Бесплатный фрагмент - SWRRF. 20??

Вика (рассказ Владимира. Продолжение)

…Мы вполне комфортно разместились в просторной кабине нашего пикапа. Тут же выключили наши коммуникаторы, модули безопасности и прочую личную электронику, отсоединили их источники питания и спрятали в специальный заэкранированный мини-сейф, который был в «бардачке» пикапа. Отец выставил на максимум светоотражение стёкол кабины, так что снаружи нас невозможно было увидеть. Затем, немного подумав, поднял бронещитки окон кабины и включил на панели монитор камер слежения. Мама, было, «зашипела» на него: мол, свечение монитора можно будет засечь. Но отец просто, молча, указал взглядом на поднятые бронещитки. Хотя все мы понимали, что при более или менее тщательной проверке нас легко можно обнаружить, потому что наш пикап, хоть и был неплохо защищённой машиной, но не обладал полноценной защитой боевых машин и, среди прочего, не имел системы подавления инфракрасного излучения. А потому нас легко можно было обнаружить с помощью обычного прибора ночного видения, наведённого на кабину пикапа.

Повисла неловкая тишина, которая обычно появляется в непривычной ситуации среди знакомых, но ещё не очень близких людей…

Чтобы подавить в себе это ощущение неловкости я, как и все, продолжая неотрывно пялиться в монитор камер слежения, вдруг брякнул: «А я видел».

Я ни к кому, вроде бы, не обращался, но Вика тут же невозмутимо ответила: «Я знаю».

Мама ту же «шикнула» на нас. Даже через бронещитки системы акустического обнаружения спецназа легко могли бы засечь нашу беседу метров за двести. Но Вика, не понижая голоса, спокойно сказала: «Да не волнуйтесь вы, всё обойдётся».

Едва она успела это сказать, как медленно стала открываться бронированная дверь перехода из соседнего бокса системы подземных гаражей комплекса. Оттуда не спеша один за другим в наш бокс вошли три спецназовца, «упакованных по полной», с опущенными щитками штурмовых шлемов. Один из них, видимо, старший, направился к ряду автодоставщиков, в конце которого, у самой стены, стоял наш пикап. Остальным двум он, очевидно, дал команду двигаться в следующий бокс, для наглядности ткнув рукой в боевой перчатке в бронированную дверь противоположной стены.

Он шёл на нас неспешным ленивым шагом. Автомат небрежно болтался у него за спиной. Кисти рук сцеплены на массивной пряжке пояса. Пройдя всего пару машин автодоставщиков, он остановился, оглянулся, чтобы удостовериться, что его товарищи покинули наш бокс, поднял щиток шлема и, опуская руки в привычное положение на бляхе, задержал на несколько секунд правую на уровне плеча и сделал такой знакомый мне жест: несколько раз сжал и разжал кисть руки. Вика тут же ответила ему тем же знакомым мне жестом. Спецназовец чуть заметно улыбнулся, опустил щиток, повернулся и неспешно направился вслед за своими товарищами.

Мы — то есть, я и мои родители, — некоторое время приходили в себя от пережитого испуга и ошарашившей нас сцены, только что разыгранной перед нами.

Вдруг мама встрепенулась и почему-то шёпотом спросила: «А кого ты видел?»

— Ну, этого… того седого мужика, которого все ищут и весь день по телику показывают — я покосился на Вику и добавил. — Он ушёл от Вики прямо перед шмоном…

— Значит, его кто-то сдал — сказал отец.

— Не трудно догадаться кто — сказала мама.

Мы все переглянулись. Каждый из нас подумал о вредном дедке, — нашем соседе.

— Это, наверное, очень близкий тебе человек, раз ты пошла на такой риск? — не столько спросил, сколько задумчиво произнёс отец.

— Наверное, — ответила Вика, — но, очевидно, не в том смысле, который ты вложил в слово «близкий»…

— И, тем не менее, пошла ради него на большой риск.

— А если бы он, вдруг, постучал в вашу дверь? — неожиданно задиристо спросила Вика. — Как бы ты поступил?

Отец задумался, затем сказал:

— Если честно — не знаю.

Мне в это момент стало стыдно за отца, и я почти крикнул:

— А я бы впустил и помог!

— Я бы в твои годы поступил бы также — примирительно сказал отец.

— Ладно, мальчики, не ссорьтесь — сказала мама и обратилась к Вике. — Но, тем не менее, мне кажется, ты хорошо знала этого человека…

— Не так хорошо, как хотелось бы…

— Но достаточно? Ты давно с ним знакома? — маму начинало распирать женское любопытство.

— Первый раз я встретилась с ним года три назад, когда через несколько лет вернулась сюда, как тогда думала, ненадолго. Встретилась совершенно случайно. Хотя, кто знает?..

— Говорят, в нашей жизни вообще не бывает случайных встреч. Только мы не всегда можем и хотим понять, кто для чего нам послан… — философски заметила мама, и тут же переспросила. — «Вернулась»? Откуда?

Вика небрежно махнула рукой:

— Я до этого, лет семь жила в Германии…

— И ты три года назад решила сюда вернуться? — удивился отец. — Когда уже тогда…

— Ну, это отдельная история. Может быть, когда будет время, я её вам расскажу… Но сейчас вы меня спрашиваете об этом человеке…

Она замолчала ненадолго, как бы собираясь с мыслями, посмотрела на время в углу монитора:

— Думаю, нам ещё придётся здесь с полчасика посидеть, пока не закончится проверка. Покажу вам одну видеозапись…

Она поставила на колени небольшую дамскую сумочку, которая до этого болталось у неё на плече, развернула из металлической планки окантовки замка сумочки приличных размеров гибкий дисплей (тогда это было очень модная «фишка»). И тут мы — я и мои родители, — со страхом поняли, что не видели, чтобы Вика отключала и прятала свою личную электронику. Она, видимо, догадалась о наших мыслях и весело рассмеялась:

— Я же сказала, зря вы так переживаете. Всё обойдётся… По крайней мере, сегодня.

И после небольшой паузы уже серьёзно продолжила:

— Запись не очень качественная. Сделана персональной камерой видео-фиксации. Я, конечно, как всякие придурки не снимаю всё подряд, чтобы потом вываливать это в сеть, но как у многих, эта камера у меня работает в ситуациях, требующих особого внимания, или возможных непредвиденных событий, в путешествиях в том числе. По мере заполнения памяти, я её «чищу». Сразу на меня тот разговор произвёл странное впечатления соединения пафосности и банальности. Особого внимания я ему не придала. Вскоре о нём забыла. Но когда «чистила» память камеры, почему-то решила эту запись сохранить и закинула в хранилище, куда сваливаю всё, «что, вдруг, может быть, пригодиться». Этот разговор оказался странным образов созвучен беседам, которые я совсем недавно вела там, у наших…

— Что за «наши»? — полюбопытствовала мама.

— Это отдельная история — отмахнулась Вика. — Как-нибудь, если будет время, расскажу…

Вика поставила сумочку с вытянутым дисплеем на приборную панель, но всё никак не включала запись.

— Надо пояснить, почему возникла такая странная тема разговора. Я уже возвращалась тогда назад в Бремен. У меня был куплен билет на самолёт. Но была уже глубокая осень. А вы знаете, какая в это время здесь порой бывает погода. Мне, конечно, был известен прогноз погоды, и потому я решила добираться до авиахаба на аэроэкспрессе. Но налетевший ураган оказался сильнее, чем предполагалось по прогнозу и отправление аэроэкспрессов тоже приостановили. Боялись непредвиденных ситуаций на мосту при пресечении Реки. На машине я не решилась ехать, потому что в новостях уже показали несколько машин, которые сдуло в кювет на развязках у мостов. Я решила не рисковать и просто переоформила билет на вечер следующего дня, когда, как обещали, ураган должен был поутихнуть. К счастью, я не успела сдать свой номер. Но сидеть там было тоскливо. Было ещё довольно рано, около пяти часов вечера. Но из-за накрывших город низких тяжёлых чёрных туч, из которых уже несколько часов ожесточённо хлыстал ливень, — казалось, была уже глубокая ночь.

Гостиница, до того казавшаяся полупустой, вдруг, оказалась переполненной. В ресторане гостиницы и её кафе было не протолкнуться. С большим трудом я нашла место за столиком у окна в одном из кафе на верхнем этаже гостинцы. Погода располагала к мрачному философствованию. И один из случайных соседей за столом заговорил о всемирном потопе… Как всякий разговор, который ведётся, чтобы убить время, его нельзя назвать живым. Было множество длинных пауз, невнятных реплик… Я поначалу не очень внимательно следила за его ходом. Поэтому я немного подредактировала его запись, оставив главную суть…

Вика, достаточно заинтриговав нас, наконец, включила запись.

Камера, видимо, была вмонтирована в клипсу правого уха. Когда Вика поворачивала голову, у края левой части экрана появлялось розоватое пятно — её щека. Изображение было вполне приличное, но звук, порой, когда она смотрела в сторону, был не чёткий. Но его, видимо, подправили, и, в принципе, всё, что говорили, достаточно ясно можно было разобрать.

За плотной стеной ливня, ожесточённо бившего в окно кафе, не столько виделся, сколько угадывался вспухший от нахлынувшей воды залив, по которому ветер гнал волны метра в три вышиной. Только у самого края набережной, которая располагалась в каких-нибудь паре десятков метров от гостиницы, это буйство водной стихии можно было отчётливо видеть, благодаря горящим фонарям, установленным у самого края набережной. Я несколько раз бывал на экскурсиях в этом районе Города, богатом разными историческими памятниками. Поэтому мне легко можно было оценить разгул стихии. Рядом с гостиницей от высокой набережной вниз спускалась широкая прогулочная лестница. До уровня воды по ней надо было спуститься метров на двадцать. Сейчас, судя по столбам брызг, взмывавшим над набережной, вода билась о её край всего в каких-нибудь пяти метрах. Даже самая верхняя из площадок лестницы, которые разбивали её на три яруса, была полностью залита водой. Периодически из волн появлялись лишь верхушки фонарей, установленных на этой площадке…

Кто-то — непонятно кто, потому что камера продолжала «смотреть» в окно, — заговорил о том, что, наблюдая такие зрелища, невольно поверишь в разговоры о надвигающемся всемирном потопе… Кто-то сказал, что потоп этот довольно странный. Хотя море уже «съело» бо’льшую часть дельты Реки, превратив её в свой залив, сама Река за Городом стремительно пересыхает и уже стала практически не судоходной.

— Действительно, всемирных потопов не было никогда, хотя, воспоминая о них живут в легендах почти всех народов мира. Если бы сейчас не было современных средств транспорта и связи, то нынешние жители Нью-Йорка, Шанхая, Амстердама, Гонконга вполне могли бы начинать писать свои истории о всемирном потопе. Например, самую известную версию всемирного потопа мы знаем со слов одного человека — Ноя… или кого-то из его родичей. А один человек может рассказать лишь о событии, ограниченном некими конечными местом и временем. В данном случае речь, скорее всего, шла о затоплении водами мирового океана цветущей долины, которая была несколько десятков тысяч лет назад на месте нынешнего Чёрного моря…

Камера быстро повернулась. Экран на мгновение наполовину закрылся щекой Вики. Затем на нём показался длинный стол между двумя такими же длинными диванами — обычная «кабинка» кафе. Твой дед сидел в дальнем углу дивана, скрестив руки на груди.

— …Ной, Ной… — кто-то из сидящих за столом стал судорожно вспоминать. — А, вспомнил, когда-то в детстве смотрел кино про этого чудака. Лодку какую-то строил, спасал кого-то… Но в чём там была суть — не помню…

— Ну, типа, божье наказание за разврат, убийства и прочие грехи — пояснил другой, из сидевших за столом.

— За последующие тысячелетия люди уж столько нагрешили, наразвратничали, погрязли в крови и жестокости, что просто удивительно, что больше не было всемирного потопа — съязвил, судя по звуку, невидимый сосед Вики.

Твой дед улыбнулся:

— Вообще-то, если верить Библии, Господь понял, что с потопом он переборщил, и пообещал перед Ноем и его потомками больше так не безобразничать. Тем более, если потоп был действительно всемирным, он должен был уничтожить и созданный им с такой тщательностью и любовью рай, который был не на небе, как потом стали рассказывать, а на Земле и в вполне конкретном, но сейчас не подлежащей точному определению, месте… Но главный смыл этой легенды, ведь не в этом. Не в наказании человечества…

— А в чём же? — спросила Вика.

— В спасении. В способности человека услышать предупреждение о грядущей беде…

— Чьё предупреждение?

— Когда как. И как кому понятнее… Бога, Природы, собственного разума. Важна сама способность слышать что-либо, кроме собственного эгоизма, жадности, лени, страха… Осознание неумолимо надвигающегося тупика, распада, крушения… и озарение новой цели, пути выхода из этого тупика. Готовность трудится ради этой цели…

— Вы с таким жаром об этом говорите, что можно подумать, Вы недавно услышали это самое «Предупреждение»…

— А Вы его не слышите?

