Бесплатный фрагмент - Сумерки не наступят никогда

Глава 1

Заслонив глаза от солнца рукой, я посмотрела вниз — туда, где начинался бетонный забор, ограждавший завод со складами и скрывавший от посторонних глаз какую-то странную, но фантастически бурную деятельность, в которую пока еще я не была посвящена. Это была его территория.

Я вспомнила последнюю встречу с ним. Вернее, эта встреча была первой… А сегодня утром он позвонил мне и пригласил прийти, продиктовав адрес и рассказав подробно, как добраться. Я не ожидала увидеть вместо жилого квартала знакомую промышленную зону, и это меня насторожило, но ненадолго. Я девушка решительная. И если уж ввязываюсь в историю, то по полной. Такова моя профессия. Таков мой характер. И такова моя сущность — не бояться ничего.

Он уже привозил меня сюда вчера ночью. Я его ждала у ворот, пока он пропадал где-то минут десять. На миг я представила, зачем он пригласил меня сегодня. Фантазия рисовала интересные и заманчивые картины…

Вдруг тишину нарушил звонок моего мобильного. Звонил мой руководитель.

— Ты где? Далеко? — спросил он.

— Добрый день, — ответила я. — Что-то случилось?

Сегодня у меня был выходной, но я не удивилась, что меня потревожили. Это прописано в договоре и положении о ненормированном графике, этим руководитель пользовался очень часто — нарушать мой отдых. Но я знала точно: он этим никогда не злоупотрблял. Если мне позвонили — значит что-то стряслось и меня вызывают на работу.

— Срочно приезжай. Есть дело. Через два часа. Жду.

И связь прервалась. От меня не ожидали ответа, а ожидали действия — чтобы я немедленно приехала. Как всегда.

Но всё это уже не важно. Всё это подождёт… Работа не волк — в лес не убежит. Я успею на работу. Потому что сейчас меня ждал он — и это для меня было важнее. Намного важнее.

Ни минуты не размышляя, приподняв подол длинной юбки с интересным разрезом, я спустилась по тропинке к воротам. Одетый в светлую летнюю униформу охранник — невероятно мускулистый человек с таким же невероятным угрюмым взглядом — как будто узнал меня, улыбнулся, кивнул мне и открыл огромные ворота, которые со скрипом впустили меня внутрь — в его владения. Щурясь от яркого солнца, я уверенно пошла по потрескавшейся, давно не асфальтированной дорожке. Вдали, среди складских построек, виднелось красное кирпичное здание круглой формы. Я знала, что только там смогу найти его. Я шла быстрым шагом, сама не понимая, почему так спешу. Наверное, не хотела опоздать. А даже если бы и хотела… В силу особенностей своей профессии я не имела привычки опаздывать. К сожалению. И это мешало мне устроить свою личную жизнь, как я думала… Может быть, мужчинам нравится, когда женщина немного опаздывает на свидание… Но даже сейчас я не могла изменить своим привычкам. Ведь он ждет меня. Я чувствовала это.

Наконец я остановилась перед открытой дверью здания. Оттуда повеяло холодом, необычным для такого жаркого дня, и я невольно поежилась. Заглянув внутрь, я ничего не смогла увидеть: после яркого света мои глаза не могли видеть в темноте. Не раздумывая ни секунды, я вошла внутрь и остановилась, чтобы не налететь на что-нибудь. Позавчера я уже была здесь, правда, не днем. Ночью. И я знала, что здесь много стен, столов и ящиков. Это помещение только издали казалось чем-то особенным, на самом же деле тоже использовалось как склад.

Постепенно глаза привыкли к темноте, и я смогла оглядеться. Человек десять были заняты какой-то работой — они таскали мешки, укладывали их в ящики, которые относили к стене в дальнем конце помещения. Я присмотрелась к каждому из них, внимательно осмотрела все пространство, видимое из просторного коридора, каждый угол, каждый предмет. Я стояла в нерешительности, никто не обращал на меня внимания, а спросить я не могла, потому что не знала, как зовут его. Только одна вещь была известна мне наверняка — то, что он был где-то здесь, очень близко: я это чувствовала. Сделав несколько десятков шагов, я очутилась перед раскрытой дверью какой-то комнаты. Там никого не было — только большие мешки и коробки.

Вернувшись снова в коридор, я обернулась, почувствовав чей-то взгляд. На ящике, в десяти шагах от меня, сидел он, так же, как и позавчера, одетый во все черное. Такова была униформа всех рабочих.

Я вздрогнула от неожиданности.

— Привет, — только и смогла вымолвить я.

Он молча смотрел на меня. На его бледном лице горели необыкновенные глаза, которые, как показалось мне, излучали голубой свет. Я подошла к нему, не отрывая взгляда от его глаз. Он поднялся и улыбнулся. Я прильнула к нему, прижав голову к его груди. Он обнял меня, крепко прижимая к себе.

Я не могла промолвить ни слова от нахлынувших на меня эмоций. Никогда в своей жизни я не чувствовала ничего подобного ни к одному мужчине. Одновременно с этим я сохраняла трезвый рассудок и не понимала, почему я чувствую это к человеку, которого видела только один раз и даже не знаю его имени. Мы стояли так, обнявшись, около пяти минут, не желая нарушать тишину.

— Я хотел снова увидеть тебя, Инга, — наконец сказал он и вздохнул.

Почему-то меня ничуть не удивили такие слова. Мне показалось, что именно их я ждала всю свою жизнь. Только вряд ли я могла даже представить, когда, где и от кого я услышу их, кто именно будет полностью владеть моим сердцем и разумом, да еще в первый же день знакомства. Всё происходящее казалось мне нереальным. Фантастика какая-то.

— Ты любишь меня? — спросила я, действуя по излюбленному принципу «с места в карьер».

Он помедлил с ответом. Потом сказал, крепче сжимая объятия:

— Да.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Эрик.

Я встретила его только вчера ночью, а сегодня уже пришла к нему, потому что он просто пригласил меня. Что произошло вчера? Почему я оказалась одна на улице, да еще в таком опасном районе города, да еще в такой момент, когда в нескольких шагах от меня из переулка вышли трое парней, жаждущих «подвигов» после очередной «дозы»?

Теперь я уже смутно помнила свою ссору с человеком, за которого я опрометчиво собиралась выйти замуж, согласившись на его предложение через две недели знакомства. В тот вечер он посоветовал мне дойти до метро одной, если я не хочу оставаться с ним в той компании, куда я попала впервые, — это были давние друзья моего жениха. Познакомившись с ними, я удивилась, как сильно они отличались от моего избранника. Но такое впечатление длилось недолго. К концу вечера я сделала открытие — мой жених был таким же: легкомысленным, эгоистичным, любил выпить и посмеяться над женщинами, даже если одна из них была рядом с ним, даже если на ней собирался жениться, создать семью, воспитывать детей. Я попыталась увести его от этих людей, убедив себя, что если он найдет других друзей, то и будет другим, несмотря на некоторые мои сомнения. Эта попытка окончилась тем, что я оказалась одна на пустынной улице. Тогда я поняла, что заблудилась, как в городе, так и в своих надеждах и чувствах, но возвращаться к нему мне не хотелось. Да… Возвращаться было нельзя. Я шла дальше — куда глаза глядят. Конечно, можно было бы вызвать патруль. Но я решила прогуляться и проветрить мозги. Мой браслет покалывал мне запястье. «Мертвая зона», — отмечала я про себя, по профессиональной привычке, но меня это совершенно не беспокоило.

Вдруг неожиданно из-за угла вышел парень в черном и, остановившись, посмотрел на меня. Я невольно вздрогнула, заподозрив в нем человека с дурными намерениями. Я очень удивилась, услышав слова, сказанные мягким спокойным голосом:

— Хотите, я провожу вас?

— Где метро? — не растерявшись, спросила я.

На лице человека отразилось удивление.

— Сейчас слишком поздно, метро не работает.

— Мне все равно, — сказала я.

— Я могу вас подвезти. У меня тут недалеко мотоцикл, — сказал человек и махнул рукой в переулок, из которого только что вышел.

Я с подозрением посмотрела в темный переулок и ничего не смогла там разглядеть.

Человек улыбнулся.

— Вы всегда не доверяете незнакомым людям?

Я кивнула.

— Тогда, Инга, давай знакомиться.

Я ошеломленно посмотрела на него.

— Да, забыл сказать, откуда я знаю твое имя!

Но ответить на мой немой вопрос он не успел, потому что за моей спиной послышались шаги нескольких людей и я обернулась.

Недалеко стояли три человека, в руке одного из них блестел нож.

— Эй ты! Отойди от нее, придурок, и мы тебе ничего не сделаем, — сказал он, не стесняясь в выражениях.

— Я отпускаю вас, — спокойно сказал мой спаситель, медленно подходя к ним, остановившись между ними и мною.

Я бы и сама справилась, но я не была уверена, что без оружия уложу всех троих, ведь они были явно не из моей весовой категории. А мой новый друг уложил всех. Но не убил. И позволил им сбежать.

Так мы и познакомились. Он привез меня ко мне домой, но вначале заехал «к себе» — на этот склад. Зачем — он не рассказал. А я не спрашивала.

— Надо было их сдать в полицию.

Мой друг улыбнулся и посмотрел на небо. Лунный свет отразился в его голубых глазах.

— Полиции и без них полно работы. С такими должны разбираться… обычные люди, — медленно сказал он, улыбаясь.

Меня удивили его слова. Я, конечно, была недалека от работы полиции, и тогда не спрашивала себя: откуда у него такие знания. Возможно, он просто предположил. Потому что это были обычные хулиганы. А полиция работала с мафией, с наркомафией, с убийцами-маньяками… вернее, не с ними всеми, а над тем, чтобы их поймать и засадить за решетку. Или на электрический стул. Сейчас у нас были жесткие законы, жесткое правительство и жесткие правила существования: не убил ты — значит убьют тебя. То есть полиция работала над серьезными делами.

— Иди, — сказал он.

Я могла бы уйти домой, но мне не хотелось. Этот странный парень притягивал меня. Я не хотела его отпускать. Тем более после многих лет тщетной попытки найти себе партнера. Настоящего мужчину. Такого, который бы соответствовал моим представлениям о противоположном поле.

— Ты ко мне зайдешь? — прямо спросила я.

— Зачем? — насторожился он и отошел от меня на шаг. Теперь мы стояли ровно в двух метрах друг от друга — то есть на безопасном расстоянии.

— Переночевать, — смело ответила я, даже не намекая, я прямо говоря, чего я от него хочу.

Знаю, другой бы на его месте зашел. Даже просто посмотреть, как я живу, с кем и насколько шикарно. А этот даже и не попробовал…

— У меня есть место, где я могу переночевать, — спокойно ответил он. — Я покажу его тебе. Позже.

Я не знала, что возразить, как убедить. Может быть, он считает, что слишком рано знакомиться ближе, или он не готов к отношениям. Причины могут быть любые. Я не стала настаивать, не стала спрашивать, когда мы увидимся. И увидимся ли вообще.

— Хорошо, — сказала я. — Я пойду. Я живу одна и мне очень одиноко. — Я все же сделала паузу, давая ему время, чтобы передумать. — Прощай. Или до свидания.

— До свидания, — сказал он.

Когда дверь подъезда за мной закрылась, он уехал на своем мотоцикле в неизвестность — туда, где у него было место для ночлега. Странное словосочетание — «место, где переночевать».

Я видела из окна подъезда, что он уехал. Я поднялась на свой этаж и вошла в пустую квартиру.

