Бесплатный фрагмент - Стопроцентный мужчина

И ЭТОТ БЕССМЕРТНЫЙ

Поздно кричать: где ты? Всё известно! Ветер на своих крыльях принёс демонов гор, и я понял — что с ними брат! Прохладный воздух в высоте, холоден и мягок, как пальцы смерти. Смешно проскакивать сквозь ворохи туч, но как плох этот смех! Орлы сторожко спускаются ниже, к вершинам в оковах из льда. Пейзаж поразительно необъятен, холодные души проморожены до адского пламени, в полёте безысходны, стремительны в желании ничего.

Пора возвращаться! Впечатления разделить ни с кем, сказать что-нибудь никому; тоску обидеть безразличием. Пригласить ветер к столу и угостить его водкой. Танец во сне окончен!

Можно открыть глаза, а ты приоткрой! Тогда увидишь белесую стену грез, о которых никто не мечтал и не помечтает. Увидишь — и лучше молчать.

Всплеск волос — волосы из воды или льда, тело из снега и облаков. Дай ей немного тепла и своих красок, и вы станете одинаковы! Так как никого рядом нет, значит, вы совершенны! И влюблены! Она нежна до прозрачности движений, выдуманная девушка. Белые густые волосы, спадающие на плечи, локоны достают ягодиц. Она плачет внутрь — слёзы вместо крови. Неуязвима. Под твоей защитой.

Ты смотришь в прорези шлема на средневековые улицы, где идет бой. Щит тяжёл, меч смертоносен. Ты — должен остаться один. Рыцарские доспехи как лед. Каменная мостовая как луг, цветы камней как тюльпаны. Война как жизнь, жизнь как смерть, смерть словно бессмертие.

Белые волосы из льда ломаются, тепло и цвет уходят, я разбираю веник, мастерю ей новые локоны, чтобы они были такими же — покрываю их инеем. Они — лучше! Она — прекрасней! Отсылаю её в свой далекий замок — пусть ждет меня из похода! Лечу в горы, где ждут братья! Мы носимся по скалам, рвем в клочья облака, умираем и рождаемся, каждый день.

Я возвращаюсь к ней, в замке есть мой соперник. Он также любит её. Мы должны решить всё в поединке. Я готов за неё умереть! Он готов помочь мне умереть за неё! Двуручные мечи скрещены, мы начинаем высекать искры.

Вот уже сто раз, кончается всё ударом в мою грудь, и я умираю, истекая кровью. Умираю ровно полтора часа; успеваю, как всегда, отогнать ворона — он всё равно потом расклюёт мне лицо.

И вот я упал, лежу, прилетел ворон и медленно подбирается. Мне удаётся метнуть камень в него, в этот раз я взял камень потяжелее и, кажется, попал в ворона!

Она, как обычно, приходит красивая, и говорит то же самое.

— Я люблю тебя, а не его! Поэтому буду повторять ваш бой до тех пор, пока ты не победишь!

— Странно! — я заметил, что мой камень придавил ворона, и тот никак не может выбраться из-под него, — сегодня как-то всё иначе!

— Что именно?

— Хотя бы то, что ты никогда не говорила: «что именно?»

— Я придумал тебя! — добавил я, — и приказываю тебе больше не приходить, это жестоко! Не будь так эгоистична, что у меня других дел нет, кроме как умирать?!

— Я не хочу, чтобы ты умирал! Я хочу, чтобы умер он!

— Ну и славный же вы народ — женщины! Обязательно, чтобы кто-то умер!

— Но я тебя люблю!

— Ещё бы не любила! Я же тебя придумал!

— Не хотела тебя огорчать, но меня придумал не ты!

— Что?! А кто? — удивился я.

— Тот же, кто придумал тебя!

— Не может этого быть! — возмутился я, приподняв туловище, ворон, копошащийся под камнем, затих. Я готов был держать пари, что он сдох!

— Кто дал тебе красок и тепла? А? Кто сделал тебе волосы из веников и инея? Когда сломались ледышки, так кто и ледышки-то сделал?

— Просто, тот, кто придумал нас, дал тебе много, мне мало, у тебя было лишнее, ты увидел, что у меня ничего нет, и дал немного!

— Немного! — вскричал я, вскочив на ноги.

