, — только я смогу пройти туда. Вы не сможете, потому что система не знает вашего ДНК.

— Чёрт! Так как же быть?!

— Сейчас дворецкий расстреляет охранную систему, и всё выключится. Тогда мы и зайдём.

— Но она умирает! — Он наклонился к её рту и послушал дыхание. — Она не дышит! Она умерла! Ника! Ника! Проснись… не умирай! Сейчас мы тебе поможем! Геннадий Юрьевич! Сделайте что-нибудь!

— К сожалению, сейчас я бессилен, что-нибудь сделать. Нужна лаборатория… Один я не смогу её поднять, чтобы положить в инкубатор. Он слишком высоко.

— Но дверь открыта! Может, попробовать!..

С этими словами, Алексей аккуратно положил голову девушки на пол. Он решил попробовать, сможет ли он пройти. И, прежде чем профессор успел остановить его, метнулся к открытой двери. Но, когда он поравнялся с дверным проёмом, вокруг что-то вспыхнуло, и Алексей был остановлен невидимой преградой, а потом сильный гравитационный удар отбросил его на несколько метров обратно.

Молодой человек упал, скользя на спине по полу, и врезался в противоположную стену головой. От сильного удара он застонал, а профессор подбежал к нему и пытался как-то помочь.

— Говорил же я! Говорил! Чёрт! — кричал профессор. — Эти молодые никогда не слушают старших! Как вы?!

— Нормально… — сквозь стоны просипел Алексей. Он морщился от боли и пытался встать, но голова кружилась, и на короткое время глаза застлал разноцветный туман.

Профессор помог ему сесть.

Алексей щупал голову и, когда посмотрел на свою руку, увидел, что она в крови.

— У вас явно сотрясение! — укорял профессор. — Надо же было туда сунуться! Я же сказал, что ничего не получится, пока дворецкий…

И как раз в эту секунду здание сотряслось от мощного взрыва.

С потолка посыпались куски жёсткого пластика, образовывающие подвесной потолок. ПахнУло раскалённым воздухом. Чуть позже, в подвал повалили клубы дыма и пыли.

Мужчины не понимали, что происходит, они застыли на месте и не знали, что делать.

Здание задрожало, как от сильнейшего землетрясения; казалось, что ещё чуть-чуть, и стены не выдержат. Но вскоре, грохот поутих, и только отдалённые звуки падающих где-то тяжёлых предметов, напоминали о взрыве.

Комната всё больше наполнялась дымом. Вентиляция не работала.

— Что это такое?! — наконец, выкрикнул профессор.

— Это взрыв! Что-то взорвалось, — говорил Алексей, пытаясь подняться на ноги. Голова его кружилась и болела, в глазах до сих пор распространялись разноцветные пружинки. Молодой человек шатался, и ему вдруг очень сильно захотелось спать; глаза сами закрывались, и он чувствовал, что проваливается куда-то в бездонную пропасть. Его шатнуло в сторону, и пришлось держаться за стену, чтобы не упасть.

Геннадий Юрьевич понял, что Алексей может сейчас потерять сознание от удара головой, поэтому поспешил в лабораторию и достал с одной из полок маленький флакон. Вернувшись обратно в коридор, он сказал, чтобы молодой человек открыл рот. Тот безропотно повиновался, и профессор пшикнул какой-то жидкостью, от которой глаза у Алексея полезли из орбит.

— Что это? — возмутился он.

— Всё нормально, — сказал учёный, отбрасывая флакон в сторону. — Это синтетический адреналин. Всё! Быстрее! Хватайте её! Понесли!

Они снова схватили Бионику и потащили в лабораторию, где стоял инкубатор, в котором зародилась биомеханическая девушка.

Секунды капали с удесятерившейся скоростью, и каждая из них грозила смертью Бионике.

Но мужчины уже успели положить бездыханное тело в инкубатор, и профессор закрыл стеклянную крышку. Он подбежал к пульту управления и стал очень быстро тыкать по многочисленным сенсорам, задавая нужную программу.

Алексей ходил вокруг профессора, не зная, чем он может помочь. Но всё, что он мог сделать, он уже сделал — положил девушку в инкубатор. Теперь ему осталось только ждать.

Когда Геннадий Юрьевич закончил с диагностикой, Алексей не выдержал и спросил:

— Ну, что? Она жива? Она будет жить?

После долгой паузы, от которой у молодого человека защемило сердце, профессор ответил:

— Надеюсь… надеюсь, что мы не опоздали.

— Но… — только и смог вымолвить Алексей. Он опёрся о ближайший стол рукой и смотрел на Бионику.

Профессор в это время ходил от одной сенсорной панели, к другой; смотрел за показателями, проверял результаты сканирования и диагностики; вносил необходимые правки в процесс… А на многочисленных экранах то и дело появлялись и исчезали увеличенные изображения внутренних органов.

Один из экранов показывал мозговую активность. Даже Алексей, ничего не понимающий в этом, смог догадаться, что мозг практически умер. Но всё-таки какие-то процессы продолжали действовать, и это вселяло надежду.

Синтетический адреналин понемногу прекращал своё действие, и Алексей почувствовал, что ему становится хуже. Снова захотелось спать, закружилась голова, и его снова качнуло.

Молодой человек решил где-нибудь присесть и сделал несколько шагов в сторону ближайшего кресла, но дойти не смог, — ноги подкосились, и он упал.

Профессор в этот момент стоял к нему спиной, колдуя над сенсорной панелью. Его привлёк странный шум, и он обернулся. Увидев на полу Алексея, он поспешил к нему. Теперь нужно было лечить сразу двоих!

Геннадий Юрьевич, изнемогая от усталости, потащил парня по полу к ближайшей диагностической станции. Пот заливал глаза, сердце готово было выпрыгнуть из груди, мышцы отказывались работать, но пожилой мужчина всё-таки кое-как смог дотащить потерявшего сознание Алексея к станции.

Хорошо было бы положить его в стеклянную кабинку на лежак, но для этого пришлось бы поднять больного, а это профессору было не под силу. Поэтому он побежал за проводами. Подключил их в различные штекеры и прилепил присоски к голове пострадавшего.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы поставить правильный диагноз — это было сильное сотрясение мозга. Но сотрясение — пустяк, по сравнению с состоянием Бионики.

Проделав все необходимые манипуляции, профессор побежал обратно к инкубатору.

Показатели жизненных функций Бионики немного улучшились. Уже было видно невооружённым глазом, как она дышит. Значит, они успели, и Бионика будет жить! Но профессора расстраивал один факт, о котором он всё время думал: сохранятся ли умственные способности девушки? Ведь после такого потрясения и клинической смерти у биомеханического человека может возникнуть всё, что угодно.

Но, ничего не поделаешь — надо ждать… Ждать и надеяться на лучшее.

Профессор, наконец, смог немного расслабиться, постоянно наблюдая за многочисленными экранами; он присел в кресло, бросил беглый взгляд на Алексея и откинулся на спинку. Вот теперь он мог подумать и о том, что же могло случиться. Что это за взрыв, из-за которого лаборатория постепенно наполнялась удушающей гарью, пылью и дымом, и от этого дыма уже начинало резать глаза. Неужели, дворецкий что-то перепутал?

Но не успел профессор это подумать, как в лабораторию ворвался пилот.

— Геннадий Юрьевич!

— Да здесь я, здесь…

— Что случилось?.. То есть… вы живы, с вами всё в порядке?

— Скажи мне, Олежа, если бы я был мёртв, смог бы я с тобой разговаривать?

— Но… я… это…

— Ладно! Сядь, отдохни.

Пилот почему-то присел на корточки, но тут же вскочил и схватился за ногу. Увидев это, профессор воскликнул:

— О! Да ты ранен? Ещё один, чёрт побери! Ану иди сюда.

— Что вы хотите делать? — с опаской сказал пилот.

— Клизму тебе вставить хочу, чтобы ногу вылечить! Чёрт! Иди сюда, сказал!

Пилот повиновался.

Геннадий Юрьевич развязал импровизированную повязку пилота. Из раны тут же стала сочиться кровь.

— Кровь, Геннадий Ю…

— Да знаю я, молчи!

Профессор быстро нашёл в ящике необходимые инструменты и подошёл к пилоту. Он посмотрел на Олега с каким-то сожалением, залез себе в карман и достал оттуда маленький шарик, завёрнутый в цветную фольгу.

— На, — протягивая шарик пилоту, сказал профессор.

— Что это?

— Надо зашить рану, а это самое сильное обезболивающее. Так что бери, разворачивай и жуй!

— Но это же самая обыкновенная конфета!

— Скажи, кто из нас профессор, ты или я?! Сказал, жуй, значит, жуй! На.

Пилот взял шарик, развернул и положил в рот. Раскусив, он проговорил:

— Это шоколад.

— А в шоколаде анестетик. Жуй быстрее, не отвлекайся!

Пилот в ускоренном темпе стал жевать, а профессор в это время сидел на корточках перед пилотом и приставлял к ране инструмент, чем-то напоминающий пистолет. Послышались тихие щелчки. Через некоторое время процедура закончилась. Профессор положил «пистолет» на стол и выдавил немного прозрачной мази на рану. Мазь запузырилась и распространилась по всему порезу, после чего, куда-то исчезла.

