Бесплатный фрагмент - Стяжавшая любовь

Издание третье, дополненное и переработанное

Житие

Есть в православной церкви подвижники, близкие и понятные всем, они особенно любимы народом. Такой любовью пользуется киевская подвижница монахиня Алипия (Авдеева). Идут и идут к ней огорченные житейскими невзгодами, обездоленные и отчаянные, больные, нищие и сироты — всем есть от нее внимание, забота, любовь, милосердие и утешение. Народное сердце чувствует это и откликается на любовь блаженной старицы.

О ее жизни написаны книги, собрана огромная информация о ее чудотворениях, однако книгам этим не вместить всех случаев помощи старицы. Тысячи из них хранятся на страницах сердец людей, получивших милость блаженной. Все эти случаи невозможно описать по причине их множества. Некоторые из них по воле Божией становятся известны боголюбивым читателям.

Житие матушки Алипии было лишено той славы, которую имеет блаженная после кончины. Старица всю жизнь избегала славы, чуждаясь похвал. Часто юродство, наиболее трудный подвиг, был ей спасительным убежищем. Большую часть жизни она не имела пристанища, избегала покоя, ужесточая свою жизнь многими подвигами.

Особое избранничество ее чувствовалось с детских лет. Родилась монахиня Алипия (в крещении Агафия) в России, в Пензенской области, селе Вышилей Городищенского уезда, в благочестивой семье крестьянина-мордвина Авдеева Тихона Сергеевича.

Церковная книга храма св. ап. Петра и Павла села Вышилей, ныне хранящаяся в Государственном архиве Пензенской области, запечатлела запись о рождении Авдеевой Агафии Тихоновны 3 марта 1905 года (по новому стилю 16 марта).

Мать ее звали Васса Павловна. Крещена она была 4 марта (17 марта), крестные Тимофей Гуляев и Анна Данилова. В крещении будущая старица носила имя святой мученицы Агафии, которую особо почитала всю жизнь.

Лишь немногие факты из своего жития открывала Матушка людям. Из тех крупиц, что стали нам известны, можно составить небольшое представление о детстве угодницы Божией.

Обычное течение крестьянской дореволюционной жизни, посещение храма, учеба в учебном заведении (в каком именно — достоверно неизвестно) — вот то, что характеризовало юные годы Матушки. Строгое исполнение церковных уставов, пост, молитва родителей привили старице благочестивое устремление и любовь ко всему церковному и богоугодному. В семье особо почитали святых апостолов Петра и Павла, так как сельский храм был посвящен этим святым, к которым особенно тепло относилась подвижница до конца своих дней.

Отец Матушки Тихон вкушал в посты только сухари и отвар из соломы. В семье стараниями матери Вассы существовал благочестивый обычай разносить по селу милостыни и подарки. Васса вручала дочери корзину, с которой девочка обходила нуждающихся поселян. Что еще может быть поучительнее и назидательнее, чем благочестивый пример родителей? Добродетели своих родителей старица унаследовала в полной мере.

Когда родителям случалось быть в отъезде, и девочка оставалась одна, родители поручали ей нетрудные для ребенка обязанности: пасти домашних птиц и животных. Но душа ребенка была открыта перед Богом, поэтому давал ей Господь видеть то, что не видно было другим. Наблюдая за крестьянами, открывалось ей состояние души каждого: кто шел в храм, а кто на базар.

Девочка была тихой, задумчивой, много молилась. Хорошо владея грамотой, она посвящала все свое свободное время чтению священных книг: неизменно любимой книгой была Псалтирь. Будучи уже девушкой, Агафия всегда носила с собой Псалтирь и, находясь в гостях, раскрывала книгу священных псалмов и молилась, стараясь не развлекать свой ум суетой и пустыми беседами.

Безмятежное детство в кругу родной семьи было той духовной основой, на которой строилось последующее подвижничество старицы. Недаром Матушка говорила уже в зрелые годы: «Крестьянка работает в поле, трудится, прославляет Бога, — и спасется». Так она высоко ценила тяжелый крестьянский труд, который в сочетании с молитвой и чистосердечным славословием Богу может

принести большие плоды и дать помилование от Господа. Навыкшая неленостно трудиться, матушка Алипия всю свою жизнь была в постоянном подвиге, изнуряя тело, трудясь заботами о ближнем, принимая странников и обездоленных, совершая подвиги поста, бдения и молитвы.

В год, когда совершилась революция, и наступило крушение России, Матушка была еще совсем ребенком. Как мощный ураган пришла беда, унося за собой светлые годы детства. Этим испытанием необходимо было наступить, чтобы духовно закалить и укрепить избранников Христовых. В 70-е годы Матушка так раскрывала духовный смысл революции, говоря в том смысле, что Господь попустил эти события, которые «полечили священников» и всех верующих людей, ослабевших в благочестии. Этому очистительному страданию необходимо было прийти.

Из некоторых источников стало известно, что в годы гражданской войны погибли родители старицы Тихон и Васса. Отряд красноармейцев расстрелял их в отсутствие ребенка. Спасенная, Агафия далее жила у дяди, который вместе с пожитками посадил ребенка на телегу и увез к себе. Рассказ продолжает история о кратковременном плене девочки в отряде С.М.Буденного, которого тронули слезы ребенка, и он дал приказ отпустить ее.

Известно, что несколько раз Агафия уходила в странствия, перед этим попрощавшись с родными в селе Вышелей. До сих пор помнят потомки рода Авдеевых, как Матушка приходила к ним и беседовала с родными. Они знали, что их родственница особо набожна, много молится, монашеского склада. Несколько раз она говорила, что уезжает к святым местам. Старица странствовала от монастыря к монастырю, обходя святыни, еще уцелевшие от полного разорения. Жила она также и в Пензе, посещая храм святых Жен-мироносиц. В Пензе ее принимала одна благочестивая семья, дети из которой впоследствии стали схимонахинями в киевском Флоровском монастыре.

Ничем внешне не отличавшаяся от других жителей России, вместе со всеми страдавшая и переживавшая годы революций и гражданской войны, годы борьбы с церковью, а также борьбы против самих же себя и своих сограждан, Матушка незаметно для окружающих совершала духовные подвиги. Одному Господу Богу известны тайники ее души, ее молитвы и слезы, ее просьбы и тяготы. Она не открывала их никому. Но то, что было видимо, не могло укрыться постороннему взгляду.

В таких испытаниях прошла юность Матушки. Но эти испытания не сломили ее, не ожесточили, а наоборот сделали еще более чуткой. Она со всеми готова была поделиться, она знала, что такое труд, она понимала силу молитвы, цену доброго слова, доброго дела, даже малой милостыни. Она пошла по пути духовного делания, где победить нужно не врага видимого, но невидимого, где идет война против своих же страстей, победив которые обретается свобода не земная, а свобода от греха. В результате чего матушка Алипия стажала великую благодать Святаго Духа.

Повсюду видевшая страдание, разорение, людские трагедии, матушка Алипия возымела прежде всего великую любовь к людям. Этот дар — это основной дар, который даровал ей Господь наряду с другими дарами духовными. Этот дар понуждал ее жертвовать собой для спасения ближнего. Но чем она могла пожертвовать, чтобы хоть как-то облегчить участь страдающего или нуждающегося? И она отдавала свою душу в подвиг молитвы за ближнего. На этом пути она не боялась ни искушений, ни труда, ни слез, ни мести врага рода человеческого.

Годы гражданской войны прошли, после небольшого зыбкого мира началась война духовная — против Церкви и Бога. Война «воинствующего безбожия». По всей стране покатились волны репрессий духовенства и верующих мирян. В рядах воинов Христовых, до смерти стоявших за веру во Христа, была также и матушка Алипия. Место заключения ее неизвестно. Суд тогда был скорый, и уже само имя христианина означало, что приговор заранее известен — смерть. Ожидание ее было самым тягостным испытанием тюремного заключения наряду с допросами и издевательствами.

В тюрьме Агафия трудилась вместе со всеми, известно также, что матушка Алипия направляла из тюремного заключения письма-воззвания: призывала стоять за веру православную и любить Бога. Сколько лет она провела в заключении — неизвестно. Мы имеем свидетельства потомков очевидцев, посещавших ее в тюрьме. В данное время они проживают в Австралии. Уже тогда, в столь раннем возрасте, матушка Алипия обладала даром прозорливости и действенной молитвы. Но для себя она ничего не просила.

И вот матушка Алипия оказалась в камере, откуда каждую ночь выводили на расстрелы. Как она рассказывала впоследствии, с ней в камере остался священник с сыном, который совершил по узникам панихиду. Но благодаря небесной помощи святого апостола Петра матушка

Алипия неожиданно получила освобождение. Оказавшись на скалистом берегу, ей пришлось двенадцать дней переходить через горы, чтобы выбраться из скалистой местности к какому-нибудь селению. В память об этом сохранились многочисленные шрамы на ее теле.

Нелегкой была жизнь беглеца — ни документов, ни средств к существованию, ни жилья, а о прописке не было и речи. Но Господь устраивал ее жизнь незаметной для преследователей. Освобождение она получила приблизительно в 1939 году.

Вскоре грянула Великая Отечественная война. Ссылаясь на рассказы Матушки, она провела некоторое время в концлагере, в котором не изменила свое душевное устроение, помогая страдающим, молясь о них. Благодаря

прозорливости и дарам духовным, ей удавалось устраивать побег многим соузникам. Вскоре Господь устроил побег и ей. Пробираясь сквозь оккупированную территорию и линию фронта, она некоторое время жила в деревне Капитановка по Житомирской дороге недалеко от Киева. Там она остановилась в одной многодетной семье.

Также известен случай, когда матушка Алипия остановилась на ночлег в одном селении. Всю ночь подвижница даже не прилегла на постланную для нее постель, а простояла на коленях до утра в молитве, верная неизменному правилу — никогда не спать ночью и не давать телу отдыха.

Рассказывала Матушка также о своем путешествии к мощам святителя Феодосия Черниговского, мощи

которого были возвращены в Свято-Троицкий собор Чернигова во время войны. Шла Матушка пешком, не останавливаясь в селениях, а ночуя в лесах и полях. После поклонения мощам особо почитаемого ею святителя, Матушка попросилась на ночлег в дом церковного старосты. Он ответил отказом, но она, понуждаемая Духом Святым, пошла за ним, зная, что Господь послал ее в этот дом не случайно.

По дороге старосту встретила плачущая жена. В отчаянии она сообщила старосте, что от угара на печи умерла их дочь. Отец, а за ним и матушка Алипия, побежали в дом. Удрученные родители теперь уже не препятствовали, чтобы странница вошла. Она незаметно достала флягу со святой водой, которую она назвала иносказательно «живая», окропила девочку и влила ей в рот воды. Девочка ожила, а старица незаметно скрылась.

Еще одно событие произошло в Белоруссии после войны. На рынке одного города матушка Алипия встретила толпу людей, которые окружили плачущую семью. Они привезли продать в голодное время домашнее животное — свинью. Это была их единственная возможность выжить. Но животное было таким слабым, что казалось, вот-вот околеет. В тот момент, когда свинья начала синеть, сквозь толпу пробралась матушка Алипия, которая живо откликнулась на несчастие людей. Втайне молясь Богу, она достала обычный деготь и дала животному. Свинья тут же ожила, а люди хватились — где же их спасительница? Но она уже скрылась в толпе. Когда ее все-таки догнали и стали расспрашивать о лекарстве, она сказала, что они обознались.

Во время войны открывается Киево-Печерская Лавра, куда и приходит матушка Алипия в поисках духовного пристанища для ищущей Господа души. Сюда в то время стекался народ из разных уголков страны, в основном из России. Священство Лавры отличалось высокой духовностью, это были священники, прошедшие испытания в лагерях и ссылках. Здесь в то время жили великие прозорливые старцы, умудренные в духовной жизни: преподобный Кукша Одесский (Величко), проповеди которого доводилось слушать матушке Алипии, также высокодуховным человеком, опытным наставником и руководителем был наместник Лавры архимандрит Кронид (Сакун), который стал духовным отцом Агафии и совершил над ней постриг в монашество с именем Алипия (в честь преподобного Алипия Печерского). После смерти архимандрита Кронида в 1954 году Матушка духовно окормлялась у другого светильника схимонаха Дамиана (Корнейчука). Это был великий прозорливый старец, бывший келейник преподобного Ионы, особо близкий к святому.

Матушка всегда трудилась при храме на послушаниях, мыла, убирала, всегда была на службе. Известно, что в это время она подвизалась в дупле старой липы недалеко от колодца преподобного Феодосия Печерского. Подвиг этот она держала в тайне. Архимандрит Кронид благословил ее, и, совершая его по ночам, Матушка днем продолжала труды в храме. При этом она всегда была аккуратно и чисто одета и ничем не отличалась от прочих трудников. Дерево, в тесноте которого молилась матушка Алипия, не сохранилось до наших дней.

Устроиться в монастыре было очень трудно, потому что богоборческая власть не давала прописки. Прибывших женщин часто отправляли в другие женские монастыри, которые могли принять желающих. Матушка Алипия никуда не просилась, и оставалась при Лавре. Одевалась она как все, в монашеской одежде не ходила. В то время был очень распространен тайный постриг, потому что монастыри были закрыты, в открытые устроиться было нелегко, а если и удавалось, то надзор властей все равно был. Многим приходилось оставаться в миру. Находясь в Лавре в окружении таких великих старцев, матушка Алипия всем сердцем впитывала их пример и наставления. Так преподобный Кукша учил постриженных ничего не делать напоказ, ничего не делать открыто, молиться непрестанно и тайно, учил все терпеть и смиряться, одеваться, ничем не отличаясь от мирских людей. Это была школа, уроки которой матушка Алипия сохранила до конца жизни. Путь к святости — тернистый, и только те, кто пройдет его в глубоком смирении, получат покой от Господа и прославление.

Она никогда ничего не делала напоказ, никогда не превозносилась, не показывала своих духовных даров, скрывала добродетели, сама стремилась к поношениям, покорно терпела клевету. Все держала в тайне и пребывала в молчании.

После смерти ахримандрита Кронида духовное окормление матушка Алипия обретает у другого лаврского старца схимонаха Дамиана, который обладал многими духовными дарами. Он благословил ей другое послушание, которое матушка Алипия некоторое время исполняла — жить в коридоре помещения, в котором находились келии лаврских старцев. Это была школа смирения, терпения, бдения и молитвы, пройдя которую, матушка Алипия духовно окрепла в невидимой брани с духами злобы поднебесной.

После закрытия Киево-Печерской Лавры для старицы вновь начались годы скитаний, которые она проводила в еще более строгих подвигах. Ее принимали, но блаженная не искала удобной жизни, а останавливалась в подвалах с крысами, в холоде и в голоде. Человеку, который прошел годы испытаний и небывалых подвигов, эти новые испытания принесли еще большее укрепление в добровольном несении монашеского креста.

Приобученная к постоянному духовному деланию и тяжелому труду, матушка Алипия много работала: на поденной работе, строительных работах. При этом, оставалась верна правилу — никогда не спала, молясь непрестанной горячей молитвой к Богу. Ее многотрудное тело никогда не знало покоя — ни днем, ни ночью. Ни в сравнительно молодые годы, ни в старости она не спала на ложе.

После закрытия Лавры в 1961 году, матушка Алипия стала прихожанкой храма Вознесения на Демиевке. Этот район в советские времена назывался Сталинка. Действующих храмов и монастырей в Киеве было совсем немного, и храм Вознесения был широко известен в Киеве. Многие монашествующие были прихожанами этого храма. Матушка Алипия выделялась из числа прихожан: и тем дерзновением, с которым она обращалась к Богу, и своим духовным обликом. Конечно же, не могла скрыться и ее необычайная прозорливость.

Уже тогда Матушка избрала другой тяжелейший подвиг — юродство во Христе. Это самый трудный подвиг, так как человек приносит в жертву Богу все свое существо, свой разум, вызывая этим самым насмешки и унижение со стороны окружающих. Поступки юродивого, кажущиеся вызывающими или нелепыми, в самом деле имеют глубокий смысл, который откроется позже. Прозорливыми очами юродивый зрит духовные тайны, облекая их в символы и знаки.

Прихожане Вознесенской церкви всегда видели матушку Алипию во время богослужения, место ее было у иконы святых апостолов Петра и Павла. После службы она часто молилась по нескольку часов в храме у икон, или на коленях перед солеей, или за алтарем во дворе храма.

Матушка не допускала неблагоговейного отношения к храму со стороны прихожан и певчих. Если кто-либо разговаривал на службе, она молча подходила, смотрела в глаза, показывая этим, чтобы разговоры прекратились. Если ей не внимали, она могла легко стукнуть об пол палкой.

Когда настоятелем храма Вознесения был назначен протоиерей Николай Фадеев, очень почитавший матушку Алипию и считавший ее великой рабой Божией, блаженная старица встретила его с хлебом. Батюшка благоговейно поцеловал его, но Матушка догнала его со словами: «Подожди», — взяла снова хлеб и разломала его пополам. Батюшка понял, что в храме Вознесения он долго не прослужит. Так и вышло — через три месяца его перевели во Владимирский собор. Но и там батюшка не забывал старицу и посылал к ней за советом духовных чад.

Следующим настоятелем храма стал протоиерей Алексей Ильющенко, также благоговейно почитавший старицу. Однажды блаженная во время Божественной Литургии взяла монашеские четки и торжественно понесла их к открытым Царским Вратам. Потом, отойдя к иконе Спасителя, открыла палкой дьяконские двери и, необыкновенно улыбаясь, позвала алтарника со словами: «На, пойди, отдай четки тому черному высокому монаху», — имея ввиду отца Алексея. Но он был не монах! Смысл предсказания открылся через месяц. В праздник Вознесения отцу Алексею благословили принять монашеский постриг, и на следующий день он был пострижен в монашество с именем Варлаам, а вскоре совершилась его епископская хиротония. Поэтому матушка Алипия так торжественно несла ему четки!

В это время Господь послал матушке Алипии временное пристанище. Это был дом на Голосеевской улице, жильцы которого были выселены в связи со сносом. В этом домике матушка Алипия и поселилась, куда начали приходить к ней посетители. Многие обращались за советами к Матушке после службы в храме.

Слава о старице уже распространилась в Киеве и за его пределами. С этого времени матушка Алипия по воле Божией служит Ему другим великим подвигом — старчеством, который выражается в служении ближним советом, молитвой, заботой о спасении и назидании.

Это нелегкое служение старица несла до конца своего жития, принимая людей в келии на Голосеевской улице, а затем на улице Затевахина 7. Это была маленькая комнатка с крошечным коридорчиком в доме вблизи разрушенной Голосеевской пустыни — мужского монастыря, основанного в семнадцатом веке. В то время, когда старица поселилась в этом святом месте, монастырь представлял собой развалины и руины. Но на кладбище, которое находилось за разрушенным храмом иконы Богоматери «Живоносный источник», собирался народ на могиле голосеевского старца Алексия (Шепелева). Отныне матушка Алипия становится продолжательницей молитвенного подвига старцев голосеевских, зажигая здесь духовную свечу веры и благочестия.

Половину дома, примыкающую к комнатке старицы, вскоре снесли, а позже это чудом уцелевшее от разрушения жилище духовные чада старицы обложили кирпичом и перекрыли крышу.

Одной стороной дом выходил к глубокому оврагу, в котором любила старица молиться. Спуск в овраг сделала старица сама, из земли выкопав ступеньки. Внизу за кладбищем несколько озер украшали невысокие лесистые холмы, природа, казалось, своей неземной красотой и покоем восполняла то действие нечеловеческой злобы, которая обрушилась на святое место.

Уединению матушки Алипии сопутствовали все более учащающиеся визиты посетителей, ищущих духовной поддержки. И старица открывала свои двери всем с любовью и необычайной заботой. Как дорогих гостей она ждала их уже заранее, готовила угощение — простое, но необычайно вкусное, освященное ее непрестанной молитвой и благословением. Домой она всегда давала простые и скромные гостинцы, хлеб, провожала, осеняя крестом и усердно молясь. Сколько людей нашло успокоение измученному сердцу в ее келии! Приезжали к ней со всех концов бывшего Советского Союза. Это были и высокопоставленные чиновники, и военные чины, и простые люди, взрослые и дети, монашествующие и миряне. Кто может счесть все случаи прозорливости и исцелений Матушки! Ежедневно с утра и до вечера двери ее келии не закрывались. Сколько труда нужно было приложить старице, чтобы каждого обогреть, накормить, помолиться о нем, положить душу свою и сердце, чтобы сострадать страждущему, чтобы отвратить от него всю злобу врага рода человеческого, чтобы исцелить его немощи. Прилагая труды к трудам, она проходила на этом поприще тяжелейший подвиг.

Страдание ближнего для сострадающего бывает еще тяжелее, чем для страждущего. Старице, которой Господь открывал мысли, дела, прошедшее, будущее, было больно видеть погибающее создание Божие, знать козни врага, которые подстерегают каждого. За всех она болела душой. То, что Бог велел ей открывать, она открывала, оберегая при этом, и заботясь о спасении.

Духовные дары, которыми щедро одарил Господь блаженную, она старалась скрывать, прибегая к мнимому безумству, говорила иносказательно. Чтобы привести человека к покаянию, приписывала себе грехи, которые совершали ее собеседники. Матушка всегда говорила, произнося все слова женского рода в мужском. Много говорила на мордовском языке, чтобы собеседник не понял слов ее молитв.

Удивительно, что она никогда ни на кого не обижалась, если обида была нанесена именно ей. Нам всем, обычным людям, по нашей греховности, свойственно обижаться, свойственно отстаивать свою правоту, доказывать, что собеседник не прав, хвалить себя, оправдываться, искать каких-то выгод и удобств. Мы как слепцы, от которых

закрыто то, что происходит вокруг нас. Матушке Алипии эти качества были совершенно не свойственны. Ее поведение, образ мыслей был глубоко отличным. Она видела духовную сущность происходившего, скрытого от глаз человеческих, и, по заповеди Спасителя, молилась, «не ведят бо, что творят», исходя из этого, общалась не с человеком, стоявшим перед ней, а с тем духовным существом, который и был виновен в происходившем с этим человеком. Она не укоряла, говоря, что вот, ты не прав, ты делаешь неправильно или зачем ты меня не послушал! Она могла говорить громко и эмоционально только с врагом рода человеческого, которого она укоряла за то, что он приносит вред человеку и Богу. Это была воистину прозорливица! И в трудных ситуациях она не искала помощи у людей, используя свой духовный авторитет, используя какие-то земные средства. Она всегда обращалась непосредственно к Богу, как Отцу, и от Него получала ответ и помощь. «Отец», — так восклицала старица в молитвах. И Господь тут же откликался на ее дерзновенные просьбы.

В это время матушка Алипия еще более усугубляла свои подвиги. Это было ношение вериг. Одни вериги представляли собой множество ключей больших размеров, которые несли также и символический смысл. Души людей, вверенных ей Богом, она вымаливала, надевая за каждого новый большой ключ. Также она носила вериги на плечах: это была икона мученицы Агафии, небесной покровительницы матушки Алипии до монашеского пострига, или это был деревянный брус. Внешний вид старицы при этом был несколько горбатый. Бывало, что Матушка могла нести ведро песка на дальнее расстояние, или носила в храм огромные панихиды, которые часто превышали 10—15 кг. Эту тяжелую ношу старица одевала на палку, которая лежала на ее плечах.

Всю милостыню, которую старице подавали, она отдавала Богу: ставила в храме большие свечи на все подсвечники, клала деньги в ящики для сбора пожертвований или под салфетки у икон, кормила многочисленных посетителей или давала в знак благодарности тем, кто потрудился у нее в келии. Обстановка домика была очень скромной: печь, кровать, заставленная мешочками, столик, стулья — и все. Когда одна монахиня подумала в келии старицы, что неплохо бы сделать у нее ремонт, Матушка тут же обратилась к ней: «Зачем тебе этот мусор нужен, золотко?»

Рано утром, в четыре часа утра, после обычного коленопреклоненного ночного бдения, старица начинала свои труды: готовила трапезу для посетителей, число которых она всегда знала заранее; потом была в храме, в который она шла пешком до троллейбуса несколько километров с тяжелой ношей на плечах, и лишь после поздней литургии она вкушала пищу сама и кормила людей, уже поджидавших ее из храма. Посетители знали ее благословение — посетить после трапезы могилу преподобного Алексия (Шепелева).

Все вместе посетители молились, вместе садились за стол. Старица вкушала пищу один раз в день в очень малом количестве, но гостей угощала щедро. Пища, которую они вкушали, незаметно для них, исцеляла от болезней, укрепляла духовно, подавала благодать Святого Духа, потому что была освящена молитвой и благословением старицы.

Пища, приготовленная Матушкой, имела еще одно свойство — она чудесным образом умножалась. Очевидцы свидетельствуют, что одной кастрюли, в которую были положены продукты, своим объемом превышающие объем кастрюли, хватало для гораздо большего числа посетителей, чем на то число, на которое эта кастрюля была рассчитана. Пищи хватало всем, при этом Матушка, в отличие от себя, благословляла каждому съесть огромные миски борща и каши, также всем раздавала по огромному куску хлеба. В этом заключался глубокий смысл, известный только Богу и Матушке, потому что больные, страдающие неизлечимыми болезнями, после вкушения ее пищи становились здоровыми. Приходя домой, посетители забывали о своих болезнях, как будто их и не было.

Так одна женщина, страдавшая болезнью желудка и уже долгое время почти не питавшаяся, так как любая пища причиняла ей нестерпимую боль, пришла к матушке Алипии, ничего не говоря о своей болезни. Матушка встретила ее ласково, приготовила ей яичницу из 30 яиц и положила в нее килограмм масла. Все это по послушанию женщина съела, поверив благословению старицы. И на удивление, боль сразу же прошла, женщина воспрянула от болезни и пришла домой совершенно здоровая.

Также и одна монахиня исцелилась от пищи, приготовленной матушкой Алипией. До этого она лечилась, но все было напрасно — никакие обезболивающие средства, никакие лекарства не давали положительного результата. Желудок перестал принимать даже любую диетическую пищу. Месяц она жила практически без еды, от боли и голода не могла выпрямиться, приступы не прекращались. Матушка сварила борщ, добавив в него банку томатной пасты и банку вздутых грибов. О своей болезни монахиня не рассказывала и, когда всех пригласили за стол, села, спрятавшись за спины людей, чтобы Матушка не заметила, что она не будет кушать. Но от старицы это не укрылось и монахине пришлось съесть борщ, предложенный ей, и она тут же исцелилась.

И таких случаев можно привести множество.

Все Матушка совершала тихо и незаметно, она не любила роли высокопарной старицы, которая открыто «вещала» поучения и наставления, открыто исцеляла. Исцеление совершалось незаметным, привычным человеку способом — через пищу, через мазь, которую Матушка давала больным и которую готовила из обычных продуктов, не имеющих в себе целебной силы. Только благословением и молитвой Матушки они получали благодатные свойства. При помощи мази она скрывала дар чудотворений, чуждаясь самого имени чудотворца. Ее благословением и простой деготь, и вода, и обычные продукты становились благодатными, несли освящение и исцеление.

