Бесплатный фрагмент - Страх в городе

Часть первая

Инесса

                                  * * *

Мальчик уже не дышал, но мужчина, словно подстегиваемый неведомой силой, еще какое-то время продолжал и продолжал сдавливать хрупкую, почти цыплячью шейку сведенными в судороге пальцами. Наконец очнулся и, не отрывая взгляда от выпученных в потолок серых, потухших глаз, расстегнул ширинку. Перевернул обнаженного ребенка на живот, раздвинул маленькие ягодицы и вошел вглубь несколькими прерывистыми толчками, яростно пронзая до упора податливую плоть. Через пару минут все было кончено, и тот, кто прятался под человечьим обличьем, опустошенный, но получивший настоящий оргазм, который дарил ему дьявол всякий раз за отнятую жизнь и поругание над невинным, пошатываясь, направился в ванную. Высокий, хорошо сложенный, с крупными чертами лица.

Потом, скрежеща зубами и сопротивляясь рвотным позывам, он положил еще не остывшее тельце в большой баул, бросил туда одежду, следом латаный рюкзачок с толстой книжкой про Гарри Поттера и вышел из дома.

Летнее утро, холодное и пасмурное, только начиналось. Он пожалел, что не взял ветровку, но возвращаться — плохая примета, поэтому, не обращая внимания на озноб, свернул в сторону гаражей и направился со страшной ношей за машиной.

---

Уже выруливая к пустырю перед раскинувшимися впереди новостройками, вспомнил, как накануне вечером весело играл с доверчивым мальчиком, которого без особого труда заманил к себе в квартиру, как угощал его эклерами и, оттягивая кульминационный момент, будто случайно прикасался к нежной, с голубыми прожилками, детской коже. И тогда его сердце наполнялось отвращением. Жгучим, пронзительным, невыносимым. И больше ничем.

Мелкий дождик брызнул на ветровое стекло, застучал по капоту серебристой «тойоты». Нудно, безразлично и, по-видимому, надолго. Уставившись на извилистую и пустынную дорогу, водитель потихоньку сбавил скорость и затормозил около наваленной самосвалами щебенки. Открыв заднюю дверь и выволакивая баул, подумал: «Ничего не поделать, в жизни всегда идет охота. Одни ловят, другие ловятся. И если у кого-то притупились родительские инстинкты, пусть расплачивается. Идиоты, куда им догадаться о сущности маленьких тварей, только с виду кажущихся безобидными! Он один умеет их распознавать, выхватывать цепким взглядом из толпы: сероглазые, субтильные, со смышлеными мордашками. И пусть таблоиды называют его уличным койотом, он не против. Что эти недоумки понимают!»

Мужчина потянул за молнию. Вздрогнули ноздри прямого носа. Брезгливо перекосился рот:

— Пусть так: койот. А хищник не спрашивает, больно или нет его добыче, он всего лишь утоляет голод.

                                      * * *

— Ты, Васильева, примитивная, обрюзгшая тетка. Я для чего посадила тебя в приемной? Сериалы смотреть? — Инесса Эдуардовна выключила телевизор и повернулась к стоящему за ее спиной невозмутимому и плечистому парню, призванному охранять красивую хозяйку сети косметических салонов «Галатея». Приказала:

— Коля, унеси эту бандуру ко мне в кабинет.

— Инна, не надо, — сорокашестилетняя секретарша молитвенно стиснула пухлые ладошки. — Там сейчас такое показывали! Вчера в Первомайке на пустыре мальчика убитого нашли. И опять с золотым крестиком на запястье. Кошмар! Уже четвертый ребенок за лето.

— Татьяна Ивановна, не впадай в истерику. У нас по подвалам и канализационным люкам дети и без маньяков мрут, словно мухи, и никому нет дела, — Инесса поправила сбившуюся с гладкого плеча бретельку ярко-желтого топика. Она всегда одевалась броско. — Ты-то чего дергаешься? За внука боишься? А кто мне уши прожужжал, что у нее сноха — не мать, а жандарм? От рассвета до заката контролирует Павлика, не приучает к самостоятельности. Да при такой опеке ни одна сволочь не отважится рисковать гениталиями. — Она подошла к полной, бесцветного вида женщине, с которой когда-то делила одну парту и у которой частенько списывала домашние задания, вытащила из пегой кудельки шпильку и растрепала волосы: — Лучше скажи, почему опять заявилась на работу неухоженной мартышкой? Ох, Танюха, ума не приложу, как тебя перевоспитывать? Давай, поднимай свой шикарный зад, и пойдем в человека превращаться.

«Хорошо царицу изображать, когда денег немерено и на пластику можно ложиться хоть каждый год. Разве понять ей, свободной, меняющей любовников чаще, чем новомодные туалеты, как живется обыкновенной, непритязательной бабе, измотанной домочадцами и разрывающейся в заботах о близких? Спасибо хоть в работе не отказала, снизошла, прониклась сочувствием к прозябающей в убогости однокашнице».

Татьяна Ивановна выволокла рыхлое тело из-за стола и невольно оглядела с головы до ног стройную начальницу: «С ума сойти, почти одного возраста, а смотримся рядом, как мать с дочерью».

— Куда? К рыжей Светке? Она мне в прошлый раз целый пучок волос повыдергивала и блузку тушью замызгала. Еле отстирала.

— Замызгала, — передразнила Инесса: — Вот уж трагедия! И это говорит женщина с высшим образованием. Господи, когда только до тебя дойдет: ты же своими белесыми ресницами, допотопной прической, да еще тряпичными тапками, купленными на вырост, отпугиваешь клиентов. Они зачем к нам приходят? Абстрагироваться от повседневной рутины и восстанавливать утраченную уверенность в собственной неотразимости. А тут чучело с бэйджиком на груди по коридорам бродит — лицо фирмы. На тебя проще паранджу надеть. Будут хотя бы воспринимать, как экзотику.

— Ладно тебе перед парнем меня позорить, — Татьяна Ивановна обиженно надулась и безапелляционным тоном провозгласила: — На макияж согласна, но тапочки не сниму. У меня варикоз.

— Так что, Инесса Эдуардовна, с ящиком делать? Уносить? — телохранитель сделал шаг в сторону телевизора.

— Нет! — завопила секретарша и, чуть не перевернув стол, кинулась наперерез, приговаривая: — Полякова, солнышко, оставь мне его, пожалуйста, ну хотя бы, пока маньяка не поймают.

Резко зазвонил телефон, и хозяйка «Галатеи» сама сняла трубку. Махнула Николаю: мол, бог с ней, пусть смотрит, раз не может без острых ощущений.

— Мадам, если ты меня не узнаешь, опечалюсь до глубины души и тут же повешусь, — голос Саблина нельзя было перепутать ни с каким другим: немного хрипловатый и до бесконечности наглый. Она даже представила его улыбающуюся рожу с густыми бровями.

Инесса озадачилась: чего надо от нее бывшему самбисту-уголовнику, в общей сложности, полировавшему нары лет восемь — не меньше, а ныне преуспевающему бизнесмену, у которого везде и все схвачено? По крайней мере, имя Антона Богдановича Саблина среди крупных предпринимателей города было на слуху. А говорили про него разное: и о покровителях в мэрии, и о крутом нраве закалившегося на зоне дельца. Настроение испортилось, но она умела владеть собой:

— Привет, сосед по коммуналке. Как же тебя, Антоша, не узнать? До сих пор вспоминаю твои садистские щипки и гадкие прозвища.

Саблин заржал:

— Инка, я ж тебя любил! Ну что мне оставалось делать, если ты меня в упор не замечала? О, время летит! А ведь я, честно признаюсь, не сразу допетрил, кто такая Полякова. Стало быть, не разошлась еще со своим конопатым гусенком? Настырный парнишка. Сколько мы его ни мутузили, все равно к нам во двор таскался. И добился-таки своего, воспользовался моментом, когда его соперник под Усть-Илимском лес валил. Обидно: кандидата в мастера спорта на задрипанного оперка променяла. Изменщица, ты даже не представляешь, как бы мы с тобой, да под ручку, обалденно смотрелись. Слыхал, он теперь при больших чинах. Не гусенок — гусь. Выходит, не прогадала?

— Не расстраивайся, у тебя есть шанс наверстать упущенное. И разошлась, и опять хожу в девушках на выданье. И, что самое удивительное, навязываюсь, а никто не берет.

— Ну, это ты врешь. С твоим-то, наверняка, не хилым банковским счетом любой вцепится в подол, не оттащишь. А касаемо моей кандидатуры — не обольщайся. Поздновато, родная. Третья жена и уйма нахлебников, — Саблин притворно вздохнул. — Ладно, Эдуардовна, приглашай в гости. Дело есть.

— В два часа я обедаю в «Емеле». Подъезжай.

— Ты не поняла. Глянь в окно: я уже около твоего офиса. Прикажи охране впустить. Понаставила тут бугаев, как будто не косметикой занимаешься, а втихаря ядерную бомбу клепаешь.

Голос, конечно, с возрастом мало меняется, но внешность радикально. Раздвинув ноготком пластинки жалюзи, Инесса увидела прислонившегося к навороченному джипу, с мобильником около уха лысого и пузатого мужика. Годы не пощадили когда-то очень привлекательного и любвеобильного парня, без зазрения совести морочившего девчонкам головы. Впрочем, брови остались прежними — черные, мохнатые, словно приклеенные на широкий лоб.

— Татьяна, иди посмотри, кто к нам пожаловал.

Саблин вошел в приемную степенно и, не обращая внимания на Николая, распахнул руки:

— Ну ты, Инка, молодец! Все такая же чаровница. А талия, а ножки, — он обхватил Инессу волосатыми лапищами и звонко чмокнул в щеку: — Разведусь, ей богу, разведусь. — Перевел взгляд на секретаршу: — О, Васильева! Надо же, прямо встреча старых друзей по прошествии двадцати лет с хвостиком. Чего это ты из пампушки в корову превратилась?

Татьяна Ивановна, недолго думая, огрызнулась:

— Тоже мне, друг нашелся! На себя посмотри, плешивый колобок.

Необъятный живот Антона Богдановича затрясся от смеха:

— Ты, Васильева, всегда хамством отличалась. Без уважения, без трепета относишься к мужику. Интересно, как это ты уловчилась Герку охомутать? Разрушила такую компанию, умыкнула лучшего кореша. Ты его еще в могилу не свела? — Саблин, не дождавшись ответа, толкнул дверь кабинета и по-хозяйски распорядился: — Заходи что ли, Эдуардовна, разговор конфиденциальный.

«Ну все, командир приехал. Сто лет бы его не видела. Выпорхнул из прошлого, словно зловредная моль из сундука. Обтесался, слова умные выучил. А привычка — брать нахрапом так в характере и осталась. И попробуй, встань в позу — проблем не оберешься», — Инесса посмотрела на смурного телохранителя. Косивший под простака весельчак тому явно не понравился.

— Коля, отведи пока Татьяну Ивановну к Светлане. Скажи, я распорядилась принять вне очереди. И подгони машину.

— Нет, ну ты, точно, бомбу делаешь, — непрошеный гость отодвинул кресло, стоящее напротив стола владелицы «Галатеи», и уселся капитально. — Странно, что твой секьюрити меня не кинулся обыскивать, лишь зенками ощупал. Вроде как, проявил бдительность. Инночка, на фига он тебе? Ты же со своей внешностью любого обезоружишь. — Антон недоуменно хмыкнул. — А вот в моем учреждении, — кстати, если ты не в курсе, я занимаюсь всем и понемногу, — гораздо демократичнее: любой страждущий заваливается без церемоний. Саблин человек открытый.

— Мне с охраной спокойнее. Я, Антоша, прежде чем завоевать место под солнцем, хорошую дрессировку прошла. А про твою демократию, как же, наслышана, — поддела Инесса бывшего зека и закурила.

