Бесплатный фрагмент - Светлячки

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀ Все персонажи, события и диалоги, представленные в данном романе — авторская выдумка. Любое совпадение с реальными людьми или фактами их жизни являются совершенной случайностью. Упоминание городов и стран служит лишь для создания атмосферы.

---

Опасней всего — потеряться в себе самой.

Застыть в своих прошлых формах и прежних лицах,

Забыть о той точке света, что ждет домой,

Остаться в каких-то выдуманных границах.

Елена Вагнер

---

Глава 1. Вера

Устроив свое бесформенное тело на продавленном кресле, Вера уставилась немигающим взглядом в экран компьютера. Фильм закончился, и по экрану бежали титры, музыка продолжала звучать, но мысли Веры были уже где-то далеко. «С такими, как я, ничего никогда не происходит», — гадкое ощущение сковало ее лицо, словно гипсовая маска.

Дверь комнаты приоткрылась, и из-за нее сначала появился нос, а потом бесшумно, чтобы не потревожить хозяйку, вошел и сам пес. Он медленно, преданно глядя в глаза, положил голову ей на колени. За ним, уже не церемонясь, в комнату протиснулась еще одна собака и, встав у другого края кресла, недоуменно уставилась на пса с хозяйкой.

Вера машинально погладила голову первого пса и тут же, словно очнувшись, погладила и вторую собаку. Вера была твердо уверена, что собаки чувствуют все и она ни в коем случае не должна показывать, что Инди любит больше, чем Джоя. Хотя и их она не любила так, как кота Джафара, который даже ухом не повел при появлении собак, всем своим видом давая понять, что не считает это каким-то событием.

«Моя жизнь пройдет рядом с этими животными, в этом дрянном кресле, — подумала Вера, — за просмотром детективов, где главная героиня не только раскрывает преступление, но и отхватывает себе самого красивого мужчину. А ее страшненькая подруга тихонько держит букетик на их свадьбе».

В такие моменты Вера понимала, что она и есть та самая страшненькая подруга. Но она постеснялась бы даже прийти на свадьбу к двум настолько красивым людям. Такие, как она, вообще не должны высовываться из дома.

Безразлично скользнув взглядом по пустой пачке чипсов, обертке шоколадного батончика, крошкам какого-то печенья, Вера подумала, что надо бы убрать, но потом махнула рукой на беспорядок и, опершись на подлокотник, с усилием вытащила свое тело из кресла. Верины мысли плавно скользили по привычному маршруту. В следующий миг она подумала, не стоит ли прямо сейчас сесть за перевод статьи, которую нужно сдать завтра, но тут же, глянув на часы, решила, что поставит будильник на пять утра и еще до работы успеет это сделать. Вере хотелось себя обмануть, но где-то в глубине души она была уверена, что и в этот раз никакого будильника она не услышит, подскочит за пятнадцать минут до выхода и снова сорвет сроки.

«Плохо, — думала Вера, — если я опять не отправлю перевод вовремя, мне больше не будут давать подработку. А она очень нужна. Особенно сейчас, когда столько денег уходит на лечение Джафара». Твердо решив, что на этот раз она встанет по первому сигналу будильника и все сделает к сроку, Вера решительно зашагала на кухню. Почувствовав запах дыма, она ускорила шаг. Папа сидел около окна и затягивался сигаретой.

— Я же просила не курить в квартире! — раздраженно бросила Вера.

— Ты чего не спишь? — Папа глубоко затянулся, медленно колечками выпуская дым.

— Пап, мы же договаривались! Тебе ничего не стоит пойти на балкон и курить там. Ты все делаешь мне назло. Неужели сложно сделать так, как я прошу? Ты не платишь за квартиру, не съезжаешь — и при этом ведешь себя отвратительно!

Вера вышла из кухни, забыв, зачем туда приходила. Вернувшись в свою комнату, она легла, вспомнив, что не умылась и не почистила зубы перед сном. «Плевать! Кому это надо…»

Глава 2. Света

Света окинула свой кабинет хозяйским взглядом. До очередного клиента оставалось пять минут. Света любила свою работу и еще больше любила новых клиентов. Каждый раз она с энтузиазмом бралась за новые проблемы, с наслаждением наблюдая перемены в жизни людей, которые к ней приходили. Поставив чайник на случай, если вдруг клиент захочет чаю, Света открыла чистую страницу блокнота и принялась ждать.

На сегодня это был последний клиент. Ровно в 19:00 в кабинет зашла худенькая девушка. Стесняясь и краснея, она уселась на краешек дивана и испуганно посмотрела на Свету. Света улыбнулась, подалась чуть вперед, показывая свою заинтересованность, и задала вопрос, который произносила уже много сотен раз:

— Ангелина, чем могу быть вам полезна?

— Мне надо срочно простить отца, — произнесла девушка и отчаянно заплакала, пряча руками лицо.

Света немного помолчала, давая девушке успокоиться, и продолжила:

— Вам надо простить отца, да еще и срочно. Давайте разберемся с этим. Расскажите мне обо всем.

— Да, мы собираемся забеременеть… — Девушка потянулась за салфеткой, вытерла слезы и громко высморкалась.

— Вы замужем?

— Да, год назад мы поженились и сейчас планируем беременность.

— Хорошо, — Света говорила спокойно и размеренно, — но расскажите, как связана беременность с вашим папой? И что такого сделал папа, за что его нужно простить?

---

— Он бросил нас, когда мне было двенадцать. — Слезы Ангелины высохли, бледное лицо покрылось красными пятнами, и в голосе почувствовался гнев.

— То есть ваша мама развелась с папой, когда вам было двенадцать? — Света сделала пометку в блокноте.

— Да, все верно. Папа ушел, а мы с мамой остались одни.

— А после? Папа продолжал с вами общаться?

— Да, он приходил… — Ангелина немного помолчала, погружаясь в воспоминания. — На мои дни рождения. Но мама запрещала ему приходить. Телефонов сотовых тогда не было. Он стоял на пороге с подарком в руках, а мама говорила, что мне не нужны его подарки.

— А сейчас вы общаетесь с папой?

— Да, он звонит, я иногда к нему приезжаю. Но я не простила ему то, что он нас бросил. А недавно у нашей коллеги родился ребенок, и у него оказался врожденный порок сердца. А моя подруга сказала: ну еще бы, у нее с папой никаких отношений, она его ненавидит, еще бы у нее ребенок родился здоровый. — И девушка снова разревелась.

На этот раз Света дала Ангелине чуть больше времени. Она смотрела с теплотой на рыжую девушку и думала, как нас дурит мозг, позволяя верить в такую вот чушь.

— Ангелина, я правильно поняла, что ваши родители развелись, когда вам было двенадцать лет? Вы тяжело переживали этот разрыв. Папа пытался с вами встречаться, но мама была обижена на папу и не разрешала вам видеться. Но тем не менее папа не исчез из вашей жизни, общается с вами и не отказывается от вас?

— Да, да, все верно. — Ангелина всхлипнула.

— Но поскольку вы тяжело пережили их развод, — продолжила Света, — то до сих пор считаете папу виноватым и продолжаете на него обижаться?

— Да, — кивнула Ангелина, — он нас бросил.

— Теперь вы с мужем планируете беременность и услышали, что обида может навредить здоровью вашего будущего ребенка.

— Да, я так боюсь, что ребенок окажется инвалидом или у него будет что-нибудь болеть.

— Ангелина, но ведь нет даже такой статистики. Откуда же ваша подруга взяла такую нелепость? — Света широко улыбнулась.

— Я не знаю. Понимаю, что, конечно, это похоже на глупость, но ведь существует такая вероятность? — Ангелина посмотрела Свете в глаза, словно ответ находился в них.

— Да, есть определенные предпосылки к рождению ребенка с различными заболеваниями, но среди этих предпосылок нет обиды на папу. Кроме того, давайте разберемся, на что конкретно вы обижены.

— Он нас бросил. — Ангелина упрямо поджала губы.

— Скажите, у вас до мужа были отношения?

— Да, — слегка удивленная вопросом, ответила девушка.

— А было ли, что вы становились инициатором разрыва? — Света слегка подалась вперед.

— Да, — не задумываясь ответила Ангелина, — чаще всего я и разрывала отношения.

— И у вас были причины для разрыва? — продолжала развивать свою мысль Света.

— Да, конечно, молодые люди так или иначе не подходили мне. В чем-то меня не устраивали. — Ангелина нахмурилась и слегка откинулась на спинку дивана.

— То есть это нормально, когда двое разрывают отношения, если кого-то одного они не устраивают?

— Да, но я не совсем понимаю…

— Но ведь ваши родители еще и просто мужчина и женщина. Они встретились, поженились, и у них родился ребенок. В какой-то момент ваш папа решил, что не может оставаться в этих отношениях. Разве он не имеет права на это решение?

— Имеет, конечно. Тем более мама тоже не подарок, — хмыкнула девушка.

— Но при этом он всегда оставался для вас отцом, верно?

— Да, он всегда звонит мне и помогает.

— Тогда вы не против, если мы изменим вашу формулировку? Папа не бросил вас, когда вам было двенадцать. Папа развелся с мамой. Вас он не бросал. Возможно, у вашей мамы есть причины обижаться на своего бывшего мужа, но есть ли у вас причины обижаться на отца?

— Нет. — Слезы высохли, и впервые за всю встречу Ангелина замолчала и задумалась.

Света любила такие моменты, когда пелена детских иллюзий спадает и за ней открывается реальность. Не та, которую мы привыкли видеть глазами наших родителей, а наша собственная реальность. То, как это есть.

Дав новой правде несколько секунд на то, чтобы укорениться в голове Ангелины, Света улыбнулась.

— Может быть, папа чем-то обидел лично вас?

— Нет.

Ангелина все еще крутила новые идеи в голове. Для этого нужно время, ей предстоит еще много всего пересмотреть сквозь это новое осознание. Но прямо сейчас ее тревога и страх рассеялись, тело расслабилось и заплаканные глаза осветились спокойствием.

Выходя из кабинета, Ангелина обернулась:

— Можно я приду еще раз?

— Конечно, приходите, — ответила Света.

С работы Света вышла с глубоким чувством удовлетворения от хорошо выполненного дела. Однако она не могла не заметить едва уловимые шорохи внутри себя. Света была хорошим психологом и совершенно точно знала, что эти шорохи означают. Но она была глубоко убеждена: доставать то, что отдается болью в глубинах подсознания, нужно только в определенные моменты. А до этого следует крепко закрывать дверь на засов, чтобы ни одна мысль не проникла на поверхность и не омрачила тенью хорошую работу.

Глава 3. Ника

Ника подскочила на кровати от телефонного звонка. В ночной тишине его звук казался оглушительно громким, хотя спящий муж даже не пошевелился.

Шаря рукой по тумбочке в поисках телефона, Ника судорожно пыталась понять, кто может звонить так поздно. У нее всегда стояла функция «не беспокоить». С десяти вечера до семи утра дозвониться могли только близкие люди.

Наконец нащупав телефон, Ника поднесла его к глазам. Звонила Даша.

— Алло, Даш, привет, что-то случилось? — шепотом спросила Ника.

В трубке слышались треск и истеричные всхлипывания.

— Даша, алло, скажи хоть что-нибудь. Все хорошо?

— Не-е-е-ет, все плохо-о-о-о… Рома…

Сердце Ники застучало быстрее.

— Даша, что с Ромкой? Да не молчи ты, дура! Что с ним? Он жив?

Нике хотелось разбить телефон о Дашину голову, но, глубоко вздохнув, она поняла, что ничего не добьется, если начнет орать на жену своего друга.

— Даша, дорогая, постарайся успокоиться и ответь: Рома жив?

— Да-а-а-а… — В трубке послышалось громкое сморкание: похоже, Даша пыталась прийти в себя.

— Хорошо, милая, тогда что случилось?

— Рома — он… — Было слышно, что Даша делает усилие, чтобы сказать очередное слово. — Он разбился, — выдавила она и вновь залилась слезами.

У Ники застучало в висках. Руки сжали телефонную трубку. Было понятно, что сейчас ей не удастся выбить из Дашки ни одного нормального объяснения. Нужно было все увидеть и узнать самой.

— Где он? — спросила Ника.

— Мы… мы в больнице, ему делают операцию.

— Адрес, адрес больницы, Даша!

Услышав адрес, Ника бросила трубку.

— Что случилось? — Олег открыл глаза, глядя на одевающуюся жену. — Ты куда?

— Ромка попал в аварию, я не знаю, что с ним. Звонила Даша, она не в состоянии сказать ничего внятного.

