Бесплатный фрагмент - Тайна

Людмиле С… вой

«Также, если лежат двое, то тепло им;

а одному как согреться?»

(Еккл. 4:11)

Косточка

1

Однажды у меня была недолгая связь с весьма своеобразной женщиной.

Это случилось, когда я уже развелся с первой женой, но еще не определился на будущее.

Свободный и раскрепощенный, я — как выразился бы бездарный русский писатель — сорвался в пучину разврата.

Я едва перевалил за половину четвертого десятка, был полон сил.

Имени той подруги называть не стану.

Времена меняются; возможно, она успокоилась замужем, воспитывает наследников и выключает телевизор, когда там мелькает женский сосок.

Людмила, о которой речь впереди, на самом деле была и есть Людмила.

Эту назову, пожалуй, Ириной.

В моем послужном списке пять Ирин; я не брошу тень ни на кого конкретного.

Женщина перешла ко мне от другого мужчины. Ее передал не одноклассник и не сокурсник по юридической академии, а сторонний приятель, которые тоже случаются в жизни.

Познакомив, он предупредил, что Ирина чрезмерна.

До сих пор я знал лишь одну нестандартную девицу — Светлану, миниатюрную, но энергичную.

Она обожала выдаивать меня в бокал с крепленым вином и утверждала, что не знает лучшего коктейля.

«Ирина» в самом деле оказалась радикальной.

Она любила порнографию на грани садизма — с зубными щетками, засунутыми в половые органы, и прочими ужасами.

До таких вариантов дело не доходило, но эксперименты начались с первых дней.

Вдаваться в подробности не хочется, поскольку воспоминания относятся не к Ирине, а к Людмиле, но скажу, что после некоторых ее фокусов я чувствовал боль.

Как ни странно, жутковатые упражнения усиливали итоговое наслаждение.

Но я не понимал, зачем это нужно Ирине.

Сама она не требовала ни прищепок на соски, ни пивной банки, засунутой во влагалище.

Пик пришел одним сумрачным утром.

Я проснулся и обнаружил, что Ирина сидит на постели, склонившись к моему животу.

От нее пахло рассветными подмышками, но что-то в ситуации показалось непривычным.

Приподнявшись, я увидел, что в Ирининых руках поблескивает какая-то проволока.

— Это что? — спросил я.

— Косточка.

— Какая… косточка?

— Обычная. Из лифчика. Ну вставляются такие под чашечки, чтобы держали грудь. Что, никогда не видел?

— Конкретно не видел, сам лифчиков не ношу, — ответил я. — Но знаю, что такие есть.

Одна из недавних женщин — замужняя Оксана, найденная на сайте знакомств — работала менеджером в оптовой фирме, торгующей колготками.

Она владела бельевой темой шире должностных обязанностей.

Сидя на мне, Оксана любила деформировать свою грудь, поясняя особенности различных бюстгальтеров.

Кое-что по теме я запомнил.

— Но зачем она нужна сейчас?

— Затем.

Ирина говорила без улыбки.

— Пришлось ее немножко разогнуть, правда.

— Но…

— Сейчас ты получишь неописуемое удовольствие.

— Какие образом?! — с ужасом поинтересовался я.

— Сам поймешь. Там на концах шарики. Главное — лежи и не дергайся.

Я шевельнулся, пытаясь высвободиться.

— Правда, предупреждаю, после этого тебе будет неприятно писать…

— Я не хочу, чтобы мне опять стало больно писать, — возразил я.

— Я не сказала про больно, просто немного неприятно.

— Все равно не хочу.

— Ну попробуй. Сам потом будешь просить!

— Нет, — твердо сказал я. — Вставляй свою косточку обратно в лифчик.

Пожав плечами, она отстранилась.

Прецедента не было, но эпизод оказался переломным.

Он свидетельствовал, что мне феерические изыски не нужны, а Ирина без них не может.

Вскоре мы расстались.

2

В течение следующих трех лет я сменил добрых два десятка женщин.

Самыми яркими оказались отношения с разведенной татаркой Назирой, которая была старше на четыре года. Впрочем, с ней все исходило от меня.

Наши встречи происходили по одному сценарию.

Сначала я удовлетворял Назиру в желаемой ею позе. Затем она забиралась на меня, придавливала тремя выпуклостями: парой молочных желез, напоминающих сдутые мячи, и мягким животом.

Назира вела активную половую жизнь, поэтому у нее стояла спираль. Я мог ничего не опасаться, думал только о себе.

Я удерживал ее за мягкие бездонные ягодицы, поднимался не спеша, а в последние минуты перед вершиной она брала телефон и звонила дочери.

Мне доставляло невероятное наслаждение — скорее умственное, чем физическое — испытывать конечные судороги, слушая, как мать воспитывает девятнадцатилетнюю дуру, а сама лежит в постели с любовником.

Кто-то мог назвать меня извращенцем, но я считал, что в сексе допустимо все, приемлемое обеими сторонами.