— И вот она, женская благодарность! Оказывается это — немного!

Иди отсюда! Чтоб духу твоего здесь больше не было! Не мешай мне спокойно умереть! Поняла? — я легонько толкнул её в сторону замка, а сам, улегшись на своё место, помассировал рану, кровь сегодня текла как-то медленно.

— Но я не хочу уходить! — заплакала она кровью. Это я сделал, чтобы в венах у неё текли слёзы, а кровь, куда было девать? Пришлось поместить вместо слёз.

— Я не хочу умирать! Но умираю же! — начал гневиться я. — И ты будь терпимой! Уходи!

— Нет! — топнула она ногой, вытирая разбухшей губкой кровавые слёзы.

— Во-первых: не плачь! Во-вторых: у тебя упал один веник, а с другого осыпался иней! Ты скверно выглядишь! — сказал я, вздохнув, ворон издох, без него было как-то скучно! Он с таким наслаждением выклевывал мне глаза, что я радовался за него, как ребёнок, чисто, без задних мыслей — пусть птичка кушает!

Вдруг появился мой соперник, он шёл медленно на фоне угрюмых башен замка. Если она будет выглядеть так плохо, он откажется от неё! Я срочно лишил её возможности плакать: вывел кровь к мочевому пузырю, и она побежала в кустики. Затем, не дрогнув, достал из груди своё сердце, оно что-то слишком бодро тикало.

— Наверное, ещё целый час жить! — подумал я, открыл крышку на сердце. Секундная стрелка бегала, красной черты не было на циферблате! Я — ранен! Буду жить! О господи! Этого только не хватало!

— Что с тобой? — обеспокоился мой соперник.

— Я ранен и буду жить! — вздохнул я.

— Извини, я чуть промазал.

— Может быть, ты меня добьёшь? — с надеждой в голосе спросил я.

— Ты что! Разве можно!

— Ещё как! — почти предвкушал я.

— Нет! И не будем об этом! Я вообще, решил, больше не убивать тебя за неё! Ты согласен меня убить за неё?

— Что? — возмутился я — ладно умереть! Но убить за неё?! Нет!

— Почему? Что-то случилось?

— Ты знаешь, что она мне сказала?! Что её придумал не я, а тот, кто придумал меня!

— Она права!

— Неужели? — рассмеялся я.

— Да! Вас придумал я!

— Ть! — осёкся я, и продолжил сокрушённо: Зачем ты это сделал?

— Я хотел себе любимую женщину!

— С женщиной понятно, а я причём?

— Для пущего интереса, я спасаю ее от тебя, и мы…

— И мы, и мы! — я нервно вышагивал, вертя в руках своё сердце, затем в сердцах швырнул его в сторону.

— Что ты сделал! — закричал в испуге он.

— Ты же теперь будешь бессердечным!

— Бессердечным так бессердечным! — топнул ногой я и подошёл к бедняге-ворону. Он уже начал застывать, чёрные шарики глаз покрылись плёнкой.

Она возвращалась из кустиков, нагнувшись, что-то подобрала и пустилась бегом ко мне.

— Твоё сердце! Твоё сердце! — кричала она надрывно, — ты отдал его мне?

— Ничего я не отдавал! — возразил я, — я его бросил, швырнул!

— К моим ногам! — радостно завизжала она.

— К каким ногам?!

— К моим! Я его, конечно, подняла, и теперь твоё сердце принадлежит мне!

— Если оно так тебе необходимо, забирай!

— Ты отдаёшь ей своё сердце? Ты знаешь, что это значит? — вмешался мой соперник.

— Ничего!

— Как же ты будешь умирать, ведь бессердечные бессмертны!

Об этом я не подумал, а теперь было поздно это делать. Я оторвался от земли и полетел! Вначале было приятно подниматься в высоту, но я ещё не догадывался, как страшно будет падать. Вскоре это произошло, минуты наслаждения подъёмом оказались секундами самого жуткого падения с тех пор, как упал Икар.

Земля была уже перед моим носом, и я зажмурил глаза, замер в бесчувствии, очнулся от того, что по-прежнему летел, открыв глаза, увидел темноту, проносящуюся мимо, и понял, что лечу сквозь всю Землю!

Однако ошибся! Ударившись обо что-то мягкое, но достаточное препятствие для моего полного торможения. Мало-помалу я стал различать предметы вокруг.

