Бесплатный фрагмент - Сѣверу Сѣверное

Предисловіе

Въ первое выступленіе, при полномъ залѣ турбогенераторнаго завода, шестилѣтнимъ морячкомъ выплясывалъ «яблочко» и по-мальчишески исполнялъ жизнерадостныя пѣсни о соколѣ-Сталинѣ, въ то время, когда въ фойе, на дубовыхъ столахъ ждали пироги съ курагой и сладкій цеховской чай на крутомъ кипяткѣ.

«Ё», при первомъ — Іосифѣ Виссаріоновичѣ — добавили въ учебники. При генеральномъ послѣднемъ — размѣтили на клавіатуру. Сборникъ разсказовъ, что держите въ рукахъ вы, есть сумма времени, сказки и позабытой буквы «ё»… Здѣсь къ жизни возвращены «ять» и «еръ» (исчезнувшіе когда-то въ снѣгахъ Петрограда), тогда какъ разнообразіе жанра сказки представлено быличкой въ ея техногенной формѣ, когда русалки коротаютъ одинокія дни на заброшенной базѣ подводныхъ лодокъ и Колобокъ не изъ сусекъ родомъ, но въ хлѣбопечкѣ взмѣшенъ.

Первый китъ — это перенятый характеръ рекурсивныхъ сказокъ, относящихся къ реликтовымъ и первороднымъ, а оттого встрѣчающихся повсемѣстно (архаика которыхъ, въ виду особой расположенности къ «мозгу рептилій», позволяетъ воздѣйствовать на сокровенные, на глубинные слои самосознанія). Въ далёкія времена такая сказка-цѣпью развивала у дѣтей рѣчь. Здѣсь же структура повтора переплетена съ путешествіемъ по времени и пространству, словно нѣкій манёвръ обучающій азбукѣ астрофизики, знакомящій съ жанромъ хронооперы и міровъ-лакунъ — вторымъ китомъ при которомъ строится сюжетъ.

Вслѣдъ современному эскапизму и той конфабуляціи, когда книжная исторія становится уже невымышленной, но реальной, когда исторія завлекаетъ въ омутъ себя отрѣзая отъ прежде нормальнаго міра, позволяя окинуть инымъ взглядомъ происходящее съ читателемъ вокругъ. Здѣсь третій китъ — миѳологическая китъ-рыба изъ моря-океана сказовъ, претерпѣвшихъ трансформацію и попавшихъ въ сферу быличекъ — разсказовъ о привычномъ бытѣ (при этомъ достаточно реальныхъ, несмотря на тонъ суевѣрія и сверхъестества), разсказовъ о чудѣ внѣ предѣловъ наблюдаемаго горизонта событій.

Мозгъ (отдѣльной и итоговой строкой), стараясь жить по упрощенной схемѣ, норовитъ забыть слова, буквы и звуки — усреднить до наименьшаго сопротивленія себѣ на радость. Но, если бы мозгъ былъ лишёнъ измѣнчивости, а индивидъ лишёнъ своей особенности, то наклонная исторіи ушла по пути вырожденія. При этомъ, языкъ-вырожденія уже сейчасъ является нормой исключающей выздоровленіе, нормой деградаціи. Языкъ, въ такомъ случаѣ, какъ гипотетическая женщина, скрывающая подъ ласкающими дамскій слухъ суффиксами и обрубками лишь имитированной любви нежеланіе активизировать лобныя доли мозга, работу и безъ того малаго (въ отличіи отъ мужского), но всё ещё неокортекса — доставшагося человѣку цѣной въ милліоны лѣтъ эволюціи.

Упрощенная схема — это и спѣшное бѣгство черезъ отчуждаемое незнакомое, съ обманнымъ чувствомъ истовой вѣры въ правильность сдѣланныхъ выводовъ (сосредоточенныхъ лишь на себѣ понятномъ) или продукта ума, который, впослѣдствіи, искажённымъ транслируются въ міръ. Посему, въ пику, усложнённость подачи, смысловая нагрузка текста преслѣдуетъ цѣль небіологическаго характера, стимулируетъ развитіе идеи, творчества — неотъемлемой части не звѣриной, но человѣческой природы.

Что же.., въ околоткѣ зима — чаевать время-часъ.

Келейно, какъ въ сѣверные вечера возлѣ тёплой печи.

Глава первая

Ей 26

На ней была юбка. Чёрная юбка, едва скрывающая колѣни. Юбка шла строго по бёдрамъ; на таліи. Тёплое кружево.

И зелени чая бѣло-багряный трепета цвѣтъ.

…какъ если бы встрѣтить её одну; за метелью, подъ тишиной фонарнаго натріеваго свѣта.

— Ты плохо выглядишь, дѣвочка моя.

…и отвести въ тепло, въ свой домъ по сосѣдству; со стѣнами изъ складокъ портьеръ и тускло освѣщёнными сводами потолковъ.

— До той поры, пока не станетъ грустно.

Тишины испить

Величина царства сибирскаго соболя кратно сокращена въ результатѣ смерти отъ остановки сердца по причинѣ громкаго (оглушающаго) взрыва тунгусскаго метеорита.

Заиграется, куснётъ — пискни — поможетъ. Онъ сбавитъ силу.., вѣдь, если не сбавитъ, значитъ, съ нимъ никто не станетъ играть.

— Не спѣши прочь. Пойдёмъ въ сторожку чай пить; соболька живого смотрѣть.

…отдыхать въ лѣсу слѣдуетъ. Тамъ та охота — не игра, тамъ та охота — необходимость съ достоинствомъ.

— Тогда достойное достанется достойнымъ и погонщикамъ перепадётъ погоня.

— Тогда незачѣмъ на мышей, на голубей въ стаяхъ незачѣмъ.

— Значитъ, за звѣремъ. И, если не убить, значитъ, воспитать.

Сейчасъ бы тишины испить.

— Заново, ещё разъ.

Горсть карамели «Барбарисъ»

Старый пухъ аллеи въ дальнемъ секторѣ парка, цемента заборъ — огражденіе рва поросшаго полынной зеленью времени. Колесо, фонтанъ, памятникъ и заброшенный лѣтній театръ подъ открытымъ небомъ. Она ёрзаетъ на скамьѣ и ждётъ поцѣлуя.

Космеи — цвѣты на клумбахъ. Непроглядный массивъ тополей Совѣтскаго Союза, ихъ кронъ; и гуща лѣта.

— Здѣсь только мы?

— Да.

…и кисло-сладкій вкусъ конфетъ изъ кармана, что липнутъ къ бумагѣ обёртки.

Лѣсорубъ

«Продамъ типовую панельную пятіэтажку или обмѣняю на сталинку; съ доплатой».

Номенклатурщикъ. Функціонеръ.

Обкомовскій домъ, дворъ, колонка, банкъ и круглосуточный магазинъ.

Здѣсь живётъ лѣсорубъ.

— Ты знаешь, ты черезъ это прошёлъ?

— Да, это результатъ экстраполяціи.

Ромъ изъ Кубы, тонкостѣнный стаканъ съ жёлтымъ ободомъ полосы. Ножи, знакомыя вилки. Жаркое на газовой плитѣ — курица, въ томатахъ растёртъ чеснокъ.

