Бесплатный фрагмент - Стопудовая Ш-утка

Папе и маме посвящаю

Стопудовая Ш-утка

Глава первая. О птичках…

На планете Эмоций было весело и ужасно. Иногда, правда, бывало спокойно и нервно, порою мирно и воинственно, но обычно всё-таки ужасно-весело.

Это всегда была, есть сейчас и будет вечно маленькая планета, поменьше Земли, гораздо меньше, скорее планетка или планеточка, даже планетулька. И всё-то на ней почти как у нас, только почти всего поменьше. Хоть на циферку, хоть на килограммчик, хоть на буковку, но меньше.

На Земле в неделе семь дней, а на планете Эмоций шесть. Так что про понедельники знаем только мы с вами, а там их взяли и отменили сразу, на первой же неделе. Весы на радость толстушкам и толстячкам всегда показывают на несколько килограммов меньше, чем в действительности. А с буквами вообще полная неразбериха. С недавних пор они у них начали исчезать куда-то. Обычно из начала слова и по одной, но есть опасение, что если так и дальше разбрасываться буквами, то скоро и слова насовсем могут исчезнуть.

Но пока «отвалились» первые буквы у названий большинства животных. Буквально недавно в лес вбегал лось, а обратно выбегает уже ось. Только-только бурундук на дерево залез, а вниз уже урундук спускается. Если земляне приземлились бы однажды на планете Эмоций, то достаточно большое количество слов вызвало бы у них недопонимание. Ведь на Земле любят собак и кошек, а эмоцийцы обожают обак и ошек. Хотя надо полагать, что земляне всё равно полюбили бы местных обачек и ошечек, уж больно они милы и замечательны на любой планете, как ты их не назови.

И так рассеянно порой обходились на планете Эмоций с буквами, что едва «уж» и «ёж» не пострадали. Поди потом разбери, это «ж» бежит колючий, или «ж» ползёт шипящий. Хорошо, что одумались вовремя и вернули им их первую букву. И ёж доволен, и уж не против, тем более что он и не животное вовсе. Было бы особенно обидно пострадать ни за что.

И так почти во всём — недовзвешено, недосчитано, недописано, недокопировано по сравнению с Землёй. Говорят, что даже давным-давно и ещё давнее эту планетульку хотели назвать Емлëй, но Эмоции возобладали.

И стран там меньше, чем на любой другой планете со странами, прям совсем-совсем меньше — две. Благодария и Тоскливия.

В Благодарии живут жизнерадостные и весёлые люди, хоть иногда и они оптимистично огорчаются и легкомысленно расстраиваются. А в Тоскливии жители мрачные и грустные, хоть иногда и они злорадно хихикают и зловеще улыбаются. Как так получилось — история замалчивает, но говорят, что есть один эмоциональный историк-летописец, который догадывается о причинах такого разделения. Но и он пока тоже замалчивает об этом, сколько бы его не щекотали благодарцы, и сколько бы ему не угрожали тоскливцы.

В Благодарии, не поверите, всё хорошо, даже если плохо. Вот сейчас наверняка опять не поверите, но плохо там не бывает. Что бы ни случилось, жители Благодарии найдут в любом происшествии или в любой неприятности хорошую сторону, а то и положительный опыт. Иногда у них доходит до смешного! Даже не так. Всегда у них доходит до смешного!

Слишком холодно — зато, говорят, продукты не испортятся, и мы не вспотеем! Жарко очень — зато на дровах сэкономим да деревья не погубим! Неурожай — хорошо, значит, похудеем! Землетрясение — это ж приключение! Порвал — научился шить! Перебрал — можно сократить! Упал — отдохнул! Чихнул — пыль сдул!

Это же замечательно, во всём видеть хорошее, а во всех — прекрасное!

Вот в Тоскливии дела обстоят гораздо хуже. Ничто и никто в стране никого не радует, не восхищает и не вдохновляет. Солнце слепит. Река мокрая. Денег — мало. У пчёлок — жало.

Но это же ужасно, во всём видеть плохое и во всех искать недостатки!

Властвует в Тоскливии всеми неправдами избранный президент Гневи́н Девятый Второй. Вообще-то по порядку он десятый из Гневинов, но и тут кто-то где-то когда-то сбился со счёта, и пришлось добавить двойку, чтобы не путать с предшественником. Но тоскливцы и без двойки бы не путали, так как прошлого президента никто толком не запомнил. Ведь у него через три дня после победы на выборах, не соблюдая правила движения, поехала крыша от собственного величия, и её (вместе с ним) быстренько эвакуировали в один из многочисленных сумасшедших гаражей.

А вот действующего президента злопамятный народ по-плохому хорошо запомнит, потому что Гневин Девятый Второй — человек бесчеловечный. Мало того, что злой, так ещё и коварный. Не только мстительный, но и вредный. Все тоскливцы его дружно и единодушно не любят, что естественно, и удручённо придерживаются о нём ужасного мнения, что безобразно. Лет ему сорок, чувствует он себя на пятьдесят, а выглядит на шестьдесят шесть. Детей он не любит, а с жёнами не сходится из-за их характеров. Ну никак не везёт ему со второй половиной даже с двенадцати попыток.

Замок президента, величественно-мрачный и одновременно какой-то перекошенный, находится ближе к концу центрального проспекта столицы Тоскливии — Ужасграда. Шпили четырёх башен напоминают клыки вампира, и на каждом развивается флаг страны с профилем орла, на кончике клюва которого повисла капелька крови, а из уголка глаза стекает слеза.

Через весь город змеятся-извиваются реки Заподлянка и Поганка. Столичные жители — ужастики — просто обожают спрыгивать с многочисленных мостов с камнем на шее. Но и Заподлянка, и Поганка всегда были не очень глубокими, а вода вязкая почти как в болоте, поэтому самопрыгуны никогда не разбиваются и не тонут. Они просто остаются стоять под мостом и иногда по несколько дней ждут, когда же их вытащат тросом.

Весёлой Благодарией правит, сколько себя помнит, то есть лет пятьдесят, Его Величайшее Блаженство и Великодушие Карикатур Двадцать Третий. Человек он щедрый, добрый и смешливый. А благодарцы в своей оптимистичной манере уверяют, что он ещё и умный. Карикатура Двадцать Третьего никто не избирал, ничего он по наследству не получал, по карьерной лестнице не поднимался и должность свою в битвах не отвоёвывал. Да и должности у него не было. Он просто правит Благодарией и всё. И все его просьбы выполняются, и все с ним советуются, и все его слушаются. Почти все.

Пожалуй, единственный человек, который может перечить Карикатуру Двадцать Третьему — это его дочка Высмеяна. Многословные летописцы Благодарии описывают её одним словом — «загляденье». Карикатур дочку очень любит, моментально исполняет все её пожелания, и, если честно сказать, часто в убыток собственной репутации. С тех пор как жена сбежала от него с каким-то клоуном, Карикатур делает всё, чтобы дочери было хорошо, а в стране было весело и без клоунов.

