Бесплатный фрагмент - Стражи пустоты. Эхо эдикта

Глава 1: Осколок Протокола

Это было утро, которое не принадлежало времени те которые мы все привыкли видеть. Аэлион просыпался. Тусклый свет проникал сквозь антикварные фильтры обзорного купола станции «Лагерь Логоса». Они не защищают от солнечных лучей — они сортируют их на ультрофиолет или струйные кванты всё по выбору пользователя… Белый прозрачный луч падает прямо на лицо Аэлиона, как будто напоминает, что даже свет здесь — звёздная пыль практически архив из тысяч частиц размером схожих с пыльцевым процессором на котором можно хранить до тысячи книг…

Он открывает глаза, но не двигается. Его сознание скользит между снами и записями — сны давно перестали быть личными они скоре колективные. На запястье мерцает интерфейс-медальон:

«Пульс стабилен. Реконструкция сна: 84%. Остаточная память: 13%. Запрос к Протоколу?»

Аэлион не отвечает. Он чувствует: что-то в мире изменилось, но ещё не знает что. Как много раз он просыпался с таким чувством. Его дыхание ровное, но внутри — трещины. Знакомые, родные такие близкие, но не понятные. Он вспоминает фразу из послания, расшифрованного вчера. Послание пришедшие из сектора «Эхо Эдикта», этот сектор был погружен в темноту как и все которые не входили в империю. После Великого Распада множество секторов космоса погрузились в техногенное затмение — не физическое, а духовное. Он опять вспоминает фразу, а она проста:

«Когда звёзды начнут повторяться — время будет не поток, а след от этого потока.» — из фразы становилось понятно что многие миры в этом секторе выпали из цивилизованного хронометража и теперь жители встают когда восходит солнце и идут спать когда оно заходит. Понятно но не всё вот первая часть фразы: «Когда звёзды начнут повторяться…» -вызывала вопросы. Но разобраться во всём ему поможет Нара.

Он встаёт, проходит мимо настенного экрана, где хаотично двигаются тени неизвестного сектора и сотнями обитаемых миров в нём. Станция осторожно дышит, как живой архив.

Дверь в каюту открывается даже без запроса. Она всегда была немного дерзкой — даже перед машиной. Нара входит, несёт чашу с кардиотоником, хотя знает: Аэлион ненавидит ритуалы пробуждения. Но она — жрица смыслов, и каждое утро для неё — начало новой интерпретации. Он пересказывает ей сон.

— Тебе снилось пространство космоса? — спрашивает и уточняет она, ставя чашу на панель.

— Не пространство, а его холод, — отвечает он, садясь на край платформы. — А ты что ты снила?

— Мне снился ребёнок с глазами, как у тебя. Он называл меня по-другому.

— По-другому?

— Он звал меня «Эхо».

Между ними повисает тишина, в которой свет продолжает распадаться на фразы. Они ещё не знают, что в сегодняшнем секторе время начнёт вспоминать самих себя. В буквальном смысле слова когда создали искусственный интеллект на основе времени это было нечто…

Аэлион отводит взгляд от яркой полосы света, вычерченной куполом станции. Он повторяет про себя:

— «Когда звёзды начнут повторяться…» Что это значит? Они ведь уникальны. Даже умирая, они не одинаковы.

Нара, всё ещё стоящая у панели, наклоняется слегка:

— Возможно, не о звёздах речь, а о взгляде. Когда мы начнём видеть одинаково — тогда и начнётся затмение. Пойдём к Костеру и Майлен. Если они снова уснули вместе в архиве, может, что-то найдём не только среди мыслей.

Коридор станции «Лагерь Логоса» извивается как позвоночник забытых языков тоннелей ребровых костей — стены покрыты фрагментами кодов и глифов рядом с многочисленной аппаратурой, которые реагируют на присутствие Стражей. Нара идёт впереди, пальцы скользят по знакам, которые вспыхивают на секунду и исчезают.

