Бесплатный фрагмент - Тайна Нестрашного переулка

Неглавный герой

Максим Евгеньевич Лебедев, подполковник вооруженных сил Советского Союза, широко шагал по скудно освещенной Первомайской. На улице было пустынно. О существовании людей напоминал разве что свежеуложенный асфальт, по которому еще каких-то полчаса назад разъезжал каток. Рабочие явно трудились сверхурочно, почему-то решив во что бы то ни стало покончить с благоустройством Первомайской до наступления завтра. Не смогли. От цели их отделила какая-то жалкая пара метров. Рабочий класс, как водится, повздыхал над несбывшимся, поискал виноватых да и махнул рукой, так никого всерьез и не обвинив.

В еще не остывшем после жаркого дня воздухе стоял густой запах гудрона, который не разбавляло даже легкое дуновение ветерка.

Через несколько размашистых шагов штиль сменился влажным, неприятным сквозняком, будто кто-то открыл форточку окна, выходящего на помойку.

Вместе с порывом ветра до подполковника донеслось неуверенное:

— Лебедев?

— Он самый, — прищурился Максим Евгеньевич, вглядываясь в темноту Нестрашного переулка — С кем имею честь?

Вместо ответа его собеседник сделал шаг вперед и несмело улыбнулся.

— Кого я вижу! — рассмеялся Максим Евгеньевич, — Какими судьбами в нашем захолустье, дружище?

Услышав последнее слово, человек из Нестрашного скривился, как от зубной боли. Такое выражение на лицах людей появляется только в двух случаях: как, собственно, признак зубной боли или как отражение чистой ненависти, бушующей внутри. Оперативнику с двадцатилетним стажем это было хорошо известно.

Лицо собеседника за долю секунды вернулось в норму, и он поспешил ответить:

— Решил открыть небольшое дело. Для души, так сказать.

— А чем занимаешься, если не секрет? — поинтересовался Максим Евгеньевич, доставая из кармана портсигар и протягивая его человеку из Нестрашного, — Угощайся.

— Бросил, — с гордостью отчитался собеседник, — С появлением нового хобби я вообще много чего бросил. Престижную работу, трешку в Ленинграде… Жену. Можно сказать, стал новым человеком!

Собеседник хрипло рассмеялся, скривив губы в знакомом оскале. Максим Евгеньевич ограничился деликатной улыбкой. Извлекая из кармана портсигар, он будто невзначай выставил вперед правую ногу и теперь пружинисто на нее опирался, ожидая малейшего проявления реальной угрозы. Четких опасений у подполковника не было, но бегающие по спине мурашки не давали расслабиться.

— И все-таки? — подал голос Максим Евгеньевич.

— Работаю с детьми, — отозвался человек из Нестрашного, — Пока результаты скромные, но начало положено.

— Дело хорошее, — рассеянно улыбнулся подполковник, убирая так и не открытый портсигар обратно в карман, — Дети — наше все. У самого сын подрастает. Через несколько лет уже в армию…

— А сам чем занимаешься? — перебил собеседник, — Все тем же?

— То тем, то этим, — загадочно улыбнулся Максим Евгеньевич.

— Геройствуешь понемногу? — оскалился человек из Нестрашного, — От такого отвлекать грешно. Да и мне уже пора.

— Бывай… — Максим Евгеньевич осекся, так и не озвучив слово «друг», застрявшее в горле — Бывай, в общем.

— И тебе не хворать, — ответил собеседник, делая шаг назад — обратно в темноту.

Максим Евгеньевич облегченно вздохнул, подобрался, расправил плечи и вернулся на прежний курс. К дому, к семье. Он успел отойти от переулка всего на несколько шагов, когда его окликнули.

— Эй, герой! — донеслось из-за спины.

Голос принадлежал недавнему собеседнику, но в нем больше не было ни намека на радушие. Только издевка, пренебрежение и торжество.

Повинуясь въевшемуся в подкорку инстинкту, подполковник крутанулся на месте, пригнулся и… Первомайскую озарила яркая синяя вспышка, а на месте, где только что стоял подполковник Лебедев, оказался лишь ворох одежды. Скоро тряпки были в руках человека из Нестрашного, который поспешил вернуться обратно в свое сырое, замшелое логово.

Дела семейные

Артём Лебедев, ученик 7 гимназии с английским уклоном, наслаждался заслуженными летними каникулами. Год он закончил образцово, без единой четвёрки, чем немало порадовал маму.

Порадовал настолько, что она даже отказалась от командировки, которая сулила «острый репортаж и солидный гонорар». Всё для того, чтобы вместе отпраздновать окончание года, да и просто побыть с сыном.

К счастью, папу в начале лета никуда не вызвали, ведь он от командировок отказываться не мог. В его силах было только приложить ладонь к виску и ответить «Есть!». Пусть командировки отца и не обсуждались, они были не такими регулярными, как мамины, да и сообщалось о них всегда заранее.

Обычно весть приходила за неделю до отъезда, и этого папе как раз хватало, чтобы рассказать, куда он отправляется на этот раз. Конечно, никаких координат или географических названий не звучало. Секретность всё-таки. Вместо этого папа рассказывал о бескрайних заливных лугах и диких джунглях, о величественных барханах и безбрежных реках, о незаходящем солнце или, наоборот, зиме длиной в полгода… В общем, информации как раз хватало, чтобы прикинуть примерное местоположение.

В этот раз всё случилось иначе. Отец просто хитро подмигнул семье и сказал, что сходит на встречу с другом из полиции. И исчез. Уже второй день от него не было ни слуху ни духу. Телефон сначала отвечал длинными гудками, а потом и вовсе стал недоступен. Звонки в полицейский участок тоже не дали результата. Оператор как заведённый повторял, что никакие Максимы Евгеньевичи Лебедевы у них не числятся, и настойчиво предлагал объявить папу в розыск.

К большому удивлению Артёма, мама этого делать не стала. Изабелла Ильгизаровна объясняла это просто: «Твой папа бывал в таких местах, что этим, из участка, и не снились. Не пропадёт». Мама сказала это всего один раз, и таким тоном, что даже спокойный по своей натуре Артём удивился его глубокой безмятежности.

Сам Тёма тоже был далёк от паники, но мама, казалось, не придавала пропаже отца вообще никакого значения. Младший Лебедев предполагал, что она знает больше, чем говорит, но в этой истории всё равно что-то не срасталось.

На рассвете третьего дня легендарное фамильное спокойствие всё же покинуло Артёма. Он решил как минимум сходить в полицейский участок, найти таинственного «друга» и вытрясти из него хоть какую-то информацию об отце. Посвящать маму в эту историю Тёма, конечно же, не собирался.

Одну беспокойную ночь спустя день «Ч» настал. Чтобы не вызывать лишних подозрений, Артем проснулся по будильнику в 11:32 — не поздно, не рано и так, чтобы цифра на часах не была слишком уж круглой. Мама чем-то гремела на кухне и напевала себе под нос какую-то известную мелодию. Артём в очередной раз удивился тому, как легко она занимается повседневными делами, когда тут происходит такое. По разумению Тёмы, у Изабеллы Ильгизаровны всё должно было валиться из рук, а её полный печали и ожидания взгляд должен был постоянно падать на окно, за которым вот-вот должен был появиться любимый муж.

Оказалось, что никто никому и ничего не должен. Мама смотрела не в окно, а в телевизор, кухонные принадлежности не были разбросаны повсюду, и на дорожке за окном, конечно же, не наблюдалось отца. Тёма вздохнул и отправился в ванную, на ходу бросив «Доброе утро».

Включив свет, Артём сощурился, пытаясь разглядеть себя в зеркале.

Совсем недавно Тёме выписали очки, которые он сразу возненавидел всей душой и старался надевать только в случае крайней необходимости. Сейчас Артёму нужно было привести себя в порядок, а для этого неплохо бы увидеть своё отражение.

Людям, которые никогда не носили очков, не понять, каково это — видеть своё лицо только с оправой на носу и не знать, как оно выглядит без очков. С той стороны зеркала сквозь толстые линзы в чёрной пластиковой окантовке смотрело заспанное лицо школьника.

Артём критически осмотрел своё отражение: пронзительно синие глаза, узкое скуластое лицо с выдающимся подбородком, небольшой аккуратный нос и копна абсолютно белых кудрявых волос, спадающих на лоб.

За цвет шевелюры одноклассники попытались окрестить Тёму Альбиносом, но на выручку вовремя пришёл учитель биологии. Он возразил, что у альбиносов кроме белых волос ещё красные глаза и бледная кожа. Поэтому назвали Крысёнышем. Биология с тех пор стала нравиться Артёму куда меньше.