Возлѣ — фабрика безъ стёколъ на окнахъ. Цвѣта краснаго кирпича, съ цифрами на фасадѣ: одинъ, девять, пять, три.

Тамъ полынь по забору. Тамъ ракитникъ на клумбахъ, георгины миньонъ.

Тамъ ракета, качели, сарай.

День деміурга

«Костюмъ дисциплинируетъ мужчину, внутренне организуетъ».

Сергѣй Капица

Право пріоритетнаго проѣзда на равнозначномъ перекрёсткѣ имѣетъ:

Трамвай.

Такси.

Танкъ.

Двое мужчинъ и оба въ костюмахъ. Не кричатъ, глаголы почтенія ихъ благородны. Одинъ — съ тростью и въ шляпѣ, иной же — при орденѣ. Рядомъ бабы.

— Ей, красотой цвѣта тли, не довѣряй и беременность.

Пыль на цвѣтахъ, на красной сальвіи. Губная гармонь. Дно дня города — площадный гвалтъ едва слышенъ; тамъ пиво и потъ.

Карданный валъ — голосъ танка; и лѣто дымкой взялось. Нѣтъ ни дождей, ни грибовъ. Лишь репейника пухъ по полу почты вьётся.

Водораздѣлъ

Стрижи надъ Сталинградомъ. Пролѣски и вербейникъ въ цвѣтѣ.

Въ предвечерьѣ зѣвнувъ и затворивъ за собою дверь (закрывъ вечеръ) отходишь спать.

Дрожитъ удочка поднятая до самыхъ вершинъ. Сверчатъ сверчки, стрижи не летаютъ. Въ низовьѣ иныхъ горъ, возлѣ рѣки — утро.

Собрать подъ бубенъ сиротъ бездомныхъ предстоитъ — звѣря пушного и съ воронымъ перомъ. Незабудокъ букетъ, росы.

— Помню, какъ въ первомъ классѣ оставилъ ботинки на первомъ этажѣ гимназіи.

— Исчезли въ сумеркахъ?

— Безслѣдно.

Если кратко: вотъ я, ты тамъ; и водораздѣлъ.

Ты. Да.

Курсивомъ: дышишь..,

ищешь

въ сновидѣніяхъ,

въ терніяхъ грёзъ.

Завязла въ линіяхъ

майскихъ грозъ.

Палисадника шафрановъ заросли, аптечной ромашки. У мальвы листья въ дождѣ, у тебя слёзы.

— Душа моя.

— Это отъ счастья.

— Никогда не былъ такъ счастливъ, какъ сегодня.

— Ты живи.

— Ты же видишь, у меня получается.

Отцвѣлъ картофель, созрѣлъ — клубни по пашнѣ. Тыквъ розсыпь — временное явленіе; и чеснока косы.

— Ты человѣкъ?

— Да, человѣкъ.

— Это нормально.

— Сейчасъ, да, нормально.

Всегда

Въ такихъ подъѣздахъ пахнетъ варёной картошкой; учтёнъ алоэ, изгибы его колючекъ.

Крутни ключъ дверного звонка — пригласитъ, усадитъ за столъ съ деревяннымъ ящикомъ хлѣбницы, нарѣжетъ окорока щедро, а въ кружкѣ (съ пастушкомъ и гусями) поставитъ лимонный чай, только что съ газа.

— Послѣднее время много думалъ.

— Новая шутка.

— Ладно.

На окнѣ — алоэ. И здѣсь тоже.

Лисій миѳъ

Миѳы, что стоятъ за нами: возвращающаяся съ охоты борзая — уже вдалекѣ, за буреломомъ, за царь-бурьяномъ.

Подъ янтарёмъ липы, наблюдаетъ за своимъ хвостомъ лисёнокъ; щурится.

— Помнишь?

— Планетарный масштабъ встрѣчи двухъ большихъ людей.

— Насъ двое?

— Насъ больше. Ещё больше.

Жёлтая листва по автомобилю «Побѣда» (возлѣ калитки), въ ста метрахъ журавликъ скрипитъ. Громыхаетъ.

Прохлада

Ты смотришь на себя, просматриваешь хроники, всматриваешься въ чащу суеты и душной скованности.

Зной.

— Кто эти двое?

— Незнакомцы.

Тѣнь покажи. Медвѣдемъ стань. Разскажи, баргузинъ, о берегѣ Байкала.

— У насъ разные почтовые индексы.

— Намъ не быть вмѣстѣ.

Ночь. Грозовой фронтъ. Пахнетъ мхомъ и (за день нагрѣвшейся) тёплой водой въ стаканѣ. Въ окнѣ, на лужайкѣ, Востокъ-1.

Теперь прохлада.

Сѣверъ. Ледоколъ. Маякъ

Полюсъ — точка геоида ближайшая къ противоположной.

Цвѣтовыя рѣшенія такого — бѣлый, чёрный и миѳически холодный, какъ эѳиръ, синій. Ледоколъ же къ нему (красное начало видимаго спектра) оставляетъ за кормой слѣдъ, тянущійся отъ портоваго хаоса.

…нѣтъ нужды переживать за то упущенное. Нынче лишь снѣгъ, лёдъ и заново, въ произвольномъ порядкѣ.

Слагаемъ цвѣта въ чёрно-бѣлую гамму: заснѣжено, холодъ весны въ Союзѣ, спитъ городъ, то есть не бодрствуетъ (этого города нѣтъ на картѣ).

— Оттого, молчи.

— Прискорбно.

Алгоритмомъ галстукъ, узломъ тросъ. И ледяные колья, какъ зимнія заросли сквозь пелену тумана порта. Фетръ Ѳедоры, пальто изъ драпа, иная одежды сѣраго цвѣта.

— Встань, атлантъ.

— Поднимись (и разламывай).

Однообразіе внѣшняго проявлено разнообразіемъ внутреннимъ (синтезъ, модель, сотвореніе).

Творца одинокій храмъ.

Край. Крайней тишины, крайняго покоя походъ (сѣвернаго времени ходъ).

Холодъ

Холодъ лѣтняго утра, туманъ, вечеромъ льётъ дождь — стандартно. Дышишь, по возможности долго, на верандѣ. Глубоко. Сыростью.

— Любовь къ двумъ.

— Сразу къ двумъ?

— Одновременно, да.

— Я тебя люблю.

— Да-я-тебя-тоже.

Чашка изъ обсидіана, ножъ (цѣлебную траву рѣжетъ).

Свиньи въ клеверѣ

Сырость іюля; нѣтъ, августа. Сырость близости: близости осени, близости вымоченныхъ палубы досокъ крыльца, близости лѣса.

— Вотъ онъ, кабанъ, въ чащѣ.

— Чаще же, близнецы — сытыя свиньи, сердца которыхъ болѣе всего подходятъ людямъ.

Взрослѣемъ, пьёмъ чай изъ листьевъ смородины, дышимъ по-августовски холоднымъ клеверомъ.

Чѣмъ пахнетъ комната. Нѣтъ

Въ этой комнатѣ пахнетъ пижмой.

— Нѣтъ, это не такъ.

Пахнетъ лугомъ, луговыми травами. Морскимъ падубомъ и дикой рябинкой.

— Нѣтъ, не этимъ.

Нѣтъ запаха у льда бетона стѣнъ. Ничѣмъ не пахнетъ комната засыпанная чистымъ снѣгомъ.