— У, газетенки продажные…. Не верь, им, родная. Брешут. — Саблин достал из кармана дорогой кожаный органайзер. Потыкал пальцем в кнопки: — На Никитина двухэтажная развалюха со сквериком твоя?

— Моя. Ремонт закончим, Центр здоровья откроем. Соляная пещера, антицеллюлитная программа, ароматерапия. Задумок много. — Женщина окинула развалившегося в кресле собеседника изучающим взглядом: — Или ты, Антон Богданович, глаз положил на чужую собственность?

Саблин кивнул:

— Землица твоя понадобилась. Уступишь — в долгу не останусь. Могу предложить уже сейчас несколько вариантов под твой Центр: закрытый пионерский лагерь за Академгородком, пятачок на Горском жилмассиве или все правое крыло супермаркета «Долина». Выручай. А потраченное бабло на ремонт твоей хибары компенсирую. Заплачу, несмотря на то, что она у меня пойдет под снос. — Антон Богданович самодовольно расплылся: — Я там такое нагорожу — конкуренты обрыдаются.

Наживка, брошенная Саблиным, была заманчивой. Но соглашаться сразу — значило признать его превосходство, его силу и вседозволенность, признать, что готова стелиться перед ним и не хочешь портить отношения с непредсказуемым, сытым боровом, которого даже власть не решается осадить. Наглый и хитрый, голыми руками не возьмешь. Его адвокаты из судов не вылазят, выигрывая тяжбу за тяжбой. Инесса прекрасно помнила, как ни с того ни с сего разорился их общий знакомый Петька Алферов, а потом господин Саблин и «ко» приобрели по дешевке его автомобильный бизнес. А что если и в отношении нее он вынашивает далеко идущие планы? Где-то в душе у Инессы постоянно зудела тревога, что рано или поздно Саблин объявится, не оставит ее в покое. Давние приятели, они ведь будто кость в горле: не должны подниматься выше некогда признанного дворового лидера, хулигана из семьи забулдыг. И она не исключение, потому что, хотя и косвенно, по-соседски, но тоже принадлежала к той части его жизни, в которой он верховодил.

Инесса Эдуардовна затушила сигарету: «Да, с Антошей выгодней дружить и в то же время необходимо постараться сохранить лицо, иначе вмиг подомнет, растопчет».

— Мне нужно подумать.

— Конечно, подумай, — растягивая слова, произнес всеядный Антон Богданович. — Но я бы на твоем месте долго не рассуждал. Строение ветхое, проводка изношенная… Мало ли, вдруг пожар случится или, того хуже, разные инспекции начнут прикапываться. — Он захлопнул чудо-книжечку: — Подумай, родная, подумай. Съезди, посмотри на объекты, удостоверься, что не фуфло подсовываю, проверь по своим каналам, каким образом, — Саблин хохотнул: — плешивый колобок приобрел недвижимость, а после я к тебе на обед в «Емелю» зама подошлю. С ним под рюмочку коньячка и обговоришь детали. Между прочим, видный мужик и ни разу не женатый. Советую обратить внимание. Ну, чего нахмурилась? Обещаю: пойдешь навстречу — не пожалеешь. Под свое покровительство возьму, никто не обидит. Или гнушаешься?

Она выбрала Академгородок. Разруха на месте канувшей в лету детской здравницы ее не смутила. Напротив, Инесса посчитала это поистине королевским подарком от непонятно с чего расщедрившегося Антоши, зацикленного на ее двухэтажке: и площадь больше, и бор, и свежий воздух, пропитанный запахом можжевельника. Правда, от трассы далековато, но ведь и клиент у нее не бедный, на автобусе трястись не привык, предпочитает личный транспорт. Прикинула: если нанять гастарбайтеров, можно обойтись малой кровью, а года через два и затраты окупятся, и прибыль пойдет.

Инесса потянулась ленивой кошкой, закинула руки за голову:

— Красотища! Я уже и не помню, когда в лес выбиралась.

— Смотри, как бы после радости плакать не пришлось. Лес лесом, а бес бесом, — назидательно выдала за ее спиной Татьяна Ивановна, обмахиваясь веточкой от комаров и выискивая, куда бы присесть: экскурсия по аллеям с разросшейся и цепляющейся к лодыжкам травой, к тому же заваленной мелкими и сухими шишками, ее изрядно утомила. Целый час на больных ногах, а везде ни одной хотя бы сломанной скамейки. — Саблин сволочь еще та: у него под брюками припрятан хвост и затолкнуты в ботинки от «Габор» копыта. Инна, пока не поздно, не связывайся с ним. Нутром чую, аукнется тебе его широкий жест. Виданное ли дело: природу на вонючий город променял! С чего бы? — Она пригладила короткую стрижку, основательно омолодившую ее круглое лицо с легким макияжем: — Такой впечатление, будто меня, как призывника, оболванили. А ведь твоя ненормальная Светка порывалась мне еще и брови выщипать. Еле отбилась. Воображала пучеглазая. Корчит из себя великого специалиста. Понавесила грамоток по стенам и выделывается.

— Ну, опять разворчалась. Ты когда-нибудь, чем-нибудь бываешь довольна? Тебе никто не авторитет. А Светлана Аркадьевна, между тем, — наш лучший стилист, победитель престижных конкурсов. Профессионал, для которого принцип Коко Шанель: «Нет женщин некрасивых, есть женщины ленивые» — не пустой звук. Она в каждого клиента вкладывает душу. Извини, но критиковать ее я тебе не позволю. — Инесса усмехнулась: — Надо же, «Габор». Когда только успела разглядеть? А с Антоном не напрягай. Сама в раздрае. Только все равно нет выбора. Он же открытым текстом предупредил, что, если начну артачиться, могут возникнуть проблемы.

— Мне бы подтяжку круговую, как у тебя, — жалобно простонала Татьяна Ивановна. — Были бы деньги, я, не раздумывая, в клинику к твоей Муратовой побежала.

— Танька, тебе один раз показать, что собой представляет это удовольствие, и навсегда пропадет желание ложиться добровольно под нож. Да и зачем? — Инесса посмотрела в сторону разграбленного дачниками и загаженного любителями пикников кирпичного корпуса. Из расположенной неподалеку котельной осторожно выбирался главный менеджер «Галатеи», опасаясь навернуться с разбитых ступенек. Прикоснулась к плечу секретарши: — Пошли, подруга. Кажется, наш Петрович созрел для вынесения вердикта.

Ковыляя следом за начальницей, Васильева чуть слышно пробормотала:

— Что-то ты не очень испугалась: и на лифтинг решилась, и под общий наркоз легла.

Инесса резко обернулась. В карих глазах заблестели смешинки:

— Нашла чему завидовать! Если хочешь знать, я чуть не сдохла от потери крови. А все потому, что идиоткой была. У твоей Поляковой в свое время разум затуманился, и она вообще туго соображала. Невыносимо захотелось соответствовать молодому любовнику. Ты же, как я понимаю, гулять от Германа и охмурять смазливых ветреников не собираешься, а бзик — потешить без причины собственное самолюбие — не стоит жертв: операции не всегда проходят гладко, да и после них ты уже до конца жизни на крючке у пластических хирургов. Не лучше ли просто следить за собой? Тем более, у нас для этого в салонах имеются все условия.

— А куда подевался твой хахаль?

Инесса Эдуардовна звонко рассмеялась:

— Прогнала! Надоел. Я ж тебе говорю: идиоткой была.

Васильева с восхищением вылупилась на бывшую однокашницу: никогда, ни на граммулечку ей не дотянуться до Инки, хоть вывернись наизнанку. Настоящая женщина. Не то, что она, клуша.

Инесса уловила ее настрой, обняла:

— Успокойся. Еще неизвестно, кто из нас в выигрыше. У тебя семья, муж, который до сих пор тобой не пресытился, пылинки сдувает, а я, словно перекати-поле, никому ненужная, вся в работе и сама по себе. Даже ребенка не соизволила родить, упустила эгоистка время. А теперь…. Да чего там, совсем очерствела: мужиков, и тех покупаю. Одних для здоровья, других — от скуки, третьих — для показухи, чтобы таскать на разные сборища и презентации. — Она грустно выдохнула: — Поздно, все поздно: не за горами полтинник. Благородные принцы, как выяснилось, — товар штучный, давным-давно разобран, а оставшаяся некондиция — не уму не сердцу. Если и цепляет, то ненадолго. Видно, одиночество у Поляковой клеймом на судьбе выжжено. И чем дальше, тем меньше желания этому сопротивляться.

Пожилой менеджер «Галатеи» господин Креолов, имеющий по материнской линии аристократическое происхождение и являющийся активным членом Дворянского собрания, тщательно протер грязные ладони сорванным листком лопуха и, нырнув взглядом в раскрытую сумку секретарши, раздвинул в улыбке тонкие, пересохшие от жажды губы:

— Татьяна Ивановна, голубушка, плесните изможденному старику капельку вашего домашнего кваску.

— И мне, — присоединилась к его просьбе Инесса. — Так что скажете, Наум Петрович? Поедем смотреть супермаркет или на пионерском лагере остановимся?

— А чего, Инесса Эдуардовна, мы забыли в затаренной бананами и кириешками «Долине»? Шум, колготня, сброд — не солидно, — менеджер маленькими глоточками выпил квас, бросил пластиковый стаканчик в покосившуюся урну и забавно распростер худенькие, в пигментных пятнах руки: — Девушки, вот он, настоящий Эдем! Немного ума, вложения капитала — и люди сюда ринутся наперегонки. — Он нацепил на нос очки и заглянул в потрепанный блокнотик: — Итак, делаем в административном здании капитальный ремонт: меняем трубы, электрику. Короче, обновляем абсолютно все: от и до. Впоследствии можно к нему пристроечку соорудить, чтобы охватить всех желающих сюда попасть. Остальные корпуса сносим. Они нам ни к чему: эти хлипкие сборно-щитовые домики к зиме не приспособлены. Территорию слегка чистим, некоторые деревья вырубаем, прокладываем удобные дорожки для променада. Я, конечно, не ландшафтный дизайнер, но, так и вижу: перед фасадом — сверкающий в лучах солнца фонтан, и цветочки, цветочки, цветочки. Как у моего прапрадеда в Заречном имении, экспроприированном большевиками под пахотные земли. — Креолов презрительно скривился: — До сих пор пашут на руинах российской истории, — и внимательно посмотрел на разрумянившуюся от жары Татьяну Ивановну, которая когда-то в его присутствии по неосторожности брякнула, что у нее в роду были героические коммунары. Посмотрел не только внимательно, но и осуждающе. Как будто это она делала революцию и уничтожила принадлежащую ему по праву наследования графскую недвижимость.

Васильева выдержала колючий взгляд, пожала плечами и обмахнулась веточкой:

— Не нагнетайте, Наум Петрович. Хлеб выращивать гораздо достойнее, чем бездельничать на чужом горбу. Подумаешь, барина пощипали! Скажите спасибо, что не расстреляли. Небось, ваш покойный предок, умотав в Париж, не сильно бедствовал, на паперти милостыньку не клянчил.

Креолов надменно вскинул подбородок, и Инесса вмиг уловила угрозу нешуточной полемики. Прикрикнула:

— Татьяна, прекрати! Да и вы, Наум Петрович, придите в себя. Мне в «Галатеи» бойцы не нужны. Уволю обоих к чертовой матери!

На пенсию когда-то неплохо зарабатывающего ведущего инженера не прожить. Зная крутой нрав хозяйки, главный менеджер скрепя сердце проглотил обиду, и галантно, как и полагалось истинному аристократу, склонил седую голову:

— Простите, Инесса Эдуардовна, старика. Горяч не по годам. — Он смущенно прикоснулся к мягкой руке секретарши, униженно выдавил: — И вы, голубушка Татьяна Ивановна, пожалуйста, не гневайтесь.