Назира была хороша, но я расстался и с ней.

Вообще ни с одной из женщин я не задерживался дольше, чем на две-три недели.

Потом я нашел Людмилу.

В тот год мне исполнилось сорок, ей было тридцать.

Мы познакомились на вечере танцев «Ритмы молодости» во дворце культуры имени Орджоникидзе. Несмотря на хорошо функционирующие сайты знакомств, я предпочитал выбрать женщину не по фотографии, а реально.

Сначала я обратил внимание на ее ноги — существенно более красивые, чем у большинства.

Потом мой взгляд поднялся выше.

Футболка женщины имела широкую горловину. Во время размашистых пируэтов полностью обнажалось плечо, на котором не было бретельки бюстгальтера.

Это удивило.

Грудь Людмилы была компактной, но тяжелой на вид.

Не удавалось представить, как она держится без поддержки.

И, кроме того, футболка была тонкой, но соски сквозь нее не проступали, даже не просвечивали.

Колготочная Оксана говорила, что существуют особые модели бюстгальтеров, которые держатся только на планке, правильно именующейся «пояском».

Однако она сетовала, что в нашем городе — каменной деревне в миллион жителей — удобных фасонов не найти, а заказывать вслепую из Москвы неразумно.

Другая женщина, Наташа — коих у меня было три, не считая первой жены — однажды купила «самоклеющийся» бюстгальтер.

Чудо света состояло из отдельных чашечек, которые в прямом смысле приклеивались какой-то гадостью к молочным железам, а потом стягивались парой крючков.

Достоинством футуристической модели было то, что на спине нет застежки, но она годилась только для небольшой груди.

Решив выяснить тайну невидимого бюстгальтера, я пригласил незнакомку танцевать.

Первым делом я — как бы невзначай — скользнул рукой по ее спине, ощутил все: и застежку, и поясок.

«Самоклейка» отпадала.

Под светло-серой футболкой прятались или «анжелика» или «балконет» — названия из Оксаниных рассказов запомнились

У Людмилы было узкое, энергичное лицо и большие серые глаза. Во время медленных композиций свет почти убирали и они становились черными, поскольку зрачки расширялись, как у кошки в темной комнате.

Независимо от модели бюстгальтера, она нравилась мне чем дальше, тем больше.

Первые два танца я держался корректно, потом стал прижиматься твердым к ее животу — горячему под короткой юбкой.

Людмила не отстранялась, смотрела понимающе.

Все катилось по наезженной колее; для того и ходили в тот дворец одинокие женщины и мающиеся мужчины.

Я был высок, имел неновый, но хороший красный джип «Чероки» и двухкомнатную квартиру, доставшуюся от деда с бабкой.

После танцев я предложил доставить новую знакомую домой, но привез к себе.

Мы включили музыку, потоптались уже в моей гостиной.

Затем я принялся освобождать гостью от одежды, начав с футболки.

Никакой «анжелики» я не обнаружил.

Грудь держал обычный бюстгальтер со спущенными бретельками.

Снять его я сумел не сразу: застегнутые натуго, крючки не поддавались, а Людмила сопротивлялась.

Однако в возражениях слышалось поощрение.

Через несколько минут одежда была разбросана по дивану, хозяйка попросилась в душ.

Это было уже прямым согласием.

Раздев Людмилу, я рассмотрел ее тело.

Ноги в самом деле оказались прекрасными.

Колени имели идеальную величину: были не большими и не маленькими, а соразмерными.

Спереди круглились бедра, которые хотелось развести, сзади белели ляжки, к которым хотелось прижаться и не отжиматься.

Живот был чуть выступающим, под ним чернел интимный треугольник — не бритый и не стриженный, лишь подровненный с краев.

Молочные железы тоже имели идеальную форму. Освобожденные от бюстгальтера, они не обвисли, а молодо торчали вперед. Как у многих женщин, левая была заметно крупнее правой.

Но больше всего мне понравились Людмилины соски. Эпитет требует повторения в третий раз: округлость была идеальной, не нарушенной ни весом, ни смещением.

Самым потрясающим оказался их цвет — желтоватый, какого я не видел ни у кого.

Секс с Людмилой оказался еще более приятным, чем представлялся во время танцев.

По завершении процесса она опять вымылась и попросила отвезти к себе — в однокомнатную «хрущевку» с кухней-клеткой и стоячим душем в отсеке без двери.

Больше у меня мы не бывали, Людмила предпочитала встречаться на своей территории.

О новой любовнице я не ведал ровным счетом ничего.

Я не знал, бывала ли она замужем, кто ее родители и как она живет без меня.

Я допускал, что Людмила встречается с кем-то еще.

Иногда я подъезжал к ней на работу.

Но здание было крупным бизнес-центром с многими десятками офисов; я понятия не имел, откуда спускается Людмила.

В принципе она могла оказаться профессиональной убийцей типа НикитЫ, приезжающей сюда по моему звонку. Но это не волновало.