Закончив с утренними процедурами, Тёма ещё раз скептически взглянул на своё отражение и пошёл собираться. Перед этим он снял очки, нахмурился, прищурился и снова их надел, решив, что в участке нормальное зрение будет не лишним.

Разговаривать с полицией ему откровенно не хотелось. Как и с любыми другими людьми. Артёму тяжело давались новые знакомства, а публичные выступления и вовсе вызывали панику. Ему всегда было проще написать сообщение, или, на крайний случай, позвонить. Но и перед этим приходилось долго собираться с духом. Артём тряхнул головой и направился на выход.

Надевая кроссовки, Тёма случайно брякнул металлической лопаткой для обуви по коридорной тумбе.

— Ты что там делаешь? — долетело с кухни.

Уже открывая дверь, Артём ответил:

— Гулять пойду!

— А с кем? — поинтересовалась мама.

— Кого найду, с тем и погуляю, — нетерпеливо бросил Тёма.

Но тут же одумался. Ведь мама не должна знать о вылазке в участок, а значит, нужно вести себя как обычно. Чтобы не возникло подозрений.

— С Ульяной или Тимуром, наверное, — прикрылся Артём именами друзей. Все трое жили в одном доме, поэтому ложь получилась довольно убедительной, хоть и легко раскрываемой.

— Далеко не уходите и будьте осторожнее, — взволнованно сказала мама.

— Хорошо, мам! — бодро откликнулся Тёма и вылетел на лестничную клетку, хлопнув дверью.

— Эй, а завтрак?! — крикнула Изабелла Ильгизаровна.

Ответом ей было молчание.

Ульяна

Спускаясь по лестнице, Артём пытался прикинуть, что скажет в полицейском участке. В голову лезла настойчивая мысль о том, что нужно вернуться обратно домой, всё взвесить, расписать план на бумаге и отрепетировать реплики перед зеркалом. А в участок можно сходить и завтра — один день ничего не изменит, и вообще…

Артём мысленно одёрнул себя и с немалым удивлением осознал, что уже стоит на крыльце подъезда, к которому лёгкой трусцой бежит Ульяна — спортивного вида девочка на голову ниже Артёма, с огненно-рыжими вьющимися волосами, изумрудно-зелёными большими глазами, высоким лбом и пухленькими губами. Ульяна была, пожалуй, единственной знакомой Тёме девочкой, с которой он мог разговаривать свободно, без смущения и паники. Кроме мамы, разумеется. Может, дело было в её непосредственной манере поведения, может, в том, что они были знакомы с самого детства или в её бесхитростной откровенности и прямоте. Артём не мог сказать точно. Рыжую многие считали грубиянкой, но Тёма знал, что она просто предпочитает говорить правду. Независимо от того, понравится она кому-то или нет. Именно поэтому от Ульяны никто не ждал ножа в спину — уж если дело дойдёт до холодного оружия, рыжая скорее выберет честный поединок, а не подлое нападение со спины.

— Физкульт-привет, — поздоровался Тёма, махнув подруге рукой, — Что украла? От кого бежишь?

Ульяна подкинула коробочку в воздух и та, пару раз крутанувшись, упала на подставленную ладонь. Рыжая подбоченилась и хитро улыбнулась.

— Почту ограбила.

И действительно, картонный кубик в руках Ульяны был щедро обмотан почтовым скотчем и усыпан штампами разных цветов.

— Возьми в долю, и я никому ничего не скажу, — заговорщицким тоном предложил Артём.

— А ты пользуешься косметикой? — с притворным удивлением спросила Ульяна.

Не дожидаясь ответа, она шагнула вперед, беспардонно вторгаясь во все мыслимые и немыслимые зоны комфорта. Едва не касаясь носа Темы своим носом, рыжая пристально изучала от природы длинные ресницы друга и соседа на предмет нанесенной туши.

— Могу сказать то же самое и про тебя, — совершенно искренне удивился Артём, сделав широкий шаг назад в надежде разорвать почти несуществующую дистанцию. Горящие щеки прятать было решительно некуда, поэтому Тема просто опустил голову и принялся изучать мыски своих кроссовок.

— Я и так красивая, — хихикнула рыжая, явно довольная произведенным эффектом, — Мама заказала, а меня отправила забирать.

— Ясненько… — промычал Артем, — Ну, я пойду, пожалуй.

— Куда собрался? — Ульяна прищурилась и пронзила Тёму испытующим взглядом.

Говорить о реальной цели своего путешествия Артёму не хотелось, но куда меньше хотелось врать, ведь обмануть Ульяну было просто невозможно. Она будто чувствовала ложь. Рыжего комиссара не могли одурачить ни равнодушный тон, ни бесстрастное выражение лица, ни идеально проработанная история.

Артём с Тимуром давно с этим смирились, предварительно отработав сотню разных техник и достигнув уровня магистров лжи, но так ни разу и не обманули Ульяну.

— В полицию схожу, — вздохнул Артём.

— Это по поводу отца, да?

— Да.

— До сих пор нет вестей?

— Нет.

Ульяна неожиданно взяла Тёму за руку и заглянула ему в глаза. В её взгляде уже не было привычной колкости и насмешки прокурора — только сочувствие и нежность.

— Он обязательно найдётся, — прошептала она и добавила чуть громче: — Вернёшься — расскажешь, как всё прошло.

— Договорились, — ответил Тёма, отпустил Ульяну и зашагал к полицейскому участку.

Нестрашный переулок

Под ногами Артёма стелился, упираясь в поворот на Первомайскую, асфальт Зелёной улицы. Зелёная нравилась Тёме больше Первомайской, на которую вот-вот предстояло выйти. На то было немало причин.

Во-первых, Зелёная была действительно зелёной из-за высаженных по обе стороны улицы клёнов, в отличие от Первомайской, которая представляла собой два нестройных ряда пятиэтажек, разделённых полоской свежеуложенного дорожного покрытия.

Во-вторых, между деревьев Зелёной высились фонари с круглыми лампочками, и здесь было светло даже ночью, а на Первомайскую после заката лучше было не соваться, если нет желания провалиться в открытый люк или нарваться на компанию гопников.

В-третьих, на Зелёной не было Нестрашного переулка. На самом деле этот тупичок носил имя некого Н. Страшненко, заслуги которого были либо очень невелики, либо преступно недооценены. Иначе почему в его честь назвали не тихий сквер, купающийся в тени исполинских лип, и не оживлённую аллею с деревянными скамеечками, на которых ютятся воркующие парочки, а захудалый переулок, заваленный мусором? Да ещё и расположенный на самой серой улице города.

Кроме того, Нестрашный притягивал к себе самых разнообразных личностей со всей округи, начиная от уличных художников, вооружённых кастетами и баллончиками с краской, и заканчивая в общем-то безобидными, но оттого не менее противными забулдыгами и бродягами. Такое разношёрстное соседство не могло обойтись без конфликтов, поэтому ругань и крики были неотъемлемой частью Нестрашного. Голосом уродливого тупика на Первомайской.

Нестрашный начинал говорить, как только солнце скрывалось за горизонтом. Даже когда в нём никто не выяснял отношения, переулок ухал и вздыхал, копошился в своей влажной, мшистой утробе, будто что-то в ней искал, шурша картоном коробок и звякая металлом мусорных баков. Искал уже много лет, но так до сих пор и не нашел.

Иногда вечер заставал Тёму и его друзей далеко от дома, и им приходилось возвращаться домой по Первомайской. Проходя мимо Нестрашного, все как по команде прибавляли шагу, стараясь не вглядываться в царящую там темень, и повышая голос, чтобы не слышать жуткого шёпота. Разумеется, это никогда не обсуждалось.

Погружённый в собственные мысли, Тёма размашисто шагал по Первомайской, не замечая идущих мимо прохожих и одетых в жизнерадостно-рыжие спецовки работников дорожных служб. Те тоже не обращали на Тему никакого внимания. Согласно плану, объявленному городской управой, им еще предстояло залатать ямы на Астрономической и починить прорванную трубу городского коллектора. В общем, последствия весеннего паводка заботили рабочих куда больше, чем праздно шатающиеся школьники. До Артема изредка долетали переговоры дорожников, звуки проезжающих машин и трели светофоров, показывающих зелёный свет, но их легко заглушали нахлынувшие на Тёму воспоминания. Хоть Артём и недолюбливал Первомайскую, она была частью истории. Тёме было что вспомнить.

