Бесплатный фрагмент - Странная история

Предисловие.

В дверь вежливо постучали, но это были не соседи. Он знал, что за ним пришли.

Он убил их.

Эти двое уже начали разлагаться, а потому смердели невыносимо. Соседи не могли не заметить, вызвали ему «рубашку» померить. Что б им пусто было! Всё-то они знают, эти соседи. Никогда не упустят обсудить чужую жизнь, когда своей нет. Мелочные людишки. Коварные, меркантильные, аморальные карлики!

Была история, когда он бросил им вызов, этим отвратительным вампирам, пьющих кровь невинных соседей:

— Ни черта у вас нет мозгов, горазды осуждать и судить. А сами то что? Жизни нет своей! Своими советами помогали бы себе и себе соломку стелили бы. — Он оглядел сверкающими глазами собрание этих, таких вдруг ставшими, честнейших и невиннейших людей, но те не встретили его взгляда, опускались, отворачивались, жевали беспокойно губы в поисках наилучшего совета. Но его не было, не было лучшего совета, потому что это происходило здесь и сейчас, с ними. А их мудрости обычно хватало только на вчера и на людей, кто по их разуменью, нуждался в светлоликом, бальзамольющим мнении. Наверняка считали его полоумным дедом. А ему то что? Он своё пожил, теперь право имеет всякое сказать. С ними, тошнотворно сюсюкающими в глаза, а за спиной брызгающими слюной, точно ничего не случится.

— А может и они, соседи эти проклятые, такие же, как эти? — Он еще раз посмотрел на трупы — они не изменили своего положения. Они все так же тупо уставились каждый в своё: он смотрел сквозь призмы очков на его руки; она, запрокинув голову перерезанным горлом, в потолок. Она и при жизни, все эти два месяца, не была умной, а под конец так и вообще оглупела. Достойный конец тупой дуре! Как и этому надменному идиоту! Как же хорошо, что он избавился от них!

В дверь еще раз постучали, но уже настойчивее. За стеной послышались голоса и бряцанье оружия. Готовились штурмовать. Взять живым или мертвым. Уже неважно ни для него, ни для них. Свои восемьдесят уже пожил, теперь пусть они попробуют.

Он окинул взором свою, теперь ставшую такой унылой, квартиру, наполненной до потолка книгами в пыльных шкафах. Разглядел промятые потными телами диваны в сигаретных прожогах. Телевизор желтый, квадратный, с приставкой-вагоном сзади, в котором помещались все новости мира. Люстру советскую, прокуренную «Казбеком», звенящую старой усталостью. Она, как и он — пережиток прошлого, в которое уже никто не верит. А еще портал, в конце коридора, светящийся синим. Переливается.

Туда. В него засосало его жену, Любу. Любу, с которой прожил почти сорок лет. И сына, Артема. Его гордость.

Их поменяли на что то, что сейчас разлагалось у него в квартире, на диване. Их, таких… родных, вот на это. На эти клоны.

Они, конечно очень похожи внешне, да и так, немного в разговоре. Но на самом деле эти были не умнее коровы, пережевывающей свою отрыжку.

В дверь ударил таран.

Ну, все. Это конец. Теперь очередь пришла за ним. Прощайте мои родные! Серебром зазвенели стекла лоджии, встречный поток воздуха парусом надул его «двухнедельную» рубаху, которая почти сразу сдулась.

Дверь, вышибленная, слетела с петель, перевернулась в воздухе пару раз и влетела деревянной щепой вовнутрь квартиры. Следом черные, в масках, все одинаковые, ввалились друг за другом. Обыскали. Нашли его внизу, расшибленного. Расслабились. Один забубнил в рацию. Ему довольно ответили.