— Знаете? — Нет. Да ведь и Вы только что сказали, что всемирный потоп нам не угрожает. Тем более у нас, на бескрайних просторах России…

— Но Вы, думаю, прекрасно понимаете, что в данном случае речь не о потопе, как таковом, а потопе, как символе надвигающейся беды…

Всем остальным, сидящим за столом, эта заумная перепалка стала надоедать, и они заговорили, кто о чём. Молодой человек, сидевший напротив Вики — судя по голосу, именно он вспомнил фильм о Ное, — стал её расспрашивать, куда она собирается лететь. Вика холодно и коротко ответила, назвав город. В это время сосед Вики намеренно громко, чтобы перекрыть шум голосов, заполнивших «кабинетик» кафе, с нескрываемой иронией сказал:

— Ну вот, ещё один пророк нашёлся. Сейчас будет апокалипсисом стращать…

Но твой дед не обиделся, а добродушно рассмеялся:

— Ну что Вы! Об этом уж столько было сказано и написано, особенно, последние лет двести, что трудно придумать что-нибудь новенькое. Я уж точно не стану пытаться это делать. У нас просто перепроизводство апокалиптических пророчеств. А если верить масс-медиа, апокалипсис давно уж наступил. Хотя, для многих мест на Земле, может, это так и есть. Да и у нас, окажешься в иных местах «нашей необъятной», и сам начинаешь думать, что конец света давно уж наступил…

— Ели Вы во всё это не верите, то что Вы нам втираете про «предупреждение», «грядущую беду», «ковчег» …, — раздражённо сказал молодой человек, сидевший напротив Вики, видимо, потому, что та совершенно перестала реагировать на его попытки «клеится», а внимательно слушала твоего деда.

— Я не говорил, что я не верю. Я верю, что мы на пороге большой беды. И на «Часах Судного Дня», если Вы не в курсе, сейчас «без двух минут»…

— Всё-таки без пророчества не обошлось, — съехидничал викин сосед.

— Нет. Пророчеств не будет — грустно улыбнулся твой дед. — Если кто-то начнёт Вам расписывать какой-то сценарий вот-вот надвигающегося конца света, знайте, на Вас или хотят заработать, или использовать Вас для каких-то грязных дел. Вопрос не в том, как конкретно будет проходить «конец света». Хотя, это тоже важно. Но во вторую очередь. Главный вопрос, почему в нас живёт этот страх конца света?…

Он замолчал, видимо ожидая вопроса: «Ну, и почему же?». Но никто этого вопроса не задал. В то же время все молчали, ожидая ответа.

— Этот страх — признание человеком своей беззащитности перед силами, несоизмеримо превосходящие его собственные силы, несмотря на все его бахвальства своими «достижениями». И страх, порождаемый растерянностью, когда он вдруг осознаёт, что не понимает, что происходит, начинает боятся завтрашнего дня, боятся мира, который сам и создал…

Повисла напряжённая затянувшаяся пауза. Наконец, кто-то, сидевший напротив твоего деда (его почти не было видно за викиным соседом), резко так и нервно спросил:

— Ну и что ж в таком случае надо делать?!…

— То, что всегда делал человек. Находить новые способы противостоять этим угрожающим ему силам, или сотрудничать с ними. И постараться исправить то, что он уже успел накосячить, исправить мир в лучшую строну… Боязнь катастроф — вещь здравая, если она вдохновляет на действия, направленные на их предотвращение…

— У меня один давний приятель уже много лет живёт в Кремневой долине — криво усмехаясь, но серьёзным тоном, сказал викнн сосед. — Так вот там, чуть ли не все занимаются подготовкой к концу света. «Doom boom», так это у них называется. Ранчи в удалённых местах покупают, земли в Новой Зеландии, бункеры стоят, пещеры в горах обустраивают…

— Не думаю, что это решение проблемы, — улыбнулся твой дед. — Это бегство от проблем. И, прежде всего, бегство этих людей от самих себя. Даже, если им, в случае какой-то большой катастрофы, удастся выжить, они, в лучшем случае, воспроизведут тот же самый мир, от которого бежали. Если не хуже… А если говорить о том, как это будет проходить у нас… Думаю всё это будет тихо, незаметно, буднично. Всё будет расползаться как старый прогнивший барак. Оно уже и сейчас расползается помаленьку. Вы этого не видите? Разве вы не видите, что уже несколько десятилетий те надуманные поверхностные связи, «скрепы», которыми хотели слепить «всемирную цивилизацию», изначально не были особо прочными, но сейчас давно истлели и «трещат по швам» … Особенно у нас «на бескрайних просторах России»?…

— Без пророчеств всё же не обошлось — опять съехидничал викин сосед, желая, видимо, уйти от мрачного направления, который приял разговор.

— Вроде как, да — улыбнулся дед. — Извините, как-то так уж разговор повернулся. Не к месту это всё как-то вышло…

— Не! Вы вашими шуточками не отделаетесь — опять встрял в разговор, невидимый незнакомец, сидевший напротив твоего деда. — Накрутили нас, настращали. А делать то что?…

— Готовится к переменам. Особенно, быстрым и, на первый взгляд, неожиданным. Понять, что надо спасть. И решить, что делать потом, когда ЭТО всё-таки произойдёт. Но тут уж каждый должен думать сам. Начну сейчас советовать — опять в пророки запишите…

— Весёлые дедок, но с тараканами — казал сидевший напротив Вики парень, желавший таким образом, видно, перехватить её внимание.

Но Вика не «повелась» на этот его ход. Она спросила:

— А Вы когда-нибудь бывали в Волчанском?

— Был пару раз. Но давно, лет двадцать назад. Потом ещё несколько раз собирался съездить, да всё что-то мешало. Недавно хотел с внуком съездить. Да там сейчас такие сложности. Какая-то лотерея. Попытал несколько раз счастье, да так и не повезло. А в чём дело?

— Да так. Напомнили мне кое-кого.

И дисплей ту же погас. Запись закончилась.

Папа хмыкнул и недоумённо пожал плечами.

Мама откинулась на спинку сидения и задумчиво, протяжно так сказала:

— Да-а-а… и-н-те-ре-е-е-е-сно-о-о…

Вика улыбнулась:

— Вот и на меня всё это ТОГДА произвело странное впечатление. Я в то время совсем недавно закончила университет. И там я этих разговоров наслушалась достаточно в самых разных вариантах — от революционно-анархических до мистических и эзотерических. И не только от своих друзей студентов, но и преподавателей. Поэтому весь этот разговор, с одной стороны, показался мне банальным. С другой… все эти слова о Боге, Ное, спасении, всемирном потопе звучали, как мне тогда казалось, слишком пафосно… Даже после всех недавних похожих разговоров у нас, в Прибрежном… Лишь позже я поняла, что образ Ковчега наиболее точно отражает то, чем занимаются эти люди… У меня множество самых разных материалов Клуба. При желании можете смотреть, что Вам захочется. Но когда будите смотреть, держите в голове этот образ Ковчега, и вам всё станет намного понятнее…

На потухшем викином дисплее, который она не успела свернуть, вспыхнул какой-то значок. Она на несколько секунд замерла, очевидно, слушая сообщение коммуникатора. Потом сказала: «Ну вот и всё. Проверка закончилась».

Мы вылезли из пикапа. И едва успели размяться после долго сидения в кабине, как в гараж вошёл менеджер комплекса.

Он был в замешательстве. Ясно было, что с прежними Идентификаторами и Модулями Безопасности мы не могли здесь оставаться. Просто так «выкидывать» нас ему не хотелось, не столько даже их моральных соображений (мало кто в то время стал бы из-за этих соображений рисковать своей работой и собственной безопасностью), сколько из соображений личной выгоды. Ему трудно было найти замену моим родителям. Тем более, вот так вот неожиданно и сразу. Чтобы сварганить новые достаточно надёжные Идентификаторы нужно было дня два-три. Куда нам деваться всё это время? Не жить же здесь в подвале?

— Они могут пожить у меня — сказал Вика, которой сразу стали понятны причины замешательства менеджера комплекса.

— Да, вот только что делать с этим?…

Мы все поняли, о ком шла речь.

— Я что-нибудь придумаю — сказал отец.

— Хорошо — обрадовано сказал менеджер. — Я схожу посмотрю и сообщу Вам — он посмотрел на Вику.

Та, молча, кивнула головой…

Используя менеджера в качестве разведчика, мы быстро и без проблем пробрались в квартиру Вики, благополучно ни с кем не встретившись.

Через пару часов в квартире вредного дедка разом образовались проблемы с вентиляцией, водой, электричеством и прочими коммунальными удобствами. Дедка на льготных условиях переселили в более комфортабельную квартиру. Но в противоположном конце комплекса. И больше никто из нас его не видел.

Мы два дня прожили в квартире Вики. И за это время она много о чём нам рассказала. Много чего рассказывала, когда мы уже просто ходили друг к другу в гости (мы, понятное дело, остались жить по соседству). Но больше всего разных историй из её жизни удалось услышать мне. Потому что я почти всё время пропадал у неё, даже когда мы вновь обзавелись своей квартирой. У моих родителей не возникло никаких проблем с работой после замены идентификаторов. Они работали в том же комплексе, где жили под руководством того же менеджера нашего комплекса. А как я мог появиться в школе, куда с таким трудом устроила меня мама, с новым идентификатором? И по городу особенно не погуляешь с идентификатором, в котором «не заполнена графа», чем я здесь занимаюсь: учусь, работаю, ищу работу?…

Я, конечно, сейчас не вспомню, что, когда и в какой последовательности Вика рассказывала. Много что я тогда пересмотрел и перечитал из материалов Клуба, но всё это есть в Библиотеке, и всё это тебе знакомо.

Я мог бы рассказать только о её встречах с твоим дедом. Но ведь ты спрашиваешь, «как и почему всё это случилось»? Да и её история очень «перекликается» и с твоей историей… и с моей…

В целом её история выглядела примерно так.

Первый приезд (история Вики в пересказе Владимира)

Чтобы понять, как её сюда занесло не в самое удачное время — очень коротко её предыдущая жизнь. Как в старых романах, под названием главы писали основные события, которые в ней будут описаны.

Как жизнь любого «в кратком изложении», она банальна. Родилась Вика в Юго-Западном округе Города, которые в те давние времена, в самом начале века, был самостоятельным небольшим городом. Прожила там, в общем, счастливое детство лет до семи. Затем её родители разошлись. Она осталась с матерью. Прожила с нею несколько лет в этом же городке. Но отношения между ними с каждым годом становились всё напряжённее. Когда ей было лет одиннадцать, мать сбагрила её, как тогда было модно, в какую-то английскую частную школу средней руки. Но через пару лет она оттуда сбежала (точнее, просто, как-то не вернулась туда после каникул) и спряталась у дедушки с бабушкой по линии отца. Прожила с ним несколько лет. Потом вновь уехала в Европу учиться, уже в университет — Ульма. После получения первого диплома стала работать в одном из технопарков Бремена. Проработала совсем немного и вдруг надумала вернуться…

Собственно говоря, когда она приехала сюда через несколько лет, она совершенно не планировала «возвращаться». Она приехала на несколько дней, чтобы решить, вдруг, возникшие семейные проблемы.

Как многие «продвинутые люди», уже в то время она имела личные видеоканалы. Один из них чуть ли не в круглосуточном режиме соединял её с любимыми бабушкой и дедушкой. Свой-то она, понятное дело, часто отключала: конфиденциальные переговоры, закрытые исследования, интимные свидания и всё такое. Но дома, на прогулках, на лекциях и лабораторных работах в университете (об этом специально попросил её дед) её персональный видеоканал постоянно работал. Видеоканалы же её дедушки и бабушки работали постоянно. В любой момент она могла подключиться к нему, чтобы поговорить с ними или просто посмотреть, чем они занимаются. Очень часто — особенно, когда она сильно уставала или просто вдруг накрывало паршивое настроение, — она именно так просто «тихонько» наблюдала за их такой уютной, такой родной жизнью… И на душе сразу становилось спокойнее.

Но, вдруг, когда она уже с полгода работала в Бремене, её дедушка с бабушкой стали время от времени отключать свои видеоканалы. И чем дальше, тем чаще и на большее время. Когда это стало уж слишком частым явлением, она попыталась допытываться у деда о причинах такого их поведения. Дед — не большой мастак насчёт вранья, — что-то промямлил про камеры, которые стали барахлить. И он «никак не может разобраться». Это-то доктор технических наук, специалист по радиоэлектронике. Ясно было, что он врёт. Но и ясно было, что раз он уж решился на враньё, правды от него не добьёшься.

Надо было ехать к ним, и узнавать правду на месте. Но сделать это было сложно. Не столько по тому, что она работала на новом месте «без году неделя», и просить отпуск было неприлично, но ей самой это было совсем некстати: она только «начала въезжать в тему».

С тех пор, как она ухала учиться в Ульм, она больше ни разу не приезжала домой. Хотя виделись с дедушкой и бабушкой два-три раза в год. Они просто на неделю, дней на десять встречались в каких-нибудь достопримечательных и экзотических местах Земли, в том числе и в России. Это как-то повелось само собой, после того, как она после первого семестра обучения пригласила их «посмотреть, как она живёт». Эти поездки она в большей части оплачивала сама, исхитряясь представлять деду стоимость поездки в три-четыре раза дешевле, потому что тот никак не хотел соглашаться, чтобы она оплачивала его с бабушкой отдых.

Поэтому, когда она предложила обсудить место их путешествия в предстоящие рождественские каникулы (они обычно начинали обсуждать такие вопросы месяца за четыре до путешествия), и получила от деда ответ, что они, пожалуй, в этот раз никуда не поедут, сопровождавшийся советом ей «поехать куда-нибудь со своим молодым человеком», — она уже обеспокоилась не на шутку.