В качестве примера можно привести рассказ о жене священника, у которой был рак груди. Предстояла операция, но матушка Алипия категорически запретила ее делать и благословила положить мазь, не снимая повязки три дня. Эти три дня были для женщины настоящей мукой, она испытывала нестерпимую боль, но благословение не нарушила. Через три дня она приехала к матушке Алипии, изнеможенная и исстрадавшаяся. Матушка похвалила ее за стойкость и терпение и сняла повязку. Вместо опухоли все увидели нарыв, размером с буханку хлеба. После этого старица благословила ей обратиться к врачу и вскрыть нарыв в больнице, потом снова прийти к ней. Когда женщину привезли после вскрытия нарыва, Матушка опять положила мазь прямо на зеленку. Через две недели от опухоли не осталось и следа.

Каждые среду и пятницу в течение всего года матушка Алипия никогда не вкушала пищи и не пила воды. Только однажды старица призналась: «Как горит у меня внутри, как палит! Как хочу водички!» На предложение дать попить воды, Матушка тут же отказалась. На первой неделе Великого Поста и на Страстной седмице она также ничего не ела и не пила.

Бывало, что Матушка строго постилась также и по случаю засухи. Несколько раз, когда выдавалась особо сильная засуха, старица не вкушала пищи две недели, а когда Господь по ее молитвам посылал дождь, она радовалась ему, как ребенок, плескаясь дождем.

Также и во время надвигающегося ливня она просила Бога задержать его до того времени, пока духовные чада и посетители вкусят пищу во дворе домика: «Ну, дай народу покушать! Молимся и быстренько кушаем — я умолил ненадолго». После того, как народ поблагодарил Бога после трапезы, начался сильный ливень.

На Пасху одна посетительница старицы не послушалась ее благословения и раздала на трапезе народу коньяк. За этот грех матушка Алипия не разговлялась до следующей Пасхи, постясь целый год.

В келии старицы всегда было тихо, молитвенно, она не допускала праздных разговоров, пустословия, сплетен. Если кто-нибудь начинал пустые разговоры, она тут же их обрывала со свойственной ей речью: «А ну, прекратите плетни!» Часто бывало, что Матушка несколько часов молилась в уединении леса, или в овраге.

Днем она также молилась в храме. Однажды монахини, зашедшие в храм помолиться, увидели много зажженных свечей на подсвечниках. Они удивились, но вскоре поняли причину такого торжества — перед амвоном стояла на коленях матушка Алипия и молилась. А однажды во время того, как одной из духовных чад Матушки грозила опасность, старица стояла во дворе за алтарем храма несколько часов на коленях с воздетыми руками и ее молитвами женщина была спасена от смерти. Бывало, когда к Матушке приходили люди с какой-либо скорбью, она вместе с ними или же сама несла в храм панихиду, чтобы усопшие родственники этих людей помолились за них, и Господь даровал им утешение и помилование. Этим она также подавала пример усердной молитвы за усопших, что также было характерной чертой благочестия матушки Алипии. Всю жизнь старица горячо молилась о своих родных: родителях Тихоне и Вассе, бабушках и дедушках Сергии, Домне, Павле и Евфимии. Об их упокоении она всегда подавала в храме большие панихиды и просила помолиться о них всех своих знакомых и духовных почитателей.

Матушка всегда знала, кто к ней придет, звала в келии тех, кто был еще в пути к ней. Например, ехала к ней Раиса, везла рыбу. Матушка в келии зовет: «Рая, неси рыбу». Приходит Раиса и приносит рыбу. Или звала: «Приезжай, я тебя жду», — и вскоре приезжал тот, кого она звала.

Находившиеся у нее посетители свидетельствуют, что она могла громко вести разговор с кем-нибудь из чад, просила их образумиться, или давала советы. По ее молитвам все устраивалось. Когда приезжали те, с которыми она говорила духом, то выяснялись обстоятельства происходившего.

Например, в одной близкой ей семье была ссора. Матушка, находясь в своей келье, просила их помириться. Молитвами старицы ссора утихла, и сразу же на следующий день они решили ехать к Матушке. Приехав, они узнали, что говорила старица в момент ссоры, и удивлялись ее прозорливости.

Когда в келье отключали свет, она громко звала женщину, которая занималась проведением электричества: «Дай свет!» И свет тут же появлялся.

Также, выслушивая от людей их скорби, Матушка грозно обращалась к их обидчикам. Например, просила отдать квартиру людям, у которых ее забирали: «Сколько можно мучить людей — отдайте квартиру, отдайте!» После этого обидчик сам пришел в организацию, которая занималась выделением квартир, и отказался от своих притязаний.

Еще одной особенностью старицы было ее огромное чувство благодарности Богу, Которого она благодарила всегда и во всем, и человеку, который сделал ей хоть малейшее доброе дело. Его даже и не заметишь, а Матушка всегда все замечала: «Спасибо тебе! Да спаси-и-бо! Я тебе в ножки поклонюсь».

Однажды, в период странничества, Матушка промокла и продрогла от дождя. Муж хозяйки одного дома, который до этого не хотел пускать ее, неожиданно для всех предложил зайти в их дом и погреться, натопил печь, жена его постелила на ночь. А через несколько дней женщина встретила Матушку в храме, и старица обратилась к ней: «А ты знаешь, что твой муж у Бога записан! Знаешь, что он мне сделал?!»

Если кто-то из пришедших помогал старице по хозяйству или на огороде, она всегда давала ему немного денег. Конечно, никто не хотел их брать, но отказать настойчивым просьбам старицы было невозможно.

Истинность православной веры для матушки Алипии была неоспорима. Она как при жизни, так и по смерти приводит к православию и свидетельствует о том, что спасение только в истинной канонической православной церкви. Так один юноша, который тайно от Матушки начал ходить к пятидесятникам, неоднократно слышал от нее прикровенные запреты ходить к ним. Когда же встал вопрос об окончательном решении, последовало прямое запрещение: «Спасайся здесь! Тут истина!» На его жалобу о том, что в православии он ничего не понимает, Матушка предсказала ему, что вскоре он встретит священника, который его во всем наставит, что и произошло. Позже юноша стал священником. Также, когда к старице пришел мужчина, до крещения исповедовавший иудаизм, о чем Матушке он не говорил, старица похвалила его за то, что он сделал правильно и пошел ко Христу.

Особое недоумение у почитателей вызывало отношение матушки Алипии к бывшему тогда киевскому митрополиту Филарету. Она неоднократно предсказывала, что он заберет храмы, что будет раскол. Когда «митрополит» Филарет служил в Вознесенском храме, матушка Алипия при всем народе громко обличила его: «Славен, славен, а мужиком умрешь». То есть дала понять, что с него снимут сан и монашество. Одной монахине она сказала, чтобы передала всем своим знакомым, что будет раскол и истинная церковь будет в поругании, но «спасение только в канонической православной церкви».

Особой болью матушки Алипии была чернобыльская катастрофа, которая в течение года перед трагедией волновала ее душу и подвигала к усиленному молению. Она неоднократно говорила о том, что будет трагедия. Она называла ее пожаром, говорила, что затравят землю, воду, воздух, что она случится на Страстной неделе, что это произойдет в Полесской стороне. Говорила о том, что «атом идет на Киев». От всего сердца она молилась, чтобы Господь ослабил последствия трагедии. По некоторым

свидетельствам Матушка обходила Киев с молитвой, ограждая его от смертоносного действия радиации. Но всему этому надлежало быть. Однако трагедия не уничтожила многомиллионный мегаполис Киев, он остался живым городом, а не городом-призраком, каким стали другие города, расположенные вблизи Чернобыльской атомной станции. Смертоносное радиационное облако было отнесено в сторону от Киева. Когда произошла катастрофа, Матушка говорила: «Живу болями других». В тяжелые для народа дни Господь послал матушку Алипию для прекращения паники, для утешения и спасения от невидимой смерти. Матушка не благословляла уезжать, убеждала обратиться к Богу и осенять пищу крестным знамением, кушать все и ничего не бояться, уповая на Господа.

Люди могут сомневаться в истинном благочестии того или иного подвижника, но отнюдь не диавол, которому не понаслышке известна благодать Святого Духа, которую дарует Господь своим верным рабам. Зная силу молитвы и чудотворений матушки Алипии, он ополчался на нее со страшной ненавистью. Однажды девочка видела, как матушка Алипия боролась со страшным мужчиной в овраге. Ее бабушка, стоявшая рядом, видела только Матушку, которая боролась с кем-то невидимым. Также другая девочка-подросток, которая была свидетелем явления Божией Матери в келии матушки Алипии и которой старица предсказала многие события ее жизни, была свидетельницей нападения нечистой силы на Матушку: кочерга и веник в чьих-то невидимых руках, сами собой, с силой избивали Матушку по голове и плечам. Также и келейница, придя к Матушке, застала ее однажды избитой. На вопросы старица ответила, что враг явился ей и бил о камень. Ночью он являлся в образе стучавших в двери людей и после крестного знамения, которым старица осеняла двери, начинался страшный стук, свист и гул.

Не имея сил бороться со старицей невидимым образом, враг воздвигал борьбу против нее видимым образом — через людей. Властям было известно о деятельности Матушки и о том, что у нее собирается народ. Часто приходил участковый, говорил: «У вас тут люди собираются, мы будем разрушать ваш дом». Люди, бывшие в келии, защищали Матушку: «Это наша Матушка! И никто…», — а старица подхватила, улыбнувшись: «Никто меня не тронет. Старший не разрешает трогать меня». И милиционер уходил. Несколько раз приезжал трактор разрушать дом, но по молитвам блаженной ничего не получалось. Однажды старица, когда трактор начал разрушение дома, встала на молитву, подняв голову к небу. Она не видела никого и не слышала ничего. Она умоляла Бога, и Он услышал ее — рабочие прекратили злодеяние. А однажды благословением старицы трактор, разрушающий дом, внезапно остановился и не мог продолжить работу, пока его не оттянули.

Нередко приезжали к домику старицы машины скорой помощи — забрать ее в дом престарелых или поместить в психиатрическую больницу. Матушка благословляла в это время всех в келии читать «Живый в помощи», потом обращалась к врачам: «Самый главный начальник милиции мне с вами ехать не велел». И машина уезжала. А однажды Матушка поразила приехавшую к ней женщину-врача своей прозорливостью, рассказав ей о ее болезни, которой та болела, так что врач, потрясенная и задумавшаяся, уехала обратно.

Недалеко от келии старицы находилась пилорама, на которой работал особо невзлюбивший Матушку мужчина, которого блаженная называла Анка. Он старался всячески досадить старице, но она смиренно терпела все неприятности.

Были и такие посетители, которые не понимали что такое старчество, святость, подвижничество, принимая Матушку за «ворожейку», думая, что она им «погадает» и т. п. Старица тут же отсекала подобные мысли. «Что я, ворожейка, что ли?» — повторяла она вслух то, что думалось в тайне. «Я не колдун и не гадалка, на мужиков и на учебу тебе гадать не буду», — так она обличила девушку, которая не понимала, чем православный подвижник отличается от бабки-гадалки.

Однажды пришел к ней некий мужчина и говорит: «Бабка! Вот у меня три дачи, которые очень дорого стоят. Я их продам и до копейки тебе принесу, только скажи, как ты лечишь людей и Богу молишься? Ты что — до 12-ти Богу молишься, а после „его“ призываешь?» — имея в виду духа злобы. Матушка ничего не отвечала, положив голову на руки, погрузившись в молчание. Вид у нее был отрешенный, задумчивый. Молчание длилось долго. Мужчина ждал, ждал, а потом начал ее толкать: «Я не закончил разговор». Матушка ответила ему серьезно: «Зачем мне твои копейки! У меня есть хлеб, картошка и больше мне ничего не нужно».

Также Матушка на неотступную просьбу одной женщины «передать» ей, как выражаются экстрассенсы и «бабки», ответила: «А что тебе «передать», что тебе «передать?» — и показала на свою старую юбку, как-бы говоря, что только это и есть у нее, и это она может дать.

Таких людей старица обличала, даже могла не пустить на порог. Потому что такие занятия означают не просто личный грех, а означают отречение от Христа и соединение с сатаной, с которым старица не хотела иметь ни малейшего соприкосновения. Однажды к ней пришла женщина-экстрассенс. Она лечила сына одной женщины, но безуспешно. И решила пойти к Матушке, чтобы узнать почему у нее ничего не получается. Матушка Алипия сказала ей, когда она подошла к воротам ее домика: «Ты опять ко мне пришла?! — грозно встретила ее старица. — Я же тебе сказала, что если ты будешь заниматься своими делами — не приходи ко мне!» И не пустила ее даже за ворота своего двора.

Обличала Матушка таким образом, что создавало иногда некоторое недоразумение и негативное отношение к ней. Когда приходил посетитель, которому нужно было указать на его слабости для его покаяния, она, чтобы не обидеть его, и тем самым не осудить по заповеди, в его присутствии рассказывала, что она сама сделала то, или занимается тем, чем занимается на самом деле этот человек, а не Матушка. Какое нужно было иметь смирение, чтобы так поступать?!

Например, когда к ней пришла женщина, которая в молодости много блудила, Матушка очень ласково с ней разговаривала, а потом сказала, что она, Матушка, в молодости «так гуляла! Так гуляла!» Хотя ничего подобного не было. Женщина расположилась, почувствовала, что старица ее не осуждает, и потом покаялась в своих грехах, и даже впоследствии стала монахиней.

Истинный юродивый во Христе во всех своих действиях и словах выполняет особую миссию доносить к уму и сердцу людей волю Божию. Он становится неким орудием промысла Божьего. И исполняя Его волю, юродивый не боится ни насмешек, ни осуждения. Когда Господь открывал старице внутреннее состояние людей, она по Его повелению всегда способствовала покаянию и наставлению этих людей. Она обличала так, чтобы на себя принять то, что совершал этот человек. Говорила как бы о себе. Но Матушка, никогда никого не боявшаяся, кроме Бога, принимала все эти удары со свойственным для юродивых смирением, потому что всякий юродивый избирает путь поношения и клеветы, и тем угождает Богу.

Особое место занимает в жизни Матушки тема перемены календаря. Такая тенденция сейчас уже имеет место в православном мире. Предсказание старицы сбылось. Перед кончиной Матушка сдвинула календарь, так что у нее уже был пост, когда еще не было поста, или у всех был пост, а у нее уже Пасха. Действия юродивого всегда направлены на то, чтобы заставить людей одуматься и увидеть свои же заблуждения со стороны. Некоторые соблазнялись, но старица, исполняя веление Божие, не обращала на это никакого внимания и терпела осуждение. Через некоторое время Матушка снова стала поститься как все.

При всей кажущейся простоте Матушки, которую она преднамеренно демонстрировала, она была очень мудрым, очень тонким человеком. Однажды ее духовные чада уговорили пойти к ней профессора Московского университела, который увлекся разными течениями. Он сделал одолжение и пошел, при этом всю дорогу насмехался. С Матушкой он долго разговаривал наедине и вышел с потрясенным лицом: «Какой это ученый человек!»

Проблемы, с которыми приезжали к Матушке со всех сторон Советского Союза, были разнообразными: у кого семейные, у кого по работе, у кого с жильем, приходили, прося исцеления в болезни, или благословения вступить в монастырь, а также и в брак. Всего не перечислишь. Матушке не нужно было говорить свои проблемы — они и без вопросов были ей известны. Те, кто знал по опыту ее прозорливость, беседовали с ней даже мысленно, спрашивая ее в уме. И старица сразу же отвечала. Если разговор происходил в окружении нескольких или более посетителей, то старица давала ответ иносказательно, как бы говоря о ком-то постороннем, или же о себе, но разговор этот относился к человеку, которого данная тема касалась. Все это было для того, чтобы не обидеть собеседника и не производить смущения или праздного любопытства со стороны посторонних.

Ищущим духовного руководства и советов в благоугождении Богу, матушка Алипия всегда советовала, как человек, умудренный опытом в духовной борьбе, рассуждая трезво, предостерегая идущих по этому пути от мнимого подвижничества. Как-то пришли к ней двое юношей, которые хотели уединиться в пещерах Кавказа, чтобы жить там по примеру древних подвижников. Им никак не удавалось ее спросить, так как народа было много, а при всех разговаривать не хотелось. Но Матушка предупредила их вопрос: «Вот, как древние подвижники хотят жить в горах», — сказала она перед собравшимися. А потом продолжила, улыбнувшись: «Сейчас не то время. Этот путь не для вас». Или же одному мужчине, который также хотел поселиться в горах, развести пчел, Матушка без всякого с его стороны вопроса сказала: «Мед купишь на базаре, женку не бросай — пропадешь».

Молодому человеку, который собирался вступать в монастырь, Матушка устроила экзамен на послушание. Попросила его расставить банки, однако так, как было не совсем удобно и правильно. Юноша, конечно же, поставил так, как считал нужным. Матушка ему и говорит: «Хочет быть монахом, а все делает по-своему».

Две девушки шли к старице в первый раз. Разговаривали по дороге. Одна девушка мечтала творить добрые дела, продать свое имущество и раздать нищим. Матушка встретила ее с легкой иронией: «А что ты продаешь?» Девушка поняла, что ее романтические идеи далеки от реальности.

Желающие вступить в брак просили благословения старицы. Будущий священник спросил ее совета по поводу женитьбы. Матушка долго стояла с воздетыми руками, смотрела на небо. А потом говорит: «Там говорят — жениться, а я не знаю». Так она смирялась перед волей Божией, себя вменяя ни во что. Или же молодой семинарист шел по двору Вознесенского храма и услышал: «Анна, Анна, Анна!» Он пошел дальше, к нему подошла матушка Алипия и говорит далее: «Можешь, можешь жениться!» Анной звали его невесту. А одной девушке старица как-то сказала: «Ты вот выйдешь замуж за Валерия. Он такой маленький ростом, живет у Евдокии, в кепочке ходит». И описала ее будущего жениха. Девушка смутилась, но вскоре все так и получилось.

Те же, которые не послушались запрета старицы, и сочетались браком, потом страдали всю жизнь.

Семьи молитвами Матушки духовно укреплялись. Так одна женщина из Москвы решила оставить мужа и пойти в монастырь. Вынашивая это решение, она приехала посетить киевские святыни, а также Голосеево и его старицу — матушку Алипию. Вначале она поклонилась могиле голосеевского старца Алексия (Шепелева) и возвращалась назад. Но на обратном пути она увидела, что дорогу перегораживал нехитрый забор, возле которого копошилась какая-то старушка, которая, воздвигая его из старых досок, приговаривала: «Перегородить дорогу!» Это оказалась матушка Алипия и женщина поняла, что нет ей дороги в монастырь.

Жена генерала из Москвы приехала к старице, чтобы она помолилась за неверующего мужа-атеиста. Женщине приходилось скрываться от него и тайно ездить в храм. Но старица открыла ей тайну мужа: «Ты еще поблагодари Божию Матерь да Бога! Он верующий с детства, а тебе боялся сказать. Теперь ничего не бойся — езжай прямо к мужу, откройся ему, и живите с Богом!» Через неделю к старице приехал уже сам генерал в знак благодарности.

С особой любовью встречала блаженная монашествующих, называла их «родней всегдашней», или же «из нашей деревни». Многие монашествующие по ее благословению поступили в монастырь. Труден этот путь, на этом пути встают множество искушений и скорбей. Матушка Алипия своими советами, а в первую очередь — молитвами, помогала преодолевать трудности и достойно нести жизненный крест.

Много говорила она о терпении, призывала все терпеть, какие бы скорби в жизни не случались. Монахиням советовала: «Молчи, говори прошу прощения, и не умрешь». Или: «Терпи! Ох, как тяжело будет — все терпи!» Вот такой верой жила матушка Алипия.

Неоднократно предсказывала блаженная возрождение Голосеевской пустыни, хотя в то время это казалось невозможным. Безбожная власть к церкви относилась по-прежнему, монастырь находился в запустении. Но старица утверждала: «Здесь будет очень большая красивая церковь и монастырь», — а также и о месте ее дома говорила, что здесь будет стоять церковь, что это святое место и под ее домом похоронены три старца. При строительстве часовни слова старицы подтвердились. Когда котлован был вырыт, то в его склонах показались черепа. Могилы не были повреждены трактором.

Также старица предсказала, что тело ее будет покоиться в Голосеевском монастыре. Этот разговор произошел незадолго до ее кончины. Матушка сказала Любови Косовской, в постриге монахине Людмиле, что они будут соседями, и телом будут находиться рядом. Многие годы это предсказание было непонятно. Когда матушка Алипия скончалась, то была погребена на Лесном кладбище. А матушка Людмила через некоторое время упокоилась у стен храма Богоматери «Живоносный источник», на кладбище Голосеевского монастыря. И только в 2006 году предсказание исполнилось, когда останки матушки Алипии были торжественно перенесены в усыпальницу храма Богоматери «Живоносный источник». Теперь они действительно совсем рядом.

Неоцененна помощь матушки Алипии в сохранении храма Вознесения от разрушения в связи со строительством проектного института. Старица ходатайствовала в Москве, и по ее ходатайству проект строительства переделали. Об этом верующие узнали из уст уполномоченного по делам религий, который назвал ее имя в разговоре и рассказал, по чьему ходатайству храм был сохранен.

Особой была любовь Матушки к храму Божьему. Она была очень обеспокоена, если храм Божий хотели закрыть, лишить его богослужения. Часто по этому поводу верующие обращались к ней за молитвенным ходатайством. Матушка громко восклицала: «Отдайте ключи, откройте церковь — не будет дождя, хлеба не будет, если не откроете церковь, откройте». Такие «распоряжения» давала Матушка. И по ее молитвам в храмах возобновлялась служба.

Одна женщина просила помолиться об открытии храма св. ап. Петра и Павла в Черниговской области. Матушка начала своеобразную беседу: «Ну, апостолы Петре и Павле, как? Отдадим церковь? Да, отдадим! Сначала отдадим Лавру — так, да?! А потом апостолов Петра и Павла, да?» Вскоре слова ее подтвердились. Вначале открылась Киево-Печерская лавра, а потом храм апостолов Петра и Павла.

Об открытии Киево-Печерской лавры, любимой святыни Матушки, она предсказывала неоднократно, любила беседовать о ней. За месяц перед окрытием она с любовью и радостью говорила: «Уже лампады в пещерах зажигают».

Господь, видя усердие и любовь старицы, подавал ей неизреченные духовные утешения и помощь. Так две посетительницы: женщина, и девочка-подросток были свидетельницами особого посещения келии старицы. Ночуя у нее, они проснулись от видения необыкновенного, неземного света. Матушка Алипия, как всегда, молилась стоя на коленях, совершая свое обычное правило никогда не ложиться спать и молиться всю ночь. Они обе увидели, что в келии стоит дивной красоты Женщина в белом одеянии со снежинками на плечах и на лбу, на голове Ее была корона, Она вместе с матушкой Алипией совершала молитвенное бдение, при этом на руках Ее были поручи, которые Она развязывала.

Также и келейница Матушки Мария Александровна Скидан была свидетелем того, как однажды в келию Матушки ночью вошли две женщины, вид которых был необыкновенным. Видела она их несколько минут, и потом Матушка, проводив дивных жен в келию, благословила келейнице спать, и тут же Мария Александровна погрузилась в глубокий сон. Когда через некоторое время она очнулась, жен в келии уже не было. О чем Матушка с ними беседовала? Это ведомо одному Богу.

На праздник Преображения Господня к Матушке пришли две насельницы Флоровского монастыря. Матушка сняла с себя личину юродивого и говорила об очень серьезных духовных вещах, о смысле Преображения, о благодати Царства Небесного, которая в этот день явилась миру. Она была необычайно серьезна. И в этот момент они обе увидели, как лик матушки Алипии озарился каким-то неземным светом, так что они смотрели на нее, и не узнавали, удивляясь, как Матушка мгновенно видоизменилась.

Около года старица тяжело болела. Слабая физически, она вынуждена была лежать, но и теперь не давала своему телу покоя — лежала на голых досках. В это тяжелое время духовные дети не оставляли Матушку одну и установили дежурство. Каждую ночь кто-нибудь из них оставался в ее домике. Исцеление произошло на праздник святых апостолов Петра и Павла, особо любимых святых старицы. Она встала с одра болезни и с неимоверным трудом, в сопровождении келейницы и монахини, пошла в храм. Причастившись в храме вместе с ними, Матушка возвращалась домой уже бодрее и после этого начала каждое воскресенье снова бывать в храме.

Многократно предсказывала старица день своей кончины. Спрашивала: «А какой день тридцатое октября?» Когда ей говорили, что воскресение, ничего не отвечала. Также говорила, что умрет, когда пойдет первый снег. А одной женщине дала церковный календарь и просила считать дни. Когда она доходила до тридцатого числа, старица останавливала ее и обводила этот день. Женщина догадалась, что это последний день Матушки и начала плакать. Также это действие могло означать, что сейчас по тридцатым числам каждого месяца верующие особо поминают матушку Алипию.

Зная свое скорое преставление ко Господу, старица заранее готовила к этому своих духовных детей. Неоднократно она завещала им, чтобы они приходили к ней на могилку и просили у нее, как у живой. За несколько месяцев до кончины одна монахиня, почувствовав скорую разлуку, спросила у нее: «На кого вы нас оставляете?» Матушка ласково ответила: «Вас, золотко, на Матерь Божию оставляю!» А священнику, очень почитавшему старицу, сказала: «Ходи ко мне на могилку и говори со мной, как с живой. Помогала тебе при жизни, и тогда помогу». Также она благословила чтить место ее подвигов и приходить к ее домику: «Я не умираю, я здесь с вами — придите, обойдите вокруг домика, покричите, и я услышу».

В предпоследнее воскресение перед смертью Матушка каждому человеку из собравшихся у нее начала кланяться и говорить: «Прости меня!» А потом встала, подняла голову к небу и обратилась к Господу искренне и горячо: «Прости!» И так с поднятой головой бесконечно просила. Старица уже со всеми прощалась.

В последнюю неделю жизни она благословила одну женщину приходить к ней читать Псалтирь. «Приходи три дня читать, и больше не нужно». Женщина читала среду, четверг, и пятницу. В субботу вечером благословила келейнице идти в храм, поставить свечи, но не зажигать, дала панихиду, чтобы она отнесла ее в храм утром, и предупредила, чтобы после службы «бежала бегом, чтобы я не ушел». После службы в келии собралось много людей. Матушка приподнялась, устремила на всех очень серьезный, очень проникновенный взгляд. Три раза широко перекрестила глазами и благословила идти в Китаевскую пустынь помолиться преподобным Досифее и Феофилу.

В момент, когда чада поклонились преподобным, Матушка отошла. В это время, на голубом солнечном небе показалась туча, подплыла к тому месту, где молились чада матушки Алипии и из нее начал падать густой крупный снег.

