⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
«Не смерти должен бояться человек,
он должен бояться никогда не начать жить»
Марк Аврелий
Пролог
10 июня 323 года до н. э. Вавилон
Огни ночного города тускло освещали его замощенные дороги и грунтовые тропы. Дневная пыль давно осела, но жара не оставляла эти места ни днём, ни после захода солнца. Из кустарников выползали извилистые гады, изучая воздух раздвоенным языком, выслеживая запахи, доносившиеся со всех сторон. Кроме змей и стрекочущих насекомых больше ничто не выдавало посторонних звуков. Город спал.
Полная луна одиноко смотрела на величественный город, история которого некогда должна была течь века и эпохи. Особенно внимательно её свет падал на южную часть города, где вдоль западного берега Ефрата располагались храмы, казармы, административные здания и знаменитые Висячие сады — место, откуда некогда управляли старой империей, а, возможно, и новой.
Дворец Навуходоносора II занимал десятки гектаров, словно кто-то построил целый город внутри ещё одного. Синяя, белая, жёлтая глазурь украшала кирпичные стены, обожженные в персидский печах. То, что казалось невозможным для здешних земель, было сделано по воле царя, построившего это уникальное архитектурное сооружение. Одинокие стражники стояли на постах, их лица отсвечивали в свете факелов.
Молодой царь этой ночью не находил покоя. Мысли не давали ему уснуть. Он допоздна засиделся в тронном зале, отпустив советников и охрану. Богато украшенный стол ломился от яств: баранья голова, мясо дичи и птиц, рыба, морепродукты, сыр из козьего и овечьего молока, фрукты, виноград, орехи — всё было самым свежим, приготовленным специально для великого завоевателя.
Его трон стоял на возвышении, откуда открывался вид во внутренний двор, утопающий в зелени. Лунный свет, словно фонарь, освещал каждый лист, будто следя за подданными. Царь держал в руках золотой кубок, почти допив вино. Он встал и уверенным шагом подошёл к столу, чтобы наполнить чашу разбавленным водой вином. Кожаные сандалии на сильных, загорелых ногах громко хлопали по мрамору, эхом разносясь по залу. Золотой клинок у бедра — с драгоценными камнями и семью кольцами на рукояти — периодически лязгал, ударяясь о поясное крепление.
Наполнив кубок до краёв, правитель бескрайних земель заметил движение в саду. Он подошёл к ограде и, опершись руками о каменные перила, устало оглядел своё владение. Взгляд его задержался на луне.
— Как жаль, — произнёс царь, — что ты так далеко от меня. И я даже не знаю как до тебя добраться. Но ты была бы отличной столицей моей империи. Ведь Вавилон не виден в Греции, а тебя видно ото всюду. И все бы видели, насколько велико моё влияние, и обширна земля моя. Македонское солнце, освещающее мне путь днем, уже есть на небе, но и свет ночной властительницы с рисунком льва на твоей поверхности, на века бы увековечил имя властителя этого мира. Так скажи же мне, путница ночная: кто, если не я, был бы достоин этого? Разве обычный человек смог бы добиться подобного величия? Победив врагов и покорив столько земель, разве не достоин был бы этот человек зваться великим на все времена? Не сын ли богов смог свершить столь бесстрашные походы в столь далёкие земли? Скажи мне!
Он опустошил кубок и с раздражением стукнул им о перила.
— Не Зевса ли сын способен на такие победы и кровавые свержения врагов своих? Отвечай же! Ответь мне, о немое ты создание! Разве не видела ты слёзы людей, кричащих моё имя, и страдания врагов моих и недругов, умоляющих о милостыни моей? Ведь это я — тот Великий, кто вершит судьбы мира, и решает одним движением пальца кому жить, а кому умереть. Отец мой… был ли он мне истинным отцом? Или мои мысли верны, и сам Зевс возлёг с моей матерью? Тогда я — сын божий. Или… может, я и есть бог? Молчишь, ничтожная. Потому что ты и я знаем правду. А правда в том, что бог на этой земле — это я.
— Отличный у тебя виноград, молодой царь, — послышался тихий, но уверенный голос из-за спины.
Правитель обернулся.
У большого стола, резные элементы которого были выполнены из чистого золота, а столешница — из белоснежного мрамора, спиной к царю стояла фигура в темно-серой накидке, усыпанной поношенными дырками и небрежными заплатками. Незваный гость по-хозяйски набирал себе в тарелку мясо птиц, сыр и белый виноград, смачивая лепёшку в кубке с вином.
Вена размером с мизинец надулась на лбу у царя, по шее пробежала краснота, а дыхание участилось от переполнявшего его возмущения. Размахнувшись своей опустевшей чашей, молодой полководец метнул её в ночного гостя. Посуда угодила незнакомцу аккурат по спине, в область правой лопатки. Гость застыл и через пару секунд приподнял руку, не оборачиваясь.
— Это было лишнее, молодой государь, — сказал гость, и спустя пару секунд он, вместе с тарелкой, развернулся к правителю здешних и дальних земель, и прошел на балкон, где в состоянии гнева находился царь.
Хотя тот, кто явился без приглашения, был повернут лицом к хозяину дворца, черты лица его молодой правитель не мог вспомнить. Гость медленно подошел к царю всех земель, и поставил свою тарелку на каменное ограждение. Их взгляд встретились, и следующие минуты они не выпускали один другого из поля зрения.
— Прекрасная ночь, молодой государь, — обратился к царю незваный гость, — согласитесь ли вы отужинать сегодня вместе, ваше величество?
Царь резким движением выхватил из ножен свой золотой, украшенный разноцветными камнями, клинок и приставил к шее наглеца.
— Мне не важно, кто ты, — сквозь стиснутые зубы и поджатые губы выдавил из себя правитель, — и как пробрался в мой дворец. Ты можешь лишь выбрать смерть, с которой под руку ты покинешь этот мир.
— Я бы настоял, царь всех царей, — сказал незнакомец. С этими словами он взобрался на каменное ограждение и сел на нем по-восточному, перед своей тарелкой, и взял оттуда одну виноградину. — В этом нет необходимости. Ведь что стоит такому великому человеку как ты, разделить хлеб с тем, кто не достоин и тени великого полководца и молодого правителя?
Царь был ошеломлен такой наглостью. Он убрал свой меч обратно в ножны. Однако ему и самому стало интересно, к чему приведёт этот диалог.
Он подошёл к столу, взял новый кубок и вновь наполнил его прохладным разбавленным вином. После чего вернулся к трону и гордо сел на него, приняв самый уверенный вид.
— Кто ты? — величественно спросил царь бродягу, — и что тебе нужно у меня во дворце.
Бродяга, не отрывая взгляд от своей тарелки, послал кусочек сыра себе в рот, и медленно его пережевал.
— Вам всё же интересно государь. Кто и что? А тем временем мы с вами даже были знакомы.