Часть 1

Игорь шел по ночному городу и вспоминал свою последнюю беседу с Анатолием:

— «Надо в город добавить людей новых, с новым мышлением. Новым виденьем. Тогда и город станет новым, даст людям больше, ничего не потребовав взамен». — Ага. Сейчас! Уже было так раньше, все возвращается на круги своя. Ни тогда это не работало, не сработает сейчас. — Он поднял голову, оценил правильность выбранного маршрута, потом снова уткнулся взором в асфальт, на ноги, механически отмерявшие время в будущее. — Еще дверь открыть просил. Ну и открыл я её, а там ничего. Сквер только какой-то и больше ничего. Пусто. — Он выдохнул. — Обманул. — С досады помолчал, продолжая перебирать ногами метры своего пути. — А может, еще рано было? Может время еще не пришло? — Мысль обрадовано скакнула. — Да нет же! Сказал, что пойму, когда надо будет открыть эту дверь. Я же знак видел. — Он задумался, припоминая какой был знак. — Ну, все правильно — солнце окрасилось зеленым цветом. Я же видел это. Хотя это могла быть и туча.

В этот момент он проходил придомовой парк, окруженный пушистыми деревьями, усеянный новомодными деревянными лавочками в лаке и подсвеченный гало уличных фонарей. На повороте, на тропинке, ведущей в пазлы темных внутренностей этого парка, стояла одинокая фигура мужчины в сером непромокаемом плаще. Игорь сразу прозвал этого мужика на свой лад — «Плащ» и уже хотел снова уставиться в философски размеренный шагами асфальт, как что-то привлекло его внимание.

«Плащ» сгорбился плечами, потрясывал руками и что-то тихо говорил. Игорю не было видно его лица, потому он только догадывался, чем мог заниматься мужик. Но почему-то поведение было очень странное, а потому Игорь решил подсмотреть за «Плащем».

Он обошел мужика с левой стороны, стараясь разглядеть его руки и лицо, но «Плащ», словно бы почувствовал намерение Игоря, развернулся еще вправо, уворачиваясь от любопытного взгляда. Тогда Игорь решил подойти поближе, игнорируя все правила хорошего тона и как бы внезначай застать мужика врасплох нескромным любопытством.

Когда до «Плаща» осталось два шага, Игорь услышал: сначала чавканье, а потом довольное рычание. И вроде, судя по звукам, как мужику удалось что-то откусить крупное и с трудом это прогладить не жуя. А потом «Плащ» вдруг упал на одно колено, сгрудился кольцом вокруг своих рук, словно бы ему стало невыносимо больно, и задышал часто-часто. Спиной и плечами продавливая каждый вздох, отчего Игорю подумалось, что так даже может лопнуть плащ на его спине. Но нет, плащ выдержал.

А потом чавканье возобновилось. Теперь его сопровождало жалкое всхлипывание и какие-то тяжелые, сипящие вздохи. Игорь понял, что мужику этому стало дурно и что он нуждается в его помощи. Он подскочил к «Плащу» одним прыжком, схватил за плечи, стараясь разогнуть его над руками и понять, что тот прячет. Но тут мужик сам разогнулся, распрямился плечами, раскрывая ладони, показывая, что в них.

Гало осветило его всего: его лицо, его руки. Кровь на лице, во рту, на руках. Кровь на рубашке, на плаще, на брюках.

В руках внутренности. Кишки. Порванные зубами, надкусанные. Сочатся красным.

— На. — Немо предлагает «Плащ» своё. — Пробуй. Это вкусно. — Игоря мутит. Гало пробивается через призму зрачков в мозг, колет и режет внутри головы. Его рвет чем-то зеленым, дурно пахнущим. Это попадает ему под ноги, он поскальзывается и падает в лужи своего и того мужика. Зеленое уже начало смешиваться с красным. А мужик снова кусает свое и протягивает ему. Кроваво улыбается ртом. А потом отворачивается, закручивается кольцом вокруг своих рук и продолжает жевать. Свое.

Игорь встает и пытается уйти. Его мутит, голова, словно отдельно от тела, словно на центрифуге, раскрученная и посланная в космос, летит в пространстве этого парка. Запутанного пазла.

— Иди. — Говорит ему мужик, жующий в плаще. — Иди туда, куда тебе сказали, сделай то, что должен. — Игорь, мутно потерянный, непонимающий и непомнящий, спотыкающийся о пространство пошел прочь. Он в одну сторону, его надежда на светлое будущее в другую.