Был какой-то коридор, путь по нему был долгим. Я, то карабкался вверх, то скатывался вниз по ледяной горке с шипами камней в самом конце. К первой просторной комнате я добрался ушибленным и сердитым. Всё озарилось, теперь мои глаза видели чьи-то портреты на стенах, облицованных чёрным мрамором. Плиты напротив дрогнули, из образовавшегося проёма вышла девушка в чёрном, с чёрными волосами до пояса и чёрными глазами. Она, не замечая меня, присела на вдруг появившийся диван, достала зеркальце и стала в него смотреть, совсем как обычная девушка. Но я угадал её! Красивую и молодую, пригожую и статную, недоступную, но единственную, которую дождёшься даже если не будешь ждать.

Она изменилась с последней нашей встречи, сейчас ей было трудно предположить, что я рядом, ведь в её рабочих графиках сегодня был выходной.

Она сморщилась, ещё раз пристально вгляделась в зеркальце и повернула своё, теперь уже страшное сморщенное лицо ко мне.

— Да она же старуха! — пронеслось в моей голове.

— Что ты здесь делаешь!? — сказала она, и я поднял на неё свои бессердечные глаза, передо мной вновь была прекрасная девушка.

— Я теперь бессмертен! Так что!

— Бессмертен? Ты? Врёшь!

— Посмотри в своё зеркальце, увидишь!

Она какое- то время смотрела, потом рассмеялась, и я впервые увидел, что моей Смерти улыбка к лицу!

— Кого ты послушал? Этого фантазёра выдумывателя? Брось! Иди обратно и запомни! Твоё сердце у неё, и знаешь, что теперь она может сделать?

— Что?

— Разбить его! — хохотала она, — теперь твоя смерть не я — а она! Так что, будь добр! Оставь меня!

— Как?! — завизжал я.

— А вот так! Убирайся! — прошипела она, и я почувствовал, что меня понесло на крыльях воздуха, далеко-далеко, обратно!

Я так и не понял, откуда я упал? С неба? Или был выброшен из-под земли? Как бы там ни было, я очутился в середине тернового куста, причём при приземлении здорово ушибся и расцарапался, очевидно, всё это произошло бесшумно, так как сквозь колючие ветви открылся вид на сцену, где соперник невозмутимо разговаривал с девушкой. Она держала в руках моё сердце и была задумчива.

— Я только и прошу-то! — говорил Соперник, сложив руки на груди, — руки и сердца! Причём, можешь отдать мне его сердце, так как оно тоже твоё!

— Не знаю! — засомневалась она, — его что-то нет!

— Может и не быть! Даже, скорее всего не будет!

— Как же так? Ведь я его люблю! — испугалась она.

— Я, конечно, не думаю, просто предположение!

— А кого же я тогда буду любить? — размышляла вслух она.

— Кхм-кхм! — выразительно прокашлял он.

— Его любить было интересно! — жалела она, — и полезно! Он отдал мне сердце! Что с ним только теперь делать? Разве лишь разбить о камни?!

Я вздрогнул, и подо мной хрустнула веточка, к счастью, они, поглощённые беседой, не заметили. Мне хотелось узнать окончание.

— Зачем так!? — возразил Соперник, — можно полезно использовать!

— Ладно, что-нибудь сделаю! Но кого же теперь полюбить? Ведь без любви-то как? — она заинтересованно оглядела Соперника.

— Кх, гм, кх! — промычал он, напуская на себя важность.

— Точно! Вас! — торжественно выговорила она.

— Удивительно прекрасный выбор! — у Соперника расцвела улыбка.

— Давайте своё сердце! — приказала она.

Я выбрался из кустов и стал в десяти шагах, но они были настолько увлечены, что не замечали меня.

— Но, позвольте! — испугался он.

— Немедленно! — топнула она ногой.

— Дело в том, э-ээ, у меня его нет!

— Как нет? Вы что тоже бессердечный?

— Не совсем, у меня маленький моторчик! Мотор так сказать!

— Мотор так мотор! Давайте! — она протянула руку.

— Никак не могу! Я без него умру!

— А сейчас вы тоже бессмертный? — спросила она настороженно.

Он печально кивнул, став грустным-грустным.