Чтобы проверить свои худшие соображения, Вике надо было подключиться к видеокамерам системы безопасности их дома в Прибрежном. Поначалу она не решалась на это по этическим соображениям. Получалось, что она шпионила за своими дедушкой и бабушкой. Потом убедила себя, что может пойти на этот шаг в данных обстоятельствах. Но тут возникли чисто технические сложности. Камеры «внешнего периметра» — выходившие на улицу, во двор, в сад…, — включались автоматические только, когда дедушка, и бабушка, оба, уходили из дома. Эти же камеры вместе с камерами внутри дома автоматически включались, когда система безопасности в своей зоне контроля обнаруживала «опасные и неопознанные объекты». Конечно, любую камеру можно было включить в ручном режиме. Но для этого надо было иметь соответствующие коды доступа. Их можно было узнать у самого дедушки, или у Мэта. У дедушки спрашивать их, понятное дело, не имело смысла, а подключать Мэта к семейным проблемам она тогда сочла не совсем удобным.

Большинство видеокамер системы безопасности посёлка работали в том же режиме: включались только в ситуациях, вызывавших беспокойство. Но десятка два «обзорных камер» по периметру посёлка, на его окраинах и по краям улиц, работали постоянно. Оказалось, что Вика, имевшая полный доступ к информационным ресурсам их поселения, имела свободный доступ и к этим видеокамерам.

Но это мало что дало. Хотя ближайшая камера находилась всего метрах в двадцати от их дома: на противоположном углу перекрёстка, куда углом выходил передний двор их дома. Двор со стороны улиц был густо засажен деревьями. Так что летом и ранней осенью, как не крути камеру, какое не делай увеличение, что-то рассмотреть было невозможно. Приходилось переключаться в инфракрасный режим. Но так же невозможно, понять, как человек выглядит, как себя чувствуют. Можно было проследить только его перемещения. Но и они сказали достаточно много. Бабушка, видимо, продолжала стараться придерживаться давно заведённого жизненного порядка. Заниматься привычными делами. Но часто их прерывала. Возвращалась в сад в одну из беседок и подолгу там сидела. Иные дни она почти полностью проводила в саду, прогуливаясь из одной и беседки к другой. Настораживало и то, что время от времени в такие моменты, когда бабушка отдыхала в одной из беседок, к ней ненадолго присоединялся дедушка. Раньше такого не было. С восьми утра часов до семи-восьми вечера всё в их доме шло по привычному, заведённому уж много лет, порядку. Каждый занимался своими делами. Вместе в дневные часы они сходились только на ланч, обед и полдник. И только поле ужина они могли как-то более беспорядочно перемещаться. Теперь в эти дневные часы дедушка раз пять или шесть подходил к бабушке и присаживался к ней на пять-десять минут. Потом опять уходил по своим делам. Стало ясно, что у бабушки появились проблемы со здоровьем. Может быть, даже, большие.

Несколько дней Вика промучилась в сомнениях, как же ей попросит отпуск. Но тут руководитель её лаборатории пригласил её на совместный обед, чтобы обсудить «некоторые важные, но неформальные проблемы». После пары минут обсуждения не самых важных «рабочих вопросов», шеф извинился за возможную бестактность и спросил, что с ней происходит. Она стала мрачная, понурая, рассеянная… После того, как Вика вкратце объяснила причины своего душевного состояния, шеф сказал, чтобы она завтра же летела домой решать свои проблемы. От её работы в таком состоянии мало проку. Да и напортачить может что-нибудь по рассеянности. Остановив викины излияния благодарности, шеф на прощание сказал, что в случае необходимости он окажет любую посильную помощь. Вика может связываться с ним в любое время…

На следующее же утро Вика вылетела в Город. Дедушке с бабушкой о своём отлёте она не стала сообщать, чтобы не тратить время на пустые препирательства по поводу нужности её приезда. Она просто сообщила им, что на несколько дней отключит свой видеоканал, потому что будет очень плотно заниматься некими «закрытыми работами».

…Поначалу всё было обыденно-привычно. Под заходящим с северо-запада на посадку лайнером, раскрылась полная панорама Города, растянувшегося на полторы сотни километров по обоим берегам Реки. Вздыбленные к небу там и сям группы небоскрёбов деловых центров и «элитных комплексов». Растянувшиеся на километры стандартные высотки обычной жилой застройки, разбавленные сейчас жёлто-зелёными пятнами парков, районов таунхаузов и коттеджной застройки. И всё это перевито причудливыми лентами автострад…

Аэропорт, когда она улетала отсюда семнадцатилетней девчонкой, всего несколько лет до этого был окончательно достроен и поразил её тогда своими размерами, технологичностью и хайтековской эстетикой. Сейчас он её встретил привычным холодным комфортом. Таким же, как в десятках других авиахабах, где она уже успела побывать.

В Бремене Вика попыталась купить стандартный билет «point-to-point». Но оказалось, что ни одной транспортной компании не известны не только село, где жили её дедушка с бабушкой, но даже административный центр района, где это село находилось. Вылетая из Бремена, Вика намеревалась по прилёту в Город сразу арендовать какое-нибудь транспортное средство, которое побыстрей доставило бы её на место. Но, обозревая панораму Города, она, вдруг, поменяла свои планы. Чуть-чуть.

С городком её детства Вику связывало много добрых светлых воспоминаний, но не меньше и таких, о которых не хотелось вспоминать, вызывавших боль, обиду, мстительную злобу… Подспудное стремление не ворошить эти болезненные для неё воспоминания и были главной причиной того, что она столько лет не возвращалась сюда, в городок своего детства. Но сейчас, увидев где-то там вдали на юго-западных границах Города знакомые очертания городка её детства, Вику заполнило щемящее нежное чувство ностальгии, совершенно заглушившее боль, которая уже только тлела под затянувшимися ранами её души.

Она подумала, что «пара дней ничего не решат». И, более того — как она стала уверять себя, — надо бы уточнить кой-какие вопросы до того, как она увидится с дедушкой и бабушкой. Лучше всего было бы вывести бабушку в медицинский центр в Ульме. Прекрасный центр, где работало много её знакомых и «у неё под боком». Но она знала, что бабушка откажется туда ехать. Не захочет она ехать и не в один из медицинских центров на территории этой страны, и, даже, этого Города. Реальная надежда была на центр, построенный Международным портом на самой западной окраине Города. У Центра был свой реабилитационный комплекс — что-то среднее между санаторием широко профиля и дорогим хосписом, — расположенный недалеко от Центра, у самого моря. Перед отлётом Вика навела справки об этом Центре и том комплексе-хосписе. Информация была очень даже обнадёживающая. Центр был построен всего лет десять назад. Был оснащён вполне современным оборудованием, и там консультантами и «удалёнными специалистами» работало несколько местных классных врачей и специалистов из Европы.

Первоначально Вика собиралась сначала «переговорить со своими стариками», а потом уже «решать вопросы» в Центре. Но сейчас она подумала, что правильнее будет предварительно уточнить ситуацию на месте, а потом уже ехать к дедушке с бабушкой…

…Пока самолёт выруливал к терминалу, Вика успела заказать себе номер в гостинице, там у себя, в своём родном городке. Но с проездом к гостинице возникли небольшие проблемы. Прямой аэроэкспресс до Юго-западного округа не ходил. Из-за ещё не завершённых работ по модернизации железнодорожной магистрали надо было делать пересадку в районе главного железнодорожного вокзала. Пересадка удлиняла путешествие на какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут, но вся эта бестолковая сутолока при переходе, да ещё в районе вокзала… На машине слишком долго. Даже по объездному хайвэю не меньше часа. Да и не любила она эти хайвэи мегаполисов: нервные суетливые гонки среди безликих бетонно-стеклянных коробок…

Она первоначально остановила свой выбор на аэротакси, но, когда увидела эти не первой свежести и не самых удачных конструкций аэромобили, купленные, очевидно, на распродажах где-нибудь на Дальнем Востоке, и узнала сколько стоит это удовольствие, тут же передумала. К счастью здесь же рядом со стоянкой аэротакси оказалась вертолётная площадка. Вертолёты тоже были уже порядком устаревших конструкций. Но это были добротные модели, выпускавшиеся уже много лет местным заводом. И Вика выбрала их, тем более, что её пообещали доставить за двадцать минут к самой гостинице, у которой оказалась своя вертолётная площадка. Да и запросили в три раза меньше, чем за услуги аэротакси. Некоторое неудобство было в том, что, как выяснилось, эшелон для этих вертолётов был проложен достаточно высоко — от четырёхсот до шестисот метров, — но Вика и не планировала «обзорную экскурсию над Городом».

Но даже с этой высоты можно было заметить, что в Городе было не всё так благостно, как казалось, обозревая панораму Города из иллюминатора авиалайнера.

Маршрут вертолёта был проложен в обход центра Города. Быстро набрав требуемую высоту, они полетели от авиахаба почти строго на юг, к Реке. Когда они перелетали хайвэй, протянувшийся вдоль Реки и соединявший центр Города с его Восточным округом, Вике бросился в глаза заброшенный неухоженный вид жилых районов, построенных, видимо, совсем недавно вдоль хайвэя. Это, конечно, сразу «резануло глаза». Но в этом — как сразу постаралась успокоить себя Вика, — не было ничего удивительного. Подобные картины можно было наблюдать в любом мегаполисе в любом уголке мира: приходящие во всё больший упадок, всё более криминализирующиеся и всё разрастающиеся районы типовых многоэтажек, заселённые на одну треть живущими на пособия потомственными безработными, на другую треть мигрантами, и всё более приходящими в отчаяние людьми, пытающимися из последних сил «наладить жизнь». Да, такие районы были сейчас везде. Разница была лишь в скорости, с какой эти раковые опухоли поглощали свои города.

Городок её детства (история Вики в пересказе Владимира, продолжение)

Вика не успела поразмышлять на эту грустную тему. Свернув у Реки на запад, вертолёт полетел вдоль неё. И уже минут через пять они подлетали к Юго-западному округу. И открывшаяся панорама ту же заставила Вику забыть её размышления о судьбах мегаполисов. Последний раз она была в своём родном городке лет пятнадцать назад: сбежав в двенадцать лет к дедушке с бабушкой, она уже больше никогда сюда не возвращалась. Тогда напротив городка Река разделялась на два больших рукава, которые дальше делились на множество гирл и ериков, а по обеим сторонам рукавов тянулись «поля» прудов. Сейчас всё это покрывала водная гладь морского залива.

Вертолёт, идя на посадку, начал снижаться, и произошедшие изменения стали особенно наглядными: вся территория былого порта оказалась под водой, под водой оказались и городской пляж, и небольшой островок напротив пляжа, и весь Заречный… Волны залива бились, как несколько веков назад, у самой подошвы валов старой крепости.

Вертолётная площадка оказалась за зданием префектуры округа. Раньше здесь было множество маленьких домишек в окружении фруктовых садов. И судя по тому, как площадка была забита вполне современными и дорогими аэромобилями и вертолётами, она принадлежала префектуре. Гостиница, очевидно, только арендовала небольшой «пятачок» этой площадки в её самом дальнем углу.

Гостиница позиционировала себя как четырёхзвёздочная, но у вертолётной площадки не оказалось ни паркового электромобиля, ни робота-носильщика. А у Вики было два полных чемодана подарков и сувениров. К счастью пилот вертолёта оказался сердобольным и «за бесплатно» помог ей дотащить чемоданы до гостиницы. А так ей пришлось бы их волочь метров двести: через всю вертолётную площадку, огибать здание префектуры и пересекать приличных размеров площадь, отделявшую гостиницу от здания префектуры…

…Самое интересное, у входа в гостиницу она увидела с десяток бездельничающих электро-тележек роботов-носильщиков и два плотно уставленных ряда складных двухместных электромобилей, очевидно предназначенных для прогулок по городу постояльцев гостиницы. Почему хоть что-то из этого транспортного богатства не пришло ей на выручку, разъяснил автоматизированный комплекс «ресепшина», выдавший ей микрочип для её потребительского модуля с кодами доступа в номер и для находившихся там оборудования и устройств: оказалось, что всё это транспортное богатство не входило в стандартный набор услуг, и вызов робота-носильщика надо было оговаривать и оплачивать отдельно. Эта мелочная скаредность сразу неприятно поразила….

Из пары десятков возможных вариантов, Вика остановила свой выбор на этой гостинице, потому что она располагалась в самом центре городка и из её окон, как она помнила, должен был открываться очень красивый вид. Однако, с видом всё оказалось не так хорошо, как она рассчитывала. Хотя окна и балкон её номера выходили — как она и заказывала, — на восток, к Реке, за прошедшие годы вся территория, примыкавшая к гостинице с востока и заполненная в годы её детства маленькими одноэтажными домиками с полисадами, теперь оказалась застроенная десятком стеклянных офисно-жилых высоток в двадцать пять-тридцать этажей. Крайняя из этих высоток оказалась в сотни метров от гостиницы и на половину закрыла вид на Реку с викиного балкона. Но Вика решила по этому поводу особенно не расстраиваться, успокоив себя мыслью, что она здесь всего на одну ночь, и завтра после полудня отсюда уедет. Тем более, что она тут же постаралась компенсировать нежданное расстройство, постояв с полчаса на панорамной площадке, которой завершалась площадь, отделявшая её гостиницу от здания префектуры.

Налюбовавшись панорамой, Вика повернулась лицом к площади, и её сердце на мгновение как будто тихо сжала ледяная рука, а в носу «запершило». Она много лет старалось всё это не вспоминать. И ей казалось, она действительно всё забыла. Но сейчас, вдруг, всё вспомнилось в мельчайших деталях. И, что её поразило, здесь мало что изменилось. Конечно, здания гостиницы и префектуры (которую в её детстве называли странным непонятным словом «горисполком») были перестроены, и над ними возвышались верхушки многочисленных высоток, очевидно, не так давно построенных. Перестроен был и торговый центр по левую строну площади. Напротив него появилась пара новых зданий. Но, в целом, площадь была такой же: два больших сквера, разделённых собственно площадью размером в стандартный школьный стадион, с массивным гранитным памятником в центре кому-то, кого она сейчас уже с трудом смогла вспомнить, и старинными торговыми рядами в противоположном конце.