Олег встал с кровати и начал искать одежду.

— Олег, тебе завтра рано на службу. Я съезжу одна, все разузнаю. Поспи.

— Нет, я не отпущу тебя одну, это не обсуждается, — отрезал Олег и натянул джинсы.

Прохлада ночи пробиралась внутрь, добавляя напряжения. Никины руки мелко дрожали, хотя с виду она была абсолютно спокойна. Олег сел за руль, и мотор мягко заревел. Каждый боялся нарушить молчание.

В больнице было безлюдно, и Ника долго спорила с медсестрой, которая никак не хотела пускать их в отделение. Могли пройти только близкие родственники, но Ника к ним не относилась. Пришлось Олегу вступить в разговор и мягко уговорить медсестру.

В коридоре, освещенном только тусклыми лампами, сидели родители Ромки. Мама обнимала и гладила волосы заплаканной Дашки, та закатывала глаза и снова принималась реветь. Михаил Григорьевич, папа Ромки, казалось, посерел и поседел еще больше. Тени на лице придавали ему вид старика, хотя он был довольно подтянутым в свои шестьдесят. Валентина Васильевна не плакала, она первая увидела Нику с Олегом и устало улыбнулась.

— Милая, ты приехала.

— Валентина Васильевна, что случилось?

— Ты же знаешь этого сорванца. Опять полетел на парамоторе, но что-то сломалось в двигателе и он упал. Сейчас Рома в операционной. Пока непонятно, врач не дает никаких прогнозов.

— Но что там могло произойти? — Ника села рядом с Валентиной Васильевной, отцепляя от себя Дашу, которая кинулась рыдать ей на шею. — Ромка — профессионал, паратрайк практически безопасен. В конце концов, у него был с собой парашют. Не должно случиться ничего серьезного. Может, переломы?

Валентина Васильевна пристально посмотрела на Нику, и от этого взгляда ей стало не по себе. Нет, из-за переломов никто из родителей не выглядел бы так. Что-то произошло непоправимое, но было видно, что при Даше никто ничего не обсуждал.

Олег принес пять стаканов чая. Ника посмотрела на него с теплотой — он всегда делал то, что нужно. Она взяла обжигающий стаканчик… и тут же отдала его обратно Олегу.

— Я найду врача, — бросила Ника и пошла в приемный покой.

Но весь персонал, который она встречала и расспрашивала, говорил одно и то же: Роман Павлов поступил после падения с паратрайка в тяжелом состоянии и находится в операционной. Оставалось только ждать.

Глава 4. Животные

До бюро переводов, в котором Вера работала вот уже седьмой год, она добиралась на метро. Этот вид транспорта Вера ненавидела всей душой. В метро было душно, ей было мало места, а самое главное и противное, Вера все время съеживалась от взглядов окружающих людей. Ей хотелось стать крохотной и незаметной, что было, разумеется, тяжело, учитывая ее вес. Она уткнулась в телефон, стараясь не обращать внимания на происходящее вокруг. Но ей казалось, что внимание людей имеет физическую силу и оно буквально касается ее лица и тела. И все видят, что она опять не помыла голову. Она достала из сумки маленький переносной вентилятор и, включив его, направила на пылающее лицо. В то же время Веру разобрала злость на саму себя за такую реакцию. «Не все ли равно, что обо мне думают все эти люди?! Я их вижу в первый и последний раз».

Стараясь незаметно проскользнуть в свою каморку, Вера едва не снесла письменные принадлежности со стола Алены, подруги по работе. С Аленой у них были хорошие отношения. Один раз в две недели Вера, Алена и еще несколько девочек из бюро переводов ходили в караоке. Но Вера от них скрывала, что просто обожает петь. В караоке ее так и подмывало проголосить одну из песен любимой Тэйлор Свифт, но от одной мысли взять в руки микрофон тело сжималось и мерзкий страх разливался по нему. Даже дома, в тишине своей комнаты, Вера не позволяла себе петь в полный голос. Папа всегда был дома, соседи могли услышать, да и ни к чему это все.

Неуклюже подхватив подставку с ручками, карандашами и линейкой, которая чуть не свалилась со стола, и невнятно извинившись, Вера с облегчением уселась на свое место. Впереди ее ждал довольно скучный рабочий день. Он не отличался от череды других точно таких же. От этих мыслей Вере снова захотелось что-то съесть, она открыла верхний ящик письменного стола, достала огромную шоколадку и незаметно для себя съела ее всю.

В метро по дороге с работы Вера поймала себя на том, что все чаще думает о психологе. «А вдруг я все-таки смогу хоть что-то изменить в своей жизни?..» Но уже в следующую минуту Веру обжег взгляд парня, который скользнул по ее телу. Она моментально покраснела, сердце начало колотиться с удвоенной силой, и до своей станции Вере так и не удалось восстановить дыхание и сбивчивые мысли.

Открывая дверь квартиры, она услышала обычные шорохи и суету. Собаки наперегонки бежали к хозяйке, а потом, стукаясь боками, топтались в прихожей. Инди громко лаяла, а Джой молча заглядывал в глаза. Лишь кот вальяжно, словно не обращая внимания ни на кого, прошел мимо и сел около миски, намекая на то, что хозяйке он рад только по одной причине. Она пришла его покормить. И это всегда срабатывало. Джафара Вера кормила в первую очередь.

Джой был умнее Инди. Он вообще был идеальной собакой. И Вера не понимала, почему она больше любила Инди. И того и другого пса Вера взяла из приюта. От Джоя отказались хозяева, это была первая собака Веры. И ее первое самостоятельное решение после возвращения в Россию. Вере тогда пришлось выслушать от мамы обвинения в несостоятельности, безответственности и безалаберности, в конце концов.

В приют Вера поехала с подругой Милой, решив просто посмотреть. В помещении с клетками пахло псиной, мочой и безнадежностью. А грустные глаза собак смотрели прямо в душу. Большую часть обитателей приюта когда-то предали люди, поэтому, завидев посетителей, собаки громко и агрессивно лаяли. И лишь один пес молча стоял около решетки клетки. Он был весь какой-то неуклюжий. Шерсть неравномерно облегала его худое тело. Клоки висели, словно их просто кто-то приложил. Но глаза… Это были глаза самого умного существа, с которым Вера вообще когда-либо встречалась. Ни у одного Вериного знакомого не было таких глаз. «Этого страшненького никто не возьмет», — подумала Вера и решила, что не уедет из приюта без этого пса.

Но забрать Джоя оказалось сложнее, чем Вера себе представляла. Сначала она заполнила довольно внушительную анкету. Спустя неделю Вере позвонили и сообщили, что анкета рассмотрена и теперь она может приезжать и гулять с собакой.

После нескольких таких встреч к Вере домой приехала сотрудница приюта, чтобы посмотреть, в каких условиях будет проживать пес. Перед этой встречей Вера весь день дрожала от страха. Она строго-настрого запретила папе выкурить хоть одну сигарету в квартире и пригрозила не разговаривать с ним до конца своих дней, если он нарушит этот запрет.

Все этапы проверки были успешно пройдены, и Джой очутился дома. Вера оказалась права: не было никого умнее этого пса. Он молчал, когда это было нужно. Лаял, чтобы защитить хозяйку, молча шел за Верой на прогулку. Ни разу он не нагадил и не подрал углы старинной мебели, даже слюней нигде не оставлял. Джой преданно спал около кровати своей хозяйки и скалился на папу, если тот начинал повышать на Веру голос. Даже когда спустя два года Вера привела Инди, Джой не доставлял хлопот. Не ревновал и не показывал, кто хозяин. Он принял даже то, что вскоре бешеная пушистая Инди стала Вериной любимицей. Инди разрешалось спать на кровати, развалившись и порой отнимая место у хозяйки. Ей прощались громкий лай, неуклюжесть и неряшливость. После того как Инди ела, на полу всегда оставался разбросан корм. Джой молча его слизывал, чтобы Вера не отругала Инди.

«Ну почему так происходит? — думала Вера. — Джой — идеальный пес, а я люблю Инди просто потому, что она красивая». Ответа на этот вопрос Вера не находила. Эта мысль была лишь очередным подтверждением того, что для людей красота важнее всего, и какая бы душа ни скрывалась за некрасивым телом, никому до этого и дела нет. А кроме того, и душа-то у нее была не сказать, что хорошая. Вера считала свой характер очень скверным. Она все время ругалась с папой. Огрызалась на маму и порой обижалась на бабушку.

Самое большое место в сердце Веры занимало еще одно животное, которое появилось в ее квартире благодаря случайности. Несколько лет назад, возвращаясь с работы, Вера услышала шорох около помойки. Она, конечно, очень испугалась, но потом услышала слабое мяуканье. Пересилив страх, Вера подошла поближе и увидела горящие зеленые глаза. В темноте казалось, что у этих глаз нет хозяина. Протянув руку, Вера вытащила из пакета с мусором крохотного котенка непонятного цвета. Весь он был в чем-то вымазан, к шерсти прилипла грязь. Вера взяла котенка, думая, что отмоет его и попробует пристроить. Оставлять себе еще и кота она не собиралась. Мама и так все время обвиняла ее в неадекватности, говоря, что только не совсем нормальный человек может держать дома двух здоровенных псов. А тут еще и кот. Нет.

Однако после того, как Вера почти час отмывала липкий мазут с трясущегося тельца котенка, она поняла, что не сможет его отдать никому. С того дня кот поселился в ее квартире, кровати и душе. Собакам пришлось принять в семью еще и этого наглого пушистого эгоиста, который отлично знал, что хозяйка беспрекословно исполняет любые его желания.

Покормив всех своих животных, Вера заварила две пачки «Доширака» и решила, что ровно час посмотрит сериал, а потом сядет за перевод. Сроки сдачи прошли уже позавчера, и со дня на день ей зададут справедливый вопрос: «Где перевод?» Вера страшно боялась этого вопроса, однако не могла понять, почему она все время срывает сроки. За перевод она не села ни через час, ни даже через два.

Глянув на часы и ужаснувшись тому, что уже почти два часа ночи, Вера завела будильник на пять утра и, снова не умывшись, заснула.

Глава 5. Большое и сильное

Света проснулась от громкого стука. Что? В смысле?.. Света села на кровати и прислушалась. Их с мужем спальня находилась на втором этаже. Участок с домом был огорожен высоким забором, ворота закрыты. Даже в дверь не могли постучать, если только кто-то не перелез через забор. Стук же раздался явно где-то рядом. Теряясь в догадках, Света успокоила дыхание. Может, приснилось? Она легла и тут же снова услышала четкий ритмичный и громкий стук. Он раздавался рядом с окном. Света накинула халат и, подойдя к окну, отодвинула занавеску. Никого нет.

В новый дом они с мужем переехали меньше месяца назад. Муж уходил на работу рано утром. Света кормила его завтраком — неизменной овсяной кашей, а потом еще около часа или двух спала. Клиенты редко записывались на утро.

Не увидев ничего подозрительного, Света уже смелее выглянула в окно и снова услышала стук. Увидев нарушителя ее утреннего сна, она засмеялась. На стене около окна сидела синица. Она, как дятел, стучала клювом по монтажной пене, которой была замазана труба кондиционера, и выковыривала ее.

— Ты же сотрясение настучишь себе, глупая!

«Не знала, что синички так стучат», — подумала Света. Оторвав небольшой кусочек, синица улетела к соседнему дереву. Недолго покопошившись там, она вернулась к отверстию с пеной и снова начала стучать.

Поняв, что уже не уснет, Света включила музыку, поставила турку с кофе на газовую плиту, разбила два яйца на сковородку и, пританцовывая, накрыла себе завтрак. «Как мало нужно человеку для счастья», — подумала Света. Однако в ее голове тут же возник другой голос.

«Серьезно? — язвительно произнес он. — Радость требует огромных затрат. Человеку гораздо привычнее и спокойнее быть несчастливым, печальным, а еще злым и ленивым. Радость и счастье — результат огромного внутреннего труда».

Света отмахнулась от этих мыслей и продолжила пить кофе и слушать музыку.

Недавно они с мужем отпраздновали пятилетнюю годовщину их совместной жизни. В этот раз они с друзьями отправились в Калининград. Погода была мягкая. Осень расплескала повсюду медовые краски и создала в городе особый уют. Дворники жужжали воздуходувками, сгоняя листья с дорожек. А ветер, словно упрямый подросток, снова устраивал беспорядок. Вкусная еда, интересные истории, рассказанные экскурсоводом, и приятная компания друзей сделали эту поездку незабываемой.