— О! И этот бессмертный! — вскричала она.

— Ну, не совсем, бывают сбои, капитальный ремонт, техническое обслуживание!

— Не оправдывайтесь! — оборвала его она.

Он переминался с ноги на ногу, и я слышал, как скрипят его плохо смазанные суставы. Я выразительно кашлянул и высморкался на траву, этого хватило, чтобы выдать себя.

— Ой, это ты! — она, не зная, что делать, смотрела на меня, а моё сердце повисло у её колен в слабеньких тоненьких пальцах, у неё под ногами лежала груда мелких камней, а слева находился спуск, усеянный камнями побольше, из того калибра, которым я убил ворона.

Моя голова хорошо соображала, я думал: что делать? Но не мог сообразить! Жилось- то мне и без сердца не плохо, да и как-то неудобно было просить его обратно. Я пожалел о своём появлении: лучше незаметно исчезнуть! Хотя было поздно о чём-то жалеть.

— Да вы не обращайте внимания! Я так, просто!

— Как это — просто? — возмутилась она.

— Хм, — хмыкнул я, пожав плечами.

— Ты ведь вернулся!? — не то утверждала, не то спрашивала она, — ты должен вернуться!

Было такое чувство, какое не раз охватывало меня, словно всё, что было, теперь в прошлом, ничего не значащем, а то, что есть — настоящее и главное. Правда, это часто со мной случалось, но тогда я чувствовал сердцем, а сейчас головой.

— Я уже не вернусь! — сказал я и понял, что сердца больше я не хочу, с ним так трудно, оно болит, как можно жить с сердцем? — думал я, — это сплошное мучение, ужас!

— Ну, тогда, — вздохнула она и повернулась в сторону безмолвствующего соперника, — возьми ты его сердце, раз оно всё равно, что моё! И вот тебе моя рука!

Соперник, услышав это, оживился, приплясывая, взял сердце, бывшее моим, и засунул себе в грудь, по его полумеханическому лицу разлилось блаженство. Я бессердечно взирал на это, и чувство, что я совершенно безразличен к происходящему, было какой- то новой механической радостью, радостью из моего мозга, необычайно ясного, чёткого, правильного. Я, наверное, был сейчас умным, хотя и не понимал этого.

Как много открывается возможностей, сколького я смогу достичь? Ответы тут же выдавал мозг. Соперник и она ушли, я и не заметил! Ворон лежал ещё не тронутый разложением, я знал, как оживить его и сделал это; он вспорхнул на кустик, закаркал, видя, что ничем тут больше не подобедать, улетел. Я остался, были удивительно твёрдые мысли, но мне почему-то стало ужасно холодно, не так, как бывает обычно, а во много раз сильнее.

Мои ноги превратились в камень, и всё остальное потихоньку каменело, так холодно было внутри, и я знал, что будет ещё холоднее! Так вот почему мой соперник хотел сердца! И так был рад, когда его получил! Сердце — это тепло. А я сам себя обрёк на холод, что ж, поздно кричать — где ты?

Ветер на своих крыльях принёс демонов гор, и я вспомнил, что с ними — брат. Чтобы кружить в высоте не нужно тепло, там такой же холод, холод и холод. Души без сердец проморожены до адского пламени, И, когда увидишь белёсую стену грёз, то можешь не молчать — сказать некому, и никто всё равно не услышит.

ВЫЧИСЛЕН

Если я позволяю себя укусить, то это для того, чтобы узнать, что передо мною змея. Потому моё поведение провоцирует — это разведка боем. Завидую деревьям — они из нас самые лучшие! Я устал на этой тайной войне, всех против всех. Тут никому не бывает сладко, а если тебе стало сладко, то это привкус смерти — значит ты вот-вот.

Я глупый, но у меня нет другого выхода, умного скорее убьют, он заметен, как солдат, вставший во весь рост из окопа под шквальным огнём врага. В этой стране я впервые, здесь трудно — все в облике людей и не так-то легко отличить гада. Я не трус, чего можно бояться, когда всем известно, что попадёшь на переработку — все мы будем там!

