Бесплатный фрагмент - Ссан-ПИВОБУРГ

Глава первая

— Вертухальная реальность: ракетчики станут пивоварами — Бармен Миня Хаузин и его Пена-Клуб — Уголок пэозии. Избранное из бранного издранное. Новые сказки на старой закваске — Стань факиром. Устрашающий фокус — Дед Мокей, Великий Кучер — Барменарий —

Редакция газеты

— Чушь какая-то… Галиматья! — редактор газеты Лепетунько стиснул голову и тоскливо уставился за окно. Скрипнула дверь, протиснулся литсотрудник Ванёк Шпур.

— Вызывали, Леон Галимыч?

— Ну, как там конверсионные дела? — Лепетунько пригладил щедрую плешь.

— Интенсивно созидаются развалины, вчера взорвали третью шахту «Сатаны», последнюю, американцы довольны и хвалят за расторопность. Инвестиции валят одну щедрее другой, чего только не строят и не запускают, дух захватывает, глаза разбегаются. Сейчас поеду на совместное заключительное заседание администрации и штаба дивизии.

— Ум-мм! — снова стиснул голову редактор, но деловито встрепенулся. — За тобой должок под рубрику «В мире увлеченных».

— Все в норме, сегодня ликвидирую, встречаюсь с нужными людьми, завтра к обеду материал будет сдан.

— Не позже! — взметнул белесые бровки редактор и сурово пристукнул карандашом в стол.

Ванек зашел в гараж и увидел довольно привычную благостную картину — шофер, заглазно — Куян, мирно посапывал на кушетке, ему за шестьдесят, понять можно.

— От Советского Информбюро! — громовым голосом начал Ванек, Куян крупно вздрогнул и сел, отирая от слюны угол рта, в мутных глазах его неумолимо истончались и таяли миражи райских видений. — После продолжительных и изматывающих боев за правду и зажиточность граждан, по сведениям прокуратуры, суда и следствия, снова выявлены многочисленные факты разгильдяйства и вредительства на ответственнейших участках российского идеологического фронта. К повешению приговорены очередные 126 шоферов редакций газет. Трупы повелевается заспиртовать и выставить на площадях для всеобщего обозрения.

— Заспиртова-аать! — блаженно прижмурился Куян. — Но какой же ты все-таки мудак, Ванька, в таком-то месте и заорать, нет бы обождать. Видишь ведь, млеет человек, райствует, так замри, затаи дыхание, походи на цыпочках, мух поотгоняй…

— Ну, конечно, размечтался, это сколько же мне надо тонн мух перебить, пока ты свой вековой сериал досмотришь про принцессу красы невиданной, именем Пр-рревыше всего…

— Мудозвон, — горестно покивал Куян, — разве тебе дано постигнуть, какие сладчайшие кина мне крутит Всемогущий.

— Что, не про принцессу?

— Ну, не без нее, само собой, это ты конечно в точку, распред-твою смазь, — он позевнул до слез и уже совсем деловито осведомился, — ключик на пятнадцать расчехлим?

— Само собой, — блаженно улыбнулся Ванек. — А тряхнуть стариной не хочешь?

— Всегда готов! — он повернулся к нему спиной.

— Ну что ж, попашем, папаша! — Ванек стиснул ему в кольце рук грудную клетку, прогнулся, отрывая его от земли, затем стал потряхивать, звучно защелкали, захрустели позвонки и ребра. Куян при этом действе едва не терял сознание от удовольствия. Затем он, расторопно орудуя спецключом, открыл кран внушительного бака из нержавейки, где на боку корявыми красными буквами было начертано: «Отработка маслов». В подставленные стаканы зажурчала брага, легкая, пенистая, игристая.

— Ум-мм! — оба прижмурились.

— Нектар, амброзия, пища богов! — стонал Ванек.

— Ляпота-аа! — вторил Куян придушенно.

«Куяна» нашему водиле впаяли ещё в детстве, за не по годам рассудительность да сходство с премудрым дедушкой Куяном, кто просиживал тогда на завалинке дни напролёт, всесезонно обмундированный в шапку и пимы с кожушком. И ещё одна кликуха за нашим Куяном числилась — «Гусак», но это уже из обидных, за дефект, за долгий нос, что явно на двоих рос. Матушка его покойная, бывало, говаривала шутя, долгота, дескать, эта затем, что суюшка сынок её несусветный. Ну а изначально наш дошлый Куян наречён был Михаилом, признан законным сыном Авдея Поспелова, потомственного станичника, чья зажиточность после расказачивания и раскулачивания определялась топором на семь дворов да в один кафтан троих согнанием. Что и отвалил наследникам.

Куян на всё это не сетовал, потребностей он был самых скромных, определяя быль свою хожалым аршином — был бы хлебушка край, а уж с ним и под елью рай. Подтверждал эту установку даже его домишко — балаганишко с одним оконцем на улицу, стены же были наглухо задрапированы темной толью. Как слепил его Куян наскоро, так боле рук и не прикладал, как и ко всем прочим изгородям-сараюшкам. Женушка было кой-когда начинала гневаться, но скоротечно, так как у Мишеньки её находился пусть однообразный, зато безотказный ответ, заявлял с придыханием шельма, что, мол, превыше всего на свете для него она, Александра Степановна, радость глаз его вековечная, всё же прочее для него пустяки тленные. И мог так, зараза, объявлять многажды на дню, с неподдельным восхищением в глазах и в голосе восторженностью, хоть трезвым, хоть не совсем, но всегда на одной ноте: «Пр-р-рревышше всего!» и ваших нет.

Немного истории о Райграде

Усвоив амброзию, друзья поехали на совместное заседание администрации Райграда и штаба дивизии ракетных войск стратегического назначения. Райград переживал трудные времена. Тысячи четыре лет назад, по уверению археологов, в этих степях Южного Урала буквально бурлила весьма цивилизованная жизнь, раскопана целая цепь своеобразных городов, самый известный из них — Аркаим, расположен он совсем неподалеку, в полусотне километров от Райграда. Сейчас там царит немыслимое оживление, колдуны и прорицатели объявили это место скважиной в космос, местом подпитки, туда проложен регулярный автобусный маршрут, построена гостиница. В основном же, человечество в данных степных краях обнаруживало себя совсем вяло, больше жалось к лесам и рекам.

Временем рождения Райграда можно смело назвать вторую половину 19-го века, когда силами казачества велась тихая оккупация Урала и Сибири, там и сям вырастали станицы и крепости. В годы индустриализации и коллективизации Райград вырос до крупного железнодорожного центра, обслуживал подъездные пути-дороги к легендарной Магнитке. На этом потенции роста иссякли, и городишко стал неуклонно хряснуть в худосочного и убогого карлика, деревеньку люмпен-пролетарского толка.

Однако, в 1965-м году, благодаря гонке вооружения, в частности росту ракетных войск стратегического назначения (РВСН) произошёл новый виток оживления. Искали место для дислокации новой дивизии, всемогущий палец поелозил на карте и уперся в Райград. Место удобное, по кратчайшим траекториям можно было рассылать «Воеводу» и «Сатану» каждому желающему, в любую точку земного шара.

В одночасье все дороги близ Райграда были заасфальтированы, впритык вырос новый микрорайон из хрущовок, военный городок «Десятка». К радости женского населения пригнанная дивизия решила вековую проблему простоя даже у самой до этого мало востребованной части девчат, рядовой и офицерский состав всю нерастраченную на врага силу стал обрушивать по выходным на милых дам. Резко поползла вверх кривая рождаемости, абортов, вензаболеваний, спроса на самогон, возрос и соответствующий этому производству травматизм, самцы самозабвенно калечились в свадебных схватках. Кое-какие счастливые дембеля уезжали в далекие родные края с невестами.

Затруднился тогда было даже сбор грибов и ягод в окрестных березовых колках, заветные для многих тропки перегородили шлагбаумы, близ них возникали строгие солдатики, брали наизготовку автоматы и стреляли сигареты.

Райград воспрянул, начал расти, дивизии требовалось немало дополнительной рабочей силы. Вскоре шахты были вырыты, ракеты в них заботливо усажены и тщательно прицелены. Опошляя в какой-то мере секрет содеянного государством подвиг, «Голос Америки» на коротких радиоволнах поздравил командира дивизии с окончанием мероприятия и рождением второго внука.

Но идиллия в Райграде длилась недолго — грянула перестройка, российская империя зла к великой радости американской империи добра развалилась. По страстному уверению последних, чему мощно вторил подголосок мирового сообщества, ядерное оружие такому неуклюжему и косолапому ребенку демократии было просто-таки противопоказано. Прозревшая РоссияРосс Россия радостно соглашалась и торопливо заключала договора на уничтожение его излишков один масштабнее другого. Гонка вооружения кончилась, началась гонка разоружения. Армия, а с нею и Райград стала чахнуть.

А доверительность общения с теми, на кого вчера еще были нацелены ракеты, достигла пика, когда они сами, в ранге властных советников приехали в Райград и стали руководить уничтожением упомянутых излишков. Это был оргазм любовных отношений. Одна за другой многие шахты были взорваны, хотя по договору нужно было только затопить, дивизия была расформирована. В окрестных лесах опять не стало шлагбаумов, зато глазам открылись развороченные ангары, рачительный народ выламывал там все мало-мальски цветметное, долбил, где ни попадя, шурфы в надежде напороться на медный кабель. Наивные, обнищавший комсостав давно выдернул могучими тягачами все до ниточки, выдернул, сдал и пропил, ибо располагал соответствующими схемами.

Быстро таяли и исчезали брошенные кирпичные здания, можно было даже утверждать, что скорость таяния была значительно выше скорости недавнего очень динамичного строительства. Рачительные райгорожане не оставляли на местах вчера еще добротных зданий даже половинок кирпича, оставались только небольшие кучи размолотого связующего материала.

На этом унылом и тусклом фоне разрухи армии и увядания Райграда вдруг пыхнула ослепительная звезда идеи — все спасает необычный зигзаг конверсии. Миротворцы из Пентагона предложили совершенно сногсшибательный план, претворение в жизнь которого открывало невиданные шлюзы инвестиций и давало реальную перспективу превращения вчерашнего, мрачного и могучего форпоста в огромный и веселый город, столицу пива… впрочем, не будем забегать вперед, так как Ванек Шпур и его верный кучер Куян уже приехали на упомянутое совместное заседание администрации города и штаба дивизии.

Стенограмма заседания (фрагменты)

Мэр: — Господа! Решение правительства одобрено президентом и Думой. Мы оказались в авангарде реформ, конверсионных преобразований военно-промышленного комплекса. В силу сложившихся обстоятельств дивизия ракетных войск расформировывается, все ее имущество, основные средства, ряд вспомогательных подразделений передаются городу.

Командир дивизии: — Да, соответствующие приказы нами уже получены. За передачей материальной части дело не станет. Мудрость предложенного коллегами из Пентагона проекта в том, что мы сможем очень полно задействовать опытные, высокообразованные кадры комсостава. После небольшой учебы, переподготовки, они, а я в это свято верю, будут столь же успешно выполнять свои обязанности на новом поприще. Отечеству нужно, чтобы ракетчик стал пивоваром? И мы чеканим в ответ: «Есть!». Да и к тому же в этих профессиях, как мы открыли при знакомстве с проектом, есть много общего. Именно поэтому 95% офицеров охотно написали рапорта на увольнение, новая работа позволит им сохранить свое жилье, куда приличнее зарабатывать.

Мэр: — Сегодняшнее заседание — итоговое, в дальнейшем проект будет выполняться уже под гражданским флагом, в структуре администрации начинает работу штаб, в его штат включены советники от Минобороны и Пентагона.

Сегодня, ввиду завершения подготовительного этапа работ, мы пригласили представителей общественности и прессы, они могут задавать вопросы специалистам. Кратко о сути проекта. Согласно ряду принятых договоров с Америкой о сокращении части стратегического вооружения все ракеты в нашей дислокации уничтожены. Для задействования освободившихся людей, оборудования, учитывая выгодное пограничное расположение, был предложен проект строительства огромного современного пивоваренного комбината. Чтобы вы представили масштабы проекта, стоит лишь сказать, что транспортировка пива к потребителю будет осуществляться по уникальной технологии, совершенно нестандартно, по керамическому пивопроводу, подобного многожильному кабелю, где каждая из жилок труба со своим сортом пива. Технология трубоукладки настолько динамична и совершенна, что трубу эту можно тянуть хоть на сотни километров в какой-то мегаполис, хоть по частной заявке в каждый пивбар или даже квартиру. Уникальность технологии еще в том, что данный пивопровод это — пневмопровод, то есть каждая из трубок это — ствол, по которому пулей по указанному адресу будет доставлена строго отмеренный размером заказа объем пива нужной марки.

Выкрик из зала: — Даешь пивикацию всей страны, пивкран в каждую коммуналку и хижину! Ура, товарищи!

Мэр: — Ну-ну, всегдашняя ирония коммунистов. Пивикация ваших кабинетов и спецкормушек, любезные, наступила еще до электрификации. Но не буду отвлекаться, сказав о грядущем производственном потенциале, я не сказал главного, в Райграде будут располагаться головной НИИ пивоиндустрии, академгородок, музей, заводы пивного оборудования, вырастут досуговые центры, концертные площадки, аэропорт, земледельцы нашего и соседних районов переходят на выращивание ячменя и хмеля… Вы знаете, я даже не в силах перечислить всего того, что так щедро предлагает проект, ибо все-все-все в городе будет подчинено Пиву, венчает же все это предложение, переименовать Райград в Санкт-Пивобург или Пивград и учредить здесь евроазиатскую, континентальную столицу Пива (зал разразился аплодисментами). — Надо ли говорить, какое это все-таки благо для города, ведь будут созданы не одна тысяча рабочих мест… надо ли говорить, какой это все-таки подарок судьбы для нашего народа, нищего и полуголодного…

Советник из Пентагона: — Господа! Заранее прошу прощать меня за не совсем окей-русский. Господа! Как мне тронуто видеть это волнение, как много тут русский душа! Перед вами открылись необозримые горизонтали глубины развития…

Выкрик коммуниста: — Чем не глубина, пара метров на погосте! Мы и так уже упились вашим индустриальным пойлом до усрачки, уже младенцы готовы поменять материнскую титьку на кружку, уже в школах надо лечить детей от пивоголизма!… Зачем взорвали шахты, козлы, мы могли зарабатывать кучу валюты на выводе спутников на орбиту?!. Уничтожили такое обкатанное уникальное предприятие иуды!..

Мэр: — Выйдите из зала! Выведите его! Это вам не маевка, не митинг под гипсовым Лениным!

Советник: — Все нормально, демокрахтично, все путем, как голосит русская пословица. Повторюсь, у вашего Райграда светлое, золотарное, точнее, золотушное, будущее, мы великодушно разрешили вам идти нужным путем, путем свободы и равенства, все путем, господа, вертухальная реальность наших планов обращается в плоть и кровь, мы всегда на этот счет держали и будем держать пушки на макушке. Конечно, вы люди разные, есть гордые, с гонореей, есть фанатичные попализаторы наших планов, все правильно, как голосит русская пословица, на семерых один гандон не обуешь. Все путем, господа, наше товарившивство на этой почве будет неуклонно крепнуть и процветать, все о-кей!..

Пена-Клуб

— Поехали в Пена-Клуб, — сказал Ванек, — оставишь меня там, а сам можешь ехать домой.

— А я и не спешу особливо, — возразил не без обиды Куян, — посижу, как всегда, молчки, у стенки, никому не помешаю. Или нельзя стало?

— Да сиди, сиди, сколько хочешь, дядь Миш, просто я подумал, что домой рвешься, к Пр-рревышевсего.

— И рвусь. Но ведь она, миланья, ждет меня с чем-нибудь интересненьким, выставит ужин свой объедательный и давай пытать, что видел, что слышал, а как, а почему, так, порой, до самой полунощности и балаболим.

— Она у тебя сказочница непревзойденная, от Бога, я твоим внукам от души завидую, такого, порой, наплетет, диву даешься, откуда только что берется.

— Она такая, выдумщица и хохотунья.

— Сегодня я пару её сказок ребятам зачитаю, рубрику новую объявлю в связи с этим: «Новые сказки на старой закваске».

— Валяй, она тебе их сотни может наклепать, приходи, под чаек задушевный из нее аки ручеек какой неиссякный источается, уж такая она у меня, распред-вашу обитель…

История создания Пена-Клуба началась со времени выпуска нескольких сортов достаточно специфического пива: «Взлёт Музы», «Пегас-Фугас», «Галоп Пегаса», «Вприскок на Парнас» и ряд прочих, в том числе «Пена с Пегаса», что и стало первым именем литобъединения, преобразованного позже в Пена-Клуб. За удачу в названии литераторы сочли также ориентацию не только на капризное вдохновение, но и труд до большого пота, с пеной. Все упомянутые сорта пива единило одно — помимо закономерного удовольствия, по их испитию у человека открывался дар Творца Слова.

Припоминается одно из первых посещений литобъединения писателя Агапа Кристина, который только вернулся из Москвы крайне удручённый отказами многих издательств, не принимали к печати его поэму о любви.

Перед тем как прочесть всем свой опус на двадцати страницах, Агап вкусил пару кружечек «Пегас-Фугаса», уже было приосанился для декламирования, но, вдруг, решил что-то подправить в рукописи и углубился в работу. Вскоре, в корзину полетело пять скомканных листов.

Ещё раз вкусив пивка, на этот раз «Сальто с Парнаса», он снова разосанился и сгорбился над опусом. В корзину улетело ещё листов десять. На седьмой кружке, уже «Дитя Лиры и Пегаса», Агап Кристин счёл, что достанет для сохранения обжигающего чувства любви и одного листика.

К десятой кружке пивка именем «Плод Пегаса» листок был исчиркан, и поэма обрела размер сонета. Ещё кружечка — частушка. Ещё — китайское двустрочие… «Затянуто! — стукнул кулаком в стол Агап, и ребята пододвинули ему ещё кружечку с пышной шапкой пены, самого убойного — «Аборт Лиры». Он ещё раз собранно поработал, отёр пену с усов, встал, уже бесповоротно приосанился, прижмурился вдохновенно и прочёл заглавие: «Как во славном граде Китеже воспылал нарцисс чувства огромадного у отрока Самуила Митрофановича ко прекрасной дивчине Агнессе Леопольдовне Вульф». Тоскливо посмотрев на пустую кружку, он прочел и саму поэму:

— Мы каталися в купе, совокупляяся вкупе!

Успех был налицо, и ему выставили ещё пару кружек пивка «Хоровод вкруг Парнаса Музы, Лиры и Пегаса», робко посоветовав переконспектировать и название поэмы. На что он тут же согласился, избрав вариант однословия и даже однобуквия, провозгласив густым басом итог: «Ю!..» (по-церковнославянски: «Её»).

К слову, вскоре, популярность поэмы вынудила сочинить Агапа Кристина «Ю-2». Дословно: «Как я Флюру во зелени флоры, а Фаину в сауне без фауны!». Произведение проиллюстрировал Михель Анджелов, а в полемике на страницах прессы о ней благосклонно отозвались живые классики: Мария Ремаркина, Александр Дюйм, Павел Кол, Апчихов и даже Евнухженко.

О-оо, сколько озарений дивных, дарила Муза, по велению извилин простецких граждан, чьи руки после пары бокалов так жадно тянулись к перу, перо к бумаге.

Не существовало области словесного потребления, куда бы не вторгался ум этих творцов, купающийся в фимиаме тончайших эфиров и энергий, что источало диковенное пиво: «Оргазм с Музой», «Оползень Парнаса», «Лиромузное» и ряд им подобных, уже упомянутых сортов.

БАРМЕНАРИЙ, задумка и пути воплощения.

Бармен Миня Хаузин был главой и душой Пена-Клуба, но это, так сказать, попутно, ибо он руководил Творческим Центром при НИИ-Пиво, патентным бюро, редактировал два журнала «ИзоБРЕДатель-АХИНЕзатор» и «Пиво-Во!», носил высокое звание Академика пивософских наук, титул Бармена. Именно на его плечах лежала основная ноша превращения Райграда в Пивград, Санкт-Пивобург. Последняя его инициатива — создание Альманаха, внушительной книги авторов, проживающих в Райграде, пишущих о нем и его жителях глубоко и талантливо. По его задумке ряд Альманахов может стать летописью превращения Райграда в столицу Пива, летописью о жизни города вообще и Пиве в частности. Бармен был человеком диковенной работоспособности, безоглядно влюбленным в Божественный Напиток, Его Величество Пиво, которому посвятил всю свою жизнь, всего себя без остатка.

Нынче он обратился с личной просьбой к Шпуру, она состояла в том, что он, видя в нем довольно чуткого знатока русского языка, решил предложить ему стать редактором-секретарем в обработке его собираемых вповалку материалов. В течении извечно динамичного дня, Бармен свои озарения успевал только фиксировать на диктофон, на ходу, времени на обработку не хватало, файлов скопилось предостаточно. Как бы они не были сумбурны и хаотичны, сквозь эту мешанину смотрелась четкая арматура незаурядной личности, любознательной и жадной до жизни. В этом Ванек удостоверился с первых же шагов работы. Своеобычие этой личности его очаровывало. Бармен был грубоват, предельно естественен, а потому впитывал услышанное и увиденное без малейшей фильтрации, философское воспарение в этой мозаике дней соседствовало нередко с вульгарным и похабным фольклором, изуродованным до полумата словечком, что он любил едва не меньше Его Величества Пива, родной Пивософии. Ванек, не мудрствуя лукаво, с охотного согласия автора, так и назвал свою работу над данными звукозаписями: «БАРМЕНАРИЙ. Мозаика дней дяди Мини, академика и чернорабочего Пивософии». Отредактированный, посильно систематизированный материал планировалось включить в Альманах.