Было уже четыре часа по полудню. Нечего было и думать пытаться «решать какие-то вопросы»: рабочий день заканчивался.

«Ну что ж, тогда прогуляемся, освежим воспоминания» — сказала Вика сама себе. И тут же сама над собой съехидничала: «Ну что ты выделываешься? Ты же ради этого и приехала…» — «Ну и что? Имею право», — окончательно успокоила она себя и, не спеша, направилась через площадь, через скверы по её центру. Обогнула летние кафе вокруг торговых рядов, которые всё ещё работали, несмотря на то, что была уже середина октября, и оказалась в начале бульвара.

Он тоже мало изменился. А те изменения, которые сразу были заметны, могли только порадовать. Вдоль домов тянулись всё те же ряды каштанов. На аллее собственно бульвара вдоль дороги — те же ряды сосен, а по центру — липы, тополя, берёзки… Но газоны между деревьями, которые в годы её детства были наполовину вытоптаны, и клумбы — в былое время полу высохшие, — сейчас были в идеальном состоянии. У стволов деревьев, среди газонов и клумб виднелись трубочки системы капельного орошения. Всё было замощено современной противоударной и влагоотталкивающей плиткой в идеальном состоянии. Кое-где по центру бульвара вместо не очень опрятных и эстетичных ларьков стояли современные торговые автоматы, окружённые небольшими круглыми столиками и лёгкими парковыми стульями…

«В те годы» по краям бульвара было разрешено автомобильное движение, хотя его тогда и нельзя было назвать очень интенсивным. Сейчас, судя по знакам, с одной стороны была велодорожка, с другой было разрешено движение только электромобилей. Правда, за всё время её прогулки по бульвару, она не увила ни одного велосипедиста и не одного проезжающего электромобиля. Но три-четыре электромобиля, припаркованных у каких-то конторок или офисов, она заметила…

На этом бульваре она «знала в лицо» не только каждый дом, но чуть ли не каждое окно в этих домах. Пять лет, после школы, которая находилась в противоположном конце бульвара, она не шла сразу домой, как требовала мама, а вместе с подружками направлялась гулять в парк или сюда, на бульвар… И сейчас её здесь встречали, в основном, старые знакомые: одно-двух-трёх этажные дома полуторавековой давности, украшенные колоннами, лепниной, с какими-то конторками и офисами небольших фирм; эти домики перемежались с примитивными четырёх-пятиэтажными кирпичными коробками жилых зданий, построенных в середине прошлого века. Только в трёх местах снесли совсем уж ветхие старые домики, и построили новые здания. Но и они были тех же двух-трёх этажей, мимикрировали под старинные и совсем не нарушали давно знакомый облик бульвара.

Больше всего изменились два здания, расположенные недалеко друг от друга по центру бульвара. Раньше это были очень похожие здания, чрезвычайно неряшливого вида из грязного облупившегося бетона с такими же вечно грязными большими на всю высоту этажей окнами. Каждую весну «под майские праздники» их неизменно пытались мыть, но они упорно сохраняли свой мутно-грязный вид. На одном из этих зданий в те времена красовалось малопонятное слово «УНИВЕРМАГ», на другом ещё менее понятное — «Д О М Б Ы Т А». Несмотря на разные названия в обоих зданиях было одно и то же: маленькие магазинчики, торговавшие всем — от нижнего белья и канцтоваров до бытовой электроники и автозапчастей, — аптеки и мастерские по ремонту часов, обуви… Сейчас на их месте стояли такие же невысокие, но совершенно новые здания, судя по их идеально чистому виду, с окнами и стенами, очевидно, из грязе- и водоотталкивающих, антивандальных материалов. Облепившая эти здания реклама, говорила о том, что здесь теперь располагались аутпосты интернет-магазинов, сервисные боксы банков, автоматизированные модули меддиагностики и прочие вполне современные сервисы. На одном из зданий среди всей этой рекламной пестроты выделялось огромное панно, с изображением двух идиотски счастливого вида пожилых людей на фоне полок, забитых товарным изобилием. На этом товарном изобилии красовалась надпись: «ПОЧДАР». С полминуты Вика пыталась сообразить, на каком языке сделана эта надпись и что она значит. Но быстро оставила это бессмысленное занятие. Чуть позже само собой выяснилось, что это название социальной торговой сети — «Почти Даром».

Несмотря на в целом привычный, мало изменившийся облик бульвара, едва Вика прошла первую сотню метров по нему, как у неё появилось и всё более стало усиливаться подспудное чувство чего-то непонятного. И только поравнявшись с «Почдаром», она поняла, в чём дело.

После многолюдных с интенсивным движением площади перед гостиницей, пресекавшей её магистрали и улицы за торговыми рядами, бульвар выглядел пустынным. Но он таким немноголюдным был всегда. Здесь не спеша дефилировали немногочисленные приезжие, осматривающие городок, молодые мамочки катали коляски с малышнёй, кое-где на лавочках сидели бабульки, опекавшие детвору постарше… Оживлялся бульвар только в середине дня, когда его заполняли школьники, возвращающиеся из школ, и ближе к вечеру, когда здесь то тут, то там образовывались группки подростков, пришедших потусоваться. Но сейчас здесь были почти исключительно одни «старики», пожилые люди, кто-то вполне ещё бодрый и моложавый, иные совсем дряхлые…

Эту особенность Вике помогла понять неожиданно разыгравшаяся перед ней сцена.

Когда она подходила к «ПОЧДАР»у, из его дверей стремительно выкатились три тётки средних лет, толкавшие перед собой тележки, наполненные покупками. Стремительность, с которой они двигались, была особо удивительна из-за их внушительных размеров. Особенно одной из них. Двух из них с некоторой натяжкой ещё можно было назвать просто «полными», третья ж была просто необъятная: она заполнила почти половину довольно широких автоматических дверей магазина.

Вдруг, края трёх рядов плиток, которой была вымощена площадка перед входом в магазин, приподнялись градусов на сорок пять, образовав невысокую оградку в виде буквы «п». Просто полные тётки успели притормозить, и их тележки остановились, уперевшись колёсами в это неожиданно появившееся препятствие. Впрочем, как потом сообразила Вика, препятствие не было неожиданным: этот «бег с тележками» тётки устроили в надежде проскочить опасную зону до того, как хитроумное заграждение сработает. Но вот необъятная тётка не сумела совладать с набранной ею скоростью. Колёса её тележки со всего маху ударились о плитки, тележка перевернулась, вывалив всё своё содержимое. Сама тётка завалилась на эту груду товаров. Точнее, с громким визгом вдруг осела на свою необъятную задницу и затем уже завалилась на спину. Просто полные тётки стали пытаться перетащить передние колёса своих тележек через преграду. Но тут из дверей магазина вылетел охранник. Одна из тёток, яростно ругаясь, стала от него отбиваться. Другая упорно продолжала пытаться перетащить свою тележку. В это время из-за ближайшего жилого дома как две тени метнулись какие-то неопрятные существа неопределённого пола и возраста, похватали, что смогли, с края груды товара, и тут же скрылись обратно за дом. Необъятная тётка попыталась им помешать, усилив свой визг и ещё отчаяннее дёргая руками и ногами.

Из магазина вышли две старушки. Одна из них была высокая и вполне упитанная, но несравнимо более «стройная» чем даже просто полные тётки. В руках у неё был не очень большой пакет с логотипом «Почдар»а. Увидев груду чужих покупок под своими ногами, она быстро воровато огляделась, тут же оценила ситуацию, мгновенно покидала в свой пакет всё, до чего успела быстро дотянуться. С неожиданной лёгкостью и быстротой перемахнула через плиточное заграждение и быстрым шагом понеслась мимо дома вверх по бульвару. Промчавшись таким образом с десяток шагов, она остановилась, оглянулась, увидела, что её никто не собирается преследовать, с полминуты отдышалась и уже спокойно с достоинством продолжила своё путешествие. Другая старушка была совсем маленькая, щупленькая, ростом метра в полтора, не выше. Она тащила за собой приличных размеров сумку на колёсиках. Эта старушка совершенно безучастно проследовала мимо груды товаров и верещащей необъятной тётки, с некоторым усилием, но всё-таки успешно перешагнула через препятствие. Но её сумка-тележка упёрлась в заграждение. Старушка пару раз дёрнула ручку сумки и замерла с отсутствующим видом. Потом, вдруг, встрепенулась, оглянулась назад и только тут заметила валяющиеся недалеко от неё покупки. Она сделал первый нерешительный шаг в их сторону, но в этот момент к противоположной стороне бульвара, поблёскивая мигалками, с истошным визгом сирены подлетел небольшой электромобиль охраны магазина. Из него выскочили два охранника. И через пару секунд они уже волочили ругающихся и брыкающихся просто полных тёток в магазин. А охранник магазина волочил за ним их тележки с покупками. Затем охранники вернулись за необъятной тёткой. С трудом поставили её на ноги. Та, правда, уже особенно не сопротивлялась, но продолжала что-то визгливо выкрикивать. Приехавшие охранники поволокли и её в магазин, а магазинный охранник стал, не спеша, забрасывать в её тележку раскиданные покупки.

Всё это время щупленькая старушка неподвижно стояла, неотрывно смотря на машину охраны, сирена которой давно уже смокла, но мигалка продолжала работать. Она продолжала так стоять, даже когда плитки приняли обычно положение, и препятствие исчезло. Охранник покатил было тележку к магазину, но приостановился, подошёл к старушке. Что-то попытался у неё спросить, та никак не прореагировала на его вопрос. Тогда он нажал что-то на ручке старушкиной сумки-тележки, аккуратно взял её за щуплые плечи и слегка подтолкнул вперёд. И старушка тихо с явными усилиями пошла.

Она перешла велосипедную дорожку, отделявшую магазин от бульвара, и направилась к ближайшей пустовавшей скамейке. Старушка была одета в балахонистого вида брючный костюм, в котором полностью тонуло всё её миниатюрное тело. Но когда она садилась на скамейку, Вика заметила характерные складки, которые образовали элементы внешнего экзо-скелета. Особенно рельефно выделились гидравлические усилители на коленных суставах.

Вика подошла к старушке и спросила, не нужна ли ей помощь. Та посмотрела на неё прозрачным невинным взглядом полугодовалого ребёнка. Вдруг в её глаза появилось беспокойство и, даже, страх. Она замотала головой и пролепетала несколько совершено не внятных слов. Поднялась со скамейки и направилась было прочь от Вики. Её правая рука привычно ухватилась за ручку сумки-тележки. Но тележка не сдвинулась с места. Её пальцы расслабились, безвольно скользнули по ручке, и старушка спешно стала удаляться от Вики.

Вика подошла к сумке. Подобные сумки она помнила с раннего детства. С ними и тогда часто можно было видеть в магазинах, на рынках дедов и бабок. Внешне они мало изменились. Но только в нынешних каркас был сделан из невесомых углеволоконных трубок, а в «площадочке», к которой крепилась сумка, был вмонтирован небольшой электродвигатель, вращающий колёсики тележки, и компьютер, синхронизирующий вращение колёсиков с темпом ходьбы владельца сумки. Вика нашла на ручке тележки две кнопки управления. Одной сняла блокировку колёс, второй включила электродвигатели. Быстро догнала старушку. Молча, взяла её правую руку, положила её кисть на ручку тележки и аккуратно сжала пальцы вокруг неё.

Ещё когда она «колдовала» со старушкиной сумкой, Вика заметила, как старик, дремавший в инвалидной коляске на противоположной стороне аллеи бульвара, вдруг, замахал руками, захрипел что-то невнятное, а затем, направил на полной скорости свою коляску прямо на Вику. Но между ними был довольно длинный газон с четырьмя липами и изумрудно-свежей густой травой. Газон был ограждён довольно высоким бордюром. Коляска беспокойного дедка со всего размаха уткнулась в этот бордюр и чуть не перевернулось. Но это никак не повлияло на решительный настрой дедка. Он на полной скорости пустил свою коляску в объезд газона. Но совершил грубую тактическую ошибку: направил её не «наперехват», в сторону движения Вики, а назад, туда, откуда Вика пришла.

Разобравшись со старушкой и удостоверившись, что та уверенно двигается в нужном ей — как надеялась Вика, — направлении, она оглянулась. Дедок уже домчался до конца газона, повернул, видимо, собираясь его объезжать, но ту же и остановился. Он растеряно вертел головой, соображая, зачем он сюда примчался…

На ближайших скамейках бульвара сидело ещё пять-шесть пожилых людей. Когда Вика передавала щупленькой старушке её сумку, по противоположной стороне аллеи бульвара торжественно, ровной шеренгой, как на параде, прошествовали три молодящиеся фасонисто одетые пожилые дамы. Но никто из них, казалось, даже не заметил ни викиной суеты вокруг сумки-тележки, ни неудачную погоню дедка на коляске. Всеобщая безмятежная безучастность…

У Вики, вдруг, сжалось сердце, и на душе заскребли кошки. От бессильной жалости к этим старикам… И от разыгравшихся, вдруг, угрызений совести: зачем она сюда приехала? Гуляет себе здесь. А её «старики»? Надо было сразу ехать к ним…

Без особого удовольствия, почти бегом Вика завершила свою прогулку по бульвару.

В его конце её ожидал ещё один неприятный сюрприз.