Недавно на меня натравили своих, я попал, так, что только шерсть летела — спасся чудом! У меня странное чувство, будто за мной они следят, и я уже вычислен давно! Хотя сам, предельно осторожен, никогда не открываюсь, даже в полнолуние. Странные эти страны — везде свои системы — иногда, чтобы понять, не хватает одной жизни, когда рождаешься вновь в той же стране, то оказывается — система изменилась — всё стало по другому, словно кто-то нарочно ждёт твоего появления здесь и готовит массу сюрпризов. Вот умру, стану наверное деревом — срубят так срубят! Всё равно! Маленьких рубят редко — будет время подумать, только не ёлкой — этих режут почём зря!

Опять следят! Вон тот, в коричневой куртке, с немигающими глазами — гад! на заднем сидении автобуса. Выхожу, перебегаю на четвереньках дорогу — чтобы быстрее. Гонятся! Их трое, вставляю металлическую челюсть на ходу, пристёгиваю титановые когти. Просто так обратно не отправят! Прихвачу с собой кого-нибудь обязательно!

У нас одинаковая скорость, они будто загоняют меня куда-то! Точно! Впереди двор, мне навстречу выползают ещё двое, с подключенными лазерными языками. У одного я успеваю разорвать провод от батареи, второй жалит меня, но мои зубы впиваются в его шею, разрывая все жизненно важные органы. Трое подходят с тылу, когда я тупо разгрызаю второго.

Ядовитые, лазерные языки смертельно искусывают моё тело, дёргаюсь в конвульсиях и гляжу на них гаснущими глазами. Радуюсь, что успел прихватить двух! Быть им теперь червяками!

Ну а я, буду деревом! Только не ёлкой! Не хочу, чтобы бегали вокруг меня вертлявые детёныши, надевали украшения, как на покойника пиджак, а я на это смотрел — умерший, смотрел — пока не осыпятся иголки.

ПРИХОДИ КО МНЕ В ГОЛОВУ

Он никогда не подводил, начиная с того самого дня, в который учительница физики попросила меня остаться после уроков на дополнительные занятия. Она была сравнительно молода, и её пышные бедра, обтянутые коротковатым платьем, наводили на мысль.

Мы с ней остались одни, она что-то говорила. Наклоняясь ко мне, касаясь волосом, большой грудью, оттягивающей ткань платья с глубоким вырезом. Я мало слушал её, в моей голове что-то клацнуло, будто кнопка на магнитофоне, и внутренний голос сказал:

— Давай, не бойся, она сама хочет того же!

Я послушал его, с тех пор он часто стал говорить со мной, благодаря этому я легко поступил в институт и так же легко зашагал по жизни.

— Хочешь, любая женщина будет твоей? — говорил он.

— Прости. Ты шутишь? — говорил я.

— Хм, попробуй, подойди до вон той шатенки с попкой! — предлагал он. Я подходил и ночью уже в её постели, когда она сопела, уткнувшись в моё плечо, он говорил: «Ну как, кто был прав?»

— Конечно, но ведь…

— Не веришь? — тихо возмущался он, — думаешь, что случайность? Ну-ка вставай!

И я вставал, одевался, шел туда, куда вели глаза, всё повторялось. Он всегда был прав!

Однажды я увидел на улице свою будущую жену.

Все вышло как и всегда: ночь, голые, постель, она, тогда молодая и красивая.

— Послушай, а не жениться ли тебе? — предложил он.

— Ну, так сразу, да и вообще, я не хотел.

— Она, конечно, не богата, но на свадьбу вам подарят достаточно денег!

— Ну, если ты хочешь, — сказал я, — может у тебя возникло чувство к её внутреннему чувству?

— Брось, — засмеялся он, — нет у неё никаких чувств!

— Как так, а вроде тебя? — удивился я.

— Ты обо мне помалкивай. Если проболтаешься, брошу тебя!

— Неужели?

— Ладно, не стоит ссориться. Так ты женишься?

— Нужно подумать!

— Думать! Посмотри, какая женщина! Совершенная!

Я посмотрел — и вправду: как статуя!

— Женюсь! — сказал я.

На свадьбу нам подарили уйму денег, свою половину по его настоянию я вложил в одно дельце, и через года три, стал богат.

— Послушай! — говорил я ему, — ты чертовски помог мне!

— Ты прав! — отвечал он.

— Чем мне тебя отблагодарить? — говорил я

— Ничем!

— Как это ничем?

— Никак!

