Бесплатный фрагмент - Старый дом

Старый дом

Начало рассказа разворачивается в 20-е гг прошлого века в деревне на берегу Амура. Зажиточный крестьянин Прохор Баканов узнаёт от своего родственника, что «за ним скоро придут раскулачивать». Наскоро собрав пожитки, Прохор с семьей собирается бежать за кордон. «Добрый советчик» Гурьян подсказывает «другу», что «всё ценное лучше припрятать», а он потом поможет ему ценности переправить через «верного человека». Прохор ведётся на хитрость Гурьяна и оставляет накопленное за многие годы семьей богатство, прикопав клад в подвале и попросив, при помощи старого ритуала, домового за ним присмотреть. Но бежать Прохору с семьей не удалось: всех забрали. Гурьян же полез ночью за кладом и нарвался на домового, а тот его, как следует, вздул. После этого случая у дома появилась дурная слава. Никто там не мог ужиться. А потом и вовсе, дом под библиотеку и клуб переделали. Только душа дома — большой рыжий кот, никуда не ушёл, верный договору с человеком.

В голодное военное время в доме поселилась молодая учительница с дочкой. Катя, совсем малюткой отправленная в детский дом, и не знала, что когда-то жила в этом доме. А Домовой её узнал и стал помогать. Так и выжило маленькое семейство с помощью «рыжего спасителя». Война закончилась, и Катя уехала с мужем в Среднюю Азию, покорять Голодную степь.

И вот уже 2000-е. Молодая женщина ищет работу. Её жизнь не сложилась, муж погиб в автокатастрофе, а семью надо содержать. Как Мария надеялась, что переезд в Россию из Средней Азии даст её семье шанс на светлое будущее! После долгих поисков она находит объявление в интернете: мужчина ищет домработницу в новый дом. Маша соглашается и переезжает с сыном в отремонтированный новым хозяином старый дом с домовым. Пережив в доме разные приключения и подружившись с рыжим хранителем, Маша обретает долгожданный покой и достаток.

***

— Выпьем, Гурьян! — горестно опустив голову, предложил уже изрядно захмелевший Прохор Баканов, — крепкого сложения, темноволосый мужик. Прохор слыл одним из самых богатых в Богулёве — большом селе, расположенном недалеко от Хабаровска. Добро он своё наживал, как и отец, работая на приисках. Скопил капиталец, земли прикупил, скотинку — расширил предками завещанное хозяйство, семьёй обзавёлся. А тут революция случилась… Новым властям зажиточный единоличник был как кость в горле.

— Отчего ж не выпить, кум дорогой? — тихо ответил Гурьян, щуплый, светловолосый, одетый в кожанку мужичок.

В этот момент в светлицу вошла Аксинья — жена Прохора, женщина видная, высокая, светлоглазая и, поставив на стол закуску, внимательно посмотрела на кума. Гурьян от её взгляда весь сжался.

— Иди, Аксинья, иди. Нам с кумом потолковать о делах надо. Не женское это дело, — обратился Прохор к жене. Женщина покачала головой и вышла.

— Да ты ешь, — Прохор вернулся к разговору с Гурьяном. — Аксинья на зиму грибов, капусты засолила. Всему пропадать теперь… Всё, что бог дал… что нажито было тяжким трудом… Эх! — он махнул рукой.

— Прохор, слышь, бежать вам надо. До границы рукой подать. Ну, а новая власть — она, брат, строгая. Как им объяснишь, что ты хороший, работящий мужик, а не мироед какой-то? Кулак, ты и есть кулак для них. Вон, домину какую отгрохал, — с плохо скрываемой завистью пробормотал Гурьян, недобро блеснув глазами. — Ты мне не чужой, кум. Детишек твоих жаль, пропадут без тебя! Решайся! А я мужика одного знаю, верного, живёт в Леоново. Он все тропы знает. Как началось раскулачивание, многих уже перевёл на ту сторону. Этим и живёт. Одно запомни, кум — скарб не бери, идти надо налегке, деньжат возьми, а золотишко, ценности какие, это припрячь! У тебя ведь имеется… ех-хе-хе. На границе, если не повезёт, всё отберут. Как всё уляжется, вернёшься потихоньку и заберёшь. А с деньгами, да на новом месте — крылья расправишь, заживёшь!

— Гурьян! Если выйдет, всю жизнь бога за тебя молить буду! Спаситель ты наш! — пьяный Прохор попытался его поцеловать, но Гурьян брезгливо отвернулся, придержав кума рукой.

— Ладно, ладно. Чай не чужие будем. Мужика Карасём кличут. Хата его первая, как в село въезжаешь, на отшибе. Скажешь — от меня.

Прохор согласно кивнул.