А еще Бармен не убирал из-под руки фотоаппарата, цифрового, компактного, но обладающего высокими профессиональными качествами. Наряду с аудиофайлами он передал Шпуру флешку, для выбора какого-нибудь удачного кадра. В частности, по его словам, он частенько бывал на Парнасе, где снимал быт и культуру изрядно отмеченного прогрессом поселения муз, лир и пегасов.

Наряду с флешкой фотосъемки Бармен вручил Шпуру и переносной винчестер, где были зафиксированы его грезы, да-да, у Мини Хаузина был даже такой аппарат, сканер глазного дна, исполненный в виде специфических очков, какие фиксировали фантастические картинки его воображения и даже снов.

К неописуемому восторгу Шпура Бармен Миня Хаузин вручил ему в качестве аванса за грядущую работу такой же сканер и цифровой фотоаппарат.

Вскоре в клубе стало многолюдно, и начался привычный, оживленный и веселый семинар.

Уголок ПЭОЗИИ

Под знаменем этой рубрики в Пена-Клубе трудились многие, суть ее — поиск несуразностей в произведениях самых разных, от классики до собственных черновиков, готовящихся к печати.

— Объектом моего исследования этот раз оказался стих Пастернака «Свеча», — начал член клуба Гордей Кий, подписывающий свои произведения «Гор. Кий». — По-моему, автор ведет речь о двух свечах, той, что горела на столе, и другой, геморроидальной, её вставлению, иначе необъяснимо мельканье сплетенных рук и ног на стенах, исходя из расположения источника света.

— Логично, — похвалил докладчика Бармен Миня Хаузин.

— Минуточку, — сказал критик Нассаллион Беленыемский. — А вы не допускаете, друзья мои, что автор находился под впечатлением посещения тайного тогда собрания хлыстов, где изучалась книга «300 поз японских самураев», так что сплетенные ноги на спине партнера, что проецировало на стену пламя свечи, полное соответствие пронзительному высокому чувству, о каком так талантливо и нежно говорит автор.

— Логично, — похвалил Бармен.

— Не исключается также, — продолжил неистовый Нассаллион, — что пламя свечи отобразило мускулистые ноги любовника, сомкнувшего их умелым приемом дзюдо на горле застукавшего их разъяренного мужа. Не исключается также небольшая физкультурная пауза меж утомительными сеансами простого лобзанья с невестой-недотрогой, когда жених стравливал клокотавшие избыточные силенки хождением на руках.

— Многослойное ввиду талантища автора произведение, недаром прибалтийцы развили эти темы настолько, что вынуждены выпускать регулярную газету «Свеча», крутейшее порно.

— И еще, — сказал Гор. Кий, — все мы вполне заслуженно любим песню «Я люблю тебя жизнь», однако это чувство и впрямь нас порой ослепляет, мешает трезво воспринять шероховатость уверения: «…я люблю тебя снова и снова». Определения «снова», «опять», «еще раз» предопределяют некую рваность чувства, полюбил часок-другой, отдохнул, отвлекся на что-то более приятное и снова за любовь, снова и снова, с новья, так сказать. Напрашивается пошлая параллель, общеизвестно, что многие классики слова основные впечатления по части любви черпали в заведениях с красным фонариком, вот там любить и впрямь можно было снова и снова и даже, сообразно толщине кошелька, по соответствующему разряду. Все мы считаем это нормальным, так как привыкли к узаконенному скабрезному определению — «заниматься любовью», что синоним совокуплению. Все мы любим жизнь, раз и навсегда, со дня рождения и до смертного часа. Другое дело, если поэт дерзнул сравнить жизнь с пылкой куртизанкой, шлюхой, это его право на такую ересь, ему нести ответ в час неминучий. Однако в контексте, повторяю, замечательной песни это явная язвинка.

— Логично, — похвалил Бармен, одобрили наблюдение и все остальные члены клуба.

— И еще одно соображение, — сказал явно польщеный Гор. Кий. — То и дело в эфире звучит песня «Как упоительны в России вечера». На мой взгляд, и тут наличие пэозии, одновременный вечер на таком огромном пространстве быть не может, где-то вечер, а где-то утро. Другое дело в какой-то из губерний России. С одинаковым успехом в нашем случае тогда можно бы петь, что вечера упоительны на земном шаре, Вселенной…

— Ваша позиция уязвима, — сказал Нассаллион Беленыемский, — метафора в поэзии не есть что-то буквальное. — Мнения разделились, возник легкий спор, но возобладал взгляд Гор. Кия.

— Друзья, — сказал Бармен, — я предлагаю переключиться на собственные произведения, которые заявлены в Альманах. В частности, я бы поговорил о зыбкой границе меж пошлостью и целомудрием в ряде работ наших авторов. Я нарочито не стану пока называть имена и произведения, чтобы сделать обсуждение более беспристрастным и профессиональным. Начинаю-с, господа хорошие!

— Избранное, из бранного издранное: Права голубых попираются, у них в попе роются.

— Нормально, пойдет!

— С запашком, ребята! — покривился неистовый Нассаллион.

— Оттуда же. «Впопыхах, да в попы ах!» или «А может вам в рот, мистер ротмистр?»…

— Нормально!

— И тогда он сказал по-англицки, с сильным хохлацким акцентом: «Хиу таби во сираку»…

— Падлой буду, не забуду! — клялся Пабло Неруду беременной любовнице…

— Она едва сводила концы с концами, вертясь меж мужем и любовником…

— «Милый, ты то и дело ставишь меня в неловкое положение» — сказала она. «Дура, при людях-то»…

— Они трудились над созданием этого чада, не смыкая глаз и ног, не покладая, в том числе и рук…

— Любка! Давай танец лобка! — закричали все возбужденно…

— Полюция — эволюция овуляции.

— Она так современна, требует, чтобы я входил в нее в калошах, я — продукт босоногого детства?..

— Бартер на автосервисе. Он сделал для ее «Ауди» развал со схождением, а ей самой — развал со вхождением и отвал со снисхождением… — Миня Хаузин зачитал еще с десяток фрагментов, и началось горячее обсуждение, брака оказалось совсем мало, пеноклубовцы тяготели к соленому, крепкому словечку. Больше того, они пришли к общему мнению, что данный рабочий цикл надо вычленить в самостоятельную рубрику «Избранное, из бранного издранное».

Бармен Миня Хаузин сделал также обзор отобранных произведений в жанре афористики, слов-оборотней и слов с начинкой.

— Возможно, и этот раздел в нашем Альманахе займет свое место, — сказал он, — остроумных людей в Райграде пруд пруди. Русский человек всегда был и остаётся словотворцем. С его подачи, язык наш великий и всемогущий легко усваивает любую, так нам истово навязываемую, иностранную парш, усваивает витамином и возвращает владельцам в отредактированном виде, изрядно русифицированным, но узнаваемым: «шпагетти», «марфиози», «брюхократ», «адеквакно», «кака-гола»… В лаконичных, но емких побасках, то и дело встречаются ироничные определения, где милиция — «прохрустово ложе», быть вежливым — «распердониваться»…

— Только в наших творческих «каюк-компаниях» можно узнать, что «недокал» и «перекал» не электротермины, а характеристика некоторых людей, что уехать за кордон — «податься в презервацию», настучать на ближнего — «сделать ауиденцию с иудиенцией», а в Сухе-Баторе признать бросившего пить Илью Муромца…

— Слово — очень сильное оружие, да что там говорить, порой, даже неосознанное употребление словочетаний, трёп, приводит к трепанации черепа создателя. Я был свидетелем кровавой разборки меж двумя группировками, когда лидер одной из них сказал другому комплимент с небольшим казахским акцентом, что прозвучало буквально так: «Как тебе идёт в очко…». Он имел в виду его превосходные очки, уважал своего коллегу, но схлопотал от него пулю.

— А теперь, Ванек Шпур имеет сообщить нам, что сыскал еще одну жилку фольклора, так что «Альманах Пена-Клуба», скорее всего, пополнится еще одним разделом. Итак!..

— Новые сказки на старой закваске, — объявил Ванек. — Подкопил я их методом наглого подслушивания, когда их рассказывала своим внукам Александра Степановна, супруга нашего редакционного водителя. По ее признанию, она не любит повторять избитые затасканные мысли, а потому в каждую сказочку непременно добавляет что-то свое, новенькое, сообразно, кстати, современному ходу вещей. С ее благосклонного разрешения, я записал десятка полтора, чуток причесал и парочку вам сейчас зачитаю.

— КОЛОБОК Жили-были дед да баба. Была у них курочка ряба да горстки три муки в ларе. Снесла курочка яичко, и замесила бабка тесто — колобок испекла. Да не простой — озорной. Убежал он от деда с бабкой, пришлось им в тот вечер чай пить, как всегда, с кашлем вприкуску, с перхоткой внатруску.

— А колобок давай странствовать, от кого только не убегал, но попался-таки на зубок к лисичке-хитрованке. Вспомнил он, чем сказка про него кончается и зажмурился, подумал, что конец его пришёл… Ан-нет, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Колобок-то наш был не простой, и не только озорной, но и вечный. Съела его лисичка раз, съела другой, третий, а ему хоть бы что, даже следа зубов на румяных щеках нет. Нажралась лиса на дармовщинку непотребно, упала набок, подкосились ноженьки от тяжелого брюха, а колобок снова, скок на её зубок, ну, вкуси, мол, милая, ещё разок, эвон я какой сдобный да вкусный. Вкусила жадюга и лопнула.

— И пошло-поехало: волк лопнул, медведь лопнул, воевода, губернатор, царь… Натешился колобок вволю, всех обжор-захребетников навек накормил да и домой к деду с бабкой воротился. Тешить его стало другое — добро слабым да беззащитным понравилось делать, кому обжорство неведомо. Зажили дед с бабкой припеваючи, каждый вечер на чай к ним, почитай, вся деревня собиралась.

— КУРОЧКА-РЯБА Жили-были дед да баба, была у них курочка-ряба. Снесла как-то яичко, да какое! Дед бил-бил — не разбил. Баба била — не разбила. Столкнула со стола хвостиком мышка, упало, не разбилось. Бил молотом зятёк-кузнец — бесполезно. Наезжал гусеницей внук тракторист — хоть бы хны. Ронял лётчик из-за тучки на камушки — только искры летели. Расстрелял танкист из пушки — ни царапинки…

— Присела на яичко курочка-ряба да высидела дочку-пеструшку. Как она рожалась, вся деревня разбежалась — треск шёл от скорлупки непомерный, а потом взорвалось яичко, наседку сквозь потолок-крышу на тучку пенистую закинуло. Зато дочка-несушка удалась на славу, на дню до сотни яичек несёт. Да непростые, титановые, из них панцирь для спутников отливают. Не верите, тогда гляньте на небушко, видите, звёздочка летит? Курочкина работа. Понравилась сказка? С вас на бражку закваска, на пиво ячменя, рака вкусная клешня и тенистое для дремы местечко у плетня».

— Друзья мои, — сказал Бармен Миня Хаузин, — помимо сказок, я планирую включить в альманах повесть «Про урода и прочих». Рукопись дневникового характера мне передал один священник весьма удаленного отсюда городка, это исповедь человека, когда-то, по молодости, содеявшего немало зла, но искренне раскаявшегося. Стержнем сюжета проходит противостояние двух уродов: физического, горбуна, и урода интеллектуального, умного и красивого подлеца.

— В повести уйма приключений и хохм, — причем, все они прописаны настолько живо и образно, что при доводке рукописи я все больше определяю ее жанр как готовый киносценарий. Повесть будет щедро иллюстрирована, художник ведет работу.

— А пока возьмите распечатки подборки сказок, что принес Ванек, почитайте, вникните обстоятельнее, я с нетерпением буду ждать ваших мнений и замечаний…

— Господа, в наш альманах уже целится даже роман, — сказал Миня Хаузин, — заявка из серьезных, человек работал над вещью без малого десять лет. Он работник системы профтехобразования, любит свою шальную пацанву, накопил уйму типажей, анекдотов из этой веселенькой жизни, назвал роман «Бурситет», вещь имеет сходство с «Педагогической поэмой», «Республикой ШКИД» и очерками бурсы Помяловского.

Журнал «Пиво-Во!», призыв к сотрудничеству.

— Обращаюсь к вам, коллеги, в который раз с призывом сотрудничать в журнале «Пиво-Во!», придумывать ему новые рубрики, конкурсы, предоставлять законченные вещи, памятуя, что журнал этот рекламно-развлекательный. Активнее, активнее, господа, я ведь плачу приличные гонорары, это может подтвердить Ванек Шпур, один из наших активных авторов-соредакторов и фотографов. Вот он и опять готовится исторгнуть на эту тему как всегда нечто свежее и оригинальное.

— Ах, уйди-ка, бес сомнения, чтоб сказать суть без сомнения… — пропел Ванек и начал, изредка подглядывая в «запхкнижку», как он называл свой рабочий блокнот.

— Предлагаю объявить конкурс красоты «Ах, роди, ты, в себе Афродиту!».

— Недурно, богиня любви и красоты, возникшая из морской пены. Пены пива! Его дитя! Наше дитя! Ваше дитя! — Миня Хаузин потер руки.

— Однако это не шаблон подобных конкурсов красоты, где основным определяющим фактором является картинка идеальных лица и тела. Требования к нашим потенциальным лауреатам будут куда обширнее, они должны будут обнаружить в себе грациозность, что не скрыть никакими статями, самоиронию и оптимизм, оригинальность и даже экстравагантность, доброту и любовь к окружающим, обаяние, своеобразие и многое другое, что может вывести в победители не столь уж и писаную красавицу, немолодую, даже пенсионерку, потому как истиной красоте неведом возраст. Немаловажным будет и отношение соискательницы к Его Величеству Пиву. Для пробуждения индивидуальной творческой активности я разработал обширнейший вопросник, где будут затрагиваться самые нежные полутона мирской и духовной жизни соискательниц… — Закипело обсуждение условий конкурса, Ванек зачитывал вопросник, кое-какие нюансы подвигали тот или иной вопрос на еще более полное развитие, рождали новую тему. В частности, решили объявить конкурс красоты и для мужиков, первоначальное «В полоне Апполона», после дискуссии обрело более смешливый оттенок «Мистер Абаллон».

Забегая вперед, мы скажем, что пеноклубовцы даже не ожидали какую волну обратной связи они вызовут, редакцию журнала буквально захлестнуло почтой с собственными изображениями и письмами-исповедями от представителей обоих полов.

Член клуба Санёк Трихоманадов предложил рубрику «С бодуна», ибо, как ни крути, а мукам похмелья, неумеренного пьянства подвержены еще очень многие райгорожане. Явно, что наработан опыт, типа бывших алкоголиков, каким надо публично делиться, кооперироваться в борьбе с пороком, лучшей трибуны, чем журнал «Пиво-Во!» не придумать. Ребята разоткровенничались и оказалось, что многие по этому поводу самобичуются в дневниках своих нещадно, Ванек смолчал, но покраснел изрядно, укоряя себя за робость, желание выглядеть почище, ибо стонал на бумагу в такие страшные минуты тоже не раз.

Другой пеноклубовец, Аммиак Закоппьян предложил рубрику «Стань факиром», суть предложения состояла в том, чтобы из показа фокуса, удобного для проведения в условиях бара, можно было организовывать яркое театральное действо, хохму, розыгрыш, пари. Демонстрация Аммиаком нескольких фокусов с бутылками, пробками, спичками и монетами вызвали у всех неподдельный интерес, при этом фокусы были очень просты в исполнении. Без сомнения, заключил Бармен, что вооруженный этими находками читатель журнала гарантировал себе на денек-другой центр внимания в родном баре.

Ванек мысленно подосадовал из ревности, что эта идея изошла не от него, ибо давным-давно в нем вызрела. В его весьма приличной библиотеке энциклопедий, афористики и фольклора немалое место занимала и эта тема. В этот мир приземленных чудес он был безоглядно влюблен и нередко подумывал не без предательского озноба, страха перед Словом, о безоглядном нырке в этот сладкий омут, полного посвящения себя этому делу. Ему нравился этот сплав творчества и волшебного рукоделия, воплощения того или иного замысла в очаровательную сиюминутную иллюзию, сказку, неподдельное восхищение обманутых зрителей. Но именно эта сиюминутность восхищения и помогала ему в минуты предательских сомнений — а-аа, сволота тщеславная, сусальной позолоты хотца, в лицедеи целишь, дешевка! И все становилось на свои места, пелена с глаз падала, магия и чародейство занимали свою законную нишу, прилеплялись у подножия необозримой глыбищи, заоблачного пика, божественнейшего и сладчайшего из ремесел, к каким относится настоящее творчество.

Ванек бесповоротно решил, что в грядущем частном издательском бизнесе он обязательно наладит выпуск оригинального развлекательного журнала, где будут живописаться единенные общим оригинальным сюжетом специфические подборки нужных фокусов, физических и химических опытов, простых, но эффектных. И главное, параллельно с этим будут выпускаться волшебные наборы, реквизит, который помогал бы без усилия воплощать мечту в явь. Больше того, у него уже существовал приличный список зарубежных фирм, специализирующихся на выпуске реквизитов ко многим фокусам. Отталкиваясь от имеющегося производства, он уже плел арматуру сюжетов с использованием многих бытовых интерьеров для разных аудиторий, что уже, по сути, доступный всем домашний театр. Ну а в пивбарах-то все это вершить, развлекаться, сам Бог велел.

Когда Ванек читал описание того или иного фокуса, разучивал его, неизменно, в голове вспыхивали ряд озарений, взломанная и отредактированная заново механика фокуса становилась неузнаваемой, новой. Так, к примеру, он придумал как-то

ФОКУС УСТРАШЕНИЯ, который его даже один раз выручил. Случилось ему однажды коротать время на вокзале небольшой станции. Вскоре, на него навели резкость местные рыцари легкой наживы. Отвязаться от них можно было проще, воззвать к милиционеру, кто, как успел заметить Ванек, безвылазно сидел у кассирши, вел не без успеха ее осаду, но он решил проверить устрашающую заготовку. Его не без артистичности, что основа конспирации, упаковали с флангов и фронта и вежливо предложили сделать взнос на строящийся мавзолей ихнему товарищу, погибшему в неравной схватке с кремлевской коррупцией. Ванек достал из кармана горсть мелочи и выудил самую крупную монету, пятирублевик, подкинул его несколько раз, ударил об стенку, заставив характерно зазвенеть, после чего медленно вытянул руку, пристально вглядываясь в ущемленную тремя пальцами монету, чуть сморщился, что присуще усилию, потуге. Монета в пальцах медленно согнулась под прямым углом, Ванек перехватил ее все также в пальцах и дожал до смыкания половинок, поднес ко рту, обдул звучно, еще пару раз подкинул и протянул артистам. У тех удлинились лица, долго и безуспешно они пытались разогнуть монету, затем не без уважения раскланялись и удалились довольные необычным сувениром. Фокус в арсенале иллюзионистов относился бы к простым — двойная подмена монеты, на копию из свинца и на заранее согнутую…

А Бармен Миня Хаузин восхищенно потирал руки, пять новых рубрик за один подход, творческая плодовитость клуба его всегда восхищала, никаких тебе комплексов и стереотипов. Домой пеноклубцы расходились только после неоднократных окриков уборщицы, кому надо было засветло навести порядок в помещении.

Дед Мокей, Великий Кучер

Ванек и Куян жили в одном микрорайоне «Полтавка», за квартал друг от друга. С Полтавки, казачьей станицы, Райград когда-то и начинался. Поставят наши друзья машину в гараж и по пути непременно присядут на лавочку к деду Мокею, кому внучкой приходится Пр-ревышевсего. Деду 103 года, но странный субъект, время где-то в области его шестого десятка словно забыло о нем, перестало усушать и гнуть, что повально проделывало с прочими. Всю жизнь он, безоглядно влюбленный в лошадей, проходил в кучерах. Мокей считал это за удачу в жизни, ибо бесповоротно знал, что спокойно и безмятежно жить в этом суматошном мире может только мудрый лакей болвана.

Рослого, статного и по сей день стройного казака наперебой зазывали к себе тщеславные чиновники, что выезд им гарантировало весьма внушительный.

Многих суетных, бурлящих энергией начальников возил дед Мокей, все они давным-давно успокоились и прописались во цвете лет на погосте. Быстро робить, уродов родить, любил приговаривать Мокей на желание иных из них перевести экипаж в галоп. И на его ослушание никто, как правило, не гневался, уж очень внушителен был кучер, академик узды-вожжи да и только.

Его кучерство помогло ему при расказачивании, своевременно ушел в Китай, при раскулачивании, когда он, ошарашив станичников, пришел и добровольно сдал вечно алчному отечеству «излишки» скота, кобылу с жеребенком-сиголетком и корову, оставив себе трехмесячную телочку и дойную козу. А через неделю заработали чудовищные жернова репрессий, костяк самых толковых и работящих казаков сгинули в необъятной тайге Зауралья и Сибири, успокоились в братских могилах «стройки века» Магнитки.

А кучера Мокея оставили даже в своем дому, какие казаки понастроили себе крепкие, добротные. Они и до перестройки дожили под вывесками всех основных казенных помещений в Райграде, многие успешно приватизированы и обратились в бойкие лавки, но никому из потомков владельцев даже в голову не приходит подать голос в защиту собственных прав. Хотя можно. Не надо, в крови у них датчик есть неусыпный, дедами взращенный, кто диктует, не высовывайся, придурок, подравняют, изотрут в пыль, с жерновов упомянутых еще досе, мол, наша костная мука не выветрилась. Так и косят посильно, если умишком чуток подхарчились, под дурачков и кучеров, кем вовремя деды не прикинулись, к обочине жмутся, а мимо экипажи один роскошнее другого, быстрые-быстрые, в галоп, в галоп, глаз не успевает фиксировать. А жернова, знай себе, поскрипывают неустанно, работы у них всегда невпроворот.

