Бесплатный фрагмент - Спроси свою совесть

Михаил Левин-Алексеев

СПРОСИ СВОЮ СОВЕСТЬ!

Моей матери Александре Ивановне и отцу-фронтовику Гавриилу Дмитриевичу, бывшему узнику фашистских концентрационных лагерей смерти, а также всем честным оперативным сотрудникам МВД, ФСБ и ГРУ, истинным Патриотам посвящается

Имена и фамилии героев, большей частью, вымышлены. Однако некоторые события отдельных глав книги имели место в действительности. Возможно, кто-нибудь из героев тех событий узнает себя на страницах этого романа. Все остальные совпадения случайны.

И придёт сильная буря, бушующая с Севера,

и повеет свежим ветром девственным.

И да очистится разум человека русского от скверны всякой,

как во время Поста великого очищается плоть наша.

И да поднимется народ русский всей грозной

статью своей величавой. Возвысится над супостатом

ему ненавистным — Иудой, глодающим его тело работящее.

И да свергнет он его рукой стальной, не дрожащей,

с плеч своих, и ударит оземь. И станется на веки

вечные времечко светлое для него, горемычного.

И явится Святая Русь-Матушка для своего народа много-

страдального истинно любящей Божьей Матерью, а не

мачехой безродной. (Автор)

Вступительное слово автора

При написании этого романа, дорогой читатель, моей рукой водили совесть, справедливость, патриотизм, обида, ненависть и политический расчёт.

Все эти составляющие человеческого ЭГО, вы обязательно уловите в моём романе.

Надеюсь, что сюжет моего романа не оставит Вас равнодушными к моим героям. Книга, что Вы держите сейчас в руках, первая в моей жизни. Задумал я её и приступил к работе над ней, будучи с семьёй в эмиграции в 2003 году. Не скрою, этот год оставил тяжёлую рану в душах членов моей семьи. Невыносимо тяжко далось нам с женой решение покинуть на длительное время Родину, взяв с собой малолетнего сына. У каждого из нас дома оставались пожилые родители со скудными пенсиями, заработанными честным и непосильным трудом. Мы их оставили один на один с той жестокой российской действительностью, поджидавшей их каждый день за порогом собственного дома. Что мы тогда могли поделать, когда на наши головы и головы миллионов россиян внезапно обрушился «чёрный август» 1998 года? Год, когда Ельцин, начал разорение собственного народа, того народа, который в 1991 году, доверив ему свои судьбы и судьбу страны, избрал его первым Президентом новой России. Если бы только люди знали, что их ждёт с этой воровской властью!? Если бы знали! Миллионы российских семей остались в то время лицом к лицу с внезапно нагрянувшей нищетой, унижением и чудовищными по своим масштабам человеческими трагедиями. Как вы уже догадались, дорогой мой друг читатель, только это обстоятельство погнало мою семью за кордон в поисках хоть какого-либо маломальского материального достатка, который нужно было заработать на будущее своему сыну. Однако вы прекрасно понимаете и, разумеется, помните, что эта беда национального масштаба коснулась далеко не всех в нашей стране. Она не коснулась тех отпетых мерзавцев во власти, которые, повинуясь своим хозяевам с Запада и Лэнгли, сознательно готовили её для народов России. Именно с ними посредством своих героев я и буду вести жестокий и бескомпромиссный бой на страницах своей книги. Именно о них я попытаюсь донести своему читателю то, о чём не говорится и не пишется на страницах продажных газет, заполонивших прилавки отечественной прессы. О том, что во властных структурах создана и тщательно отработана система, по которой уходит за рубеж стратегическое российское сырьё. Также немногие знают и о хорошо продуманном и глубоко законспирированном механизме экономической диверсии, постоянно проводимой США и западными спецслужбами против Российской Федерации. Посредством завербованных ими госчиновников из центрального аппарата власти идёт масштабное обескровливание государственной экономики. Идёт сознательное уничтожение ими нашей Родины! Это они в девяностых загнали страну в огромные кабальные долги перед МВФ — одно из главных «достижений» ельцинской эпохи правления! От Калининграда до Сахалина, от Нарьян-Мара и до Астрахани уровень жизни рядового россиянина по вине ельцинской банды упал до положения национального позора. Поэтому, дорогой мой читатель, Вам предстоит пережить с моими героями весь захватывающий драматизм бескомпромиссной схватки за правое дело с теми, кого русский народ во все времена называл не иначе как иудами и христопродавцами. Этот роман написан не разумом бывшего опера, тяжко переживающего ту ситуацию, в которой его герои начали оперативную разработку опасной группы международных преступников. Он написан жгучей и, как однажды выразился русский генерал А.И.Лебедь, «тихой ненавистью к государственным князькам», для которых грабёж страны и её народа явился целью в жизни. Автор выражает бесконечную благодарность всем своим соратникам, живущим ныне и погибшим от рук бандитов, стоявших с ним плечом к плечу в жестоком бою с организованной преступностью в сибирском регионе в девяностые годы. Бесценный опыт оперативной работы его коллег по оружию лег в основу сюжета этого романа. Наряду с этим, автор романа на всю оставшуюся жизнь пронесёт в своём сердце чувство искренней признательности преподавателям — наставникам из Омского юридического института МВД РФ. Особенно — преподавателю ОРД полковнику милиции и оперу от Бога Варнавскому Александру Александровичу, обучившему автора нелёгкому искусству оперативно-агентурной работы. Своим студентам он прививал чувство справедливости и служебного долга перед простыми людьми, честными тружениками величайшей в прошлом державы, попадавшими в кровавые когти «братков». Эти простые люди испытывали перед криминалом точно такой же ужас, который испытывали во время Великой Отечественной Войны те, кто оказывался в руках гестапо или СС! А ведь бандитами были наши — русские парни! Ребята, отцы и деды которых защищали этот же народ от фашистских орд!

Дорогой читатель! Вам и только Вам судить об этом романе. Только Вы решите, удалось ли мне донести свои взгляды через те чувства и чаяния, которыми наделены мои герои-оперативники, несущие нелёгкую службу в оперативных подразделениях МВД и ФСБ во имя безопасности нашего великого Отечества. Если какому-нибудь преступнику попадётся в руки моя книга, и он прочтёт её, то пусть он знает одно: на его преступном пути всегда и везде, рано или поздно встанет опытный опер-патриот, неважно из какого ведомства — ФСБ, МВД, ГТК… Встанет и вырвет из его цепких зубов всё то, что он пытался умыкнуть у нашего народа. Как бы злодей ни камуфлировал содеянное, в какую бы страну ни спрятал достояние Отечества и какие бы «высокопоставленные» связи при этом ни использовал — истинный опер вернёт государственное добро туда, откуда оно было похищено. Даже если для этого, порой, понадобится его собственная жизнь.

М. Левин-Алексеев

Аликанте — Москва 2003 — 2013гг.

Глава 1
Назначение

г. Новокузнецк, апрель 1996 г.

С раннего утра моросил холодный, мелкий дождь. Золотова будто кто-то пнул в бок, и он проснулся в шестом часу утра от мерзкого рявканья бесчисленной стаи ворон, облепившей ещё безлиственную крону чёрного тополя. Нехотя поднявшись с постели, Дмитрий осторожно, чтобы не разбудить жену, подошёл к окну. Форточка была распахнута, и свежий весенний ветерок, ворвавшись в комнату, нежно потрепал золотовский чуб. Светало. Дмитрий отодвинул одну половину штор, и тут же слабый свет раннего апрельского утра вырвал из темноты спальни семейную фотографию Золотовых, висевшую на стене возле кресла. От неё на Дмитрия струился нежный взгляд двух пар дорогих ему глаз — улыбающейся дочурки Ксении и его супруги Алевтины. «Господи, скорее бы лето», — шепнул себе под нос Дмитрий, вглядываясь в унылый двор с остатками куч грязного снега, ещё не успевшего растаять. Мыслями он унесся в свою недавнюю спортивную юность, в жаркий Сочи, — город, который Золотов безумно любил. Там, на бесконечных учебно-тренировочных сборах и соревнованиях, счастливо прошла и завершилась его легкоатлетическая карьера. «Ведь это было так недавно! — думал Дмитрий. — Всего каких-то одиннадцать лет назад». Ему никогда не забыть тот бешеный стук собственного сердца в ожидании выстрела судьи-стартёра на стометровке, когда твои ноги с накопленной в них годами тренировок энергией, ждут заветного выстрела, чтоб катапультой выкинуть на дистанцию твоё тело из стартовых колодок. «Затем — спринт! Быстрей! Ещё быстрее! Финиш! Табло!? Где же это чёртово табло!? Ага, вот оно! Ур-ра-а! 1. Золотов Дмитрий — „ЦС Труд“- 10.3!» Вот они, те блаженные мгновения твоей победы! А дальше? Дальше ты стоишь на цеРемонии награждения, едва сдерживая от волнения слёзы, когда тебе, как олимпийскую медаль, вручают удостоверение и заветный серебряный значок — «Мастер спорта СССР». И, наконец, то незабываемое райское наслаждение, охватывающее тебя, когда после этого ответственного старта в сезоне, ты с разбегу плюхаешься в набегающую на тебя ласковую волну Чёрного моря. «Нет!» — решил про себя Дмитрий. — Моя юность даром не прошла, есть что вспомнить! Ведь как в песне поётся: «Спорт — это жизнь! Целая жизнь! И даже немного больше…» Эту песню своей спортивной молодости Золотов любил до самозабвения.

— Дим, ты чё так рано вскочил?

От неожиданности Золотов вздрогнул всем телом и обернулся.

— Тьфу ты, ч-чёрт, как напугала! — в сердцах выругался он — Чего тебе? — недовольно спросил Дмитрий, увидев Алевтину, сидевшую на кровати.

— Сегодня же воскресенье, — сонным голосом ответила жена. — У твоего отца день рождения. Ты должен был пойти с Ксюшкой… или что, — Алевтина с упрёком взглянула на мужа, — опять есть работа?

— Да нет же. Ты… это, спи. Это я так… выспался. Всё, спи дальше! — мямлил Золотов первым, что приходило в голову. Не подав вида, Дмитрию — ох! как было неприятно оттого, что Алевтина невольно прервала его нежные воспоминания о недалёком прошлом. Сама, не осознавая того, своим неосторожным вторжением, она нечаянно вернула мужа из жаркой летней молодости в промозглую сибирскую весну. Ничего более не сказав, жена отвернулась к стене и через минуту-другую уснула. Золотов пошёл на кухню и по дороге заглянул в детскую комнату к пятилетней дочери. Ребёнок спал, как ангел. Только сопел её мокрый носик, простуженный сырым весенним ветерком на прогулке в детском саду. Поправив съехавшее набок одеяло, Дмитрий склонился над кроваткой и горячо поцеловал бархатную щёчку Ксюшки. За последние два года он стал замечать, что его отцовское чувство, помноженное на чутьё оперативника, раз за разом заставляло Золотова испытывать животный страх за дочь и её будущее. Как никто другой, он прекрасно понимал, какое суровое вРемя переживает народ. Трагизм этого вРемени ещё войдёт чёрной строкой в нормальные (а не соросовские) школьные учебники истории. Его причины мы будем долго осмысливать, чтобы больше никогда, ни при каких обстоятельствах не допустить подобного разгула бандитизма, какой случился в девяностые годы ХХ века.

У Золотова неожиданно всплыла в памяти одна инспекторская проверка в ноябре 1994 года. В составе сводной комиссии ОППН УВД области он участвовал в областном рейде — инспекции по работе ОППН в отдалённых городках области. В самом конце инспекторской проверки они посетили тот детский ПРП ОВД Заводского района, где только что отловленные в теплотрассах и подвалах десяти-, двенадцатилетние мальчишки и девчонки с жадностью уплетали в пээрпэшной столовой казённые харчи. Полуоборванные, голодные, завшивленные, с бесконечными от антисанитарии телесными язвами, они ярко напоминали о тех послереволюционных годах, когда Совнарком молодой Советской Республики поручил Председателю ВЧК Ф.Э.Дзержинскому покончить с детской преступностью и беспризорностью. Зрелище было душераздирающее. И это происходит в наше вРемя и в нашей великой стране! Как тяжело было Золотову смотреть в эти детские глаза с недетскими взглядами! Глаза детей, видевших в этой жизни только зло, предательство и насилие пьяниц-родителей! Эти глаза, не видевшие ничего, кроме мрака и смрада подвалов, наркотиков, глаза маленьких волчат, готовых в любую секунду, ощетининевшись в драке за выживание, вцепиться в глотку такого же члена волчьей стаи. При воспоминании того рейда у Дмитрия подкатил ком к горлу. Он с ужасом на секунду представил свою Ксюшку там, среди этой беспризорной детворы, оборванную и голодную. От нахлынувшей на него злости на щеках Золотова зашевелились желваки, и он с хрустом сжал свои кулаки. В эти минуты оперативник люто ненавидел всех: их родителей, школу, милицию. А больше всех он ненавидел всю кремлёвскую банду, допустившую такое в конце ХХ века в одной из самых высокоразвитых стран мира.

«За что этим детям всё это? — спрашивал он себя. — За какие такие грехи перед людьми и Богом они терпят всё это? Ведь каждый из них и провёл-то на этой Земле всего каких-нибудь девять или одиннадцать вёсен — да и то только пять из них осознанно». Дико и больно стало оперу за нашу державу российскую. Разгорячённый такими мыслями, Дмитрий ещё раз крепко поцеловал спящего ребёнка и ушёл на кухню. Немного успокоившись, он сел за стол и заварил себе чай с «Золотым корнем». Дмитрий иногда в шутку называл его «Золотовским». Удобно устроившись на мягком кухонном диване, мужчина вновь погрузился в раздумья. Оперативник прекрасно понимал, что сейчас у него коренным образом меняется вся служба и, разумеется, с ней вся его прежняя жизнь. Как? С чего начать? Этот вопрос уже два месяца изводил Золотова до бессонницы. Дело в том, что в январе 1995 года приказом начальника ГУВД области генерал-лейтенанта Савёлова Золотова утвердили в новой для него должности начальника отделения по борьбе с коррупцией в областном Управлении по борьбе с организованной преступностью (УБОП). «Что и говорить, должностёнка крутая!» — постоянно думал Дмитрий. Но как к ней подступиться, он пока ещё не представлял. Совсем недавно, в недалёком прошлом, Золотов был простым опером ОБХСС и, к слову сказать, очень прилично знал всю судебную бухгалтерию. Рыться в бухгалтерских документах, выявлять факты замаскированных хищений — это была его стихия. Правда, ему очень везло на наставников, накрепко вдолбивших в его голову с первых шагов службы в БХСС одно золотое правило: «Только тогда ты можешь считать себя настоящим опером, когда у тебя есть, пусть небольшая, но хорошо обученная и работоспособная агентура» Этому правилу на протяжении всей службы Дмитрий Савельевич Золотов следовал неотступно. Отбор и обучение агентуры было для него что-то вроде охотничего азарта и страсти. Порой он так увлекался любимой работой, что своего начальника ОБЭП городского УВД полковника Паршина своими надоедливыми расспросами о тонкостях оперативного искусства иногда доводил до бешенства. Однако в душе опытнейшему старому оперативнику было лестно видеть, как каждое сказанное им слово в конфиденциальной беседе с молодым сотрудником относительно секретов службы тщательно записывалось в золотовский конспект. Такие ученики, как лейтенант Золотов, не встречались никогда Паршину за всю почти тридцатилетнюю службу в МВД. Ну а сам Дмитрий прекрасно знал, что у Николая Ивановича за плечами просто уникальный опыт вербовки так называемой «светской агентуры», состоящей, как правило, из работников торговли, инженерно-технических работников предприятий и, разумеется, интеллигенции. Кстати сказать, полковник Паршин имел почётное звание — «Заслуженный работник МВД СССР». За что он его получил — до сих пор остаётся загадкой для всех его подчиненных оперативников. Ходили слухи, что его особо ценный пенёк «сдал» ему какого-то областного партийного работника, занимавшегося скупкой иностранной валюты. На его совместную оперативную разработку Главным Управлением БХСС МВД и Вторым Управлением КГБ СССР было испрошено разрешение аж в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС! Об этом эпизоде сам Паршин не рассказывал никому. Оно и понятно: по-видимому, был строжайший приказ «сверху»: «О тёмных делишках некоторых чиновников из партаппаратов КПСС не должен знать никто! Это внутренние дела Партии. Хотим — сами казним! Хотим — сами милуем!» Вот Паршин и молчал. За что справедливо и был удостоен звания Заслуженного Работника МВД СССР. Дмитрию полковник не единожды внушал: «Учти, Золотов, когда готовишь человека на негласное сотрудничество с органами, здесь важна каждая мелочь. Не учтёшь её — всё! Человек не пойдёт с тобой на контакт». Такое не раз случалось у самолюбивого Золотова. Однако справедливости ради нужно сказать, что рвение и дотошность молодого лейтенанта ОБЭП не оставались незамеченными у его начальства. Не оставались по простой причине — у Дмитрия «в заначке» всегда имелась свежая и, что самое главное, достаточно достоверная информация о взятках и «тёмных делах» городского начальства. Но любимым коньком опера всё же была и оставалась качественная вербовка нужного объекта. Именно такая через два с небольшим года службы у него состоялась. Ему удалось привлечь к негласному сотрудничеству главного бухгалтера одного из немногочисленных машиностроительных заводов города Светлану Данвиц. Уж как это удалось Золотову — об этом знал только он. Паршин был просто обескуражен, но, разумеется, радовался успеху своего подопечного. Через эту серьёзную даму, немку по национальности, УВД и УФСБ города была раскрыта сеть подпольных токарей-умельцев, нелегально мастеривших огнестрельное оружие кустарного производства и достаточно неплохого качества. Сбыт этой смертоносной продукции кавказским ОПГ организовывал начальник заводской охраны. Дело, конечно, было не по линии ОБЭП, но достаточно грандиозное, даже в масштабах сибирского региона. Оперативная его разработка была особо ценна ещё тем, что в преступную цепь оружейных мастеров под видом покупателя был внедрён майор «седьмого флота» из Дагестана. За успешную реализацию этого дела Дмитрий получил именные часы от начальника ГУВД Шакурова и был досрочно представлен к званию капитана, проходив тем самым в «старлеях» чуть более полутора лет. Всё это уже в прошлом. «Как же быть мне сейчас?» — этот вопрос он задавал себе помногу раз в день. Ведь сейчас в своём поле зрения он обязан был держать матёрых госчиновников. Обязанности службы нацеливали только на это. «Здесь уж без тонких оперативных подходов не обойтись», — справедливо рассуждал капитан УОП. — Это тебе не какие-нибудь там «торгаши» из трестов да заводские мастеришки, тянущие со своих предприятий на дачи металл или тесаную древесину. Это другой уровень, другая категория, если хотите. Здесь официальная власть со всеми своими неотъемлемыми прибамбасами. Тут деньги, постоянная драка за влияние и власть, тут межклановые, дворцовые интриги, наконец. И все они, нынешние новые «боссы» — это хорошо сплочённая команда со столичной, высокооплачиваемой адвокатской братией, плотно опекающей её «тело» от компетентных органов «государева ока». «Как воздух, — думал Дмитрий, — мне понадобятся надёжные и, главное, достоверные источники информации из их среды обитания». Приобрести из этой «компашки» надёжную агентуру для Дмитрия теперь стало делом далеко не простым. Возможно, уже «паршинской» школы тут может и не хватить. Менялся общественный строй в стране, а с ним менялся и менталитет людей. Наконец, появилось ещё одно обстоятельство, тяжким грузом ответственности ложившееся на плечи Золотова в связи с его новым назначением — это работа по своим сотрудникам. «Да-а, для меня и моих подчинённых такая работёнка будет испытанием тяжким, — нервно размышлял будущий начальник отделения по борьбе с коррупцией. — «Хватать за задницу бандюгу или там интеллигентного воришку — дело одно, но вот накрывать своих за «кривые косяки» — это уже совсем другое. Оно конечно, — продолжал размышлять Дмитрий, — с предателями, как и во все времена, было на Руси, будем обходиться жёстко и справедливо. Но, однако, правда есть и в другом — необходимо весьма тщательно разбираться со своими, не перегнув при этом палки. За этим стоят судьбы людей. А сломать судьбу человеку, не разобравшись, проще простого! Однако к подозрительным, порой даже ненавидящим наше отделение взглядам со стороны сотрудников районных ОВД, к сожалению, придётся привыкнуть, потому как для некоторых из тех, кто чувствует за собой гнилые грешки, мы теперь враги номер один, что-то вроде местного гестапо… Всё, хватит! — осадил себя оперативник, — Хорош рассусоливать и переливать из пустого в порожнее! Раз мне это выпало — значит, так тому и быть! Приказ — есть приказ!» И он ещё раз до мелочей вспомнил день своего назначения на должность.

В нашей стране Главное Управление по борьбе с организованной преступностью было создано 25 января 1989 года в связи с резким, можно сказать, катастрофическим ухудшением криминальной обстановки в СССР. Подразделения служб криминальной милиции МВД СССР, по мнению руководства Министерства и Правительства, объективно могли не справиться с надвигающейся волной открытого бандитизма. Поэтому в составе МВД появилось новое формирование со своим оперативно-розыскным аппаратом и силовым подразделением СОБР. Новую силовую структуру чья-то умная голова вывела из состава СКМ (что впоследствии оказалось полностью оправданным) и переподчинила напрямую Министру внутренних дел СССР. Задача новой службы заключалась в противостоянии проявлениям самого опасного вида преступности, такого как организованный вооружённый бандитизм, экономическая диверсия, и сращивание ОПС с государственными аппаратами власти. Формирование новой службы, впрочем, как и любого нововведения в масштабах государства, проходило достаточно болезненно. Правда, в оперативных аппаратах ГУВД, УВД центральных областей новую службу создавали довольно резво. Сразу же начал накапливаться первый как положительный, так и, чего греха таить, отрицательный опыт. Но успехов у нового подразделения в борьбе с бандформированиями было несравненно больше. А вот до сибирских просторов это серьёзное новшество докатилось только лишь к концу 1994 года. Приказом Министра МВД РФ по Сибирскому и Дальневосточному регионам предписывалось: «Начальникам СКМ УВД, ГУВД краёв и областей в кратчайший срок выделить по несколько единиц личного состава для комплектования новых подразделений РУБОП, УБОП, ОБОП». В городе, где жил Золотов, в городской ОБОП при областном Управлении на должность начальника отделения борьбы с коррупцией и собственной безопасности претендовали два кандидата. Первым поначалу был Арсеньтьев Игорь — капитан милиции, старший оперуполномоченный ОБЭП из Орджоникидзевского РОВД, и Золотов Дмитрий из ОБЭП Центрального РОВД. Арсеньтьева категорически не отдал начальник РОВД, полковник Казанцев. Сам бывший кадровик, Казанцев молниеносно «смикитил», что с областными кадрами ГУВД за своего сотрудника воевать бесполезно, по необходимости всё равно отнимут. И он тут же предложил Игорю повышение — начальником ОБЭП райотдела, так как прежний уже собирался на пенсию. А по закону — повышение, есть повышение, тут уже областные кадры ничего предъявить не смогут. Да и Арсеньтьев в УБОП не рвался. Оставался Золотов. Тут, конечно, Паршин ничего поделать уже не мог. На должности начальников отделений своего ОБЭП уже были недавно назначены коллеги Дмитрия, а старшим оперуполномоченным он уже являлся на тот момент. Но Николаю Ивановичу отдавать талантливого сотрудника из своей службы было тяжело. Оттого у него из-за Золотова произошёл грандиозный скандал с начальником УВД города полковником Железиным. Не помогли даже связи Паршина и в ГУВД. Понять его несложно — ведущие кадры отдавать не желал никто, так как это напрямую связано с показателями раскрываемости у службы. А взять и обучить пРемудростям оперативной работы молодого паренька — это и вРемя, и, разумеется, нервы. Ко всему прочему, в то вРемя отношение на местах к нововведению МВД было откровенно скептическим. В связи с этим поначалу в новую службу отсылали по принципу: «Забери Боже, что нам негоже!» То есть людей, которые снискали на прежних местах работы недобрую репутацию в нарушении уставной дисциплины. Кстати, впоследствии это не лучшим образом отразилось на престиже нового оперативного подразделения в начальной стадии его существования. Да и если говорить, по совести, то Дмитрий тоже по поводу своего перевода особым желанием не горел. Отказывался. Областному кадровику из ГУВД уговоры Золотова видно порядком осточертели, и он, не найдя ничего лучшего, пожаловался на капризы молодого сотрудника самому Железину.

После праздников, по случаю Нового 1995 года, Золотов, как обычно, явился на работу к девяти часам утра. Ещё стоя за дверью и поворачивая ключ в замке двери своего кабинета, он услышал, что на его столе уже долго разрывается телефон. Напарника по кабинету на работе пока не было. Чертыхаясь, что замок плохо поддавался, Золотов всё же успел влететь в кабинет и, не раздеваясь, схватил трубку:

— Старший оперуполномоченный ОБЭП Золотов слушает!

— Привет, Димка! Узнал?

— Конечно! — Золотов в трубке сразу узнал знакомый, бодрый голос секретаря начальника УВД Ларису Юдину. — А-а, Лариска, привет, ласточка! Ты по мою душу, или кого-то надобно пригласить из наших? — заискивающе ласковым голосом спросил девушку Золотов.

— Нет, Дмитрий, дорогой, — в унисон ответила она ему, — вызваниваю тебя! Слушай сюда, — продолжала Юдина, — Тебя «на ковёр» к себе в 10.30 вызывает «папа»!

Золотов, как и все в городском гарнизоне знал, что Железина сотрудники называли между собой «папой» или, на худой конец, «батон».

— Когда? Сегодня что ли? — Золотов тихо, но смачно матюкнулся в сторону от трубки. На это вРемя у него была запланирована встреча со своим подопечным резидентом «Моховым». Всё срывалось.

— Димка, ты, пожалуйста, не матерись, я же всё же дама, как-никак! — обиделась девушка. — А Железин вызывает тебя по какому-то серьёзному делу. Вчера твой Паршин и Железин на таких матах таскали друг друга, что даже меня выгнали из приёмной. Двери закрыли, думали, что не слышно. Но орали по поводу твоей персоны так, что полэтажа УВД слышало. Я особо ничего не поняла, только то, что тебя переводят.

Дмитрию стало стыдно за свой язык.

— Ой, Лорка, ты прости меня за непарламентские слова, — поспешил он извиниться, — Это я так, сдуру лязгнул! — Золотов облегчённо перевёл дух. — Я-то, было, подумал, что что-то серьёзное по службе, может, где прокололся! — Дмитрий взмок от напряжения.

— Ну, так ты это, смотри не опоздай, Дим! Шеф — сам понимаешь — «опаздальщиков» не переносит! — предупредила Юдина.

— Всё, всё, Лора, я понял! Спасибо. Передай, что предупреждён, ну всё, пока! — оперативник положил трубку. «Вот зараза, наверное, Паршин сдался! — решил про себя Золотов, — Ладно, через час узнаем». Дмитрий ещё стоял у телефона, когда в кабинет вошёл его напарник Олег Матюшин. Мельком взглянув на друга, Олег спросил: «Ты чё это, Демьян, у тебя лицо такое, как будто ты вот-вот помрёшь от поноса?!» Матюшин по своему отделу БЭП имел репутацию хохмача и, конечно, не преминул и на этот раз сострить в отношении Дмитрия.

— Всё, Олежек, наверно меня пинают отсюда! — ответил Золотов, глядя в одну точку.

— Как, пинают? За что пинают и, главное, куда пинают? — всё ещё пытался шутить напарник, -Можешь объяснить толком?

— В «шестёрку» наверно, на коррупцию, начальником отделения! — нехотя ответил Золотов.

— Тьфу ты, Золотой, прям уж-таки «напужал», дружище! Я-то, было, подумал, что из органов прут! — Тут Матюшин хитро заулыбался, прищурив левый глаз. — Так это, Дмитрий, с тебя в таком случае ампула коньяка причитается, не меньше! — И тут же спохватился, — Слушай, а Паршин-то, не против?

— Ага, не против, — иронически хмыкнул Золотов, — Вчера за меня на матах с Железиным сцепился так, что чуть стёкла из его окон не повылетали!

— Откуда знаешь? — раскрыв рот, удивился Олег.

— Только что Лорка Юдина, секретарша его, по секрету поведала. Хотя, ха! — Дмитрий весело хохотнул, — Кой к чёрту секрет? Половина УВД, говорит, слышало и «ржало»! Через час «на ковре» сам велел быть!

— У-у, Демьян, с тобой уже точно всё ясно. — Матюшин сложил руки на груди крест-накрест и, как монах на молитве, посмотрел в потолок, — Я думаю, там уже всё решили. Так что, «дамочка», просьба — не суетитесь под клиентом! — загоготал Матюшин.

— Ладно тебе, Олег, хватит издеваться! — Золотов с укоризной посмотрел на друга, — Дьявол его знает, что там ещё будет! Из ОБЭП уходить мне неохота!

Тут Матюшин вышел из-за стола, подошел к Дмитрию и протянул руку:

— Ну, тогда я тебя поздравляю, Дмитрий Савельевич. Большой тебе удачи, дружок, на новом, так сказать, поприще. Да и попутного ветра в вашу нежную, прыщавую задницу»! — как всегда «изящно» пошутил Матюшин.

— Бо-ольшое тебе спасибо, дружище Битнер! — отозвался Золотов. И друзья басовито заржали.

— Ты вот что, Олежек, позвони-ка моему «Мохову» … Ну, ты его знаешь, это мой «резак»… Скажи, что меня, возможно, переводят в другую структуру. Забей с ним стрелу и скажи, что теперь с ним будешь работать ты. Паршин в курсе, мы на эту тему с ним говорили. Да, и ещё: на контрольной встрече скажи ему прямо, что если он и дальше будет так работать со своим кустом агентуры, как в прошлом году, то вылетит из резидентуры на свою пенсию. Бабки казенные надо отрабатывать, а то совсем уже опух дед, за полгода в его сообщениях, я только одну хреновину и видел!

— Вопросы, офицер? — шутливо обратился к Матюшину Дмитрий.

— Вапросав нэт, гэнанцвале! — с кавказским акцентом рявкнул Олег, — Пра каньяк нэ забудь, а?

— Нэ забуду! — в тон ответил Золотов.

Они пожали друг другу руки. Золотов не знал и не мог знать, что виделись они последний раз в этой жизни. Через неделю Матюшин укатит в служебную командировку в Грозный. А ещё через неделю придёт известие, что пуля семнадцатилетней чеченской девки-снайперши оборвала жизнь этого весёлого и жизнерадостного парня, осиротив тем самым двух его малолетних дочерей. Нелепую смерть друга Дмитрий перенесёт очень тяжело.

Поднимаясь на третий этаж управления, Дмитрий споткнулся о ступеньку и, если бы не ухватился вовремя за перила, то растянулся бы на лестничном марше во весь рост. «Вот ч-чёрт, нехорошая примета, не к добру это», — мелькнуло в голове.

Лариса, как всегда, была на месте и безупречно одета. Красавицей, конечно, не назовёшь, но свою точёную девичью фигуру она хранила ревностно. Её муж служил замом начальника пожарной части, что недалеко от УВД, и был в приятельских отношениях с Железиным. Это в конечном итоге и определило место её работы.

— У себя? — тихо спросил Золотов, кивнув на дверь Железина.

— У себя, — ответила девушка, — Сейчас, подожди минуточку!

Юдина отодвинула от себя какие-то бумаги, торчавшие из красной папки, на которой сияло золотом: «На подпись». Проворно выпорхнув из-за своего стола, скрылась за дверью с табличкой — «Начальник УВД, полковник милиции Железин Н. Ф.». Дмитрий же остался скучать в приёмной, с интересом разглядывая вымпелы спортивной славы УВД. Впрочем, через минуты три возвратилась секретарша и мотнула головой Золотову на дверь начальника: иди, мол, ждёт.

— Как он? — на ходу шёпотом бросил ей Дмитрий.

— Иди, не знаю… вроде не злой, — тоже шёпотом ответила Лариса.

— Разрешите, товарищ полковник?

— Входи, входи, Золотов! Уже наверно в курсе, зачем вызвал? — с порога спросил Железин и упёрся в Дмитрия тяжёлым сверлящим взглядом.

— Догадываюсь, Николай Фёдорович, — стоя навытяжку ответил оперативник.

— Ну и? — полковник вопросительно поднял брови.

— Предлагают новую должность в «шестёрке» … — нерешительно забубнил Золотов, — Областной кадровик нашего Паршина… вот, к стенке уж ставит за меня… Не знаю… смогу ли…

От такого нахального ответа подчинённого на висках начальника от ярости вздулись вены. Побагровевший Железин подскочил с кресла.

— Нет, ты понял?! Совсем обнаглел, юноша! Сегодня чтоб мухой принял должность! — зарычал он на весь кабинет, — Тебе уже не предлагают! Тебе приказывают! Мне приказали — я тебе приказываю! — наступал на него Железин. — Не хочешь — письменный отказ мне на стол! Сейчас же! И, проваливай к такой-то матери! С этого момента ты мне уже не друг и впредь на мою поддержку больше не рассчитывай! А как ты дальше будешь продвигаться при мне по службе — вопрос о-очень сложный!

Обомлевший Золотов стоял, как истукан, не зная, что ответить разъярённому полковнику.

— Ты и твой Паршин… вы оба …кровопийцы! Тому, видите ли, службу не разоряй, и этот… — Железин мотнул в сторону Золотова головой. — Заладил, как не целованная девка, — «Не смогу!» «Не знаю!» Тьфу ты, — полковник с пренебрежением сплюнул, — Противно смотреть! А ещё образцовый офицер считаешься! Сможешь, чёрт тебя задери! Или ты слюнтяй, и звать тебя — никак! Ну? Чего молчишь?

Вообще-то Золотов очень уважал этого человека. Уважал прежде всего за глубокую порядочность и человечность. Нельзя сказать, чтобы Железин относился к когорте добряков. Напротив, он был достаточно жёстким, порой даже жестоким. И если уж кто-нибудь из начальников служб за упущения попадался ему под горячую руку, то возвращался «с ковра» в мокрой от холодного пота рубашке. Однажды участковые инспектора по секрету поделились с Дмитрием одной «увлекательной историей» о своём бывшем сослуживце Марковце. Так вот тому, когда Железин узнал, что его участковый, злоупотребляя положением, вымогал за водку и сущие гроши двухкомнатную квартиру у своего подучётного алкаша, то в его же служебном кабинете «съездил» Марковцу ногой по «мужскому достоинству». Квартиру последний, разумеется, вернул, но из МВД уволился, так как, прекрасно понимал: такой «царский подарок», без подключения к делу прокуратуры, ему оказал только Железин. В противном случае, Марковцу, светили бы нары на лет эдак…

Что и говорить, любили в гарнизоне Железина и рядовые сотрудники, и офицеры. Для вверенного ему подразделения он был, что называется отцом родным, и «всыплет» кому, если есть за что, и пожалеет если тяжело. Главное, что у него была очень редкая для нашего вРемени черта характера: полковник никогда не был глух к просьбам подчиненных в разных житейских делах: квартирных, общежитейских, служебных — словом, разных. Но были и враги, люто ненавидевшие его и державшими на него камень запазухой. Этим Железин попросту не давал злоупотреблять службой. За этим он следил строжайше и самолично. Попадись ему кто-нибудь из УВД на «кривых делишках» — все! Пиши, пропало, — ни за что не пощадит! Его боялись.