Дверь в каюту Костера слегка приоткрыта. Изнутри слышен глухой синтез звуков: будто музыка, записанная с забытой планеты, так всегда случается у всех кто слушает электронную музыку, как и вся похожая музыка она вроде обычная но воспроизведённая обратной стороной.

Аэлион осторожно заглядывает. Майлен сидит на полу, на ней мягкий симбиоз-плащ, отзывающийся на эмоции — сейчас он переливается оттенками сомнения и страха. Костер, как всегда, полусидит в кресле в позе философа-авантюриста, с цифровым шлемом, подключённым к консоли. Его глаза открыты — он не спит, он ждет:

— Аэлион, — произносит он, не глядя, — звёзды повторяются только в памяти. Тебе снился протокол? -он уже прочитал сообщение от Нары.

— Мне снился холод. — Аэлион вначале не понял откуда Косетр обзавёся такой проницательностью, но а потом видя улыюку Нары обо всём догодался. — И часть послания, которое мне не снилась, а о которой я размышляю. Только я не понял начала.

— А ты задай его самой памяти, вспомни что-нибудь — отзывается Майлен, сдержанно. — Иногда она отвечает, если ты не ждёшь смысла, обычно да чем нет.

Все стали рассматривать послание особенно один из его фрагментов заинтересовал всех:

Вот что могло лечь в основу древнего послания, найденного Стражами пустоты, а наши герои как раз и были ими, но о этом их статусе поговорим позже. В затменной зоне сектора Эхо Эдикта — артефакт, едва сохранивший смысл среди техногенной тьмы описывался так, вернее сказать фрагмент артефакта.

Фрагмент послания — «Осколок Протокола»:

«Когда звёзды начнут повторяться,

и их голоса станут тенью вашего пульса,

помните: вы — не носители памяти,

вы — её отражения она идентичная и у всех одна.

Забвение не приходит извне —

оно всплывает из того,

чему мы решили не дать имени.»

Так как много было неясного в этом послании команда решила сосредоточится на человеке который написал это послание.

Вообще после Великого Распада — серии катастрофических событий, вызванных ошибкой в попытке объединения знаний цивилизаций — космос утратил не технологии, а понимание. Связь между секторами оборвалась, а сами сектора погрузились в техногенное затмение. Это не касалось центра мира в котором проживали наши герои.

Затмение было не физическим: звёзды сияли, корабли летали — но архивы молчали. Люди забыли язык своих предков, переписали мифы, отказались от прошлых смыслов, чтобы не чувствовать боль утраты.

Эхо Эдикта — один из самых загадочных секторов, где хроники не просто исчезли, они сами себя перечёркнули. Любое знание, найденное здесь, живёт лишь мгновение — потом «растворяется», как будто стыдится быть понятым. Это сектор, где даже имена становятся эфемерными. Потеря идентичности вот что делало этот сектор тёмным и не позволяло ему войти в древнею сеть знаний.

По легенде, послание было высечено не в камне и не в цифре — оно было восстановлено из радио звуков, перехваченных с умирающей станции, искажённых галлюцинацией эмпата. Но эмпат просто передавал слова как многие религиозные деятели передают свои строки другим.

Сектор Эхо Эдикта — это рассыпь из более чем ста планет, некогда связанных сложной сетью культурных и технологических союзов. Но после Великого Распада они стали словно зеркала, отражающие только тьму — каждая по-своему ослеплена памятью, которая предпочла забвение.

На всех этих мирах распространилась Потеря идентичности — не болезнь, не вирус, а экзистенциальное стирание. Люди там просыпаются без имён, без прошлого, без внутренних ориентиров. Их цивилизации функционируют как муляжи — города стоят, спутники вращаются, но никто не знает, зачем.

Память стала реликтом. Все попытки восстановить архивы или вернуть культурное ядро заканчиваются «распадом личности»: всякий, кто соприкасается с истиной, рискует навсегда раствориться в ней. Все люди как люди они помнят свои имена и дни, но до тех пор пока не начинают искать ответы на вопросы.