Бульвар, когда-то свободно переходивший в довольно просторную площадь, теперь заканчивался оградой. Её, конечно, постарались сделать не заметной, стилизовав под ажурную старинную кованную. Но она всё равно выглядела здесь непривычной и неуместной. По краям ограды — на велосипедной и автомобильном въездах, — были автоматические раздвижные ворота. По центру самого бульвара — две такие же калитки. И перед, и за калитками и воротами стояли характерные рамки. Пару подобных рамок Вика уже успела пересечь: когда выходила с вертолётной площадки на площадь перед гостиницей, и когда в эту гостиницу входила, а затем выходила на прогулку. И с обоих сторон подчёркнуто на виду на ограду смотрели с дюжину видеокамер.

Вика прошла через одну из калиток, и датчики её модуля безопасности зафиксировали не слабую дозу разнообразного излучения: считывание данных её Модуля Безопасности. «А это, оказывается, не безопасное для здоровья дело, часто гулять здесь», — подумала Вика. Но тут же её мысли приняли совсем другой оборот. Площадь, в отличие от бульвара изменилась довольно сильно. Слева наискосок через площадь был всё тот же вход в городской парк, который на первый взгляд особо не изменился. Но вот её школа, которая стояла справа сразу за бульваром в каких-нибудь двадцати метрах…

Это было красивое старинное двухэтажное здание. Когда-то, века полтора назад, здесь была первая и долгое время единственная в городке гимназия. Когда Вика здесь училась её опять официально стали называть «гимназией», но почти все по привычке называли «первой школой». Здание своим фасадом выходило прямо на площадь и очень её украшало. Сейчас школу окружал забор, оттяпавший приличный кусок площади. Его постарались «стилизовать» под здание, но оно теперь, за этой оградой смотрелось как-то невзрачно и пришибленно. Сразу за зданием школы вдоль неширокой улицы, пересекавшей площадь, раньше шла невысокая оградка, отделявшая от тротуара школьный стадион. Теперь ажурная ограда со стороны площади здесь переходила в высокий глухой с антивандальным покрытием забор метра в три выстой. Вика не сохранила особо нежных воспоминаний о тех нескольких годах, которые она провела в этом здании, но ей почему-то стало обидно и грустно за этот дом-арестант.

Раньше перед школой был небольшой сквер. Сейчас его большую часть съела школьная ограда и от него осталась коротенькая и узенькая аллейка, за которой виднелся «Дом культуры». Раньше это невысокое двухэтажное, но протянувшееся во всю длину площади здание с внутренним двором, куда вела колоннада по его центру, смотрелось очень эффектно. И, несмотря на разницу в архитектурных стилях, вместе со зданием школы они формировали гармоничный ансамбль площади. Теперь это здание совершенно терялось из-за закрывавшего его наполовину забора школы и, главное, вздымавшимися сразу за ним четырьмя стеклянными пеналами метров в сто-сто двадцать высотой.

Когда-то за «Домом культуры» был довольно большой сквер. На фоне зелени его старых высоких деревьев и дом культуры, и вся площадь смотрелись свежо и красочно. Сейчас от сквера, видимо, тоже ещё что-то осталось. Но его сохранившиеся деревья были покрыты пожухлыми грязно-жёлтыми и коричневыми остатками листвы. Да и той уже почти не осталось. Деревья стояли полуголые и как-то совсем терялись на фоне высоток. Эти полумёртвые остатки сквера резко контрастировали с раскинувшимся через улицу парком, большая часть деревьев которого продолжали радовать глаз вполне свежей зеленью. Лишь кое-где эту зелень расцвечивали ярко-жёлтые и красные пятна. Видимо, денег на систему капельного орошения для сквера не хватило. А летний зной, который уже и в годы её детства был порой просто невыносим, высушил до полусмерти деревья сквера…

Вика на минутку замешкалась, выбирая дальнейший маршрут. Как гуляющей приезжей ей следовало бы пересечь площадь наискосок и продолжить свою прогулку в парке. Но она сказала себе: «Хватить себя дурить, ты прекрасно знаешь, ради чего ты устроила эту прогулку», — и повернула налево. Прошла вдоль длиннющей — во весь квартал, — унылой бетонной девятиэтажки. Первые два этажа её уличного фасада были обработаны антивандальным покрытием какого-то ядовито синего цвета, из-за чего дом производил впечатление больного, зияющую рану которого наспех заклеили пластырем. Все окна — даже на девятом этаже, — были оснащены наружными металлическими, может даже, бронированными, жалюзи, причём треть из них, несмотря на то, что было ещё совсем светло, были уже опущены. Впрочем, было похоже, что многие из них вообще давно не поднимались.

Дойдя до следующего перекрёстка, Вика опять свернула налево. Буквой «г» обогнула следующий квартал, застроенный кирпичными коробками старых жилых пятиэтажек, и, подходя к очередному перекрёстку, замедлила шаг. У неё, вдруг, перехватило дыхание и бешено заколотилось сердце. Она сделала последние несколько шагов, вышла на перекрёсток и, затаив дыхание, посмотрела направо на противоположную сторону улицы…

Дом стоял на том же месте и, казалось, совсем не изменился. За высоким забором отсюда виднелась, правда, только башенка над парадным входом и окна второго этажа. Забор, пожалуй, стал повыше. Раньше весь второй этаж и широкий балкон под башенкой были отсюда видны полностью. Сейчас видны были лишь верхние половины окон второго этажа, а балкон совсем не был виден. Высокую, «готическую» крышу башенки увенчивал шар, очевидно, с радарами и датчиками системы безопасности дома. Раньше его не было. Как и небольших плоских куполов на углах забора и у ворот…

Все соседние дома, весь этот квартал частных особняков из красного кирпича, почти не изменились. Были такие же, как лет пятнадцать назад.

Вика, не спеша, пошла мимо этих кирпичных особнячков по противоположной стороне улицы вдоль обшарпанной кирпичной четырёхэтажки. Приостановилась на мгновение напротив ворот «её дома»… и пошла дальше. Если здесь продолжала жить её мать, ей совсем не хотелось её видеть. Если здесь уже жили совсем чужие люди, наверняка, там уже ничего не осталось, что могло бы напоминать о её прежней жизни здесь, да и вряд ли бы кто-то согласился её — совершенно неизвестного незнакомого человека, — впустить. Но, главное, она поняла, что ей это и не нужно. Свою терапевтическую дозу ностальгии она уже получила. Но ещё здесь сейчас она поняла, что ушли остатки боли и обиды. Она окончательно «отпустила» свою мать. Та теперь полностью ушла в параллельную реальность. И с жизнью в этой реальности у Вики не было ничего общего. У неё была своя полная и, в целом, счастливая жизнь. И ей было совсем не интересно, как там, в другой параллельной реальности… Её душу заполнило грустное успокоение. Затем грусть незаметно растворилась. И осталось одно душевное успокоение. И она уже совершенно свободно и беззаботно продолжила свою прогулку…

Три десятка центральных кварталов городка почти не изменились. Здесь не появилось почти ничего нового после того, как Вика отсюда уехала. Новые стеклянные высотки вымахали за эти годы вокруг этих старых кварталов, обступив их со стороны Реки, въезда в городок с востока и со стороны порта. Но эта, вроде бы, привычная картина сейчас, почему-то «резала глаза». Унылые кирпичные и бетонные четырёх-пятиэтажные коробки чередовались с группками — по четыре-шесть штук, — небольших двухэтажных домиков в два-три подъезда, помпезными особняками и небольшими одноэтажными домиками. На каком-нибудь одном перекрёстке можно было увидеть трёхэтажный особняк, пытающийся изобразить из себя замок, напротив — обшарпанную кирпичную четырёхэтажную коробку, а наискосок — разваливающуюся одноэтажную халупку с тремя окнами по фасаду. Когда Вика здесь жила, и по сути ничего другого не видела, всё это ей казалось нормальным и естественным. Но сейчас, после нескольких лет жизни в упорядоченной, организованной среде Ульма, Бремена… вся эта «градостроительная чересполосица» выглядела странной, даже, дикой. А часто и пугающей.

Дома в одном квартале, а то и просто рядом стоящие и одной и той же конструкции, выглядели совершенно по-разному. Одни смотрелись вполне прилично, даже ухоженно, другие были совсем запущенные, грязные, а то и полу разваливающиеся. Окна и балконы в иных домах были завалены изнутри всяким хламом и, часто, заколочены грязными досками, фанерой, листами пенопластика, иногда просто заваренные стальными листами. Во многих местах были видны явные следы пожаров, которые, очевидно, никто не собирался убирать. Иные дома, их небольшие группы, а то целые кварталы были защищены заборами, где-то претендующими на эстетичность, где-то просто неряшливыми, облупившимися грязными бетонными плитами, исписанными граффити… Таких неприглядных, часто полуразрушенных и заброшенных домов и целых районов было немало и в других городах и странах. Даже в таких уютных, благополучных городах, как Ульм или Бремен, были свои несколько «нехороших кварталов». Но они стояли ОТДЕЛЬНО. И последние два-три года, когда начали активно проводить политику «лояльной мультикультурности», такие кварталы и — в мегаполисах, — целые районы стали обрастать всё более изощрёнными системами контроля и защиты. И уж, тем более такие дома немыслимо было увидеть в центрах европейских городов….

Людей поначалу встречалось довольно много, и разного возраста, хотя и здесь пожилые люди явно преобладали. Кто-то из них проходил мимо как сомнамбула, не замечая ни Вики, ни что-либо вокруг. Кто-то, проходя мимо, бросал на неё напряжённые настороженные взгляды. В глазах других явно читались затравленность и испуг. Другие, наоборот, смотрели агрессивно и зло. Только один раз ей встретились весело оживлённо болтающие две девчушки с пареньком. Они окинули её беззаботными смешливыми взглядами, тут же чему-то громко рассмеялись и, шутливо толкая друг друга, понеслись дальше…

Что действительно поражало — это обилие машин. Более или менее интенсивным движение можно было назвать на двух-трёх магистралях, по которым она проходила, или которые она пересекала. По остальным улицам проезжало машин не так уж много. Но, зато, ими были заставлены обе стороны улиц. Сплошь и рядом они стояли на тротуарах. Там, где дворы не были ограждены, видно было, что и они тоже были сплошь заставлены машинами. При этом большая часть этих машин была не просто устаревших, а допотопных моделей — десяти, пятнадцати, а то и двадцатилетней давности. Многие из них она помнила ещё по временам, когда она здесь жила. Причём, как минимум, каждой четвёртой машиной, явно давно уже не пользовались: их капоты были засыпаны всяким мусором, окна покрыты слоем грязи, колёса у многих спущены, а то и просто сняты…

Архитектурная чересполосица, вдруг, сменилась кварталами небольших одноэтажных домиков в окружении садов-огородов. Когда-то такими домиками были застроены две трети её городка. Но сейчас от былой полу деревенской уютности этих улочек уже мало что осталось. Чуть не каждый второй домик стоял неухоженный, а то явно разваливающийся. Кое-где давно уже были «вынесены» двери и окна, и всё внутри опустошено. Деревья вокруг таких домов стояли полу засохшими в окружении сухостоя бурьяна метра в полтора вышиной.

Солнце клонилось к закату. Опускались сумерки. Но Вика этого долго не замечала, потому что улочка, по которой она шла, освещалось лучами заходящего солнца, которые ярко отражались в зеркальных окнах высоток, нависавших над домиками уже совсем рядом. В каких-нибудь трёх-четырёх кварталах.

Вспомнить о времени её помог неожиданный инцидент. На углу очередного квартала стоял домик, за состоянием которого худо-бедно следили. Над дверью домика висела небольшая уже трудно читаемая надпись «Продукты». Она видимо висела здесь ещё с тех времён, когда Вика здесь жила. Это был один из магазинчиков, которые когда-то были здесь чуть ли не у каждого перекрёстка. У небольшого крылечка магазинчика на корточках сидели полукругом четыре парня. Они сидели молча, слегка монотонно раскачиваясь. Один из них, сидевший лицом к Вике и тупо смотревший перед собой, казалось бы, ничего невидящим взглядом, вдруг, заметил Вику. Встал и направился прямо на неё, что-то невнятное вскрикивая и пытаясь изобразить что-то вроде подзывающих жестов.

Намечавшаяся встреча явно не сулила ничего хорошего. Вика нащупала в сумочке электрошокер, который ей хватило ума захватить с собой. Оглянулась. И только тут заметила, что город уже погрузился в сумерки. Небо сзади уже почти совсем потемнело, высотки со стороны Реки нависали мрачными чёрными громадами, пока ещё только кое-где оживлёнными жёлтыми пятнами освещённых окон. На перекрёстке не было будочки системы безопасности города с надписью «Полиция» на куполе. И Вика не могла вспомнить, видела ли она такую будочку на предыдущем перекрёстке…

Парень шатающейся походкой уже шёл через перекрёсток прямо на неё. Но тут из-за викиной спины на приличной скорости выскочил какой-то дребезжащий и натужно ревущий драндулет. Вильнул, пытаясь объехать, переходящего перекрёсток «торчка», но всё-таки задним крылом по касательной задел его. Тот рухнул на мостовую и разразился яростной руганью. Его дружки повскакивали. Заметили валяющегося на перекрёстке приятеля и уже уносящийся в даль драндулет. Один из них, матерясь, бросил вслед ему пустую бутылку. Естественно, не допросил. Но, зато, бутылка долетела-таки до ближайшей припаркованной у обочины машины. Лобовое стекло разбилось. Заорала сигнализация…

За развитием дальнейших событий Вика предпочла не наблюдать. Он повернулась и стремительно пошла назад по быстро погружающейся во тьму улочке. Почти пробежав три квартала, она, наконец, увидела ярко освещённую улицу, пересекавшую ту, по которой она шла. На углу стояла знакомая башенка с надписью «Полиция». Вика хотела было уже посылать запрос в сервис такси её гостиницы, но тут прямо за будочкой системы безопасности увидела жёлтый светящийся колпачок городского такси. Она мигом юркнула в машину.

