Бесплатный фрагмент - Старик-рассказчик

Предисловие

Моим друзьям

Моим друзьям и названым братьям и сёстрам из племени Оджи-Кри на озере Сачиго в Канаде.

Вот мы и встретились вновь — с последней встречи года два прошло. Мой друг Алвин теперь не был вождём, как раньше.

— Устал, — объяснил он. Столько лет в офисе оставляют отпечаток на здоровье. Посёлок-то небольшой, всего сто дворов, но стоит на важном пересечении маршрутов поисковых геологических партий и речных путей. — Договорись вот со всеми ими, да так, чтобы воду нашу не отравили! — сетовал он. Я радовался встрече, хоть в этот раз он и приехал один. Это его жена, Эдна, одна из первых приняла меня на поселении тем зимним вечером, уже очень много лет назад…

                                                   ***

…Наш девятиместный лайнер внутренних авиалиний летел довольно низко, под тяжёлыми облаками, и мне было отчётливо видно, как озёра вперемешку с реками, притоками и болотами раздирали землю на бесформенные ошмётки суши. Летом туда и не добраться, кроме как на самолёте, а вот зимой можно и по зимнику доехать. Некоторые даже пешком ходят, не боятся: если не холодно, то не страшно — за пару часов дойдёшь до соседей за озером. Это если мороз под пятьдесят, тогда опасно — волки из леса выходят еду искать: в лесу-то зверья в такой мороз нет — все по норам сидят, холода пережидают.

Вообще-то, ещё живя в городе, я и представить не мог, что судьба забросит меня на страницы книг Джека Лондона и Фенимора Купера. Только подумайте: ирокезы, могикане, племена Алгонкин — это же сказка какая-то. Но это всё потом, а пока — меня ждала другая реальность, и Север ещё не открыл для меня свои объятия.

Мы приземлились. Странное ощущение от посадки на таком самолётике: будто не на самолёте летел, а на самокате. Посёлок, куда я прибыл, имел свою местную таможню — деревянную будку, сколоченную из листов фанеры размером в человеческий рост, через которую проходили все прилетевшие. Так как алкоголь и наркотики — это неотъемлемая часть одиноких северных поселений, местное руководство решило наложить запрет на ввоз такой «развлекательной» продукции. Меня довольно поверхностно обыскали и… отвезли в дом. Спальня, гостиная, кухня. В кухне — окно, и в него, как в иллюминатор, врывалась тишина закованного льдом озера. В гостиной на тумбочке стоял телевизор со встроенным видеомагнитофоном, а в ящике одиноко ждал своего часа видеодиск с ранним фильмом Хичкока. Ванная с туалетом, горячая вода, пылесос, стиральная машина — я осмотрел дом и остался доволен. А в спальне, на полу, лежало два матраса, сложенных один на другой, — я попробовал, и… мне подошло.

Вот так я и начал свою жизнь в посёлке индейцев. Днём работал, а по вечерам устраивали посиделки с моими новыми друзьями: то пельмени стряпаем с лосиной, то рулеты крутим из бобрового фарша, то просто чай из душистых трав пьём. Жизнь текла, наполнялась событиями. Однажды зимой ко мне пришёл пёс, лайка. Вы читали «Белый Клык»? Вот такой он был — будто со страниц книги ко мне прибежал. Я угостил его ломтиком бекона, и после этого он меня на работу стал провожать и с работы встречать — до самого дома доводил. Позже, весной, когда я выпекал хлеб и булочки, противень с выпечкой выставлял остывать на лестницу перед домом. Собаки со всего селения прибегали на запах, а Спайк (так звали моего друга-лайку) так рычал, охраняя мой хлеб, что ни одной животине не хотелось оспорить его превосходство. Сам он, уложив морду рядом с хлебом, закрывал глаза и просто посапывал, зная, наверное, что я его обязательно угощу, когда хлеб остынет. Спайк умер пару лет назад. Он был очень стар. Он навсегда останется у меня в сердце.

Календарная зима подходила к концу. Прогноз погоды дома был летний, а у нас в посёлке о лете пока и не думалось — буран за бураном. В апреле при двадцатиградусном морозе я за пожертвования на аппарат МРТ для местной больницы нырнул головой в постоянно замерзающую прорубь. В день этого события весь посёлок опустел, и только жирным пятном вдалеке, на льду озера, виднелись люди. Меня подвезли к проруби. Пара человек совковыми лопатами поднимала лёд с тут же замерзающей воды. Разбег, толчок, и вынырнул я уже не самим собой, а с прозвищем — Уабэ Маква. Уабэ — это белый, Маква — медведь. Такого уважения добиваются… да я даже не могу примера привести. Меня прозвали Белым Медведем и с тех пор так и зовут.