— Всё. Как новенький! — сказал Геннадий Юрьевич.

— Всё?! Я даже ничего не почувствовал! Неужели этот шоколад такой и вправду чудодейственный?!

— Нет, я дал тебе обыкновенную конфету.

— Но вы же сказали, что это ан-н-епсеспик!..

— А если б я этого не сказал, то ты бы орал тут, как резаный!

— Но мне же не было больно!

— Я тебя знаю! Ты всё равно орал бы! Дёргался, кривлялся! Зачем это мне? Просто в пистолете есть обезболивающее, от которого ты ничего и не почувствовал. Ты жевал, рот у тебя был занят, и ты дал мне спокойно зашить рану. Ну, всё. Теперь рассказывай, что там наверху.

— Там, наверху… в общем полсанатория превратилось в груду развалин. Что-то взорвалось и… И Леонардо сказал мне, что это вы приказали!

— Леонардо???

— Да. Ваш дворецкий.

— То есть, он живой, что ли?!

— Ну-у-у… В некотором роде…

— Это как? — не понял профессор.

— Я видел только голову и половину ключицы… Где остальной дворецкий, я не знаю.

— Кого-нибудь ещё видел?

— Нет.

— Ладно…

Геннадий Юрьевич задумался. Новость, что он остался без своего санатория, ввела профессора в ступор. Он стоял и тупо уставился в пол, не имея уже сил ни кричать, ни нервничать, — слишком много навалилось всего и сразу.

Тишина на некоторое время наполнила лабораторию, но вскоре сбоку раздался какой-то шорох.

— Ой, что это? — испугался пилот.

— Не боись. Это наш новый знакомый. Его зовут Алексей… по-моему, Витальевич… И он очнулся. — Профессор подошёл к нему, наклонился и сказал: — Ну, что, как вы?

Алексей, упираясь в пол руками, сел.

— Кажется, нормально… — сказал он.

— Ничего, ничего! Терпи, солдат!

— Где Ника? Как она?

— И что это вы так переживаете за свою… Нику?

— А вы не переживаете?

— Я её отец, и переживаю больше всех остальных! Но просто, не люблю показывать это… ну, вы понимаете.

Геннадий Юрьевич подошёл к экранам и проверил показатели Бионики. Подкорректировав работу систем, он повернулся к остальным.

— Надеюсь, что всё обойдётся, — вздохнув, сказал он и уселся в кресло.

Алексей смог встать и тоже сел в кресло. Пилот, видя, что все сидят, решил сделать то же самое: он подкатил кресло поближе и медленно опустился на сидение.

Среди вновь воцарившейся тишины, пилот вдруг тихонько кашлянул и решил задать мучавший его вопрос:

— Так что же взорвалось?

— Это дворецкий разнёс к чёртовой бабушке мой санаторий, — сказал Геннадий Юрьевич.

— Но зачем он это сделал?

— Я сказал ему чётко и ясно, как Иосиф Виссарионович Сталин: «РАССТРЕЛЯТЬ»! А он ВЗОРВАЛ! Чёртов дворецкий! Он опять всё перепутал!

— Кого нужно было расстрелять? — изумился пилот.

— Ни кого, а что! Нужно было расстрелять охранную систему, чтобы Алексей Витальевич смог пройти в лабораторию, потому что его ДНК было чужим для системы. А отключать пошагово, посылать запросы, не было времени. Поэтому я и послал этого паразита расстрелять… НО НЕ ВЗОРВАТЬ!

— Просто, он, наверное, спешил, — попытался оправдать дворецкого Алексей, — и поэтому схватил первое, что попалось ему под руку.

— А если бы ему под руку попалась нейтронная бомба?! Он её тоже схватил бы?! Кстати, где этот Леонардо… вернее, то, что от него осталось?

— Он там, в холле — ответил пилот. — Среди завалов. Я об него споткнулся, а он сказал мне, что тут намусорено, и чтобы я был осторожнее.

— Каков хозяин, а! Лучше б он побольше думал головой, прежде чем взрывать санаторий. ОН, что ли будет теперь убирать весь этот его «мусор»?! Это же надо! Столько роботов уничтожено, санаторий!.. А лаборатория? Что теперь с ней будет? Санаторий ещё ладно, но лаборатория мне нужна! Что мне теперь, разбить палатку наверху, чтобы прикрыть вход сюда? А ведь здесь ведутся секретные разработки!

Геннадий Юрьевич крепко выругался и, упёршись в колени локтями, подпёр ладонями подбородок. Он сидел и молчал, глубоко задумавшись.

Пилот не мог долго молчать, поэтому выдал очередную фразу:

— Там джетлайнер… он тоже того…

Алексей взглянул на пилота:

— Что, «того»?

— Ну, на него упал большой кусок санатория и придавил его. Так что от джетлайнера остался только блин… Я помню, когда я приезжал в деревню, где у меня живут прабабушка с прадедушкой, как их кот отправился гулять. А там у них до сих пор пользуются наземным транспортом… — пилот вдруг замолчал.

— Ну? — сказал Алексей.

— Ну, он пошёл погулять и не вернулся. А потом приходит дед и говорит мне, мол, возьми лопату и пойди убери кота с дороги. Я сначала не понял, зачем мне лопата. Но я не стал спорить, взял лопату и пошёл к дороге. И когда я пришёл на то место, то всё понял. Там кота раскатали так, что от него остался только серенький коврик… красивый такой, хоть возле двери стели. Ни крови, ни внутренностей — ничего! Только коврик. Ну, я лопатой соскрёб его с асфальта и…

— А зачем ты нам всё это рассказываешь? — спросил Геннадий Юрьевич.

— Да просто, когда я увидел, во что превратился джетлайнер, то сразу, почему-то мне вспомнился тот кот. Как я его соскребал. Джетлайнер сейчас выглядит так же, как и кот моего прадеда.

Алексей глубоко вздохнул, а профессор взглянул на него и ехидно заметил:

— Ну, что? Вы ещё не жалеете, что познакомились с милой молодой девушкой? Ха! Вам то, что! У вас только джетлайнер! А у меня целый санаторий и всё, что в нём было! Так что, я пострадал больше, чем вы. Но, в принципе, это и правильно. Потому что, я-то знаю… Нику девятнадцать лет!.. А вы только первый день! Так что, у вас ещё всё впереди! Она ещё покажет, на что способна.

— Вы хотите сказать, что она приносит несчастья? — спросил Алексей.

— Эх… Не обращайте на меня внимания! Это я просто брюзжу. По-стариковски брюзжу!

Он пошёл к инкубатору, чтобы проверить, как идёт процесс восстановления, и как раз в этот момент из коридора донеслись голоса.

— Наконец-то, нас пришли спасать! — сказал профессор. — Спасатели, блин. И года не прошло!

Он быстро пошёл навстречу людям, спускающимся по лестнице. Когда несколько человек поравнялись с входом в лабораторию, Геннадий Юрьевич встал перед ними и расставил руки в стороны.

— Так, всё, господа! — сказал он. — Дальше вы не пройдёте, потому что это секретная лаборатория, где производятся разные секреты, а секреты должны оставаться секретами, потому что это секреты, а не что бы то ни было ещё, о которых вы все ничего не должны знать! Хотя, я уже раскрыл вам всё, что только можно было раскрыть. Так что, эта лаборатория давно перестала быть секретной. Но всё равно, я вас сюда не пущу.

Люди, одетые в форму спасателей, остановились перед дверью.

— Здравствуйте, — сказал один мужчина, снимая с лица стеклянную маску. — Вы единственные выжившие, кого нам удалось найти. Сейчас ведутся поиски пострадавших, пожар полностью потушен. Работают службы. Скажите, где ещё в здании могли находиться люди?

— Все люди здесь. И все живы, как видите, — ответил профессор.

— Вы хотите сказать, что в здании больше не было никого?

— Да, так оно и есть. Во всём санатории были только кибернетические люди, роботы, киборги… называйте, как хотите. Из обычных людей — только мы.

— Расследование показало, — продолжал спасатель, — что взрыв произошёл вследствие применения плазменной взрывчатки. А после, произошла детонация различных видов вооружения, среди которых могли быть и высокотехнологичные взрывчатые вещества, применение которых запрещено законом. Как вы можете это объяснить?

— Уважаемый спасатель, — съехидничал Геннадий Юрьевич, — а скажите мне, пожалуйста, кто вы, и имеете ли вы право задавать мне такие вопросы?

— Я майор Козлов. МЧС. И я имею право задавать вам ЛЮБЫЕ вопросы, потому что прибыл сюда по приказу высокопоставленных лиц. У меня есть приказ расследовать это дело, выявить причины и, если есть виновные, покарать их. Так же, я имею соответствующий ордер, который могу предоставить, чтобы отпали всяческие лишние вопросы.

Говоря это, майор сделал знак своим людям, чтобы они прошли в лабораторию.