Апноэ А.

— Мы не видѣлись очень давно.

— Какъ такъ получается?

— Такъ получается.

Несмотря на то, что съ закрытыми глазами міръ темнѣе, чѣмъ кажется, ихъ не открываютъ, продолжая испытывать страхъ.

— Эта книга для ночи.

— Съ ней спокойнѣе?

— Съ ней нѣжнѣе.

Вѣна по предплечью напряжена; по шеѣ. Линія ея скулъ.

— Ты медвѣдь со смѣщённымъ графикомъ спячки.

— У тебя апноэ и родинка возлѣ уголка.

— Губъ.

Ключевая фигура

Фрески по своду. Схема линій метрополитена, схема соотношеній. Трубчатые свѣтоводы.

Прелестный профиль предѣльно понятенъ (изъ положительныхъ качествъ — боль, взглядъ, грани основъ, остовъ и ея глубокій голосъ).

Согнута крона дерева, связана подъ корень своими вѣтвями. Дягиля рощи (тирана раны). Поцѣлуй пріятенъ и какъ прежде глубокъ.

— Глубокія раны — основа глубокихъ отношеній.

— Что-то не такъ.

— Нѣтъ, не такъ.

Иниціатива Кремля

Безкорыстно ты любишь невѣжество,

дѣвочка;

истово.

Тебѣ (неистовой) нуженъ сегодня палачъ;

палки, калачи и плачъ.

Шары, шеи въ шарфахъ, портреты въ толчеѣ.

— Исторія о разумномъ человѣкѣ была бы невообразимо скучна и противна тѣмъ, кто въ виду иной, пестуемой парадигмы…

— Такъ, и про снѣгъ скучно, и про сѣверъ твой — вмѣшалась когда-то она.

— Однообразіе размѣренности.

— Скучныя, длинныя слова.

— Разстаться намъ надо. Сейчасъ.

Хорошо, когда ясно

Перенести всѣ дрова въ домъ, заложить ими и половину второго этажа, и всё пустоты подъ лѣстницей. Провѣрить скважины и познакомить съ бѣлкой.

Дѣвочка-курьеръ въ грозу забѣжала, да такъ и осталась. Гроза тогда переросла въ дождь невиданной силы, который лилъ четыре дня; на первый — было не уѣхать, на пятый — невозможно изъ дома выйти.

— Про ноябрьскій морозъ разскажешь?

— Рано, но былъ и онъ.

— Звѣзды?

— Тёмной ночью, когда небо яснымъ стало.

Двѣ безконечности

Незамѣнимый шоколадъ трюфелей. Какао съ каррагинаномъ на молокѣ; фруктозы доля. По ГОСТу съ глазурью бисквитъ въ новогодній мѣсяцъ.

Флаконъ «Консула», велюръ пиджака, вмёрзшій въ берегъ танкеръ и ель петроглифомъ гирляндъ украшено искрится.

Зимній фестиваль въ незамѣтномъ городкѣ у озера.

— Снѣгъ искрится сильнѣе.

— Сильнѣе хруститъ.

Онлайнъ-заказъ рабовъ

Турмалинъ принёсъ дельфинъ.

Его на шнуркѣ изъ кожи

носить можно.

У дельфина родились дѣти.

Ты надѣла его.

Ты ушла (до дна),

ничего не замѣтивъ.

Мѣстный микрорынокъ работорговли и торговли саженцами открытъ въ теченіи мѣсяца каждый выходной день съ середины апрѣля и августа.

У одного вельможи имѣлись рабъ и рабыня (прикованные такъ близко другъ къ другу тяжёлыми цѣпями, что у нихъ часто рождались дѣти, которыхъ вельможа продавалъ въ обмѣнъ на сладости и вино).

Иной же вельможа, злѣе прежняго, не сталъ слушать совѣты и не открылъ доходный дельфинарій. Вѣдь у дельфиновъ могутъ быть дѣти, а высшихъ существъ въ неволѣ содержать нельзя.

— Такъ больше нельзя.

Адлеръ-Абрау-Дюрсо

Сейфъ, Сталина портретъ, изъ жести репродукторъ и наганъ.

Графинъ, стаканъ, граната сокъ и терпкій вкусъ багряной корки.

Завёрнута въ кумачъ кроваво-алая медаль эпохи.

Тѣнь вѣтра простирается за предѣлы. Для игры его подарено перо.

Бункеръ; въ душевой на полкѣ: одеколонъ «Русскій лѣсъ» и опасная бритва. Здѣсь мокрый-чистый полъ. Стѣны, потолокъ, красный абажуръ, лампа правильно мерцаетъ ртутью. Гдѣ-то техники гулъ, гдѣ-то баки съ водой, складъ (многолѣтній запасъ кипятка). Въ комнатѣ сейфъ въ синей краскѣ (внутри: дѣло подъ грифомъ, съ номеромъ пистолетъ). На столѣ изъ орѣшника: бутылка шампанскаго, бокалъ съ гранями и стопка коленкоромъ покрытыхъ книгъ. Въ сахарницѣ рафинадъ; чашки и блюдца нѣтъ нигдѣ, но есть лимонъ. За сосѣдней стѣной узелъ связи, спальня и видъ на Чёрное морѣ за толщей бетона.

Акварель

Дыханія тепло.

Нѣтъ у ночной постели края.

Сомкнуты вѣки, крѣпко спишь;

уютная,

живая.

Пепельный рай — рай возсозданный на пеплѣ.

Утро раннее скоро, безпощадно глубокое, мраморное. Скоро ты встанешь, проведёшь рукою по губамъ, вдохнёшь глубоко (не думая ни о чёмъ).

Разсказать — какъ оторвать (до той поры, неизвѣстное удержитъ насъ; рядомъ).

— Жизнь твоя — картинка акварельная — говоришь ты ей, пока она спитъ.

— …

— Ѣдемъ дѣвочка въ тепло.

— Такъ вѣдь рано.

— Ѣдемъ. Подышимъ вѣтромъ на морѣ.

Тетива

По бульвару внизъ, внизъ къ рѣчному порту. Тамъ неподвижны колёса парохода, тамъ дымъ листвы по рѣкѣ, студёная рябь. За мостомъ городъ, за мостами ты — глаза оленьи за вѣтвями кустовъ.

Шафраны торчатъ, осеннія астры, дицентра — разбитое сердце, выстрѣломъ надвое расколото средоточіе. Червякъ замерзать молча выползъ.

Сезонъ.

Касаясь ничто

Родина души — оплотъ тишины, красивое слово «покои».

Матка пчелиная, влагалище мудрости. Сердце въ сокѣ изъ тревогъ; сочится мёдомъ линія ея, сургучной патокой, сахарной мастикой (главпочтамтъ, бандероль, сургучъ; перо по сухой бумагѣ скрипитъ, аккуратно выводитъ: «три-пять-два, восемьсотъ, Туапсе»).

— Чѣмъ пахнетъ лоно?

— Родиной.

— Тѣнистыя, вмѣстительныя глубины.

— Раскрытые лепестки — гречихи цвѣтъ, гречишное зёрнышко.

Тёплый омшаникъ, ртутью вода на листьяхъ настурціи, разсѣчённой рудбекіи золотые шары.