— И где же я мог быть знаком с тем, от кого и мухи будут сторониться?
— А ровно там, где молодое сердце жаждет славы и побед. Там, где высокомерие и гордыня слаще дружбы и преданности. Там, где ваше слово легло на весы вашей судьбы.
— Я не глуп, безумец! Слышишь ты, никчёмный! А вот твои уста и впрямь изливают поток глупости и нелепости. Я не могу быть с тобой знаком, и разговор мне этот порядком надоел. Охрана!
Не послышалось ни ответа, ни шагов караульных.
— Охрана! — вновь выкрикнул правитель.
— Они не придут, государь, — вытерев руки друг о друга, незнакомец слез с ограждения, и направился прямо к трону. — сюда никто не придёт.
Царь всех царей встал с трона, и вновь оголил свой драгоценный клинок, выставив его лезвием на незнакомца:
— Стой, где стоишь, плут, или твоя смерть окажется очень быстрой. Охрана!
— Стой, охрана, — тихо повторял за ним незнакомец, — поделись своей мудростью, государь. Что ты сделал, чтобы заполучить такое величие? Тебе пришлось убивать людей сотнями и тысячами?
— Не сомневайся в этом, ничтожество, — ответил ему государь, — по сравнению с ними жизнь одного вора не станет даже событием, о котором стоит помнить.
— И даже малолетних детей? Даже тех, кто только начинал свою жизнь в материнской утробе? — спрашивал незваный гость, передвигаясь вокруг стола, идя вслед за царём.
— Они вырастут и будут хранить каплю неверности моему имени, которая потом может перерасти в реки и океаны бунта и неповиновения. Каждый, от мало до велика, понес свою плату за свою нелояльность.
— А как же твои люди? Они ведь видели твою жестокость, и просили остановиться, не проливать эту кровь, и не взывать к жнецам там, где этого не требовалось.
— Один, десять, сотня и тысячи недовольных друзей не значат ничего перед масштабами той империи, которая теперь простирается от одной бесконечности до другой. Я создатель империи и нового мира, и что слова моих сторонников перед вечным именем? Род моего имени будет бесконечно править этими землями. А кто знает, может и целым миром. Ты обычный человек, тебе не понять то, что подвластно только разуму бога.
— Бога? — повторил незнакомец. — Так ты и правда считаешь, что небесное тело, на которое ты ругался, должно было бы склонить переде тобой колени, если бы они у нее были? Перед тобой, перед богом?
Незнакомец наконец вплотную подошел к лезвию царя, уперевшись в него грудной клеткой.
В эту самую минуту царя словно накрала волна горячего ветра, обжигающего его легкие, и посмотрев в глаза незнакомцу, он его вспомнил.
Двенадцать лет назад, переправившись в Малую Азию, после первого сражения с персидской армией, передовой отряд молодого полководца был почти уничтожен. Оставшись один, спрятавшись от поискового отряда, еще совсем юный завоеватель забрёл в скрытую пещеру среди гор и ущелий. Внутри этой пещеры жил человек, почти отшельник, в темно-сером балахоне, который помог ему восстановить силы. Лица его он почти не запомнил, но запомнил его голос.
— Чего бы тебе хотелось, юный воитель? — спросил его человек
— Власти, — сказал юноша. — Власти над всем миром. Чтобы имя моё, имя завоевателя, шептал на устах каждый мой подданый, и тот, кто встанет с мечом перед моей бескрайней армией.
Человек выслушал молодого полководца и, встав в полный рост, прошёл вглубь пещеры, где он открыл огромный сундук, из которого изливался золотой свет. Что было в том сундуке, юноша так и не увидел, но человек подал ему завернутый свиток.
— Возьми, молодой повелитель, — сказал человек в балахоне. — Это поможет тебе добиться своего желания, и даже смерть не посетит тебя нежданным гостем.
Молодой человек развернул свиток, и увидел длинный клинок, в золотых ножнах, с разноцветными драгоценными камнями, с семью кольцами у рукоятки. Сложно было оторвать взгляд от этой красоты.
— Есть лишь три «нельзя», которые клинок от тебя потребует. Не убивать детей: они не заслужили участвовать в политических распрях этого мира. Второе: не убивать своих сторонников. В конце концов это люди, которые в тебя поверили, и пошли за тобой.
— И третье? — спросил юноша.
— Непременно, — ответил ему человек. — Даже не вздумай назвать себя богом, молодой командир. Царь всех царей тебе подойдёт, но играть в бога не дано никому.
— Вроде не сложно. А что будет если я не стану выполнять эти запреты?
— Ничего, чтобы стало не логичным в этом мире. Имя своё ты получишь.
Правитель стоял как зачарованный, не находя сил и возможности пошевелиться. Человек в сером протянул руку и медленно забрал клинок из его рук. Что-то холодное, но в то же время обжигающее пробежало по венам императора, от чего тот покрылся испариной, а лицо его в момент побледнело.
— Смерь не могла застичь тебя там, где ожидали твои враги, — тихо произнес человек на ухо самодержца. — Конечно, ведь они не могли знать, что самому жнецу ты пожал руку в знак соглашения. Но ты, знал цену своего величия, государь.
Император упал на колени. Ему было очень больно. Он не мог вздохнуть, а внутри словно сотни ножей наносили ему раны и порезы. Потом он завалился на спину, а его тело начало бить в конвульсиях.
— Александр Великий может быть царем целого мира, но только не богом, — сказал незнакомец. Он дождался пока тело изогнётся в последней смертельной агонии, а затем покинул дворец через темный зелёный сад.
Этой ночью, в возрасте тридцати двух лет, умер Александр Македонский. Кончина его наступила так же стремительно, как и его победы. Сторонники, волхвы и другие люди регулярно видели смерть, шествующую за ним.
1. Клинок Эдема
10 июня 2003 года, Багдад
Осколки каменной стены разлетались веерным градом. Взрослые, схватив детей разбегались в близлежащие укрытия и дома. Каждую секунду выстрелы и взрывы снарядов разрывали пространство вокруг, оставляя после себя лишь груду обломков и густой, вязкий дым, пропитанный запахом пороха и палёного мяса. Десять убитых коз, три женщины, пятеро детей и десять мужчин в черных масках лежали на земле одной из улиц Багдада в лужах запекшейся на ярком солнце крови. С другой стороны — семеро военных в грязно-песочном камуфляже.
Вот уже несколько месяцев шли ожесточённые бои между повстанческим движением и коалицией союзных государств, и сегодня, с самого утра, ни одна из сторон не могла взять под контроль улицу пяти перекрёстков.