Спасатели отстранили профессора и нахально вступили в святая святых…

Видя такую наглость, Геннадий Юрьевич не удержался и повысил голос:

— Майор Козлов! Уберите отсюда ваше стадо! Это закрытая, частная, СЕКРЕТНАЯ лаборатория, куда доступ разрешён только одному человеку — мне! А вас тут быть не должно!

— Но я вижу ещё двоих человек.

— А это всё потому, что произошёл взрыв, и охранная система взлетела на воздух! К тому же, это мои люди, которым я доверяю.

— Тогда, может быть, представитесь! Кто вы?

— Я профессор Левандовский, хозяин этих руин! А территория, на которой вы находитесь, принадлежит правительству, и находится под его особым контролем. Так что, если вы не уберёте своё стадо, господин Козлов, то вас могут ждать серьёзные неприятности.

— Вы профессор Левандовский?

— Да, и это мой санаторий, где находится секретная лаборатория. Так что, уберите своих козлов, господин Козлов!

— Не переходите на личности, уважаемый профессор! Не стоит злоупотреблять своим положением и моим терпением. Ваши слова могут быть расценены, как оскорбление.

— Прошу великодушно простить меня, майор! Но людей своих всё равно уберите.

Майор сделал знак своим людям, и они покинули лабораторию. Но сам он остался стоять, где стоял.

— Господин Левандовский. Если это действительно вы, то вам стоит пройти наверх. Там вас ждут. Мне сказали, что профессор Левандовский должен быть где-то тут, и, если я его найду в здравии, то непременно должен ему передать, чтобы он поспешил.

— А кто меня там ждёт?

— Какой-то американец, которого прислал министр иностранных дел.

— А-а! Всё понятно! Джонни переживает за меня. Ладно, сейчас приду. — Геннадий Юрьевич повернулся к пилоту и Алексею. — А вы сидите тут и никого сюда не впускайте. — Он пошёл было к лестнице, но вдруг повернулся и сказал: — И сами ничего не трогайте! И не лазьте тут, понятно? — Профессор поднялся на пару ступенек. — Сидите там, где сидите и не вставайте с места! Я сейчас приду! — Ещё две ступеньки, и снова профессор не выдержал: — Не дай бог, узнаю, что вы тут шастали в моём отсутствии! Вернусь, прибью обоих! Ладно, я пошёл.

И профессор стал подниматься по лестнице. Какой-то спасатель вручил ему стеклянную маску, закрывающую всё лицо, со встроенным преобразователем кислорода. Геннадий Юрьевич принял «подарок», надел его и глубоко вдохнул приятный свежий воздух.

Он уже шёл по коридору к большому завалу, через который нужно было перебраться, чтобы попасть в холл. Дым всё ещё валил откуда-то, но с каждой минутой, его становилось всё меньше, — пожарники работали быстро.

Перебраться через завал было трудно, — упавший кусок перекрытия почти полностью закрывал проход, а всевозможные оплавленные обломки были настолько острыми, что грозили перерезать подошву ботинок, если не аккуратно ступить куда-нибудь. Везде торчали изогнутые куски арматуры, попадались стёкла, которые не успели расплавиться вследствие плазменного взрыва. Изодранный кусок некогда белого дивана торчал из битого камня. Стены были сплошь изрешечены осколками. Сердце профессора обливалось кровью при виде этой ужасной картины. Но он стойко преодолевал трудности, как моральные, так и физические; он пробирался сквозь завал, тщательно выбирая место для следующего шага.

Наконец, он спрыгнул с последнего бетонного куска перекрытия, валяющегося на полу, и ступил на оплавленный пол, который ещё утром сиял чистотой, а теперь превратился в чёрную волнообразную массу непонятно чего.

Холл практически не пострадал, если не считать того, что весь оплавился и сгорел, но зато справа были сплошные руины: не осталось даже намёка на очертания здания.

Переступая через различный мусор, профессор вышел на улицу, миновав искорёженный остов двери. Сразу же он увидел правительственный джетлайнер министра, а перед ним стоял Джон Паркер и рассматривал нечто чёрное, лежавшее на земле.

Геннадий Юрьевич подошёл сзади и поздоровался. Мистер Паркер обернулся и воскликнул, забыв перейти на русский язык:

— Damn it! Professor! You’re alive! I’m so glad. What happened here?

— The Apocalypse has come, — ответил профессор.

— This is a disaster!

— Ja, Sie haben Recht, Johnny.

— Что? — не понял мистер Паркер.

— Я говорю, вы правы, Джонни… Это катастрофа.

— Но, как это произошло?! ЧТО произошло?!

— А-а-а! — отмахнулся профессор. — Долго рассказывать! Просто, я лишился санатория, и всё тут.

— А где Бионика?

— В лаборатории.

— С ней всё в порядке?

— Н-н-надеюсь, да. Она в инкубаторе, на восстановлении организма. Чёрт! Я даже не представляю, выкарабкается она или нет.

— А что с ней? Она сильно ранена?

— Нет. Дело тут в другом. Это я, старый маразматик, не уследил. У неё кончился заряд, к тому же, она получила сильнейший стресс, который подействовал на мозг и на весь организм в целом. Теперь она впала в глубокую кому, и сколько эта кома продлится, одному богу известно.

— Но вы мне объясните, что произошло?

— Да! Пожалуйста.

И профессор рассказал всё, что было недавно.

Мистер Паркер выслушал и погрозил пальцем.

— А ведь министр и я говорили вам, чтобы вы не наседали на бедную девушку! И в том, что произошло, в конечном итоге виноваты именно вы, профессор! Если бы вы не устраивали этих ваших «серьёзных разговоров» с Бионикой, то ничего бы не случилось! Вы бы вовремя заметили минимальный заряд, девушка не падала бы в обморок, не пришлось бы её тащить в лабораторию, не нужно было бы расстреливать охранную систему, не было бы никакого взрыва! А бедный Леонардо до сих пор радовал бы меня своими пафосными речами! А так, он лежит теперь разорванный и заикается.

И тут Геннадий Юрьевич перевёл взгляд на тот предмет, что рассматривал мистер Паркер.

— Так это же наш дворецкий!

— Да, это он.

— Он ещё живой?

— Little bit… Он сильно заикается.

— Ещё бы! Вы бы не заикались, если бы от вас осталось только голова и ошмёток ключицы?! Привет, Лео! Ну, как ты?

— Зд-зд-зд-зд-здр-рас-тву-тве… пр-пр-пр-пр-пр-про-ф-ф-ф-фес… р-р-р-р.

— Что же ты натворил, а! Я же тебе сказал расстрелять! А ты, что сделал?

— Вз-вз-вз… взор-взор-взор-взор… взор…

— Взор бы мой тебя не видел после этого! Гад ты, вот ты кто! Оставил меня без санатория!

— Не ругайте его, Геннадий, — вступился мистер Паркер. — Он просто выполнял ваш приказ. Тем более что Владимир Сергеевич обещал вам помочь с восстановлением санатория. Кстати, как лаборатория? Не пострадала?

— Нет. Вы же знаете, мой бункер может выдержать атомную бомбу. Бетон на основе нитрита бора, аэрографитная подушка, титановая арматура, осьмиевая пластина над всей лабораторией, карбин… в общем коробка, которая окружает лабораторию уцелеет даже когда наша планета разлетится на куски! И вот, когда Земля разлетится — в космосе будет парить моя лаборатория среди бесчисленных обломков нашей планеты!

— Я рад, что вы не теряете чувство юмора, профессор. Вы отлично держитесь!

— А что мне ещё остаётся делать? Сегодня у меня вообще сумасшедший день: то Бионика сбежала, то я чуть не был арестован! А теперь ещё и санаторий взлетел на воздух! Весело! Не скучно! Да… Что произошло, то произошло, и изменить уже ничего нельзя.

— Да, но министр пообещал заняться восстановлением санатория.

— Да, вы говорили… А что он хочет сделать?

— Он сказал, что нагонит сюда технику. Снесут оставшееся здание, так как оно находится в аварийном состоянии, и построят новое.

— Да что вы говорите! Передайте Владимиру Сергеевичу мою самую искреннюю благодарность! Не думал я, что он настолько проникнется тем, что здесь произошло. Значит, он выделит деньги?

— Он уже занимается этим вопросом.

— Это очень хорошо, — сказал профессор и, сделав небольшую паузу, сказал: — А как насчёт нашего полёта? Мне ещё нужно лететь в столицу, или без этого уже можно обойтись?

— Я думаю, что всё-таки вам придётся слетать в Москву. Я тут связывался с некоторыми людьми, и они сказали, что Роскосмос в принципе не против полёта на Европу, но остаётся провести бумажную волокиту, и для этого нужно ваше присутствие, так как прибегать к электронной переписке, они почему-то не хотят.

— Конспирация! — съязвил Геннадий Юрьевич. — Они не хотят утечки информации. Хотя, что там утаивать?! Ну, собрались, ну, полетели! Делов-то!.. Ладно. Мне нужно возвращаться в лабораторию, а то там шастают всякие подозрительные личности и пытаются выведать мои секреты. Да и Бионика в коме… Кстати. У неё теперь новое имя.