Словом, Золотову, немного опомнившемуся от железинской взбучки, ничего не оставалось, как покорно взять под козырёк:

— Есть, товарищ полковник, принять должность! Извините меня, Николай Фёдорович, я вёл себя как пацан. Разрешите идти?

Обычно не очень-то улыбчивый начальник подошёл к Дмитрию и, расплывшись в отеческой улыбке, протянул руку и с жуткой силой потряс золотовскую ладонь.

— Ну, вот так-то оно, пожалуй, лучше будет! И не дрейфь, капитан, с кем мне ещё воевать против разного там жулья, если не с такими, как ты?! Успехов тебе, Димка! Дуй, давай в область сегодня же! Завтра в 10.00 ты должен быть в кадрах ГУВД у генерала Павлова на утверждении. Да, постой-ка, Павлов для меня передаст кое-какие бумаги, привезёшь нарочным. Всё. Свободен!

Если бы только Дмитрий Савельевич Золотов знал, какие испытания уготовила для него жизнь в новой должности. Но этого он ещё не знал. Как говорят, от судьбы не уйдёшь.

Глава 2
Семья

г. Новкузнецк, апрель 1996 г.

Золотов проснулся от того, что его за плечо трясла дочь: «Пап, а почему ты спишь на кухне? Поедем сегодня к бабуле, ты вчера обещал! Бабуля звонила только что, и дедушка ждёт нас!» Дмитрий не заметил, как под грузом одолевших его мыслей — хороших и плохих — он заснул, сидя на кухне возле недопитой чашки кофе. В последний месяц он особо чувствовал усталость, поэтому его не удивило что, защищаясь от таких перегрузок, организм отключил его помимо воли. Золотов обнял ребёнка, притянул к себе и поцеловал.

— Ласточка ты моя, я же всё помню и знаю. Наш дедушка Савелий сегодня именинник! Нашему дедуле сегодня 80 лет! Ты меня подожди немного, я по-быстрому обмокнусь в душе, потом мы с тобой чуток перекусим чего-нибудь, и навострим лыжи к дедуле и бабуле!

Ум пятилетней девочки, принимающий всё сказанное за чистую монету, пока ещё решительно никак не мог справиться с последней фразой отца. Удивлённо посмотрев на заспанного Дмитрия широко раскрытыми глазами, Ксения серьёзно спросила: «Папа, а как мы с тобой будем „вострить“ лыжи бабушке?» Золотов от души расхохотался.

— Это папа шутит, — вошла в кухню Алефтина. — «Навострить лыжи» — это куда-нибудь пойти или поехать, — объяснила она ребёнку, — Но так говорить некрасиво, ты меня поняла?

— Ага, поняла, — кивнула Ксюшка и убежала в зал.

— А вообще отвечай ребёнку нормально, нечего её жаргоном пичкать! — процедила сквозь зубы Алефтина, — Придёт время, сама в школе ещё нахватается всякой дряни!

— Ну, ладно, ладно, я же шутил! — весело возразил жене Дмитрий. — Ты, это, мать, давай-ка чего-нибудь приготовь перекусить, только немного, у родителей всего навалом,

И Дмитрий, захлопнув за собой дверь, зашёл в ванную комнату. В прихожей раздался телефонный звонок. Золотов прислушался. Сквозь шум стекавшей с него воды, он понял, звонила его мать, Александра Ивановна.

Сначала трубку схватила дочь: «Да, бабуля, проснулся уже! — чеканила девочка, — Он уже моется в ванной! Щас маме дам трубку! — И Ксения вручила трубку матери.

Алевтина говорила со свекровью с большой неохотой.

— Да, сейчас выходят, только Ксюшка чуть поест. Нет, нет — только немножко! Я поняла! Поздравьте от меня Савелия Леонтьевича, — сухо отвечала Алевтина, — Я? Нет, не смогу. Мне много шить надо. Хочу закончить заказ сегодня. Что? Ладно, оденем теплее, не волнуйтесь… Нет, я не против, пусть ночует, завтра вечером с Димой заедем и заберём её… Ладно, пока, Александра Ивановна…

Золотов знал, что эти две женщины ненавидят друг друга, хотя открыто это не проявлялось. Однако Дмитрия, как и любого нормального человека, такое обстоятельство очень тяготило. Причина взаимной неприязни свекрови и невестки была весьма банальна. Мать Дмитрия, Александра Ивановна, была человек, про которых говорят — душа компании. Общительная, не по-женски остроумна, она очень любила своих верных подруг по бывшей работе, обожала кино, и испытывала большую страсть к детективным романам. Возможно, последнее обстоятельство и передалось Золотову по наследству. Но вот жена его, Алефтина, была прямой противоположностью свекрови и имела характер сухой и жёсткий. И ведь было в кого. Её мать и золотовская, стало быть, тёща, всю свою сознательную жизнь работала в торговле и кроме как импортных шмоток да денег для этой женщины абсолютно ничего не существовало, даже планета Земля. Когда Алефтине исполнилось шесть месяцев, Раиса внезапно решила развестись со своим первым мужем Рахманом — узбеком по национальности. Её не устраивало то, что он работал простым каменщиком на стройке и, как она любила всегда выражаться, не соответствовал её «купюрному» уровню. Сразу же после развода, не желая оставаться в мусульманской Фергане, куда её из тамбовщины по комсомольской путёвке «занесла» романтика, Раиса забрала дочь и укатила из Узбекистана в Казахстан. Рахман, очевидно, с этим смирился не сразу, больше года он упрашивал её вернуться к нему, даже однажды, узнав каким-то образом адрес Раисы, он приезжал в Казахстан. Но тщетно. Женщина в своём решении была непреклонна. На новом месте, определив Алевтину в ясли, Раиса устроилась в «общепит» буфетчицей. Спустя полгода она так же неожиданно, как и развелась, снова вышла замуж. И надо же такому случиться её, «купюрный уровень» действительно «подрос»! Её второй муж, Владимир Андреевич Марусев, работал в геодезической партии водителем у топографов. А, как известно, во все времена у нас в стране ни геологи, и уж тем более топографы нехваткой денег не страдали. Эти две профессии и все, что было с ними связано, находились под серьёзной опекой и протекцией КГБ СССР, а «контора» своих подопечных материально, разумеется, никогда не обижала. Но тут у Раисы возникла другая незадача, Владимир Андреевич оказался далеко не последним человеком по части выпивки. Соответственно, от ежемесячного, действительно солидного, «купюрного уровня» иногда отламывались весьма приличные куски на удовлетворение похоти «зелёного змия». Вот тогда в семье Марусевых вспыхивали грандиозные скандалы, часто заканчивавшиеся рукоприкладством. Андреич был невысокого роста и уж тем более, в отличие от Раисы, не гренадёрского телосложения, однако ж, поддавал ей крепко — от души, прямо на глазах у дочери. Безусловно, это не могло не сказаться на характере Алефтины. Родителей Дмитрия она почему-то невзлюбила сразу после свадьбы. Отсюда и вытекали довольно натянутые отношения со свекровью. Мать Дмитрия не переносила того, как Алефтина позволяет себе прикрикивать на мужа по пустякам. А тут ещё эта маниакальная любовь к деньгам и тряпкам, доставшаяся ей от матери, вовсе действовали на свекровь как красная тряпка на быка. Дмитрий работал как раз там, где и сосредотачивались товарно-денежные отношения, и по своему служебному положению он просто не мог их не касаться. А если учесть нашу вечную для тех годов российскую проблему какого-либо дефицита, всего чего не коснись, то у Золотова были обширнейшие возможности в использовании службы для наживы. Этим, конечно же, беззастенчиво пользовались многие его сослуживцы по ОБХСС и в дальнейшем ОБЭП. Здесь уже Алефтина давала своим постоянным упрёкам Дмитрию настоящую волю: мол, твои дружки бэповцы «имеют» всё и всех, и только ты, как белая ворона, божий праведник, ничего в дом не несёшь кроме зарплаты! Долгое время Золотов сначала отшучивался, затем, когда жена упорно не отступала, терпеливо объяснял, что репутацию и биографию портить не намерен. Но когда уже и это не помогало, стал срываться на мат, потому как по-иному жену на место не поставишь. Руки Дмитрий никогда не распускал, этого у него попросту не было в крови, но после ссоры они порой не разговаривали неделями. В последний год Золотов почувствовал какое-то слабо уловимое изменение в характере жены, вернее её полное безразличие ко всему и к семье, в частности. Он никак не мог понять чётко, что же всё-таки произошло с супругой, но что произошло — знал точно. За бешеным ритмом работы и стремительно меняющейся ситуацией буквально во всей стране Дмитрий не мог себе представить, что их брак с Алефтиной уже дал глубокую трещину, и что существовать ему осталось менее полугода. Его личная жизнь, так же, как и новая должность, тоже приготовила ему сюрприз и испытание на прочность. Но это там — в недалёком будущем, а сегодня он с дочуркой Ксенией вышел на улицу. Поправив ей шарфик и вдохнув полной грудью прохладного весеннего воздуха, они быстрым шагом зачастили по мокрому тротуару к автобусной остановке.

Глава 3
Родители

г. Новокузнецк, апрель 1996 г.

Путь до остановки пролегал по улице Кутузова, но Дмитрий решил пройти через городской парк имени Юрия Гагарина. Так получалось немного длиннее, но он подмигнул дочери:

— Зайка, а давай-ка мы, с тобой пройдём через парк? Синичек посмотрим. А может, и скворушку увидим, весна ведь на дворе?

— Папа, а что такое скворушка? — Ксения удивлённо посмотрела на отца.

— Скворушка — это такая чёрная птичка. Она больше синицы с воробьём, но меньше вороны. Кстати, очень хорошо поёт, а прилетает к нам, в Сибирь, из тёплых краев только на лето. Вообще-то её зовут скворец, скворушка — это ласково! — старательно пояснял Золотов дочери. — А ещё она может говорить по-человечьи.

Тут Ксения, раскрыв рот, так посмотрела на отца, что ему стоило огромных усилий не расхохотаться в присутствии многочисленных прохожих.

— По-человечьи?! — переспросила девочка. — Как ты, я? И мама, и бабушка? Даже дедушка, когда не сердитый?

— Ну конечно, зайка, только её этому надо научить, а сначала поймать и посадить в клетку, — объясняя, Дмитрий, мельком глянул на часы, — 11.15.

— Не, в клетку не надо, мне жалко! Она должна летать, где хочет! — насупилась дочь, — В клетке можно держать только тигра, льва и медведя, они кусаются! А птичку не надо, она ведь маленькая и слабая! — Ксения чуть не заплакала.

— Так, всё, Ксения Дмитриевна, я тебе всё расскажу по дороге! — остановил её Золотов, — А сейчас давай-ка, включаем скорость — и ходу! А то у бабушки весь рыбный пирог остынет!

Дмитрий взял крепче дочь за руку, и они лёгкой трусцой побежали по узенькой аллейке парка в сторону остановки. На ходу Золотов весело шутил, то корчил рожицы, то передразнивал кого-нибудь из героев любимых её мультиков. Ксения заливалась от смеха до слёз. Когда проходили мимо знакомого места, внимание оперативника привлёк одиноко стоявший куст боярышника, что находился возле лавочки на обочине аллеи. Поравнявшись с ним, Дмитрий на секунду остановился и внимательно пригляделся. «Точно. Так и есть!» Агент выставил знак, означавший, что для оперативника в тайнике приготовлена информация. «Смотри-ка, а закладка сделана совсем недавно! — мелькнуло у Золотова. — Нитка-то совсем белоснежная, а ведь вчера весь вечер и почти полночи дождик моросил. Значит, агент повесил её утром. Что ж, в коня бы овёс! — думал Дмитрий, — Сейчас отведу ребёнка к дедам, а вечером „почту“ изыму!».

— Папуля, ну что ты остановился, что-нибудь увидел? Покажи, что? — дочь трясла отца за рукав.

— Нет, зайка, это мне показалось, я думал, что сидит синичка! — сочинил на ходу отец. Ксения внимательно посмотрела в сторону боярышника.

— Папа, а что это за птичка! — и ребёнок пальчиком указал на берёзу, что стояла недалеко от куста боярышника.

— Ух, ты! — обрадовался Дмитрий. — Вот повезло нам, так повезло! Смотри, зайка, а ведь это сидит скворчик на ветке! Помнишь, я тебе об этой причке говорил сегодня?

— А как же! — весело взвизгнула Ксюша. Но отец уж серьёзно забеспокоился:

— Ладно, Ксюнька, побежали дальше, а то деды нас с тобой отругают за опоздание! — Тут Золотов, недолго думая, схватил дочь в охапку, посадил на плечи и зашагал по лужам быстрым шагом. Девочка не возражала. Проехаться на папиной шее с комфортом лишних полкилометра одно удовольствие! По поводу скворца упрашивать тоже не стала, прекрасно понимая, что весна впереди и на птиц ещё успеет насмотреться вдоволь.

Автобусная остановка была почти безлюдна, если не считать пары молодых ребят, бурно обсуждавших с отборным матом безграничные возможности «материнских плат» и компьютеров. Правда, завидев подошедшего с дочерью Золотова, они мгновенно приутихли. Золотова стало одолевать предчувствие приближающегося чего-то очень важного в его жизни. Ни с того, ни с сего оперативника вдруг охватила непонятная тревога по поводу информации, подготовленной для него агентом. Какие-то неведомые ему голоса подсказывали, что в тайнике лежит не какая-нибудь там очередная «непроверяемая лажа», а что-то этакое — неординарное. «Вот, дьявол! — зудело в голове у Дмитрия. — Давно не испытывал такого мандража! Ну прямо как перед стартом! Ух, как не терпится изъять и прочитать. Но! Спокойно, Ипполит, спокойно! — уговаривал он себя. — Всему своё время! А то спешка-то нужна при ловле блох, ну, и при… что-то там про чужих жён ещё…»

— Пап, а мы летом поедем с тобой в тайгу рыбку в речке ловить? — как всегда прервав отцовские думы на самом интересном месте, поинтересовалась Ксения.

— А как же, ласточка! — весело отозвался он. — Летом-то, сама понимаешь, без неё родимой нам с тобой не прожить! Обязательно махнём к дяде Коле на Кайлык хариусов ловить! Помнишь, как в прошлом году! Вот только палатку новую купим и махнём, а то наша-то старенькая, совсем как решето — вся в дырах! — Дмитрий весело потрепал дочь за волосы.

— А мы поедем скоро? — не унималась Ксения.

— Хм, — ухмыльнулся отец — Ну-у, не так чтобы скоро, но и ждать не долго осталось. Видишь ли, зайка, сейчас пока ещё холодно, ещё не лето, да и папа работает. Месяца через три — в июле, когда совсем станет жарко, вот тогда и махнём недельки на две все вместе с мамой.

Сказав это дочери, Золотов невольно поймал себя на мысли, что абсолютно не желал бы брать с собой Алевтину. Что-то внутри его самого против этой мысли стало отчаянно противиться. Подобное ощущение такого неожиданного душевного протеста его не на шутку насторожило.

— Папа, что ты не смотришь на меня! — обиделась девочка. — Я с тобой разговариваю, а ты всегда о чём-то думаешь и думаешь, и не слышишь, что я говорю!

— Да, конечно, зайка, — виновато улыбнулся Дмитрий. — Так о чём ты меня спросила?

Ксения очень строго посмотрела на отца.

— Я тебя пока не спросила, а вот теперь спрашиваю: ты скоро рябчиков будешь стрелять?

— Рябчиков? — растерялся отец, — Каких рябчиков? — Но тут, спохватившись, вспомнил. — Господи, ну, конечно же, рябчики! Молодец, Ксюшка, что вспомнила! Надо же, помнит! — тихо рассмеялся Золотов. — Это, если ты помнишь, называется охота! Её разрешают у нас в сентябре, ранней осенью то есть. Поняла?

— Поняла! — кивнула Ксюша. Дмитрию доставляло огромное наслаждение рассказывать дочери о своей безумной страсти к охоте и рыбалке. Даже сидящие на сиденьях впереди их двое мужичков средних лет, услышав их с дочерью разговор об охоте, затеяли между собой бурный спор о сроках открытия в этом году сезона на боровую дичь.

А в это время перед глазами Золотова стоял тёплый прошлогодний сентябрь. Именно тогда в тот раз он впервые взял с собой на охоту Ксению. Радости ребёнка не было предела. И на той первой ксюшкиной охоте Дмитрий был буквально поражён тому, что его четырёхлетняя дочь абсолютно не боится выстрела отцовской ТОЗ-34 двенадцатого калибра. Мало того, Ксения даже попросила отца один раз выстрелить. Обомлевший от такой просьбы дочери Золотов, сильно прижал приклад ружья к своему плечу и присел на корточки. Дочь своим детским пальчиком нажала на спусковой крючок. Грохнул раскатистый выстрел, сотрясший верхушки ближних елей. Дмитрий, потеряв от сильной отдачи равновесие, смачно шлепнулся задом в холодную таёжную лужу. Увидев это, Ксения зашлась таким визгом и хохотом, что звонкая трель её детского смеха стРемительно вытеснила девственную тишину таёжного утра из глухих и темных распадков ещё дремавшего леса. А далекие реликтовые лога кедровников ещё долго пестовали в своих игольчатых кронах переливистое эхо. В эти мгновения Золотову казалось, что вся божественная благодать мудрой сибирской тайги крепко слилась в едином порыве с необузданной радостью и восторгом ребёнка. А как внимательно дочь слушала рассказы отца о голодных и опасных медведях-шатунах, о хитрых рысях, волках-людоедах! И уж как она старалась на охоте, отыскивая в высокой траве отстрелянных отцом рябчиков! С каким упоением она целый месяц напролёт без удержу трезвонила своим детсадовским подружкам о своей первой в жизни охоте! Золотов, несмотря на малолетний возраст дочери, всегда относился к ней по-взрослому, и был на седьмом небе от ощущения того, что ребёнок просто не чаял в нём души. Папа в её детской душе был для неё всем! За этими приятными разговорами и воспоминаниями автобус увозил их всё дальше и дальше из грязного весеннего города. Он вёз их мимо апрельских лысых полей, многочисленных дорожных виадуков в отдалённый район их родного города. Туда, где в небольшой двухкомнатной квартире на седьмом этаже жили пожилые пенсионеры-родители Золотова, которых он, как и их внучка, безумно любил. Автобус подкатил на конечную остановку, что находилась в ста метрах от родительского дома. Новый район, где они жили, был просто великолепен! Образованный совсем недавно, он казался райским уголком вдали от удушливых, коптящих небо заводских труб. Его широкие проспекты и бульвары раскинулись на месте бывшей деревушки — спутницы города, от которой и унаследовал своё название. Особый шарм району придавли десяти-, пятнадцатиэтажные дома, построенные по новейшим проектам. Взметнувшись в небо, белоснежные громады, словно гордые лебеди, величаво несли себя среди берёзовых околков и овсяных полей. По дороге от остановки к дому Дмитрий и Ксения из праздного любопытства заглянули в новый универсальный магазин, недавно открывшийся возле родительского дома. О нём ещё на прошлой неделе писали городские газеты. В столь ранние воскресные часы посетителей было ещё совсем мало, поэтому молоденькие продавщицы, вчерашние пэтэушницы, откровенно скучали. Огромный универсам Золотову очень понравился. Дочь тут же попросила отца купить «Пепси-колы» и весьма почитаемых ей конфет «Гулливер». Для себя и родителей Дмитрий взял бутылку «Столичной». А как же! Ведь его батьке — Золотову Савелию Леонтьевичу сегодня исполнилось 80 лет! И кроме как холодной водки, с домашними пельменями, пожилой фронтовик не признавал ничего!

— Бабуленька, любимая, вот и мы с папой! — выпалила с порога Ксения, стРемглав кинувшись на шею к бабушке.

— Ну, слава Богу, что не задержались! А ну-ка быстренько мыть руки и за стол! — расцеловав ребенка, строго распорядилась Александра Ивановна. Мать у Дмитрия всегда отличалась хлебосольностью, поэтому для неё начать разговор, не угостив гостя, хоть чем-нибудь было делом просто немыслимым. Тем более что пришёл сын с внучкой.

— Дедуля, с днём рождения тебя! Живи сто лет и не болей! — заголосила внучка. — А мы с папой новую палатку купим и летом поедем в тайгу на речку хересов ловить!

— Хариусов, зайка! — прыснул со смеху отец.

— Да ты моё золото…! — только это и смог выдавить из себя со слезами дед Савелий. Ксения немного растерялась. Забравшись к нему на руки, она стала утирать старческие слёзы своим платочком.

— Дедуля, миленький, не плачь, ведь мы же пришли с папой, я буду играть с тобой! — уговаривала внучка, старательно вытирая слёзы старика. Восьмидесятилетний отец Дмитрия был очень человеком чувствительным. Сказывалась война с гитлеровскими концлагерями смерти, где он провёл узником три года. В тёмных ледяных бараках при каждодневном адском труде он потерял всё своё здоровье. Что уж там говорить о его нервах!

Савелий попал в плен 22 ноября 1941 года под Наро-Фоминском, когда шли тяжелейшие бои на подступах к столице. Его 486-й полк тяжёлой гаубичной артиллерии сибирской дивизии в кровопролитных боях попал в кольцо и был разбит. Большую часть плена Савелий Золотов провёл на угольной шахте в польском городе Катовице. А когда советские войска, тесня гитлеровцев на всех фронтах Великой Отечественной, подошли к границам Польши, то немцы в спешном порядке погнали узников концлагерей дальше на Запад. Однажды на этапе их загнали на ночёвку в огромный сарай. В первую же ночь Савелий заприметил под кирпичной стеной сарая щель. Невелика щель, но для измождённого голода и высохшего узника сгодится! И со своим другом, таким же военнопленным Лёнькой Минеевым, уроженцем Алтайского края, они глубокой ночью пролезли через эту щель. Ползли по грязи от проклятого места изо всех сил всю ночь; колени, локти изодрали в кровь. На что надеялись — не знали сами. Ими владела только одна мысль: бежать! Остановились, когда начало светать, да и сил уже не было. Так и ползли по ночам. Сколько их было, Савелий с Леонидом не считали. Перед рассветом друзья забрели на чью-то усадьбу, спрятались на чердаке коровника в соломе, затихли. Вдруг они услышали, что кто-то поднимался к ним по лестнице. От страха у Савелия и Леонида затряслись колени, а сердца колотились так, что стук их как им казалось, слышен на улице. Перед ними предстала красивая молодая женщина, которая остолбенела при виде непрошеных гостей. После короткого замешательства хозяйка ушла, а Савелий с другом стали ждать своей участи. Это была территория Чехии. В посёлке ещё хозяйничали немцы. Но чешская семья Кадечков их не выдала, а наоборот, до конца войны, рискуя своей жизнью и жизнями детей, прятала их на чердаке. В случае обнаружения беглых военнопленных у каких-либо семей, расстрелу подлежали бы все до одного без исключения, даже дети! Вот так и стали для Золотова Савелия чешская семья Анны и Богуслава Кадечков больше, чем родной. Золотов-старший всегда с теплотой вспоминал при случае чехов и, конечно же, при этом плакал. Савелий и Леонид всячески помогали им по хозяйству, приглядывали за тремя малолетними детьми — Кветой, Миланом и Вячеславом. Играли с ними, вырезали для них игрушки из дерева. А однажды около пяти часов утра друзей разбудил лязг гусениц и рокот двигателей наших «тридцатьчетвёрок». Это было 8 мая 1945 года. Не чуя ног под собой, друзья опрометью кинулись на улицу. Выбежав из ворот усадьбы, они едва не угодили под гусеницы танковой колоны Четвёртого Гвардейского танкового корпуса, месяцем позднее переименованного в 4-ю Танковую Кантемировскую дивизию.

— Ребята! Родные! Я свой! Я наш! Я гражданин Советского Союза! — на всю улицу изо всех сил орал Савелий проезжающим мимо их войсковым соединениям. Наконец, не выдержав, он упал на колени и, охватив голову руками, надрывно зарыдал. Только сейчас он ощутил, что для него — ефрейтора Золотова Савелия Леонтьевича, 1915 года рождения, русского, гражданина СССР, война окончена! Что скоро он коснётся рукой Родины, поцелует её землю и упадёт к ногам обезумевшей от счастья и поседевшей как лунь матери.

Дед любил внучку до самозабвения и бесконечно баловал её разными незамысловатыми подарками. Да и девочка знала, что у деда Савелия в «загашнике» для неё всегда припасена новая игрушка или на что-то вкусненькое. Поэтому без лишних слов внучка направилась в комнату деда, где её ждал очередной сюрприз.

— Это мне!!! — завизжала Ксения из комнаты

— Господи, да кому ж ещё?! — смеялся дед. Он был очень доволен, что игрушка понравилась внучке — Бери, бери, моё сокровище, она давно тебя дожидается!

Ксения, даже не скинув куртки, стояла посреди зала, где был накрыт праздничный стол, и намертво сжимала в своих детских объятиях мягкую игрушку, огромную, с её рост, чёрную ворону.

За столом сидели весело. Дмитрий торжественно поздравил отца с 80летием, сказав при этом много тёплых слов в его адрес. Ну а внучка деловито забравшись на табурет, и вытянувшись «по струнке», как заправская актриса, рассказала своё любимое стихотворение Корнея Чуковского — «Ехали медведи на велосипеде…» Растроганный, подвыпивший дед топал от души ногами, хлопал в ладоши и кричал своей любимице, что было мочи «браво!». Александра Ивановна, хоть и было это против её правил — не лезть в дела Дмитрия, всё же осторожно поинтересовалась у сына:

— Дима, а что у тебя с должностью?

Золотов-младший, немного разомлев от выпитого, ответил не сразу. Чуть задумавшись, он внимательно посмотрел на мать:

— Что? А-а… С должностью… с должностью порядок, буду принимать завтра… а что это ты вдруг спрашиваешь, мама?

Мать с отцом переглянулись.

— Уже завтра? Так скоро? — удивилась мать.

— Ну да, завтра! А чё тянуть-то? Э, мам, если бы ты знала, что было позавчера в управе — пух и прах! — громыхнул Дмитрий.

— А что случилось-то, господи прости? Что-нибудь плохое? — с тревогой переспросила Александра Ивановна.

Дмитрий усмехнулся:

— Железин, материл, так что перепонки лопались!

— Тебя?! За что?! — вплеснула руками мать.

— Должность приказал принять, — ответил Дмитрий. — А ещё грозился, что, мол, вот если откажусь, то из друзей своих вышибет и по службе «гноить» будет. Меня уж и в ГУВД утвердили.

— Фу ты, напугал! — облегчённо вздохнула мать. — Я-то уж бог весть что подумала! А вообще Железин правильно сделал — мужик должен о карьере заботиться. Я, сынулечка, так рада за тебя, что ты у меня в гору идёшь, ведь не каждому ж предложат подполковничью должность! — обрадовалась Александра Ивановна, преисполненная гордостью за сына. Хотя, зная его характер, она справедливо полагала, что ему придётся крайне нелегко на новом месте.

— Ну, тогда заодно, обмоем и твою новую должность! — вмешался в разговор отец. Осушив до краёв наполненную рюмку, Золотов-старший неожиданно опустил в пол глаза и то ли задумчиво, то ли обречённо сказал сыну:

— Она, — кивнул он на мать, — так ничего и не поняла. А я-то знаю, под какой паровоз тебя кидают! Видно, и на твою долю выпало повоевать, как когда-то и мне! Береги себя, Дмитрий, и семью тоже. Эти сволочи при нынешней власти кровожадные, за деньги и власть не пощадят никого. Я боюсь за тебя и внучку, ты не шибко-то на рожон… — Отец, не договорив, заплакал. Дмитрий впервые в жизни получил от отца такое напутствие. Слова старого солдата больно резанули по его сердцу. Возникла пауза. У тридцатипятилетнего сына не нашлось сразу, что ответить на это. С подступившим к горлу комом Золотов-младший подошёл к отцу и, обняв его, с трудом произнёс:

— Ладно тебе, батя… ну что ты так переживаешь, я же не один буду… У меня классная компания подбирается, все мужики проверенные, опытные опера, с мозгами дружат. Да и жулью нам на горло наступить будет не просто, мы в отделении, надеюсь, будем друг за друга как один!

— Дедуля, а почему ты снова плачешь? — Ксения по своему малолетству ещё не понимала о чём идёт речь, но чувствовала, что взрослые говорят о чём-то очень серьёзном. Увидев, как родители стали раскисать, Золотов-младший не выдержал и решил разрядить обстановку:

— Ну, всё! Хватит обо мне! И вообще — бросьте вы эти похоронные разговоры, все же ведь живы и здоровы. Мы — Золотовы! А Золотовы — народ крепкий! Давайте-ка выпьем за вас, родичи, вы у нас самые лучшие в мире! Правда, Ксюшка?

— Правда, папуля! Бабуля и дедуля лучше всех! — звонко захохотала внучка и подняла фужер с «кока-колой». Громко чокнувшись и выпив, Золотовы с большим задором, в полный голос спели любимую дедовскую песню:

Ехал я из Берлина по дороге домой

на попутных машинах, до сторонки родной.

Ехал мимо Варшавы, ехал мимо Орла,

там, где русская Слава все тропинки прошла!

Эх, встречай да крепче обнимай!

Чарочку хмельную полнее наливай!

Настроение у всех поднялось. Но, однако, за кажущейся безоблачностью, мать Дмитрия улавливала в глазах сына некую печаль. Душой и сердцем Александра Ивановна чувствовала, что семейный тыл у сына оставляет желать лучшего. Она знала, что сын лишён самой что ни на есть элементарной семейной теплоты и заботы. Единственной отдушиной в его семье была Ксения, в которой он видел весь смысл своей жизни. Это удручающее обстоятельство постоянно наполняло сердце матери нарастающей тревогой за будущее Дмитрия. Сидя за праздничным столом, Александра Ивановна долго терзала себя сомнениями — стоит ли заводить этот разговор сегодня или нет. Но решив, что другого случая вскоре не представится, спросила напрямую:

— Что-то ты, сынуля, не особо весел. Работа работой, оно конечно, тут у тебя идёт всё в гору, а вот твоя вторая половина, видно, на всё хрен давно положила…

Когда мать Дмитрия была сердита, то в выражениях себя особо не стесняла.

— Во как! –– вздрогнул Дмитрий от такого неожиданного поворота разговора. — А с чего ты так решила?

— Не обижайся, сынок, — подхватил разговор Савелий, — но баба твоя, правлу сказать, дрянь! Просто змеюга! Вместо того, чтобы с тобой и дочерью вот так, по-людски, приехать к родителям, она, видишь ли, снова очень занята! Ишь ты — портниха херова! Уж год как носа сюда не показывала! — всё больше распалялся Золотов старший.

— Какое неуважение! — продолжала мать, — И кому?! К нам — старикам! Мы ей ничего плохого никогда не делали! За что только она нас так ненавидит? Пусть хоть с тобой считается — со своим мужем!

На глазах у матери появились слёзы обиды. Дмитрий хорошо знал свою мать, уж если она завела серьёзный разговор на наболевшую тему, то увильнуть от него делом было просто бесполезным. Собственно, и очередная выходка Алефтины — отказаться приехать к родителям мужа на круглый юбилей его отца — была просто оскорбительна. Дмитрию было крайне неприятно выслушивать справедливые родительские обиды. Но и не согласиться с их мнением он не мог. Родители были абсолютно правы.

— Да, мама, откровенно говоря, дело вырисовывается мерзкое. Знаешь, Альку в последний год действительно словно подменили. Какая-то совсем чужая стала! — тяжело вздохнул Дмитрий, — Не знаю, мама, да и в толк никак не возьму, что ей вообще от жизни надо. Деньги? Ну, это понятно, это у неё в крови от тёщи. Но почему она вас — моих родителей так ненавидит, этого не понимаю.

Он лукавил. Ещё семь лет назад, после женитьбы сына, Александра Ивановна тонко просчитала меркантильный характер снохи и однажды в откровенном разговоре с Алефтиной резанула ей всю правду-матку. С тех пор и берёт начало взаимная «любовь» двух взаимоисключающих личностей. Мужа своего Алефтина никогда не любила и вышла за него лишь потому, что по своей природе он хоть был человеком мягким и добрым, но, однако, весьма честолюбивым. Как когда-то в спорте, Дмитрий отчаянно стремился достичь приличной служебной карьеры и во имя этого себя не щадил. Супруга, зная об этом, мечтала в скором будущем увидеть себя во всём блеске элитарного общества жён больших начальников. В её расчётливом сознании прочно засела мысль, что милицейская карьера мужа — это та лакомая кормушка, через которую в недалёкой перспективе можно будет подтягивать в свой карман серьёзные деньжата, как это делают многие из его сослуживцев. Тут неожиданно мать хлопнула по столу ладонью.

— Вот что, Дмитрий! Не хотела тебе говорить, да уж видно придётся. Хоть обижайся на меня, хоть не обижайся, думаю, она погуливает от тебя налево! — выпалила Александра Ивановна, глядя прямо в глаза сыну. От такого подозрения, брошенного матерью в адрес Алефтины, у Дмитрия мелкой дрожью заколотилось сердце, а на лбу выступил пот. На какое-то мгновенье он даже подумал, что мать пошутила. Но, взглянув на её серьёзное лицо, понял — не шутит. Золотов занервничал.

— Мама, ты что это? Ты думай иногда что говоришь! — повысил голос на мать Дмитрий. — У тебя что, и доказательства есть?

— Ладно, ладно! Ты не кипятись! Мы родители, и прожили больше тебя, и что я сказала — учти на будущее! А ещё лучше, проверь. У меня сердце чувствует, что с этой красавицей что-то нечисто. Ты же мужик, в конце концов! — продолжала мать, — Ничего страшного не произойдет, если узнаешь правду. Заодно и знать будешь, как поступать дальше. Это не шутка! Это твоя жизнь, чёрт побери! Ещё вспомнишь моё материнское слово! — заключила Александра Ивановна.

— И правда, сынок, — вставил слово отец, — Ты, главное, не суетись! Посмотри просто внимательнее за ней. Ещё же ничего не произошло, это только мать высказала своё предположение, не более.

Слова отца немного разрядили неожиданно накалившуюся обстановку. Золотов-младший, чуть поостыв, взял на руки все время крутившуюся под ногами дочь, прижал её к груди и поцеловал.

— Всё, мама, я понял. Посмотрим, что будет дальше, может, ты… Ох, как бы ни хотелось, чтоб это оказалось правдой… Ладно… Время всё разложит по полкам.

— Вот именно, разложит… Поскорей бы… — сказала мать, — Но ты как муж скажи ей, сегодня же скажи, что так, как сделала она, поступают только свиньи…

Глава 4

Агентурное сообщение «Стеллы»

г. Новокузнецк, апрель 1996 г.