В подвале одного из домов, где окопались боевики местных повстанческих сил, мужчина сорока пяти лет навис над картой этого района. Он был по-мужски красив, с жесткой щетиной на лице, глубокими коричневыми глазами оливковой формы, с взъерошенными густыми волосами. Капли пота капали с его лба прямо на стол. Вместе с потом на карту осыпался песок подвального перекрытия. За его спиной находился приличный склад боеприпасов, спутниковый телефон, камера, мониторы, и шесть стульев, на которых сидели пленные, с завязанными на глазах грязными повязками и кляпами во рту. Они были захвачены ранним утром, за пару минут до того, как началась перестрелка. Руки пленённых солдат были туго связаны за спиной, спереди на них была надета военная разгрузка, в карманы которой был заложен динамит.
— Рашид! — окликнул мужчину один из его сторонников, — камера готова. Можем писать, пока эти собаки не оцепили весь район!
— Сигнал? — спросил Рашид, не отрываясь от камеры.
— Стабильный, — коротко ответил ему человек за компьютером.
Рашид аль-Касим выпрямился, и быстрым шагом проследовал к месту съемок, освещенной тремя направленными прожекторами, и встал перед камерой, прямо перед пленными с мешками на головах.
— Запись! — крикнули ему из-за камеры.
Сразу же после команды, Рашид достал пистолет из-за кобуры, и выстрелил в голову одному из пленных.
— Их осталось пятеро, — произнес он в объектив, — а кровь этого бойца, как и всех ушедших сегодня, на руках тиранов, решивших, что могут прийти в нашу страну со своими правилами. Тиранов, взявших на себя непосильную ношу, которая под силу лишь одному Аллаху. Мы умираем каждую ночь, но каждое утро мы вновь встаём, Иншаллах. чтобы дать врагу нашему отпор. Мы не грязные животные, которых можно загнать в клетки и дразнить, показывая ваши зелёные бумажки. Мы, АльхамдулиЛлях, люди, которые живот на своей земле и под своим небом, дарованное нам всевышним, и мы будем стоять столько, сколько мужчины смогут держать в своих руках ружья, а женщины рожать этих мужчин.
Рашид наставил пистолет на следующего пленного:
— Всего пять пуль, и я окажу услугу нашей стране и нашему народу. Ведь «Клинок Эдема» не просто военная организация, это орудие, с помощью которого мы вырежем сорняки из нашего Эдемского Сада. Всех до одного. — Рашид стрелял почти в упор, но голова пленного осталась нетронутой. Он выстрелил за неё. — Я отпускаю этих солдат, передавая их дальнейшую судьбу в руки создателя нашего. Через пять минут они пройдут в цепочке по главной улице, и только от ваших пуль будет зависеть как долго они еще проживут.
— Снято, Рашид! — крикнул человек за камерой. — ты думаешь они пойдут на это?
Сверху на улице выстрелы стихли в половину.
— Уже пошли. Прекратить огонь! — скомандовал Рашид аль-Касим.
Грубыми рывками заключённых подхватили со стульев, и толчками повели к лестнице, и оттуда на улицу. По пути люди с завязанными глазами несколько раз спотыкались и падали лицом прямо на ступени. И снова хватая их за ремни и камзолы, ставили их на ноги и волокли дальше.
Пятерых мужчин в песочном камуфляже с автоматом у спины ставили одного к другому, так, чтобы они заняли всю ширину улицы. Между собой они были связаны веревкой по рукам.
— Вы сейчас стоите перед лицом смерти, — сказал им Рашид, — но смерть, если и придёт, то только с вашей стороны. Идите вперёд, и да будет воля Аллаха, вы дойдёте живыми. А если нет, значит Аллах так и решил. Если кто-то побежит, вас убьют. Если кто-то решил свернуть — вас убьют. Если кто-то упадёт, и не сможет дальше идти — вас убьют. Так что, лучше идите медленно, спешить вам всё равно некуда.
Солдаты союзных войск неуверенной поступью сделали первый шаг. Они так долго сидели, и их так много били, что ноги их еле слушались. Каждый шаг им давался с неимоверным трудом, будто целый мир держался на их плечах. Адреналин бешено бежал по крови, от чего нос не успевал выхватывать частички кислорода, чтобы насытить им мозг. Туда ли он шагнул, не споткнулся ли его товарищ, не решил ли кто-то убежать, и еще сотни других мыслей перебирались одна за другой в головах пленных, чья жизнь могла оборваться на каждой секунде.
Тем временем в конце улицы, в гараже одного из домов, Рашид аль-Касим и трое его помощников садились в старый военный джип серого цвета, чтобы покинуть этот район, пока цепочка пленных отвлекала на себя внимание. К вечеру следующего дня они должны были добраться в город Эль-Каим, где под видом беженцев они попадут в Сирию, и смогу собрать новые силы, перевооружиться и продумать дальнейший план наступления, или обороны. Окон в джипе не было, как не было и кондиционера. Зато была плотно набитая пепельница, и сильно затертые от времени сиденья, на которых сиделось не лучше, чем на табуретке.
— Yala! — крикнул Рашид водителю, и тот выжав сцепление, понесся по пыльным проулкам, направляясь на выезд из города, где союзные войска его еще не контролировали.
Через десять минут по рации раздался мягкий голос.
— Они дошли, Рашид, — на связи был Саид, правая рука Рашида, оставшийся наблюдать за цепочкой в безопасном месте.
— Аллаху Акбар, Саид, Аллаху Акбар. — сказал Саиду в рацию Рашид.
— Аллаху Акбар, — ответил Саид и нажал на кнопку детонатора.
Уже дойдя до блокпоста своей части, военная разгрузка на цепочке пленённых солдат в одно мгновение обратилась взрывом и огненным пламенем. Все пятеро пленных и семеро встречающих солдат союзных сил были убиты.
Проехав три часы по пустыне серый джип остановился, чтобы заправиться дизельным топливом из припасённых канистр. И пока водитель доставал канистру из багажника, другие мужчины вышли размять суставы рук, ног, а также спину. Сидеть на жестких креслах были чистым мучением.
— Я задницы своей не чувствую, — жаловался один.
— А у тебя её просто нет, — шутил над ним второй.
— Я убью тебя, шакал, — злился первый, тыча во второго автомат, — у меня есть задница, и, если ты не заткнёшься, она будет последним, что ты увидишь.
Первый продолжал шутить над вторым, показывая миниатюры отсутствующего зада. Второй не переставал злиться, а Рашид подсмеивался над ними.
Неожиданно, из неизвестного направление раздался выстрел, и угодил прямо в зад, который демонстрировал первый. Мужчина завыл от боли, и рухнул на землю. Вторым и третьим выстрелом был допит первый, и водитель с канистрой в руках. Рашид и второй скрылись за джипом, перезарядив автоматы. Они наивно полагали, что враг находился за джипом, но четвертый выстрел оповестил о том, что они ошиблись. Пуля прошла прямо в сердце второму. Рашид в панике и спешке залез на заднее сиденье джипа, и начал стрелять из кона во все направления, пока у него не закончились патроны. В ответ по нему никто не стрелял. Еще около часа он пролежал на жёстком диване, по не решился, что надо бы вылезти и осмотреться.