Дрожь и сокъ.

На столѣ веранды фонарь, потёкшая щёлочью «Комета». Сухія на тканомъ половикѣ мухи, на скатерти Де Барао, а въ туесахъ мёдъ.

Царевна

Твоё мѣсто — это позорное пятно на простынкѣ.

Скульптура, догма — тихо меркнущее небо. Башни изъ кирпича кинематографа, птичьи горки, въ листвѣ дворъ, въ высоткахъ.

Гербовая цѣпь, окаменѣлыхъ деревьевъ ликъ; городъ мавзолеевъ.., реликтовой пустоши.

До твоего вмѣстилища — лабиринты мрамора глыбъ. Петуніи сохнутъ.

— Болѣе же вырожденіе ничего не интересовало.

Схема хребта

Пыль, шалфей, чистота: дверокъ шкафа металлическія петли, одежда всюду, помада. Оставляетъ, уѣзжая въ дымъ: дальше отъ сигарныхъ клубовъ, жирныхъ лобстеровъ.

За городомъ вечеръ; дорога. Пыльное авто, пыльный салонъ, пыльный свѣтъ приборной панели.., скрипятъ пружины въ сидѣніи подъ ней.

Сокъ персика по ея скромной блузкѣ.

Жизнь, начавшаяся при появленіи тебя, суть — могущество.

— Нѣкоторыя слова необходимо произносить чаще.

— Во-первыхъ, одиночество.

— Серьёзный жанръ.

— Берегъ дѣйствительности.

Ночь первой величины.

— Туманъ, лёгкій иней. Осени дымки, свѣта фаръ, приборовъ. По шоссѣ.

— Въ аэропортъ?

— За печалью.

Длинныя исторіи заканчиваются, какъ и короткія: шёпотомъ тоски и равновѣсіемъ сѵмволовъ.

— Молчаніемъ?

— Незачѣмъ.

— Какъ выйти изъ этой исторіи съ достоинствомъ?

— Съ достоинствомъ войти.

Какъ волчонокъ съ воронёнкомъ жизнь искали

Темноту воспитываютъ съ мыслью о презрѣніи свѣта.

Пядь земли такъ сильно хочетъ побыть наединѣ съ собой, въ темнотѣ, что проситъ вѣтеръ затянуть небо непроглядными тучами.

— Значитъ, слабость не выходъ?

— Сосредоточься на силѣ.

***

Широкія въ своёмъ основаніи сосны, нѣтъ же, кедры. Трещины по корѣ добавляютъ глубины горизонту сливающихся воедино стволовъ.

Сомкнутый берегъ заброшенной земли; оставленной имъ. Маякъ — самъ по себѣ.

Волчонокъ съ воронёнкомъ подъ крышей его (печь тамъ, чугунокъ съ грибами, румяная латунь самовара и заоконный вьюжій вой). Хіусъ жжётъ, холодитъ ихъ душу.

Глава вторая

Ближе, чѣмъ спутникъ. Многимъ ближе

«На міру какъ на яру: кругомъ тебя люди, и ты человѣкъ! А ежели ты человѣкъ добрый, такъ отъ тебя облегченія ждутъ. Когда же къ твоей добротѣ ещё и ума больше другихъ дано — такъ съ тебя и спросится. Такъ что, быть хорошимъ человѣкомъ — тяжёлая работа, долгій путь.

И держится на землѣ хорошій человѣкъ одной лишь надеждой, что кто-то переймётъ его широкую душу».

Таисья Пьянкова

Клубокъ невообразимой дикости — безотвѣтно соотвѣтствовать несбыточнымъ чаяніямъ, что тревожатъ ихъ, пытаться предугадать направленіе волнъ ихъ нервной дрожи. Тамъ — свои интересы. Отвѣсные, стремительно уходящіе въ ничто.

Иное остаётся непонятымъ.

Думается, что между ними — пуповина, что привязана къ его полюсу. Тамъ свитеръ петельками, тамъ бѣлые медвѣди; и горячія котлеты съ макаронами къ обѣду.

— Былъ на Лунѣ.

— Она спросила «зачѣмъ»?

— Спросила. Зря.

Былъ на полюсѣ. Не разсказалъ никому.

Палисадникъ

Бѣлаго снѣга шапки на клевера копнѣ, въ снѣгу кустъ ирги, жимолости каприфоль.

— Ключъ — можно оставить, тайну — унести съ собой. Въ такомъ случаѣ, что же является универсальнымъ ключомъ, если не она.

— Она?

— Дѣвочка моя, борзая сучка.

— Преданная рысь.

Осень ушла вмѣстѣ съ охотой на чёрныхъ гагаръ. Перья ихъ по вѣтру, земля подъ снѣгомъ, шерсть. Сѣвернаго сіянія сіяніе. Отдѣльный входъ, самоваръ и пара тонкихъ креселъ. Лимонной пеларгоніи эѳиръ. И кедры ввысь.

Анемоны

«Человѣку на землѣ всего по одному разу отпущено: одинъ — родиться, одинъ — помереть и любить тоже одинъ разъ дано.

Такъ что, не спѣши загадывать, торопись думать!»

Таисья Пьянкова

Партаппаратъ въ ватинѣ — по межѣ делегація (пустошь, привычная для нихъ). Сапогами Родину топчутъ, костру; скулятъ — рѣшаютъ кадры.

Элеваторъ жемчугомъ полонъ, накрыты столы.

— Всё.

— Незамѣнимы?

— Нѣтъ.

***

Анфилада естества ея устлана фіалкой трёхцвѣтной, Анютиной; хвощёмъ сосноваго лѣса — гдѣ-то дальше.

— Бликами.

— Анемонами.

— Покровъ листвы вѣтеръ съ берега дразнитъ; ихъ лепестки кипятъ.

Пульсаціи оттѣнковъ — это видъ изъ окна; и ночь исчезаетъ въ минуту. Затѣмъ, всё иначе.

Звѣздъ плато, отражённая звуковая волна и анемоновъ бѣлыя поля.

Когда другія постарѣвъ видятъ тебя молодымъ

Васильковъ цвѣтъ глазъ твоихъ, радужки ихъ. Леденцы съ полынью.., дягилемъ; синяя лампа, семнадцать щукъ на лескѣ сушатся (другъ мой сердечный, дягиль, что бархатомъ горчитъ, какъ тёплый марципанъ; за нимъ немного травъ, сокомъ лимоннаго дерева листъ, полыни-полыни мягко на вѣтру). Чай-кипрей изъ вяленыхъ травъ, иванъ-чай на склонѣ.

— То есть, когда ты вернёшься черезъ пятьдесятъ лѣтъ…

— Обойдёмся безъ круглыхъ цифръ.

— Ты держись.

— Держись.

Пирожки съ молотой черёмухой, съ цвѣтками вермишели пакетированный супъ. Котелокъ, въ таблеткахъ сухое горючее, лыжная (зачѣмъ-то) мазь.

Особь женская. Скандинавіи дѣвочка бѣлая, нѣжная. Грустно-тревожная, свѣтлая, какъ царицы-градирни паръ.

— Я могу быть твоей семьёй.

— Знаю.