Оставив Ксению у родителей, Золотов вернулся в город только под вечер. Неприятный разговор с матерью, поначалу больно задевший его мужское самолюбие, сейчас абсолютно его не беспокоил. За годы работы в криминальной милиции, Дмитрий выработал в себе привычку полностью абстрагироваться от бытовых неурядиц и сосредотачиваться на предстоящем главном. Главным в его жизни была и оставалась любимая работа. Он это знал, и это чувство всегда согревало его сердце в нелёгких ситуациях, позволяя сохранить и нервы, и холодный рассудок. Вот и в этот момент голова оперативника была занята только мыслями о тайнике, с той информацией, которую вложил в него агент. Как опытный опер Дмитрий не питал особых иллюзий по поводу ценности заложенной информации, тем более что за последние три месяца от основных его агентов не поступало ничего такого, что представляло бы хоть какой-нибудь оперативный интерес. И это обстоятельство чрезвычайно злило Золотова, привыкшего всегда иметь в заначке «стопудовый» расклад, хоть по какому-нибудь мало-мальски значительному делу. Но надежда всё же не покидала его. Удача должна была улыбнуться ему, потому что он для этого делал если не всё, то почти всё. Дмитрий был фанатиком своего дела, потому как использовал в оперативной работе всё, что с «жаром» изучал по конспирологии. Некоторые из его коллег со значительной долей иронии считали Золотова «повёрнутым» на службе и за глаза иногда крутили палецем у виска в его адрес. Но, как считается, ничто так не угнетает человека как успех другого. А как следствие этого, некоторых его сослуживцев просто душила чёрная зависть по поводу видимых успехов. И не мудрено, потому что Дмитрий всегда был напичкан достоверной «компрой» на фигурантов с серьёзным должностным положением из различных государственных структур. Его задания в «семёрку», подкреплённые подробнейшей справкой-меморандумом, всегда встречались разведчиками на — ура! Начальник ОПО УВД Зуев Виктор Иванович так и говорил о золотовских «заказах»: «Они, заразы, настолько интересны, что даже мои старшие групп оперативного наблюдения через мою голову, напрямую, звонили Золотову в кабинет и интересовались, когда ожидать новых его заказов на СН по оперативным разработкам? Это что такое?! Безобразие!» — сокрушался Зуев. А с этим, Дмитрий никогда не заставлял их ждать, за что разведчики ОПО его искренне уважали.

Что касалось всей его действующей агентурной сети, то Золотов трепетно оберегал её от возможной расшифровки и, как показало будущее, не напрасно. Со своей «второстепенной» агентурой он встречался лично — либо по их звонку, либо по его собственной просьбе. Встречи всегда проводил на явочной квартире. Содержателем явочной квартиры была семидесятивосьмилетняя Зоя Сергеевна Майдурова, носившая псевдоним «Хозяйка». В прошлом «смершевка», она унаследовала этот псевдоним и была преисполнена гордостью тем, что, работая на органы в таком преклонном возрасте, до сих пор оставалась в строю. Ещё в пору её бурной комсомольской юности, будучи вожаком-активисткой, Зоя дала себе клятву: «…до гроба помогать ОГПУ-НКВД в борьбе со шпионами империализма!» Так сложилась жизнь Зои Сергеевны, что за пролетевшие, как одно мгновенье, годы труда — сначала в заводском парткоме, а затем и в горкоме партии — у Майдуровой не было никогда семьи. И от этого она любила Дмитрия Золотова, как родного сына, за учтивость и обходительность. Да, собственно, пусть, хоть и небольшие, но так необходимые в нынешнее вРемя деньги за использование её квартиры Золотов приносил ей справно — в начале каждого месяца. Словом, механизм не давал сбоев. Золотовского, теперь уже бывшего, резидента «Мохова» Майдурова знала лично и не переносила на дух. Иногда, слушая через комнатную отдушину, как идёт беседа с агентом, при встрече с Дмитрием женщина сетовала:

— Господи, Димка! Да за что ты только этому старому пердуну деньги казённые платишь?! Он ведь тупой, как сибирский валенок. Какие глупые вопросы задаёт агенту, господи! Как он, пень этакий, беседу ведёт с агентом! Вот раньше у нас, в СМЕРШе…» Сергеевна, конечно, была человеком ещё той, сталинской «закваски» и в жарких спорах с Золотовым нынешний режим поносила нещадно, называя его не иначе как «воровским пиром ельцинских обмылков», и что, мол, Ёськи Сталина на них нет! Он бы их в стойло живо определил!» Майдурова была почему-то твёрдо убеждена, что лет через 20 — 25, всё вернётся на круги своя, только без таких врагов народа, как Горбачёв и Ельцин. Ещё в квартире у Зои Сергеевны хранился уникальный подарок от самого Серго Орджоникидзе — десятикратный цейсовский бинокль, который она берегла, как зеницу ока. Почти каждый вечер, удобно устраившись у кухонного окна, она выключала для маскировки свет и до поздней ночи наблюдала в бинокль за всем, что ходило, ездило и вообще двигалось в её дворе. В толстой общей тетради Зоя Сергеевна аккуратно вела записи всех госномеров машин, заезжавших во двор, их марку и точное вРемя приезда-отъезда. Даже не забывала подробно заносить в тетрадь внешние данные людей, приезжавших на этих машинах, и в какой именно подъезд они входили. Тех, кто жил с ней в одном доме давно и кого она знала в лицо лично, Сергеевна во внимание не брала. Её интересовали только незнакоме посетители. Что это? Старческий маразм или отголоски эпохи всеобщей подозрительности тридцатых годов? Возможно. Но однажды (надо ж такому случиться!) около полутора лет тому назад Зоя Сергеевна Майдурова помогла оперативникам ОУР Центрального РОВД раскрыть тягчайшее преступление, о котором даже в «Вестях» по ЦТ говорили. Это был жестокий квартирный разбой с убийством всей семьи, где жертвами стали даже малолетние дети — десяти и тринадцати лет. Поднятый по тревоге весь оперативный состав ОУР УВД проводил поквартирный обход и опрос граждан всего дома. Дошли, разумеется, и до Зои Сергеевны. Вот здесь-то у видавших виды опытных сыщиков «убойного отдела», что называется, отпали от удивления челюсти. Старушка выдала им почти полный расклад по делу, указав и марку, и номера машины, и количество человек с подробным описанием внешних примет, так как преступление было совершено средь бела дня. Железин вызвал Майдурову в свой кабинет и при всём построенном руководстве аппарата СКМ и УВД наградил растроганную пожилую женщину японским телевизором марки SONY. От МВД РФ за оказанную помощь в раскрытии этого зверского убийства, имевшего сильный общественный резонанс, она получила восемнадцатидневную путёвку в санаторий и денежную пРемию с Почётной Грамотой МВД РФ. Все четверо отморозков получили по заслугам, от двадцати лет лишения свободы до пожизненного заключения.

* * *

Взгляд Золотова задержался на больших электронных часах главпочтамта, фасад которого выходил к главному выходу городского Парка имени Юрия Гагарина. «18.53, нужно поторапливаться, уже темнеет», — отметил про себя оперативник. Дмитрий проворно забежал в подъезд дома, который служил ему всегда для быстрой смены внешности перед выходом к закладке. В подъезде Золотов, как всегда, прислушался: «Вроде тихо. Так! Быстро меняем одежду и остальное!» Его руки резким движением скинули с плеч чёрную кожаную куртку и, молниеносно вывернув её на обратную сторону светло-коричневого цвета, вновь набросили на крепкие плечи. «Порядок! Так, теперь морда! Быстрее!» — Дмитрий достал из нагрудного кармана полиэтиленовый пакетик с усами, ловко наклеил их на лицо, затем надел «профессорские» очки с тёмной роговой оправой и посмотрел на себя в крохотное зеркальце. — «Хм… Хо-орош… Узнать кому-либо из знакомых непросто! — довольно усмехнулся Золотов, — Ах да, дьявол, чуть было не забыл!..» — И его правая рука выдернула из кармана куртки черную кожаную бейсболку. Быстро натянув её на голову, он вновь взглянул в зеркало: «Класс!» — шепнул Золотов, показав зеркалу большой палец правой руки. «Так. Всё. К закладке!» — И оперативник пулей вылетел из подъезда, так как уже отчётливо слышал шаги людей, спускавшихся по лестничному маршу.

Дмитрий брёл медленным шагом по узенькой аллее вечернего парка, где ещё утром с дочерью приветствовал появление первых весенних скворцов. В конце аллеи под старой берёзой стояла одинокая скамейка с чугунными поручнями. Золотов знал, что с агентом он условился оставлять тайник слева от скамейки в полуметре от поручня. Тайник представлял собой контейнер в виде металлического полого гвоздя, вонзённого по шляпку в землю и внутри которого было вставлено сообщение агента. Не дойдя до места закладки метров двадцать, оперативник остановился и с осторожностью осмотрелся. Опытный взгляд подсказывал: вокруг всё спокойно, если не считать шелеста падающих капель начинающегося дождя на прошлогоднюю сухую листву. В воздухе стоял отвратительный запах кошачьей мочи — верный признак того, что местечко в парке являлось малолюдным. С выемкой Дмитрий не спешил. Ещё раз убедившись в отсутствии поблизости посторонних, он не торопливо подошёл к скамье. Присаживаться не стал, со стороны это выглядело бы нелепо: «Какой же баран станет мочить задницу о сырую скамейку при непрекращающемся дожде! — весело подумал Золотов, хотя у самого от холода уже не попадал зуб на зуб. — Ладно, чёрт её задери, эдак и до ангины или гриппа недалеко! — буркнул он себе под нос и, ловко ковырнув землю у скамейки, резко выдернул металлический гвоздь-контейнер с агентурным донесением. Заранее приготовленной тряпочкой Дмитрий обтёр железку от сырой земли, сунул её в карман куртки и, выпугавшись по поводу погоды, чуть ли не бегом припустил домой.

Уже третий год как Золотов перевёл на тайниковую связь свою особо ценную агентуру. Ту агентуру, что ценой неимоверных усилий Золотов приобретал в руководстве крупных промышленных предприятий, банках и, что было особо ценным — в городской администрации. Принимая такое решение, Дмитрий, прежде всего, опасался за безопасность лиц, состоявших у него на связи и владевших серьёзнейшей информацией о связях городских боссов с матёрым криминалом. Как показала жизнь, сделано это было весьма и весьма предусмотрительно.

Как кровавый палаш, располосовала на куски Советский Союз в 1991 году горбачёвская «катасройка». На этот период и в последующие за ним три года военные аналитики Минобороны РФ и ФСБ относят, выражаясь библейским языком, «великий исход» из оперативно-розыскных и контрразведывательных структур МВД и ФСБ такого беспрецедентного количества высококвалифицированных сотрудников, на подготовку которых государство затратило огромные деньги. В значительном своём количестве это были уникальные люди, составлявшие золотой фонд Оперативного Щита России. Причиной тому явился обрушившийся на страну жестокий экономический и духовный кризис. В умах и душах наших граждан, считавших себя до этого представителями величайшей державы мира, поселился хаос. Потеряв духовные и вообще какие-либо ориентиры, страна оказалась на политическом перепутье. Ельцину с воровской сворой окружающих его чиновников было глубоко наплевать на население страны, не говоря уже о тех, кто носил погоны. Начался «шабаш ведьм», а точнее отчаянная делёжка государственной собственности, и до силовых структур никому не было дела. В результате такого предательства Армии, МВД, ФСБ на всех защитников Отечества обрушился свирепый моральный и материальный произвол. За всю многовековую историю существования Руси наше воинство никогда не испытывало такого унижения со стороны своих правителей. Разумеется, как следствие, оперативные подразделения силовиков покинула целая армия талантливых и порядочных людей. Но были и негодяи, таившие злобу на государство. Эти подонки только и ждали подходящего момента, чтобы выместить эту годами копившуюся в них злобу на свой же народ, из которого вышли сами. Но это были ещё цветочки. Страшнее всего оказалось то, что среди покинувших оперативные структуры сотрудников было немало и тех, кто повернул своё оперативное мастерство против своих же соотечественников. Это «воинство» представляло серьёзную угрозу для внедрённой в окружение их новых хозяев агентуры. Опытные, дерзкие, прекрасно обученные контрразведывательной работе государством, эти люди за деньги рыли носом землю, обеспечивая безопасность бизнеса от конкурентов своих хозяев. Что им стоило вычислить «пенька», внедрённого оперативниками УБОП в «хозяйское» окружение? Да ровным счётом ничего! Ну, а уж затем «убрать» его навечно — дело техники! Нигде и ни у кого ещё в мире не было таких обученных частных охранных структур, как в России. Любая служба безопасности маленького частного банка в то время дала бы сто очков вперёд даже охране Президента США. Это на несколько порядков осложнило работу всех оперативных аппаратов МВД и ФСБ.

Холодный рассудок и волчье чутьё своевРеменно подсказали талантливому оперу мысль о необходимости незамедлительной смены рисунка агентурной работы и усиления мер по её конспирации. Дмитрий принял все мыслимые и не мыслимые меры по недопущению возможной расшифровки своей ценной агентуры и её физической защите. «Жаль, что это дошло до единиц, — думал Золотов о своих коллегах по оперативной работе, — Очень жаль! Так можно и людей сгубить! Ведь в отличие от нашей внешней агентуры, что добывает стратегические разведданные за рубежом, внутренняя, действуя в бандитской и „беловоротнтичковой“ мафии, рискует куда серьёзней! — рассуждал Дмитрий. — Внешняя что, засветился, не дай Бог — тебе грозит тюрьма. Сроки, правда, приличные. Но, в конце концов, у тебя есть надежда на то, что в будущем тебя могут обменять на такого же, как ты, сцапанного нашей контрразведкой. Во всяком случае, государство будет за тебя и твою судьбу хлопотать, и жизнь твоя, разумеется, вне опасности. А вот внутренней агентуре в случае провала, если чудом не успеть, то уже ничем не поможешь! Это почти верная гибель в наше время! В лучшем случае изувечат… В лучшем ли?! Да лучше бы убили, чем всю оставшуюся „жизнь“ на инвалидной коляске пороги райсобесов обивать! Бандиты „стукачкам“ не прощают никогда и ничего». И Дмитрий полностью исключил личные встречи с основной агентурой. В создавшейся ситуации слишком велик риск «засветки», тем более что она внедрена на особо охраняемых новыми службами безопасности объектах. Это обстоятельство вынудило Золотова обратиться к старому фронтовому другу своего отца, Максимову Николаю Зиновьевичу, высококлассному токарю, с которым Золотов-старший в 1941 году уходил на фронт. Максимов изготовил для Дмитрия три одинаковых контейнера в виде гвоздя большого размера. Состоящие из двух свинчивающихся между собой частей, они были полы, специально для вложения в них тонкого свёртка из бумажного листа. Гвозди-контейнеры имели острейший наконечник, и поэтому легко входили в грунт при небольшом нажатии ногой. Затем Дмитрий обучил агентов шифрованию информации на случай, если закладка попадёт в чужие руки. Шифр Золотов придумал сам, причём для каждого агента свой в отдельности. Это было и удобно, и достаточно безопасно.

На город уже опустилась темнота, когда порядком замёрзший и совершенно обессилевший от прошедшего дня Дмитрий, наконец, переступил порог своей квартиры. Он молча разделся и, не проронив ни единого слова, заперся в своей комнате. Алефтина ни о чём его не расспрашивала. Она кожей чувствовала, что те родители Золотова отпустили в её адрес нелестные слова, и Дмитрий таилих в душе. Всё это было написано у него на лице, когда он раздевался в прихожей. Жена просто не рискнула с ним заговорить, зная, что сейчас его лучше не трогать.

Золотов сидел в мягком кресле и расшифровывал агентурное сообщение под монотонную дробь дождя, стучащего по оконному карнизу его комнаты. Дождевые капли, словно тикающие настенные ходики уже отсчитывали первые минуты надвигающихся событий. Событий, которые внесут в жизнь Дмитрия Золотова серьёзные коррективы и откроют ему глаза на совершенно неожиданные грани человеческого бытия, без которых его честная душа русского офицера, возможно, так и блуждала бы в холодных лабиринтах человеческой лжи и слепой ненависти. Через полчаса, когда часы в зале отсчитали одиннадцать вечера, на рабочем столе оперативника лежало расшифрованное агентурное сообщение.

Агентурное сообщение

Сообщаю, что вчера, 3 апреля 1996 года, я находилась на дне рождения у Вольмана Леонида Юрьевича — директора коммерческой фирмы, занимающейся лесозаготовками и изготовлением таможенных деклараций для городской таможни. Из присутствовавших на торжестве были: директор городского рынка Джафаров Альмар Маасия-Оглы с женой Тамарой, начальник налоговой инспекции города Шелепов Владимир Васильевич с женой Ириной и начальник СКМ УВД города Гайман Давид Ааронович. Ещё присутствовали три незнакомых мне мужчины. Один из мужчин говорил с прибалтийским акцентом, его звали Курт. Остальных мужчин звали Алексей и Геннадий. Правда, мне показалось, что лицо Алексея мне знакомо. Где и при каких обстоятельствах я его видела — не помню. К концу банкета все находились в состоянии сильного алкогольного опьянения. Гайман ушёл раньше всех, за ним ушли эти трое мужчин. Когда я находилась на кухне, то совершенно случайно обнаружила за оконной шторкой оброненный на полу ежедневник Вольмана. Так как этого никто не заметил, я уединилась в дальнюю комнату и успела переписать из ежедневника заинтересовавшую меня запись.

— Урочище Воскресенка, 60 км от Ольхового П. есть ш. (место знаю)

— За заказ тр. верт. и перевоз драги по частям -1200$ за каждую ходку

— Австрийцу -20000$, но это только за вещь. Монтаж своими силами.

— Прикрытие (официально) пилорама в Серебряном (на лес 3й категории)

— Бригада — бывшее зечьё, твари конченые, но надёжные.

— Юрьев Игорь Васильевич (погоняло: «Волына»)

— Масленников Виктор Павлович («Маслёнок»)

— Байзых Анатолий Гарреевич («Хохол»)

— Хайбулин Зефар Мустафьевич («Бай»)

— Кононов Юрий Борисович («Рысак»)

— Каштанов Эдуард Николаевич (погоняло: «Профессор», он же бригадир)

— Юнц Александр Вильгельмович, «Туз», этот «В Законе»)

Рабочим по 300$ в месяц.

Прикормка местного мента из расчёта 1000$ (но не больше).

Шелепов в доле (за связи и сбыт).

Более ничего такого, что представляло бы интерес, добыть не представилось возможным. Ожидаю новое задание через у/м.

Стелла

«Во даёт баба! Что это за хрень она выцепила?!» — Сердце Дмитрия запрыгало, как у неопытного любовника в ожидании выхода любимой дамы из ванной комнаты. Золотов некоторое вРемя пребывал в полном замешательстве. Ничего подобного от своей ключевой агентуры он не получал никогда. Ну… были, правда, у него когда-то серьёзные сообщения о готовящейся даче взятки какому-нибудь там государственному клерку… Или вот ещё, например. Агентура «заложила» какого-то чиновника, присвоившего государственные денежки, на которые он прокатился с молодой любовницей на отдых в Эмираты. При этом своей жене он сказал, что убывает в командировку в далёкий Северодрищинск на учёбу. Это, конечно, еще куда ни шло… Но как относиться вот к этой информации?!

— Что такое эта драга? Кто такой австриец, за какую такую «вещь» Вольман ему должен отвалить аж 20000 «зеленью»? Наконец, какого такого «мента» и, главное, за что нужно «прикормить» из расчёта 1000$?» — Дмитрий судорожно цеплялся мыслями за каждое написанное в сообщении слово.

Ничего не понятно. Пока что он сообразил одно: сокращение «тр. верт.», не что иное, как транспортный вертолёт. И ещё. Основательно подтверждаются упорно ходившие среди оперов слухи о том, что начальника СКМ УВД полковника Гаймана с директором городского рынка Джафаровым связывает «нечто большее», чем знакомство. От доверенных лиц, работавших под началом Эльмара Джафарова, Золотов знал, что личностью он был просто омерзительной и к тому же очень хитрой. Что могло связывать начальника криминальной милиции УВД города с ранее судимым торгашом — для Дмитрия оставалось пока не ясным. То, что это явно нетолько дружеские чувства двух евреев — было ясно, как божий день.

Тут Дмитрий вспомнил, как два года назад у него развалилась оперативная разработка по начальнику районного торга Игорю Лурнику, на чьей территории находился рынок Джафарова. К тому вРемени, правда, операм уголовного розыска уже поступала от источников информация, что Джафаров и Лурник друзья — не разлей вода, и агентура доносила об их совместных интересах по героиновому бизнесу. Золотов тогда хоть и ознакомился с сообщением, которое ему принёс урка, но отнёсся к нему скептически. Мол, иногда и «пенёк» соврёт — не дорого возьмёт. А напрасно. Тогда у Дмитрия пропали уличавшие Лурника документы, в которых невооружённым глазом было видно хищение четырёх с половиной тонн этилового спирта. Как они пропали — осталось загадкой для Золотова. Тогда у Дмитрия, в момент реализации оперативного дела, не было, что называется, и тени сомнения в том, что работающий возле Лурника агент точно вывел опера на то место, где хранились эти документы. Оставлось только внезапно изъять и возбудить уголовное дело по ещё тогдашней статье 93* УК РСФСР — хищение госсобственности в особо крупных размерах.… Но не тут-то было! Буквально за считанные минуты до того, как нагрянули с обыском оперативники, документы исчезли. «Растворились как пердёж в воздухе!» — грубо пошутил Паршин. Конечно, это был провал. Взбешённый Золотов долго ломал голову вместе с Паршиным над тем, как это произошло и, самое главное, КТО СДАЛ разработку Лурнику? Агент? «Не может быть! — убеждал себя Дмитрий, — Она — человек проверенный! К тому же горела жгучим желанием свести счёты с Лурником. Нет, агентесса отпадает точно. Но тогда кто?» Об оперативном деле Золотова знали только начальник ОБЭП Паршин, и, разумеется, начальник СКМ Гайман Давид Аронович. Вот только в этот момент Дмитрий и вспомнил лицо Гаймана, когда принёс ему на подпись постановление о начале оперативной разработки по директору районного торга Игорю Лурнику. Тогда Дмитрий, глядя на Гаймана, ещё подумал: «Что-то ты, Давидушка, какой-то напряжённый стал. С чего бы это?» Впоследствии Гайман частенько интересовался ходом дела у Золотова, чего по другим делам за ним это особо не замечалось. Лурник, как и следовало ожидать, вышел сухим из воды, а вот Золотов за срыв оперативной разработки получил свой первый и пока единственный «строгач» от областного начальника УБЭП генерала Воробьёва. «Да-а, Давид! — усмехнулся про себя Золотов, — Ничего конкретного, к сожалению, на тебя пока нет, но с этого момента в отношении тебя ухо нужно держать востро! Некрасивая, понимаешь, про тебя информация всплывает. Выходит, ты не из наших войск, а из неприятельских, гнида!» Золотов всё перечитывал и перечитывал сообщение агентессы. «Нет, всё-таки что-то тут есть интересное», — думал Дмитрий. Донесение, что лежало у него на столе, заражало каким-то особенным азартом. «Теперь бы не мешало плотней познакомиться с фигурантами, проходящими по информации, — подумал Золотов, впрочем, пока ещё не до конца поверивший в серьёзность прочитанного. — Однако ж не может быть, чтобы Стелла выдумала такое из головы! Она же это „сдула“ с личного дневника Вольмана! Кстати, кто такой? Почему не знаю? Таким образом, Стелла — за что купила, за то и продала, и лишний раз её беспокоить не имеет смысла — заключил Дмитрий, — Да и опасно это, в конце концов. Вон под какими волками ходит. Ладно, буду проверять не спеша, авось и действительно что-нибудь, стоящее вывалится. Ведь этот, как его там, Лёня Вольман, он же собирается какого-то мента „прикормить“ за „штуку зелёнки“. А это уже по нашей части, мистер Золотов!»

Глава 5

Друзья

г. Новокузнецк, весна 1996 г.

Дмитрий посмотрел на часы — 23.15. — «Надо бы Мурову звякнуть, как там у него». Золотов забрал телефон из прихожей, чтоб его разговор не слышала Алефтина, и вновь запёрся в своей комнате. Телефонную трубку сняла Антонина.

— Тоня, привет, это Золотов! Как там твой мужчина — жив?

— А-а, Дима, здравствуй! А чё ему сделается-то, вон, телевизор смотрит да коньяк посасывает, — усмехнулась жена.

— Ну-у, Антонина, смотри-ка — кучеряво живёте, я бы тоже от пары рюмашек не отказался! — весело заметил Дмитрий.

— Господи, какие проблемы! Приезжай сейчас, у нас ещё парочка ампул «Белого аиста» есть, кутнём на всю Ивановскую!

— Ладно, Тонюшка, это я так, пошутил, значит. Мне бы Саню надо. А, впрочем, недельки через две можем хором моё назначение отметить на шашлыках в Сосновке. Вот тогда и «Ивановскую» твою вспомним! Ну? Как тебе такое — идёт? — И Золотов даже сглотнул слюну, представив себе берег реки и аппетитный запах горячих шашлыков под ледяную водку.

В трубке издалека до Золотова донёсся приглушённый голос сердитого Мурова: «Тоня, ну кого там черти ещё принесли?»

— Иди, иди, тебя Дмитрий спрашивает, — ответила жена.

— Надо так и говорить, что шеф на проводе! — упрекнул Муров жену и взял трубку.

— Здорово, Демьян, что там стряслось в такой час? Что, кто-то скончался от секс-взятки на бабе, что-ли? — сострил Александр. По голосу Мурова Дмитрий понял, что друг действительно навеселе и причём весьма основательно.

— Ну, ты, брат уже хорош… — начал, было, Дмитрий. — Нет, Сань, ничего страшного, просто звонил Министр МВД и просил тебя подготовить штатный список твоих дежурных «лунок», утверждённый Антониной и заверенный мной, — в унисон другу пошутил Золотов.

— Министр МВД, говоришь? И что ты ему ответил? — уже распираемый диким хохотом просипел в трубку Муров.

— Что, что… ответил… — серьёзным голосом продолжал Дмитрий, — Министр велел, чтоб лично при мне Антонина завязала у тебя на морской узел и опечатала сургучом с моей личной печатью на длительную консервацию. До особого распоряжения Главного Штаба МВД.

Тут в трубке до Золотова донёсся далёкий голос ничего не подозревавшей супруги Мурова. Она серьёзно поинтересовалась у мужа: «Что, Саша, никак Золотов звонит по министерской проверке? Знаешь, забыла тебе сказать, нас, тыловиков, предупреждали, что возможно будет через месяц!»

Произнесённые слова Антонины, ни сном не духом не ведавшей о чём говорят мужчины, стали последней каплей, переполнившей чашу «серьёзного» разговора двух друзей. Оперативники разразились хохотом. После такого тяжёлого насыщенного неожиданностями дня Дмитрий, наконец, получил психологическую разрядку, которая пришлась как нельзя кстати. Друзья смеялись до слёз. Затем, немного успокоившись, вернулись уже к серьёзному разговору.

— Саня, Тоня рядом? — загадочно вдруг спросил Золотов. Муров оглянулся, и посмотрел в комнату. Жена сидела на диване с детьми и смотрела телевизор, который горланил на всю катушку.

— Нет, всё в порядке, а что ты хотел?

— Понимаешь, Сань, тут сегодня на мою башку свалилась одна любопытная информация, и всё бы ничего, да уж больно какая-то крутоватая и мудрёная! Так вот в ней, — продолжил Золотов, — светанулась пара людишек, которых мне бы хотелось втихаря прокинуть по оперативным учётам без официального запроса в ИЦ ГУВД. Сам понимаешь, запроси их официально — может произойти утечка, а люди уж больно известные. Знаешь же, как это у нас делается, стуканут им одним махом и глазом, не моргнут! Интересуются, мол, вами, господа, из «шестёрки» да ещё и из коррупционного отдела. Тогда — пиши, пропало. Так как, Сань?

Дмитрий хорошо знал, что у Мурова в областном информационном центре ГУВД есть очередная весьма близкая «подружка» — молодая лейтенантша. Недавняя выпускница Омской Высшей школы милиции, она не раз выручала Александра в представлении срочной информации, на которую был необходим в обязательном порядке официальный письменный запрос со всеми подписями начальников соответственно. Разумеется, Муров, бывая каждый раз в достаточно частых командировках в областном центре, никогда не забывал заглянуть к ней «на огонёк» — до утра. Так что в амурных делах он преуспевал крепко.

— Ну, надо, так надо! Попробую позвонить к ней завтра, в общем, нет проблем, Демьян. Тем более что через недельки две буду в области. Может, ещё раз «обмокнуть» кое-что придётся, — тихо шепнул в трубку Муров.

— Ох, Саня! — засмеялся Золотов, — Беда с тобой! Погоришь ты на бабах когда-нибудь. Ну, ничего, для общего дела не это грех! Да и тебя, как того горбатого — только могила исправит. И вот ещё что. Хочу перетянуть к нам на коррупцию одного толкового парнишу из следствия 1-го ОВД. Это Строев Сергей. Я его давно знаю от оперов ОУР. Слышал, что следак честный и сообразительный, а ещё жуликов, по которым ведёт дела, готов хоть загрызть на допросах! У него, говорят, стопроцентный уход дел в суд. Видишь ли, дружок дорогой, у меня всего неделя на комплектование отделения, и особо, как ты понял, отбирать-то не приходится. Вот и дрыгаюсь с утра до вечера, ведь через полгода результаты будут требовать!

— Так, постой, Демьян! — перебил его Муров. — Но он же, Строев… этот, не опер, а следак?

— Да я понимаю, Саша, но говорят, уж больно мужик порядочный. Сам понимаешь, в нашей новой конторе, пожалуй, это самое главное, да и образование есть какое надо — Омская «вышка». Ну а «шпиёнской» работе научим махом. Не дурак, надеюсь, а? Что думаешь, чекист?

— Ну, не знаю, — засомневался Муров. — Может ты и прав, а он-то хоть согласен?

— Он-то согласен, только начальника следствия УВД Порокина взбесило, что кадры сманиваю. Вот и врага уже себе нажить успел! — пожаловался Золотов.

— Это кто, Порокин Женя, что ли!? — хмыкнул Муров.

— Он, конечно, другого ж нет! — подтвердил Дмтрий.

— Да пошёл он к едрене Фене, пусть своих дармоедов, у которых рыло в густом пуху, воспитывает! — Александр тихо выматерился в трубку. — Как ты говоришь его фамилия? — переспросил он.

— Строев Сергей — капитан юстиции, 32 года, женат, имеет дочь двенадцати лет. Жена Татьяна работает в железнодорожной библиотеке.

— Да, да, Строев… — задумчиво произнёс Миров. — Слышал я, Демьян, про него. Действительно, мужик не от мира сего. Жульё его бздит по-чёрному, это верно. Но, правда, говорят и то, что поддаёт немного больше, чем нужно.

— Здесь ты прав! — с сожалением вздохнул Золотов, — Что есть, то есть! За ним такое водится. Но, думаю, мы-то с тобой в рабочее стойло его поставим. А, Саня?

— Ну, этого я не знаю, ты же шеф, тебе и решать, в конце концов! А моё дело-то телячье — обделаться и ждать, пока помоют!

— Ладно, остряк, я уже решил. И потом я же ведь не с фонарным столбом советуюсь, а со светлой башкой своего зама! — весело подытожил Дмитрий. — Не забудь, чекист, завтра в 9.30 первое собрание нашей группы. Ну, будь здоров!

— За светлую башку — спасибо… Не забуду. Да и тебе не болеть, нацалнык! — засмеялся Миров, и друзья синхронно положили трубки.

Александр Муров пришёл в милицию по сокращению штатов из ФСБ. Потомственный кадровый военный, он после окончания Саратовского военного училища МВД все двенадцать предыдущих перед милицией лет отслужил в военной контрразведке. Бывал в «горячих» точках бывшего СССР, участвовал в событиях 1989 года в Душанбе по наведению уже давно вышедшего из-под контроля «конституционного порядка». Можно подумать, что в мусульманском районе СССР этот самый «конституционный порядок» когда-то был! По характеру Миров был человеком далеко не простым. Не лучшая его «кагэбэшная» сущность иногда проявлялась буквально во всём. Золотову было не по душе его «яканье» на каждом шагу, о чём Дмитрий не раз наедине делал Александру замечания, а это, разумеется, последнему не нравилось. Золотов не знал многого, что было связано с Муровым. Не знал он и того, что Александр, так же, как и он сам, был кандидатом на его должность. Но Железин был другом его бывшего начальника по Особому отделу в полку, где проходил службу Миров. Вот он-то и не посоветовал Железину назначать Александра на руководящую должность. Какими уж мотивами чекист руководствовался, как говорится, известно одному Богу. Одна фраза, оброненная им во время дружеского пикника Железину, показалась довольно странной, но оказалась решающей. Чекист сказал: «Саша парень стоящий, вот только иногда у него „башню рвёт“ от „сладенького“ … да ещё ради личной карьеры может и друзей призабыть…» Что он этим хотел сказать, оставалось загадкой и для Золотова, и для самого Железина. В дальнейшем Дмитрий всё же понял истинный смысл слов бывшего муровского шефа. Полковник имел в виду тщательно скрываемое Мировым неравнодушие к прекрасному полу. Что, собственно, и стало решающим фактором при его неназначении на руководящую должность. А вот вторая часть сказанного, откровенно не понравилась никому. Про неё, впрочем, быстро забыли. Конечно, супруга Мурова Антонина о его «подвигах» знала и, как многие женщины, терпела. Но, конечно, порой случались и скандалы. Происходило это только тогда, когда Муров являлся под утро «под шафе» с разящим от него за километр запахом женских духов. Золотов в его семейные дела не вмешивался, потому как сам не мог терпеть, когда кто-нибудь, сгораемый от болезненного любопытства, лез с «гриппозным носом» в его «личный огород». Дмитрия устраивало в Мурове то, что он был неплохим профессионалом. Александр очень любил дело, которому они с Дмитрием посвятили жизнь. Золотова — это более чем устраивало. А что там у него с «амурными» делами, это Дмитрия не касалось. Если Антонина когда-нибудь даст ему под зад коленом, то это уже его частная жизнь, к которой командир не имеет никакого права прикасаться. Единственное, чего опасался Золотов, так это того, что случайные подружки Мурова могут оказаться не кем иным как «подставой» из лагеря противника. Но Александр строго фильтровал кандидатов на свои любовные баталии, поэтому в постель к прожженному «мачо», да ещё контрразведчику, вражеской «лунке» попасть было не просто. Осторожный, чёрт! Но, может, конечно, случиться всякое. Подобного рода «сладкая житуха» — дело достаточно рискованное.

Отделение Золотова за неделю было, наконец, укомплектовано полностью. Четвёртым в него после Строева вошёл ещё совсем молодой сотрудник из бывших разведчиков «седьмого флота», Сергей Чистяков. Единственный человек, за которого попросил лично его предшественник Паршина полковник ОБХСС в отставке Павел Дмитриевич Синяев — родной дед Чистакова по матери. Встретив как-то Дмитрия в городском управлении внутренних дел, пенсиоенер МВД пригласил его в кафе на разговор за рюмкой коньяка.

— Добрый день, Дмитрий Савельевич! — подошёл он к Золотову, который его поначалу просто не заметил, запыхавшись в обычной текучке, — Можно попросить вас на два слова? — подчёркнуто вежливо обратился пожилой человек.

— А-а! Товарищ полковник, здравия желаю! Как же давно я вас не видел! Для вас, хоть на тысячу слов! — пожимая худую ладонь старика, тепло улыбнулся Дмитрий. Но, обратив внимание на чем-то озабоченное выражение лица Синяева, счёл нужным поинтересоваться: — Что-нибудь случилось? Какие-нибудь проблемы? Давайте, отец, выкладывайте!