Автопилот терпеливо ждал, пока Вика отдышится. Когда она назвала свою гостиницу, осведомился, какую музыку она предпочитает и спросил, что бы она хотела выпить. Вика сказала, что предпочтёт ехать в тишине, а вот от стакана прохладной чистой воды она бы не отказалась.

Такси было старого образца, тех времён, когда многие боялись садиться в «пустую машину», в которой не было водителя. Поэтому на месте водителя сидел манекен, руки которого лежали на «баранке». Манекен оторвал свою правую руку от рулевого колеса, пару раз покачал ею и великодушно сказал: «В нашем такси вода бесплатно». В задней спинке кресла, на котором сидел манекен, открылась дверца мини-бара. На выдвинувшимся подносике стояли стакан с бутылочкой минеральной воды….

Едва Вика успела допить воду, как такси уже подъезжало к площади перед гостиницей. «Водила» поинтересовался: её подвести прямо к входу в гостиницу или высадить на площади?

Вика решила выйти на площади. Было ещё совсем рано, не было и семи часов. Здесь-то было уже безопасно. Можно было ещё прогуляться, полюбоваться вечерней панорамой Города со смотровой площадки…

…Вика шла, не спеша, по центральной аллее скверика к смотровой площадке. На несколько мгновений её внимание привлекала дамочка, только что вышедшая из здания Префектуры. На неё трудно было не обратить внимание. Она была одета в строгий по фасону, деловой костюм. Но он был белого с золотым отливом цвета и неимоверно плотно облегал её фигуру. Дамочка была в полном боевом окрасе. Её рот с ярко алыми губами был оскален в хищнически-призывной улыбке. На голове взбитое облако коротких белесых волос а ля Мерлин Монро. Она шла, гордо закинув голову, надменной вихляющей походкой то ли дорогой шлюхи, то ли второсортной модели…

Вика удивлённо «хмыкнула» про себя. Если бы эта дамочка шла по противоположной стороне в направлении к гостинице, всё было понятно: идёт на работу. Хотя, и рановато. Но увидеть такую дамочку на выходе из «солидного учреждения»…

Впрочем, какое Вике до неё дело.

Но не успела Вика пройти и пяти шагов, как услышала истошно писклявый крик: «В-и-к-у-у-у-с-я-я-я!»

Как всякий нормальный человек, услышавший своё имя, она приостановилась и стала оглядываться, разыскивая свою тёзку. Но никто, судя по всему, не собирался откликаться на этот призывный крик. Между тем дамочка стояла уже около, очевидно, дорогущей спортивной машины такого же белого с золотистым отблеском цвета, как и её костюм, и отчаянно махала рукой, смотря в её сторону.

Вике и в голову не могло прийти, что вся эта суета разыгрывается из-за неё. Поэтому она невозмутимо продолжила своё движение к смотровой площадке. Но ту же дамочка опять заорала: «Викуся! Ну, постой же!»

Уже не останавливаясь, Вика ещё раз оглянулась. Дамочка, размахивая рукой, бежала прямо на неё. Если это, конечно, можно было назвать бегом. Она была на высоченных шпиляках, сантиметров тринадцать, не меньше. Вике и самой не редко приходилось «надевать шпильки», хотя она ужасно это не любила и никогда не носила их выше одиннадцать сантиметров. И уж точно никогда не стал бы на них бегать. В крайнем случае, лучше бы сняла и побежала босиком. Эти героические «деффочки», бегающие на своих шпиляках, её всегда поражали.

Дамочка семенила, смешно выкидывая ноги в стороны, почти не сдвигаясь с места. Вике стало её немного жаль. Он решила ей помочь и направилась ей навстречу, недоумевая, кто она такая, и что ей от неё нужно.

Дамочка со всего маху упала на Вику так, что они чуть обе не завалились. Не разжимая спасительных для неё объятий — точно навернулась бы, если б не упала на Вику, — стала расцеловывать Вику, вскрикивая: «Викуся! … какими судьбами!… как рада я тебя видеть!… сколько лет!…», — и всё такое.

Вика с трудом выбралась из объятий дамочки: «А мы разве знакомы?»

— Викуся! Ты что?! Это же я — Мика!

Вика извиняющееся улыбнулась и пожала плечами.

— Ну, Эмилия — не унималась дамочка. — Мы с тобой в детском саду в одну группу ходили… а потом, в школьные годы часто тусовались вместе, — и она кивнула головой в сторону бульвара.

Вика стала что-то смутно припоминать. Эмилия тут же это почувствовала и по-детски радостно захлопала в ладоши: «Вспомнила! Вспомнила!…»

Но то, что Вика вспомнила, её не обрадовало, а удивило. Даже, если бы сейчас кто-то предоставил Вике фотографии той девчонки подростка, которой была Эмилия в десять-двенадцать лет, или, тем более, той пяти-шести летней малявки, когда они ходили в одну детсадовскую группу, — Вика ни за что не признала по ним в современной Эмилии одного и того же человека. И она очень сомневалась, что кто-то здесь, не видя её почти пятнадцать лет, смог бы сейчас вот так сходу на расстоянии полсотни метров узнать её.

Но самое удивительное было даже не в этом. Они с Эмилией не то, что никогда не были подругами или, хотя бы, приятельницами. Они друг друга терпеть не могли. Из детсадовских воспоминаний сейчас всплыл смутный образ вредной, завистливой ябеды, которая норовила украсть что-нибудь из игрушек или вещей, с которыми Вика приходила в садик. Потом они, слава богу, учились в разных школах и тусовались в совершенно разных компаниях. Конечно, в их маленьком городке, эти компании часто пресекались и сталкивались. Но об этих «пресечениях» и «столкновениях» у Вики остались исключительно неприятные воспоминания.

Эти неприятные воспоминания, очевидно, невольно отразились на лице Вики. В глазах Эмили на мгновения блеснул злой огонёк и по лицу пробежала тень гримасы неприязни. Но тут же её лицо опять застыло в наигранной улыбке. Но в глазах сначала появилось беспокойство, затем, даже, страх. Она, видимо, не на шутку испугалась, что Вика, вспомнив их действительные отношения в детстве, просто повернётся и уйдёт.

Она схватила Вику за руки и с наигранным энтузиазмом накинулась с вопросами: «Какими судьбами?! Что ты здесь делаешь?! Надолго к нам?!…»

— Приехала повидать своих стариков, — сухо ответила Вика.

— Каких стариков? — вдруг совершенно искренне удивилась Эмилия.

— Как каких? Дедушку с бабушкой. Ты ж их, вроде бы, должна знать.

— А они разве живы?!!!

Такое сильное и искренне удивление, которое прозвучало в голосе Эмилии и отразилось на её лице, трудно было сыграть. Искренность её удивления подтвердило то, что она тут же спохватилась, сообразив, что сказала что-то не то:

— Заешь, они так давно отсюда уехали. И я столько лет ничего о них не слышала…

Повисла неловкая пауза. Вика уже собиралась сказать какую-нибудь дежурную фразу вроде: «Рада была увидеться», — и распрощаться с нежданно объявившейся «подружкой». Но тут, то ли действительно кто-то позвонил, то ли Эмилия, чтобы «замять ситуацию», искусно разыграла сцену, — она вдруг сказала: «Извини, но я обязательно должна ответить. Работа…»

Она отвернулась в пол оборота и тихо, но с не скрываемым раздражением сказала: «Да какое мне дело, что схема разгрузки их доставщиков «не ложится» на схему наших стеллажных систем! Куда они пытаются втулиться?! Ах, на прайм-лайн?! Да они уже два месяца, как лишились этого права!… В общем, или пусть оперативно перепрограммируют свои доставщики, или отсылайте их на хер назад. И пусть платят неустойку за нарушение контракта, а их полочные места на завтра оттайте под «Хилфуд».

Эмилия повернулась к Вике: «Извини. Эти роботизированные комплексы разгрузки и расстановки товаров… Кому-то это удобно и выгодно. А у кого-то от неё постоянный головняк. Отпашешь целый день. Но и вечером нормально не отдохнёшь. И утром… вместо будильника, а то и раньше, часов в пять утра, тебя будит сигнал системы контроля загрузки стеллажей… Сто лет не виделась со старой подругой — и невозможно поговорить… Так, я что-то не расслышала: ты откуда приехала? надолго к нам?»

Вика сказал, что приехала из Германии и всего на пару дней.

По лицу Эмили при слове «Германия» лёгкой тенью промелькнуло выражение зависти, быстро сменившиеся выражением озабоченности: «Что ж так ненадолго? Но нам всё равно надо обязательно встретиться, посидеть, поболтать. Столько лет не виделись…»

«Посидеть и поболтать» с Эмилией у Вики не было особого желания. Но пока она придумывала, как бы повежливее отказаться от предложенной встречи, Эмилии опять позвонили.

На этот раз она, извинившись, вообще повернулась к Вике спиной и отошла на пару шагов:

— Что значит «патч-метку не заметили при отгрузке»? Партию забыли пропатчить? Или программа отгрузки её не заметила?… Ах вот как! А какого… вы с этого склада отправили товар в эти магазины?! Вы что не знаете, что оттуда отгрузка идёт только в магазины категории LCL? … Ах, запрос «каким-то образом» прошёл из системы заказов Сети? Где этот умник, которые программировал систему отгрузки того склада?!…»

Минуты три Эмилия стояла, нервно постукивая заострённым носом ало-перламутровой туфли. Затем, видимо, нашли несчастного программёра, и тут такое началось…

Вообще весь этот разговор шёл в режиме нарастающей истеричности. Начала она его нервно-раздражённым тихим голосом. Раздражение и громкость голоса быстро нарастали и скоро перешли в истеричный крик. В этом крике, когда она начала «строить» программёра, смыслосодержащих слов было в лучшем случае только половина, остальное — отборный мат…

Когда Эмилия повернулась, закончив, наконец, свой «разговор», её лицо расплывалось в блаженной улыбке. Полная расслабуха и кайф. Как у алкоголика, которому после нескольких часов утренних страданий дали, наконец, опохмелиться. Или наркомана, получившего после долгих бесплодных поисков, желанную дозу…

«А по тебе, „подружка“, психушка плачет», — подумала Вика.

Уже почти в совершенно искреннем весёлом благодушном настроении Эмилия вновь набросилась на Вику:

— Нет, мы обязательно, хотя бы пару часиков, должны посидеть, поболтать. Завтра уезжаешь? Значит сегодня. Не отказывай старой подруге. Это будет свинством. Сейчас меня ещё не меньше часа будут постоянно дёргать: время вечерней загрузки магазинов. Давай в десять часов. Знаю шикарное место. Классно проведём время. Обещаю… Знаешь «Сторожевую башню»? Здесь, недалеко в «Морской мили»… Ах да. Это ж всё после твоего отъезда построили… А, знаешь, я лучше за тобой заеду. Всё равно мимо буду ехать. Давай в десять часов здесь на площади, напротив памятника…»

Вика приняла приглашение. Пока Эмилия билась в истерике, она успела обдумать ситуацию. В конце концов, что она теряет? Так ей предстоял ужин в наугад выбранном ресторане с сомнительным конечным результатом, потому что ничего о здешних ресторанах она не знала, а на местную рекламу вряд ли стоило особенно полагаться. Ужин, в лучшем случае, был бы одиноким. В худшем — пришлось бы отбиваться от всяких придурков, считающих себя неотразимыми. Да и от Эмилии можно было попробовать узнать что-то полезное о «местных раскладах».

Эмилия (история Вики в пересказе Владимира, продолжение)

На удивление точно, почти ровно в десять вечера, перед Викой остановился лимузин. Из открывшейся двери показалась зазывающее махнувшая рука, и послышался писклявый голосок: «Викуся, залазь!»

Машина оказалась одной из последних моделей. Может, даже, самой последней. Вика как-то не очень за этим следила. Место для водителя отсутствовало напрочь. Кабина была чем-то вроде небольшой гостиной, обставленной по периметру кожаными диванами. Посередине стоял уже открытый мини бар.

Вика села на задний диван у самого окна, намереваясь рассматривать дорогу. Эмилия пересела на боковой диван у противоположной двери:

— Выпьешь что-нибудь?

— Нет, спасибо.

Эмилия взяла огромный уже наполненный бокал, сделала небольшой глоток и стала критически разглядывать Вику.

— Знаешь, мы могли бы по ходу зайти в один салон. Там дают напрокат очень даже приличные вечерние платья — завершив осмотр Вики, сказала Эмилия и тут же рассмеялась. — Но если ты его хоть чуточку испортишь — например, немного капнешь на него вином, — тебе придётся его выкупить, а стоят эти платья прилично…

— А что с моим платьем не так? — удивилась Вика. Никаких вечерних и бальных платьев она, само собой, не взяла в эту поездку, и покупать их здесь не собиралась. На всякий случай, для возможных «неформальных деловых встреч», она прихватила пару платьев для коктейлей. Одно из них она и надела.

— Да, нет, это я так. Всё нормально. Ты шикарно выглядишь — сказала Эмилия, небрежно улыбнувшись. За этими словами явно читалось: «Это хорошо, что ты такая замухрышка. На твоём фоне я буду больше блистать».

