Бесплатный фрагмент - Сто проклятий

Пролог

Тяжело топая ногами, в светлицу вошёл парень лет двадцати. Мать парня сидела печке, отец хлебал щи за деревянным столом.

­ — Батя, дашь разрешение жениться?

Мужчина оторвался от щей и поднял голову:

— Прям жениться? На ком это?

— На Машке Потехиной!

— Потехиной? Дык она ж молодая совсем, не-е… Другую ищи!

— Я на ней женюсь! — вдруг заорал раскрасневшийся детина.

— Ба-а… — протянула мать, свесив ноги с печи, — Ты чего глотку дерёшь?

Отец замер с ложкой у рта, не зная, что сказать. Парень с размаху сел на скамью и принялся тереть лоб руками.

— Ты чего удумал, какая тебе свадьба?

Парень вскочил с лавки и направился к выходу из дома.

Отец встал из-за стола:

— Куда собрался?

Илья хлопнул дверью.

— Ба-а… — мать стянула с головы платок и подобрала под себя ноги, — Дед, как бы не порчу навели на сыночка нашего.

В это время, на другом конце деревни, Потехин от души дубасил ремнём свою ненаглядную дочку Машку. Папаша дочь свою не любил, но сегодня особенно. «У всех дети как дети, а у меня — пугало, кто ж её замуж такую возьмет», — любил говорить Потехин. И добавлял: «Ладно страшилище, так ведь дура дурой же!» Кормить дочку до самой своей смерти ему не хотелось.

— Зачем деньги взяла? Говори! Говори! — бил и приговаривал Панкрат.

— Не брала! Не брала! — плакала Машка.

Несмотря на онемевший от боли зад, Машка признаваться ни в чем не собиралась.

Это безобразие продолжалось бы ещё долго, если не настойчивый стук в дверь.

— Агафоныч, открой! — гулко раздалось из-за двери.

Потехин торопливо открыл:

— Ты чего припёрся?

— Это Илья мой пришел! — закричала зарёванная Машка.

— Я к Машке пришел, Агафоныч, пусти!

— Ты время знаешь сколько?

— Я не уйду, я к Машке пришел, пустите!

— Пошёл отсюда, пока я тебе башку не проломил!

— Батя, не тронь его! — крикнула Машка из комнаты, боясь высунуться.

Илья попытался пройти сквозь преграду в виде Агафоныча, и был сброшен увесистым пинком с крыльца. На шум и крики из дома выбежала жена Потехина, звать соседей на помощь.

Мужчина с трудом сдерживал напор новоиспеченного жениха. Вовремя подоспевшие соседи накинули на парня рыболовную сеть и принялись бить, на что Илья отвечал грязными ругательствами, плевался и закатывал глаза.

Бледная как смерть Машка наблюдала за этим из окна, заливаясь слезами.

Глава 1

С того дня, каждое утро у окна своего дома, Потехин находил Илью спящим в траве. Как и в это.

— Что ж ты сюда ходишь всё? Не надоело по роже получать?

Илья с хмурым видом сел, отряхивая волосы от жуков и земли.

— Люблю я её.

— У тебя крыша поехала никак.

— Дайте на Машку посмотреть.

— Домой я тебя не пущу, а выходить она боится. Неделю уже дома сидит.

— Врёте вы всё, — Илья почесался и зевнул, — Не уйду, пока Машку не покажете. Буду тут сидеть.

— Ага, посиди. А я пока за вилами схожу, — Потехин направился во двор.

Парень вскочил и крикнул ему вслед:

— А я всё равно на ней женюсь!

И убежал.

Машка не находила себе места. Выходить на улицу и правда было страшно, но вовсе не из-за сбрендившего Ильи. В эту ночь на улице шёл ливень, и из-за раскатов грома уснуть было невозможно. Под шум дождя девушка лежала под одеялом и смотрела в потолок. Сверкнула молния, полностью осветив на мгновение комнату. Вздрогнув, Машка повернула голову к окну и стала разглядывать стекающие по стеклу капли. Вспомнила, как прошлым летом гроза застала их с ребятнёй у реки далеко от деревни. Но было ни капли не страшно, дождь был тёплый и приятно щекотал кожу. Все принялись кружиться и танцевать под ливнем, и Машка тоже.