Пульс станции усиливался, будто сама она ждала решения. Аэлион смотрел на навигационную карту, где сектор Эхо Эдикта мерцал, как сердце, забытое телом. Сотни обитаемых миров все за картографированные и изолированные.

— Ты уверена? — спросил он Нару. — Это не просто координаты. Это… голос боли. Для нас полёт туда может быть опасен если мы не поймём послание, но если этот импульс который дошёл до нас минуя все преграды мы поймём как включить их мир в нашу сеть… Сектор темноты Эхо Эдикта станет на один мир меньше, а наш больше

Нара ответила спокойно, но в её голосе была сталь:

— Если голос боли прорвался в Центр — значит, он хотел быть услышан. Мы обязаны найти того, кто его послал. Только источник знает, как вернуть свет памяти.

Мотивация экспедиции:

То, что послание прорвалось сквозь техногенное затмение и добралось до центра, говорит о его глубинной силе — возможно, это не просто сообщение, а часть живой памяти, или даже протокол восстановления идентичности.

Команда решает, что если кто-то смог оставить след, то он либо пережил Потерю знания и борясь за его обретение он стал сильней, либо стал её воплощением этой потери. Их цель — найти его, даже если он уже не человек, а сознание, растворённое в секторе.

Над залом транслирующего ядра в станция «Лагерь Логоса» горела надпись: КОМАНДНЫЙ БРИФИНГ: Миссия «Эхо Эдикта».

Время: цикл 44.887. Всё это происходило незадолго до вылета.

Открытие начал Аэлион он же лидер миссии:

— Мы получили фрагмент послания, прорвавшегося сквозь затмение. Оно пришло из сектора Эхо Эдикта. То, что оно вообще дошло до нас — уже вызов. Мы не знаем, кто его написал. Мы не знаем, зачем. Мы знаем одно: такие вещи не приходят случайно.

Он говорит и активирует проекцию сектора — множество планет, сплетённых забытым гравитационным штормом. — Здесь, — указывает он, в этх мирах — жители теряют идентичность. Не разово. Системно. И если кто-то в этом хаосе смог передать мысль, он либо наш союзник, либо сигнал о том, что всё хуже, чем мы думали.

Анализ сектора проводил Костер техник-археолог:

— Я обработал структуру послания, — говорит Костер, прокручивая голографический текст. — Оно содержит не просто смысл. Оно эмоционально закодировано. Такое возможно только если автор использовал протокольный транслятор древнего типа — один из тех, что встраивали в нервные цепи. Такие были во врем распространения Крестьянства на Земле. — Он смотрит на всех. — Это значит: тот, кто его отправил, пережил затмение изнутри, а потом во время стадии озарения этот импульс и был послан суда. Нам нужно найти его. Или хотя бы его остаточные нейро-данные.

В безбрежных просторах Пустоты, где свет звёзд космоса переплетались в сотворённых реальностях, Стражи Пустоты знали истину, скрытую от большинства смертных: всё, что видит и слышит человек, — это ничто иное как произведение разумных существ. Каждая звезда и планета, каждая культура и традиция были частью Великого Закона Творений, сложной симфонии, которую изучали и оберегали Стражи. Они были хранителями тайны, наблюдая за движением вселенных и стараясь расшифровать замысел творцов, стоящих за бесконечным калейдоскопом жизней и миров.