Татьяна, почувствовав его нервно дрожащие пальцы, заморгала ресницами и покрылась багровыми пятнами. Ее охватил стыд. Она ясно осознала, чего стоит пожилому человеку вынужденное прогибание. Проклятый язык! Да у несчастного дедульки, может быть, и осталась-то в жизни одна забава — его замшелое дворянство.

— Нет, это вы меня, невоспитанную бабу, простите. Устала, вот и несу всякую чушь. Я вас, Наум Петрович, очень уважаю. И ваше происхождение тоже, — Васильева заискивающе улыбнулась. Ласково пролепетала: — Хотите еще квасу?

Креолов не хотел, но ради мира накатил полный стакан. И немного успокоившись, снова уткнулся в свой исписанный и расчерченный схемами блокнотик:

— Хорошо бы с торца разбить крытый садик в японском стиле. С попугайчиками и приглушенной восточной музыкой. А в холле можно поставить террариум с экзотическими рептилиями. Сейчас в моде тигровые и сетчатые питоны. Во всяком случае, так меня уверял Виталий Денисович.

                                      * * *

Виталий Денисович Чворов захлопнул медицинскую карту последней пациентки и, поднявшись из-за стола, подошел к зеркалу. Оттянул нижнее веко сначала правого глаза, затем левого и недовольно покачал головой:

— Нужно брать отпуск. Всех денег не заработаешь. И непременно бросить травиться никотином. Да-да, непременно, — он вытащил из кармана «Кэмэл», повертел пачку в руках, потом щелкнул зажигалкой и с наслаждением закурил. Присел на краешек столешницы, снял телефонную трубку и набрал номер директрисы частной клиники эстетической хирургии.

— Дина Самойловна, я прием закончил. Оформил двоих на «Ботокс» и «Рестилайн», одного мэна — на гомеопатический коктейль и шлифовку татуировки. И зависла проблемная дама в почтенном возрасте с непреодолимым желанием омолодиться платиновыми нитями. Направил на обследование к Ланскому. В общем, я пошел и, если вдруг сегодня понадоблюсь, то ищите меня у Поляковой. Буду в «Галатее» допоздна. На мобильник не звоните. Кажется, я его потерял. Ну что же тут смешного? Грех вам, Диночка Самойловна, над подчиненным издеваться, тюхой обзывать. Поймите, это не рассеянность, это фатальное невезение. Уже который по счету аппарат исчезает мистическим образом! Я весь в отчаянии от периодического разора. Вы случайно не подумываете увеличить жалованье дипломированному специалисту? Тем более, у меня скоро юбилей. Даже два: десять лет честного труда у вас и тридцать пять по паспорту.

Поговорив еще несколько минут с директрисой, Виталий Денисович отключился, и процедил сквозь идеально ровные зубы:

— Развеселилась пигалица! Чтоб ты фаланги себе переломала! То ли к Инессе на постоянную работу перекочевать? Ну сколько можно в ассистентах маяться? Ждать, когда узурпаторша снизойдет, доверит чего-нибудь посерьезнее липосакции. — Чворов раздраженно стянул халат, скомкал и закинул в шкаф: — Нет, Эдуардовна не возьмет. Станет она портить отношения с подружкой! Да и что такое по сравнению с клиникой косметический салон? Издевательство над собой. Один год без практики и все, спекся хирург.

Он закрыл кабинет и уныло поплелся по коридору. Передавая ключ дежурившей медсестре, спросил:

— Алина, ты ненароком сотовый в коричневом футляре нигде не видела?

Медсестра прыснула:

— Неужели опять? Виталий Денисович, вы бы его цепью, что ли, к поясу пристегивали.

— Обязательно. Если найду. — Чворов ухмыльнулся: — Интересно, почему, когда у человека неприятности, вокруг начинается оживляж, плавно перетекающий во всеобщее ликование? — и направился к лестнице.

— Виталий, погоди, — из лаборатории вышел терапевт Ланской. Исподлобья хмуро взглянул на коллегу.

— Ну что еще, Кирилл Евгеньевич? Бабуля не понравилась? Нотации приготовился читать? — хирург забрал молча протянутое Ланским заключение о состоянии пациента. — У, какой сахарок высокий!

— Не ерничай. Можно подумать, она тебе об этом не говорила. Ты лучше флюорографию посмотри. Я, конечно, могу допуск к операции подмахнуть, но анестезиолог вряд ли станет рисковать.

— Ой, а куда он денется? Муратова прикажет, и не пикнет, заткнется в тряпочку. Впрочем, он даже бровью не поведет. Ты вот у нас недавно, и еще не сориентировался, какие отважные люди здесь вкалывают. Дина Самойловна спокойно онкологию берет, не то что диабет. Своими золотыми рученьками нескольким женщинам после мастоэктомии восстановила молочные железы. Они до сих пор ее подарками заваливают. Богиня. Короче, не парься. Муратова единолично решает, кого брать, кому отказывать. И уж, поверь мне, подстраховаться не забудет: и побеседует, и о возможных негативных последствиях предупредит, и расписочку с каждого возьмет. Причем по всей юридической форме. Ты, Кирилл, по-моему, чего-то недопонимаешь. Тут не районная поликлиника: дышите — не дышите. И не твои мурманские корабли, где ты ничего сложнее, кроме микстур от кашля, матросикам не прописывал. У нас серьезное заведение. Тебе просто подфартило с вакансией: не успел приехать в город — и, пожалте, на блюдечке недурно оплачиваемая работенка. Лично я, чтобы сюда устроиться, в конкурсе участвовал, резюме неделю сочинял. — Чворов свернул трубочкой диагностический лист престарелой дамы и приставил к глазу: — По моим наблюдениям, Кирилл Евгеньевич, ты, несмотря на романтическое морское прошлое, очень скучный человек. Неужели до сих пор не заметил, что наша кормилица к тебе неравнодушна? Тогда мотай на ус: поджарые блондины — патологическая слабость Муратовой. Диночка от них млеет до изнеможения и слюнки пускает. Так что не зевай, викинг. Мне, чернявому, в этом смысле ужасно не повезло.

— Шутишь? Она ведь замужем.

— Понарошку. Не боись, у нее муженек, вроде бы, есть и, вроде бы, нет. Живут по разным хатам, встречаются по праздникам, притворяются, будто у них идиллия. Чтобы ребятенка малолетнего не травмировать, — Виталий Денисович вернул документ терапевту: — Представляешь, я опять мобилу посеял. Или украли.

Дойти до «Галатеи», где пластический хирург Чворов, подвязавшись массажистом, выкладывал свою, невостребованную Муратовой в полную мощь, энергию, дело пустяковое. Через дорогу, потом вдоль парка и, свернув после него вправо, напрямик к современному белокаменному зданию с колоннами.

Показав пропуск охраннику и попеняв вскользь, что для некоторых, мотающихся сюда регулярно, можно было бы и послабление сделать — избавить от дурацких проверок, Виталий Денисович поднялся к Поляковой.

Минуты две он, молча, разглядывал кокетливые рюшечки, венчающие вырез крепдешинового платья секретарши, затем протянул шоколадку и с полной ответственностью констатировал:

— Татьяна Ивановна, вы чертовски похорошели. Словно не далее чем вчера возвратились с берегов Анталии. Интересно, кто он? Намекните хотя бы.

— Чего? — Васильева забрала презент, машинально поправила свою коротенькую, мелированную прическу и недоуменно вытаращилась на Чворова.

— Я спрашиваю, кто же тот искусный реформатор, избавивший вас от столь привычного для посетителей сурового облика? — Виталий Денисович игриво подмигнул секретарю-референту. — Все женщины одинаковы: влюбляясь, расцветают и светятся. Классический пример: когда у Инессы Эдуардовны появляется свеженький бойфренд, к ней можно подкатываться с любыми просьбами. Доброта улавливается за километр. — Он кивнул на дверь кабинета: — Но не сейчас. В данный момент у Эдуардовны на любовном фронте затишье. Иначе бы она ко мне не цеплялась со своей навязчивой идеей ввести в салоны ультразвуковой пилинг. Надо же додуматься, у Муратовой хлеб отбирать! Дина Самойловна ей этого никогда не простит. А я крайний. Ладно, пошел отбиваться.

— Нету ее. Уехала. — Татьяна Ивановна улыбнулась: — Ты, Виталий, не крайний. Ты озабоченный сплетник. Ну какое твое дело, у кого и с кем близкие отношения? Женись, не то серое вещество надорвешь — расплавится от перемалывания чужих страстей. А меня не марай, я свое отгуляла. Семь лет в звании бабушки.

— Э, не скажите. В человеке либидо бурлит до конца дней. Знаете, как умирал Мопассан? Кричал скабрезности, утверждал, что он самый выдающийся из сердцеедов и грозился всех перетрахать. Да у меня дед с катарактой на оба глаза до сих пор ни одной юбки не пропустит.

— Вот теперь понятно, почему любые твои разговоры, так или иначе, всегда сводятся к единственной теме. Оказывается, в тебе распутство генетически заложено. Имей в виду, Инесса в курсе, что ты на прошлой неделе с педикюршей в солярии «загорал». Она твоей глисте уже хвост накрутила.

— Во, блин! Так Полякова меня из-за этого вызывала? — Чворов переменился в лице. — Татьяна Ивановна, миленькая, замолвите словечко по-дружески. Шайтан попутал. Я обычно там, где работаю, искушению не поддаюсь. — Галатеевский массажист ринулся к выходу: — Все, исчезаю. Вынужден некоторое время в вашей уютной приемной не показываться. Пусть гнев суровой Клеопатры слегка поутихнет.

— Ага, размечтался! Если Инесса надумала вдуть, непременно вдует. А ты нашкодил — отвечай, — припугнула уже вслед Чворову развеселившаяся секретарша и, зашуршав шоколадной оберткой, добавила: — Что за привычка таскать сладости? У Павлушки на какао аллергия, а я от этих «Марсов» — «Сникерсов» скоро за сто килограмм перевалю.

Татьяна Ивановна со смаком надкусила плитку и, не обращая внимания на не терпящие отлагательства деловые бумаги, щелкнула пультом. Ничего, подождут. Полякова сегодня все равно уже больше не появится, а она из-за отвлекшего ее пустой болтовней Виталия чуть было не пропустила криминальные новости.

Насильника и душегуба, конечно же, продолжали усиленно искать. Хмурый и по новому веянию полицейский чин с золотыми звездами на погонах так и сказал, взглянув с экрана на однокашницу бывшей своей жены:

— Органы правопорядка делают все возможное и невозможное для поимки преступника. По районным управлениям объявлена чрезвычайная ситуация, полицейские подразделения переведены на особый режим. Взяты под контроль основные транспортные развязки. В том числе речпорт. Убийце из города не уйти. И от возмездия тоже. Вопрос лишь во времени. — Генерал Поляков, самолично прибывший на телевидение для успокоения налогоплательщиков, сомкнул жилистые руки в замок и, добела сжав пальцы, процедил в камеру: — У нас есть свидетель, видевший мужчину с последней жертвой. В данный момент составляется фоторобот, который, безусловно, ускорит арест маньяка.

Васильева прекратила жевать. Со стоном проговорила:

— Ой, брешешь, подлец. Нет у тебя никакого свидетеля. Зря, что ли, крючки свои худосочные переплел. Выставил барьером. — Она еще не забыла манеру Сашки Полякова, когда у того возникала необходимость кому-либо запудрить мозги, отгораживаться от собеседника именно таким жестом. Татьяна первая заметила эту особенность у таскающегося за одноклассницей молодого курсантика и, естественно, тут же наябедничала подруге. Да благодаря ее наблюдательности та впоследствии без проблем высчитала, что у ее благоверного на стороне постоянные интрижки. И уже не блюла себя. Сама загуляла напропалую. — Правильно Инка тебя бросила. Лживый козел. Еще один труп — и полетишь с насиженного места к черту на кулички. Разжалуют до участкового.