Столь уважительное обращение Золотова, очевидно, застало старого полковника врасплох. Старик, отвернувшись от Золотова и приложив платок к глазам, неожиданно, не стесняясь проходивших мимо сотрудников управления, разрыдался. Таких тёплых слов, как понял его сразу Дмитрий, ветеран МВД уже, видно, давно не слыхал. Чтобы понять в чём дело, Золотов взял Синяева под локоть и отвёл в дальний угол большого вестибюля городского УВД. Старик, смахнув платком скупую мужскую слезу, заговорил тихим голосом:

— Даже родная дочь меня так редко называет. Спасибо вам, Дмитрий Савельевич!»

— Ну что вы, Павел Дмитриевич, — смутился Золотов, — Вы были и есть для нас, молодых, что называется, батя родной! Я лично хоть и не застал вас, но знаю от Паршина: это сколько же вы народу обучили уму разуму да оперативному искусству! Пожалуй, и не счесть! Паршин, кстати, тоже обязан вам по гроб жизни. Он сам говорил нам об этом, не раз. «Такие, — говорит, — как Синяев, на дороге не валяются, это совесть оперативных аппаратов МВД!»

В этот момент нужно было просто видеть лицо отставного полковника. Услышать такое одобрение от молодого поколения дорогого стоит, да и далеко не каждому дано! От услышанного старик просиял и по-молодецки, выпрямившись, положил руку на плечо Золотова:

— А знаешь, что, Дмитрий Савельевич, пойдём-ка мы сейчас в одну «кафэшку», тут, не далеко, я угощаю тебя, сынок! У меня и правда есть важное дело к тебе. За эти три минуты, что мы с тобой говорили, я понял, что не напрасно тридцать два года коптил небо в органах. Слава Богу, не оскудела ещё наша служба, есть ещё душевные ребята вроде тебя! И вот ещё что… только… это, ты, чур, не загордись, оттого что скажу! Договорились?

Золотов кивнул.

— Так вот, Паршин Колька мне говорил, что ты — опер от Бога! Я много слышал о тебе хорошего, сынок, не только от Паршина, слышал от людей и, видно не ошибся. Ну что, пошли?

— Пойдёмте, Пал Дмитриевич, с удовольствием! — отозвался Золотов.

Уютное, но очень вместительное кафе со странным название «Милагро» располагалось на втором этаже старинного купеческого дома, что стоял неподалёку от здания УВД. Внутренний его интерьер больше напоминал праздничный зал для проведения светских балов, чем само кафе. Обстановка была достаточно дорогая и изысканная. С самого порога чувствовалось, что нынешние его владельцы процветают на фоне других питейных заведений города. Финиковые пальмы в огромных расписных горшках стояли по всем углам просторного светлого зала. А пышные, раскидистые веерами пальмовые лапы медленно покачивались от слабого движения воздуха, словно приветствуя этим дорогих посетителей кафе. Выложенный зеркальной мозаикой потолок осыпал разноцветными переливающимися бликами весь зал. Тёмные из дорогого зелёного бархата шторы слабо подрагивали от звуков завораживающей мелодии Таривердиева, которая лилась из стереосистемы и, как лёгкий наркотик, расслабляли тело и сознание посетителя.

Администрацию кафе хорошо знали в УВД, где оно пользовалось негласной популярностью. «Обмывание» звёздочек, должностей и других торжеств «по случаю…» очень редко обходило это кафе стороной. Синяева, как бывшего начальника ОБХСС УВД, директор, а ныне владелец кафе Юрий Пак знал лично много лет. Офицеры комфортно устроились в самом лучшем месте зала рядом с подиумом. Синяев подозвал официантку и заказал двойные порции мясных блюд, конфеты, и конечно бутылку «Юбилейного». Как и полагается по офицерской традиции, сначала помянули стоя погибших при исполнении служебных обязанностей своих товарищей, которых знали лично, а также двенадцать городских омоновцев, погибших в Чечне двумя месяцами ранее по нелепой трагической случайности.

— Слушаю вас, Пал Дмитриевич. У вас что-то стряслось неважное, или я ошибаюсь? — осторожно поинтересовался Золотов у немного захмелевшего Синяева. Старик ожидал этого вопроса. Он сидел и, молча уткнувшись взглядом в свою тарелку, нервно вертел в руках вилку.

— Понимаешь, Дмитрий, — заговорил Синяев, — оказывается, как легко можно сломать судьбу пацана….

— Если я вас правильно понял, вы говорите о своём внуке Сергее Чистякове? Полковник с нескрываемым удивлением и даже некоторым негодованием посмотрел на оперативника.

— Вот видишь, и ты уже наслышан об этой истории!

— Я бы так не сказал — возразил Золотов — Так… только краем уха, мельком услышал от бригадира группы «семёрки» Пушкова.

— А если не секрет, Дмитрий, что он тебе поведал по этому поводу — э-э… этот… как там его?

— Пушков. Пушков Виктор, — напомнил оперативник.

— Ну, да — Пушков. Правда, я его не знаю, по-видимому, из совсем молодых, — скрипел старик — Но всё же, что он тебе сказал? — допытывался Синяев, готовый уже грудью встать на защиту внука.

— Пал Дмитриевич, верите — ничего конкретного! Единственное, что я узнал от него, так это была драка, где Сергей — ваш внук, значит, сломал челюсть напарнику. Вот, собственно, и всё что мне известно.

— Что ж, правильно тебе известно — обречённо махнул рукой Синяев. — Только вот причина у Сергея имелась, из-за которой он заехал в «табло» Когану! — Синяев нервно закурил и, опустив взгляд в стол, на минуту задумался. По всему его виду Дмитрию было ясно, что разговор ему не совсем приятен.

— Хотя, конечно, — продолжал он — За этот мордобой я его осуждаю, и ещё ведь челюсть сломал Когану. Правда, этот засранец тоже гусь хороший! Если не твоё — значит, губу не раскатывай! Да язык свой поганый попридержи! Да-а, нехорошо получилось, — вздохнул Синяев. — Дмитрий, а хочешь, я тебе расскажу, что было на самом деле? — неожиданно предложил он Золотову. Дмитрий немного растерялся:

— Н-не знаю, Павел Дмитриевич, если хотите… и, считаете нужным, расскажите. Только вы говорили, у вас ко мне есть какое-то важное дело…

Синяев засуетился, так как понимал, что при всей учтивости и корректности Золотова человек он всё же занятой — служба!

— Да, да, Дмитрий Савельевич, извини, что издалека заезжаю. Долго я тебя не задержу, я сейчас самое главное изложу. Видишь ли, Сергей одну девку любит до беспамятства. Да ты её знаешь. Во всяком случае, видел в Центральном РОВД. Она секретарь у начальника отдела Чебышева.

— А-а, знаю, конечно! — оживился Золотов. — Симпатичная такая, прямо фотомодель! Зовут, зовут… — Дмитрий напряг память, — зовут… кажется, Светлана, — улыбнулся он.

— Вот то-то и оно, что фотомодель! — сердито пробурчал Синяев. — Так вот, мой внук уже года как с два её обхаживает, чёрт побери! Как околдованный! От неё ни на шаг! — Синяев сплюнул от досады на пол и выматерился. — Вообще-то Светка девка добрая и серьёзная, — продолжал он, — красотой своей, как некоторые, не кичится. Но тут одна проблема между ними возникла. Серёга её к нам в гости упорно не зовёт, матери своей, значит, стесняется. Знаешь почему?

Золотов в ответ только пожал плечами.

— Вот ты, Дмитрий Савельевич, сегодня меня отцом назвал, я тебе это с благодарностью запомню на всю мою оставшуюся жизнь, хоть и не родной ты мне. А Юлька — с-сука, моя родная дочь, только по великим праздникам меня папой называет! Серёга её не любит. Да и за что её любить-то? За свои двадцать пять лет он от неё ничего хорошего и не видел! Пятнадцать лет назад бандиты его отца Андрея на куски порубали. Участковый он был… ну, ты знаешь об этой истории… Ему тогда Орден Красной Звезды посмертно дали. Остались мы на этом свете только трое, — я, внук, ну, и Юлька. С тех пор она пятьдесят мужиков сменила, да всё невпопад! А последние два года запила, зараза. Думала, что все проблемы свои в стакане утопит. Месяц-два, вроде бы ничего, а потом как с цепи срывается, и каждый день возвращается с работы подшофэ. И так по неделе, а то и две с ума сходит! От людей стыдно! Меня в упор не видит, а на Серёге зло срывает постоянно.

Вот он и не ведёт Светлану домой, стесняется, значит. По сути, Сергей прав, Юлька грубая, даже не знаю в кого. Ольга — её покойная мать и моя жена, была очень мягкий человек, а эта с людьми просто волчица! Ну да хрен со всем этим, дело по большому счёту не в этом.

Синяев налил полную рюмку коньяка и залпом выпил.

— Тут вот в чём дело. Может, ты слышал от кого-либо, что начальничек Центрального РОВД Черных Валера до баб охотлив патологически? — Синяев скривил от отвращения лицо. — Почти половину личного женского состава отдела перетрахал, гнида! И ты понимаешь, Дмитрий, ему всё сходит с рук! Абсолютно всё! Связи, сволочь, имеет в МВД родственные. В областном ГУВД его даже не трогают! Он же «комсомолист» бывший, так в милицию по комсомольской путёвке и попал из райкома комсомола. Так вот, дело, дошло и до серёжкиной Светки. Разумеется, он и её стороной не обошёл, подкатывал к ней не раз со своей грязной похотью! Но она-то девка с мозгами здоровыми, тут же послала его на хер открытым текстом! Но он, сволочь, после этого мстить же ведь стал ей, с-сука! С работы, гадёныш, её «подвинуть» хочет. А ещё, как назло, на неё запал Гришечка Коган, Серегин, значит, напарничек. Ну, прямо беда, да и только! Так вот эта «отрыжка трипперного зайца», Коган, проходу девчонке не стал давать! Кстати, он, оказывается, племянничком доводится Черныху. Конечно, внук не раз предупреждал Когана: не лезь, мол, к ней! У нас же дело к свадьбе идёт, кольца, мол, купили! А этот жидёнок вонючий упорным оказался — и ни в какую! Продолжает до Светки домогаться и всё тут! В конце концов, у него с внуком жестокий конфликт прямо на службе вышел. В тот момент Коган Серёге со злобы и выдал: «…мол, твоя Светка уже у Черныха „обкатку“ прошла удачно, да и я бы не отказался!» — Синяев смачно и с сердцем выматерился. — Вот представь себе, Дмитрий, услышать такое про свою без пяти минут жену! Ну, тут мой внук этой жидовской морде от всей души и въехал в бубен! Да так удачно, что челюсть у змеёныша лопнула! Аж в трёх местах! Серёга хоть и худой, но резкий как понос, как-никак до сих пор в ангарах айкидо занимается.

Тут и началось! Мать Когана, то бишь сестра Черныха, давай брату жалиться. Тот, как баба скандальная, в ГУВД Савёлову свиснул. Ну, а Савёлов уже служебное расследование назначил. Даже уголовное дело хотели возбуждать. И возбудили бы, если бы не я! Тогда в его кабинете, один на один, я напомнил ему об одном «кривом» дельце, которое он провернул со своим родственничком из городской администрации. Я ему вглаза тогда сказал: «Слушай ты, дерьмо комсомольское! Если ты не угомонишь свою сестру с её отродьем, то в Центральный аппарат ФСК „поедут“ кое-какие документы о том, как ты своему шурину из администации помог толкнуть через сеть магазинов внушительную часть „гуманитарки“, предназначенной для школ города! А вдобавок к этим бумажкам, ещё и видеоплёночки некоторые представлю! Так что, Валера, хоть я уже как десять лет не начальник ОБХСС УВД, но взращённые мной „пеньки“ меня уважают и пока „стучат в барабан“ справно! Стучат, и сообщают мне, кто, чем дышит, особенно из начальства. И вообще, дружок-комсомолец, ты под плотным колпаком у Паршина — и всё по моей информации! Не дай Бог, если что со мной или с внуком!.. Если не успокоишься, тварь, в таком случае у меня в ГУБЭП МВД есть надёжные ребята, которые лично знают Витю Ерина. А этот парень, ох, и серьёзный! Узнай он о том, как целый полковник склоняет подчинённых баб к связи, и заметь, не деловой, а половой! Некоторые из них готовы подтвердить, и тогда, дружище Черных, снятием с должности и увольнением без пенсии МВД ты не отделаешься!»

Словом, Дмитрий Савельевич, он тогда чуть в штаны не наложил. Меня он знает — шутить и блефовать не буду. Дело по Серёге прекратили, но и из разведчиков за когановскую челюсть всё же выперли. Слишком уж шумно было по этому поводу в ГУВД. В настоящий момент он выведен за штат ОПО в штаты УВД города. Знаешь, ему предложили должность участкового в сельском РОВД. Господи, Дмитрий, да какой из него участковый! Он же опер до мозга костей и талант, каких в свете днём с огнём не сыщешь! Когда Серёга учился на годичных курсах разведчиков ОПО в Ленинграде, то его шефы-учителя прямо ему говорили: «Срочно, мол, лейтенант, ищи девчонку в Ленинграде, женись, получай прописку и сразу к нам!» Но внук свой город сильно любит. Не остался ни за что. Тут у него есть я, Светка, ну-у… мать-то он в расчёт не берёт — не заслужила, значит! Да и в областном университете второй курс юрфака заканчивает. Такие вот дела, Дмитрий Савельевич. Теперь, собственно, ты знаешь всё. Ну, а сейчас, наконец, о главном! От Паршина Коли я случайно узнал, что ты большим начальником стал, и в твоих новых штатах одна вакансия осталась, или я ошибся? — Синяев ожидающе и с надеждой смотрел на Золотова.

Дмитрий, безусловно, уже давно понял подоплёку. «В этом ничего предосудительного нет, — рассуждал про себя Дмитрий, — Многие так просят за своих близких. Это нормально. В данном случае, конечно, парнишка не виноват! Ну, не сдержался — это правда, но ситуация-то была весьма щекотливая! И не известно ещё, как бы повёл себя я, окажись на его месте! Думаю, так же». Золотов позавидовал Синяеву. Нет, не чёрной завистью — белой. «Это ж надо было так умудриться построить и отшлифовать работу своего агентурного аппарата, что спустя даже столько лет она до сих пор „стучит в барабан“, сохраняя свою работоспособность и преданность бывшему руководителю! Это же дорогого стоит!» Несмотря на то, что Павел Дмитриевич находился на пенсии более десяти лет, полковник по-прежнему чувствовал себя в строю. И Дмитрию было чрезвычайно лестно, что такой человек-легенда как Синяев, вот так, запросто, невзирая на большую разницу в возрасте, опыте, звании, наконец, раскроет перед малознакомым человеком свою добрую и ранимую душу. Золотов расценил это как знак полного доверия к нему со стороны пожилого, уважаемого оперативника. Дмитрий был взволнован рассказом Синяева. Из рассказов Паршина о Синяеве, Золотов запомнил на всю жизнь его слова, которые бывший начальник ОБХСС вдалбливал молодым операм: «Опер! Твой хлеб — это информация, которой наделит тебя только уважающая, верящая тебе агентура, и больше никто!» «Как жаль, — думал Дмитрий, — что эта старая, проверенная в тяжёлых испытаниях гвардия, искренне верящая в неизбежную победу справедливости, неумолимо уходит без достойной смены! Ведь только пока они живы, нам, молодым, можно опереться на их твёрдое отцовское плечо, зарядиться от них той яростной энергией, от которой интеллигентное жульё вечно будет чувствовать огонь под ногами! И, наконец, самое важное: пока что имеется возможность почерпнуть от этого поколения старых оперативников простую житейскую мудрость и нравственную чистоту. Нет, такие люди, как Синяев, просто по своей природе не могут плохо воспитать молодую поросль. А тут дело особое, легендарный дед попросил за своего внука, которого вырастил с пелёнок, заменив ему отца, зверски убитого бандюгами при исполнении служебных обязанностей! Значит, он верит мне и в меня, значит, он видит в моём лице надежду на достойную преемственность!» — лихорадочно вертелось в голове Золотова. Такое доверие со стороны человека, которого чтили не только опера, но даже отпетые жулики, которых он сажал на внушительные сроки, приятным теплом разливалось в душе Дмитрия Золотова.

— Так значит, Пал Дмитриевич, вы хотите, чтоб вашего Сергея я взял под своё крыло? Что ж, если просит сам Синяев… Сергея в своё отделение я возьму. В кадрах ГУВД, думаю, чинить преград не будут. Да и Железин поддержит. Только у меня к нему будут два условия.

Первое — он должен повзрослеть немедленно. Свою «горячую» башку, хоть и умную, пусть остужает сразу! В противном случае она сослужит ему недобрую службу и будет плохим попутчиком по нашей работе. Он должен понимать, в какую службу вливается. В моей группе подобрались взрослые мужики и с серьёзным опытом. Даже бывшие контрразведчики есть. Так что пусть отнесётся к назначению по-взрослому. Я надеюсь на его талант и опыт разведчика ОПО. Ну, а нашего оперативно-агентурного опыта при большом желании, думаю, он наберётся достаточно скоро. Не боги горшки… сами понимаете. Да и мы поможем!

Второе. Знаете, Пал Дмитриевич, как там, у Высоцкого в песне: «…и как на себя самого, положись на него…» Так же и он должен чувствовать в моём отделении — и в отношении себя, и в отношении сослуживцев. На этом всё. — Золотов встал из-за стола и протянул руку Синяеву, — Пал Дмитриевич, большое спасибо вам за коньяк, у меня сейчас ещё много дел, а Сергею скажите, чтоб завтра в 8.30 был у меня с рапортом, и завтра же он поедет с ним в область. ВРемя у нас, как вы понимаете, всегда в обрез, надо начинать работать!

У Синяева на глаза навернулись слёзы.

— Спасибо тебе, сынок, за внука. Я верил, что не откажешь. Береги себя, Дмитрий Савельевич, и людей своих береги, уж больно служба у тебя будет серьёзная и опасная. За внука не беспокойся, слово даю, не пожалеешь, что взял к себе…, послушай, что скажу, Дмитрий, только тебе. Сынок, если станет очень тяжело — приходи ко мне, не стесняйся! У меня в первопрестольной да белокаменной есть человек, обязанный мне, как говорится, по гроб! Он имеет солидный вес в кругах, которые связаны с нашими российскими силовыми ведомствами. Кто он — лучше тебе пока не знать! Но помни, мы к нему можем обратиться только в очень крайнем случае, когда уж совсем нашу задницу предатели поджарят и не к кому будет обратиться за помощью, кроме него. Так вот он может подсобить круто! И ещё, послушай, что скажу. — Синяев склонился к уху Золотова и прошептал: — Будь осторожен с начальником СКМ Давидом Гайманом! Это вражина продажная и отпетая мразь! У него здесь в городе крутой клан. В его «подножных» ходит и начальник уголовного розыска Володя Пеллер. Нет времени сейчас говорить о многом, в следующий раз поговорим. Но свою ключевую агентуру, Дмитрий, от этих подонков береги. Информацией с СКМ не делись никогда! Только за редким исключением! В нашем городе слишком много наших врагов, завязанных с ней через Гаймана и Пеллера. Вот, вроде бы всё сказал… — Синяев замолчал.

Уже стоя, они ещё раз выпили по рюмке «Юбилейного» и разошлись. Покидая вечернее кафе, они уносили с собой в своих сердцах ещё продолжавшие звучать упоительные звуки музыки Таривердиева. Каждый про себяобдумывал только что состоявшийся мужской разговор.

Глава 6

В шаге от пропасти

Россия, 1995 г.

Весна 1995 года с абсолютной очевидностью обнажила зловещие симптомы беды, неумолимо надвигающейся на страну. От Курильских островов до западных границ Российской Федерации криминальная обстановка достигла критического уровня. Возникла угроза установления на территории страны кровожадного бандитского режима. Один за другим государственные бастионы власти сдававали свои позиции контроля над ситуацией в стране. Почувствовав свою полную или почти полную безнаказанность при тотальной растерянности ельцинской команды, организованные бандитские сообщества резко усилили свою активность. Приступив практически к открытому террору населения, они, помимо частных коммерческих фирм и предприятий, установили плотную «финансовую опеку» над подавляющим большинством государственных структур и учреждений. Исключение составляли разве что силовые ведомства. Но и в этих конторах политика подкупа и разложения личного состава со стороны криминалитета проводилась широкомасштабно. И, что самое страшное, приносила свои зловещие плоды. Это обстоятельство могло означать только одно — коллапс власти и неминуемое скатывание великой ядерной державы в хаос криминального террора населения. В тот момент народ России был попросту отдан на съедение «браткам». Тактика, с которой действовал хорошо вооружённый и организованный бандитский корпус, была предельно проста. Подогреваемая ложной «романтикой» американских кинобоевиков, молодёжь в то вРемя боготворила культ насилия и крови. Используя это, бандитские сообщества вовлекли немало молодыъ людей на тропу криминальной войны. И не случайно жестокие бандитские группировки, состовшие, в основном, из молодёжи, обработанной заокеанской кинодиверсией, сеяли среди населения холодящий кровь ужас неминуемой физической расправы. Это психологическое оружие, подкреплённое конкретными сериями кровавых убийств и увечий беззащитных граждан, действовали на запуганный народ безотказно. «Новокузнецкая», «Тамбовская», «Люберецкая», «Орехово-Зуевская» и другие бандитские ОПГ наводили леденящий страх своей гестаповской, садистской жестокостью в отношении населения России. В историю российской крминалогии эти банды вошли навечно после нашумевшей в 40-х и 50-х годах банды «Чёрных котов». А ведь её члены были русскими парнями! И осознавать этот факт нашему народу было ещё больней. На всей территории страны для новоиспечённых предпринимателей была установлена тотальная «подать» в пользу так называемых «крыш». Отказывавшимся её платить было трудно позавидовать. В их лица сначала летели увесистые кулаки, ну а уж в очень строптивых и непокорных — летели уже пули.

Таким образом, маховик разнузданного бандитского террора с каждым днём всё больше и больше набирал обороты. Здесь уместно привести некоторые исторические сравнения. Пожилая часть населения прекрасно помнит ту беспрецедентную амнистию 27 марта 1953 года, прошедшую сразу после смерти Сталина. В тот год из мест отбывания наказаний было выпущено на свободу несколько сотен тысяч преступников. И не просто преступников, а огромное количество отъявленных, лютых рецидивистов. И даже тогда, при той ситуации в СССР, по мнению учёных-криминологов, криминальная обстановка была крайне далека от уровня тяжести в сравнении с Россией середины девяностых годов уходящего века. Мало кто знает, но первые четыре года после распада СССР новая Россия находилась буквально в полушаге от пропасти. Как срочные фронтовые сводки из районов активных боевых действий, в Главное аналитическое Управление МВД РФ нескончаемым валом неслись сообщения о тяжких групповых преступлениях. Операторы-аналитики не успевали обрабатывать полученные со всех уголков страны доклады начальников Управлений Внутренних Дел на местах. А средства массовой информации намеренно замалчивали истинное положение дел в стране. Молчали сознательно, а порой и принудительно. Они были с потрохами куплены олигархами. Узнай тогда население абсолютную правду, на выборах 1996 года Ельцину не помогли бы никакие деньги и даже американская команда во главе с сотрудником ЦРУ Ричардом Дрезнером, которая спешно прибыла в Москву для оказания помощи его выборному штабу. Некоторые независимые эксперты сравнивали ситуацию в стране середины девяностых с июнем 1941 года. И с этим нельзя не согласиться. Экономика находилась в руинах, народ в нищете и деморализации. Внешний долг государства достиг 160 млрд. долларов США. Что творилось тогда в кРемлёвских кулуарах власти, могли предполагать только лица, по роду своей службы приближённые к руководящим органам Центра. Простому же обывателю оставалось только догадываться о происходящем на большом «кРемлёвском базаре». Ответ на этот вопрос будет отчаянно искать ещё не одно поколение соотечественников, желающих хоть немного приоткрыть истинные причины такого чудовищного предательства своего народа первым «гарантом» со своими подручными! Именно с тех вРемён в народе прочно укоренилось в отношении продажной власти брезгливое словечко — «кРемляди». В конечном счете, истина обязательно выйдет на свет божий! Правда, как это было всегда на Руси, не вся, а ничтожно малая её часть! И выйдет не сейчас, в лучшем случае через полвека. Слишком велико финансово-криминальное влияние ставленников из Ленгли — российских олигархов — на просторах России. Только им следует знать, что очень многие документальные материалы не канули в Лету и не сгорели в огне Помпеи, а хранятся в надёжных руках истинных патриотов российских спецслужб до Судного Дня! И он обязательно настанет!

Я не буду утомлять читателя разного рода рассуждениями на тему, как пытались унизить и убить Россию. Я знаю одно: будущий народный «Нюрнберг» не обойдёт стороной этих отпетых негодяев! А то, что он предстоит — ни минуты не сомневаюсь! И вся эта воровская пехота от Березовского до Коха, от Чубайса до Абрамовича, от Мамута и до Дьяченко будут сидеть там, за барьером, и выслушивать справедливый приговор за преступные деяния, принесшие народу бездну горя и разорения. Будут выслушивать, как когда-то выслушивали приговоры гитлеровские палачи из уст международных обвинителей. Наказание же за содеянное будет очень суровым. И оно обязательно будет!

«Ну а что же само МВД в тот период?» — можете спросить меня вы, дорогой читатель. Отвечаю. В то лихое вРемя участи этого силового ведомства, откровенно говоря, было просто не позавидовать. Обнищавшее, озлобленное, глубоко погрязшее в собственной коррупции, брошенное, наконец, ельцинским руководством на произвол судьбы, оно, по сути, осталось один на один с захлестнувшей Россию преступностью. Но даже тогда, находясь в таком отчаянном положении, МВД, к его чести, не дрогнуло, а как могло — сражалось, теряя своих сотрудников в боях не только с чеченскими сепаратистами, но и в схватках с бандитскими бригадами в самой России. Как далее показала жизнь, Министерство Внутренних Дел РФ оказалось более стойким и более адаптированным силовым ведомством в борьбе с бандитским «беспределом». Чего абсолютно невозможно сказать о другой, некогда могущественной, машине — ФСБ. Именно тогда легендарному Второму Управлению ФСК РФ (ныне ФСБ — контрразведка) пришлось на первых порах туговато. Связано это было, прежде всего, с тем, что контрразведка, утратив некогда одну из основных своих функцию политического сыска, вынуждена была наспех менять свои приоритеты. Ей предписывалось, направить свои усилия на решение более прозаичных задач, которые были связаны с реально угрожающим безопасности страны масштабом организованной преступности. Но не тут-то было. Имея в своём арсенале уникальнейшую техническую оснащенность (МВД такая и не снилась), оперативный аппарат ФСБ поначалу был откровенно растерян. Растерян оттого, что на свои плечи пришлось взвалить груз новых функций, ранее не свойственных его роду деятельности. Теперь в обязанности контрразведки входило всё — и организованные преступные сообщества, и наркотрафик, и торговля оружием, и заказные отстрелы госчиновников, и экономическая преступность, наконец. Одним словом, всё то, что до определённого вРемени практически в одиночку тянули на себе оперативные подразделения МВД. К сожалению, здесь и выявилась определённая неподготовленность оперативного состава ФСБ. Особенно это было видно в противодействии бандитским сообществам, которые по интеллекту хоть и не дотягивали до иностранной разведагентуры, но своей жестокостью, дерзостью и наглостью вылазок порой ставили ФСБ в тупик. Справедливости ради надо отметить, что винить чекистов, по меньшей мере, было бы несправедливо. Более полувека их структура занималась, в основном, политическим сыском и противоборством деятельности иностранных разведок на нашей территории. Мгновенно перестроить такой сложный аппарат, как контрразведка огромной страны, с включением ранее не свойственным ему функций, пожалуй, не под силу ни одному большому государству. А тут, ко всему прочему, в декабре 1994 года полыхнула Чечня. И потянулись эшелоны изувеченных фугасом и железом тел российских военнослужащих из кавказских фронтовых госпиталей вглубь страны. Вообще, Чечня — это наша неизбывная боль, которую народы России переживут не скоро. К тому моменту наша российская история ещё не знала такого предательства по отношению к своей Армии, которое было совершено правительством Ельцина в Чеченской Республике. Не один раз бандформирования, находясь в надёжном кольце федеральных войск, могли быть разгромлены федералами наголову, тем более что создававшаяся оперативно-тактическая обстановка на фронтах, не единожды складывалась более чем благоприятно. Но раз за разом из КРемля поступала команда — «отбой атакующим силам!» По поводу этого омерзительного предательства в будущем ещё предстоит серьёзно разбираться неподкупным и компетентным комиссиям, которые, в конце концов, с высоты прошедших лет беспристрастно оценят всю историю первой чеченской кампании 1994 — 1999 г.г., и воздадут ельцинскому правительству по его заслугам. ФСБ же перед первой чеченской кампанией тоже выглядело не в лучшем свете. Провал оперативной работы в республике практически полностью лежит на её совести. Как наши спецслужбы могли допустить стРемительное вооружение дудаевских головорезов — на это могут ответить только честные и порядочные люди из среды чекистов и оперативников МВД, которые, придёт вРемя, самоочистившись от предателей, обязательно вырвут из бандитских зубов Россию раз и навсегда. Однако автор хочет снова вступиться за российские спецслужбы, понесшие тяжёлые потери, нанесённые им Горбачёвым и его задушевным дружком-подельником Бакатиным. Вадим Викторович Бакатин для каждого советского, а ныне и для российского чекиста остался в памяти фигурой одиозной. Именно на Бакатине лежит тяжёлая ответственность за массовый уход из оперативного отряда КГБ СССР многих талантливых сотрудников с творческим и самоотверженным отношением к порученному делу. На этом же человеке также лежит черное несмываемое пятно за развал действующей агентурной сети КГБ. Особенно это выразилось в том, что в руки новых прибалтийских лидеров попала святая святых — персональные данные рабочей агентуры, и с ней не пРеминули сразу же расправиться. А это откровенное предательство, строго караемое Уголовным кодексом России. Ну, а история по выдаче Бакатиным американцам схемы оперативной «прослушки» в новом здании посольства США в Москве, что в Девятинском переулке, вообще произвела эффект разорвавшейся бомбы для всех чекистов страны. Такой государственной измены от человека, поставленного охранять секретные подступы нашей страны от всех непримиримых врагов СССР, тем более американцев, не ожидал никто. С письменного согласия «пламенного ставропольца» Горбачёва это и было сделано. Но, как говорится, что сделано — то сделано. ВРемя и события уже не вернуть никогда. Комитету Государственной безопасности СССР этими двумя одиозными личностями на радость ЦРУ, РУМО, «Моссад» и другим вражеским разведкам, был нанесён удар, от которого даже их преемникам — российским оперативным подразделениям ФСБ предстоит оправляться долгое вРемя. Здесь уместно вспомнить одну поговорку из детства: «Бей своих, чтоб чужие боялись!» Но в этом случае, чужие бояться не стали, а то, что порадовались — это факт, ведь эти два «политика» отчасти их выпестованные детища. Ныне Вадик Бакатин «метёт хвосты» у своих хозяев в США. Ну и, наконец, как тут не вспомнить ещё один «уникальный шедевр» ельцинского словоблудия, так тупо и безответственно брошенного в толпу: «Берите сувернитета столько, сколько сможете!» Воодушевлённый именно этой тупой фразой из перегарных уст редко трезвого в миру «Гаранта», чеченский головорез Басаев устроил кровавую бойню на Северном Кавказе. Таким образом, ситуация в стране середины девяностых годов заставила спущенному с небес на грешную землю аппарату ФСБ РФ далеко запрятать свой напускной гонор и, закусив удила, занять плечом к плечу с армией и милицией оборону от нарастающей криминальной стихии. И, разумеется, не забывать о своей прямой обязанности — противостоянию деятельности на территории РФ посольских резидентур иностранных разведок. Однако неприязнь и чувство нездорового соперничества между двумя силовыми ведомствами на тот момент так и не угасло, напротив, к сожалению, даже возросло с новой силой. Справедливости ради можно утверждать, что ни одной стране мира пока ещё не удалось найти рецепта примирения между собой своих служб, исполняющих полицейские функции. И нам, вероятно, не посчастливится стать свидетелями задушевной дружбы ФСБ и МВД. Такова, по-видимому, жизнь. А жаль. Перед лицом общей беды верный путь к её преодолению — это сплочение силовиков. Ну, а страна между тем находилась в полушаге от пропасти, и её народ об этом ровным счётом ничего не знал.

Глава 7
Командировка перед боем

Новокузнецк — Новосибирск,

(Региональное Управление по борьбе с

организованной преступностью), весна 1996 г.

Тем временем отделение Дмитрия работало чуть ли не в авральном режиме. При такой бешенной и изматывающей нагрузке Золотову с подчинёнными порой приходилось коротать ночи в собственных кабинетах с корейской лапшой «Доширак». Сил дойти до дома уже не оставалось. Заканчивая работу далеко за полночь, оперативники антикоррупционного отделения валились с ног на импровизированные «кровати», наспех составленные из кабинетных стульев.

Отделение лихорадило от постоянно возрастающего с каждым месяцем потока жалоб и заявлений, поступающих, в основном, от коммерсантов. Суть их сводилась к одному — вымогательство взяток мелкими чиновниками разных контор и ведомств, относящихся в подчинение городских и районных администраций. Чиновники вымогали буквально за всё — за любую бумажку, за незначительную подпись в акте, «состряпанном» наспех липовой проверки или за разрешение, или за ещё какую-нибудь бюрократическую протекцию. Словом, государственная власть не брезговала ничем и «доила» всех, кто только попадался под руку. Но всё же новоиспечённым коммерсантам доставалось от её «щедрот» больше всех. А с кого ещё, как не с коммерсантов, реально «стряхнуть интерес»?! Не с работяг же! Но и последние тоже нередко попадали под тяжёлые жернова «Мздоимского периода». Отчаявшиеся люди практически безропотно платили чиновникам-негодяем, которые, в конец оскотинившись, окончательно потеряли остатки совести. Жаловаться было некому, да и жалоба дороже обойдётся!

Чувствительный на всё это Золотов тяжело переживал, пропуская через себя беды загнанных в угол людей. Но чего-либо масштабного он сделать, конечно, ничего не мог. Его отделение, к сожалению, было не безразмерным и не всесильным. Больше всего его ранимое сердце терзали вопиющие случаи с сотрудниками органов. В то вРемя это было пока ещё не повальным явлением в МВД. Помимо общепризнанных «мастеров побора» — гаишников, от агентуры с упорным постоянством стали доходить тревожные сообщения о неприглядных делах уже оперативных сотрудников СКМ. За это Дмитрий переживал мучительней всего. Он знал, что наглела, в основном, молодёжь. Её неокрепшее ещё сознание временами напрочь мутилось от увиденных гор «баксов» и золотых побрякушек с брильянтами, изъятых у преступников. Усугублял положение, навалившийся на незакалённые молодые мозги тяжёлый «телевизионный каток», который с российского экрана пошлыми низкопробными телепередачами ежедневно и безжалостно «закатывал в асфальт» вечные понятия чести и элементарной порядочности. При этом «ящик» культивировал фантастическую жизнь российской олигархической элиты, менявшей яхты, как перчатки, и приобретавшей дворцы на лазурных побережьях. Кремль методично насаждал культ «золотого тельца» в сознание граждан. Вот и не выдерживал испытаний оперативный молодняк, имея в кармане зарплату, над которой, даже куры падали со смеху.