На вечер у Светы были записаны три клиента. Оставалось еще много времени, и она решила сначала прогуляться, а уж потом заняться домашними делами. Лес находился в нескольких минутах ходьбы от дома. Именно из-за леса их с мужем выбор и пал на это место. Прогулки по лесу или около водоемов имели лечебную силу для Светы. С самого раннего детства, когда родители ругались, Света могла спрятаться от их громких голосов в небольшом парке около дома. Березы и кедры слышали все ее тайны. Она знала каждое дерево и даже давала им имена. Когда Света переживала обиду или первую неразделенную любовь, она снова приходила к своим деревьям и успокаивалась. В маленьком городке, где жила Света, была и речка. Иногда Света приходила и садилась на кривое бревно, смотрела на бурное течение реки, и ей казалось, что вот так и в жизни — все проходит и никогда не возвращается. Эта мысль, несмотря на свою грусть, почему-то очень успокаивала, и Света возвращалась домой уверенная в том, что в этой жизни со всем можно справиться и что она никогда не одна. Что-то большое и сильное всегда оберегает ее жизнь.

В то время Света не думала ни про душу, ни про Бога. Лишь когда после школы она поступила на психологический, к удивлению не только родителей, но и учителей, она задумалась о том, что же все это время не позволяло ей чувствовать себя одинокой. Она могла спокойно обходиться без еды, но если ей приходилось далеко отлучаться от воды или леса, Света чувствовала, как из нее потихоньку утекает энергия, словно воздух из надутого шарика. И если этот шарик снова не наполнить воздухом, сил на жизнь не оставалось совсем.

Дрозд, сидевший на тропинке, нехотя сорвался с места и, громко ворча, взлетел на ветку, уступая место Свете.

— Прости, дружок, — улыбнулась она. Его крик отвлек Свету от размышлений. «Сколько же времени человек живет в своей голове, а не в реальности!» — в очередной раз подумала Света и поспешила домой.

Глава 6. Один процент

Ника пыталась вспомнить, сколько сигарет она выкурила за сегодня. Ей даже не удалось вычислить, сколько пачек она открыла. Последние две недели были самыми тяжелыми за всю ее жизнь. Бессонные ночи дежурств в больнице, работа, консультации с врачами. Несколько часов сна — и снова больница. Ника не помнила, ела ли сегодня. Даже в зеркало она не заглядывала в эти дни. На все просьбы Олега поспать и хоть один вечер остаться дома, чтобы отдохнуть, Ника взрывалась злостью и раздражением. Она понимала, что ее злость не связана с Олегом, но ничего с собой поделать не могла. Муж, с которым она прожила почти десять лет, стал ей словно чужим. Единственное, что действительно имело для нее значение, — это чтобы Ромка начал ходить. Поэтому Ника снова и снова рылась в интернете, обзванивала всех именитых врачей, получала отказы и заново начинала поиск. Параллельно она связывалась с медицинскими службами и решала вопрос с лекарствами, реабилитацией, оформлением инвалидности.

Приходя с работы домой, Ника готовила еду, автоматически целовала Олега в щеку и ехала в больницу, оставаясь в больничном коридоре на всю ночь, отпуская домой выспаться Дашу или Валентину Васильевну, которые дежурили днем.

Рома был в реанимации, в которую не допускали даже мать. Родным оставаться в больнице не было необходимости, об этом твердили и папа Ромки, и врачи, но женщины молча и упрямо сменяли друг друга по очереди. Вскоре медицинский персонал уже не обращал на них внимания. Дашу отпускали домой чаще. У Ромы с Дашей был сын — Андрею исполнилось десять. Случившееся с папой его напугало, и он очень нуждался в маме.

Ромка даже не мог вращать глазами. Поэтому рассказать, что же случилось в полете, он был не в состоянии. Травма позвоночника. С4. Вот и все, что Ника знала.

— Вашему сыну очень повезло, — сказал уставший врач с потухшими глазами, выйдя из операционной в день аварии. — По всем показателям это мгновенная смерть. Как он остался жив — одному Богу известно.

Даша пыталась упасть в обморок. Михаил Григорьевич подхватил ее обмякшее тело и встряхнул.

— Вы жена? — спросил врач, обращаясь к Нике.

— Нет, жена я, — внезапно взбодрившись, произнесла Даша.

— Вряд ли ваш муж когда-нибудь сможет ходить. Мне жаль, — сказал доктор, стянул зеленую медицинскую шапку со лба и, шаркая одной ногой, быстро ушел, исчезнув в длинном коридоре.

Нике показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она смогла выдохнуть.

Валентина Васильевна сидела с закрытыми глазами и беззвучно плакала, сотрясаясь всем телом.

Даша, наоборот, вдруг стала спокойной и лишь всхлипывала, а Михаил Григорьевич, все еще глядя вслед уходящему врачу, бормотал еле слышно:

— Ничего, дай Бог. Главное — выжил, а там ничего, разберемся, не из робкого десятка.

Очнувшись, Ника поняла, что из того, что сказал врач, ей ничего не понятно. И чем больше она приходила в себя, тем больше вопросов у нее возникало.

Она запоздало бросилась вслед уходящему врачу и догнала его уже около ординаторской.

— Простите, у меня есть несколько вопросов по состоянию вашего пациента.

— Да, — повернулся врач, — я вас слушаю, попытаюсь на них ответить. А вы кем приходитесь Роману Павлову? Сестрой?

— Да, — не задумываясь соврала Ника, зная, что вряд ли он что-то расскажет постороннему человеку. — Да, родная сестра, — еще раз утвердительно кивнула она.

— У вашего брата очень серьезное положение. Мы даже оперировать позвоночник не стали, потому что не понимаем, как он смог выжить и какую операцию сделать, чтобы не навредить. Будет чудом если ваш брат станет хоть чем-нибудь шевелить, кроме глаз. Однако я работаю много лет и за это время перевидел всякого. Сейчас главное — его желание жить. Мы понаблюдаем за состоянием Романа. Но если вы хотите совет — ищите врача, который возьмется за операцию. Всю информацию я смогу вам выдать завтра. Сегодня уже поздно. Приходите завтра, объясню, кто нам нужен. Всего доброго.

Врач зашел в ординаторскую и захлопнул дверь перед Никиным носом.

Спустя четыре дня непрерывных переговоров по телефону Ника нашла хирурга из Новосибирска, готового взяться за этот случай.

Несмотря на все отговорки врача, Ника приехала встречать его в аэропорт. Иван Куприянович Романов оказался высоким худым мужчиной. Ему было за шестьдесят, однако возраст выдавали только совершенно седые волосы и морщинки, появлявшиеся при улыбке.

Ника поймала себя на мысли, что никогда не видела таких привлекательных мужчин в его возрасте, и расценила это как добрый знак.

— Почему вы согласились на эту операцию? — спросила Ника спустя какое-то время. — Столичные хирурги даже самых престижных клиник страны отказались…

Иван Куприянович улыбнулся одними уголками глаз. Немного помолчал и произнес:

— Когда я учился в ординатуре, так давно, что уже плохо это помню… Я долго решал, какую специализацию выбрать. Я начал практику терапевтом, но болячки пожилых пенсионеров мне довольно быстро наскучили. Потом я перешел в отделение пластической хирургии, которая на тот момент была доступна лишь очень немногим богатым персонам, потом почти год отработал патологоанатомом и, наконец, случайно оказался в отделении онкобольных. И там я видел лица пациентов и их родных, которым отказывали в операции. Опухоли меня мало интересовали, но тогда я совершенно точно понял, кем хочу стать. Такие травмы, как у вашего друга… Он ведь друг, а не брат, верно?

Иван Куприянович бросил лукавый взгляд на Нику, и она, удивляясь своей реакции, вдруг покраснела и кивнула.

— Так вот, такие травмы, как у вашего друга, получают самые смелые, активные молодые люди, которые пробуют эту жизнь на вкус. Именно таким я и решил помогать вставать на ноги. Давать им шанс, который другие врачи побоятся использовать. Между моргом и операцией бывает всего один процент на успех. Я считаю, что стоит использовать даже этот один процент, вместо того чтобы опустить руки и позволить человеку умереть или стать овощем. К тому же у таких людей, как Роман, должны быть упорство и жажда жизни. А это уже увеличивает шансы на восстановление. Такой ответ вас устроит? — засмеялся Иван Куприянович.

— Я не рассчитывала на такой ответ, но я благодарна вам за него, — ответила Ника. — Думаю, Ромка в хороших руках.

— Ну еще бы. С такой-то подругой!

Ника снова почувствовала, как краска заливает лицо. «Что это? Я краснею перед ним, как школьница».

После двух дней подготовки Иван Куприянович блестяще провел операцию.

— Операция — это только начало пути, — сказал он. — Готовьтесь к длительной восстановительной терапии. Реабилитации, ЛФК, массажам… И это лишь шанс на то, что он будет сидеть в коляске. Дальше все зависит от других специалистов и самого Романа. Наберитесь терпения.

Ника была готова ждать и год.

— Даша, нам нужно поговорить с тобой, — сказала Валентина Васильевна и попросила Нику присоединиться к разговору.

Они сидели в больничном кафе, все уставшие, посеревшие от ожидания и неизвестности.

— Мы с отцом думаем, что должны это сказать. — Валентина Васильевна набрала в легкие побольше воздуха, а Михаил Григорьевич молча сжал ее руку. — Даша, Рома вряд ли когда-нибудь будет ходить. Мы понимаем, что это невероятный груз для тебя. Тем более Андрюшке нужна забота, особенно сейчас. Мы поймем, если ты выберешь себя и начнешь строить свою жизнь без нашего сына. Кроме того, мы понимаем, что единственным кормильцем в вашей семье был Рома, поэтому мы с отцом собрали деньги, на которые вы первое время можете жить, ни в чем себе не отказывая. — Она протянула конверт Даше.

Даша молча его взяла и кивнула, не произнеся ни слова в ответ.

Ника много лет гасила свою ненависть к жене друга, но сейчас не смогла сдержать презрительной гримасы. Как могла эта здоровая баба взять последние деньги у родителей мужа, которые жили на пенсию и кредиты, взятые на лечение сына? Такого поступка Ника не ожидала, и ей вдруг стало противно даже смотреть на Дашу.

Валентина Васильевна пристально посмотрела на Нику, в ее взгляде читалась просьба о помощи.

— Да, Даша, — Ника опустила взгляд, чтобы не видеть Дашины глаза, — я тоже тебя пойму, если ты решишь жить дальше без Ромы. Ты имеешь на это право. Извините, мне нужно по делам.

Ника обняла родителей друга и вышла на улицу. Ее била мелкая дрожь. Она закурила сигарету и пошла на стоянку, где оставила свою машину.

«А ведь будет лучше, если Даша уйдет», — подумала Ника. А через секунду в ее голове возник вопрос: «Лучше для кого?» Но думать об этом сейчас сил уже не было. Ника хотела принять душ и лечь спать. Все остальное потом.

Глава 7. Семья

Выходные обещали теплые, и Вера решила поехать на дачу. Там было просторно, собаки могли вдоволь побегать и почувствовать себя на воле. В последние несколько лет Вера ездила на дачу только ради собак. После смерти деда там поселилась семья тети Оли, маминой родной сестры, хотя дачу дед покупал в общее пользование, с целью объединить всю семью под одной крышей. Мама с младшим братом стали бывать там только по праздникам, а Вере не очень нравилось проводить время с дядей, тетей и их сыном.

Но поскольку за дачу все по-прежнему платили поровну, она считалась общей.

Взяв автомобиль в каршеринге и погрузив собак и кота, Вера подумала, что ей очень не хватает машины. Было бы здорово, если бы бабушка хоть изредка давала Вере во временное пользование машину деда. Но бабушка постоянно давала ее сыну тети Оли — и никогда Вере. Причем без объяснений. Нет — и все. Веру это злило, но ничего поделать она не могла. «Если б дед был жив, он бы не позволил этому случиться и вообще подарил бы мне машину», — думала Вера.

Дача располагалась в часе езды от ее дома.

Дядя с тетей тепло встретили Веру, предложили позавтракать с ними, но Вера решила сначала погулять с собаками, чтоб дважды не мыть им лапы. Двоюродного брата Веры не было на даче. Стас недавно познакомился с девушкой, Настей, и все чаще проводил время с ней, оставаясь ночевать в городской квартире.

— Скоро Стасик женится, — говорила гордо тетя Оля. — Пора бы нам уже и внуков нянчить.