Татьяна Ивановна, недолго думая, раздраженно надавила на кнопку, и изображение сурового генерала, загнанного в угол дерзкими похищениями детей, пропало. Может быть, и к лучшему. Потому как она не услышала того, что бы подкосило ее основательно. Ее внук идеально подходил к описанию убитых мальчиков: и по возрасту, и по телосложению, и по цвету волос и глаз.

Зато Дина Самойловна Муратова с находившимся в ее кабинете терапевтом Ланским, оторвавшись от обсуждения диабетической и к тому же с запущенным плевритом пациентки, выступление Александра Осиповича Полякова досмотрели до конца.

— Блефует. — Глаза «викинга» колючками впились в изображение генерала, напоследок призывающего граждан не отчаиваться и сохранять спокойствие. Кирилл Евгеньевич повернулся к директрисе, откинулся на спинку стула. Он хоть и не знал про слабость с руками у полицейского чина, но, по-видимому, обладал неплохой интуицией. И обещание о скорой поимке нелюдя его не убедило. — Неподготовленная, бездарная речь. А результат не заставит себя ждать. Через часик, максимум два, все билеты в железнодорожных кассах и авиа, — он саркастически улыбнулся выпуклыми, с четким контуром губами, — и, конечно же, речпорта, будут распроданы. Родители ринутся вывозить своих чад, — белокурых, смоляных, рыженьких, — куда угодно, но лишь бы подальше от проклятого города с тупыми стражами закона. Молодец, обеспечил панику. И вы, Дина Самойловна, по всей вероятности, не будете исключением. Сына заграницу отправите? Говорят, у вас прекрасный дом в Швейцарии. Впрочем, я бы на вашем месте, наверное, тоже подстраховался. Этот генерал только с виду кажется грозным. За все лето ни единой зацепки.

Господи, до чего он хорош! А ведь не назовешь красивым: тяжелый подбородок, скуластый. Но мужское начало так и вибрирует каждой клеточкой. К тому же блондин. И не бесцветный, а с натуральными темными бровями и ресницами. Молодое тело Муратовой, облаченное в ультрамодный, черный атлас, налилось истомой. Ах, если бы не условности, предписывающие женщине до последнего сохранять в себе загадку и лишь исподволь подталкивать сильный пол на решительные действия…. Неужели не видит ее особенного к нему отношения? Который месяц симпатичная начальница обхаживает и никакой реакции. Ну не тупой же? Или что-то в нем не так?

— Мой сорванец, Кирилл Евгеньевич, вместе со своим отцом у бабушки в Феодосии отдыхает. И пока каникулы, мне волноваться не о чем. — Дина Самойловна представила отставного корабельного доктора в морской форме и неожиданно для себя подошла к Ланскому и провела пальцами по его волосам. На удивление, они оказались мягкими. — А у вас, насколько мне известно, ни семьи, ни детей нет? Я вашу анкету внимательно читала. Не скучно в холостяках? В сорок два года пора бы и остепениться. Хотя, — она рассмеялась, — вопрос спорный: у меня вот лично — далеко не идеальный брак. Только на бумаге. Но любви все равно хочется.

Подумала: «Если тебя смущало наличие Муратова, то теперь-то чего сидишь, словно окаменелый? Ни один бы мужик не устоял от близости ее отточенной, миниатюрной фигурки, нежного прикосновения и совсем не двусмысленного намека. Нет, с ним, безусловно, что-то не так».

Ланской поднял голову. Несколько секунд назад живое лицо сделалось непроницаемым, приобрело почти восковую бледность. Вокруг сжатого рта обозначились глубокие морщины. Ей почудилось, будто невидимая сила в мгновение ока состарила его лет на десять. Кирилл Евгеньевич отстранился. Стараясь не задеть ее облегающего глянцевой материей бюста, встал:

— Любовь, Дина Самойловна, не по моей части. А насчет женитьбы вы не угадали. Только вспоминать об этом…, — Ланской, сознательно не договаривая, прерывисто бросил:– Давайте лучше вернемся к нашей пациентке.

После его ухода Муратова предалась аналитическим размышлениям. Перебирала причины, по которым у сорвавшегося с родных мест представителя морской династии не сложилась личная жизнь. В конце концов, остановилась на измене. Ну а что еще могло превратить нормального, здорового самца в ледяной столб? Ничего нет страшнее для мужского самолюбия, чем прослыть рогоносцем и ловить на себе сочувствующие взгляды.

Она подавила смешок: «Значит, приехал сюда зализывать раны? Тяжелый случай. Но отказываться от тебя, безутешный страдалец, я не стану. Как говорит Инесса… — Дина нахмурилась: — Вот чего мне не хватает, так это, чтобы старушка Полякова к своим трофеям еще моего морячка прибавила. Кто-кто, а мадам из „Галатеи“ без зазрения совести наплюет и на доверительные отношения с подругой, и о героической борьбе той же подруги с ее увядающей красотой вспомнит лишь, когда припрет. Проходили уже. И не раз».

— Волчица, — обиженно произнесла вслух владелица частной клиники и вздрогнула от резкого стука в дверь.

В проеме появилась детская ручка. На крохотной, почти кукольной, ладошке неподвижно сидел живой мышонок с повязанным на хвосте бантиком. И тут же со смехом перед Муратовой предстала сама шутница — прехорошенькая лилипуточка в коротеньком платьице. Светлые кудряшки на голове «Дюймовочки» были подобраны вверх, на ногах высокие шпильки и, тем не менее, даже низкорослая Дина Самойловна по сравнению с ней выглядела великаншей.

— Ап! Гостей с подарками принимаете? — «Дюймовочка» подмигнула директрисе, прошествовала к столу, высадила грызуна прямо перед вошедшей в ступор Муратовой и ловко вспрыгнула на стул, на котором совсем недавно сидел предмет страстного вожделения Дины Самойловны. Заболтала ножками: — Это Милли. Вам на счастье.

— Роза, ты с ума сошла! — Муратова в ужасе отпрянула назад, не в состоянии отвести глаз от преподнесенного «счастья», принявшегося осваиваться и нагло обнюхивать своим влажным носиком ее бумаги. — Убери мышь, меня сейчас стошнит!

Лилипуточка звонко и непосредственно залилась. Так, как умеют смеяться и радоваться жизни только маленькие люди, призванные от рождения и до смерти веселить под куполом цирка разглядывающий их с нездоровым интересом народ. Несмотря ни на что и вопреки несправедливо обошедшейся с ними природе.

— Ха-ха-ха! А ведь меня Фай, когда я у него клянчила Милли, предупреждал…. Ха-ха-ха! — У «Дюймовочки» потекла тушь, и она полезла за платком в висевшую на плече сумочку. — Дура, сказал, ты, Роза. Лучше коробку конфет купи, чем выделываться. Дина Самойловна, я же от всего сердца! Да малышка и не мышь вовсе, хотя и похожа, а селевиния. Это млекопитающие такие. Очень редкие. В Красную книгу занесены. Они…

— Роза …, — перебила со стоном ее Муратова и замахала руками, увидев, что активизировавшийся «подарок» намеревается отважно соскочить к ней на колени: — Кыш, кыш отсюда!

Отвергнутая селевиния от страха метнулась, упала со стола и юркнула под стеллажи.

— Ну вот, теперь ее не поймаешь. Там у нас щели.

— Вылезет, когда кушать захочет, — усердно стирая платочком темные разводья под нижними веками, успокоила лилипуточка и посоветовала: — Вы, Дина Самойловна, пошлите кого-нибудь в зоомагазин за кормом. Милли питается насекомыми. А я потом ее унесу, — она вздохнула: — Знаете, малышка на самом деле приносит счастье. Мне и Фай так говорил. А он очень умный. Может быть, потихоньку привыкнете?

— Розочка, не обижайся, но принять твою зверюшку не могу. Грызун в клинике — это катастрофа. К тому же, я ее боюсь до потери пульса.

— Правда?! — лилипуточка в изумлении уставилась на директрису. — Кто бы мог подумать? Вы ведь хирург, все время режете, всегда в крови…

— У каждого имеются слабости, — Дина улыбнулась: месяц назад прооперированная ею маленькая клоунесса, которой раздраженная чем-то макака порвала ухо, и оно неровно срослось, была неподражаема. Муратова поднялась и, с опаской поглядывая в сторону нижнего яруса тянущихся до потолка полок, подошла к бывшей пациентке. Наклонив ее кудрявую головку, придирчиво изучила свою филигранную работу: — Ничего не беспокоит?

— Не-а. Только Фай все равно приказал обезьянку усыпить. Я так плакала!

— Уж не влюблена ли ты в него, Роза? Что ни слово, то Фай.

— Ой, Дина Самойловна, скажете тоже! Вы ведь были на представлении, видели какой он. Нор-маль-ный, — грустно произнесла по слогам «Дюймовочка» и выпалила: — А я инвалид, карлица.

— Фу, полная глупость! Ты красавица. А то, что маленькая, так это совсем неплохо. Большинству мужчин нравятся хрупкие девушки. Ведь даже самый плюгавый рядом с ними ощущает себя суперменом. Уж поверь моему опыту. Я тоже, как ты видишь, далеко не фотомодель, но поклонниками не обделена. Главное, не выискивать в себе недостатки, — они есть у всех, — а, напротив, находить достоинства. И уверенно идти к цели. А там, повезет, не повезет — не в этом суть. Как утверждает одна моя знакомая: для сохранения формы важен исключительно динамический процесс. Она, когда слышит разговоры о мужской полигамии, всегда добавляет: «Зато женщины в вечном поиске идеала». Короче, запомни простую формулу: выбор должен быть за тобой, а не наоборот.

— Да? Вы так считаете? — Роза внимательно посмотрела на Муратову. Подобные умозаключения она еще никогда не слышала. И они ей понравились. — Ой, Дина Самойловна, вы такая мудрая! — «Дюймовочка» снова расхохоталась: — А я постоянно во всех влюбляюсь! И Фая люблю, и Толечку — канатоходца, и директора, — она хитро сощурилась: — а после вашей клиники…. В общем, есть тут у вас доктор, о котором я все время думаю.

— Интересно. — Мысль, что, возможно, у нее появилась соперница, Дину позабавила. — Имя не назовешь?

— Нет. Мне стыдно. — Похожая на куколку циркачка слезла со стула и направилась к стеллажам. Встав на коленки и склонившись, позвала: — Милли, девочка, иди ко мне. Чего ты, глупенькая, испугалась?

— Ладно, Роза, оставь ее. Завтра я Виталия Денисовича попрошу заняться твоей селевинией. Он животных обожает.

Муратова, созерцающая только спину «Дюймовочки», не видела, как та густо покраснела, в противном случае Дина Самойловна тотчас бы уняла любопытство и не повторила вопрос:

— Розочка, ну, не скромничай! Признайся, кто из моего персонала запал тебе в душу? Ей богу, уволю совратителя! — в ответ раздалось очередное «ха-ха», и директриса сдалась: — Все, больше не пристаю. Девушка, а ты со своими влюбленностями случайно не забыла о моей просьбе? Про Пелагею.

                                      * * *

Инесса захлопнула дверь машины и повернулась к сидевшему на заднем сиденье Креолову. Протянула папку:

— Пожалуйста, Наум Петрович, тщательно перепроверьте документы. Хотелось бы, чтобы у зама господина Саблина при нашей с ним встрече не нашлось повода для критики. Вы, кстати, съездили в банк?

— Еще утром. Деньги на наш счет были перечислены два дня назад, как и договаривались. Антон Богданович слово держит. Думаю, если не возникнет проволочек и в Учреждении юстиции все пройдет гладко, со следующего понедельника, то есть до официального оформления, авансировать рабочих и начинать снос щитовых корпусов.