— Новое имя? Вы решили её переименовать? — улыбнулся мистер Паркер.

— Нет, это она сама себя переименовала! Теперь её зовут Ника. Так её называет её парень…

— Кто?!

— Да-да, мистер, вы не ослышались! У нашей Ники появился мужчина! Он работает пилотом в институте… а-а-а… как же его-то… А! Алексей Витальевич. Фамилию забыл. Они провели вместе весь сегодняшний день. Чем они там занимались, понятия не имею, но надеюсь, что не чем-нибудь нехорошим…

— О-о! Так наша девочка выросла! Поздравляю!

— С чем?!

— С настоящим совершеннолетием Бионики.

— Ника… Её зовут Ника, — поправил профессор с каким-то сожалением в голосе.

— Ника. Прекрасное имя! Мне нравится. Это она сама его придумала?

— Чёрт его знает… Я даже толком не успел узнать, что они там в городе делали! Я только начал спрашивать, и тут Би… э-э… Ника потеряла сознание… а перед этим она кричала, представляете! Она кричала, проявляла чувства, её голос был полон эмоций, и что самое главное, мне кажется, что она по уши втрескалась в этого пилота!

Мистер Паркер громко рассмеялся:

— Вот это да! Правда? Так это же прекрасно!

— Не вижу ничего прекрасного!

— Ну как же! Она наконец-то стала настоящей девушкой! Она настоящий человек со своими переживаниями, горестями, радостями, мыслями, эмоциями, желаниями!.. Jesus! Наконец-то это произошло! Поздравляю, профессор! Ваш эксперимент удался на славу!

— И этот эксперимент сейчас при смерти…

— Вот как всегда он вольёт ложку дёгтя!

Профессор на этом решил завершить разговор; он попрощался с мистером Паркером, пнул на прощание дворецкого Леонардо, и поспешил обратно в лабораторию.

Леонардо обиженно смотрел одним уцелевшим глазом на своего создателя и пытался что-то произнести. Он стал заикаться ещё больше, и среди его повторяющихся бормотаний слышалась просьба: Леонардо просил профессора восстановить его тело и вернуть его к жизни. Но Геннадий Юрьевич не услышал своего дворецкого, — он спешил к своей дочери, которая была ему дороже всего на свете (хотя, он этого никому никогда не показывал).

8. Месяц спустя

Было два часа ночи; напольные часы, сделанные по образцу девятнадцатого века, только что пробили два раза, наполняя небольшой кабинет своим рвущим тишину глубоким звуком.

Полная луна отбрасывала сквозь щелку между занавесками свой тусклый белёсый свет. Тёплая летняя ночь дышала прохладой после жаркого июньского дня.

Маленький кабинет был освещён только лишь настольной лампой, что стояла на рабочем столе. За столом сидел Геннадий Юрьевич; он прикрыл глаза и, казалось, спал. Но на самом деле, это было не так. К голове профессора были прикреплены несколько датчиков. Перед ним стоял монитор, на котором постоянно мелькали слова, выстраивающиеся в предложения, а предложения — в абзацы. Текст быстро набирался, иногда останавливаясь; буквы заполняли экран — страница за страницей.

Так продолжалось некоторое время, прежде чем профессор, наконец, открыл глаза и стал всматриваться в текст.

— Хм… Недурно… — пробормотал он. — Ещё немного и можно будет запатентовать эту мою новую фигню.

«Фигнёй» профессор назвал своё новое изобретение. Это была специальная компьютерная система, которая могла подключаться к мозгу человека и считывать мысли. Геннадий Юрьевич сейчас как раз и занимался тем, что тестировал работу изобретения, над которым работал на протяжении всего этого года. Сегодня днём, он завершил программу, внёс все соответствующие коррективы, и решил проверить, как всё работает. Получилось неплохо: текст на мониторе полностью копировал мысли профессора.

В целом, Геннадий Юрьевич был доволен, — у него получилось. На протяжении целого часа он сидел и думал, а система ловила его мысли и записывала их на жёсткий диск компьютера, выставляя на экран непроизнесённые слова.

Геннадий Юрьевич зевнул и откинулся на спинку кресла. Закинув руки за голову, он слегка улыбнулся, любуясь тем, что было на экране.

Немного погодя, на экране появилось новое предложение, написанное с красной строки: «Кто бы за меня сходил в туалет, чёрт побери, не охота ведь вставать!»

Геннадий Юрьевич увидел последнее предложение.

— Ах ты, чёртова железяка! — воскликнул он. — Вот этого-то и не надо было печатать!

Он быстро удалил предложение и сорвал все беспроводные датчики с головы.

«Вот теперь можно спокойно думать что угодно!» — мысленно проговорил он, поднялся и, почёсывая живот и зевая, побрёл туда, куда ему так лень было идти.

Через минуту, он вышел из туалета и решил немного подышать свежим ночным воздухом. Для этого нужно было выйти из кабинета в коридор и пройти на балкон, откуда открывался чудесный вид на Чёрное море, перерезанное напополам сверкающей лунной дорожкой.

Коридор был пуст, тёмен и тих. Геннадий Юрьевич сделал несколько шагов и вдруг остановился. Его что-то насторожило.

Сбоку была дверь — дверь Ники — и из-за неё доносились какие-то приглушённые звуки.

— Что делает там эта несносная девчонка? — прошептал профессор. — Два часа ночи, а она не спит!

Он подошёл к двери и прислушался. Разобрать что-нибудь было невозможно, но профессор угадал тихий голос молодой девушки. Он тихонько постучался. Голос стих.

— Ника, — позвал Геннадий Юрьевич, — что ты там делаешь? Ты почему не спишь?

Мгновение спустя, дверь плавно отъехала вбок.

Это была комната биомеханической девушки, которую раньше звали Бионика; в её паспорте до сих пор стояло это имя, но в последнее время, даже Геннадий Юрьевич как-то свыкся с мыслью, что теперь его дочь зовут по-другому. Она хотела быть Никой. Вопреки ожиданиям, профессор Левандовский не стал противиться перемене имени, и постепенно привыкал называть своё создание так, как ей было приятно.

— Доброй ночи, па! — весело сказала девушка и улыбнулась.

— Вот мне вот это твоё «па»! — скороговоркой пробурчал Геннадий Юрьевич. — С тех пор, как ты вышла из комы, у тебя в мозгу что-то изменилось, и ты стала вести себя совершенно не так, как раньше.

— Но, может быть, это и к лучшему? А, па? — на последнем слове Ника сделала особое ударение, дразня профессора.

— Может-не-мо-ожет!.. Ты скажи лучше, чего это ты до сих пор не спишь? Ты знаешь, сколько времени?

— Два часа.

— Ну? А как же твои вечерние алгоритмы?

Ника засмеялась:

— Это уже давно в прошлом! — Она вдруг нарочно нахмурилась, скорчив злую гримаску и проговорила почти по слогам: — Я проснулась, потому что наступил новый день… Я засыпаю, потому что наступила ночь…

И она звонко расхохоталась, сидя на кровати, где рядом с ней лежала какая-то раскрытая книга.

— Что ты читаешь? — поинтересовался профессор, заметив книгу.

— Это «Одиссея» Гомера. — Ника схватила книгу и стала негромко декламировать: «Дочь светлоокая Зевса Афина вселила желанье в грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына…» Ты не представляешь, па, как это интересно! Я уже читаю, как Телемах пытается натянуть лук.

— И сколько дней ты уже читаешь эту книгу? Почему я только сейчас об этом узнаю?

— Я читаю её уже двадцать минут.

— То есть, ты начала со средины, — утвердительно заявил Геннадий Юрьевич.

— Нет, я читаю с начала.

— С какого это начала? — не понял он.

— С самого начального начала! — засмеялась девушка.

— С первой главы?!

— Здесь не главы, здесь «песни».

— Да какая, к дьяволу, разница! Ты хочешь сказать, что прочитала почти до конца всю «Одиссею», написанную чёрте-каким-строчным ямбом, за двадцать минут?!

— Но я ещё не дочитала до конца! Тут ещё осталось… минут на пять. Если прочитать несколько раз.

— На каких пять? Я помню, как пробовал читать эту сказку, когда был студентом, так мне понадобилось что-то около двух лет, чтобы дойти до средины! И то! Я ни черта не понял, пока не посмотрел кино! А ты говоришь, двадцать минут! Какие тут двадцать минут могут быть?

— Значит, тебе просто не понравилась эта книга.

— Там вообще ничего не понятно!.. Постой. А ты хоть понимаешь, что ты читаешь, или так, для показухи хвастаешься мне тут?

— Я могу полностью процитировать всю «Одиссею», от первого слова, до того места, где я читаю сейчас.

Геннадий Юрьевич обомлел от услышанного. Раскрыв от удивления рот, он подошёл к ней, присел на кровать и внимательно посмотрел ей в глаза. Совершенно неожиданно профессор задал вопрос, который никак не вязался с их разговором:

— Ты когда в последний раз заряжалась? Твои индикаторы почему-то плохо видны.

— Тогда, когда ты выпустил меня из лаборатории.

— Это когда? Когда ты вышла из комы?