Проектированіе пространственно-временныхъ приборовъ

Живёшь на окраинѣ льдомъ покрытыхъ Васюганскихъ болотъ, совъ слушаешь. Солнце всходитъ и заходитъ, снѣгъ по мглѣ, канифоли дымокъ. Микросхема въ окладѣ сверкаетъ новыми гранями (основательно потёртыми). Радіолампа «шесть, е, пять» нутряной пульсируетъ зеленью; мерцаетъ, какъ еловые клинки, какъ трескъ свѣчей съ ореоломъ.

— Что показываетъ тепловизоръ?

— Молчаніе сомкнутыхъ губъ.

Ты ждёшь её въ обѣденное время, ждёшь подъ куполомъ гостиной, ждёшь за стеллажами книгъ и возлѣ окна съ юга (а дѣвочка она застѣнчивая, руки на колѣняхъ).

— Твоихъ.

— Моихъ.

Обнимаетъ за шею; локти высоко, лицо въ шарфъ, запястья.

Холодная весна въ Союзѣ

Достоинство дорогъ —

предутренній туманъ, ознобъ

и дымъ, что гдѣ-то тамъ,

за тёмной зеленью луговъ.

Достоинство моё — въ скирдахъ,

въ сырыхъ лугахъ,

что гдѣ-то тамъ.

Достоинство моё — въ тебѣ;

въ осенней вѣрности твоей ко мнѣ.

Достоинство и ты,

что гдѣ-то тамъ, какъ скитъ, вдали —

два спутника моей Земли;

единственной, какъ ты.

Бѣлая война — это битва за нашъ полюсъ.

Рѣдкія событія происходятъ всё время.

— Ты стонала.

— Что теперь предстоитъ?

— Раздѣться и быть вмѣстѣ.

— Хорошо.

Тихо въ космосѣ: безшумно смыкаются корабли (и щедрыхъ цвѣтовъ тамъ.., и ружья въ маслѣ, и сапогами по безкрайнему, топкому мху). Эстетика чистоты — по-весеннему лаконичной, когда въ молчаніи лояльности киваешь головой на преподнесённое почтительно простое.

Вотъ яблони вѣтвь и полюса стражъ — тѣни великихъ госплановъ. Закрыты созвѣздія и сомкнуты вѣки.

— Ложись-ка ты спать, воробушекъ.

— Ласточка.

— Голубка.

Знаменіе «440—485 нм»

Гдѣ-то каштанъ во дворѣ голъ, гдѣ-то ель на балконѣ. На балконахъ изнанкой книги, книжки-столъ, пельмени — украшеніемъ подноса.

Бѣльевая верёвка инеемъ дрожитъ, брюква въ лёдъ — выброшена стынуть. Липнутъ рѣсницы другъ къ другу, не липнетъ снѣгъ — искрится.

***

Синій цвѣтъ колготъ, синяго цвѣта лакъ. Подъ синимъ платьемъ страстью натёрта…

— Навѣрняка кобальтъ.

Въ такіе холода ты выглядишь особенно красиво.

— Вотъ и всё.

— Ѣдемъ на турбазу.

Мохнатые, колючіе, иглами. Шершавые корой виды сани объѣзжаютъ.

Печаль. Какъ она есть

Ты.., вся-то въ сажѣ, будто сельскій котёнокъ. Котёнку мѣсяца три, тебѣ же совсѣмъ юно.

— У меня соболёкъ есть, зарницы и полный подполъ соленій.

— Что думаешь дѣлать?

— Думать; и дѣлать.

Ты замужемъ побывать успѣла, успѣла дважды, смогла не родить.

Цвѣтъ льна на тебѣ сейчасъ, сумерекъ лазури. Гольфъ полосъ.

— Отъ хорошаго шрамы не образуются.

— И всё же, меня здѣсь быть не должно.

Солнце круглое, большое. Соты въ шесть угловъ, по подсолнечнику спирали; что-то ещё — стоитъ вспомнить.

Киноплёнка, какъ звѣробой; хмеля шишекъ масляная шелуха, шмели. Гирька въ двадцать граммъ на бокъ повалена, а ты сидишь поджавъ къ груди свои колѣни и тихо дышишь.

Набрать дискомъ «100»

Въ твоихъ косичкахъ лебеда украдкой вплетена, ягоды бузины.

— Княжна.

— Народа родины вождь.

— Времени.

Фальцевой кровли мѣдь въ зелень времени уходитъ; сныть возлѣ, адонисъ.

Раскрытъ матрёшки ароматъ — комода красота.

Ксилолитовый полъ дома-коммуны, кадка съ цвѣткомъ, въ ладоняхъ жучокъ — коровка божья.

Есть три времени у этой исторіи.

— Три — обычно.

— Теперь восемь.

Чѣмъ ты лучше другихъ

Счастье — любить тебя, знать тебя, понимать и чувствовать каждое твоё движеніе — какъ громъ. Счастье — какъ громъ.

Женственности архетипъ изъ ларя въ павловопосадскомъ платкѣ изъятъ. Ты подросла.

— Ты слишкомъ долго ждёшь вѣчность.

— Такъ это же вѣчность.

Это и свѣтлый ресторанъ, это и дынный лимонадъ. Эта дѣвчонка, какъ метель; застывшая иллюминація въ кусочкѣ янтаря.

Сегодня непостижимой грозы обзоръ. Сегодня ты рядомъ.

Зіяющая глубина синевы

— Оттѣнки базальта.

— Чёрные?

— Оттѣнки. Базальта.

Телеграфный языкъ, такіе діалоги:

— Здравствуй, косточка телячья, сейчасъ тебя обглодаю.

— Смущаешь. Здравствуй.

Полдень. Широта. Стрѣлки переведены такъ, что до сихъ поръ нѣтъ солнца.

— Разсвѣта.

— Разсвѣта.

Зелёной пастой въ ручкѣ ты выводишь зелёные листья съ нажимомъ. Насъ окружилъ циклонъ, какъ будыльё въ глубинѣ осени.

— Не понимаю — говоришь ты.

— Особенно.

— Думаешь.., возбуждаешь?

— Думаю.

Затемно-синій міръ

Генеральнымъ секретарёмъ, Предсѣдателемъ Президіума, Генералиссимусомъ Совѣтскаго Союза назначенъ Юрій Алексѣевичъ Гагаринъ.

Если вообразить само естество трепета, которое вообще можно вообразить, то твой трепетъ только выше.

— Когда вернусь — будетъ иначе.

— Насколько иначе?

— Иначе, когда вернусь.

…была чрезвычайно хрупка и нѣжна по-вечернему, зажата немного — по-юному такъ. Какъ Диксонъ, какъ полуостровъ Таймыръ. Какъ синяя площадь — подъ цвѣтъ неба.

Чини себя и береги

— Никого нѣтъ.

— Никого.

— Не рай ли?

— Просто небо.

Въ подстаканникѣ (съ отблескомъ молніи) чай, копеечниковый мёдъ на кухонномъ столѣ и твёрдыя дольки лимона. Натёртъ паркетъ воскомъ въ сталинской высоткѣ (по полу ворсъ). Кожей обтянутъ диванъ, телефонъ изъ карболита и золота ребристый флаконъ.

Пріёмникъ-передатчикъ, заправлены въ перо чернила.

— Радіоточка рабочая.

— Какъ?

— Черезъ пространство.