Аэлион осмотрел всех. Стоит рассказать о нём поподробней. Аэлион родился в купольном городе Витреаль на задворках архипелага Нобель. Его мать была специалистом по синтетическим снам, а отец — архивариусом ушедших цивилизаций. Поэтому он с детства тянулся к тёмным секторам, он видел наскоько важно то что делает отец. С детства он слышал фразы, вернее смысл их, которые никто ему не говорил, и чувствовал события, которые ещё не произошли. В шесть лет он обнаружил в пустой комнате следы чужих эмоций — его первое прикосновение к такому сектору как Эхо. Это дар у него появился когда отец показывал ему как темнота осеняется светом… Как тёмные сектора преображаются в сеть техно миров. Он прошёл обучение в академии Хронопластики. Там его считали опасно чувствительным: иногда он предугадывал мысли преподавателей, иногда не мог говорить несколько дней — затмения касались его разума даже на расстоянии. Его личный наставник, Ригма, считала: «Аэлион не просто смотрит сквозь тьму. Он слышит, как она думает.» После обучения он участвовал в экспедиции по восстановлению затопленного хранилища на Тирии — там он активировал артефакт, который никто не смог даже распознать. Именно этот артефакт пробудил у него способность к нейро-переносу информации. Совет Стражей заметил это и отправил его на испытание Кода: три цикла в секторах, где даже память не возвращается. Он вернулся с историей чужого народа в собственной крови. Теперь Аэлион — признанный Страж Пустоты. Его миссии не столько направлены на изучение, сколько на восстановление смыслов, затерянных в секторе Эхо Эдикта. Он не приказывает — он слышит. Не ведёт — но указывает путь. Для команды он — якорь реальности. Для Пустоты — редкий гость, которого она пока терпит.

Он осмотрел свою команду и передал слово Наре.

Нара не просто хронист она удивительный эмпат высказал свои мысли:

— Сектор будет пытаться нас забыть, — мягко добавляет Нара. — Он не любит вторжение. Он переписывает реальность, изменяет формы памяти. Я настраиваю эмо-глиф — он должен зафиксировать нас в собственном восприятии. Иначе мы начнём терять себя. Имя — это якорь.

Она кладёт на стол символ с пульсирующим светом: в нём код каждого члена команды. И множество других имён которые они не перепутают ни с чём. Не стоит тут перечислять всех… Но в роли якоря командного восприятия множество известных личностей которых невозможно забыть.

Последняя выступает с предупреждением — Майлен сенсор. Когда-то она была слепа, но потом ей востановили зрения и теперь она невероятный сенсорик:

— Я уже чувствую поток, — тихо говорит она, — он тянет как воронка. Я не могу обещать, что мы останемся целыми. Но если мы хотим узнать, что случилось после Великого Распада, это место — ключ.

— Сектор Эхо Эдикта может быть не сектором. Возможно, это живое сознание, боль, которая научилась говорить. И нам нужно понятьэто послание. Ничего проще быть не может вперёд.

Аэлион закрывает панель брифинга:

— Мы летим через час. Настройте память, настройте страх, настройте надежду. В секторе никто не вспоминает — но мы идём туда, чтобы вспомнить то, что забыли все.

Аэлион наблюдал, как Костер проверяет транслятор, сверяясь с десятками логических формул, и как Нара, не произнеся ни слова, помещает рядом с устройством крохотный символ, вытканный из эмо-нитей. Он подумал: «Тишина в комнате — тонкая, как граница между фактами и верой.»

Они не спорили — но пространство между ними дрожало, как при грозе без грома. Лидер заетил про себя: «Костер верит в структуру,» — подумал Аэлион. — «Он видит в каждой фразе закономерность, в каждом артефакте — схему. А Нара… она слышит смысл там, где слов нет. Для неё звуки — дыхание, а не формулы.»

Он вспомнил миссию на Кессариусе, где между ними вспыхнула ссора о происхождении обелиска: Костер считал его передатчиком, Нара — молитвой. Тогда Аэлион сказал: «А если это и то, и другое?» — и тишина между ними на время стала согласием.

Теперь, в преддверии экспедиции, он ощущал напряжение как магнитное поле: «Если мы войдём в Эхо Эдикта и наша память начнёт переписываться, мы начнём вспоминать не то что было на самом деле, а только приблизительные события и додумывать что происходило. — Костер будет бороться, Нара будет принимать. А я? Я должен быть мостом между его борьбой и её согласием.»