Яркий солнечный диск клонился к закату, а ночью в пустыне температура сильно ниже дневной, а чаще всего даже довольно холодно. Оставаться на месте было холодно и опасно. Выйдя из автомобиля, Рашид обнаружил, что бензобак был пробит, да и канистра с топливом прострелена.
«Надо отсюда уходить» — подумал Рашид, и идти надо туда, куда они изначально и собирались. Тем более, ему показалось, что вдалеке играет красным светом огонь бедуинов, или таких же повстанцев, как и он. В любом случае, это была его пустыня, и он не единожды оказывался ночью среди песка и камней. Кого-то да встретит, или его даже смогут довезти. Союзные войска не часто выезжают ночью в пустыни, боясь засад от ополченцев.
2. Как дома
Как близко бы ни казался ему огонь, горящий вдалеке, уже три дня Рашид не мог до него дойти. Красная точка словно двигалась вместе с ним — точнее, ускользала от него.
В первую же ночь он выбился из сил, пытаясь её догнать. Пробираясь по пескам и барханам, ботинки натирали ноги до крови, а он всё сильнее кутался в свою куртку, пытаясь согреться в холодной пустынной ночи.
Здесь не было ни дорог, ни ориентиров. Не было ни звёзд над головой — их заслоняла пыль, поднятая ветром. Рашид аль-Касим, пытаясь выйти к светящемуся огню, окончательно сбился с пути.
Ближе к рассвету огненная точка начала тускнеть, и красный рассвет полностью скрыл её под жарким дневным покрывалом.
Следующий день выдался жарким. Он не помнил, когда в последний раз так уставал в пути. У него не было с собой воды, и тело теряло драгоценную влагу с каждым выдохом. Пот испарялся с лица и промокшей одежды, оставляя на коже белёсую корку соли. Волосы и борода были усыпаны мелкими частичками песка, который лип к потной коже и хрустел на зубах.
Ближе к полудню, когда солнце стояло прямо над головой, он наткнулся на двухметровый валун. В его жалкой тени он решил переждать пару часов. Отдыхом это назвать было трудно: приходилось следить за ходом тени, за горизонтом, и за каждым шорохом ветра. Здесь не было ни машин, ни людей. А когда солнце скрылось за гребнем ближайшей горы, он встал и пошёл дальше. Может, повезёт — и он наткнётся на какой-нибудь оазис.
С приходом ночи в пустыне просыпалась жизнь: выползали ящерицы, тушканчики и змеи, норовящие их съесть. Отдыхать ночью было глупо — это было время, когда можно идти быстрее, чем днем. К тому же сон на голой земле был опасен: змеи, скорпионы и шакалы могли стать незваными гостями в любой момент. Ему удалось поймать одну песчаную змею, и освежевав её своим ножом, он жадно и с усердием поедал её мясо, периодически пережёвывая хрящи и выплёвывая кости. А когда закончил, он был по-прежнему голоден, но по крайней мере у него появились силы идти дальше.
Неожиданно, на горизонте вновь вспыхнуло пламя красной точки. Огонь был так далеко, но его ни с чем нельзя было спутать. Он словно звал его к себе.
— АузубиЛлях, — устало прохрипел себе под нос Рашид, поднося ладони ко лбу. Глаза его были полны страха, но огонь манил за собой, и Рашид вновь пошёл на его свет.
В какой-то момент он перестал обращать внимание на звёзды. Возможно, он даже и забыл куда он шёл изначально, и теперь ему был нужен только свет убегающего огня. Кто же играет с ним в эту злую шутку? Или может сам Аллах ведёт его по пути истинного праведника? Или может Рашид уже умер, там, возле машины, а это — испытание перед вратами Эдема?
Свет луны был ярким и холодным, а Рашид аль-Касим шёл всё дальше. Уже две ночи подряд он не спал, почти два дня ничего не пил, и лишь маленькая песчаная змея спасла его от голода, став его единственным ужином. Этой ночью было холоднее, чем вчера, и куртка уже не спасала. Холод пробирался в каждую дырку, карман и щель на его одежде. Воздух проникал даже через микроскопические поры на его штанах и футболке, и гулял под военной курткой. Когда перед ним вырос высокий бархан, огненная точка уже успела перебраться через него.
— Для чего мне это? — прохрипел Рашид пересохших горлом.
— И куда вообще я иду? Разве так встречает праведника Джаннат? Или Джаханнам-ли стал моим пристанищем? — Он упал на колени, не имея сил больше подняться. Лицо его глубоко погрузилось в холодный песок, пальцы впились в него, будто пытаясь удержаться за последнюю нить реальности.
— Раз уж мне суждено вечно скитаться в этих мучениях, топча землю преисподние, не остаться ли мне здесь, на этом самом месте?
Из-за спины раздался характерный смешок — похожий на дикое поскуливание.
— Шакалы!
Рашид собрал все имеющиеся у него силы, и встав на ноги начал взбираться на бархан. Уж лучше вечность скитаться по пустыне, чем быть съеденным сворой шакалов.
Наконец, взобравшись на самый верх бархана, он вновь увидел яркую огненную точку, которая была уже довольно далеко от него. Потеряв силы после долгого и изнурительного подъема, ноги Рашида уже не могли его держать, и он кубарем скатился вниз. Песок забился в рот, глаза, волосы, одежду. А когда остановился, увидел: на вершине бархана стояли четыре чёрные тени.
Выплюнув песок и протерев глаза, Рашид наконец смог встать. Он собрался идти дальше за убегающим огнём, когда смехотворное поскуливание раздалось уже в паре метров от него. Шакалы были прямо за спиной.
Рашид медленно обернулся. Четыре серых хищника стояли перед ним, один похожий на другого, и смотрели на него красными, как рубин, глазами.
Рашид выхватил свой нож, и встал в боевую стойку.
— Назад! Назад, твари!
Он делал выпады в сторону собак, но те лишь посмеивались над ним, перебегая с места на место.
— Вы, сучьи дети! Убирайтесь к дьяволу!
Рашид начал отступать, пытаясь скрыться от шакалов. Те, шаг за шагом, следовали за ним. На седьмой шаг он обо что-то споткнулся, упал на спину и выронил нож.
«Это конец», — подумал он, и закрыв глаза начал читать молитву.
Прошло пять секунд. Десять. Но на него никто не торопился нападать. Никто не грыз его ноги, никто не вцепился острыми зубами шею. Шакалы просто стояли и смотрели на лежачего человека. Нащупав рядом собой нож, Рашид вскочил на ноги, не сводя глаз от хищников. И только тогда заметил, обо что споткнулся.