Коррупция стала пожирать и самых, казалось бы, стойких к её метастазам сотрудников. От злости Дмитрий не находил себе места, потому как сейчас он в полной мере «вкушал» с подчинёнными все «прелести» новой службы. Закон теперь обязывал их хватать за руку и сажать на нары нынешних сослуживцев и бывших коллег. А эта работёнка, кто знает не понаслышке, не из приятных. Мало того, что она неблагодарна, она ещё и не каждому под силу. Порой в кабинете разъяренный Золотов рычал на попавшегося милицейского взяточника так, что у последнего от страха тряслись руки при написании первичного объяснения. Схватив его за шиворот, Дмитрий шипел ему на ухо: «Никто не вправе обирать собственный народ, который тебя, скота, вырастил, выучил и воспитал! Это равно измене. Тем более ты, сволочь, носишь погоны!»

Наконец после долгой полосы «беспросветной пахоты» наступило непонятное вРеменное затишье. Коммерсанты то ли разъехались на отдых по Канарским островам, то ли чиновников «заела совесть» и они решили «отдохнуть» от поборов. Словом, на вРемя отделение Золотова немного перевело дух. В понедельник после традиционного развода, проведённого Дмитрием, оперативники собрались в кабинете Мурова на пятнадцать минут, чтобы попить чайку и разойтись по запланированным делам. Офицеры разговаривали ни о чём и потягивали ароматный чай, которого у чаевого гурмана Мурова, непонятно откуда, всегда было, «как у дурака махорки».

Зазвонил телефон. Тон звонка подсказывал, что звонили по межгороду. Александр резко схватил трубку и машинально представился по форме: «Старший оперуполномоченный УОП ГУВД майор милиции Муров слушает!» Золотов вопросительно смотрел на Александра. Увидев, как его лицо стало расплываться от улыбки, сразу сообразил: «Не, не начальство! На начальство не походит. Кто же тогда?».

— Ой, кого я слышу! — бархатным голосом прожжённого ловеласа замяукал Александр. — Светик, мне так приятно снова тебя слышать! Ой, ты знаешь, мне даже кажется, что я чувствую запах твоих духов у тебя за ушком. Я так соскучился по тебе, лапуся!

После этих гламурных слов все опера мгновенно прервали разговор и с нескрываемым интересом посмотрели на своего друга. Заметив это, Муров раскраснелся и, зажав рукой трубку и глядя на Золотова, процедил сквозь зубы: «Тёлка моя, из ИЦ ГУВД! Ну, помнишь, ты просил меня проверить какое-то зэчьё, не проходят ли они по каким-нибудь оперативным разработкам?» Дмитрий сразу вспомнил свою просьбу и, глядя на Мурова, закивал головой. Повернувшись к отделению, он приложил палец к губам, мол, тихо, братцы, важный разговор! Чистяков и Строев понимающе кивнули.

— Да, да, солнце моё, пишу, диктуй! — И авторучка в руке Мурова с бешеной скоростью понеслась по наспех выдернутому из ящика стола листу бумаги. Было видно, как при записи данных у Мурова на лбу выступил пот.

— Так, понял, записал! — говорил в трубку Александр, — Как, как ты говоришь? Доктор технических наук?! Ни фига себе, Светик! Ещё раз фамилию скажи! Ага, понял, — Каштанов Эдуард Николаевич, 1945 года рождения, уроженец города Геленджика…

Повернувшись к Золотову, Муров многозначительно показал пальцем в трубку. Дмитрий с нескрываемым удивлением ещё раз кивнул. И тут Александра понесло! Уже не замечая никого вокруг, перед девчонкой, Муров разразился прямо-таки фаустовским красноречием.

— Если бы вы знали, глубокоуважаемая Светлана Вениаминовна, какую неоценимую услугу вы оказали нам — выдающимся борцам совРеменности в деле уничтожения такого омерзительного зла, как коррупция! За это ваше светлое имя будет навечно занесено золотыми буквами в священную историческую летопись нашего драгоценного МВД России!

Лукаво улыбнувшись, Александр подмигнув друзьям, закончил:

— А от себя лично хочу добавить; что по моему приезду в область для вас будут сняты шикарные аппартаменты с холодным шампанским в постель утром!

Внезапно лицо Мурова побагровело. Кашлянув в сторону, он по-деловому переспросил собеседницу:

— В каком это смысле? Насколько глубоко я тебя люблю и уважаю? Ну… думаю… — Муров почесал телефонной трубкой висок — Думаю, настолько, насколько Бог мне определил мой размер…

Зажав рты руками, чтобы не было слышно, опера давились от смеха. Но тут, как назло, открылась дверь, и в кабинет вошёл заместитель начальника отдела Валентин Романович Силютин. Офицеры вскочили с мест, но сдержать истерического смеха так никто и не смог.

— А-а, вот вы где! По какому случаю ржач? Да садитесь же вы, — махнул рукой Силютин.

Муров мгновенно посерьёзнел и отчеканил в телефон:

— Спасибо, товарищ генерал-майор, за всё, я вас очень глубоко уважаю!.. Извините, Сергей Эдуардович, начальство пришло, я вам обязательно сегодня перезвоню! — И Александр положил трубку. Девушка, безусловно, его поняла. Пожилой и видавший виды служака Силютин, так ничего не поняв, только выкатил глаза из орбит и, поперхнувшись слюной, тихо спросил:

— Муров, это кто?

— Генерал ФСБ Звягинцев Сергей Викторович, товарищ подполковник! — изящно соврал оперативник.

— А чтой-то он сюда, тебе… зачем? — кивая на телефон, бормотал ещё не пришедший в себя от испуга Силютин.

— А-а! Это… Так это мой бывший начальник по военной контрразведке. Вот, интересуется из Москвы, как его бывшие подчинённые устроились после сокращения особых отделов в Армии. Спрашивал, может помочь чем? Я ответил, что устроился в милиции старшим опером с перспективой роста. Видите ли, Валентин Романович, этот человек очень круто мне помог однажды, — искусно сочинял Муров, — И теперь я его очень за это глубоко уважаю.

— Ну, да, ну да, конечно, — согласился Силютин, — Начальство, хоть и бывшее, уважать надо обязательно.

Оперативники же, зная, о чём на самом деле шла речь, закусили до крови языки, чтоб снова не выпрыснуть наружу дикий хохот.

— Ты, это, Золотов, и ты, Муров, зайдите-ка сейчас ко мне в кабинет, дело одно есть до вас…

Сказав это, Силютин ушёл. Выждав, когда он отойдёт подальше от двери, оперативники снова закатились от хохота и повалились на стулья. С трудом, прочитав муровские каракули, которые Александр наспех выводил под диктовку Светланы, Золотов попросил Строева связаться с ОБОП УВД г. Геленджика и выяснить всё о родственниках Каштанова Эдуарда Николаевича. Есть ли семья, дети — словом, узнать обо всех близких родственников, кто живой. Золотова, как и любого опытного оперативника, разумеется, заинтересовало учёное звание бывшего заключённого. Не каждый день можно встретить зэка, да ещё целого доктора технических наук! «Что-то не так в судьбе этого человека… — мелькнуло у Дмитрия — Надо бы покопаться в его прошлом и узнать о нём побольше. Почему не возвращается домой после отбытия наказания? Почему работает на лесоповале, а не где-нибудь, пусть даже простым учителем, в обычной общеобразовательной школе?» Эту огромную кучу всякого «почему», Золотов поручил разгрести Строеву. «Серёга — бывший следак, а значит, человек дотошный — выяснит всё», — подумал Дмитрий.

В кабинете Силютина было очень холодно: уже два дня как не работало отопление. Закутавшись в новенький бушлат, подполковник потягивал горячий ароматный кофе из огромного бокала, курил и от удовольствия крякал.

— Садитесь, чего встали-то! — кивнул он на стулья Мирову и Золотову. — Кофе будете?

— Нет, спасибо, Романыч! — отказался Дмитрий, — Мы уже почаёвничали у Сани, — кивнул он на Мирова.

Сделав глоток горячего кофе, Силютин подошёл к сейфу. Вынув из него большой запечатанный пакет, со всех сторон облепленный печатями, он положил его перед Золотовым.

— Вот, расписывайся! — приказал он Дмитрию. Занеся в свою личную опись исходящий номер передаваемого документа, Силютин дал расписаться Золотову за полученный секретный конверт.

— Куда его? — поинтересовался Дмитрий.

— В РУБОП, генералу Прощётову повезёшь, отдашь, — как бы нехотя ответил Силютин. Глядя на недоумевающее лицо подчинённого, подполковник добавил: — Тебя и Мурова вызывают на завтра в РУБОП в Новосибирск. Генерал хочет лично познакомиться с тобой. Уж больно много шума вы наделали в городе. Бояться стали тебя и твоих мужиков — и гниды гаишники, и канцелярские крысы из городских администраций разного калибра. Вот генерал и хочет посмотреть, что это за зверь за такой по фамилии Золотов.

Дмитрию фамильярность Силютина не понравилась.

— Я не зверь, товарищ подполковник, я опер. Да и службу тащу, как полагается, со всеми моими мужиками! — недовольно буркнул Дмитрий — А если кого за «Фаберже» и схватил, то извиняйте, господа хорошие, работа у меня такая!

Золотов своего начальника невзлюбил ещё с первого знакомства. Силютин пришёл на должность зама городского ОБОП из Куйбышевского РОВД по протекции начальника СКМ УВД Гаймана, у которого всегда ходил в любимчиках и похалимчиках. Об этом Золотову дал знать Синяев. Тем более что после сообщения «Стеллы» у Дмитрия окончательно сложилось представление о том, что собой представляет Давид Гайман. Это его серьёзно насторажило.

— Да ты не обижайся, Дмитрий. Это ж, можно сказать… ну, что ли похвала, тебе!

— Я не обижаюсь, Романыч, давай ближе к делу. — Золотов хотел поскорее окончить этот разговор.

— К делу так к делу, — согласился Силютин, — Идите в финчасть за командировочными. И вечером чтоб оба уже умотали в Новосибирск, ясно? Да, вот ещё что… Это, так сказать, тебе для информации, Золотов… Там, в РУБОПе, вам предстоит встреча с замом генерала полковником Средой Аркадием Филипповичем. Сказал, что хочет с тобой лично побеседовать. Он в РУБОПе сейчас за твоё направление отвечает. Ну, и заодно: он — первый зам начальника РУБОПа сейчас. Умён и хитёр дьявол, башку имеет — как у трёх Энштейнов! Очень, кстати, любит инициативных оперов! Так что вы там не подкачайте с Мировым. Лишнего тоже не болтайте, да и не зарывайтесь, братцы! А то, как бы не переборщить… Вот, вроде бы всё сказал… — хлопнул себя по коленям Силютин, — Всё! Сегодня же отбыть! Ступайте.

— Так точно! — ответил, вытянувшись Муров — Вечером на новосибирском поезде отчалим. Разрешите идти?

— Погоди-ка, Золотов, — остановил Силютин, — Ты кого за себя оставил?

— Строева! — бросил ему через плечо Дмитрий, закрывая за собой дверь.

Перед отъездом Золотов попросил Чистякова позвонить в село Ольховое Плёсо местному участковому Павлову Юрию Тимофеевичу, с которым связывали его долгие годы дружбы, и осторожно поинтересоваться, знает ли он что-нибудь о бригаде Вольмана. Если знает, то что именно.

Купейный вагон размеренно отстукивал колёсами дробь. За окнами плавно проносились огоньки ночных посёлков, полустанков, разъездов. Вагон был полупустой. В купе, где ехали Золотов и Миров, топили жарко. По-видимому, проводник, обслуживающий их вагон, ещё не получал нагоняй от начальства за такую экономию угля. Муров, удобно развалившись на диване купе, вознамерился было закурить, но Золотов его решительно остановил:

— Саня, ты что, никак в купе собираешься курить?

— Ой, ладно, Демьян, мы же одни, да и вагон пустой. Я только полцигарки, — отозвался Миров.

— Э-э нет, дружок мой сердешный! Так не пойдёт! Давай-ка, вали отсюда в тамбур, а иначе я тут с тобой, курильщиком, «кони» двину! — настойчиво потребовал Дмитрий, который на дух не переносил табачный дым. — Покуришь, вот тогда заходи, я тебе тогда кое-очём расскажу.

— Злыдень ты, Золотов! Ладно, ухожу! — И Муров, матюкнувшись, поплёлся смолить в тамбур.

Размешав сахар в стакане с чаем, Золотов на минуту задумался: «Может не стоит пока знакомить Мирова с сообщением „Стелы“ о каком-то там непонятном деле с австрийцем да „прикормкой“ какого-то мента? Тьфу ты, чертовщина пока всё это! — выругался по себя Золотов. — Но слово не воробей — вылетит… ну, и так далее…» Дмитрий всё же обругал себя, зато что «вылез с языком» раньше времени. Но, успокоившись, решил так: «Если Муров не спросит, то напоминать не стану. А уж если спросит — дьявол с ним, поделюсь, только в общих чертах, информация сыровата!».

— Чего задумался, борец с курением? — кинул с порога Александр, входя в купе. — Давай, Демьян, колись, о чём ты хотел поведать моей грешной душе? Если чего о бабах, тогда выкладывай всё сразу. Подумаем вместе, как кувыркаться будем! А если что серьёзное, тогда только покороче, спать хочу мертвецки. Ну, так как, командир, первое или второе? — Муров по-прежнему ещё стоял в дверях купе и вопросительно смотрел на Золотова.

— Второе, Саня, второе. И вообще давай, заходи и клади на диван задницу. Или так и будешь мотаться в дверях, как вошь на лысой голове? — Дмитрий кивнул на открытую дверь.

— Понял тебя! — сообразил Муров. — Подожди-ка минуточку, сейчас гляну. — И Муров пальцем указал Дмитрию на соседние по бокам купе. Годами выработанная привычка страховать конфидециальные разговоры и на этот раз заставила Мурова непринуждённо поговорить с проводницей о пассажирах вагона, ехавших в соседних купе. Вагон был почти пустой, в трёх купе не было никого, и оно было заперто. А в 4 купе ехала одна старушка.

— Всё в порядке, можем говорить. — Александр запер за собой дверь и уселся за стол.

— Много, пока не скажу, Саня, так что не обижайся, пожалуйста. Информация хоть и захватывающая, но пока что голая. Для проверки нужен вагон времени. А дело обстоит так…

И Золотов рассказал Александру об агентурном сообщении, полученным им около месяца назад от «Стелы». Выслушав Золотова обычно живой и шутливый Муров, внезапно нахмурился и посерьёзнел. Таким Дмитрий его ещё не видел.

— А ты знаешь, Демьян, чует моё сердце, что тебе выпала серьёзная фишка. Твоя информация, если, конечно, подтвердится, может наделать много шума! — Муров продолжал: — Видишь ли, Демьян, я, как бывший контрразведчик, из твоего рассказа выхватил для себя то, что в ней фигурирует иностранец — австриец. Если только это не погоняло, то это уже серьёзно! Там, где крутятся иностранцы, да ещё из дальнего зарубежья, там всегда есть что-то серьёзное. Конечно, в нынешнем бардаке наша контрразведка его могла и упустить из вида. Вот смекай, Демьян, суммы за какие-то услуги, фигурирующие в информации не такие уж и маленькие. Проходящий по сообщению чудик, по фамилии Вольман, платит за что-то конкретное, не так ли? — Муров уперся в Золотова вопросительным взглядом.

— В том-то и дело что платит какому-то австрийцу. Вот только за что? — согласился Дмитрий.

— Ты докладывал о сообщении руководству? — осторожно поинтересовался Муров.

— Сань, ты наверно думаешь, что я с Луны рухнул, чтоб об этом, сломя голову, лететь к начальству с докладом! Да и к кому?! К Силютину что ли?! — съязвил Золотов.

— Ну, тогда, слава Богу! — с облегчением вздохнул Александр.

— Ну, хватит! — обиделся Дмитрий, — Не держи меня за дебил! Сам знаешь, что такие вещи сначала подрабатываются оперативно, а уж затем с конкретными результатами, если, конечно, они есть, тогда уж ломятся к начальству!

— Всё, всё, Демьян, не кипятись! — шутливо замахал руками Муров, — Ты, лучше скажи, что намерен дальше предпринять?

— Дальше? — задумчиво переспросил Золотов, — Вообще-то у меня есть конкретная идея. Но это, Саня, потом. Сейчас меня волнует другое….

— Что именно?! — Мурова от любопытства даже подбросило на месте.

— Всё, Сань! Всё! Давай дрыхнуть… — засуетился Золотов, понимая, что иначе от Мурова ему не отвязаться до утра. — Всё потом, дружище! Сейчас я хочу спать, как старая пожарная лошадь!

Больше не проронив не слова, Золотов натянул на себя одеяло и отвернулся к стенке. «Вот зараза шифровальная! — думал Муров, — Только заинтриговал и сразу дрыхнуть! Но, если честно, у Димки что-то наклёвывается интересное! Австриец, доллары, прикормка мента, какое-то изделие…. Да-а, тут он обставил меня…»

У Александра в душе шевельнулся маленький и мерзкий червячок чёрной зависти. Он полагал, что как бывший контрразведчик КГБ обладал куда более богатым оперативным опытом, нежели Золотов. «Золотов что? За плечами лишь институт физкультуры да пять лет работы опером в БХСС». Правда, Золотов уже имел заплечами Омскую высшую школу милиции, но это, по мнению Мурова, ещё ни о чём не говорило. «Хотя, конечно — думал Александр, — с агентурой-то он работать мастер, и в этом конкурировать с ним тяжко. Однако я вызов принимаю и соревноваться с ним буду до зелёных соплей! Собственно, хрен со всем этим, всё равно по его информации работать будем вместе. Куда он без меня…» — наконец, успокоил себя Муров и, ухмыльнувшись, смерил взглядом уже храпящего Золотова.

Александр погасил в купе свет, и сладкая, монотонная дробь вагонных колёс мгновенно провалила его в богатырский сон.

На вокзал Новосибирска поезд прибыл точно по расписанию — в 6.30 утра. Столица Сибири приветливо встретила друзей солнечным майским утром. Огромная толчея народа, образовавшаяся от двух одновременно прибывших пригородных электричек, заполнила здание вокзала и зычно гудела, словно разворошённый улей. Подождав несколько минут, пока народ схлынет, друзья вышли на привокзальную площадь. Настроение у обоих было приподнятым. То ли действовало скорое наступление лета, то ли предстоявшая встреча с большим начальством, от которой оперативники ожидали чего-то большого и значимого для их будущей карьеры. Аудиенция была назначена на десять часов утра, и до неё оставалось ещё целых три часа. Недолго думая, Золотов и Муров, чтобы скоротать вРемя, зашли в уютное привокзальное кафе. Плотно позавтракав пельменями и поболтав, друзья пешком отправились по Красному проспекту в Региональное Управление по борьбе с организованной преступностью.

Здание конторы находилось рядом с Оперным театром. Представившись в дежурной части оперативному дежурному по Управлению и показав служебные удостоверения, они поднялись на второй этаж, в приёмную начальника РУОП генерала Прощётова. Доложив секретарю о прибытии, друзья сразу, чтоб не забыть, отметили свои командировочные удостоверения. Секретарь — старший лейтенант и одновременно симпатичная белокурая девушка по имени Оксана объяснила офицерам, что если у генерала к вечеру появится время, то он хотел бы с ними познакомиться лично. А пока, Золотова и Мурова ждёт в своём кабинете заместитель генерала полковник Среда Аркадий Филиппович.

— И, пожалуйста, ребята, — предупредила секретарь. — Среда очень любит, когда в беседе с ним, опер записывает его указания к себе в записную книжку. Сам он всегда, когда говорит с кем-либо, то пишет и пишет, как заводной! Такая вот у него привычка. Ну что, поняли? — Девушка, улыбаясь, с интересом рассматривала стоящих перед ней двух симпатичных молодых мужчин.

— Поняли! — неожиданно хором ответили друзья и, переглянувшись, расхохотались.

— Ой, ребята, погодите, пожалуйста, совсем забыла! — окликнула Оксана уже выходивших из приёмной оперативников. Дмитрий и Александр недоумённо переглянулись и вернулись в приёмную.

— У вас есть хоть во что записывать?

— Н-нет, — пожал плечами Золотов.

— В таком случае вот, возьмите! — И секретарь всучила каждому по новенькому блокноту. — Ручки, надеюсь, имеете.

— Сударыня, большое, пролетарское вам спасибо! Мы до глубины души тронуты вашей заботой и вниманием! — положив руку на сердце начал было острить Муров. И уже открыл было рот, чтоб задать дежурный вопрос по поводу вечера, но девушка весело опередила его:

— Замужем. Муж собровец, сыну два года и, вообще, бегите, ребята! Среда уже ждёт вас! Но, за сударыню, спасибо! — улыбнулась в очередной раз Оксана. Она помахала вслед уходящим Мурову и Золотову.

Друзья шли по длинному и мрачному коридору первого этажа Управления. Помещение на этот момент ещё находилось в ремонте. Повсюду валялись обрезки линолеума, стенных обоев и пустые банки от краски, из которых на всё помещение разило крепким запахом ацетона. Они дошли до отремонтированной части вестибюля и остановились возле большой двери, обтянутой чёрным дерматином. На двери висела алюминиевая табличка с чёрной надписью: «Заместитель начальника РУБОП полковник Среда Аркадий Филиппович».

— Разрешите, товарищ полковник? — начал было представляться Золотов, — Начальник отделения…

— Знаю, входи, Дмитрий, можешь не продолжать! — оборвал его Среда. — А это, как я понимаю, майор Муров Александр? Старший опер по особо важным делам?

— Точно так! — ответил Александр, закрывая за собой дверь.

Среда вышел из-за стола и поздоровался с каждым за руку. Силютин их не обманул. Перед друзьями стоял симпатичный, невысокий поджарый мужчина, лет сорока пяти. Внимательный, оценивающий взгляд его карих глаз говорил об остром уме и весьма незаурядной личности.

— Садитесь, — начальник указал на два стула по обе стороны его стола, напоминавшего по форме букву Т.

— Та-ак… Значит, в нашем полку прибыло? — улыбнулся Среда. — Как я вижу, у нас новое пополнение по части борьбы с коррупцией в вашей области. Тебя-то, Золотов, я немного знаю, ты к нам пожаловал из ОБЭПа, то бишь мой коллега. А вот о тебе, Александр Владимирович, я не знаю ровным счётом ничего. Только то, что ты раньше служил в военной контрразведке КГБ. Так?

Муров вскочил со стула:

— Так точно, товарищ полковник!

Среда молча махнул рукой, мол, сиди ты, не подскакивай, мы же не на заседании генштаба.

Александр сел и продолжил:

— Попал под сокращение. Последнее место службы — отдельный гвардейский мотострелковый полк, расквартированный в Душанбе. Там и повоевать немного пришлось при наведении конституционного порядка. События в конце восьмидесятых помните?

Среда утвердительно кивнул головой.

— Ну, вот, значит, — продолжал Муров. — Офицеров нашего полка сократили наполовину. Мне предлагали войска, точнее роту мотострелков в дивизии под Ориенбургом. Вобщем-то это почти дома. Я сам родом из Ориенбурга, но окончил Саратовское высшее училище МВД СССР, а затем и годичные курсы контрразведки КГБ. Так что это всё рядом. Но, товарищ полковник, какой из меня войсковик? Я по жизни опер, им и помру!

Среда на эти слова Мурова весело усмехнулся. Муров продолжал:

— После всего этого мой друг по контрразведке Звягинцев Сергей, который служил в соседней бронетанковой дивизии (тот, которого Муров назвал при Силютине генералом), также попал под сокращение. Ну и бардак же тогда был в стране! Так вот, Звягинцев сам из Сибири, из Кемерово. Он-то меня и позвал на оперативную работу в МВД его родной области. Я согласился. В областных кадрах предложили вакансию в УБОП на коррупцию. Всё, товарищ полковник.

Среда всё время, пока слушал Мирова, делал какие-то заметки в толстенной тетради.

— Ну, что ж, ладненько, Александр. Вот мы и познакомились! — подытожил Среда, оторвавшись от своих записей. — Ответь мне на один вопрос. Всё-таки за что сократили?

Мирову это не понравилось. В этом вопросе Александр уловил какой-то недобрый подвох и недоверие Среды. «Ты, дядя, засунул бы свои подозрения себе в задницу! Посмотрел бы я на тебя, чистоплюя, в тех душанбинских событиях!» — подумал Миров, но виду не подал.

— Очень просто, товарищ полковник. Я — войсковой особист. Нашу группировку войск и с ней наш полк после развала Союза расформировали и, соответственно, вывели из Таджикистана. Место для моей дальнейшей службы для КГБ, видимо, найти было не просто. Там своих «блатных» девать было некуда. Но если говорить правду, то место они мне все же предложили — особистом в полк морской пехоты, под Находку, на Дальний Восток, я, конечно, отказался. Хватит, накочевался с двумя маленькими сыновьями и женой по глухим гарнизонам, где Макар телят не пас! Мне хотелось тогда свой якорь бросить навечно где-нибудь поближе к центру. Западная Сибирь, на мой взгляд, вариант очень неплохой. Ну, а остальное вы теперь знаете.

Среда, как это Миров ни старался скрыть, всё же почувствовал обиду бывшего контрразведчика и попытался разрядить ситуацию. Тем более, когда увидел, что улыбка слетела с лица Мурова.

— Ясно, Александр, не стоит обижаться, это я чисто по-дружески спросил. Просто, насколько мне известно, твоя контора всегда была чрезвычайно щепетильна к своим кадрам. А тут, как ты правильно выразился, бардак, как и повсюду! Да-а, блат, мать его, в России, вещь живучая! Тоже мне, кристально чистые защитнички Отечества! — съехидничал Среда. — Ну да ладненько, майор, честно говоря, я рад, что ты теперь у нас! В оперативном плане бывшие гэбэшники — парни достаточно подготовленные. Думаю, сработаемся! «А сейчас к делу», — строго сказал полковник.

Как по команде Миров и Золотов достали из карманов блокноты, которыми их снабдила секретарь Оксана, и приготовились записывать. Среда, естественно это тут же это отметил, кивнув головой на блокноты:

— Молодцы, это мне нравится, думаю, проблем с вами у меня не будет! — довольный похвалил он оперов.

Около часа Среда подробно разбирал с оперативниками функциональные обязанности каждого. Одновременно был крайне удивлен, что до него этого не сделал непосредственный начальник Золотова и Мурова, Паук Олег Германович, бывший на этот момент начальником «отдела по коррупции» в областном УБОП.

— Ну вот, уважаемые опера, отсюда и начинают расти ноги у нашего бардака! — недовольно заметил Среда в адрес Паука. — Кстати, Золотов, знаешь, откуда он к нам пожаловал?

Дмитрий случайно узнал от Силютина, что Паук пришёл в МВД из военной разведки ГРУ.

— Знаю, товарищ полковник, он из ГРУ. И, насколько мне известно, пишет кандидатскую диссертацию по теме разведки, — ничуть не смущаясь, ответил Дмитрий.

Надо было только видеть лицо Мурова. Александр вытаращил глаза на Золотова так, как будто увидел перед собой живого Сталина, сидящего с ним за одним столом. Для него это была новость неожиданная. Среда сразу перехватил ошарашенный взгляд Мурова.

— Да, да, Саша, это правда, и мне тем более непонятно, почему он до сих пор с вами не встретился и не переговорил по функциональным обязанностям, да и вообще по службе. Я с этим разберусь при случае. А сейчас — то главное, друзья мои, зачем я вызывал вас в РУБОП. Кстати, секретарь должна была вас предупредить, что Прощётов также хотел с вами познакомиться, если у него будет время. Вы должны знать, что в нашем регионе сейчас с инспекцией замминистра МВД и генерал, естественно, его сопровождает.

— Да, мы в курсе, — согласился Дмитрий.

— Так вот, Золотов, мы очень надеемся на твоё отделение. Раскачиваться долго не дадим. Время, понимаешь, не то. Но мы уже наслышаны про то, как ты и твои мужики закручиваете гайки в городе. Конечно, молодцы, ребята, но, пожалуйста, осторожней, такого эти господа так не оставляют. Будут мстить — уверен.

У Золотова даже ёкнуло сердце, то ли от восторга, то ли от волнения, — он даже сам не понял. Единственное о чём подумал, так это о том, что впереди их ждут горячие деньки. Тем временем Среда продолжал:

— Ситуация у вас в области, друзья мои, скажу честно, очень хреновая! На вашу область завязано слишком много криминальных нитей, тянущихся из-за бугра. Собственно, удивительного ничего нет: в такой волчьей делёжке госимущества, которая творится у нас в стране, огромное количество высокопоставленных тварей хотели бы погреть руки на угле и металле в вашей области. Не скрою, Дмитрий, мы здесь, в РУБОПе, располагаем серьёзной оперативной информацией по вашему руководству в областной Администрации. Знаем, что за заключение заведомо невыгодных сделок по алюминию и по поставкам кое-какого оборудования на молочный завод в городе Мыски в Администрацию текут денежные потоки от зарубежных партнёров. Часть этих денег идёт на подкуп чиновников за протекцию сделок. Скажу больше, — в голосе Среды появились металлические нотки, — как это ни покажется вам странным, именно через ваш город идут в область от какого-то влиятельного «дирижёра» те криминальные деньги, о которых я вам сказал. К сожалению, его имени мы пока не знаем. Есть определённые предположения, но их к делу не пришьёшь. Далее, и это, пожалуй, посерьёзней первого! — Полковник на секунду задумался и внимательно посмотрел на оперативников. — Кто-то (а мы подозреваем, что он из наших) серьёзно прикрывает оперативные подходы к интересующим нас людям.

Золотов с Муровым невольно переглянулись.

— Видимо, к сожалению, это так, — продолжал Среда, — Мы потеряли двух серьёзных людей, которые могли бы пролить хоть какой-нибудь свет на эту хорошо законспирированную бригаду. Два ценных агента убиты! Вычислены — и убиты! Серьёзность ситуации заключается ещё и в том, что наши люди проходили по оперативным картотекам ИЦ ГУВД как контрактная агентура…

После этих слов Среды у Мурова даже похолодело сердце. Он, конечно, сразу вспомнил о своей Светлане, что служит в этом серьёзном отделе, но тут же успокоился. «Она же не одна там! — с облегчением подумал Александр. — Но иметь в виду надо, мало ли что…»

— Это уже более чем серьёзно! — продолжал полковник, — Мы подозреваем, что идёт утечка из агентурно-учётной базы в ИЦ ГУВД. Таким образом, Дмитрий, так как пока твоё отделение единственное по югу области, а областное УБОП ещё не имеет постоянного начальника, то мы — региональщики, будем тесно завязаны на тебя. Твоя задача — кровь из носа, но всем отделением создать агентурные подходы к руководителям угольных разрезов, алюминиевому заводу и таможенникам. Не забудь и про два ваших металлургических комбината. Задача, понимаю, не из лёгких, но мне рассказывали о тебе, что ты мастер вербовок? А, Дмитрий? Чего молчишь? — Среда пристально посмотрел на Золотова.

«Да кто ж тебе, родной, мог столько поведать обо мне? — с иронией, мельком подумал Золотов, — А — впрочем, не важно, да и не интересно».

…У Дмитрия уже задеревенела ладонь от записи указаний Среды. Одновременно с этим он отчаянно метался в сомнениях — показать, или не показать захваченное на всякий случай с собой сообщение от «Стелы? Сообщение, которое он пока не провёл по регистрационному учёту в секретной части. Не провёл потому, что в нём фигурировали очень сомнительные связи с криминалом серьёзных милицейских чинов. И могла произойти как раз та утечка, о которой только что сказал Среда. Стоп! В висках Дмитрия, словно молотком, застучала кровь. Только сейчас он понял, что спас своего агента от непредсказуемых последствий. Возможно, даже трагических последствий для неё. «Вот что значит перекрёст информации! Господи, слава тебе, что не «светанул» это сообщение по форме! А то погубил бы бабу не за понюх табака! Уф! — Лоб Золотова покрылся холодной испариной, и он испытал огромное облегчение от своей интуиции, которая выручила его в который раз! — Сам Бог послал мне Среду со своими предупреждениями о двух погибших агентах РУБОП! Но, что делать? — мучительно думал Золотов. — Дело-то неожиданный оборот принимает! Может, всё-таки ознакомить Среду с сообщением «Стелы»? Кроме как с ним, мне и посоветоваться более не с кем. Рискну, однако!»

Вообще Среда Золотову понравился. С первых минут общения с ним, Дмитрий уловил в нём некую человечность и отсутствие солдафонской напыщенности, которой обычно «страдает» большинство начальников его ранга. Вдобавок ко всему, в полковнике чувствовался незаурядный интеллект и порядочность, и это располагало к этому седовласому человеку, внушало доверие. «Ладно, поживём — увидим. Определённо — мужик надёжный, и потом, если уж совсем никому не доверять, то работать будет просто невозможно!» — заключил про себя Дмитрий.

— … Да не молчу я, Аркадий Филиппович. Напугали вы меня очень! — смутился оперативник.

— О как! Интересно чем же это? — откровенно удивился Среда.

— Собственно, не за себя испугался, — пояснил Золотов, — За человека, которого чуть было не подставил! — заёрзал он на стуле. Лицо, сидевшего напротив Мурова, от слов Золотова выражало одновременно и удивление, и любопытство. Александр, даже весь напрягся в ожидании пояснений друга.

— Это как? Кому? Кого чуть не подставил? — Среда тут же по привычке открыл свой толстенный «талмуд» с рабочими записями, который уже было хотел убрать в ящик стола, и приготовился записывать. — Ну-ка, ну-ка давай с этого места подробней, Дмитрий Савельевич! А то я гляжу на тебя и вижу, что от моего задания ты вспыхнул лицом и вспотел даже! Я ещё подумал, что это с ним стряслось? Вроде бы сидим на дружеской беседе, а не на взбучке от начальства…

Тут Золотов потянулся во внутренний карман своего кожаного пиджака и извлёк из него сложенный вчетверо и изрядно помятый листок ученической тетради в клетку.

— Вот, посмотрите, Аркадий Филиппович. «Вот это меня и беспокоит!» — сказал Дмитрий, протягивая свёрнутый листок агентурного сообщения.

— Что это? — Среда взял листок и стал разворачивать. Муров от любопытства даже вытянул шею, пытаясь разглядеть и понять, что это такое.

— Но тут одни цифры, Дмитрий! — удивился Среда.

— Ой, извините, Аркадий Филиппович, это зашифрованное сообщение моего агента. Вот возьмите расшифровку! — И Дмитрий передал Среде другой листок, написанный его рукой с расшифрованным сообщением агента «Стеллы».

— Видите ли, товарищ полковник, эта женщина считается у меня особо ценным агентом, я её забрал с собой из БЭПа. Извините, что документ в таком неприглядном виде, иначе нельзя. Понимаете, она у меня состоит на тайниковой связи, а контейнер в виде гвоздя, всегда в земле. Ну, вот листок и…

Среда с нескрываемым изумлением смотрел на Золотова. За свои 22 года службы в МВД, сначала в ОУР, затем — 15 лет в ОБХСС (ОБЭП), он повидал много разного оперативного состава. Но такого экземпляра, как сидящий перед ним Золотов, Дмитрий, видел впервые.