Работа с хорошей зарплатой позволила мне купить просторную жилплощадь в большом городе. Но не позволила ее наполнить. Я была по-прежнему одинока. Даже случайных романов, как в университете, не было. Единственная близость, которая закончилась неудачной попыткой выйти замуж, длилась недолго. И несмотря на то, что работа у меня была специфическая, мужская, и несмотря на мужской коллектив, я не нашла там себе мужа. И даже любовника не нашла. Быть может, потому что близкие отношения (и даже дружеские) у нас на работе карались увольнением обоих. Даже если просто кто-то был заподозрен… За всеми велось видеонаблюдение, поэтому скрыть отношения было нереально…

И вдруг встретился Эрик. Своего жениха, который выставил меня на улицу, я сразу забыла. Я поняла, какой мне нужен мужчина. Такой, как Эрик. Если он еще когда-нибудь появится в моей жизни…

А я чувствовала, что появится… И очень скоро…

Сегодня утром он позвонил. (Забыла сказать, что мы обменялись номерами телефонов перед расставанием.)

Он произнес несколько слов:

— Доброе утро. Приходи сейчас ко мне. Запиши адрес… Добраться можно так…

И всё. Только спросил:

— Приедешь?

— Приеду, — сказала я.

И я приехала.

Не знаю, почему я доверяла Эрику. Это казалось странным и нереальным. Но вместе с тем я старалась объяснить себе, что так и должно быть. Родство душ, родство тел… Между близкими людьми всегда должно быть доверие, как же иначе… Но при этом я думала: а когда мы с Эриком успели породниться? Не иначе, как в прошлой жизни.

Но современная наука отрицала реинкарнацию, модную полвека назад. Сейчас все было доказано. И существование души, и существование загробного мира, власть человека над всем этим… Было неинтересно жить. И еще более неинтересно умирать.

Но у меня была прекрасная работа. Престижная. Я ее получила случайно, оказавшись незаконнорожденной дочерью министра безопасности. И, чтобы информация не просочилась в прессу, меня назначили на нужную мне должность. На хорошую, но трудную работу. Попасть туда по родственным связям было легче, чем продержаться хотя бы пару месяцев. Но мне повезло. Я работала там уже два года и руководство было мной довольно. Необходимое образование я получила уже позже, в процессе работы. А изначально имела диплом колледжа полиции. И для всех официально я работала секретарем в отделении полиции. Официально — здесь имеется в виду должность, которую я могла разглашать родственникам, соседям, мужу, подругам — и даже Эрику. На самом деле работа заключалась в другом. Я была спецагентом.

— Эрик…

Я посмотрела ему в глаза. Он ослабил объятия и посмотрел на меня.

— Я сегодня работаю. Мне скоро уходить, — сказала я как можно небрежнее.

— Когда?

— Через два часа мне нужно быть там, — сказала я.

— Я подвезу.

— Если тебе не трудно…

Конечно, он не знал о моей работе. Но ничего страшного, если он подвезет меня до отделения полиции. Я же секретарь.

— За два часа я успею показать тебе всё, — вдруг решительно сказал Эрик. — Пойдём.

— Ты здесь живешь? Или работаешь? — задала я сразу два провокационных вопроса.

К сожалению, я пока не научилась разделять личную жизнь и работу. На задании я бы задала точно такие же вопросы.

Но Эрика этот допрос, казалось, не смутил.

— Не знаю, что и сказать. Пока что я здесь. Живу ли, существую ли — кто знает…

— Это «место, где ты можешь переночевать»? — не успокаивалась я.

— Да. Я могу переночевать здесь. А могу переночевать и в другом месте.

Эрик тоже был не простым человеком. Он говорил правду (как и я), но вместе с тем уклонялся от прямого ответа, то есть отвечал на вопрос, не проясняя ситуации.

— Ты тоже можешь переночевать здесь, — вдруг сказал Эрик и совершенно неожиданно для меня добавил: — Со мной.

Эти безобидные слова нарисовали в моей фантазии невероятные сцены.

— Пойдем, я расскажу тебе кое-что. — Он взял меня за руку и медленно повел куда-то. — Это склад. Но вся эта территория — завод по производству специального вещества. Это секретное вещество и секретное предприятие. Ты здесь исключительно благодаря случаю. Никого сюда не пропускают. Только по специальным пропускам, подписанным вышестоящими лицами — сразу несколькими. Одной подписи недостаточно. Мы сейчас были в здании, куда привозят компоненты из различных частей страны и даже кое-что из-за границы. Все эти компоненты используются для иных целей в химической промышленности. Но если здесь, на этом заводе, их смешать так, как придумал один гениальный ученый, получится… отгадай что…

— Без понятия, — ответила я. — Взрывчатка? Наркотики? — Это единственное, что пришло мне в голову, потому что газеты иногда писали о каких-то подпольных лабораториях, производящих нелегальные вещества с помощью легальных компонентов. Но наш отдел работал над другими заданиями, и я с этим по работе никогда не сталкивалась.

Конечно, я ошиблась в своих предположениях, ведь здесь размах производства был величайший, как будто то, что производилось, потреблялось каждым человеком и в больших количествах.

— Нет. — Эрик остановился и улыбнулся.

— Тогда не знаю даже.

— Ты не знаешь, что это за огромное предприятие, которое на карте города занимает весьма значительную площадь?

— Это химический завод.

Эрик снова улыбнулся.

— Пусть будет химический завод. На самом деле это секретный завод с секретными разработками. И о нем никто не должен знать. Понимаешь: никто! Это тайна, и я прошу тебя ее сохранить.

Все секретные заводы и все секретные разработки были известны моему руководителю И становились известны мне, если того требовало задание. Если вдруг происходила утечка информации — человек просто исчезал, и не важно, обычный гражданин или спецагент.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Я не спрашиваю, где ты работаешь и кем. Мне все равно, мне ты интересен как человек. Я не собираюсь заключать с тобой сделки на покупку или продажу того, что здесь производится.

— Рано или поздно, ты бы спросила, — тихо сказал Эрик.

Мы вышли из здания.

— На самом деле у ворот стоит не только охранник, а целая система наблюдения и обезвреживания тех, кто попытается проникнуть без пропуска.

— Тогда почему я просто так зашла и никто меня не остановил?

— Тебе можно. Охранник — свой человек. Тебя здесь знают и всегда пропустят, — сказал Эрик и таинственным тоном добавил: — Ради меня.

— Здесь везде видеонаблюдение. Если что не так — служба безопасности поймает нарушителя, — заметила я.

— Да, конечно. Охрана и служба безопасности никогда не спят. Невозможно сделать и шага, чтобы не быть замеченным.

— Почему такое секретное предприятие находится на видном месте, почти в центре города, ведет бурную деятельность? — Я показала на въезжающие и выезжающие грузовики.

— Самый лучший способ скрыть секрет — это выставить его на всеобщее обозрение. Тогда ни у кого не возникнет мысли, что это секретно. Ведь это не спрятано. Разве я не прав? — Эрик повел меня к другому зданию, двухэтажному, без окон.

— Да, верно, — согласилась я.

— В этом здании смешиваются компоненты. Все процессы происходят в подземных этажах. Их три. То, что ты видишь, просто как склад. Мы на эти два этажа складируем мешки с компонентами, возим цистерны, ну и так далее… Зайдем на пару минут?

Я кивнула. Меня утомляла эта экскурсия. Ведь я ожидала от Эрика другого. Других слов, других действий. Возможно, это всего лишь своеобразный способ ухаживания. Кто-то водит девушку в кино, кто-то в клуб, кто-то домой к маме, а Эрик водит на свою работу. Это все очень интересно, но я никогда не интересовалась химическими процессами, как, впрочем, и любой другой наукой, кроме науки обольщения мужчин, которая мне не поддавалась, судя по неудачной личной жизни.

— Тебе интересно? — спросил Эрик, видя мое скучающее лицо.

— Да, — соврала я.

— Я вижу, ты спешишь на работу. Ничего, мы быстро посмотрим, и я тебя подвезу.

Я кивнула.

Мы вошли в здание. Охранник, казалось, спал на своем рабочем месте в подсобке.

Эрик кашлянул. Охранник так и не проснулся.

— Спит? — спросила я шепотом.

— Кто его знает… — Он подошел к шкафу. — Здесь надо надеть халаты и перчатки. — Он протянул мне белый халат, перчатки, шапочку, бахилы, и сам оделся так же.

Мы прошли к лифту мимо спящего охранника, и, войдя в лифт, Эрик нажал кнопку нижнего этажа.

— Не буду утомлять тебя всем процессом и скучными подробностями. Да и времени у нас в обрез. — Эрик посмотрел куда-то в потолок. — Час всего. Я покажу тебе последнюю лабораторию.

— Самую секретную? — уточнила я.

— Да. Вот она.

Дверь лифта открылась. Мы вышли и оказались перед стоящим вооруженным охранником в белом халате, бахилах, перчатках и шапочке, который, посмотрев на нас, не проявил никакого интереса.

— Вообще, стрелять нельзя. Но здесь нет взрывчатых веществ. Пули могут повредить дорогое оборудование. Кстати, все машины, станки, приборы собираются здесь же, рядом. Почти все. Блоки и мелкие комплектующие привозят с разных заводов страны, а также из-за рубежа. Ремонтируется все здесь же. То есть никто не знает: что за приборы, зачем и что производят здесь.

— Так что же тут производят? — спросила я.

— Еще не догадываешься?

— Без понятия, — пожала плечами я. — Я не знаю. И более того — знать не хочу.

— Да брось ты. Это очень интересно. Любой смертный отдал бы всё, что угодно, чтобы разузнать секрет.

— Это тебе так кажется, — мне пришлось улыбнуться: слова Эрика напоминали мне реплику главного героя голливудского блокбастера. — Если любой смертный отдал бы всё, значит здесь создают эликсир бессмертия. Или же философский камень. Все остальное сейчас не имеет никакой цены для смертного. Даже эликсир любви.

— А вот это самый никчемный напиток среди всего, что может потребляться современным обществом, к сожалению. Хотя многие дамы отдали бы душу за него, чтобы соблазнить влиятельного олигарха, например…

— Сейчас эти штучки уже не проходят, — заметила я.

— Правильно. Не проходят. И я знаю почему. То, что действует на простого смертного, не действует на влиятельного олигарха.

Эрик тихо рассмеялся.

— Ты говоришь загадками, — сказала я спокойным тоном.

— Это не загадки. Это философия, — улыбаясь, сказал Эрик и, разводя руками, добавил: — А вот это — факты и правда жизни.

Он открыл передо мной несколько дверей с замысловатыми зашифрованными замками, шепча что-то себе под нос.

Я на миг насторожилась. А что если он меня запрет внутри и никто никогда не узнает, где я. Но отступать было поздно. Раз уж он меня привел сюда, то значит с какой-то целью. И снова меня охватил страх: как бы не случилось, как в кино: приведет в лабораторию и скажет: «Теперь ты слишком много знаешь, поэтому я сотру тебе память». Или кое-что похуже — сотрет меня с лица земли.

— Здесь работают самые лучшие специалисты страны. Потому что этот завод — самый лучший и самый нужный, — нахваливал Эрик.

— Кому нужный? — вставила я вопрос, чтобы не молчать.

— Стране. Правительству. Президенту. Всем нам.

— И тебе?

— Особенно мне. И я тебя хочу познакомить с тем, что важно для меня. Важнее всего на свете.