На земле лежала мертвая антилопа, с перегрызенным горлом. Животное еще не успело остыть, а вытекающая из нее алая кровь собиралась в небольшие лужицы, в которой сейчас и стоял Рашид аль-Касим. Шакалы продолжали просто смотреть на человека с ножом.
Липкая красная жидкость манила оголодавшего человека, который уже давно не пил, и почти ничего не ел. Не выпуская хищников из поля зрения, Рашид опустился на колени, и медленно припав лицом к земле начал пить ещё теплую густую липкую жидкость. Его мутило, но он продолжал пить, и не мог остановиться, пока полностью не осушил маленькую лужицу. После этого он неспеша встал, и начал отрезать кусок мяса с ноги антилопы, всё так же не отрываясь от ночных собак.
— Это я возьму себе, сучьи вы твари, — проговорил Рашид, и уже в пол оборота начал отступать назад, туда, где он когда-то видел манящий его огонь. Шакалы не последовали за ним. Лишь проводили взглядом, потом обнюхали тушу и скрылись в темноте.
Этой ночью у Рашида вновь появились силы идти дальше. Его больше не мучала жажда, и у него был кусок сырого мяса, который он думал запечь на камне под обеденным солнцем. Но мясо было съедено сырым еще до восхода солнца. А убегающий от него огонь и этой ночью оказался недосягаем.
Третий день в пустыне был похож на второй, с той лишь разнице, что силы были на исходе, ноги отказывались слушаться, обветренные губы были пересохшими до кровавых трещин, и голова больше не могла нормально соображать. В какой-то момент силы полностью покинули Рашида, и после резкого головокружения мужчина просто упал на бок.
Пролежав так в неподвижном состоянии пару часов, солнце опалило до красна его смуглое лицо. Маленький черный скорпион, решив осмотреть новую территорию на своем пути, забрался на правую кисть Рашида. Совсем незначительно движения пальцев, едва уловимых, хватило для того, чтобы скорпион среагировал на кажущуюся опасность, и ужалил Рашида в тыльную сторону ладони. В этот же момент мужчина проснулся, с диким воплем от жгучей боли. Рука словно горела в адском огне, стала бесчувственной и опухла до того состояния, будто кожа на ней сейчас лопнет от натяжения.
Когда боль немного утихла, он повернулся в сторону, где, по его мнению, находилась Мекка, и, припав на колени, прошептал:
— АузубиЛлях… — прошептал он. — Прошу тебя, о Великий. Если мне суждено пронести еще сотни подобных страданий, дай мне сил, веры и терпения, чтобы достойно их пережить, или принять свой конец. На всё воля твоя, о Великий. Иншаллах… Иншаллах…
Неожиданно, он услышал детские крики; кто-то звал на помощь.
Неужели здесь, кроме него, были еще люди? В пятидесяти метрах от него, словно из ниоткуда, появилась фигура человека, державшего ребёнка. Мальчик еле кричал, задыхался, из него уходила жизнь. Аль-Касим поспешил на помощь, и через несколько секунд вонзил свой нож в плечо обидчику. Человек вскрикнул и в тот же миг повернулся — вместо лица у него была лишь чернота. А потом… Захватчик и ребёнок исчезли, просто испарился, будто их и не было.
— Мираж, — прошептал Рашид и, обессиленный, рухнул на песок. После чего он потерял сознание.
Он очнулся уже глубокой ночью, когда холод начал обмораживать его лицо. Придя в себя, Рашид осмотрелся по сторонам: он не сразу понял, где он, и что было до его обморока. Лишь очень сильно болела рука — она по-прежнему горела огнём. В паре метров от него что-то яркое и теплое согревало его левую сторону лица.
Рашид повернул голову к свету, и узрел то, что две ночи скрывалось от него. Это был костёр — самый обычный, из сухих веток. Не тот гигантский огонь, что манил его три ночи. Он больше не мог стоять, поэтому пополз к нему на животе, опираясь только на здоровую левую руку.
А когда он наконец оказался у самого огня, за красным пламенем он увидел черную дыру в земле, достаточно широкую, чтобы взрослому человеку туда можно протиснуться. Или совсем не человеку.
— Шакалья нора, — подумал Рашид. — Надо… Надо побыстрее отсюда уходить.
Он всё непрерывно шёпотом повторял:
— Силы земные и небесные, дайте мне сил выбраться отсюда… Дайте мне сил победить все болезни и невзгоды… — на минуту Рашид задумался. — И дай мне сил победить врагов своих.
Неожиданно костёр потух. Песчаная буря, которой и не пахло до настоящей секунды, накрыла огонь вместе с Рашидом. Песок застилал глаза и попадал в легкие. Единственным укрытием сейчас была подземная пещера.
Опираясь на левую руку и отталкиваясь уже истертыми ботинками, Рашид дополз до черной входа — и яма будто проглотила его за один раз. Он скатывался вниз по резкому уклону, где даже здоровому человеку было бы сложно устоять на ногах.
А когда он наконец оказался на ровной поверхности, его окутала кромешная темнота. Наверху бушевала буря, шелестя миллиардами острых песчинок и свистя ветром над головой.
Рашид аль-Касим еще около десяти минут лежал в полной темноте, пока глаза его не привыкли и он не начал различать очертания камней и неровности стен. Где-то вдали слышалось, как капли воды разбиваются о каменный пол. Темный коридор уходил вглубь, туда, где будто тени шептались между собой.
Камни скрипели под ногами, хотя Рашид стоял на месте.
Стоять дальше было невыносимо, и в конце концов лидер «Клинка эдема» сделал первый шаг — и пошел вглубь по коридору.
Кровь гудела в ушах, словно он оказался на дне океана. Каждый её толчок давил ему на глаза. В какой-то момент ему показалось, что перед ним кто-то сидит — фигура в бесформенной одежде, склонившаяся у стены.
Он присмотрелся.
— Чего только не покажется, — пробормотал он.
— Тебе не кажется, Рашид аль-Касим, — раздался голос из темноты. — Пожалуйста, чувствуй себя как дома.
3. Что хочешь ты?
— Пожалуйста, чувствуй себя как дома, — произнес голос из темноты.
Голос, глубокий и твёрды, раздавался будто со всех сторон одновременно. Рашид пошатнулся назад, услышав своё имя. Холодный пот проступил на висках. Ему хотелось бежать, пусть и в самый разгар песчаной бури, но подальше от этого места. Он достал свой нож, и начал пятиться назад.
— Исчезни, — прошептал он.
На миг Рашид обернулся — проверить, не упадёт ли он, и в прошлый раз. И в тот же миг, когда взгляд вернулся к стене, фигуры там уже не было.
— Исчезни, шайтан! — крикнул Рашид, озираясь вокруг. Воздух в пещере стал плотнее, будто его сжали в кулак. Ни звука. Только капли воды, падающие с потолка, и собственное дыхание, прерывистое и тяжелое.