Новая вспышка молнии выхватила из темноты за окном чей-то силуэт. Машка от неожиданности охнула. Молния ударила ещё раз и ещё, силуэт не пропадал. Лучше бы она тогда отнесла деньги.

Девушка, не отрывая взгляда от окна, слезла с кровати, нащупала дверь и просунула руку в проём. Дверь приоткрылась, чтобы тут же захлопнуться, и с хрустом переломала девушке пальцы. Мария завизжала. Из большого зеркала напротив кровати вышла тёмная фигура в капюшоне. Приблизившись, посетитель плавно нагнулся над дрожащей Машкой и замер. Девушка зажмурилась и задержала дыхание. Страшный гость протянул длиннющие руки, взял её лицо в холодные ладони и, нагнувшись ближе, поцеловал ледяными губами в лоб. Не в силах пошевелиться, Мария, наблюдала, как фигура удаляется тем же путём, что и пришла.

Наутро Никитишна, приходившаяся Машке матерью, наткнулась на дочку, распростёршуюся на полу. Не поверив ни единому слову, потащила лечить распухшую руку к знахарю. Знахарь Пантелеймон, ощупывая больную кисть, никак не мог взять в толк, как это так можно было умудриться переломать пальцы, упав с кровати. Выслушав сбивчивый рассказ Машки, нахмурился и почесал бороду.

— Да приснилось её всё! Навыдумывает невесть чего! — встряла Никитишна.

Далеко в лесу над мрачными деревьями, в мрачном небе летела стая не менее мрачных ворон. Сделав круг над самой чащей, чёрная туча, растянувшись, спикировала вниз, исчезая в кронах деревьев. Здесь, в вечной тени и сырости, расположился маленький неказистый домик, вросший в холм. Вороны с шумом, одна за другой, влетели в кривую уродливую трубу. Когда последняя из них пропала в чреве домика, на время всё стихло. Немного погодя в пыльном окошке замелькал тусклый огонёк.

Появление хозяйки оживило обстановку в доме. Свечка осветила дальний угол c подвешенной клеткой, в которой дремал филин. На стол вскочила чёрная кошка. Вылезший из темноты крохотный бес подобрался поближе к огоньку и сел рядом со свечкой, свесив ножки.

Женщина бросила на пол мешок, в котором что-то брякнуло, раздвинула руками хлам на столе в стороны и, на освободившееся место поставила стеклянный шар. На своей металлической резной подставке он органично вписывался в убранство жилища хозяйки. Женщина водрузила сие изделие на стол и принялась разглядывать. Обитатели домика, видимо заинтересованные, оживились. Филин с уханьем раскачал клетку.

— Он прекрасен… — протянул бесёнок.

Филин закивал, соглашаясь. Внутри сферы клубы дыма загадочно переливались оттенками голубого. Хозяйка обняла сферу ладонями и что-то прошептала. Ничего не произошло. Хмыкнув, женщина, опустила ладони на стол. Немного подумав, достала склянку с порошком, взяла оттуда щепотку, растерла пальцами и посыпала магический шар. Цвет дыма изменился на оранжевый. Плюнув на шар, женщина занялась своими делами.

Мария, Потехинова дочь, начала чахнуть. Уже через неделю она выглядела как живой скелет. Илья перестал говорить и всё больше мычал, и ревел как раненый бык, бесновался, бился головой об стену, рвал на себе одежду и творил другие чудеса. Родителям пришлось запереть его в погребе, а крышку задвинуть бочками с салом.

— Её тогда ещё надо было сжечь! — причитала Никитишна.

В доме Потехина, у Машкиной кровати, собрались сочувствующие. Сам Агафоныч молча сидел на стуле и смотрел в пол. Знахарь Пантелеймон сидел у изголовья и гладил несчастную по голове. Староста деревни Харин расхаживал по комнате взад-вперед и иногда ронял нелепые комментарии.

— Чем же ты думала, когда к ведьме попёрлась? — не унималась Никитишна.

Машка разлепила ссохшиеся синие губы и, не в силах что-нибудь сказать, закрыла.

— Да тише ты, мать! — укоризненно сказал Пантелеймон.

— О-ой! — вздохнул Потехин.

— Может прибить тебя, чтоб не мучилась! Всё равно в голове ум не вырастет!

— Да как такое можно? Прибить? Это ж грех, — вставил Харин.