Куян доложил деду Мокею обстановку с пивоконверсией.

— Знатный заворот, — кхекал старик, чиркая на земле клюкой ему одному понятные знаки, — оно всегда так было, кто проворнее, тот и довольнее. Мягко уж очень стелют ребятки, а ведь они из тех, кто топора на свои руки не уронит. Опять торопышность в себе обнаруживаем, судороги, разве так обстоятельность в деле придет, в рывках да шараханиях нет места крепкому обмозгованию. Снова мы рябее суслика, голосистее сверчка, а в карман хвать, там опять в горсти дыра. Все мы ждем чужую догадку, а с нею денег кадку. Торопышность, на мое разумение, ребятки, уловка лукавых да скудоумных, пока они мельтешат, их не разглядишь, шум, гам, тарарам. А ухвати его за шкварник, останови для пристального рассмотрения, и ахнешь, и этот нетопырь нас в узде водит?! Сколь времен да царей с их свитами на Руси не меняется, а самый наисвятейший промысел остается прежним — дери с народа три шкуры, да распинай погромче, что четвертую не дает.

Метров за шестьдесят от дома Ванька как всегда встретил Рома, кот трехшерстного полосатого окраса, взбежал по спущенной руке, стал прохаживаться с плеча на плечо, щекоча мехом щеки, ноготками покалывал умеренно, что выпускались по блаженству. Во дворе заскакал Буян, взбрехивая и прискуливая, в предвкушении прогулки. Мать, выставляя ужин, упрекнула за позднюю явку. Прибежал дружок, Данилка, соседский мальчишка, отрапортовал об исполненном задании. Ванек доверял ему довольно часто изготовление приветственных адресов, портретов, макетов печатей-штампов… Укажет вариант текстовой части, вид рамки-виньетки, и Данилка играючи монтирует-ретуширует на компьютере нужное, делает распечатку на принтере, ламинирует-фольгирует картинку. Восторгу мальчишки нет границ, мало кто из его сверстников в двенадцать лет к столь серьезному делу прислонился, к тому же Ванек под эту сурдинку подсовывал ему обновки за помощь, то кроссовки, то курточку, следил, что из гардероба пацанчика совсем уж ветшало, подкармливал регулярно, ибо Данилка безотцовщина, в семье уже пятый, а мама все серьезнее и серьезнее пьет, не до воспитания. Пятерых же нарожала с расчетом на хорошее соцпособие, какое исправно получала и пропивала.

Во дворе у Шпура баскетбольный щит, побросали мяч с Данилкой немного и пошли за компьютер, работы всегда хватало. Буян притявкивал обиженно, прогулка явно отменялась.

Ванек усадил за компьютер Данилку, подкопились заказы, тот стал сканировать и ретушировать фотографии, большей частью, старые и потрескавшиеся, маленькие, нечеткие, работу в графическом редакторе «Фотошоп» он освоил весьма прилично, точки, царапины удалял умело, усиливал контрастность, выделял-прорисовывал кое-какие детали. Увеличенные, тонированные или переведённые в полный цвет портреты, заключенные в рамки, приносили уже третий год стабильный неплохой приработок.

Сам Ванек уселся за прослушивание диктофонных кассет Бармена Мини Хаузина, черновую запись на бумагу. Затем он окончательно отшлифовывал записанное при наборе в компьютер. В деловой тишине они могли сидеть с Данилкой часами, каждый упоенно занимался своим делом, не мешал друг другу.

В другой комнате чуть громче обычного звучало радио, отвлекало, и Ванек пошел выключить его, но не выключил, ахнул и заслушался отрешенно.

Влюбился он в эту песню уже давно, незатейливую с виду, но от какой почему-то покрывался ознобом и подмокал глазами. «Виии-итенька, мой милый Витенька…», пела припев Оксана Бабаян, и сердце его сладко подплывало… эта интонация — меткий нож, какой вскрывал неотразимо капсулу в далеком углу его души, спекшийся комок несостоявшегося, ампутированного, вырванного с корнем. «Ви-итенька!», слышал он уже лет шесть, где-то раз в год, случайно, и одинаково стискивал зубы и прятал мокреющие глаза, если на людях. «Ва-аанечка, мой милый Ванечка…» — да-а, было это и у него, это запредельно сладкое, взаимное, но почему-то корявое и рваное, импульсивное, быстротечное, ненормальное, больше болезное.

«Ви-иитенька…», зовет теперь она, частица его души, из быстро отдаляющегося прошлого голосом певицы, и он все также отзывается безоглядно, моментально, весь до молекулы навстречу сверхжеланному зову, но спохватывается и грустно поглаживает вмиг засаднившее сердце. Что, милая? Куда зовешь? Мы никуда и никогда друг от друга не уходили и не уйдем, хоть и возомнили по человеческой глупости, что телесное забвение определяет духовное. Мы вместе даже против своей жалкой воли, вместе, в драгоценной клетке какую нам так щедро подарил Всемогущий.

А может этот ход и есть самый лучший, по его же воле. В этой клетке мы все также радуем глаза друг другу вечной молодостью и нетленной искренней нежностью. Года тут стали неподвластны. Изредка ты приходишь во сне, кой-когда окликнешь из этой вот песни чужим именем, из конспирации, чтоб не навредить. Нам хватит и этого. Напоминания, что это было, есть и будет. И, слава Богу!

Ванек выключил радио и, усаживаясь за стол, покосился на Данилку, тот отрешенно сопел, старательно возя мышкой по коврику. Ничего не заметил, не заподозрил его в слабости, и отлично. Перед тем, как жена уехала с сыном, ему приснился дикий сон, по всему, вещий, который по сей день четко, неотвязно стоит у него перед глазами. Будто шел он вместе со своей крохой по зимнему Райграду, прогуливались с ним праздно, весело болтали, радовались солнышку, чистоте снега и легкому морозцу. Расшалились, и Ванек стал кружить сынулю вкруг себя, карусель делал к его неописуемому восторгу. И вдруг, он оскользнулся и в падении разжал руки и… о, Господи! Ванек отвернулся от Данилки, ибо глаза застлали слезы, а под сердце всплыла мрачная и тоскливая туча. При взгляде со стороны в тот чудовищный миг, он, как и все, видел, как зашвырнул сына с обочины на середину проезжей части дороги, под мчащийся навстречу автобус, зашвырнул, а сам отлетел в противоположную сторону. Всемогущий пощадил его, и сон прервался именно этим мигом, его воплем отчаяния и боли, не показал того, чего он бы вообще не выдержал.

А вскоре, любимый, его страстно любящий сынулька уехал с матерью, пропал, исчез из его жизни в далеких-далеких краях. А жуткий сон не тускнел в памяти, заглядывал частенько и палачески сладострастно смаковал его неизменное страдание, боль вскрывающейся раны…

Ну, довольно, прикрикнул на себя Ванек мысленно, рассопливился ты что-то ноне, парниша, не на шутку, это ни к чему, это надумано, это услада бесу. Терпение и труд все перетрут.

На некоторое время они с Данилкой увлеклись просмотром файлов фотоаппарата и сканера Бармена Мини Хаузина, пробовали сканер на себе. Занятие это им показалось увлекательнейшим, фиксируемые картинки могли поспорить в фантазии с самыми изобретательными художниками, ошеломляли выдумкой и находки Бармена. Но надо было вершить и черновую работу, и Ванек принялся за разборку диктофонных наговоров Мини Хаузина

Записи эти обрабатывать было одно удовольствие, мужик он оказался любознательный и нестандартный. То и дело Ванек широко улыбался его находкам и восхищенно качал головой — родственная душа, творец и жаднючий жизнелюбец.

«БАРМЕНАРИЙ», озаглавил Ванек спецтетрадь и начал запись. Казалось бы, хаотичная мозаика, сумбур исковерканных словечек, жаргон, пестрое лоскутное одеяло своих и чужих мыслей, а из ткущегося полотна неодолимо пёр сам Бармен, колоритный неунывайка и хохмач, серьезный и степенный академик, мужчина неопределенного возраста, мудрец и философ, авантюрист и степенный апостол Дела, которому положил всю свою жизнь. Итак, его первая небольшая подборка, какими мы станем заканчивать каждую из глав.

«Анатомия Анатолия.

Хвала тебе халва волхвов мудрости.

Оналолизация — сестра канализации.

Ори сто крат, аристократ.

Ба! Авария! В брызги пива пузырь «Бавария».

Ему 50, он — полуровесник веку.

«Поносить» (ударение на втором «о») недаром совпадает с «поносить» (ударение на «и»).

Странная конструкция слова «разочарование», само отрицательное, а составляющие положительные. Получается, что один раз очаруешься и враз, разочаруешься.

Как упоительно затворнику читать другого затворника.

А над родиной снова вьюга черных энергий.

Четкая цель, вера — арматура души, без которой душа начинает неуклонно разрыхляться и расползаться тестом в чужие, пагубные формы.

Фи, враль какой, этот февраль, вместо морозов слякоть.

Бойся человека человек!

Человеку в миру самый страшный враг — человек. Посмотрите на горы зла и страданий, какие приходится во все времена преодолевать человеку от человека. И все под гордый аккомпанемент уверений, что он подобен при этом Богу, Творец. Неисчислимые миллиарды жизней других детей Творца вспыхивают и гаснут рядом с человеком по великой формуле Естества. Примитивы, определяет все это человек уверенно, ведь они ничего не созидают, потребляют тупо, что им дали. Убожества, презрительно клеймит он их из тесной клетки мирка своих куцых познаний. Кстати, «убожество», какое красивое и емкое определение — близ Бога, и так людьми полярно опошлено.

А что созидает человек? Есть ли за всю историю человечества пример, который продемонстрировал бы нам некое усовершенствование Естества?

Как бр-рр в этих месяцах: октябрр, ноябрр, декабррр…

Крылья Советов, крылья той же Думы, собрания немолодых людей. Как не мозговал, приставить к ним крылья не смог.

Золотарочка ты моя! Комплимент или ругательство?

Эту точку зрения надо оттаивать и отстаивать.

Поразительно паразитное бытие.

Машеловка — бабник.

Мишеловка — потаскуха.

О прелести опрелости.

От дельных отдельных товарищей.

Остеречь уши бы на ушибы от мата.

Эта обрученная, совсем обреченная.

Норкоманша — любительница мехов.

Виртуально-ритуальное агентство в интернете.

«Кадык-экспресс» — пивбар при «Кодак-экспрессе».

Мудальон.

Мудаизм.

Дефектоскоп — психдом.

Бутик «Тубик», аптека при тюрьме.

Жених у нее джипястый, квартирястый.

Силу эту «Силуэту».

Снять позумент, встать в позу, мент!

Жил-был кинокороль Вуд. Все гадали, гол ли Вуд? Так и пошло — Голливуд.

Русские имена сплошные признания: тол — я, кол — я, кат — я, наст — я…

Негаполис — парилка.

Люди — гнойник на теле Естества.

Рядом с нами земной рай, в нем, в безоглядной гармонии Естества, пребывают животные, растения, да-да, они, не мы с нашим интеллектом. Разум же нас ведет больше в противоположную сторону, к досрочному самоуничтожению.

Скажете, что свадебные пляски, песни жаворонка и соловья — признаки радости и избытка сил, у них чувствуется иначе. Слабее? Да ничуть. По мне, так наделение нас людей разумом, обликом по своему подобию не совсем удачный эксперимент Всемогущего. Разум противопоказан стае, толпе, разум — удел богов, субъектов-затворников, здесь он надежно управляется ремнями привода Гармонии и Смысла. А нас, толпу, разум никак не совершенствует, мы, топочась на одном месте, даже пятимся назад, звереем, все наши достижения в покорении материи, открытия, исправно и продуктивно используется во зло, на его потребу.

Мы, человечество, явный вопиющий гнойник на здоровом теле Естества, у гнойника одно будущее, он самопроизвольно присохнет, не оставив и шрамика, следа всех наших «достижений». Молекулы, участвующие в нашем создании, переориентируются и успешно войдут в иные более органичные формы жизни.

Хотя, не исключаю, что вся эта человеческая каша — варево, в котором кристаллизуются боги, жесткий отбор и выбраковка Судом Великим единиц из миллиардов для пополнения кабинета Всемогущего.

Вот вам и буза эта обуза из-за арбуза.

Если дети говорят с вами сквозь зубы, прореживайте кулаком их чаще, больше приятного позже услышите.

Утоли у Толи печали.

Фрагмент из гимна шлюх: «Нам фаллос строить и жить помогает».

Его нашли по отпечаткам губ на заднице шефа.

Героиня — наркоманша.

Дважды мать-героиня, первый раз за роды в 11 лет.

Она говорила, страстно заламывая руки, кусая и выкручивая пальцы, но мертвецки пьяный муж на эту пытку не реагировал.

Название улицы по мере ветшания ее вывески — улица Пушкина, Пушки, ушки, кина, Пукина, Пука…

На вокзале царил поэтический климат, мужья встречали жен с юга, в глазах их можно было прочесть есенинские строки: «Истаскали тебя, измызгали, невтерпеж, что ты смотришь синими брызгами или в морду хошь?».

Настырная реклама прокладок и уверения, что у нас все сухо, привели к засухе в Восточно-Сибирской низменности.

Какой мастер-батыр этот мастурбатор.

Рядом с «Черным квадратом» Малевича надо вешать точно такой же, но с надписью «Автопортрет».

Где рубля насыщенность, там лица напыщенность.

Интердевочку хошь? Интер? Нет.

Печка «Самсунг» от русского «сам сунь-ка».

Макулатура про мускулатуру.

Филиал оружейного музея «Музей фузей».

Дуршлаг — аншлаг дуры.

Детей, как и слова, надо пестовать и склонять, сострадательно, повелительно, ласкательно.

Да будет у тебя «Ниссан», ни ссы.

Полюбила Оналпещера соседа, стройного юношу Фаллоса. Неразделенная любовь.

Чтобы хоть как-то стряхнуть с себя властный зов природы к размножению, он понес утром кота на кастрацию.

Реклама лекарств столь могуча, что жить неохота.

Кот запросто обходится без самки годами, вот бы и нам научиться лизать яйца.

Убойное пиво «Два пшика», сам видел фольклор этой дури — на кружку любого пива два пшика из баллончика с дихлофосом, и копыта врозь.

Если парень в горах не ах, положи на него.

Все от избыточного ума, что через прямую кишку давит.

Родное гнездышко, им могут стать многие из мест, где тебе, волею судеб, придется жить долго. Мы зовем это привычкой. Отчасти это так, только сюда уместно добавить и намоленность стен вашим духом, омагничивание вами данного пространства. И когда вы, порой, сникаете, опадаете духом, эти светлые силы приходят к вам на помощь, посильно оздоравливают, выравнивают зазубринку возникшей страсти. Наращивают уют и притягательность «гнездышки» также вкупе с амулетами, вещами и орудиями труда, кочуюшими с вами, ваши верные и неизменные товарищи, старенький компьютер, письменный стол, книги… Уголок свой-свой-свой должен быть у каждого человека, пусть даже совсем крохотный чуланчик или кухонка. Он, этот уголок, будет потворствовать более частому уединению, что на самом деле честный диалог с Высшим Соглядатаем, неизбежное с этим посильное очищение, приход желанной безмятежности.

Говоря об этом, вспомнил свою любимый стих Омара Хайяма, ставший его пожизненным девизом, гимном, так как он даже придумал к нему музыку и распевал при первом удобном случае:

«Если есть у тебя для жилья закуток,

В наше подлое время, и хлеба кусок,

Если ты не кому ни слуга, ни хозяин,

Счастлив ты и воистину духом высок».

Хуик-уэнд.

Братан-Бич.

Новая русская рулетка: вынимаешь один патрон из барабана, даешь связанному крутнуть его языком, приставляешь к его виску и жмешь курок. Если с десяти раз выстрела не последовало, пленник свободен.

Бордель Ню-Питер.

Демократично это не демохристично, и демокритично, а демокрахтично, кряктично и храпично…

Помощница — Адъю-Таня.

Его либидо — сплошное либлядо.

Капитулина, слабая женщина.

Мышкара заела.

Поразительная искренность при рассказе о близких.

Рта не открыть, мухи без тормозов летают.

Снизошла осанна, приосанился.

Писатель, писсуарий мыслей свежих.

Утиные яйца кукарекнули.

Сквозь морозное стекло зелень, звучит песня «Скоро осень».

Пьянка — явление общенациональное, поутру любой славянин — монгол, очи в строчку.

Хам на хаме в этом храме.

Заделал подлянку, отведя её на полянку.

Готов к худшему? Хорошее врасплох не застанет.

Уйти выше с радостью. По всему, возраст нам отмерен не физиологией, а зрелостью духа и уровнем интеллекта. К 70—90 годам нормальный человек должен утомиться командировкой в эту бестолковую жизнь, созреть для понимания, услышать в себе такие позывные, что тончайшими нюансами присутствуют в нашей жизни. Мудрец зачатки рая должен вкусить уже на земле, обмозговать это и уйти бестрепетно, радостно, нисколечки не тщась о продлении жизни в этом облике.

Глава вторая

— Летучка, коллеги: Галя Матья, Лиза Блюдова, их ошибки — Патентное бюро «ИзоБРЕДатель-АХИНЕзатор» — Яйца-скульптуры — Фанаты-глисты — Сенокосные бабульки — Старики-буравы — Бронированные яйца –Феномен Драчело Менструяни Херъотина страшнее гильотины — Барменарий —

Рутинный недельный анализ работы редакции, летучка. Выступили плановые докладчики: заместитель редактора, Галя Матья; глава агроотдела Лиза Блюдова, корреспондентка отдела культуры Соня Жабапсинова. Лепетунько метал громы и молнии на новые ляпы и опечатки в минувших номерах. Так вместо «кулинария» было набрано с матершинным акцентом «хулинария», надо «омутнение русского языка», прошло — «омуднение», при использовании программы распознования текста компьютер из «Родина» сделал «Р-1-а» и никто при вычитке распечаток этого не заметил, а это в речи мэра, скандалец был по этому поводу знатный. В очерке Лизы Блюдовой о видной депутатке очень преклонных лет, во фрагменте «… она была навсегда цепка в своем призвании», прошло «целка», тоже был шум до небес, ехидные улыбки, ибо у старушенции была масса внуков, а один тоже ходил в депутатах.

Лепетунько заламывал руки, ожесточенно массировал плешь и взывал умоляюще к бдительности, так как любой из подобных промахов грозил ему в наше демократическое время не только увольнением, но и судом.

— Но вы посмотрите, товарищи, какие кругом таятся мины. Ведь пишет вот Жабапсинова о самодеятельной артистке, вокалистке Клавдии Кардиналовой, что она, мол, замечательный человек, что помимо художественной самодеятельности на ее хрупких плечах семья, основная непростая работа осмотрщицы вагонов. Но «вокалистка» у Сони превращается в «бокалистку». Какой чудовищный подтекст, увлекается, мол, спиртным. Ладно еще это вагонница, рядовой работник, а случись какой-нибудь руководитель… Оскорбление чистой воды…

Буйное воображение Лепетунько заменило вагонницу на личность областного калибра, и лицо его пошло красными пятнами, плешь покрылась испариной, он одеревенел и умолк на добрую минуту.

Ванек сторонился Жабапсиновой, как-то раз он, без задней мысли, но совсем неудачно, пошутил, что, мол, ее именем называют улицы по всему Уралу, и впрямь, улица Сони только Кривой была и в Райграде. По одной из легенд, исшедшей из среды казачества, шустрая на передок Сонька окривела совсем рано, лет в шестнадцать, приложился какой-то клиент за низкое качество работы. Затем она в тесном строю своего сословия шагнула в революцию. Располовинил ее совсем нечаянно под каким-то комиссаром легендарный рубака калмык Упсуй, кто мог рассечь одним ударом всадника с конем, с конё-оом, а тут Сонька-пигалица случилась при случке. Хоронили революционерку со всеми почестями, но, по казачьей версии, в гробе лежала только половинка Соньки, верхняя, нижнюю не могли отодрать от страстного комиссара. Такое медицина констатирует часто, склещивание может произойти даже при незначительном испуге, ведь не раз, под простынкой, выводила «скорая помощь» таких влюбленных, как сиамских близнецов, из общественных туалетов, тамбуров вагонов, снимала с чердаков. В нашем случае партнерам тоже, по всему, было трудно избежать испуга, и упсуйская шашка привела их за секунду до кончины к сиамизму. Оскорбительная параллель — «кривая», по разумению Жабапсиновой, просто вопияла, стоило только заглянуть к ней под всегдашнюю макси-юбку и узреть седловидные ножки, какие после тысячелетий верховой жизни предков-кочевников так еще до конца и не выпрямились. С тех пор коллега, не таясь, ему мстила, а с его легкой руки, за глаза, ее стали кликать «Сонька Кривая Ножка», что как-то перекликалось с еще более легендарным именем «Сонька Золотая Ручка». А еще он достаточно скептически относился к писанине Соньки в газете, называл продукцией фирмы «Панасоник», точнее, «Понос Соньки».

По определению Лепетунько, литсотрудник Шпур был неук, так как не имел ни одной бумажки, подтверждающей какое-то законченное образование. Было «недомучанное» высшее — он бросил политех в начале четвертого курса, учился заочно почти два года в Литинституте, бросил. Издал небольшую книжку стихов, но и к поэзии неожиданно охладел. По всем параметрам Ванек считал себя за прекрасную заготовку кинорежиссера, ибо мыслил исключительно визуальными образами и без устали придумывал трюки, эпизоды. Безоглядно любил афористику и фотографию, прилично познал компьютер, больше по части графической редактуры. Редактора Шпур удовлетворял в главном — не конкурент на кресло, как по документам, так и по его собственному желанию, уж очень ценил свободу, а с ней и настоящее творчество. К тому же Ванек почти не делал ошибок, прекрасно гнал строку и фотокартинки, при этом не требовал к себе никакого внимания, был абсолютно автономен, писал дома, в редакцию приносил готовый материал на дискете.