— В этом месте нет шайтана, Рашид аль-Касим, — послышалось ему по правую руку.
Он тут же ударил ножом в темноту, но рассек лишь воздух.
— А если и есть, то только внутри тебя. Как и сам Бог.
Теперь голос звучал спереди, метрах в пяти. Рашид сжал нож крепче.
— Кто ты? — голос Рашида сорвался. — Что ты от меня хочешь? Откуда ты знаешь моё имя?
Невидимые капли воды падали с потолка, разбиваясь о каменистый пол.
Шелест песка и дыхание тысячи людей повисло в воздухе над ним.
— Я? — спросил незнакомец из темноты, — у меня есть всё что нужно, Рашид аль-Касим. Я ничего не хочу. А вот ты… Что хочешь ты, на самом деле? Сможешь ли ответить?
— Я хочу, чтобы ты назвался и показал мне своё лицо! — крикнул Рашид. — ты меня знаешь, а я даже не знаю с кем говорю.
Внезапно пещера вспыхнула сотнями факелов. Пламя ударило в глаза, и Рашид зажмурился.
Откуда здесь огни? Их не было, когда я шёл. Я держался за стену — их точно не было.
— Как неприлично с моей стороны, — сказал стоящий перед ним высокий мужчина в пепельно-серого цвета одежде с накидкой на голове.
Глаз его почти не было видно, лишь чёрная как ночь борода, бледная кожа и тонкие губы выделялись из тени.
— Прошу. Теперь тебе легче разговаривать со мной?
— Ты тоже из ополчения? Ты же не из Багдада?
Рашид перебирал в памяти лица, имена, даты. Ничего не совпадало.
— Мы с тобой виделись и в Багдаде, и в Сирии, и в Египте, Рашид аль-Касим, — сказал человек, приподняв вверх указательный палец. — Как и с моим братом Харбом. Ты с ним, как бы сказать, неразлучен уже несколько месяцев.
Рашид стоял полный непонимания: он не знал никакого Харба.
— Моё имя Аль-Маут, — представился незнакомец. — А это — мои братья.
Из тени за его спиной вышли ещё трое. Один — в чёрном, второй — в белом, третий — в коричневом. Лица их скрывали капюшоны, а из-под них горели глаза — красные, как горящие угли.
Рашид выронил свой нож. Его руки дрожали.
— Ты… Ты… — начал неуверенно мямлить Рашид, и не смог закончить ни слова.
— Жнец. Серый всадник… Или просто Смерть, — ответил мужчина в пепельной одежде. — Но Аль-Маут будет уместнее.
— А Харб… твой брат — это…
— Война. Та, которую ты ведешь последние несколько месяцев. Но знаешь ты его с самой юности.
— А прошлой ночью… — продолжал, запинаясь, Рашид.
— Да, — подхватил ему Аль-Маут.
— Те, четыре шакала…
— Да, — все также отвечал Жнец.
— Почему вы меня не убили? — наконец более уверенно спросил он.
— Мы никого не убиваем, Рашид аль-Касим. Мы лишь исполняем роль, отведенную нам. А твой час еще не пришёл.
— Тогда что вам от меня нужно?
— Лишь только дать тебе то, что ты искренне желаешь. Ведь человек, три дня блуждающий по пустыне, явно в чем-то нуждается.
— Деньги?
— А разве тебе нужны деньги? Что такое деньги в мире, где действует лишь закон сильного?
— Нет… нет, конечно, — запнулся Рашид.
— Если ты и сам не знаешь, чего желаешь, тогда мы не сможем тебе помочь. Утром ты проснёшься вблизи границы Сирии, и будешь вспоминать это как сон.
Братья начали вновь сливаться с Аль-Маутом в одно целое. Сознание Рашида начало плыть, а с потолка медленно стал осыпаться песок.
Рашида словно ударила молния, и он выкрикнул:
— Я хочу смерти своим врагам! — он так сильно торопился, боясь, что реальность его рассыплется вместе с песком. И всё вокруг действительно окажется лишь сном.
Помещение, освещенное факелами, вновь погрузилось во тьму, и дуновения холодного ветра пробежали по его ногам. Песок с потолка перестал сыпаться. Аль-Маут вплотную подошёл к Рашиду. Кроме горящих красных глаз он больше ничего не видел.
— Только лишь смерти? — произнес он утробным голосом. — Или может побед? Жажды превосходства над ними? Над всем миром?
— Побед над врагом моим, — почти шёпотом говорил Рашид. — Их мучительной смерти. Я хочу, чтобы плоть моя, и армия моя, были неуязвимы для врагов моих.
Смерть растворился в густой темноте, а спустя несколько секунд что-то увесистое оказалось в руках Рашида. Это был завернутый в холщевую ткань свиток. Рашид начал разворачивать его грубое полотнище, и яркий свет золотого клинка озарил его лицо в темноте. Разноцветные камни украшали его ножны, а у основания, одно в другое, были вплетены семь колец, ограждая кисть от лезвия.
— Это орудие твоих побед, — произнес Аль-Маут из темноты. — Меч апокалипсиса. Проливая им кровь, даже самую малую каплю, ты призовешь силу четырех всадников.
Война даст тебе силу и неуязвимость. Тебе и твоим людям.
Чума заразит твоих врагов всеми возможными болезными, от тяжелых до самых мучительных.
Голод наведёт на них безумие, и порывы каннибализма.
И наконец, Смерть станет единственным логичным концом для них.
Рашид не мог оторвать взгляда от камней. Они мерцали, как живые.
Он поднял глаза туда, где ранее стоял Аль-Маут, и спросил:
— Что я буду должен за этот подарок?
— Не многое, — ответил жнец тем же утробным голосом.
Во-первых: не убивай детей. Это неокрепшие души, которые должны найти свой путь, прежде чем покинуть этот мир.
Во-вторых: не предавай своих людей. Будь примером для них. Ведь за тобой они пойдут на то, за что им не нужно будет даже платить.
И третье… — пауза повисла как нож над горлом. — Помни, что ты человек, и путь твой конечен, как и каждого рядом с тобой. Не назови себя богом, Рашид аль-Касим, или творцом всемогущим.
— А если я их нарушу?
— Сейчас клинок дарует тебе силу внеземную, — продолжил Жнец, — и даст власть над самой кончиной… Но, нарушая эти правила, меч заберёт не только жизни твоих врагов. И тогда настанет твой час, где ты не увидишь меня пред собой, а лишь сам будешь своим палачом.
— Не сложные правила, Аль-Маут, для обладания того, о чем нельзя даже мечтать, — Рашид впервые назвал смерть по имени.
— Это и в правду так, Рашид аль-Касим. Но скажи мне, а кто он, твой враг? Против кого ты собираешься обрушить силы апокалипсиса?
Рашид достал клинок из ножен, и смотря на его яркое блестящее лезвие произнес:
— Против тех, кто вторгся на мою землю, Аль-Маут. Против тех, кто убивает мой народ. Против каждого неверного.