Блистала она действительно сильно. На ней было длинное, «в пол», вечернее платье золотого цвета. Оно плотно облегало её — надо признаться, — очень красивую фигуру. Казалось, эта фигура была просто вылита из золота. На шее и голове был причудливый убор из множества золотых пластин с разноцветными камнями, наподобие тех уборов, которые уже не одно тысячелетие носят североафриканские женщины. Довершало наряд большое манто бежево-золотистого цвета — похоже, соболь, — поблёскивающее крошкой миниатюрных страз.

— А ты просто ослепительна, — вполне искренне ответила Вика и повернулась к окну, чтобы понять, куда они едут.

— А колготки у тебя классные, — вдруг, сказа Эмилия. — Это коготки или чулки? Ты, вообще, что предпочитаешь носить?… Я по ситуации и по настроению. Сегодня решила в чулках — она распахнула длиннющий, чуть ли не до пояса, разрез платья, в котором показалась нога в чулке с широкой кружевной резинкой. — Вдруг, что-нибудь стоящее подвернётся. Гулять, так гулять!… Так это у тебя «Гиради»? «Лебургет»? «Аристок»? Титановая нить? Классно сидят. Без единой морщинки. Даже на лодыжках. И цвет. Не подумаешь, что ты в колготках. Но в то же время неуловимый оттенок, сочетающейся с цветом твоего платья. Где ты такие покупаешь?!

— Это фибро ткань на углеродных трубках.

— Да что-то про эти трубки слышала — с пренебрежительной гримасой сказала Эмилия, очевидно, чтобы не показаться не просвещённой. — Но бредовые вещи из них не делают.

— Потому что им это не выгодно. Они бы тогда через год-два разорились. Эти ж колготки почти вечные. Я пару дюжин уже года три ношу, а они всё как новые. Очень прочные, самоочищающиеся. Снял, прополоскал в тёплой воде, и минут через пять снова можешь их надевать. Никакие моющие средства не нужны. Ну, разве что, когда пошьёшь какое-нибудь слишком оригинальное платье — сделаешь под него новые колготки…

— Это как сделаешь?…

— Ну, на HRSL — заметив, что Эмилия совершенно не поняла, что она сказала, Вика пояснила. — Ну, на homerobotstocksloom, это что-то вроде 3D printer’а. Становишься на такую небольшую площадочку. Тебе делают 3D scan ног. На дисплее подбираешь цвет, чтобы он сочетался с цветом твоей кожи и платья, под которое ты эти колготки собираешься носить, задаёшь плотность, термические свойства и всё такое, — и через пару минут из устройства вроде плоттера вылазят твои коготки или чулки…

— И что у тебя такая штуковина стоит дома?

— Нет. Это ж не кухонный 3D printer для повседневной посуды. Такие штуковины ещё достаточно дороги. Да и сколько тебе одной этих колготок нужно? Обычно покупают в складчину. Мы с девчонками купили на всё нашу лабораторию. Стоит в комнате отдыха…

— В нашем кругу такие самопальные штучки не приняты. Не брендовую вещь никто не оденет. Да и не всякий бренд тоже… Не думаю, чтобы и там Шархан или Убл-Ду, «Летающие вампиры» или «Подземные жители» такое носили… А правда, что Моника Лучи и Эстази в интимной связи? Никогда не подумала бы, что они лесбиянки…

Вика удивлённо пожала плечами. Она никогда и имён-то таких не слышала.

— А тебе кто больше нравится из «Дэвилбойз»? или «Блэканжелс». Я тащусь от «Блэканжелс». А правда, что у них «Доунтуаз» это последний альбом. Джон Фрид и Ги Марко рассорились из-за Гевьюн?

Все эти имена — особенно в эмилином произношении, — Вика тоже слышала в первые. Она сухо отвечал: «Нет… не слышала… не знаю»

Вообще, всё эту беседу она поддерживала без особого энтузиазма, почти не отворачиваясь от окна, стараясь понять, куда они едут.

Первые минут десять, несмотря на достаточно позднее время, они проехали всего метров пятьсот-семьсот в довольно большой пробке вдоль новых ярко освещённых высоток за зданием префектуры. Не доезжая метров двести до крепостных ворот, машина свернула влево. Здесь они поехали чуть быстрее: дорога был новая и раза в два шире той узкой улицы, по которой они ехали до этого. Дорога была ярко освещена густо стоящими вдоль неё фонарями, так что совершенно невозможно было разглядеть в темноте, мимо чего они проезжали. Только километра через полтора, после развилки, машина набрала скорость и понеслась по полупустой дороге. Фонари здесь стояли пореже. Да и территория, мимо которой они проезжали, была ярко освещена: они ехали вдоль порта. А за ним на водах залива качались огни кораблей… Вскоре они уже влетели на довольно большую, ярко освещённую площадь.

В центре площади был большой светомузыкальный фонтан. Её окружали три небоскрёба. Два этажей в сорок-пятьдесят. Один — этажей в шестьдесят-семьдесят. Вика подняла было голову, чтобы рассмотреть его, но тут же её опустила. На здание сейчас в темноте невозможно было смотреть. Яркий свет «резал глаза». Казалось, здание по всей высоте разрезал широкий и мощный луч лазера. Небоскрёб был построен в модном лет восемь-десять назад стиле: жилые, торговые, офисные помещения располагались по периметру здания, а всю центральную часть — от первого этажа до верхушки, — занимал «свободный объём», где располагались сады, прогулочные и спортивные зоны… Прозрачная стена этого «внутреннего объёма» почти в четверть ширины фасада сейчас ярко светилась изнутри.

Площадь была почти пуста. По её краям стояло не больше десятка машин, и несколько зевак прогуливались у фонтана. — Понятно: местный район luxury apartments.

Выйдя из лимузина Эмилия с полминуты копалась в своей сумочке. Сумочка была совсем маленькая, но в ней было столько всякого барахла, что с большим трудом Эмилия выудила оттуда, наконец, свой коммуникатор. С третьей или четвёртой попытки, очевидно, активировала нужный код и, приглашающее махнув рукой Вике, направилась к парадному входу в небоскрёб. Своей «коронной» надменно-небрежной вихляющей походной она продефилировала через несколько почти пустых холлов, и они оказались в саду.

Сад был в стиле парков восемнадцатого века. Он был погружён в лёгкий сумрак: перекрытия над садом искусно имитировали вечернее небо перед самым закатом солнца. В конце аллеи, на которой они оказались, виднелся небольшой дворец. Он напоминал что-то очень знакомое. Малый Трианон?…

Когда они вышли из аллеи и оказались у небольшой зелёной полянки перед входом в здание, — сомнений не осталось: здание было почти точной копией малого Трианона в Версале. Высокие окна бельэтажа были ярко освещены. Оттуда слышался, кажется, третий концерт Моцарта. Внизу, по обеим сторонам парадной лестницы стояли два лакея в ливреях.

Эмилия опять долго копалась в своей сумочке. Наконец, вытащила оттуда малюсенькую золочённую коробочку, взяла из неё микрочип и воткнула его в свой коммуникатор. «Золотая карта клиента — догадалась Вика, — но, очевидно, чужая. Зачем тогда её нужно было вынимать из коммуникатора? Вон сколько там ещё свободных слотов».

Когда они поднялись по лестнице, такие же два ливрейных лакея распахнули перед ними парадную дверь. В холле их уже ждал метрдотель в камзоле восемнадцатого века.

— Этьен, надеюсь, мой столик свободен… — небрежно сказала Эмилия.

Метрдотель молча поклонился. Пока он кланялся, Вика заметила, как по его лицу пробежала с трудом подавленная гримаса смеси раздражения и неприязни. Но когда он выпрямился и, всё так же молча, широким жестом, пригласил их в распахнувшуюся дверь по правую сторону, его лицо уже «сияло» холодной официальной улыбкой.

Когда они вошли в зал, Вика заметила, как Эмилия бросила на неё изучающий оценивающий взгляд: какое впечатление всё это производит. Но впечатлений особых не было. Вика увидела то, что в принце и ожидала, когда они только стали подниматься по лестнице: мрамор с узорами оттенков серых и бежевых тонов на полу и полуколоннах с золочёнными капителями, такие же бежевых тонов шторы, расшитые по краям золотом, большие люстры, блистающие золотом и хрусталём, круглые столы с белоснежными скатертями до пола в окружении белых мягких полукресел… — сдержанная, с вкусом роскошь…

Метрдотель молча подвёл их к одному из столов, где их уже ждал официант, естественно, тоже в ливрее, так же молча поклонился и удалился. Официант помог им сеть. Причём, первой он почему-то помог Вике, что вызвало с трудом скрытое раздражение Эмилии. Та села боком в полукресло, небрежно положив локоть на его спинку, стала с гордо надменным видом осматривать зал. Затем повернулась к официанту и небрежным тоном, даже не прикасаясь к меню, стала заказывать себе блюда. Вообще, во всём, что она делала, как двигалась, говорила, во всех её ужимках чувствовалась какая-то смесь напряжённости и наигранной развязности человека, который явно «был не в своей тарелке».

— Что желает мадмуазель, — обратился официант к Вике, записав эмилин заказ. — Осмелюсь предложить…

— Я бы хотела что-нибудь из местной кухни. Желательно рыбное блюдо — прервала официанта Вика.

Тот снисходительно-извиняющееся улыбнулся и гордо ответил:

— Это ресторан французской кухни.

«Ох уж эти „французские рестораны“ — с досадой подумала Вика. — В каждой дыре на них наткнёшься, а то сразу и на несколько. Сейчас, наверное, настоящих французов осталось меньше, чем „французских ресторанов“ по всему свету», — и, вздохнув, сказала:

— Тогда что-нибудь рыбное.

Немного подумав, официант сказал:

— Могу предложить Вам «компромиссный вариант»: французские блюда из местной рыбы. Осетрина под соусом бешамель и судак по-французски.

Вика заказал оба рекомендованных блюда. Напитки заказывать не стала, потому что Эмилия уже заказала шампанское. Это её вполне устроило.

Эмилия продолжала довольно развязно оглядывать зал. Вика тоже незаметно огляделось. В зале было всего восемь столов. И почти все они были заняты. Свободными оставалось лишь два стола. Камерный оркестр, ненавязчиво наполнявший зал музыкой, располагался на балконе над входной дверью. Сейчас он играл увертюру к «Женитьбе Фигаро» Россини.

Играл очень хорошо.

Вика поудобнее устроилась в своём полукресле и стала слушать музыку.

Но тут Эмилия, вдруг, встрепенулась, как будто вспомнив что-то, выпрямилась и спросила:

— А чем ты там, в Германии занимаешься?

— Электронными системами диагностики биохимических процессов.

— А-а-а-а… — протянула Эмилия и постаралась изобразить понимающее выражение лица. Но потом любопытство взяло верх над желанием изображать себя умнее, чем на самом деле. И она спросила: — А что это такое?

— У тебя ж, наверняка, есть в домашнем компьютере блок меддиагностики. И в коммуникаторе модуль оперативного медконтроля…

— Ну да, конечно… Подцепишь кого-нибудь на ночь развлечься, расслабиться. Так утром первым делом к компу — проверить, не подхватила ли чего. Лучше, конечно, таких заранее проверять. На СПИД там. Экспресс ДНК тест. Вдруг он наследственный маньяк… Но не всегда, знаешь, это получается. А в коммуникаторе я от этой хрени отказалась. Поначалу, как многие поставила… но он постоянно умничает, отвлекает…

— Ну, это ты, подружка, зря — сказала Вика, вспомнив истерический приступ Эмилии. — У тебя, как я поняла, очень нервная работа. Эти скачки давления, гормональные выбросы… За этим надо следить… В общем, мы усовершенствуем эти «хреновины», разрабатываем и создаём новые. Мы конкретно занимаемся системами диагностики на основании анализа состава белков в крови. Полной карты белков пока ещё нет, но по уже выявленным и изученным группам вполне надёжно можно определять целый ряд…

— Извини, но в этом я ни фига не разбираюсь. Но как я понимаю, ты целыми днями сидишь в какой-нибудь лаборатории среди компов, колбочек разных, микроскопов, всяких там центрифуг и бойлеров… Нет, это не для меня. Я люблю работу живую и денежную. Чтобы, как говориться, осязаемый результат был сразу налицо — и Эмилия хихикнула с какой-то хитренько-гаденькой гримасой. И вот тут Вика точно признала свою «детсадовскую подружку».

Если бы там, у гостиницы она просто так разочек хихикнула, — не потребовалось долго объяснять, кто она такая. Сколько раз ей приходилось слышать это хихиканье и видеть эту ухмылочку. Стоило воспитательнице собрать их на занятия или для общей игры, как тут же выскакивала Мика и говорила, что-нибудь вроде: «А Сашка сказал Вике, что, когда он закончит садик, он на ней женится. А она его за это совочком ударила», — и тут же хихикала и строила свою гаденькую гримасу. Однажды Мика оказалось совсем рядом и «получила» от Вики тем же совочком. Вечером в игровой комнате, когда всех детей забрали, викина и микина мамы долго кричали друг на друга, то и дело норовя вцепиться друг другу в лицо или волосы. Воспитательнице с трудом удавалось растащить их в стороны. Мика стояла, всё так же гаденько улыбаясь, а когда её никто не видел, показывала Вике язык. Потом пришёл Викин папа, вытолкал упирающуюся маму за дверь, приказав ей идти домой. Микина мама ту же успокоилась, быстренько поправила одежду и волосы, стала ходить вокруг папы на задних лапках и слащаво-прихибетным голоском сюсюкать: «Я понимаю… дети… может и Микочка в чём-то была не права… но ведь нельзя же так.. совком… а вдруг — в глаз…». Папа сказал: «Хорошо, разберёмся», — взял Вику на руки, а когда они вышли за дверь тихо шепнул ей на ухо: «Правильно сделала. Но лучше не имей с такими вонючками никаких дел. И не обращай внимание на них и на то, что они говорят. Если очень достанут — дай им хорошенько. Но только в случае крайней необходимости и не часто…»

Повисла напряжённая пауза. Эмилия, видимо, ожидала, что Вика спросит, чем же она занимается таким «живым и денежным». Но Вика и так по истеричной сцене у гостиницы поняла, что она работает в какой-то торговой сети. А кем конкретно, ей было совсем не интересно. Все эти заковыристые должности были для неё такой же китайской грамотой, как для Эмилии биохимия. И этой грамотой Вика совсем не горела овладевать.