Потехин закрыл лицо руками и покачал головой.

Машка просипела:

— Не я это.

— Чего-чего не ты?

— Сама она.

— Ах сама значит! Надоумила сама!

— Да перестань ты орать уже, женщина, слушать устанешь тебя! — гаркнул Пантелеймон.

— А это не поветрие? — спросил Харин.

Потехин шумно вздохнул, не отнимая ладони от лица. На некоторое время повисло молчание.

— Надо сходить к ведьме, — сказал Пантелеймон.

— К ведьме сходить! Скажешь тоже! Это кто-пойдёт-то? Я? Вон эта пусть и идёт! Извиняется!

— Не ори ты, сам схожу.

Харин закашлялся:

— Как же это ты пойдешь! У нас знахарей больше в селе нет! А если она тебя в котле сварит?

— Ну, сварит, так сварит, я соль с собой возьму, чтоб вкусней был.

Под покровом ночи стая ворон кружила над лесом. В небе висела полная луна — самое время для страшных ритуалов и колдовства. Часть птиц уселась на ветки, часть осталась в небе. Глухой гул раздался словно из-под земли. Сначала протяжный, потом прерывистый, приобретая отчетливый ритм. Где-то в глубине леса взвыли волки. Вороны двинулись в направлении воя.

Птицы расселись по деревьям рядом с поляной, освещенной ярким серебряным светом. Гул нарастал, становился явнее, стал походить на бой барабанов.

— Кар-р! — разнеслось над лесом, вороны прокричали необычайно дружно. Стая волков вторила воронам.

— Кар-р! — громче прежнего проголосил пернатый мрачный хор. Волки, подвывая, пропели на тон выше. Всё это карканье, вой и шум складывались в замысловатую музыку.

Черная стая спустилась с деревьев на поляну и закружилась в вихре, поднимая вокруг облака пыли. Постепенно сгущаясь, эта воронья масса приобрела очертания человеческой фигуры. И вот, крутанувшись, напоследок, вокруг себя, на месте вихря оказалась женщина — ведьма Варвара. Волки в оцепенении наблюдали сие действо. Ведьма, недолго думая, подошла к самому большому волку и отточенным движением свернула ему шею. Остальные бросились врассыпную.

Колдунья на цыпочках, пританцовывая и хлопая в ладоши, три раза обошла вокруг туши. Сняв с пояса кривой нож, Варвара стала разделывать волка прямо на поляне. Трофеями ведьмы стали выдранный хребет и еще пара косточек. Рукоятка для нового ритуального кинжала была готова.

В кромешной темноте, под скрип раскачивающейся клетки, перешептывались бесёнок и филин.

— Какой красивый Тоа…

Филин довольно заурчал.

— Какие пёрышки, мягкие пёрышки… Ракх хотел бы пёрышки, как у Тоа… Мягкие и тёплые…

Филин чихнул и похлопал крыльями.

— Правда? Ракху приятно!.. Спасибо милый Тоа… А глаза… Ах, какие глаза у Тоа, словно холодные звёзды… Ракх завидует Тоа, Ракх хотел бы тело Тоа…

Филин издал резкий крик и отвернулся.

Бес подскочил к краю стола, поближе к клетке.

— Разве Ракх мог обидеть? Ракх просит прощения.

Филин фыркнул и взъерошился.

Вдруг раздавшийся грохот врезался в уши обитателей хижины. Стулья, стол, посуда, веники, склянки, вёдра: всё это взмыло и повисло в воздухе, задрожал и затрясся тяжелый шкаф. Грохот сменился тяжелым низким гулом, постепенно переросшим в невероятно высокий и болезненный визг. В темноте засверкали ослепительные ярко-голубые вспышки. Бес в ужасе метался по полу, врезаясь в летающие предметы обихода. Подвернувшаяся метла отшвырнула беднягу в угол, где тот и остался дрожать. Клетка с филином бешено вращалась, разбрасывая вокруг перья.

Этот хаос закончился так же внезапно, как и начался, оставив после себя клубы пыли и разорённое жилище.

