Бесплатный фрагмент - Судьбы Войны

Помни юное поколение

Помни юное поколение!

Помни, не забывай!

Как деды наши падали

в землю,

Защищая Родину-мать.

Как мальчишки под танки

бросались,

Грудью закрывали дот.

Как девчонки на фронт

уходили,

Как вставал весь советский

народ.

Как калёным железом

чуму выжигали

В Сталинграде, на Курской

дуге,

Как топили в морях

караваны,

Предавая солёной воде.

Помни Красную площадь

— ноябрь,

Шли с парада Отчизны сыны

На защиту от лютого зверя

сердце нашей великой

страны.

Помни, как на дороге

старушка

Хлеб держала в руках

для солдат.

Стыла кровь — подожди, мать,

немножко,

Мы вернёмся тебя

целовать.

И сыны своё слово

сдержали,

Был повержен фашистский

Рейхстаг.

Кто дожил, матерей целовали,

А погибшим — земля пух и прах.

Как шагал наш солдат

по Европе,

Утопая в весенних цветах.

Как последним кормили

убогих,

Как Европы народ ликовал.

Как стоял наш солдат у

Рейхстага,

Годы шёл он к Победе

своей,

А пришёл и заплакал

Как малый,

Прислонившись к чужой

бороде.

Помни юное поколение!

Они жизни отдали за нас,

Они кровью поля

поливали,

Не пуская фашистскую

мразь.

Не дай Бог потеряем

мы память,

Зашевелится нечисть

опять.

Но я верю, что вечная

память

Не забудет про русских

солдат!

ОТЕЦ

Наденет отец гимнастёрку,

А на ней две сквозные дыры,

И пойдёт он к реке потихоньку

Посмотреть, как живут журавли.

Майский воздух захватит он

грудью,

И медали слегка зазвенят.

Здесь тогда в сорок первом, в

лесочке,

Хоронили советских солдат.

Он могилки землёй

подровняет

И «Столичной» все звёзды

протрёт.

И стакан до краёв

наливает

И поёт потом, долго поёт.

По-грузински всегда

начинает,

В украинский потом

переход.

Верит он и, конечно

же, знает,

Слышат Гиви, Микола,

Ашот.

С ротным он продолжает

беседу,

На могилку уронит слезу.

И расскажет, как шли до

Берлина,

Как хребет поломали врагу.

Он к утру как всегда придёт,

Мама встретит его у порога.

И от счастья в обнимку ревут,

Я у них — с сорок первого года.

Серёжка

Не кипи, лейтенант, не

ругай пацана.

Матернул после боя,

оскалясь.

Ему  раны прикрыть

да свезти в медсанбат,

А мораль твоя вовсе не

в радость.

А ты знаешь, что вот

этот пацан

Пробирался от Бреста

до Ровно.

И горела земля, и

свинец обжигал, и

Тонул он в болотах

по горло.

Подобрали его,

Обессиленный был,

Когда сняли с него

рубашонку.

А на теле его было

знамя полка — всё

пропитано потом и

кровью.

Дали нам ордена,

А ему — ни хрена,

Лишь слегка

по плечу потрепали.

Ну спасибо, сынок,

Вот тебе сахарок,

И горбушку хлебушка

дали.

Ты же помнишь,

Как он танк подбивал.

Мы, прижавшись,

сидели в окопах.

И опять слава нам,

А ему — только мат.

Без приказа нырнул

в поле боя.

А ты знаешь о том,

Что он ржавым ключом,

Стиснув зубы,

раскручивал рельсы.

И летел эшелон,

И стонала земля,

А он пел нашу

русскую песню.

Он сидел под берёзкой.

Крики, шум.

Люди метались в огне,

Слёзы падали прям на

ладони.

Мать всегда говорила:

«Не убий — это грех,

это заповедь

в Ветхом Законе».

Глянь, а пацанчик

уснул,

Несмотря на рваные

раны.