— Ладно, брось, никак — ничем, — я улыбался, и думал будто то же самое делает и он.

— Мне даже как-то неудобно оставаться в долгу, — продолжил я, — хочу что-нибудь сделать для тебя. Помочь, хоть чуть-чуть!

— Чуть-чуть, — повторил он, — что ж, и в правду чуть-чуть ты можешь.

Я услышал его глубокий вздох: «Ты хоть знаешь, кто я такой?»

— Как!? Мое второе я!

— Вовсе нет.

— Тогда кто?

— Ты ещё не догадался?

— Ну, не дьявол же все-таки… — робко сказал я.

— Нет! — он тихо рассмеялся, — куда загнул!

— Так кто же ты?

— Некто вроде твоего помощника, объект нам выбирает начальство, а мы его курсируем по жизни так сказать. Ты у меня уже десятый, и, признаюсь, такой бестолочи, мне еще не попадалось, извини уж!

— Да ладно, я звезд с неба не хватаю!

— Так вот, мое дело помогать тебе: к примеру, ты задумал книгу, я

словно невзначай, прихожу к тебе в голову, вдохновенье вроде-как.

С пишущими я уже привык, с ними просто, нашептывай потихоньку, они, знай пишут. Может, и ты возьмёшься за это?

— Нет! — замотал головой я.

— Ладно, это я так, к слову. Так вот, время идёт, а мне по-прежнему неясно, какого рода деятельность тебя привлечет? В голове ты, кроме баб, ничего не держишь. Это предпосылка к творческому началу, любовь к красоте, выльется в стихотворные строки. Однако у тебя напрочь отсутствует поэтическое. Ты женат, достаточно богат, но совершенно инертен, ничто тебя не интересует, и я сомневаюсь…

— Чего ты от меня хочешь?

— Я? Понимаешь ли, возможно произошла ошибка, нас назначают в помощники людям особенным, а ты? Обычен! Извини! Только тебе можно исправить ошибку нашего начальства, как бы… уволить меня, и тогда я вернусь в нашу контору, где и получу другое задание.

— Хм, а как я буду без тебя? — промямлил я.

— Ну, старик, дела прежде всего! Дружба дружбой!

— Дружба… — мой печальный вздох расстроил его.

— Ну, что ты! У тебя всё хорошо, живи — не хочу!

— И всё-таки, мне будет не хватать тебя! — в моих глазах появились слезы, и что-то защемило в груди.

— Мне тоже, — ответил он, — но может сейчас, я кому-то необходим?

— Ладно, прощай! Ты был моим лучшим другом! Я не могу держать тебя!

— Спасибо, я рад, что ты понял! Прощай!

Его не стало, я почувствовал это, и мне стало одиноко. Я притормозил у кафе, и в немом безличном состоянии съел обычный ужин.

Тут подавали спиртное, я не пил, но сейчас ужасно захотелось. Высокая, грудастая продавщица облапила меня глазами, и я подумал: если бы был он, мне бы удалось ее соблазнить! Без него, ничего не выходило, и она презрительно скривилась, когда я заказал сто грамм водки.

Пьянел я быстро, словно взлетал, ноги становились всё легче и легче. Водку я заказывал до неприличия регулярно; вскоре за моим столиком непринужденно разместились какие-то люди, мы с ними о чём-то болтали. Я купил две пузатые бутылки, чему они несказанно обрадовались, и стали вдруг изливать мне свои дружеские чувства. Я, был рад такому обилию новых друзей, и водка на столе появлялась как будто по щучьему велению.

Потом я проснулся глубокой ночью в машине по-прежнему на стоянке около кафе. На сидении сзади и рядом двое неизвестных копошились, бормоча что-то на своем языке.

Один из них открыл глаза и улыбнулся:

— Башка болит! Пивка бы, а?

— Пивка? — протянул я, — сейчас!

В моих карманах было пусто, деньги исчезли.

— У меня нет денег! — печально констатировал я.

— Жаль, — дыхнул перегаром он.

— Поехали ко мне домой, там есть! — предложил я.

— Есть! — обрадовался он, — поехали!

Дома меня ждала жена, напрасно; я зашел, взял деньги и, грубо оттолкнув её, ушел. Пиво, в самом деле, хороший напиток! Я с новыми друзьями чувствовал себя превосходно, мы говорили обо всем, ах, если бы тут был он! Мой лучший друг! Он наверняка одобрил бы мои новые знакомства, и приятно провел бы время, ух!