По окончанию летучки под локоток его ухватила Галя Матья, по образованию она — воспитатель детского сада, основной поставщик ляпов в газету, но она родственник кого надо, и потому у Лепетунько извечная тоска по этой части, это был конкурент, фаворит, и Галя Матья этого не скрывала, чувствовала себя уверенно и комфортно.

— Ванюшка, золотце мое, — она притворила дверь своего кабинета поплотнее, — надо матерьяльчик стругануть позанозистее, поэпатажнее, чтоб читателя ошарашить, а то тираж что-то усыхает…

— Что-нибудь путное путанное из жизни путаны?

— О-оо, умничка, отмочи, что-нибудь типа того хохм-репортажа «Грудемес из Гудермеса», про импотента-соблазнителя.

— Я предвкушал, яхонтовая моя, подобную заявку давно, есть кой-какие заготовки…

— Например! — Галя Матья в предвкушении несомненного лакомства потерла ладошки.

— Например: Исповедь перно-звезды Мандонны из-под дрист-жопея Пурген-Заде… Или, Монологи Мадам Вошки, автор, Дарья Усралова. Дошлая журналистка, утомив читателя и устав сама от гинекологических откровений кому, когда, где и как давала, обрела способность обращаться в ползучее, кровососущее насекомое, жительницу лобковых зарослей и поставляет теперь компромат на пригревшую ее особь, ну очень-очень знаменитую и процветающую…

— Не на Иришу Хукомнадо?..Недурно! Мадам Вошка! Мандавошка! — Галя Матья рассмеялась. — Ну, ты Ванька и шельма… — Ванек ей нравился с поры, когда еще учились в параллельных классах, но, увы, пути их давно разошлись. Как-то раз, после праздничной пьянки, они нечаянно оказались в одной постели, но это не изменило уровня их дружеских отношений, все пошло по-прежнему. — Слушай, Ванюш, придумай заголовки дуплетные свои фирменные, позабористее, вот к этой паре материалов.

— Самое забористое слово на две трети из латыни, а остальная буква «й», — пошутил Ванек и вчитался минут на пять в распечатки. Поправил кое-что карандашом и написал на одном: «Напущение напыщения», в другом материале исправил рубрику «Из зала суда» на «Оглушение оглашением».

— А заголовок пойдет, неплохой, хотя попробуй «Суд ушел. Сесть!»… Я побег, Галинка, — приобнял и чмокнул в щеку шаловливо, — что всегда симптоматично, мне ты дюже симпатична, покедова, дружок… Прошвыр у нас ноне с Куяном презанятный…

— От Советского Информбюро!..- забасил Ванек, открывая дверь гаража.

— Да не сплю, не сплю, мудилка, — сел на кушетке Куян, — так просто, прилег чуточки, что-то спина загудела, — но позевнул шельма пресладко и потянулся с выщелками.

— Расчехлять ключик на пятнадцать?

— А не тряхнуть ли нам стариной?..

— Ум-мм! — застонали синхронно, опустошая стаканы с пузырчатой.

— Нектар, бальза-ам, аа-амбра!

— Ляпота-аа!

— Не-е, дядь Миш, надо патентовать напиток, уж очень своеобразен.

— Все дело в дрожжах! — поднял палец Куян нравоучительно, — на родовом хмелю, Степановна жизнь положила, чтобы это постигнуть.

— Не хуже шампанского играет, а пьется-то как легко, а ведь крепостью градусов шесть-восемь, не больше, да, дядь Миш?

— Околь того…

— А она не ворожит при изготовлении закваски Степановна-то твоя?

— Она, Ванятка, надо всем ворожит, что для меня да детей-внуков делает, обмаливает, обласкивает руками своими волшебными, глазами и голосом. У нее руки, не поверишь, хворобу любую из меня вытягивают, что из поясницы, что из головы. Погладит эдак невесомо, пошепчет как ребенку, что-то вроде, с гуся вода, а с Мишеньки худоба, и я как водой живой спрыснутый. А какие хлеба она испекает, Ваня, царские хлеба, распред-твою аммонал!

— Да уж вкушал, дядь Миш, смаковал, знатные хлеба!

— А ведь шесть сестер имеет миланья, одну другой рукоделистее, хлеба они тоже упекают загляденье, а завяжи мне глаза, я, наощупь, по духу хлебушек Степановны узнаю… Такая вот она у меня раскудесница, одно слово, прр-ревыше всего!

— Кончается бак-то, — вздохнул Ванек, — надо заяву ей подгонять, челобитничать.

— Надо, — кивнул Куян и блаженно прижмурился, — она уж и сама недавно пытала, нет ли у нас нужды, сулится этот раз спроворить в закваску добавку какую-то из богородской травы, зверобоя, корешков хрена, не упомнишь всего, что говорила, бесы и болячки, говорит, вас с Ваняткой вообще стороной обходить станут…

Понесло родимого, улыбнулся Ванек, о своей Пр-ревышевсего, Степановне ненаглядной, Куян мог говорить сутки напролет. Прожили вместе они уже сорок семь лет, нажили семь девчат. Сына так и не получилось и оттого он сильно тянулся к Шпуру, ублажал как мог, ластился неуклюже. Как заключал Ванек, на примере этой и многих прочих пар, какие он наблюдал до этого, можно достаточно уверенно предсказывать, какого пола будут дети в семьях. Если мужчина влюблен безоглядно, перевешивает своим чувством чувство жены, то есть довлеет женское начало, то будут девочки. И наоборот.

Бывая часто дома у Куяна, Ванек каждый раз ошеломленно чувствовал, что попадал в какое-то иное силовое поле межличностных отношений, каждая молекула стен, воздуха этого убогого крохотного домишки с одним оконцем на улицу дышали добром и любовью. Подавленность и прочая пасмурность души в этих стенах вскоре исчезали, восстанавливалось душевное равновесие, а вскоре приходило какое-то тихое необъяснимое ликование, радость, нарастающее желание вперегонки со всеми делать что-то доброе и полезное окружающим. Именно так они, Куян и Степановна, жили всегда, вперегонки упрежая, делали друг другу посильное добро. Ванек любовался на них, внешне совсем-совсем непритязательных, даже, по большому счету, и не особо симпатичных, некрасивых, но они заставляли любоваться на себя, высвечивая и отдаляя все эти пустяки немеркнущей зорькой их взаимной любви. Ванек любовался на них и вздыхал не без зависти — у него не так давно развалилась семья, где климат отношений в последнее время царил престервозный.

Бюллетень «ИзоБРЕДатель-АХИНЕзатор» патентного бюро НИИ-Пиво.

Редакционный «уазик» подрулил к НИИ пивного производства. С недавних пор Ванек стал его частым гостем, его даже включили в редколлегию периодического бюллетеня «ИзоБРЕДатель-АХИНЕзатор». Именно отсюда нередко и черпал теперь он адреса для своих грядущих маршрутов. Но вершиной всего интересного и нового становился Бар Творчества, возглавил его колоритнейший, уже знакомый нам, человек, академик пивософии Бармен Миня Хаузин. Это был воистину фанат своего дела, о котором знал все доскональнейше. В Пена-Клубе все знали, что он наряду с Барменарием, пишет Мемуары, где его приключения на этой ниве захватывающе интересны. Все, что он не говорил и делал последнее время, в основном, было проговариваемым материалом для этой огромной книги. Львиная доля информации, по его признанию, исходила от патентного бюро, периодического бюллетеня, регистрирующего огромную изобредательскую работу ученых, умельцев из народа и самого, неистощимого на выдумки Бармена.

— Смею уверить вас, достопочтимый Ванек, и вас, о верный оруженосец Михаил Авдеевич, что Пиво людям ниспослано Всемогущим не только для увеселения и приумножения праздности. Это напиток пробуждающейся Жизни, Зерна. Я расшифровал большую часть этого могущественного кода, даже небольшое клише какой-то его части, прилагаемое к самым разнообразным сферам деятельности человека, дает фантастические результаты. И, по сути, сфер деятельности неподвластных этому коду нет.

— Полистайте подшивку наших бюллетеней, анализируя пристрастно именно этот аспект, и вы убедитесь в правоте моих слов. Больше того, с недавнего времени мы перешли к работе под условным названием «Социальный заказ», ибо для многих россиян стало очевидно наше могущество, они стали адресовать все чаще нам свои просьбы, заявки на разрешение той или иной проблемы.

Бронированные яйца.

— Вот, к примеру, на моем столе одна из последних, подобных заявок, от заготконторы Райграда. Там то и дело возникает дефицит ячеистой тары. А население страстно желает сдать излишки яиц со своего подворья, чуток на этом подзаработать…

— И вы наладили выпуск тары из отходов пивопроизводства, — подсказал Ванек.

— Ну-у, слишком лобовое решение, молодой человек. Будем плясать от обратного — для чего нужна столь специфическая тара?

— Чтобы устранить недостаток скорлупы, ее хрупкость.

— Верно, но тара не решает этой проблемы, хрупкость остается, яйцо все также уязвимо.

— Тогда нужно упрочнить скорлупу, ввести в рацион птицы соответствующие строительные компоненты, — заключил Ванек обрадованно. Бармен Миня Хаузин снисходительно, отечески улыбнулся.

— Это очень громоздкая технологическая цепочка. Все проще, не буду вас томить, мы создали специальный раствор, смоченная им скорлупа при высыхании обретает завидную прочность. Поезжайте в заготконтору, убедитесь воочию.

Яйца в виде конуса, тетраэдра, скульптурки.

— Кстати, об яйцах, в послужном списке наших достижений этой тематики у нас уже есть не одна яркая страница. Вот, посмотрите, — Миня Хаузин подвигал мышкой и вызвал на монитор компьютера ряд изображений. Как уяснил Ванек, ученые сумели воздействовать специальными кормовыми добавками на мозг курицы-несушки, его специфический участок, ответственный за формирование яйца. Путем электромагнитной проекции они нарушали стойкость рефлекса на овальность и диктовали самые причудливые формы. Курица не без ужаса начинала нести яйца в виде куба, пирамиды, тетраэдра и даже минискульптуры нужного человека, того же вождя мирового пролетариата. Подчинялись этой команде и прочие птицы: воробьи, утки, гуси и даже страусы. Так что представляемая коллекция впечатляла не только причудливыми формами, но и разными габаритами. Надо ли говорить сколь к месту пришлось это изобретение на время новогодних праздников, сколь необычны и съедобны стали елочные украшения. Не упустили своего и дельцы сувенирного бизнеса.

Фанаты в облике глистов.

— Занятно, — пробормотал Ванек и отчеркнул ногтем пальца строку на мониторе, где высветился перечень прочих открытий, — а что это за «фанат-глист»?

— А-аа, — широко улыбнулся Бармен Миня Хаузин, подвел стрелку к строке и щелкнул. Замелькали кадры беснующихся аудиторий, рок-кумиров. — Это по заявке молодежи, оголтелых фанатов, кто смысл жизни свел только к общению с кумиром. Такое чадо начинает в один прекрасный день совсем сходить с ума, не ест, не пьет, чахнет на глазах, следуя тенью за любимцем. Пивные компоненты на молекулярном уровне позволили нам превращать таких фанов в глистов, к примеру, в свиной цепень. Через пищу они довольно легко проникают в организм того или иного кумира. Мы остановились на цепне как самом стойком представителе мира глистов, его не изгонишь ничем, он достигает четырех метров в длину. Думали мы и о других формах присутствия фанов в организме кумира, в виде той же небольшой бородавки, лишая, грибка, но артисты чистоплотны, выведут с помощью врача бедных фанов-ребятишек. Словом, многие кумиры и не подозревают, что буквально кишат ликующими поклонниками. Хотя и бывают досадные исключения, в тот или иной отряд фанов попадает бесноватый лидер, и тогда по ночам они, глисты, выходят наружу и требуют на бис самые любимые песни, в лунатическом состоянии артист исполняет заявки, а утром просыпается не совсем отдохнувшим.

Сенокосные бабульки.

— А это что? — указал Ванек на строку «Сенокосные бабульки». По команде Бармена явилась картинка какого-то маскарадного типа — женщина преклонных лет в зеленом костюме из трав и листьев.

— Это снова социальный заказ от специфической части населения, — пояснил Миня Хаузин. — Дело в том, что в связи с резким увеличением площадей под ячмень и хмель, в ряде российских регионов сократились сенокосные угодья и пастбища, сено подорожало и стало недоступным для пенсионеров, кто до этого жил исключительно молоком буренки или козы. Именно поэтому и остро встал вопрос рационального использования имеющихся у них площадей. Неуемный человеческий ум вкупе с необозримым потенциалом пивокода дал блестящий результат — принимая соответствующие пилюли, старушки стали выращивать траву для сена на площади своего тела. Еженедельно обмахивая себя серпиком, они делают нужный запас и содержат кормильцев в нужной сытости.

— Сенокос круглый год? — поинтересовался Куян.

— Да, и в этом соль нашего достижения, причем эспарцет и донник растут в 4—6 раз интенсивнее, нежели на черноземе в самое благоприятное время лета. Применением органических удобрений можно было поднять урожайность еще раза в два, но некоторые старики протестуют, не могут отвыкнуть от баньки, — посетовал Миня Хаузин.

— А как насчет выращивания зерновых? — спросил Ванек. — Тогда ведь, вообще, сервис для пенсионных душ был бы исчерпывающим, не надо было бы тратить свои жалкие рубли на хлеб. Скосил, обмолотил, смолол, не выходя из дома, да и выпекай себе оладышки под парное молочко.

— У вас завидное логическое мышление, — похвалил Бармен-академик. — Да, мы уже скрупулезно исследовали потенции площадей тела человека в определенном возрасте и пришли к выводу, что одновременно, на локальных участках, можно выращивать не только рапс, эспарцет и донник на сено, но также и рожь, овес, гречиху, пшеницу и даже рис. То есть на столе неимущего класса, зачастую до этого вымирающего от недоедания, появятся блюда так богатые белком и витаминами.

— Мне кажется, уважаемый Бармен, что в воздухе явно витает и разрешение еще одной немаловажной проблемы, — сказал Ванек. — А не сможет ли заменить неимущим людям данный травяной покров одежду, ведь это такая экономия в семейном бюджете. Насколько возможно сделать эти костюмы достаточно теплыми, привлекательными, красивыми и модными?

— Вам не откажешь в инженерной проницательности, — снова похвалил Миня Хаузин собеседника, — само собой, мозговали мы и над дизайном травяного покрова на теле человека. Большинство цветов, ромашки, гвоздики, тюльпаны, как показали опыты, растут вполне успешно. Не вызывает нареканий и теплопроводность таких костюмов, больше того, их можно в ряде случаев назвать создающими комфорт, даже в холода, чего не скажешь о современных синтетических тканях.

— Даже в холода! — воскликнул восхищенный Ванек. — Как это кстати, головы ваши светлейшие, стало быть можно будет не тратиться и на дрова-уголь, электричество, как это кстати!

— А редисочку там, морковку, репу нельзя выращивать на коже для расширения витаминности урожая? — спросил Куян.

— Увы, эксперименты по этой части положительных результатов пока не дали.

— А сорняки, чертополох там, пырей, бурьян не докучают? — не унимался Куян. — А то ведь гербициды-пестициды на кожу прыскать дело опасное.

— Площади, Михаил Авдеевич, небольшие, времени у пенсионеров много, так что обходятся пинцетиком, выщипают все ненужное. Кстати, о площадях, в ходе эксперимента случились незапланированные аномалии, пара стариков начали неудержимо расти, и один вымахал в настоящую гору, вот, посмотрите снимок…

— Господин Бармен, скажите нам честно, ведь интенсивность роста растений, круглогодичный цикл с неоднократными укосами, по всему, требует от организма изрядных трат, а организм достаточно ветхий или просто истощенный…

— Понимаю вашу озабоченность, достопочтимый Ванек, — не без грусти сказал Миня Хаузин, — к сожалению, закон сохранения энергии в нашем случае никем не отменяется, старикам такое огородничество жизнь не удлиняет, если не сказать больше… Кстати, по части социальной опеки в вашем Райграде тоже до этого творческая мысль не дремала.

Старики-буравы. Пункты искусственной сытости.

— Вы о стариках-буравах?

— Ну да, о них, и о пунктах искусственной сытости.

— Да, верно, была такая рацуха… — Ванек до мельчайших подробностей вспомнил свою работу над недавним сенсационным фоторепортажем.

Предложение местных изобредателей-ахинезаторов в прошлом году оказалось очень своевременным, ритуальные услуги, похороны стали совсем не по карману подавляющей части райгорожан преклонного возраста, не было денег для горкомхоза и в бюджете города. Робкие предложения перенять монгольский опыт захоронения, когда трупы выносят на пустыри и расклевываются грифами не нашел поддержки, потому как не было грифов-стервятников, только бродячие собаки и кошки, сороки и вороны, что священный ритуал совсем бы опошлило, низвело до заурядной помойки.

Все дело решили сандалеты-буравы, с разовым приводом от порохового сопла, предложенные умельцами из вагонного депо, которые определили в дело использованные польстеры, чего в металлоломе было уйма. Пристегнутые к ступням, они позволяли ввинчивать усопшего в почву любой твердости на глубину до пяти метров. Себестоимость размещения на погосте резко снизилась, не надо стало тратиться на гроб, рытье могилы, транспорт, потому как тела близких родственники стали доставлять на велосипедах и носилках, а то и просто на закорках. Кое-кто умудрялся добираться при нужде на пару с покойником даже в переполненном общественном транспорте. Окружающие быстро свыклись с этим, причем настолько, что по вековому русскому обычаю молодежь даже не уступала этим людям места на местах для детей и инвалидов.

Одновременно с внедрением сандалет-буравов администрация города открыла для неимущих стариков пункты искусственной сытости. Для этого мероприятия, кстати, был задействован американский опыт борьбы с ожирением. В желудок, через пищевод вводился резиновый шарик и надувался до нужных размеров, при определенном давлении зажимался нужный нерв, и шел сигнал в мозг — орган загружен доотказа, включайте кнопку эйфории сытости. Сообразно этому рефлексу старики даже начинали икать от якобы перекушанных пельменей. Восхищала простота и рачительность в решении этой задачи, вместо шариков использовались очень дешевые отечественные презервативы, неликвидные кучи которых десятилетиями пылились на складах аптек.

Старики воспрянули, стали практиковать даже праздничные застолья, но не танцевали и песни пели совсем тихими голосами, ибо и тут сказывался проклятый закон сохранения энергии, которая в данных пунктах искусственной сытости выделялась только для работы компрессоров. Но дизайн данных пунктов был на высоте, этого не откажешь, стены увешаны аппетитными натюрмортами, общий стол для групповых посиделок буквально ломился от овощей-фруктов, жаркого из поросят и птицы, холодных рыбных закусок… муляжей, само собой.

Как и на всяком производстве не обошлось без казусов. У ряда компрессоров, что накачивали гандоны, вышли из строя китайские манометры, медсестры стали регулировать давление на глазок. По неизбежному российскому разгильдяйству — одна заболталась по телефону, другая бегала по магазинам — компрессоры вовремя не выключили, отчего две совсем ветхие бабульки взорвались, а у могутного еще собой старикана начало выдавливать кишки через уши.

— Да-а, была такая рацуха, — повторил Ванек, закончив воспоминания.

— Кстати, Ваня, — сказал Бармен, — мы вчера утвердили сроки проведения фестиваля Пива, пока в ранге всероссийского, международный через полгода.

— Смахнуть тебе на дискету последнюю часть перечня патентов «ИзоБРЕДателя-АХИНЕзатора»?

— Разумеется.

— На днях мы открываем сайт в интернете, запиши имя и заходи в любое время.

— Отлично! Корплю вечерами над «Барменарием», все больше и больше очаровываюсь вашей афористикой и коллажами, откуда только все это берете! Ну, я погнал, пожалуй, по вашей наводке в заготконтору, заинтриговали вы меня, Михаил Карлович, бронированными яйцами преизрядно.

— Завтра заседание Пена-Клуба, не забыли, Ваня?

— Ну что вы, это для меня святое!

— Там такой ажиотаж в «Пиво-Во!» поднялся с объявлением конкурса «Афродита» и «Абаллон», четко ты тему учуял, я принесу завтра подборку, фольклор голимый, да смачный, ядреный…

Уже сидя за рулем, Куян вздохнул и укорил молодого друга:

— Мы когда с тобой, Ванятка, в музей пивной вырвемся, там, говорят, столько интересного?

— Не говори, дядь Миш, что-то зарапортовались совсем.

— Зять мне сказывал, что там куча занятных экспонатов, тамошний музейный человек рассказал, что в средние века тех, кто разбавлял пиво водой, заставляли пить его до полнейшей смерти или топили в этой же бочке. Вот это, я понимаю, борьба за качество, вот это закон так закон, и вмешаться не моги, молодцы-то какие эти древние люди были. А у нас пьешь прокисшие кобыльи ссаки и делай вид, что приятно, иначе буфетчица так обтявкает, мало не покажется.

— Сейчас дело поправляется, — возразил Ванек, — пива море, выбирай по вкусу.

— Не скажи, Ванюш, все завозное, издаля, законсервированное, стервизированное, неживое какое-то, да еще в этих капроновых титьках, алюминиевых банках, не-е, это не пиво, это пойло индустриальное, суррогат для ошаления. Пиво, по моему разумению, как и хлеб, нужно делать понемногу, для себя и друзей, делать его добрыми, любящими руками, пестовать, разговаривать с ним, душу вкладывать.