Мимо проплывал магазин «Продукты», куда Тёма частенько заходил, игнорируя универмаг, недавно открывшийся рядом с домом. В этом зелёно-белом кубе из бетона и стекла, носившем броское зарубежное название, было всё. И в то же время не было ничего. В отличие от «Продуктов», там не жил дух свежей выпечки, не звенел, встречая гостей, колокольчик над дверью, не скрипели мозолистые половицы, зато точно так же работала всего одна касса. А ещё в универмаге не было тети Любы, добрейшей в мире женщины, что каждый раз угощала Тёму и его друзей разными сладостями. Разумеется, за счет заведения.

Ноги несли Тёму дальше, мимо Подгорной, уходящей вдаль крутым спуском, с которого всего несколько лет назад они с Тимуром и Ульяной так любили съезжать на велосипедах.

Тёма вспомнил, как однажды посреди спуска у Тимура порвалась цепь, оставив того совсем без тормозов. Тимур вёз по асфальту ногами до тех пор, пока не протёр обе подошвы, а остановился только после встречи с деревянным забором в конце улицы. Забор не пострадал, в отличие от второго участника столкновения. На руке горе-велосипедиста до сих пор красовалась отметина, напоминающая о том дне. Тимур тогда зарёкся кататься с Подгорной. На следующий день все трое снова были там, наслаждаясь скоростью и свистом ветра в ушах…

От воспоминаний Тёму отвлёк вполне себе реальный порыв ветра, не по-летнему холодного и пахнущего сыростью. Артём остановился напротив Нестрашного и заглянул в его мшистую раззявленную пасть, поглотившую, казалось, все картонные коробки и мусорные баки города.

Тема стоял на другой стороне дороги, но дыхание переулка ощущалось даже здесь. Это было невозможно хотя бы потому, что сквозняк не может возникнуть в глухом тупике. Но Нестрашный жил по своим правилам и плевать хотел на чужие.

Тема вдруг представил, что его отец пару дней назад точно так же смотрел вглубь замшелого аппендикса Первомайской, возвращаясь из полицейского участка. Прямо перед тем, как бесследно исчезнуть. А может, и не смотрел. Может, не дошёл до злосчастного переулка или… По спине Артёма пробежал холодок. Воображение нарисовало другую, куда более мрачную картину. Отец идёт по Первомайской, опустив голову, обдумывает детали разговора со своим «другом». Он не замечает, как по правую руку вдруг исчезает стена, а на её месте возникает клубящаяся тьма Нестрашного. Не замечает и лезвие стилета, вылетающее из-за угла и нацеленное в горло…

Не до конца понимая, что делает, Артём метнулся через дорогу, краем уха слыша визг тормозов и симфонию автомобильных клаксонов. Кто-то из водителей даже крепко выругался, прежде чем со свистом взять с места, но Артёму было всё равно.

Глубоко вдохнув, он шагнул в Нестрашный. Тёма твёрдо решил проверить свою догадку — найти хоть что-то, что прольёт свет на дело отца. О других возможных исходах он старался не думать. С каждым шагом Артем ощущал, что вокруг становится темнее. Нестрашный обволакивал его своим сырым дыханием, лез под футболку холодными, склизкими щупальцами, реагируя на чуждое ему тепло.

— Папа? — осторожно позвал Тёма, обращаясь к темноте перед собой.

Темнота хранила молчание. Нестрашный будто издевался над заблудившимся путником, не отвечая ему даже лёгким эхом. Тёма осторожно пробирался сквозь мусорные завалы, внимательно глядя под ноги. Больше всего он боялся не упасть или порвать обувь, а пропустить подтверждение того, что отец был здесь.

С щербатых, влажных стен на Тёму смотрели художества местных мастеров — оскаленные морды чудовищ, рождённых человеческим сознанием, и россыпи невиданных доселе иероглифов, похожих на магические арканы, не дающие этим чудовищам сбежать из замшелой тюрьмы.

Самым «свежим» заключённым переулка казался вписанный в металлическую дверь волк. Подойдя поближе, Артём разглядел, что волчьей была только половина его морды. Вторая оказалась человеческой и куда более жуткой: огромный красный глаз, оскаленный в безмолвном крике рот, свисающая из уголка губ ниточка слюны… Человеческая половина была воплощением безумия, тогда как волчья сохраняла абсолютное спокойствие.

Дверь разрисовали недавно, но уже успели найтись те, кому такое творчество пришлось не по вкусу. Посередине полуволчьего лба виднелся затёртый растворителем прямоугольник, внутри которого было напечатано «Зоомагазин „Экзотика“. Вход с ул. Астрономическая». Некоторые буквы пришлось угадывать, поскольку поверх отчищенной таблички красовалось выведенное свежей краской непечатное слово из четырёх букв, под которым кривым, размашистым почерком было написано: «Так лучше?». Видимо, уличный художник обращался к вандалу, испортившему картину.

До дальней стены осталась всего пара шагов, но ни отца, ни даже намёка на его присутствие видно не было.

— Папа?! — выкрикнул Артём, уже ни на что не надеясь.

Однако кое-что всё же случилось. В Нестрашном вдруг стало ещё темнее. Полумрак, к которому глаза Артёма уже успели привыкнуть, сгустился, размытая человеческая тень исчезла с дальней стены, окончательно утонув в темноте. Артём резко развернулся в надежде увидеть свет Первомайской, но заметил нечто совсем иное. Нечеловечески высокий чёрный силуэт, перегородивший выход из Нестрашного переулка. Будто среагировав на разворот Артёма, Чёрный человек пошёл на него размашистым шагом. Его правая рука была вытянута вперед и пульсировала зелёным светом. Вспыхивая и угасая, подобно вспышке фотоаппарата, он выхватывал из темноты отдельные движения чёрного великана.

Артём как завороженный наблюдал за приближением силуэта, не в силах закричать или сдвинуться с места. Все надуманные страхи, связанные с Нестрашным, разом померкли перед настоящим, живым ужасом, одетым в развевающееся пальто и старомодную шляпу, закрывающую лицо. Чёрный человек двигался ужасающе быстро, легко расшвыривая мусор длинными ногами, одетыми в тяжёлые сапоги. Ему оставалось сделать всего пару шагов, когда Артём закричал.

— ПА-ПА-А-А! — разнеслось по Нестрашному переулку.

Дальше всё произошло почти одновременно. Чёрный человек на мгновение остановился и снова устремился вперёд, вытягивая руки; Тёма попытался шагнуть назад, но споткнулся и упал на спину, а прямо над его ухом раздался надсадный вопль. Тёма увидел стены Нестрашного, уходящие в аквамариновое июльское небо, на фоне которого пролетела мохнатая чёрная клякса. Пролетела и вцепилась в Чёрного человека, не переставая орать дурным голосом. Кляксой оказался огромных размеров кот, который надрывно пел песню войны, прыгая с тона на тон и методично колотя когтистыми лапами по голове Чёрного человека. Если бы не шляпа и вовремя натянутый на лицо воротник, нападающему пришлось бы худо, но сейчас атаки кота скорее отвлекали Ужас Нестрашного, нежели вредили ему. Свободной рукой Чёрный человек без особого успеха пытался ухватить бешеное животное за холку, а кот изворачивался и шипел, отбиваясь от назойливой пятерни.

Борьба оттеснила фигуру в пальто к стене, во тьме переулка появился просвет. Артём решил действовать. Он шустро на четвереньках пополз к выходу. Пробираясь мимо Чёрного человека, он заметил на земле странного вида устройство с зелёным дисплеем, которое и служило источником инфернально-зелёного света. Рассматривать находку было некогда, поэтому Артём просто схватил её и кое-как запихнул в боковой карман джинсов. Вскочив на ноги, он побежал к выходу из Нестрашного, спотыкаясь о мусорные завалы и постоянно оглядываясь.

Драка в переулке продолжалась, но Артёму уже было плевать. Ему хотелось только одного — выбежать на свет, пусть даже и на серую Первомайскую, лишь бы увидеть солнце и оказаться под его защитой.

Выбежав из Нестрашного, Артём нисколько не сбавил темп, а даже наоборот — ускорился — и со всех ног рванул в сторону дома. По горячей светлой улице, обгоняя людей и машины, через дорогу на красный сигнал светофора, мимо уходящей вдаль Подгорной…

Папа?

Сумасшедший темп очень скоро вымотал Тёму, и он оглянулся в поисках безопасного места. Выбор пал на магазин «Продукты». Там можно было забаррикадироваться, имелся телефон, и за прилавком стояла монументальная фигура тёти Любы, на конфликт с которой не отважился бы ни один здравомыслящий человек. Тёма не был уверен в том, что чёрный великан из Нестрашного мыслит здраво, да и в том, что он человек, откровенно сомневался, но в Любовь Виленовну верил непогрешимо.