На следующий день утром прибыли сестры Флоровского монастыря и облачили старицу по монашескому чину. Тело старицы было теплым и мягким. Первую панихиду по ней совершил иеромонах Роман Матюшин, приехавший вместе с монахинями.

Природа была необыкновенна в этот день, будто праздничная. Земля, деревья, келия Матушки, овраг, лес — все было в белом инее. Матушка лежала помолодевшая, морщин не было, лицо белое, тело мягкое и теплое. А в день похорон небо было голубым, было безветренно, тихо, присутствовал неземной покой от ощущения присутствия Царствия Божия. Отпевание было торжественно совершено духовенством Флоровского монастыря в этой святой обители при большом стечении народа. Похоронена была матушка Алипия на монашеском участке Флоровского монастыря Лесного кладбища города Киева.

С тех пор народная любовь к старице не угасает. Следуя ее благословению, идут и идут к ней люди, несут к ней свои тяготы и уходят он нее с облегчением. Слава о чудесах, которые стали совершаться на могиле блаженной, начала все более и более распространяться в народе и вскоре люди потекли к своей ходатаице нескончаемым потоком. С утра и до позднего времени у гроба старицы были люди, а по тридцатым числам каждого месяца стечение народа было столь большим, что для того, чтобы приложиться ко кресту на могилке нужно было стоять в очереди несколько часов.

По благословению митрополита Киевского Владимира (Сабодана) останки монахини Алипии (Авдеевой) были обретены рано утром 18 мая 2006 года духовенством Свято-Покровского монастыря «Голосеевская пустынь» и торжественно перенесены в обитель, возрождение которой предсказывала блаженная.

На месте ее дома, по слову старицы, построена пятикупольная часовня. Останки Матушки вначале были выставлены в большом храме в честь иконы Богоматери «Живоносный источник», а потом перенесены в усыпальницу под этим храмом и помещены в мраморный саркофаг. Традиции, которые установились на могилке Матушки на Лесном кладбище, продолжаются и в обители. По тридцатым числам, а также в день годовщины смерти Матушки 30 октября, в день ее рождения 16 марта, и обретения останков 18 мая совершаются торжества, готовится трапеза для народа, служатся многочисленные панихиды, стекаются богомольцы со всех стран СНГ, Ближнего и Дальнего Зарубежья. В день двадцатилетия со дня кончины старицы наблюдалось стечение народа более пятидесяти тысяч человек, все улицы, ведущие к монастырю, были заполнены паломниками.

Кто же такие «святые», кто «избранные»? Для многих под словом «святой» представляются особенные, а главное, бесконечно отдаленные от нас люди, те, чей подвиг современному человеку покажется не совсем понятным.

В нашей повседневности мы склоняемся к тому, чтобы называть святыми тех, кто думает о ближних более, чем о себе, или тех, кто посвящает свою жизнь служению возвышенному идеалу. В некотором смысле, это так и есть.

Однако, более важные и более глубокие учения о святости находятся в Библии. Евангелие открывает нам истину о том, что каждый человек не только призван к чистоте и святости, но и есть святым — поскольку каждый человек является творением Божьим, созданным по образу и подобию Его. В свете учений Евангелия суть жизни состоит в преодолении всего, что удерживает его от чистоты и отдаляет от совершенства Божественной святости. При таком взгляде на благочестие становится понятным, что праведность и святость доступны не только малому количеству избранных. Присоединиться и стать частью церкви Божией — это уже акт избранности, акт посвящения себя новой жизни, жизни, которая коренным образом отличается от жизни тех, кто еще не пришел к Богу, тех, кто существует только в соответствии с требованиями ограниченного земного понимания жизни.

Святой — это тот человек, который все свое земное существование превращает в свидетельство истинности Божественного откровения, освещая себя и мир вокруг себя.

Все вышесказанное полностью применимо к блаженной Матушке Алипии. Достаточно лишь на несколько минут преклонить колени в молитвенном созерцании и размышлениях у ее могилки в склепе Голосеевского монастыря, чтобы сердцем почувствовать, что Матушка любит нас, и что невидимо и неощутимо она ведет нас к себе для того, чтоб мы не теряли веру и, став подобными ей, обрели спасение.

«Стать подобными ей» означает хранить в себе образ и подобие Божье, заложенные в человека еще с момента создания. Мы — люди, пали, мы истрепали образ Божий, мы потеряли единство, мы разобщены и отчуждены. Именно в таком отчуждении появляется ощущение, что смерть — это конец. Именно поэтому мы питаем сомнения, мы агонизируем и не храним образ Божий ни в себе, ни в окружающих.

Блаженная Матушка Алипия! Помоги нам последовать твоему примеру любви к Богу и к ближнему, и хоть в малейшей степени соответствовать зову Евангелия «будьте совершенны как Отец ваш небесный совершенен».

Протоиерей Виктор Потапов,

Вашингтон (США)

«Мир, всяк ум превосходящий…»

Архимандрит Исаакий (Андроник)

Наместник Свято-Покровского

Голосеевского монастыря

18 мая 2006 года на Лесном кладбище г. Киева состоялось обретение честных останков монахини Алипии (Авдеевой) и перезахоронение их в Свято-Покровском Голосеевском мужском монастыре. О том, как все происходило, рассказывает непосредственный участник события наместник обители архимандрит Исаакий (Андроник).

— Решение об обретении честных останков почившей в Бозе монахини Алипии (Авдеевой) было принято не сразу, рассказывает отец наместник. — Братия Голосеевского монастыря знали о том, что в конце 1970-1980-х годах на территории нашей разрушенной безбожниками обители жила и подвизалась Христа ради юродивая матушка, постриженица Киево-Печерской Лавры. Мы видели, что место, где стоял домик монахини Алипии, с каждым годом пользуется все большим почитанием людей, особенно с того момента, когда там был установлен крест. Знали и о том, что множество почитателей посещают могилу матушки на Лесном кладбище не только в день ее кончины 30 октября, но и каждое 30-е число месяца.

В Голосеевский монастырь постоянно подавались записки об упокоении монахини Алипии. По просьбе верующих священники обители совершали панихиды и литии на месте ее подвигов.

Поэтому, когда в монастыре узнали о том, что могила матушки на Лесном кладбище подвергается надругательству, никто не остался равнодушным. Был созван Духовный собор обители, на котором я рассказал о происходящем на кладбище и предложил обсудить вопрос о перезахоронении монахини Алипии на кладбище Голосеевской пустыни. К этому решению меня подвигли не только просьбы духовных чад и почитателей Матушки, но и тот факт, что она совершала свой молитвенный подвиг в нашей обители во время ее полного запустения и предсказывала возрождение святыни, когда это невозможно было и предположить.

Духовный собор единодушно поддержал мое предложение, и тогда я обратился с прошением к Предстоятелю Украинской Православной Церкви Блаженнейшему Владимиру, Митрополиту Киевскому и всея Украины. 23 декабря 2005 года Его Блаженство дал благословение на перезахоронение монахини Алипии (Авдеевой) на месте ее подвигов.

Около пяти месяцев ушло на получение всех необходимых для этого документов, после чего был назначен день обретения и перенесения останков Матушки в монастырь — 18 мая 2006 года. Раскопки могилы решили начать ранним утром, чтобы не было скопления людей и чтобы при этом присутствовали только братия монастыря и наиболее близкие духовные чада и почитатели монахини Алипии. Для эксгумации и освидетельствования останков были приглашены представители дирекции Лесного кладбища, санэпидемстанции и милиции.

Глубокой ночью из Голосеевского монастыря в сторону Лесного кладбища выехало несколько машин и микроавтобус для перевозки останков монахини в монастырь. О предстоящих раскопках мы оповестили очень узкий круг людей, но несмотря на это, людей на кладбище собралось немало, и с каждым часом становилось все больше. Испрашивая благословение Божие на предстоящее дело, я отслужил на могиле монахини Алипии литию, во время которой внутренне просил Бога и Матушку, чтобы мне достойно и правильно его совершить.

На душе было спокойно, мирно, никаких эмоций, только сознание важности происходящего. Для меня это было второе обретение мощей: в 1993 году вместе с наместником Киево-Печерской Лавры игуменом Ахилой я участвовал в обретении мощей преподобного Алексия Голосеевского.

Интенсивные раскопки длились около часа. Душу не покидало спокойствие. На то, что происходило вокруг, внимания не обращал. Когда достиг гроба, стал действовать осторожнее, не зная, в каком он состоянии. Оказалось, что гроб, пробывший в земле 18 лет, истлел. Увидел останки Матушки, частично сохранившуюся монашескую мантию, четки, иконки, пузырек со святым маслом, баночку со святой водой. Позвал келейницу монахини Алипии — М.А.Скидан, которая участвовала в похоронах Матушки. Мария Александровна подтвердила, что все это было положено в гроб монахини Алипии.

Тогда я стал передавать останки и все остальное наверх. Братия осторожно укладывали их в новый гроб. После этого состоялось официальное освидетельствование останков монахини Алипии и составлен соответствующий протокол. Около 5 часов утра гроб с обретенными останками был перенесен в микроавтобус.

Огромная процессия машин, в сопровождении милиции, возглавляемая микроавтобусом, покинула кладбище и не спеша направилась в сторону Голосеевского монастыря. Когда уже приближались к обители, я с братиями обогнал его, чтобы встретить микроавтобус в монастыре. Все священнослужители и насельники обители вышли навстречу процессии. Гроб с останками монахини Алипии был встречен общим пением Трисвятого. Священники подняли его на руки и торжественно внесли в храм в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник», где была отслужена панихида.

После нее мы вместе с духовником обители игуменом Дорофеем перенесли останки монахини Алипии (Авдеевой) в дом наместника, где очистили, омыли, переложили их в гроб, чтобы накануне вечернего богослужения перенести их вновь в храм.

Когда гроб с останками Матушки вновь внесли в храм, в небе над ним появился крест. Несколько человек в этот день получили исцеление от тяжелых болезней.

Люди переживали вторую Пасху, приходили все новые и новые паломники, приезжали автобусы из разных уголков Украины. Чтобы все они имели возможность помолиться у гроба почитаемой ими монахини Алипии и чтобы больше не допустить посягательств на ее могилу, братия монастыря приняли решение о захоронении честных останков Матушки в усыпальнице под храмом в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник».

Там монахиня Алипия почивает и сейчас. В усыпальнице постоянно служатся панихиды и литии, туда нескончаемым потоком идут люди со своими бедами и проблемами. Чтобы только перечислить случаи благодатной помощи после молитвы у гробницы монахини Алипии, не достаточно будет и книги.

Свидетельства современников: воспоминания о жизни и подвигах монахини Алипии

Откровение девочке

Поплавская Ольга Анатольевна

была еще щкольницей, когда произошла моя встреча с матушкой Алипией.

В санатории лечился мой младший брат. Он очень плакал, и просился домой, и мама отправила меня к нему на зимние каникулы. Привез меня отчим, поселил на квартире у одной бабушки, и я должна была каждый день, позавтракав, идти в санаторий развлекать брата, чтобы он не плакал. Меня это очень тяготило, потому что успокоить его не удавалось, а наоборот, он еще больше кричал и плакал: «Заберите меня отсюда».

На следующий день утром я пошла в санаторий.

Вся земля была покрыта толстым слоем снега, посередине была аккуратно протоптана тоненькая дорожка. «Мороз и солнце, день чудесный…», — но на душе у меня было горько.

Улица была пуста и только одна старушка, вся в черном, шла мне навстречу. Поравнявшись со мной, она очень странно заглянула мне в глаза. И остановилась позади меня. Я оглянулась и увидела, что она смотрит в небо и что-то про себя говорит. Мне показалось, что у нее тоже горе какое-то, я подумала: «Может быть, она кого-то похоронила…», — потому что она была вся в черном.

Когда я отошла от нее, я услышала, как она зовет: «Ол-я-я!»

«Странно, — подумала я. — Какую Олю она зовет, если на улице никого нет?» На дороге появилась еще одна прохожая, которая обратилась ко мне:

— Деточка, тебя Оля зовут?

— Да.

— Тебя бабушка зовет.

— Бабушка не может меня звать, потому что меня здесь никто не знает.

— Вот посмотри, она тебе машет, иди!

Я оглянулась, бабушка грозила мне пальцем и показывала рукой, чтобы я подошла к ней.

— Ты слышала, что я тебя зову, почему ты не остановилась?

— Я была уверена, что зовут не меня.

— Почему ты так плачешь взахлеб? Какое у тебя горе?

Когда я ей все рассказала, она вытащила из кармана горсть орешков и сказала: «Эти кушай сама, а эти братику отдай и скажи ему, что это от белочки». Когда я покушала этих орешков, у меня так радостно стало на душе, я поблагодарила и пошла дальше. Все вокруг заликовало, снежинки, переливаясь на солнце, подмигивали мне, снег скрипел под ногами, голубое небо отражалось в снегу. На веточках, на заборе, лежал пушистый снег. Такой красоты я никогда в жизни не видела, разве что на картинках. Когда я дала брату орешки, он так обрадовался! И подвел меня к дереву, где жили белочки. Они своими пушистыми хвостиками сбивали снег, и он сыпался нам на головы. Время пролетело, как одно мгновение. Скоро брата позвали на обед. После обеда я пришла в санаторий, и он мне говорит: «Я подружился с мальчиками, мы так разыгрались, а ты пришла мне мешать, уходи!» Я вышла из санатория, а тут и бабушка снова встретилась и говорит:

— Ну что, прогнал тебя братик?

— Да! А вы откуда знаете? И как вы узнали мое имя? — спросила я.

— А я помолилась Богу, спросила Его, и Он мне сказал — ответила бабушка. И при этом она сразу притихла, и вся сжалась в комочек.

— Разве такое может быть?

— Да, — сказала она. А ты молишься Богу?

— Нет, — ответила я.

— Почему?

— Я не умею… Когда-то приехала ко мне бабушка из Западной Украины, папина мама, поставила меня на колени и долго мучила, чтобы я за ней все повторяла. Мне было так плохо! Пот градом катился, и я чуть сознание не потеряла. И я это возненавидела. И еще у меня плохая память, я сколько не учу, не могу запомнить. Я знаю только Отче наш.

— Это очень важная молитва, тебе и этого хватит. А как ты учишься в школе?

— Учу уроки до двенадцати ночи, иногда до часу, а запомнить не могу. Учителя мне ставят то три, то два, и стыдят меня за то, что я прогуляла и плохо выучила. И я потом плачу.

Бабушка пригласила меня в гости к себе. Я думала, что идти недалеко, и не зашла к хозяйке, у которой жила на квартире, и не предупредила ее. Мы пошли с бабушкой Липочкой, как она мне представилась, по дорожке прямо. Шли, шли, разговаривали. Она мне рассказывала, что она хорошо училась, память у нее хорошая, она быстро переходила из класса в класс, потом рассказывала, когда у нее умерли родители, она ушла из дому. Рассказала, как она жила в дупле. Мне так страшно стало! Как же в такой мороз можно ночевать на улице. Она сказала, что с неба шел теплый луч, который ее согревал ночью. За разговором, я не заметила, что мы ушли далеко. Вдруг я увидела, что дома и огоньки в окнах заканчиваются, а дальше стоит лес. Я так испугалась и подумала: «Куда она меня ведет?»

— Не бойся. Я живу в лесу.

Я хотела вернуться назад и жалела, что пошла. Зимой темнеет рано. Я распаниковалась и говорю: «Я дальше не пойду! Уже темнеет, меня бабушка дома ждет, она будет волноваться». Она взяла меня за ручку и говорит:

— А мы уже пришли, вот и домик мой.

— Где, я его не вижу!

Идем, идем, а домика нет.

— Где же домик?

Когда ее теплая рука взяла мою холодную ручку, весь страх сразу пропал. Мне стало так хорошо, что захотелось, чтобы этот лес никогда не заканчивался.

Наконец мы пришли. Домик был сказочно маленький, я подумала про себя: «А где тут свет включается?»

— В лесу света нет, — сказала бабушка, отвечая на мои мысли.

Она зажгла свечку, и сказала, что в керосиновой лампе закончился керосин. И увидела, что на полу что-то бегает. Это были мыши. Я испугалась, но Матушка предупредила:

— Они захотели кушать, и пришли пособирать крошки, которые упали на пол. Смотри под ноги, чтобы ты ни на кого не наступила.

Потом бабушка Алипия сказала, что уже темно, и я буду у нее ночевать.

— Я не могу ночевать, потому что я не предупредила хозяйку. Я приду завтра, проведите меня.

— У меня болят ножки, если хочешь уходить, уходи сама. Сегодня пятница, у меня никого нет, и я могу все внимание уделить тебе. А завтра суббота, здесь будет много людей.

Я боялась, что когда за мной приедут и спросят у хозяйки, как я себя вела, и она скажет, что я не явилась на ночь, то меня дома будут за это очень бить. Ничего не могло меня остановить, я знала, что мне надо идти. Матушка Алипия все обо мне знала, она знала, что все время меня преследовал страх, я всего боялась. Даже в таком возрасте я боялась оставаться в квартире одна, мне казалось, что какая-то рука меня схватит сзади, я боялась ходить в подвал, я боялась всего.

Матушка вывела меня на улицу и кого-то громко позвала. Из-за кустов вышел лось. Он обнюхал меня и ушел. Матушка ответила: «Он сейчас далеко ушел отсюда. — И потом сказала, — читай Отче наш, проси Бога, и Он тебя проведет, чтобы ты не заблудилась. Иди по этой тропинке, и ничего не бойся». Зашла в домик и закрыла дверь. Потом снова вышла и сказала: «Ты видела маленьких котят? Им нечего кушать. Купишь завтра молока и принесешь им. Если ты не купишь молока, они завтра все умрут». Я подумала, что если живая выйду из этого леса, то больше сюда никогда не приду. Матушка знала мои мысли и поэтому нашла безотказную причину для того, чтобы я обязательно к ней еще раз пришла.

— Быстрее уходи. Мороз. Нельзя стоять на одном месте, а то замерзнешь.

Я пошла. Луна светит, снег отражается, светло как днем. Я необыкновенно быстро оказалась дома, и даже не заметила, как добежала. Но пока шла, я прошла большое испытание. После этого я никогда больше ничего не боялась. Матушка Алипия знала, что скоро в моей жизни будет такой случай, когда мне придется одной в три часа ночи бежать через весь город в старой части. Она подготовила меня к этому.

Когда я рассказала хозяйке, у кого была, она сказала: «Надо было остаться. И сходи обязательно еще. Там люди исцеляются от болезней».

Утром я пошла к брату. Он сказал, что играет в шахматы, и что я пришла ему мешать. И попросил, чтобы я уходила и больше не приходила.

Я купила молока, сказала хозяйке, что иду к бабушке Липе, и с молитвой пошла к бабушке из сказки. Она для меня была бабушка из сказки.

Я шла и чувствовала, что кто-то был со мной рядом, кто-то оберегал меня. Теперь я четко знаю, что это был Бог.

У Матушки действительно оказалось много людей. Увидев меня, она сказала: «Молодец, что пришла. Сейчас будем обедать».

У меня был плохой аппетит, всегда тошнило. На печке доваривалась пшенная каша. Я ее никогда не могла есть, она вызывала у меня рвоту. Бабушка Липа вбила в нее много тухлых яиц, от которых пошел ужасный запах, и положила огромный кусок масла, наверное, с пол килограмма. Запах сливочного масла я никогда не могла выносить. В пионерском лагере я эту кашу и масло всегда отдавала другим, чтобы воспитательница не видела, и подумала: «Я кашу с маслом есть не буду». Бабушка тут же ответила: «Будешь, будешь». Насыпали мне полную тарелку первого и полную тарелку каши. Я расплакалась, что не могу, тошнит, и я столько не ем. Я ела как котенок, два раза лизну, и наедалась. Женщины сказали мне, чтобы я слушалась, и делала, что Матушка скажет, что эта каша исцелит меня от болезни. Когда я начала кушать, то все было такое вкусное, что не в сказке сказать, ни пером описать. Бабушка Липа сказала мне: «Такую кашу ты будешь есть всю жизнь». И действительно, пшенную кашу мне почти всю жизнь пришлось кушать. «А сейчас ты очень слабая, тебе нужно хорошо питаться», — продолжила она. После этого я исцелилась от тошноты, и у меня появился аппетит.

Я подумала: «Интересно, отдаст она мне за молоко деньги или не отдаст?» Бабушка тут же громко сказала:

— Интересно, отдаст она мне за молоко деньги или не отдаст?

Мне очень стыдно стало, я покраснела как рак и подумала: «Тут ничего даже подумать нельзя — она все знает». Ночевать мы остались вдвоем с одной женщиной. Я сказала, что на пол не лягу, я боюсь, что мыши будут меня грызть ночью. Бабушка отодвинула все узелки с крупами назад и скраешку на кровати меня положила, а женщину на полу. Я говорю:

— А вы где будете спать?

— Я спать не буду, я буду молиться.

— Как? Всю ночь? Ночью спать хочется.

— Ложись спать и не умничай. У меня света нет, поэтому рано ложитесь.

— Я в четыре часа не усну, и буду до полуночи смотреть в потолок, — запротестовала я.

Обычно я не могла спать ночью и засыпала под утро. А тут уже нужно было вставать, и всегда у меня была отяжелелая «чумная» голова. Я была замучена бессонницей. Как только Матушка начала молиться, я сразу провалилась в глубокий сон. Среди ночи я проснулась и, не открывая глаз, почувствовала, что светло. Я пыталась открыть глаза, но они не открывались. Что-то не давало открыть их. За третьей попыткой я чуть приоткрыла глаза и подсмотрела. Я увидела, что вокруг смотрит ночь, а в комнате как днем светло. Думаю: «Откуда такой свет взялся?» Передо мной стояла очень красивая молодая Женщина в белом платье. Я подумала, что бабушка, наверное, ведьма, она днем старенькая, а ночью превращается в молодую и красивую. Думаю: «Где же бабушка? И что здесь происходит?» Я потянулась на кровати, чуть повернулась, приоткрыла глаз, и увидела ее шапочку. Я поняла, что бабушка по прежнему стоит на коленях на том же самом месте и продолжает молиться. Женщина, стоявшая около Матушки, была неописуемой красоты. Она с руки, которая была необыкновенно красивой, снимала какой-то нарукавничек, раскручивала тоненькие веревочки. Потом Она быстро наклонилась и положила его. Я обомлела вся, на Ней был очень красивый прозрачный белый шарфик на голове и сверкающая коронка. И самое интересное, когда Она резко наклонилась, коронка не шелохнулась на голове. Она была как приклеенная. Мне захотелось увидеть Ее шубку, сапожки, шапку, наверное, они были тоже очень красивые, но как я ни крутилась, не видела. Потом я снова провалилась в сон.

Утром Матушка разбудила меня и настойчиво предложила покушать: «Тебе нужно». Женщина, которая также ночевала у Матушки, очень просила дать и ей, но бабушка Липа сказала: «Ты не знаешь, чего просишь, то, что ей предстоит впереди, ты не вынесешь, а ей это в укрепление. Это может выдержать только она».

Я так испугалась, что такая взрослая женщина не выдержит, а как же я могу выдержать? Моя жизнь и так состоит из мук, какие еще муки меня ожидают.

Женщина торопилась на автобус, а Матушка нас никак не отпускала и все задерживала. Я очень разволновалась, что она опоздает. Матушка говорит: «Не опоздает». До времени отправления автобуса осталось так мало, что мы никак не могли за это время добежать, но когда добежали, совершилось чудо. Автобус опоздал, люди на остановке очень замерзли, а нам было жарко. Матушка сказала правду: «Не опоздаешь».

Еще раз перед отъездом я через лес сходила к бабушке Липочке попрощаться. Меня все время мучили мысли о том, какие муки меня ожидают. Я спросила ее. Она рассказала мне всю мою жизнь до этого момента и все, что меня ждет впереди. Сказала, как я закончу школу, что будут у меня четверки и пятерки, что я поступлю в пединститут, закончу, буду работать учителем в том селе, откуда мой отчим. Все исполнилось. Значит, исполнится то, что еще будет впереди. Рассказала за кого я выйду замуж, назвала имена моих будущих детей.

Матушка еще сказала, что меня выдадут за человека, который будет всегда против меня, но Бог будет меня спасать, и чтобы я просила у Него помощи. Мне придется претерпеть много страданий и мук, и чтобы я не вздумала лишить себя жизни, потому что я не умру, а останусь калекой. Также сказала, чтобы я не делала операцию по гинекологии, потому что мне скажут все вырезать. А так я с Божией помощью вылечусь. Мой муж, которого я очень любила, будет видеть меня всегда уродливой, и будет всю жизнь кричать на меня. Так оно и было, пока мы не разошлись. И еще сказала, что муж будет жить с другой женщиной только десять лет.

Сказала еще кто и когда, и каким образом нанесет мне огромный вред.

— Я от этого умру?

— Нет. Ты будешь очень сильно болеть, но если найдешь одно единственное лекарство, то останешься живая.

— О, столько всяких коробочек и бутылочек в аптеке, я никогда в жизни его не найду! — расплакалась я.

— Не плачь, тебе поможет Бог его найти. Вот тебе просфорочка, скушай ее, Господь тебя спасет. Когда ты будешь совсем погибать, твои ножки приведут тебя в Спасо-Преображенский собор в городе Н., где ты будешь спасаться.

Матушка вышла на улицу, подняла голову вверх и кричала, грозила куда-то в сторону леса. Я не понимала, кому она все это говорит, лесу что ли? Потом она сказала, что сюда идет мужчина.

В дверь постучали. Матушка Алипия впустила его, он задавал ей вопросы, а потом спросил и меня — кто я и как здесь оказалась. Я ответила на его вопросы. Одета я была в красное пальто, серый с белым воротник, и пуговицы как у гусара на обе стороны. Когда этот человек ушел, в домике начало твориться что-то невероятное, что я даже начала громко кричать. Кочерга и веник поднялись с пола и начали очень сильно бить бабушку Алипию по голове, бить по плечам. Я очень испугалась, а она мне крикнула: «Тебя бить не будут! Не бойся!» Удары все сыпались и сыпались на нее. Потом веник и кочерга встали на место. Я была в шоке. И сказала, что такое я только в сказках видела, чтобы веник и кочерга летали по воздуху сами. Я спросила — почему ее били? Она сказала, что это бесы ее били, но смысла этого слова я не понимала. Тогда я спросила на кого она кричит в лесу — на деревья? Она сказала: «На сатану». Я также не понимала, что это слово означает, так как в советское время такие слова дети не очень-то знали, воспитывавшиеся в советских школах.

Потом Матушка дала мне мазь и сказала, что когда я буду очень тяжело больная, я эту мазь найду через тридцать пять лет.

— О, тридцать пять лет! От этой мази ничего не останется через тридцать пять лет! У меня очень больная мама, я ей отдам, пусть она мажется.

— Это мазь для тебя, маме она не поможет.

Потом матушка Алипия сказала, что пройдет много времени, я о Матушке забуду, она уже умрет, ее не будет на свете. О ней напишут книжку. Когда я буду читать эту книжку, я узнаю себя в этой книжке и вспомню потом все это.