Иной планеты звукъ — словно звукъ остужаемаго водой раскалённаго никеля. Чаще используются запятые, чаще правильно, чаще, какъ и прежде, съ нежеланіемъ.

— Утромъ ты тоже красива.

— Просто, дожди.

Дѣленіемъ цѣлымъ — не умножить

Въ свѣтелкѣ радіо (радіо похотникъ — зелёная лампа), малаго размѣра отдѣльная печь (чугуна капсулъ — обычая средоточіе) и двѣ полки красныхъ книгъ.

Метеоволна о грозахъ — здѣсь, гдѣ, если не снѣгъ, то морозъ, а солнца не видно за макушками иглъ.

Смерть — естественный процессъ — день клонится къ закату, закатъ къ ночи.

— Ты естественна.

— Въ условіяхъ крайняго сѣвера и въ космосѣ примѣнять съ предѣльной осмотрительностью?

— Станешь бѣлой медвѣдицей, позади дѣтёнышей двое.

Мохъ съ волчатами вперемѣшку, вертится въ игрѣ ихъ небо. Стали длань до логова совъ касается; птицъ будитъ, тревожитъ.

Звѣздой поляна, звѣздой просвѣтъ надъ ней. Такъ понять.

— Эти дни тревожными выдались.

— Трепетно и ты со мной говорила.

— Колючій ты.

— Незачѣмъ душу брить. Завтра вернусь.

Волнорѣзъ

Иной день думается, что весной было бы пріятно просыпаться съ тобой, готовить для тебя хлѣбъ, приносить его съ мягкимъ, бѣлымъ сыромъ.

Къ тому времени ты перестала бы смущаться.

— Хотѣла бы сказку.

— Просила бы. Утромъ.

Онъ выросъ близъ берега (кромки океана) съ высокими волнами, которыя перерасти его такъ и не смогли.

Онъ выросъ выше песка, выше самыхъ глубокихъ рыбъ — покорилъ соль частоты океанскихъ волнъ.

— А потомъ?

— Потомъ.., онъ ждалъ вселенную, чтобы вмѣстѣ вернуться обратно.

Поза одолженія

Животный сексъ не смущаетъ животныхъ такъ, какъ смущаетъ появившійся румянецъ.

— Похоть, пихта, пониманіе.

— Въ противовѣсъ?

— Хлѣбъ, хрѣнъ, холодъ. Сегодня ты трёшь одинъ хрѣнъ, завтра пучка связку, а послѣ — хочешь «сельдь подъ шубой».

Мятные леденцы стучатъ у тебя во рту.

— Крышесносъ.

— Неприлично дико.

— Хорошо, ладно. Поняла. Только не хмурься.

Утоли струями душъ голодъ щели между мірами. Накинь махру — прикрой и вьюшку.

— Не стой за моей спиной, рядомъ побудь. Иначе, боюсь.

— Ноги — на ширинѣ плечъ, ни попадя — раздѣльно.

— Нѣтъ. Всё. Ничего не надо. Улетай въ свой Ленинградъ.

Согрѣлась

Величина твоего предназначенія — Ключевской сопки высота. Безупречной вѣчности великолѣпіе.

Снѣга чрезвычайно много — та самая пора, чтобы въ лавку съ вёрстами стеллажей заглянуть (и телѣжками, чьи колёса то и дѣло неподвижно замираютъ). Тамъ боги манекеновъ, идолища тоски на полкахъ и пустошь отъ угла до угла.

— Для чего тебѣ это?

— Необходимо.

Снѣгъ каплями, снѣгъ на шарфѣ.

— Ты вѣдь совсѣмъ замёрзла.

— Не могла я замёрзнуть.

— Отринувъ оскорблённую гордость…

— Многаго на себя не беру.

— Сейчасъ.

— Воспоминанія должны быть пріятными.

— Ты пріятна.

— Чѣмъ занятъ?

— Вижу и ты согрѣлась.

— Согрѣлась. Ой.

Островъ Нерпёнокъ и дѣвочка-Тикси

Въ самомъ сердцѣ, поблёскивая висмутомъ, лежитъ удивительная земля — вѣчной мерзлоты Сибирь.

Мощь голоса моря, океана мощь. За руинами отторженныхъ волнъ — остовъ привидѣлся.

— Есть и такія, которыя живутъ рядомъ съ моремъ, но, при этомъ, несчастны.

— Зря.

Заплаканные глаза твои, голосъ срывается — теперь ты не помнишь.

— Есть два момента.

— Одинъ.

— Два, второй запасной.

Орава

Общественное мнѣніе таково, что болѣе девяноста процентовъ россіянъ считаетъ первоочередной задачей въ своей жизни: созданіе семьи, воспитаніе дѣтей и отсутствіе сдѣлокъ съ совѣстью.

Зерновой элеваторъ впотьмахъ (районированные сорта по лентамъ). По магистрали пробка, а утро такое.., какъ ночь.

Лучится свѣтъ оконъ сада. Вереницей дѣтишки до него въ будёновкахъ идутъ; родителей еле за руку держатъ.

— Протоптали, преобразили міръ.

— Успѣемъ?

— Безъ насъ не начнутъ.

Фіолетъ на головѣ завѣдующей дѣтскаго комбината, выцвѣтшіе на свѣту пластмассовые горшки, толстыя растенія въ кадкахъ съ маслянистыми цвѣтами и истошный малыхъ рёвъ изъ-за конфетъ и сахарной ваты — утренникъ нынче (въ ясляхъ и у старшихъ), калейдоскопы въ подаркахъ; конфеты-ромашка и мандарины въ куляхъ.

Покрытъ линолеумомъ полъ и валенки горой.

Снѣга танецъ, лисицъ. Затѣмъ космонавты.., чудо озаренія гирляндъ.

Лавровъ островъ

— Слово?

— Сѣверъ. Свѣтъ.

Дрейфующая станція въ линкрустовомъ переплётѣ. Реальности пластъ.

— Что-то ещё?

— Самолётъ. Сани.

— Самъ?

— Самъ.

Кремъ для обуви въ банкѣ изъ стекла; съ крышкой синей, мягкой. Таблетки отъ кашля со вкусомъ жжённаго сахара. Глаза лисьи.

— Лисичкины.

— Въ багульникѣ.

Лѣсъ

«Папоротникъ шеборшитъ, саранки рыжими кудрями трясутъ. Солнце, сквозь игольчатое сито сосновыхъ вѣтокъ, духъ таёжный, парной тянетъ горячимъ носомъ и дрожитъ отъ великаго удовольствія…»

Таисья Пьянкова

Озёрная вода іюля печалью согрѣта. Въ толщѣ — сомъ. Водоросли всего касаются, трогаютъ.

— Что мы дѣлаемъ?

— Живёмъ въ лѣсу.

— Что бы ты сдѣлалъ?

— Продолжилъ. Лѣсъ.

На лодочной базѣ лодки вверхъ брюхомъ, лодочникъ лещей коптитъ (папоротниковая водка, на хвоѣ настойка и въ спиртѣ мохъ; разлитъ одеколонъ по деревянному столу).

Понтонный мостъ уходитъ въ прибрежныя заросли хвоща, затѣмъ и въ сосны.

Кувшинки тамъ, кубышки, рогозъ. Чёрные ужи грѣются на опавшей къ солнцу хвоѣ.