Двухэтажный и гостеприимный дом правителя находится почти в самом центре города Верхние Хо́хмы, но справа. Над входом висят строгая надпись «Без улыбки не входить!» и небольшой герб — шутовской колпак со смайликами вместо бубенчиков. Дом — заодно резиденция, а город заодно — столица. Широкая, глубокая и чистая река Ухохотушка делит город напополам и всегда богата рыбой. По левому берегу хорошо ловятся хараси́, а по правому — хо́хуни. Те хохмачи, что живут и рыбачат на левой половине города, держат удочку левой рукой, а жители половины правой — правой. Несмотря на лево-правое разделение живёт город дружно и весело, а единственной проблемой у мужчин стало то, что левшам неудобно было пожимать руку правшам, поэтому здороваются они, хлопая левой пятернёй по правой ладони встречного.

В общем, живут на планете Эмоций люди как люди, только не земляне. Такие же, как мы, хоть по списку сверяй: с двумя глазами, с двумя ушами, с двумя ногами, двумя руками и с одним пушистым хвостом. Про хвост — шутка, конечно. Хотя он у первых эмоцийцев был в самом начале времён, так давно, что уже не перелистаешь перечитать, не отмотаешь пересмотреть и не вернёшь исправить. Был, но его отбросили, потому что на территории Тоскливии вечно поджатый хвост мешал ходить, а на территории Благодарии наоборот им все так активно размахивали, что пыль столбом стояла, и насморк всех замучил. Вот и решили эмоцийцы единогласно — хвост не нужен. И поотбрасывали. Долго ещё потом по планете были разбросаны хвосты, на дорогах валялись да под ногами мешались. И никто их не подбирал за ненадобностью, ведь животные, рыбки и птички сами с хвостами.

Кстати, о птичках.

Жила-была в Благодарии на одной ферме уточка. Жила как все сначала и была сначала тоже как все. Даже родилась не гадким утёнком, а вполне себе симпатягой. Но со временем стали хозяева фермы замечать, что это далеко не простой, а очень даже необычный утёнок. Росла уточка не по дням и даже не по часам, а буквально по минутам. Когда ей исполнилось всего-то месяца три, она уже была больше, выше и толще всех своих братьев, сестёр и даже мамы с папой раза в два. Взвесили хозяева утёнка, и оказалось, что весит он уже целых 16 килограммов. Пуд ­­– хорошо, а два лучше. Обрадовались фермеры и решили его ещё подкормить да подождать, а уже потом на выставку какую-нибудь отвезти или выгодно продать.

Тем более, что был этот утёнок заразным, то есть заразительным. Крякал он настолько смешно, что все вокруг начинали улыбаться и смеяться. С первого же кряка заражались люди хорошим настроением. Полюбили утку от всей и без того жизнерадостной души во всей и без того весёлой округе. А скоро разнеслась молва про смешного большого утёнка и по стране. Сначала не то чтобы специально приезжали люди на него посмотреть, но если были поблизости, то не отказывали себе в удовольствии зайти на ферму и дождаться, когда утёнок закрякает. Заряжались, заражались гости отличным настроением на целый день как минимум и дальше ехали по своим делам. Да вот только на следующее же утро понимали, что чего-то им не хватает. Хотелось им снова услышать смешное кряканье, просто тянуло к утке. И на обратном пути уже целенаправленно являлись на ту самую ферму.

Люди всё чаще приезжали посмотреть, а утка продолжала всё больше толстеть. И крякать она стала громче и ещё смешнее. Через полгода выросла утка до размеров оровы или ыка. Заинтересовались ею благодарные учёные, стали изучать феномен, но от постоянного собственного смеха и вывод сделали смешной: «Уникальная птичка, ничего тут не скажешь». Причём уникальность её — эмоционально-планетарного масштаба. И издана была карикатурская просьба о присвоении утке статуса национального достояния и реликвии, охраняемой государством. Фермерам заплатили выкуп, да такой, что они ещё десять ферм приобрели.

А утку перевезли поближе к столице, выделили ей поле у озера, построили ангар и амбар. Даже пришлось для питания утки запустить хлебобулочный завод и рыболовецкую фабрику. Вход во владения утки сделали свободным да развесили везде ящики с бесплатными носовыми платками и салфетками, чтобы вытирать выступающие от смеха слёзы. Утка же и на новом месте продолжала быстро расти да радовать народ.

Очень полюбили все благодарцы утку, день без её крякосмеха себе уже не представляли. А когда ей исполнился годик, привезли специальные весы и среди воздушных шариков под праздничный салют взвесили чудо-утку. Оказалось, что набрала она ровно сто пудов. Да и выглядела она уже как какой-нибудь грузовик с клювом и крыльями. До ночи шла праздничная программа, прерываясь только на громогласное кряканье утки и оглушительный смех толпы — кря-ха-ха, кря-ха-ха.

И настолько утка была тучным и штучным экземпляром, что в честь годовщины (с подачи Высмеяны, но по личной инициативе Карикатура Двадцать Третьего) ей торжественно присвоили индивидуальную маркировку «Ш», что означало «Штучная». И все так её и стали называть, звать, подзывать — Ш-утка. Стопудовая Ш-утка.

Её утреннее кряканье слышно было во всех уголках Верхних Хохм, и заряжало оно хорошим настроением на весь день всех горожан. А чтобы хорошее настроение было и во всех уголках Благодарии, то выделили на государственном елевидении дополнительный елеканал «Ш-утка шоу», включив который, все могли бы в любой момент увидеть и услышать замечательную Ш-утку. Добрые благодарцы даже предложили соседям-тоскливцам сделать вариант «Ш-утка шоу» на их адиостанции «Фу-Фу ФМ», но те с возмущением отказались, мол, не до кряканья им утиного. И вообще ТАЗ (Тоскливное Агентство Заявлений) уполномочен заявить: «Утка ваша — курам на смех». На что МОБ (Министерство Ответов Благодарии) им ответил: «Ой, да ну и пожалуйста!». На том и разошлись. Вроде бы…

Глава вторая. Похищение

Был месяц май, но не было ещё светло.

В это утро Карикатур Двадцать Третий чувствовал себя на девяносто девять процентов замечательно, и это не могло его не беспокоить. Вроде бы выспался, и ничто его не разбудило, и ничего он себе во сне не отлежал. Завтрак был очень вкусный — ни разу не поперхнулся и не подавился, какао было восхитительным — ни разу не обжёгся и не облился. Но вот чувствовал Карикатур, что куда-то один процент испарился. Он даже сел за свой рабочий стол, сосредоточился и пересчитал ещё несколько раз в уме, но нет, ста процентов не получалось.

Мимо открытой двери кабинета, зевая, прошла Высмеяна.

— Доча! — окликнул её Карикатур. — Доброе утро! У тебя оно доброе же?

— Привет, па! — в проёме двери показалась давшая задний ход Высмеяна. — У меня доброе, наверное, я ещё не поняла. Ото сна отойти не могу пока.

— А что тебе снилось?

— Ой, бред какой-то смешной! — Высмеяна зашла в кабинет и присела на подлокотник кресла. — Как будто у меня дюжина женихов и мне надо выбрать одного из них.

— А чего ж тут смешного?