— Хорошо, согласна. А по поводу: пройдет гладко или нет, можете не сомневаться. И пройдет, и в кратчайшие сроки. У господина Саблина проблем нигде не бывает. — Инесса посмотрела на Николая: — Устал? Что-то ты бледный. Ничего, Коля, сейчас подкинем Наума Петровича до дома, потом — в супермаркет, — ну, я там долго не задержусь, — и свободен. Как там твоя Галочка? Когда рожаете?

— Через месяц. Вот заодно, Инесса Эдуардовна, и приданое для младенца подберем. А то с моим вкусом боюсь Галке не угодить. — Телохранитель включил зажигание и плавно тронулся с места, выруливая от здания районной Администрации на проспект. — Но с покупкой повременим. У меня приказ: все причиндалы приобретать после появления наследника. Суеверие, конечно, но я стараюсь во всем жене угождать. Она и без того тяжело ходит. Жару не переносит, задыхается.

— Да-да, такая примета существует, — подтвердил действительный член Дворянского собрания. — А купить всегда успеешь. Сейчас не советские времена. Дефицита нет. И товар не сравнить с прежним. Представляете, меня пеленали в убогие лоскуты! А эти жуткие марлевые подгузники! Смотрю семейный альбом, и плакать хочется.

Главный менеджер оседлал любимого конька и с нескрываемым удовольствием, почти взахлеб принялся изгаляться над гегемонией пролетариата и ударными пятилетками. Его собеседники не спорили, а всю дорогу лишь изредка многозначительно переглядывались. В финале, вылезая из автомобиля, Креолов дребезжащим тенорком пропел им кусочек из «Интернационала», сказал: «бред» и засеменил к своему подъезду. Глядя ему вслед, хозяйка «Галатеи» и ее телохранитель, державшиеся до сих пор из последних сил, дружно прыснули.

Уже в магазине, толкая перед собой тележку с фруктами, сыром и минералкой, Николай заметил:

— Наш граф рано или поздно довыступается. Получит от какого-нибудь несогласного с ним гражданина по сопатке. Занозистый старик. И чего неймется? — Он внезапно сморщился, схватился за правый бок, выдохнул: — Ух, зараза!

— Что с тобой? — Инесса встревожилась.

— А, ерунда. Печенка, наверное. Видимо, в обед переборщил с «чили».

— Да уж, заметила: ты красный перец просто обожаешь и, по-моему, только в чай его не сыплешь. На, прими таблеточку, — Инесса Эдуардовна достала из сумки «но-шпу», открыла бутылку с водой. — Вмиг полегчает. А за Петровича не беспокойся. Скоро на него навалится колоссальный объем работы — некогда будет вспоминать о благородных корнях. Правда, при условии: если среди нанятых азиатов не отыщется потомка Бухарского хана или, на худой конец, басмача — неукротимого борца с Советской властью. Вот тогда он непременно изыщет возможность оттянуться на полную катушку.

Николай рассмеялся.

— Отпустило?

— Вроде бы.

— В таком случае поворачивай налево — в детский отдел, пойдем распашонки смотреть. Я отстрелялась: и на ужин, и на завтрак с лихвой набрала продуктов. Ладно-ладно, не ухмыляйся. У меня разгрузочные дни, которые, между прочим, и тебе не помешали бы. Вон до чего себя довел: молодой, а за живот хватаешься. Нельзя отдавать предпочтение одной кавказской кухне — внутренности спалишь. Возьми настройся, посиди с месяц на молочной диете, откажись от мясного, дай организму передохнуть.

— Вы, Инесса Эдуардовна, прямо, как моя Галка. Та тоже норовит напичкать кашками, йогуртами и творожками. Ну не могу я их есть! Вам, женщинам, не понять. Поверьте, ничего нет лучше куска недожаренной на углях баранины с чесноком и острыми специями. И не уговаривайте. — Николай деланно насупился: — Или избавиться от меня решили? А что, месяц на кефирчике — и можно смело записываться в дистрофики. Ножки начнут подкашиваться, бдительность притупится. Кому нужен такой работник? Вот вам и мотив не продлевать договор с ЧОПом.

— Все сказал? Такую пламенную речь толкнул — Креолов позавидует. В общем, мясоед, можешь острить, сколько угодно. Я тебя предупредила. А твой красный перец столовыми ложками тебе еще аукнется.

Инесса замедлила шаг. Остановилась. Несущийся из секции с игрушками мальчишеский голос показался знакомым.

— Странно, — она прислушалась. — Коля, подожди минуточку. Я должна проверить. Там, похоже, внук Татьяны Ивановны. А ведь она Павлика всего час назад на английский язык отвела и просила отпустить ее пораньше, чтобы вовремя забрать. — Догадка Инессы подтвердилась. Стайка сопляков из четырех человек толпилась у полки с моделями самолетов и бойко обсуждала преимущества белого лайнера с двумя большими винтами перед другими летательными аппаратами.

— Он же не военный — пассажирский. Значит, ничего особенного: высоко не поднимается и его любая ракета собьет. — Внук Татьяны Ивановны шмыгнул носом и посмотрел на возвышающегося над ребятней смуглого мужчину с фатовскими усиками и приторной улыбкой.

— Правильнее говорить не пассажирский, а гражданский. Но в принципе все верно: и ракета собьет, и бомбу не сбросит. Но, согласись, людям ведь надо на чем-то перемещаться? И желательно быстро и с комфортом. Вот конструкторы и постарались, изобрели этого красавца. — Франт положил руку, окольцованную дорогим перстнем, на плечо мальчика, и у Инессы моментально возникла ассоциация его внешности сначала с образом какого-нибудь дона Педро из сериала, потом с хитрым изувером, завлекающим и насилующим детей, из-за которого ее секретаршу не оттащишь от телевизора.

— От ребенка отцепись. — Она рывком привлекла Павлика к себе. Развернула: — Ты как здесь очутился? Почему не на занятиях?

Маленький Васильев испуганно распахнул на строгую бабушкину начальницу серые глазенки. От волнения звонко произнес:

— Елену Капитоновну в кинозал вызвали. Ее долго не было, и мы ушли. А по дороге решили на игрушки поглядеть.

— Замечательная идея. А тут, как по мановению волшебной палочки, и добрый дяденька подвернулся. Он тоже любит на досуге катать машинки и запускать самолетики. — Инесса прищурилась на «дона Педро»: — Мальчики возбуждают?

— Вы на что намекаете?! — ошарашенный чудовищным обвинением предполагаемый злодей взвился. — Вы в своем уме? Детей бы постыдились.

— Мне стыдиться нечего. А ты, хлыщ, проваливай, пока цел.

На разгорающуюся за тонкой перегородкой полемику телохранитель отреагировал четко: бросил тележку и поспешил на помощь.

— Слушай, мужик, имей уважение к женщине: ступай по-хорошему. — Николай обратил внимание на притихших беглецов с английского, не понимающих, почему взрослые ругаются. По вытянутым мордашкам было видно, что они изрядно струхнули. Дабы окончательно не нагнетать обстановку и не провоцировать снующих мимо них покупателей на излишнюю заинтересованность, с улыбкой процедил сквозь зубы: — А пацанов оставь в покое.

— Сумасшедшие. Все в городе одновременно свихнулись. Зациклились на похитителе детей. Но также нельзя! — «Дон Педро» попытался оправдаться: — Ребятня попросила достать сверху модельку. Вот, — он тряхнул перед воинственной дамой белоснежным лайнером. Для пущей убедительности крутанул пропеллер. — Я, что, должен был их послать?

— Тетя Инна, — Павлик захныкал, — мне теперь попадет? Не рассказывайте бабушке. Я больше не буду.

— Давай, давай, — Николай легонько подтолкнул усатого к выходу. — Тару с пивом, друг детей, не забудь.

Тот демонстративно постучал пальцем по лбу, закинул на место самолет, смерил презрительным взглядом Инессу:

— Больная, — и, подняв левой рукой стоящую на полу корзину, наполненную бутылками «Стелла Артуа», а правой схватившись за голову, ринулся прочь.

— Все, малолетки, экскурсия закончилась. Дуйте по домам. И требуйте у родителей, чтобы они вас наказали за непослушание. — Телохранитель вытащил из кармана мобильник, протянул внуку Татьяны Ивановны: — Звони, Павел, бабушке. Скажи, через десять минут прибудешь собственной персоной на экзекуцию. — Он хмыкнул: — Зря вы, Инесса Эдуардовна, напустились на мужика. На вас кое-кто, сидящий в приемной, плохо действует. Так и до фобий недалеко.

Ни Инесса, ни ее секьюрити — почитатель грубой пищи и жгучих приправ не заметили одинокого человека, застывшего чуть поодаль — среди объемных мягких игрушек, — словно изваяние, и хладнокровно наблюдавшего за участниками случившегося искрометного конфликта. Он дождался, когда они покинут отдел. Немного погодя вышел из супермаркета. Потоптался возле парковки, стараясь не упустить из виду белокурого мальчика, усаживающегося в автомобиль вместе с роскошной женщиной. И когда накаченный парень закрыл за ними дверь, он сел в «тойоту» серебристого цвета и последовал в том же направлении, что и ничего не подозревающая троица.

— Как ты мог?! Как ты посмел? — У Татьяны Ивановны началась истерика. Васильева замахнулась на внука, намереваясь отшлепать. — Не увертывайся, поганец!

Инесса перехватила увесистую кисть разъяренной секретарши:

— Татьяна, прекрати. Ничего же не произошло. Ну, погулял немного. Вы его бедного и так замордовали. У детей каникулы в разгаре, а ребенок, будто каторжанин. Бассейн, иностранный язык, художественная студия. Осталось в хор запихнуть, и он от вас на край света сбежит. Не ты ли ныла, что Наталья ему шагу без контроля сделать не дает?

— Это было раньше. — Секретарша, задыхаясь от переполняющих ее

эмоций и произведенных в запале резких телодвижений, упала на стул. — А

сейчас, после… — она заплакала, и внук, прятавшийся за спиной Инессы, тут же подбежал к ней, прижался, клятвенно заверяя:

— Бабуля, я больше не буду!

— Врешь. Небось, понравилось принимать самостоятельные решения? –Татьяна Ивановна вытерла слезы и приподняла подбородок мальчика. В открытых нараспашку детских глазах прочитала ответ. — Понравилось. А тебе что говорили? Без спросу никуда не ходить и с незнакомыми людьми не общаться. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

— А со знакомыми?

— С теми, кого хорошо знаешь, можно. Например, с тетей Инной. — Провалившая доверенное невесткой поручение Васильева посмотрела на начальницу: — Теперь бабке достанется. Полетят клочки по закоулочкам. Эх, если бы Наташка не пошла работать! А, с другой стороны, куда деваться? На Сережкину зарплату и наши с дедом крохотные подачки не разживешься. Вот и перекидываем мальчишку с рук на руки.

— Наймите почасовую гувернантку. Услуги студенток из пединститута довольно-таки дешевы.

Татьяна Ивановна вылупилась на хозяйку «Галатеи», как на сумасбродную барыню, которая не в состоянии осмыслить ее семейную проблему. Саркастически усмехнулась:

— Предлагаешь шило на мыло поменять? Тогда уж пусть Наталья дома сидит, чем волноваться из-за финтифлюшки с кавалерами в голове. А лишних денег, извини, у нас нет.

— Давай я буду оплачивать. Мне Павлушка, вроде, не чужой. Забыла,

кто твою сноху в элитный роддом устраивал? Если бы я целенаправленно не била в одну точку и не довела до исступления Полякова, Александр Осипович и пальцем бы не пошевелил. Он ведь, как ненормальный, мне в трубку орал: «У нас все кончено! Не приставай! Нужно было раньше думать, когда на развод подавала». А дел-то: всего лишь прогнуться перед бывшей любовницей — гинекологичкой, которой я предлагала уступить его за пятак. Он мне этот пятак до сих пор простить не может.

Женщины расхохотались.