Артём ворвался в «Продукты» и захлопнул за собой дверь. Висящий над ней колокольчик, который обычно переливался мелодичным звоном, обиженно брякнул и затих. На шум выбежала тетя Люба. Выбежала спешно, но тихо, не скрипнув ни единой половицей. Подобное не удавалось ни Тёме, ни кому-либо из его друзей, а тётя Люба исполняла этот трюк виртуозно, несмотря на то, что весила больше всех троих, вместе взятых. Её боевой вид говорил о том, что она готова оборонять родные стены хоть от самого дьявола. Однако стоило ей увидеть Артёма, и воинственный настрой сменился умилением.

— Привет, Тёма. Ой, как тебе идут очки! Родители за чем-то послали, что ль?

— Нет, теть Люб. Я поздороваться зашёл, — ответил Артём, стараясь выглядеть как можно более беззаботно.

Получилось так себе. Прыгающий голос, нездоровая бледность лица и глаза, то и дело косящиеся на улицу сквозь стекло витрины, не остались без внимания тёти Любы. Она подозрительно сощурилась.

— А чегой-то ты запыхался? Бежал от кого? Снова Шилин задирает? — тетя Люба решительно двинулась в сторону двери, закатывая рукава, — Ох, я этому засранцу…

Артём поспешил успокоить закипающую и набирающую ход тетю Любу:

— Нет, что вы! Это я просто мимо Нестрашного переулка пробежать решил. Не нравится он мне. Вот.

«Лучшая ложь — это ложь, основанная на правде», — справедливость этой фразы, вычитанной на просторах интернета, Тёме доводилось проверить много раз. Он решил придерживаться именно этой тактики.

— Это что за переулок такой? На углу улицы-то?

— Да, он самый!

— Где ж он Нестрашный-то. Страшный, как пить дать. Тёмный такой, да возятся там постоянно, дерутся. Всякие сомнительные элементы…

В памяти Артёма всплыл образ подсвеченного зелёным сомнительного элемента в пальто и шляпе. Тёма вздрогнул и машинально положил ладонь на боковой карман. Пальцы нащупали короткую ребристую рукоять, которую Артем поспешил спрятать под край футболки.

— Слушай, ты если поболтать зашёл, то мне некогда. У меня инвентаризация полным ходом…

Идеально поставленный командирский баритон тёти Любы звучал почти виновато. Тёма поспешил её успокоить:

— Да всё нормально, — улыбнулся он, стараясь не думать о том, как безумно выглядит, — Я же говорю — поздороваться заскочил.

К счастью, тётя Люба как раз в этот момент ловко нырнула под прилавок. Когда она снова выпрямилась, в руках у неё был пакетик крекеров, который она протянула Артёму.

— На вот, держи. По дороге поешь.

Артём кивнул, поблагодарил продавщицу и вышел из магазина, едва не столкнувшись с забегающей внутрь девушкой.

Отойдя от «Продуктов» настолько, чтобы его не было видно изнутри, Артём остановился, а потом и вовсе присел на поребрик и закрыл лицо руками. Пережитый в переулке ужас навалился на него с новой силой. В горле стоял ледяной ком, глаза нервно бегали под опущенными веками. Тёма понимал, что нужно собраться, дойти до дома и продумать дальнейшие действия, но сделать этого не мог. Его сознание сейчас напоминало автостраду, по которой неконтролируемо несутся мысли-автомобили, постоянно сталкиваясь и создавая чудовищные аварии.

Что-то слегка пихнуло Артёма в правое бедро. Этим чем-то оказался огромный чёрный кот, в котором Тёма сразу же узнал своего спасителя. Четвероногий воин озабоченно заглядывал Артёму в глаза, будто пытаясь понять, что за горе случилось у юного очкарика. Ведь не ему же, в самом деле, только что пришлось биться с Чёрным человеком.

Тёма дрожащими руками вскрыл пачку крекеров и протянул один коту. Тот сначала недоверчиво обнюхал угощение, но, после секундного колебания, всё же его принял и довольно захрустел.

Артем внимательнее присмотрелся к своему новому приятелю. Антрацитово-чёрная шерсть, поистине исполинские для кота размеры, янтарные, почти карие глаза с узким веретеном зрачка и вертикальный розовый шрам через левый глаз — кот был опытным воином, в этом сомнений не возникало. А ещё его шрам был один в один как у папы Артёма — «бандитская пуля», как он любил шутить.

— Ты не видел моего отца? — без особой надежды спросил Артём, по-прежнему глядя на кота.

Тот услышал, поднял усыпанную крошками морду и вдруг случилось невероятное. Кот на секунду замер, обратил взгляд своих янтарных глаз на Артёма и… кивнул! Тёма открыл рот от удивления, но быстро справился с собой и спросил:

— Ты только что сказал «да»?

Кот кивнул повторно, в этот раз наклонив голову ещё ниже и замерев в таком положении на полсекунды. Дескать, не сомневайся, мальчик, всё по-настоящему! Артём растерянно затараторил:

— Он жив?.. А где?.. Как ты?..

Наконец Тёма собрался с мыслями и выпалил:

— Где он сейчас?!

Артёму показалось, что его собеседник на секунду задумался. Потом он отошёл на пару шагов назад и замер. Тёма ждал продолжения, стараясь не дышать. Кот встал на задние лапы и положил правую переднюю себе на грудь: «Здесь».

— Папа? — прошептал Тёма.

Кот развел передние лапы в стороны, кивнул в третий раз и уселся на асфальт. По лицу Артёма блуждала улыбка, но в глазах стояли слёзы. Пару раз он открывал рот, собираясь задать ещё один вопрос, но стоило ему только посмотреть на кота, как все мысли тут же вылетали из головы. Артём схватился за голову и уставился в одну точку где-то в районе его правого кроссовка.

— Эй, мальчик… — раздалось над самым Тёминым ухом.

Карий и красный

Голос принадлежал высокой светловолосой девушке, одетой в лёгкое белое платье и бежевые туфли. Той самой, что пару минут назад забежала в «Продукты», чуть не столкнувшись с Тёмой. Артём сделал вид, что обращаются не к нему, надеясь, что незнакомка пойдёт дальше по своим делам.

Но она и не думала уходить.

— Мальчик… — повторила девушка, наклонившись вперед.

В одном этом слове и в произносящем его голосе было столько тепла и участия, что Тема нехотя поднял взгляд и… Невольно залюбовался глазами цвета рдеющих углей под тонким слоем золы — что-то среднее между карим и красным.

Увиденное впечатлило Артема настолько, что он не сразу заметил припухшие веки и чуть смазанный макияж. Ему вдруг стало ясно, что стоящий рядом человек нуждается в помощи не меньше него.

Тёме почему-то вспомнилась мама, машущая ему из окна отъезжающего поезда, увозящего её в очередную командировку. Тогда Артём был готов взлететь по железным ступеням, растолкать проводников, дёрнуть стоп-кран и лично вывести маму из вагона, проводить домой, успокоить… Тогда он не мог ничего сделать, а сейчас был просто обязан.

— Артем, — представился Тема, не найдя лучшего способа начать разговор.

— Варвара, — ласково ответила девушка, протянув собеседнику тонкую ладонь.

Артем стушевался и неловко пожал протянутую руку, хотя и считал этот жест исключительно мужским. Да и не вязалось рукопожатие с воздушным образом новой знакомой.

Варвара пробежалась взглядом по ссутуленной фигуре Артема и остановила свой взгляд на его белом, как простыня, лице. В красно-карих, глубоких глазах плескалась тревога.

— Здесь не занято? — спросила девушка, указав на бордюр.

Не дожидаясь ответа, она изящно одёрнула платье и присела слева от Артёма, после чего выудила из нагрудного кармана маленькую фотографию и показала ее соседу по бордюру. Насилу оторвав взгляд от собеседницы, Тема взглянул на фото и увидел на нем… Варвару. Те же удивительные глаза и светлые локоны, похожие черты лица… Нет, это была не она, но маленькая девочка, как две капли воды на нее похожая.

— Дочку потеряла. В четвёртом классе учится, Виолеттой зовут.

Голос Варвары надломился. Она упрямо тряхнула головой, закусила нижнюю губу и застыла, склонив голову.

— А я кота нашел, — оторопело произнес Артем и тут же проклял себя за неловкость. Варвара смотрела перед собой и никак не реагировала. Тёма затылком почувствовал осуждающий взгляд отца и попытался реабилитироваться:

— Извините, я не видел, — прошептал Артем, протягивая фотографию обратно, — А давно пропала?