— А они все на одно лицо! На лицо нашего следопыта Любопыта! — захихикала Высмеяна. — Только растительностью отличаются. Один с усиками подростковыми, второй с огромной бородой, третий Любопыт с бакенбардами, как будто щётки в щёки навтыкал, четвёртый лысый, как пятка, пятый с косичками, как девочка, шестой бровастый, седьмой вихрастый, восьмой с щетиной, девятый Любопыт яркий блондин, десятый Любопыт жгучий брюнет, одиннадцатый рыжий и ещё один седой. Стоят такие в рядок, руки в боки женихи. Выбирай на вкус любой.

— Понятно, — лукаво улыбнулся Карикатур. — В общем, как ни выбирай, а получится Любопыт.

— Ой, всё! Ничего тебе рассказывать больше не буду! Высмеиваешь только, — слегка покраснев, слегка обиженно сказала Высмеяна и вышла из кабинета.

— Ваше Великодушие! — почти в тот же момент крикнул откуда-то из глубины дома-резиденции помощник Карикатура Остряк Самоучкин.

— А! Чего?

— К Вам министр нехихиции Клон-Клан Каламбурц!

— Зови, конечно, он всегда с хорошими новостями!

Тут же в кабинет чуть ли не вприпрыжку вбежал румяный Каламбурц.

— Я с плохими новостями!

— Вот сейчас неожиданно. Хотя чуялось, чего уж там… Что за новости?

— С какой начать?

— Выбор так себе. Ну, давай со второй.

— Её содержат в нечеловеческих условиях!

— Без первой, видимо, никуда. Давай первую новость.

— Ш-утку похитили. Ну и содержат в нечеловеческих условиях.

— Ну так она и не человек, значит, и условия нечело… — хотел пошутить Карикатур, но внезапно схватился за сердце. — Чтоооо!? Как похитили? Когда? Кто? Зачем? Почему? За что?

*****

В Тоскливии тоже шёл месяц май, а утро уже пришло.

Гневи́н Девятый Второй был полностью готов к работе, но работать однозначно не хотел. В строгом чёрном костюме с чёрным галстуком он сидел за чёрным столом и, щурясь, сердито смотрел на пробивающийся сквозь чёрные шторы солнечный луч. Последние полчаса луч упрямо крался по столу к нервно постукивающим гневинским пальцам. Убирать руки со стола президент не хотел, но и вставать, чтобы задёрнуть шторы, ему тоже было лень, поэтому без каких-либо вариантов приходилось только дожидаться, чем же это противостояние закончится. Что победит? Злой уверенный взгляд или тёплый осторожный луч? До развязки оставалось несколько сантиметров и минут, слышалось сердитое президентское сопение да постукивание пальцев. И вот луч почти уже коснулся рук, Гневин перестал шевелить пальцами, но, как ни странно, постукивание не прекратилось. Кто-то явно осторожно стучался в кабинет.

— Ну кто там? Входи уже! — сердито крикнул Гневин, раздосадованный вынужденной ничьёй в битве с лучом.

— Господин Президент, к Вам министр внутристранных и почти всех дел. Говорит, что по очень срочному внутристранному делу, — чётко отчеканил возникший на пороге прислужник-секретарь Кактебятам.

— Сначала задёрни-ка шторы до конца, а потом давай запускай министра этого раннего. Ни минуты покоя! — Гневин скрестил руки на груди, сделал выражение лица посердитей и откинулся в кресле.

Кактебятам быстро и легко избавился от луча на столе и выскочил за дверь. Через мгновение в тёмный кабинет вошёл министр почти всех дел Тоскливии Злюк Сварливый, и, пытаясь что-то рассмотреть в потёмках, молча встал перед столом с готовностью рапортовать.

— Ну и в чëм дело?

— Дело сделано!

— А заведено?

— Заведено!

— А закрыто?

— Закрываем.

— А что за дело?

— Дело о Ш-утке.

— Шутка про меня?

— Ш-утка — это птица.

— Опять напыщенный павлин? Было. Не смешно.

— Не павлин. Ш-утка!

— Что ты мне тут шутишь?! Я сейчас тоже начну шутить про птиц! Будешь как страус!

— Какой страус?

— У которого голова в песке! Только в твоём случае отдельно!

Министр нервно потëр шею, проверяя надёжность крепления.

— Я про Ш-утку из Благодарии.

— Они шутить про меня вздумали?! Немедленно пошли им ноту протеста!

— Так это, наоборот, они сейчас будут протестовать.

— Так! Ничего не понимаю… Охрана! Приведите мне нового министра! Этого можно уводить!

— Ваше Президентство, вы приказали похитить из Благодарии утку, которая смеётся. Я её ночью похитил. То есть мы похитили. То есть она похищена.

— Ах эта… Так бы и говорил!

— Я так и говорил.

— Поговори у меня ещё тут! Говори давай, как похитить удалось.

Злюк Сварливый вытянулся во весь свой немалый рост и заученно-занудно принялся докладывать:

— Во исполнение Вашего гневного приказа под моим зловещим руководством с плачевной помощью Плач-Палача́ и его отряда спокойников под покровом ночи посредством сети, сброшенной с тучелёта, пилотируемого тучелётчиком заоблачного разряда Громимолнием, смехотворная птица была захвачена и успешно доставлена на базу, заранее подготовленную под моим зловещим руковод…

— Дальше понятно! Что говорит?

— Кто?

— Вы кого похитили?

— Утку!

— Ну так и что она говорит?

— Так она же утка! Они не разговаривают…

— Но она же смеётся?

— Смеётся.

— Ты надо мною смеяться что ли вздумал? Смеётся, значит, и говорить должна!

— Но она не говорит.

— В молчанку, значит, играет! Ну, ничего! У нас заговорит! Кстати, а о чём она у нас заговорит?

— Да кто ж её знает, что она знает! — пожал сутулыми плечами Злюк.

— Ты зачем её похитил-то?

— Так это ж… Во исполнение Вашего гневного приказа… Не?

— А я зачем приказал? Нигде не написано?

— Нигде! Вам было грустно, Вы приказали устно! То ли просто из вредности, то ли из величайшей вредности.

— Не написано. Это хорошо. Твоя, значит, если что инициатива.

— Помилуйте, Ваше Президенство!

— Помилуют, помилуют, они всех пожизненно милуют, добрячки. Даааа… А ты коварен, однако, не подозревал за тобой такое. Тебя подозревал, а за тобой — нет.

— И в мыслях не было! Это ж Вы говорили: «Хватит хохотать, грустить ­лучше вместе». Мол, грусть — она объединяет. И ещё что-то про зажарим её. Не прокормим, так прокормимся.

— Так! Я этого не говорил! У меня, наверняка, был другой план. Вспомню как-нибудь попозже.

— Поде́литесь?

— Делятся черви и эти… как их… в туфельках. А я презрительно снисхожу до прояснения непонятливым ситуации! Ты вот что, ты про «зажарим» где-нибудь обмолвись, якобы ненароком.

— Ненароком — мой любимый конёк!

— И много у тебя коньков?