— Хорошо здесь зарабатываешь? — спросила я.

Эрик рассмеялся.

— Главное не зарплата. Главное — любить свое дело, — снова уклончиво ответил он и добавил: — То есть свою работу. Вот, смотри.

Мы прошли по стеклянным коридорам. Слева и справа, в полумраке, что-то двигалось, что-то еле слышно переливалось, булькало, а в конце коридора я различила звон стеклянных сосудов. Или бутылок. Или пробирок.

— Алкоголь? — спросила я.

— Нет. Но это употребляется в пищу. Некоторые люди жить без этого не могут, — объяснил Эрик.

— Дорого стоит? — задала я наводящий вопрос.

— Нет. Ничего не стоит. Вернее, достается это людям в обмен на свободу. А те, кто хочет быть свободным и имеет состояние, отдает это состояние на развитие этого производства, то есть инвестируя капиталы. Ясно?

— Ничего не ясно! Но ты так много рассказал, что за эту информацию я теперь должна отдать свою свободу. Или ты хочешь мою жизнь? — улыбнулась я, решив прямо спросить Эрика о его намерениях, улыбкой обратив такие слова в шутку.

Его реакция была неожиданностью для меня! Эрик долго смеялся!

— Мы не на съемках фильма, — наконец смог сказать он, беря меня под руку и уводя в обратном направлении — к выходу. — Вот так всё и происходит в этом здании. Жидкость наливается в сосуды, а сосуды отвозятся на склад готовой продукции. В холодильник. Там холодно. Но не очень. Хочешь посмотреть?

— Почему здесь так темно? — спросила я; темнота действовала на мой организм совершенно не так, как хотел Эрик: вместо интереса к его науке я испытывала лишь желание уединиться с ним где-нибудь в укромном уголке.

— Свет мешает химическим процессам, — просто объяснил Эрик.

Мы поднялись на лифте, прошли мимо проснувшегося охранника, который даже не взглянул на нас, и оказались на свежем воздухе. Эрик направился к следующему зданию.

— Здесь тоже придется спускаться вниз.

— Почему всё под землей? — спросила я.

— Ну… Хм… Так спроектировано. Помещения под землей защищены от света и резкого перепада температур. Хотя и без этого там температура регулируется системой… Почему под землей… наверное на случай бомбежки. — Эрик засмеялся. — Хотя… Знаешь… Есть здесь система такая хитрая. Система дверей. Ты видела. Если вдруг возникнет нападение врага… То двери автоматически закрываются. И всё, что под землей, уничтожается. Внешне ничего не происходит, на поверхности земли ничего не заметно. Но если вдруг враг догадается делать раскопки — то он ничего не найдет. Определенные химические вещества, газы, спрятанные сейчас в резервуарах, при тревоге освобождаются и вступают в реакцию, и даже если враг сделает анализ — то найдет лишь другие химические вещества и никогда не получит нужную химическую формулу.

— Это в теории, — заметила я.

— Да, на практике это пока не проверено. Уничтожать завод пока никто не собирается…

— Вот после такой информации мне точно надо стереть память, — заметила я невеселым тоном.

— Не только память… Если ты будешь продавать информацию врагу — то тебя уберут. Но это буду делать не я. Кроме того… Я даже попытаюсь помешать им.

— Кому — им? — спросила я.

— Секретному отделу. Который расследует эти дела, ловит шпионов и врагов, — просто сказал Эрик.

Он не знал, что этот секретный отдел — место моей работы.

— Мы пришли. Вот то, что нам нужно.

Мы зашли на склад готовой продукции. Так же сидел охранник с сонными глазами, так же хитро открывались и закрывались двери, следуя то ли отпечаткам пальцев Эрика, то ли какому-то заклинанию (ключей я не заметила), мы так же спускались на самый нижний этаж, так же шли по стеклянному коридору в полутьме.

— И что это? — спросила я. — Я ничего не вижу и не слышу.

Эрик открыл какую-то дверь.

— Здесь специальный свет, а жидкости в специальных ёмкостях из специального стекла. Свет на продукцию никак не влияет. Смотри.

И он включил свет.

Перед моими глазами развернулась невероятная картина. На полках, уходящих под потолок, рядами стояли бутыли различного объема. И везде, на всех стеллажах, в ящиках, стоящих на полу, были сосуды с красной жидкостью.

— Кровь? — вырвалось у меня.

— Кровь, — эхом отозвался Эрик.

Я испуганно посмотрела ему в глаза. Они смеялись.

— Не бойся. Это не настоящая кровь. Это всего лишь продукция завода. Не более.

ГЛАВА 2

Как и обещал, Эрик подвез меня до работы на своем мотоцикле. Он понял, что это отделение полиции, как будто удивился, но ничего не сказал. Я отдала ему шлем, поблагодарила и попрощалась.

Не знаю, встретимся ли мы с ним снова. После странной экскурсии у меня появилось много вопросов. И не только к нему, но и к себе. Хотя какая разница, где работает мужчина: на секретном заводе или на обычном. У нас в отделе тоже нормальных нет, но… Мне нравился один сотрудник по фамилии Иванов, но он был очень странным… Во всех смыслах. С мужчинами мне определенно не везло. И что ж теперь, жить одной и бросить все попытки найти себе кого-нибудь?.. Но думать о личной жизни не было времени. Меня ждал руководитель. В конце концов, если что — Эрик позвонит.

Пробегая по лестнице мимо часов, я отметила, что не опоздала. Не люблю опаздывать. Хотя в свой выходной имела на это право.

Я тоже была странной. Единственной женщиной в отделе. Не считая секретарей и уборщиц. И я подозреваю, что за всю историю существования отдела в нем не работало ни одной женщины-спецагента. Меня это не интересовало, потому что каждый день, каждое мгновение мне нужно было доказывать, что я лучше, быстрее, умнее и надежнее, чем другие. И делала это. 25 часов на 8.

Я работала в тринадцатом отделе. Другие двенадцать отделов нашего подразделения в составе полиции занимались преступлениями — кражами, убийствами, мошенничеством, коррупцией и другими. А наш отдел был создан не так давно для решения других задач. Обычно это были запутанные истории, связанные с государственной тайной, но в которых не было ни убийств, ни краж. Задания были самые разнообразные. Многие из них доставались мне. Но не все из них я завершила, потому что мне давали новые трудные задания, а почти законченные дела передавали другому человеку — Иванову. Ему оставалось только поехать на указанное мной место и накрыть там преступников. Таким образом, вся слава доставалась ему. А я оставалась в тени. Его благодарил министр, президент, ему выдавали награды и премии. А я жила на зарплату, хотя и хорошую. Поэтому и не жаловалась. Он пришел на работу в тринадцатый отдел раньше меня, и я не знаю, чей он родственник, — и никто не знал. По инструкции, в отдел нельзя принимать сотрудников, чьи родные и друзья работают в полиции или в правительственных структурах. Однако принимали только таких. Таким образом, никого чужого в нашем коллективе не было. Хотя и Иванов, и все мы делали вид, что у нас нет родственников и друзей ни среди нашего руководства, ни в министерстве, ни в правительстве, ни где-либо еще в вышестоящих инстанциях. Мы играли роль, с одной стороны, подозревая друг друга в родственных связях с различными важными людьми, с другой — стараясь не афишировать все свои знакомства и встречи. Поэтому жили замкнуто, и даже между собой не дружили. Что и требовалось для успешной работы с полной самоотдачей.

— Руслан Моисеевич ждет вас, — сказала секретарь, окинув меня с ног до головы неодобрительным взглядом.

Да, я была в нерабочей одежде. В платье романтического стиля, почти полуоткровенном, явно говорящем о том, что меня вырвали со свидания.

— Спасибо, Галя, — улыбнулась я. — Ты сегодня прекрасно выглядишь.

Она не ответила мне ничего и уткнулась в свои бумаги. Впрочем, вылядела она как всегда — белая блузка с вырезом на груди, миниюбка, каблуки — обычный секретарский дресс-код.

— Здравствуйте, — сказала я, входя в кабинет.

Руслан Моисеевич прищурил глаза, увидев мое платье и туфли.

— Так-так. Садитесь. Извините, что прервал ваш отдых, но дело действительно не терпит отлагательств. Помните, недавно я говорил вам, чтобы вы никуда далеко в свои выходные не уезжали, так как можете понадобиться в любой момент?

Я молча кивнула и села.

— Инга… Как вас по батюшке? — Руслан Моисеевич внимательно на меня посмотрел.

Я молчала.

Он посмотрел в мое личное дело, которое держал в руках. Мне прекрасно была видна надпись на обложке с моим номером. Зачем ему понадобилось мое личное дело? И зачем он задал столь щекотливый вопрос? Конечно, у каждого из людей был отец, но не у всех он вписан в свидетельство о рождении.

— Никак по батюшке. Отчество у вас написано по матери, — заметил он.

Зачем он это говорит? Он в самом начале, при приеме меня на работу, знал, что у меня нет отца. Официально не существует.

Я молчала.

— Так вот… зачем я вас пригласил… Вас вызывает министр.

Руслан Моисеевич сделал паузу.

Я молчала.

— Вы знаете, зачем?

Я отрицательно помотала головой. А как иначе по-другому отец может увидеть свою дочь и быть вне подозрений?

— Я тоже не знаю. Он сказал, что дело очень важное. Так что идите. Немедленно. И вечером, как вернетесь, доложите мне ситуацию.

— А если министр попросит меня всё держать в тайне? — осмелилась я спросить.

Руслан Моисеевич от удивления раскрыл рот.

Пауза продолжалась довольно долго.

Я не решалась нарушить молчание.

— Идите, — наконец сказал мой руководитель. — Пропуск в министерство уже у секретаря.

— Слушаюсь.

Не прощаясь, я поднялась и вышла. Секретарь снова сверлила меня взглядом, когда отдавала мне пропуск.

Я взяла служебную машину и отправилась к отцу. То есть к министру. Он принял меня сразу же, не заставив ждать ни минуты. Молча указав на стул, взял мобильный телефон, позвонил. И сказал лишь одно слово неизвестному человеку:

— Приезжайте.

Огромным усилием воли я совладала с женским любопытством и не спросила, кого же пригласил отец, то есть министр, на нашу с ним встречу, — кто же третий?

Я узнала о существовании отца два года назад. Может быть, чуть ранее. Мать никогда не говорила мне о нем. Даже когда я спрашивала. В школе и колледже почти половина ребят были с женскими отчествами. (Это новый закон, который позволял женщинам не выдумывать детям отчества, не давать отчество предполагаемого или настоящего отца, а давать свое отчество, образованное от женского имени. Им дали выбор. И это было нормально, и сейчас никого не удивляло.) Но вдруг, когда я закончила колледж и стала искать работу, мать сказала: «Я пойду к нему». Я не стала спрашивать ни о чем. Мы жили бедно. Мать где-то доставала деньги на мою учебу. Я не знала где. Может быть, где-то подрабатывала, ведь работа уборщицы не была высокооплачиваемой. Ее зарплаты не хватало, чтобы заплатить за квартиру, за еду, за проезд до колледжа, и за сам колледж. Через неделю она сказала мне: «Сходи в отделение полиции и попроси работу. Там знают твое имя. Может быть, возьмут». Я так и сделала. Меня приняли на работу, но не простым служащим, не лаборантом, не секретарем.

Потом мать призналась мне, что министр был моим отцом. Когда-то в молодости она «согрешила» с ним. Но он предпочел жениться на другой. А после свадьбы его назначили на очень важный пост в министерстве. Затем он стал министром. Я знала, что он правильно поступил, пожертвовав всем ради карьеры.