Стас был их единственным сыном. Недавно ему исполнилось тридцать. Он много времени проводил на работе, практически вся семья была на его содержании. Тетя Оля подрабатывала бухгалтером, дядя Степан работал в продюсерском центре, но что он там делал, никто не мог толком понять, да и зарплата у него была такая низкая, что на нее никто и не рассчитывал.

Пока был жив дед, обе его дочери не задумывались о том, на что им жить. Денег, заработанных дедом, хватило еще на несколько лет после его смерти, а там подрос Стас и начал содержать семью. И снова воцарилось привычное положение дел.

Что касается Вериной мамы, то она второй раз удачно вышла замуж и, отселив Веру в другую квартиру, продолжала жить так, как привыкла.

Абсурд заключался в том, что и мама, и тетя внушали своим детям, что те должны сами зарабатывать на жизнь и ни от кого не зависеть.

— Мы тебе дали хорошее образование, — говорила Вере мама, — а ты уж используй его с умом.

На прогулке Джой, как обычно, шел рядом с Верой, пока Инди носилась по лесу, громко лаяла и тянула Веру что есть сил за поводок. Вера ругалась: она не могла быстро ходить, ее дыхание уже сбилось, но заставить Инди гулять медленно не представлялось возможным. Решив, что для утра вполне достаточно, Вера вернулась на дачу, тщательно помыла лапы обеим собакам и уже открыла дверь, которая вела из просторной прихожей в зал, как на пороге появилась тетя Оля.

— Вера, незачем собакам бегать по дому, они потом столько шерсти оставляют — я убрать не могу целую неделю. Им и тут будет хорошо. Тем более они набегались по лесу.

Вера расстроилась, но возражать не стала. Она посмотрела в глаза Инди и поплелась в зал, решив, что ночевать на даче не останется. Что толку было уезжать из дома, если собакам здесь не рады и они вынуждены сидеть в еще более тесном помещении.

Всю жизнь дед твердил, что дача принадлежит всем одинаково, но вот уже несколько лет Вера чувствовала себя здесь лишней.

«Хорошо хоть, кота не выгнали в прихожую», — подумала Вера и съела на завтрак почти целую курицу, приготовленную тетей Олей.

— Вера, ты не думала пойти к психологу? — поглядывая искоса, спросила тетя Оля. — Стас тут нашел одного, хвалит. Вот и девушка у него появилась. Тебе бы тоже, может?

— А Стасу-то чего делать у психолога? — вместо ответа Вера задала свой вопрос.

— Тревожный он очень, переживает много, бессонница замучила, — отхлебывая чай из огромной кружки, продолжала тетя Оля. — За работу так переживает сильно, начальница у него озверела, Стас на работе день и ночь.

— Я подумаю, — пробормотала Вера. Развивать этот разговор ей не хотелось.

Все еще расстроенная, что собаки сидят в прихожей, а не рядом с ней, Вера захотела прямо сейчас вернуться домой. Но она столько ехала, да и не желала показаться невежливой, поэтому продолжила поглощать все, что видела перед собой. Конфеты постепенно исчезли из конфетницы, и тетя Оля поставила на стол тарелку с печеньем, за которое Вера тотчас же принялась.

— Я пойду наверх. — Вера посмотрела на конфетные фантики, на одинокое печенье, оставшееся в тарелке, и ей стало очень стыдно за то, что она вовремя не смогла остановиться.

Закрыв дверь своей комнаты и обняв кота, Вера захотела расплакаться. Но позволить себе такую роскошь она не могла и, чтобы отвлечься, включила компьютер, нашла свой любимый сериал и приготовилась провести время до вечера за просмотром.

Глава 8. Ева

Дорога от метро до здания, где Света снимала кабинет, проходила мимо театрального института. В будние дни студенты толпились около входа, сбившись в стайки. Кто-то курил, кто-то громко смеялся. Света замедлила шаг и пригляделась к лицам. Какие все молодые и красивые! Лица студентов были чисты и ещё не тронуты временем. В глазах пока не наблюдалось грусти, присущей взрослым. А во взглядах читалась дерзость, и главное — вера в то, что этот мир принадлежит им и что нужно только шагать к своей цели. Но сколько сомнений и комплексов скрывалось за их уверенными жестами…

«Как было бы хорошо, если б люди перестали сравнивать себя друг с другом, — подумала Света. — Если бы каждый нес свою уникальность, как неповторимый код ДНК, вместо того чтобы тратить усилия, пытаясь изменить свои внешность, походку, вес и стать похожим на какого-то кумира. Неужели быть единственным и неповторимым хуже, чем чьей-то копией?»

Размышляя о молодости, Света вспомнила свой институт. Возвращаться после пар в общежитие Света любила через дворы. Пяти- и девятиэтажные здания, прижимаясь друг к другу, образовывали целый лабиринт. Зимой свет в окнах зажигался рано. Свете нравилось заглядывать в окна и представлять людей, которые живут в этих квартирах. Их неспешные ужины в кругу семьи или в одиночку. Она придумывала, кем могли бы работать хозяева этих квартир. Какой у них вкус и с любовью ли они делали ремонт. Позже свою работу она тоже ассоциировала с заглядыванием в окна. Каждый клиент приоткрывал плотно задернутую штору, приглашая Свету заглянуть в его жизнь и его секреты.

«Что-то меня сегодня на философию потянуло», — усмехнулась Света и поняла почему. Первым клиентом на сегодня была девушка Ева.

Ева впервые появилась в дверях Светиного кабинета больше года назад. Бледная, худая, в черных брюках и черной кофте, с капюшоном, натянутым на глаза. Ее руки тряслись, она не смотрела в глаза и лишь украдкой охватывала глазами кабинет.

— Чем я могу вам помочь? — спросила Света, ловя себя на мысли, что эта девушка похожа на голодного бездомного котенка.

— Я не могу спать, у меня суицидальные мысли, я пью и у меня депрессия, — произнесла девушка. — Раньше были наркотики, но я бросила, — добавила она и взглянула на Свету прямым и чистым взглядом.

Света выдержала взгляд и почувствовала невероятную нежность к этому, по сути, еще ребенку.

— Недавно я стояла на балконе и поняла, что либо я шагаю с балкона, либо снова обращаюсь за помощью, — чуть помолчав, сказала Ева.

— Снова? Вы уже были у психолога? — спросила Света.

— Да, трижды. Первый раз психолог, увидев мои наколки… — При этих словах Ева подняла штанину. От щиколотки татуировка шла по всей ноге и скрывалась под штаниной. Затем она расстегнула кофту и продемонстрировала руки. — Ну вы поняли, — продолжила она, — увидев это, психолог спросила, верю ли я в Бога. Я ответила, что нет, и она посоветовала мне сходить в церковь, сказав, что все мои проблемы от того, что я в Бога не верю.

— Звучит довольно абсурдно, — произнесла Света.

— Так и есть, — кивнула Ева. — А вторая психолог полтора часа онлайн рассказывала о себе и не задала мне ни одного вопроса. Я решила, что платить должна она, а не я. Ну и третий психолог вообще был какой-то невнятный. Вернувшись с балкона, я написала в чат, и мне дали ваш телефон. И вот я здесь.

«Какой же в этой хрупкой девочке стержень! Не каждый взрослый с такой настойчивостью будет искать помощь». Но больше всего Свету поразили правильность речи, складные высказывания, собственное мнение и критическое мышление Евы.

Мама Евы была алкоголичкой. Папа развелся с ней, когда Еве было пять лет: не смог выносить вечные пьянки. Еву папа с собой не забрал, сказав, что мать без нее совсем пропадет. В двенадцать лет Ева застала маму на полу кухни с кровью, сочившейся из головы. То ли очередной любовник ударил, то ли она сама упала и стукнулась — узнать этого было нельзя. Мама так и не смогла заговорить. В больницу она отказывалась ехать, но Ева позвонила отцу и настояла, чтобы он вызвал скорую. Из больницы мама не вернулась. Опеку над Евой оформила бабушка, но жить Ева осталась в той же квартире. Она привыкла ухаживать за собой и мамой. К двенадцати годам она сама готовила и убирала, собиралась в школу, заплетала себе косы и не боялась ночевать одна. Со смертью мамы стало легче. Больше не нужно было за нее переживать.

Света слушала рассказ Евы и чувствовала, что еле сдерживает слезы. Еве был двадцать один год, и она не жаловалась. Она спокойно рассказывала о том, что было для неё привычной жизнью. Впервые за все время работы Свете пришлось приложить немало усилий, чтобы не обнять эту девушку и не расплакаться. Последней каплей стали слова Евы:

— Я хотела бы к вам ходить, но я посмотрела на вашем сайте цену… Можно мне ходить раз в две недели? Каждую неделю я не потяну. Я работаю в фирме брата, образования у меня нет, и мне платят тридцать восемь тысяч. Я могу выделять на психолога десять. Я живу с парнем, но у него тоже маленькая зарплата, и я у него деньги не беру.

Тогда Света сделала то, что сочла правильным.

— Сейчас твое состояние очень тяжелое, и при таком уровне депрессии я рекомендую приходить два раза в неделю. Я снижу цену, пока тебе не станет лучше.

Иногда Свете не хотелось на работу. Но на встречи с Евой она всегда шла с удовольствием. В этой девушке жила взрослая мудрая душа. На сессиях они рассуждали про веру, про смысл жизни. Ева отличалась от Светы. Света верила в Бога, Ева же была слишком умна, чтобы надеяться на кого-то извне. «Молиться можно всю жизнь, не проще ли найти реальную помощь у тех, кто ее окажет — у людей?» — говорила она.

Ева читала все книги, которые любила Света. У нее была врожденная грамотность и мозг профессора, но эта девочка родилась не в той семье.

Войдя в кабинет и плюхнувшись по-хозяйски на диван, Ева потянулась за конфетой. Она уже не походила на голодного котенка. Это была привлекательная девушка с прямым взглядом и красивой улыбкой. На ней сегодня были изящные сережки и кулон. Ухоженные руки с маникюром спокойно лежали на коленях. И лишь слегка в ней проглядывала прежняя неуверенность.

— Представляешь, меня пригласили на работу с зарплатой в два раза больше, чем сейчас! — начала она. Давно освоившись, Ева много болтала на сессиях, рассказывая обо всем, что происходило в ее жизни за неделю. — Я пошла увольняться, а мне должность предложили выше и зарплату еще больше подняли. И я решила остаться.

— Прекрасная новость! Как отреагировал папа? — спросила Света. Ей пришлось немало потрудиться, чтобы избавить Еву от убеждений, навязанных папой. Он считал, что Ева должна сидеть в фирме брата и быть благодарной за тридцать восемь тысяч. Потому что у Евы нет образования и никому она якобы не нужна.

— Ну он сказал, что теперь меня точно обманут и ничего не дадут, — засмеялась Ева. — А еще я вчера встречалась с бывшей подругой — помнишь, я тебе рассказывала — с шизофренией. И так мне стало грустно от той жизни, которой я раньше жила, — а у них ничего не поменялось… Подруга ведь так и не бросила наркотики. И она мне говорит, что они все мной гордятся! Что я совсем другая стала, крутая, и если я смогла, то и они смогут. И, с одной стороны, у меня за себя такая гордость, а с другой, так мне вдруг мою маму стало жаль, я аж плакала вчера. От ее жизни такой бестолковой. Вчера я впервые после ее смерти о ней поплакала. Вспоминала, как она меня наряжала и говорила, что я самая лучшая. — Ева смахнула слезу, появившуюся в уголке глаз. — А потом залезла в старые записи. Неужели я обо всем этом думала? Знаешь, я решила осенью в институт поступить. Выясню, как ЕГЭ пересдать: у меня же срок вышел. Пойду как ты, на психолога! Мне кажется, у меня получится!

— Обязательно получится. Это такая хорошая идея, Ева! — Света слушала и понимала, что терапия окончена. Теперь это уже самостоятельный взрослый. У Евы впереди еще много всего, но нужно научиться опираться на себя.

За это время Света много дала Еве, но и Ева стала важной частью Светиной жизни.

Света любила эту девочку так, как любила бы свою дочь, которая так и не родилась. Света вспомнила свой первый выкидыш и поняла, что сегодня не сможет спрятать от себя эти воспоминания.

Глава 9. Олег

— Ничка, дорогая, я по тебе очень соскучился, — притягивая жену к себе, прошептал Олег.

— Олег, я понимаю, но у меня нет сил. — Ника вздохнула. — Давай потом.

— «Потом» я слышу уже больше двух месяцев. В конце концов, я мужчина, и мне нужна моя жена.