— Три! Три верных конька — Ненароком, Исподтишка и Втихомолочка.

— Ну вот и используй любимого. А как вообще мировая обстановка?

— Говорят, что в Благодарии уже знают о похищении. Карикатуру не до смеха стало, еле откачали.

— Отлично! А откуда ты знаешь, что они знают?

— Наш разведчик доложил!

— Наградить! Кто таков молодец?

— Не знаю. Шлёт мне сообщения за подписью «Околпаченный». Но кто он — не признаётся, отшучивается.

— Как это отшучивается?

— Я его спрашиваю: «Ты кто?», а он в ответ: «Шут в пальто!»

— Не порядок так начальству отвечать! Оштрафовать его!

— Так он денег не просит. Он вообще ничего не просит. Просто «стучит» по любому поводу. Сообщений по десять в день пишет, иногда картинки смешные присылает.

— Разберись, оштрафуй и награди! А как в Благодарии так быстро узнали, что это мы похитили?

— А это уже их шпион у нас шпионил.

— Поймать, посадить в тучелëт и выслать из страны! А ещё лучше просто посадить.

— Мы пока не знаем кто это, но подозреваем!

— Кого?

— Всех!

— И меня?

— Вы как первый человек в стране — первый и под подозрением.

— Сними с меня!

— Пиджак?

— Подозрение! Я тут ни при чëм!

— Точно?

— Охрана!!!

— Всё, всё, вычёркиваю, — и министр действительно что-то зачеркнул в блокноте.

— То-то! Так! Работу я тебе облегчил, минус один подозреваемый. Иди ищи шпиона! Что, я за тебя всё должен делать? А я пока план вспомню. Стой! И сделай мне кнопку.

— Какую кнопку?

— Вызова охраны! Ору, ору, так никто и не пришёл. А вдруг меня тут душегубы душат!

— Это непрактично и ненадёжно. Лучше стрельнуть…

Гневин стрельнул взглядом так, что министр осёкся и быстро выскочил из президентского кабинета.

— Что за жизнь? Ни охраны, ни кнопки, ни плана, ни минуты покоя…

*****

Обычно бабушка Хохотуня просыпалась с первым смехом Ш-утки и шла делать любимые всеми драники, а в этот день она проснулась сама, за всё утро ни разу не засмеялась, да и вместо драников на столе были только пряники, что на неё совсем не было похоже. Даже дедушка Хохотун ей сказал: «Туня, что с тобой? На тебе же улыбки нет! Может позвать перед обедом массажиста-щекотуна?»

Но бабушка лишь отмахнулась и вымученно усмехнулась: «Нормально всё со мной, банально нормально».

Очень расстроился дедушка: «Что-то не так, что-то не так…». И за завтраком пытался подсунуть ей свежий выпуск журнала «Хахадил», но бабушка пила чай с медовым пряником и задумчиво глядела в несмешное окно.

Приуныл и дедушка. «Надо исправлять настроение проверенным способом, перечитаю классику», — подумал Хохотун и подошёл к книжной полке. Сначала достал любимый сборник рассказов Хохо́на Хе́хова, полистал, но вернул обратно.

«Наизусть! Было же что-то новенькое…», — и начал просматривать корешки книг. «11 табуреток», «Серебряный оросёнок» и «Двое на плоту, не считая ошки» — замечательно, но недавно перечитывал, сидя в новом кресле-мечталке. Томики Охохе́нри, Гагага́шека и Гогого́голя — мимо. Решил использовать стопудовый вариант — Хихаи́л Хахане́цкий, но тут что-то смутило дедушку Хохотуна. Промелькнула какая-то мысль, посмеялась над ним и ускользнула. «…Хахане́цкий…», «…вариант…», «…стопудовый…». Задумался старичок, ловил мысль, ловил, да так и не выловил. «Само пройдёт, и у меня, и у Туни», — окончательно сдался Хохотун.

— К соседу потопочу, может пошучу, — сказал он бабушке Хохотуне.

— Ну, сходи, сходи, — по-прежнему задумчиво ответила она, обмахиваясь так и не читанным журналом. Потом посмотрела на потолок и подумала: «Странно, чего это он до сих пор не шаркает? Хотя нет, начинает понемножку…»

*****

Сме́шку разбудили звуки шаркающих шагов. Она так просыпалась часто, потому что её любимый орёк Хахарёк начинал гонять тапочки по полу, настойчиво намекая, что пора бы уже и поесть, и поиграть.

— Встаю, встаю, неси сюда! — зевая и потягиваясь, сказала Смешка и спустила ноги с кровати.

Хахарёк никому ничего нести не собирался. Что он, обака что ли какая-то? Он, наоборот, залез в тапочку и стал с нетерпением ждать, когда его начнут оттуда вытаскивать. Смешка глянула на часы, поняла, что надо торопиться, быстро оделась, наспех умылась, почистила зубы, затянула светлые волосы в хвостик, и, забыв про тапочки, побежала вниз на кухню. Хахарёк удивлённо высунул мордочку из тапки и кинулся догонять свою хозяйку.

— Привет, бабуля! — девочка чмокнула старушку в щëку и села за стол. — А мампапа уже уехали? А дедушка где? А драники где? А налей чай! А пряник передай! — затараторила Смешка, одновременно листая свежий номер «Хахадила».

Хохотуня неторопливо и молча подала завтрак, насыпала корм Хахарьку, проверила школьный рюкзак. Смешка прочитала ей вслух несколько понравившихся новых шуток, но бабушка продолжала заниматься своими делами.

— Бабуль, ты хорошо себя чувствуешь?

Хохотуня кивнула и погладила внучку по плечу.

— Нормально, Смешуня, банально нормально. Беги уже в школу, тебе же денëк остался отучиться и каникулы. Только дверь не забудь плотно прикрыть, чтобы орёк твой не убежал.

— Хорошо, я помчалась, улыбнись мне на дорожку! — Смешка схватила рюкзачок, надела кепочку, погладила Хахарька и выскочила из дома, даже не заметив, что бабушка так и не улыбнулась ей вслед.

За заборчиком уже ждали Удивляка и Очаровака.

— Привеееет, Смешка! — нараспев сказала красивая, как куколка из красивой рекламы кукол, Очаровака. — Ну что, осилим ещё день?

— А чего тебя бабушка с дедушкой как обычно до калитки не провожают? — спросила рыженькая Удивляка, ненадолго вытащив изо рта упа-упа-упс.

— Привет, привет! Пойдём, отмучимся. Ой! То есть отучимся, — весело ответила Смешка. — Дедушка куда-то ушёл, а бабушка… Хм. Удивительно, а я даже не обратила внимания. Ну, может, занята. Ладно, после школы узнаю. Пойдём, добьём знания. Ой, то есть доберём знаний и, ура, в пятый класс.

А про себя подумала: «Что-то с бабушкой не так сегодня. Надо не забыть выяснить!»

Смешка, Очаровака и Удивляка пошли знакомой дорогой к школе, и уже через несколько минут к девочкам присоединились мальчики — озорной взлохмачено-вихрастый Любимчик и аккуратно причёсанный отличник Комфортик.