— Легко запутаться в мерилах верности, Рашид аль-Касим.
— Будь уверен, я не ошибусь.
Он вложил лезвие в ножны.
— Мы ещё встретимся?
— Каждый однажды встретится со мной. А пока… спокойной ночи, Рашид аль-Касим. И доброго утра.
Аль-Маут окончательно растворился в темноте, и сотни теней быстро пробежались по каменным стенам.
Рассудок Рашида в одно мгновение поплыл.
Песок вновь полился рекой из потолка, со стен, и даже из самой земли. Ему становилось трудно дышать, сознание отключалось, и наконец всё превратилось в пустоту.
Лишь четыре пары огненно-красных глаз наблюдали за ним из пустоты.
4. Капля крови на песке
Пить. Очень сильно хотелось пить.
Утреннее солнце мягко припекало его лицо, и кто-то настойчиво тряс за плечо. Назойливая муха сидела на щеке.
— Уходи, — тихо, сквозь сон, прошептал Рашид.
Толчки по плечу не прекращались.
На этот раз Рашид понял, что это уже не сон, и кто-то действительно дергает его за плечо.
Наконец он открыл глаза.
Над ним склонился старика в грязной поношенной одежде и серой куфией на голове. Глаза его были уставшими, будто в них давно не осталось ни надежды, ни боли — только пустота. Старый бедуин склонился на Рашидом и тряс его за плечо.
— Салам Алейкум, — говорил он ему. — Вставай, пока тебе не откусил нос фенек, или какая-нибудь змея не заползла в штанину.
— Уа алейкум ас-салам, — ответил ему Рашид, осматривая старика. Рядом блуждало несколько коз, ощипывая редкие сухие кустарники. Один козёл даже залез на тонкую ветку невысокого дерева. «Пастух», — подумал он про себя.
Рашид проморгался и посмотрел по сторонам. Горный хребет вдалеке выступал редкими зубчатым поясом. А с другой стороны можно было увидеть редкие дома.
— Где мы? — спросил старика Рашид, с трудом поднимаясь на локтях.
— Там, — бедуин указал в одну сторону, — Эль-Каим. А там, — он указал в противоположное направление, — Абу-Кемаль, Сирия.
Эль-Каим. Он почти был на месте. Но не помнил, как оказался здесь, почти на границе. Три дня в пустыне — и вот он лежит на песке, как летящий по ветру пластиковый пакет. Рашид наконец встал, и осмотрев свою пыльную, потную и грязную одежду понял, что оттряхиваться ему уже нет никакого смысла. С ног и до головы он был похож на песочного человека. Ему, наверное, пару дней надо будет отмокать в воде, чтобы смыть с себя эту грязь.
Рашид обратил внимание на свою руку — она больше не болела, и даже не было следа от укуса скорпиона. Оттряхиваясь, он нащупал у себя на ремне что-то длинное, металлическое, тяжелое.
Ему стало дурно и глаза захотели вновь закрыться. Это был клинок, тот самый, который он видел во сне. Будто сама смерть ему его вручила. Короткий меч, украшенный цветными камнями и филигранной резьбой, был неописуемо красив, и увесист. Но от него несло ледяным холодом.
Он прогнал лишние мысли из головы, пытаясь не думать об этом. Может он где-то его нашёл, да так устал, что совсем об этом позабыл.
— Где ты говоришь, старик, Эль-Каим?
Пастух молча указал пальцем — костлявым, покрытым мозолями. Губы его шевельнулись, будто он что-то жевал. Хватило бы одной руки, чтобы пересчитать количество оставшихся зубов.
— Два часа пути, — ответил ему старик.
— Фи-аман-Аллах, — ответил Рашид старику, и спешно направился в сторону города, где его уже давно заждались.
— Маа ас-саламах, — ответил ему старик с безжизненными глазами.
Пыльные пластиковые кварцевые часы на руке Рашида показали, что старик не обманул, и вся дорога действительно заняла не более двух часов. Время шло к обеду. Солнце стояло в зените, и пот стекал по его спине, оставляя соленые разводы на одежде. Ему самому уже был противен собственный запах.
Город Эль-Каим по праву считался одним из центров повстанческих движений, и дозоры с караулами здесь были регулярными. После вторжения союзных государств город очень сильно пострадал, как и его сельскохозяйственная жизнь. Здания стояли в пробоинах, со следами крупнокалиберных снарядов. Треть дорог представляли из себе перерытые рвы и воронки от взрывов.
В километре от города Рашид услышал свист, призывающий его внимание. Из-за невысокий скалы выглянул молодой мужчина с автоматом в руках и закрытым повязкой ртом. Оба мужчины обменялись взглядом. Затем молодой человек быстрыми движениями начал разгибать пальцы на левой руке: большой, средний, большой, безымянный, указательный — это был условный код повстанческого движения. Рашид ответил: мизинец, большой, большой, указательный.
Молодой человек убрал автомат, и несколько раз махнул в сторону города, как бы говоря о том, что тот может спокойно идти дальше.
Дом, где должны были ждать Рашида, он помнил: он был здесь в тот день, когда собирались боевые освободительные движения, после первых атак «миротворцев». В первые дни после вторжения дом Рашида попал под обстрел. Местный житель, стоя возле его дома с гранатой в руке, был убит армией захватчиков, не успев кинуть снаряд.
Взорвавшаяся граната обрушила несущую стену, под которой была завалена Зухра, жена Рашида. Под летающими пулями и разрывными снарядами Рашид, с окровавленной головой, глазами полными слёз, с годовалой дочерью на руках, и еще двумя сыновьями бежал в Сирию. Там, простившись с ними, и оставив детей на волю Аллаха, он решил, что свою дальнейшую жизнь посвятит войне с теми, кто пришел с оружием в его дом. Примерный семьянин и хороший автослесарь спустя месяц стал лидером движения «Клинок Эдема», которого сейчас ждали, чтобы вывезти в соседнюю страну.
Дом был такой же как все остальные на улице: коричневые песчаные кирпичные стены, металлические решётки на окнах. Очень много пыли. Вдоль улицы росли высокие пальмы. Множество переплетённых электрических проводов путались в паутину от столба до столба. Старики, курящие крепкий табак возле подъездов и попивающие чай. Рашид узнал одного из них — он сидел здесь и в прошлый раз.
— Салам Алейкум, — сказал он старику.
— Уа алейкум ас-салам, — ответил старик, — были проблемы?
— Были.
— Заходи, тебя уже давно ждут.
Осмотревшись, Рашид увидел детей, мужчин и женщин, наблюдающих за ним с соседних балконов. Постояв еще пару минут на улице, Рашид в конце концов вошел внутрь.