— Не будь эгоистом, Олег. Ты знаешь, как мне сейчас непросто. Я с тобой десять лет, и впервые за это время прошу понять меня. Я всегда делала так, как было лучше для тебя. Бросила работу, чтобы быть с тобой рядом, когда ты учился, но сейчас… Олег, я не могу. Ты же знаешь, что Ромка мой самый близкий друг. Он мне как брат, понимаешь?

— Понимаю, давай спать. — Олег отвернулся и замолчал.

Ника хотела было обнять его, но не стала. Пусть обижается, его право. Надо немного поспать. Завтра нужно переговорить с инструктором по ЛФК. Массажисты уже начали свою работу, теперь пришло время подключать ЛФК.

Утром Ника проснулась от запаха кофе. Она прошла в кухню. На столе были поджаренные гренки, свежевыжатый апельсиновый сок, кофе, масло и вареные яйца. Олег босой стоял около плиты, переворачивая блин на сковородке.

— Я решил тебе приготовить роскошный завтрак. Присаживайся, моя принцесса. — Олег отодвинул стул и поклонился, сделав приглашающий жест.

Ника улыбнулась и села.

— Олег, не нужно было!

— Еще как нужно. Прости, я знаю, что часто бываю эгоистом. Давай проведем выходные вдвоем? Я, ты и больше никого. Хочешь, я закажу санаторий, поедем на природу?

— Олег… — Ника придвинула к себе чашку с кофе, едва не разлив напиток на стол. — Ты же знаешь, что я никуда не поеду. Сегодня я буду разговаривать с инструктором по ЛФК. Потом нужно будет съездить в банк и посмотреть, сколько у нас осталось денег. Инструктор дорогой, у Ромкиных родителей нет на него средств.

— Постой, что значит ты поедешь в банк? Ника, деньги в банке отложены на наш отпуск.

Ника подскочила со стула.

— Олег, ты в своем уме?! — закричала она. — Какой отпуск? Ромке сейчас нужна помощь!

— Но это и мои деньги! Это я их зарабатывал и откладывал, чтоб провести отпуск впервые за три года со своей женой. Я понимаю, у твоего друга беда и я ничего не имею против, что мы уже третий месяц отдаем всю твою и часть моей зарплаты на нужды другой семьи, но эти деньги я не позволю тратить.

Олег подкинул сгоревший блин и, открыв створку нижнего шкафа, выбросил его в ведро. Потом выключил конфорку и вышел из кухни, бросив на ходу:

— Приятного аппетита.

Руки у Ники тряслись. Она медленно встала из-за стола, прошла в спальню. Олег надевал брюки.

— Хорошо, ты прав. Это и твои деньги. Я беру их у тебя в долг. Я тебе их отдам, — произнесла Ника ровным и холодным тоном.

— Ника, тебе не кажется, что ты переходишь грань? Ты неправильно расставляешь приоритеты. Иногда я не понимаю, кто тебе муж, а кто друг. — Олег застегнул рубашку и вышел в коридор. Через несколько минут входная дверь громко хлопнула и в квартире воцарилась тишина.

Ника села на кровать и заплакала. Впервые она поняла, что все это время ловко обманывала себя. Ей было очень удобно с Олегом… Но она не любила его. Олег был такой правильный и верный. Словно хорошо обученный пес. Он все делал как нужно и когда нужно. Дарил цветы, вел на свидание, одевал, баловал. И Ника тоже играла свою роль честно, как ей казалось. Когда Олегу перед тем, как получить повышение, нужно было из Москвы переехать на два года в Новосибирск, Ника уволилась с работы и поехала с ним. Но сейчас как будто что-то треснуло внутри. Закончилось время притворств, и всё вдруг стало по-настоящему. Ника была даже рада, что у них с Олегом так и не появились дети. Было бы сложнее.

— Сейчас не хочу об этом думать, — проговорила Ника вслух.

Она часто разговаривала вслух и узнала об этой своей привычке только на работе, когда коллеги начали ей отвечать.

— Ромка встанет на ноги — и тогда решу вопрос с Олегом, — сказала Ника и начала собираться.

Она отпросилась с работы до обеда, чтобы лично встретиться с женщиной-инструктором. Ника долго принимала душ, тщательно выбирала одежду, нанесла макияж. Выходя, она пристально посмотрела на себя в зеркало. Отражение понравилось Нике. Она похудела, и это ей было по душе, чуть ввалившиеся щеки ее совсем не портили. Фигуру облегали брюки и стильный пиджак. Ника пригладила гелем коротко стриженые волосы, придавая им форму, нанесла блеск на губы и вышла из квартиры. Утренний разговор остался где-то далеко. Сейчас Нику интересовала только предстоящая встреча, и она перечисляла про себя все вопросы, которые собиралась задать инструктору.

Глава 10. Дед

Больше всего в своей семье Вера любила деда. А сварливой и молчаливой бабушки она побаивалась. Казалось, бабушка ревновала деда к единственной внучке. Дед жил в соседнем доме, но их встречи были редкими. И поэтому Вера их очень ценила. В будние дни дед работал, он уходил на службу рано утром и возвращался поздно. А в выходные мама разрешала пойти в гости к деду, только когда со всеми уроками было покончено. Училась Вера плохо. Ей не хватало усидчивости, память тоже подводила. В голове никак не укладывалась даже простая информация. Иногда задания были такими сложными, что Вера сидела над ними все выходные. Мама подходила, заглядывала в тетрадку и, хмыкая, уходила. Лишь однажды Вера решилась попросить у мамы помощи с уроками.

— Как можно быть такой тупой! — раздражаясь, воскликнула мама. — В жизни никто не придет тебе на помощь. Ты должна быть самостоятельной и находить решения сама. — И она громко захлопнула дверь.

Как, находясь в комнате в одиночестве, можно найти решение, Вера не знала и молча сидела над тетрадкой, понимая, что в эти выходные встретиться с дедом ей не удастся.

Иногда у Веры все же получалось расправиться с домашним заданием за одну субботу, и тогда утром в воскресенье, едва проснувшись, она вприпрыжку бежала к дому деда. Они завтракали втроем, и Вера чувствовала на себе недобрый взгляд бабушки, который та отводила лишь тогда, когда дед грозно на нее смотрел. После завтрака Вера с дедом шли гулять.

А когда погода была плохая, они шли в кабинет деда — и тогда Вера забиралась с ногами на огромный кожаный диван, дед садился рядом, мягко гладил ее длинные волосы и все время что-то рассказывал. О своей молодости, о голоде, об армии. Как было тяжело после войны — питаться приходилось по карточкам, и ему, простому механику, было трудно прокормить даже себя. Но вот однажды друг привел деда в компанию, в которой оказалась и бабушка.

— В молодости Аня была невероятно хороша! — мечтательно вспоминал дед. В такие моменты Вера чувствовала, как далеко от нее дед и как важно ему рассказать эти истории кому-то. Она была счастлива, что только с ней дед делился этим важным. Хоть и половины того, что он рассказывал, Вера не понимала. В обычной жизни деда побаивались и дома, и на работе. Он был жестким, проницательным и немногословным. И только с Верой он будто снимал с себя костюм строгого начальника и превращался в добряка.

В кабинете деда, обставленном черной массивной деревянной мебелью, громоздкими лампами и до потолка забитом полками с книгами, пахло табаком. Посередине стоял чёрный рояль. Играть на нем ни дедушка, ни бабушка не умели — зачем он стоял в кабинете деда, Вера не понимала. Но знала, что дедушка очень любил музыку. Поэтому она упросила маму отвести ее в музыкальную школу. И хоть способностей у Веры не было, она старательно зубрила ноты, чтобы потом сыграть деду его любимые песни. Эта мебель и рояль до сих пор стояли в квартире Веры. После смерти деда мама не захотела их выбрасывать, говоря, что такое больше не купишь, да и о деде память. Но и себе она мебель не забрала: захлямлять свою квартиру мама не хотела. Однако эти вещи без деда не имели никакой ценности. Как могут вещи хранить память? Сейчас, приходя домой и окидывая взглядом шкафы, занимающие больше половины прихожей, и рояль в треть залы, Вера чувствовала тоску и уныние. Если мебель о чём-то и напоминала ей, то только о том, что Вере никогда уже не поговорить с любимым человеком. И больше в этой семье не осталось ни одного ее сторонника.

В одно из воскресений дед продолжил свой рассказ о знакомстве с бабушкой Аней.

Увидев бабушку, он с первого взгляда влюбился в её ледяные голубые глаза и больше не мог спать. Дед всячески пытался выяснить у друга Петьки, кто она такая.

— Куда тебе! Знаешь, кто у нее отец?! — Петька с важным видом поднял указательный палец.

— Но я сумел добиться расположения этой красавицы, — гордо улыбался дед внучке. — Сделал ей предложение руки и сердца и ушел в армию. Ох и боялся я, что отец ее замуж выдаст. Но Аня меня дождалась. И свадьбу мы сыграли сразу после армии. Только я гол как сокол был. Родители-то мои погибли еще в войну, воспитывала меня бабушка, да и она умерла. Несколько друзей — вот и все мое богатство. На свадьбе из угощений была одна картошка. Так мы жили, Вера. Но Аня храбро выносила и наш скромный быт, и то, что есть порой было совсем нечего. Я ведь после армии только и смог устроиться, что на завод механиком. Отец ее тогда сильно разозлился, что она в мужья себе рабочего выбрала. Не помогал нам. А я гордый был, и не просил у него. У Ани какой-то родственник был, хорошо он ко мне относился. Видел, что я работаю на совесть, предложил мне должность в канцелярии, личными делами заведовать. А там я вырос, кадрами начал управлять. Зажили лучше, на столе уже и масло появилось. — Вера молча слушала и боялась пошевелиться — так ей хотелось, чтоб дедушка побольше ей рассказал. И дед продолжал: — К тому времени твой прадед тоже умер. И вот однажды ко мне в кадры парень пришел. Худой, страшный, один нос на лице. Парень-то возраста, как я после армии. Рассказал, что приехал учиться, да вуз назвал престижный, я аж присвистнул. Неужто сам поступил, спрашиваю. Сам, говорит. Да вот только никого у него из семьи, а Москва город дорогой — парень работу начал искать. Но война-то закончилась давно, а для евреев она продолжалась еще много лет в кабинетах. Не брали паренька, да и с прошлым его родителей не все гладко было. И так мне его жалко стало. То ли себя увидел в нем, то ли еще что. Но я тихонько паренька этого на работу взял. Почту он у меня таскал, кое-какие поручения выполнял. Шустро выполнял, умный был. А потом и с бумагами помогать начал. А как закончил он свой институт, так и вовсе в политику пошел.

«Спасибо тебе, Григорий Гавриилович, — говорит мне. — Я за твою доброту век тебя не забуду. Ты мне как отец теперь, от голода спас». — Дал свои контакты и исчез.

Долго мы с этим пареньком не общались, но слышал я про него. Карьера его пошла в гору, и в газетах он стал появляться. Подобрел, лицо округлилось — значит, хорошо стал зарабатывать. Но ведь это заслуженно: я такого умного парнишку и не встречал больше. А потом сократили всех и разом закрыли наше предприятие. Работы нет, а у меня жена, двое дочерей и двое внуков. Аня не работала, твоя мама с тобой сидела, тетя Оля со Стасом. Однажды мама твоя пришла, плачет, говорит: денег нет совсем, Веру кормить даже нечем. Отцу твоему зарплату задержали. Аня не выдержала и говорит мне: «Пойди к тому пареньку. Он ведь знаменитый стал. Может, возьмет тебя».

Стыдно мне, Вера, было. Мужик взрослый, а семью прокормить не могу. В глаза своим девкам смотреть совестно. Ну и пошел, позвонил. Паренёк встретил меня, не забыл. И должность дал, и машину сразу с водителем. И квартиры появились, и живем мы теперь все хорошо благодаря ему. Вот, Верочка, что добро делает! Однажды ты руку протянул, а в ответ и тебе протянут.

Дед вытер навернувшиеся слезы. А Вера сильнее только прижалась к нему и за шею обняла. «Хороший у меня дед, лучше него нет на всем белом свете!» — думала Вера, и сердце ее радостно стучало.

О том, как дед разбогател, было принято молчать. Вера не понимала почему, но хранила тайну. Ей было очень приятно, что эту тайну ей лично рассказал сам дед. И бабушка, и дочери быстро освоились с новым положением. Распорядителем всех благ в семье был дед. Деньги на обучение внуков, одежду, отдых он распределял по справедливости, не обделяя никого и никого не обижая. Всех устраивал созданный им порядок.