Жизнь стала размеренной, мы вошли в статус, я перестал шариться по сайтам знакомств и больше ни разу не ездил на танцы.

Формат отношений являлся оптимальным.

Нам не требовались заверения в любви, ужины при свечах, прогулки под луной и прочая чепуха в духе классической поэзии.

Нас соединял секс без романтического шлака.

Людмила таяла от моего прикосновения, ее грудь я мог ласкать часами — до тех пор, пока желтые соски не становились красными.

Я улетал за пределы земной атмосферы, где задыхался от наслаждения, какого не знал ни с кем из прежних женщин.

Но однажды меня пробило воспоминание.

— Людмила, у тебя есть лифчик на косточках? — спросил я уже в постели.

— Конечно, — ответила она. — У меня достаточно большая грудь, без них будет висеть. А что это тебя интересует?

— Да ничего, — я поморщился. — Приходит иногда всякая чушь в голову.

Людмила не стала уточнять; она была чужда деталей.

Свидание прошло обычным распорядком, про который не вижу смысла рассказывать именно здесь.

Потом любовница пошла мыться, я остался в комнате.

На стуле висел ее бюстгальтер — белый, ничем не украшенный.

Воровато прислушавшись к шуму за душевой занавеской, я протянул руку.

Неновый, бюстгальтер пах знакомым телом.

Под чашечками было прострочено, пальцы почувствовали жесткое.

С одной стороны нитки порвались, что-то высовывалось.

Я вытащил «косточку».

Людмилины чашки были втрое больше Ирининых.

Распрямленная, косточка имела бы в длину сантиметров двадцать.

Да и вообще она выглядела иначе.

Та была цельнометаллической, эта состояла из частей: концы железки украшали пластмассовые колпачки.

На какой-то миг подумалось, что произошло бы, сделай не-Ирина задуманное вот такой штукой.

Дрожащими пальцами я запихал косточку на место, повесил бюстгальтер обратно на стул.

На самом деле я мог не спешить: Людмила всегда мылась долго.

Таблетка

1

— Как обычно, — напомнила подруга, поворачиваясь на бок.

— Как обычно, — подтвердил я.

Она приподняла ягодицу, облегчая мне путь.

Из-за особенностей региона половину моих женщин составляли татарки и башкирки.

Ильза, имевшая двух дочерей, утверждала, что у нее «мусульманская задница» — то есть большая и толстая, почти квадратная.

Я любил сидеть на ней, как на подушке.

Людмилин зад не отличался национальными особенностями.

Зато ее тело оказалось предназначенным для меня не только снаружи, но и внутри.

Когда-то у меня была Зоя, с которой мы различались по возрасту на полный круг восточного календаря. По всем параметрам она считалась пожилой, но ею я наслаждался до помрачения — куда полнее, чем двадцатилетней башкиркой Гульшат.

Однако в позах сзади Зоя жаловалась, что я задеваю ей матку.

Людмила принимала меня на предельную глубину и не испытывала дискомфорта.

— Какой ты колючий, — разнеженным голосом проговорила она. — Как приятно щекочешь.

Не отвечая, я поцеловал ее плечо.

Я знал Людмилины предпочтения. Ради них был приобретен триммер для усов; при каждом свиданием мое причинное место напоминало полубритую морду какого-нибудь Ясира Арафата.

Татарка Ильза использовала противозачаточные свечи.

Когда мы менялись с «11» на «69», она удивлялась, сколь горьким является это средство. Меня неожиданная горечь разжигала еще сильнее.

Людмила не предохранялась никак.

Спираль нерожавшим не ставили. Свечи и пластыри, вероятно, казались ей недостаточно надежными, а таблетки грозили опасностью растолстеть.

Впрочем последние предположения оставались домыслами. Мы по-прежнему не откровенничали.

Я терпеть не мог презервативов.

Оставался единственный способ, который мы практиковали, именуя «обычным».

Наши свидания распадались на две части.

В нынешнем возрасте я умел контролировать отправления, Людмила мне доверяла.

Сегодня она уже получила свое, настала моя очередь.

Я лежал, приникнув всем телом к Людмиле, одной рукой перебирая ее грудь, не видную из-за спины, второй прижимая крепкий живот.

Я умирал в кипящей скважине между ее бедер.

Я задыхался от желания объять необъятное.

В последний момент я выскользнул наружу.

Людмила перехватила меня жестким вафельным полотенцем, чтобы в нее ничего не попало и не испачкались простыни.

— Было здорово, — прохрипел я, не сразу вернув дыхание.

Она перевалилась на спину.

Я любил последействие не меньше, чем процесс.

— Соски мне откусишь, — через некоторое время сказала подруга.

— Я хочу тебя еще раз, — признался я.

Это входило в формат наших встреч.

Сама Людмила испытывала пик единожды, но мне позволяла пользоваться своим телом, пока хватало сил.