— Да.

— Это ведь было месяц назад! И ты хочешь сказать, что с тех пор ни разу не подходила к источнику?!

— Ни разу.

— Ни разу?!

— Ни разу.

— Ни разу???

— Ни разу!

— Прошёл месяц!

Ника покачала головой:

— Ни разу.

— А как же твой заряд? Что ты чувствуешь?

— Мой заряд в норме.

— К… ка… как он может быть в норме? Месяц!

— Ну, и что? Я полна сил и энергии. Я бегаю, прыгаю, плаваю, ныряю, лажу по деревьям, по горам…

— Стоп. По каким горам? Ты что, ходила в горы? Когда?

— Вчера.

— Но ты вчера почти целый день была в доме! Когда ты успела? До гор идти полдня!

— А я не шла. Я бежала. Налегке. Я взяла с собой только один бутерброд, который мне лично приготовил Леонардо, и побежала. Леонардо сказал, чтобы я не задерживалась и была осторожна.

— Ах он жучий сын! И мне ничего не сказал! Значит, прикрывает тебя, да! Стоило его так долго восстанавливать, чтобы теперь!.. Ха! За моей спиной творится чёрте что, а я как обычно ничего не знаю! Ах вы черти волосатые, мать его величества! Устроили тут вертеп, а я — ни слухом, ни духом!.. И что же, скажи на милость, вы от меня ещё скрываете, а? Заговорщики, блин!

— Мы ничего от тебя не скрывали.

— Как не скрывали?!

— Вот так. Ты просто разрешил мне гулять там, где раньше запрещал, ну я вот и решила сходить в горы. Там, в горах, кстати, я встретила хороших людей.

— Каких таких людей?!

— Туристов. Они поставили палатки и…

— Ты мне это… прекращай шастать где ни попадя, поняла!

— А я не шастала.

— Не шастала она! Ты погляди, какая краля выискалась! То сбегает, прячась у меня в аэрокаре, то теперь вон… по горам бегает, как коза горная! Смотри, копыта вырастут, а за ними и рога, благодаря твоему Алёшеньке!

— При чём тут Лёша?

Геннадий Юрьевич махнул рукой:

— А! Молодые, зелёные… Мороки мне с вами на старости лет…

— Не кручинься, пап. Всё ведь хорошо.

— Что за слова такие: «кручинься»? Откуда ты всего этого нахваталась?

— Я читала Пушкина.

— О-о! Тогда всё понятно, сударыня, столбовая дворянка! Ну что, пошлёшь меня, старика, на рыбалку за золотой рыбкой, али мне пОйти кОрытО кОкОе-нибудь пОчинить? — кривляясь, ехидничал Геннадий Юрьевич.

— Не обязательно окать, пап! — засмеялась Ника. — В девятнадцатом веке так не разговаривали.

— Да черти их знают, как они там разговаривали!.. — Геннадий Юрьевич замолчал. Он задумался над словами Ники: что-то в её организме происходит; мозг изменился, хотя по показателям, всё оставалось, как и прежде; но профессор невооружённым глазом видел, как меняется его создание. Ника стала другой. Совсем другой. У неё появился характер, собственное «я»; и это самое «я» теперь очень беспокоило профессора. Девушка стала самостоятельной, а порой, даже слишком самостоятельной, как считал профессор.

Месяц назад, после того, как санаторий превратился в груду развалин, Ника была одной ногой в могиле — клиническая смерть продлилась несколько дней; и всё это время девушка лежала в инкубаторе. Дыхание её было еле заметным. Геннадий Юрьевич не отходил от неё ни на шаг: он ел в лаборатории, спал в лаборатории, постоянно следил за показателями и за работой систем жизнеобеспечения. Постоянно корректировал программы, которые проводили диагностику биомеханических нейросетей мозга. Все эти дни были для профессора настоящим испытанием. Но не только. Шесть дней комы его дочери были самыми страшными за всю его жизнь, — он постоянно боялся, что её организм не выдержит, и Ника — его Ника — умрёт!..

Спал он мало; только лишь иногда позволял себе отключиться, и то, только тогда, когда приходил Алексей и дежурил около инкубатора.

Алексей мог приходить только по вечерам, из-за своей работы (благо, что пока его не посылали в длительные полёты, а держали поблизости — то на орбите, то на Луне, и поэтому молодой человек мог хоть как-то помогать профессору).

Из шести дней комы, Алексей смог прийти только четыре раза. И эти четыре ночи, проведённые в лаборатории, немного сблизили Геннадия Юрьевича с молодым пилотом. Профессор понял, что Алексею не безразлична Ника; мало того — даже слепому было бы видно, что этот молодой человек любит её.

С одной стороны это было хорошо; Геннадий Юрьевич иногда даже радовался этому… Но с другой стороны, профессор понимал и полностью отдавал себе отчёт в том, что рано или поздно Алексей должен узнать правду. Он должен был узнать, что Ника не простая девушка, а искусственно выведенный биомеханизм. Как он к этому отнесётся? Что скажет? Что подумает? Что сделает? Профессор даже не мог ничего предположить. И каждый день планировал всё рассказать. А там — будь, что будет! Но стоило прийти Алексею, как слова застревали где-то в горле, и Геннадий Юрьевич не мог вымолвить и слова этой самой правды…

День шёл за днём, а профессор всё откладывал и откладывал непростой разговор с Алексеем.

И даже тогда, когда Ника пришла в себя, когда она открыла глаза и произнесла первое слово, которое, как гром поразило Геннадия Юрьевича, он всё-таки не смог рассказать молодому пилоту ту правду, которую он просто обязан был знать.

Первым словом, произнесённым Никой после пробуждения, было слово «Лёша».

С этого момента профессор понял, что слово «Геннадий» теперь было только на втором месте.

Девушка звала не своего создателя, которого по праву считала отцом, а своего возлюбленного, и с этим стоило смириться. Что и сделал Геннадий Юрьевич; он не противился, не обижался (хотя маленький червячок ревности всё-таки грызнул где-то внутри). Но папа понял, что его дочь стала взрослой, и пора было отпускать её на простор — в «большой мир», в который она так хотела попасть, и куда он, по своей глупости, не пускал её столько лет. Птенчик оперился и требовал отпустить его в полёт. Ну, значит, так тому и быть, думал тогда профессор, и принял решение дать волю своему созданию.

В первый день после пробуждения, когда Ника смогла, наконец, встать на ноги и пройти несколько шагов, он усадил её перед собой и долго смотрел на неё, после чего стал говорить о том, как он ошибался. Он пытался оправдываться, говоря, что думал только о сохранности хрупкого существа, которое он создал, говорил, что боялся навредить… боялся рисковать, ведь так много было поставлено на карту! Но, как оказалось, он сделал роковую ошибку: не пустил маленькую девочку в общество, в тот социум, в котором ей предстояло прожить около семисот лет.

Ника внимательно слушала его, и, когда профессор закончил свою речь, сделала то, от чего на душе у пожилого профессора стало как-то светлее — она улыбнулась и обняла своего «папу». Она не держала зла. Она не обижалась. Единственными чувствами, наполнявшими тогда душу девушки, были чувства радости и благодарности: радость, потому что, наконец, заточение её подошло к концу, а благодарность — за то, что ОН создал её, подарил самое дорогое, что может быть во всей вселенной — жизнь.

В первый раз за долгие, долгие годы Геннадий Юрьевич почувствовал какой-то странный комок у себя в горле; этот комок поднимался всё выше и выше, и только усилием воли профессор не пустил тогда скупую мужскую слезу (хотя, она так и норовила вылезти наружу!).

Отец и дочь обнялись и ещё долго сидели тогда в полной тишине, среди бесконечных мерцающих экранов подземной лаборатории.

А наверху кипела работа!

Министр не обманул. Через три-четыре часа после взрыва к остаткам санатория прибыла техника, и началась работа. Солнце село, но на работе это не сказывалось. Разбирались завалы, устранялись утечки воды, газа; грузовики сновали туда-сюда, вывозя обломки и многочисленный строительный мусор, в который превратился некогда блестящий санаторий.

В ту ночь, в лабораторию заходили люди, которых встречал профессор так же, как и майора Козлова. Но никто уже не пытался силой проникнуть в секретное помещение, — люди приходили лишь для того, чтобы предупредить профессора об опасности нахождения в лаборатории, так как наверху стали рушить оставшееся крыло здания. Спасатели и строители убеждали профессора покинуть помещение, говоря, что падающие обломки могут пробить потолок и похоронить его здесь. Но профессор только смеялся в ответ. Он никуда не собирался выходить, потому что там, в инкубаторе, лежала его дочь.

Но это уже было в прошлом… Ника теперь сидела напротив своего создателя.

И как раз в этот день — день, когда она очнулась — Профессор Левандовский вместе со своей дочерью вышли на поверхность.

Вокруг них сновали техники, строители, беспилотные роботы-ремонтники, люди в специальных экзоскелетах, позволяющих поднимать большие тяжести, взбираться по отвесным стенам, выполнять трудоёмкие работы…

Работа кипела.