— Доброе утро! Доброе утро! Доброе утро! — поприветствовал всех Комфортик.

— А у меня папа сегодня проспал на работу! — не поздоровавшись, заявил Любимчик. — А мама так торопилась сделать ему какао, что вместо сахара насыпала ему соль в чашку! Папа только успел пошутить: «Зато ты у меня самая сладкая!» и убежал, забыв пропуск. Потом вернулся, забрал пропуск и снова убежал, забыв нас поцеловать. И мама сказала, что надо раскрыть настежь все окна, потому что папа наверняка вспомнит и пошлёт много воздушных поцелуйчиков, так пусть залетают.

— А у моего папы, — сказала Очаровака, — с утра спустили оба колеса у ржакопеда. Представляете, оба! И ему пришлось на моём розовом смехокате ехать, чтобы не опоздать.

— Что-то у всех сегодня утро не заладилось, — задумалась Удивляка. — У меня родители вообще отпросились с работы. Удалённо, говорят, поработаем. Достали какие-то чертежи и сидят, думают, карандаши грызут.

— Даааа, странно немного, но всё же хорошо у всех, и утро по-прежнему доброе, — подвёл итог Комфортик.

Тем временем ребята вышли на Классную площадь. Между колоннами Театра Современной Комедии и Сатиры, или как его сокращённо называли хохмачи «Театр СКИС», висел плакат с надписью «XX съезд ПОП».

— Ха, никак привыкнуть не могу, — сказала Смешка, — зачем это сокращать? Почему бы не написать полностью: Двадцатый съезд Партии Оптимистов-Приколистов?

— Они молодцы, они на всём экономят, — заступился за правящую и единственную партию в Благодарии Любимчик.

— Да? И в чëм тут экономия? — удивилась Удивляка.

— Во-первых, потратили меньше краски на надпись и кисточку не истрепали, — с готовностью начал объяснять Любимчик, — во-вторых, заплатили меньше художнику. В-четвëртых, сэкономили место.

— В-третьих! — вставила Удивляка.

— Что в-третьих? — не понял Любимчик.

— Ты пропустил в-третьих.

— Не пропустил, а сэкономил. Хорошо, хорошо, будет тебе в-третьих — они заботятся о населении, берегут наши глаза, меньше читаешь — меньше устанешь!

— Вот ты бы лучше побольше читал, — не удержался от нравоучения Комфортик.

— Ну я же прочитал! На сегодня достаточно! Может даже и на завтра хватит чтения. Хотя нет, завтра же мне опять здесь идти, значит, опять начитаюсь. Повторение — мать прочтения! Хотя нет, завтра я здесь не пойду! Все каникулы можно же теперь не читать! И вообще, скорее бы стать взрослым и вступить в ПОП. Я — попист! Звучит популярно!

— Угу. И экономно звучит. Не надо много языком ворочать, — усмехнулся Комфортик. — А про экономию я бы лично поспорил. Это же двадцатый съезд, значит, уже двадцатый плакат!

— За всё время существования партии это не так уж и много, — вступился за ПОП Любимчик.

— Вот сразу видно, что не разбираешься ты в политической обстановке Благодарии. Это только в этом году уже двадцатый съезд, они же каждую неделю съезжаются. Так что скорее их конёк не экономия, а стабильность!

— Ребята, что за дебаты? Хватит уже! Пошли, опаздываем, — поторопила Смешка спорщиков.

*****

У входа в школу стоял заведующий хозяйством Ржак-Ржан Курвуазье, которого дети звали просто — завхоз Курьёз, и гостеприимно встречал учеников. Кому-то он приветственно хлопал по ладони, кого-то приобнимал, кому-то дружелюбно кивал, всем улыбался и тараторил правила и поговорки собственного сочинения: «Напоминаю, козырьки задвигаем, кепки снимаем, сменку не забываем! От подростков до молокососов уважаем труд пылесосов! На партах свои шедевры не рисуем, их в музеи не берут! Учёба будет всем легка от звонка и до звонка!».

Ребята поздоровались с Курьёзом и зашли в школу.

— Какой у нас первый урок? — спросил Любимчик у Комфортика. — Только бы физра, только бы физра!

— Не угадал, физкультуры сегодня вообще не будет. Сначала урок эмоционального языка, — аккуратно убирая кепку в рюкзак, ответил Комфортик.

— Уууу, опять читать! Хоть бы не вызвали, хоть бы не вызвали! — скрестил пальцы Любимчик.

— Не уууу, а ууурааа! Сегодня хорошие уроки. Потом математика, потом история и напоследок музыка.

— Тогда на музыке отдохнём! И каникулы! Вот тогда уже ура! — как всегда нашёл чему порадоваться Любимчик. — Девчонки, ну что, попоём?

— Да хоть попляшем-потанцуем! — улыбнулась Очаровака.

И ребята отправились в класс эмоционального языка. Учителя ещё не было, а одноклассники уже почти все расселись за парты. Братишки Щёкотряскины сидели естественно вместе на самом дальнем ряду и задирались к сидящим перед ними сестричкам Уморяхиным. Нежинка и Впечатляка раскладывали тетрадки и ручки, дежурная по классу Смущака тщательно протирала тряпочкой экран доски, а худышка Удачка перешёптывалась с пышкой Забавой. Очаровака и Удивляка сели по центру класса, Комфортик со Смешкой на первую парту, а за ними плюхнулся Любимчик. Его сосед по парте Неспешик ещё не пришёл, поэтому Любимчик развалился по всей парте и стал сразу рисовать смешные рожицы в тетрадке. Вскоре послышался первый звонок, и в класс вошёл учитель эмоционального языка Эпиграмм Эпиграммыч, поздоровался и включил доску.

— Сейчас начнётся нечто! Наверняка ЭЭ под конец года припас что-то фантастически интересное! — шепнул Комфортик Смешке и приготовился слушать, записывать и запоминать.

Но, к его удивлению, обычно щедрый на шутки и интересные рассказы Эпиграмм Эпиграммыч вывел на экран доски надпись: Сочинение «Как я проведу лето».

— Ребятки, давайте сегодня просто пофантазируем на эту тему, — сказал ЭЭ. — Любимчик, будь повнимательнее, именно «проведу лето», а не «подведу». И, прошу, давай-ка на этот раз без иллюстраций, а то у тебя в прошлый раз не сочинение получилось, а комикс прям какой-то. Щёкотряскины, будете мешать всем и друг другу — рассажу. Комфортик, а ты не увлекайся, не больше пяти страниц, пожалуйста. Так! Всё! Приступаем!

«Не похоже на него. Странно это», — подумал Комфортик и быстро начал писать, едва поспевая за собственной фантазией.

*****

Прозвенел звонок, школьники сдали свои работы, Эпиграмм Эпиграммыч поздравил всех с окончанием четвёртого класса и вышел из кабинета. Комфортик, Смешка и Любимчик заменили учебники эмоционального языка на задачники по математике и принялись обсуждать прошедший урок.

— Кто про что писал? — спросила Смешка. — Я, например, хочу летом на дачу с бабушкой и дедушкой поехать. Буду валяться в гамаке, собирать ягодки-цветочки, а ещё хочу попросить у родителей мольберт с красками и начну рисовать.