— Как Степановна твоя при изготовлении нам закваски для пузырчатой.

— Пр-рревыше всего! — крякнул довольный Куян, — это ты, миляга, в зрак, совершенно точно определил, есть в тебе наблюдательность, отрок, — и примолк, примлел, вспоминая детально, как работает в этих случаях его Степановна, Шурочка ненаглядная. В такие святые минуты он, Куян, как правило, затаивался где-нибудь в сторонке, в уголке, словно охотник, и любовался, не дыша и не смаргивая набегающую слезу, из опаски спугнуть ее неповторимое естество.

Феномен Драчело Менструяни.

Дома, во время обеда, позвонил Бармен.

— Иван, к тебе сейчас подъедет парень лет тридцати, уникум, онанист… он меня поставил в тупик, безостановочно цитирует свою огромную поэму, роман-эпопею в стихах, о том, что все-все на земном шаре дрочат…

— Роман-опупея, чтоб жить отупея?

— Точно, но это не подойдет даже для нашего избранного из бранного, уж совсем круто.

— Давайте тогда сделаем приложение «Сортирное чтиво» на туалетной бумаге?

— Слу-уушай, а ведь это идея! Но ты с ним разберись, Ванюш, посули что-нибудь реальное, отфутболь покорректнее, он явно падал с печки в младенчестве. В общем, встречай, ты любишь с такими возиться, выжмешь из него для себя что-нибудь полезное, типаж в один из своих романов. Чернявый такой парнишка, симпатичный, вылитый Марчелло Мастрояни.

— Драчело Меструяни?

— Во, ты уже входишь в кураж. А насчет «Сортирного чтива» ты здорово выдал, экспромтом или назревшее?

— Да, скорее, назревшее, просто лыко в строку получилось. Но эта подборка требует кропотливого поиска, у меня есть зачатки из лозунгов КПСС, прочих воззваний и обещаний, как архивного, так и современного исполнения, цитаты политиков, стишата, фрагменты прозы. Собственно говоря, сортирное чтиво существовало еще лет двадцать назад, когда не выпускали туалетную бумагу. Сядешь, бывало в юности, с первой страницей любой газеты, а там генсек в четверть листа с очередной наградой, помнешь эту харю, помнешь и потом, этак сладострастно, в задницу ее, в очко… И таких синхронных движений по империи, наверняка, были миллионы… Во, подъехал, по-моему, твой Драчело, ну, пока, Михаил Карлович…

— Александр Шиломемский, — представился Драчело Меструяни, ударение он сделал на «е». Что же можно есть шилом, подумал Ванек, разве горох или киселя, по пословице, хлебать.

— Я написал большую поэму, — сказал Шиломемский, — этакий гротеск и хотел бы напечатать ее на страницах вашего Альманаха.

— У вас есть распечатка или дискета?

— Все есть, в том числе размещение в интернете, в библиотеке Мошкова, в самиздате.

— Там много талантливых публикаций, — согласился Ванек, — с интернета начинали многие современные классики, тот же Пелевин, вы на верном пути.

— Мне, как любому нормальному автору, хочется печатной публикации.

— Если у вас есть деньги, это сделать совсем просто.

— У меня нет таких денег.

— Хорошо. Тогда мне надо познакомиться с вашей поэмой, как вы ее назвали?

— Вселенская суходрочка.

— Недурно. Прочтите немного.

— Дрочить всегда, дрочить везде, до дней последних донца, дрочить и никаких гвоздей, вот лозунг мой и кОнца!.. — Шиломемский взметнул кулак к виску и стал лаять, как когда-то лаял свои ступеньки даровитый поэт-трибун. В сущности, если бы дело ограничилось небольшим стихотворением, это можно было бы счесть за авторскую находку, забавную и саркастическую, занимаются, мол, суходрочкой чинодралы, а плода, успеха для отечества как не было, так и нет. Но минута шла за минутой, а распаленный автор вел перечисление кто, где, когда и как дрочит, курсор его поиска тыкался, то в президентов России и США, то в моряков-подводников, то в дворника, то в министра, то в нищего, то в олигарха…

— Достаточно, — сказал Ванек, — оставьте распечатку, я познакомлю ребят в клубе, у нас принято коллективное обсуждение всех новинок, тем более таких экстравагантных. Скажите, Александр, а как у вас вызрел замысел свершить столь значительный труд?

— Я тут больше летописец, чем поэт, ведь вопиющий факт — все повально дрочат, но делают вид, что это совсем не так.

— А вы не предлагали свой труд в медицинское издание?

— Ой, только не надо вашей иронии, вы-то сами, что никогда не дрочили и не занимаетесь этим сейчас, только честно, без менторских поз…

Ванек стиснул зубы и покраснел.

— То-то, а то с кем не начнешь говорить, начинают демагогии, лепят из себя ангелов, а у самого ладошка панцирная от трудовых мозолей…

— У меня нет таких мозолей, я работаю в брезентовых рукавицах.

— Ну, тогда меняете изношенные раз в неделю…

— Позвольте, Александр, — оттеснил его в сторону приехавший с ним человек.

— Успокойтесь, запальчивость вам только навредит. У вас, как я вижу, появляется реальная возможность быть напечатанным. Идите в машину, я довершу этот разговор, как ваше доверенное, заинтересованное в вашем успехе, лицо. — Шиломемский ушел.

— Я — врач, ученый, мне доверено наблюдение за данным уникумом, — человек представил удостоверение. — Да, это — уникум, прецедентов в мировой практике пока не было и поэтому нельзя определять его только как больного. Можете верить, можете, нет, но мастурбировать он начал одновременно с первым криком на этом свете, с младенчества. И что самое уникальное так это его эрекция, Саша за свои тридцать лет ни разу не кончил, и, ни разу его эрекция не прекратилась, ни разу! Она властно требует массажа, ежесекундно.

— Не может быть!

— Объяснение этому явлению мы пока не находим.

— Отсюда и его комплекс?

— Само собой, родители и врачи сделали для него посильную информационную блокаду, чтобы он не чувствовал себя изгоем. Но средства массовой информации, литература, по нашей заявке не перестроятся, и потому он счел это за социальный перекос, решил восполнить пробел своим творчеством.

— Но как он тогда выходит на люди?

— Просторные плащи, пальто, куртки, брюки маскируют непрекращающееся движение.

— А во сне?

— Рефлекторно, все делается на сигналах подкорки.

— Но ведь могут устать руки?

— Рука, одна, но отработанная цикличность смены рук не дает смертельной усталости, да и, в конце концов, движение достаточно мелкое, легкое.

— Но это движение создало ему внушительный торс и могучие руки молотобойца.

— Подрочи-ка столько.

— Вы не пробовали заказать механический мастурбатор.

— Пробовали, слишком громоздко, грубо, к тому же начинается гнет на психику.

— Женщин-то подпускали?

— Само собой, но его от них воротит, тошнит, начинаются головные боли.

— А они?

— В восторге, вокруг Саши такая возня по этой причине, легенды, коллективные петиции в вышестоящие органы с категорическим требованием прекратить издевательства над нормальным человеком и дать ему возможность открыть массажный салон, клонировать этот феномен и создавать в стране дешевые публичные дома…

— Мужские?!

— Да. И в этом, я уверен, есть немалая необходимость. Перекос соотношения продуктивных самцов и самок в России как никогда высок, самцов почти нет, есть особи мужского пола, кто уже к получению паспорта о совершеннолетии утрачивает интерес к самке, продолжению рода, такой евнух пресыщен виртуальным онанизмом через телевизор, интернет, курит, пьет, колется, обжирается и почти не двигается. Даже, если выдавить из него семя, оно вялое, а в случае оплодотворения яйцеклетки, ребенок рождается с таким букетом болезней, что возня с ним превращается в каторгу. Но женщина в большей степени, чем мужчина, предрасположена к продолжению рода, властно чувствует этот зов природы. Неудовлетворение этого зова оборачивается психическими расстройствами и болезнями, что ложится еще одним слоем бремени на государство. Поэтому появление такого Саши в какой-то мере вселило в нас надежду в разрешение данной проблемы.

— Альфонс-многостаночник, трудодень ему установить в бабочасах, — улыбнулся Ванек. — А нет и других областей народного хозяйства, где бы этот феномен смог приносить ощутимую пользу?

— Таких областей много. Например, он с радостью будет востребован в той же милиции, где не хватает современного оружия, а применение его, того же пистолета, строго ограничивается нашим гуманным законом. Преступник у нас может взорвать многоэтажный дом, похоронив там сотни людей, но при его преследовании нельзя сделать первый же выстрел на поражение, ибо можно застрелить его насмерть, только предупредительный и легкая рана, чтобы правосудие смогло его спрятать от возмездия родных за решетку. Чтобы он перевел дух от легкого испуга, окреп, и был амнистирован на новые подвиги. По приходу на работу в органы такого Саши многое бы упростилось, вписывалось бы в жесткие требования российского закона — во чтобы ни стало сохранить жизнь преступнику. А то, не дай Бог, нас упрекнут строгие дяди в нарушении моратория на смертную казнь. Но я отвлекся от самого феномена.

— Дело в том, что неустанные упражнения фаллоса, массаж, приводят к его значительному укрупнению. У Саши он до колена, диаметр в настоящее время — 9, 65 сантиметра. К тому же он упруг, как рессора, и мощно стремится занять положение на пол-двенадцатого. Представим ситуацию поимки преступника, кого не только надо расстрелять за содеянное, а желательно рвать на кусочки несколько дней, делая это ежесекундно, публично, демонстрировать это шоу всему миру, делать урок, что расплата страшна и неминуема, страшнее зла, чем он сам сделал. То есть при поимке его желательно укокошить, но чтобы прокурор при этом не выразил ни на йоту сомнений. И тогда мы «заряжаем» нашего Сашу. Отгибаем от груди его могучий член и крепим на спецфиксатор к бедру. Но вот преступник в наших руках, смеется, гад, открыто нам в лица, ну и что дальше, мусорва? И тогда подходит Саша, сближается с выродком на полметра и незаметной кнопкой приводит в действие спецфиксатор, могучая дубина вырывается из щели в штанине и бьет отморозка в пах, ломая кости таза и превращая его яйца в глазунью. В диких муках преступник через день умирает. Жуткая молва облетает преступный мир — изощренная форма казни! Даже не гильотина — ужасающая херъотина!.. Прокурор с легкой душой пишет заключение, что преступник смертельно травмировался в попытке сделать минет сотруднику милиции. Все чисто, в российском законе нет ни единого упоминания, запрещающего уродовать преступников членами сотрудников.

— Неплохо, — похвалил Ванек, — я тоже давно недоумеваю почему перестали использовать шоу наказания, возмездия, идет только мощнейшее шоу преступления, его романтизации. Тысячелетняя история большинства народов подтверждает, что театрализация казни, наказания, самый действенный и продуктивный урок, урок, не кровожадное истребление беззащитных граждан. Да чего там говорить, еще с Красной площади не убрали лобное место для казни, где ломали кости и лишь потом отсекли голову Степану Тимофеевичу Разину, а до этого в клетке возили по улицам Москвы. Сто лет спустя столь же красочно казнили на Болотной площади Пугачева. Шоу, достойное подражания, так чего ему, этому лобному месту, простаивать, этому обкатанному хирургическому инструменту да в наше-то совсем больное время, когда столько кругом голов с гангреной агрессии и не одна не отсечена, их упрямо лечат примочками и пилюлями. Таких лобных мест по России должно быть тысячи, один их вид заставит задуматься потенциального преступника перед роковым шагом, вселит в него суеверный трепет уважения перед силой, осуществляющей неотвратимое возмездие. В Китае идут регулярные телетрансляции массовых казней, опыт этого мудрого народа внушает уважение, равно как и многих-многих других, кто не собирается убирать этот мощный рычаг управления порядком в государстве из-под руки. Те же американцы, кто в трех четвертях штатов казнь не отменили. Можно бы и нам сделать также, отменить казнь только в том же Еврейском автономном округе и тыкать всем в глаза, что Россия соответствует высочайшим требованиям демократии. Не надо тайно пытать и расстреливать в подвалах тысячи безвинных, надо публично наказывать не столь уж и многих по-настоящему виноватых. С год назад у нас в Райграде один молодой человек зарезал восемь человек, из них трое детей и две женщины. Об этом рассказали все СМИ России, горожане содрогнулись и в страхе затрепетали от такого оскала могучего зла, никто не мог удержать слез, провожая на погост эти безвинные жертвы. Это было страшное, жуткое шоу силы зла. И подобные шоу, многократно превосходящие по крови названное, на телеэкране идут, по сути, сериалом с гарантированным «продолжение следует». Но где шоу возмездия? Где этот мясник, убивший восьмерых, куда его спрятали, почему его не вырвала из следственной камеры разъяренная толпа и не разорвала в клочья, не выставила его треснутый череп и охапку костей на площадь с табличкой: «Так будет сделано с каждым выродком». Кстати, опять же в истории Америки есть страницы, когда не уповая на прогнивший закон, делегации от толпы вешали прямо в полицейских участках того, кто это заслуживал… Но меня понесло, — сконфузился Ванек, — извините, вы затронули наболевшее.

— Ну что вы, что вы, об этом только и говорят нормальные законопослушные граждане, к сожалению, законопослушные настолько, что это смахивает на патологию рабства, уровня того американского протеста и организации толпы, о каком вы рассказали, нам не достигнуть. Слепой, глупый и самоубийственный бунт, кураж толпы футбольных фанов, это еще можно, но целенаправленный, мощный кооперацией сил шаг, увы…

— Вернемся к нашему Саше, — сказал Ванек, — вы не можете обозначить и другие области применения подобного феномена.

— Я, пожалуй, сказал вам даже больше, чем следовало бы. Но вы человек творческий, могли бы кое о чем догадаться или даже открыть нам глаза на возможный ресурс.

— Я думаю, что херъотиной дело в этой области не ограничилось и простерлось в спецназ, когда такому легче спускаться по отвесным стенам, скакать по ветвям деревьев. Наверняка, цены ему не будет, как телохранителю, можно позавидовать как атлету, кто может прокачивать не только бицепсы и трицепсы при продольном массаже феномена, но и нагружать косые мышцы спины, отгибая его от груди, боксировать с небольшой грушей, укрепленной на его головке, полезно и рачительно работать с ним в паре партнеру, не надо никаких дорогостоящих тренажеров. Явно, что при соответствующей тренировке можно уподобить данный суперорган как пращу и катапульту, зашвыривать в стан врага гранаты, лежа на спине, не высовываясь из окопа. Огромные деньги можно делать в цирке, порнографическом балете для избранных аудиторий толстосумов…

— Неплохо, — улыбнулся ученый.

— И последний вопрос, этот феномен, функция вечной эрекции энергетически связана только с телом Саши или есть неведомые силы извне? Прекратится ли функция со смертью его тела и мозга?

— Вам не откажешь в зоркости и глубине пытливости, вы первый из непосвященных спросили об этом. Скажу так, вполне вероятно, не прекратится.

— Но как быть с постоянным массажом?

— В науке немало сил и средств, чтобы изучать феномен и далее.

— А если неопадаемость вечна? Что произошло бы при естественном ходе дела, без вашего вмешательства, если бы Сашу закопали как всех? Не вымахал бы феномен в баобаб на утеху баб?..

— Вы тяготеете к юмору, это не исключает вероятия нашего дальнейшего сотрудничества, ваша пытливость и раскованность могут оказаться нам полезными в дальнейших изысканиях. Сумасшедшинки дилетантов нередко дают куда больший толчок поиску нежели мощный таран академизма. Вот моя визитка, я буду ждать от вас ваших шаловливых набросков. Вы можете на этом неплохо заработать. В инвесторах у нас солидные учреждения и фирмы. И тисните вы, Бога ради, несколько его фрагментов, успокойте парня. Всех вам благ!.. — «Волга» с феноменом уехала.

— Я так хочу, чтобы ето не кончалось, чтоб оно со мною мчалось по жизни вслед… — стал напевать Ванек, переиначивая слова популярной песенки из репертуара Пугачевой. — Ето, ах ето, ето сладкое будь со мной… Прекрасный гимн для Драчело Менструяни, — похвалил он себя, — музыка динамичная, аллегро, под нее можно успешно мастурбировать. — Стоп! — он достал диктофон, фоновая мельтешня слов и метафор прошедшего разговора высветила неожиданную мысль. — Бунт, — сказал он, — Пугачев, Разин, роман Шукшина о Стеньке «Я пришел дать вам волю». Рок-опера по мотивам романа «Я пришла дать вам вволю». Пугачева режиссер, Мандонна — исполнительница.

О Боже, сколько неизменного шума вокруг мало-мальски красивых баб, поморщился Ванек при упоминании последнего имени, как они истово начинают выворачиваться наизнанку, чтобы продлить этот шум, используя при этом банно-прачечный арсенал, то есть заголение титек, ляжек и задницы, в местах для общества неуместных. И, по всему, это какой-то закон.

Я тоже обладал красивой женщиной

Юной, прекрасной, почти десять лет, но это время мне почему-то больше памятно нервозностью, частым смятением и депрессиями. Не было ровной линии бытия в Естестве, не было даже синусоиды, была пила, изломы, какая-то остервенелая борьба за невесть что. Так что я имел? Некий зрительный мираж, галлюцинацию. Я отвернулся от этого миража, не имею этой красоты в миру, но и не ищу, сторонюсь, знаю, что платить за близость, обладание нужно будет платить самой дорогой монетой, временем, смятением духа. А красоту самки с ее возбуждающие похоть чертами у меня, как и само зрение, память, никто не отнял, не погасил. Просто я уклонился от физиологии в угоду душевной самосохранности.

На базе подобных рассуждений я вывел для себя спасительную формулу.

Смазливость бабенки обратно пропорциональна ее надежности.

Чем она, смазливость, выше, тем надежность ниже. Что поделаешь, все это по естеству природы, властному зову улучшения породы. Этого примерила, этого, но тот, кажется еще привлекательнее. А вот если смазливость нулевая, то надежность гарантирована, не до жиру.

Надежность бывает и у прилично смазливых, если заарканила наисмазливейшего из самцов.

Отряд шлюх сплошь смазливые и фигурястые. Основы семьи по этой части умаляются, приходится пользоваться объедками с царского стола. Полусмазливые, кто не прорвался на олимп проституции по ряду причин, в семье также полунадежны, развод за разводом, катализаторы остервенению в семейном доме, какой уместно бы назвать домом терпимости, но, увы, эта вывеска уже раскручена.

Пришел Данилка, Ванек накормил его, и они стали просматривать в компьютере папки, уже изрядно натрамбованные фрагментами своих снов, в ряде случаев эти картинки были похожи на иллюстрации каких-то сказок. Некоторые из них они стали препарировать, монтировать коллажи, вводя участниками себя или своих знакомых. Немало забавлял их и просмотр дисков Бармена Мини Хаузина, в совокупности с расшифровкой диктофонных записей эти картинки нередко дарили зрителям особую прелесть. Шпур вскоре переключился на работу с диктофоном, и Данилка открыл одну из игрушек.

Данилка в семье был пятым ребенком. Старший брат Колька, ему восемнадцать, уже мотал срок за кражу. Сестра-погодка Люба года два назад исчезла, большинство из окружающих уверяли, что мать ее продала, то ли в далекий подпольный бордель, то ли на органы для пересадки. Другой брат Шурик, кому пятнадцать — инвалид, нет левой ноги выше колена и руки по плечо, хотел снять медный провод на «железке», контактный, но тот оказался под напряжением. Феноменальная его физическая живучесть, что изумленно признали врачи, была неотделима от его живучести вообще, поразительной жизнестойкости и приспосабливаемости в изрядно жестоком мире, где он обитал. Это был неоспоримый лидер среди волчат ему подобных, он им остался, даже став инвалидом, в лице его отечество ждало подарок, от какого затрепещут облака. Уже в этом возрасте, будучи инвалидом, он сколотил банду, к которой как бы и не имел отношения, плодовито побирался на автовокзале с прилегающим к нему рынком, шустро скакал на этом многолюдном пространстве с неизменным адъютантом, другим братцем, Стасиком, кто был моложе его на два года.

От зоркого взгляда Шурика ничего не ускользало, брат же то и дело отбегал от него куда-то, делал наводки, указания, и беспечные лохи тут же наказывались, исчезали вещи и аппаратура из салона автомашин, грабились перебравшие мужички, вырывались сумочки у зазевавшихся дамочек. Денег у Шурика всегда было много, и он уже научился даже относиться к ним достаточно презрительно, ему нравился процесс их добывания, он умел организовывать этот процесс на пустом месте, это был прирожденный организатор криминального толка.

Расположение монитора позволяло Данилке тактично отворачиваться от Шпура, изображать поглощение работой. Он сегодня снова не мог говорить, его душили слезы и если бы он начал рассказывать об их причине, то, несомненно, разрыдался. Но дядя Ваня не задавал вопросов в такое время, по всему, видел его состояние, вздохнул пару раз и тоже погрузился в работу, надел наушники и стал считывать-записывать наброски с диктофона.

Пару часиков назад Данилка решил заглянуть домой, отметиться, что требовала делать мамка ежедневно. Ворота были закрыты, и он перелез через забор, зашел домой с огорода. Шурика со Стасом не было. Услышав приглушенный разговор, он заглянул из кухни в зал и увидел лежащих на диване мамку с каким-то мужчиной, оба были пьяны, полуголы, мамка слабо запротестовала, услышав подозрительный шум, но мужик прицикнул грубо, да лежи ты, сука, не трепыхайся. Картина была настолько мерзкой, что Данилка забился в угол сарая и с полчаса рыдал, уткнув лицо в курточку для бесшумности. Он и до этого мельком видел мамку за этим занятием, но по младости лет это его как-то не оскорбляло, не ранило столь сильно. Все они рождены от разных отцов, какие даже не обозначены в свидетельствах. Он знал своего отца, все его звали Лысый, его посадили четыре года назад за убийство, дали девять лет — зарубил топором человека в этом доме, на глазах Данилки. Около полугода Данилка после этого болел, живот и грудь его покрыла страшная чесотка, превратившая кожу в коросту, он часто падал в обмороки. У Лысого это была уже третья судимость, двенадцать лет он до этого уже отсидел. Могли этот раз дать значительно больше, но зарубленный умер не сразу, спустя два дня, что уже классифицировалось не как убийство, а нанесение тяжких телесных повреждений.