— Вчера, — глухо ответила Варвара, — А я сразу в полицию не пошла. Всё тянула, думала, найдётся. Ещё подруг обзванивала, время тратила. Какая же я дура… Если её не найдут…

Варвара разрыдалась, прикрыв лицо руками и уткнувшись лицом в плечо Артёма. Тёма беззвучно шевелил губами, пытаясь подобрать нужные слова. Задавая свой вопрос, он ожидал рассказа о небольшой житейской неурядице, а получил настоящую трагедию. Да ещё и девушка оказалась настолько открытой, что поделилась своим горем с первым встречным.

Артём повернул голову к отцу и уставился на него умоляющим взглядом. Максим Евгеньевич встал на задние лапы, скрестил передние на груди и стал раскачиваться из стороны в сторону, будто укачивая несуществующего ребёнка. Тёма кивнул, развернулся к рыдающей Варваре и неловко её обнял. Девушка вздрогнула, и ещё сильнее прижалась к Артёму. На помощь окончательно растерявшемуся сыну очень вовремя пришёл отец, который начал выписывать петли между ногами Варвары, бодаясь и ласково урча.

— Обязательно найдут, — прошептал Тёма так мягко, как только мог, — В нашем городе уже лет сто никто не пропадает насовсем. Мне папа рассказывал. Он военный, ему можно верить. А еще у нас полиция очень хорошо работает. Вы лучше им фото дайте и ждите дома. А то вдруг Виолетта вернется…

Тёма осекся. Из его слов следовало, что дома девочку некому встретить, хотя там наверняка обрывал телефоны беспокойный муж и отец. Нервно сглотнув, Тёма спешно выпустил девушку из своих объятий и смущенно отстранился.

— Так и сделаю, — прошептала Варвара, подняв заплаканные глаза, — Спасибо тебе. Спасибо за добрые слова.

Девушка провела ладонями по щекам. Её всё ещё трясло, но выглядела она уже куда лучше, чем минуту назад. Наконец заметив трущегося у её ног кота, Варвара судорожно выдохнула и улыбнулась, после чего почесала Максима Евгеньевича за ухом.

Хоть он и был женат, отказать себе в маленькой кошачьей радости не смог — привалился к ноге новой знакомой и замер, блаженно прикрыв янтарные глазищи.

— И тебе спасибо, лохматый, — сказала девушка, смахнув с ресниц последние слёзы.

Максим Евгеньевич запрокинул голову, лукаво взглянул на незнакомку и улыбнулся, обнажив бритвенно острые иглы зубов.

Артём вдруг спохватился и протянул Варваре пачку крекеров:

— Хотите?

Девушка сдавленно рассмеялась и помотала головой. Пользуясь тем, что на него не смотрят, Максим Евгеньевич театрально хлопнул себя лапой по морде.

— Я пойду, пожалуй, — заторопилась Варвара, — Спасибо тебе ещё раз.

— Да я вроде и не сделал ничего, — ответил Артём, поднимаясь на ноги. Отряхнувшись, он протянул руку Варваре, за что был награждён беззвучными аплодисментами Максима Евгеньевича.

— Иногда просто нужно с кем-то поговорить. А в самые сложные моменты обычно никого не бывает рядом, — печально промолвила Варвара.

Допущение Темы все же оказалось верным, и дома ни Виолетту, ни Варвару никто не ждал.

— Я к вашим услугам, — сказал Артём, слегка наклонив голову.

Максим Евгеньевич закатил глаза, но воодушевлённого успехом Тёму было уже не остановить.

— Я могу вас проводить, если хотите, — неуверенно предложил он.

— Не стоит, — улыбнулась Варвара, — Я живу рядом, на Подгорной.

Отказ несколько смутил Артёма, и он решил сдаться:

— Хорошо… Тогда до свидания?

— Бывай, Артём, — тепло попрощалась девушка и лёгкой походкой направилась в сторону дома.

— Нам тоже пора, — шепнул Тёма отцу.

Максим Евгеньевич согласно кивнул.

Домой Артём даже не бежал, а почти летел, изредка касаясь земли. Папа-кот бесшумно скользил рядом, расстилаясь по асфальту чёрной волнистой тенью, такой чужой в мире исполненного светом лета. Тёма раз за разом прокручивал в голове разговор с Варварой. Артёму безумно хотелось кому-нибудь рассказать о загадочном превращении папы, но он был уверен, что мама не воспримет его всерьёз. Или, того хуже, сочтёт сумасшедшим и отправит к мозгоправу.

Тёма достал телефон и на бегу отбил сообщение для Тимура и Ульяны: «Через 20 минут в Убежище. Очень важно».

Артём решил, что мама всё узнает, но не сейчас. Сначала он поговорит с людьми, которые точно поймут. А главное — поверят.

Тимур, Пират и кошачьи разборки

Убежище называлось так не потому, что здесь можно было укрыться от кровожадных преследователей и получить необходимую помощь. Заброшенный заводской корпус на самой окраине города назвали так потому, что он был похож на бомбоубежище: голые стены, электроника разной степени сложности с торчащими отовсюду проводами, тяжеленные ангарные двери на ржавых роликах — всё это придавало заводу сходство с бункером, который почему-то выкопался из земли и стал местом сбора для детей.

Обычно заброшенные здания обрастают легендами о призраках и леденящих кровь происшествиях, но Убежище было другим. Его угрюмый внешний вид не внушал страха и не таил в себе угрозы. Заводской корпус выглядел скорее печально. Брошенный всеми на окраине маленького городка, оставленный на произвол дождя и ветра, он тихо доживал свой век. Так было раньше.

А потом пришли первопроходцы, и всё изменилось. Убежище получило своё имя, и его одиночество закончилось. Внутри появились сколоченные из подручных материалов скамейки, выцветшая надпись «Не входить!» на воротах лишилась частицы «Не», окна сбросили тяжёлую броню ставен, и внутри стало светло.

Убежище благодарило своих новых друзей как умело. Под его крышей частенько устраивали собрания целые классы, назначали частные встречи и просто играли на гитаре в приятной компании.

Летом, когда родители отправляли детей по лагерям и увозили с собой на моря, Убежище часто пустовало. Но наступала осень, и всё возвращалось на круги своя. Завод снова встречал друзей под своей крышей и заботливо укрывал стенами, способными защитить от всякой напасти. Здесь никогда не случалось ничего плохого. Несмотря на торчащую местами арматуру и царящий в дальних углах Убежища полумрак, на его территории никто не получил и царапины.

Здесь не пропадали дети, не вздыхали, гремя цепями, призраки прошлого и не водилось вообще никаких опасностей. Только пыль танцевала свой вечный танец в узких лучах солнца, да росла, пробиваясь сквозь бетонный пол, трава.

А ещё здесь был невесть кем и зачем прикрученный к потолку «Запорожец» канареечного цвета. Причём крепилась машина колёсами вверх и, казалось, готова была хоть сейчас взять с места и поехать вперёд. Сначала по потолку, а потом, когда он закончится, прямо по небу, бок о бок с таким же жёлтым солнцем. Машина выглядела так живо и естественно, что могло показаться, будто она как раз стоит правильно, а вот мир вокруг неё почему-то перевернулся с ног на голову.

В отличие от других металлических конструкций в помещении, «Запорожец» не трогала ржавчина. Казалось, само время обходило стороной детище советского автопрома, будто только что сошедшее с конвейера и тут же прилипшее к потолку.

Когда Артём и его отец добрались до убежища, Ульяна уже была там. Сидела на скамейке прямо под канареечным чудом и копалась в телефоне.

Максим Евгеньевич опознал рыжую безошибочно. Он первым подбежал к скамейке, грациозно на неё запрыгнул и растянулся во весь свой исполинский рост. Ульяна вздрогнула от неожиданности, но тут же пришла в себя и зарылась пальцами в густую антрацитовую шерсть. Максим Евгеньевич тактично отполз, вывернувшись из её рук и обернулся на Артёма. Только в этот момент Ульяна заметила, что кот пришёл не один.

— Есть новости? — взволнованно спросила она, — Хорошие?

— И да, и нет, — уклончиво ответил Артём, — Дождёмся Тимура, и я всё расскажу.

Ульяна кивнула. Тимур как обычно опаздывал. Быстро устав сидеть на месте, Артём вышел из Убежища. Ульяна больше не пыталась тискать Максима Евгеньевича, только изредка бросала в его сторону умильные взгляды.