Матушка сказала:

— Всегда, когда тебе будет нужна моя помощь, зови меня! И я тебя услышу.

Я тут же подумала: «Как это такое может быть, чтобы я в Н. сказала, а она в Киеве меня услышала.

— И ты будешь меня слышать, когда я буду тебя звать.

Так это и было, потому что я впоследствии слышала несколько раз ее голос во время тяжелой болезни. «Ол-я-я!» — точно также, как в детстве, когда Матушка звала меня в санатории, где лечился мой брат.

Скорби, предсказанные Матушкой, я испила. Когда я была уже на грани жизни, ноги меня действительно привели в Спасо-Преображенский собор, где я по сегодняшний день нахожусь, пою в хоре, работаю на послушании, никуда не отрываюсь от церкви, потому что боюсь даже шаг сделать в сторону. Лекарство, о котором она мне говорила, я действительно нашла в самый пик тяжелой болезни. Подруга рассказала о нем. После курса лечения, смертельная болезнь отступила.

Дома, по приезду из Киева, я все рассказала маме: о красивой Женщине в белом платье со снежинками на плечах и на лбу, которую я видела ночью, в коронке. Мама сказала мне, что такая одежда есть только у Матери Божией, но она ходит по земле не в шубке и сапожках, а ходит по земле так.

Была зима. После этих слов я даже немного приболела от печали, что думала, что та Женщина по морозу ходит, как я думала, в летнем шарфике и легком платье.

Мне очень понравился шарфик, который был у Женщины на голове, и я все время думала где бы мне купить такой шарфик. И все время вспоминала о нем, но нигде такого не видела. Когда мама в очередной раз спросила меня отчего я такая печальная, я призналась, что мне хочется такой шарфик. Мама принесла ремень, и такого мне «шарфика» всыпала! И спросила:

— Что, еще хочешь шарфик?

— Нет, больше не хочу.

И больше никому ничего не рассказывала, а только тайно думала по ночам обо всем увиденном, пока те события не стерлись из моей памяти.

Когда я читала книгу о жизни Матушки, я прочитала о женщине, как она ночевала с девочкой в келии старицы, и как они бежали на остановку с этой девочкой, и о Женщине в белом платье, которая эта женщина тоже, как и я, видела. И я поняла, что эта девочка — я. И вспомнила все! Все как говорила Матушка: «Будешь читать и вспомнишь обо мне». Я подошла к иконочке Божией Матери «Скоропослушницы» и попросила Ее, чтобы Она напомнила мне все, связанное с матушкой Алипией в подробностях. И вот такие мелкие подробности вспомнились в моей памяти.

Года два назад я пришла к маме, и нашла среди многих других баночек давно забытую старую банку, и говорю: «Что это у тебя банки всякие стоят, смальцы вонючие, это нужно повыбрасывать на мусорку, зачем ты все бережешь? Вонище такое! И открыла банку. А как понюхала, а оттуда необыкновенно пахнет! Сильный запах земляники исходит!

— Ой, а что это у тебя за банка такая? Такой запах земляники!

— Дай сюда, — мама забрала банку, — ой, что это за запах?!

Так мы вместе удивлялись тому благоуханию ягод, который сохранился столько лет. Банка осталась у мамы, но видимо, я найду ее, когда пройдет срок в тридцать пять лет.

Когда я первый раз собиралась в паломническую поездку на день памяти матушки Алипии, перед выездом, 29 октября, как только прилегла отдохнуть, услышала снова голос матушки Алипии у самого уха: «Ол-я-я!» Я поняла, что матушка Алипия, как и говорила, зовет меня.

В дни тягот и скорбей, в дни болезней, когда я думала, что все, мне конец, наверное, умру, но я не умирала. Потому что в далеком голосеевском лесу на коленях ночью у образков за чад молилась тихо Богу великая подвижница ХХ века матушка Алипия.

Мы видели какая сила

Монашеской святой молитвы

Незримо укрепляла нас,

Для будущей духовной битвы,

В тернистый путь,

В нелегкий час.

Это строки из стихотворения Елены Бадьяновой.

Когда матушка Алипия молилась Богу, у меня было такое ощущение, как будто Бог стоит с ней рядом, и она разговаривает с Ним. Это были впечатления детской души, которая доверчиво, искренне, просто воспринимает все так, как это есть на самом деле, потому что Бог детям многое открывает. Читая о жизни Матушки, а также по собственному опыту, я убедилась, что ее отношение к детям было особым.

Удивительная встреча

Людмила Ивановна Вишневская

Киев

олго я не могла собраться написать о встрече с матушкой Алипией, как мне казалось случайной, а позже поняла, что ничего случайного не бывает в нашей жизни, а все промыслительно.

Моя сотрудница, уезжая в отпуск, попросила присмотреть за квартирой в Голосеево (по улице генерала Родимцева). Так как ко мне должен был приехать человек, с которым я долго встречалась, я оставила своим соседям по квартире, где живу, номер телефона квартиры, где буду находиться, и поехала на улицу генерала Родимцева. Там я решила закрывать помидоры, чтобы не терять зря времени. Когда он позвонил, то с удивлением спросил, как я там оказалась? Он вскоре приехал на такси, и все удивлялся. Не убедило его и то, что я предложила проверить горячие банки с помидорами. Обидевшись, что он мне не верит, я предложила выйти на улицу. Мы сели возле памятника на скамейке. И все продолжали спорить. Был поздний вечер. В это время из леса вышла старушка, с котомкой на плечах и села напротив нас. Немного посидев, она подошла к нам и палкой несильно ударила его: «Уходи!» Сказала ему, а сама села поближе ко мне и начала меня гладить, успокаивая: «Ты хороший, ты хороший.» Так как я была одета в украинскую вышитую блузку, я думала, что это она ей понравилась (блузку вышила мама). Слезы потоком хлынули, я навзрыд стала ей объяснять, что это моя мамочка вышивала, и что сейчас она после онкологической операции, и я очень переживаю и скорблю за ней, ведь она прожила очень трудную жизнь, и у меня нет никакой надежды на то, что она будет жить. Матушка сказала, что она проживет еще три года и умрет совсем не от этой болезни, и добавила: «Умрет она, а потом и я». (Так и было — мама умерла в сентябре 1988 года, а матушка Алипия в октябре 1988 года.)

— А этого друга брось, он плохой.

— Почему он плохой?

— Он басурман.

— Как это басурман?

— Он некрещеный, у него мать мусульманка.

Это он от меня скрывал. Я оставляю Матушку, подбегаю к нему и начинаю его трясти, спрашивая:

— Это правда, что ты некрещеный и твоя мама мусульманка?

— А откуда ты узнала?

— Эта женщина мне сказала?

— Она что — цыганка?

Я оставляю его и подбегаю к Матушке.

— Вы что, цыганка?

Она очень обиделась, и говорит: «Какой я цыган? Какой я цыган? Я мордовка, ты понял, кто я?» Но я поняла, что молдаванка, а переспросить постеснялась. Матушка еще раз просила оставить этого человека. Я со слезами отвечаю, что не могу, так как его люблю. Тогда она подумала и говорит:

— Хорошо, приходи ко мне, я буду за него молиться, он примет православие и вы будете очень хорошо жить. Если ты меня не послушаешь, кончится бедой, но ты не умрешь, я буду за тебя молиться. Ты родишь болящую дочь…

— Калеку?! — закричала я.

— Да не калеку…

Сочувственно посмотрела на меня и говорит:

— Очень тяжелый крест будешь нести, но спасительный, если донесешь — венец будет.

— Пусть будет венец.

Она только головой покачала. Если бы я знала, что это такое, никогда бы не заикнулась, и другому бы не пожелала.

— Ты ему ничего не рассказывай, чтобы враг не слышал.

— Какой враг?

Я посмотрела вокруг себя — ничего не увидела. А Матушка говорит:

— Приходи ко мне, приходи ко мне.

— А где я вас найду?

— А меня здесь все знают.

— А как Вас зовут?

— Липа.

В моем понятии липа — дерево, а имени я такого раньше никогда не слышала. Она посмотрела на меня ласково и говорит:

— А ты будешь на мою могилку ходить.

— А почему я буду на Вашу могилку ходить?!

Я один раз в год после Пасхи еду в село на поминальной неделе к родственникам, а она мне говорит, что я буду ходить к ней на могилку. Но старушка, как бы зная моли мысли, ласково продолжала настаивать: «Будешь, будешь!»

Расставаясь, Матушка сказала:

— Ничего ему не рассказывай, и не живи с ним, я буду за тебя молиться.

Только Матушка отошла, он сразу же начал спрашивать: «Что она тебе сказала?» Я долго молчала, но не выполнила матушкиных наставлений. Прости меня, Господи, прости. Потом случилось все так, о чем предупреждала меня старица, я убедилась в истинности ее слов.

Замуж я так ни за кого и не вышла, старицу не послушала, и он оставил меня с грудным ребенком. В роддом я ложилась на сохранение, но из-за ошибки врачей мне сделали искусственные роды, после которых занесли инфекцию. У меня началось заражение крови, была сделана операция, но перитонит прогрессировал. Как-то я чихнула, швы разошлись, и гной вылился на постель — все было в гное. Это было чудом, иначе бы гной разлился в брюшине. Но молитвами матушки Алипии я не умерла. Даже врач через месяц после родов спрашивала меня: «Ты жива останешься или нет?» Так по молитвам Матушки я выписалась из областного роддома с живым ребенком, более чем на месяц раньше срока вынутого из моей утробы, сама порезанная, хотя ложилась на сохранение. Значительно позже я оценила нашу встречу, нижайший поклон тебе, милая Матушка, за твои молитвы, за то, что я знаю теперь дорогу в храм.

Долго я не могла забыть необычной встречи, но найти необыкновенную женщину не могла.

Встреча наша состоялась уже после смерти Матушки.

Все в моей жизни произошло так, как она говорила. Слава Господу Богу за то, что по молитвам этих святых людей Он не оставляет нас грешных и дает найти дорогу к свету.

Призыв к терпению

Чуркан София Александровна

днажды я собралась навестить сестру в Полтавской области. Ехать нужно было через Киев, а потом в Киеве пересаживаться на поезд. В Киеве, чтобы скоротать время до поезда, я решила пойти в универмаг. Денег было с собой немного, я ничего не купила, но не за покупками послал меня Господь в универмаг в этот удивительный день моей жизни.

Я вышла на Крещатик, иду. Навстречу идет пожилая женщина — маленькая, в шапочке, несколько странного вида, так как летом в жару встретить человека, одетого в теплую меховую шапку, выглядит довольно странно и удивительно. Невольно закрадывается мысль — наверное, больная. Но я всегда очень жалостно относилась к таким людям, не осуждала их, по-доброму жалела.

Когда мы поравнялись, она подняла глаза, взглянув мне прямо в сердце. Таких глаз я никогда в своей жизни не видела. Такие глубокие, добрые глаза смотрели на меня!

— Ты хочешь мужа оставить? А не знаешь, что тебе написано терпеть на твоем роду, — сказала она.

Я была потрясена: «Откуда она знает, что я думаю?» Всю дорогу к сестре, и у нее в гостях я не могла успокоиться, и дальше — тоже, где-то с полгода меня мучили слова женщины, встретившейся мне в Киеве. Все то, что она сказала — была правда. Меня выдали замуж против моей воли, вопреки моему желанию, я очень плохо жила с мужем, страдала, и все время моего замужества думала, как мне разойтись. Конечно, слова необыкновенной женшины были для меня утешением и укреплением, так как у меня появился смысл жизни, я поняла, что не напрасно терплю страдание.

Уже в нынешнее время, прочитав статью о матушке Алипии, я задумалась, заинтересовалась узнать побольше о ней. Я начала связывать воедино все те воспоминания, которые отложились в памяти, с образом женщины, описанной в книге. Но до конца не была уверенной, что это она.

Потом мне передали книгу, посвященную жизни матушки Алипии. Первое, что потрясло меня, это фотография. На ней я увидела ту старушку, которую встретила на Крещатике в годы моей молодости. Это открытие было для меня большой радостью, так как Господь удостоил меня таким удивительным образом встретиться со святым человеком. Одна встреча, но она запомнилась мне на всю жизнь.

По благословению батюшки

Романенко Анна Савватиевна

г. Киев

ому, что мне посчастливилось побывать у матушки Алипии при ее жизни, я обязана своему духовному наставнику — протоиерею Михаилу Бойко, известному всем киевлянам, ныне почившему в Бозе.

Начиная с 1981 года, я начала посещать киевский Покровский монастырь, где служил отец Михаил. В это время я получила квартиру недалеко от монастыря. Конечно, приходила я к Богу постепенно, не могу сказать, что сразу я все понимала, была глубоко воцерковлена. Но вера зажглась в моей душе, и я, несмотря на атеистическое время, на занятость по работе, приходила в храм по праздникам, которые старалась не пропускать. И всегда я старалась посоветоваться с отцом Михаилом о том, что меня волновало в духовной жизни. Он очень хорошо ко мне относился, старался подсказать, дать совет, наставить, что воспитывало меня, как христианку.

В жизни у меня было много проблем, разобраться самой в сложной ситуации без благословения и духовного наставления я не могла. Как-то мы разговаривали с отцом Михаилом о создавшейся ситуации в моей семье — с мужем мы расходились, у дочери были проблемы. Как правильно поступить я не знала. Муж постоянно изменял мне, это терзало мою душу и отравляло нашу семейную жизнь настолько, что мне казалось, что у меня уже нет сил — ни духовных, ни физических. Дочь встречалась с человеком, о котором была плохая молва, я чувствовала, что круг его знакомых и деятельность были далеко не безобидны. И вот с этими проблемами я пришла к батюшке. Он, выслушав меня, посоветовал оставить мужа, потому что блуд, который затянул его, делал нашу совместную жизнь невозможной. А потом батюшка сказал:

— Поезжай к матушке Алипии.

Я удивилась и спросила:

— А кто она и где ее искать?

Батюшка объяснил мне, что это прозорливая старица, она помолится и скажет мне волю Божию. Он описал место, где она живет и как к ней проехать. Я боялась, что не найду ее, но оказалось, что батюшка описал проезд очень точно и подробно, поэтому я без труда нашла домик старицы, который находился в довольно пустынном месте Киева, о котором я даже и не предполагала раньше. Дорогой я все время думала о своих проблемах, тревога сжимала сердце, я не знала, как старица встретит меня, как состоится наш разговор, примет ли она меня. Я взяла с собой немного продуктов, потому что батюшка предупредил меня, что старица ведет нестяжательную жизнь и денег не возьмет. Это происходило в марте 1988 года, до кончины матушки Алипии оставалось около полугода. Также отец Михаил рассказал мне, что старица эта необыкновенная, она предсказывала катастрофу Чернобыля 1986 года, много говорила о ней, молилась о спасении людей, но ее никто не слушал. Все это очень заинтересовало меня, и я ехала к Матушке с особым душевным трепетом. И действительно, эта встреча потрясла меня до глубины души.

Возле домика матушки Алипии стояли люди — восемь человек. Старица лежала на скамеечке — маленькая, худенькая, она была очень больна. Она попросила немного подождать, пока она полежит, так как она очень плохо себя чувствовала. Матушка полежала, помолилась, а потом говорит: «Зайдите». Мы все зашли, сели за стол. Матушка немного посидела, благословила двум женщинам, бывшим в келии вместе с ней, накрывать на стол. Приехал священник, у него было четверо детей. Нам подали постный борщ, кашу, компот — был Великий Пост. Мы все помолились, Матушка перекрестила пищу. Всем налили понемножку вина. Один парень, окончивший десять классов, отказывался, но Матушка ответила на его отказ: «Пей, это благословенное вино, ты никогда не будешь пьяницей, но юристом будешь. Поступишь и будешь очень хорошим юристом, будешь много помогать людям, хороший из тебя будет человек». Этот разговор я запомнила. Мы покушали. Посидели. Потом Матушка подошла ко мне и неожиданно, без всякой подготовки с моей стороны, без вопросов и рассказов о моей семейной жизни, говорит: «Дочка твоя зачала. Пусть не вздумает сделать аборт! У нее будет девочка. Она зачала от нехорошего мужчины, он уйдет в казенный дом и не вернется, а девочка пусть растет, мама будет счастлива с дочкой — будет хорошая девочка. Назовете Вероникой. А ты с мужем расходись — твой муж большой блудник. Живи сама. Будешь сама — будешь спокойна, и долго будешь жить. А с мужем ты быстро умрешь». И еще Матушка добавила, что Вероника будет встречаться с парнем, но дала понять, что он не жилец, в точности ее слов я не запомнила. И что жить он будет приблизительно до двадцати двух лет. Я больше ничего у нее не спрашивала, так как была очень взволнована. Я поблагодарила ее за все, а Матушка собрала все гостинцы, которые ей принесли люди, и предложила мне: «Ты небогато живешь — возьми это все домой». Я очень смутилась такой любовью и жалостью ко мне, вокруг были люди, она могла предложить это и всем остальным, но почему-то дала мне. Я начала отказываться, мне было стыдно брать у старицы: «Нет, Матушка, я приехала к вам, денег вам не дала, пусть будет вам». Матушка всех нас благословила на дорогу, перекрестила, проводила с любовью.

Я приехала домой и сразу же начала разговор с дочкой:

— Ты беременна, ты уже зачала. Я была у матушки Алипии!

— Мама, да нет! Что ты говоришь?! Этого не может быть!

— Да я тебе говорю — ты беременна. Не смей делать аборт!

— Да что ты придумываешь, я не беременна.

— Он пойдет в тюрьму, — сказала я, думая, что слова о казенном доме означают место заключения. — Его заберут, потому что матушка Алипия сказала, что его заберут в казенный дом. Его посадят, а ты родишь девочку, ничего, мы выкормим.

Как дочь не отказывалась, но вскоре она узнала, что беременна. Слова матушки Алипии подтвердились. Если бы не предупреждение старицы, она сделала бы аборт. Мысли об аборте постоянно искушали ее, но, вспоминая о запрете матушки Алипии, она окончательно отказалась от этого. Родилась девочка, назвали ее Вороникой.

После разговора с матушкой Алипией, я пришла к отцу Михаилу в Покровский монастырь. Он одобрил мнение старицы, перекрестился и сказал: «Слава Богу!»

В отношении мужа я поступила по благословению старцев.

Теперь я стала больше ходить в храм, молиться. Посещение матушки Алипии духовно изменило меня. Настолько это событие потрясло мою душу, оно было так удивительно и необычно, что жить, как прежде, после этого я не могла. Я реально почувствовала святость и благодать, присутствие Божие в кельи Матушки и во всем ее облике. Я шла к ней сдавленная своими бедами, в безнадежности, на душе лежал неподъемный груз. Как только я переступила порог ее кельи, то мне показалось, что как будто из-за тучи засияло солнце. У Матушки я почувствовала моментальное облегчение, которое не описать человеческими словами. Это было что-то необъяснимое. Никогда я не чувствовала такой легкости после того, когда она помолилась обо мне. Радость, утешение, мир в душе пришли как бы неоткуда. Я поняла, что необыкновенное ощущение было связано не столько с тем, что сказала Матушка, а именно от встречи с ней.

Потом я снова приехала к Матушке, но было уже поздно — она отошла ко Господу. Через полтора месяца после кончины Матушки появилась на свет моя внучка Вероника. Радость от того, что она родилась по благословению и молитве матушки Алипии, жила в сердце, не смотря на то, что воспитывать ребенка матери-одиночке нелегко. Слова о том, что отец ребенка уйдет в казенный дом и не вернется — полностью сбылись. Но они означали не то, что я думала. Однажды он пошел в казино, и там его убили. Он действительно не вернулся. С Божией помощью мы воспитали девочку, сейчас она уже взрослая девушка. Мы радуемся, что она у нас есть, рассказываем ей о матушке Алипии, и она также чтит старицу.

Приблизительно с пятого класса школы Вероника подружилась с мальчиком. Все детство, юношеские годы продолжалась их дружба. Его забрали в армию, Вероника верно его ждала. Чистая, незапятнанная дружба была настолько крепкой, мы все так привыкли к нему, знали его хорошие качества, что само собой все шло к свадьбе. И вот 9 мая, крепкий физически и абсолютно здоровый парень, звали его Максим, внезапно умирает на глазах у всех. Как потом выяснилось — сердце. У Вероники, родителей, у всех нас, у всех друзей было сильное потрясение, никто не мог поверить в это и понять, почему же это произошло. Вероника очень тяжело перенесла это событие в ее жизни. Максим был членом нашей семьи. И в тот момент мы вспомнили слова матушки Алипии о том, что Максим умрет, что он не будет жить и поняли, что это воля Божия, что Господь Сам решил взять его в небесные обители. Как удивительно и трепетно знать, что об этом говорил святой человек еще за двадцать лет до этого, тогда, когда этих людей не было еще на свете. Максим ходил с Вероникой в храм, причащался, она была инициатором его воцерковления. Она была дана ему для спасения, потому что Господь знал еще до его рождения, что уготовал его забрать именно в таком возрасте. Слова старицы явились для нас утешением в трудную минуту.

«Не надо тебе из Киева уезжать»

Мирошник Валентина Ивановна

г. Киев

тец мой был верующим, также и его родители строго придерживались всех канонов церковных, соблюдали посты, ходили в церковь, хотя она находилась далеко от того поселка, где они жили. Это тяготение к православию вероятно через них передалось и мне. Я сама пришла в церковь — по собственному желанию. В этом я чувствовала необходимость. Братья бабушки были священники. Один служил в Петербурге, звали его Тарасий, был близок Царской семье, потом был выслан на Урал. После того, как он заболел тифом, его бросили умирающего у лесника, который его и выходил. Так он и остался там жить. А второй Иаков служил на корабле в русско-японскую войну, и во время боя корабль был разгромлен, его подобрало канадское судно, и так он попал в Канаду. Больше о нем никто ничего не знал до тех пор, пока уже в более позднее время он сам не разыскал бабушку.

С матушкой Алипией я встретилась в 1986 году — том трагическом году, когда произошла авария в Чернобыле.

Это был пост святых апостолов Петра и Павла, начало июля. Казалось бы, встреча произошла случайно, но потом я поняла, что она была неслучайной, закономерной. Сына я увезла из Киева к родителям в Донбасс, в Луганскую область и потом летом возвратилась в Киев. И естественно переживала в связи с событиями в Чернобыле. В этот момент я пошла в храм на Демиевке. После молитвы ко мне подошла женщина Нина Тимофеевна (впоследствии схимонахиня Феозва), прихожанка этого храма. Она обратила внимание, что я печальна и расстроена. Она спросила: «Чем я расстроена?» Я ей сказала, что родственники настаивают на том, чтобы я переехала в Луганск или Донецк. А я не знаю, как поступить. Не хочется уезжать из Киева. Нина Тимофеевна начала утешать меня: «Успокойся, успокойся, нечего волноваться. Пошли к матушке Алипии, и она тебе скажет, как правильно поступить». Удивляясь сама в себе, но буквально с первых ее слов я согласилась пойти к матушке Алипии.

Мы с ней вышли к троллейбусу, поехали на Демиевский рынок, потому что я изъявила такое желание, что я первый раз иду к человеку и хочу прийти к матушке Алипии с хлебом, солью, миром и добром. Я должна принести ей гостинец. Тем более, что сейчас пост. Бабушка моя очень строго соблюдала все посты, и я знала, что она кушала, как она готовилась к этим дням. Мы пошли на рынок, я купила первые овощи: огурчики, помидорчики, первую морковь, первый небольшой арбуз, растительное масло, хлеб белый и темный и мы пошли. Доехали до Голосеевского леса, а потом пошли пешком по лесу. Дорога была трудной, песок насыпался в обувь, и меня обуревали сомнения: «А стоит ли идти?» Но Нина Тимофеевна успокаивала меня: «Не бойся — идем». Среди леса, на небольшой лужайке стоял домик, обложенный кирпичом. Вокруг никаких построек больше не было, возле домика стоял забор, и в метрах десяти-пятнадцати был кран, откуда матушка Алипия набирала воду. В это время у старицы были две девочки из Флоровского монастыря, они пришли ее проведать. Они готовили обед, накрывали на стол. Матушка Алипия встретила нас очень доброжелательно, тепло. Я почувствовала на себе ее взгляд — пристальный, внимательный, как бы оценивающий, изучающий, строгий, но доброжелательный. Я поздоровалась, извинилась за беспокойство, положила свои гостинцы. Она приняла их с благодарностью и радостью, ей понравилось все то, что я принесла. Сразу она почистила морковочку, порезала ее и положила на стол. И меня первой пригласила к столу. Я предложила: «Матушка, Нина Тимофеевна старше меня по возрасту, ей первой нужно сесть за стол». Я помнила, что у меня в семье дедушка всегда заходил первым за стол, а потом приглашал всю семью. Но матушка Алипия строго возразила:

— Я сказал тебе — садись. Иди! — Не повиноваться было нельзя.

Я зашла, села. Она подала мне большую миску борща, наверное, целый литр, я попросила налить поменьше, но она возразила:

— Нет, я сказал тебе — ешь!

Потом зашла Нина Тимофеевна, зашли девочки. Мы помолились, она перекрестила стол. Мы начали кушать. Естественно, мне было очень много той еды, которую она дала мне. Я в то время чувствовала себя неважно, у меня было обострение болезни печени, болел желудок. А борщ был такой насыщенный! Половину я съела и почувствовала, что больше не могу. Но мне так страшно было обидеть Матушку. Не в силах одолеть пищу, я взмолилась:

— Матушка, больше не могу!

— Я тебе сказал, ешь!

Я опять попыталась съесть несколько ложек.

— Матушка, все, больше не могу!

Она так посмотрела на меня, и больше не стала настаивать.

Потом была каша, компот. Я из последних сил немного поела каши и выпила компота.

После обеда матушка Алипия присела на доски во дворе. «А теперь, иди, спрашивай то, что тебе нужно», — подсказала Нина Тимофеевна.

Мне очень неловко было, я боялась что-то сделать не так, обидеть старицу, я знала, что она человек святой, и боялась нарушить ее покой своими вопросами.

Тихонько я подошла к ней поближе.

— Матушка Алипия, подскажите пожалуйста, как поступить в такой ситуации?

— Какой?

— Родители настаивают, чтобы я переехала в Луганск или Донецк на постоянное место жительства, чтобы я поменяла квартиру в Киеве на Луганск или Донецк.

Она выслушала меня, потом подняла голову, лицо мне было видно хорошо. Я обратила внимание, что лицо у нее такое нежное, как у младенца, слегка розовое. И глаза, которые я увидела в момент обращения Матушки к небу, поразили меня. Она с кем-то говорила, язык мне был непонятен. Я знала и старославянский, и греческий, и латынь — по образованию я историк, а тут не понимала ничего. Матушка потом обратилась ко мне:

— Поезжай, поживи в своем Донбассе. И возвращайся сюда, в Киев. Не надо тебе из Киева уезжать. По всей земле будет голод, а в Киеве будут хлеба. Все будут стремиться в Киев, но не всех Киев сможет принять.