— Надо же, а ты, Золотов, совсем не прост, как это может показаться на первый взгляд. Нет, мне, конечно, рассказывали о тебе, как ты работаешь, но сейчас думаю, что рассказали слишком в общих чертах.

«Да кто же этот благодетель, в конце концов! — подумал Дмитрий. — Не иначе как сам Паршин Николай Иванович, больше некому».

Среда около пяти минут внимательно перечитывал расшифрованный текст листка. Многое скрупулёзно переписывал в свою толстую тетрадь, проставляя множество знаков вопроса на её полях. Наконец он оторвался от записей и поднял голову.

— Объясни, Золотов, почему сообщение не зарегистрировано по входящей секретке?

Дмитрий ожидал этого вопроса.

— Аркадий Филиппович, ну, а как я его могу зарегистрировать? Отдельной секретной части в нашей службе пока нет. Я имею в виду ОБОП нашего города. И мы оперативно пока относимся к секретке СКМ УВД города. А Гайман Давид Аронович, как вы уже поняли из сообщения, и есть начальник СКМ и первый зам Железина. Зарегистрируй я сообщение как положено, и представьте себе, товарищ полковник, Гайман сам про себя может прочитать информацию от агента, которого он видел на той пьянке. Дальше, как следствие, утечка информации и одновременно засветка агента, которого могут изрезать на ленточки в случае, если в сообщении она сдала серьёзную группу. Ведь я её перевёл с собой из бэповской сети. Гайман наших агентов в лицо не знал, но при желании мог установить личность любого. Секретка СКМ подчиняется ему.

Минуту-другую Среда неотрывно смотрел на свой «паркер», который вертел перед собой в руках. Он напряжённо размышлял.

— Хм… логично… Дмитрий, ты прав! «Об этом я как-то сразу не подумал», — задумчиво произнёс Среда. И тут начальника словно взорвало:

— Тьфу, б..дь! Дебилизм российский! — грубо выругался раздосадованный полковник, — Создать службу — создали, а затем, как всегда, элементарным обеспечить не могут! Б..дь, мозгов не хватает, что ли? Сегодня же у генерала подниму вопрос об организации нашей секретной части по отделу вашего города! — Среда почесал затылок и поочерёдно посмотрел сначала на Золотова, затем на Мурова. — Извините, мужики… Более идиотской ситуации я не помню. И правда ведь — чуть было важного «пня» не подставили! А то замочили б бабу влёт, и глазом моргнуть бы не успела! Что ж, Золотов, уважаю тебя за мозги! — похвалил его Среда и мельком взглянул на часы.

— Так, ладно, друзья, мы и так уже больше двух часов с вами разговариваем, а время у меня ограничено. Давай-ка, Дмитрий, только по короче — твоё мнение об этом сообщении, это первое. И второе. Остановись чуть подробнее на Гаймане, и что уже известно о Вольмане.

— По поводу информации… — Золотов на мгновенье задумался. — Вы знаете, Аркадий Филиппович, трудно сказать об этой агентессе вот так — однозначно. Вы же прекрасно понимаете, что иногда, чтобы подчеркнуть свою значимость, агентура несёт в своих сообщениях всякую ересь, которую толком-то и не проверишь. Вот уж года как два от агентуры я не получал ничего такого, о чём, как говорится, могли бы в итоге написать центральные газеты. Если, конечно, в суде дело будет громким. В этом отношении я — отпетый скептик. Может, вы помните, что три с половиной года назад в нашем городе бэповцы хлопнули серьёзную компанию, похищавшую листовой металл на машиностроительном заводе. Но тогда это было всего лишь хищение металла, хотя объёмы воровства впечатляют. Так вот когда подключился уголовный розыск городского УВД, то там, раскололи главаря банды и вышли на подпольное изготовление оружия. На обыске в механической мастерской они изъяли сто двадцать четыре готовых револьвера кустарного производства. Стволы были такие, что от настоящего — заводского, не отличишь. Тогда даже ОРТ для съёмок опрометью прилетело в наш город, и статья в «Комсомолке» была. Так вот это дело было раскручено по информации моего агента. С тех пор ничего такого «громкого» я от своей агентурной сети не получал. Конечно, Аркадий Филиппович, сообщение «Стелы» какое-то зерно интереса и неординарности в себе несёт, но обольщаться, думаю, повода пока нет.

Ручка в руке Среды носилась по странице тетради, как сумасшедшая. Золотов продолжал:

— Теперь о Гаймане и Вольмане. Оговорюсь сразу: начальник СКМ Давид Гайман — это мерзкая сволочь в погонах. Но сволочь умная и хитрая! Доказать что-либо, а тем более хлопнуть его на чём-нибудь серьёзном, будет непросто. Состоит в близких дружеских отношениях с директором городского рынка Джафаровым Альмаром Маасия-Оглы. Два года тому назад азербайджанцы подарили Гайману новую «семёрку». Спросите за что? К сожалению, только предполагаем. Но что подарили — факт стопудовый.

— Ну а всё-таки, — перебил Золотова Среда, — Какие твои предположения?

— Попробую, — согласился Золотов. — Как-то один азербайджанец из окружения Джафарова, будучи под кайфом от «герыча», разбушлатился в нашем кабинете за то, что мы его накрыли на скупке краденного технического серебра с приборного завода. Так вот он меня и моего напарника начал стращать: «Мол, вы, оперишки желторотые, вы все у моего шефа Джафарова под пятой с потрохами! А ваш „Гайка“ (это он имел в виду Гаймана) у него зарплату получает за „крышу“! А ещё, каждые два месяца ваш „Гайка“ или его заместитель везут в область и в Москву „жирный кусок“, который там получают от Джафарова».

Что за «жирный кусок» — он нам не поведал. «Лучше отпустите! — говорит, — а то у нас до Москвы всё откуплено! А вам, щеглы! — это, значит, про меня и моего погибшего в Чечне напарника Матюшина, — всем головы свернут за меня! И не посмотрят, что менты!» И вы знаете, Аркадий Филиппович, трёп этого абрека о Гаймане я воспринял серьёзно. Слишком уж многое увязывалось с тем, что я слышал про Гаймана от оперов из других служб СКМ УВД, ну и от своей агентуры, разумеется, тоже. Тогда я Матюшину сказал: «Чтоб об услышанном от этого чурека никому не слова! Если, конечно, дело по техническому серебру хотим довести до суда. Но Матюшин, по-видимому, по простоте душевной кому-то из оперов СКМ трёкнул о том, что нам сказал этот «уколотый» азербайджанец. Через неделю в СИЗО-2 этого Гахраманова подследственные в камере придушили. Аркадий Филиппович, то, что у Давида Гаймана есть серьёзный покровитель из МВД, это правда! — Золотов слегка пристукнул кулаком по столу.

— Не имеешь ли ты в виду генерал–полковника Шипилова, одного из бывших замов Щёлокова, а теперь чиновника в правительстве Москвы? — улыбнулся Среда и, посмотрев на оторопевшого от такой осведомлённости Золотова, вновь забарабанил дробью по столу пальцами.

— Да. Так точно. А… вы уже в курсе? — удивился Золотов.

— Уж не думаешь ли ты, Дмитрий, что мы здесь, в РУБОПе, как мичуринцы, только хреном груши умеем околачивать?

Миров от услышанного фольклора прыснул, но тут же осёкся.

— Мы, Дмитрий Савельевич, знаем даже больше. Тебя лично Давид Ааронович не переносит органически! За своего дружка Игоря Лурника. Помнишь, начальника районного торга, по которому ты провалил оперативное дело, связанное с цистерной спирта? — Среда весело сверлил глазами растерявшегося Золотова.

«Ну, ты даёшь, Аркаша! Наверно не один вечер ухлопал, чтоб „обсосать“ мою оперативную подноготную! С тобой надо осторожней! Во всяком случае, язык в беседе придерживать!» — с ужасом подумал Золотов. Он стал отчаянно перебирать в памяти проколы по прошлой службе. Так — на всякий случай. Вдруг ещё что припомнит крамольного.

— Так вот знай, Дмитрий Савельевич, те документы, что ты хотел накрыть по цистерне спирта и изъять на даче у Лурника, спёр человек по просьбе самого Гаймана. Спёр — и исчез бесследно! Сейчас он числится в базе МВД как пропавший без вести по вашему отделению розыска. «Откуда знаем? — спросил Среда, глядя на Золотова, — Его жена сейчас сидит в нашей тюрьме за наркотики». Так вот она нашей «юбке» дала в камере полный расклад. Видишь ли, Дмитрий, когда ты был ещё в ОБЭП, то я, так же, как и ты, занимался по хищениям спирта здесь, у нас в Новосибирске. Фамилия Лурника всплыла абсолютно случайно — по ходу оперативной разработки. Он у нас шёл как связь с одним местным авторитетом. Остальное ты знаешь.

Золотов хотел, было что-то сказать, но Среда его остановил:

— Всё, хватит о Гаймане. У нас с тобой по нему будет отдельная песня!.. Так. Давай-ка, Дмитрий — только быстро, в двух словах, что известно тебе уже о Вольмане, ну и по остальным фигурантам сообщения?

Золотов этого вопроса не ожидал и немного затушевался:

— Извините, товарищ полковник, но плотно я им пока не занимался…

— Причина?! — сверкнул глазами Среда. Дмитрий понял, что его невольное признание явно не понравилось начальнику. «Ты смотри, добренький, добренький — а рявкать тоже обучен! — с долей сожаления отметил про себя Золотов, — Но ведь я сам показал ему это сообщение! Так что сам и отдувайся! Тебя за язык никто не дёргал!» — упрекнул себя оперативник.

— Ещё раз виноват, Аркадий Филиппович! — зачастил Дмитрий, — С себя вины я не снимаю, но в своей должности нахожусь пока что не более двух месяцев. А результаты уже требует и городское, и областное начальство. Только совсем недавно укомплектовался личным составом, и пока нарабатывался материалы, всё остальное упустил из виду. Прошу прощения, товарищ полковник!

— Запомни, Золотов, — в голосе Среды звенел металл: — Уж коли вынул на свет божий стоящую информацию, а тем более засветил её начальству, так будь добр, заранее её проанализируй и хоть как, но перепроверь! Каким бы занятым ты не был! Вот тогда и к начальству дуй. Понял?! — Среда посмотрел на нахмурившегося Золотова. — Ладно, ладно! Не стоит обижаться! На первый раз вхожу в твоё положение. Но в следующий — надеру задницу! Если не я, то генерал точно! С мужиками, которые умеют думать башкой и работают на страну, а не на шкурные интересы, я имею дело лично. Если надо — сдеру три шкуры, но за отличные результаты благодарю по-царски! И для меня неважно, откуда опер — из Омска или там из Новокузнецка. Если он личность — с ним имею дело лично. А с безмозглыми баранами и особенно шкурниками по натуре пусть волындаются их начальники, за которых или я им, или Прощётов всегда всыплем с удовольствием! Как я понял, ты, Золотов, слава богу, к ним не относишься. Кстати, Муров, тебя это тоже касается. Вы оба меня поняли!? А? Опера!

— Так точно, товарищ полковник! — в голос ответили Миров и Золотов, вскочив со своих мест.

— Ну, раз поняли, так всё-таки, Дмитрий, ты хоть что-нибудь мне расскажешь о Вольмане? Только коротко! И сядьте вы, в конце концов, оба! — Среда взял на колени тетрадь и, откинувшись на спинку своего кресла, приготовился записывать. Золотов достал из кармана крохотную, со спичечный коробок, записную книжку, перелистал пару листов и принялся докладывать:

— Значит, если коротко, товарищ полковник, то Вольман Леонид Юрьевич, 39 лет, действительно является директором коммерческой фирмы «Вольмингтон», занимающейся лесозаготовками. Фирма зарегистрирована в реестре о частных предприятиях нашего города. Женат, имеет восемнадцатилетнюю дочь Наталью, которая в данное время учится в университете города Оксфорда.

— Даже так? — искренне удивился Среда.

— Точно так, Аркадий Филиппович, — подтвердил Дмитрий.

— Что же, друзья мои, как мы с вами понимаем, на последние «шиши» дочь в Англию учиться не отправишь. А, Дмитрий? — Среда весело подмигнул Золотову. — Кстати, там у тебя по сообщению проходит какой-то австриец. Ты часом не выяснил кто таков?

— Нет, Аркадий Филиппович, пока не представилось возможным, — виновато опустил глаза Золотов.

— Э-эх! Золотов, Золотов… — укоризненно посмотрел на него Среда и, повернувшись к Мурову, спросил: — Так, а теперь твоё мнение, Александр?

— Я немного в курсе дела, Аркадий Филиппович, меня командир успел в поезде ознакомить с этим. Вы разрешите?

— Да, да говори, конечно!

— Так вот я, как бывший контрразведчик, Дмитрию сказал раньше и повторю сейчас, если «австриец» — не погоняло, а настоящий иностранец, то это уже серьёзно и, конечно представляет оперативный интерес. А на то, что он иностранец, косвенно указывает его имя, по которому к нему обращались фигуранты — Курт. У нас есть и писанный, и неписаный закон — туда, куда суёт свой «пятак» иностранщина, всегда найдётся то, чего они страстно желают, чтобы мы о том не узнали. Тем более, что оказывается, что у Вольмана есть дочь, которая ещё и учится в Англии. Это только утверждает меня в мысли, что Вольман — птица далеко не простая. Возможно, в ФСБ он уже на заметке и разработке. Скажу больше, в сообщении фигурирует слово драга. Драга, насколько я знаю, это такая машинёшка с помощью которой добывают нефть и полезные ископаемые. Вот тут я вижу некоторую неувязку в логике, а именно между направлением деятельности конторы Вольмана, занимающейся лесом, и драгой. Что общего — непонятно. Теперь смотрите, товарищ полковник, что получается: Первое. Какой-то австриец. Второе — дочь Вольмана в Англии, которую он наверняка отправил туда через какое-то достаточно знакомое лицо. И, наконец, драга. Думаю, что она для какого-то нелегального промысла. Последнее, что хочу сказать, о сообщении, если бы оно было пустой, голой информацией, то агент наверняка бы составила его только со слов этой пьяной публики, которые услышала на этой гулянке. Тогда она не запомнила бы по фамилиям столько фигурантов, точные суммы денег и другие мелкие деталей. А тут, извините меня, она всё это «смахнула» с личных записей Вольмана. Поэтому, я думаю, что это не пурга!

Дмитрий смотрел на Мурова и думал: «Да-а, Саня, гонору в тебе хоть отбавляй! Смотри-ка, аж целую тираду по моему „пню“ выдал Среде! Тут так думаю, тут так, полагаю. Я как контрразведчик бывший…. Хочешь ему свои мозги продемонстрировать, не зная главного? Ну-ну — валяй…»

— У тебя есть, что добавить ещё? — прервал его мысли Среда.

— Есть, Аркадий Филиппович, и очень существенное! — отозвался Дмитрий.

— Так, слушаю.

— По Вольману я не успел сказать вам вот что. Он по профессии горный инженер, прекрасно знающий геологию. В начале восмидесятых он привлекался по одному уголовному делу как подозреваемый в спекуляции драгоценными металлами, но в итоге «отмазался» и вышел сухим из воды. Теперь вы понимаете, Аркадий Филиппович, что означает драга в информации агента, и что означает фраза в сообщении, цитирую: «прикрытие (официально) — пилорама в „Серебряном“ на лес третьей категории»?

— Так что ж ты раньше молчал?! — Среда вскочил с кресла и заходил по кабинету.

— Извините, Аркадий Филиппович, но вы мне не дали тогда договорить.

— Ну, вот что, Золотов, я вас долго слушал обоих, теперь слушайте оба меня! Я беру информацию под личный контроль. Генералу пока докладывать, как ты понял, резона нет. Нужна крутая проверка. Сообщение оставь мне, я его зарегистрирую по своей секретке. У себя в городе никому не слова! Особенно Силютину! Да, да! Не удивляйся, Дмитрий, — подчеркнул Среда, заметив, как округлились у Золотова глаза. — Силютин хоть и в нашей службе сейчас, но его назначили без нашего ведома, причём с подачи Гаймана! Чувствуешь, Золотов? Наше мнение с генералом в РУБОПе: Силютин — засланный «казачок» от гаймановской шайки.

— Так точно, товарищ полковник! Чувствую! — согласился Дмитрий.

— Так вот, господа офицеры, с вами работает теперь наш враг. Упаси тебя боже делиться с ним чем-либо касаемо его бывшего благодетеля Гаймана! Включайте почаще дурака и обсуждайте с ним только второстепенное. Остальное же, что касается наших дел по «крупной рыбе» — только со мной или генералом! Так что давайте, мужики, защитим эту информацию от вражеских ушей. Лично мне кажется, что дело ковырнём очень интересное!

Золотов заметил, что от полученной от него информации полковник испытывал восторг, но старался не показывать этого подчинённым.

— Обо всём, что вылезет нового, и, главное, подтверждение информации — докладывать лично мне при встрече! Только что-то очень важное и срочное — на мой домашний телефон! Ты меня понял, Золотов?

— Так точно, Аркадий Филиппович!

— И, пожалуйста, Дмитрий, подумай серьёзно со своими ребятами, как вы будете конспирировать эту разработку от вашего вражеского окружения. Я имел в виду утечку информации. Это, ребята, очень важно. Оттого, как вы сумеете прикрыть информацию от глаз и ушей гаймановских оперов, во многом будет зависеть наш успех. Со своей стороны, обещаю всяческую поддержку и протекцию.

— Я всё понял, Аркадий Филиппович, не беспокойтесь. На этот счёт у меня есть кое-какие мысли. — Дмитрий закрыл письменный блокнот и убрал его в карман.

— Да, Золотов, чуть не забыл, — спохватился Среда. — Тут у тебя в сообщении ещё проходит начальник налоговой инспекции Владимир Шелепов, ты его знаешь?

— Разумеется, товарищ полковник, знаю.

— Слушай, а не тот ли этот Шелепов, что когда-то работал опером в ОБХСС?

— Вы абсолютно правы, Аркадий Филиппович, он самый — бывший начальник отделения ОБЭП Центрального РОВД. Уволился по выслуге лет.

— Хм, надо же, не ожидал услышать о Шелепове Володе в таком ракурсе… — задумчиво произнёс Среда. — Мы заканчивали вместе с ним высшие годичные курсы аппаратов БЭП при Нижегородской высшей школе милиции… — Среда внимательно посмотрел на Золотова. — Значит, по сообщению он идёт у тебя как связь или даже как подельник Вольмана?

— Думаю, как очень важная связь, товарищ полковник.

— Н-да! — почесал мочку уха Среда. — Признаться, не хотел бы увидеть Владимира при кривых делах! Однако, как я вижу это уже неизбежно. Так, Золотов?

— Не могу сказать, Аркадий Филиппович. Вы же знаете, что сейчас об этом говорить? Рано ещё, — отозваллся Дмитрий.

— Если так, то жаль! — вздохнул Среда. — Насколько я помню его, хороший был мужик. Честно говоря, я в то время думал, что за этим опером большое будущее как начальника. Ну, не знаю, — как минимум начальником УВД вашего города. Надо же, как можно ошибиться…

Эта новость явно оставила у Среды неприятный осадок. Полковник поднялся из-за стола, Муров и Золотов тоже встали. Тяжело вздохнув, Среда с горечью посмотрел на офицеров.

— Господи, да за что же тебе такое, Отечество моё! Смотри, как обложили — сучьё продажное! — отрывисто бросил он.

Миров и Золотов от неожиданности даже переглянулись. Перед ними стоял уже не тот Среда, который три часа назад встретил их в своём кабинете. За всем внешним официозом, который налагала ответственная должность на этого сорокапятилетнего полковника, чувствовалось, что его душу жгла та же благородная ярость, которую испытывали наши советские солдаты к немцам в годы Великой Отечественной войны…

Полковник подошёл к графину с водой на журнальном столике, налил стакан и осушил его. С минуту постояв у окна, он снова окинул взглядом подчинённых. Он подошёл вплотную к Золотову и, глядя ему в глаза, сурово произнёс:

— Я не имел право тебе говорить этого, Дмитрий, но, как вижу, придётся. Только из того, что вы от меня сейчас услышите… — Среда повернулся к Александру. — Муров, ты меня слышишь?

— Слышу, Аркадий Филиппович, я понял!

— Хорошо, что понял! — Среда вновь повернулся к Дмитрию, — Чтоб всё сказанное мною вам, умерло в стенах этого кабинета!

— Аркадий Филиппович, вы можете полностью положиться на меня и моих мужиков, — заверил Золотов. — Что касается меня лично, то я счастлив, что по службе судьба сводит меня с вами…

Слова Золотова тронули Среду. Он пристально взглянул на Дмитрия. Ему определённо нравился этот человек. Во взгляде Дмитрия Среда улавливал ум и отчаянную решительность. «Не будем загадывать, — думал Среда, — но мне тоже везёт на таких, как ты, парень. Ох! Только б не ошибиться в тебе, капитан, как в истории с Шелеповым! Но, ты, кажется, не из тех…»

— Значит так, друзья сердешные, вас ожидают нелёгкие времена. Ваша область и так находилась в числе проблемных, а теперь будет таковой и подавно. Спросите, почему? Отвечаю. Для нашего УБОПа от руководства вашего областного ГУВД мы ожидаем очень неприятную заподлянку.

Золотов и Миров насторожились.

— Видишь ли, Золотов, твою кандидатуру на коррупцию мы отбирали через Паука. В этом немалая доля его заслуги, мы ему дверяем. Силютина в известность не ставили: он, как ты знаешь, человек Гаймана. Поэтому держи с ним дистанцию, представится возможность — заменим. По всем людям, кого ты собрал в своё отделение — мы согласны. За это, кстати, отдельное спасибо вашему начальнику УВД Железину. Разумеется, Золотов, мы их перепроверили на несколько раз, ребята надёжные. Строева, конечно, предупреди отдельно по спиртному. В противном случае, вылетит с коррупции, как пробка от шампанского! Мы очень на тебя рассчитываем, Золотов. Но хотим предупредить по поводу будущего вашего областного руководства УБОП…

Внезапно распахнулась входная дверь кабинета Среды, и в проёме появился генерал Прощётов.

— Товарищи, офицеры! — успел подать команду Среда, и все трое застыли на вытяжку в молчаливом приветствии.

— Товарищи, офицеры, — спокойно ответил генерал. — Что же это ты, Аркадий, не звонишь, не докладываешь о том, что у тебя наши представители из орденоносного Кузбасса?

— Виноват, товарищ генерал, совсем забыл! Вот, инструктирую по тому, о чём вы мне приказали! — Среда всё ещё стоял навытяжку.

— Ну и как? Всё довёл до Золотова?

— Почти всё, Игорь Михайлович!

— Что значит, почти? — Прощётов с недоумением взглянул на Среду.

— Товарищ генерал, я уже было затронул тему, которую вы мне поручили довести до Золотова, но не успел до вашего прихода.

— Не успел — не беда, Аркадий! — Генерал, повесив фуражку на вешалку, прошёл в кабинет и сел на место Среды. — В таком случае, если ты не возражаешь, разреши, объясню я. — Прощётов вытащил носовой платок и вытер со лба испарину.

— Конечно, Игорь Михайлович.

Генерал бесцеремонно рассматривал присутствующих офицеров. Его оценивающий взгляд остановился на Дмитрии.

— Ну, что, Дмитрий Савельевич, поговорим? — улыбнулся генерал.

Когда-то, в юности, Дмитрий увлекался прикладной психологией. И однажды в одном научно-популярном издании ему встретилась статья, рассказывающая о том, как необходимо вести себя с собеседником, у которого от природы тяжёлый взгляд. Как раз таким взглядом обладал генерал Прощётов. Зная об этом, Прощётов никогда не упускал случая «одарить» им и своих подчинённых, и посетителей на приёме в своём кабинете. Зачастую в разговоре с генералом люди, не выдержав его «ласковых очей», тушевались, а иногда, растерявшись, даже на какое-то время забывали о цели своего визита. И не осознававший этого Прощётов всегда с недовольством расценивал такое поведение собеседника как проявление малодушия и трусости перед начальством. Однако на этот раз его глаза встретили задорный и дерзкий взгляд Золотова, в котором генерал прочёл то, что перед ним стоит навытяжку сильная и незаурядная личность. Та личность, к мнению которой, вероятно, придётся прислушиваться. «Чёрт тебя знает, — думал Прощётов, глядя на Золотова, — надёжный ты или нет. ВРемя всё расставит на свои места. Но и не доверять своему боевому другу Среде, так пламенно рекомендовавшего тебя на эту должность, я тоже не могу. Да и вРемени уже нет. Ладно, посмотрим на тебя в деле, Золотов!»

— Слушаю вас внимательно, товарищ генерал! — ответил Дмитрий. Он по-прежнему стоял по стойке смирно, а с ним вместе Среда и Муров.

— Можете сесть, — кивнул на стулья Прощётов. Достав из кармана пачку папирос «Беломорканала», генерал закурил. «О, Господи! — пронеслось в голове у Золотова, — Да откуда же ты их, родимый, откопал?! Я было решил, что теперь их только в музее можно увидеть! Обалдеть! „Беломорканал“! Откуда?!»

— Значит так, Золотов, наша служба в вашей области только начала вставать на ноги. Всё прогнившее отребье, скомпрометировавшее себя в разных злоупотреблениях и других тёмных делах с коммерцией, мы благополучно вымели из нашей службы поганой метлой. «Нам помог в этом кое-кто из центрального аппарата МВД», — сказал он Среде, кивнув головой на Мурова и Золотова. — Начальник ГУОП МВД, — продолжал генерал, — Мне лично поставил жёсткую задачу — проконтролировать комплектование нашей службы в вашем регионе надёжными кадрами. Думаю, что по вашему крупнейшему городу области нам с полковником Средой, с грехом пополам, это удалось. Полковник мне докладывал, что остался там у вас какой-то Силютин от старой гвардии, но мы его при случае отодвинем. Правда, мы столкнулись с серьёзной проблемой. В ней нам — РУБОПу и тебе с твоим отделением, Золотов — вероятно, придётся со временем детально разобраться,

Генерал встал и заходил по кабинету.

— Ваше областное ГУВД с дьявольской настойчивостью желает протащить на должность начальника областного УБОП и его заместителя своих людей. Мы неоднократно пытались предложить кандидатуры наших надёжных кадров, но начальник вашего ГУВД Савёлов встал в позу намертво и отчаянно тянет на эти должности отпетых негодяев, которых мы хорошо знаем. Для нас это осложнено ещё тем, что Савёлова поддерживает губернатор области Крайнюк. Мы, конечно, будем бодаться до последнего. Тем более что знаем этих сволочей, а Савёлов планирует их нам запихнуть, ч-чёрт бы его побрал! — Прощётов тихо выматерился.

— К сожаленью, — продолжил он, — надежды на успех — кот наплакал! Мы с полковниом не всесильны, да и дружок Савёлова, ваш губернатор Крайнюк, ходит в любимчиках у… — И генерал многозначительно указал пальцем в потолок.

Да, тяжкий груз огромной ответственности наваливался на плечи Дмитрия. Он впервые в жизни ощутил его на себе. Откровения генерала пробрали его до мурашек, мгновенно пробежавших по всему телу. В эти секунды он лихорадочно думал: «Уж если такое высокое начальство посвящает меня в свои „тайны Мадридского двора“, где фигурируют фамилии высокопоставленных чиновников, то в ближайшем будущем жди войну!» Дмитрий чувствовал, как у него вспыхнуло лицо и вспотели ладони. Миров, казалось, испытывал то же самое. Александр сидел на стуле весь какой-то сгорбленный, то и дело раскручивал и вновь закручивал свою авторучку. Так же, как и Золотов, он чувствовал, что очень скоро каждый день службы потребует от него чудовищного самоконтроля в поступках и особенно в словах. Не будет уже места той вальяжности и шутливости, какие в избытке присутствовали в характере Александра. Теперь они уже не просто два сослуживца. Они два боевых товарища, готовые прикрыть друг друга собой в надвигающейся схватке со смертельно опасным врагом — российской коррупцией.

— Вот так-то, товарищ начальник отделения борьбы с коррупцией! — обратился к Дмитрию Прощётов. И вдруг он широко улыбнулся. Жестом руки генерал усадил вставшего на его обращение Золотова.

— А теперь, Дмитрий Савельевич, слушай и запоминай! Запоминай и слушай, офицер! — повторил Прощётов Дмитрию как-то по-доброму, по-отечески.

— Надеюсь, что Аркадий Филиппович уже говорил, что мы рассчитываем на твоё отделение. Как воздух нам необходима полная оперативная картина о коррупционных связях чиновников вашего города с братвой — как местной, так и столичной. Ты, очевидно, Дмитрий, соображаешь, кого я имею в виду под словом «столичной»?

— Вы хотите сказать о людях из руководства страны? — Дмитрий внимательно и уверенно смотрел в глаза генералу.

— Хм! Что ж, Золотов, я ещё раз убедился в твоей сообразительности, — усмехнулся Прощётов, — Вот только одна существенная просьба к тебе: как можно реже произноси это вслух. За тобой жизнь и здоровье твоих подчинённых. И твоя, конечно. Надеюсь, это понятно?!

— Так точно, Игорь Михайлович, понятно!

— Далее, — продолжал генерал, — попробуй установить агентурные подходы к руководству вашего алюминиевого завода. Это у вас в городе настоящий «гадюшник»! Какого только воровского хамла там не ошивается! Мы располагаем агентурными данными от ФСБ, что новое заводское начальство, действуя через областную администрацию и кого-то из правительства, заключает с янками очень невыгодные — как для вашей области, так и для всей России — сделки по поставкам алюминия в США. Разумеется, как ты понял, на этом греет руки не только руководство завода. Твоя боевая задача, Дмитрий Савельевич, предоставить нам общую картину с конкретными звеньями коррупционной сети по вашему городу и югу вашей области, которые тянутся в Москву. Не забывай, конечно, и про оборотней из нашего брата — милиции. Мы понимаем, тебе будет очень трудно. Готовься к тому, что вокруг твоего отделения постоянно будет шнырять разведка от разного рода продажного дерьма — начиная с Гаймана и кончая всякими службами безопасности предприятий и фирм. Помни, коллега, в них прислуживают не кто-нибудь, а серьёзные спецы из бывших наших оперативных структур МВД и ФСБ. Они за деньги пойдут на всё! За лишнюю сотню баксов мать родную расстреляют! Оберегай информацию и, самое главное — людей! Я имею в виду всех, Золотов — и действующую агентуру, и личный состав отделения. За смерть кого-нибудь из вышеперечисленных людей по твоей вине — не пощажу! Но… это так, Дмитрий Савельевич, к слову, пришлось. Прошу не обижаться, я, например, от начальника ГУБОП МВД ещё не такое слышу. Прежде чем сделать шаг самому или подчинённому, тысячу раз обмозгуй! Держи связь в области только с Пауком Олегом. Но предупреждаю, по очень серьёзному оперативному материалу, касающемуся известных и ответственных фамилий. мы только Пауку доверяем. Совершенно исключи из особо важного информационного поля Силютина. Этот мерзавец продажный! Обсуждай с ним только мелочёвку, он как-никак твой непосредственный начальник по штатке. Если Гайман будет чем-либо или кем-либо интересоваться у тебя, немедля звони Пауку или полковнику Среде, в крайнем случае мне. И последнее, Золотов, — генерал строго постучал указательным пальцем по краю стола. — О показателях раскрываемости не забывать! За них с тебя, кроме твоего областного начальства, ещё и мы с полковником будем драть три шкуры. Для этого есть гаишники, пэпээсники и таможня. Только на них можно сделать серьёзный «палкомёт», почти не выходя из кабинета, если, конечно, почаще обращаться к коммерсантам и таксистам. С тобой всё, Дмитрий Савельевич. Миров, к тебе только одно, — Прощётов указал на него рукой с зажатой между пальцами папиросой. — Ты вроде как теперь являешься заместителем Золотова, но нести ответственность будешь наравне с ним! Поэтому моё требование — никакой отсебятины и самодеятельности! Разрешаю тебе, как бывшему гэбэшнику, использовать свои связи в ФСБ в плане помощи нам, но только технической! Они там всякими техническими новинками вооружены до зубов. Нам до их оснащённости, извините, пока, как раком отсюда и до берегов Антарктиды. А вот мозгами да агентурной работой среди криминалитета мы их за пояс заткнём. Я не ханжа, и мы делаем одно дело, но делиться с ними куском хлеба, заработанного кровавыми соплями моих оперов, я особо не собираюсь. Всё, что мы имеем — это ручка, пистолет и мозги. Если вы, Золотов с Муровым что-либо серьёзное ковырнёте, а ФСБ начнёт примазываться с другого бока, то их начальство сначала должно всё согласовать со мной! Это понятно, Золотов?

— Так точно, товарищ генерал! — хором ответили оперативники.

— Вопросы? — Прощётов встал с кресла. Все трое вскочили со стульев вслед за ним.

— Никак нет! — отрапортовал Дмитрий.

— Миров, у тебя?

— Нет, товарищ генерал!

— В таком случае, товарищи офицеры, желаю вам от души удачи и везения! Приедете в регион, особо не раскачивайтесь. На это, как вы знаете, никогда нет вРемени. Сразу за дело! — Генерал крепко пожал руку одному и другому. — Родина на вас надеется и ждёт информации на её врагов! — шутливо подбодрил он оперов. — Ну, всё, идите! — махнул он на дверь. — У вас, должно быть, скоро поезд.

— Виноват, Игорь Михайлович, разрешите? — Среда остановил Мурова и Золотова в дверях.

— Ну что ещё, Аркадий? — Прощётов недовольно взглянул на Среду.

— Игорь Михайлович, тут Золотов привёз одно весьма любопытное и, на мой взгляд, серьёзное агентурное сообщение. Не хотите ознакомиться, пока они здесь?

— Нет! — взорвался Прощётов. — Пусть эти сообщения сегодня катятся куда подальше! Я и так сегодня с замминистра МВД у губернатора области на совещании всю задницу отсидел до мозолей! Слушал там всякие доклады жэковских баранов-начальников. Хватит на сегодня с меня! Давай завтра во второй половине дня я с ним спокойно ознакомлюсь, тогда и потолкуем! Договорились? А сейчас всё! Дуйте, ребята, в свои регионы! — махнул рукой генерал.

Прощётов устало посмотрел на оперативников и бросил им:

— Всё, всё, друзья, идите! Счастливого пути!

Среда подошёл к Золотову и Мурову и также пожал им руки.

— О результатах я тебе позвоню, — тихо шепнул он Дмитрию. Золотов понял, что Аркадий Филиппович имел в виду будущее мнение генерала по сообщению «Стеллы».

Наутро после возвращения из командировки Дмитрий собрал своё отделение и, заперев на ключ дверь, долго совещался с подчиненными. На совещании серьёзно обсудили все, что было сказано в Новосибирске в кабинете генерала Прощётова. Силютин, к счастью, в это время ушёл на больничный и на совещании не присутствовал. Хотя он и так бы ничего не узнал. В этом случае Золотов провёл бы совещание отделения в другое время и в другой обстановке, как того требовал генерал Прощётов и, разумеется, конспирация.

Глава 8

В тайгу на поиски!

г. Новокузнецк — село «Ольховое Плёсо» —

урочище «Воскресенка» Терсинского района,

заповедник «Терсинский», май 1996 г.