В свете утра, среди вековых деревьев брёл деревенский знахарь. Опираясь на клюку и прихрамывая, спешил он куда-то вглубь леса. Под толстым слоем опавших ржавых листьев скрывалась еле заметная тропинка, и старик то и дело терял её из виду. Остановившись, Пантелеймон вытер пот со лба. Он должен был давно уже выйти к реке. Поразмыслив, Пантелеймон развернулся и торопливо зашагал назад. Спустя какое-то время он набрёл на здоровенное обгоревшее дерево. Ничего подобного на своем пути он не встречал. Кроны над головой были такие густые, что до земли доходили лишь несколько лучиков света. Знахарь почесал бороду и огляделся. Путешествие приняло дурной оборот. Выбрав направление, Пантелеймон уверенным шагом двинулся вперед, надеясь найти реку.

— Здорова, дед!

Знахарь, продолжая идти, изумлённо оглянулся. Рядом, шаг в шаг, шла девушка в тёмной накидке. Её светлые, почти белые волосы развевались на ветру, из-под длинной чёлки выглядывали ярко-ярко голубые хитрые глаза. Неожиданная попутчица улыбалась во все свои ровные зубы.

— Чего молчишь? Куда идешь? — спросила девушка звонким весёлым голосом.

Пантелеймон завороженно глядел на это чудо ошарашенным взглядом ровно до тех пор, пока не споткнулся. Восстановив равновесие, старик гаркнул на девицу:

— Ты это кто такая-то? Чего идёшь-то за мной?

Девушка заливисто засмеялась и закружилась, поднимая в воздух листья полами плаща.

— Чего ты ржёшь-то?

— Ты никак заплутал, дед? — девица расхохоталась вновь.

— Ну-ка постой-ка! — Пантелеймон попытался схватить нахалку за рукав, но та отпрянула. В тот же момент с земли взметнулась пыль с листьями, скрыв девушку от глаз знахаря. Когда пыль улеглась, на месте девицы никого не было. Старик, оторопев, озирался по сторонам. Странная девка как сквозь землю провалилась.

«Чёртова ведьма! — мысли метались в голове Пантелеймона, — чёрт меня за язык дернул!»

— Чего ты там крутишься, дед? Потерял что? — голос донёсся откуда-то сверху. Знахарь поднял глаза. Ведьма сидела на ветке высоченного клёна и болтала ногами. Недолго думая, старик бросился удирать от страшной бабы. За спиной раздался громкий свист. Далеко убежать не удалось. Знахаря сбил с ног сильный порыв ветра, и тот покатился по земле.

Вокруг творилось что-то невообразимое. Шум стоял невероятный. Пожухлые листья поднялись в воздух и закружились, образуя множество вихрей. Деревья качались так, что трескались ветки. Встав на карачки, старик упрямо полз из опасного места.

— Слышишь, дед? Это поют трубы ада! — орала ведьма с дерева.

Пантелеймон замер, задержав дыхание. На гул ветра и хохот ведьмы накладывался ещё один, едва различимый звук, походивший на горны варваров, селившихся далеко на севере.

Вконец измотав старика, колдовство вдруг закончилось. Опустившаяся листва накрыла его с головой. Ведьма спрыгнула с ветки и направилась к знахарю. Пантелеймон выбрался из-под кучи листьев, но встать так сразу не смог и остался лежать на земле, прижимая к груди свою походную сумку. Девка вытащила из просторного рукава длинный кривой нож. Приблизившись, она схватила старика за грудки и замахнулась. Изловчившись, Пантелеймон бросил в глаза ведьме горсть соли и вырвался.

— Ааа!!! — девица, схватившись за лицо, зашлась черными ругательствами, — Что это?!

Заливаясь слезами и натирая глаза, ведьма пыталась разглядеть, в какую сторону снова бросился удирать прыткий дед.

— Гад старый, далеко не уползёшь!

Глава 2

Варвара открыла дверь своего дома и сплюнула. Весь пол был усеян разбитой посудой, нехитрая мебель лежала сломанная. Растрёпанный филин мирно дремал в покорёженной клетке. Бес валялся в углу в неестественной позе и был, кажется, без сознания.

Женщина, нераздумывая, направилась в еле заметный темнеющий проём, расположенный напротив входной двери. Чтобы войти в него, ведьме пришлось нагнуться. Сразу за порогом вниз спускались кривые, неудобные ступеньки, которые вели к массивной двери, завешенной крест-накрест двумя тяжёлыми цепями и запертой на большой замок. Варвара спустилась вниз и сняла цепи. Дверь вела в небольшое, жарко натопленное помещение.