— Надѣнешь сорочку?

— Незачѣмъ въ лѣсъ.

— Что значитъ «познакомить съ бѣлкой»?

— То и значитъ. Когда взрослѣе станешь — съ выдрой.

Безъ укосинъ она. Открытая калитка

Достовѣрно неизвѣстны: ни мысли опредѣлённаго человѣка, ни его чувства.., но кое-кто — онѣ, съ завидной настойчивостью (граничащей съ необратимымъ невѣжествомъ), продолжаютъ трактовать чужіе поступки, чтобы снова и снова огорчаться изъ-за собственнаго неумѣнія признать собственную слабость.

Весь долгій день она собирала чемоданы. Дѣлая день долгимъ она разсчитывала на скорость приближающагося вечера, на совѣсть того, кто удержитъ — не отпуститъ въ ночь.

— Что тебѣ отъ насъ надо?

— Отвѣтственности.

Умноженіе дѣленіемъ

Душа моря, по мѣрѣ возгонки, уходитъ въ соль.

— Въ облака.

— Функція цивилизаціи?

— Ростъ правильныхъ вопросовъ.

Машина, состоящая изъ винтиковъ и шестерёнокъ, будетъ обречена застопориться, если часть станетъ превосходить цѣлое. Въ то же время, машина состоящая изъ дополненій, не такъ эффективна какъ та, что состоитъ изъ главныхъ элементовъ. Такъ, шаръ катится не имѣя въ себѣ шуруповъ и передачъ. Солнечные часы неподвижны, но всё же показываютъ время. Пятьдесятъ килограммовъ урана приводятъ къ цѣпной реакціи.

Отчизны чёрная икра

Въ холодильникѣ не фреонъ журчитъ, но холодовой утоляетъ жажду и жуётъ натёртую чеснокомъ горбушку съ солью.

Русскія буквы на фонѣ сѣвера: окрошка, холодецъ, щи, кулебяка, разстегай, сочень, курникъ, квашеная капуста и гурьевская каша. Особенно волнительно хлѣбъ печь (въ ходъ изъ злаковъ мука и зёрна). Разсыпать сахаръ по сдобѣ.

Истина — соотвѣтствіе мірозданію (структурѣ міра), какъ косички на пирожкахъ. …колосья рѣдкіе подъ снѣгомъ, кое-гдѣ рѣпа.

— Готовишь хорошо?

— Одинъ не останусь.

Тѣло тѣни тысячи тоннъ

«27 февраля 1953 года въ Большомъ театрѣ шёлъ балетъ «Лебединое озеро». Въ восемь часовъ въ своей ложѣ появился Iосифъ Сталинъ. До конца спектакля онъ былъ одинъ.

Затѣмъ попросилъ директора поблагодарить артистовъ. Послѣ чего уѣхалъ на Ближнюю дачу».

Алексѣй Рыбинъ.

Въ прикроватной тумбѣ, за ключами — тайна расположена, за сухой горбушкой хлѣба — тайна больше, за компасомъ — настоящая тайна сокрыта.

При кровати часы поросли травой — сухого вереска вѣтка придавлена. Здѣсь ледорубъ въ чехлѣ, трафаретъ и фото курорта. Въ рамкѣ жукъ-носорогъ, ассигнаціи въ пачкахъ. По фарфору чашки сѣтка кобальтомъ, цукаты въ вазѣ и книга «Синій цвѣтъ Арктики».

— Въ тотъ моментъ понялъ: ты — вотъ.

— Ты — наоборотъ.

***

Тюль задёрнутъ. Жизнь прожита на треть.

Самъ соболёкъ

Въ аэропортѣ:

— Что въ вашемъ бочонкѣ?

— Кровь.

— Хорошо.

— Хорошо что оленья.

Фонарь такси вязнетъ въ липкой вьюгѣ (исчезая въ переулкѣ, за изгородью поворота). Твои рѣсницы дрожатъ, снѣгъ въ лицо, руки въ муфтѣ.

— Какъ къ тебѣ, такъ снѣгъ.

— Скоро сѣверное сіяніе показывать будутъ.

— Значитъ вовремя?

— Заходи.

Шалью укрыта.., бѣльё въ вишню, носки въ цвѣтъ.

Запечатлѣна офортомъ эпоха грозъ въ рамахъ, ода кедру повсемѣстной обшивки; но, а соболёкъ… соболёкъ на колѣняхъ калачомъ крѣпко спитъ.

— Только вотъ соболька не трожь. Не буди.

— Хорошо.

Бураго цвѣта варенье изъ шишекъ, вороновъ слободки травъ чай — изъ ихъ гнѣздовья. Чёрный самоваръ нагрѣтъ. Сурдина винила.

Ты ѣшь молча, не рѣшаясь произнести теплоту.

— Скучала.

— Призналась.

***

Время къ веснѣ замедляется, приходитъ мартъ, прекращаются метели и время останавливается полностью.

По тѣлу тѣльникъ, новаго льна брюки, обувь изъ замши и часы (съ механизмомъ «3031»).

— Ты берёшь своё генетической памятью, ты используешь недопустимое, чудовищное оружіе — твоя улыбка, какъ у Гагарина.

Цѣлительная сила хвойныхъ

Въ девяти градусахъ высоты луна, а совъ столько, что не счесть. Одну на ели слышно — за телеграфа проводомъ; иная — надъ туей шелестомъ волны прошла.

Въ печи гулъ гудитъ. Дёгтемъ тянетъ.

Лодка-долблёнка паритъ межъ макушекъ — серьёзный транспортъ для суровыхъ условій (изъ-подъ циркуля ещё тѣхъ инженеровъ). Паришь на снарядѣ огибая хвои стволы (собирая ковшомъ, молча любуясь).

Вотъ птица-ямщикъ въ пеплѣ, дятлы красными флажками по мачтамъ сосенъ разсажены. Поспѣли смородины красной бусины къ лѣту, ближе къ осени.

Небо синее видно, ночное; и дымки такъ чуть — до Эрмитажа не добраться.

Топчетъ лапищами совѣтская кошка.

— Можетъ котъ?

— Можетъ котъ.

— Всё это очень тревожно.

— Получается — тревожно.

Кузбасслакъ

Снѣгъ стекломъ самъ себя подъ резиной подошвъ рѣжетъ, весна ручьями обросла.

Проѣздного цирка трубы дымятъ; жгутъ клоуновъ, коней.

Между четвёртымъ и пятымъ этажомъ, за мусоросборникомъ, что скрытъ за шахтой лифта, можно обнаружить отходы — продуктъ существованія человѣкоподобнаго.

Разсохшійся пластикъ ліанъ, щербина бетона… По городу пахнетъ краской, гладіолусами и колбасой въ промасленныхъ бутербродахъ, завёрнутыхъ въ поліэтиленъ.

Глухая полночь нынче; сыро (запахъ сырого бѣлья, запахъ магазина «Овощи» и мокрыхъ ледяныхъ половъ, застланныхъ крашеннымъ оргалитомъ).

Флаги полотнами звукомъ дрожатъ. Мороситъ.

Въ воздухѣ пахнетъ сливовымъ компотомъ; постылыми голубцами.

— Роза вѣтровъ?

— Гиперреализмъ.