— Инесса Эдуардовна, как хорошо, что вы еще здесь, — приятной наружности парень — колорист-креатор — робко протиснулся в приоткрытую дверь. — Дилерша вчерашняя приехала, партию «Dermo-Expertise» и «Elseve» от L» Oreal притащила. Будем брать? Или сначала взглянете? Вдруг туфта?

— Инна, мы пойдем? — секретарь-референт поднялась. — Спасибо тебе за все. И за Пашку, и за поддержку. Ты не беспокойся, как-нибудь сами выкрутимся. Да я от стыда сгорю, если весь свой колхоз на шею тебе посажу. — Васильева одернула на внуке задравшуюся футболку: — Ну что, гуляка? Бери котомку с тетрадками и приготовься колупать обои в углу. Пока дед не отобьет.

— Татьяна, не руби с плеча. Подумай. — Инесса посмотрела на переминающегося с ноги на ногу колориста: — Сейчас, Роберт, сейчас.

— А чего тут думать? — уныло произнесла однокашница, направляясь с внуком к двери. — Я тебе на стол список звонков положила. Несколько раз звонила Муратова. Пыталась выяснить, почему с тобой невозможно связаться. То «абонент недоступен», то телефон и вовсе выключен.

Первым делом Инесса освободила почтовый ящик, набитый под завязку глянцевыми проспектами и непонятными газетенками. Вся печатная продукция брезгливо полетела в мусорную корзину. Телохранитель подобрал упавшую мимо бумажку, изучил и отправил следом по назначению, а госпожа Полякова сделала замечание консьержке:

— Римма Федоровна, зачем вы позволяете, кому ни попадя, таскаться сюда с этой макулатурой?

Бабулька, выряженная не по возрасту в костюм с бесчисленными фестончиками, подаренный, по-видимому, за ненадобностью кем-то из жильцов дома, щелкнула секатором. Отрезала сухую ветку разросшегося в кадке лимонника и отпарировала:

— Вам, Инесса Эдуардовна, хорошо выговаривать. А кто мне дал право разносчиков гонять? Не хотите — не читайте. Все ругаются, как будто чего от меня зависит. — Божий одуванчик раздвинула садовым инвентарем листья и снова щелкнула. Ехидно улыбнулась: — Погодите, осенью вообще завалят: в октябре депутатские выборы.

— А вы, Римма Федоровна, приказывайте, вон, в то сооружение складывать, — подбросил толковый совет Николай и показал пакетом с низкокалорийным рационом хозяйки на тумбочку у стены. — А я буду на дачу возить и сжигать.

— Учитель выискался, — консьержка прервала работу и пошла к себе в застекленный закуток. Появилась, держа в руке роскошный букет белых лилий. Протянула Инессе: — Андрей Игоревич заезжал. Грустный такой. Там внутри конверт.

В конверте лежали яркий буклет с описанием египетских чудес, экскурсионных программ по Каиру и Александрии и одна оплаченная, но не заполненная путевка. И больше ничего.

— Отдыхать поедете? — Николай с интересом посмотрел на хозяйку. Он был в курсе ее последнего и непродолжительного романа с импозантным и модным художником, полотна которого принимались на ура даже самыми придирчивыми критиками.

— Поеду. Но в другой раз и не с ним, — Инесса без сожаления разорвала путевку.

— Цветы хоть возьмите, — Римма Федоровна осуждающе поджала губки. — Человек старался, выбирал, потратился. Красота-то какая!

— Вот и оставьте ее себе.

— Инесса Эдуардовна, вы за сегодняшний день совершили два неразумных поступка. Сначала в супермаркете с фанатом пива, отрастившем шкодные усики, теперь одним махом дорогущий тур накрылся. А ведь можно было в Египет маму отправить, порадовать пожилую женщину. И притом на халяву.

— Ну чего несет?! — бабулька прижала к плоской груди лилии и присела на табуреточку. Хмуро покосилась на туполобого по ее понятию парня. Объяснила: — Андрею Игоревичу нужна Инесса Эдуардовна, а ты ему норовишь пенсионерку подсунуть. Нет, вы только представьте его лицо, когда в самолет вместо любимой женщины усядется седая, семидесятилетняя дама!

Как только Инесса и Николай зашли в лифт, консьержка проворчала:

— Выкобениваются, копаются, а потом сидят перед разбитым корытом. Не девка, чай, могла бы спесь и поунять. Прежние-то ухажеры рисовальщику и в подметки не годятся. А она нос воротит, с жиру бесится.

Резкий звук тормозов переключил ее внимание на окно. К служебному транспорту госпожи Поляковой пристроился синий «мицубиси». Из машины вылезла расфуфыренная молодка. За ней, выволакивая неуклюже плетеный кузовок с вином и деликатесами, показался грузный очкарик.

— О, бизнесмен-колбасник с ветерком прикатил. И с новой сосиской. Еще один привереда. Никак не остепенится. Наверное, уже счет своим мокрощелкам потерял. А страшненькие, прости, господи! — Бабулька поднялась с табуретки и потопала на свое рабочее место, чтобы водрузить в вазу отвергнутый букет художника. — Счас консерву будет всучивать. Лучше б денежку дал, развратник.

— Добрый вечер, Римма Федоровна. Как живется-можется? Не скучно на боевом посту? — Очкарик порылся в провизии, достал жестяную баночку: — Вот, специально для вас. Новинка.

— Добрый, добрый…. Чего это? — консьержка подслеповато уставилась на этикетку.

— Паштет. Для беззубых, — расхлябанная и слегка поддатая зазноба бизнесмена весело оскалилась: — Шам-шам — и глотай.

— Котенок, заткнись, иначе на апельсиновый сок переведу. Не берите в голову, Римма Федоровна. Она мне и похуже выдает. — Колбасник звонко шлепнул невоспитанную мадемуазель по крутым ягодицам: — Не хами.

Зазноба заржала и подмигнула ошеломленной Римме Федоровне:

— Ладно, старушка, извини. Не то еще хлопнешься с инфарктом. Вони не оберешься! А костюмчик у тебя — зашибись. Сними, не позорься!

Консьержка после их ухода долго не могла прийти в себя. С ней впервые так безобразно обошлись. Можно сказать, оскорбили ни за что. Но особенно возмущал скупердяй, притащивший в приличный дом пьяную шалаву и не отстегнувший ни копейки за поруганную честь. Негодование Риммы Федоровны было настолько велико, что ей даже расхотелось сбегать в соседний корпус, к другой консьержке и рассказать о выкрутасах эффектной и чрезмерно разборчивой жилички с третьего этажа, которой они с завидным постоянством перемывали косточки.

— Интересно, почему люди преклонного возраста в большинстве своем обладают невыносимым характером? Уверены, что они самые умные, лезут поучать, и страдают абсолютным отсутствием юмора. Хотя… — Николай, принесший на кухню пакеты, дочитал вытащенную из-под тарелки с ананасовыми кубиками записку от домработницы и направился в комнату: — У вашей бабы Томы в отличие от бабы Риммы с остроумием не так все безнадежно. Вы только послушайте.

Телохранитель подошел к дивану, на который прилегла измотанная за день хозяйка. Присел на краешек.

— «Инна! Зимние стеганки, кроме дох, и куртку с капашоном пехом снесла в химчистку. Я проживу у сродственников в Чулыме до конца месяца, поэтому пусть Колька съездит за одежкой, притащит обратно. Еще поручи ему фильтры в ванной сменить и ручку на комоде подправить. Парню все равно делать нечего. С утра до ночи баклуши около тебя бьет». Кстати, квитанцию, Инесса Эдуардовна, я забрал. Исполню приказ воеводы. Она считает, что если я у вас в подчинении, то и она мной имеет право распоряжаться. Итак, наслаждайтесь дальше: «На экономию от такси и остаток от даденных тобой денег затарила холодильник. Твоя голодовка заканчивается в субботу. Не забывай закрывать форточки, чтобы тебя опосля диеты не сдувало на улицу сквозняком. Целую и до встречи. Т. Х.» А, каков слог! Здоровый народный язык. И подначка в чисто деревенском стиле: и не обидно, и смешно.

— Обхохочешься. — Инесса откинула голову назад, помассировала шею: — Всех распустила, буквально всех. — Она постучала по стеклу напольного аквариума, вытянутого вверх в форме свечи, и тотчас пара неончиков, раздвинув сине-зеленые водоросли, подплыла и уставилась на ее палец: — Да, рыбы мои золотые? Особенно Виталия Денисовича, посмевшего предаваться в салоне любовным утехам. По-моему, в клинике Муратовой он ведет себя более достойно. Ох, я и забыла: она же меня сегодня зачем-то разыскивала! Ну-ка, Коля, включи автоответчик. Там, наверняка, от нее послание.

Дина Самойловна была единственной, кто с непреодолимой жаждой общения настойчиво искал неуловимую Полякову. Если, конечно, не считать тягостного сопения живописца с попранной мужской гордостью. Впрочем, возможно, это был и не он. Иногда до некоторых возлюбленных Инессы Эдуардовны не сразу доходило, несмотря на озвучивание, что они получили отставку.

— Привет, конспираторша. Куда подевалась? Очередной цейтнот или, — пронеси нас, боженька, — от налоговой прячешься? Шучу, Инночка. Мы с тобой девушки во всех отношениях кристально чистые и бояться нам некого. Мне твоя секретарша поведала, будто ты за городом шикарные руины приобрела и торопишься уладить формальности. Поздравляю. Рада за тебя. Выходит, скоро будем обмывать? Только умоляю, не в твоем занюханном «Емеле» — ресторане для лапотников! Теперь к делу. Я тебе недавно про ясновидящую рассказывала. Пелагею. Баба серьезная, прорваться к ней невероятно сложно. Но я договорилась. Короче, завтра в шесть утра встречаемся на площади Калинина. Она там живет. Если дома появишься не заполночь, перезвони. Я подскажу, как одеться и что взять в качестве презента. Денег Пелагея не берет.

— Ну, опять очередной заскок. То мы от хиромантии без ума, то непременно нужно записаться в клуб развития сенсорики, теперь откопала второго Мессинга в юбке. А несчастная Полякова должна за компанию разделять пристрастия заполошной подруги и находиться рядом. Что за напасть!

— Я не врубился: зачем в такую рань? К тому же в выходной день. Эта Пелагея, точняком, вольтонутая. Во сколько же вам, Инесса Эдуардовна, надо встать, чтобы успеть привести себя в порядок, позавтракать и еще минут сорок трястись до площади?

— Зато Дине Самойловне близко. Да ты, Коля, не возмущайся. Я все равно не поеду. Не верю я в эти пророчества.

— А я думаю, поедете. Госпожа Муратова, — мягкая и пушистая, — умеет своего добиться. Вы же ей ни разу, ни в чем не отказали! Даже эксклюзивный набор женьшеневых гелей, врученный лично вам на последнем конкурсе стилистов, и тот выцыганила. И не совестно! Она ведь вами, Инесса Эдуардовна, постоянно манипулирует. И завидует. Вы слышали, каким тоном, — телохранитель показал на компактную приставку к телефонному аппарату, — она произнесла «поздравляю» и «рада за тебя»? Будто змея прошипела.

— Молодой человек, что-то ты много о себе возомнил. Психолога изображаешь. Маленький еще, чтобы разбираться в женской дружбе. А набор, — Инесса загадочно улыбнулась: — ерунда, пустяковая компенсация за понесенный моральный ущерб.

— Гениально! Лихо вы оценили маститого художника, с которым Дина Самойловна по неосторожности вас познакомила. А в итоге: ни себе ни людям. Впрочем, мне вашу Муратову не жалко.

— Коля, не суй нос, куда не следует. Держи дистанцию. Не уподобляйся вездесущему доктору Чворову. Это тебя — бывшего десантника совершенно не украшает. Ну, разве я не права: распустились донельзя! Не пора ли тебе, мой смышленый опекун, топать к родному очагу? Тебя жена беременная ждет. И спи спокойно. Ни к какой ясновидящей я не поеду.