Посреди комнаты лежала страшная чёрная тварь и натужно сипела. За одну руку существо было пристёгнуто цепью к стене, второй тянулось к гаснущему очагу напротив. От него исходил жуткий запах, с поверхности тела валил густой чёрный дым. Бугристая шкура существа была испещрена тонкими прожилками, источающими яркий розовый свет.

Ведьма, как только вошла в дверь, мгновенно взмокла от жары и сняла балахон, бросив его в углу комнаты. Иссиня-черные длинные волосы рассыпались по плечам. Варвара подула в чёлку и принялась спасать своего пленника. Взяв в руки лом, поддела тварь за плечо и отодвинула от очага, прислонив тушу к стене. Лом тут же нагрелся так, что ведьме пришлось надеть рукавицы. Орудуя клещами и ухватом, она пристегнула к стене свободную руку существа.

Варвара раздула огонь и подкинула в печь дров.

— Эй, друг любезный, — ведьма потыкала ломом в пленника, — ты живой?

Молчание.

— Не хандри, демон.

Демон глухо захрипел.

— Ха-ха, ну и молчи, больно ты нужен.

***

Много-много лет назад некий орден монахов положил начало новому жутко прибыльному и настолько же опасному виду авантюризма. В те дни наука была тесно сплетена с мистицизмом, что давало людям не столько ответы на извечные вопросы, сколько новые поводы для домыслов и суеверий. В этот замечательный период, один из пытливых умов, основываясь на древних трактатах устройства мироздания, разработал формулу порталов. Назвал он эту формулу «Ворота в рай».

Чудо тут же обросло бесчисленным количеством верований и культов. Из добровольцев, вызвавшихся пройти через врата, не вернулся никто, и кто-то предположил, что счастливцы теперь объедают кисельные берега, запивая молочными реками, и обратно возвращаться не желают. Такая версия понравилась всем. С тех самых пор, в местах религиозных сборищ, в портал регулярно уходили старики, собравшиеся в мир иной. А где-то в разлом просто сваливали трупы. А кто-то стучал кулаком сначала по голове, а потом по дереву.

Изыскания по исследованию другой стороны портала провалились одно за другим.

— Просто засунуть руку или палку в окно было невозможно — человека тут же засасывало внутрь. Привязанная веревка не помогала — в точке перехода она обрывалась и обугливалась. Попытка привязать человека цепью обернулась катастрофой: она не оборвалась, но сдвинула несущую колонну здания и утянула за собой еще несколько исследователей, вдобавок по цепи прошел заряд, и постройка мгновенно вспыхнула! Ты не засыпаешь? — дед сидел в старом клетчатом кресле перед камином.

— Нет! Рассказывай! — карапуз расположился у кресла на полу и внимал.

— Вышеупомянутый орден основал некий отец Лаврентий, полагавший, что место, расположенное за другой стороной разлома не что иное, как ад.

Первопроходца с ног до головы обмотали мокрыми тряпками и обернули в дубленые шкуры. На голову надели что-то вроде шлема. Миссия его заключалась в том, чтобы нырнуть в разлом и тут же выпрыгнуть обратно. Парень в тот день стал героем для исследователей, но имя, к сожалению, забыли, поэтому все его так и вспоминают: «первопроходец». Весь в огне, аки феникс, вернулся он обратно и вылетел из-за портала, словно демон дал ему пинка. Бедолагу свалили тогда в чан с водой. Первопроходец выжил, жаль только слепой остался.

С тех пор снаряжение постоянно изменялось, но это было полбеды. Контролировать места разломов по другую сторону было невозможно, как и предсказать где в следующий раз портал выбросит покорителей адских просторов.

Нора могла вести в два места сразу, а то и в три. Причем, когда какой-нибудь ведроголовый пытался вернуться, его бросало в один из выходов и обратно. Бывало, портал открывался над лавовым морем, что вовсе не сулило ничего хорошего.

— Дед, а кто такие «ведроголовые»? — спросил мальчуган.

— А! Ну это одна из банд, охотники за сокровищами из-за портала. Их шлемы напоминали вёдра, поэтому и прозвали. Еще были схимники, огородники и много других. Самая известная банда — сквалыги, или, как они сами себя называли «Вирмы». Авантюрист из-любой другой банды ходил за разлом в среднем один-два раза, сквалыга же мог и десять раз прыгнуть и остаться в живых при этом. Ходили слухи, что они научились вызывать портал по ту сторону на одном и том же месте и даже построили форпост в аду, но это, конечно же, бредни.