Веру после школы определили в финансовую академию на самый престижный факультет международных отношений. Ни с финансами, ни с международными отношениями у Веры ничего не складывалось. Да и с дедом Вера стала видеться реже. Он в это время как раз купил дачу и все выходные проводил там с младшим братом Веры Арсением.

Новость о смерти деда застала Веру врасплох. Дед не болел, выглядел бодрым. С чего бы ему умирать? На похоронах Вера плакала, но в душе у нее было тихо. Она знала, что любовь деда всегда с ней, рядом, ее уже никому не отобрать.

После смерти деда оставаться в Москве стало тяжело, а учиться еще невыносимей. Доезжая утром до дверей академии, Вера садилась на автобус и ехала обратно. Ее прогулы не могли долго оставаться тайной, и вскоре пришло извещение об отчислении. Вера восприняла новость с облегчением, хоть и боялась реакции мамы с папой. Почти год Вера сидела дома. Пока однажды мама не взяла ее документы, чтобы перевести их на английский и подать в университет Канады. Вера успешно сдала тест на знание английского IELTS, благо с языком у нее не было никаких проблем. Воодушевленная перспективой переезда, Вера восстановилась в академии на третий курс. Получив в конце октября визу, в ноябре Вера уже выходила из самолета в Торонто, ощущая неведомый до сих пор воздух свободы.

Учеба начиналась с января. А оформить льготное жилье можно было только с начала учебы. Поэтому Вера до января жила в семье добродушных филиппинцев и ходила в языковую школу. Впереди ее ждали новая жизнь, новый вуз и новая специальность — психология.

Глава 11. Чашка не из того сервиза

В двадцать один год Свете казалось, что жизнь наконец-то повернулась к ней своей лучшей стороной и все беды позади. На пятом курсе института на площади, освещенной разноцветными огнями фейерверка в честь Дня города Новосибирска, она познакомилась с Сергеем. Высокий, красивый, похожий на американского актера, он сразу перешел к активным действиям и уже через два месяца сделал Свете предложение. Родители Сергея жили в престижном Академгородке. И мама, и папа были профессорами в разных областях. При знакомстве с невестой своего единственного сына Елена Викторовна, мама Сергея, окинула колючим взглядом скромную одежду Светы, стоптанные каблуки на старых ботинках. Ее аккуратно выщипанные брови взлетели вверх, и она произнесла:

— Да уж.

Папа был более благосклонен. Глядя на стройную фигурку Светы, он одобрительно хмыкнул. Но тогда для Светы это не имело значения. Сережа ее любил, дарил цветы, покупал ей новые туфли и нижнее белье и гордился тем, что его жена — будущее светило отечественной психологии.

На свадьбе со Светиной стороны была только подруга Лиза. Услышав новость о свадьбе дочери, мама сказала, что с ее здоровьем путешествовать небезопасно. Она все время жаловалась на свое здоровье, хотя никогда ничем серьезным не болела. Мама даже не отправила Свете поздравительную телеграмму. Видимо, забыла. Родители мужа общались со Светой холодно, вынужденно и редко. Сына они приглашали без нее. Иногда Сергей ехал к ним один, иногда оставался дома, но ни разу он не встал на защиту Светы. Таких ситуаций набиралось все больше, и обида нарастала как снежный ком.

Однажды, когда они возвращались с речки, Сергей предложил заехать к родителям на ужин. Света согласилась. После речки хотелось ополоснуться, и Сергей пошел в душ первый. Света дождалась его и проскользнула в ванну. Она была там около десяти минут, а выйдя, услышала, что муж и его родители сели за стол и начали есть без нее. Света молча прошла в зал и села ждать, но никто за ней не пришел. А через час Сергей вернулся и как ни в чем не бывало сказал:

— Ну что, поехали домой, я что-то устал.

В машине Света не сдержалась.

— Ты никогда не встаешь на мою защиту! — произнесла она и поняла, что сейчас разревется.

— Не понял, от кого и в чем я должен тебя защитить? — нахмурился Сергей.

— От твоих родителей! Они все время делают вид, что меня нет!

— Тебе не надоело выдумывать? — вспыхнул муж. — Родители к тебе прекрасно относятся и принимают тебя у себя!

— А тебе не пришло в голову, что сегодня нужно было позвать меня к столу? Я ведь тоже была голодна!

— Света! Но ведь ты же не маленькая, почему ты сама не могла прийти на кухню? Тебе не кажется, что это ты возомнила себя принцессой?

Света поняла, что они говорят о разном, и уже тихо, словно сдаваясь, произнесла:

— Я никогда у них не чувствую себя как дома. Это твой дом, но тебя они всегда зовут к столу.

На этом разговор закончился. А обида тихо осела в глубине Светиной души.

Света старалась быть хорошей. Она готовила разнообразные угощения, приглашая свекров на дни рождения — свои и Сергея. Тщательно выбирала к каждому маломальскому празднику дорогие и ценные подарки. И не противилась, если Сергей ехал к родителям в гости один. Когда спустя почти год Света забеременела, отношения со свекровью немного потеплели. Однако оттепель продлилась всего семь недель.

После выкидыша свекровь встретила Свету презрительной ухмылкой. «Все с тобой понятно», — светилось на её лице крупными буквами.

После второго выкидыша на Свете поставили крест. На очередном семейном торжестве, проходя мимо подруг свекрови, Света услышала: «Дорогие мои, ну все же было очевидно с самого знакомства. Эта чашечка не из нашего сервиза. И я очень надеюсь, что мой бестолковый сын скоро уже наиграется с ней в любовь».

«Гадкие, мерзкие снобы! — думала Света, выбегая на улицу и закуривая первую в своей жизни сигарету, которую она выпросила у официанта. — Да что они о себе возомнили! Профессорские степени не делают их аристократами. Хренов фарфор! Я не собираюсь встраиваться в вашу коллекцию бездушных чашек. Да если бы был жив папа, у вас бы и духу не хватило со мной так разговаривать!» Свету душили гнев и слезы.

— А ты что это у меня, закурила? — сзади незаметно подошел Сергей. Света вздрогнула и, заикаясь, ответила:

— Н-нет, сейчас потушу.

Мысль о разводе ей в голову тогда не приходила. В отличие от своих родителей, Света выходила замуж навсегда, а потому она готова была многое терпеть и бороться за свой брак.

А через несколько месяцев в компании, где Света работала специалистом по кадрам, был корпоратив. Она танцевала с руководителем финансового отдела, и ее вдруг обожгло резкое желание. Виктор был женат, но они взяли такси и сняли номер в отеле.

Вернувшись домой поздно ночью, Света не испытывала ничего. С утра она ждала похмелья и чувства вины, но ни того, ни другого не появилось. За одним любовником появлялся другой. Света к ним не привязывалась и расставалась легко. Вскоре она научилась обманывать Сергея, и когда в очередной отпуск он уезжал с родителями без нее, обида уже не просыпалась.

Глава 12. Ромка

Ника смотрела, как несколько капелек пота тихонько сползают по Ромкиному лбу, и думала, что сейчас они попадут ему в глаза и начнут щипать. Она привстала со стула, но тут же села обратно под осуждающим взглядом физиотерапевта Ивана, здоровенного парня с могучими ручищами.

Ромка кряхтел, все его лицо было красным от напряжения, но он снова и снова сгибал руки в локтях и следовал указаниям Ивана. Благодаря ежедневным тренировкам, терпению и профессионализму массажистов, физиотерапевтов, инструкторов по ЛФК и еще целой гвардии специалистов, Ромка стал сидеть на полу с вытянутыми вперед ногами почти по пять минут. Лучше стали двигаться руки, и это была колоссальная победа. Никто не говорил о конечных результатах. Все радовались маленьким улучшениям. Повороту ладони на ребро, поворотам на спине, сгибанию обеих рук в локтях.

Год Ника и Ромкины родные подмечали самые крохотные улучшения и подбадривали этим друг друга. «Год!» — удивилась Ника. Она посчитала что-то в уме и незаметно кивнула. Год. Год борьбы, слез, безнадежности, отчаяния, депрессии. После того как Ромка пришел в себя, его единственным желанием была смерть. Он закрывал глаза, не желая видеть лица родных и Ники. Потом пришли смирение и принятие. Физическая нагрузка не давала погрузиться в жалость к своему положению. Тренировки начинались с восьми утра и заканчивались в семь вечера. Усталый Ромка просто добирался до постели, читал и засыпал. За это время, сколько Ника ни пыталась поговорить о произошедшем, ей так и не удалось вытянуть из Ромки ни слова.

Ника посмотрела на Ромку и поняла, что за этот год он из озорного, реактивного парня превратился во взрослого мужчину. Черты лица стали глубже. Перед Никой сидел на полу совершенно незнакомый мужчина. Испугавшись этой мысли, она отвернулась и посмотрела в окно. Погода была такая же, как в день их знакомства.

В девяностые, во время этнической чистки, Никины родители бежали из Казахстана. Они вынуждены были бросить свой дом, хорошие должности и все, что нажили за жизнь. Ника была единственным ребенком. Чтобы оградить ее от проявлений геноцида, родители быстро приняли решение о переезде в маленький городок Калязин Тверской области. Чем именно город так привлек родителей, Ника не понимала до сих пор. Грязный, маленький и убогий — казалось, он стоял где-то на задворках мира. Ника ненавидела Калязин всей душой и до сих пор винила родителей в том, что они не сделали более достойный выбор. Ненавидела она и двухэтажную деревянную школу, в которую вскоре устроилась учителем русского и литературы мама Ники. Но больше всего Ника ненавидела одноклассников, которые говорили только о дискотеках, драках и шмотках.

Вся красивая одежда Ники осталась в Казахстане. Первые несколько лет в Калязине родители налаживали быт, и важнее было купить новую кастрюлю, а не блузку или туфли Нике. А когда началась первая зима с мерзким ветром и холодами, на Нику, уже взрослую девятилетнюю девочку, надели страшную собачью шубу. Ей в этой шубе хотелось провалиться сквозь землю. Но ходить в мороз в одной школьной форме Ника не решалась. Тогда и начались нападки одноклассников. В классе она стала настоящим изгоем, с ней не общались ни девочки, ни мальчики. А когда Ника шла в этой треклятой шубе, ей в спину летели камни. Они не больно ударялись об упругую собачью шерсть, Ника шла не останавливаясь и не поворачиваясь и запрещала себе пролить хоть одну слезинку.

«Я не доставлю им такого удовольствия», — думала она.

Но все изменилось в один день, когда вместе с полетевшим камнем Ника услышала свист и ругань. Затем раздался топот ног. Ника шла молча, боясь обернуться и увидеть преследовавших.

— Постой! — услышала она за спиной. Голос был мальчишеским, но ей он почему-то показался взрослым.

— Да постой же ты! — повторил голос, и кто-то крепко взял ее за руку. Ника повернулась и увидела самого красивого парня на свете. Она даже простила своих родителей за то, что они привезли ее в эту дыру. Голубые глаза, шапка из цигейки, нахлобученная почти на затылок, смешной крытый полушубок…

С тех пор нападки на Нику прекратились. Ромка был старше на пять лет. Высокого голубоглазого парня боялись все в школе, поэтому одноклассники начали обходить Нику стороной, чтобы не навлечь на себя Ромкин гнев. Каждый день Ромка сопровождал Нику в школу и обратно. Он даже сбегал со своих уроков, чтобы не отпускать ее одну. Летом они купались в речке, пока губы не становились совсем синими или пока мама Ники не прибегала за ней, испугавшись, что дочери давно нет.

Только потом от своего папы Ника узнала, что Ромкины родители потеряли дочь. Она заболела желтухой и умерла за год до их переезда. Ей было десять. Лишившись сестры, Ромка нашел ее в лице Ники.

Но однажды на речку Ромка пришел не один. С ним шла пухлая блондинка с кудрявыми волосами.

— Знакомься, Ника, это моя будущая жена Даша! — сказал Ромка. — А это Ника, — Ромка немного помолчал, — сестра.

Ника проплакала всю ночь. А утром как ни в чем не бывало пошла с Ромкой и Дашей в школу.

«Господи, как давно это было! — подумала Ника, закрыв глаза. — Будто в прошлой жизни».

Она отвернулась от окна: Ромка лежал на полу, раскинув руки и ноги и закрыв глаза от усталости. Вся его одежда была мокрой от пота.

— Время вышло, поехали домой, — сказала Ника, поднимаясь со стула. — Даша ждет нас к ужину. Олег тоже уже подъезжает.