— Комиксы? Могу подкинуть пару сюжетов. Берёг для себя, но с тобой готов поделиться, — улыбаясь, сказал Любимчик.

— Нет уж, спасибо! — отмахнулась от него Смешка. — Я лучше натюрмортики порисую, пейзажики. А то знаю я твои сюжеты! Мир в опасности, и только отважный Любимчик знает, как его спасти! Скачет, едет, прыгает, летит, плывёт, ползёт. И в последнюю секунду герою повезёт! Небось, что-нибудь такое и навыдумывал в сочинении?

— Не! Я коротенечко, чтобы ошибок не налепить, написал, что хочу в поход сходить, полетать и с горы скатиться, — поделился Любимчик.

— Летом на санках? — насмешливо спросила Смешка. — Или на лыжах? А зимой по грибы не ходишь случайно?

— Летом в горах много снега. Моё сочинение, что хочу — то и пишу! Приключений хочу и опасностей всяких с гонками и перестрелками. А ещё в походе будут ошади и радуга!

— Ой, ой, ишь какой романтик! — захихикала Смешка.

— И много рыбы! — закончил Любимчик.

— На рыбалку, то есть, хочешь?

— Сам не знаю, просто в конце добавил зачем-то: «И много рыбы», — развёл руками Любимчик.

— А я подробно описал музеи и выставки, на которые обязательно схожу летом, — присоединился к обсуждению Комфортик.

— Это как же ты их описал подробно, если только хочешь туда сходить? — не понял Любимчик.

— Да я прошлым летом их все посетил, поэтому всё знаю. Ещё раз хочу сходить, вдруг что-то новенькое появилось.

Комфортик вдруг хлопнул ладонью по парте.

— Вот ведь! Я же забыл написать про выставку доисторических приколов и розыгрышей. Вот балда! Там столько интересного было! А вы знали, что оказывается…

Но он не успел рассказать, что «оказывается». В класс вбежал всегда опаздывающий Неспешик.

— Привет! Сейчас такое расскажу! Такоооое! — Неспешик запыхался и никак не мог отдышаться. — Шу… Шу… Шу…

— Шумно шуршит шуруп? — предположил Комфортик.

Неспешик замотал головой.

— Ш-утку пох… пох… пох…

— Похвалили? Походила, похудела? — догадалась Смешка.

Неспешик ещё раз выдохнул и выпалил:

— Ш-утку похитили! Я уже опаздывал в школу, а по елевизору смотрю Карикатур готовится выступать. Дай, думаю, послушаю. А он и говорит, что сегодня ночью похитили Ш-утку нашу! И уже известно кто! — Неспешик решил передохнуть.

— Да говори уже кто это сделал!

— Ту… ту… ту…

— Туземцы? На поезде ту-ту?

— Тучелёт из Тоскливии прилетел, скинули сетку, Ш-уточка и крякнуть не успела! — затараторил Неспешик. — Так наш агент в Ужасграде сообщил. Сами тоскливцы отрицают. Гневин выступил с опровержением по адио: «Неа, говорит, это не мы и ничего не знаем!». И тут же запустили кулинарную передачу с рецептами приготовления утки с яблоками. Карикатур очень переживает и верит агенту. Папа мой долго по елефону разговаривал, а потом сказал: «В Благодарии официально сделают вид, что поверили Гневину, а сами уже отправили в Тоскливию следопыта Любопыта с отрядом эйфорийцев». Искать и выручать будут Ш-утку не на шутку.

Тут прозвенел первый звонок на второй урок, в класс стали возвращаться ребята, и новость тут же узнали все. Через минуту вошла учительница математики Озадача Теоремовна.

— Ну неужели мы сейчас задачи решать будем?! — воскликнул Любимчик. — Тут надо решать другую задачу — как Ш-уточку нашу спасать!

— Тихо, ребята! — Озадача Теоремовна постучала пультом от доски по учебнику.

В этот момент в класс вошли классная руководительница Надежда Интересовна и учительница музыки Мелодия Экстазовна. А за ними появился директор школы Триумф Триумфыч Уважуха.

— Ребята, здравствуйте! — сказал он. — У нас небольшое происшествие в стране, но всё будет хорошо! Надо просто немного времени, чтобы всё исправить. Поэтому сегодня уроков больше не будет. Всех поздравляю с окончанием четвёртого класса! И через три месяца ждём вас снова! Идите по домам, передавайте привет родителям. Весёлых всем каникул!

*****

На здании Театра СКИС висел новый плакат «Срочный съезд ПОП». Хохмачи с задумчивыми улыбками слегка озадачено спешили по своим делам, не обращая внимания на детей. Всё та же компания, но уже пятиклассников, стояла на Классной площади и обсуждала неожиданные новости.

— Так вот что сегодня со всеми взрослыми происходит! — высказала догадку Смешка. — Они не слышали утреннего кряканья Ш-утки. И все приуныли, и всё пошло не так и наперекосяк. И моя бабушка странная была, и ваши родители, и ЭЭ.

— Я, конечно, знаю, что всё с Ш-уточкой будет хорошо, но вот вопрос: «Когда?», — сказала Удивляка. — И зачем её похитили?

— А мне не совсем понятно, как Любопыт будет её возвращать. Тучелётов-то грузовых в Благодарии нет, только быстрые хахалёты. Донести они её даже всем отрядом не смогут. Да что там донести, у них даже поднять её не получится, — стал размышлять Комфортик. — Ну, найдут они Ш-утку, ну, освободят, а дальше что? Как вернуть?

К ребятам присоединился Неспешик.

— По елевизору Карикатур сказал, — вспомнил он подробности выступления, — что, по данным агента, Ш-утку спрятали в надёжном месте и координаты имеются, обращаются с ней бережно, но клюв завязан, чтобы она не могла издать ни кряка, ни звука.

— Теоретически летать она должна уметь, — продолжал Комфортик, — но никто никогда этого не видел, если только в её детстве, и то с кочки на кочку. Поэтому полагаться на перелёт уверенно нельзя. Поднять — не поднимут, утащить — не утащат. Обращаются с ней, ты говоришь, хорошо. Так она и с места не сдвинется. Погодите, а как они её покормят, если клюв завязан?

— Может она в каком-нибудь большом шумонепроницаемом сарае ест. Развяжут, покормят. А как погулять, так привяжут и завяжут, — предположил Любимчик.

— Может и так. Значит, Любопыт должен её найти, отвязать, и… что дальше? Непонятно, — озабоченно пробормотал Комфортик.

— Ох, Ш-уточка наша, Ш-уточка! Помню, навещали её, так она ко мне всё подходила и как будто именно для меня покрякивала. А когда я уходила, так вообще пыталась со мной пойти, — сказала Смешка.

— А почему она хотела за тобой идти? — в который раз удивилась Удивляка.

— Я в тот день была в жёлтом комбинезончике, и мама сказала, что Ш-утка приняла меня за своего утёнка. Это было так мило и приятно, — вспомнив, улыбнулась Смешка.