— А ты в какой банде был, деда? — спросил малыш, зевая.

— Я в огородниках был. Главный наш, Еремей, всё демона хотел увидеть. И в каком-то смысле ему это удалось. Это был мой третий и последний проход: облачившись в свои доспехи и обмазавшись всякой дрянью, впятером прошли мы через врата. Времени на всё про всё было около двух минут, поэтому, как водилось, хватали всё, что на глаза попадается. Наткнулись мы тогда на что-то, по виду напоминавшее… растение что ли. Толстые «стебли» изгибались к земле и заканчивались большими лежачими «бутонами». Эти самые «бутоны», подобно мискам, были наполнены округлыми камнями, испускавшими тусклый зеленый свет. Кто-то кинулся собирать кремний, кто-то, в том числе и я, набивали мешки этими таинственными камешками. По возвращению, разглядывая камни, обнаружили внутри маленьких человечков. Тут-то Еремей и обрадовался: дескать, это демонские яйца, или может, икра. Только время шло, а демоны всё не вылуплялись. Опасаясь, что яйца протухнут, мы потихоньку распродавали их ученым разным, да коллекционерам, но часть оставили. Пробовали разбудить демонят по-всякому: бросали в печь — не поверишь, сгорели, на снегу — плавились. После наших изысканий, яиц осталось штук двадцать, которые мы и отдали Ерёме. Тот, помнится, бросил их на крышу вместе с яблоками сушиться. Уродились все двадцать. Командир наш хоть и носился с ними как с детьми, выжило только три: Сфирь, Кхарун и Ракх. Имена они себе сами выдумали, видать с рождения демонские замашки передаются. Сами-то мы по-другому их звали. Когда Ерёме наконец надоело возиться с отродьями нашими, двоих мы продали. А вот третий, самый ушлый, от нас удрал. С тех пор о дьяволятах мы ничего не слышали.

Много чего интересного узнали мы о тех тварях, пока нянчились с ними. Оказывается, демоны могут накапливать тепло, поэтому могут выжить при наших температурах. А вот на морозе они превращаются в камень, представляешь? — дед потрепал внука за волосы.

Мальчуган сидел и внимательно слушал — вся сонливость улетучилась: — Деда, а батюшка Мефодий наш говорит, что демоны — это такие злые духи, которые вселяются в людей. Ещё он сказал, если я не буду старших слушать, то в меня тоже демон вселится.

Старик поморщился:

— Да дьявол их разберет, отродий этих.

***

Харин проснулся от глухого удара в дверь. Со скрипом подняв свое худосочное тело с кровати и продрав глаза, направился в сторону веранды. Староста вышел на крыльцо, потянулся, да так и замер. На крыльце валялась человеческая голова.

В слезах, Харин вломился в дом к Потехину. Агафоныч собрался было уже выкинуть столь раннего гостя в окно, но увидев голову, который тот бережно прижимал к груди, осел на пол. Хозяйка тут же подняла крик, на который прибежали заспанные соседи. Голова, несомненно, некогда принадлежала знахарю Пантелеймону.

Несколько мальчишек бегали по деревне и стучали в двери, созывая жителей на совет. Ближе к полудню, наконец, все мужчины и часть обеспокоенных женщин собрались у Панкрата. В избу все не поместились, поэтому молодежь толпилась во дворе и заглядывала в окна.

— Дорогие односельчане, — начал плаксивым голосом староста, — для нашего мирного села настали смутные времена! Мало было нам всех несчастий, так еще и всеми любимый знахарь был злодейски убит треклятой ведьмой! — последнюю часть фразы Харин произнес фальцетом.

Толпа загомонила:

— Да мы её в котле сварим!

— Калёного железа в глотку ей залить!

— Мы к ней со всей душой, а она!

— Идём к ведьме толпой!

Харин замахал руками:

— Нет, нет и нет! Тогда каждого из нас ждёт судьба несчастного Пантелеймона! За что же нам такие беды? Сейчас нам только остается запереться в наших домах, и… — кто-то схватил старосту за шкирку и запихнул в дальний угол избы.