— Матушка, а когда же наступит такое тяжелое положение?

— С 1997 года.

И вот все эти годы я наблюдала за той информацией, которую она мне дала. И действительно, с 1997 года началось ухудшение, начался экономический кризис в стране, а особенно в регионах. Все устремились в Киев в поисках работы, и Киев обеспечил работой всех. И жилья, действительно, не хватало.

— Из Киева не уезжай, поживи немножко и приезжай.

— А когда же мне возвратиться?

— А ты сама почувствуешь, когда тебе возвратиться.

Вскоре подошла Нина Тимофеевна, и мы ушли. Шли молча. Не было желания о чем-то говорить — я думала о том, что сказала Матушка. Вскоре я поехала в Луганск и рассказала родителям о своей встрече с матушкой Алипией.

Так по благословению матушки Алипии я жила в Луганской области до 1990 года, работала директором в сельской школе. Все это время я неоднократно приезжала в Киев и приходила в Демиевский храм, где несколько раз встречала матушку Алипию. Наблюдала, как она под салфеточку у каждой иконочки клала денежку. Люди к ней обращались, и всегда она была такая доброжелательная, такая общительная. Со стороны я наблюдала за ней, но к ней уже не обращалась, просто любовалась ею.

Когда я уехала жить в Луганскую область, я все время размышляла о том, что по благословению матушки Алипии Господь вернул мне сторицей то, что я принесла ей в Голосеево. Я была просто удивлена, все думала: «Откуда у меня такое изобилие овощей и фруктов». Колхоз был богатый, миллионер, и когда собирали первый урожай, его всегда отдавали колхозникам. Я работала в школе, но все то, что выращивали, я имела в таком изобилии, что могла поделиться со своими родственниками и друзьями.

В 1990 году сын заканчивал школу. В том селе школа была девятилетка. Все было благополучно, но вдруг перед тем, как сын должен был закончить школу, меня начали притеснять. То ли от зависти, то ли еще что-то. Председатель колхоза был одинокий, от него ушла жена. Она была директор школы, а меня поставили на ее место, и он очень симпатизировал мне. Но не как к женщине, потому что мы были с ним очень разные люди. У нас было такое, как бы, духовное родство. Он понимал, что я добросовестно работала, и помогал мне в работе, потому что все в школе зависело от колхоза. Построил подвал, спортивный комплекс, где дети проводили уроки, был плавательный бассейн. И вот местные люди завидовали. И я вспомнила слова матушки Алипии и думаю: «Нужно уезжать. Все, мне здесь больше делать нечего». В Киеве у меня осталась квартира, и я вернулась обратно. Сын как раз закончил девять классов, и мы решили переехать. Я работала в лицее. И вот уже по истечении довольно долгого времени весь наш учительский коллектив решил добиваться того, чтобы нам выплатили зарплату за выслугу лет, тогда в школах ее не платили. Началось разграбление государства, игнорирование законов. Мои сотрудники подали иск в суд, и я тоже вместе с ними. На нас начали оказывать давление, унижать, но я решила настойчиво добиваться. Потом я купила книгу о матушке Алипии и прочитала ее. Теперь я более подробно узнала жизнь матушки Алипии, про ее помощь людям, хотя в живых старицы уже не было. И тоже решила к ней обратиться. Узнала, где она похоронена, собралась и поехала. Судебный процесс у меня уже длился несколько лет, и нам все время отказывали. Дело уже должны были передать в Верховный Суд. Я пошла к матушке Алипии, понесла ей на могилку фрукты, конфеты, положила на могилку. Был в это время на могилке покойный отец Валерий, которому старица разрешила сфотографировать ее. Я попросила матушку Алипию о помощи. Это было третьего мая, на Радоницу. А двадцать первого числа у меня назначен суд. Я пришла в суд. Судья увидела меня в коридоре и неожиданно заговорила со мной: «Заходите, заходите», — ласково пригласила меня войти. «Все, ваш вопрос решен», — сказала она к моему удивлению. Судебное заседание было одно мгновение. Сразу решение было принято. Я поняла, что помощь пришла от матушки Алипии.

Решение суда было у меня на руках. Я обратилась в исполнительную службу — там началась новая волокита. Не хотели отдавать деньги. Я ждала месяц, ждала два, а потом опять пошла к матушке Алипии просить о помощи. И буквально через пять дней мне сами позвонили из исполнительной службы и сказали: «Немедленно получайте». Я поняла, что это по Божьему промыслу молитвами матушки Алипии.

Вот такие у меня теплые воспоминания о старице. Я часто обращаюсь к Матушке мысленно, говорю с ней, рассказываю о своих душевных переживаниях как живой. Раньше я держала свои воспоминания в себе, мне не хотелось никому об этом говорить. А теперь я часто рассказываю людям о матушке Алипии и они слушают с таким вниманием и интересом! И говорят: «Да, вам крупно повезло, что вы встретили в своей жизни такого человека, что вы видели ее». Это великая женщина. Я считаю, что она выполняет роль ходатаицы Киева и всей Украины.

«Она не будет твоей — это Христова невеста!»

Инокиня Иоанна

одилась я в глубоко верующей семье, в Полтавской области, Диканьке, воспетой Гоголем. Моя мама была примером во всем: в молитвах, в ревностной вере. Когда она впоследствии заболела онкологической болезнью, отказалась от лечения, уповая лишь на Бога, и усилив пост и молитву, прожила еще тридцать три года. Господь исцелил ее и продлил жизнь, потому что велика была ее вера.

Я росла, как и все дети, училась в школе, потом поехала учиться в институте. Хотела хорошо устроиться, удачно выйти замуж. Чувства, близкие и понятные всем. Но Господь судил иначе, вопреки моему желанию и юношескому пониманию жизни.

Заболела моя близкая подружка — однокурсница по институту. Она была без отца, мать на работе, повезти ее в больницу было некому. Медлить было нельзя, потому что у нее образовалась большая опухоль под глазом. Лечащий врач был молодой, однако уже имевший ученую степень и довольно известный. Операция прошла успешно, опухоль была удалена, а я приходила к больной подружке в больницу. Врач заходил к своей пациентке для осмотра, и однажды пришел в то время, когда там была и я. Мы разговорились, в следующий раз еще больше, и в каждую нашу встречу мы все больше и больше узнавали друг друга. Он был неженат, я молодая студентка, врач сильно влюбился в меня. Я не испытывала к нему особых чувств, но и не отвергала его ухаживание. Мы начали встречаться. Я относилась к нему просто как к молодому человеку, ухаживающему за мной. У меня был еще один жених — летчик, который мне довольно нравился. Хирург настаивал на встречах, а мне было неудобно отказывать ему, так как он вылечил мою подругу. Не особо задумываясь о том, что такое брак, настоящая любовь, я дала согласие подать заявление в ЗАГС.

Вскоре он пригласил меня показать Киев. Нужно сказать, что врач был верующий, что также сближало нас. Он предложил пройтись по киевским святыням, показать Владимирский собор, Софию Киевскую, а также настаивал пойти к одной монахине, которую он считал святой старицей. Я не понимала еще, что это значит, для чего эта встреча, но не отказалась.

Мы приехали. Обстановка дома, где жила старица, была очень неожиданной — бедная, простая. Ничего такого, чтобы заинтересовало меня. Было очень много кошек. Одну я боднула ногой. Матушка промолчала. Мы сели за стол, сижу и думаю: «Сколько котов, привез к какой-то бабке — зачем он меня сюда привез? Какая-то Алипия!» Думала нехорошо, не верила, но не могла с собой справиться, потому что враг сильно смущал меня. Матушка посмотрела на меня, потом на моего жениха, и говорит, обращаясь к нему: «Да что ты за ней убиваешься! Она не будет твоей и заберет заявление. Это Христова невеста… А ты… — и очень скорбно покачала головой, показывая, что тяжелое будущее у него впереди. — Твоей женой будет твоя однокурсница».

Я не поверила, что эти слова сбудутся, но подумала: «Да, действительно, он мне и не особо нравится. Врач! Ну и что. Летчик мне больше нравится, он все-таки летает! Может и заграницу летать…» Такое вот еще у меня было отношение к жизни.

Но вскоре все получилось так, как говорила матушка Алипия. Наши отношения не складывались, я сомневалась, правильно ли я делаю, подходит ли мне хирург или нет, разрывалась между одним женихом и между вторым, потом окончательно забрала заявление. С летчиком отношения также не сложились… Потом, после окончания института, я поехала по распределению в Евпаторию. Там был всего один православный храм, в который я ходила. Настоятель храма отец Феодосий, которому я рассказала о своей жизни, неожиданно для меня благословил мне поступать в монастырь. Но он советовал ехать на Кавказ. Я ужаснулась такой перспективы — ехать в какие-то горы, как там жить? Я была малодуховная еще, мне было очень тяжело бороться с собой. Сомнения и сердечные скорби одолевали меня — зачем же я училась? Что, вот так пройдет моя жизнь? В чем смысл жизни? Но вместе с тем, я чувствовала, что слова той «бабушки», у которой мы были в гостях вместе с врачом, были неслучайны. К этому времени я стала убеждаться, что она Божий человек, потому что все сказанное ей — сбывалось.

У меня на родине, в Полтавской области, я общалась с моими подругами, также ищущими пути в жизни, и они говорят мне: «Давай к нам в монастырь». С Божией помощью, шаг за шагом, при особой поддержке Божией и откровениям Его, я определилась в выборе пути. Так исполнилось предсказание матушки Алипии, что я буду невестой Христовой, то есть буду состоять в иноческом чине.

Жизнь врача сложилась также по слову старицы. Он женился на своей однокурснице. Все было хорошо, у них родилось двое детей, но внезапно его посетила страшная скорбь. Его жена тяжело заболела и умерла. Позже он уехал в Канаду.

С тех пор уже прошло более двадцати лет. Я часто вспоминала слова матушки Алипии и удивлялась, насколько глубоко она видела состояние души каждого и знала по откровению Божиему жизнь человека. Приходя к ее гробу, я прошу у нее прощения за непонимание ее подвига, за осуждение. С трепетом сердечным, с надеждой, я прошу сейчас молитв угодницы Божией перед ее мощами, вспоминая ее убогую келийку, бедность и простоту, в которой она жила, те поношения, которые она терпела. И радуюсь, что Господь воздал ей за ее труды и смирение.

«Я тоже в Лавре схиму приняла…»

Схимонахиня Феозва (Витер)

насельница Свято-Пантелеимонова монастыря,

Феофания

г. Киев

стречая матушку Алипию в церкви Вознесения на Демиевке, поначалу я не понимала подвига юродства во Христе, и жалела ее, как бедного немощного человека, нуждающегося в помощи.

Наступила зима, холода. Матушка Алипия в это время болела, и я перестала видеть ее в церкви. Обеспокоенная этим, я стала спрашивать прихожан где она живет. Кто-то сказал, что живет она в лесу. Это еще больше меня обеспокоило. Я дружила с одной верующей женщиной Валентиной Едемской, с которой поделилась своими размышлениями о том, что нужно этой старушке помочь: «Пошли искать ту старушку! Она, наверное, где-то живет одна, да еще и в лесу, у нее, наверное, нет родных, пошли хоть протопим ей печь, чем-нибудь поможем!»

Сыновья моей сестры, а также сын Валентины дружили, часто бегали в районе Сельхозакадемии, поэтому мы спросили у них — не знают ли они, где живет та старушка? Оказалось, что они ее очень хорошо знают, потому что видели ее домик. Так мы нашли старицу и стали часто к ней ходить. Я приходила к ней с сестрой, а также и Валентиной.

Познакомившись со старицей поближе, мы полностью убедились, что она блаженная, раба Божия, юродивая во Христе, что она прозорливая и чудотворица — знает наши мысли, наши дела, все обстоятельства, с которыми к ней идешь, знает, что происходит дома. Если о ней что-либо думали, то она тут же говорила вслух. Я это не раз чувствовала на себе, и боялась что-либо подумать о ней.

Особо ярким случаем было исцеление мужа моей сестры от гангрены. Он сильно разбил палец, и его положили в больницу. Три месяца он лежал в больнице, но нога не заживала. Началась гангрена — нога уже до колена почернела. Ему сказали, что медицина бессильна, ничего не поможет, и предлагали ампутацию. Я пришла к матушке Алипии и рассказываю, что у мужа сестры такое плохое дело. Она посидела, потом встала, ушла куда-то, отсутствовала некоторое время, видимо молилась, потом пришла и говорит:

— Нужно положить на ногу мазь.

— Матушка, у него же гангрена, что же мазь ему поможет?

— Никакой гангрены! Принесешь продукты для мази, которые я скажу, а потом три дня подождешь.

Я принесла, и матушка Алипия сказала мне, чтобы я пришла через три дня. Я пришла и забрала мазь, а в это время у мужа сестры нога уже сильно почернела, распухла, началась температура. Его как раз выписали из больницы. Врач сказал, что, не смотря на тяжелое состояние больного, нужно прервать больничный лист на три дня, а потом снова прийти в больницу. Выхода не было: либо он ампутирует ногу, либо по закону того времени держать в больнице больного дольше положенного срока было нельзя. Видимо, так было угодно Богу, чтобы именно в эти три дня приложить мазь матушки Алипии, потому что в больнице это сделать бы не разрешили. Старица рассказала как нужно мазью пользоваться, что делать и как — мы все сделали по ее благословению. Мазь была положена на три дня к больной ноге, а потом на третий день мы сняли повязку — опухоль спала, нога стала немного светлей, состояние улучшилось. И так мы смазывали мазью около трех раз — вскоре гангрены как и не бывало. Слава Богу!

Также не скрыто было от матушки Алипии, что я буду схимницей, хотя об этом я даже и не помышляла.

Мы с сестрой были у Матушки, сидели, разговаривали. И тут она называет меня: «Феозва…» Я не поняла, что она сказала — такого имени я никогда не слышала. Сижу и думаю: «Почему это она меня так называет? Меня Нина зовут…» А Матушка продолжает как бы в ответ на мои мысли: «Я тоже в Лавре схиму приняла». Только теперь я поняла — она говорила как бы о себе, а мне давала ответ. Тогда я не поняла ее. Сестра спрашивает меня:

— А чего это она так тебя назвала?

— Не знаю, может быть, просто захотелось ей так меня назвать…

Также интересен такой случай. Я ходила во Флоровский монастырь, там была певчая — Мария. Иногда она давала мне послушание — постирать дома священнические одежды.

Однажды я пришла к матушке Алипии, а она спрашивает:

— А ты батюшкам стирала?

— Нет, Матушка, я батюшкам не стирала… — ответила я, забыв поначалу о стирке из Флоровского монастыря. Но от Матушки ничего нельзя было скрыть.

— А ты стирала батюшкам? — настаивала старица, а потом добавила, испытывая меня. — Тогда и мне постирай.

Я принялась готовиться к стирке, но Матушка остановила меня: «Не нужно, сегодня праздник». В праздник она не стирала, а в этот день был какой-то праздник.

На кровати старицы было много узелочков, убирать которые она никому не разрешала. А однажды старица разрешила мне убирать их. Там у нее были разные крупы, мука, бутылки. Все это было перебрано, просушено — что было уже испортившимся, сложено отдельно. Я была очень рада, что Матушка доверила помочь ей.

Матушка очень радовалась, если я для нее на Пасху пекла кулич. Это был для нее такой подарок! Она так радовалась!

Матушка легко разрешала любые житейские вопросы и сомнения, давала нужный совет как лучше поступить, потому что не всегда наши добрые намерения угодны Богу и ведут к добрым последствиям. Когда я сомневалась, нужно ли кого-то принимать на квартиру, Матушка уверенно сказала, чтобы я этого не делала. Это было важное в моей жизни благословение.

Перед самым взрывом Чернобыльской атомной станции пришли люди к Матушке помочь сажать картошку. Но старица не разрешила: «Нет, пойдет дым — не надо садить картошку». Что же это за дым? Какой дым? Все недоумевали. А через три дня объявили, что произошла авария.

Незадолго до взрыва матушка Алипия обходила весь Киев с молитвой, положив на плечи мешок с камнями, чтобы увеличить тяжесть подвига. Молитвами блаженной старицы последствия аварии, которые могли быть гораздо сильнее, были ослаблены. Киев не опустел, Киев живет, многомиллионный мегаполис не стал городом-призраком, каким стала тридцатикилометровая зона и город Чернобыль. После аварии ветер унес радиационное облако в сторону от Киева.

Матушка Алипия очень любила преподобного Алексия (Шепелева). Когда бы народ ни приходил к его могиле, всегда там теплилась лампада. Она горела даже ночью. Все знали, что матушка Алипия является хранительницей этого святого места — следит за могилкой, зажигает лампаду. Как-то она послала меня отнести туда свежих огурчиков и положить на могилку. Зимой кладбище и окрестности Голосеевской пустыни были пустынными, часто занесенными снегом, но приходя к преподобному зимой, я видела, что даже зимой старица неотступно ухаживала за могилкой. Она всегда старалась, чтобы память о преподобном жила, и всех своих посетителей благословляла поклониться ему и просить его молитв. Она благословляла людей сначала побыть на службе, потом мы приходили к ней, она кормила народ, голодным она никого не отпускала, и потом часто посылала идти на могилку к преподобному Алексею.

Как-то сын сестры поломал палец, и сестра привела его к Матушке. Старица спрашивает меня:

— А ты Варвару знаешь?

— Нет… — не поняла я, о какой Варваре она говорит.

— Наверх, к Варваре!

Сразу мы не поняли смысла сказанного, а потом поняли, что старица посылает сестру с сыном к мощам

святой великомученицы Варвары, которую Матушка очень почитала. Палец быстро исцелился. Таким образом она всех приводила к вере и почитанию святых.

А в это время у сестры была неприятность, связанная с этим сыном. Он дружил с парнями, которые поймались на краже — в Доме офицеров украли магнитофон. Племянника также взяли под следствие за соучастие в деле, в котором он не участвовал, просто его имя назвали друзья.

Сидим мы у Матушки, а она поворачивается к иконам и спрашивает: «Вор?! — и сама отвечает. — Не-е-т! Не в-о-р!» И так три раза. Мы были поражены. Молитвами Матушки парня оставили в покое. И действительно, парень был честный, нитки не возьмет, а попал в такую беду.

Сын сестры иногда помогал Матушке, и она молилась за него.

Позже случилась с ним еще одна беда — он познакомился с замужней женщиной, которая затянула парня в сети, из которых он не мог вырваться. Я была у Матушки, ей ничего не говорю об этом. Разговариваем. И тут Матушка начинает разговор:

— Котик! Такой хороший котик! А залез в дырку, но вылезти оттуда не может!

Я понимаю, что у Матушки в потолке нет никакой дырки, и начинаю особо прислушиваться к этим словам — смысл их становится мне понятен. Дальше она подчеркивает:

— А бабушка полезла, достала его, и вытянула! А был бы там — умер.

Юродивых часто трудно понять, с ними нужно долго находиться, чтобы распознать смысл сказанного. Я поняла, что речь идет о моем племяннике, пришла домой и рассказала сестре. Мы тут же наняли такси и поехали спасать парня, так как знали, что матушка Алипия помолилась, и он будет спасен. Враг отступит от него ее молитвами. Так и получилось. С трудом мы его забрали, а потом он сам сказал: «Я больше туда не пойду».

Матушка творила многие подвиги и добрые дела, о которых мы даже не знаем. Она никогда не старалась о том, чтобы ее добродетели стали всем известны. Если нужно было — она открывала, а вообще она все держала в тайне. Что мы могли подметить, и что не могло укрыться — то мы замечали.

Я дружила с одной женщиной, брат которой был священник. И вот эта женщина умерла — так видно было Господу угодно. И матушка Алипия лично за нее носила панихиду. Я знаю, что на сороковой день после ее смерти, старица взяла сорок яиц, другие продукты и отнесла в храм. Матушка носила очень большие панихиды, а какой же это был неблизкий путь! Эти тяжелые ноши она несла на своих хрупких плечах несколько километров. Жизнь Матушки всегда была направлена на подвиг, направлена на угождение Богу, она жила с Богом, и Бог был с ней.

Все посетители Матушки относились к ней с большим уважением и благоговением, никто не смел спорить с ней. Только однажды я была свидетелем плохого к ней отношения. Оно исходило от милиционера, который приехал выгонять Матушку из домика. Никого не было у нее в этот момент — только она и я. Вдруг приходит милиционер. Я начала его успокаивать: «Чего вы с ней ругаетесь? Она старенький человек». А Матушка сказала ему: «Старший знает, что я тут живу, и без паспорта, а вы меня гоните!?» Милиционер сразу же ушел, повинуясь как бы какому-то повелению.

Много людей приходило к старице, всем она помогала. Принимала она всех — и верующих, и неверующих, и благочестивых, и грешных. Многие, кто до этого сомневался в вере в Бога, становились верующими, грешные исправлялись и каялись, бедствующие получали помощь в бедах, больные исцелялись. Все были перед ней равны. Приезжали к ней и высокие люди, но тайно. Как-то однажды я пришла к ней уже ближе к вечеру и увидела автомобиль, который свидетельствовал, что непростые люди ездят на нем. Это было в советское время, и такие автомобили были не у простых людей. Кто приезжал, так я и не узнала, потому что постеснялась любопытствовать.

В день кончины Матушки я пришла к ней с утра, почувствовав скорую разлуку. Народа было много. Не смотря на тяжелое состояние, Матушка все равно по своему неизменному обычаю пригласила всех к столу, а сама лежала. Скорбной была эта трапеза, все притихли, понимали, что прощаются с ней. После этого Матушка благословила всем нам идти в Лавру и помолиться о ней. Мы тут же поехали, наняли молебен о здравии, отслужили его, и вернулись обратно, но в келию нас уже не пустила бывшая там при Матушке женщина. В скорби мы стояли во дворе и все время молились. В это время начал падать крупный снег, поднялась буря, а потом все затихло. Попрощавшись мысленно с Матушкой, скорбные, мы пошли домой. Вечером мы узнали, что матушка Алипия отошла.

Я присутствовала на первой литии, отслуженной отцом Романом из Печор, также на отпевании, на кладбище. Страха смерти не было в душе, но чувствовалась скорбь от того, что нет ее уже с нами. Теперь я всегда поминаю ее в молитвах, живу ее благословением и радуюсь, что имела честь знать такого великого светильника нашей земли.

Школа мужества — Киево-Печерская Лавра

Потоцкая Инна Александровна

г. Киев

ое знакомство с матушкой Алипией началось с самого моего детства, когда родители переехали в Киев из Москвы. Особенно мама была духовно близка достаточно еще молодой будущей старице. Мама по возрасту была значительно старше Матушки и поэтому, а также и по личным качествам, пользовалась ее уважением. И еще один фактор — это были люди одного времени, одной эпохи. Эта эпоха объединяла людей — это была эпоха революций, сталинских времен, войны, послевоенного голода. Это были люди, готовые к испытаниям. Это очень интересное для нас время в плане того, что оно безвозвратно уходит, приводя на смену совершенно новое осознание жизненных ценностей. В связи с этим хочется немного рассказать о том, что я знала и видела.

Мама моя происходила из простой поволжской семьи, а папа был дворянского рода. В Горьковской области семья моей мамы умирала от голода, когда бабушка забрала семерых детей, а мама была вторая, и бежала с ними в Ашхабад, в Среднюю Азию, потому что стояла задача — выжить, не дать детям умереть с голода. Там не было такого голода, как на Поволжье. Мои прадедушка и прабабушка залезли на печь и там умерли — их даже не снимали с печи, да и некому было снимать, бабушке уже было не до этого, она, в чем была, забрала детей и молила Бога о том, чтобы только доехать живыми. Другие уже потом приезжали и сгружали мертвых.

В Ашхабаде они устроились, мама выросла и вышла замуж. Папу я своего спрашивала: «Папа, если ты дворянин — почему ты женился на бедной крестьянке?» Папа воскликнул на такой вопрос: «Доця! Нужно было сохранить себе жизнь! Нужно было жениться на простонародье — тогда можно было в живых остаться». Семья папы также поехала в Среднюю Азию, спасаясь от голода. Там они смогли найти себе работу, поскольку у всех было образование, построили дом. Папа работал бухгалтером на конфетной фабрике. Я родилась там же в 1937 году. Родители потом смогли сами построить себе дом в Ашхабаде. Вскоре началась война, папа ушел на фронт. Бог пожалел нас, потому что время было голодное, и мама устроилась работать в военную юридическую академию, которая была эвакуирована из Москвы по случаю войны. В этой военной академии нужны были работники. Это была академия, в которой работали референты Сталина. Когда опасность миновала, Сталин дал приказ перевести академию снова в Москву и мы вместе со всеми уехали из Ашхабада. Этот переезд был спасительным, так как после этого в Ашхабаде было страшное мощное землетрясение, и наш дом весь ушел под землю.

Ехали мы в основном по ночам, поезд был замаскирован так, чтобы не распознали, что это поезд. Мама забрала с собой свою младшую сестру, которая была ей как дочь, потому что разница в возрасте была колоссальной.

Москва меня поразила тем, что все небо над Москвой, особенно над Кремлем, было в аэростатах. Они были продолговатые, не круглой формы, и между ними вились веревки, чтобы самолеты не могли пролететь. Кремль был замаскирован, потому что было такое время, когда к Москве близко подошел враг. Я еще видела, как копали траншеи, и очень тоненькие и хрупкие девушки устанавливали в них металлические крестовины. Меня очень поразил их вид, и я спросила маму: «А почему они такие тоненькие?» А она ответила: «Это балерины. Больше некому уже копать». Весь народ работал над тем, чтобы не допустить врага в Москву.

До конца войны мы оставались в Москве. Мне довелось даже побывать на знаменитом параде 1945 года на Красной площади и салюте в честь победы над фашистами.

В 1947 году мы переехали в Киев, хотя мама, как работник Кремля, имела в Москве квартиру и дачу в Валентиновке. Ей даже хотели дать медаль, но мама отказалась, сказав: «Если на ней изображен Ленин, то я не возьму». На удивление, маме все прощалось, потому что она работала за троих. Решение о переезде было вызвано тяжелым состоянием моего здоровья — у меня была открытая форма туберкулеза. В Ашхабаде до тех пор, пока мама не нашла работу, нам было очень голодно и уже там у меня была туберкулезная стадия. В Москве меня подлечили, но врачи определили, что московский климат мне не подходит и нужно переехать — хотя бы в Киев. В то время климат в Киеве был мягче — не было водохранилища, а вместе с ним — сырости, которая наблюдается сейчас.

Мама продала в Валентиновке дачу, квартиру она не могла продать, так как она была государственная, и купила в Киеве домик, но маленький, потому что как раз в это время произошла реформа. Помню, я была в третьем классе, мама хваталась за голову: «Что же делать — столько денег пропадет!» Но Господь помог, мы купили маленький домик. Уже в Киеве вернулся из Германии папа и нашел нас. Мама всю войну молилась о нем и Господь его спас. Сначала он был в концлагере, а потом немцы из концлагеря забрали его работать в хозяйстве какого-то барона. Потом ему удалось бежать и уже с Дрогобыча он возратился в Киев.