Данилка как можно потаеннее вздыхал, но чувствовал, что уже привычно улучшается его настроение, дела с дядей Ваней как-то властно отвлекали от недавнего смрада, оздоравливали. Он покосился на него, тот чему-то улыбался до ушей и торопливо строчил что-то в тетрадь. Данилка тоже непроизвольно улыбнулся, вспомнив, что нынче он снова заночует здесь, так как дома в ходе пьянки его никто не спохватится.

БАРМЕНАРИЙ

Любовь наша кончилась браком. Вскоре у нас родилась дочь, у нее — внучка. У той — правнучка. За это время чувство наше окрепло настолько, что мы решились на рождение еще одного ребенка, а я поступил в суворовское училище.

Какой плебей не мечтает о высверке в «Плейбое».

Не давайте пищу кариесу, голодайте.

Пролетарии всех стран — опьяняйтесь.

«Шлеп-нога», «Колдырь», так кликали все этого хромого.

«Как трусы-то, теплые?» — «О-о, жара, аж, яйца вкрутую».

Утишение утешения.

Самый сильный оратор — стоматолог, его все слушают с разинутым ртом.

Уподобьтесь сусликам, носите домой в дуплах зубов вкуснятину.

Ну и бабье лето — ветер, грязь и прочие выкрутасы. Какие бабы, такое и лето.

Развит не по годам, кушает счетверенной ложкой.

Вставь зубы, а то никакого очарования. Ведь бабы только и твердят, были бы зубы, а Его я и сама подниму.

Купил себе уважение. Поднатужился, заработал деньжат и купил. Оно, оказывается, у невежд совсем дешево, около десяти тыщонок. И вот они уже готовы лизать тебе задницу столь истово, сколь пытались вчера искусать ее же.

У Мамина-Сибиряка есть рассказ о смертельно уставшем рабочем, кто клялся, что может проспать неделю не вставая. Деспот-приказчик дал ему такую возможность, но работяга не выдержал и двух суток, за что его — по условию пари — запороли. Каков слабак, я наблюдаю за многими современными юношами, кто лежать может, безотрывно пялясь в телевизор, месяцами.

Арба араба раба на Арбате.

Пел на мотив «Арлекино» «Агриппина».

Вот это фигура — все тело жопа, даже на лицо затекла, не понять, те ли дырки.

Гневалась на однообразие жизни, на восход светила с востока.

Какая на лице этой женщины доброжелательность, что застыла с момента, когда она нанесла напильником восемнадцать колотых ран мужу.

Мороз, улыбки примерзают к лицу так, что даже в тепле помещения не отклеиваются, и приходится хамить в дисгармонии.

А ты дефствительно девственна?

Ей надо было так много, что ряд исполненных мужем желаний занесены в книгу рекордов.

Она всем жалилась, что у нее не хватает того и того, жалилась так часто и страстно, что все согласились, и впрямь, не хватает.

Воспарение в воспаление.

Заказной анализьон событий.

Недозабытое недозабитое.

Фреска-врезка фрезы-фразы.

Злобно поносят, жидко поносят.

Ухтыандр, человек-пивфибия.

Снег. Солнышко. Навстречу румянощекие. «По грибы ходили?».»..?! Ах, да-да, но белых сыскать совсем трудно».

Засорение, засоление плоти требуют заморения, замоления грехов.

Ревматизм совести, аденома эгоизма.

Лучшее путешествие это не километры, отмеряемые по тверди и океанам. Странствовать надо не вширь, а вглубь, ввысь, в границах собственного двора и сада, исследуя себя и окружающее Естество. Неспешно, обстоятельно, вне стада.

Мудрецы ли правители? Никогда! В арсенале приемов мирского восхождения много грязи. А мудрость это не только изощренный ум, но и следование его сигналам, полная чистота. Мудрец, думающий одно, а делающий другое, не мудрец, а умный подлец.

Наши дома — склепы, мавзолеи. А как же иначе назвать помещения, где без сознания, трупами, лежат две трети своей жизни люди. И никак не могут увидеть в этом Репетицию, становление привычки для прогону ложного страха перед близким помещением в настоящий склеп.

Обувь — визитка характера. Изломанные задники, хлюпающие на ноге шлепанцами туфли, ни разу со дня покупки не расшнурованные, выдают праздного и поверхностного себялюбца. Косо стоптанные каблуки признак невежественной самоуверенности, твёрдолобости.

Он не рождался, он в Ней так и живет. К этому выводу приходишь, если просуммировать все его мечты и целенаправленные действия. Физиологический счетчик показывает, что к стартовым 9-ти месяцам он из своих сорока добавил лет двадцать, ну а мысленно он из Нее не вылазил никогда.

Реки, которые нас выбирают, в кого-то втекает чистый родник, в кого-то водка и пиво.

Смена рода, нарожден «месяцем», созрел в «луну».

Ах, у нее климакс? Тогда мне здесь не климат.

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», так вот откуда все ужасы.

Эх, полюция, эволюция овуляции.

Он — скопление оскопления.

Жюри пожурило жмуриков-участников за чрезмерную вялость и дохлость.

Вассал Вассы.

Можно я буду звать вас Амбразура, не Зура, чтоб быстрее лечь на вас грудью, души моей амбра.

Говорил, что все это ему по плечу, а выходило по х.…

Его кормило власти кормило.

Папой по попе плексический удар, линейкой, за двойку.

Грудка ее была столь мала, что проваливалсь меж ребер.

Погостили и на погост — ГОСТ жизни.

В попу лярве врезация, а не популяризация.

Пеньки после корчевки почти готовая чудо-мебель. Присмотритесь к ним. Превосходная опорная площадь, неповторимость узоров Естества, прочность. Столы, табуреты, кресла, стулья, трюмо… Как бы добраться до них, ведь гниет кругом пеньков несметно.

По телеку детина плакал. Он пел, заламывая руки, стонал, закатывая глаза. Он уверял слушателей, что если она его разлюбит, то к вечеру он — помрет. По упитанным, холеным щекам катились… нет-нет, не слезы, обильный от энергичных конвульсий пот, повыламывай-ка рученьки, повыкатывай-ка глазоньки. Во что свято верилось, кувалдой в лоб его с одного удара не свалить.

Пост остервеняет. Многих, кто берется за это наскоком, в подражание, для модного соответствия. Благообразности, приветливости и рядом не ночует, так и домысливаешь приоскал, щелканье зубов волчиной натуры в овечьем стаде. Растеплить душу свою таким не дано изначально.

Пылкие существа эти женщины. Начнут признаваться вам в любви, так удержу никакого, могут сказать даже в раже этом, что, мол, в мечте о встрече с вами, в эти десять лет своей семейной жизни, не изменяли вам с мужем, только детьми занималась, рожала да пестовала.

Разве шлюхи — доярки? Да, еще какие, эвон как истово доят однососковых коров — мужиков. Диву просто даешься вековой привлекательности трудной и не совсем почетной профессии, ведь ни одного памятника, ни одной героини соцтруда, даже вымпелов переходящих за повышенные надои не учреждали.

Неуместно сравнение женщины с кошкой, кто по кроткости и верности заоблачный идеал, а мнимое ее потаскушество только во имя продолжения рода.

Даже пьяный в канаве он лежал спесиво.

У многих мужиков гимном жизни стала песня «Детство мое постой!..», до преклонных лет они умудряются оставаться сосунками близ маманьки.

Самый высокомерный человек — лакей по отношению к лакеям подчиненных своего шефа.

Зная, что «ланд» — страна, ярд — 0,91 метра, понимаешь, что Скотланд-ярд заведение серьезное, каждый из сотрудников на скотство здесь четко протестирован.

Медицина встревожена, в народе высок уровень кожных заболеваний, ороговение кожи, вопиющие симптомы превращения человека в змею.

Мечта хохла — все морепродукты хрюкают, дают желанное сало.

Тур Хер-ей-дал.

Такой смердячий на пару пердячем.

Столько командиров производства на «железке», впору каждой шпале по стойке «смирно» вскакивать.

Во все времена лучшие умы обязательно оговаривались, «…в наше подлое время».

Как нас поставили, так мы лежать и будем.

Тонновая коррекция — наезд грузовика на человека.

ОРТопед — телеизвращенец.

Ремесла тоже существа. Они ревнуют, артачатся и отстаивают свои права, если хозяин того заслуживает. Попробуйте высказать пренебрежение, молится им, когда на уме двоится, и будете наказаны, все пойдет наперекосяк, труда вложите для достижения пустякового результата в несколько раз больше чем обычно.

Рэкет болячек. Начиная с младенчества и по гробовую доску, человек часто уступает нездоровью, платит дань в виде того же лишая, грибка, липомы, бородавки… Пробы сделать себя абсолютно здоровым, радикализм лечения, чаще всего приводит к обратным результатам, разозленные рэкитеры берут еще больше, если не все. А так, с небольшой пожизненной данью человек, глядишь, шагает до весьма и весьма преклонных лет.

Срок жизни, по всему, это не физиологическая величина, это программа, жесткий наряд в рамках развития интеллекта, топка, где мы, поленья своей реакцией горения, бытия, даем энергию чему-то более высшему.

Стадность человека вопиюща. Мы снисходительно смотрим на стаи рыбок и птиц, синхронно поторяющих движения друг друга, экие, мол, они безликие, лишенные индивидуальности. Но человек еще более безлик, беспомощен и синхронен движениям толпы, народу, мировому сообществу, его судорогам по разным причинам, масштаб губительности таких подвижек, течений и завихрений, организации самоубийства, никаким полчищам насекомых не даны.

Я встретил ее, сорокалетнюю цветущую женщину в предынфарктном состоянии, сорок лет назад. При недавней встрече она призналась, что ей полегчало. Вообще же, на мой взгляд, здоровье даруется по-разному и классифицируется как «бешеное», «отменное», «нормальное» и «доходячее». Что парадоксально, но по статистике стартовые «доходяги» живут значительно дольше «бешеных», кого избытки подвигают на неразумные самоубийственные траты.

Глава третья

— На спиритической волне — Столица, гимн, герб, партия — Фестиваль Пива — Барсуки на уборке ячменя — Ослепление зеркальцем бабочек-капустниц — Парк экс-алкоголиков — Пьянка с советником из Пентагона — Барменарий —

В этот день Ванек засел с утра за компьютер, надо было обрабатывать и сдавать в редакцию скопленные материалы. Поработал и решил для отдыха прогуляться в интернете. Зашел на сайт Бара Творчества. Бармен Миня Хаузин не дремал. Презентация новой рубрики: «Спиритическая волна».

Ванек начал чтение и просмотр сопутствующих картинок.

— Не так давно мне присвоено звание Академика Пивософии! — извещал Бармен Миня Хаузин со страниц сайта. Но мало кто знает, что сообщение об этом пришло на мой адрес по спиритическому каналу. Подписались под ним изобретатель Пива, фламандский король Гамбринус, известный ученый и поэт Омар Хайям, мой дядя самых честных правил Барон Мюнхаузен и великолепный знаток-практик пива бравый солдат Швейк. Цитирую. «Уважаемый Бармен Миня Хаузин! Ваша фанатичная работа в популяризации и совершенствовании Пива подвинула нас на мысль учредить высокое звание Академика пивософских наук и первому изо всех землян присвоить его вам. Именно с вас начнется отсчет плеяды подвижников и героев Пива в столь почетном ранге».

А теперь текст нашего разговора на спиритической волне.

Гамбринус. Честно говоря, то, что я открыл Пиво, а об этом вещают все энциклопедии, не совсем точно. Напиток этот давно существовал по Божьему провидению и до меня в самых что ни на есть разных уголках нашей планеты, почти у всех племен и народов, в местах, где земля могла плодить злак, ячменное зерно. Я же попросту обобщил это явление на государственном уровне, что и впервые запечатлели летописцы, оставив в истории самую заметную на этот счет веху.

Бармен Миня Хаузин. Мне интересно, Ваше Величество, в чем же был приоритет перед прочими напитками на ваш взгляд в то время? Ведь вы, по сути, могучей и целенаправленной волной рекламы Пива заслонили у них, этих напитков, кое-какие достоинства?

Гамбринус. Сделать это было легко. Ведь это — жидкий хлеб, питательный и оздоровляющий, да к тому же и умеренно веселящий. Вот именно этим все и сказано, поданные мои оздоравливались весело и радостно, не спивались. Не надо сбрасывать со счетов и простую технологию, ее повсеместную доступность самым широким слоям населения, живущим на земле и кормящимся ее дарами. Вот я и приложил все силы, чтобы мой славный народ безоглядно влюбился в этот Божий подарок.

Барон Мюнхаузен. О-оо, вы добились этой любви, ее невиданной прогрессии, как в пространстве, так и во времени, по сей день немалая часть человечества поминают вас за это добрым словом и я из их числа.

Омар Хайям. И я тоже. Кстати, читая мои рубайи, многие из читателей, наверняка, обратили внимание на явную нелепицу, ибо, воспевая вино, я то и дело благодарю за это ячменное зерно. Это издержки переводов, там, где речь идет о вине, я упоминаю виноградную лозу, а вот детищем ячменного зерна я считал все-таки иной напиток — пиво. О-оо, сколько шуток я претерпел в свой адрес при обыгрывании определения, что пиво пить с омаром, кто по вкусу малоотличим от рака, удел гурманов.

Миня Хаузин. Достопочтимейший, есть ли что-нибудь новенького на эту нетленную, вечную тему о взаимной, трепетной любви напитка и человека?

Омар Хайям. К сожалению, с пивом здесь совсем не так как у вас, и поэтому вдохновению браться неоткуда.

Гамбринус. Не надо ничего новенького! Всего, что написал маэстро, хватит и поныне, все живо и актуально. Я могу часами напролет читать его стихи наизусть, лучше уже никто эти гимны не напишет. Позвольте я продекламирую хоть один из куплетов этого уникального творения, хоть одну из рубай?!.

Спасибо, друзья! О-оо, как я благодарен вам за эту честь!.. Итак:

«День прекрасен! Ни холод с утра, ни жара.

Ослепителен блеск травяного ковра.

Соловей над раскрытою розой с утра

Надрывается! Браться за чашу пора!»

Бравый солдат Швейк. А я, столь же страстный почитатель таланта Хайяма, избрал даже своим пожизненным девизом одну из его рубай, вот она:

«Не у тех, кто во прах государства поверг, —

Лишь под пиво душа устремляется вверх!

Надо пить: в понедельник, во вторник, в субботу,

В воскресение, в пятницу, в среду, в четверг…»

Миня Хаузин. Уважаемый Швейк, вам-то каково переносить жажду, отлучку от столь истово чтимого вами напитка?

Швейк. Упиваюсь воспоминаниями. Помните эпизод, когда я приволок мертвецки пьяного фельдкурата Каца после нашего с ним похода по пивным погребкам. Кац был дегустационным евнухом, он не вкусил настоящей любви к Пиву, он умудрялся запивать им можжевеловку. Бр-рр… Так вот, я сделал тогда открытие, что Пиво мстит таким как он, за хамское к себе отношение. Припоминаете, как долго и безуспешно я пытался поутру отклеить Каца от кожаного дивана, его галифе в области таза и бедер так и осталось на нем клочками. Вот бы запатентовать тогда этот клей, злую смесь Пива с чужеродными напитками, после прохода через человеческий организм.

Гамбринус. Дорогой мой бравый солдат, клеящие свойства Пива вне всяких коктейлей, не в моче, были известны давно. К примеру, в ряде европейских стран в 17 веке существовал такой вот метод определения качества: на дубовую скамью выливалось ведро Пива, и сюда сразу же усаживались влиятельные люди в кожаных штанах. Если за полчаса штаны крепко прилипали, то пиво для продажи было годно.

Швейк. О-оо, я чту законы тех времен за их бережное и любовное отношение к Пиву. Кстати, господин Академик, не пора ли вам призадуматься о Пиве на государственном уровне, где у вас до сих пор Столица, Гимн, Герб и Флаг, Партия?

Бармен. Милейший Швейк, вы меня недооцениваете, я давно подготовил проекты, не хватало трибуны, но теперь вот, пользуюсь случаем и предлагаю их на обсуждение.

О столице

Государство наше пиволюбное, необозримое существует как бы в параллельных мирах, его нет нигде и оно везде, на всех материках и во всех странах, только без границ четких географических. По этой формуле существует и столица красавица наша ненаглядная, уголок её, пригород может быть в любом из приличных пивбаров, там, где к Пиву относятся с должным пиитетом, где оно чуткий дирижер среди чутких исполнителей в оркестре по созданию хорошего настроения, взаимоуважительных и содержательных бесед с настоящими друзьями. Если же говорить конкретно о географии, не за горами тот день, когда на карте мира обозначится Санкт-Пивобург, истинная столица Пива. Пока же этот ребенок растет не по дням, а по часам в облике небольшого, но уже симпатичного Райграда, что располагается в центре евроазиатского материка.

О гимне Пиву

Ну, как нам, мировому сообществу, государству в государствах, да без своего гимна. Он есть. Слова народные. Привожу текст полностью: «Пиво — любовь моя!». В текст не возбраняется вносить ласкательные суффиксы, дополнительные определения-синонимы к слову «любовь», страстные восклицания и заклинания, стоны, кличи, призывы. При соответствующем экстазе ничуть не умалят гимн спонтанные телодвижения, танец, акробатические этюды. То есть при вдохновении для творческой личности это необъятная целина с вдохновляющим первотолчком.

О музыке к гимну. Создатели гимна отказались от выраженного рисунка мелодии. Гимн Пиву может звучать в звуковом орнаменте любой музыки, независимо от национальной и государственной окраски. К тому же это позволяет делать и нефиксированный размер текста. Наш гимн можно в соответствии с настроением и количеством выпитого пива исполнить, отплясывая кадриль, кружась в вальсе, маршируя колоннами, намурлыкивать под нежный перебор струн, пробасить, сурово насупившись как «Марсельезу», ритмично прокашлять под тяжелый рок, забыться в сладкой полудреме под колыбельную.

Наша фонотека хранит уже сотни находок просто-таки пронзительных своих талантом, оригинальностью и самобытностью. У меня до сих пор стоит в ушах гимн, исполненный группой студенток в форме благодарного плача за скидки в нашем баре. Волосы просто дыбом, мураши по коже от таких высот прочувственности, умиления к божественному напитку. Не так давно в центральном концертном зале Райграда прошел двухчасовой концерт по данной тематике. Эйфория царила невообразимая, сплошной единый порыв, сила воздействия гимнов была настолько мощна, что пиво вкушалось по статистике торгашей просто-таки в колоссальных масштабах. Но всё на диво пристойно и благоразумно, без мордобоя.

О партии и гербе

Партия давно есть. Даже две, в Москве и Смоленске, так что филиал открыть для желающих очень просто. Но мы планируем создать свою партию. Если с Уставом и партбилетами проблем нет, то про герб пока этого сказать нельзя, нет пока герба, логотипа и внятного нагрудного знака, что истинному пиволюбцу никак бы не помешало. Художник я неважнецкий, но все-таки кой-какие наброски сделал, чем и вам, Читатель, предлагаю заняться по силе возможностей. Конкурс, словом, затеваю. С его условиями можно познакомиться в Приложении сайта, на страницах журнала «Пиво-Во!», призы получат большинство участников, приз — пластиковая карточка на посещение ряда крупных пивбаров, в зависимости от содеянного вы сможете бесплатно выпить от трех до нескольких десятков бутылок пива самых разных сортов. Можно даже на словах описание присылать. Главное требование: выразительность и скупость графических средств.

На этом протокол нашего разговора по спиритическом каналу я заканчиваю. Жду новых сообщений на пивную тему от прочих уже потусторонних авторов с самым искренним интересом.

Ваш покорный слуга, секретарь спи-канала, Бармен Миня Хаузин».

Фантазия твоя, господин Хаузин, на этот раз отстала от реалий, усмехнулся Ванек. «Связьинформ» в своих интернет-кафе уже с месяц предлагает аналогичные услуги. Создана программа, где можно встретиться с большинством легендарных личностей прошлого и даже литературными героями классики. Каждая личность создана стереотипом его мышления, что вычленен из опубликованных трудов, отвечает на поставленные вопросы, сообразно объему ее субъективной библиотеки. Ну а с внешностью еще проще, первопроходцами по этой части были творцы порносайтов, кто предлагал клиентам за внушительную плату виртуально обладать, делать, что заблагорассудится с любой из поп-звезд или артисток, причем, с их встречной бешеной активностью. Так что теперь в один ряд с междугородней связью стала и связь с тем светом. Программа позволяет также связаться не только с Наполеоном или Петром Первым, но и с любым из ваших родственников, но только после небольшой предварительной работы программиста, кто введет фото и нужные данные из обширного теста-опросника.