Слово взял здоровенный бородач — местный кузнец Митрич:

— С ведьмой нужно разобраться. Кто против? — сказал он спокойным басом.

Люди притихли, прислушиваясь к бородачу. Возражений не было.

— Так вот. Как верно подметил наш уважаемый староста, с ведьмой шутки плохи и сами к ней мы не пойдем. Мы наймем охотника на ведьм.

— Да где ж мы его возьмем, охотника твоего? — вставил скотник Горемыка, такой же здоровый лоб с огромными волосатыми ручищами.

— В городе, где. Слушайте дальше. Отправим гонцов в Чуйково, Коржевку и Северные Чехлы. Надо придумать награду.

— Да деньгами уж, — сказал кто-то из толпы, — не овцу же ему отдавать. Послышались смешки.

— Денег должно быть столько, — продолжил Митрич, — чтобы охотник захотел ехать в такую глушь. Староста, сколько у нас в казне?

— Да какая казна, добрые люди, — промычал из угла Харин, — так, три монетки лежит на черный день…

— Нужно собрать, сколько у кого есть! Михаил Васильевич, как староста, будет ответственным за сбор денег.

— Конечно, конечно, я буду очень ответственным.

Кузнец обвел взглядом собравшихся.

— Кто поедет?

Двое юношей подняли руки.

— Так. Рябой поедет в Чуйково, Лёня Костыль в Коржевку, в Чехлы я отправлю своего младшего. Подойдите ко мне после собрания.

Ещё немного погалдев, народ через некоторое время разошелся по домам.

На рассвете из деревни выехали три всадника.

Глава 3

Харин вместе с женой пересчитывал собранные деньги. Перепуганные селяне делились сбережениями охотно, так что монет набралось достаточно.

— Девяносто восемь, девяносто девять… Это что ж получается: семьсот! — староста состроил глупое лицо и уставился в пустое место перед собой, — Такие деньжищи! Стадо можно купить! И пастуха. Деревню можно десять лет кормить! И что ж мы это всё отдадим?

— Тридцать семь, тридцать восемь… Не сбивай! — проворчала жена, — тридцать девять…

Раздался стук в дверь.

— Входите! Входите! — крикнул Харин. И гость вошёл. Это был скотник Горемыка. Мужчина подошел к столу, за которым сидел староста с женой, и поставил на него кулёк, собранный из белого в красный кружок платка, и принялся его развязывать. В кульке оказался ещё один, поменьше. Узел оказался скотнику не по зубам, и ему пришлось уступить Харину. Староста ловким движением расправился с узлом и извлек на свет божий шерстяной носок. Нащупав что-то внутри, Михаил Васильевич вытаращил глаза и открыл рот. Трясущимися руками он вытряхнул из носка на ладонь монету.

— Золотой!

— Экий ты сребролюбец, — заметил Горемыка.

— Нет, нет и нет! Да куда ему: семьсот сребряков? Ещё и золотой? Чтоб рожа у него по швам разошлась? Ты его лучше мне в казну отдай — мы тут такой базар отгрохаем! И конюшню! Роскошную!

Скотник дал щелбан Харину по носу.

— Может и некому будет твои конюшни чистить. Сам что ли будешь в навозе ковыряться?

Староста, потирая нос, что-то обиженно промычал.

— …Девятом поколении! Детей твоих и отпрысков детей! Проклята будь!!!

Голос гремел на весь домик так, что тряслись стены. Ракх сидел на полу и грыз ногти, поглядывая на пустую клетку под потолком. Хозяйка отпустила филина погулять. Ракх тоже хочет погулять, но хозяйка говорит, что Ракха может проглотить змея или растерзать коршун. Страшный голос снова зарокотал, и бесёнок зажмурился и сдавил уши ладошками.

Ведьма в одной сорочке, с помощью длинной палки с намотанной тряпкой, рисовала на груди демона маслом какие-то знаки. Каждое прикосновение кисти, сопровождалось оглушительным ревом и проклятьями.

— Ррррааа!!! Огонь и пепел! Ты за это сожрёшь свои кишки, самка!

Масло, при нанесении на кожу, мгновенно вскипало, оставляя белые следы.

— Женщина! Твоя мира невероятно хо… — новое прикосновение, — …ЛОДНАЯ!!! РРРАААРР!!!