— Ой, и правда мило! — всплеснула руками Очаровака.

— Стоп, стоп! Жёлтый утёнок! — воскликнул Комфортик. — А ведь это вариант, чтобы Ш-утка пошла туда, куда надо! Давайте свяжемся с кем-нибудь из взрослых. Вдруг это поможет хоть как-то Любопыту!

— Мой папа, наверняка, сможет передать куда надо, — сказал Неспешик.

Он быстро надел елекепку, выдвинул из козырька экранчик, вставил вушник и набрал нужный номер.

— Пап, у нас тут идея как Ш-утку приманить обратно. Надо чтобы Любопыт был в жёлтом комбинезоне, тогда она примет его за своего и пойдёт за ним! Аааа… Уже не можете с ним связаться? А есть у них план? Всё, всё, не мешаю, пока… — Неспешик задвинул экран елефона и развёл руками. — Нет уже связи с Любопытом, далеко ушли.

— Давайте их догоним! — предложил Любимчик. — Или сразу махнём в Тоскливию, найдём Любопыта и Ш-утку спасём!

— Да кто нас отпустит?! Неееет, это опасно, пусть взрослые разбираются! — пропищала Удивляка.

— Дайте-ка подумать, — задумчиво сказал Комфортик и тоже надел елекепку. Как только елефон поймал сеть Ай-ай, Комфортик загрузил карту планеты Эмоций и развернул экранчик, чтобы было видно всем.

— Смотрите, я, конечно, никогда в Тоскливии не был, но Любимчик может быть и прав. Это же не очень-то и далеко, если отправиться напрямик. Вот из этой точки «Верхние Хохмы» прокладываем маршрут до «Ужасграда» и получается всего каких-то семь-восемь часов быстрого хода. А если возьмём смехокаты так и того втрое быстрее. Оставим родителям сообщения, чтобы не волновались, и обернёмся как ни в чём не бывало как раз к ужину.

— Нет, нет и ещё раз нет! — помахала пальцем Очаровака. — Во-первых, я боюсь, это опасно. Во-вторых, родители сразу начнут нас искать и волноваться. В-третьих, всё и так будет хорошо!

— Хорошо, конечно, будет! Но могут быть и проблемы. А у нас появился вариантик, который кроме нас никто, скорее всего, не знает. Взрослые уже от нас отмахнулись, — Любимчик кивнул в сторону Неспешика. — Давайте родителям скажем, что мы всем классом идём в поход в честь окончания четвёртого класса! Соберёмся как следует, всё продумаем и понесёмся догонять Любопыта! Это просто загородная прогулка. Мы же не воевать собираемся! Только расскажем ему стопудовый вариант и сразу назад. А?

— План такой тогда предлагаю. Идём по домам, говорим родителям про поход, собираемся как в поход, догоняем Любопыта и сразу обратно, — предложил Комфортик. — Все согласны?

— Обманывать своих я не буду, это плохо! — сказала Смешка.

— Мы и не будем никого обманывать. Сам не хочу! Что ты! — уверил Комфортик. — Мы взаправду пойдём в поход, только цель наша будет не у костерка посидеть, а с Любопытом поговорить. Без приключений. Безопасно. Без обмана, — Комфортик обвёл взглядом друзей. — Идёт? Идём?

Все задумались. И только Любимчик сразу был готов идти и активно закивал головой. Потом согласились Смешка и Неспешик. А Очаровака и Удивляка пошептались и сказали, что они дома ещё подумают и кинут всем сообщения.

— Так, распределим необходимое для «похода» по тем, кто точно идёт. Я беру компас, пару фонариков и, наверное, могут понадобиться спички. На Любимчике — складной ножик, средство от насекомых и вода хоть на первое время. Смешка берёт аптечку, всякие салфетки и на всякий случай свой жёлтый комбинезон. А на Неспешике — простенькая еда, хлеб там, соль и что-нибудь погрызть, перекусить слегка. Только, пожалуйста, смотрите, чтобы рюкзаки получились не очень тяжёлыми.

— Я хотел бы ещё палатку взять и топорик с котелком, — сказал Любимчик.

— Напоминаю, что мы не в обычный поход идём и вечером вернуться должны. Не надо лишнее брать, — не согласился Комфортик.

— А нам что брать? Если всё-таки надумаем, — спросили Очаровака и Удивляка.

— Возьмите тогда дождевики и по термосу с кипятком, пригодятся. И все не забудьте елекепки зарядить. Всё, пошли быстро собираться, сбор у дома Смешки через полчаса, — и Комфортик первым заспешил к дому.

*****

Смешка стремительно влетела в дом и хотела уже подниматься к себе на второй этаж, но её остановила бабушка.

— Ты почему так рано? Что-то случилось?

— А ты разве не слышала, что Ш-утку похитили?

— Конечно, знаю уже, переживаю, — невесело кивнула головой Хохотуня.

— Вот. И из-за этого нас всех отпустили по домам. Всё, отучились, каникулы! И, бабуль, мы решили с ребятами пойти в поход за город. Недалеко и ненадолго. И Комфортик идёт, и Очаровака с Удивлякой, — перечислила Смешка наиболее благонадёжных одноклассников. — Все уже собираются, я тоже побегу, хорошо? Можешь мне помочь? Я аптечку должна взять, где она?

— Ну, хорошо. Только маме с папой отправь сообщения. И перекуси. И попей на дорожку тёпленького. Сейчас чайник согрею. Ну и аптечку найду, — Хохотуня засуетилась по кухне.

А Смешка побежала наверх, первым делом нашла в шкафу свой жёлтый комбинезон и сложила на дно рюкзачка. Туда же кинула лёгкий свитерок, запасные футболку и носочки, блокнотик и пару карандашей, зарядку для елефона и солнцезащитные очки. Потом подошла к окну, выдвинула из козырька елекепочки экранчик и быстро набрала сообщения маме и папе, не заметив, что Хахарёк залез в рюкзак и как в норку нырнул между складок мягкого комбинезончика. Смешка, не дожидаясь ответов от родителей, закинула на плечо рюкзачок и спустилась на кухню к бабушке.

— Пока не выпьешь чай, никуда не отпущу. И вот тебе аптечка, я проверила, всё необходимое есть, — сказала Хохотуня. — Родители тебя отпустили в поход?

— Сейчас гляну, — попивая чай, Смешка прочитала сообщения сначала от подружек: «Я в деле!» от Очароваки и «Удивительно, но меня отпустили» от Удивляки. Потом от мамы «Смешунька, я буду волноваться. Давай лучше в выходные вместе с папой сами сходим в поход?» и от папы «Доченька, я желаю тебе хорошо отдохнуть, но только если мама не против!». Девочка подумала, что категорически никто не возражает и поэтому можно бабушке ответить почти максимально честно. Она увеличила концовку папиного сообщения и развернула к Хохотуне: «мама не против!».

— Ну, раз мама отпустила… Дедушка, правда, ещё не вернулся, он бы тебя проводил хоть чуть-чуть. Ладно, идите, только очень осторожно и очень недалеко.