Через неделю, мучимый похмельем, я явился домой, жена исчезла, и мне удалось поспать, но, когда я разлепил глаза, она была тут как тут! Говорила жена долго, как никогда в нашей с нею совместной жизни, мне было не до неё, только последние слова долетели до моей бедной головы.

— Ты меня не любишь! — воскликнула она.

— Я, тебя, чего? — помычал я.

— Ничтожество! — продолжение следовало длинным и для меня слишком путанным, с массой неизвестных слов, впервые услышанных мною от неё. Жена ушла, деньги быстро кончились, машина отошла к ней, вместо дома я жил теперь в узкой одно комнатке.

Вскоре мне пришлось работать, и это было безумно интересно, новые достойные люди: дядя Федор сутра мрачный, всё более светлевший с каждым выпитым стаканом; Максимыч, грубоватый, но в глубине тонкой души человек! Неординарный, по-своему эрудированный! Василь Андреич, немного чудаковатый, пьющий с трезвым взглядом на жизнь!

Так всё и шло, потихоньку, равномерными шлепками босых ног по голому полу, от кровати до крана, с работы на работу, от стакана до стакана и дальше, пока в один из воскресных дней проснувшись с похмелья, глотая холодную воду и выкуривая первую, самую приятную сигарету, я почувствовал, что что-то не так!

— Привет! — сказал он, и я вздрогнул, — ну и вонища у тебя тут!

— Это ты! — заплакал от радости я.

— Хм, кто же ещё?

— Я, я, я! — никак не удавалось выговорить мне.

— Болван ты! Стоило только оставить тебя одного! И вот результат! — он вздохнул, покачивая головой

— Будем начинать сначала! Начальство сказало, что это именно ты! Так что давай, одевайся, нужно серьёзно поговорить! А то в этом месте невозможно находиться. Бутылки, помойное ведро с плесенью, не мытая сто лет тарелка, идём!

Мы вышли, на улице солнце светило ясно, навстречу шел дядя Фёдор.

— Привет! — мы пожали друг другу руки.

— Ну, что, пивка? Как дошел-то ты? Болтался как сосиска! — он рассмеялся. — Пошли опохмелимся?!

Я приоткрыл рот, и тут шепнул он!

— Мне некогда, извини!

— Что это с тобой, заболел что ли?

— Пока! — бросил я, — всё нормально!

— Ну, ты даёшь! — сокрушался дядя Фёдор.

Я пошёл в парк, на лавочке было приятно курить.

— Неужели ты не можешь чего-нибудь сочинить? Стихи, это так просто! Как один из моих коллег: выткался над озером…

— Каким к черту озером, кто на фиг выткался?

— Э-эх! — выдохнул он, — может, проза!?

— Брось, дружище, я безнадёжен! — вырвалось у меня.

— А, ну-ка! — воскликнул он, — и как это я не заметил! Ты рисовал на уроках!?

— Ну, — выдавил я.

— И, ведь, получалось! Господи как это я?

— Да что там ещё было делать?

— Так! — возбуждённо шепнул он, — ты вчера получил зарплату, у тебя рублей четыреста, идем за покупками!

Мы купили бумагу, карандашей и красок.

— Так, сто рублей у нас осталось! — считал он, — это маловато, пока хватит!

— Да, — соглашался морщась я, глядя на скромный пакет, где самой внушительной покупкой был ворох бумаги. Мы рисовали и пейзажи, и портреты, и даже натюрморты, он вздыхал и говорил всегда одну фразу:

— Не то, нет даже и проблеска.

День шел за днём, я как бирюк, сидел в квартире, рисуя всякую всячину, тоска обуяла меня, и было так грустно!

— Может, снова займёмся женщинами? — предложил я.

— Хватит! — отрезал он, — это мы уже проходили! Лучше попробуй какой-нибудь андеграунд: квадрат, шар, треугольник, бесконечность, что-то из фантастики, ну вообрази!

— Эх, а я так мечтал о встрече с тобой, а ты совсем другой! — говорил я ему.

— И ты тоже! — парировал он. — Не отвлекайся, пиши!