Я никогда его не видела раньше. Хотя работала агентом уже два года — по его протекции (в этом я была убеждена). И вот сегодня я его увидела впервые. И он меня тоже. Мы долго пристально смотрели друг на друга.

Министр был человеком еще не старым, еще красивым, спортивного телосложения, с умными глазами и натянутой улыбкой.

— Я смотрю на вас и удивляюсь. Мне порекомендовали вас как лучшего агента. Но я вижу перед собой хрупкую девушку, которая больше подходит на роль жены и матери, — сказал министр.

В его фразе я уловила вопрос о моей личной жизни.

— Я могу играть любые роли, — ответила я, не растерявшись. Но о том, что он мой отец, я решила молчать: наверняка где-нибудь спрятана прослушка. — Руководство мной довольно. Я хорошо выполняю работу. За два года у меня не было ни одного нераскрытого дела. Для меня работа важнее личной жизни. Я предпочитаю работать, а не сидеть дома с детьми.

Это был ответ на немой вопрос моего отца.

— Ну, работайте, пока не замужем, работайте, — сказал он устало. — Вот и еще работа для вас есть. Сейчас приедет человек и введет вас в курс дела. А пока я расскажу вкратце, о чем он будет говорить. Это касается всех нас. Дело секретное.

Мне пришло в голову, что из-за прослушки это секретное дело станет известно всем. Знал ли об этом министр? Наверняка знал. Но сделать ничего не мог. Прослушивалось всё и все. Быть может, кроме секретных объектов.

— Еще раз повторяю: чтобы все держалось в секрете и все ваши действия были под прикрытием и не выглядели так, что вы что-то разнюхиваете. Замаскируйтесь, если необходимо. Если понадобятся какие-то документы — мы вам их дадим.

— Именно так и работают в нашем отделе, — вставила я.

— Руслану Моисеевичу можете рассказать предысторию. Что у нас ведутся научные исследования в институте клонирования. Он в курсе какие. И оттуда сбежал экземпляр. И мы это должны найти. Вернее — вы должны найти. Поняли?

Я кивнула. Хотя на самом деле мне было ничего не понятно.

— Вижу, вы не совсем поняли. Ну ничего. Сейчас приедет директор института и все вам расскажет. У них своя служба безопасности. Обычно они справлялись со всеми проблемами, но этот случай вылез наружу. И они обратились ко мне. С просьбой помочь. А я обратился туда, куда обычно обращаются в таких случаях. — Министр сделал паузу и вздохнул. — В ваш отдел.

Он замолчал. Я не знала, что сказать, что спрашивать. Так мы сидели минут пять. Я подняла глаза на него и заметила, что он думает совсем не о деле. А обо мне. Он пристально смотрел на меня. Наверное, искал сходство с моей матерью или с собой.

— Да, — вдруг сказал он и опустил глаза в свои бумаги. — Вот так получилось… ну, что делается, то делается к лучшему…

Он встал и прошелся по кабинету.

— Я не одобрял идею вместо органов выращивать готовых людей. Это незаконная деятельность, давно запрещенная, и вот она всплыла. Что будет — неясно. Хорошо, если экземпляр не сможет жить в обществе. А если сможет? Мы даже не знаем его способностей. Он — как мы с вами. Такой же. А если он уже за границей? Он может загримироваться, поменять внешность. А сделать поддельные документы проще простого! Вот к чему приводит нарушение законов! Хотели тайком людей делать, опыты у них, понимаешь, эксперименты… Но тайное стало явным. Директору грозит тюрьма и лишение лицензии навсегда, если он не найдет этот экземпляр. И если вся эта история не будет иметь серьезных опасных для государства последствий…

Министр заметно нервничал, и я постаралась его успокоить:

— Но пока же ничего не произошло.

— Откуда вы знаете?! — воскликнул он. — Мы не знаем, на что оно запрограммировано! Это же подопытный экземпляр!!!

— Оно? — переспросила я.

— Да! Оно! Экземпляр!

— Может быть — образец? — съязвила я.

— Образец? — Министр задумался. — Подопытный экспериментальный образец… Да, может, и образец. Все равно! Главное — что это не человек. Это робот! Но выглядит, как человек. Представляете, чем они там занимались, в этом институте, который финансируется государством!

— Я не думаю, чтобы они делали всё это по своей инициативе, — осмелилась заметить я.

Министр круто обернулся и подошел ко мне. Его лицо было страшно искажено. Он молча приложил палец к губам и неодобрительно помотал головой. Вслух он сказал шепотом, но так, что было слышно в любом уголке кабинета:

— В любом случае будет расследование и эту лавочку мы прикроем. Директора уволим, а все следы опытов уничтожим. И усилим контроль над деятельностью института. Проведем проверку каждого, причастного к этому инциденту. Если нужно — уволим всех.

Две минуты он ходил по кабинету из угла в угол, что-то обдумывая.

— Где он, черт побери?! — воскликнул он наконец.

Я молчала, больше не решаясь ничего уточнять.

Теперь мне было понятно, почему мать влюбилась в него и не встречалась больше ни мс кем после моего рождения, даже когда мужчины ухаживали за ней и предлагали выйти замуж. Она могла бы решить свои финансовые проблемы, став чьей-нибудь женой, пока еще была молода и красива. Но не сделала этого. Конечно, то была не надежда вернуть его, моего отца, не отчаяние, не самопожертвование, не жизнь ради ребенка. Она любила его. Все еще любила…

— А! Наконец-то! — прервал мои мысли голос отца, то есть министра.

В кабинет зашел худой человек лет сорока пяти, совершенно лысый, в очках, в темно-синем костюме, без галстука. Остановившись около двери, он поздоровался:

— Добрый вечер.

Было около четырех часов дня. Я сидела напротив настенных часов и следила за временем. Мне нужно было еще отчитаться руководству о задании. Но я уже решила говорить Руслану Моисеевичу только то, что сейчас услышала от министра. Я не думала, что директор института клонирования что-то еще добавит к сказанному. Он тоже был в курсе, что все разговоры прослушиваются. А встречи просматриваются.

— Что вы здесь встали? — грубо спросил министр. — Проходите, садитесь.

— Извините, но вы стоите… — начал было директор и умолк.

Министр вздохнул, просверлил директора взглядом, подошел к своему столу и сел в кресло.

— Итак? — спросил он.

Директор молчал. Тогда вежливым голосом министр спросил:

— Адольф Иванович, что вы хотели нам сообщить? Садитесь, пожалуйста. У меня мало времени.

Директор послушно сел на стул напротив меня, по другую сторону стола, и наконец сказал:

— Вы знаете, я звонил вам. У нас проблема.

— Знаю я все ваши проблемы! Особенно те, которые вот тут. — Министр постучал пальцем по своей голове.

— Нам нужна помощь тринадцатого отдела. Мы сами не можем его найти, — медленно произнес директор.

— Тринадцатый отдел перед вами, — сказал министр. — Рассказывайте, что вы тянете?

Адольф Иванович непонимающе посмотрел на министра, потом на меня, в моем выходном платье, в туфлях на каблуках, в украшениях, как будто я в театр собралась, а не на работу. Хотя некоторые задания требовали именно такого внешнего вида.

— Простите, — наконец сообразил директор, обращаясь ко мне. — Не думал, что… вы…

И замолчал.

Министр тяжело вздохнул.

Директор очнулся и начал быстро рассказывать о том, что произошло, обращаясь ко мне.

— Начну по-порядку. Наш институт клонирования, как вы знаете, выращивает человеческие органы для пересадки. Опыты по клонированию людей мы тоже делали, очень-очень давно…

— Как же… Давно! — тихо воскликнул министр, себе под нос.

— Не перебивайте, пожалуйста! — бросил ему директор и продолжил: — Давно — я имел в виду лет сто назад. Потом эти опыты прекратили. И вот недавно их возобновили на незаконной основе. Потому что к нам на работу десять лет назад пришел ученый, который сбежал из США. И его разработки, которые не пригодились там, нашли место у нас, это позволило делать как бы не копии людей, а совершенно новые экземпляры, ну как бы роботов. Это было незаконно, но мы не афишировали, что создаем образ и подобие человека. Тем более что они были не способны самостоятельно мыслить. Вся программа заключалась в приборах, которые прилагались к каждому, либо к группе. То есть человек мог управлять ими. В каждом экземпляре были лишь заложены блоки программ. Человек с помощью прибора запускал тот или иной блок. Например. Уборщик. Запускалась программа — и экземпляр самостоятельно выполнял работы по уборке. Иногда вкладывался один блок программ, иногда несколько, то есть экземпляр мог выполнять несколько видов работ. Это не клонирование. Поэтому никакого уголовного наказания в отношении меня не будет. Нет такой статьи.

— Не беспокойтесь. Я найду на вас статью. Государственная измена, к примеру.

Адольф Иванович как будто не обратил внимания на слова министра. Он даже не взглянул на него.

— Мы сделали большие успехи в создании этих экземпляров. Но пошли дальше. И создали человека. Вернее нет. Экземпляр. Такой же, как и все, но не совсем. То есть всё у него было внутри. Все программы и всё управление. И ситуация вышла из-под контроля.

— То есть экземпляр оказался без управления? — уточнил министр.

— Можно и так сказать. Ну… короче говоря, он сбежал.

— Он один сбежал или еще кто-нибудь с ним? — наконец заговорила я.

— Ну как вам сказать… э… — Директор почесал лысую голову. — Вы имеете в виду: сбежал ли он один или с другим экземпляром?

— Да.

— Один сбежал! Дело в том, что он имеет кое-какую способность и знает, как ею пользоваться. Он подошел к охраннику, тот по его команде отключился, а через минуту пришел в себя и продолжил охранять, не подняв тревоги. Как будто ничего и не произошло. Но видеозапись показывает, что экземпляр подошел к нему, взял электронный ключ, открыл дверь и ушел, положив электронный ключ обратно охраннику в нагрудный карман. Дверь всегда через две минуты закрывается автоматически. А пропуск, чтобы выйти за пределы института, наверное, у кого-то украл. Потому что к нам нельзя просто так ни зайти, ни выйти.

— Невероятные способности, — удивилась я. — То есть он может воздействовать так на каждого человека?

— Дело в том, что охранник наш был не человеком, а экземпляром, запрограммированным на охрану. И поэтому подвержен влиянию извне, то есть командам. У нас в институте работают в качестве эксперимента на некоторых постах охранники и уборщики…

Адольф Иванович вдруг замолчал.

— Почему вы замолчали? — спросил министр.

Директор очнулся и еле слышно проговорил:

— Я думаю. Думаю, зачем он сбежал и куда.

— Предоставьте думать тринадцатому отделу. Они найдут беглеца, — пообещал министр.

— Мне бы тоже хотелось знать, почему он сбежал. Что происходило в лаборатории, там, где его держали? — спросила я. — Может быть, над ним издевались. И, если он действительно такой, как человек, и чувствует себя человеком, то, возможно, он не смог этого выносить и убежал. Может быть, он захотел свободы.

Адольф Иванович испуганно на меня посмотрел.

— Свободы? Где же он ее найдет, если ее нет? Даже мы с вами несвободны. Да и зачем ему свобода? У него там всё было и никто над ним не издевался. Нет, что вы! У него были другие мотивы. Я уверен. Но вот какие?

— Может, его похитили? — предположила я. — Может, кому-то было выгодно, чтобы он ушел и пропал? Может быть, его кто-то из людей подговорил? Женщины, например.