Ванек припомнил также и недавнее бурное обсуждение на Пена-Клубе вариантов герба, логотипов, какие прислали читатели «Пиво-Во!». Хитрый Бармен вызвал обещанием халявного пива по карточкам внушительную волну творчества масс. Некоторые предложения выходили за рамки чистой графики, пояснения и комментарии становились идущими из чистого сердца воззваниями. Вот некоторые из версий. Пять кружек сдвинуты так, что вид сбоку-сверху являл собой олимпийскую символику сплетенных колец… Рука держит факел, где вместо пламени густая шапка пены из кружки… Кружки со сплетенными ручками, кружка с двумя ручками, кружка, а-ля сердце, пронзенная стрелой, кружка, где плавают, как дольки лимона, сердца… Скелет тараньки, как стрела или шампур, пронзает несколько сердец, лежит на опорах из кружек… Русалка в кружке, раскинула руки по ободку… Немало вариантов обыгрывали тему Лебедь-Рак-Щука, один из них, решил Ванек, корявый рисунок имело смысл воплотить более детально и красочно в коллаже, ибо мысль наличествовала неплохая. Телега с бочкой пива, в оглобли запряжен могучий Лебедь, в пристяжке, болтающейся на весу мелкотой, набором закуски, Рак и Щука, текст девиза: «Будьте инициативны, целеустремленны, настойчивы и тогда вчерашние оппоненты сочтут за радость быть деликатесами на пиру вашей победы». Другой сюжет: хоровод троицы вокруг кружки с пивом, надпись: «Вершина сервиса! Пиво и деликатесы на дом! Быстро, вкусно, дешево!».

Фестиваль пива

Кипучей деятельности Бармена-академика можно было только позавидовать, признательно хмыкал Ванек. Чего только стоил недавно проведенный всероссийский фестиваль, организованный им. Райгород буквально ходил на ушах от восторга, столь масштабного праздничного шоу эти края до этого не видели, земля гудела и вибрировала от веселых танцующих ног, как от маленького землетрясения. Это привело даже к небольшому казусу, огромная вывеска спортивно-развлекательного центра из объемных букв ЛУЖНИКИ не выдержала, буква «Л», у которой перекладина сползла к середине, превратилась в букву «Н». В какой-то мере высшее естество ситуацию охарактеризовало тем самым правильно, огромное количество дешевого по случаю праздника пива то и дело у граждан просило безотлагательного выхода, что все и делали вполне расковано у каждого кустика. В небе над Райградом было тесно рекламных дирижаблей и аэростатов, ночью их подсветили прожекторами, добавили красок салютами и зрелище стало совсем сказочным. Ванек не без удовольствия припомнил ряд других, совершенно оригинальных номеров в ходе Фестиваля.

Людострельная пушка.

Такой пушки никто раньше не видел. Думали, пивная кружка. Массовик-затейник уверял всех, что из неё выстреливают людей на Луну. И впрямь, при Ваньке из её жерла достали мужчину с очумелыми глазами. Порох, по всему, отсырел, и запуск отложили. Он же, бедный, так переволновался, что переспрашивал то и дело стражей порядка, влекущих его под белы рученьки прочь: «Где я, товарищи? Какая это планета? Где я?..».

«Там, где надо сейчас будешь, — отвечал ласково один из стражей, — на „луноход“ вот только усадим…»

Чтобы зарядить собой пушку граждане без разрешения больше не смогли, были стянуты силы быстрого реагирования, двух родов войск. Путь на Луну был отрезан. Что и запечатлел на снимке Ванек.

Пенооблака

Малообъяснимое явление. Кружка внушительных размеров позади оркестра, под мелодию вальса, выделяло столь бурную восторженную пену, что, достигнув определённых размеров, она отрывалась прекрасным пушистым облаком и устремлялась в небо. Но, что ещё более удивительнее, на белоснежных боках её появлялись невиданной красоты, переливающиеся цветами, имена самых лучших сортов пива.

Голография или массовый гипноз, решил Ванек. Скорее всего, второе, так как часть граждан, из только что приходящих на фестиваль, не видела этого уникального явления, а вот «старожилы», кто продегустировал уже сортов десять пива, видели, бурно аплодировали чуду. После восьмой кружки Ванек тоже сфотографировал одну из лучших реклам. Он её увидел, а объектив нет. Что с него возьмёшь — железяка.

Привидения в гостях

Их было много, кто в виде Нептуна, кто в виде русалки или бравого шкипера, полощутся себе мирно на ветерке, потягивая пивко. Зрители к ним быстро привыкли и даже угощали за свой счёт, понимали, какие в наши дни у привидений деньги, а кружка меньше десятки не шла, человеческая, не ихняя миражная ведра на три. Под конец несколько загрузневшие нечистосильные собрались в хор, и спели шалыми голосами «Губит людей не пиво». Но слышали далеко не все, опять же только те, кто продегустировал не меньше пяти кружек..

Трёхметровая детвора

В гостях у фестиваля были и дети богатырей из детсадика «Макро-Микро». Вели они себя куда как прилично и спокойно, быстро откликались на любую из просьб взрослых. Ванек видел, как они грузили в кузов грузовика бутылку «Балтики», которую про запас решил увезти домой один из гостей. О ней отдельный разговор.

Бутылка на год

За ними, за этими гигантскими бутылками была огромная очередь, давка, нездоровый ажиотаж. Хватило не всем, что устроители фестиваля на будущее учтут несомненно. Запасливый народ пошёл, рачительный, впрямь ведь, на одной только таре какая экономия. К тому же и сдавать не надо, отпили горлышко, да и живи себе, как в однокомнатной квартире, да не простой, а дополнительной к имеющимся метрам, только исхитрись правильно закрепить к балкону. Мечта не помещение.

Те, кто это уже сделал, называют её «похмельным залом», потому как годами запах пива из стенок не выветривается. Один недостаток, танцевать неудобно — пол круглый.

Много чего интересного подарил райгорожанам Фестиваль, заключал Ванек с удовлетворением, всего и не расскажешь. Сколько было популярных артистов, конкурсов, соревнований, кипела богатейшая ярмарка, где самобытнейшие товары были подчинены единому прейскуранту, ни шагу в сторону от пивного направления.

Хорошее дело, от водки-то как откренивает. Ведь какая там толпа была немыслимая, а пьяных нет, все навеселе, предупредительны и учтивы.

Уф-фф, потянулся Ванек, как бы сидалище со стулом не срослось, посмотрел на часы, часов пять работы пролетели незаметно, скоро должен Куян заехать. А вот и он, легок на помине, даже досрочно прибыл на четверть часа, не сидится старику в гараже.

— Мы сегодня в какой-то мере будем отбивать хлеб у Лизы Блюдовой, — усмехнулся Ванек, — с сельским хозяйством соприкоснемся. Миня Хаузин рекомендовал нам посетить опытный участок, где уборку ячменя ведут барсуки. Ни одного зернышка потерь, уверяет он, не в пример нашим крестьянам.

— С Барменом этим не соскучишься, — сказал признательно Куян, — дошлейший старикан, ведь уже под восемьдесят, а шустрее пацана.

— Занятная личность, — согласился Ванек. — Помимо этого еще немало явок подкинул, куда нам с тобой не грех заглянуть, развлечься…

Барсуки — хлеборобы и доноры сала.

Поля, на которые ни приехали, и впрямь можно было смело относить к образцово-показательным. Огромная стая сусликов и барсуков в считанные минуты очищала их, унося зерно в защечных мешках в специальные бункера. Если раньше за это их жестоко преследовали, выливали из нор и убивали, то теперь всячески ублажают. Им и самим нравились эти цивилизованные отношения, они с удовольствием сменили норы на многоэтажные домики со многими удобствами. Трудолюбием они отличались завиднейшим, воистину хлеборобским, обостренно чувствовали, что этот страдный день год кормит. Что было совсем непривычно так это то, что работа велась в абсолютной тишине, в воздух не исторгались клубы дыма от работающих комбайнов и машин, не было даже следов, бескрайняя нива все также перекатывалась под ветерком волнами, стебель был цел, исчезало только зерно.

Наряду с этим в таких городках были открыты донорские пункты по сдаче барсучьего сала. Умные животные буквально ссорились за право без очереди сдать свое сало, настолько это было для них приятно и безболезненно. Благодаря этому лекарственному продукту многие в Райграде стали быстро излечиваться от туберкулеза.

Солнечный зайчик против бабочки-капустницы.

Походя, с присущей им искрометной гениальностью, изобредатели НИИ-Пиво решили для селян их давнюю проблему повышения урожайности капусты. Последние годы ее губила бабочка, чьи огромные стаи буквально до кочерыжек обгладывали кочаны, урожаю было, как волос с коленки. Ниипивцы сумели подобрать спектр луча губительный для зрения вредительницы. Даже карманное зеркальце в солнечный денек, совмещенное с фильтром данного цвета, становилось в руках крестьян могучим оружием. Ослепленные солнечным зайчиком крылатые разбойницы врезались в заборы, друг в дружку и расшибались о землю или же калечились и могли передвигаться только пешком, да и то прихрамывая. А это уже легкая добыча птиц. О-оо, сколько пернатых слеталось в такие дни на дармовое угощение. Армия бабочки-капустницы капитулировала.

Парк бывших алкоголиков, тыквы-канистры, шишки-поллитровочки.

А вот в этот уникальный парк наши друзья заглядывали не первый раз. Жизнь заставила райгорожан выпестовать это чудо. Пьяниц, как известно, у нас eще хватает. Но никто из них не считает себя виноватым, порочным, один так всегда уверял Бармена витиевато, что пьянство, дядя Миня, это, мол, открытие некоего третьего зрака, немыслимой зоркости, когда легко замечаешь пульсацию земли-матушки, трепетанье зданий и телеграфных столбов, каковые надо бережно придерживать, чтобы они не попадали. Лучшие умы Райграда долго размышляли, как оградить детей и прочее порядочное общество от гнусных гримас этого порока. Отучить от зелья закоренелого пьянчугу практически невозможно, даже звёзды им вещуют полные ковшы. Хотя и борьба за трезвость никогда не утихает — водку и пиво торгаши всегда разбавляют.

Как же сопрячь неприятное с полезным? И, вскоре, изобредателей осенило –силами самих алкашей, для них же самих, они разбили парк, где росли специальные сорта растений: тыквы и кабачки с пивом, ёмкостью от 0,5 до шести литров, хвойные породы деревьев, где в шишках содержались крепкие напитки расфасовкой до 500 граммов, трава газонов дарила коренья с алкогольным соком, набирали силу и локально адаптированные манговые и кокосовые деревья с плодами-канистрами до 15 литров. Вскоре, при парке была открыта и молочнотоварная ферма. Коровы, козы и кобылицы, используя столь своеобычный корм, стали давать и необычное молоко. Скисая, оно превращалось в ром, коньяк, чачу. А на пасеке пчёлы натаскивали хмельной мёд, игристая медовуха из него превзошла игривостью, вкусом и терпкостью знаменитые сорта шампанских вин.

Что интересно, в этих трудах вчерашние алкаши стали обретать умеренность и даже равнодушие к алкоголю, они становились рачительными хозяевами собственного производства, вчерашний порок стал мешать им в работе.

Кое в каких головах стала прорезаться здоровая рациональная мысль, так один решил вековую проблему по приёму стеклотары, изобрёл шельмец раствор, размягчающий стекло. Мыть грязные бутылки перед отправкой на заводы стало легче — их выворачивают наизнанку и загружают в стиральные машины. Упростилась и транспортировка, в кузов одного грузовика можно стало утрамбовать столько стеклотары, сколько раньше умещалось в трёх железнодорожных вагонах.

Никотин для асфальта. Общество смердячих.

А другой изобредатель даже подступился к искоренению другого порока — курения. Курильщики, с его подачи, теперь перестали травить воздух, как в помещениях, так и на улицах, выдох они теперь делали в специальные грелки, где происходил сбор никотина и смол, разделение этих фракций. Никотин охотно закупали аптеки для получения отличного лекарства от пеллагры, смолы шли на изготовление асфальта.

Хороший, страстный курильщик на этих гонорарах мог жить припеваючи, уволиться с основной работы, кормить семью и родню до седьмого колена. Дела у них пошли настолько хорошо, что вскоре они отделились от парка, основали свой клан, мощный профсоюз и хоронили друг друга с неслыханной роскошью, что, кстати, и было их основным занятием. Большая была текучка, чего там греха таить, так просто хорошие денежки не даются. На их смоле в Райграде заасфальтированы улица, площадь и аллеи парка, одноименные, имени В.И.Ленина.

Польза Райграду от парка была несомненна: во-первых пополнялся от зелени кислородом воздушный океан, во-вторых, люди были при деле, переходили на целительную зелёную диету, поили себя сами, в-третьих, шла на реализацию избыточная продукция, алкоголики заимели свой бюджет, стали самостоятельно обустраиваться и по своей инициативе отстроили прекрасный медцентр, где неспешно и целенаправленно, с использованием достижений медицины, проводили своё лечение. Но самое главное — с улиц Райграда исчезли денатурально пьяные субъекты, стали куда реже встречи под праздничным столом.

Советник — русский фольклорист.

В парке наши друзья встретили Джона, американского советника. Он был уже изрядно пьян, но вскрыл новую тыкву с темным крепким пивом. Он давно искал встречи с Ваньком, так как с недавних пор влюбился в русский фольклор, собирал современные частушки и побасенки, да и, вообще, всеми силами старался улучшить знание русского языка, который знал, по его словам, не совсем о-кей.

Ванек и Куян не стали кобениться и приняли угощение. Тыква быстро опустела, и американец заказал манговый плод с чачей. Беседа вошла совсем в вольготное русло.

— Скажи, Иван, — спросил Джон, — правильно ли я подобрал первородный корень? Слово «милиция» от слова «милые лица», верно?

Куян едва не поперхнулся, Ванек взметнул брови и неудержимо разулыбался.

— Все верно с точностью до наоборот, лица нашей милиции большинству граждан внушают патологически страшливое уважение. Причем не оттого, что они где-то нашкодили-напакостили, а от беззащитности перед возможным произволом, растоптать и смертельно унизить невинного человека в нашей милой милиции могут в любой момент. Но с другой стороны та помойка, где им приходится работать, грязь людского дна, взывают к снисхождению, пониманию, что с волками жить, по-волчьи выть. На мой взгляд, название этим органам дано удачнее словом «полиция», где просматривается «полулицые», то есть лица с налетом конспиративности, малоузнаваемые. К тому же тогда можно этот орган определить как полюция, то есть своевременное, но безадресное семяизвержение общества, когда желаемое так и не обрело до конца благих изначальных намерений, не стало идеальным развивающимся плодом.

— Ваш язык, Иван, имеет большая шкала градиентности, тончайших полутонов, я то и дело попадаю впруссак, как окурок во вши…

— Так ты избегай трудных мест, не вворачивай в речь того, что не до конца понимаешь.

— Мне все так говорят, но, как голосит ваша пословица, свежо переедание, да верится с трудом или, а Васька слушает, да ест.

— Во, наконец-то, первую пословицу не переврал, про Ваську, хотя это даже и не пословица, а летучее слово, фрагмент басни Крылова.

— Я вот написал записка деловая одному человеку, не сверил пока в компьютере корректором, проверь, Иван, много ошибок вот в этих трех абзацах. — Ванек прочел указанное и улыбнулся удручающе:

— У тебя, Джони, какой-то магнетизм к ненормативной лексике, бранности слова. Вместо «медальон» ты пишешь «мудальон», «фальшивомонетчик» у тебя обращается в «фальшивоминетчика», «бдительность» в «бздительность», «какафония» в «какавонию», «оборотный капитал» в «обормотный», «гардероб» в «гардегроб», «сиюминутный» в «суюминутный»… Не-ет, ты без корректора и шага не ступай в своих эпистоляриях, конфузиться будешь без конца, тебя юмористы цитировать начнут, как экс-премьера Черномырдина.

— Вот ведь досада какая, — потер озадаченно шею американец.

— А чего бы ты хотел, сам ведь о тончайших градациях говорил. Вот возьмем слово сугубо вроде техническое, «обсерватория», а всмотришься под определенным ракурсом — целый рассказ пошлейший из сокращений «обсер-ват-ори-я»..

— Ничего не понял, — страдальчески сморщился Джон.

— А-аа, и не надо, это все для тебя временно и вторично, — махнул рукой Ванек.

На небольшую сцену кафе вышел местный бард Леня Полумакарий, страстный поклонник битлов, он стал исполнять одну из их песен, с вольным переводом.

— Мне бы девушку синюю, синюю, — заизвивался Полумакарий, — чтобы косы свисали до пят, чтобы шея была лебединая, да побольше повиливал зад… — Позади барда создавался динамичный фон, выскочили три голых девки и стали торопливо одеваться. Это был фирменный стиль кафе, созданный по многочисленным заявкам мужиков, кому осточертели бесконечные задницы и вымя, какие вываливались изо всех немыслимых щелей. Данная категория зрителей ненавидела стриптиз и получала искреннее удовольствие от обратного хода, когда баба быстро одевалась, маскировала осточертевшие, неуместные вне постели прелести. Мужики шумели, делая ставки на ту, кто оденется быстрее. Полумакарий пытался перекрыть шум повышением визга исполнения.

— Но досталась мне доля немалая, — вопил он, — я женился как раз на такой, жизнь прошла, словно лошадь усталая, и легли мы с тобой на покой… — Зрители зашумели совсем громко, фаворитка не оправдала ряд ставок, у нее перекрутился лифчик, и груди выпадали из-под этой веревки. Все презрительно отвернулись от сцены, и Полумакарий запел в относительной тишине.

— Вот лежим мы с тобой в тесном гробике, ты спиною прижалась ко мне, череп твой аккуратно обглоданный, улыбается ласково мне… — Полумакарий онанистически затеребил гриф, извлекая нужную пронзительность из струны, полузавалился в глубоком приседе на спину, изобразив логотип рок-музыканта, и завизжал совсем хрипло.

— Разобрать бы тот гробик по досочкам, чтоб на воле побегать чуток… — Но снова выскочили антистриптизерши, и слова барда погрязли в новой волне шума.

— И впрямь, — сказал советник, — культура ваша речь постоянно балансирует между общепринятым и запретным, меняешь одна буква, всего одна и такая переполюсовка. Вот слово «попа» — приличное, а «жопа» — уже непечатное. Слушай, Иван, я собираю коллекция фольклора…

— Да наслышан чуток, частушки, что ли, интересуют? Есть у меня товарищ, мечта у него светлая, оперу из похабных частушек, прибауток, афоризмов сочиняет. Видится ему этакий цирковой балаган умных скоморохов, сильных и ловких шутов-акробатов, праздник ума и плоти, его пик, ведь афористика и акробатика, по сути, признаки совершенного ума и тела. Много движения, игр, музыки, красок костюмов…

— О-оо, похабных! Самый то, что надо, мне фсе ваши юмор, что нечего кушать, непонятны, мне похаб надо, самый смак, естество. Где тот ваш господин товарищ, поехали к нему, я ему дам доллары, и пусть он поставит эту опера! О-оо, этот похаб сильный жанр, на этот счет вы выше всех!

— Зачем ехать, я почти все знаю, дернем вот чачи, и я тебе для разминки кой-какие спою, да и на диске они у меня есть, смахну на дискету. Не спеши… Как там на этот счет у нас голосит русская пословица?

— Семь раз обмерься, а потом зарежься!

— Бесподобно! Жванецкий тебе и в подметки не годится!

— Жванецкий — друг Даля?

— Незаконнорожденный сиамский младший брат.

— О-оо, Иван, я буду твой самый благодарный должник… — Они выпили, и Ванек запел негромко:

— Тихо с милой упадет к ногам моим бюстгалтер, не помножу два на два, а ведь я бухгалтер!

— Люблю етьбу в начале мая, когда весенний первый гром, я снова милку раздеваю и скоро поведу в роддом!

— Ах, как он ее манал, прямо страсти аммонал!

— Брезжит бордель окончиком, Брижжит Бардо на кончике! Визжит, кричит родимая, ой, ма, назад роди меня!

— За окошком черт те что, то кризис, то стагнация, и я вот тоже не у дел, у милой менструация!..

— Подарила ты мне букет, слово молвить не в состоянии, гонорея, триппер, бабон… за одно всего лишь стояние..- Ванек пропел советнику еще с десяток частушек, декламировал афоризмы, затем спел пяток частушек Куян, при этом они не забывали про чачу, потом все закономерно расчувствовались и решили поехать в гараж, пить пузырчатую. Когда ехали по улицам Райграда, Ванек потешал Джона чтением вывесок.

— В моей коллекции необычных словечек есть отсек, который я называю «Улица разбитых афиш», — сказал он, — почти в каждой можно найти свою изюминку, а, порой, и не надо искать, она сама вскричит так, что только ахнешь. Видишь вон на крыше метровыми красными буквами «Дом мебели», одно время, целую неделю, там не горели две буквы во втором слове, первая и четвертая. Что самое интересное, мало кто обращал внимание на данное событие. Или смотри, Джони, как написана вывеска парикмахерской «Гребешок», верхняя часть буквы «е» совсем тяжеловесна, она стопроцентно читается как «о», стало быть получается совсем мрачно — «Гробошок»… А вон китайский ресторанчик «Дом дракона», не так давно там была крупная драка, перекрушили внутри и снаружи все что можно, для полного соответствия надо было бы частично расшибить и вывеску, чтобы читалось «Дом драк»… А это пример неправильного использования однотипного шрифта и отсутствия нужных интервалов «Салон Утро», обратился в «салонутро»…

— Скажи мне, Иван, — сморщил лоб советник, напрягая мысль, — я понимаю слово «аншлаг», читаю в газете резюме на концерт какой-то артист и понимаю, аншлаг это хорошо, успех. Но если артист слаб, зачем нельзя сказать «дуршлаг»?