Мама устроилась работать на мясокомбинате, в жировой цех — топили жир. В то время погибали от туберкулеза обезьяны в зоопарке — и вот для них топили жир. То, что люди погибали — это было не так важно, а обезьян спасали. Во время войны их не кормили — немцам было не до этого. Город почти три года был под немцами. Мама подбирала на мясокобинате обрезки и остатки, и кормила не только нас, но и еще одну вдову с двумя дочками, погибающими от голода. Картошку мама могла достать в малом количестве, поэтому даже очистки от картошки голодающие согласны были принять как бесценный дар.

Время, в которое нам довелось переселиться в Киев, было нелегким, но Лавра нас воодушевляла. Родители были верующими с детства, мама очень часто ходила в Лавру, папа также ходил и причащался, но реже. Мама в посты, можно сказать, жила в Лавре. Приготовит кушать, и в Лавру. Она успевала и работать, и ходить в храм, и вести хозяйство. Бывало, папа высказывал недовольство, что мама каждый день была в храме, и они спорили между собой:

— Шура, ну разве можно так, тебя никогда нет дома, — говорил отец маме, которую также звали Шура, как и его.

— Но, Шура, сейчас Великий Пост — нужно быть каждый день в храме.

— Я понимаю, что сейчас Великий Пост, и нужно быть в храме, но не каждый же день, — возражал папа, однако смирялся.

Несмотря на трудности, это время было удивительным и благодатным. Господь дал нам милости, которые я тогда еще полностью не могла осознать, но детская впечатлительность и любознательность навсегда оставили в моем сердце эти необыкновенные дни. Господь даровал мне увидеть многих подвижников и угодников Божиих, целая плеяда которых собралась в духовном светоче Православия — Киево-Печерской Лавре, сиявшей среди разоренной безбожием и войной русской земли. После войны Лавра оставалась открытой и туда, в тихое пристанище и благодатное прибежище, стекался жаждущий благочестия народ. Преподобный Кукша Одесский был в то время в Лавре, старцы Кронид и Дамиан, матушка Алипия. Это были люди, прошедшие огонь страданий и гонений за веру, глубоко отличные уже от нашего поколения. Мы уже не можем сравниться с ними. Это были люди, любовь которых поражала. Они умели безгранично глубоко сочувствовать. Например, такая деталь. Отец Кронид так говорил одной нашей знакомой: «Меня можешь ни в чем не стесняться. Мы уже прошли все, можем все понять». Эти священники прошли концлагеря и тюрьмы, где они всей душой постигли цену страдания и сострадания. Мама как-то спросила отца Кронида: «Батюшка, как вы выжили, как вы вынесли все это?» А он ответил: «Самое тяжелое было, Александра, доехать туда! Нас же не кормили, давали тухлую селедку, а воды ни грамма!» Это были люди, которые всех ценили, они были рады всем, всем сочувствовали. У них не было такого: «А, ты пришел… Ты грешник…» Нет. Преподобный Кукша вообще говорил: «Все, кто грешные — ко мне! Я тоже — очень грешный». Люди тянулись к ним, они их не боялись, они имели их за друзей своих. Они буквально всех себя отдавали людям. И они каждого спасали, как могли.

Необыкновенным старцем был также отец Дамиан — это был великий прозорливец, вершина, это был старец на весь Союз, он видел духом тайны Божии. К нему ехали со всей страны. Моя мама была его духовной дочерью. После литургии он приглашал нас к себе на обед. Я трепетала перед его прозорливостью, потому что он всегда говорил у себя в келии то, что я говорила маме дома, тем самым открывая мои плохие слова и мысли. Я боялась дома говорить что-то плохое или не слушаться. Я знала, что это все будет сказано вслух.

А отец Кронид был очень ярким проповедником, организатором, все слушали его, раскрыв рот. Этот батюшка также был водим Духом Святым. Он наставлял монахов относиться к прихожанам с особенной любовью, запрещал ругать их. Он говорил: «Эти люди — пришли к Богу и работают Ему, имея семьи и многие заботы, трудясь в миру. Вы недостойны этих людей, поэтому не обижайте их, не толкайте». Сам батюшка был очень больным человеком. Как у него хватало сил совершать свое нелегкое служение!

Однажды был такой случай. Отец Кронид послал послушника в храм: «Иди в храм, там возле клироса стоит человек и плачет. Позови его ко мне». Нужно сказать, что сам отец Кронид лежал больной и никуда не выходил. У него была сильная астма, и он задыхался. Послушник пошел в храм и действительно там стоял человек и сильно плакал. «Мужчина, вас зовет наместник к себе в келью», — обратился послушник. Тот, по-видимому, не знал, кто такой наместник и где он находится, так как был человеком нецерковным, но пошел.

— Ну, что? Плачешь? — встретил его отец Кронид с вопросом.

— Плачу!

— Ну, рассказывай — что с тобой было?

— Ой, отец! Не знаю, как и рассказывать. Лежу я на постели, курю. Вдруг заходит женщина — высокая, красивая, берет у меня сигарету из рук, выкидывает в форточку и говорит: «Больше так не делай! Иди в церковь». Я настолько ее испугался! Пришел сюда, стою и плачу!

Отец Кронид наставил этого мужчину, убедил его ходить в храм, утешил.

Вот такие, водимые Духом Святым, старцы наставляли матушку Алипию, она была у них на глазах, и всё они замечали, весь ее духовный путь, и видели в ней подвижницу, человека необычного, неординарного, в тайне хранящего свой внутренний подвиг, хотя в Лавре было много прихожан, масса трудников, обращающихся в монастырь за помощью. Их принимали даже как беженцев после войны, расселяли, устраивали, выделяли жилье и питание, они работали при Лавре и этим выживали. В основном приезжали из России. Многих просившихся в монастырь приезжих женщин отправляли в Золотоношу, так как в Киеве получить прописку было очень трудно, а по областям легче. Это был самый ближний монастырь, который мог принять. В киевских монастырях милиция не разрешала прописывать.

Матушку Алипию я знаю с пятнадцати лет, когда я была еще подростком. Ее звали все просто — Липа. Одна только она никуда не просилась, всегда была при храме в Лавре. Все привыкли к ней, она и дорожки носила, и убирала, трусила ковры. Была как бы дежурной по храму. Конечно, она всем стала заметной. Тот же отец Кронид понял, с кем он имеет дело. Он ей помогал, но не явно.

Где она ночевала — мы не брали себе в голову. Но мама узнала об этом. Мы когда-то бежали в Лавру на раннюю литургию. Мы всегда ходили на раннюю в Аннозачатьевскую церковь, которая тогда называлась Иоакима и Анны. С Телички мы шли в Лавру по самому короткому пути, но путь этот проходил через разваленные заборы и камни. Однажды мы, опаздывая, спешили, проходили мимо глухого рва. Мама говорит мне: «В этом яру подвизается Липа». Я удивилась. Что мама такое говорит? Что — под открытым небом? В своем детском возрасте я не могла дать отчет этим словам — что за ужас такой жить в этом яру! А мама ответила мне: «Нет, в дупле». Что примечательно, матушка Алипия была всегда аккуратно и чисто одета. Я удивлялась — если Липа подвизается в дупле, живет на улице, то, как же она может быть так чисто и аккуратно одетой. Если падал с нее платочек — это доказывало ее возраст. Тогда модно было заплетать волосы корзиночкой, и такая аккуратная прическа виднелась под платком Матушки.

Моя мама была значительно старше Матушки, старица уважала и даже как-то считалась с ней. Мама жалела матушку Алипию, понимала ее, уважала, старалась чем-то угостить. Все тогда старались делиться, все знали, что эти люди на положении птиц небесных — им нужно помогать. И мама иногда какую-то крупу возьмет, или что-то спечет. Матушка Алипия знала, как она любит добрые дела, и уважала ее.

Но Матушка не показывала, что может что-то знать, видеть, или у нее присутствует Дух Святой, что она видит людей насквозь. Видели мы матушку Алипию в Лавре почти каждый день, так как моя мама водила меня в Лавру очень часто. По виду Матушка не отличалась от остальных трудниц, нельзя было назвать ее бомжем, или странницей,

одета она была опрятно — летом я видела ее в кофточке, юбочке, зимней одежды не запомнила. Тогда все мы одевались скромно — у мамы тоже было одно платье. В храме я не стояла с Матушкой бок о бок, но знала, что она где-то здесь, в храме, она никогда не уходила из Лавры. Позже Матушка стала одеваться в черную одежду, но монахиня она или нет — никто не знал. Тогда многие монахи подвизались тайно, никто не удивлялся, если узнавал, что тот или иной человек пострижен тайно. Когда мы стали ходить в Лавру, Матушка уже носила имя Алипия и о том, что в крещении она Агафия — не знали. Липой ее называли все, даже монахи.

Как-то мы пришли к отцу Дамиану. Его келья находилась над ближними пещерами. И мы увидели, что у него в коридоре матушка Алипия стелет тряпочку — размером 50х50. Мы думаем: «Что это Липа такое тут придумала?» Отец Дамиан вышел нас встретить.

— Благословите, отец Дамиан, можно мне у вас тут ночевать? — обратилась матушка Алипия к батюшке.

Я была поражена: «Ну, все! Караул! Липе уже совсем негде ночевать!» Отец Дамиан стал на нее смотреть. Это была немая сцена. Он на нее, а она на него. И вот теперь я уже понимаю — он молился о ней. Это был немой разговор, который они, духоносные старцы, только понимали. Отец Дамиан прервал молчание:

— Ну, хорошо, располагайся напротив келии отца Андрея.

Мне стало легче, непонимающей духовной сути происходившего — все-таки тепло! Истинные причины такого поступка матушки Алипии нам неведомы. Господь повелел ей это, что подтвердил отец Дамиан, благословив ее. Старице, мужественно прошедшей подвиг столпничества, уже были по силам любые испытания.

Она стала останавливаться на ночь напротив келии отца Андрея. Это был священник, который всегда исполнял все требы — он и вычитывал, и исповедывал, ездил по просьбам. Всегда был при служении. Как мы знаем впоследствии — матушка Алипия никогда не спала лежа. Как птица, она навыкла всегда быть в молитвенном состоянии, не знала глубокого сна и отдыха телу.

Нас очень заинтересовала происшедшая встреча отца Дамиана и матушки Алипии, и я думала: «Почему он так долго на нее смотрел?» Но потом поняла — он разговаривал с ней. Впоследствии так разговаривала матушка Алипия — она отверзала уста только для того, чтобы дать ответ на мои мысли. Я мысленно ее спрашивала, а она отвечала.

Когда матушке Алипии после закрытия Лавры пришлось жить в миру, вначале, как мы все знаем, она жила на Демиевке, в полуразвалившемся домике, недалеко от бань, а потом она переехала на улицу Затевахина в Голосеево. Перед этим мама приходила к Матушке, и она ей сказала: «Меня скоро отсюда уберут».

Вскоре после этого мама пришла к Матушке, нашла ее в храме.

— Липа, я пришла, а тебя уже там нет!

— Да!

Вначале нашего знакомства с матушкой Алипией, анализируя отношение моей мамы к Матушке, понимаешь, что тогда мы все недооценивали ее, нам не приходило в голову, что она может быть прозорливая, что мы можем чем-то от нее пользоваться: советами, наставлениями, предупреждениями — настолько она скрывала это, настолько она замаскировывала свое подвижничество и дары, которые ей Бог дал! Мы жалели ее, хотели помочь, мы думали, что ее нужно спасать — от нужды, от голода, помогать ей выжить, но не понимали, что она выше этого, не прибегали в полной мере к ее духовной помощи и молитве. Не понимали, что не она нуждается в нас, а мы нуждаемся в ее помощи. И вот однажды, когда мама встретила Матушку в Демиевском храме, сидевшую возле иконы, и она стала маме что-то говорить — мама вдруг стала с ней советоваться, рассказала ей свои обстоятельства. Матушка приоткрыла для нее завесу своей души, она прозорливо указала ей, как нужно выйти из создавшегося положения. Были в то время недоразумения и проблемы — множество. Мы строили дом. Мама была потрясена. Я помню ее слова:

— Это уже не Липа!

— А кто? — простодушно спросила я, удивляясь.

— Это матушка Липа!

— Мама, почему? Она же и раньше была монахиня.

— Нет, она больше, чем простая монахиня!

— Как это?!

— Она уже прозорливая! Ей уже Бог дал эту благодать. И она про всех все знает, она все знает, что кого ожидает. Она взяла и мне все рассказала — что у нас в семье, к чему все идет.

Я была также потрясена. Потом уже, когда я подходила к матушке Алипии, относилась к ней по-иному, и сама убедилась в словах матери.

Время шло, я вышла замуж, родила сына. Матушка Алипия всегда оставалась в моей жизни молитвенницей и помощницей.

Было как-то такое обстоятельство с моим сыном. Он купил мотоцикл. И вместо того, чтобы самому откатать, попросил товарища. Тот разогнался на улице Киквидзе, ударил в какой-то автомобиль, который был припаркован и стал скрываться. Милиция его поймала, и он дал все данные моего сына. Потом мотоцикл забрали, а нам прислали повестку. Я ничего не знала.

— Сыночек, чего тебя вызывают в милицию?

— А товарищ разбил машину моим мотоциклом.

— Ничего себе! И что? Делать ремонт машины надо?

— Я еще пока не знаю.

Мы тут же в ужасе побежали к матушке Алипии.

— Ну, Матушка, тут такое дело!

— Да, — немного улыбаясь, сказала Матушка, даже не спрашивая в чем дело, — и что же вы хотите?

— Нужно вернуть мотоцикл Димке! — замявшись, не подумав, воскликнула я.

— Так вам нужен мотоцикл?!

— Да, Матушка, забрала же милиция! И ни туда, и ни сюда! Димка не виноват — другой мальчик разбил машину.

— Ну, надо молиться, чтобы Господь это дело уладил.

— Матушка, ну так помолитесь! — восклицаю я, а мама сидит и слушает, как я на Матушку напираю, потому что я привыкла относиться к ней, как в Лавре относилась. Не могла я переделать себя.

— Ну, хорошо, будем молиться.

Встала она, а мы почему-то сидели. Матушка стоит, молится, но мы не очень понимаем ее. А потом слышим: она называет техническим языком все детали в мотоцикле.

— Что, только на один мотор документ?

Мы не знаем, что ей отвечают, но слушаем дальше.

— А на остальные детали документов нет?

Слушаем!

— Так где же он его купил?

Тут я ее опережаю:

— Матушка, в комиссионке.

— Так у него нет документов, и в милиции считается, что мотоцикл украден. Это новое дело.

Мы совсем упали духом.

— Матушка, миленькая! Приложите все усилия, ради Бога!

— Идите в милицию.

И говорит фамилию, имя и отчество человека, который ведет это дело, и дает фамилию, имя и отчество второго, у которого стоит этот мотоцикл, и продолжает: «Идите к ним, я помолюсь, они вам отдадут без всякого разбирательства».

— Хорошо, Матушка!

— И все будет нормально, его больше не побеспокоят.

— Хорошо, Матушка!

Мы вышли, и уже на улице я «протрезвела».

— Мама, мы что — сумасшедшие?! Нам что — нужен этот мотоцикл? Чтобы ребенок опять разбился? Ну, пусть он не машину разобьет, но он может сам убиться! Мотоцикл всегда, как говорят — «гроб на колесах». Зачем он нам!

Приходим домой. Я сразу к сыну.

— Так, Дима! Матушка сказала, что у тебя документы на один мотор. Почему ты сразу не сказал?

— А какой смысл говорить, когда на остальное — нет.

— Получается, что твой мотоцикл — украден, и он составлен из каких-то разобранных других украденных. Матушка сказала, что это новое дело!

Тут Димке тоже стало дурно.

— И что будем теперь делать?

— А что же делать?

— Матушка сказала, что будет молиться, сказала к кому обращаться, но ни к кому мы обращаться не будем, чтобы не было новых неприятностей. Мы просто замучили Матушку. Пусть берут мотоцикл себе.

И вот так это дело уладилось по молитвам матушки Алипии. Сына больше не беспокоили.

Потом он служил в армии. Месяц — нет письма, второй — нет письма. Я встревожилась, бегу к Матушке. Сына отправили в Польшу, а там в то время было неспокойно, Польша отбивалась от советских войск, боролась за свою независимость, и наши ребята попали в настоящую войну.

— Матушка, караул, нет писем, что же такое?

— Нет, не караул. Там многие болеют. Он в больнице. Но ничего, он поправляется. Не волнуйся.

— В больнице?! Уже и до этого дошло?!

— Это не страшно, он поправится — не волнуйся.

— Матушка, спаси вас, Господи, вы — наш пророк! — воскликнула я простосердечно. А в ответ услышала:

— Я же глухая, я же оглохла, я ничего не слышу!

— Я поняла, Матушка, поняла.

Так она не переносила никаких похвал.

Как-то я пришла к Липушке. Смотрю — множество людей, негде даже сесть. Наконец Матушка нашла место — посадила. Тут она говорит: «Девки, мойте полы». Я удивилась, так как был крещенский праздник и говорю: «Матушка, а сейчас же нельзя мыть полы!?» А она посмотрела на меня многозначительно и настаивает: «Мойте полы, девки». Все заволновались, начали возмущаться: «Матушка знает, что говорит, не спорьте с ней». Я замолчала, думаю: «Так, что ж ты дальше, Матушка, скажешь?» А она продолжает: «Ну, и постное кушаем».

— Какое постное?

— Ну, сейчас же пост начинается!

— Какой пост?

— Великий.

— Ну, Матушка! Это же страшное дело!

Все еще больше стали возмущаться: «Что вы с Матушкой так переговариваетесь!» А я молчу — знаю же, что она часто говорила как блаженная. Нужно было понимать, к чему она все это говорит. Она часто говорила не открытым текстом, а так, что нужно было догадаться, о чем она говорит. Мне жаль было весь этот народ, который волнуется и не понимает нашего разговора, не понимает, к чему она клонит.

— Матушка, так вы хотите сказать, что так настолько поменяется календарь?

Она посмотрела на меня рада радешенька, что я угадала и прикрыла свои глаза, опустила веки и молчит.

Все притихли. Все поняли, что мы ведем беседу.

Вскоре беседа возобновилась — я снова начала спрашивать Матушку, рассказывать ей об одной иконе, которая находилась у моей сотрудницы.

— Матушка, это что-то потрясающее! Там такая икона!

А она на меня посмотрела и начала рассказывать историю про войну, про какой-то монастырь, его захватывают, монахини убегают с иконой какими-то подземными ходами от захватчиков. Она все рассказывала и рассказывала, как будто видела все события наяву, долго и подробно. Я не поняла к чему этот рассказ и даже уже перестала слушать, думаю: «Ну, Матушка, завела шарманку! Это уже конца не будет».

— Матушка, зачем нам эти баталии? Вы мне скажите конкретно.

— Так вот — и она кончает, — икона эта — чудотворная, из монастыря, монахиня отдала ее своей внучке, но к ним ты не ходи.

— Матушка, но чего же не ходить, если икона чудотворная? Какая от нее идет благодать!

— Да, икона чудотворная! Но к ним ты не ходи!

— Матушка, ну благословите хоть еще пару раз, — не сдаюсь я. Но Матушка сложила руку кулачком, слегка постучала по моей голове и настойчиво повторила: «Я тебе сказала — к ним не ходить!» Дальше я возражать не стала и согласилась: «Ну, ладно, Матушка, я уже не пойду».

Я пришла домой расстроенная и потрясенная.

— Матушка запретила ходить к иконе, — говорю сыну.

— Ну, правильно. Если она запрещает, как ты будешь ходить? Может на тебя там кирпич упадет.

— Да дело не в кирпиче. Просто хозяйка иконы занималась сенсорикой, и Матушке это не нравится.

— Да мама, к этой иконе экстрасенсы ходят, «заряжаются».

Моя сотрудница, о которой идет речь, в последнее время занималась сенсорикой, даже говорила мне, что она слышит голоса. Я ей возражала: «Голос — это еще не все, не известно — чей он!» Потом она поняла, что это все от сатаны, но Матушка все знала и категорически не разрешила мне ходить к иконе.

Вскоре я встретила сотрудницу.

— Чего ты ко мне не заходишь? — спросила она.

— Знаешь, нет благословения к тебе ходить.

— Почему?

— Не взирая на то, что у тебя чудотворная икона, которую спасли из монастыря и на то, что у тебя бабушка монахиня…

Тут сотрудница открыла рот от удивления.

— Постой, а откуда ты все это знаешь?!

— …икона попала к тебе незаконно, и ты должна ее вернуть.

Сотрудница после моих слов осеклась и больше не стала говорить. Она поняла, что не права, но икону отдать уже не хотела. На этом мы и расстались. Институт, в котором мы работали, разогнали, и наши пути разошлись.

Так подтвердились слова матушки Алипии. Икона, о которой идет речь, необыкновенная. Происходила она из монастыря откуда-то из Болгарии или Чехии — точно не знаю. Образ редкой иконографии — Пресвятая Троица возлагает венец на голову Богородицы. От нее происходят исцеления, она необыкновенно благоухает. Подруга моей мамы получила чудо от нее — исцелила руку. И каждый слышит благоухание по-разному. Я слышала запах церковный, как бы ладана, другие говорят: «Да нет, розами пахнет». Каждый слышит свой запах. Причем такой сильный, что к сотруднице приходили соседи и удивлялись: «Из твоей квартиры идет аромат! Открываешь двери в подъезд, и слышится что-то необыкновенное — такие духи, такой аромат!»

Потом сотрудница поняла, что занимается не тем, чем нужно и говорила: «Да ты права, все экстрасенсы — от диавола». Но икону в монастырь не возвратила. Хотя побывала там. «Ты знаешь, — поделилась она своими впечатлениями со мной, — я хожу и думаю, куда поставить свечку. И меня как повело — я подошла к одному подсвечнику. Ко мне подходит монах и говорит: «Знаете, вы ставите свечу там, где у нас была чудотворная икона, но она пропала во время войны».

— А «молния» тебя не пронзила? — потряслась я рассказом.

— Нет.

Так икона осталась у сотрудницы.

Она очень просила сказать ей адрес матушки Алипии и повести ее к ней, но я упорно не давала.

— Если есть такие люди на свете, которые все знают, то дай мне ее адрес, у меня много к ней вопросов.

— Нет, я не могу дать тебе адрес, она тебя не примет, потому что ты не тем, чем надо занимаешься.

— Да, ты права, екстрассенсы от дьявола, он командует всеми экстрасенсами.

— Слава Богу, что ты до этого дошла.

— Я уже этим не занимаюсь.

— Слава Богу, и не занимайся.

Был однажды случай с этой иконой. У моего сына был друг, которого затянули кришнаиты в свои сети. Хороший парень, его было очень жаль. Он окончил юридический факультет и работал следователем. У него и машина была, и квартира, он все оставил жене и ребенку, ходил в несколько странном одеянии, плохо обут.

— Почему ты так одет? — спросила я его.

— Кожу нельзя носить, обувь кожаная, это же животные.

— Куда же ты ушел! Как же тебя вернуть?!

Я долго с ним говорила, он стал немного располагаться, сын это подхватил и предложил ему: «Идем со мной, там такая икона! Ты что-нибудь поймешь возле нее!» И тут к нам зашел еще один друг сына, она работал в милиции, между прочим, стукачом.

— Куда вы идете?

— Да, к одним людям в гости, там икона чудотворная.

— Возьмите и меня.

Сын его взял. Я опешила: «Ну, сыночек, ты мне сделал!» Звоню сотруднице:

— Ты меня извини, но к тебе придет мой сын с товарищами, один из них кришнаит, правда с высшим образованием, а другой — не знаю с высшим ли образованием, но буквально в милиции работает — стукачом.

— А пусть заходят, мне ничего не страшно. Я что — буду выступать против правительства? Я же никого не агитирую.

И вот они пришли. Сели перед иконой, а сотрудница говорит: «Сидите тут, я буду на кухне, готовлю, а вы располагайтесь и слушайте свои мысли — они пойдут от иконы вам». Сели. Было все тихо и спокойно. Потом начался гул неимоверный. «Поняла, — сказала сотрудница, — дело идет на связь с космосом! Они выходят на связь!» Такая у нее была терминология экстрассенская. Гул такой открылся, что мой сын вылетел из комнаты и спрашивает хозяйку:

— А у вас где-то трансформатор заработал в доме?

— Нет, Дима, вернись! Это космос с кем-то из вас будет говорить. Кто-то из вас должен слышать. Кому-то из вас идет информация, но кому — не знаю.

Сын говорил мне потом: «Я вернулся, сижу, молюсь, а гул идет жуткий! Причем такой, как будто из каких-то миров». Потом он стал стихать, стихать и затих. Хозяйка не выдержала, заглянула в комнату.

— Ну, и кто что слышал?

Все молчат.

— Дима, ты что-то слышал?

— Нет, я просто молился.

— А ты что-то слышал? — спросила она у «стукача».

— Нет, я не слышал ничего, кроме гула.

— А ты что слышал, — спросила она у кришнаита, сидевшего в оцепенении.

— Я слышал… имена Божии.

— Последнее имя Божие какое?!

— Иисус Христос!

— Значит, ты уверен в этом?! Ты должен это понять! Значит Иисус Христос — Бог, а не Кришна?

— Да, я это понял!

И после этого он начал ходить в храм Божий, отец Михаил Бойко его просветил. Но опять же — дъавол не спит, он не хочет выпустить из своих рук никого просто так. Он нашел лазейку в его сердце. Справившись с одним искушением, он впоследствии впал в другое. Стал работать в миру, женился снова и мы его потеряли из виду. Как-то раз идет сын по Крещатику, смотрит — идет толпа кришнаитов с бубнами, приплясывают, что-то приговаривают свое. И тут такое совпадение — идет друг сына, бывший кришнаит. Только вид его стал противоположным. Это был такой «мен», что сын даже засомневался — он это или нет. Но друг сам заговорил с сыном.

— Дима, это я.

— Как твои дела? Как ты живешь? Ты откуда?

— Я из Чехословакии. Я сейчас занимаюсь такой работой, которая связана с Чехословакией, был в командировке.

— Послушай, а ты как — в храм ходишь, в Бога веришь?

— Да… но я так понимаю, Дима, что мы с тобой — на разных полюсах.

— Почему?!

— А потому, что я… за незалежність, я за то, чтобы не было москалів на Украине! Я против москалів, а ты же… наполовину москаль!

Диме стало плохо, и он подумал: «Ну, все мне понятно». Так вот дьавол хитро подступает к человеку, чтобы погубить его.

Как-то пришли мы к Матушке, причем вечером. Она спрашивает:

— Что так поздно?

— Да, вот — решили приехать к вам.

А уже почти совсем темно.

— Матушка, да мы из Собора, а потом решили приехать к вам.