— У нас не работают женщины. Даже экземпляры у нас все мужчины. Не знаю, не знаю… кто его мог подговорить… Невозможно… — Директор замотал головой. — Нет… В общем, я вам всё рассказал. Ваша задача — найти его.

— Как давно он сбежал?

Директор помялся, но ответил:

— Два года назад.

— Ого… И неужели за эти два года никаких следов? Например, человек когда-нибудь снова приходит на место преступления либо на место, где он вырос, где он долго жил. Если, конечно, он не находится за океаном и его что-то не держит там.

— Да, — сказал директор. — Но он не человек.

— Что вы там ему запрограммировали, какие следы он мог оставлять? Где его искать? Что он вообще способен делать? Как он хочет жить?

— У него нет желаний. У него есть программа.

— Значит, мне необходимо ознакомится с этой программой, чтобы представить, зачем он ушел и куда пошел. Только так я смогу напасть на его след, если, конечно, он не уехал из страны.

— Хорошо. Приходите завтра в институт, я вас познакомлю с нашим специалистом, моей правой рукой, который знает программу. Но…

— Что? — спросила я.

— А, так, не важно.

— И еще вопрос. Как я могу узнать его?

Директор вопросительно на меня посмотрел.

— Никак, — произнес он. — Хотя, если с ним пообщаться, то видно, что он не человек. Странности видны. И в разговоре, и в поведении. Хотя чёрт знает что с ним случилось за эти два года. Может, он так адаптировался, что его и не отличишь.

— Насколько я поняла, это мужчина, — уточнила я.

— Это экземпляр. — Директор посмотрел на меня и уточнил: — Ну да, выглядит он, как мужчина. Во всех смыслах. Мы уж постарались.

— Он знает, что он робот? — задала я еще один вопрос.

— Да, конечно. Мы первым делом ему сообщили, что он рожден не так как все люди, а в пробирке.

— Что за чушь! — воскликнул министр.

— И еще сказали ему, что он не человек.

— Ну вот, теперь ясно. Он обиделся и ушел искать себя. То есть доказывать себе и людям, что он человек.

— Мы показывали ему процесс создания таких, как он. Ведь он не один… — Тут директор замолчал.

«Сколько же всего у них там таких роботов?» — подумала я и сказала:

— Мне нужна его фотография. И я хочу посмотреть, где и как он жил. Весь процесс. И еще. Я хочу увидеть других, которые другие… вы понимаете? Иначе я не возьмусь за это дело, — предупредила я. — И никто не возьмется.

Отказаться от дела было равносильно заявлению об увольнении. А увольнение для агента означало смерть — или медленную, от бездействия, безысходности и депрессии, или же быструю — насильственную. Но директор не знал об этом, и я его просто припугнула. Министр понял мою уловку и подмигнул мне.

— Вижу, вы настоящий агент, и уверен, что вы справитесь. Я верю в вас, — сказал он, улыбаясь.

— Вы всё увидите завтра утром. У нас подробное досье на сбежавший экземпляр. Приезжайте к нам в институт, я вам все покажу, — пообещал Адольф Иванович. — Я могу идти? Я всё рассказал… — пробормотал директор, обращаясь к министру.

— Почему не сегодня? — спросил мой отец.

— Сегодня уже всё закрыто. Мы выключаем все экземпляры, все оборудование, потому что сотрудников у нас мало и они работают по утрам, а вечером никого нет. Только дежурные. Чтоб показывать, нужен весь персонал, иначе… не дай бог…

— Что ж… До свидания, Адольф Иванович. До свидания, Инга. Удачи вам. Желаю как можно быстрее разобраться с этим делом и напасть на след, — улыбнулся мне отец, то есть министр.

Мы попрощались.

— Вы в какую сторону идёте? — спросил Адольф Иванович, открывая дверь.

Я сказала, что еду на работу.

— О! Нам не по пути, к сожалению… — воскликнул директор и закрыл дверь кабинета, еще раз попрощавшись с министром.

Мы спустились по лестнице. Я села в свою машину, а директор пошел пешком к воротам. Я подъехала к КПП, показала пропуск, ворота медленно открылись. Я выехала на площадь перед министерством и свернула на улицу. Вдруг под колеса моего автомобиля бросился Адольф Иванович, который пару минут назад прошел через калитку и двигался к метро медленно, поджидая, скорее всего, меня. Он замахал руками, я приоткрыла окно.

— До метро хоть подвезете? — спросил он.

Я кивнула. Он сел на заднее сиденье.

До метро было десять минут пешком. Погода была прекрасной. Но не успела я удивиться, как он быстро заговорил почти мне на ухо:

— Я забыл сказать вам кое-что важное. То есть специально не стал говорить там. Были случаи пропажи людей. Нашли даже несколько трупов с рваными ранами на шее.

— Я слышала. Это расследует отдел убийств, — спокойно сказала я.

— Не перебивайте. Это дело рук экземпляра! Все они питаются кровью. Вернее, специальным составом, который похож на кровь. Нам его привозят в институт. Но при отсутствии этого состава кровь обычных людей тоже им подходит. Единственное, убивая людей, он оставляет следы. Которые мне очевидны. Пока нет массовых убийств. Но пропажа людей — это дело его рук. Где-то он прячет трупы. И еще. Эта жидкость, заменитель крови, поставляется и в другие места, к другим заказчикам. Это тайна. Так вот, все заказчики регистрируются и наблюдаются. За ними следят тщательнее, чем за нами. И были случаи кражи этого вещества. Потому что количество литров строго определено и строго учитывается. И нам сообщили, что несколько раз в нескольких местах обворовывали грузовик с жидкостью. Пропадало несколько ящиков. Я прикинул в уме количество пропавших людей и количество похищенной жидкости. Как раз на два года ему хватило бы. И может еще на пару месяцев. Так что он должен постоянно или убивать людей, что опасно для него, или воровать жидкость — это проще. Служба безопасности института следила за каждым клиентом, за каждым грузом, но не уследила. И только видеозаписи показывают, как кто-то останавливает грузовик и перегружает несколько ящиков в свою машину… А вот и метро! Спасибо огромное!

Адольф Иванович вышел из машины и захлопнул дверцу, не дав мне произнести ни слова.

«Сколько же у них этих экземпляров? Тысячи? Миллионы?» — подумала я, вспомнив огромное количество красной жидкости на складе готовой продукции.

Я решила проникнуть на завод и узнать… что?.. что-нибудь. Мне в голову пришла безумная мысль: о том, что Эрик — тот сбежавший экземпляр. Но я тут же отогнала ее, потому что не хотела верить! Не может быть! Эрик совсем не похож на робота. Да и у робота в программе не было бы цели показать мне завод и рассказать о нем. Зачем? Смысл? Нет. Или кто-то им руководит? Нет-нет…

Поеду к Руслану Моисеевичу и расскажу ему всё. Но только то, то рассказал Адольф Иванович министру. Не более.

Приехала я в тринадцатое отделение уже после окончания рабочего дня, не надеясь застать там никого, собираясь лишь написать отчет о сегодняшнем дне. Но меня встретил мой руководитель.

— Как? — спросил он.

Руслан Моисеевич выглядел уставшим.

— Нормально. Но дело запутанное, — сказала я.

Отметив, к своему удовольствию, что место секретаря пустует, я рассказала всё, что касается сбежавшего экземпляра и незаконного клонирования и программирования. То есть всё то, что говорилось в кабинете министра.

— М-да, — пробормотал мой руководитель. — Я понял. Вам надо собирать информацию. Так просто вы его не поймаете. Он среди нас, среди людей. Если что — вызывайте подкрепление. Всё, что угодно. Хоть атомную бомбу. Теперь можете идти.

— Одно условие…

— Что еще?

— Я хочу сама закончить это дело. Сама хочу поймать экземпляр. Не отдавайте дело Иванову, — попросила я.

— Что?!

— Это моя первая просьба к вам. И последняя.

Руслан Моисеевич молчал.

— Пожалуйста! Я вас прошу!

— Как я сочту нужным, так и будет. Вы хорошо выполняете работу. Я ценю это.

— Но Иванову достаются все лавры.

— Какие лавры?

— Награды. Медали. Ордена. Премиальные. Дополнительный отпуск. За что? За то, что он едет туда, куда сказала я, и берет преступника? Это может сделать любой! А скажите: кто ищет, кто вычисляет, кто заманивает преступника в западню? Кто рискует жизнью? Скажете мне! Почему так происходит? Почему работаю я, а лавры получает Иванов? Отвечайте! Почему?! Потому что я женщина?

Руслан Моисеевич молчал, удивленно смотря на меня.

— Это дискриминация? — прямо спросила я. — Знаю, до меня не было в отделе женщины, поэтому на меня сыпятся все трудные дела. Вся рабочая грязная работа! Самые запутанные невыполнимые задания! Я работаю без выходных, без отпуска! И даже ночью должна писать вам отчеты. А когда спать? Я человек, а не робот! А награды… Неужели когда-нибудь можно давать орден женщине? Что вы, это же абсурд!.. Мы же не Европа! У нас женщина не человек! Конечно. Всё Иванову. Как часто он выходит из офиса? Как часто работает сверхурочно? Прочитайте, что написано в его отчетах, а что в моих… У него скоро уже наград будет больше, чем у вас.

— Неужели? — вдруг воскликнул Руслан Моисеевич. — Не может быть! Я приму меры…

Я улыбнулась.

— Вы поняли, что я сказала?

— Конечно. Вы хотите уволиться, потому что недовольны работой? — уточнил руководитель отдела.

— Я очень люблю свою работу. Я очень уважаю вас. Но… повторяю — прошу вас позволить мне закончить это задание, поймать лично мне сбежавший экземпляр и передать его в институт клонирования. Прошу вас не отдавать это дело Иванову. Если вы поручили начать это дело мне — то позвольте и закончить. Иванов пусть занимается своими делами. Пусть он хотя бы начнет что-нибудь и закончит это… Если же вы не позволите мне закончить это дело даже теперь… Если вы опять отдадите Иванову моё дело, когда оно будет закончено и останется лишь поймать преступника, то я вынуждена буду уволиться.

— Во-первых, экземпляр не преступник. А во-вторых… — Он сделал паузу. — Куда вы пойдете, если уволитесь?

— Я знаю, — сказала я, — что работу я вряд ли найду после тринадцатого отдела… Но мне всё равно… Я пришла сюда не для того, чтобы делать за мужчин их работу. Понимаете? Я пришла работать и получать за это вознаграждение! Вы слышите?

— Слышу. Я прекрасно слышу. Но не понимаю: кем вы себя возомнили? Вы кто? По званию…

— У меня такое же звание, как и у Иванова.

— Та-а-ак… — протянул Руслан Моисеевич. — Бунт на корабле? Вот почему мы не берем женщин на работу. Чуть что — истерика!

— Это не истерика. Это разговор подчиненного с руководителем. Я не прошу от вас слишком много, правда ведь? Только закончить задание. Поймать преступника, этого робота…

Я не могла допустить даже мысли, что Эрика поймают и вернут владельцам. При условии, конечно, что он — экземпляр. Не могла допустить, что именно Иванов придет к нему, наденет наручники и отправит его в институт. Пусть это сделаю я, но… я предупредила бы Эрика, не позволила бы схватить его…

— Да ладно, ладно, только отстаньте от меня. Моя бы воля — я бы все медали мира отдал вам. Но награды отдаю не я. А президент. Он каждый год отличает самых успешных работников. Я даю ему списки. Другие отделы дают ему списки. И он отдает медали, ордена и другие награды тем, кого сочтет нужным…

— Значит, на этот раз нужно дать ему список только с одной кандидатурой.