— Почему же нельзя, все можно, только формулировка станет витиеватее, с тем или иным интонационным окрасом, скажем, ироничным, уничижительным, ведь дуршлаг атрибут примитивной кухни, что так полярно тончайшей эфирности искусства. К примеру, я считаю убогим псевдоталант певца Алика Кусманова, племяша поэта Рассола Хамзадова, чьи стихи он отпевает, и потому отчет о его концерте написал бы так: «Вчера прошел концерт певца. Был полнейший дуршлаг. Бешеный восторг зрителей вызвали сальто-мортале артиста, его шпагат, хождение на руках, жонглирование тремя предметами и неутомимые прыгучие скачки. Коронный номер под занавес, как всегда, ввергал в оторопь каждого из поклонников таланта Алика, исполняя двойное сальто, он улавливал в верхней точке задницей электролампочку, тем самым гасил ее, ущемлял оналом и вывешивался на проводе в позе парящей ласточки. Не отставала от солиста и интернациональная изящная группа хореоподдержки в составе: немец Оран Гутанг, белорусс-индиец Рангун Танк, хохлофинн Питекан Троп и русский эстонец Петя Кан-Трооб. От ряда импрессарио цирков певцу-попрыгунчику и его команде поступили заманчивые предложения. По многочисленным заявкам зрителей артист последующие концерты будет проводить в жанре мима»…

— О-оо, Джони, посмотри на эту вывеску, как аппетитно она взывает к редактуре: «Галантерея, трикотаж, парфюмерия», это же целая поэма, представь себе подзапущенную бомж-мадамочку, выходящую из этого магазина, и я, как характеристику, говорю ей следующие восхищенные слова: «Галантерея! Трико аж парфюмерия!», всего одна буква, Джони, а какой пласт смысла разверзается! О великий и могучий русский язык! Потенции твоей сокровищницы воистину безграничны! Как там на этот счет голосит русская пословица, а, Джо?

— За твоим за языком не поспеешь босиком! — сказал тот и обнял Шпура.

— Ох горазд я во хмелю, чего хочешь намелю, — приосанился Ванек.

— Красно поле пшеном, а беседа умом, — подпрягся Куян, отвлекаясь от руля, и улыбнулся совсем рассолодело. — А ласковое слово и кость ломит, распред вашу мачеху…

Пузырчатая привела американца в совершенный восторг, он снова попросил Ванька спеть фрагменты частушечной оперы.

— Если хочешь спеть фальцетом, ущеми яйцо пинцетом. Чтобы соло взять дискантом надо лечь под траки танка!

— Не люби так страстно ты, Мари, Хуана, станешь ты ему отравой, как марихуана!

— Я выращиваю мак, у милашки я — примак. Скоро будет урожай, на иголку сядем — рай! — Спел еще штук пять и объявил:

— На этом прима-солист, моряк психоокеанского флота, свой концерт заканчивает.

— Слушай, Джо, конечно, в настоящее время наши страны друзья, меж нами мир, потому как мы смотрим друг на друга невооруженным глазом. Но дело идет к тому, что вскоре нас, русских, окончательно заставят петь другую молитву, осанну дяде Сэму, «Отчим наш», чтобы не подохнуть с голоду, вся эта фальшивая слащавость всем нам очевидна, вы прежним тараном прете к своей мечте безоговорочного мирового господства, Россия на коленях, неумолимо становится вашим примитивным сырьевым придатком, помойкой.

— Иван, ты — патриот, тебе охота сыскать виноватый. Но задумайся, как в односчастье можно развалить и разграбить страну, империю, только внешними усилиями?

— Ты прав, Джо, — понурил голову Ванек, — воровство, энергичное казнокрадство наша национальная черта. Который век подряд неустанно грабят казну чиновники, ремесло это достигло зазеркального совершенства, его никогда не сломить. Народ все это видит и в отместку тоже ворует, всегда готов к воровству, свято верит, что воровать у вора — а государство он иначе и не воспринимает — безгрешно, в этом даже сыскивается ореол симпатии, желание хоть как-то сквитаться с обидчиком. Простому народу на Руси, а это как минимум три четверти всего населения, никогда, ни-ко-гда! не жилось вольготно и сытно. Его всегда держали за быдло, с которого надо драть три шкуры. И потому страшен, жесток и алчен русский чиновник, чуящий всегдашнюю ненависть и страх униженных и ограбленных им, он всегда в боевой стойке, силен и неуязвим. А еще он силен постоянным развитием, улучшением своей лукавой породы, потому что выкарабкивающиеся со дна в его нишу люди еще более сильны и алчны, потому как хотят взять отнятое, смертельно этим обижены, но мстят при этом не чиновникам, а вчерашним собратьям, всему миру, по их утешительному понятию.

— Как мне говорил дед, кто прошел мировую, гражданскую, кого расказачили, раскулачили, сослали в тьму-таракань… он говорил мне, совсем еще несмышленышу, свою краткую выстраданную фомулу жизни, в России надо косить под дурачка, не высовываться, но и совсем не опускаться, национальная черта русского — зависть, молясь этому божку, он без лишних сомнений подомнет и раздавит друга, брата, отца. Я в это долго не верил, но жизнь своими кричащими примерами неумолимо привела меня к полнейшему одобрению этих слов.

— Иван, у вас воруют даже в армии, не особо при этом таясь.

— О-оо, Джо, я на этот счет сочинил даже поэму: «Ох уж это ворье в лампасах, жить бы надо им всем в пампасах».

— И депутаты, да, Иван?

— Еще как, Джо, а ведь это совсем запредельно, законы никогда не станут по-настоящему полезны народу, масса из купленных голосов может легко приобретать по желанию жирующих покупателей любую нужную форму. Говорят, что они, избранники народа, краснеют только тогда, когда пересчитывают пятисотки, свет рикошетит. Кстати, у меня и на этот счет есть поэма: «Созидание ради кала, суть депутата-радикала». Ладно еще спасает технический прогресс, изобретают мощнейшие микроскопы, с помощью которых у наших лидеров можно отыскивать искру таланта или проблеск совести. Вот уж воистину самое время переделать выражение «Креста на тебе нет», в обратное — «На кресте тебя нет», то есть распять некому.

— Да ладно тебе, Ванька, про эту политику продажную, а то не знаешь истину вековую, что зла-то больше там, где больше злата, — проворчал Куян, — тем более у кого ищешь сочувствия, у иностранного человека, откуда ему знать наши тонкости, давай-ка лучше выпьем, да по домам востриться надо, на работу завтра ведь. Смотри, как бы ты не пошел мне вразнос, холера. Да и Джон совсем тяжелый, до дома проводить надо… Куришь-то как часто, парень, — укорил он американца, — так нельзя, мужчинская сила быстро увянет, али какие специальные пазишь, — всмотрелся он в пачку с верблюдом и прочел, — «САМЕЦ», а-аа, и впрямь, а не заметно, надо бы яйца тогда покрупнее нарисовать, больше на самку похоже. А ты и впрямь, как верблюд становишься, когда куришь, плюешься то и дело…

— Это «КЭМЭЛ», дядь Миш, — сказал Ванек, — ихний бог курения, у нас в Челябинске, для соответствия моменту, его даже в герб города вставили, а ты, темнота, «самец без яиц», его по планам в губернии повсеместно вместо статуй Ленина ставить будут, а ты… смотри, за такое богохульство и к стенке прислонить могут.

— Ну вот, распред-твою тротил, откуда мне знать некурящему… да-аа, так и живем, солнце у плеча, а молимся лампочке Ильича.

— Был человек, — обнял Ванек советника, — стал кривошапно-шатунный механизм… Как там на это счет голосит русская пословица?

— Пошла изба по горнице, сени по платьям!

— Палатям, янки!..

— Не переживай, Иван, все будет путем.

— Не говори, столько носишь на сердце любви к вам, унитаз с двух подходов еле смывает…

— Ничего, все будет путем…

Дома мать немного поворчала за позднее возвращение, что — навеселе. Данилка уже уснул, опять дома совсем шумный сабантуй. Ванек положил ему под подушку парочку лазерных дисков с новейшими игрушками и диск нового «Фотошопа», на этом он деньги не экономил, свежая информация в их производстве того стоила, нередко, с виду пустяковая операция делала значительное облегчение в рутинной работе.

Я вас всех бесконечно люблю

Слова эти, как всегда в таком состоянии, плавно вальсировали в голове. Кстати, такое признание, страстное восклицание, вспомнил Ванек, то и дело слышно по радио или теле от ведущих на прощанье. Это выдает невежество эгоиста, определил он, любить всех обезличенно невозможно. Любовь должна быть избирательна и локальна. И высшее проявление этой любви, любовь к людям с недостатками, несовершенным, это архитрудно, невозможно для многих, любить привычнее за достоинства. И поэтому такое признание выдает отсутствие трудного опыта, ибо назавтра, ему, ведущему, нахамят, он ответит еще круче, и обидчик уличит его во лжи — он ведь из тех «всех», кого он любит, и должен быть поэтому терпимее и снисходительнее к его недостатку.

Ванек еще немного так и эдак покрутил «любовь», вспомнил снова бывшую жену-красавицу, сынульку, помрачнел, замахнулся было зашвырнуть это слово от себя как можно дальше, но неожиданно разулыбался.

Я встретил девушку,

Вспомнил он, в хлебопекарне, залюбовался на нее, разгоряченную работой, в превосходном от этого настроении. Она двигалась в облаке избыточного блаженства и умиротворения спорящимся святым делом, собственных цельности и здоровья. Да еще этот дух выпекаемого хлеба, да еще эта ладненькая фигурка, в облегающем белом халатике, ядреный запах свежего пота и юной, совершенной кожи. Перекинулись парой дежурных слов, и она уплыла дальше, унесла с собой это необыкновенное в простоте облако красоты и гармонии. Чем не апостол нужного ремесла, труда, безыскусной красы и гармонии с ним, чем все мы живы.

Какая жадина, торопыга, снова разулыбался Ванек, я впитал из этого волшебного облака совсем крохотную толику. Ну, как не полюбить этот цветок, доведись их путям как-то соприкоснуться. Но она совсем юна, Ванек вспомнил, как она равнодушно скользнула по нему взглядом, цветок этот будет открыт в естестве своем другому только расцветшему цветку, не из гербария. Сетовать на это ни к чему, все путём. Он снова улыбнулся, вспомнив на этот раз нынешнюю компанию. Спать не хотелось, и он сел за обработку-расшифровку диктофонных записей Мини Хаузина, что для него последнее время — правило последнего на дню усилия, приятного и не особо трудного, даже успокаивающего перед отходом ко сну. К слову, академик пивософии за этот труд, а первые результаты ему очень понравились, ему весьма щедро платит. Вспомнив о деньгах, он чертыхнулся, так как вспомнил и о том, что забыл в гараже купленный с дисками Данилке необычный лазерный фонарик, чудо-фонарик, едва не на километр красный лучик светит. Он покосился на него и улыбнулся, мальчишка спал в очках-сканере, сны в кое-каких местах фиксировал. Они с ним решили смонтировать необычный сказочный сериал с использованием этих многих заготовок. Шли последние прикидки по разработке образов главных героев. Шедевр вот-вот должен был появиться на свет.

БАРМЕНАРИЙ

Умали ум, умоли ум, чтобы стал как у моли ум.

Вот это фонарь на оба глаза — выдали лауреату вшнобелевскую премию.

По колени, по коренья покоренье поколенья.

Школьник-пацифист, горд двойке за незнание войны в романе «Война и мир».

В баре какафония, это кака-фон и я.

Надо ли носить черные очки, если глаза пустые плошки.

Первое увлечение — онанизм, другое — оналлизм.

На моле молилась моль, жалостную моль бы ее мольбы услышали.

Человеку не назначено поднять тонну, равно как и объять умишком своим крохотную пядь из огромного мироздания подвластного Высшему Разуму.

Чингис-хам.

«Глаза!» — вскричал он после пинка в яйца и достал из брюк разбитые очки.

Миссия мессии.

Какавония туалета.

Не совсем льзя.

Матрёна целит в матроны.

Как упоительно не пить вообще.

Температуру ему сбивали так, что он остыл насовсем.

Тс-с, уполномочен заявить.

Стих в подляннике.

Беру «Шанель», иду домой.

Хрен за теми пойду хризантемами.

Героиня героина.

Зубы никуда, мясо наковыряешь, так кошка наедается.

Ох, и отделали его у магазина «Отделочные материалы».

Залюбовавшись на любимого кота, она сказала, что у него сократовский лоб.

В связи с девальвацией рубля песню «Миллион алых роз» исполнять как «Этих скромных ромашек букет».

Мил ли он, мал ли он, этот миллион?

Хамо соплиенс.

Русский дых во многих именах фирм: «Кака Коли», «Пися Коли», «Сосу у Коли», именно так читают вывески и рекламу большинство сограждан, не обременных знанием англицкого.

Галерея — пожелание любимой.

Фиклистик — тщедушный.

«С лица воду не пить», в точку сказано, попробуй, глотни ополоски с кой-какой злой хари, да яд кураре.

Из прейскуранта, единственная бесплатная услуга — стрижка бороды детям до семи лет.

Перломудровый окрас его творчества.

Я не люблю цветы в букете, и в клетке соловья.

Мабуть Мабуту дадуть обуть.

Народ грубо грабится, гробится, но гребется к лучшему.

Реклама лекарств настолько осточертела — жить неохота.

Установка шлюхи: прилежание при лежании.

«Как жену чужую обнимал березку», за что и зашибли березовым поленом.

Контр-ибуция — измена за измену.

Девальвация — женское озверение.

В осанке ее было столько гордости и независимости, будто с нее только что слез главный сутенер района.

Печень трески трескаю, аж треск за ушами.

Из баньки репортаж — лепотаж.

Лосьон «Лысьон» — полный отказ от бритвы.

Мама. Святость бытия. Все мы оттуда, из забвения, из-за ширмы непроницаемой для нашего куцего разума, к слову, кастрированного нам во благо. Память младенчества скупа и дарует нам только воспоминания упоительного блаженством и безмятежностью бытия, сладкого рабства, плена у тотальной доброты и любви, в чье облако нас погружала мама, кормящая нас и ласкающая. Мама для нас и была в то время Господь, вера наша и надежда в нее были безоглядны и прочны. И это, по всему, и есть безотказный ход нашего Всемогущего, демонстрация крохотной, но характернейшей частички, эвакуированной из-за ширмы, подсказка, намек, что ждет нас ТАМ при сохранении безоглядной Веры и Надежды, сохранении в памяти вашего сладкого, райского рабства. Да, судя по всему, Оттуда мы пришли в облаке любви и доброты, никакая таможня не посягнула на этот багаж…

В Питере, в гостинице «Юпитер», открылся салон-бордель «Нюпитер».

Бронелобый, злой — прирожденный охранник.

Странные женщины, сравниваешь с растениями-сорняками, млеют, с полезными, кладезями витаминов, гневаются. Попробуй, скажи, «тыквоголовая», глаза на маникюре оставишь.

Угонщик асфальтовых катков. Улыбаетесь? Зря, навар очень даже приличный, многие тонны металла. А хитить совсем легко, на трассе их оставляют без охраны.

Директора транспортного концерна: Лебедев, Раков и Щукин.

Самые большие прожигатели жизни — пожарные.

Звезды на небе далекие, на эстраде — недалекие.

Тайвань — брак Таи и Вани.

Какая бы ты не была Зверева: Волкова там, Хорькова или Шакалова… только не стань, Бога ради, Злобиной.

Если по трезвости ни на кого глаз не ложится, то по пьяне уж тем более ни на кого ничто не встанет.

Невероятное требование для современной девушки, не только быть девственной к получению паспорта, но еще и некурящей.

Ловил удачу, а поймал триппер.

Много заработать и купить роскошное авто — признак гибкого, деятельного ума. Признак мудрости — не желать езды на любом авто, ибо это заведомое увеличение суеты во имя суеты.

Много кто чего достает из штанин дубликатом бесценного груза, ну а этот достал обрез, что еще может достать еврей или мусульманин.

Чем больше слез в детстве от наказаний родителей, тем меньше слез от собственных ошибок будучи взрослыми.

Вторая мировая война — жуть. Но наше поколение схоронилось от нее в уютном и тихом будущем.

Как мухи и прочие насекомые по стенам-потолку и оконному стеклу ползают, я еще чуток понимаю, но как они там гадят? Вы не пробовали справить нужду вверх ногами, ну вот, от закона тяготения никуда не денешься.

Ребенок-грабенок угодил в гробенок.

Пришло время ловить фаллосов беремя, нести бремя беременности.

У людей есть бабки и они крутят бабки, у нас нет бабок и мы крутим яйца.

На то она и Россия — рассияется.

Смысл жизни свел к войне за право жить в говне.

Подумаешь, жена! Что она мне друг, товарищ и брат?

Страна огромная, но количество упрямо не переходит в качество жизни слагаемых, убожество и нищета большинства поданных вековечны.

Сидит синичка. Склевала ягодку с дерева. Сидит клиент в ресторане, кушает изысканные блюда до расхождения швов на пузе. Вопрос: кто примитивнее?

Безграмотность на марше. До тридцати лет искренне считала, что Он у мужиков из кости.

Эти теракты, взрывы, хоть кого заиками сделают, даже вывески, вот была «МОЗАИКА», а кем без «МО» оторванного стала, то-то.

Вентилируйте душу радостью, разгоняйте тучки, чьи тени у многих из нас на челе.

Ты же крепкий паренек, буквально напичкан железом — поджелудочная железа, железа внутренней секреции…

Пьянка губит нашего брата. Говорят, даже Ибн-Сина был слабоват по этой части, прожил бы куда больше, кабы не это пристрастие. По легенде он знал секрет бессмертия, заготовил сорок сосудов, из каких его, усопшего, надо было подмыть-растереть в определенной последовательности. Как водится, приняли они с помощником посошок перед дальней дорогой, да не один, по всему, Ибн-Сина представился, а помощник перепутал последовательность применения сосудов.

Посмотрел на ссадину столь пристально, что рассмотрел ссорящихся там микробов.

От испуга склещились губами.

Когда ум оскоплен пьянкой, при выздоровлении читабельна даже блевотина прессы, чуть оторвался в трезвость, поражаешься, как только возможно такое помногу.

Женщина природой своей предначертана отсасывать ум и силу мужика, чем их больше, тем выше ее зловещая производительность.

Москва и прочие питеры-лондоны — пригород твоей деревеньки, где ты обитаешь, ведь мы сами устанавливаем для себя степень пиетета, границы центров и окраин своего отчего дома.

Не нытьем, так каканьем. Инфантильность до уровня младенчества.

Спермошизоид.

Порнушка в парнушке.

Бабник Койтусов, лошадёвых утех маэстро.

Цирковой номер — укротительница спермиев.

Ну и монтаж вывески, то ли «курыцы плята», то ли «куры цыплята».

Шампиньон — самшпиён.

Был Псарёв, стал Писарев, в люди собака выбился.

У этой девушки надменный взгляд и величавая поступь матери-героини, а ведь лишь вчера сломали целку.

Он пообещал ей общение в свободное от работы, досуга и сна время.

Суетен как Суэтин.

Я дарю тебе кубометр радостей в час.

Земле смешно, когда люди говорят, что берут ее в вечное пользование, ничтожный писк из мельтешни поколений.

Вафлист-вокалист орет в простое, зазывая партнера, «SOSу-ууу!».

В мегаполисы прибывают эшелоны угля, глины, охры, чтобы лечь косметикой на лица женщин, замаскировать Естество.

Само по себе слово плохим быть не может, это лишь буквы и звуки, плохим может быть лишь обозначаемое этим знаком явление, предмет.

Несчастный случай угорел во сне под одеялом от собственного пука, пузо вздуло от вздутых консервов.

В старости людям живется несравненно легче, учащаются хлебосольные столы в связи с погребением погодков, последующими девятью днями, сороковинами и годинами.

Ощущения духовного дискомфорта, нечистой совести, нытья души, могут порой появляться беспричинно, вдруг, намолением порчи, проклятия завистников. Поэтому маскируйте посильно свои достоинства для толпы, мимикрируйте под нее.

Род занятий заставил зрачки принять форму замочной скважины.

Неистовый Ваакум создал вкруг себя такой вакуум.

Мысли не устаревают, они работают и отдыхают от нас вне поля нашего сознания, снова возвращаются, сменяя утомленных собратьев.

Оскорбление лица обскоблением.

Твое либидо совсем либлядо.

Тайны витают во Вселенной, только один наш организм вырабатывает уйму секретов в довесок к гормонам.

Жизнь угловата, так и норовит пропороть, нарушить суверенную границу твоей территории, оккупировать болью, хворью, тленом.

Лось он, раз пьет лосьон.

Кому 30-ое лото, а кому — золото.

Чем не судорога по костям, забег по гостям.

Мудрецы мечтают стать животными. Стремление мудрейших к простоте и естеству, что есть нищета в глазах большинства. Не равно ли стремление это стремлению «стать животным», с его отсутствием эмоций и ровной безмятежностью духа, непротивлением злу насилием. Может все-таки, они, животные, более высшая форма жизни, все осознают, но снисходительно прощают человеку его слабости по отмерянному скудоумию, недоразвитости, патологической судороге «усовершенствовать мир». По нашей шкале ценностей это — абсурд, но абсурдно думать, что в огромнейшем мире, где мы — молекула, царствует именно наша шкала.

Пашет наш папаша, как счетверенный папа Карло.

Елки-промоталки.

Партия умеренно совокупляющихся.

Если разум и мудрость даны нам во страдание, то невежество — охранный ангел.

Ве-ежливый, на каждом шагу распердонивается.

Мышкара заела.

«Огорчил», понимаю, горчица штука резкая, но «огорошил», удивил, непонятно. Горох вкусная штука.

Это сколько же трипперов вылечил этот врач-венеролог, чтобы купить себе авто!

Пропесочные прописочные установки.

Пролетарии всех стран — пролетайте!

Ковыряюсь в огороде, любовнице — сласть.

Наша демократия схожа с разрешениями: стоять под стрелой крана, ехать на красный свет, заплывать за буек…