— Конечно, конечно, бабуль, всё будет хорошо! — Смешка положила аптечку в рюкзак, затянула шнурок, взяла на дорожку пряник, чмокнула бабушку и выскочила из дома. У крыльца встала на смехокат и докатилась до калитки.

На дорожке перед домом уже стояли все ребята кроме Неспешика.

— Так, сейчас почти десять часов, надеюсь, часа через четыре мы будем в Тоскливии и быстренько найдём Любопыта. И сразу назад. Так что по плану к ужину вернёмся, — негромко сказал Комфортик. — Все всё взяли? Ничего не забыли?

— Да вроде как договаривались плюс косметики совсем немножко, — ответила Очаровака.

— А я вот ещё фотик взяла, — на шее у Удивляки действительно болталась немного устаревшая модель фотоаппарата.

— А в елефоне чем тебя не устраивают снимки? Зачем лишнее тащить? — поинтересовался Любимчик.

— С елекепки неудобно цветочки фотографировать, — удивилась непонятливости Любимчика Удивляка.

— И меня, пожалуйста, на этом синем смехокате с молниями не фоткать! — сказала Очаровака. — Мой-то розовенький папа утром забрал, а это смехокат младшего братика, он папу бы не выдержал, а я лёгонькая. Малыш ещё и отдавать не хотел, чуть не заплакал. Всё время капризничает, то хи-хи хочу, то хочу ха-ха, хорошо его мама увела.

— Девочки, вы действительно как будто всего лишь в поход собрались! — покачал головой Комфортик. — Ладно, вон Неспешик уже катится, пошли потихоньку за город, а там уже маршрут проложим и в путь.

Глава третья. Не мираж

Как только ребята миновали крайние домики Верхних Хохм, Комфортик потянул экранчик из козырька елекепки и ввёл данные для маршрута.

— Для начала едем прямо, приблизительно километр, а там на развилке налево! — озвучил он.

Дороги Благодарии были всегда хорошими, входили в Топ-2 дорог планеты Эмоций и занимали всегда первое место, поэтому уже через пятнадцать минут отважная шестёрка стояла на перекрёстке перед большим рекламным плакатом. Надпись на нём гласила:

Налево пойдёшь — воды не попьёшь!

Направо пойдёшь — огня не зажжёшь!

Прямо пойдёшь — «Животики надорвёшь!».

И внизу помельче: Улица Частушечная, 20/13.

— И что это значит? — спросила Удивляка.

— Это значит, — стал объяснять Комфортик, — что налево, куда нам и надо, небольшая пустынька Хаха́ра, воды там действительно нет. Направо начинаются горы Скалозубья, видимо, намекают, что ветер со снегом не дадут и спичку зажечь. А прямо будет, судя по карте, город Анекдотище. А «Животики надорвёшь!», — Комфортик увеличил карту, — это ресторан. Нам туда не надо. Мы налево едем. За полчаса, думаю, доберёмся до пустыни. Главное — погода комфортная для нашего путешествия, — закончил Комфортик.

Погода и правда стояла чудесная. Не жарко, не холодно, не ветрено, не дождливо. Шестеро пятиклассников покатились в сторону пустыни. Впереди рядышком ехали Смешка и Комфортик, за ними, успевая ещё и поболтать, Очаровака и Удивляка, замыкал процессию с приличным разрывом медлительный Неспешик. А Любимчик развлекался, как мог. То далеко вперёд улетит, то круги вокруг всех выписывает, то возвращается на понравившуюся горку и ещё несколько раз с неё скатывается.

Через полчаса впереди обозначилось открытое пространство, и Комфортик громко подбодрил одноклассников-смехокатчиков:

— Чуть-чуть осталось, скоро доберёмся! И надо будет отдохнуть. Кто-нибудь уже устал?

— Я немного, — крикнул Неспешик.

— Мы нет, — переглянувшись, хором сказали Очаровака и Удивляка.

— И я нет вообще! Классный поход получается! — Любимчик сделал оборот вокруг ребят и опять помчался вперёд.

— Я тоже не устала, — сказала Смешка, — но ты прав, Фортик, привал небольшой нужен будет, что-то пить уже хочется. И меня смущает пустыня, по песку мы точно ехать не сможем. Значит, придётся просто идти да ещё и смехокаты тащить.

— Ага, я с самого начала об этом подумал. Плюс там будет жарче. Но ничего, дотопаем. Судя по карте не такая уж она и большая, эта Хаха́ра, — Комфортик выдвинул экранчик. — Гляну-ка, что нас ждёт, пока есть сеть и что-то из картинок загружается, хоть и помедленнее. Сейчас… Пишут, что пустыня необитаема почти совсем, а значит безопасна.

— А вот это «почти» можно уточнить? — спросила Удивляка.

— Нуууу, здесь вроде как есть ящерицы маленькие и пугливые плюс два-три вида пауков.

— Ффффууу, не люблю пауков! И боюсь! — расстроилась Очаровака. — А они кусаются?

— Нет, не ядовитые, не кусаются, не летают, не пристают. Живут своей жизнью. Если их не искать, то мы и не увидим их даже, — вычитал Комфортик.

— А я бы поискал! — Любимчик поехал рядом с Очаровакой. — Хочешь поймаю паука и тебе подарю?

— Я тебе поищу! Я тебе подарю! Отстань! — Очаровака бортанула Любимчика, и он чуть не улетел в придорожные кусты, но потом догнал ребят и, проезжая мимо девочек, свредничал:

— Всё равно хоть одного найду и назову в твою честь Очароуко́м! — и Любимчик опять вырвался вперёд.

Скоро маленькие путешественники увидели предупреждение о конце дороги и через несколько минут уже стояли на последнем куске хорошей дороги перед чертой, после которой, как по линейке, начинался песок, песок и только песок насколько было видно. Друзья попили воды из небольших запасов Любимчика, Комфортик достал компас, определил нужное направление, и ребята двинулись по пустыне. Идти сразу стало тяжелее, смехокаты пришлось вести рядом, но ехали они с трудом, скорее их приходилось волочь. Становилось с каждой минутой жарче, и вскоре мальчишки, не сговариваясь, забрали смехокаты у девочек. Но вести сразу по два было ещё труднее, поэтому они закинули на каждое плечо по смехокату и медленно пошли дальше.

— Ого! — неожиданно воскликнул Любимчик. — Идём всего ничего, а я уже мираж вижу! Вон там! — и он указал рукой.

— Вот это да! И не ты один! Я тоже вижу! — сказала Очаровака.

Все встали, сделали руки козырьками и стали смотреть чуть правее первоначально заданного направления, где вдали были видны огромный разноцветный шатёр и небольшие домики.

— Вы меня что ли ждёте? — спросил подошедший Неспешик. — Иду я, иду.

— Мы ждём, когда мираж исчезнет. Ты же тоже его уже видишь? — пролепетала Удивляка.

— Да какой же это мираж? — спокойно ответил Неспешик. — Это самый настоящий цирк-шапито. Мне папа рассказывал, что он постоянно здесь стоит.

— Точно! — подтвердила Смешка. — Действительно очень похоже на цирк! А что он здесь делает?