— Что там? Все кричат, все кричат… Собрались… А чего кричат? Скоро кричать там уже не будут.

А в Соборе на службе в этот день было много людей, под собором собралась толпа, и пели колядки.

— Что вы такое говорите, Матушка?!

— И этот Филарет…

— Матушка, прошу вас, что касается Филарета — говорите потише! Нас всех с вами арестуют и в каталажку посадят! Я прекрасно понимаю Ваше мнение о нем, но… может быть, Матушка, вы и ошибаетесь. Он так здорово службы служит, такой там хор! Служба — загляденье!

Она промолчала, ничего не сказала. Со мной не спорила. Когда я начинала ее убеждать, она всегда замолкала. На этом разговор и завершился. Конечно, она была очень против Филарета, я даже волновалась об этом. Но святые люди ничего не боятся, если говорят истину. А истина ее слов подтвердилась очень скоро — буквально в 1992 году.

После Чернобыля я не ела некоторые продукты, боясь, что они отравленные, радиационные. Дает Матушка кашу, а я не ем.

— Она же молочная, Матушка.

— Бог с тобой, перекрести и кушай спокойно. Никакой радиации нет.

— Хорошо.

Однажды я обратилась к Старице с таким вопросом:

— Матушка, у меня пропало кольцо — куда оно делось?

А она отвечает с недоумением:

— Ты меня так спрашиваешь, будто я цыганка! Мне нужно помолиться, а потом я тебе скажу, где оно у тебя это кольцо — если тебя это интересует.

— Да, Матушка, интересует.

— Ну, вот идем, я помолюсь.

А когда мы пришли, и Матушка стала молиться, я раскаялась, думаю: «Да зачем мне это кольцо, зачем я по такой напраслине Матушку беспокою? Что же, если Матушка скажет, где оно — я пойду его отнимать у кого-то? Да, Матушка, не нужно!»

И Матушка тут же замолчала.

Она всегда удивлялась, что ее спрашивают так, как будто она карты раскладывает, или что-то в этом духе.

Я как-то возмутилась за трапезой у старицы, когда она угостила меня вином и налила, как мне показалось, сверх меры, которую я могла выпить: «Матушка, я не пью столько вина! Чтоб налить полную металлическую кружку вина и чтобы я выпила!? Матушка, я что — ползком буду выползать из-за стола?» Все удивлялись, каким языком я разговариваю с Матушкой. Мама вообще молчала, глядя на меня. «Пей, вам надо», — с тоской во взгляде, как бы оправдываясь, несколько протяжно и многозначительно убеждала Старица. Но самое удивительное, что вино, благословенное Матушкой, мы выпивали как стакан воды. Опьянения не было никогда. Матушка всегда пищу перекрестит — и Божие благословение почивало на ней.

Я часто не беспокоила Матушку. Когда я увидела, сколько людей к ней ходит, то поняла, как ей тяжело, бедной.

В то время мама уже была тяжелобольной, дни ее земной жизни подходили к концу, она требовала ухода. И утром и вечером у нас была скорая помощь. Я как-то пришла домой уставшая и думаю: «Забегу хоть на пару минут к Матушке!» Пришла к ней и говорю:

— Матушка, Матушка, как же мне тяжко!

Я не рассказывала ей о том, что у нас происходит. Но она все и так знала.

— Да… Скорая за скорой, скорая за скорой. Ну, что ж… — сочувственно вздохнула она всей душой, — но когда-то ты будешь еще отдыхать на море.

— Какое море, Матушка! У меня и денег-то на него нет.

А слова ее оправдались, я вспоминала их, когда случилось так, что невестка взяла путевку на море для себя и внука, но не смогла поехать и попросила меня свозить его. «Когда еще Матушка говорила мне, что я отдохну, побываю на море, чтобы с новыми силами ухаживать за мамой», — вспоминала я слова старицы.

Как-то мне сказали, что Матушка очень больна и умирает. Я бросила все и решила пойти к ней уже после работы. Прихожу — лежит Матушка на улице на досках, я к ней подсела, сижу, рассуждаю, как всегда, в мыслях с ней. «Матушка, Матушка… Ты уже умираешь, лежишь. Я, Матушка, похоронила маму, похоронила мужа, теперь я уже совсем без денег, а я болею, сердце останавливается у меня, Матушка, еле я хожу, — говорю мысленно, зная, что она будет сейчас отвечать, я к этому уже привыкла, — вокруг тебя столько народа, тебя — похоронят, а… кто меня похоронит!? Матушка, ну ни рубля же нет, что мне делать? Денег у меня нет никаких! Даже на похороны нет!» Так я рассуждала, собираясь уже умирать, потому что состояние моего здоровья было на грани. А она открывает глаза и говорит: «А они тебе и не понадобятся». Так оно и произошло. После этого разговора прошло больше двадцати лет. Матушка вскоре отошла, а я, хоть и собиралась умирать, прожила все эти годы, милостью Божией. А деньги за это время уже столько раз поменялись, что мои сбережения, если бы были, пропали.

Сижу, думаю дальше: «Матушка, а будут у меня вообще деньги когда-нибудь? Разживусь я или нет?» Она снова открывает глаза и говорит: «Нет, денег у тебя не будет. Ты не умеешь их собирать — ты все сразу отдаешь». Я мысленно замолчала. Так оно и есть, что же спрашивать дальше?

— Матушка, вы умираете! Вот, я чувствую — вы умираете.

— Да.

— А кто же вымолит моего Димку? Ну, это просто невозможно, Матушка! Ну, пропадает ребенок — как будто вода сквозь пальцы уходит. Я Вас умоляю, просто умоляю. Вымолите его!

Она молчит.

— Матушка, так что же — он пойдет в ад?

— Нет.

— Матушка, а чем же ему спасаться? Чем же он может спастись — такое вот негодное дитя? Меня не слушает, в церковь не ходит, как раньше. Веры-то нет нормальной, Вы же все это знаете.

— Добрыми делами спасется.

И что это так, так это так. Да. Мой сын способен на то, чтобы снять с себя, если что-то человеку надо, и отдать. Он мог прийти домой без рубашки, без костюмчика. Я ему говорю: «Где твой костюм? Где то, что было на тебе?» А он оправдывается: «Мама, я отдал тому, кто в этом сильно нуждался». И это у нас было все время. Я ругалась, спорила с ним, а он мне отвечал: «Чего ты такая жадная, мама? Почему ты такая жадная?» А я ему: «Сынок, я, одевая тебя, тянусь из последних сил! А ты мне всегда такое делаешь! Это же невозможно!»

Вот так Матушка с нами всегда поступала, неблагодарными, не взирая на наши немощи, помогала, спасала, оберегала.

Еще один интересный момент. В моем присутствии Матушка неоднократно обращалась к какому-то отцу Зосиме. Разговаривала с ним, спрашивала о чем-то. Меня это очень интересовало. Я думала, что это, наверное, какой-то старец где-то подвизается, которого зовут отец Зосима, но о котором еще никто не знает, или который будет после нее. Речь могла идти о двух старцах: или же о схиархимандрите Серафиме (Соболеве), которого она назвала старцем Зосимой в переносном смысле, или же о старце Зосиме (Сокур), который в последние годы жизни Матушки был еще довольно молодым.

Уже после смерти Матушки сильно заболел мой внук — никакие лекарства уже не действовали, ничего не помогало. Ему становилось все хуже, и хуже, и я поняла, что все: мы доходим до последней грани. Внук уже не ест, не пьет, весь горит. И я, не имея уже надежды, с горестью воскликнула: «Матушка, куда ты смотришь? Погибает мой внук! А тебя нет на помощь! Приди и помоги! Ты что — не видишь, что он погибает?» Я дежурила у его кровати, не имея сил, утомленная переживаниями. Видно я не выдержала уже этих бессонных ночей и заснула. Вижу — в комнату заходит Матушка. Подходит к нашему болящему внуку. Подошла, постояла, посмотрела, и уходит. Я проснулась и смотрю — только бок ее я успела увидеть уже в двери. Я так обрадовалась, стала кричать: «Матушка! Матушка приходила!»

Через некоторое время зашла невестка и встревоженно спрашивает:

— Ну, как?

— Валя! Он у нас поправится сегодня! И уже пойдет на поправку!

А она смотрит на меня в недоумении — все ли со мной в порядке от усталости?

— А что такое?

— Матушка приходила! Приходила, значит, исцелила — он сегодня пойдет на поправку.

Невестка, конечно, удивилась, она не знала, кто такая Матушка, поэтому не поверила моим словам.

— Ну вот, лекарства стоят, будете давать, я пойду на работу.

— Не нужно, Валя, он пойдет сегодня на поправку.

Мои слова подтвердились — матушка Алипия исцелила внука, он пошел на поправку именно в этот день, лекарства после ее посещения были больше не нужны.

Невестка разбудила внука и спрашивает:

— Как ты себя чувствуешь, Саша?

— Хорошо. Мне уже легче.

— А я тебе что говорила, Валя? Матушка приходила — что же ты на меня удивленно смотришь?

Наши долгие тщетные усилия, которые не давали результата, были ничто. Внук не выздоравливал. И только приход Матушки имел мгновенное действие. «Прости меня, Матушка, — взывала я с благодарностью, — что не просто просила тебя, а требовала! И ты услышала меня. Ты уж меня прости, миленькая! Благодарю тебя за помощь!»

Было пасхальное время. Дома я подумала: «Как же так? Я не пропою Матушке пасхалии?» Собралась и поехала к ней на Лесное кладбище. Бегу и встретила женщину, которая также шла к Матушке.

— Вы к матушке Алипии?

— Да.

— Так пойдем вместе. А вы умеете петь пасхалию?

— Умею. Как-нибудь пропоем.

Пришли к могилке, начали петь. И вдруг пошел такой запах необыкновенный от креста, такой аромат! Мы даже петь перестали. Подошли к кресту поближе, вдыхаем. А недалеко стояла группа людей у какой-то могилы. К нам они не подходили, но видели нас. На вид были люди вроде бы церковные. Я думаю: «Позову их — пусть они подойдут и послушают этот бесподобный запах, эти небесные духи». Кричу: «Женщины, подойдите к нам! Тут такой запах идет от этого креста!» А они говорят: «А мы слышим. Он и до нас дошел». Так что наша Матушка нас слышит. Я даже удивляюсь — как до сих пор некоторые этого не понимают.

Лишились мы такого человека! Но она слышит. Вот мы знали старцев. Но они как-то по-мужски чувствовали, говорили и наставляли, а Матушка очень переживала за все, очень волновалась, молилась, вкладывая все свое сердце, болевшее и страдавшее за всех. Она была совсем другой человек. Каждого берегла, каждого хранила — и его душу, и его тело. Встречая нас, она всегда говорила с особой интонацией, с чувством: «Господи! Помилуй!» А мы ей поклонимся и думаем: «Да, Господи, помилуй нас!»

Неиссякаемый источник добродетели

Кабанова Анна Ивановна

г. Киев

Родилась я в Запорожской области, есть там такое село — Чкалово. Происхожу из семьи священника. Семья наша состояла из девяти человек — семерых детей и родителей. Я была самой младшей. Родители мои были ровесники матушки Алипии — отец 1903 года рождения, а мать 1904 года.

Когда я рассказывала матушке Алипии об отце, она отзывалась о нем с особым уважением, многозначительно произносила: «О, монах, монах!» Какая же добродетель заслужила такое одобрение со стороны старицы, которая назвала его, приходского священника, монахом? Видимо, дело в том, что у отца была одна особенность. Он каждый день вычитывал весь Псалтирь. Ежедневно вставал в четыре часа утра, чтобы совершить это молитвенное правило. Усердно исполнял он его и когда служил, и когда не служил. Это большой подвиг, понести который можно только по особой благодати Божией. Матушке Алипии я не говорила об этом, но она сама все знала духом, о чем и дала понять.

Поскольку у нас была большая семья, родители сами строили дом. Сколько комнат в нем было — я уже точно не помню, где-то около пяти. Часто у нас дома ночевали приезжие люди. Церковь была единственной в округе, на несколько сел, поэтому многие приходили в Чкалово на праздники, паломникам нужно было где-то остановиться. Вот родители принимали их, располагали: кого на кровати, кого на полу, а летом возле дома стелили сено. Родители были очень гостеприимные, добрые, сердечные. Наш храм в честь Успения Божией Матери, был по конструкции похож на молитвенный дом. Отец прослужил в нем сорок лет. И каждый раз старался как-нибудь храм украсить, что-то обновить или покрасить.

Отца часто вызывали в сельсовет, рассказывали ему, что он не должен: ходить в рясе, носить бороду и т. п. Отец все равно ходил, и потому о нем «не забывали».

Однажды папу вызвали в сельсовет и поставили условие: или мы отдаем наш дом в колхоз, или храм закрывают. Семья у нас была большая, дом строили с трудностями, многие прихожане приходили помогать отцу, но отец не посмотрел ни на что и отдал дом. Этой же ночью мы выселились из дома. Приютила нас одна старушка, которая жила в нашем селе и постоянно посещала наш храм. Но эта жертва не спасла храм, и спустя год его все равно закрыли. Отец молился дома, у него был антиминс, папа имел право служить, но совершал службы тайно. Духовные чада приходили к нему с различными просьбами: кому помолиться, кому дать совет, а кому совершить требы.

В страшные годы репрессий, до войны, отец еще не был священником и работал шахтером. Верующим папа был с детства, родители водили его в храм.

Ему было очень интересно, и он любил бежать в храм пораньше, чтобы послушать поучения старших, которые собирались в храме и рассказывали много интересного.

Однажды, когда он вышел из дома и бежал в храм сам, ему дорогу перегородил лукавый, которого он увидел: он был весь черный, злобно смотрел на папу и страшно зарычал. Папа от испуга упал. И если бы это был не дух, то ходившие рядом собаки увидели бы его и начали лаять. А так никто, кроме него никого не видел. Папа очень испугался, не помнит, как прибежал в дом, упал на печь, все рассказал родителям. Те выбежали, но никого на улице не было. С неделю папа сам в храм не ходил, а потом снова начал бегать, и никто ему уже не препятствовал.

Вскоре папа твердо решил стать священником, и принял рукоположение перед войной. Когда отца рукоположили, точно не помню. Его забрали на фронт, был и под Сталинградом. Но по милости Божией, когда командир узнал, что он священник, то отправил отца домой и сказал: «Иди, молись за нас».

Когда мне было три-четыре годика, я уже себя немножко помнила — как маленькой сидела на клиросе, как расшатывала аналой, на котором лежали богослужебные книги. Все свободное время, будучи ребенком, еще до школы, я проводила в храме с родителями — убирала, помогала, красила, иногда мешала. Все время что-нибудь переверну. А когда уже стала постарше, то, конечно, уже старалась, помогала родителям, которые каждый год меняли что-нибудь в храме.

Как я перенесла советские годы, будучи дочерью священника? Конечно, нелегко. Прихожу в школу, многие, в основном мальчишки, встречали словами: «Попадья пришла!» Можно было услышать обидные реплики. Учители также кололи словами: «Что, в церковь ходила? Некогда было уроки делать?»

Несмотря на обвинения, которые мне постоянно предъявляли в эти тяжелые годы, я с медалью окончила школу.

Потом я поехала в Киев учиться, окончила Педагогический институт, но недолго проработала в этой сфере.

Отец мой умер в 1992 году в возрасте восьмидесяти девяти лет. До своей кончины он часто жил у нас в Киеве: несколько месяцев, иногда и полгода. Потом уезжал к себе на родину, ведь там его духовные чада, там его ждали. Хоть он уже не служил, но чада все равно приходили к нему, просили молитв. Мама умерла рано, и когда он жил в селе сам, двоюродная сестра отца присматривала за ним.

Несколько лет я пела в хоре на Демиевке вместе с мужем. Потом меня пригласили работать во Владимирский собор — сначала в библиотеку, несколько лет я пела на клиросе, и затем уже меня пригласили петь на верхний хор.

Матушку Алипию я встречала в храме на Демиевке, она приходила на службы. Поначалу я замечала ее в храме, как простую прихожанку. Однажды иду в церкви, вижу — сидит старушка. Улыбается, заглядывает мне в глаза, как бы приглашает взглядом подойти. На ней серенькое пальто, шапочка. Вид необычный, но что именно необычного — не знаю. Взгляд также необыкновенный. Глаза просто пронизывают насквозь. Я прохожу мимо, но удивленная улыбкой старушки, остановилась возле нее. Я подумала: «Дам ей немножко денег». Я еще ничего не знала об этой старушке. Дала ей немного копеечек, говорю: «У меня так болит горло — помолитесь за меня». Подала, как обычно подают старушкам в церкви и просят помолиться. А она так улыбается! Достала из карманчика несколько грецких орехов и дала мне. Поскольку я пою в хоре, мне очень важно, чтобы я была не захрипшая, звучал голос. «Приходи ко мне, я уже борщ сварил», — пригласила старушка, называя себя в мужском роде. Она была настолько особенная, что ее особенная речь не вызвала у меня удивления. Я подумала: «Когда же она успела борщ сварить?» Но Матушка ничего мне больше не сказала.

Взяла я эти орешечки, поела. Потом заметила: «Горло у меня уже не болит, так легко поется». И вскоре забыла об этом.

Через несколько лет я перешла петь в собор. В это время у меня начались большие проблемы со здоровьем. У нас в хоре был один парень, звали его Женя (Ныне епископ Феодосий Сиеттлийский). Как-то мы разговорились.

— Я так себя неважно чувствую, сил нет, слабость постоянная, — поделилась я с Женей.

— А Вы разве не знаете, что есть матушка блаженная — Алипия. Она живет в Голосеево, возле Сельхозакадемии, на улице Затевахина, там где раньше был монастырь.

И вот благодаря ему, когда мне стало уже сильно плохо, я собралась поехать к матушке Алипии. Произошло это не сразу после нашего разговора. Состояние моего здоровья сильно ухудшилось, было очень плохо с желудком, я вся почернела, высохла, ничего не могла кушать, не было сил. Длилось это состояние долго, до тех пор, пока я не слегла совсем и почти не вставала.

И вот в таком безнадежном состоянии я еле-еле дошла до домика матушки Алипии в Голосеево. Путь от троллейбуса был неблизкий, поэтому мне стоило больших усилий, чтобы дойти. Я не знала, куда я шла, не знала, найду ли я тот дом, не знала, кто эта старица, к которой послал меня Женя, но почему-то чувствовала душой, что, наверное, это именно та старушка, которая дала мне орехов в Димеевской церкви. Я представляла, как она меня встретит, думала о том, что старица пригласила меня тогда к себе неслучайно, и она знала, что я приду, но я в то время этого не понимала.

Женя примерно рассказал мне дорогу, что там будут конюшни, лес, пилорама, возле домика я увижу много котиков. Место было пустынным, среди леса и оврагов стоял дом Матушки. Я подошла, постучала в окошко, и сразу же открылась дверь, с улыбкой встретила меня старушка, о которой я думала по дороге.

— Заходи, заходи — будем кушать.

— Матушка, я не могу кушать!

— Цыц, будешь.

А я совсем ничего не могла кушать, съем ложку и в желудке боль, тяжесть, его распирает.

Я зашла в домик, там была Мария. Матушка сразу же на плиту поставила большую сковороду, разбила туда тридцать яиц, положила очень большую грудку сливочного масла, может быть с килограмм, перемешивая все это, жарила. Потом поставила перед нами с Марией и приказывает мне: «Ешь». Думаю: «Ой, Боже мой! Куда же мне есть!» Но старица, увидев мое замешательство, объяснила: «Чем больше съешь, тем более будешь здоров». И я поняла, что это благословение старицы, нужно делать то, что она благословляет. Матушка налила мне кружку вина, дала огромный толстый кусок ржаного хлеба, разрезанного вдоль всей буханки. И я за послушание начала есть. Если бы я съела тридцать яиц и килограмм сливочного масла, а также кусок ржаного хлеба без благословения старицы, не у нее в келии, а дома, или где-нибудь еще, то, наверное, умерла. При моем больном желудке, сильных болях, которые возникали при употреблении любой пищи, при истощении и прочих обстоятельствах — такая доза пищи, да еще и жареной, вызвала бы тяжелейший приступ. И это при том, что яиц любому человеку можно съесть не более трех, потому что печень может не выдержать. Но я внезапно почувствовала, что ем и не могу насытиться — как будто я ела очень легкую пищу в малом количестве. Думаю: «Куда же все вмещается?» Матушка села рядом, почти ни к чему не притронулась, также и Мария, а я всю яичницу съела сама. И, наверное, ела бы еще. У меня не было никакой боли, я чувствовала себя здоровым человеком и удивлялась давно забытому ощущению, когда ничего не болит. На душе у меня было легко и радостно, настроение бодрое и веселое. С собой Матушка дала мне хлебушек, продуктов, насыпала целый пакет бубликов и сказала, чтобы я ела эти бублички и яйца, сваренные вкрутую, когда у меня будет болеть желудок. «Приходи, приходи», — пригласила меня Матушка.

До прихода к матушке Алипии я была больным, изнеможженным, истощенным человеком, с серьезным заболеванием, а назад возвращалась, словно на крыльях — без признаков болезни, возрожденная духовно и телесно. Я долгое время почти не питалась, а теперь снова начала кушать, одним словом — жить, так как почти умирала. А у меня тогда были совсем маленькие дети. Потом, уже спустя некоторое время, я спросила у Матушки:

— Матушка, если бы не Вы — я умерла?

— Да, — последовал уверенный ответ старицы.

Такое может быть только при общении со святым человеком. Так благодать Божия возрождает человека мгновенно, даже диву даешься. Непередаваемое ощущение, которое нельзя забыть. Подобные чувства, наверное, испытывали те евангельские слепцы, прокаженные, и расслабленные, которых исцелил Господь наш Иисус Христос во время своей земной жизни.

На второй день после посещения матушки Алипии нас пригласили к нашим кумовьям. Ободренная тем, что у меня ничего не болит, я ела все, что было на столе. А праздничный стол, как известно, далеко не диетический. Я не чувствовала тяжести, или что у меня что-то болит, я удивлялась сама себе и забыла о боли и о прошедшем тяжелом периоде моей жизни, проведенном в болезни.

Прошло совсем немного времени, когда я снова пришла к Матушке — настолько она запала мне в душу, хотелось чаще бывать у нее. И так я начала ходить к ней: бывало, что когда раз в неделю приду, когда через две недели, а могло быть такое, что и раз в месяц. И, прежде всего потому, что мне просто хотелось к ней, хотелось увидеть ее, пообщаться, помочь. Дети мои были еще маленькие: старшей Дарье шесть лет, а Глебу четыре. Поэтому не всегда удавалось вырваться из будничного круга домашних забот. Когда появлялась возможность, так я и бежала к ней. Что удивительно, всегда, когда я ехала к старице, быстро добиралась, транспорт приходил в нужный момент, поездки складывались так, как будто кто-то невидимой рукой вел меня. Я летела к ней, как на крыльях, поэтому поездки к Матушке всегда были нетрудными и радостными. Да, те годы, проведенные в общении с блаженной матушкой Алипией, великой старицей, столпом и утверждением истины, были самыми лучшими, самыми светлыми. Приблизительно я знала ее около десяти лет. Приходила к ней и тогда, когда мне было хорошо, и когда на душе было не очень радостно, и в будни, и в праздники.

Перед Пасхой принесла я ей кулич и крашенных яичек. С какой радостью приняла она мой скромный подарок. Засияла, восторгалась, как ребенок.

Бывало, приду к ней — все болит, Матушка быстренько меня на свой стульчик усаживает. Ей ничего не нужно было объяснять. Она насквозь видела меня. Только она знала, зачем мне нужно было посидеть на ее стульчике.

Иногда я долго не бывала у нее, и с какой радостью она встречала меня, с какой нежностью заботилась об угощении.

— Что долго не приходил?

Так было стыдно, не знала, что ей сказать. Какая же я неблагодарная! А как она меня всегда ждала? Не знала, куда посадить, как принять, встречала, как дорогого гостя. «Ничего не приноси, только приходи», — говорила мне.

Когда ухожу, прощаюсь: «Матушка, благословите меня уходить». Старица проводит меня за калиточку, а я пробегу несколько метров, оглядываюсь, а она все стоит, вслед смотрит. И опять пробегу, опять оглянусь — а она все так и стоит, бедненькая, провожает. Потом совсем уже издалека смотрю — потихонечку возвращается в свою келию.

Деток моих она всегда, бывало, обнимет, всего вкусненького в кулечек им положит: и орехи, и конфеты, всего, что у нее было. И они ее любили. Когда дочка только пошла в школу, она как все дети переживала по поводу учебы. Приходим мы как-то с ней и с сыном к Матушке. Она встречает нас и смеется.

— Ты звал вчера бабу?

— Зв-а-а-ла…

— Что, не мог решить задачку? Трудная была?

Матушка все-все чувствовала, все знала.

Несколько раз мне довелось ночевать у нее. Благодарю Бога, что Матушка доверяла мне иногда помогать ей по хозяйству. Бывало, приду, хочется чем-нибудь помочь.

— Матушка, давайте я пол помою.

— Ну, помой.

И тут же обязательно достанет из платочка завязанные пять рублей и дает. Я в ужасе была — как же так? От кого же я деньги буду брать?! За что?!

— Бери, бери деньги — чтобы водились.

Даст деньги, и приходилось брать. Я сама старалась принести ей, а она возьмет, долго-долго смотрит, а потом отдает обратно: «Не велит!» Или же если возьмет какие-то пять рублей, то потом несет в храм. На Демиевке я видела, с какими пучками свечей Матушка ходила по храму, сама расставляла их.

Как-то пришла я к ней после службы на Демиевке. В этот день я приступила к причастию Святых Христовых Тайн, и, конечно же, исповедовалась перед этим великим Таинством. После службы пошла к Матушке. Она встретила меня радостно, как-то торжественно, со словами: «Ой, какой ты сегодня чистый-чистый!» Мне запомнилась эта фраза. Она знала, что я очистила свою душу на исповеди и приняла в себя Христа, что и было открыто старице Господом.

Во Владимирском соборе служил замечательный пастырь — протоиерей Николай Фаддеев. Он не был настоятелем, но считался старшим священником. У него было много духовных детей, он был также и моим духовным отцом. Он очень чтил Матушку и неоднократно говорил мне: «Слушай ее! — или, — Как Матушка говорит, так и поступай». Я знаю, что он бывал у матушки Алипии, и также неоднократно посылал меня к старице за советами. Помню, что он попросил меня задать старице вопрос — жениться ли его сыну на той девушке, к которой он хотел свататься или нет? И по благословению старицы сын батюшки женился, очень славная оказалась девушка. И так было много раз, суть вопросов отца Николая я уже не помню, но всякий раз батюшка с благоговением относился к тому, что советовала ему старица.