— С твоей что ли? — засмеялся Руслан Моисеевич. — Вижу, что ты давно не была в отпуске. Тебе нужно отдохнуть.

— Я никогда не была в отпуске. Даже сегодня, в свой выходной, я работаю.

— Вот как закончишь это дело — я тебе дам отпуск сразу за два года. Договорились?

— Договорились.

— Можешь идти.

Я вернулась домой. Перекусив и приняв ванну, сразу же легла в постель и уснула. Мне снились вампиры, роботы, зомби, море крови и… Эрик, который доставал бутыли со стеллажей, показывал мне их, целовал эти бутыли и… бросал мне под ноги, разбивая их… И крови вокруг было всё больше и больше… Я кричала от ужаса, но ноги не слушались меня. Как будто прикованная, я не могла сдвинуться с места… А Эрик не обращал внимания, разбивая бутыли одну за другой…

Я проснулась в холодном поту. Утро еще не наступило. Повернувшись на другой бок, я старалась уснуть снова, но не могла. Мысли мучили меня. Сегодня я должна идти в институт клонирования… Но я хотела пойти на завод к Эрику и спросить его о сбежавшем экземпляре. Хотя я не уверена: стоит ли ему доверять. Действует ли экземпляр один или с сообщниками — я тоже не знала. Те методы, которым я научилась за последние несколько лет, вряд ли стоит использовать применительно к роботу. Ведь меня никогда никто не учил искать и ловить таких, как экземпляр. Только людей. У людей есть психология. Но не существует такого понятия, как психология роботов. Поэтому я не представляла, с чего начать.

При первом визите на завод Эрик показывал мне на белое здание в глубине промышленной зоны, но не водил туда. Он сказал, что это его офис, и если что случится — то искать его нужно там. Однако когда он позвонил вчера утром и пригласил меня, то попросил идти к красному зданию, на склад.

Где сейчас Эрик? Он сказал, что может ночевать на заводе. Где именно он ночует? Наверняка в офисе. Не на складе же. Мне очень хотелось его увидеть. Даже если ничего не удастся выяснить, я хотела его увидеть. Просто увидеть.

ГЛАВА 3

Я шла среди построек промышленной зоны во мраке, интуитивно пробираясь к белому офисному зданию. Охранник впустил меня молча, узнав и улыбнувшись. «Наверняка экземпляр, запрограммированный на охрану», — подумала я…

Зачем я вообще пришла сюда? На свидание или на разведку?

Промучившись полчаса в постели, я не смогла заснуть и решила действовать — то есть перед визитом в институт клонирования сходить на завод и разузнать, так сказать, обстановку. Я знала, что это утро может быть последним в моей жизни, если Эрик — тот самый экземпляр, если он всё разнюхал или хочет крови. Хотя… зачем ему кровь? Ведь у него столько… готовой продукции…

Я шла медленно, уверенно, не оглядываясь, не смотря по сторонам… Как ходит тот, кто знает, куда и зачем он идет… Вокруг — тишина. Камеры видеонаблюдения фиксировали каждое мое движение — я это знала. Но мне было всё равно. Я не скрывалась ни от охраны, ни от секретных служб, ни от экземпляра… Странное какое-то название ему дано. Неужели не придумали человеческого имени, наделив его не только человеческим телом, но и человеческим умом? Наверняка он считал себя личностью, индивидуумом, а не тупой машиной и послушным роботом… А может быть, он чувствовал. Чувствовал всё это… Свое подобие… свое сходство с человеком… и свое различие… свое превосходство…

Вот и белое здание. Окна темные. Как будто никого нет. Но экземпляр видит в темноте… В инфракрасном свете. Может быть, видит. Я не уверена. Надо будет спросить об этом Адольфа Ивановича.

Толкнув незапертую дверь, я пошарила рукой по стенам, стараясь нащупать выключатель. Но тщетно.

Тогда я включила налобный фонарик. Пусть я себя обнаружу раньше, чем увижу экземпляр… фу, что за идиотское слово…

Я сразу провела лучом света по комнате. Ничего подозрительного не обнаружила. Никакого движения. Столы, стулья, комната площадью приблизительно тридцать квадратных метров. Около стены — стеллажи с папками и… с бутылками… Наверняка кровь… та самая… не настоящая…

Экземпляр номер один. Первый… Первый экспериментальный образец образа и подобия человека разумного… Как это будет по-латыни? Найдут в раскопках через тысячу лет этот экземпляр, так и не отличат от других останков… Раскопают склад и найдут не древние кувшины с вином, а ёмкости с человеческой кровью… Ах, простите, с искусственной кровью… как она называется по-научному, по-латыни? Должно же быть название. И у экземпляра должно быть название, уникальное, — у того, который сбежал… Чтобы отличать его от других, запрограммированных…

Я внимательно осмотрела всё в этой комнате: папки, стеллажи с книгами, одежду на вешалке, бумаги на столе, бутыли с таинственным содержимым (не хочу называть этот напиток «кровью», буду называть более точно — «красной жидкостью»). Ничего подозрительного я не обнаружила. Дневник, лежавший на столе, вёлся на латинском языке. Вряд ли экземпляр владел латинским…

В комнате была еще одна дверь. Прежде чем открыть ее, я обернулась и решила закрыть входную. Конечно, если вернется тот, кто вышел, и обнаружит, что дверь заперта, то сразу поймет, что внутрь кто-то проник, но это даст мне некоторое время приготовиться к встрече. Я решительно заперла ее. На замок и на засов. Здесь не было кодированных и шифрованный замков, как в лабораториях и на складе. Не было и охраны. Я удивилась, но думать над этой странной системой и незащищенностью офиса — казалось бы, самого главного здания, полного секретных документов, — не было времени. Я двинулась ко второй двери, ведущей в другую комнату, и напряглась. Если там кто-то есть, то наверняка уже знает, что я здесь. Я замешкалась. Но отступать было поздно. Если кроме меня внутри кто-то есть — то это или Эрик, или экземпляр. Или и тот и другой. В этом случае Эрик — это экземпляр. У них даже имена на одну букву начинаются. Удивительное совпадение… Да и вообще странное имя — Эрик. Не русское.

Я толкнула дверь. Она была не заперта.

Освещая фонарем помещение, я вошла. Ничего необычного. Диван и шкафы. Еще журнальный столик. Пустой. Как будто комната отдыха. Была еще одна дверь. Я заглянула туда: ванная и туалет. Получается, что офис — это всего лишь две комнаты.

Я хотела запереть и эту дверь, дверь офиса, чтобы спокойно обыскать каждый шкаф и ванную, но не нашла привычного замка. Зато, подёргав дверь, обнаружила, что она уже кем-то заперта. Возможно, эта дверь закрывалась автоматически… или с помощью дистанционного управления…

Так или иначе, я решила обыскать всё, и затем уже решать проблему с дверью. Тем более здесь было окно… С плотно задернутым шторами. Или не окно? Его имитация?

Я подошла к занавескам, выключила фонарь и отдернула их. За стеклом мягко струился свет — дежурное освещение промышленной зоны.

Задернув занавеску, я обернулась — и вдруг почувствовала чье-то присутствие.

Мои руки потянулись к фонарю — но я не успела включить его. Кто-то опередил меня, сняв с моей головы фонарь и отбросив его. Я не закричала. Звать на помощь было бессмысленно… Вернее, я не успела ни вскрикнуть, ни сказать что-либо, потому что человек заключил меня в свои объятия и его губы коснулись моих губ. Мягкие, требовательные губы… Они завладели всем моим существом, и я невольно обвила свои руки вокруг этого человека, ощутив под пальцами тонкую хлопчатобумажную рубашку, а под ней — мускулистое мужское горячее тело. Я провела руками по его голове, по лицу, интуитивно рисуя образ человека в мозгу. Уловив знакомый запах дорогого лосьона, сомнений у меня не осталось. Я знала, кого скрывает темнота. Он отстранился от меня на миллиметр, дав мне возможность перевести дыхание и что-нибудь сказать. Но я не воспользовалась этой возможностью, потому что была слишком поражена случившимся. А он не стал раздумывать. Приблизившись ко мне, он заставил меня невольно отступить вглубь комнаты, затем сделал два шага, не отпуская моей талии, опустил меня на диван.

Его губы снова коснулись моих, а мои руки потянулись к его лицу, требуя поцелуя. Когда мы оба очутились на диване, я решилась нарушить тишину.

— Эрик… — прошептала я.

— Извини, не мог удержаться, — ответил он, по-прежнему крепко сжимая меня в своих объятиях.

Он снова поцеловал меня. Я не сопротивлялась, ощущая желание быть с ним ближе. Как вообще у меня появилась мысль, что он может быть тем несчастным экземпляром?

Сейчас меня вообще не волновала моя работа, это странное непонятное задание… У меня давно не было личной жизни. Тот жених, от которого я ушла ночью, игнорировал мои намеки остаться вдвоем, переночевать у меня или у него… Близость была только пару раз в начале нашего знакомства. Потом он предложил пожениться, и на этом нормальные отношения закончились… Только редкие свидания, незначительные подарки, цветы… и обещания типа «вот когда мы поженимся, то…» А я хотела другого… Не слов — действий…

И вот наконец я могла не только ощутить рядом мужчину, но и дать выход своей страсти, своему желанию. Эрик хотел того же — я знала это.

Отпустив меня на секунду, он поднялся с дивана, снял рубашку и повесил ее осторожно на стул. Затем вернулся ко мне, наклонился… Я не видела ничего, только слышала шорохи и могла догадываться, что он делает…

— Ты видишь в темноте? — насторожилась я.

Эрик тихо засмеялся.

— Очень мало. Твои глаза тоже скоро привыкнут.

Действительно, через занавески просачивался очень слабый свет… Почти ничего, но этого было достаточно… для близости…

Эрик начал ловко снимать с меня одежду и осторожно куда-то складывать, наверное, тоже на тот же стул, — или на журнальный столик…

Наклонившись, он коснулся губами моего тела… Его желание прибавилось к моему, охватив нас огнем страсти. Сразу забыв обо всем, и о работе, и о странной таинственной обстановке, я притянула его тело к своему, застонав от желания, его мягкие ладони коснулись моей груди, затем спустились ниже… Его дыхание слилось с моим, а губы соединились в поцелуе.

Я знала Эрика второй день, но в ту ночь у меня не возникло даже мысли о чересчур скором развитии событий… Тогда мне хотелось одного — завладеть им… так, как он мог завладеть мной… В тот миг я и не подозревала, что он уже давно завладел моим сердцем.

Его натиск был столь стремителен, а мое желание столь велико, что скоро мы «слились и утонули в океане блаженства», как пишут в любовных романах. Возможно, все случилось так быстро из-за моего долгого воздержания. Тогда я не подумала о том, что, вероятно, и у Эрика давно не было женщины.

— Ты для этого пришла? — вопрос Эрика вернул мне чувство реальности.

Я лежала на диване в его объятиях. Он пристально смотрел на меня. Я чувствовала это.

— Наверное. Я пришла увидеть тебя, — честно призналась я.

Эрик нежно поцеловал меня, поднялся с дивана и исчез в ванной. Я проскользнула туда же, желая вместе с ним принять душ. В ванной был свет, и я увидела его лицо, его тело… Там нами опять овладел приступ страсти, который мы не смогли погасить даже в чуть теплой воде…

— Ты необыкновенная, — прошептал Эрик.