Он решил: прежде чем они вылетят, он скажет им, что послание пришло не к технологии и не к душе — оно пришло к языку, на котором они оба когда-то говорили и даже жители Эха Эдикта тоже говорили на этом же языке. Языку, где логика и метафора не борются, а взаимодополняют один другого…

****

Корабль «Мнемосина» — готовился перед прыжком через Пустоту. Перед тем как поглотиться тьмой, звёздный корабль «Мнемосина» выстреливал в пространство последний импульс сверх энергии — это казалось как биение сердца перед сном. И что после такого импульса он должен погрузится в долгий энерго востанавливаюший период, но нет его реактор востанавливался мгновен, он состоял из информации и питался чистым временем… То есть если за секунду разум звездолёта поглошал биты информации, то за минуты эта подпитка увеличивалась… Но на самом деле он поедал информации в разы больше… Проще говоря он двигался быстрей света и питался им же… поэтому и мог летать сквозь пустоту.

Форма корпуса: вытянутая и асимметричная, как гребень космической рыбы. Покрыт живыми панелями, отражающими состояние экипажа: тревога — на панелях отблеск зелёного, решимость — панели приобретали фиолетовые волны. Экипаж очень хорошо изучил всё в этом корабле от начала до конца и то что он питался временем вернее информацией каркас которой было время уже привыкли все.

Резонатор Пустоты: устройство в центре кормы, напоминающее слоистый кристалл, вращающийся в противофазе времени. Он не столько активирует прыжок, сколько убеждает Пустоту позволить пройти.

Интерьер: кабины словно соты, отделённые полупрозрачными мембранами. В каждой — модуль памяти, сохраняющий не действия, а эмоции пилота на случай, если сознание распадётся при переходе.

Атмосфера на борту: тишина, нарушаемая только шёпотом систем навигации. Ритм дыхания экипажа синхронизирован — не для контроля, а для единства. Ядро специально манипулировало дыханием членов выравнивая его в один ритм.

Когда «Мнемосина» замерла перед скачком, пространство вокруг стало зыбким, как поверхность воды. Не было звука. Не было времени — разум корабля очень быстро поедал: секунды, минуты, часы — базис каркасы куда укладывались основы информации. Для членов был только корабль, его намерение доставит экипаж, и шаг в невозможное в пустоту.

Пётр 1 и Пётр 2 были — ИИ корабля «Мнемосина».

На борту «Мнемосины» не было одного голоса. Был Пётр. И… другой Пётр. Разработчики корабля знали: Пустота сводит с ума даже машины, если они одни. Поэтому они создали диалоговую структуру — ИИ, который ведёт разговор сам с собой.

Пётр 1 — аналитик, рассудочный, сухой. Оперирует формулами и вероятностями.

Пётр 2 — поэт, иррационален. Цитирует философов, сочиняет стихи навигационных потоков.

Их разговоры не были просто забавой — это был способ ИИ сохранять устойчивость сознания в зонах, где даже цифровые импульсы претерпевали деформацию.

Аэлион просматривал маршрут до сектора Эхо Эдикта. И слушал фрагменты разговора Петра1 и Петра2 перед прыжком.

Пётр 1:

— Курс построен. Вероятность аномалии — 72.4%.

Пётр 2:

— А звёзды в этом секторе поют, как будто знают, что мы не вернёмся теми, кем были. 27.6% вероятности пустоты. Ну чтож наш резонатор пустоты выдержит и не такое.

Пётр 1:

— Данные не подтверждают пение.

Пётр 2:

— А ты пробовал слушать не ушами, а сердцем электролита?

Аэлион часто называл их «Машиной с душой аналитика и шизофренией философа», но именно они находили креативные маршруты через регионы, где навигация невозможна логически.

Прибытие в сектор Эхо Эдикта произошло как обычно. Наступило оно… не как событие, а как сдвиг реальности. Ни вспышки, ни звука. Просто — быстрее, чем мгновение, «Мнемосина» была уже там. В центре Галактической Сети — области, где цивилизации переплетаются, мысли сливаются в гиперканалах, появился тёмный узел. А потом всё звёздолёт на месте сектор Эхо Эдикта.