Пятидесятилетие Победы над фашисткой Германией отмечали всем отделением на загородной старенькой даче у родителей Золотова. Алефтины на празднике, как и следовало ожидать, не было. Фирма, где она работала инженером снабжения, отправила её в служебную командировку к смежникам. Золотов тогда мимолётом подумал: «Странно. Впереди два выходных, праздничных дня, а у неё командировка всего на пять дней! Там что, идиоты сидят или как? — сокрушался Дмитрий, — Хотя, хрен их сегодня разберёт в этом бардаке! У нынешних коммерсантов возможно всё!» Золотов немного успокоился, когда увидел в руках жены командировочное удостоверение в город Ростов-на-Дону. Словом, Алефтина, собрав чемодан, улетела ближайшим рейсом на Москву, а оттуда в Ростов.

На шумном, праздничном застолье о ней никто даже не вспоминал. Савелий Леоньтьевич много рассказывал о войне и о плене. Оперативники вместе со своим командиром слушали старого солдата, не проронив ни одного слова, сказанного им. Только изредка молодой Чистяков из крайнего любопытства, спрашивал у Савелия Золотова о зверствах немцев в Белоруссии, где Савелий Леоньтьевич впервые предпринял неудачную попытку к бегству из немецкого плена. За рассказами да разговорами, главный виновник торжества Савелий Золотов, изрядно «приняв на грудь» водочки, так и уснул за столом уткнувшись лицом в тарелку с салатом. Это вызвало дружный хохот всех присутствующих. Александра Ивановна, нахохотавшись со всеми до слёз, от вида храпящего в салате мужа, попросила ребят, чтоб они унесли Савелия на кровать. «А что такого! — смеялся Дмитрий, — Имеет полное право! Одно слово — Победитель!»

За чаем и тортом засиделись далеко за полночь. И когда, наконец, молодые организмы окончательно сдались под тяжестью выпитого спиртного, друзья удобно расположились на широченном мягком войлоке и уснули под приятный стук настенных ходиков. А ещё через полчаса мужчины издавали такой богатырский храп, что Александре Ивановне показалось, что от него вибрируют стёкла в оконных форточках.

Утром после холодного душа к Дмитрию подошёл Строев и, хитро улыбнувшись, объявил:

— Слушай, а у меня для тебя новость!

— Если дрянная, давай на работе! — молниеносно отреагировал Золотов, — Не хочу портить настроение! Ну, а если классная, то давай — выклаывай немедленно!

— Не боись, командир! Новость — лучше не придумаешь! Ты мне задание на выяснение всей подноготной Каштанова Эдуарда Николаевича давал?

— Ну-у, — нетерпеливо затоптался на месте Золотов.

— Так вот слушай, Демьян, вырисовывается интересная история! Коллеги из УВД Геленджика, где он был прописан до отсидки, рассказали следующее: «Каштанов Эдуард Николаевич, 1951 года рождения, русский, бывший преподаватель новороссийского филиала Кубанского госуниверситета. доктор физико-математических наук, профессор. Осужден по статье 104 УК РСФСР (в редакции 1996 года) и приговорён к пяти годам лишения свободы. Отбыл наказание в ИТК-12 г. Новокузнецка, Кемеровской области. Освободился досрочно в сентябре 1994 года. По месту жительства не прибыл. Считается пропавшим без вести. В группе розыска Геленджикского ОУР, на него заведено розыскное дело за номером 135879.

— Хм, значит, домой не поехал… — задумчиво переспросил Золотов.

— Нет, — подтвердил Строев.

— По-видимому, есть веские причины, как ты думаешь, Серьга? — почесал затылок Дмитрий.

— Вот слушай дальше, Демьян, — заторопился Строев. — Опера из ОУР дали мне телефон его родной сестры, Ваниной Анжелики, которая уж и не надеялась его найти живым.

— И что? Ну! Ну, Серьга! — нетерпеливое любопытство так и раздирало Дмитрия.

— А то, что, когда она от меня узнала, что он жив, с ней случилась истерика! Она в телефон от радости и визжала, и рыдала, и кричала — бедняга, и благодарила меня за то, что он жив! Ты знаешь, Демьян, мне даже от её воплей стало жутковато. Но, конечно, понять её можно, она ведь его уже похоронила. Да, чуть не забыл! — хлопнул себя по лбу Сергей. — Урки из ОУР сказали, что Ванина — дама весьма состоятельная, так сказать — из богатеньких. Имеет сеть строительных фирм в Геленджике и округе, так-то вот! На следующий день она мне по факсу прислала письмо для него, вот — держи! — Строев протянул Золотову чистый конверт с вложенным в него коротеньким, но очень эмоциональным письмом.

— Попросила передать ему, что хочет прилететь за ним и забрать в Геленджик.

— Так, это…! — Золотов даже не успел договорить, как Сергей, предвидя его мысль, тут же успокоил:

— Я ей сказал, чтоб свой прилёт согласовала с нами — это первое. Второе — о том, что Эдуард жив и нашёлся, местным уркам из ОУР — ни слова! Во всяком случае, пока. Каштанов нужен нам для оперативной разработки. Так надо! Даже взял с неё слово!

— Хе! А ты молоток, Серый! — от души хлопнул Дмитрий по плечу Строева. — Быть тебе опером, чертяка! Дело знаешь туго и соображаешь, как компьютер! Сработаемся! А что вчера не отдал письмо? — лукаво сощурился Дмитрий.

— Дык, командир, — виновато заулыбался Строев. — Ведь 9 Мая, понимаешь, наступало! Праздник, понимаешь! Победа, пьянка, и всё такое… — развёл руками Строев.

— Ой, да ладно оправдываться-то, мужчина! — засмеялся довольный Дмитрий. — Это я так, на всякий случай ворчу. Начальник я, понимаешь…, и друзья громко расхохотались.

После праздников Золотов решил во что бы то ни стало выехать в дальнее таёжное село Ольховое Плёсо. Ему страсть как хотелось поговорить со своим хорошим знакомым участковым этого посёлка Павловым Юрием Тимофеевичем, с которым его связывало хорошее давнее знакомство на почве охоты. «Ну, а потом… а там увидим, что потом! — решил Дмитрий. — Но к пилораме Вольмана на разведку идти надо! Сообщение „Стелы“ проверять придётся основательно!» У Дмитрия созрел неплохой план по поводу рабочего пилорамы Каштанова. «С ним бы вполне могла выйти полезная целевая вербовка. Это письмецо его сестры произведет на него сильное впечатление — уверен! Ну, если, конечно, он не отпетый идиот! — рассуждал про себя Золотов. — Его глаза и уши на пилораме нам бы очень понадобились!» Из головы Дмитрия никак не выходила драга, о которой в сообщении «Стелы» пёкся Вольман. Так или иначе, но Дмитрию, кровь из носа — в тайгу идти надо! Разумеется, отправляться в такую даль и глухомань одному — полное безрассудство.

«Кого же взять? — гадал Дмитрий, — Ну, Муров — отпадает сразу! Он мой зам и будет за меня на отделении. Строева? — тоже нельзя трогать! Мурову нужна будет его помощь не только как опера, но и как следователя. Да и не хрен там ему делать! Пусть вон лучше изучает „Совершенно секретный Приказ“, регламентирующий ОРД! Потому как недавно звонил Олег Паук, сказал, что лично примет у него экзамен в июле! Смотри-ка, зашевелился Паучок! — съехидничал про себя Золотов. — Наверно Среда ему крепко вставил после нашего с Мировым визита в РУБОП! Отыгрываться, наверно, будет на Серёге Строеве — факт! Так… остаётся… только Чистяков. Вот с ним и пойду!»

Золотов вызвал к себе Сергея в кабинет. Как только он вошёл, Золотов подошёл к нему и, как шилом ткнул, его пальцем в грудь:

— Уколов боишься, мужчина?

— Каких уколов?! — опешил Сергей.

— Не в задницу, не переживай — под лопатку?

— Под лопатку? — переспросил ошарашенный неожиданным вопросом начальника Чистаков.

— Да! Под лопатку! Садись! — приказал Дмитрий. Он снял телефонную трубку, прижал её ухом к плечу и стал тщательно листать свою крохотную записную книжку.

— Ага, вот! — удовлетворённо буркнул себе под нос Золотов и стал вращать телефонный диск.

— Инна Вениаминовна! Я категорически вас приветствую! Не узнали? Ну, ты Инка, даёшь! Фамилия моя Золотов! Что ты говоришь? А-а, понял! Значит… даю я, а лечишься, значит, уже ты?! — громко захохотал Золотов. — Что? Да, да, сударыня, именно из этого места и скатился на лыжах! — продолжал хохотать Золотов, зная о том, какая врач, Инна Гольденберг, матершинница.

— Понимаешь, что звоню-то? Поставь нам два укола под лопатку от клещевого энцефалита! В тайгу идём, заимку для охоты строить! Ну, так как? Да! Мне и моему другу из отделения! Спасибо, Инна Вениаминовна! За мной торт и шкалик «Столичной» — кстати, твоей любимой!

Дмитрий сколько помнил Инну, столько же и знал, что его хорошая подруга-врач уважает только водочку.

— Что говоришь? Выпить с тобой в отдельном кабинете? Так, я это… не против, — покраснел Золотов. — Только б жена не узнала! А то кастрирует, понимаешь!

Тут уже, зажав рот, давился от смеха Чистаков. Дмитрий показал ему кулак: тихо!

— Так мы это… идём с ним к тебе, Инка?.. Спасибо!

— Пошли, дружок, нас ждут великие дела! — Золотов сунул свой «макаров» в кабуру, под мышкой, и они вышли из кабинета.

Сделав прививки (с клещом в сибирской тайге не шутят!), оперативники стали собираться в дорогу. Спальники, зажигалки, продукты, ножи, топорики, компасы, бинокли — словом вся нехитрая, но очень важная таёжная экипировка уместилась в два огромных станковых рюкзака. Из охотничьего оружия Золотов решил не брать ничего — слишком тяжела была его ТОЗ-34 двенадцатого калибра, да ещё для такого дальнего перехода по непролазной пуще. Взяли только свои табельные «макаровы» и запаслись патронами.

Молодой Сергей Чистяков был опытным «топтуном» по наружному наблюдению, но тут совсем другое дело — тут тайга! И Золотов, который хорошо был знаком с законами сибирской «пармы», тщательным образом инструктировал Сергея по поводу предстоящей боевой вылазке. «Надо же, как подфартило! — радовался Дмитрий. — Силютин с воспалением лёгких всё ещё дома на больничном. Прямо-таки удача летит в руки! Объясняться лишний раз не придётся!»

До Ольхового Плёса от города было около 80 километров. После тщательных сборов Дмитрий обратился к знакому мужичку, и тот вечером увёз их с Чистяковым на своём «уазике». Появляться в селе днём, да ещё с полной туристической выкладкой было очень рискованно: могла произойти утечка информации. В селе практически заканчивалась мало-мальски приличная дорога, по которой два раза в день курсировал автобус из города.

Дальше начиналась таёжная дорога со всеми вытекающими отсюда «прелестями» в виде колдобин да ям, постоянно заполненных водой. Тянулась она на 40 километров в тайгу до последнего населённого пункта с красивым и поэтичным названием Ключ Серебряный. Это крохотное, но весьма живописное село было очень древним. В XVIII веке его основали русские старообрядцы. Находясь в штыках со святым Синодом Русской православной церкви, они бежали в необъятные просторы сибирской тайги от «неустанной материнской заботы» императрицы Екатерины Великой, которая люто их ненавидела за непокорность. Здесь уж и эта единственная дорога, если таковую можно назвать дорогой от вечного грязевого месива, окончательно прекращала своё существование, упёршись в стену исполинского пихтача.

Таким образом, появление в селе днём двух подозрительных субъектов — с громадными рюкзаками могло вызвать ненужный интерес у местных жителей. А если ещё учесть и то, что лицо Золотова было в городе известно широкому кругу «руководящих товарищей», у которых, мягко говоря, были нелады с законом, то выставленное Вольманом возможное охранение могло запросто предупредить его людей на пилораме по рации. Тем более что месяц май — месяц не охотничий и не грибной. Море опасного клеща, и вообще, «какой дьявол принёс» этих двух придурков-туристов в такое-то вРемя в тайгу? Это выглядело очень необычно! Звонить Тимофеичу, участковому села, Золотов также не стал. Телефон — дело ненадёжное. Перед выездом Дмитрий через знакомого дознавателя из Сельского РОВД всего лишь осторожно выяснил, на месте ли Павлов. Слава богу, на месте. Участковый, как оказалось, только вышел из отпуска, а, следовательно, он в селе.

И вот уже боевой, и прошедший «огонь, воду и медные трубы» УАЗ — 469б нёсся по ухабам лесной ночной дороги в направлении безлюдного захолустья, каковым являлось Ольховое Плёсо, расположенное на берегу крупной сибирской реки. Хотя по таёжным меркам дорога была сносной, Чистяков и Золотов летали по салону машины, как пластиковые кегли, в которые точно угодил шар. Чистаков и водитель по имени Анатолий громко ржали до слёз, слушая, каким красивым и утончённым матом крыл таёжную дорогу Дмитрий. Но Анатолий был шофёром от Бога и за всю дорогу провёл свой вездеход к цели поистине с ювелирной филигранностью. Темень стояла кромешная — хоть глаз коли! Фары, даже на дальнем свете, едва выхватывали из темноты 35 — 50 метров дороги. По днищу автомобиля плотным каменным дождём непрестанно хлестала дорожная галька.

Наконец, вдалеке замаячили отдельные, едва заметные огоньки села. Золотов попросил Анатолия остановить УАЗик, не доезжая до околицы села в полукилометре, так как шум двигателя мог привлечь внимание местных жителей. Иначе на следующий день по селу полетели б слухи что, мол, «кто-то приезжал в село ночью». Это никак не входило в планы оперативников. В такой глухомани в это вРемя машины не ездят. Простившись с Анатолием, друзья двинулись в село по едва различимой во мгле дороге. Оглянувшись, Золотов и Чистяков увидели, что от стРемительно уносящейся вдаль машины Анатолия остались только две крошечные красные точки стоп-сигналов. Через минуту исчезли и они.

Дмитрий хорошо знал, где расположен дом участкового. Он стоял на отшибе села у реки. Это позволило оперативникам прийти к дому Павлова абсолютно незамеченными.

Во дворе залаяла собака. Участковый вышел на крыльцо с автоматом и включил прожектор, луч которого больно хлестнул по глазам нежданных визитёров.

— Тимофеич, да убери ты свет! Ч-чёрт, совсем ослепил! — Золотов закрыл ладонью глаза и тихо матюкнулся.

— Кто такие? — грозным голосом спросил участковый, направив ствол автомата на пришельцев.

— Юрий Тимофеевич, это я, Золотов Дмитрий из шестого отдела! Забыл, что ли? — Дмитрий старался держаться как можно спокойней.

— Димка, дьявол, это ты что ли?! Откуда ты взялся в такой час, пострел?

— Конечно, я, Тимофеич! Да убери ты, чёрт, прожектор и пушку! Совсем же ослепнем!

— А кто с тобой? — не унимался участковый.

— Мой опер Чистяков Серёжка! Мы к тебе по делу, старина! Может, впустишь нас в хату, наконец?

После громкого щелчка прожектор потух, и на крыльце загорелась тусклая лампочка.

— Входите, мужики, и извиняйте меня за недружелюбный приём. Я-то никого не жду, вот и подумал, что ночью пришли разборки учинять со мной какие-нибудь твари. Сами понимаете, сейчас не разговаривают, сейчас стреляют вместо слов. А я, было, чуть не пальнул предупредительным в вашу сторону из своего штатного «калаша».

Золотов и Чистяков, сняв в сенях обувь и неподъёмные рюкзаки, прошли в просторную комнату лесного жилища участкового уполномоченного милиции майора Павлова.

Майору Павлову до пенсии оставался один год с небольшим. Выслуга, положенная ему для пенсии, уже вышла пять лет назад, но дотошный и неугомонный «шериф» за свою добросовестную службу ходил в любимчиках у своего начальства. От этого его контракт два раза безоговорочно продлевался на три года. Где ж ты в деревне ещё работу найдёшь, тем более для здорового и крепкого мужика? Жил Тимофеич с молодой супругой Татьяной дружно. Ему уже катил пятый десяток. Первая супруга Павлова ушла от него десять лет назад с молодым военным, приезжавшим в отпуск к матери в Ольховое Плёсо. Ушла с десятилетней дочерью Ольгой, оставив записку с лаконичным текстом: «Меня не ищи, любви у меня к тебе не было. Я выхожу замуж за Токарева Славку. Если сможешь, прости. Развод оформим заочно. Наталья». И была такова! Павлов, вернувшись со службы и прочитав её записку, напился до беспамятства так, что не вышел на работу на следующий день. На телефонные звонки не отвечал. Посланная к нему по тревоге оперативная группа Сельского ОВД так и обнаружила его в доме спящим мертвецки посреди зала. Рядом валялась пустая литровая бутылка «Пшеничной» и записка его, теперь уже бывшей, благоверной Натальи.

На следующий день он сидел перед своим шефом в кабинете начальника ОВД. На столе начальника лежала всё та же записка. Павлова начальник даже не наказал — пожалел по-человечески. Единственное, что сделал, только пожурил бедного участкового за то, что не позвонил о произошедшем семейном ЧП ему лично. У сельчан, сотрудников милиции, так не принято. Но жизнь на месте не стоит. Если невозможно изменить ситуацию, измени отношение к ней. Вот Тимофеич и изменил. Взял, да и женился на молодой и симпатичной вдове, мужа которой два года назад на охоте в тайге загрыз медведь.

Павлов поинтересовался у Дмитрия о цели столь неожиданного его визита. Ведь виделись они последний раз на охоте осенью 1994 года. Золотов знал одно: этому человеку доверять можно. Воспитанный ещё брежневской эпохой, Павлов производил впечатление глубоко порядочного человека. Звёзд с неба не хватал, но сельчане его уважали за скромность и отзывчивость.

Предчувствуя серьёзный разговор (по ночам в такую даль люди из отдела коррупции зря бы не приволоклись), Тимофеич попросил молодую супругу Татьяну собрать что-нибудь на стол. Через сорок минут на столе водрузился огромный противень с зажаренными до хруста хариусами. От чугунка исходили такие запахи, что у голодных городских гостей животы заурчали так, словно раздражённые на охоте псы рычали в предвкушении погони. Татьяна, будучи хоть и молодой, но весьма неглупой особой, поняла, что мужчинам необходимо серьёзно поговорить. Поэтому, наскоро собравшись и чмокнув мужа в щёку, она ушла ночевать во флигель. Рюмка семидесятиградусного самогона произвела на каждого — ну, просто неизгладимое впечатление! Молодой и ничего не подозревавший Чистяков, деловито хватив «ракетного топлива», выкатил из орбит глаза, а затем долго и надрывно кашлял под одобрительный хохот старших товарищей. Уставшие и проголодавшиеся полуночники с жадностью набросились на хариусов, от которых через пять минут, словно после нашествия саранчи, остались горы аккуратно обглоданных костей.

За ужином Дмитрий в деталях рассказал Тимофеичу об агентурной информации. Рассказал, конечно, только в той части, которая непосредственно касалась пилорамы Вольмана, находившейся в районе его оперативного обслуживания.

Выслушав внимательно Золотова, Павлов ни разу его не перебил. Налив себе полрюмки самогона и выпив, Тимофеич выдал Дмитрию такую тираду, от которой у последнего отвисла челюсть. Павлов, оказывается, прекрасно знал о пилораме. Он так же был отлично осведомлен и о работающей на ней бригаде из недавно освободившегося зечья, которую Вольман собрал с чьей-то, разумеется, помощью. С ним он начал ещё войну год назад, после того как узнал, что кто-то каким-то образом выдал сволочу Вольману заготовительный билет на лес «третьей категории». «Это в самом-то заповеднике с реликтовым лесом!» Неоднократные попытки строптивого участкового добиться правды в Сельской Администрации провалились с треском. Начальник ОВД в своём кабинете виноватым и чуть слышным голосом, один на один, поведал ему, что ноги у этого паршивого вольмвновского «заготбилета» растут не от кого-нибудь, а от самого губернатора области Крайнюка! И уж чего Дмитрий совсем не ожидал, так это того, что седовласый майор знал, что кто-то из шайки Вольмана нелегально добывает золотишко неподалёку от пилорамы!

Тут Дмитрия осенило. Он даже от радости подскочил на месте. Первое: Дмитрий теперь знал, что означало в сообщении слово «драга». Второе: информация агентесы подтверждалась, и ему за это, как оперу, большой плюс. Наконец, третье — самое важное! В деле завязаны крупные и влиятельные областные чиновники. А уж это для Золотова, было, словно красная тряпка для быка. Быть может, в его жизни это будет одной из самых ярких оперативных разработок и вполне вероятно — единственной. Собственно, в итоге для Золотова так и случилось. Но только ни Дмитрий, ни Чистяков, ни Миров, и ни Строев, наконец, и в страшном сне представить не могли, в какое дело они ввязались. В какие важные московские кабинеты приведут нити всей этой истории, какие громкие фамилии из Администрации Президента будут причастны ко всему тому, что они нароют в процессе разработки.

Но, дорогой читатель, не будем забегать вперёд, а вернёмся снова в Ольховое Плёсо к нашим ни о чём не подозревающим героям. Павлов от третьей рюмки первача заметно захмелел и еле ворочавшим языком вымолвил:

— Кстати, Димка, а Лёня Вольман ко мне подкатывал с предложением сотрудничества. Деньги сулил, если, конечно, иногда буду выполнять кое-что, о чём он попросит. Что такое «кое-что» — не сказал. Но деньги, слышь, Дмитрий, до тыщи «зелёных» в месяц сулил! Как ты думаешь, Дим, за что, а? — Павлов уставился осоловелыми глазами в задумавшегося Дмитрия. Сергей молчал и, потягивая ароматный чаёк, в разговор старших не вмешивался, только изредка поглядывал на беседовавших друзей.

«Ну, вот тебе и выражение «Стелы» в сообщении: «прикормка мента из расчёта… — удовлетворённо подумал Золотов, — Мент — это как раз и есть участковый Павлов! Но он мужик молодца! Наш — не продажный! Да и мы с Серьгой вовремя появились. Опоздай к нему хоть на чуток… Ох, да нет же! Что же это я так плохо подумал о Тимофеиче…» Сердце подсказывало Дмитрию, что Павлову доверять можно, он не из «гнилья» в погонах…

— Что ты говоришь, Тимофеич? Извини, задумался немного… Ах да, Тимофеич, ты спрашиваешь, за что Вольман предлагал тебе баксы? Знаешь, дружище, тут вот так, с кондачка, сразу и не скажешь. Мало ли за что этот «деловой» предложит менту деньги. Не за красивые ж глаза! — Дмитрий устало улыбнулся.

Видя, что Павлов вот-вот заснёт за столом, Дмитрий предложил:

— Так, дружище Тимофеич, давай-ка по-последней рюмахе дерябнем и спать, а? Нам завтра твоя помощь понадобится!

— Ни хахих проблем, мужики! — заплетающимся голосом еле выдавил из себя пожилой участковый. — А знаешь, Димитрий, я тебя уважаю. Слышал о тебе…

Это было последнее, что Чистяков и Золотов услышали от Павлова. Он так и захрапел за столом, положив руки под голову со стоящим рядом стаканом недопитого «первача».

Оперативники осторожно вытащили Павлова из-за стола и унесли на кровать. В доме было тепло и от подтопленной печи даже немного душно. В спящем посёлке ещё слышался отдельный лай собак. Полная и яркая луна своим серебристым светом раскинула ночные тени от деревьев и домов на молодую траву ещё не просохшей таёжной почвы. Золотов и Чистяков, так и не решившись из скромности завалиться спать на хозяйские кровати, быстро достали из рюкзаков спальники и, закутались в их мягкий лебяжий пух, как два кокона бабочки. Они устроились на лежащей в зале шкуре медведя — таёжного трофея Павлова.

Утром их разбудил грохот упавшего ведра в сенях. Дмитрий мельком взглянул на настенные ходики. Стрелки показывали четверть девятого. Павлов, войдя в комнату с трёхлитровой банкой солёных огурцов, с порога стал извиняться:

— Простите, братцы, что разбудил. Лавочка, зараза такая, узкая, понимаешь, вот ведро и грохнулось!

— Что ты, Тимофеич, мы же на работе! — засуетился, поднимаясь, Дмитрий. — И так подрыхли на славу! Ты только нас чайком из чаги угости, и мы сразу дунем в тайгу.

— Да чаёк-то не проблема, Дмитрий Савельевич, ты только мне одно скажи. Вы что, вот так, без карты и дёрнете в тайгу? Ты хоть представляешь, куда вам качурить? — Павлов многозначительно постучал себя пальцем по лбу.

— Ну, карта-то у нас крутая… — возразил Золотов. — Пойдём рядом с рекой до перевала, а там и до ключа Серебряного недалече. Ничего, найдём!

— Ага, конечно, найдёте! — иронично хихикнул Павлов. — А то, что Терсь по десять загибов на версту делает да с кучей мелких притоков — это вы учли? Карта у них крутая, понимаешь! А ещё до урочища Воскресенка от Ключа Серебряного знаешь, сколько вам через перевал качурить? Все сорок километров выйдет! — Павлов озабоченно, с нескрываемым сожалением, смотрел на бедующих путников.

— Ну, Тимофеич, ты это, волну-то понапрасну не гони! — обиделся Золотов. — Нам по любому, нужно попасть на вольмановскую пилораму. А уж дальше… Дальше сами там сориентируемся. Расковыривать это осиное гнездо придётся всё равно. Серьёзно это всё, понимаешь, Тимофеич…. — Дмитрий озабоченно почесал затылок.

— Да вы, мужики, никак обиделись на меня? — развёл руками Павлов. — Я ж как лучше…. Тайга ведь шуток не терпит…

Тут Золотов и Чистяков, убрав наскоро спальники в рюкзаки, стали собираться в путь.

— Да погодите же вы! Чего взъерепенились-то? — не выдержал Павлов. — Сделаем так: вы подождите меня часика полтора. Мне тут надо в посёлке одно дельце справить, а то давно люди жалуются на одного барана-дебошира, так приструнить надобно его! Вы тут, слышь, Савельевич, попейте-ка чайку сами — без меня. Сейчас Таньке скажу, она вас покормит. И ждите меня, поняли?! В тайгу они, понимаешь, собрались, герои… мать вашу! Вместе выйдем, сопровожу и покажу кое-что, герои… мать вашу! Не знают тайгу, а всё туда же… — раздосадованный Павлов спрятал в оперативку свой «макаров» и, ворча как дед, и вышел из дома.

Павлов страшно не любил, когда люди, кто бы это ни был, не зная законов сибирской тайги, хорохорились, как заправские таёжники. Сколько уж трупов пришлось ему вытащить из безбрежного таёжного моря за годы своей службы — не счесть! И всё потому, что каждый считает себя «профессионалом хреновым»! А тайга таких «ухарей» наказывать любит — и наказывает! Он, даже зная Золотова как опытного охотника, не понаслышке знакомого с тайгой, опасался и за него тоже. Тем более, что человек шёл в такую даль и глухомань на опасный розыск с молодым сотрудником. И Павлов решил, что он просто обязан помочь этим людям во что бы то ни стало. Урочище Воскресенка, да и вообще тот район, у Павлова — и не только у него — пользовалось дурной славой. Там были неоднократные случаи, когда штатные охотоведы заповедника запросто пропадали бесследно. И не обнаруживали ни их следов, ни даже их останков! Просто пропадали и всё! Поэтому, в одиночку «забуриться» в те места, решался далеко не каждый таёжник.

Дмитрию и Чистякову была приятна такая отеческая забота со стороны Павлова. Ещё бы, человек вызвался проводить их в тайгу по наименее трудному маршруту, известному только ему. Ведь Павлов родился и вырос в этих таёжных далях. Золотов с нескрываемым удовольствием поставил Павлова в пример молодому Сергею, так сказать в воспитательных целях. Чистяков безоговорочно согласился с Дмитрием. Он вообще был счастлив, что на его дороге попадались только хорошие люди вроде его шефа Золотова. А ублюдки вроде Гриши Когана, пытавшегося умыкнуть у него невесту — это «крысиное» исключение, которое просто надо пережить.

Татьяна наскоро накормила мужичков незамысловатым завтраком и, спешно собравшись, убежала на работу. В Ольховом Плёсе её, разумеется, зналивсе селяне, так как она заведовала поселковым Домом культуры. Юрий Тимофеевич долго ждать себя не заставил. Вернувшись, он, не говоря ни слова Золотову, быстро набил свой походный сидор всем необходимым, повесил под плащ-палатку свой штатный АК-74, и все двинулись в путь.

Участковый вывел оперативников задними дворами так, чтоб посторонний глаз не заметил того, что три мужских силуэта с огромными рюкзаками двинулись в тайгу. Если бы их заметили, то вскоре информация, что участковый и двое неизвестных пошли к верховьям Терси в сторону заповедника, могла бы тут же разнестись «сарафанным радио» по посёлку, а то и дальше. «Кто такие? Да ещё в такое не „грибное“ и не „охотничье“ вРемя? Не известно. Рыбалка? Пожалуйста! Хариусов и сороги можно наловить и в Ольховом Плёсе! Благо, что перекатов и ям больше, чем достаточно. Лови — не хочу! В тайгу-то зачем?!» Так что лишний глаз оперативникам ни к чему.

Тимофеевич вёл Дмитрия и Сергея, не уходя далеко от реки. Так, чтоб постоянно слышать шум течения бешено несущихся вод горного потока. Золотову он велел отмечать карандашом на карте все притоки и мелкие ручейки, в изобилии примыкающие к Терси, и которые бы могли запросто их сбить с толку при возвращении назад.

День выдался просто идеальным. С утра небо над тайгой затянуло тонкими слоистыми облаками, сквозь которые слабо виднелся солнечный круг. Было тепло, но абсолютно не жарко. В такую погоду идти — одно наслаждение, даже тяжесть рюкзаков не ощущается. Павлов заранее предупредил Золотова и Чистякова, чтоб на ходу громко не разговаривали, иначе в девственной тишине исполинских кедров говор человека разносился чуть ли не на километр.

— Мало ли кто по тайге шарашится! — предупреждал Павлов, — А может, кто с вольмановской пилорамы в посёлок за спиртом дёрнул! Услышит нас, сразу поймет, что менты в тайге. Тут же кинется предупреждать своих зеков!

Логика у опытного участкового-таёжника была железная. Помаленьку, минуя распадок за распадком, путники не заметили, как пролетело три часа пути. Золотов старательно отмечал все ручейки и речушки, впадающие в основную реку. Карта у Дмитрия и впрямь была крутая. Недавно рассекреченная Генеральным Штабом ВС СССР, она досталась ему в подарок от двоюродного брата Юрия, служившего прапорщиком в воинской части посёлка Кузедеевка Тюменской области. Хоть и было на ней всё нанесено, но мелкие ручьи всё же отмечены не были.

— Всё, половозрелые и упитанные мужчины! — тихо сказал Павлов. — Привал! Часок дадим отдых ногам и двинем дальше. Я сегодня доведу вас до Бычьего Камня, а там пойдёте сами. Не заблудитесь. Там, дальше, проще.

— Тимофеич, мы кажется здесь, — Дмитрий ткнул пальцем в карту.

Участковый, поправив под плащом автомат, наклонился над картой и передвинул кончик карандаша Золотова на карте на пять миллиметров вперёд:

— Вот тут! — задержал он руку Дмитрия.

Золотов поставил на карте жирный крестик, свернул её и, потянувшись всем телом, даже крякнул от удовольствия:

— Ох, и красотища! — вздохнул он, оглядывая живописные окрестности их первой короткой стоянки.

Сергей же, было заметно, немного подустал с дороги. Ему вообще, человеку сугубо городскому и далёкому от таёжной романтики, всё было впервые и в диковину. Пока они пробирались по тёмному, сказочному царству раскидистого пихтача и ельника, Павлов и Золотов украдкой поглядывали на двадцатисемилетнего паренька с разгоревшимися глазами. Они весело пеРемигивались и посмеивались, наблюдая, как Сергей с детским изумлением провожал восторженным взглядом выпархивающих из-под ног жирных рябчиков.

— Значит так, бойцы! — потёр ладони Тимофеич. — Давайте-ка немного заморим червячка! Всем сорок минут на отдых! И нам до заката необходимо покрыть ещё десять километров! — сухо добавил он.

Дмитрий по-деловому достал из бездонного рюкзака внушительную пачку ванильного печенья и, разорвав обертку, перед всеми разложил её на плоском камне. Чистяков вытянул из кармана несколько охотничьих колбасок и положил их рядом с печеньем.

— Ух, ты! Давненько такого не жевал! — удивился Павлов, потряхивая перед носом душистым лакомством. — Серёга, а-а…? — показал он на них Чистякову.

— Да на здоровье, Тимофеич! — даже не дав ему выговорить, засмеялся Сергей. Парню было смешно видеть, как у неизбалованных таких деликатесов «лесного шерифа» от вида колбасы потекли слюнки. Через мгновенье на камнях был дан походный обед с четвертиной деревенского молока, которую предусмотрительно прихватил с собой Павлов.

После обеда путники, кряхтя от удовольствия, развалившись на пихтовом лапнике, расслабив дрожавшие от усталости ноги. В воздухе стоял такой аромат пихтовой смолы-живицы, что никакие самые дорогие и изысканные в мире парфюмерные благовония не сравнились бы с нежнейшим, целебным воздухом таёжных просторов Сибири. Неподалёку, за гребнем распадка, размерено шумела каменистыми перекатами хрустальная река Терсь. Над головой, в кроне могучей ели, зычно стучал, выбивая отчётливую дробь, трудяга-дятел. Плотно налетающий на хвойные ветви редкий вихрь заставлял перешёптываться величественные кедры, дерзко взметнувшие свои макушки в солнечное майское небо. Изредка посвистывали сеноставки, которые пробудились от долгой зимней спячки и радовались тёплым дням стРемительно приближавшегося сибирского лета. Дмитрий, отдыхая и разглядывая верхушку скалы на другой стороне реки, неожиданно вспомнил свой вчерашний разговор с Павловым, и сам себе удивился, почему он тогда не задал ему резонный вопрос: откуда ему стало известно о пилораме и золоте?

— Слушай, Тимофеич, ну, если, конечно, не секрет, — тактично начал Дмитрий. — А как тебе стало известно о золотишке, и всё такое?

— Савельич, ну-у… как ты думаешь, у меня есть право на «свои пироги» в этом деле, или как? — Павлов лежал на спине и, поглядывая в небо, жевал соломинку. — Ты мне лучше скажи, Дмитрий, а ты уверен, что тебе надо знать, откуда я это ковырнул, или разрешишь мне не отвечать на твой вопрос?

Золотов понял, что, задав свой вопрос, он подошёл к той черте, за которой может возникнуть неприятная ситуация. Павлову явно это не нравилось, и Дмитрий постарался скорее сгладить неловкую паузу:

— Да что ты, Тимофеич, я просто хотел тебя спросить — твой источник доверия заслуживает?

— Заслуживает, — отрезал участковый. По его тону Дмитрий понял, что разговор на эту тему закрыт. Он взглянул на Чистякова. Тот взглядом и недвусмысленным выражением лица показал, мол, сам видишь, Павлову твой вопрос не понравился. Дмитрий согласно и незаметно кивнул ему головой. «И действительно, — подумал Золотов, — Павлов, наверное, и в мыслях не держал, чтоб спросить у меня, откуда об этом знаю я! Так какого ж рожна, я сую свой нос в его кухню? Имеет же право старый служака на свои профессиональные тайны или нет? Конечно, имеет! Ну и заткни свой язык в одно место, если не хочешь испортить отношения с хорошим человеком…»

Отдохнув сорок минут, они двинулись дальше.