Спустя добрых десять минут после обозначенного Артёмом времени на заросшей тропинке, ведущей к Убежищу, появился Тимур. Тёму всегда забавляла манера друга всё делать напоказ. Едва завидев зрителя, Тимур перешёл на нарочито небрежную, широкую походку и замахал руками в такт. Идеально уложенные чёрные волосы поблёскивают на солнце, тёмно-карие глаза насмешливо смотрят с высоты роста метр восемьдесят, худой силуэт скрывается под висящей мешком брендовой одеждой — хоть сейчас стели под ноги подиум и объявляй об открытии показа мод.

Тимур тоже пришёл не один. Рядом с ним, неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, вышагивал Пират — дворовый пёс, достопримечательность и гордость пятиэтажки, в которой жили друзья. Примечательного в нём не было ровным счётом ничего. Похвастаться он мог разве что благородным чёрным окрасом, белым полумесяцем на лбу да небесно-голубым цветом глаз. Со всем остальным Пирату повезло меньше. Низкий рост, кривые, короткие лапы, клочковатая шерсть, косые глаза навыкате и не помещающийся в пасти язык делали этого пса откровенным уродцем.

Но любили его не за внешность. Было в этом кобеле что-то, что никак не сочеталось с его убогим видом. Пират вёл себя так, будто это несуразное тело досталось ему по ошибке вместо тела волкодава или немецкой овчарки. Он никогда не лаял, как мелкие диванные собачки, ни к кому не приставал, выпрашивая ласки, но и никогда не отказывался от неё, принимал с молчаливым достоинством. Когда жители пятиэтажки выносили Пирату объедков со стола, он не набрасывался на них, как положено вечно голодному дворовому псу, а ел неспешно и перед этим обязательно благодарил кормильца — тыкался головой в подставленную ладонь.

А ещё у Пирата было одно любопытное свойство — его за километр обходили абсолютно все животные, независимо от их размера и характера. Даже самые бесстрашные и агрессивные бродячие кобели, помесь бультерьеров, доберманов и ротвейлеров с озлобленными дворнягами, предпочитали держаться подальше.

Из этого правила было одно исключение — перед Пиратом не могла устоять ни одна проходящая мимо сука. Собаки рвались с поводков, заливались отчаянным лаем, упирались и капризничали, и всё ради того, чтобы просто обнюхаться с маленьким уродцем. Хозяева, конечно, не понимали, что такого их питомцы нашли в неказистом кобеле, и старались как можно быстрее их оттащить. Но их опасения были напрасны — Пират был очень воспитанным псом.

Вот и сейчас, проводив несуразно длинного человека до пункта назначения, он не стал навязываться, а скрылся за ближайшими кустами и отправился вершить свои собачьи дела.

— Добрый вечер, девочки, — скалясь, поздоровался Тимур, закончив своё звёздное шествие.

— Кто бы говорил, — хмыкнула Ульяна, — Даже девочки так бёдрами не виляют.

Тимур пропустил остроту мимо ушей и лениво поинтересовался:

— Ну, что стряслось?

Две пары любопытных глаз уставились на Артёма.

— Это по поводу моего отца, — осторожно начал он, — Я его нашёл…

— И где он? — с опаской спросил Тимур, прерывая гнетущую паузу. По нему было видно, что на его языке вертится совсем другой, куда более страшный вопрос.

— Вот, — ответил Артём и скосил взгляд на урчащую под боком чёрную кляксу.

Тимур и Ульяна недоверчиво прищурились, переводя взгляды с Максима Евгеньевича на Артёма и обратно. Максим Евгеньевич без особого интереса наблюдал за происходящим. То есть вёл себя как самый обычный кот. Первой в себя пришла рыжая. Она осторожно заговорила:

— Тёма, мы знаем, что тебе тяжело…

— Я прекрасно понимаю, как это выглядит, — спокойно перебил Артём, — Папа, покажи им, пожалуйста.

Максим Евгеньевич резко вскочил на все четыре лапы и сосредоточенно уставился в сторону ангарных дверей. Его хвост медленно покачивался из стороны в сторону, а зрачки сузились до почти невидимых щёлочек — прямых трещин на янтарных блюдцах.

В Убежище зашла неразлучная троица местных бандитов — безымянных дворовых котов: облезлый рыжий с хвостом-обрубком, тёмно-серый в светлых подпалинах и матёрый белый с разноцветными глазами. Последний был значительно больше остальных и по праву считался вожаком стаи.

Максима Евгеньевича заметили сразу. Мохнатые бандиты разошлись по сторонам и пошли на сближение, быстро сжимая кольцо. Антрацитовый исполин беззвучно спрыгнул со скамейки и приготовился к бою. Он не выгнул спину, топорща шерсть, не стал скалить клыки и шипеть — просто встал на задние лапы и по-боксерски поднял передние.

Увидев классическую стойку, нападающие заметно растерялись, но решимости не утратили. Чужак должен знать, кто здесь главный. И сейчас узнает.

Первым в бой бросился рыжий, преодолев последние пару метров до цели одним длинным прыжком. Бросился подло, со спины, ожидая если не лёгкой победы, то атаки, которую братья потом признают решающей. Вместо боевой славы его встретили две мощные задние лапы, которые Максим Евгеньевич выбросил навстречу. Сокрушительный пинок пришёлся аккурат в плоскую морду, отчего рыжего крутануло в воздухе и опрокинуло хребтом на асфальт.

Дальше всё происходило слишком быстро для человеческих глаз. В начавшемся хаосе среди мелькающих хвостов, оскаленных клыков и занесённых лап зрителям удавалось разглядеть только отдельные моменты боя. Вот Максим Евгеньевич проводит прекрасный апперкот, и серый отступает, ошалело тряся мордой, вот рыжий снова летит на землю после красивого броска через бедро, а через мгновенье истошно воет вожак, хвост которого оказался в чёрной зубастой пасти.

Неизвестно, чем бы закончилась драка, если бы не вмешался Пират. Он чинно подошёл к дерущимся котам и уставился на них одним глазом. Второй при этом мечтательно смотрел в небо. Первым его заметил многострадальный рыжий, который вытаращил глаза похлеще самого Пирата и метнулся наутёк, с размаху наступив на голову вожаку. Вожак тоже смекнул, что дело пахнет керосином, и дал дёру. А вот серый слегка замешкался, выбираясь из захвата Максима Евгеньевича, но скоро тоже вылетел из дверей Убежища, подвывая и жалуясь на бросивших его братьев.

На поле брани остались только чёрный кот со шрамом на морде и чёрный пёс с полумесяцем на лбу. Пират решил выяснить, почему последний дебошир не убегает, как остальные, и подошёл поближе. Максим Евгеньевич терпеливо дождался, пока его обнюхают. Глаза кобеля говорили ему, что кот незнакомый, но нюх упорно доказывал обратное. Пират пребывал в замешательстве. Его сомнения рассеялись, как только Максим Евгеньевич встал на задние лапы, а передние развёл в стороны: «Обнимемся?».

Пират не смог устоять: ткнулся головой в грудь кота и заурчал, когда тот стал его гладить. Кот чесал пса за ухом, а друзья пытались прийти в себя после увиденного.

— Теперь верите? — не без вызова поинтересовался Артём. Тимур с Ульяной дружно закивали и уставились на Тёму, ожидая продолжения.

Тучи сгущаются

Рассказ о происшествии в Нестрашном занял куда больше времени, чем само происшествие, а потом начались бесконечные вопросы и уточнения.

— То есть, по городу гуляет какой-то тип в пальто и превращает людей в котов? — подытожил Тимур, — Бессмыслица какая-то…

— Почему бессмыслица? — удивился Артём.

— Я могу понять, зачем он избавился от военного с контактами в полиции, но остальные-то ему чем насолили?

— Остальные?! — хором спросили Артём и Ульяна.

— А вы не в курсе? — Тимур обвёл друзей тяжёлым взглядом. — У нас дети пропадают. Родители ищут в группе города.

— Мы не можем быть уверены в том, что их похитил именно Чёрный человек, — заметила Ульяна.

— В городе появляется странный тип, и следом пропадает Максим Евгеньевич, — парировал Тимур, — А за ним и другие. Совпадение?

— Сколько? — глухо спросил Артём.

— Было двое, когда я в последний раз проверял. С твоим отцом трое. О ком-то могли и не написать.

— Проверь ещё раз, пожалуйста. И скажи, нет ли в списке пропавших имени Виолетта?

Тимур достал телефон и застучал пальцами по экрану. Через несколько секунд он отчитался:

— По-прежнему двое, Виолетт не наблюдается.

— Значит, пропало минимум четверо, — вздохнул Артём, после чего вкратце пересказал свой разговор с Варварой, опуская неловкие подробности.