— А я, знаешь ли, уже два года работаю сэйлкоординатором — не дождавшись вопроса от Вики, сказала Эмилия. — Сволочная работа. Вертишься, как белка в колесе… Эти роботизированные стеллажные комплексы, целые торговые залы и магазины, роботизированные склады и автодоставщики… автоматизированные системы оплаты… Владельцы торговых сетей сейчас на этом не плохо зарабатывают. Знаешь, какая экономия на зарплатах? Сколько грузчиков, приёмщиков товара, кассиров, мерчиков поувольняли… Я, ведь тоже начинала-то мерчиком, да только, как говориться, вовремя успела прыгнуть на другой уровень. Сейчас мерчики разве что в «партнёрской сети» остались — в этих убогих магазинчиках на окраинах, через которые весь некондиц скидываем. Да и там почти везде под себя эти ставки забирают «директора» этих магазинчиков — Эмилия презрительно хмыкнула. — Весь штат из одного «директора» и состоит. С другой стороны, сам себе хозяин. Можешь дела проворачивать, не опасаясь, что тебя заложат или подставят. Да только какие там дела? Делишки… Нет, поначалу, все владельцы торговых сетей всей этой роботизации-автоматизации сопротивлялись: прилично вкладываться надо было. Но когда ввели полную и обязательную чипизацию товара, — тут уж деваться некуда стало. Сейчас, конечно радуются: давно уже вложенные бабки отбили…

Тут, к счастью принесли первое блюдо, и Вике не надо было изображать вежливо-заинтересованное выражение лица. Она сосредоточилась на еде, лишь краем уха слушая, как Эмилия, прожевав очередной кусок, продолжала гундеть:

— … Ну, создали они отраслевые базы данных… они считают их «полными», даже «исчерпывающими»… но ведь там регистрируются только «чипированные» товары… А «нечипированных» знаешь сколько? Всяких мелких фермочек и фирмочек? Дело, ведь, не в самих чипах. Купить чипирующий комплекс, особенно для их небольших объёмов, не так-то уж и дорого, но, чтобы их запустить, нужны всевозможные лицензирования, сертифицирования. А это недешево и долго… Эти фирмочки и фермочки хоть и маленькие и вроде бы их немного, а поскрести — почти двадцать процентов рынка получается… а куда им деваться. Некоторые на свой страх и риск ставят чипирующие комплексы и забивают в них данные чужих сертификатов и лицензий… Если, конечно, «контролирующие органы» поймают — разорят дотла. Считай, и не было у тебя фермочки-фирмочки. Но кому нужны эти товарные блошки. Себе дороже за ними гоняться. Обязали нас — торговые сети, — выявлять их и закладывать. А на фиг нам это нужно? На них мы, знаешь, какую маржу имеем?… А тем, кто сам боится ставить левые чипы, мы поможем. Да так сделаем, что попробуй, поймай. А если поймают, всегда можно списать на сбой программных комплексов и отделаться копеечным штрафом…

Эмилия с торжествующим видом откинулась в своём полукресле с приподнятым бокалом вина в руке. Выпив «за встречу» с Викой бокал шампанского, она перешла на красное вино и уже одна опустошила пол бутылки.

— … Ну, обязали на стеллажах у каждой товарной группы ставить аркью-коды… Они думают, кто-нибудь будет стоять полчаса и больше, сличая официальные, отраслевые и потребительские рейтинги товаров, или их заявленные потребительские свойства и цену изготовления? Да все такие умники давно уже перешли на «онлайнтрэйд»… К нам-то кто ходит? Одна половина — пенсионеры. Другая — «новые» и старые безработные по соцкартам. Ну и немного идейных старпёров, которые привыкли убивать время, шляясь по магазинам, и ничего более умного придумать не могут, да и денег на что-то другое у них нет. Оправдывают себя тем, что «товар надо увидеть и пощупать руками»… Много ты в современных товарах «увидишь» и «на ощупь» поймёшь… А для них, что самое главное? — Чтобы на знакомом месте стоял знакомый товар по знакомой цене…

Эмилия залпом допила свой бокал. Сама вновь наполнила его и посмотрела на Вику порядком помутневшим взглядом.

— Ну, обязали нас выкладывать в открытом доступе планограммы всех стеллажей с указанием цены продажи каждого товара. Все эти монстры массового производства, «мировые бренды» продавили этот закон. Ущучить нас, типа, хотели… Так ведь, торговых скидок никто не отменял. А они прописываются в конкретных контрактах, которые являются коммерческой тайной. А её пока тоже никто не отменял… Ты хоть поседей, изучая мои планограммы, превышения средне допустимой цены по отраслевым базам не найдёшь. И пусть твой товар будет самым брендовым из брендовых и его рекламу хоть целый день по всем каналам крутят. Я поставлю на его месте товар в похожей упаковке на три процента дешевле, — и через пару дней все, кто ходят в мои магазины, о твоём бренде забудут…

— Странно слышать от тебя такое пренебрежительное отношения к «брендам», — не выдержав, съехидничала Вика.

— Да ладно, не прикалывайся, подружка, — уже совсем по-пьяному рассмеялась Эмилия. — Мы ж с тобой уже взрослые девочки. Знаем, что почём. Успех всех брендов в лучшем случае только на четверть определяет их реальное качество. Остальное — реклама и маркетинг. Всё ж понты. Но если ты хочешь быть в определённом кругу, ты за эти понты должен платить. И чем выше хочешь подняться, тем больше должен платить… Так что, если ты бренд, плати. В том числе и мне, чтоб твой товар стоял там, где ты хочешь…

Эмилия опять гордо откинулась в полукресле и небрежно повела рукой с бокалом вина так, что чуть не расплескала содержимое:

— Они ж тут все считают меня выскочкой, которой здесь не место… А я напрямую общаюсь с генеральным всей городской сети. И больше ни с кем. Управляющий окружным сегментом делает всё, что я скажу, и даже не возбухает. Коммерческий пытается на меня наезжать. Но генеральный это пресекает. Знает, кто реально обеспечивает прибыль. Да и не долго тому коммерческому осталось. У меня уже достаточно на него накопилось. Мало того, что он берёт от некоторых крупных поставщиков и не делится, так он ещё постукивает в торгнадзор, налоговую. Мечтает перепрыгнуть в госструктуры. Там-то поспокойнее будет. Время сейчас такое. Многие в подвешенном состоянии… И, как ты думаешь, кто через пару месяцев будет коммерческим все городской сети?…

Эмилия вызывающе посмотрела на Вику и чуть не поставила бокал мимо стола.

— А пока крутиться надо… Они обязали нас поставить свои лицензированные программные комплексы. Если по ним работать — это ж только десять процентов от официальной по отраслевым базам цены поставщика. У нас есть своё транспортно-логистическое подразделение. На этом можно ещё десять процентов накрутить… ну и сколько ты реальной прибыли получишь с этого двадцати процентного официального дохода?… Да ещё от царя гороха, когда только первые бухгалтерские и торговые программы появились, на каждую официальную программу была своя левая и не одна. И сейчас так же. Но кто-то же этим программёрам должен объяснять, что и как делать. Да и на ручной режим постоянно приходится переходить, сама видела. Все, ведь, криворукие дебилы!…

Эмилия опять начала сама себя распалять и последнюю фразу произнесла слишком громко. Почти крикнула. Так, что сидевшие за соседними столами, стали на них оглядываться.

— Я поняла, ты крутая бизнес-леди, только успокойся. Не надо так громко — сказала Вика.

— Да ну их — зло сказа Эмилия, но взяла себя в руки и со свой мерзко-ехидной улыбкой оглядела зал.

И тут увидела даму, сидевшую двумя столами ниже у противоположной стены. Эта дама появилась минут пятнадцать назад. Вика заметила, как она окатила холодным презрительным взглядом Эмилию. Тогда она отнесла этот взгляд к достаточно безвкусно вызывающему наряду Эмилии. Сама дама была одета строго элегантно. Но сейчас Вика поняла, что дело было не только в наряде Эмилии. Очевидно, эта дама и Эмилия были знакомы. И знакомы достаточно хорошо.

Эмилия нервно передёрнула плечами:

— Вон сидит. Вся из себя такая. Строит из себя. Думаешь, кто она? Безработная. Живёт по соцкарте. Правда, очень привилегированной… Была в нашем окружном сегменте главбухом. Знаешь, сколько у всех крови попила? А уж у меня… Нашим управляющим крутила, как хотела. Он ей слова поперёк сказать боялся. Ходила королевой. Даже, когда стали ставить эти, как их… интелек… туанальные системы, и бухгалтеров стали увольнять пачками, она продолжала думать, что «незаменимая», и уж её-то никто не тронет… А в один, не самый прекрасный для неё день, — общий приказ по всей сети — даже не по нашей городской, а по всей стране, — в месячный срок все бухгалтерии ликвидировать вместе с их главбухами и полностью перейти на эти самые инте… лект… вальные сис… те..мы… И правильно. Знаешь, какие у них были зарплаты… и всё равно время от времени косячили… а эти системы оказались намного их умнее… и никаких косяков… Сейчас знаешь как? Ты сказал этой самой системе, какие главные параметры ты хочешь видеть в отчёте, — и она тебе сотню вариантов предложит, где что и как подправить, что куда перебросить… ну и, само собой, — оптимальный вариант… В общем, года полтора назад эту фифу туранули. Правда, когда эти массовые увольнения начались, приняли федеральный закон, чтобы им назначали пособия не меньше половины их среднего заработка за последние три года и выплачивали их из специально созданных страховых фондов компаний. Так что я сейчас кручусь, чтоб эта б… на получала своё пособие, которое в два раза больше моей официальной зарплаты… И живёт она здесь же в «Сторожевой башне». Тут она, конечно, сама подсуетилась. Когда была на должности и бабки гребла лопатой, сообразила и вложилась в этот проект, как только началось строительство. У неё были шикарные апартаменты. Но полгода назад она их продала и купила флэтстудию всего метров в сто и на пятом этаже по северной стороне… отстой полный. А строит из себя…

Эмилия уже во всю хлыстала коньяк, который заказала вместе с десертом и кофе.

— Подумаешь… Я могу здесь жить в таких апартаментах… Они, правда, не мои. Моего бойфренда… Но он здесь бывает четыре-пять раз в году. А когда его нет, он оставляет мне все свои карты, чипы, коды…

«Понятно, чья это „золотая карта“, по которой мы здесь гуляем», — сообразила Вика.

— … Даже его яхтой могу пользоваться. Она у него здесь в порту стоит. Тебе какие яхты больше нравятся? Традиционные, в старинном стиле или модерновые?… Я люблю олдстайл. Как в сороковые-пятидесятые прошлого века. Тогда люди понимали толк в роскоши… А, у моего модерновая, хайтековская. Снаружи — как летающая тарелка. Да и внутри… не поймёшь, то ли в космическом корабле находишься, то ли в больнице…

Вика тут же уцепилась за неожиданный поворот темы. И спросила — «кстати, о больницах», — о медицинском центре, недавно построенном где-то здесь, сразу за портом.

— Классный центр. Косметология, пластика и всё такое на высшем уровне… гинекология тоже… а про другое ничего не могу сказать… Хотя нет… там есть ещё одна фигня — Эмилия заговорщицки нагнулась над столом, чуть не повалив стоявшие перед ней бокалы. — Мы ж с тобой взрослые девочки…. Ты видишь, какая у меня нервная работа… Ну, иногда коксика нюхнёшь… Но как только чувствую, что начинаю терять контроль — сразу туда… На два-три дня… Там есть такая хрень…

— Знаю, блокировка связей синапсов. На ранних стадиях вполне надёжная технология…

— Ну, ты ж у нас биохимик — Эмилия состроила пьяную гримасу, выражающую не то уважение, не то обиженность.

— Ты мне лучше расскажи, как проще и быстрее лечь туда на обследование?

— Проще всего по страховке. Центр строили Международный порт и три работающие здесь судоходные компании. У них свой банк и своя страховая компания. Все работники порта пользуются этим центром по своим медстраховкам — Эмилия гордо откинулась, чуть не опрокинув своё полукресло. — И я тоже… хоть и не работаю в порту… тоже бойфренд подсуетился… Он у меня этими… системами интел… лект… уального контроля зданий занимается. Ну, типа, представитель «Туркиш булдинг манажмент систем» … Они эти системы и в порту, и в «Морской мили», и в этом Центре ставили… и сейчас их обслуживают… Он-то и свои апартаменты здесь почти даром получил… ну, типа, бонуса.. ну, и медстраховку и себе, и мне сделал в виде бонуса… — Эмилия вдруг удивлённо боднула головой, опять опасно покачнув своё полукресло и заговорщицким шёпотом спросила. — А зачем тебе это надо? У тебя что, проблемы со здоровьем?…

— Да нет. Это я для своих стариков. Точнее, для бабушки.