Часть 2

— Да я тебе говорю, что тот мужик реальный. Чувак! Да он работу предлагал и ни чё делать не надо. Ты понял — халявные деньги! — Распинался Кисель перед дружбаном, которого пытался убедить в очередной афере. Хотя, сказать, что Кисель мог задумать «аферу», значит поднять его уровень интеллекта на недосягаемый уровень. Самое большее, на что способен был Кисель — запомнить новое слово, часто ему не понятное, но круто звучащее из его уст, а потому придающее ему уверенности в глазах других пацанов.

— Да кого ты там нашел? — Недоверчиво спрашивает его Тоха, его партнер по «бизнесу». — Что еще за лох?

— Да я тебе говорю, реальное дело! Выгорит. Ну же. — Подталкивает Кисель. — Да ты сам подумай — какой-то час, чет там перенести и мы в деле. Чувак этот говорит, что делов мизер, но потом всю жизнь в шоколаде. Типа работать не придется. Представь девочки, ширево, пляж.

— А че носить то? — Недоверчиво переспрашивает Тоха.

— Да чет носить. — Неуверенно, почесывая затылок, отвечает Кисель. — Он сказал, что-то про ношу, про не долгий путь и что потом любое желание, типа, исполнится. Ну, там бабло… девочки. — Повторяет он как мантру.

— А что ещё? — Казалось, что Тохе мало.

— Че ты насел? — Вскинулся Кисель. — Придем, вот ты и спроси.

— А че, и спрошу. — Упрямо закивал головой Тоха.

— Ага, спроси. И про бабки спроси. — Киселя полностью устраивало, что его более образованный партнер по «бизнесу» идет с ним. А это значило, как минимум, более высокие ставки в торговле за обещания.

— Ну, чё, куда идти? — Еще раз спрашивает Тоха Киселя, что бы убедится, что тот ничего не напутал и не сбивается в «показаниях».

— Ни как…. Ну это….- Мямлит Кисель. — Ну, я же говорил. Парк этот, на Карпинского. Ну, там еще СТО напротив и это…. Бар, какой — то, рыгаловка.

Парк, о котором упоминал Кисель, на самом деле оказался сквером «Три Гвоздики», в свое время приуроченный к тридцати пятилетию победы. В центре сквера высились три символические стелы, изображавшие те самые гвоздики. А рыгаловкой, со слов Киселя, стал бар — ресторан «Мюнхен», вполне себе приличное заведение.

— Ну, чё, тут? — Спросил Тоха Киселя.

— Ну, типа. — Неуверенно ответил тот.

— И где тот чувак?

— Не знаю. — Пожал плечами Кисель. — Давай у тех мужиков спросим.

В центр сквера вышли четверо аккуратно одетых мужчин, которые несли довольно внушительный и, судя по прикладываемым усилиям, тяжелый предмет, в котором, более осведомленный Тоха, распознал тумбу для выступлений. На черном лаке тумбы была золотом надпись «ПРЕЗИДИУМ». Мужчины поднесли тумбу в центр, поставили на заранее подготовленное место и облегченно вздохнули. И тут, среди этого однозначного антуража, шаржем «нарисовался» Кисель. Дерганный, худой, в трениках и кепи, как он любил говорить про неё — «видел в кинохе», в китайском «Адидасе» на ногах и неизменной сигареткой в щербатой улыбке.

— Эй, — вальяжно подкатил к мужикам Кисель, — есть чё? — Мужики явно были не в духе разговаривать, они демонстративно отвернулись от Киселя и мирно заговорили о своем. Кисель вопросительно посмотрел на Тоху, тот подбадривающее замахал ему руками, предчувствуя самостихийную сцену, могущую вылиться во что-то полезное для Тохи.

— Эээ, — продолжил свою игру Кисель, — брателы, есть двадцаточка до дома доехать. — На Киселя напал кураж, он от нетерпения даже приплясывать начал. Мужики его снова проигнорировали. — Ну, а чё пацаны, пацаненка есть чем угостить? — Вовсе закривлялся он.