— Ой, что-то верится с трудом. — Николай нахмурился: — Имейте в виду, Инесса Эдуардовна, по заключенному вами контракту с охранной фирмой я обязан везде клиента сопровождать. И если вы утром уедете без меня, и, не дай бог, что-нибудь случится, я пойду под суд. А вы, между прочим, периодически меня обманываете и учиняете самоволки. Да и на тачке носитесь, словно автогонщик. Поэтому дайте мне слово…

— Хорошо, клянусь: все вылазки — исключительно под твоим присмотром, — перебила Инесса, придав голосу убедительные нотки. И с удивлением посмотрела на телохранителя: — Неужели ты полагаешь, что мне на самом деле приятно ставить тебя в идиотское положение? Просто так получалось. Стечение обстоятельств. А машину, не придирайся, я вожу получше кое-кого, чересчур осторожного. Тебе бы мою реакцию и мастерство лавирования в пробках. — Она рассмеялась: — Эх ты, десантник — элитные войска! Чему тебя только в армии обучали?

Николай ушел нагруженный, вопреки отчаянному сопротивлению, половиной продуктов, заготовленных впрок укатившей погостить к родне домовитой бабушкой Томой. И с большим сомнением в искренности клятвенных заверений хозяйки. Поступки Инессы Эдуардовны зависели от ее настроения. При всей собранности и прагматизме она обладала импульсивным характером. А посему «стечение обстоятельств» могло возникнуть в любое время.

Дина Самойловна сидела перед трельяжем, снимала косметическим молочком макияж и потихоньку начинала раздражаться на зазнайку Полякову, не соизволившую до сих пор отзвониться.

— Паразитка невоспитанная, — она бросила ватный тампон, пригладила бровки и взяла лежащую слева от нее телефонную трубку. Набрала номер: — Ничего, мы не гордые, от нас не убудет лишний раз прогнуться. — И дождавшись, когда на другом конце провода мягко произнесли: «алло», ласково заворковала:

— Инуля, солнышко, наконец-то… — Не допуская и мысли, что давняя приятельница не разделяет ее замечательной идеи по поводу ясновидящей, Дина протараторила инструкцию: — Значит, так: завтра ни в коем случае не опаздывай, иначе получим от ворот поворот. Пелагея баба крутая. Брюки не надевать, — длинное платье и подбери волосы. А лучше накинь платочек. И прихвати чего-нибудь из бижутерии с яркими камушками. Экстрасенша обожает цацки. Впрочем, вместо цацек и «Эльсэв» от L» Oreal, который ты сегодня для салонов приобрела, вполне сойдет.

— Ну, он у меня получит! Язык вырву! Не посмотрю на талант массажиста и восторженные отзывы клиенток о его чудодейственных пятернях. Ты мне лазутчика Чворова специально подослала? Чтобы он тебе докладывал обо всем, что происходит в «Галатее».

— Очень надо! — Дина Самойловна возмутилась: — Да он сам к тебе поперся. Ему же вечно денег не хватает. А то, что Виталий Денисович болтун, ни для кого не тайна. По-видимому, еще в детском садике приобрел стойкие навыки добродетельного ябедника. Он первое время мне чуть тщательно подобранный коллектив не перессорил. Но профессионал неплохой. Ты ему пригрози зарплату урезать, моментально уймется. Впрочем, он скоро со всех своих подработок уйдет. Не до того будет. Хочу доверить ему отделение контурной пластики.

Ни один из доводов Инессы, попытавшейся отговорить директрису частной клиники от безрассудного мероприятия, не сумел разрушить твердое намерение Муратовой познать свою планиду.

— Не городи ерунды, она не шарлатанка. На нее еще пока никто не жаловался. И как это не пойти, если Пелагея уже дала добро нас принять?! К ней люди записываются за месяц вперед, а ты предлагаешь вот так запросто взять и не явиться. Ты хоть представляешь, сколько я свою циркачку упрашивала, чтобы та уломала напарника переговорить с этой бабой?! Думаешь, было легко? Он ее и слушать не желал. Пелагея ему хоть и тетка, но отношения между ними более чем прохладные. Что-то он ей простить не может. Так, по крайней мере, мне Роза говорила. А теперь усеки: три человека задействованы, один вообще унизился ради какой-то неизвестной ему докторши, а ты капризничаешь, будто тебя там съедят. — Дина сделала глубокий вдох и от наступления перешла к жалобному нытью: — Инна, ты же меня не бросишь? А вдруг Пелагея мне такую судьбу предскажет, что я от полученного стресса не смогу с места сдвинуться? Ну скажи, не бросишь? Чего тебе стоит поддержать подругу? Инуля, ты ведь такая сильная!

Если бы Николай, который в это время сидел в обнимку с любимой женой, обсуждая, куда они воткнут детскую кроватку в их малюсенькой однокомнатной квартирке, мог услышать ответ своей хозяйки, он бы непременно чертыхнулся.

---

                                      * * *

Тот, кого журналисты за ухищренные и дерзкие повадки в преследовании несмышленых жертв прозвали уличным койотом, не выносил полнолуния. Когда янтарным блином мерцающая луна злобно вглядывалась в окна и наблюдала за ним, он задергивал шторы. Но и это не помогало. Ее ледяные, колющие острыми иголками лучи все равно проникали внутрь него. Будоражили и гнали из дома. И каждый раз невыносимо разламывалась голова и наваливалась глубинная и безысходная тоска.

Мужчина скрючился на кровати, сжав виски ладонями. Застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Потом спустил босые ноги, нащупал тапки и поплелся за лекарством. Не найдя в шкафчике нужного препарата, налил водки. Залпом выпил и, опершись рукой на стену, застыл в неудобной позе. Не дождавшись ожидаемого результата, принялся наскоро одеваться. И уже через пять минут вышел из своего, доставшегося по наследству от деда, комфортабельного жилья, которое было у него не единственным. Два остальных, съемных предназначались для иных целей.

В дежурной аптеке он по рецепту купил давно опробованный и хорошо помогающий антидепрессант. Проглотил пару таблеток и побрел опустевшими, скверно освещенными переулками куда глаза глядят.

Настроение его постепенно менялось, и совсем скоро головная боль отступила. А после того, как он неожиданно для себя оказался возле здания, где сегодня упустил по глупости белокурого мальчугана, — не учел служебный выход, — омерзительное желтое существо, зависшее на небе и представляющееся ему нахохленной, свирепой птицей, его уже не очень беспокоило.

— Вот тебе, дохлая канарейка, — подняв кверху голову, мужчина показал фигу и, чтобы окончательно избавиться от «слежки», повернул в сторону парка.

Пренебрегая посыпанными гравием дорожками, ступил на травку и, получив удовольствие от податливого и чуть слышно шуршащего под ногами покрытия, принялся праздно прогуливаться между деревьями. Ссутулившийся, отрешенный, что-то бормочущий себе под нос.

— Дяденька, дай закурить, — неожиданно материализовавшаяся перед ним троица нагло преградила дорогу. Тусклый фонарь, торчащий на ближайшей аллее, обозначил в крепком кулаке одного из попрошаек увесистую биту.

— Сначала табачку, затем кошелек, — очнувшись от раздумий и нисколько не удивившись, словно сомнамбула, монотонно произнес мужчина. Ухмыльнулся: — А вам, ребятки, в черепушки ваши убогие не приходит, почему одинокий человек слоняется ночью меж березовых насаждений? Может быть, ему это для чего-то нужно? Например, снять душевное напряжение, изувечить кого-нибудь.

Он осторожно огляделся вокруг и заговорщицки прошептал:

— Да я на канарейку плевал, так неужели мне вас, сопливых сучат, пугаться? — перебирая пальцами, поманил к себе обескураженных от его «канарейки» парней. Рассмеялся: — Ни х… вы у меня не получите. Ясно? А теперь давай, налетай гуртом!

Лучше бы они не откликнулись на его призыв. Все произошло молниеносно. Негодяи даже не успели осознать, каким образом оказались раскиданными по земле, а их устрашающее оружие очутилось в руках у не получившего ни царапины мужика.

— Поднимайтесь. Но медленно. И не говорите, что больно. Боль — штука относительная. К тому же у каждого индивидуальный порог чувствительности. А вообще-то нужно спортом заниматься. Бицепсы развивать. — Победитель закинул бейсбольный атрибут в кусты, согнул локоть и для наглядности, как заправский бодибилдер, поиграл плечом. Предупредил: — Второй попытки не дам — калеками сделаю.

Он наступил ботинком на лицо зашевелившегося у его ног молодчика. Наклонился:

— Как ты думаешь, за урок полагается платить? — пошарил по карманам, вытащил мобильник. — Ворованный?

— Не, нафли, — прошепелявил сквозь сдавленный рот бедолага, — жа шкамейкой.

— Ладно, сойдет. — Уличный койот зевнул и опять превратился в сомнамбулу. Перед тем как продолжить прерванный променад, тягуче выдавил: — И чтобы тихо тут. Или совсем проваливайте. Меня повышенное внимание людишек и так достало. Посюда, — он провел конфискованным мобильником под тяжелым, будто литым, подбородком.

Развернувшись, направился прочь. Словно нехотя выдавил:

— Удачной охоты вам, дураки! Главное, не лезьте на рожон и выбирайте правильный объект. — Он нырнул в репейную заросль и растворился в темноте.

— Видали? — ожил отряхивающийся после неудавшегося сражения главарь, у которого отняли биту. — Я вам говорил, не надо в этот гребанный парк соваться. Бывшее кладбище, как его не благоустраивай, — качели-карусели, — нехорошая точка. — Недоумок выпятил разбитые в кровь губы: — Бля, сотовый жалко!

Наверное, Виталий Денисович Чворов тоже бы взгрустнул, узнав, кто завладел его потерянным имуществом. Но скорей всего пришел бы в ужас.

---

                                      * * *

— Гурий, — Ланской поставил в багажник канистру, рядом пристроил закутанные в полиэтилен сачки для ловли насекомых и обернулся на двоюродного племянника, — зря ты меня тащишь в свой затон. Уж коли решил катер покупать, обратился бы к людям, разбирающимся в подобных делах. Ну какой из меня советчик? Я в технике ни бум-бум. Да нас с тобой засмеют, когда мы с умным видом начнем в терминах путаться и пялиться на электронику. Побойся бога, энтомолог хренов! Поднял ни свет ни заря непонятно зачем.

— Я это уже вчера слышал, — прогундосил ненамного моложе Кирилла Евгеньевича дальний родственник, умудрившийся простыть в разгар жаркого лета. — А сачки нельзя класть вместе с бензином. Им место в салоне.

Гурий высморкался в бумажную салфетку и неожиданно для всей своей интеллигентно-аскетической наружности громко выругался:

— Суки! Элементарного носового платка в доме не отыщешь. Пиявки ленивые! — Он пнул по колесу обшарпанного «ниссана»: — Жратвы в дорогу собрать и то не удосужились. Зато на бриллианты шлепанцы раскатали. Особенно теща. Будто не я, а она с доченькой вкалывали, аки проклятые, и открыли новый вид соснового бражника. Ишь, премию вздумали делить!

Сорокалетний племянник похлопал сорокадвухлетнего дядюшку по груди:

— Я сказал катер, значит, будет катер. Пусть не первой свежести, но чтобы на ходу. Чтобы сесть, завести и взлететь на пенный гребень волны. И чтобы ветер в лицо, и речные брызги в стороны. Я еще романтику не подрастерял. И ты, Кирилл, не упирайся. Всю сознательную жизнь на кораблях — и какое-то мелкое суденышко не подобрать?

Гурий чихнул и полез в машину:

— Пора. Время поджимает. У моего продавца я не единственный клиент. Пока дотелепаемся, пока найдем заводь…. Цену-то сбить сумеешь?

— Попробую. Ты, энтомолог, не распаляйся, температуру себе нагонишь, — Ланской вытащил сачки и захлопнул багажник. — Катер, так катер. Но потом не обижайся.