Улыбаясь своим мыслям, Гурьян вышел из дома. Потянулся на крыльце и зашагал к своей хате. «Дело сделано, — размышлял он. — Сейчас Прохор кинется свои побрякушки прятать, а я, как их заберут, в доме пошарю, да и найду клад».

Гурьян, исполняя обязанности писаря при новой власти, знал, что в ОГПУ выписан ордер и одна дорога ждёт семейство Бакановых — в лагеря. Завтра за ними придут. И в его же обязанности входит дом опечатать, до особого распоряжения.

«Как опечатаю, так и распечатаю. А клад найду, так опять опечатаю, и никто не узнает. А потом уеду из села куда подальше, да заживу по-людски», — думал Гурьян.

***

В эту ночь Аксинья Баканова спала плохо, её мучали кошмары. Очнувшись от одного из них, она слезла с полатей и вышла босиком в сени, испить водицы. В сенях её встретил Мурзик, рыжий кот, и начал тереться о ноги. Когда Аксинья напилась воды из ковшика и уже собиралась возвращаться в избу, Мурзик как-то странно мяукнул. Аксинья взглянула — а где Мурзик-то? Оглядела сени — нет никого. Только в углу что-то тёмное и мохнатое шевелится и глухим голосом тихо бубнит:

— Хозяйка! Дорога дальняя всему твоему семейству предстоит. Только ты смотри, позаботься о том, чтоб серебро ваше да злато фамильное здесь остались, в тайнике. Нельзя вам их с собой брать. Возьмёте — все равно потеряете. А оставите здесь — сгодятся они в трудную годину. Может вам, а может детям вашим и внукам. А уж я посторожу, не волнуйся.

Аксинья сразу сообразила, что это был домовой, который любил иногда под видом кота Мурзика путаться под ногами, да молоко парное клянчить.

Сказал и пропал, как не было. Мурзик опять о ноги трётся, мурлычет.

Вернулась Аксинья на полати, легла, а сон нейдёт. Да ещё Прохор рядом расхрапелся, заливается соловьем. Только ближе к утру забылась Аксинья. Проснулась — уж и не разобрать, сон то был, или нет. Однако, мужу всё рассказала. Тот, зная, что Аксинья баба толковая и частенько видит то, что другим неведомо, согласился оставить ценности в тайнике, с собой же взять самую малость, чтобы на дорогу и обустройство на чужбине хватило.

***

Знал Прохор — оставалось только день ему в родном доме жить, большом и просторном, построенном для детей и внуков. И больно, и обидно было, да делать нечего! Пока Аскинья узлы вязала, да харчи стряпала в дорогу, собрал он всё ценное, семьей его не одним поколением нажитое, да в жестяную коробку из-под печенья уложил. Благо, брат его на прошлое Рождество из города гостинец племянникам привез. А уложив, в погреб спустился: в кирпичной кладке заповедный кирпичик вытащил, деньгу достал, а коробку с побрякушками оставил. «Деньги-то они завсегда сгодятся. А это, бог даст, ещё и послужит нам, как жена говорит!» — подумал Прохор. Помолился, кирпич на место вернул, перекрестился. Взял бумажку, женой писаную, и прочел с чувством заговор старый. То был договор с домовым на хранение клада от воров да лихих людей. «Только кровь моя родная на сей клад право имеет, на то и уповаю!» — прочитал Прохор последние слова и бумажку на свече спалил. Вылез из погреба, замком запер и пошел жене помогать в дорогу собираться.

Не успели погрузить нехитрый скарб на телегу, как явились ОГПушники, винтовками вооружённые. Постановление зачитали о раскулачивании и ордер на арест Прохору предъявили, как «врагу трудового народа». Из телеги всё поскидывали, и описать Гурьяну велели. Лошадь и телегу «собственностью народной» объявили, а семью Бакановых на той телеге под охраной в район отправили. Аксинью с Прохором под конвоем на вокзал, а детишек в приют определили. Так и сгинули Бакановы в лагерях да на пересылках.

***

Уж совсем стемнело, когда Гурьян тишком пробрался к дому Бакановых, сломал печать, тихонько открыл дверь ключом, хранящимся в сельсовете, и внутрь прокрался. Там запалил керосиновый фонарь и крышку подполья открыть попытался. Знал, что Прохор где-то там тайник сделал. Да не тут-то было! Сила неведомая схватила его за шиворот, приподняла, да об пол шарахнула. А потом набросилось на него что-то огромное, страшное, с горящими глазами, и злобно шипящее. Душа в пятки ушла. Кинулся Гурьян вон из избы, за порог запнулся, сверзился с крыльца, да так неудачно, что ногу сломал. Но страх со двора погнал: выполз Гурьян с трудом на дорогу и кричать начал. Тут его услыхали соседи, до дому донесли, фельдшера местного вызвали. Местный эскулап ногу Гурьяну починил, да только он на всю жизнь хромым остался.