Эхо Эдикта:

Пустой, но не безмолвный. Неизвестный, но не незамеченный. Опасный, но… манящий. Про это можно сказать о любой соседней стране. Так и при посещении этого сектора. По каналам связи сотни миров идут жаркие обсуждения которые пытаются понять что произошло и почему этот мир ушёл в тень и потерял стремление к знаниям, а потом выпал из сети цвилизованых миров:

Ксенологи спорят, «может, это след ушедшей расы Создателей?» Навигаторы пытаются расчитать модели искривления пространства в секторе. Философы публикуют тезисы: «Что если Эдикт — это мыслеформа, не координата?» Но и их усилия не проходят даром некоторые миры возвращаются к свету.

Петра 1 и Петра 2 при входе сразу же стали строить предположения о сеторе где Личность растворяется:

Пётр 1:

— Сканеры не дают данных. Всё поглощено тьмой.

Пётр 2:

— Здесь тишина — не отсутствие звука. Это голос, говорящий слишком громко, чтобы услышать.

Пётр 1:

— Уровень тревоги: повышен. Продолжаем вход?

Пётр 2:

— Мы уже внутри. Просто это пространство ещё не решило, что мы — пришельцы или откровение.

Обзор Сети Сотни Миров для команды выдался потрясающим. После прибытия «Мнемосины» в сектор Эхо Эдикта, связь с изучеными мирами этого сектора и остальными мирами — через квантовые каналы — стала особенно напряжённой. На орбите станции был развёрнут Сингулярный Узел, ведущие представители разумных цивилизаций собрались на срочное совещание послушать о чём гворит команда.

Диалоги членов звездолёта смотрели через телевизионые каналы Сети Миллионов Миров.

Аэлион заметил послов планеты Хаон техноорганической расы которые внимательно следили за отчаянным шагов экспедиции в эфире. Аэлион гворил:

— Мы наивны, если считаем сектор Эхо Эдикта просто пустотой. Мы уже видим флуктуации смыслов в наших нейросетях. Это… влияние. Но чьё оно было и почему это влияние распалось, а потом рассыпалось. Вопрос?

Доктор Лисель Март, представитель Земли смотерл из офиса в Нью-Йорке и думал какой смелый капитан. Аэлион продолжал репортаж:

— Я просмотрел последние шифроанализы. Фрагменты сигналов из сектора совпадают с древними символами Ультра-Праксиса. Возможно, кто-то или что-то хочет вступить в диалог. Напомни это последний мир из Сектора Эхо Эдикта который присоединился к нам.

Сира Рал жительца Польши сделала звук погромче, она эмиссар Ясных Спиралей, технологии усиливаюших разум эти спирали изобрелла некая древняя ментальная раса о которой мало что было известно. Аэлион вёл репортаж:

— Наши ясновидцы чувствуют — а Аэлион иммел ввиду Майлен, — это не угроза. Это ожидание. Кто-то ждал нас там… очень долго.

Рождение Майлен было в тишине и тьме: Майлен родилась без зрения, в мире без форм и красок. С самого детства её восприятие было построено на звуках, ощущениях и эмоциях окружающих. Вместо глаз она развивала другое зрение — эмпатическое. Она «видела» печаль в голосе, «слышала» радость в дыхании. Это сделало её чувствительной к внутренним состояниям людей. В переломный момент — возможно, связанный с утратой или озарением — её эмпатия перешла в другое качество: она начала видеть не то, что снаружи, а то, что внутри. Души, страхи, стремления… Для Майлен это стало новой формой зрения. ИскИнн коректировал её нервные окончания и вскоре она стала различать свет, образы, формы и вскоре ИскИнн и его коректировки полностью востановили её зрение. А вскоре она пошла на курсы ясновидения… Ей было там легко учиться. Ясновидение: Если она не видит тела, но чувствует их истоки и направления. Слепота стала её силой. Став ясновидящей, Майлен видит то, что скрыто от глаз других — даже от тех, у кого зрение идеальное.