К Бычьему Камню они подошли буквально за час до сумерек. Огромного размера валун, некогда оторвавшийся от находившейся неподалёку скалы, лежал на берегу Терси и всем своим видом напоминал античного буйвола на водопое. Путешественники поставили палатку и развели костёр. Чистяков принялся готовить ужин из картошки и концентратов. Золотов и Павлов, вскарабкавшись на Бычий Камень, разглядывали на карте предстоявший маршрут к месту, куда нужно было направиться завтра, но уже без Павлова.

— Вот видишь, во-о-он тот голец? — Тимофеич указал Золотову огромную скалу, стоящую примерно в десяти километрах от них.

— Вижу, — подтвердил Дмитрий.

— Вот он у тебя на карте. Это гора Чёрный Ворон. — Павлов поставил карандашом мелкий крестик на карте Золотова. — Берегом старайся не идти, — продолжал он. — Вас могут заметить с воды. Тут, хоть и редко, но всё же проскакивают шорские лодчонки. Да и из бригады Вольмана может кто-нибудь вас увидеть. Тогда всё — считай, пропало! О том, что в районе появились чужие люди, Вольману пересвистнут махом! Пойдёшь прямо на Чёрный Ворон, придётся пересечь перевал, но ты не переживай, он не очень трудный. Там, на гольцах, много звериных троп, да и заблудиться невозможно, всё как на ладони. С перевала уже будет виден Ключ Серебряный. Вот там их пилорама. Ну, а дальше — дальше уж ваши дела!

Дмитрий очень серьёзно и внимательно слушал опытного таёжника. Завтра ему придётся рассчитывать только на себя. Тем более что он отвечает и за молодго Чистякова, который не нюхал тайги никогда в жизни. Вот тут и придётся применить к делу все знания, которых он когда-то набрался от друзей-охотников.

— Слушай, Тимофеич, забыл спросить тебя! — Золотов, аккуратно свернув карту, сунул её за пазуху камуфляжной куртки. — Ну… у него… это у Вольмана, значит, пилорама-то есть. А как же они лес оттуда вывозят? Дорога-то только ведь до Загадного тянется…

— Это они, Дмитрий, весной — в конце апреля, начале мая проворачивают, когда на Терси большая вода. Вот тогда и плавят по реке неделю — не больше. А уж в Ольховом Плёсе лес грузят на лесовозы и в город везут, на ДОЗ. Правда, бывает, и в октябре плавят, тоже неделю, но это когда только в горах дожди. Так-то, дружок! — Павлов посмотрел на часы и сумеречное звёздное небо. — Пойдём-ка, Дмитрий, отдыхать, да и ужинать за одно, — устало поёжился он. — Завтра у вас с Серёгой тяжёлый день, топать ещё не близко! — Участковый похлопал Золотова по плечу и стал спускаться с Бычьего Камня. Щедро подкинув дровишек в костёр, оперативники плотно поужинали, выпили павловского «первача», предусмотрительно захваченного им в дорогу, и легли спать под пение ночной птички.

Глава 9
Антенна на кедре

Урочище «Воскресенка», Терсинского района

Заповедник «Терсинский», май 1996 г.

Попрощавшись с Павловым и сердечно его поблагодарив, Золотов подарил ему нож-складень с костяной ручкой, который он когда-то отобрал у пьяного подростка, гонявшегося с ним за людьми. Нож был испанского производства и выглядел весьма прилично. Нож Павлову понравился:

— От, эт да! — радостно воскликнул участковый, — Вот за такой подарочек спасибочки!

Павлов с любопытством вертел в руках золотовский презент, не скупясь на похвалы:

— Классная работёнка! Умеют же делать, черти! Вы вот что, мужики, при подходе к пилораме громко глотки-то не включайте. У них, может, охрана строгая, засекут сразу. Как я понял, вы туда на разведку дунули. Вот, стало быть, и предупреждаю заранее. И вообще — в тайге старайтесь говорить даже меньше, чем в полголоса. Тут свои законы — таёжные, они — страсть как суровы! Можно живым не вернуться, и не найдут никогда, так-то вот! Надеюсь, Дмитрий, ты об этом знаешь, тем более что ты не один, а с молодёжью топаешь!

Он отдал оперативникам все остатки самогона, помахал рукой и быстрой походкой скрылся за первым же распадком. Дмитрий с Сергеем тщательно залили тлеющий ещё костёр и тронулись в путь в направлении вершины Чёрный Ворон, которая была великолепно видна над бескрайней таёжной гладью. К перевалу подошли только вечером. На ночлег становились возле крупного ручья, обильно усыпанного ядрёными побегами золотого корня.

— Смотри-ка, Серьга! Ни фига себе! — выпучил глаза Дмитрий на какие-то заросли травы. — В таком количестве я его ещё никогда не видывал. А ну-ка, давай поставим скоренько палатку и немного соберём для себя и родных! Когда ещё такое увидим!

— А что это? — Сергей откровенно не понял, почему так озорно загорелись глаза у Золотова при виде какой-то травы.

— Эх, ты, тетеря городская! — засмеялся Дмитрий. — Да это ж такое богатство, какое в Центральной России люди и в глаза не видели!

У Чистякова ещё больше округлились глаза от любопытства и удивления. Дмитрий иронично хмыкнул:

— Ты, женьшень знаешь?

— Ну, знаю, — отозвался Сергей. — Читал, что очень полезный корень для здоровья.

— Вот! Это, считай, то же самое! Только этот наш, сибирский вариант. Растёт исключительно на юге Западной Сибири, в Уссурийской тайге и немного в Китае. А больше нигде на свете!

Они накопали в полиэтиленовые мешки килограмма по два корня и стали наскоро готовить на костре ужин. Чистяков был младше Золотова почти на десять лет, но ему казалось, что Дмитрий был намного старше. Он воспринимал Золотова более опытным оперативником и настоящим командиром. Чистяков долго и мучительно сомневался, как ему называть Золотова, на — вы, или всё же на… ты. После того, как он попал в отделение к Дмитрию, Сергей ни разу не сказал Золотову ты. Он хорошо запомнил дедовские назидания перед началом службы на новом месте: «Вот что, друг мой сердешный, ты попал в хорошие руки, и чтоб от тебя я не слышал, чтоб ты говорил Золотову — ты. Ему хоть и 37, но он может заткнуть любого за пояс в работе. Да и мужик он не от мира сего. Так что, внучек, он для тебя, только — вы! Договорились?» Чистяков спорить даже и не помышлял. Слово любимого деда для него было законом.

— Дмитрий Савельевич, а можно мне спросить вас, — робко начал Сергей. Но внезапно Дмитрий становил его:

— Серёга, давай договоримся сразу — на берегу я для тебя не Савельевич, а Дмитрий, Дима, Демьян, — это уж как тебе нравится больше. Мы с тобой сейчас на войне, а она, друг мой, равняет всех под одну гребёнку. При начальстве или там, на ковре, согласен, я для тебя — вы. Но в остальных случаях мы с тобой просто опера, соратники. Договорились? И всё! Больше к этому возвращаться не будем! — заключил Золотов.

Чистяков, довольный, с облегчением, кивнул головой.

Над прибрежной поляной, где стояла их палатка, разнёсся аппетитный запах готового полевого супа. Разрезав пополам буханку серого хлеба, друзья уплетали за обе щёки незаурядное суповое творение Чистякова. На темнеющем небе не было ни облачка. Только загорающиеся над верхушками елей звёзды указывали путешественникам на то, что пора бы уже отправляться на «боковую». Завтра предстояло перевалить через горный перевал, чтобы выйти в район расположения пилорамы и близкой к ней деляны заготовителей. А там уж осторожность и скрытность нужны будут как воздух. Надо расположиться неподалёку с палаткой так, чтоб не заметила ни одна собака. И, наконец, для надёжности — ох, как нужна была вербовка Каштанова! Без неё они, как слепые котята… «Так или иначе, — думал Дмитрий, — Каштанов всё равно хоть что-то, но должен был знать о спрятанной в тайге драге Вольмана. Не может быть, чтоб не знал!»

На тайгу опустилась тёплая весенняя ночь. Забросив с живцами в Терсь закидушки, Дмитрий залез в палатку и при слабом свете походного фонаря стал деловито развёртывать спальник. Наутро, как он рассчитывал, на «закидоны» могут «сесть» или щука, или крупный окунь. «Ну, уж если совсем повезёт, то и жирный таймень может зацепиться! Тогда деликатесный и сытный завтрак из запечённой в глине рыбе обеспечен! О лучшем и мечтать не надо!» — думал Золотов. У Дмитрия от такой мысли даже слюнки потекли. Тлеющей щепкой Сергей выкурил из палатки презлющих таёжных комаров-кровососов, и наглухо застегнув молнию входа, выключил фонарь. Оба опера улеглись.

— Слушай, Дмитрий, а можно тебя спросить ещё об одном? — осторожно спросил в темноту Чистяков. «О, Господи, что там ещё молодёжи надо от меня?! — с досадой подумал Золотов. — Дрыхнуть, понимаешь, надо! Завтра „весёленький“ денёк предстоит, а он вопросы на сон, грядущий поднимает!» Но недовольства не показал.

— Чего там ещё у тебя? — отозвался Золотов.

— Скажи, а почему ты в милицию пошёл служить? Я знаю, что ты по первому образованию учитель физкультуры, а милиция причём? — спросил Сергей. «Надо же, с чего это его так заинтересовало?» — весело подумал Золотов. Вопрос несколько обескуражил Дмитрия.

— А что это ты вот так вдруг спросил? — Золотову хотелось поскорей закончить с праздной болтовней и заснуть.

— Не знаю… — нерешительно ответил Сергей. — Просто я, например, наверно не смог бы, как ты, когда тебе уже за тридцать, поменять профессию. Наверное, какие-то очень веские мотивы нужны…

«Ишь ты, — усмехнулся про себя Дмитрий, — не думал, что нынешняя молодёжь у нас с таким философским подходом. Но ответить надо: не ответишь — может возникнуть дистанция. А она в нашем оперском деле подруга нежелательная, — решил Золотов».

— Да как тебе сказать, Серьга, — начал Дмитрий. — Не знаю, поймёшь ты или нет, но постараюсь объяснить подоходчивее… Тут не всё так просто. Понимаешь, Серьга, я лично должен людям очень много…

— Это как так, должен? — приподнялся на руку Чистаков. — Чего — должен?

— Ты, это, боец, ляг, пожалуйста, и постарайся не перебивать, — недовольно буркнул Золотов. — Объясню, как смогу. Но только давай условимся. Никаких вопросов и рассуждений! Идёт?

— Идёт! — согласился Чистяков.

— Понимаешь, когда я работал тренером по лёгкой атлетике в СДЮСШОР, я считал, что делаю нужное людям дело, воспитывая молодое поколение. В этом я видел своё признание, и спорт был делом моей жизни. Но наступили девяностые годы, и в стране к власти пришли бандюги, взлелеянные иудой Ельциным. Вот тогда я понял, что сейчас не до спорта, что в стране начинается дьявольский шабаш. То есть такой же точно шабаш, как в 1941 году, перед войной. Только этот шабаш хуже того в тысячу раз, потому как он внутренний. Тогда было всё ясно — тут ты и наша страна, а там враг. Сейчас же намного всё сложнее. Некогда молчавшие и затаившие злую ненависть на свой народ подонки решили утопить Россию в собственной крови и в водочно-наркотическом угаре. Но при этом они решили ещё и баснословно нажиться на ней. Тогда мне стало ясно, что моё место уже не на педагогическом поприще. Какой там, к дьяволу, спорт! Начинается война за выживание нации. Для каждого мыслящего человека в России настал момент истины. И я, как здоровый русский мужик с высшим образованием, просто обязан встать на защиту страны от разграбления. Но, понимаешь, Серёга, только сам — по убеждению! В противном случае это уже будет чужой вектор судьбы — не моей судьбы, а чужой, понимаешь меня? Тогда, в 1941 году, моего батю не спрашивали, вообще никого не спрашивали! Тогда была всеобщая, народная мобилизация, потому что гитлеровцы пришли по наши души, и встал вопрос жизни или смерти. Миллионы мужиков, как один, встали за Отечество грудью. Они выполнили свой священный долг по защите государства, в котором жили они, их дети, жёны и матери. И каждый справедливо считал, что грядущим поколениям их не в чем будет упрекнуть, так как они свой долг выполнили до конца. Чудовищной для себя ценой наши мужики сломили хребет Гитлеру, который всё делал для того, чтоб стереть с лица земли наш народ. Но русские мужики сделать этого ему не дали, и вот за это мы с тобой, Серьга, перед ними в неоплатном долгу. И я тогда подумал, что сейчас мы на пороге такой же страшной войны, которая продлиться может не четыре года, как Великая Отечественная, а может продлиться 20 — 30 лет! Только эта война намного суровей, жёстче и бесчеловечней. Самое страшное, что она развязана против своего народа собственными правителями. Сейчас страна, как и в 1941 году, стоит перед катастрофой. И кто кроме нас с тобой защитит её от бандитского шабаша? Поэтому я, и только я, должен мобилизовать себя сам, без всяких там указов и приказов. Ведь грабят и разлагают мой народ, который когда-то защитил меня и воспитал. А теперь и сам он, как в сорок первом, нуждается в защите — на этот раз моей защите. А победа всё равно будет! Она будет не за ними, а за нами! Хоть даже для этого собственную башку сложить придётся. Это теперь мой долг, как когда-то был долг у моего батьки Савелия Золотова в 1941 году. Иначе моя жизнь, Серьга, не будет иметь никакого смысла. Она так и пройдёт без того главного события, которое тебя господь бог обязал совершить — встать на защиту своего народа в тяжёлое для него вРемя. И я это принимаю, как награду. Звучит, может, немного высокопарно, но это так! Мне потом не будет стыдно перед собой и своими детьми. Каждый настоящий мужик в лихую годину обязан защитить свой род. Сейчас такая година, наступила!.. Всё, Серый! Хватит! Ни слова более! Спать! — И Дмитрий, натянув капюшон спального мешка, через мгновенье провалился в сон.

У Чистакова после таких неожиданных для него откровений пропал сон. Сердце прыгало в груди, как теннисный шарик. Последние слова Дмитрия о том, что каждый мужик обязан в лихую годину защитить свой народ и что такая година наступила, взяла молодого человека за живое. Как набат эти золотовские слова ещё долго гРемели в его ушах, и Сергей чувствовал, как в его жилах закипала его молодая кровь. Ему сполна передалась всепоглощающая и благородная ярость, от своего старшего товарища. Услышать такое от Золотова он никак не ожидал. Вернее, не ожидал встретить такого патриотизма и понимания долга в наше вРемя. Сергей полагал, что такое пишут только в книгах, но услышанное только, что от своего вобщем-то достаточно молодого шефа основательно перевернуло его сознание. Он ещё долго ворочался, прежде чем заснуть. Но когда сон, наконец, одолел его, Сергею всю ночь снились голубые глаза любимой Светки и захватывающие боевые операции по взятию банд с поличным. Ещё ему снился бегущий куда-то с криком «ура» Дмитрий, сжимавший в руке своего «пэсээмку». А ещё ему снилось многое другое — хорошее, о чём только мечтает самолюбивый и талантливый парень. Словом, снилось всё то, что приходит сначала во сне и только потом наяву. Мечта, как и мысли — субстанции материальные. Во всяком случае, так говорят учёные — квантовые физики.

К утру погода начала портится. Около пяти утра по брезенту палатки сначала отдельными каплями, а затем и плотной дробью забарабанил мелкий дождь. Правда, был ещё и крепкий ветерок, вместе с дождём. Он с шумом ворошил хвойные кроны пихт, взмывавших в небо над палаткой. «Ранний дождь — до обеда, — подумал разбуженный шумом колотивших по палатке капель Золотов, — Но тоже, чёрт, нежелателен, идти ведь надо! По мокрой-то траве ходьба — дело хреновое, а главное, много вРемени потеряем… Мать его так…» Дмитрий с досадой чертыхнулся и, перевернувшись на другой бок, снова уснул. Чистякова разбудил тихий треск сучьев, раздававшийся недалеко от палатки. Сергей осторожно толкнул ладонью в бок храпевшего Дмитрия. Золотов спросонья раскрыл было рот, чтоб выразить возмущение, но осекся, увидев поднесённый к губам палец Чисткова.

— Чего ты? — шёпотом спросил он.

— Слышишь? — ответил ему весь напрягшийся Сергей. Дмитрий замолчал и прислушался. Действительно, кто-то шевелился недалеко от палатки.

— Серьга, ты это, потихоньку расстегни пару пуговиц… глянуть надо! — прошептал ему на ухо Дмитрий, а сам медленно полез за пистолетом в «оперативку». Нащупав под мышкой холодное железо, Дмитрий осторожно и как можно бесшумнее снял свой ПСМ с предохранителя.

— Давай! — шепнул он Чистякову. Сергей одной рукой медленно расстегнул цилиндрические пуговицы входа палатки, а свободной вытащил из кабуры свой «макарыч». Наконец, луч утреннего света весело ворвался в темноту палатки через образовавшееся отверстие. Глаз Чистякова приник к просвету между створками брезента. И тут тело Сергея вдруг стало как будто каменным, его затрясло мелкой дрожью.

Золотов осторожно потянул его за свитер…

— Серьга, едрёна мать, в чём дело?! — зашипел ему в ухо Золотов, почуяв неладное. Наконец, Чистяков медленно оторвал глаз от отверстия в палатке и медленно повернулся к Дмитрию.

— Диман! — еле выдавил он из себя загробным шёпотом. — Возле костра шебуршатся два сеголетка, а мамаша… — он пистолетом указал на левый угол палатки, — в метре от нас!

Его глаза выражали такой ужас, что и Золотову стало не по себе. Дмитрий понимал, что ситуация весьма серьёзная… Начало июня — вРемя, когда медведь ещё не нагулял жира и достаточно агрессивен при встрече с человеком. А тут ещё медведица, да с медвежатами! «Наверняка уже нас причуяла! Что же делать?! — судорожно соображал Золотов, — Палатку она может и не рвануть. Будет нас поджидать, пока не начнём вылезать! Тут вам и завтрак готов, детишки мои… чита-дритта… Ну нет, стерва косматая, нами ты подавишься!» Дмитрий как можно медленнее и беззвучнее пододвинулся к уху Сергея и прошептал:

— У тебя патрон в патроннике?

— А как же! — ответил шёпотом Чистаков.

— Тогда так, Серьга, на медвежат внимания не обращаем. Потихоньку, очень медленно, расстегни ещё пару пуговиц шторки. Если она кинется в палатку, стреляем ей сразу в башку из двух «смычков»! Если нет, тогда резко выдёргиваем руки из палатки и сразу стреляем в её сторону, понял?

Чистяков согласно кивнул головой.

— Давай, Серый, только очень медленно! — И Золотов, показав на оставшиеся пуговицы палатки пистолетом, осторожно подвинулся ближе к выходу. И тут медведица, почуяв, что в палатке есть шевеление, издала гневный рев, от которого Чистяков инстинктивно отшатнулся от входа. Предчувствие Дмитрия не подвело: медведица, очевидно, решила, что мы её долгожданная добыча пошла в наступление. В расстёгнутом отверстии показалась оскаленная пасть, из которой брызгала слюна и исходил омерзительный тухлый запах. Но в тот момент, кода она попыталась запустить лапу внутрь палатки, чтоб ухватить обезумевшего от страха Чистякова, раздалась беспорядочная пальба. Медведица от боли издала истошный вопль на все ближайшие окрестности и, отпрянув от брезентового жилища, замертво повалилась набок. А выстрелы продолжали ещё бухать и бухать.

— Хватит, Сергей! Всё! — заорал Золотов. — Прекрати огонь, дурила! Она мертва! Но Чистяков всё щёлкал и щёлкал курком «Макарыча» в сторону бездыханной медвежьей туши, не замечая, что магазин давно уже был расстрелян. В палатке густо висел едкий пороховой дым, от которого сильно драло нос.

— Да, хватит, Сергуня, всё, мы её завалили! — Золотов ласково положил руку на горячий затвор пистолета Чистякова и пригнул её к низу. — Всё, дружок, остынь и успокойся!

Сергей внезапно сник и обмяк. Опустив голову вниз, он вдруг совершенно неожиданно для Дмитрия разрыдался как ребёнок. «Господи, ты боже! — пронеслось в распалённом мозгу Золотова. — Видать, парень передристал неслабо… Да понять-то можно: как-никак, в первый раз, встретиться вот так в тайге, морда к морде, с медведем! Это для новичка стресс наикрутейший…» Дмитрий мгновенно сообразил, что надо сделать. Он, резко выдернув фляжку с самогоном из рюкзака, плеснул немного жидкости в кружку. Затем, взяв за шею парня, насильно влил в рот ещё всхлипывавшему Чистакову. Тот, поперхнувшись от огненной жидкости, проглотил её и спустя несколько мгновений стал приходить в себя.

— Что, немного оклемался, дружок? — весело спросил Дмитрий. — Двигаем дальше?

Чистяков утёр лицо полотенцем, лежавшим рядом с его спальником, и посмотрел в щель входа палатки.

— Да не дрейфь, Серьга, она уже в откате. Давай-ка вылезать из дзота! — Дмитрий расстегнул все пуговицы и вылез из палатки первым. От костра поднималась вверх только тоненькая вьющаяся струйка дыма. Аккуратно собранные с вечера в кучку консервные банки, были разбросаны по всей полянке. Медвежата-сеголетки постарались на славу, навалив возле костра со страху столько, что дымящиеся парком медвежьи «мины» тёмной дорожкой уходили в хвойную чащу. После начала пальбы они со страху дали такого стрекача, что теперь, по-видимому, находились где-то очень неблизко. Ну, а с их мамашей-медведицей, к сожалению, дело обстояло гораздо хуже. Попытавшись полакомиться оперативниками, она, так сказать, пала смертью героя тайги от пуль несостоявшегося завтрака. Конечно, жаль зверюгу, но ничего не поделаешь: люди защищали свою жизнь.

Чистяков и Золотов осторожно обошли почти полутонную тушу убитого зверя и осмотрели дырки в её голове, сделанные ими при «знакомстве» с таёжной хозяйкой.

— Смотри-ка, Серьга, мне кажется, ей хватило одного выстрела, кстати, из твоего «макарыча». Ты ей прямо в глаз влепил. Молодец, парень, с боевым тебя крещением! — Золотов шутливо встал по стойке смирно и отдал честь засмущавшемуся Сергею.

— Да какое там крещение… — скромно возразил парень.

— Э-э, брат, не скажи! — возмутился Дмитрий. — Самое что ни на есть боевое! Она же ведь тебя сожрать пришла да накормить своих отпрысков твоими, ну, и моими, разумеется, потрохами! А мы её замочили в честном бою. Только подумай, что бы было, не будь мы вооружены? — Дмитрий посмотрел в глаза Сергею.

— Бр-рр, даже думать страшно! — согласился Чистяков.

— То-то и оно! — хмыкнул Золотов.

— Ой, Демьян, я щас! — спохватился Чистаков и, расстёгивая брюки, кинулся опрометью в ближайшие заросли тальника. «Эко парня пробрало! С непривычки и не такое бывает. Ничего, продрищется — опять такой же будет!» — улыбнулся Дмитрий и помахал ему в след.

Собравшись в дорогу, Золотов предусмотрительно проверил «закидон», оставленный на ночь. И каков же был его восторг, когда он обнаружил, что на крючок попался таймень килограмма на четыре! С ним при вываживании пришлось немного повозиться. Тут молодцом оказался вернувшийся Сергей. Пока Дмитрий подтягивал рыбу к берегу, Чистяков забежал по колено в студёную воду и с размаху хватил её палкой по голове. Даже в элитных московских ресторанах позавидовали бы такому блюду, как запеченный в глине жирный сибирский таймень! Перед дорогой опера уплетали его за обе щеки! Но, как они не старались, осилить четырехкилограммовую рыбину так и не смогли. Пришлось оставшийся солидный кусок оставить на обед норкам и соболям, которые, вероятно, издалека наблюдали за королевским завтраком диковинных двуногих гостей.

— А что с ней будем делать? — кивнул на убитую медведицу Сергей.

— А ничего, — спокойно рассудил Золотов. — На кой ляд она нам сдалась?! Через день-другой туша протухнет, а ещё через неделю от неё останутся только кости. Зверьё обожрёт всё. Это же тайга, Серёга!

Шёл третий час последнего отрезка пути, пролегавшего через горный перевал. Как советовал им Павлов, чтобы не демаскировать своё присутстствие, оперативники почти не переговаривались. Слышалось только их надрывистое дыхание от разряжённого воздуха среднегорья. Предательское эхо в горных массивах, как известно, враг любому скрытному передвижению. Перед взором друзей открывалась всё более захватывающая дух своей красотой горная гряда Кузнецкого Алатау. Альпийские луга были усеяны молодыми цветами-огоньками, «пожар» которых простирался в бесконечность предгорных далин своим ярким пламенем. Мелкие озерца, заполнявшие некоторые горные разломы, ослепительно сверкали яркими бликами своей водной глади. Над тайгой стояла голубая дымка от испарений прошедшего ночью дождя. Всюду бушевал запах целебных горных трав. Под протекторами походных ботинок путников заросли чеРемши смачным хрустом невольно нарушали сказочную тишину девственного моря тайги. Друзьям иногда казалось, что вся матушка сибирская природа разворачивает хлебосольную скатерть-самобранку своих богатств и даров перед дорогими гостями. Наконец, Золотов увидел со склона горы поднимавшийся над рекой дым от костра. Он резко остановился и, сев на корточки, поднял руку.

— Стой, Серёга, тихо! — шепнул Дмитрий. — Кажись, дотёпали!

Чистяков, подчиняясь команде, присел на корточки вместе с командиром.

— Смотри, вон они! — Дмитрий показал рукой в сторону поднимающегося от реки столба дыма. Друзья замолкли и напряжённо вслушались. Из-за шума ветра со стороны мелководной речки доносились едва уловимые звуки работающей на распилке леса пилорамы.

— Давай, командир, бинокли достанем? — предложил Чистяков. Оперативники проворно скинули с себя рюкзаки и, достав бинокли, лёжа, с огромного валуна стали рассматривать район пилорамы и прилегающие к ней окрестности.

— Ты, это, Серьга, давай так, — сказал Золотов, — Смотри вправо от пилорамы, а я влево! И не забудь посчитать всех людей, кого заметишь. Увидишь собаку — скажи! Нам только ещё псины не хватает для счастья! Это усложнит дело… — Вдруг Золотов обратил внимание на бинокль в руках у Чистякова. Сергей держал маленький и по виду весьма забавный бинокль.

— Что это у тебя за оптика такая карликовая? — удивился Дмитрий. — Это что, для театра, что ли? Ну, Серый, ты меня удивляешь! — разочарованно добавил командир. — А что, раньше сказать не мог? Я бы тебе настоящий подкатил, как у меня, например, смотри — пятнадцатикратный! — И Дмитрий протянул бинокль Чистякову. — У Мирова, кстати, тоже есть такой же! Ну, в крайнем случае, заняли бы у него!

Золотов не на шутку расстроился. «И в самом деле, идти в такой ответственный поход без надлежащей экипировки! Вот, салага, и мне ничего не сказал!» Но Чистякова слова командира почему-то ничуть не смутили.

— Сколько, говоришь, у твоих крат? — хитро улыбнулся Сергей и отодвинул руку Дмитрия с протянутым биноклем.

— Пятнадцать! А что?

Тогда Чистяков протянул ему свой бинокль:

— Тридцать пять крат, электронный! — выпалил он с чувством пренебрежительного превосходства. Дмитрий осторожно взял диковинную оптику и прочитал на одном из монокуляров надпись: «Made in Japan» 35Х60Zoom.

— Это моему деду в Москве один его близкий друг из Совбеза России подарил! — с достоинством объяснил Сергей.

«А-а! Вот она та самая „крутая помощь, ежели чего“ … — вспомнил слова Синяева Золотов. — Внук случайно проговорился о „серьёзном друге“ деда в Москве! Что ж, какой-то серьёзный дядя из Совбеза действительно может подставить плечо, если станет тяжко! Но Серёга не должен знать, что проговорился. Дед за распущенный внуком язык может этого не одобрить!» — справедливо решил про себя Дмитрий.

— Тады, дружище, ой! — пошутил ошарашенный заморской диковинкой Золотов и поднял обе руки вверх, — Тады, мы сдаёмси!

Посмотрев в окуляры японской штуковины, Дмитрий пришёл в восторг: прибор обеспечивал потрясающее приближение!

Около часа они внимательно рассматривали в бинокли прилегавшие к пилораме объекты и людей. Сама по себе пилорама ничего особенного не представляла. Небрежно сколоченный из толстых нетёсаных досок сарай да дюжина маленьких неостеклённых оконцев, служивших, скорее, для вентиляции, чем для освещения. С торца помещения пилорамы входил длиной около пятнадцати метров отрезок «узкокалейки» для завоза ствола дерева на распил. Сбоку от пилорамы стояла войсковая палатка на двадцать человек. В пяти метрах от неё под навесом располагалась кухня с печью, аккуратно выложенной кладкой из крупных речных камней. И, наконец, возле кромки леса, красовалось самое нужное для незамысловатой походной «инфраструктуры» строение — полевой сортир, за которым возвышалась аккуратно составленная гора металлических бочек с дизтопливом. «Для дизелей электростанции, питающей распилочную машину», — понял Золотов. Возле кухни копошилось по хозяйству три человека. Остальных людей видно не было. Как они ни старались, но так и не увидели ничего того, что хоть отдалённо напоминало бы присутствие собаки. Это немного успокоило Золотова. Иначе собаку пришлось бы ликвидировать как демаскирующий фактор. Но сделать это по-тихому было бы проблемой. «Чем их меньше — тем вероятней успех „предприятия“!» — не без доли иронии размышлял Дмитрий.

Солнце неуклонно двигалось к закату. Друзьям срочно нужно было подыскать надёжное место для своего скрытого лагеря.

— В этом деле очень важна роза постоянных ветров. Не будешь же сидеть на голодном пайке без горячей пищи, в конце концов! Костёр замаскировать можно, а куда дым денешь? Ветер, чего доброго, потянет на пилораму, и бригада сразу «учухает» по дыму, что рядом гости. Того и гляди — разведку вышлет! «А там неизвестно чем может всё окончиться!» — объяснял Сергею Золотов.

По компасу Дмитрий определил, что они с Сергеем назодятся южнее пилорамы. Это было им на руку, так как роза ветров в их регионе была, в основном, с Запада, а ветер в тайге за день меняет направление очень редко.

Друзья отошли более чем на километр от пилорамы и разбили лагерь на возвышенности в небольшом пихтовом распадке. Отсюда был неплохой обзор видневшейся вдалеке поймы реки Терсь. Скрытно к ним подойти неопытному человеку было крайне затруднительно. За палаткой неподалёку возвышалась высоченная горная круча с непроходимым тальником. Это служило лагерю естественной преградой с южной стороны. Костёр решили разводить в небольшой выемке, примыкавшей к распадку. Там была галечная отмель ручья, и не было поблизости деревьев. Иначе по неосторожности можно выпустить такого «красного петуха», что потом хлопот не оберёшься. Ведь пожар в летней тайге — дело страшное: сожрёт всё и всех! Выскочить не успеешь! Кроме того, место костра хорошо продувалось, и дым рассеивался на низкой высоте. Дмитрий предусмотрительно захватил с собой маскировочную войсковую сеть, которую они с Сергеем натянули поверх лагеря. Получилось отлично. Даже с расстояния пятидесяти шагов не было заметно брезента палатки.

Итак, с устройством и маскировкой «боевого расположения оперативной группировки войск» всё было улажено. Оставалось наметить план действий, венцом которого являлась целевая вербовка Каштанова. С его помощью операм, кровь из носу, было необходимо добыть хоть какую-нибудь информацию о драге и месте её нахожения. Поужинав, Золотов и Чистяков при свете походного фонаря разложили в палатке снимки из агентурного сообщения «Стелы». Фотографии всех членов бригады были приготовлены заранее. Это намного облегчало задачу. Но как «выдернуть» из бригады для разговора Каштанова и при этом остаться незамеченным? Задача была трудновыполнимой. Позвать голосом — безумие, засекут сразу. Записку тоже не передашь: кто ж пойдёт почтальоном — не медведь же! Да и не было уверенности в том, что лагерь у пилорамы никем из этих отморозков не охранялся. Решили так: утром, подобравшись как можно ближе к пилораме, пролежать один день в скрытом наблюдении и изучить полностью распорядок дня рабочих. А заодно и понаблюдать за поведением каждого. Возможно, можно будет засечь места, куда они отлучаются и определить, чем каждый из них занимается. Ну, а уж там — там видно будет, что предпринять! Утро вечера мудренее. Сергей поставил будильник своих наручных «Casio» на 6.00 утра, и друзья улеглись спать.

Утро выдалось просто сказочное. Небо словно выстирали, на нём не было видно ни одного облачка. Правда, прохлада сибирской утренней тайги зябко пробежала мурашками по телу проснувшихся. Наскоро позавтракав сухим пайком, Золотов и Чистяков хотели поскорей выйти на точку наблюдения. Однако, как говорят: «спешка нужна лишь при ловле блох, и при…» — что-то там ещё, кажется, говорилось и о чужих жёнах…

Вытащив из рюкзаков два новеньких диверсионных костюма «Леший», друзья немедленно в них облачились. Эти камуфляжи для охоты Дмитрию подарил его друг Вадим Сухих — офицер войсковой разведки, воевавший в Чечне. Они как нельзя кстати пригодились оперативникам, потому как заметить облачённых в них людей, да ещё в «зелёнке», даже с трёх метров, очень трудно — так костюмы сливаются с лесным фоном. Это тебе не что-нибудь, это разрабатывал целый НИИ маскировки Минобороны РФ! А там, как и во всём ВПК, работают умные и светлые головы.

Намазав лица маскировочным гримом «Туман», друзья выдвинулись на исходные позиции. Прислушиваясь к каждому шороху и осторожно ступая, оперативники приблизились к лагерю бригады на расстояние около шестидесяти метров. Место для наблюдения выбрали удачно — в ельнике, на скале, нависшей над лагеРем. Там было ровное усыпанное сухими еловыми иголками место, вдалеке от муравьиных куч и осиных гнёзд. На самой кромке обрыва стелились небольшие заросли тальника. Но самое главное, место располагалось со стороны солнца, что, разумеется, существенно повышало шансы остаться незамеченным.

Рабочие в лагере ещё спали, и лишь мелодичный пересвист рябчиков нарушал покой раннего утра. Только сейчас Золотов заметил стоявший невдалеке от пилорамы трактор-тягач для вывоза леса с деляны. Дмитрий жестом указал на него Чистякову. Тот согласно кивнул головой. Ждать друзьям пришлось недолго. Уже через минуты двадцать после того, как они заняли наблюдательный пост, из палатки вышел толстый, как хряк, весь в татуировочной «синеве» человек. Дмитрий и Сергей разглядели в бинокль неизвестного и, мгновенно переворошив имеющиеся фотографии, тут же определили — это был Хайбулин Зефар Мустафьевич, 1960 года рождения, по кличке «Бай».