Уцелевшее крыло здания уже давно было разрушено и вывезено, а на выровненной площадке начинали строить новый фундамент будущего санатория, который должен был быть таким же, как и прежде.

Министр, который руководил всем этим строительством лично, решил, что профессору с его дочерью хорошо бы было остаться недалеко от проведения работ. Почему он решил именно так — оставалось загадкой, но для Геннадия Юрьевича и Ники уже был возведён маленький двухэтажный домик где-то в километре от стройки. Новаторский метод строительства загородных домов поражал своей быстротой. 3D строительство чем-то напоминало 3D печать: как бы из ничего начинали появляться контуры здания, перегородки, коммуникации, окна, двери, воздуховоды, и даже мебель. В то время как профессор дежурил у инкубатора, строительство временного жилища уже практически было завершено, а в день, когда они вышли на улицу, дом уже полностью был готов к эксплуатации.

Теперь отец и дочь жили в этом двухэтажном домике, где у каждого была своя комната, имелась кухня, столовая, кинозал, два туалета и две ванные комнаты. Профессор поразился, когда зашёл в подвал и увидел свой любимый бильярд. И всё это благодаря новому методу 3D строительства, который только начинал набирать обороты, но ещё не до конца был проработан (этим методом пока что могли строить только небольшие дома и сооружения).

После всех этих событий и переживаний прошёл уже месяц. Возведение санатория подходило к завершению, оставалась только внутренняя отделка. Почти две тысячи квадратных метров, которые занимало здание, вскоре готовы были принять в своих стенах новых обитателей — кибернетических людей, над усовершенствованием которых работал профессор Левандовский.

После того, как профессор понял, что с Никой всё в порядке, его мозг, не умеющий оставаться без действия, вспомнил о Леонардо. Голова дворецкого была сохранена и перенесена в лабораторию ещё тем вечером, когда произошёл взрыв. Леонардо стал заикаться с такой силой, что понять, что он пытается сказать, было практически невозможно. Поэтому профессор погрузил голову несчастного в глубокий сон и законсервировал. И вот, пришло время, когда профессор занялся восстановлением своего непутёвого дворецкого. В результате, Леонардо получил новое тело, а вся информация с его сознанием была скачана в новую голову. Дворецкий был активирован и подведён к зеркалу, чтобы он мог увидеть, как теперь выглядит его тело и лицо. Леонардо был недоволен: «Но, сэр! Это же не я! Это не моё лицо и не моё тело! Мой смокинг был гораздо лучше этого! Я не был таким скуластым и смуглым!». На что профессор ответил: «Ты вот лучше помолчал бы! Вот она благодарность, итить твою налево! Его восстановили, подарили новую жизнь, а он ещё возмущается! Смотри! Ща вытащу из тебя твои непутёвые мозги и отключу к чёртовой матери!». Получив такую отповедь, Леонардо предпочёл помалкивать, и стал почему-то тише воды, ниже травы.

Время шло, строительство санатория продолжалось…

Ника постепенно вошла в основной жизненный ритм. Начала много читать. Причём, она заказывала через юнилайн только бумажные книги, что очень удивляло профессора.

Геннадий Юрьевич решил дать своему созданию свободу. В один из дней, он сказал Нике, что должен ненадолго покинуть её, потому что отправляется в город по делам. Ника попрощалась с папой (именно так она с недавних пор стала называть профессора, вместо привычного «Геннадий») и пошла купаться на море. Профессора не было целый день. Но вечером, когда Ника уже сидела в небольшом зале и просматривала заказанные ею книги, в комнату вошёл Геннадий Юрьевич и махнул девушке рукой, приглашая её куда-то. Ника не поняла его и переспросила. На что профессор сказал, чтобы она шла за ним на улицу.

Ника отложила очередную книжку и пошла вслед за папой.

Солнце только-только скрылось за горизонтом. Мягкий вечерний свет окрашивал в неестественные цвета окружающую природу. Где-то вдалеке раздавались звуки строительства, которое не прекращалось ни на минуту. Эти звуки настолько уже стали привычными, что Ника просто перестала их замечать; она шла за папой, вдыхая вечернюю свежесть и солёный запах моря.

Новенький аэрокар стоял на лужайке, а вокруг него кругами ходил пилот профессора Олег.

— Что! Бродишь, чтобы не заснуть? — подшутил над ним Геннадий Юрьевич.

— Нет, что вы! Я и не думал спать!

— Ладно, открывай.

— Ага!.. — с какой-то странной интонацией в голосе сказал Олег и, как-то хитро посматривая на Нику, поспешил открыть грузовой отсек.

Трап медленно опустился на стриженую траву. Олег остановился и стал смотреть внутрь аэрокара.

— Ну? Чего ты стоишь? — воскликнул профессор. — Я что ли буду выводить его?

— А! Понял! — отозвался пилот и заскочил в аэрокар.

Немного погодя из грузового отсека стал медленно высовываться какой-то обтекаемый силуэт. В быстро наступивших сумерках, Ника не сразу поняла, что это такое, но когда этот силуэт полностью выплыл из аэрокара, девушка увидела небольшое транспортное средство. Это был одноместный планер.

— Ну, вот, — сказал профессор, оборачиваясь к дочери, — это результат моего отсутствия здесь. Я весь день потратил, выбирая этот планер. И, наконец, подобрал тот, который подойдёт лучше всего.

— Хороший планер. А для чего он тебе? — поинтересовалась Ника.

— Он не для меня.

Ника открыла от удивления рот: она вдруг начала догадываться, для кого профессор приобрёл это транспортное средство. Она догадывалась, но в то же время, не могла в это поверить. Она стояла и молчала до тех пор, пока профессор не сказал:

— Ну?! Я что, зря что ли весь день мотался, как сумасшедший по салонам? Ты собираешься испробовать эту машинку или нет?

— Ты… ты это… мне… что ли?.. — проговорила Ника.

— Ну, а кому ещё! Ану влезай и пробуй!

— Но, как… но… я же не умею… я…

— Отставить разговорчики! Живо, марш! В планер, быстро! Уселась, завела, полетела! Но вначале пользуйся автопилотом и программой автоинструктора, потому что ты летать действительно не умеешь, а учиться надо. — Профессор вдруг заметил Олега, который до сих пор сидел в кабине планера. — Эй! Ану вылез оттуда быстро! Уселся, как у себя дома, честное слово! Тебе что ли я игрушку купил?

Олег выпрыгнул из кабины и жестом пригласил девушку войти внутрь.

Ника на не сгибающихся ногах послушно поковыляла к планеру. Она несколько раз оборачивалась на профессора, но видела только его указательный палец, который был направлен в сторону кабины, дверцу которой предусмотрительно оставил открытой пилот профессора.

Уже сидя в кабине, Ника испытывала какие-то странные, смешанные чувства: радость, нерешительность, боязнь, трепет и стеснение; все вместе, эти чувства заставляли её руки немного дрожать, и она всё время украдкой посматривала на Геннадия Юрьевича, как бы прося у него поддержки и одобрения.

Геннадий Юрьевич наблюдал за действиями дочери; ему было интересно, как она отреагирует на этот подарок. Он так и предполагал, что Ника станет сначала бояться и трепетать, поэтому не торопил её. Пусть свыкнется с мыслью, что теперь у неё есть личный транспорт, думал он и терпеливо ждал, когда же она решится завести двигатели. Но она всё сидела и сидела, а сумерки сгущались всё быстрее.

Ночь почти полностью вошла в свои права, и профессор всё-таки решил сказать Нике, что пора бы уже и пошевеливаться.

— Но, пап, я не могу, — сказала она.

— Почему? Что тебе не понятно? Там есть автоинструктор. Это специальная программа, которая будет определять все твои действия. Активируй её. Там на экране — большая красная кнопка, прикоснись к ней, и автоинструктор активируется. Я специально купил эту программу и загрузил её в мозги планера. Так что, ты можешь ничего не бояться.

— А если я что-нибудь сделаю не то?..

— Программа будет корректировать все твои действия. Там куча защитных систем, так что ты просто физически не сможешь не во что врезаться. Посади в кабину пятилетнего ребёнка, то и он запросто полетел бы! Ты же не хочешь сказать, что соображаешь меньше, чем пятилетний ребёнок?

— Нет, я гораздо больше соображаю, — с улыбкой проговорила Ника.

— Ну, вот и отлично. Вперёд!

— Но ведь уже поздно. Ничего не видно.

— Всё там видно! Давай. Не бойся. Тыкай красный кружочек.

Ника дрожащим пальцем всё-таки прикоснулась к экрану. Автоинструктор поприветствовал нового начинающего водителя и предложил отправиться в путь, указав на соответствующую кнопку, которая вспыхнула жёлтым.

Но Ника в тот вечер так и не смогла заставить себя активировать двигатель. Она сослалась на то, что уже ночь, ничего не видно, и она просто не хочет в темноте начинать свой первый полёт.

Профессор на этот раз сжалился над бедной девушкой и сказал, чтобы она вылезала и шла в дом, а вот завтра, с утра, она просто обязана будет прокатиться на своём планере. Ника согласилась и вылезла из кабины, пообещав Геннадию Юрьевичу, что завтра обязательно станет учиться управлять планером.