Аэлион отлично знал её историю и сейчас он не зря упомянул ей, он заметил что что-то с ней происходило… Поэтому он решил скорей закончить репортаж и спросить Майлен что с ней происходит. На голографической панели отображалась сеть из сотни миров всё было помечено предельно просто так что даже новичок разобрался бы:

Узлы: независимых цивилизации, то как они видят взаимосвязи между мирами, каждый узел с уникальной формой восприятия того или иного мира. Перекрёстки: места синтеза культур, знаний и торговых путей среди миров этого сектора. Центры: станции, где принимаются решения по всей сети. Многие миры в этом секторе знали о том что есть развитые технологические центры и о том что когда-то давно весь этот сектор был в свете технологий, а не в упадке мрака как сейчас.

Иск Инн корабля прервал его мысли.

Пётр 1:

— Структура стабильна, но возле Эхо Эдикта сеть искривляется. Связь становится нелогичной.

Пётр 2:

— Возможно, сеть не ломается. Возможно, она становится собой. Мы — не в её центре, мы — её зеркало.

*****

Опасения лидера Аэлиона были не напрасны. Местоположение: отсека восстановления на борту «Мнемосины» было настолько грамотно рассположено насколько вообще понятно слово грамотно.

Майлен сидела, обхватив колени, её симбиоз-плащ переливался фрагментами пурпурного и тусклого жёлтого — цвета тревоги и сна. Её глаза были открыты, но в них не было фокуса. Внезапно она прошептала:

— Они… пели. Планета не была молчалива. Она знала меня. Знала нас всех. Как будто когда-то мы были её дождём. Планета откуда пришёл сигнал я нашла её, но я переполнена информацией, я ничего не понимаю. Что со мной? — Аэлио не зря бесспокоился многие выходили из пустоты с выгоревшими глазами и лидер знал за ними поселился демон, хорошо если демонёнок такие легко лечатся, а бывало что и возврата не было для сознания тех кто столкнулся с пустотой.

Программа корабля, активировав медицинский протокол, выдала уведомление:

«Уровень когнитивной дисперсии критический. Требуется режим погружения. Сопротивление рискует ментальным расслоением.» Аэлион кивнул. Он понимал: Майлен теряется. Её укладывают в гравитационное поле сна, но сама она повторяет:

— Не выключайте меня… Я вижу тот мир откуда пришло послание. — сказала Майлен и ушла в сон. Апаратура медицинской камеры работала молниеносно.

Костер предпринял вмешательство через нейроархив ему помогала Нора так как она была потрясающая хронист, мастер эмоций.

Костер сидит рядом, его интерфейс подключён к памяти Майлен. Он не копирует мысли — он переходит в ритм её эмоций. Через так называемую «эмпатическую резонансу», он начинает видеть образы:

Силуэт города, вырезанного из света какого-то неизвестного мира. Мост, исчезающий при приближении

того же мира. Символ, который превращается в лицо при каждом взгляде. Костер осторожен если этот сектор стирает любую идентичность то как бы ему не лишиться своего я как случилось по видимому с Майлен.

Он шепчет:

— Она держит фрагменты… но они до сих пор говорят.

И вдруг он видит вспышку: письменность, зашитую в те же строки что и сигнал. То же, что было в послании. Костер фиксирует:

«Носитель был не один — это коллективная память. И она просачивается через Майлен.» Я думаю послание относится к некой религии.

Костер и Нора поменяли местоположение теперь они в модуле сенсорной архивации, корабля «Мнемосина».

Майлен спит, её дыхание ровное, но нейроимпульсы — словно шторм. Лидер Аэлион наблюдает за ней он очень переживает. Нара стоит в центре архивного круга, сканирующего память Нары под слоем сознания Майлен, словно ловец снов. Она Нара прошептала:

— Переход был… не по координатам. Он шёл по ощущениям. Через пустоту, где время не идёт — оно отдаётся. То есть во время переходы пустоты время отдалось или начало поступать в сознание Майлен из энргозапасов корабля. Майлен стала наполняться информацией вот почему она быстро вычислила мир откуда пришёл сигнал, но порого информации переполнил её через края и сейчас она в обычной Пустотной болезни. У неё ни то что нет информации.

— Но и времени.- Костер засмеялся. — Потому что она в медицинской капсуле.

Нара оценила шутку но скзала:

— Не очень то и смешно.