— Никогда бы не подумала, что такое возможно в нашей деревне, — вставила Ульяна, — Полиция, наверное, на ушах стоит. Словно услышав рыжую, на телефоны друзей одновременно пришли сообщения от МЧС города.

— Приехали, — прокомментировал Тимур, — Комендантский час для всех несовершеннолетних. Похоже, дело и впрямь серьёзное.

Артём кивнул.

— Это к лучшему. Может, так мы успеем что-нибудь придумать, пока кто-то ещё не пропал.

— Мы?! — опешил Тимур, — А тебе не кажется, что это дело лучше оставить полиции? Или спецназу? Или какому-нибудь другому доброму колдуну?!

— Дело касается моего отца, — отрезал Артём, — Пусть полиция ищет детей, а с Чёрным человеком разберусь я. С вами или без вас.

Повисла тяжёлая пауза.

— Мы поможем, Тёма, — мягко сказала Ульяна, — Да, Тимур?

Последние слова рыжая произнесла ласково, но с нажимом. Тимур не рискнул спорить:

— Хорошо, — сдался он, — Но если меня превратят в кота, я вам этого не прощу.

— Спасибо, — глухо прошептал Артём, — Теперь осталось только рассказать маме. И я понятия не имею, с чего начать.

— Кажется, твоя мама уехала, — неуверенно произнесла Ульяна, — Я видела её у подъезда с чемоданом и…

Артём уже не слушал. Часто моргая, он полез за телефоном. Слова рыжей подтвердились. На прыгающем в руках дисплее светилось сообщение: «Уехала в командировку. Оставляю тебя на Любовь Виленовну. Веди себя прилично. Люблю, целую». Артём на всякий случай ещё раз перечитал короткий текст и уставился себе под ноги невидящим взглядом. Тимур с Ульяной, которые уже успели заглянуть другу через плечо, сочувственно охнули. Слова здесь были излишни, поэтому следующие пару минут друзья провели в тишине. После Тимур деликатно откашлялся и многозначительно взглянул на часы.

— Давайте двигать потихоньку? — осторожно предложил он.

Друзья согласно закивали и засобирались домой.

Большую часть пути от Убежища друзья шли молча. Тимур несколько раз пытался разговорить Тёму, но в конце концов бросил попытки.

Когда Артём и его друзья зашли в свой двор, мир вокруг уже готовился примерить сумрачную вуаль летнего вечера. Рыжие и розовые тона заката медленно, но неумолимо выцветали, как краски на старых фотографиях. Ульяна так хорошо вписалась в эту палитру, что Тёма невольно залюбовался. Тимур перехватил его взгляд и понимающе улыбнулся, а рыжая, увлечённо наблюдающая за Максимом Евгеньевичем, даже ничего не заметила.

— Может, ещё посидим? — предложила она, указывая на скамейку напротив подъезда.

Остальные согласно закивали.

Расположившись на лавке, Тёма уставился на подъездную дверь, из которой вышел несколько часов назад. Вышел даже не подозревая, чем обернётся его путешествие.

Родная одноподъездная пятиэтажка купалась в лучах закатного солнца, блестела приоткрытыми окнами, по-своему наслаждаясь летом. Это здание было домом для всех трёх друзей, знакомых с едва сознательного возраста. Знакомых в силу обстоятельств, но дружных благодаря времени и вопреки различиям в характерах. Из всех троих только Тёма рос в полной семье.

Ульяна Зорина жила со старшей сестрой и мамой, светилом современной фармацевтики. Недавно её команда закончила работу над революционным препаратом против мигрени. Первым в мире универсальным средством от этой неприятной болезни.

Тимур Бикбаев жил с отцом, который занимался проектированием автомобилей. Одна из его «ласточек» месяц назад выиграла престижную премию на международной выставке.

Артём жил на втором этаже, Ульяна — на третьем, а Тимур — на пятом. В «пентхаусе», как он любил называть свою типовую квартиру. «Мне спускаться дольше всех», — шутя оправдывался Тимур, когда опаздывал на встречу. А опаздывал он всегда.

Кроме полностью отсутствующей пунктуальности и чрезмерной болтливости Тимур отличался ещё одним, совершенно особенным талантом. В его руках ломалось абсолютно всё. Один за другим приходили в негодность его телефоны; джинсы он специально покупал рваные. А ещё был официально освобождён от уроков труда после того, как на глазах учителя голыми руками раскрошил гранитную заготовку под бюст. Сейчас Тимуру ломать было нечего. Он откровенно скучал.

Вдохнув поглубже, Тимур предпринял ещё одну попытку завести разговор.

— А мне батя хомяка купил. Марокканского, — будничным тоном поведал он, — Злобный, как чёрт. Пытался меня за палец цапнуть, но не смог. Цапнул батю.

Ульяна не смогла сдержать смешок и виновато посмотрела на Тёму, но увидела, что он тоже улыбается.

— И чем всё закончилось? — поинтересовался Артём.

— Я прочитал хомяку лекцию о том, как безрассудно кусать кого-то, кто может научить тебя летать. Он вроде понял.

— А тебя отец тоже учил? — фыркнула Ульяна, — Это бы многое объяснило.

— Дальше угроз дело пока не заходило, — ответил Тимур и состроил подруге рожицу. После чего продолжил уже серьёзнее:

— Надеюсь, и не зайдёт. Я успел привязаться к этому марокканскому мерзавцу.

— А что в нём такого марокканского? — улыбнулся Артём, — Чем он отличается от обычного хомяка?

Тимур нахмурился и притворно вздохнул:

— Отвратительным характером и ценой в сорок рублей.

— Сорок рублей? — прищурился Артём, — Он у тебя что, золотой?

— Марокканский, — терпеливо пояснил Тимур.

Пояснил тоном, которым разговаривают с клиническими идиотами. После чего ненадолго задумался и добавил:

— Хотя шерсть у него действительно золотистая.

— И все равно, сорок рублей? — переспросил Тема, — Врешь ведь.

— Не врет, — удивлённо заметила Ульяна, — Хотя лучше бы врал. За такие деньги мог бы себе телефон нормальный купить.

— Два, — уточнил Артем, — Последней модели.

— Нормальный у меня телефон, — насупился Тимур, — Вы просто завидуете.

Поводов для зависти у Ульяны и Артема, гордых владельцев советских «умных» телефонов «Фотон-7», не было решительно никаких.

Западный аппарат, который Тимур старательно демонстрировал при любом удобном случае, проигрывал «Фотону» абсолютно во всем. Он плохо дружил с советскими стандартами связи, на российские морозы отвечал стремительной и полной разрядкой, и пасовал перед летней жарой, страшно перегреваясь и выключаясь. В общем, у Тимура был почти нормальный телефон, но каждая его функция работала с определенной непредсказуемой оговоркой. Даже яблоко, выгравированное на задней панели, было кем-то надкусано.

К тому же достать это чудо техники оказалось проблематично даже для главного инженера первого в мире автоконцерна. Когда-то в Советский Союз возили западную технику, но ее давно перестали покупать, и поставки прекратились. Бикбаев-старший все же исхитрился и купил сыну телефон, о котором тот мечтал.

И Тимур гордился изо всех сил. Как отцом, так и телефоном.

А Ульяна и Артем всячески подкалывали друга при любом удобном случае. Вот и сейчас они ехидно улыбались, выдумывая, как половчее наступить на больную мозоль товарища.

Тимур это почувствовал и поспешил вернуться к рассказу о другом предмете гордости — марокканском хомяке.

— Хозяин магазина вообще говорил, что он не продаётся, но мне удалось с ним сторговаться. Папа, конечно, был не в восторге… Да и сейчас не сказать, что рад…

Тёма с Ульяной расхохотались. Спустя мгновение к ним присоединился и Тимур, который больше не мог выдерживать траурную мину.

Пользуясь возможностью, он с удвоенной энергией принялся рассказывать о своём новом питомце. Выяснилось, что хомяка купили в новом зоомагазине на Астрономической: «Вам обязательно стоит там побывать!». Что он бесновался всю дорогу до дома и дома тоже не успокоился: «Пытается пролезть между прутьями клетки, но морда слишком толстая».

Причина такого поведения тоже не осталась в тайне: «Папа говорит, ему нужна хомячиха. И что он обойдётся». За разговором троица друзей даже не заметила, как на город опустился вечер, а вымотанный двумя боями и несколькими марш-бросками Максим Евгеньевич уснул на скамейке. Когда они наконец вспомнили о времени, был без пяти минут комендантский час.