За три недели до Чернобыля Матушка спросила меня: «Видишь, иконы блестят?» Конечно, я смотрела, но ничего не видела, потому что это было предсказание. Матушка очень переживала и до аварии, и после, много на эту тему говорила, предупреждала нас. А после аварии Матушка была одета во все черное, и говорила: «Живу болями других». Ей, как великой прозорливице, было известно страдание людей, поэтому она так сказала. Многие приходили к ней в эти тяжелые дни в поиске совета и утешения, руководства и наставления — как и что делать, как жить.

Пришла также я за советом — что делать? Уезжать или не уезжать? Люди, находившиеся у Матушки, также обратились к старице с подобным вопросом. «Нет! — был ее строгий ответ, она никого не благословила уезжать. — Вы не зараженные, крестите все, пейте и кушайте все, вас не коснется радиация».

Это благословение в то время показалось бы несерьезным человеку нецерковному. Настолько невероятным представлялось то, что жизнь в Киеве когда-то продолжится по-прежнему. Все были настроены уезжать. Чтобы остановить это массовое бегство, нужно было иметь особое дерзновение от Господа, особую благодать, потому что речь шла об очень серьезных вещах, она затрагивала жизнь людей, их здоровье. Никто не мог предугадать как все повернется. И теперь, когда Киев оправился от тяжелейшей раны, когда он живет снова прежней обыденной жизнью, это еще раз подтверждает духоносность нашей незабвенной матушки Алипии.

После некоторого времени Матушка рассказывала мне, как поднималась на крышу своего дома и замазывала щели дымохода.

— Матушка, да я бы это сделала, как же вы туда забрались?

— Ты не сумел бы, — следовал ответ.

Я поняла, что это была притча, иносказание, что не труба ее домика нуждалась в починке, потому что видимых причин для ремонта не было. Это было юродство, в котором Матушка показывала, что она закрывает брешь, через которую идет утечка радиации, молится о быстрой ликвидации аварии.

Однажды прихожу — Матушка веселая, радостная, встречает с такой любовью, и говорит: «Я молился, чтобы ты пришел, чтобы сегодня были только сроднички мои у меня». А я думаю: «Господи! За какие же такие дела я окаянная попала в число сродничков старицы?» Вошла, а там и Мария, Матушкина служница. Оказывается, это был день Матушкиного рождения. Слава Богу, что я удостоилась побывать у нее в этот день. Матушка нас угощала, беседовала, и так тот день мы провели втроем, никто больше не пришел. Потом благословляет меня, дает в пакетик всего-всего и говорит: «А это неси деткам — скажи, Баба передал».

Когда у меня под рукой образовалась опухоль, я пришла к Матушке.

— Матушка, я ходила в больницу, сказали, что нужно резать.

— Да? Тебе так сказали? — Матушка улыбнулась, как бы выражая сомнение.

— Да, Матушка.

Потом я снова обратилась с наболевшим вопросом к старице:

— Матушка, а мне лечь в больницу?

— Нет, не надо тебе в больницу. Они не знают, как это лечить.

Она положила руку на мою опухоль, перекрестила, помолилась. Матушка пригласила меня прийти еще, и сказала даже, что я могу у нее переночевать. В эту ночь я не осталась. Нужно было поехать домой, предупредить домашних, чтобы дети не волновались. И примерно через неделю я собралась к Матушке с ночевкой. Старица постелила мне там, где у нее лежали узлы, стояла кровать. «Ложись, отдыхай», — благословила старица, а сама встала на коленочки. На столе у нее с одной стороны стояли иконочки, с другой книги, Евангелие. Под рукой у меня очень болело, но благословением старицы я уснула, утомленная острой болью. Среди ночи проснусь, смотрю на Матушку — она стоит на коленках, и тут же поворачивает голову в мою сторону.

— Ну, ведь уже не так болит?

— Да, Матушка, легче уже.

— Спи, спи…

И я опять засыпала. Так и проспала до утра. Матушка все молилась, не спала ни минуты. Сколько я не открывала глаза, видела ее стоящую перед столиком.

— Матушка, я уже буду вставать? — спросила я утром.

— Ну, вставай, вставай.

Своей жизнью я обязана Матушке. Она взяла на себя все мои проблемы, тяжкие недуги.

Как же ей трудно было с нами — каждого вымолить, утешить, взять под свой молитвенный покров. Сама, будучи слабенькая здоровьем, Матушка несла этот крест. Я как-то спросила ее, не понимая всей серьезности того, что спрашивала:

— Матушка, вот бы мне немножко ваших болезней — чтобы Вам легче было?

Услышав это, Матушка даже изменилась в лице, стала на колени перед иконами и начала сильно молиться: «Избави, Господи!»

У моей родной сестры Ольги, которая живет в Мелитополе, болел маленький четырехлетний сын. Долгое время ребенок находился на строгой диете, его лечили, он принимал много лекарств, лежал в больнице, под капельницами, но никакого улучшения не было. Ребенок рос слабеньким и продолжал тяжело болеть. Сестра приехала ко мне в Киев и поехала со мной к матушке Алипии.

Матушка угостила ребенка огромным жареным блином. Сестра попыталась выхватить его из рук Матушки и воскликнула, даже как бы с негодованием: «Да ему же нельзя это кушать!» А Матушка строго ей запретила: «Цыц, я сказал, можно!» Мальчик блин быстро съел, потому что был голоден, ведь ребенку ничего нельзя было кушать, да и не давали. Ольга долго-долго ждала, что ему станет плохо, но ему плохо так и не стало. И ни в этот день, ни в последующие, так как болезни как и не было с тех пор. И по сей день желудок у него не болит. Он уже вырос, женился, у него семья. И кушает все: и жареное, и острое. Сестра чтит память матушки Алипии, с благодарностью вспоминает посещение старицы, приезжает к ее могилке.

Однажды в храме на Демиевке случился пожар, который удалось вовремя остановить. За большой ростовой иконой св. Пантелеимона проходила проводка. Случилось замыкание, провода задымились, и начали гореть и плавиться. Икона, милостию Божией, осталась целой, пожар ее не затронул. Матушки в этот день на службе не было, и я после службы пошла к ней. А она встречает меня и начинает рассказывать: «Был пожар в храме, я пожар тушил! И мне помогал Пантелеимон святой». Не я ей рассказала о происшествии, а она мне. Так она все знала и пребывала душой в родном храме, заботилась, чтобы враг не принес храму никакого вреда.

Я очень любила покормить матушкиных котов, старалась в этом помочь ей, думаю: «Ну, чем она будет кормить их?» Купила я как-то рыбку, колбасы, Матушка увидела эти продукты, обрадовалась, оживилась, приняла с радостью и говорит котам: «Сейчас будем кормить вас — молитесь за тетку». Я так удивилась, что животные тоже могут молиться Богу, Создателю своему. «Кто животных кормит, голодной смертью не умрет», — учила старица проявлять милосердие даже к животным, а тем самым приумножать свои добрые дела.

В сердцах наших царило умиротворение, любовь, и надежда, находясь рядом с таким светильником.

Неиссякаемым источником добродетели, чистоты, исцеления и утешения — такой осталась в памяти моя дорогая матушка Алипия. Постоянно вспоминаю слова Псалтири: «Услышит тя Господь в день печали, послет ти помощь от святаго». То есть помощь эта приходила и приходит постоянно, незамедлительно, через Божию угодничку незабвенную матушку Алипию.

Год тому назад во сне говорит мне: «У тебя больное сердце и ноги. Но я исцелю». А потом снова через некоторое время в другом сне сказала: «Будь острожной». Думаю: «Что же это значит? О чем предупредила меня Матушка?» Спустя два или три дня у меня перекрыло дыхание, все тело похолодело, я издавала хрипы, воздух не могла набрать. Слышу, сын подбежал ко мне и закричал: «Матушка Алипия, помоги!» Схватил иконочку Матушки и приложил ко мне. В ту же секунду я на полную грудь вздохнула. Так сильна ее молитва и близка ее помощь. Слава Богу во веки!

Совсем недавно, накануне праздника сорока святых, пришла ко мне во сне и спрашивает: «Почему не приходишь?» Я тут же собралась и бегом к ней — в Голосеевский монастырь.

Когда Матушки не стало, вся наша семья лишилась дорогой матери. Вскоре после ее кончины дочь говорила: «Знаешь, если бы жива была Матушка, вот было бы хорошо!» Сейчас дети тоже помнят ее, мы часто вспоминаем о ней, особенно с сыном, обсуждаем все события, связанные с Матушкой, читаем книги о ней. Обговариваем, и не перестаем удивляться, как быстро приходит помощь по ее молитвам.

С радостью, и немного с грустью, конечно, вспоминаются все эти дорогие моему сердцу события, ее слова — от того, что их уже давно не слышу, от того, что не вижу любимого, доброго, ласкового лица, хотя Матушка всегда и во всем помогает нам. Она ведь сказала: «Я не умираю». Этими словами мы и живем, и ощущаем, что это не просто слова утешения — это действительно так. Матушка слышит нас и всегда рядом.

Преображение

Монахиня Сергия (Форофонова)

Насельница Свято-Вознесенского

Флоровского монастыря

г. Киев

Имя Матушки для меня — это особая страница моей жизни, это то сокровенное, которое никогда не забывается, это то, что невозможно выразить словами. Земные слова кажутся недостаточными для полного отображения всего того, что мне довелось узнать, увидеть и услышать от богооткровенной старицы. Это необыкновенно велико.

Узнала я о матушке Алипии от сестер монастыря. Они привели меня к ней в один из летних теплых дней. Столик стоял во дворе напротив домика. Матушка ходила во дворике. Сестры представили меня:

— Матушка, это наша сестра из монастыря, молодая, только пришла в монастырь.

— О, это наш, пензенский, — приветствовала меня Матушка такой довольно непонятной для меня фразой.

— Матушка, я не из Пензы, я из Волгоградской области…

Я продолжала объяснять.

— Цыц, ты что?! Ты наш, Пензенский!

Сначала я этого не понимала, а потом уже поняла, что когда Матушка говорила «ты наш, пензенский», это означало единство духа, и что она брала в чада.

После этого Матушка накормила нас, напоила.

Потом говорит мне:

— Ты приходи ко мне. И когда тяжело, и когда радостно — всегда приходи ко мне.

И благословила меня, осенив крестом. И меня охватило такое чувство, что я не понимала — где я, то ли на земле, то ли на небе. Такая была благодать сильная.

И после этого я действительно приходила к Матушке когда было тяжело, и когда радостно, и она всегда поддерживала меня, я внутренне чувствовала огромную поддержку, и Матушка мне говорила многие такие вещи, сугубо личные, которые указывали на самую суть, в самую глубину решения этой проблемы, указывала на внутренние противоречия, которые ее рождали. Она предсказала, какая у меня будет борьба, какие искушения будет враг мне наносить. И рассказывала, с помощью чего эти вражеские прилоги нужно отражать. Это были высокодуховные поучения, Матушка говорила со мной открытым текстом, и разговор касался очень серьезных глубоких духовных вещей. «Иисусова молитва — это Иисусова молитва, ее нужно всегда повторять, но вот когда попробуешь прочесть Да воскреснет Бог, тогда увидишь! Это непередаваемо, что это за молитва, и что с нею может человек!» И все это было, и я уже должна была умереть, но когда меня постригли, все отошло. Матушка обо всем этом мне говорила, что у меня будет борьба именно с этими силами. И потом я очень вспоминала ее слова, все то, что она говорила.

Когда я ездила в Сухуми, и у меня там были очень большие искушения, я приехала в Киев, и купила Матушке иконку Божией Матери «Нечаянная радость». Я подумала, что вот грешник, изображенный на иконе, стоит на коленях перед Божией Матерью и взывает к Ней, он как бы во вневременном стоянии, в бесконечной молитве покаяния, которая не имеет ни начала, ни конца. И я прочувствовала этот глубокий, вечный смысл его предстояния. И подумала: «Вот стоит грешник, плачет всегда, неужели и я по жизни вот так всегда буду плакать». Потому что в этот момент были у меня скорби.

Я ехала к Матушке и хотела рассказать ей о своей боли сердечной, о тех скорбях, которые мне пришлось испытать. А она предупредила меня, встретив словами, когда я только вошла: «А вот этот человек очень много плакал!» Я не успела еще ничего сказать, как тут же Матушка все сама ответила. И увидев иконку, которую я протянула ей в подарок, она изменилась в лице, приняла необычайно серьезный, торжественный вид и очень проникновенно сказала со свойственной для юродивых речью: «Ты что?! Где ты такую мраморно-красивую икону нашел?! Где ты такую мраморно-красивую икону взял?! Тут стоит монах! И молится Царице Небесной!» А я еще не была в постриге, была послушницей. В этом было и предсказание, и наставление — очень глубокий смысл был в ее словах, и говорила она их с особой интонацией, чтобы до меня дошел смысл сказанного. И вместе с тем, это был ответ на мои мысли. Она назвала грешника монахом, потому что давала понять, что монашеский путь — это путь плача, путь покаяния, путь непрестанного предстояния перед Богом. Матушка долго смотрела на икону, смотрела, потом поцеловала, дала ее мне, и говорит: «Ты что?! Я такой недостойный, такой недостойный, ты поставь ее на полку — это великая святость!» Вот так святые люди чувствуют себя перед Богом. Вот такое они имеют благоговение ко всему святому.

Многие не понимают подвига юродства, потому что глубокого смысла высоты его понять бывает вообще невозможно. Это такое глубочайшее смирение! Такая высота! И от непонимания даже можно осудить эту святость. Поэтому очень опасно пытаться дать этому подвигу оценку. Многие рассуждают: «Как и что Матушка сделала, что сказала, что она имела в виду?», — исследуют неисследимое. А Матушка при этом всегда была только в одном состоянии духа, только в состоянии покаяния и смирения, не исследовала, не давала оценок, она знала только свое ощущение стояния перед Богом: «Я та-а-акой недостойный… Поставь — это великая святость…» Матушка Алипия имела такое глубочайшее смирение! И вместе с тем, она как истинная блаженная и юродивая, каждым своим действием, каждым своим словом призвана была от Бога давать урок, наставление, в каждом поступке юродивого заключен сокровенный смысл, понять который каждый может по мере своего духовного состояния. Вот еще яркий пример смирения Матушки. После того, как сестры узнали, что она приехала на Подол и была недалеко от нашего монастыря, начали сокрушаться об этом: «Матушка, да что вы к нам не зашли, для нас это была бы такая неимоверная радость!» А она ответила: «Да ты что?! Я недостойный в монастырь зайти! Там сидит Давид, такой Давид, Он такой люблезный, такой люблезный! Вот Он там и есть. А я недостоин зайти». Если посмотреть на эту фразу бегло, то смысл ее вначале непонятен. Но матушка Алипия ничего не говорила просто так, это слова не простого человека, а старца. И Матушка говорила не для того, чтобы мы не ходили в монастырь или в храм, а для того, чтобы нам дать урок, чтобы мы осознали, какая слава, царская слава, ибо Давид, это Царь, и Господь наш Иисус Христос — это сын Давидов, пребывает в монастыре.

Общаясь с Матушкой довольно близко и часто, теперь я вспоминаю как мы с сестрами приходили к ней, как она радовалась нашему приходу, встречала как родных, дорогих и близких, как родственников. Бывало, мы водили ее в храм, тогда это были особые минуты, когда мы могли побольше с ней пообщаться. Веду ее в храм, потом из храма, народ уже ожидает ее, встречает. Пришли мы, а она народу говорит: «Я так устал, так устал! И думал, что уже упаду. А я гляжу — он со мной идет, — это она обо мне говорила, — он идет со мной рядом, и даже не останавливается, он идет, и как же я упаду? Я тоже за ним шел, и дошел до дома». Это было для меня большим утешением.

А однажды мы с одной сестрой пришли к ней в день Преображения, и Матушка вообще сняла с себя личину юродивого, говорила прямым открытым текстом об очень глубоких вещах. Она говорила о Преображении. Мы были потрясены глубине ее богословия. Трепет от той беседы остался на всю жизнь. «Преображение, — говорила Матушка, — это такой высочайший праздник, который мы даже не можем постигнуть, не можем отпраздновать его, как должно». Матушка была очень серьезна, говорила четко, ясно, и проникновенно. Всегда закрытая от посторонних, она открыла в этот день нам свое отношение к празднику, который был ей особенно дорог. Она переживала его очень глубоко и торжественно, мы ощутили себя вовлеченными в ее переживания и чувствования. Господь просиял в день Преображения на горе Фавор, показав человеческому роду Свою благодать, Божественный свет, Божественную энергию, призывая человечество познать цель своего бытия, приблизиться каждому к этому свету, к благодати Царства Небесного. Каждый в свою меру. Как говорил преподобный Серафим Саровский, призывая стяжать благодать Святого Духа. И вот при этом разговоре мы с сестрой заметили одно и тоже, Матушка видоизменилась и озарилась каким-то неземным светом и находилась в сиянии. Позже, мы поделились друг с другом своими впечатлениями и обе увидели одно.

Наставлений Матушка давала очень много, что так необходимо каждому монаху. Это был ее духовный опыт, который она передавала монашествующим. Она говорила об Иисусовой молитве, о ее значении, а также было еще одно такое важное для нас наставление, которое особо старалась донести уму и сердцу каждого, это чтобы мы «так несли свое послушание и любовь к Богу, чтобы никогда никого ничем не задеть, никого не обидеть. Душу так надо беречь, чтобы никого не задеть».

Еще, когда мы предлагали: «Давайте, Матушка, у вас подметем, уберем…», — а она всегда говорила: «Не надо! Ты и так всегда со слезами, тебе нельзя давать работу». Такая ее была любовь и забота.

Когда матушка Алипия умерла, она была погребена по монашескому чину. Я лично облачала Матушку для погребения. На почившую я надела: власяницу, параман, рясу, пояс, мантию, в которую трижды запеленала ее. Также надела апостольник, скуфейку, четки, тапочки, и вложила в руки крест и в гроб свечу. Одежды монахини Алипии я взяла в ее келии, они были не новые. Запах одежды был необычный — тонкий, приятный.

Прибыл иеромонах Роман Матюшин, отслужил панихиду, после чего тело монахини Алипии было вынесено монахинями Флоровского монастыря и положено во дворе в гроб. Потом гроб поставили в грузовую машину, которую предоставила игумения Антония (Филькина), и повезли на отпевание во Флоровский монастырь. Это все было 31 октября. В монастыре лицо Матушки покрыли наличным параманом.

В 16.30 протоиерей Николай (Запорожец) и хор монахинь монастыря совершили парастас. Гроб с телом старицы оставили на ночь в храме. Утром 1 ноября в 7.00 была совершена заупокойная литургия, после нее — соборное отпевание. Храм был заполнен людьми. Погребать Матушку повезли на Лесное кладбище, на восьмой участок Флоровского монастыря. Гроб поставили около могилы, отслужили литию, покрыли погребальным покрывалом до конца. После этого священник вылил в гроб масло от соборования при пении Аллилуиа. И окропил могилу святой водой. Гроб закрыли крышкой и опустили в могилу.

Прикосновение к благодати и святости

Монахиня Иоанна (Каптановская)

г. Киев

Общение с матушкой Алипией пришлось на годы нашего духовного становления. Мой сын Женя был еще юношей, ему необходимо было наставление, поддержка духовного человека. Он часто ходил к матушке Алипии — почти каждый день. Как нет его дома, значит, к ней пошел. Сын привел к Матушке много своих знакомых, которые потом уже от Матушки не отошли до самой ее кончины, и продолжают чтить ее и поныне. Это круг близких старице людей. Она видела духовный путь сына, видела в нем священника, монаха, а в последствии и епископа, поэтому особо тепло относилась к нему.

Мы жили рядом с Матушкой, на соседней улице, на Родимцева, а Матушка внизу жила, в конце улицы Затевахина. Что она сыну говорила, он мне не рассказывал. Матушка всегда ему денежку давала, хотя он и отказывался.

Бывало, встретит его: «Все равно диаконом будешь». Или же так его встречала: «О, лавренский пришел!» Каждый раз она говорила по-разному, потихоньку раскрывая ему весь его жизненный путь. Сын хранил все ее слова в своем сердце, в тайниках души, поэтому я не знала об их разговорах.

Нужно сказать, что мы хотели, прежде всего, пообщаться с ней, получить возможность прикоснуться к благодати и святости, получить назидание и духовную пользу, а вместе с тем и исцеление души и тела. Матушка Алипия отличалась тем, что была очень милостивой по отношению к человеку, понимала немощь каждого, она не заставляла никого нести такие подвиги, которые несла сама. Мы были безусловно убеждены в ее прозорливости, но для нас не это было самым главным акцентом нашего знакомства. Поэтому воспринимая прозорливость Матушки как неоспоримый факт, не всегда обращали на это внимание. Только некоторые случаи особо запомнились, потому что имели отношение к очень серьезным событиям.

Вот однажды мы находились у Матушки дома, беседовали: я, Женя, и Матушка. Я была воодушевлена, радостна, старица нас угостила, мы мирно и тепло пообщались. А потом Матушка обратилась ко мне:

— Вот, — говорит, — как священник!

Я засмеялась, удивившись тому, как эти слова могут относиться ко мне. А Матушка тут же меня одернула:

— Не смейся! Гроза будет!

Предсказание о грозе подтвердилось в этот же день по приходу домой. Слова о священстве касались того, что я привела в храм креститься дочь моих знакомых и воцерковила ее. Она была единственной дочерью у родителей, и они были страшно возмущены этим фактом. Они пришли вечером к нам домой, это было сразу же после нашего разговора с Матушкой, угрожали, был страшный скандал. Сын, которому тогда было лет двадцать, молча слушал, но его присутствие устрашило их. Не причинив мне физического вреда, они ушли.

Сын проговорил, ошеломленный увиденным и услышанным:

— Вот тебе и гро-о-за…, о которой Матушка говорила…

Ее молитвами все закончилось благополучно, хотя угрозы были самые устрашающие и агрессия очень сильной.

Еще одно событие, в котором Матушка принимала непосредственное участие и без ее совета мы сделали бы непоправимую ошибку. Мой отец был преклонного возраста, ему было уже за восемьдесят лет. Мы хотели поменяться и взять его к себе. Спросили об этом у Матушки.

— Матушка, может нам меняться?

— Ой, смотрите, чтобы без квартиры не остаться… Думаешь, его смерть за плечами? Она за горами.

И по предсказанию Матушки отец прожил еще десять лет — умер в возрасте девяносто пяти лет. Никто не мог предположить, что он будет таким долгожителем. Потому матушка Алипия и сказала — «за горами». Вот как она видела и знала! Мы поменялись уже тогда, когда сын стал священником. Но вместе с тем поняли то, что мы могли бы терпеть все эти десять лет! Отец стал не пускать нас в церковь. И препятствовал вплоть до того, что грозил вскрыть вены. Но мы все-таки ходили. Когда мы хотели поменяться первый раз, сыну было лет семнадцать, а теперь было уже совсем другое дело — сын стал священником, зрелым человеком, и отвратить его от веры было невозможно, отец это прекрасно понимал.

Когда открыли Лавру, мой сын одним из первых пошел туда. Это было незадолго до смерти матушки Алипии. Она неоднократно предсказывала открытие любимой ею обители. Когда Матушка преставилась, сын за два дня до этого принял иноческий постриг и на отпевание приехал вместе с отцом Романом (Матюшиным), они жили в одной келье. Ему было тогда двадцать четыре года. И на фотографиях отпевания матушки Алипии, где старицу выносят, виден отец Роман, а за ним виден клобук — это владыка Феодосий, молоденький, без бороды. Он пел, так как является певчим высокого класса, в те годы состоял певчим верхнего хора Владимирского собора.

28 октября его постригли в иночество, через две недели в монашество, а еще через неделю он стал диаконом, и еще через неделю священником. И в то время, когда все мы праздновали двадцатилетие со дня смерти матушки Алипии, он стал уже епископом. Сейчас он епископ Сиэтллийский, викарий Сан-Францисской епархии, возглавляет братство во имя епископа Игнатия Брянчанинова и является ректором гимназии. Живет и служит в Америке. Так что у него биография, благодаря матушке Алипии, ее молитвам и благословению, не случайная. Собор в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» в Сан-Францисско, в котором служит владыка Феодосий, главный на все русское зарубежье. Когда была его архиерейская хиротония, присутствовало множество епископов со всех стран мира. Интересно слово, произнесенное владыкой Марком Берлинским, что они впервые рукополагают епископа русского, рожденного не в Америке, так как все его уважают и любят. И все это свершилось по молитвам дорогой нам всем матушки Алипии.

«К нам в гости батюшка пришел»

Игумен Серафим (Гребельный)

г. Санкт-Петербург

Александро-Невская Лавра

Матушку Алипию (Авдееву) я знаю с детских лет, когда мама и бабушка приводили меня к старице за благословением и наставлением в дальнейшем определении моей жизни. Это были годы юности, и совет старицы был для меня очень важен. Она знала мой будущий жизненный путь, и иногда как бы косвенно, а иногда и прямо, без иносказаний, указывала на то, что я стану священником. Сразу мы не понимали ее, но впоследствии сами события жизни доказали правдивость слов Матушки и мы не перестаем удивляться ее прозорливости.

Так однажды, когда я и мама присутствовали у нее в домике на трапезе, она при всех сказала: «К нам в гости батюшка пришел». Я был еще мальчишкой, подумать о том, что эти слова были сказаны обо мне, не приходило и в голову. Я готовился к службе в армии, что произойдет в будущем, не думал, как и все мы не можем предположить, что произойдет завтра или через год. День прожил и, Слава Богу. Мы с мамой, ожидая священника долгое время, были разочарованы тем, что он так и не пришел.

Я учился примерно в десятом классе, предсказание Матушки было для нас очень неожиданным, но слова старицы сбылись в ближайшем будущем. После службы в армии я вернулся домой, и как-то очень быстро все произошло.

Также очень удивительным было для меня предсказание о том, что я заберу из Киева свою бабушку Наталью Васильевну, впоследствии схимонахию Нектарию, она будет жить в России, с нами, и самое главное — я буду ее отпевать, провожать в мир загробный. Все это было сказано тогда, когда я был еще мальчишкой. Это моменты, связанные с промыслом Божиим, это то, что неопровержимо. Бабушка Наталья Васильевна (схимонахиня Нектария) после смерти матушки Алипии переехала в Россию, жила в Ивановском Введенском монастыре, и в июне 2009 года скончалась. К моменту ее смерти я служил уже в Санкт-Петербурге. По благословению настоятеля я поехал в Иваново, за тысячу двести километров. Чудом Божиим мы с мамой, также насельницей Александро-Невской лавры, попали на отпевание. И что удивительно, за всю мою многолетнюю священническую практику это было мое первое монашеское отпевание. До этого мне лично приходилось отпевать только мирских людей. Это естественно, но в тоже время в этом есть что-то удивительное для меня. У гроба схимницы я вспоминал слова матушки Алипии, что мне придется хоронить бабушку.

Старица называла мою бабушку «баба». Оказалось, что даже в этом было сокрыто предсказание. Бабушка умерла в возрасте девяносто шести лет, прожив после смерти матушки Алипии еще двадцать с половиной лет.