Глава 13. Папа

— Привет, сестренка, как у тебя дела? — услышала Вера в трубке голос Стаса.

— Привет. Как обычно: работа, дом — ничего нового, — ответила Вера, устраиваясь в кресле поудобнее. Стас звонил редко, но обычно их разговоры бывали долгими. Да и торопиться было некуда: Вера вернулась с работы, поела, и ее ждали только переводы.

— Родители сказали, что последний раз ты быстро уехала с дачи и была расстроенная. У тебя точно все хорошо?

— Да, да, не переживай. — На Веру неприятно накатило воспоминание о прошедшем выходном.

— Слушай, у меня к тебе просьба, — вкрадчиво начал Стас. — Тебе ведь уже сообщили, что я встретил девушку?

— А как же, — усмехнулась Вера, — от тебя уже и внуков ждут.

Стас пропустил эту фразу мимо ушей и продолжил:

— Папа узнал, что Настя, моя девушка, любит группу «Рамштайн», и где-то раздобыл билеты на фильм про них. Сеанс завтра вечером, а моя начальница назначила на это время совещание. Пойти с Настей на фильм я никак не могу. Сходи с ней, пожалуйста.

Вера опешила.

— Стас, я даже не знаю… Я как-то не люблю «Рамштайн» да и твою Настю не знаю. — Вера погладила Джафара, который, улучив момент, разлегся у нее на коленях. Джафар вырос и оказался огромным мейн-куном.

— Она замечательная! — начал Стас восторженно, не видя, как на другом конце провода Вера закатила глаза. — Тебе обязательно понравится. Ну Вера, ты же все время сидишь дома!

— Вообще-то у меня много переводов, — Вера попыталась сопротивляться, но мысль о переводах вызвала еще большую грусть. — Во сколько начало и где?

— Начало в семь, я тебе все напишу. Ты же с работы возвращаешься раньше семи, а кинотеатр недалеко от твоего дома, так что успеешь. Ты знаешь, что ты самая лучшая сестра?

— Не начинай. — Вера залилась краской, не понимая, почему ее смущают любые теплые слова в ее адрес. — Я единственная твоя сестра, поэтому ты так и говоришь.

Положив трубку, Вера все еще сомневалась, сможет ли пойти на концерт. Но от размышлений её отвлёк шум из глубины квартиры. Вера постучалась в ванную:

— Пап, что там у тебя происходит?

— Да лейка душа совсем испортилась и не работает, — прокричал папа из-за двери.

— Займись, пожалуйста лейкой — Папа, выйдя из ванной, вытирал волосы полотенцем. Капли воды падали на пол и собирались в крохотные лужи, которые, Вера знала, папа за собой не вытрет.

— По-твоему, это я должна что-то сделать с душем? — воскликнула Вера. — Раз ты живешь здесь и не оплачиваешь счета, может, ты хотя бы займешься бытовыми вопросами? — Она подошла к окну и уперла руки в боки.

— Вера, ну это же твоя квартира, — спокойно ответил папа.

— Квартира моя, но ты здесь тоже живешь! — Вера говорила все громче. — Мог бы хоть половину квартплаты оплачивать.

— Так ты мне напоминай, я буду платить, — ответил папа и налил себе чай.

Вера отвернулась. Сил смотреть на отца не было. Она знала, что не сможет его выгнать. Брать с него деньги на квартплату ей тоже было стыдно. Но Веру раздражало, что он не помогал ей даже в мелочах — починить потекший кран, поменять лампочки, вынести мусор…

Родители Веры развелись, как только она переехала в Канаду. Ей рассказали об этом как об уже свершившемся факте. Папину квартиру сдали, так как он не мог обойтись без денег с аренды. И мама не то спросила, не то сообщила Вере, что, раз она в Канаде, папа пока поживет в ее квартире. Вера не возражала. Тогда она и подумать не могла, что ей придется вернуться в Россию. Она училась, работала в книжном магазине при университете, где продавались учебники, и снимала в студенческом городке небольшую уютную комнату в доме с семью парнями-соседями. С двоими из них она сдружилась. Один был из Канады, второй из Мексики. А в университете Вера познакомилась с русской девушкой Ксенией, родной брат которой жил в шикарной трехкомнатной квартире. Они часто втроем ужинали и проводили время. Вера даже мыслями не возвращалась в Москву.

До сих пор Вера не могла простить себя за бестолковость. Ведь ей тогда нужно было просто найти адвоката и продлить документы. Но время шло, учеба и рабочая виза Веры в Торонто закончились, и сделать уже ничего было нельзя. Пришлось спешно собирать вещи и возвращаться в Россию.

В Москве Вера почти год провела в самобичевании, просмотре сериалов и поедании шоколада, пока однажды не позвонил Стас и не сказал, что договорился о собеседовании в бюро переводов. А Верин папа первое время обещал выгнать своих квартирантов и съехать. Потом он стал жаловаться, что его квартира далеко и ему неудобно будет добираться. Куда он планировал добираться, Вера так и не поняла. Работал он из дома, что-то собирал в компьютерах. Потом папа серьезно заболел, и все родственники сошлись во мнении, что Вера не должна оставлять его одного.

У папы были родители, двое старших сыновей от первого брака, с которыми он часто общался, и у него имелась своя квартира. Почему он решил жить с Верой, для нее оставалось загадкой, которую она уже перестала разгадывать последние четыре года. Если Вера в разговоре с мамой заикалась о выселении папы, то в ответ каждый раз получала обвинения в эгоизме. Даже Стас, который чаще всего поддерживал Веру, на ее желание выселить папу осторожно спрашивал: «Ты же не думаешь, что, как только ты его выселишь, у тебя появится мужчина?» Будто это была единственная цель Веры. Поэтому со временем Вера прекратила борьбу. Но раздражение внутри неё копилось.

Лейка в душе текла уже не первый день, и менять ее Вера не хотела. Она хотела поменять душевую кабину. Но оплатить ее Вера пока не могла. Около года назад, когда Вера заболела ковидом, одновременно заболел и Стас. Бабушку выселили на время к маме, а их со Стасом поселили в бабушкину квартиру, чтоб они не заразили остальных членов семьи. И надо же было Вере додуматься взять с собой Джафара, чтобы не было скучно. Спустя неделю после того, как она вернулась в свою квартиру с отрицательным тестом, у Джафара отказали почки, и Вера вот уже второй раз за последние несколько месяцев возила кота на капельницы. Она жутко винила себя в болезни кота и старалась сделать все возможное, чтоб он выздоровел.

Папа же отказывался давать деньги на душевую кабину. Еще и этот Стас со своей Настей. Почему она должна тащиться на какой-то фильм с незнакомой девушкой, Вера не понимала. Чувствуя, как от всех этих мыслей у нее защипало в глазах, Вера вернулась в комнату, легла на кровать в окружении всех своих животных и включила любимую передачу про крушение самолетов.

Глава 14. Иван Куприянович

Август выдался невероятно жарким. Однако, несмотря на тридцатиградусную жару, на каждом дереве уже виднелась желтая листва, напоминая о неотвратимом приходе осени.

Утром Света неожиданно получила смс от старого знакомого, с которым не виделась уже больше трех лет.

Однажды, находясь в гинекологическом отделении больницы после четвертого выкидыша, Света вышла в коридор, расположенный между двумя отделениями. Ей хотелось спрятаться от людей, особенно от женщин с огромными животами, предвкушавшими материнство. До сих пор Света не понимала, почему женщин после выкидышей кладут в то же отделение, что и женщин на сохранение. Это было невыносимо. Однако даже спустя много лет, приходя в отделение волонтером-психологом к женщинам после выкидышей, Света видела все ту же картину.

В тот день между лифтом и стеной Света заметила небольшую нишу. В нее она и забилась, усевшись на свою тапочку, и заплакала — впервые с того момента, как ее привезли на скорой.

Лифт привозил и увозил людей, двери открывались и закрывались — и коридор больницы то на несколько минут становился тихим, то вновь шаркали чьи-то ноги, а Света все сидела и тряслась от рыданий.

С самого раннего детства Света верила в волшебство и справедливость мира. Её воспитывали на сказках, где добро обязательно побеждало зло, а хорошим людям воздавалось по заслугам. И всю жизнь Света выбирала быть честной и доброй. Но вот в очередной раз, чувствуя спиной холодную больничную стену, она не понимала. Не понимала почему… Уже третий раз в соседнюю палату к цыганке приходил муж. Она с огромным животом, грозившим вот-вот лопнуть, бежала на улицу и возвращалась на этаж с запахом табака, жуя жевательную резинку. Свете хотелось кричать изо всех сил, потребовать ответа от того, кто это все устроил! Но она только тихонько плакала от безысходности и отчаяния.

Закрыв лицо ладонями, Света не сразу заметила человека, который погладил ее по голове.

Она подняла глаза и увидела перед собой высокого, полностью седого мужчину. На вид ему было не больше пятидесяти, и его белые волосы совсем не вязалась с красивым открытым лицом.

Света посмотрела на мужчину и снова заплакала, а он, продолжая гладить ее по голове, мягко сказал:

— А не попить ли нам горячего чая, барышня?

Седоволосый мужчина помог ей подняться, отвел в другое отделение, укрыл пледом и налил горячего чая с сушками и вареньем. Света позволила ему проявить заботу. Заваривая чай, мужчина сказал, что его зовут Иван Куприянович и он работает в этой больнице врачом. А ещё он сказал, что в жизни плохое случается и с хорошими людьми. И что это совсем не означает, что они делают что-то не так. Каким-то волшебным образом этот мужчина, не зная Светиных мыслей, отвечал на них.

Они проговорили несколько часов. Выписываясь из больницы, Света приняла три важных решения. Первое — она разведется с мужем. Света больше не хотела быть виноватой в том, что планы Сергея на многодетную семью разрушены. Вторым решением стало вернуться в психологию и пройти повышение квалификации, начать частную практику. У Ивана Куприяновича в арсенале было только слово. И Света почувствовала на себе его силу. Правильно подобранными словами врач смог ее успокоить, вытащить из отчаяния. И еще Света решила переехать в Москву. Она поняла, что больше не может находиться в городе, где ей ничего не мило.

— Как же я рада вас видеть! — Света крепко обняла Ивана Куприяновича. Они снова встретились в его любимом грузинском ресторане. По словам Ивана Куприяновича, здесь подавали самые вкусные хинкали в Москве.

После объятий Света внимательно на него посмотрела. Иван Куприянович был все таким же подтянутым, энергичным и совершенно седым. Чуть больше морщин на лбу и вокруг глаз, все тот же озорной взгляд.

— Сколько же мы не виделись? — спросила Света, едва они сели за стол.

— Года три? Четыре? — ответил Иван Куприянович. — Я приезжал около года назад, делал операцию молодому парню на позвоночнике. Но тогда совсем не было времени. Не знал, куда выведет операция, и срочно нужно было возвращаться. Так что простите, Светлана. Не стал писать: знал, что вы захотите встретиться, а обещать ничего не мог. Сейчас я приехал на конференцию нейрохирургов. Могу себе позволить на несколько часов встретиться с другом.

---

Иван Куприянович взглядом позвал официантку, грузинскую девушку. Света уже видела её в прошлый раз. Волосы девушки были собраны все в такой же неряшливый пучок. Но ее глаза лучились теплом.

Заказав любимые хинкали, Иван Куприянович внимательно посмотрел на Свету.

— Счастливое замужество сделало тебя абсолютной красавицей. Ты стала взрослее, мудрее. Расцвела по-настоящему. Из взгляда ушли нервозность и поиск.

Света вкинула брови от удивления.

— У меня был в глазах поиск?

— О-о-о, дорогая, у всех незамужних женщин в глазах поиск. Отсутствие мужской любви я считываю сразу. Только под лучами любимых глаз женщина по-настоящему способна расцвести, — улыбнулся Иван Куприянович. — Ну и за девять месяцев беременности. Не хотел тебя расстраивать раньше этим замечанием.

Света засмеялась и поняла, что очень скучала по Ивану Куприяновичу. Ей не хватало этого отцовского внимания и тепла.

— Расскажи, что происходит в твоей жизни? — поднимая бокал, спросил Иван Куприянович. Они чокнулись, и Света, слегка захмелев от выпитого на голодный желудок терпкого вина, начала свой рассказ.

Недавно, работая с психологом, Света пыталась разобраться в своем раздражении на сына мужа от первого брака и обнаружила, что желание стать мамой по-прежнему живет в ней. С той встречи она все время думала, что будет, если снова попытаться. Эти мысли она и озвучила Ивану Куприяновичу.