Тут в сквер вышли еще четверо мужчин, одетые так же, как и первые. Эти несли здоровенные акустические колонки, проследовали к центру, туда, где уже стоял «ПРЕЗИДИУМ», демонстративно отодвинули возмутившегося Киселя, и установили по местам технику. Вновь прибывшие присоединились к первым и все так же невозмутимо не замечали маячившего рядом Киселя.

— Я чёт ни чё не пойму, — возмутился Кисель, вернувшись на исходную позицию к Тохе, — они роботы что ль? Они чё — никак и не почему? Я с ними вежливо так, а они! Нет, ты видел, чё они? — Обиженно возмущался Кисель. — Чё они борзые, какие!

— Нее. — Протянул Тоха. — С таких не спросишь. Там и прикид, и сами словно кол проглотил — стоят все прямо не согнутся. Так бы посмотреть за ними, чем все кончится, а может, что и будет интересное. — Рассудил Тоха.

На такое Кисель был согласен. На такое, где для него все понятно, он очень даже согласен. А то вся это непонятная движуха с этими стремными мужиками, совсем ему не по понятиям. А то, что времени это потребует значительно, так это его совсем не волновало — до утра он совершенно свободен. Его матери не было дела до его дел, у неё была своя жизнь, иной раз весьма разнообразная, но всегда с одним и тем же наполнением — алкоголем в их однокомнатной квартире. После таких вечеров, мать всегда имела скверное настроение и искала повода сорваться на нем. Обычно повод находился быстро. Поэтому он не торопился домой. Ну а утром его уже ждало новое «собеседование» на разовую работу по перевозке скраба из одной квартиры очередного неудачника, в другую, но меньшего размера. Такая жизнь вполне устраивала Киселя, потому что не требовала с него много, но зато всегда давала ему прибыль. Да даже если бы и потребовала жизнь что-то с него, ему нечего было ей предложить: ни сегодня, ни вчера. А то, что будет завтра, никогда его не волновало, он считал это сложным философским вопросом, на который не знал ответа даже его давно умерший отец, которого Кисель всегда брал в пример.

— Есть чё курить? — Топчась рядом, он спросил Тоху. Тот в ответ отрицательно помотал головой. — А семки? — Тоха сунул руку в разлинованную куртку спортивного костюма, вынул пригоршню семечек, и щедро сыпанул Киселю. Те, перевалились через края ладони, посыпались на асфальт, вокруг кроссовок, вокруг них двоих, смешиваясь с уже настриженной Тохой шелухой. Кисель досадливо морщась, размел кроссовком упавшие семечки, шелуху, харчки новые и старые, заскорузлые и присел, развалившись на лавочке со спинкой. Ногу закинул на ногу, подобрал треники и ловким движением, не поворачивая головы, через край рта, выплюнул пустую шелуху. Та вылетела гораздо дальше, чем мог он проследить своим ленивым боковым зрением и этим он гордился. Это была его фишка.

А в это время в сквере уже начала меняться обстановка: в центр, в сторону «ПРЕЗИДИУМА» вышла организованная толпа мужчин и женщин в черных деловых костюмах, в руках несших кожаные чемоданы. Все они собой окружали седовласого старика, одетого разяще противоположно, откровенно в лохмотья. Но было видно, по оказываемым ему знакам внимания, что на этом собрании он главный. И тут Кисель среагировал:

— Вон он! Вон он! — Подпрыгнув с лавочки, закричал он. — Вон тот мужик, тот, что справа! — Он не удержался и бросился наперерез костюмам. Те его заметили, ощерились чемоданами, гневно и предостерегающе засверкали светонепроницаемыми линзами очков. Тут от толпы отделилась стройная фигура мужской версии делового костюма и направилась навстречу Киселю. Остальные люди в черном развернулись, примкнулись портфелями, телами, потускнели отражениями линз и двинулись дальше. Сопровождать старика к трибуне. Сам же старик, словно бы ничего не случилось, не повернулся, не посмотрел, не оценил, словно бы и не было Киселя, словно бы он был пустым пространством. А возле трибуны уже ждали старика: напряглись, вытянулись, желваками поигрывали.