Детство снилось ему,

Улыбался во сне

И два раза сказал

Слово «мама».

Подошёл капитан,

И шинелью накрыл,

И как сына погладил

ладошкой.

Лейтенант!

Вы не мешайте там,

Представляйте

к награде Серёжку.

Что такое война?

Что такое война?

Да всё очень просто.

Нажал на курок — и

упал человек.

А где-то в глубинке

Мать схватилась за

сердце

И, глядя в окно,

вздрогнул отец.

И посланный Богом

— он был им отрадой.

Счастьем двух

Любящих сердец.

А сегодня он упал под

берёзкой,

И душу забрал со

слезою Творец.

А того, который нажал

на курок,

В окопе сравняли с

землёю.

В Дрездене мать

уронила платок,

И вздрогнул отец

за стеною.

Что такое война?

Да всё очень просто.

Нажал на курок — и упал

человек.

И залиты кровью поля,

Миллионы погостов

И крик матерей,

Просящих Христа.

Калина

На краю деревеньки

Красный стяг бушевал

на ветру.

То калина резвилась

на солнце, выдавая

свою красоту.

Путник шёл — красовался

багряной,

Рукой задержась на

стволе.

А завтра напалмом

запалят деревню,

С красавы спугнув

снегирей.

Пал огня обхватил

ярко-алую,

Сок шипел, тушила себя.

И стояла в гордом унынии,

Не цвести ей теперь

никогда.

Фронтовая дорога рядом,

Проходили роты солдат.

Подходили, ветвь к груди

прижимали,

Оставляя гарь на щеках.

Ты, калинка, живи, родная,

На обратном пути зайдём.

Ты для нас сбереги

по кисточке ягод.

Не пришедших — помянем,

всплакнём.

Выживала калина быстро,

Словно кого-то ждала.

Прикрывала листвою кисти,

Помнит просьбу солдат

— берегла.                                                           

Но никто не вернулся

В том году сорок пятом.

Облетела листва — зима,

И, встряхнув от снега

красные гроздья,

Помянуть снегирям отдала.

Шинель

Война забросила меня

Под самый Кёнигсберг.

Вот это встреча! Вся

братва —

жаль, ротного уж нет.

За упокой его души

По  кругу  запустили

фляжку

И самокруткой из махры

делали затяжку.

А кто не курит — рукавом

Засаленной телогрейки.

А я два семечка нашёл

В кармане трёпаной

шинельки.

Но встреча долго не

пошла,

Вновь застрочили

пулемёты.

Бегу, и бух — темно в

 глазах, да не дождётесь,

идиоты.

Открыл глаза — свеча

горит,

Не слышно поминальной

речи.

С кадилом нет мужика,

Но спирт учуяла ноздря,

Ну, значит, в лазарете.

Буднул меня командный

голос,

Стоят передо мной.

И военврач в халате

белом:

«Ну как дела, герой?»

«Да всё нормально, —

говорю. —

Сквозные все ранения,

Давай выписывай,

медбрат, хорошее

лечение».

Спешу с остервенением

Должок вернуть тому

вояке

За порчу нашего

Советского творения.

Я того рыжего порву

Совсем без сожаления.

Я до Берлина ведь дойду,

Я эту  личность помню.

Шинель который

прострелил,

Задев, падлюка, орден.

Но тут прервали мою речь,

Вручили новый орден.

Бери шинель — иди домой,

И путь твой будет добрым.

Мамы

Две старушки в ноябрьский

день

Мастерили из палок еловых

Православный  простенький

крест,

Ржавый гвоздь каменюкой

вбивая.

В холмик свежей земли

закрепили  его.

На дощечке гвоздём

написали:

«Здесь лежит лейтенант,

Сын советской страны,

Извините, но имя не знаем».

И сидели они до утра,

Было чем — помянули

солдата.

И, пуская слезу,

побрели по домам,

у берёзы оставив лопату.