Так и закончился этот вечер: Ника, вся трепещущая и удивлённая, пошла к себе в комнату, а на следующее утро, как и обещала, приступила к учёбе.

Дело у неё шло очень хорошо, и уже через час она полностью изучила способы управления, и летала над санаторием и над временным домиком, где они жили с профессором.

Оказалось, что управлять планером очень интересно, легко, приятно, а главное — безопасно! Нике очень понравилось это занятие, и она почти целый день провела в своём планере.

Прошло ещё два дня, и девушка уже стала самым настоящим пилотом. Радость её была безграничной, — её мачта практически сбылась. Она сама управляет транспортным средством! Но пытливый мозг не хотел останавливаться на достигнутом. Девушке уже было мало просто летать над полями, лесами, горами и морем. Ей хотелось подняться выше — туда, где голубое небо постепенно превращается в чёрную, бесконечную пустоту! Ей хотелось в космос, где так много всего интересного и неизведанного для молодой девушки, которая только девятнадцать лет назад появилась на свет.

Она сказала об этом Геннадию Юрьевичу, но он категорически был против. Хватит того, что ты летаешь по небу, сказал тогда он, и Ника поняла, что спорить или упрашивать строгого папу было бы бесполезно. И наслаждалась полётами над поверхностью земли и моря.

9. Эволюция

Геннадий Юрьевич этой ночью понял, что Ника быстро стала совершенствоваться. Он видел это и раньше, но узнав, что девушка прочитала почти всю «Одиссею» за двадцать минут и может дословно повторить весь этот огромный и сложный текст, профессор сделал вывод, что мозг биомеханической девушки стал стремительно развиваться; и к чему может привести это «высокоскоростное» развитие, сказать было трудно. Есть ли придел совершенствованию? На каком именно этапе развития Ника остановится? Что будет ей подвластно, когда она достигнет своего максимального уровня интеллекта?

Вопросов было много, но профессор не знал ни одного ответа. Оставалось только ждать и наблюдать за своим созданием, и верить, что всё будет хорошо.

Геннадий Юрьевич и Ника посидели некоторое время в полной тишине. Была поздняя ночь, и утро уже было не за горами. Каждый был занят своими мыслями. Но потом профессор всё-таки сказал дочери, что пора спать.

— Что-то не хочется, пап, — ответила Ника. — Сегодня такая тихая и прекрасная ночь!.. Луна такая яркая!.. Она так сверкает и отражается в море!..

— Подумаешь, луна… — сказал Геннадий Юрьевич. — Луна такая же, как и вчера и месяц назад… Такая же, как и тысячу лет назад. Обычная луна, обычное море, обычная ночь. Не вижу ничего «такого»!

— Ох… Какой же ты не романтичный, папуля.

— Хе! И с каких это пор ты вдруг стала такой романтичной, а? Хотя, да. Всё с тобой ясно! Это всё твой Алёшенька, да? Вся твоя биомеханическая голова забита мыслями только о нём. И только скажи, что я не прав.

Ника промолчала. Она опустила взор и перелистывала странички своей книги без определённой цели. А спустя некоторое время, подняла глаза и сказала:

— Пап, пойдём на балкон. Я понимаю, что уже очень поздно, но мне почему-то так хочется подышать ночной свежестью. Пойдём, а?

— Нет, поздно уже, пора спасть.

— Ну, совсем чуть-чуть. Пару минуточек.

— Нет.

— Ну, папуль!..

— Вот же пристала. — Геннадий Юрьевич помолчал немного и сказал: — Ладно, пошли. Но только на пару минут.

Ника тихонько хлопнула в ладоши и соскочила с кровати.

Они покинули комнату Ники и вышли на балкон.

Девушка глубоко вдохнула прохладный ночной воздух.

— Какая свежесть, — воскликнула она. — Сегодня действительно особенная ночь.

— И что же в ней такого особенного? Ночь, как ночь!

— Не знаю… Но она какая-то… необычная. Я это чувствую… — Она снова глубоко вдохнула. — Да. Определённо что-то чувствую…

Профессор насторожился и внимательно посмотрел на Нику. В последнее время, она его часто поражала своим развитием. Развивался не только её интеллект — физические способности девушки уже превосходили способности обычного человека. Геннадий Юрьевич списывал всё это на то, что она, хоть и ничем не отличается от человека, но всё же оставалась чем-то вроде робота. Но робот этот почему-то совсем не был похож на робота, как бы это глупо не звучало. У этой девушки был мозг — настоящий, не искусственный, и он развивался; развивалось также её тело. С недавних пор она могла бегать так, как не могут самые быстрые спортсмены-бегуны; она постоянно обыгрывала компьютерную программу в шахматы; она запросто научилась играть на бильярде и набирала сотню за сотней в снукере, в то время как профессиональные снукеристы учились этому с самого детства на протяжении долгих лет. Однажды, она сказала профессору, что плавала под водой целых пятнадцать минут. Но тот, только рассмеялся в ответ, сказав, что аквалангисты проводят под водой гораздо больше времени, чем она, и не хвастаются этим. Какого же было его удивление, когда Геннадий Юрьевич узнал, что девушка не пользовалась аквалангом, а просто задержала дыхание… Всё это, и многое другое, поражало профессора, но он не подавал виду, что удивляется, и не показывал это перед Никой. Как раз этой ночью, профессор, тестируя своё изобретение, способное считывать мысли, записал все свои соображения по этому поводу на жёсткий диск, намереваясь потом подумать над этим и проанализировать достижения Ники. И когда Геннадий Юрьевич услышал, что его создание что-то предчувствует, он понял, что это неспроста, — это могло и правда быть чем-то, похожим на предсказание будущего или что-то в этом роде. Поэтому и отнёсся серьёзно к словам девушки.

— Так, — сказал он. — Ты мне скажи. Что именно ты чувствуешь, и что тебя беспокоит.

— Меня ничего не беспокоит, просто…

— Что просто?

— Просто мне кажется, что завтра… хотя уже сегодня… Да, сегодня днём, к нам прибудет один гость.

— К нам? Сюда?

— Да.

— И кто это?

— Мне кажется, что это будет Алексей.

Профессор рассмеялся:

— Ты с ума сошла, девочка! Твой Алексей сейчас на Луне и прибудет только через неделю! У него очередной рейс.

Она пожала плечами и тихо сказала:

— Что-то мне подсказывает, что рейс его уже закончился, и он уже скоро будет здесь.

— Тьфу ты! Не мели чушь. Просто тебе не терпится поскорее увидеть этого пилота, вот и всё!

Ника пожала плечами и промолчала, глубоко вдыхая ночную прохладу.

Геннадий Юрьевич не отрываясь смотрел на неё, пытаясь понять, действительно ли она только что предсказала будущее или это просто ей так хочется. Немного помолчав, он решил переменить тему разговора:

— Ладно… С этими чувствами мы разберёмся потом, а вот я сейчас со стопроцентной точностью предскажу твоё ближайшее будущее. Хочешь?

— Ты хочешь сказать, что через полчаса я буду уже спать? — рассмеялась она.

— Нет… Хотя, и это тоже! Но я хотел сказать, что завтра…

— Сегодня.

— Хорошо. Сегодня, мы полетим в одно очень интересное место, которое я хотел бы тебе показать. Это, конечно, секретное место, и там тебе быть не положено, но, так как я всё-таки не последний человек в институте, то могу организовать для тебя небольшую экскурсию.

— Что за экскурсия?

— Тебе понравится. Я хочу показать тебе новый космический корабль и услышать, что ты о нём думаешь. Это пока ещё только прототип, но проект весьма перспективен.

— Ух ты! Я увижу настоящий космический корабль?! Это невероятно! Правда, что ли? Ты не шутишь?

— Не шучу. Завтра часа в два… — Он посмотрел на Нику и поправился: — Сегодня! Часа в два пополудни мы полетим на космодром нашего института.

Ника захлопала в ладоши и даже немного запрыгала на месте от удовольствия:

— Вот это да! Здорово! Пап! Я тебя люблю! Ты самый лучший папуля на свете!

И она бросилась к нему на шею. Профессор как-то слабенько стал сопротивляться объятиям дочери, но довольная улыбка всё-таки выбралась наружу, как он не старался её скрыть.

Когда Ника наконец отпустила своего папу, Геннадий Юрьевич сказал:

— Так, всё! Пора спать! Иначе мы завт… сегодня уже никуда не полетим, поняла! Ану быстро в кровать! Живо, марш! И чтобы через пять минут уже спала, понятно! И не вздумай читать в такой час!

— Хорошо, хорошо, папуль! Я уже в кровати и сплю! Всё, я уже в своей комнате! — восклицала Ника, выбегая с балкона в коридор. — Спокойной ночи, пап!

И она закрыла дверь.

— Спокойной ночи… Бионика, — тихо проговорил профессор, глубоко вздыхая.

Утро не заставило себя долго ждать.