— Ну а что же говорят на это ваши коллеги?

— К моим коллегам, Иван Куприянович, я хожу, только чтобы вслух произнести свои проблемы и послушать их со стороны.

---

— Не жалуете вы их, Светлана! — щедро поливая хинкали соусом, усмехнулся Иван Куприянович.

— Ни один из них вам и в подметки не годится, — покачала головой Света. — Иметь красный диплом МГУ недостаточно, чтобы стать хорошим психологом. Нельзя без прожитого опыта помочь человеку найти опору. Я ведь и сама после института два года только смогла отработать психологом. Выгорела как спичка моментально. От проблем людей меня стерло в порошок. Сидели они у меня в кресле, плакали, а мне впору с ними садиться и реветь. Без жизненного опыта в нашей профессии никуда. Я ходила, и не раз, к своим коллегам. Но один разговор с вами в сто раз ценнее.

— Ну лиса ты все-таки, Света! — засмеялся Иван Куприянович, однако краска удовольствия разлилась по его щекам. — Уверен, ЭКО тебе предлагали не только твои коллеги, но и мои?

— Предлагали, конечно, — кивнула Света и упрямо сжала губы. — Вы же знаете мою позицию, я в Бога верю. Если не дано, то нечего и стараться.

Иван Куприянович вдруг неожиданно громко и заливисто рассмеялся. Успокоившись и смахнув белоснежным платком слезы в уголках глаз, он посмотрел озорным взглядом на Свету:

— А ты, значит, считаешь, что Бог лопух? — Иван Куприянович снова от души расхохотался. — То есть люди втихушку от него смогли влезть в Божьи дела и давай, значит, без спросу человеков создавать?

Света впервые в жизни посмотрела на свое убеждение с этого угла, и ей вдруг тоже стало смешно.

— Ну слава Богу, сама поняла абсурдность, — посерьезнев, произнес Иван Куприянович. — С ЭКО другие риски, думаю, ты все про них знаешь, как и про усыновление.

— Да, я слишком много знаю про генетику, семейные системы и про опыт моих клиентов, чтобы пойти на этот шаг осознанно, — ответила Света.

— Ну вот видишь, вопрос лишь в желании. Если есть желание — мир предложит разные решения. Вопрос, моя дорогая, не в том, что нам дано. Красота, богатство, любящие родители. А в том, как мы воспринимаем реальность. Спорим ли мы с данностью, конфликтуем, злимся и идем напролом, принимаем ли мы все удары судьбы и чувствуем себя жертвой этого несправедливого мира или берем все самое лучшее из того, что нам дано. Из кислых яблок уже не сваришь сладкое варенье, но можно поставить вино и выпить его с друзьями. Понимаешь?

Света понимала. Она готова была расцеловать Ивана Куприяновича. За то, что он снова помог ей принять решение.

Света улыбнулась и поднесла бокал к губам. Она впервые за вечер по-настоящему почувствовала аромат и букет вина, собранного под яркими лучами Грузии.

Глава 15. Даша

«Черт бы побрал эту Дашу!» — думала Ника, закуривая вторую сигарету и чувствуя, что наелась до отвала. Мало того, что каждое блюдо как ресторанный шедевр, — и ведь не лень же ей украшать все, что стоит на столе, — так она еще и умудряется выглядеть младше Ники. Как ей это удается? Как-как! Даша не работает и не работала ни дня в своей жизни. Сын уходит в школу, нянька ему не нужна, вот она и старается.

Даша была полной противоположностью Ники. Пухлая улыбчивая кудрявая блондинка с ямочками на щеках. Она порхала по жизни, не переносила трудностей, сразу бежала к врачу, как только у нее где-то кольнет. Весь мир крутился вокруг Даши, и в любой компании она была в центре внимания.

Ника же была хрупкая, с фигурой мальчишки-подростка и темными волосами, которые она всегда коротко стригла. Ника никогда не жаловалась, старалась держаться в тени и предпочитала молчать.

В гардеробе Даши были платья, юбки и всего один брючный костюм. Она купила его для походов по собеседованиям на деньги, которые родители Ромки передали ей в больнице после аварии. Костюм не был надет ни разу.

Ника же предпочитала брюки и джинсы. Она не надевала украшений, считая это пошлостью. Ника не носила даже обручальное кольцо. Еще большей пошлостью Ника считала быть женщиной и сидеть дома. Ее раздражали бытовые обязанности. С самого начала совместной жизни они с Олегом делили их поровну. Ника гладила только одежду, не желая убивать время на постельное бельё и полотенца. Олег стирал свои носки сам, гладил рубашки. Еду они готовили вместе. Кто-то чистил картошку, кто-то морковь. И если уж в дождливые выходные они затевали уборку, то тоже вместе.

Даша же всю работу по дому делала сама. И Нику, когда она изредка оставалась ночевать у Даши и Ромки, раздражали отглаженные и вкусно пахнущие простыни. И ведь не лень же ей время тратить! Ника давно перестала анализировать свое отношение к Даше, принимая ее так, как принимают бедного родственника. Она есть, и с этим нужно мириться. Когда же Ника пыталась пожаловаться Ромке на какое-нибудь очередное глупое поведение Даши, он неизменно отвечал:

— Ник, ну ты-то должна понимать.

На этом любой разговор прекращался.

Даже сегодня Даша выглядела так, будто это не ее муж прошел через год сложнейшей реабилитации и сидел теперь в инвалидном кресле.

— Ничка, ты не замерзла? — Олег подошел и накинул полушубок на Нику. А потом сел рядом на качели и тоже закурил.

Снег еще не выпал, и осень пока пыталась отстаивать права. Но с наступлением темноты холод уже пробовал свою силу.

— Может, бросим курить? — немного помолчав, спросил Олег.

— Мы уже бросали, — буркнула Ника.

— Ну на этот раз серьезно. Будем друг друга поддерживать?

— Олег, если ты хочешь, бросай. Я не хочу, меня все устраивает.

— Но ведь вдвоем легче. — Олег посмотрел Нике в глаза.

Она сделала ещё одну затяжку и проговорила бесцветным голосом:

— Я подумаю.

— Хорошо. А какие у нас планы на завтра?

«Ну началось!» — застонала внутри Ника. Она знала Олега как облупленного. Именно с такого вопроса он неизменно начинал, когда его родителям срочно требовалась помощь. Несмотря на то что у них было два сына, именно Олег был незаменим.

— Никаких, а что? — со вздохом ответила Ника.

— Да просто родители попросили завтра к ним заглянуть, дров в баню наколоть. Мы же потом сами приезжаем париться.

«В гробу я видала их баню», — подумала Ника, но вслух сказала:

— Хорошо, Олег. Езжай к родителям, я найду чем заняться.

— А ты не поедешь? — Олег сделал вид, что расстроен.

Нике надоел этот разговор, она затушила сигарету, встала и, возвращаясь в дом, бросила:

— Я еще не успела соскучиться по твоим родителям.

В доме было тепло и пахло березовыми дровами. Ромка сидел около камина, потягивая пиво из жестяной банки, и смотрел на огонь. За стеклом язычки пламени вытанцовывали им одним известный танец. Даша уносила грязные тарелки и приносила из кухни чайные пары. Андрей молча помогал ей, расставляя приборы вокруг стола. По его лицу было видно, что делал он это неохотно. Но заняться своими делами он мог, только выполнив то, что ему наказала мама.

Ника села на кресло около Ромки и открыла бутылку пива.

— Ничка, милая, а ты можешь завтра съездить со мной в торговый центр в город? Я так хочу новое платье. — Даша поставила чайную пару около Ники и обняла ее за шею. — У тебя такой хороший вкус! А ещё чутье на распродажи. Ну пожалуйста!

«Что им всем от меня надо?» — Ника сжала губы, ей опять нестерпимо захотелось курить.

— Даш, давай завтра проснемся и решим, — ответила Ника, уже жалея, что решила остаться ночевать у них.

Ромка не обращал внимания на женщин. До аварии он обязательно бы вставил шутку в их разговор, а сейчас больше молчал.

— Я не буду чай. Пойду наверх — хочу спать, — сказала Ника, поднимаясь с кресла, а потом добавила, хотя уже заранее знала ответ: — Даш, тебе помочь помыть посуду?

— Что ты, Ничка, я сама помою! Иди отдыхай!

Ника подошла к Ромке, обняла его. Он поцеловал Нику:

— Спокойной ночи.

Потом обняла и чмокнула в макушку Андрея, который уже норовил перерасти ее.

— Спокойной ночи, — поднимаясь по лестнице в свою спальню, ответила Ника.

Несмотря на усталость, Ника не могла уснуть. Она чувствовала себя лишней, чужой. В этом доме, в своей семье, на работе. Пожалуй, только в Калязине, в старом доме своих родителей, рядом с мамой и папой она была самой собой. Ника ненавидела себя за вечное раздражение, за злость, за то, что ни с кем не могла найти общий язык. У нее не было подруг. Лишь ненадолго в ее жизни появлялись какие-то люди, она просто проводила с ними время и ни к кому не привязывалась. Но все почему-то лезли к Нике со своей дружбой, заботой, любопытством. Что давало им повод считать, будто она хочет с кем-то дружить?

«Я просто хочу, чтоб все от меня отстали!» — подумала Ника и незаметно для себя уснула.

Глава 16. Рамштайн

С самого утра Вера была в плохом настроении. Она не могла сосредоточиться на работе и делала только самые срочные переводы документов или сертификатов, откладывая те, которые нужно было сдать не сегодня. Утром ей позвонил дядя Степан, наигранно весело сказал, как он рад, что именно Вера идет на фильм, и извинялся, что сразу не предложил ей.

Радости дяди Степана она не разделяла. В компании незнакомых людей Вера терялась, краснела, потела и плохо себя чувствовала. А девушка Стаса наверняка была ещё и стройной красавицей.

Вера ждала вечера как какого-то наказания. Весь день она выдумывала причины, чтобы не пойти на фильм. Хотелось сказать, что она больна, что много работы и ее не отпускают, что кота срочно нужно вести к ветеринару, но ни одно оправдание не выглядело достаточно убедительно. Стрелки часов двигались медленно, но как Вера ни пыталась остановить их взглядом, все равно показали 18:00. Вера вздохнула, оделась и вышла с работы.

С Настей они договорились встретиться около входа. На улице было уже морозно, но Вере, как всегда, было жарко. Она остановилась у кинотеатра, отдышалась и стала оглядываться по сторонам.

— Ты, наверное, Вера? — услышала она позади себя.

Вера обернулась и увидела Настю. Она была в полтора раза ниже и раза в три стройнее Веры.

— Да, — ответила Вера сдавленным голосом.

— Я Настя, спасибо, что согласилась составить мне компанию! Одна я бы точно не пошла.

Настя болтала без умолку, за что Вера была ей благодарна. Поддержать беседу она не могла и не представляла, что можно спросить у Насти.

Расслабилась Вера, только когда они заняли свои места в зале. Она достала карманный вентилятор, включила его и окончательно выдохнула, когда погас свет.

Сначала происходящее на экране не трогало Веру. Но потом стали показывать отрывки с концертов «Рамштайна». И Вера вдруг почувствовала, что она находится уже не в душном кинотеатре, а на огромном стадионе, освещенном яркими прожекторами, в окружении людей, которым все равно, как они выглядят и что о них думают. Она была среди них. Музыка будто поднимала Веру с мягкого кресла, вибрировала во всем ее теле, и Вера была невесома. Ей хотелось сорваться с места, распустить волосы и танцевать так же свободно, как танцевали все окружавшие ее люди. А еще Вере хотелось петь. Даже не петь, а орать! Она понимала только часть текста, но это было неважно.

Вера вдруг с удивлением увидела титры, и глаза неприятно резанул свет. Она снова была в кинотеатре, рядом улыбалась Настя, а Вера поняла, что стала поклонницей этой группы с сумасшедшей энергетикой.

Всю обратную дорогу Вера крутила в голове застрявшую мелодию и думала, что же будет, если она действительно окажется на концерте группы «Рамштайн».

Она не помнила, как простилась с Настей, как поднялась на третий этаж, покормила животных и села за компьютер. Ближайший концерт «Рамштайна» ожидался летом в Гётеборге, на стадионе Уллеви. Веру охватил такой восторг, что она не могла усидеть на месте. Виза у нее была, оставалось купить билеты на концерт и запланировать поездку. Вера бросила взгляд на часы. Было уже достаточно поздно, но она знала, что младший брат еще не спит:

— Арсений, привет.

— Привет, ты чего так поздно?