 Не спалось

— снег стеною валил,

К утру занесёт овраги.

От души отлегло,

В бескозырке нашли

И к берёзке пошли

за лопатой.

Мама

Дымится поле после боя,

В воронке тает белый снег.

А над моею головою

От самолёта чёрный след.

Вся жизнь летит перед глазами,

А мне всего лишь двадцать лет.

Вот вижу, как прижался к маме,

И вот уже в шинель одет.

Мелькают  лица одноклассниц,

Алёнка! Милая! Привет!

Но танк проехал между нами —

И тишина, и чёрный цвет.

Пробила белая полоска,

Стоит старушка надо мной.

Сынок, живой, терпи, родимый,

Средь всех солдат

лишь ты живой.

Я помню, как она молилась,

И страх гулял в её глазах,

И тихо Господа просила:

«Оставь, прошу — не забирай».

Перевернув на лист железа,

Верёвку кинув на плечо,

Тащила хрупкая старушка

Как будто сына своего.

Тепло — трещат поленья в печке.

Душисто пахнет чай лесной.

«Сынок, очнулся? Попей вот травки,

смотри — и бинт уже сухой».

Я взял её сухие руки,

Прижав к губам, поцеловал.

«Как звать сынок?» Сказал: «Иваном».

И ковш с руки на пол упал.

А мой Иван погиб под Курском,

Под Прохоровкой подбили танк.

Он дал приказ машину бросить,

А сам в колонну на таран.

Куда-то утром убегала,

И только позже я узнал,

Солдат в воронках хоронила,

Спешила их земле предать.

Не разбирала, где кресты, где

звёзды.

Лежали вместе Пётр и Ганс,

И говорила, все вы дети

И что Господь один у вас.

Расставались молча.

Не мог слезу я удержать.

В её глазах стояло горе

И луч надежды — буду ждать.

Комок вот-вот раздавит

горло,

Я быстро к фронту зашагал.

Не смог — и повернулся,

И с плеч платок её упал.

Но жизнь так лихо закрутила,

И всё судьбе наперекор.

«Спецчасть, где вас носило?

Ранение? Какая матушка?

В штрафной».

Мы, штрафники, особой масти,

Внимания нам не уделять.

И мяла страшная машина

Одной гребёнкой всех подряд.

В атаку кинули под утро,

За голенищем один нож.

Оружие возьмёшь у немца,

Придёшь живой — вернёшься

в строй.

Я помню, как земля гудела

И крики раненых солдат.

Подкинуло с землёю к небу,

И умереть готов был рад.

Жгли ноги,

Хлюпала кровь в сапогах,

А медсестричка молодая

Совала тряпку мне под пах.

Опять тащили меня к лесу,

И, под берёзку положив,

Я слышал, как она сказала:

«Не ныть, сама буду лечить».

Разрезав в сапогах голяшки,

Она сшивала до утра.

В зубах меняли часто палки,

И на пол сыпалась труха.

Её я видел один раз,

Она уехала с боями.

У ней таких, как я,

На фронте — штабелями.

Но до Берлина я дошёл,

И с ней мы встретились

глазами.

И как родные обнялись,

Победа, слёзы, целовались.

Сам генерал благословил

И даже свадьбу посулил.

Живём в селе, растут

детишки,

У нас их трое — все

мальчишки.

Другого счастья и не надо —

Смотреть, как без войны

растут ребята.

Но сердце тянет в те края.

Оно вещало мне тревогу.

Не подвело. Мы не успели.

Ровно в час

Попову Евдокию схоронили.

Поминали добрым словом,

И речи не было конца.

Три сына пали смертью

храбрых,

И мужа забрала война,

Шли годы — заживали раны,

И, у калитки вдаль глядя,

Кого ждала до самой смерти,

С собою тайну унесла.

Я встал. И  рассказал всю

правду,

У всех катилась с глаз слеза.

Она моя родная мама,

Она меня все дни ждала.

Ванька