Двѣнадцатое апрѣля

Сѣверъ. Нимбъ.

Подъ вѣчнымъ льдомъ,

каменнымъ углёмъ —

клеверъ подъ нимъ.

Стоишь неровно,

стынешь ты;

въ раю словно.

Изъ оленьихъ шкуръ пошиты наряды.

Сіяніе; въ семи шагахъ.

Отдаёмся другъ другу —

за полярнымъ кругомъ.

Миѳы… въ твоихъ устахъ.

Когда нашёлъ тебя въ біологической капсулѣ — ты спала дельта-сномъ, укрывшись шкурой мамонта съ его обвисшаго брюха.

Снѣгъ глухо давитъ себя (разбившись съ крыши). Лопаты листъ по снѣжной коркѣ тщаніемъ скрипитъ. Подтаялъ

…и утромъ солнца много.

Волны лижутъ утёсы, лижутъ камни берега. Ракиты и проталины.

Утвердительно прикрыты вѣки.

— Тебѣ хлѣбъ въ горкомѣ пекутъ?

— Именно такъ.

— Какъ заказываешь?

— По селекторной связи.

Испечёнъ бородинскій хлѣбъ. Играетъ пластинка съ пѣснями о Гагаринѣ.

Двѣнадцатое апрѣля завтра; сегодня ты улетаешь.

Цвѣты дождю оставь. Сѣверу и вѣтру

Испечёнъ бородинскій хлѣбъ.

Безсердечная ты.

— Да.

— Нѣтъ.

Ты цѣлуешь себя.

Одиночество

въ зеркалѣ

одна разглядывая.

Въ апрѣлѣ, когда гроза отступаетъ и робко возвращается обратно (не рѣшаясь преодолѣть весеннюю пыль), слышенъ звукъ сухой травы; клубами влага.

Шумъ шинъ по лужамъ вотъ-вотъ начнётся, скользкими станутъ ставни, рельсы, лавки въ паркѣ.

— Гдѣ арка сводомъ?

— Мелками по асфальту можно: жёлтыми, синими — размоетъ.

И щебетъ птицъ, и дворника метла утро рѣжетъ.

Крутой кипятокъ лучъ проглотилъ, клеёнка солнцемъ нагрѣта. Репетиръ — часы съ боемъ — на вершинѣ комода, въ лакѣ. Киномассивъ, граммофонъ, грампластинокъ каскадъ и фото, гдѣ ты на роликахъ.

***

Сырыхъ тополей кроны спилъ, сирени почки по двое ершатся. Плащъ на ней тонкій, свѣтлый; полусапожки.

Мимозы съ вербами. И воскресенье, и ты взрослѣе.

— Кѣмъ ты раньше былъ?

— Хлѣбъ пёкъ.

— О судьбѣ думалъ?

— О тебѣ тоже.

— Чѣмъ былъ занятъ?

— Боярышницъ ловилъ.

— Адмираловъ?

— Онѣ съ крапивницей въ рамкѣ.

***

Цвѣтокъ купальница, цвѣтокъ прострѣлъ. Листва клубники на клумбахъ.

На сѣверѣ дождь съ вѣтромъ.

Вѣчная мерзлота необжитого пространства

Буранъ настолько тяжёлъ, что нѣтъ иныхъ словъ, кромѣ слова «нѣтъ». Понявъ это, ты остаёшься дома; въ домѣ, примыкающимъ ко вставшей льдомъ рѣкѣ.

— Спасибо.

Полѣ шахтами испещрено, припорошено ихъ дно бѣлымъ снѣгомъ. Гладіолусы морозомъ крыты.

Настроеніе колодезное, студёное, какъ реле пріоритета изъ дворовой будки.

Снѣгъ, снова снѣгъ. Снѣгъ, вѣтеръ. Пальто, шарфъ, бетонъ и красота прескораго разсвѣта.

Чёрныя римскія шторы, чёрный самоваръ, чёрное дно стеллажа и чёрный чугунъ печи. Дерево.

Стародачный домъ со шкафомъ (запахъ галантереи, солидола лезвій.., фанеры). Облѣпиховое масло во флаконѣ. Кисточка изъ мѣха. Въ рулонѣ холстъ.

— Намъ же не надо разставаться?

— Намъ можно не разставаться.

— Стоитъ остаться?

— Теперь…

— Остаться?

— …мы на сторонѣ зимы. Стоитъ остаться.

Глава третья

Крапива

Молодая крапива по обѣ стороны желѣзнодорожнаго полотна; по краямъ мазутныхъ шпалъ и стыковъ рельсъ (гдѣ соръ и пустошь).

Со второй половины іюля и пахнетъ иначе, по-особому, какъ въ первыхъ числахъ мая.

Кому Москва красная, кому Москва весенняя — разрисованная альдегидами шестигранныхъ фломастеровъ.

Дымъ кальяна въ прохладѣ индійскаго ресторана, зелень травъ заститъ сырую землю по пути въ аэропортъ; деревьевъ кожа и молодая поросль хвойныхъ.

— Ты знаешь… Ты единственный мужчина, чьё превосходство чувствую.

— Знаю.

— Мнѣ тебя не хватаетъ.

— Знаю и это.

Подъ дикой крапивой горсть самоцвѣта; жжётся.

Уѣхалъ. Ты одна осталась.

Заимка. Околотокъ

Приборная панель видна отчётливо, даль — нѣтъ (только шлагбаумъ).

Лѣсъ тьму сгущаетъ (быстрѣе, чѣмъ это дѣлаетъ вечеръ).

Уѣхалъ за край: пчёлъ растить, снытью любоваться, вьюнками.

— Это правда.

— Это совсѣмъ не красиво.

— Тѣмъ не менѣе — правда.

Квасникъ квасъ хранитъ. Тарелка съ творогомъ. Чёрныхъ хлѣбъ — по-русски чёренъ, полонъ прѣлью травъ (луговыхъ, банныхъ). Поверхъ соль съ мёдомъ. Соты.

Обиліе мира

Зелёные оттѣнки сѣраго… ступенью, отъ кроны къ кронѣ.

Горькая полынь — горше жизни, горше млечнаго сока и слёзъ твоихъ. Надежды яма горечи горькой полна. Разстроена ты, порвались колготы изъ дедерона.

— Что у тебя на сердцѣ?

— Знать бы.

— Ты пріятно говоришь на шведскомъ.

— И трёхъ ночей мало.

Твоя красота — красота дипкорпуса: сапфиры по бархату, скулы. Грудь.

Полѣ волнъ крапивъ за представительствомъ. Музыка между.

Пятихвойная чаща лѣса

Ёлочные шары висмутомъ переливаются, омутомъ кобальта зовутъ.., кристалломъ купороса. Дремучій лѣсъ изъ ёлки простёртъ за кресломъ сразу (чащоба его фасетчата, словно стрекозъ глаза). Тамъ шары въ цвѣтъ купальницамъ, тамъ избушки дягиля патокой, медвѣжатъ рядъ.

Глубина зимы въ полной мѣрѣ, раскрывается въ семидесятыхъ числахъ декабря: свѣтъ изъ-подъ двери разслабляетъ всё больше и больше, норовишь уснуть; а изъ-подъ шторъ спальныхъ снѣгъ сыплетъ много, до середины наметаетъ.