— Ты тоже…

Мы вернулись в комнату. Эрик зажег лампу и начал одеваться. Я сделала то же самое. Моя прическа сильно растрепалась и намокла. К счастью, у меня в сумочке была расческа, чтобы причесаться. Он открыл дверцу шкафа и показал мне встроенное зеркало.

— Странно. Зеркало не на дверце, а внутри, — заметила я, причесываясь.

— Какая чудесная ночь, — сказал он. — Предлагаю это отметить…

Он достал из бара бутылку… с красной жидкостью…

— Что?! — мои глаза расширились от испуга.

— Что? — не понял Эрик, доставая два бокала.

— Кровь? — произнесла я.

Эрик сначала не понял, потом рассмеялся.

— Попробуй, это вкусно. К тому же, продлевает молодость, дает силы… — весело сказал он, наливая в оба бокала.

Я молча смотрела на него, вспоминая, как Адольф Иванович рассказывал мне о том, что экземпляр питается искусственной кровью… и настоящей тоже…

— Это тебе, — он протянул мне один бокал.

Но я не хотела его брать, молча переводя взгляд от бокала на радостное лицо Эрика и обратно.

— Что с тобой? Это не кровь. Это обычное красное сухое вино, — сказал он.

Тогда я взяла бокал и понюхала. Действительно, пахло хорошим дорогим красным вином. Я осторожно отпила глоток. Это было вино.

Эрик осушил полбокала.

Я подозрительно на него посмотрела.

— Ты думаешь, я тут кровь пью? Свою продукцию? — рассмеялся он. — Хотя… И такое иногда бывает…

Меня передернуло.

— Повторяю: то, что мы тут делаем, — не кровь. Это обычное химическое вещество красного цвета. С красителем. Понимаешь? Нет в этом ничего страшного…

Я кивнула.

— Вот. — Эрик достал еще одну бутылку, но с другой этикеткой. — Вот это — продукция. Она не имеет ни запаха, ни вкуса. Хочешь попробовать?

Я отрицательно замотала головой. Эрик рассмеялся.

— Это твои предрассудки. Если в кино кровь пьют плохие вампиры, то думаешь, хорошим девочкам пить кровь противопоказано, даже если она не настоящая? Бифштекс с кровью наверняка любишь…

— Это же не кровь человека.

— То, что мы производим здесь, тоже не кровь человека. И этот препарат не имеет животного происхождения. Он полностью искусственный… Даже вегетарианцам можно… — И тихо добавил: — Им тоже можно пить любую кровь, но человек — самое беззащитное животное…

Я еле расслышала его последние слова. Кого он имел в виду? Кому — им? Клонам? Экземплярам? Мне очень хотелось рассказать всё Эрику — и про клонирование, и про мое задание. Но это было запрещено законами страны (разглашение государственной тайны) и инструкцией тринадцатого отдела. А вообще, я хотела знать: какую должность занимает здесь Эрик? Он директор или кто? Почему он сейчас ночью в офисе? Почему он живёт здесь?

— Извини, я зашла сюда без предупреждения. Неожиданно… — начала я издалека свой вопрос. — Но я бы не проникла внутрь, если бы дверь был заперта.

— Ты хочешь спросить, почему дверь в офис с секретными документами не заперта? — спросил Эрик и, на дав мне ответить «да», продолжил: — Потому что эти документы поддельные и ненастоящие. Любой, кто их найдет, позже поймет, что они не проливают свет на тайну наших разработок.

— А…

— А настоящие документы спрятаны в цокольном этаже. Да, здесь такая же система, как и у всего завода… Если нападет враг, то все будет уничтожено без следов…

— А ты…

— А я здесь просто занимаюсь уборкой по ночам, пока нет начальства, — ответил Эрик.

Он словно угадывал мысли.

— И…

— Что? — не понял Эрик.

— Как называется эта искусственная кровь?

— Хочешь попробовать? — улыбнулся Эрик.

Я отрицательно замотала головой.

— Не верю. Хочешь.

— Нет, нет…

— Я скажу тебе название. Если ты попробуешь. — И Эрик налил мне продукцию в чистый бокал.

Я поморщилась.

— Это не страшно, — сказал он и протянул мне.

Я взяла.

«Это ради задания. Я должна знать всё», — сказала я сама себе и понюхала. Ничем не пахло. Я вздохнула и отпила глоток — жидкость была безвкусной. Меня постигло разочарование. Я ожидала чего-то невероятно неприятного…

— Сангус, — сказал Эрик.

— Что? — не поняла я.

— Называется «сангус».

— Странное название…

— А ты ожидала сложное цифро-буквенное обозначение? У сангуса нет номеров. Хотя было много версий. Сейчас существует только универсальная версия, последняя… Для всех.

— Для всех? — спросила я, решив узнать всё, задавая прямые вопросы. Если Эрик — экземпляр, то пусть скажет это сейчас.

— Для всех. Как видишь.

Лицо Эрика ничего не выражало.

— Будешь допивать? — спросил он.

— Нет… Вдруг отравлюсь, — сказала я, протягивая ему бокал.

— Вряд ли… — Он взял бокал и поставил его на столик.

— Ты — уборщик? — спросила я, желая уточнить его род деятельности.

— Как видишь… — опять уклончиво ответил Эрик, не говоря ни да, ни нет.

Мне вдруг захотелось подойти к нему, обнять и поцеловать. И я это сделала. Кто знает — что будет завтра. У меня такая работа, что либо конкуренты-завистники типа Иванова приложат руку (то есть пару слов), чтобы выгнать меня с работы, или те, за кем я охочусь, устранят меня как опасного агента, например, этот так называемый экземпляр. Конечно, он не хочет, чтобы я его нашла. И как только он что-то заподозрит (если он рядом) — сразу меня прикончит, а это дело объявят закрытым за недостаточностью улик. Такое часто бывало, потому что наш отдел занимается самыми секретными, самыми безнадежными и самыми запутанными историями, в которых замешаны высшие круги общества, политики и олигархи. Они предпочитают закрыть дело, чем получить всеобщую огласку своих ошибок. За их жизнью следят обычные люди, которые радуются их промахам, потому что завидуют их успеху.

Каждый день моей жизни может оказаться последним, и я давно для себя решила наслаждаться, пока есть возможность. Пока есть силы, пока я молодая… И мне всё равно, кто Эрик — уборщик или экземпляр. Я знала точно: он не собирался меня убивать. По крайней мере, сейчас.

— Который час? — спросила я, чтобы хоть что-то сказать.

— Ты спешишь? — ласково спросил Эрик, крепко сжимая меня в объятиях. — На работу?

— Да. Но я не спешу. Я хочу быть с тобой.

— Я тоже, — тихо и печально сказал Эрик. — Знаешь, я хочу уехать далеко-далеко… туда, где ничего этого не будет.

— Чего — этого?

— Завода, крови, сангуса, власти, политики, производства и всей этой ерунды… Вообще ничего. Только ты и я. Мне всё это надоело. Каждый день — работа… ложь… игра в прятки… Всю жизнь так. Надоело до ужаса. Человек я или кто? Могу я нормально по-человечески пожить?.. хоть немного… с любимой женщиной… где угодно… да хоть на необитаемом острове!

Его слова звучали странно, в них слышалось отчаяние. Как будто он давно мечтал об этом, давно хотел уехать на необитаемый остров, но даже не мог себе позволить вслух высказать свое желание… Нет, Эрик не мог быть экземпляром. У того нет желаний. Только программа… Хотя… если экземпляр чувствует и считает себя полноценным человеком… тогда… он бы сказал именно так…

Я крепче прижалась к Эрику. Я не хотела, чтобы он оказался экземпляром, этим получеловеком, которого в конце концов найдут и уничтожат…

— Слишком много лжи в моей жизни, слишком много предательства. У меня уже нет сил сопротивляться… У меня нет друзей, у меня никогда не было любимой женщины… Я привык так жить. Хотя хочется другой жизни, настоящей… человеческой!

Я посмотрела в лицо Эрику. Он говорил искренне. Сколько ему могло быть лет? Почему он говорит такие ужасные вещи? У экземпляра тоже нет друзей и любимой женщины. И быть не может — он же машина, робот… И у меня не было друзей… И не было любимого человека, вернее, был — да сплыл… Жизнь теперь такая, когда на дружбу не остается времени, а на любовь нет сил.

— Сколько тебе лет? — спросила я.

— Сорок… почти, — ответил он.

— По тебе не скажешь… — заметила я.

— Знаю. Потому что это сангус…

— Что?

— Ты — как агент на специальном секретном задании… всё выспрашиваешь…

— Я не столько выспрашиваю, сколько ты сам мне рассказываешь, — не растерялась я.

Эрик улыбнулся и поцеловал меня.

— Сангус продлевает молодость. Как и красное вино. Только лучше, потому что это не алкоголь…

— И? — произнесла я, сама не зная, о чем хотела спросить.

— Давай я тебе пару ящиков домой привезу, — вдруг предложил Эрик.

— Хочешь подсадить меня на это, чтобы качать из меня деньги потом?

— Ну, это не наркотик, хотя психологически люди к нему привыкают… Но ты права. Не надо к этому привыкать.

— Много людей это заказывают?

— Много.

— И ты, простой уборщик, знаешь об этом?

— Знаю.

Эрик смотрел мне в глаза, а я смотрела на него. Видно было, что он не лгал и много чего еще хотел рассказать. С одной стороны, мне хотелось выспросить у него всё, но с другой стороны что-то меня останавливало. Другая сторона моей личности — не агент, а женщина — не хотела, чтобы Эрик всё рассказывал, чтобы превращался из желанного мужчины в преступника, в подозреваемого на допросе.

— Уже утро, тебе пора на работу, — напомнил Эрик.

Да, я должна была ехать в институт клонирования. Зайти домой или нет? Или прямо отправиться к Адольфу Ивановичу? Всё равно. Когда Эрик рядом — работа отодвигалась на второй план, хотя моя личная жизнь так тесно переплелась сейчас с этим новым заданием, что казалась неотделимой, связанной тесно, на клеточном уровне, на уровне сангуса — крови.

Я вздохнула, прижалась к Эрику, ничего не отвечая. Закрыла глаза. Представила, что мы с ним на необитаемом острове.

Тишина длилась минут десять. Зазвонил мобильник. Мой.

Эрик разжал объятия, и мне не оставалось ничего, кроме как ответить на звонок.

— Доброе утро, — ответила я. — Да, я не сплю… Да, я скоро приеду. Может быть, часа через два. Вас устраивает?

Это звонил Адольф Иванович, обеспокоенный отсутствием меня перед дверями института клонирования рано утром.

— Подождите меня, пожалуйста. Сейчас много дел. Я приеду, как только освобожусь, — сказала я.

— Вот и на работу уже вызывают, — заметил Эрик.

А еще он мог заметить, что разговор сегодня по телефону и звонок вчера от моего руководителя — совершенно разные вещи, ведь я отвечала другим тоном.

— Вызывают. Давай еще по бокалу вина — и я поеду, — решительно сказала я.

— Мы увидимся вечером?

— Обязательно! — пообещала я, потому что Эрик был связующим звеном между институтом и экземпляром. Он мог многое знать и пролить свет на это безнадежное дело.