Дом, милый дом

Попрощавшись с друзьями на лестничной клетке, Тёма проводил их взглядом. Тимур и Ульяна даже не остановились. Оба просто бросили «Пока!» через плечо и продолжили своё спешное восхождение. Никому не хотелось попадать в неприятности из-за комендантского часа.

Артём постоял ещё немного, прислушиваясь к доносящемуся сверху топоту. Когда он затих, Тёма перехватил по-прежнему спящего Максима Евгеньевича одной рукой, а второй нажал на звонок.

Ему потребовалась несколько секунд, чтобы осознать, что он делает. Вздохнув, Тёма полез в карман за ключами. Безвольно висящая на сгибе локтя чёрная колбаса оттягивала руку, но складывать отца на пол Артёму не хотелось. С трудом одержав верх над непослушной связкой ключей, он открыл дверь и шагнул в пустую квартиру.

Повсюду были видны следы торопливых сборов. У обувной тумбочки покоилась гора разнообразных туфель, посреди коридора сиротливо лежал носок без пары, с люстры на кухне свисал лёгкий прозрачный шарфик, конец которого лениво раскачивался над внушительной плошкой пельменей.

Тёма аккуратно задвинул отца в мягкий кухонный уголок и вновь вернулся к осмотру исходящей паром посудины. Готовила явно Любовь Виленовна. На это указывали как убойный размер порции, так и выбор самого блюда. Мама наверняка придумала бы что-нибудь посложнее, да и сервировка была бы иной. Но Тёма ни в коем случае не жаловался. Приключения в Нестрашном, как оказалось, пробудили в нём зверский аппетит. Поэтому он помянул тётю Любу добрым словом и принялся раскладывать ужин в две тарелки. Даже поделённая пополам, порция пельменей не утратила своей монументальности. Настало время будить отца.

— Максим Евгеньевич, кушать подано, — пропел Артём, расталкивая бесформенную чёрную кляксу.

Где-то посередине кляксы приоткрылся один янтарный глаз, но вставать она не спешила. Голод победил лень только тогда, когда Артём демонстративно закинул первый пельмень себе в рот и блаженно закатил глаза. Отец и сын принялись сосредоточенно жевать, периодически обмениваясь многозначительными взглядами. Максим Евгеньевич быстро приноровился есть по-новому, цепляя пельмени когтем и заталкивая в зубастую пасть.

Несмотря на всю серьезность ситуации, Артём не мог сдержать улыбку, наблюдая за этим. Сдавленные смешки сына раззадорили отца, и он решил придать своей трапезе ещё больше зрелищности — теперь он ловко подбрасывал пельмени и ловил их на лету, проглатывая практически целиком. Благо, размер пасти это позволял. Артём уже не хихикал — откровенно хохотал. А когда один из пельменей приземлился не в открытую пасть, а на нос, и вовсе сполз под стол, тихонько подвывая и пытаясь вдохнуть хоть сколько-нибудь воздуха.

Новый взрыв смеха сотряс комнату, когда Артём увидел последствия неудавшегося трюка. Максим Евгеньевич сидел на столе, скосив глаза на вымазанный сметаной нос, и раскатисто чихал. Во все стороны летели капли бульона, которым подлый пельмень залил его ноздри.

Закончив трапезу, Артём широко зевнул, и только в этот момент понял, как вымотал его сегодняшний день. Он вышел из-за стола и поплёлся в свою комнату, плюхнулся на кровать и полез в карман за телефоном. Однако вместо своего смартфона он нащупал нечто совсем другое. Загадочное устройство Чёрного человека.

Сонливость как рукой сняло. Тёма рывком сел на постели и включил прикроватную лампу. В его руке лежал чёрный продолговатый пульт со скруглёнными углами. Если бы не ухватистая ручка снизу, он мог сойти за старый телефон — один из тех, на котором ещё были кнопки и не было сенсоров. Максим Евгеньевич до сих пор пользовался именно таким, игнорируя совместные уговоры сына и жены. Чёрный человек, судя по всему, тоже был солдатом старой закалки и предпочитал классические формы. Тёма хотел было нажать на одну из кнопок и попробовать разбудить безжизненный дисплей, но передумал. Он живо представил, как Любовь Виленовна заходит в их квартиру, а ей навстречу вместо соседского мальчика Артёма выбегают два кота — огромный чёрный и маленький белый. От размышлений Тёму отвлёк отец, который легко запрыгнул на кровать и с интересом уставился на диковинку в руках сына.

— Как думаешь, что это? — шёпотом спросил Артём.

Максим Евгеньевич обнюхал пульт Чёрного человека и чихнул, после чего пожал плечами.

— Надо спрятать, — решительно заявил Тёма, — Не подглядывай!

Отец закатил глаза и демонстративно упёрся лбом в стену. Убедившись, что его секретам ничего не угрожает, Артём бесшумно отогнул не прибитую половицу и расположил устройство в образовавшейся нише рядом со своими скромными сбережениями. Здесь же лежали подаренный отцом перочинный нож, спрятанный от негодующей мамы, немного денег на чёрный день и главный экспонат коллекции — раритетный значок «СССР 40 лет в космосе», выпущенный к юбилею полета Юрия Гагарина. Ребристый красно-золотой металл изображал герб Советского Союза, но место земного шара посередине занял улыбающийся сквозь стекло скафандра легендарный советский космонавт.

Когда тайник был снова закрыт и замаскирован, Тёма разрешил отцу развернуться, но тот уже успел заснуть, по-прежнему упираясь головой в стену. Артём аккуратно, чтобы не потревожить отца, сел на кровать, и со второго раза всё-таки достал телефон.

Группа города пестрела объявлениями, поднятыми общими силами участников на самый верх ленты. «Если вы видели… Пропала примерно в… Пожалуйста, перешлите знакомым… Помогите!»… Мольбы о помощи и описания детей мешались с фотографиями и словами поддержки. Одни уверяли, что всё будет хорошо, другие организовывали рейды, собирали добровольцев и уходили из сети на несколько часов, чтобы вернуться ни с чем. Пока объявлений было всего два. Нет. Целых два. И неизвестно, сколько ещё детей не вернутся домой.

Перед глазами Артёма вновь стояла фигура Чёрного человека. Он прятался за стулом, заваленным одеждой, тенью просачивался в окно и тянул, тянул свои длинные руки к единственному, кто заглянул за завесу его страшной тайны. Тёма непроизвольно дёрнулся и всё-таки разбудил отца. Тот, впрочем, ничуть не обиделся. Только улёгся поудобнее, заглянул сыну в глаза и затарахтел, как трактор, идущий на малых оборотах. Артём вдруг подумал, что пока он рядом, бояться не стоит. Подумал и провалился в сон.

Война войной…

Артёма разбудил звонок телефона. На часах было 7:23, и звонила Ульяна, которая летом раньше десяти никогда не просыпалась. Если бы не эта странность, Тёма просто сбросил бы вызов и лёг досыпать, но вместо этого провёл пальцем по экрану и прислонил трубку к уху.

— Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени, зараза рыжая? — укоризненно промычал Артём.

— Конечно знаю! Мы вообще-то купаться собирались, забыл? — не менее укоризненно ответила Ульяна.

— Куда? — ошалело переспросил Тёма.

— Седина и склероз рука об руку, — издевательски ответила рыжая, — Картина маслом.

Артём действительно начал припоминать, что несколько дней назад они с друзьями договорились о походе на речку. Тогда Максим Евгеньевич ещё только собирался на роковую встречу. Тогда всё ещё было хорошо.

— Ладно, сейчас выйду, — пробурчал Артём, — А вы где?

Ответом послужила ехидная трель дверного звонка.

— Понял, понял, — протянул Артём, стараясь пробиться сквозь заполнивший квартиру звон и хихиканье Ульяны, — Дай мне пять минут.

Соскочив с кровати, Тёма не без труда нашёл очки и водрузил их на нос. Уснул он прямо в одежде, так что на этом сборы можно было считать оконченными. Оставалось только позавтракать, ведь путь до речки был неблизкий. Сначала обочина окружной трассы, потом душный сосновый лес и пролесок, и только потом песчаный пляж Тихой реки.

Дожёвывая наскоро состряпанный бутерброд, Тёма взглянул на спящего отца и решил, что тот тоже успеет проголодаться за время его отсутствия. Выставив на стол оставшиеся со вчера пельмени и найденные в холодильнике котлеты, Артём тяжело вздохнул. Идти никуда не хотелось, но обещание нарушать было нельзя. Тёма с тоской взглянул на тёплую кровать, из которой его так бесцеремонно выдернула Ульяна, и нехотя поплёлся к двери.