Выехав на главную улицу и получив несказанное удовольствие от совершенно свободной трассы, Гурий пафосно изрек:

— Ничего не бывает прекрасней раннего утра выходного дня. Ибо нет пробок, а лихачи еще дрыхнут.

— Безусловно, — согласился не выспавшийся Кирилл Евгеньевич и закрыл глаза, намереваясь вздремнуть. — Музыку, пожалуйста, не включай.

— Как пожелаешь. Отдыхай, Кирюша.

Но благое состояние племянника, крутящего руль и периодически утирающегося салфеткой, продолжалось недолго. До светофора.

— Да… — мазнув взглядом по зеркалу заднего обозрения и увидев приближающийся на большой скорости автомобиль, Гурий вздохнул: — Оказывается, не мы одни такие сообразительные спозаранку кататься. Вон, какой-то Шумахер на джипе несется. Торопится, словно, угорелый. Видимо, опаздывает. Спорим, проскочит на красный?

— Угу, проскочит, — сонно пробормотал Ланской, исключительно для поддержания разговора.

— Ну, дебил! Дорога в колдобинах, а он прет за сто км. Думает, что если у него джип, то это почти танк.

Энтомолог, явивший согражданам ранее неизвестную бабочку, просчитался. Сверкающее малиновой полировкой авто наперекор логике научного работника сбавило обороты и замерло около его тачки. Удивленный Гурий скосился на окно навороченного соседа. Однако тонированные стекла позволили лишь едва уловить профиль водителя. Хороший профиль, в идеально-греческом стиле.

От светофора машины двинулись одновременно. Но через минуту джип вырвался вперед и перед поворотом направо стремительно подрезал колымагу энтомолога.

Гурий нажал на тормоз, и все-таки столкновения избежать не удалось. «Поцелуй» «ниссановского» крыла с увесистым тылом джипа был коротким, но впечатляющим. На боку экстремала образовалась вмятина и содралась краска; у «ниссана» — снесенная фара осколками вгрызлась в радиатор.

А потом наступила тишина. Две машины, только что куда-то спешившие, застыли в пространстве, будто в оторопи от случившегося.

— Вот и здрасте вам! — выдавил через несколько минут Гурий, у которого волшебным образом куда-то пропала гнусавость и высох многострадальный нос. — Знаешь, что сейчас этот затаившийся мерзавец делает? Вызывает группу поддержки из знакомых ГИБДД-шников. Писец моему катерку! — Он приоткрыл дверь: — Пойду-ка я. Хотя бы морду хулигану начищу. До того как нас примутся на деньги разводить.

— Я с тобой. Вдруг он там не один.

Осуществить возникший спонтанно план они не успели. Устроивший аварию водила не стал дожидаться, когда его выволокут на свет божий. Сам вылез к негодующим собратьям, превратившись из предполагаемого хулигана в очень красивую женщину. Брови вразлет, карие глаза с расширенными от потрясения зрачками и элегантно забранные в пучок светло-каштановые волосы.

— Чего вытаращились? — она одернула легкое, до щиколоток платье и сокрушенно добавила: — Ну, виновата. Признаюсь. Может, договоримся? Обойдемся без ментов? А убытки я вам возмещу.

Женщина протянула потерявшим дар речи мужчинам визитную карточку и пятитысячную купюру:

— Больше, к сожалению, нет. Но на то, чтобы вечером расслабиться, по-моему, хватит. А завтра мы с вами уладим проблему. Обещаю. — Она посмотрела на перекошенное и посеревшее лицо блондина. Казалось, еще немного и он грохнется на асфальт. — Ну так как, мальчики? Я могу ехать?

Гурий мотнул головой. Заикаясь, с трудом проговорил:

— Д-давай. П-попробуй.

Глядя вслед укатившему джипу, энтомолог простонал:

— Невероятно! Вылитая Инга. И голос ее, и… — он повернулся к Ланскому и заткнулся.

Вид терапевта был неузнаваем и страшен. Левое веко и уголок рта попеременно дергались, меняя подмигивание на кривую шутовскую ухмылку. Неизмеримое ничем внутреннее страдание, которое он тщательно скрывал, выплеснулось наружу, трансформировавшись в уродливое гримасничанье.

— Евгеньевич! — напуганный племянник потянул бывшего корабельного доктора за рукав. — Прекрати немедленно! Прошлого не вернуть. Оно там, в Мурманске осталось. Боже, как все некстати! Чертова баба! Лишний раз убеждаюсь: жизнь непредсказуема. Конечно, поразительное сходство, но не более того. Хватит терзаться. Жену не воскресишь. — Он сграбастал в кулаки рубашку Ланского и принялся его трясти, словно грушу: — Эй, очнись, мать твою!

— Не кричи. Я в порядке. — Кирилл подобрался и пришел в себя. Бледный, с продолжающимися тиками, отодрал крепко стиснутые пальцы родственника. — Извини. Что-то меня переклинило. Контроль потерял. Ты прав, жизнь иногда странные сюрпризы преподносит. Она на самом деле очень похожа на Ингу.

— Да ну ее на фиг! Машину испортила, нас чуть не угробила и свалила. Откупилась копейками. Ищи теперь ветра в поле. Чего стоит ее глянцевая картонка? Надо было водительское удостоверение забрать. Вот тогда бы, точно, не отвертелась.

Специалист по насекомым подобрал визитку, выпавшую у него в момент активных действий под колеса «ниссана». Сдул пыль:

— Опупеть: «Инесса Эдуардовна Полякова». У них даже в имени две первые буквы совпадают. О, вычуры!

— А если не вычуры — знак? — Ланской выразительно посмотрел на Гурия: — После того как я сюда трусливо сбежал, меня не покидает ощущение, что Инга меня ищет. Так может, уже нашла? И теперь все наладится.

— Кирюша, успокойся. У тебя крыша сдвинулась. Неужели ты веришь в этот бред про реинкарнацию?

До самой площади, где у нее была назначена встреча с Муратовой, Инесса безуспешно пыталась укротить нервозность. Расхвасталась перед Николаем своей превосходной реакцией, и так влипла! Какой позор! К тому же нарушила данное парню слово. И ведь не отопрешься: улики на джипе выписаны.

— Привет! — бодренькая, со стильным тюрбаном на голове Муратова забралась на переднее сиденье. — Ты чего в баранку бульдожьей хваткой вцепилась?

— Да сдуру в историю попала. Изувечила «японку». Разнесла фару и, кажется, радиатор.

— Кошмар. Ну и что теперь?

— Платить придется. Спасибо мужики нормальные попались. Не стали выделываться. Но шок я им обеспечила. Одного так вообще жутко повело, физиономию перекосило напрочь. А вдруг инфаркт случится? Или того хуже — разобьет паралич. Я тогда до конца дней буду его содержать.

— Обойдется. Пусть сначала докажет, что здоровье из-за тебя потерял, а потом права качает. Сейчас все смекалистые, только дай повод.

— Между прочим, он как раз в твоем вкусе. Беленький. Могу познакомить. Мне завтра с этими товарищами встречаться.

— С кем познакомить? С паралитиком? Ну нет! У меня уже есть блондин. Правда, упертый. Не понимает своего счастья. — Дина рассмеялась и ткнула пальцем в окно: — Вон, видишь высотку? Давай к ней и во двор.

Квартира Пелагеи соответствовала своей хозяйке и была такой же экстравагантной, как и она сама. Просторная, но темная. Неприветливая, с устоявшимся запахом редко проветриваемого помещения, где доминировал аромат ладана. На стене комнаты, куда, грохоча тяжелой поступью, привела женщин помощница ясновидящей — грудастая, в бесформенном балахоне баба, с мужицкой щетиной на подбородке — висели африканские маски и металлические пятиугольники с магическими символами. Напротив пухлого канапе, обитого золотистой тканью, возвышался огромный канделябр с горящими и потрескивающими свечами.

— Ждите. Позовет, — гермафродитка угрюмо кивнула на дверь, задрапированную плюшем под цвет диванчика, и удалилась.

Инессу замутило. Она повернулась к Муратовой, чтобы высказать все, что она думает о дурацком бзике взбалмошной подруги, но не решилась. Дина Самойловна находилась в полуобморочном состоянии. То ли от страха перед встречей с предсказательницей, то ли от нехватки кислорода, дефицит которого остро ощущался в доме и медленно стирал с ее лица естественный румянец.

— Клейменная буквой «Д», зайди. Но не называй своего имени. Оно у тебя порочное, — неожиданно для женщин раздался пронзительный выкрик из глубины потаенной комнаты.

Муратова двинулась на призыв на деревянных ногах. Фасонистый тюрбан докторши, сразу же после предупреждения о нехорошем имени, уныло съехал набок. Дина судорожно сжала сумочку и оглянулась на Полякову.

— Иди-иди, ласточка. Ты же этого так хотела!

Подруга отсутствовала час. Возвратилась слегка шальная. Но довольная.

— Ой, голова кругом. Приказано, Инуля, тебя пригласить. Подарок не забудь. — Муратова наклонилась к уху Инессы. Прошептала: — Экстрасенша все время ворчала, что ты ей мешаешь.

Неопределенного возраста Пелагея, — где-то между сорока и пятьюдесятью, — стояла, прислонившись к подоконнику, и на фоне опять же золотистого цвета штор смотрелась манекеном, на который страдающие безвкусицей продавцы понавесили килограммов на семь, а то и больше, побрякушек. Диковинные ажурные серьги, кольца на каждом пальце, браслеты, монисто, граненые бусы, цепочки — представителя племени мумбо-юмбо подобное великолепие привело бы в неописуемый восторг.

— Садись в кресло, — Пелагея пронзила взглядом застывшую на пороге женщину. Глаза предсказательницы были ярко-голубыми, что совершенно не вязалось с ее оккультным ремеслом. Зато высокого тембра голос, резкий и властный ничего, кроме неприятия и ощущения пропадающего самообладания, у Инессы не вызвал. — Впрочем, погоди. Я на тебя еще погляжу. У тебя ничего в последнее время страшного не случалось? Смерть, болезни.

— Нет.

— Странно. Я огонь вижу. У тебя ноги в пламени.

Инесса машинально посмотрела вниз.

Пелагея съехидничала:

— Что, не искорки, не дыму? И жара не чувствуешь? Милая, если бы люди все про себя ведали, я бы им была не нужна. А раз говоришь, ничего не случалось, значит, случится. На угли раскаленные ступишь, горя хлебнешь, — она полезла рукой за пазуху, достала крестик. Протянула озадаченной женщине: — Возьми. Не каждому даю. И ступай. Больше мне сказать тебе нечего. Огонь, вокруг тебя один огонь.

Инесса ушла с окончательно испорченным настроением: начавшийся с аварии день дополнился скверным пророчеством кликуши.

— Правда, мощная тетка? — Очухавшаяся от треволнений Дина Самойловна обратила внимание на крестик с пробитыми отверстиями по четырем концам, который рассматривала грустная Полякова. — Вот какая! А мне даже вшивого амулетика не предложила. — Директриса частной клиники эстетической хирургии, словно маленькая девочка, капризно скуксилась.

Пелагея окурила ладанной смолкой комнату, изгоняя остатки чужеродного духа. Потом убрала кадильную чашу на полку и потянулась. В унисон с браслетами звякнули на плоской груди медные денежки тяжелых монист. Лазурные глаза ясновидящей недобро сузились:

— Вот и заворочались застоявшиеся жернова. Скоро, очень скоро появится и сама безносая мельничиха. И схлестнутся две стихии — безудержный огонь и стылая вода. Интересно, кто из них победит? — Она откинула драпировку, прикрывающую дверь, и заорала своим отвратным голосом: — Фиса, принеси водки!

---

                                      * * *

— Татьяна Ивановна, дайте мне, пожалуйста, чистый листочек, — телохранитель вытащил ручку и уселся напротив секретарши.