Но не только из-за этого я хотела приехать к нему. Со дня нашей встречи (то есть с ночи) я скучала по Эрику, хотела, чтобы он был со мной рядом в свободное от работы время. Я объясняла себе такой интерес к таинственному уборщику тем, что он был единственным человеком, который охотно рассказывал мне секреты про завод, про продукцию и ее свойства. Ведь в жилах экземпляра течёт сангус, и его основная пища — сангус, который он ворует у заказчиков — обычных людей, желающих продлить молодость. Экземпляр где-то рядом, около завода, следит за грузовиками, чтобы остановить их и присвоить себе жизненно важную жидкость, оставаясь неузнанным, непойманным, живым, на свободе.

Пока я размышляла, Эрик налил вина в оба бокала, предварительно сполоснув их водой.

— Отгадай что? — спросил Эрик, таинственно улыбаясь.

— Вино! — улыбаясь ответила я.

— Отгадала. За наше знакомство, за чудесную ночь, на прекрасное утро и за всё хорошее, — произнес тост Эрик.

Я поймала себя на мысли, что хорошо бы вот так сидеть с ним и разговаривать о разных вещах, смотреть завод, склады, но не для того, чтобы получить какую-то информацию, а просто слушая его голос…

— У тебя есть хобби? — внезапно спросила я.

— Хобби? — удивился Эрик и засмеялся. — У меня нет времени на хобби.

— Так много здесь работы?

— Много… Очень много. Как видишь, я здесь один, а завод большой.

Эрик явно не договаривал, и вообще — вряд ли был уборщиком. Но я не стала больше ни о чем спрашивать — наверняка он уже подозревал меня во всем, если не знал точно о моем задании.

Если рассуждать логически, то сбежавший экземпляр вряд ли смог в одиночку и без следов интегрироваться в общество. Где он живет? Что делает? Его наверняка кто-нибудь заметил бы за эти два года. Всё подозрительное фиксируется и проверяется. Значит, предположим, ему кто-то помог. Кто-то из людей. Кто в наше время станет помогать странному незнакомцу? Женщина? Добрая? Может быть. А Эрик? Мог бы помочь ему? Но в этом случае он бы знал точно, кому помогает. И тогда бы у экземпляра был доступ к сангусу, и он не нападал бы на грузовики и на людей. Значит, Эрик и экземпляр не знакомы, либо это одно и то же… Нет, не может быть!

Я отогнала неприятные мысли прочь.

— О чем задумалась? — пришла очередь Эрика допрашивать меня.

— Не хочу уходить, — созналась я.

Мне действительно не хотелось уходить. Мы сидели на диване и смотрели друг другу в глаза.

— Я не хочу больше слушать про завод и про сангус, хотя это, конечно, очень интересно… Я, к сожалению, не журналист, а то бы написала сенсационную статью…

— О, если б ты была журналистом, я бы закрыл свой рот на замок! И показал бы те цеха, в которых делаются обычные лекарства. И никто бы никогда не узнал, что под землёй.

— Но откуда ты знал, что я не журналист?

— Вчера утром навел справки, перед тем как позвонить тебе.

— Что? Ты шутишь наверное? Вот так просто можно узнать профессию человека?

— Да, просто, если знаешь его имя и если он есть в базе. Ты же в курсе…

— Да, но это в полиции, а обычный человек… как может?.. — Я не договорила. Эрик меня перебил:

— Не обычный, а тот, кто работает на секретном заводе. Извини, я не мог иначе. Мне надоели эти слежки, подозрения, допросы, секреты… Не хочу, чтобы между нами были тайны. И хотя мы многое скрываем друг от друга сейчас, но в будущем, надеюсь, когда познакомимся поближе, будем полностью доверять друг другу.

Я была поражена таким откровением и решила переменить тему.

— Эрик, — ласково сказала я, — расскажи мне о своих родителях. Они живы?

Эрик погрустнел. Зачем я спросила о родителях? Из любопытства? Или чтобы проверить, не экземпляр ли он? Ведь тот знал, что рожден в лаборатории, хотя за два года мог сочинить правдоподобную историю.

— Нет, они умерли. Мать — от несчастного случая в своем кабинете во время опытов. Она была ученым. Занималась разными химическими веществами и однажды произошел пожар. И она погибла. Я тогда был еще совсем маленьким. Отец тоже умер. Лет десять назад. Он был старым и сердце у него было больное. Он умер у меня на руках, можно сказать. Заснул в своей постели и не проснулся. Я его похоронил в фамильном склепе, рядом с матерью. Он давно подготовил для себя там место… — Эрик сделал паузу. — И для меня тоже… Но я вряд ли буду похоронен там…

— Извини, давай не будем о грустном. — Я уже пожалела о своем вопросе.

— Всё нормально, Инга. Все мы там будем. Рано или поздно.

— Лучше поздно, — заметила я.

— А лучше никогда, — сказал Эрик, указывая на бутыль с искусственной кровью, и улыбнулся.

— Это дает вечную жизнь?

— Кто знает… Никто не застрахован.

Я поднялась с дивана. Нужно было ехать в институт клонирования. Чем быстрее я туда приеду — тем быстрее уеду и снова увижу Эрика.

— Ты хочешь приехать ко мне в гости? — спросила я.

— Нет уж, лучше ты ко мне. По крайней мере, здесь нет подслушки и подглядки…

— А камеры?

— Камеры везде. Но не везде работают. — Эрик мне подмигнул. — А у тебя дома, я уверен, куча разной аппаратуры, совершенно лишней при встрече мужчины и женщины. За тобой следят сразу несколько спецслужб, не говоря про полицию…

— Ты прав, — ответила я. — Хотя мне не запрещено приводить домой мужчин.

— Так проще и легче расширить твое досье и подкопаться, если захотят тебя уволить.

— И опять ты прав. Если работаешь в полиции — то лучше не иметь знакомств. Никаких. Тем более на секретном заводе.

— И особенно с преступниками, которых хотят поймать, — сказал Эрик таинственные слова.

Я насторожилась. Такие слова мог бы сказать экземпляр… Если бы… захотел раскрыть себя. Но я знала, что робот не может выдать сам себя полиции — это противоречит его программе. Поэтому я вообще не понимала, зачем Эрик сказал именно так.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я. — Я не общаюсь с преступниками.

— А если они в розыске? — спросил Эрик, и опять его слова показались мне подозрительными.

— Я не верю, что ты преступник и что ты в розыске. Не верю и не хочу верить, — сказала я.

Вполне может быть, что Эрик разыскивается по другому делу, которое ведет другой человек из нашего отдела или вообще кто-то из другого отдела. Например, дело о пропаже, то есть краже ящиков с сангусом. Тут могли быть замешаны все те, кто знает, когда, куда и сколько продукции отправляется с завода к заказчику.

— Я буду самым несчастным человеком на земле, если окажется, что ты преступник и тебя разыскивают, — сказала я, обнимая Эрика.

— А я буду самым несчастным человеком на земле, если окажется, что ты меня должна арестовать, — сказал Эрик.

Это уже был не намек. Он прямо говорил, что в чем-то виновен и рано или поздно полиция возьмется за него.

Но я не поняла, почему именно я должна арестовывать Эрика. Я же официально для всех — лишь секретарь. Не более.

— Секретарь не может арестовывать, — заметила я. — Так что ты счастливый человек.

— Нет. Я буду счастлив с тобой только далеко отсюда. Когда никто — ни звонки, ни дела, ни долг — не смогут нас разлучить. Потому что ничего этого не будет. Будем только ты и я. Я размечтался, не правда ли?

— Ты мечтатель. Но мечтать хорошо. Мечтать может каждый… — я сделала паузу и добавила: — …каждый человек. Ну, мне пора. До вечера. Увидимся.

— Тебя подвезти?

— Нет, я на автобусе, — сказала я, не желая, чтобы Эрик подвозил меня в институт клонирования — так я выдала бы себя с головой.

— Я буду ждать тебя. Звони, если что, — сказал он, разжимая свои объятия.

— Хорошо, — сказала я и направилась к двери.

И эта дверь, и другая — сами открылись. Охранник на выходе улыбнулся, сонно похлопав глазами.

На остановке я зашла в автобус и поехала прямо к институту клонирования, даже не позавтракав. Я надеялась быстро там всё разузнать, пообедать и поехать к Эрику.

— Остановка «Научно-исследовательский институт», — объявили в автобусе.

Я вышла и огляделась.

Зазвонил мобильник.

— Доброе утро, Руслан Моисеевич. Я? На работе, как мы вчера и договаривались. Всё в порядке.. Разумеется… А если я поздно закончу? Я не могу быть и здесь и у вас… Ну-у… если очень срочно и очень важно…

Разговор был закончен. Мой руководитель не любил много разговаривать. Ни одно его слово не обсуждалось. Если он сказал сделать — значит надо было сделать. Из всего отдела только я могла с ним иногда спорить. И только в особо сложных ситуациях. И он прощал мне это.

Я наконец огляделась. Передо мной высилось громадное серое здание, а его ворота скалились в зловещей ухмылке, как будто желая проглотить меня на пару часов… Мне так показалось. Конечно, это был обычный институт, просто два года без хорошего отдыха не прошли бесследно: всё вокруг казалось недружелюбным… Мне стало не по себе, когда я приблизилась к воротам… Если бы не моё задание — я бы с превеликим удовольствием обошла институт стороной: столь непривлекательным он выглядел. Толстые стены с колючей проволокой, неприступные ворота… Словно крепость. Не было лишь рва и искусственного холма, чтобы невозможно было захватить эту твердыню российский науки приступом. Мой браслет молчал. Значит, всё просматривалось.

У ворот домофон не реагировал, и мне пришлось позвонить на мобильный Адольфу Ивановичу. Он обрадовался моему приезду и обещал, что скоро я смогу войти: «…сейчас-сейчас, подождите немного…». Через пару минут ворота открылись и пропустили меня в чрево науки. Будто переваривая мой организм, вокруг меня что-то жужжало, потрескивало, шипело и щелкало… «Могли бы поставить современные бесшумные камеры», — подумала я.

Тёмно-серое здание с грязно-белыми колоннами олицетворяло власть над смертными. И не только над ними. Наверное, экземпляров оно тоже подавляло своими толстенными колоннами, замысловатым архитравом, статуями перекошенных драконов с раскрытыми пастями у лестницы, маленькими окошками и огромными камерами видеонаблюдения на стенах и на двери. Я не знаток архитектуры и скульптуры, но мне показалось, что архитектор переборщил с декоративными элементами этого здания, тем более что внутри люди занимались наукой, а не праздными развлечениями.

Я позвонила в домофон, и дверь мне открыл молодой мужчина, не смотря мне прямо в глаза и не проявляя никаких эмоций.

«Экземпляр», — подумала я и вошла.

ГЛАВА 4

— Добрый день, — сказал человек, открывший мне дверь. — Вас ждут. Я провожу вас.

— Здравствуйте. Очень хорошо, — ответила я и пошла вслед за ним.

Он привел меня к кабинету Адольфа Ивановича и постучался.

— Да-да… — послышался голос.

— Прошу, — сказал человек, распахивая передо мной дверь.

Я вошла.

Дверь за мной закрылась.

— Добрый день! Я вас очень ждал! — воскликнул Адольф Иванович.

— Здравствуйте, — сказала я.

— Ну, как вам? — спросил он.

— Что?

— Тот, который вас встретил. Экземпляр. Нашли вы сходство и различие?

— Конечно, различия сразу бросаются в глаза. Он выполняет ваши команды, словно хорошо выдрессированный работник, — заметила я, усаживаясь в кресло напротив.