Геннадий Юрьевич, несмотря на то, что смог заснуть только в три часа утра (он всё думал о Нике), проснулся в 6:43 и быстро стал одеваться. Ника ещё спала, и он знал это; профессор забыл очень важную вещь: пропуск для дочери на космодром. Он сказал ей ночью, что повезёт её на экскурсию, и придумал это во время самого разговора. А то, что туда пускают только сотрудников с пропусками, а тем более — в закрытый ангар, об этом он как-то не подумал. И вот, зная, что Ника проспит ещё около часа, он решил по-быстрому смотаться в институт и договориться о том, чтобы Нику пропустили. Можно было, конечно, сделать это и дистанционно, но профессор не хотел, чтобы лишние люди узнали об этой его затее.

Геннадий Юрьевич не стал вызывать своего пилота и отправился сам.

Аэрокар быстро набрал высоту, вошёл в полосу движения и скрылся в небе среди вереницы транспорта.

Отсутствовал профессор всего около часа. За это время, он связался с Дановым и попросил его срочно явиться в институт для приватного разговора. Дмитрий Денисович сначала опешил от такой просьбы — всё-таки было только 7:32 — но всё же согласился, не позавтракав, явиться в институт.

Пропуск был сделан в считанные минуты; в нём содержалась информационная копия ДНК девушки, благодаря которой она смогла бы беспрепятственно входить в секретный ангар. После этого, Геннадий Юрьевич быстро поблагодарил профессора Данова и поспешил домой.

Когда он вернулся, его ждал сюрприз — Ника стояла перед домом полностью одетая и смотрела на то, как приземляется аэрокар.

«Не успел! — с досадой подумал профессор. — Но ничего страшного. Проснулась, так проснулась».

Он посадил транспорт на лужайку перед домом и вышел к встречающей его дочери.

— Доброе утро, пап! — сказала Ника. — Ты в такую рань уже успел куда-то слетать! Ты что, совсем не спал?

— Доброе утро, Ника. Нет, я спал, просто были кое-какие дела, и я… в общем, ладно. А ты уже готова, я смотрю?

— Да. Я уже успела позавтракать. А ты завтракал?

— Нет… да… то есть… э-э-э… Слушай, не доставай меня такими вопросами. Я есть не хочу. Главное, что ты поела. И вообще! Мы вылетаем только в два часа, если ты не забыла.

— Я не забыла.

— Ну, вот. А ты почему-то уже при полном параде и встречаешь меня, как будто бы мы уже сейчас выдвигаемся.

— Нет, просто я хотела немного полетать на планере, а в полвторого вернулась бы. Можно?

— Ну, иди. То есть, лети. Только не опаздывай.

— Хорошо, пап.

И Ника побежала к гаражу, где стоял её планер.

Она наслаждалась полётом на своём личном транспорте всё утро и полдня. А в полвторого, как и обещала, вернулась домой. Геннадий Юрьевич всё это время был у себя в кабинете, разбирая свои ночные мысли, записанные на жёсткий диск.

Ника постучалась к нему в кабинет и, после того, как открылась дверь, вошла, сказав, что уже готова. Геннадий Юрьевич кивнул и ответил, что через минут двадцать выйдет.

В 13: 57 аэрокар стартовал.

Ника с трепетом ждала, когда они окажутся в институте, и папа покажет ей космический корабль.

Вскоре они прибыли на место и уже шли к космодрому. Пропуск, который профессор добыл сегодня утром, сработал хорошо, и девушка без проблем миновала охранную систему.

Профессор вёл её к секретному ангару, где находился корабль нового образца.

Ника засыпала Геннадия Юрьевича вопросами об этом корабле, пытаясь поскорее выяснить, на что же способна эта новая техника, и чем она отличается от других, старых моделей. Но Геннадий Юрьевич не хотел раньше времени рассказывать ничего, говоря, что она всё узнает, когда они придут на место.

Поняв, что от папы она пока ничего не добьётся, Ника во все глаза смотрела по сторонам, ведь на космодроме она была в первый раз в жизни. Но, к её величайшему сожалению, девушка ничего не смогла увидеть, так как все корабли находились в специальных отделениях, находящихся под землёй. Когда нужно было производить старт, открывались огромные люки, и из-под земли вылетали космические корабли. Но на данный момент, никаких стартов не было, и Нике так и не пришлось увидеть, как отправляется в полёт очередная космическая миссия.

Между тем, профессор вдруг остановился.

— Вот мы и пришли, — сказал он.

Ника с недоумением оглядывалась по сторонам, не понимая, куда это они пришли, — они стояли на сплошной бетонной площадке, где не было абсолютно ничего, кроме нарисованного красного круга, метра в два диаметром.

— А-а… где ангар?.. — спросила она.

— Ангар под нами. На глубине пяти километров.

— Ого! Так глубоко!

— Естественно! Он же всё-таки секретный!

С этими словами Геннадий Юрьевич поднял голову вверх и стал, щурясь от яркого солнца, всматриваться в небо.

— Что ты делаешь? — спросила Ника, пытаясь увидеть то, на что смотрел профессор.

— Я жду, когда наш спутник считает мою сетчатку, иначе проход не откроется.

— Какой спутник?

— Тот, что находится на синхронизированной орбите, в космосе, как раз над этим местом. Он круглосуточно следит за этим входом и открывает дверь только людям, имеющим доступ.

— То есть, спутник из космоса может считать твою сетчатку? У него такое разрешение камер?

— Ничего удивительного! При помощи подобных спутников мы можем пересчитать все песчинки на Марсе, находясь на его орбите! Чего уж говорить о моей сетчатке! Но, что он так долго-то, а!

И как раз после этих слов профессора, бетон под ногами слегка дрогнул. Неподалёку от того места, где они стояли, на бетоне стал вычерчиваться квадрат, который в следующую секунду стал выползать из-под земли. Когда квадрат вылез на высоту около двух метров, Ника поняла, что на самом деле это был лифт. Двери плавно раздвинулись в стороны, и внутри показалась ярко освещённая кабина.

Профессор и Ника вошли внутрь, и двери плавно закрылись. Лёгкий толчок и мгновенное чувство невесомости, когда пол как будто бы ушёл из-под ног, оповестили о том, что пассажиры понеслись вниз с большой скоростью. Геннадий Юрьевич предложил пока присесть на небольшие сиденья, находящиеся по бокам кабины, так как ехать было не так уж и близко.

Спуск продолжался несколько минут, на протяжении которых можно было почувствовать, как лифт то замедляется, то ускоряется. Ника, заметив это, спросила, почему так происходит. Геннадий Юрьевич ответил, что они проходят контрольные пункты, где их в очередной раз проверяют, сканируя сквозь стенки лифта их тела.

И вот, наконец, лифт остановился, и двое пассажиров покинули кабину.

Перед ними был небольшой коридор, освещённый яркими квадратами, из которых состоял потолок.

Профессор повёл Нику вперёд, сказав, что им остаётся пройти стерилизационную комнату; эта процедура была необходима для того, чтобы не пронести в ангар даже микроскопическую частичку грязи или нежелательных бактерий. Некоторые сотрудники иногда посмеивались за спиной профессора Левандовского, зная о его мании чистоты, что это самая любимая комната профессора, и самая любимая процедура. Он знал об этом, но ему было глубоко наплевать, что там думают эти «олухи».

Стерилизационная комната уже была перед ними, и профессор ввёл свой личный код, позволяющий пройти внутрь.

Непрозрачные стеклянные перегородки плавно исчезли в полу и потолке. Посетители шагнули в комнату, и перегородки сразу стали возвращаться на место, отсекая людей от коридора.

Когда комната запечаталась, послышался еле слышимый высокочастотный звук, а немного погодя, по телам людей несколько раз прошёлся широкополосный лазерный луч, стерилизующий поверхность тел и одежду; именно поэтому, входя в ангар, можно было не переодеваться в странные белые одежды, как это делали ещё около пятидесяти лет назад, и не напяливать на голову всякие чепчики и прочую чепуху.

После того, как процедура была завершена, приятный женский голос оповестил посетителей, что они обеззаражены и могут пройти.

Перед ними поползли в разные стороны большие ворота, за которыми открылся вид на хорошо освещённый ангар.

Ника заметила всего несколько человек, которые, как ей показалось, слонялись без дела. Но люди мало интересовали девушку. Её взгляд практически сразу зацепился за большое сооружение, которое тянулось вдоль ангара…

Космический корабль!

Ника раскрыла от удивления рот. В первый раз в жизни она видела настоящий космический корабль! И это был непростой корабль, а какой-то сверхсовременный, высокотехнологичный, опережающий время — если верить профессору. С виду он почти не отличался от всех тех кораблей, что она видела, когда изучала их, сидя в своей комнате в старом санатории. Она тщательно осматривала его издали, на время остановившись.

Немного погодя, Ника почувствовала мягкий толчок — это Геннадий Юрьевич подтолкнул её, предлагая идти дальше. Она пошла вперёд, не отрывая взгляда от корабля. И только когда они подошли поближе, Ника снова остановилась и спросила:

— А мы зайдём внутрь?

— Конечно. Для этого мы сюда и пришли, — спокойно ответил Профессор.

— А чем он отличается от всех остальных?