Это было здание магазина, где на полках стояли лишь пластиковые бутылки с водой и сигареты. Вывеска «продукты» ввела бы людей в заблуждение — продуктов по сути-то и не было. Продавец, стоявший за прилавком, спросил у Рашида, как только тот подошёл к стойке.
— Что возьмёте?
— Кока-Колу, — ответил Рашид.
— У нас только Спрайт, — ответил ему продавец.
— Тогда фанту, — был главным откликом.
Продавец пригласил Рашида в соседнюю дверь.
В смежном помещении стояли коробки с тканями, металлические канистры, и несколько неработающих витринных холодильников. Они подошли к одному из них, и открыв сначала стеклянную дверь, продавец вдавил внутрь его заднюю стенку, открыв проход в потайной коридор.
Пройдя по коридору, продавец убрал с пола красный расписной ковер, под которым располагался металлический люк, ведущий в подвальные помещения. И только спустившись вниз, Рашид наконец увидел знакомые лица.
— Рашид! — крикнул ему Абдул, его земляк. — Слава Всевышнему, ты добрался. Что случилось? Где остальные?
— Лучше не спрашивай, Абдул, — ответил их лидер, — не успели мы въехать в пустыню, только остановились заправиться, как попали под обстрел. Еле унес ноги, и потом три дня блуждал по пескам и барханам.
— Ну выглядишь ты действительно неважно. Но, слава Аллаху, ты жив. Готов ехать? Машина готова. Двадцать человек: десять мирных и десять наших помещаются в кузов, и едем без остановки прямо до Дамаска.
— Отлично, но мне бы помыться и немного поесть. Сам видишь — выгляжу хуже свиньи.
— Не говори так, Рашид. Воин, стоящий на страже своей страны, всегда воин.
— Тем не менее, Абдул. Хочу перед детьми выглядеть как нормальный человек.
— Да, конечно, воды в бутылках здесь полно. Можешь помыться сколько нужно, а новую одежду я тебе подготовлю — у хозяина должно что-то быть.
Через двадцать минут Рашид вернулся уже отмытым, с аккуратно расчёсанной бородой, и в чистой одежде.
— Что за нож, у тебя на поясе? — спросил его Абдул.
— Нашел в развалинах, если честно, то и не помню как.
— Значит повезло, — сказал Абдул, — с виду хороший нож.
— Да, наверное, повезло. Пойдём, не будем терять время.
На улице, на заднем дворе магазина, стоял небольшой грузовичок индийского производства, с высоким тентованным кузовом, где уже сидели девятнадцать человек, ожидавших последнего пассажира.
— Пусть все мирные пересядут ближе в борту, все наши ближе к голове.
Беженцы и боевики быстро перемешались. После чего Рашид пробрался в конец кузова. Абдул резво запрыгнул в кабину на пассажирское сиденье, и постучав в заднюю стенку прокричал:
— Поехали!
В кузове было душно, и капли пота собирались на лбу и складках шеи. Все люди ехали в полной тишине. В какой-то момент Рашид хотел даже уснуть, как неожиданно машина остановилась.
— У нас гости, Рашид! — крикнул из кабины Абдул.
— Никому не двигаться, и не делать резких движений! — приказал аль-Касим другим пассажирам.
Два «Хаммера» союзных войск остановили грузовик для проверки документов. Что они здесь делали никто не знал, и никто не ожидал такой неудачи. Граница была совсем рядом, но они не успели.
Задний тент резко распахнулся, освещая вспотевших в кузове пассажиров. Трое мужчин в черных очках, сером камуфляже и в громоздкой амуниции, точно роботы, приказали всем выйти из кузова. Водитель и его пассажир уже стояли возле борта держа документы в руках.
— Внимание! — крикнул один из военных. — Если у вас есть каки-либо документы, вам надо их предоставить. Становимся в шеренгу, не спеша, один за другим.
Рядом стоящий мужчина восточной внешности переводил местным отданный приказ.
— У них нет документов, — сказал на ломаном английском водитель, — эти бедные люди беженцы. Вот мои.
— Эй! Встал к машине и жди свою очередь! — крикнул ему солдат в солнцезащитных очках.
— Среди них двенадцать мужчин и восемь женщин, плюс пассажир в кабине, все они беженцы? — спросил командир.
Водитель ничего не ответил.
— Они тоже беженцы? — громко переспросил командир.
— Ана ля афхамук, — тихо сказал водитель
— Он говорит, что не понимает, — сказал командиру переводчик.
— Капрал! Взять каждого на прицел! — скомандовал командир, и семь мужчин в камуфляже взвели оружие на людей, стоявших у машин. — Хайберт, проверь каждого из них, даже женщин.
Военнослужащий по имени Хайберт, высокий рыжий мужчина, лет тридцати, слева направо начал досмотр. Водитель, затем Абдул, третий пассажир, и когда очередь дошла до женщины, она начала что-то лепетать на местном наречии, крича и возмущаясь. Мужчины поддержали её, выражая недовольство. Капли соленого пота падали с лица Рашида. Спина уже была полностью мокрая.
— Все заткнулись! — прокричали военные с оружием в руках. — Заткнулись! Эй, ты! Вернись на место, вернись на место я сказал! Он проверит всех, нравится вам это или нет! Еще одно предупреждение, и мы открываем огонь.
После того, как все успокоились Хайберт продолжил досмотр женщины, лицо которой закрывал никаб, оставляя лишь глаза. Руки солдата ощупали её ноги, и резкими хватами поднимались выше. На уровне бедра рукав женщины распахнулся и к голове Хайберта был приставлен пистолет, из которого спустя полсекунды прогремел выстрел. В отряде Рашида были не только мужчины.
— Огонь! — выкрикнул командир союзных войск.
Пули ударили в кузов. Люди падали, хватаясь за раны.
Те, у кого еще было оружие, выхватывали его и пытались открыть ответный огонь, но в каждого из них попадало по пять-десять пуль. Были убиты почти все.
Рашид успел увернуться от выстрела и выхватив клинок из-за, вонзил его лезвие в живот своему противнику. Кровь полилась на песок, оставляя под ногами липкие следы. Тело своего врага он использовал как щит и, прикрываясь им, начал отступать, пока по нему летел несмолкаемый цельнометаллической град.
Буквально за пару секунд небо затянулось серыми тучами, и яркое знойное солнце скрылось за тяжелыми тучами. Крупные капли дождя, первого за долгие годы, обрушились на землю, смывая свежую кровь с песка.
И тогда мёртвые встали.
Те, кого только что расстреляли, поднялись с земли. Раны их затянулись. Они схватили оружие и открыли огонь по союзным войскам.
Абдул, в чьей голове и шее только что были отверстия от пуль, был полностью здоров, и с бешеным воплем бежал на командира отряда. Мужчина в очках и камуфляже никак не смог среагировать: ни разу в жизни он не видел, чтобы тот, кто секунду назад был мертвым, двигался быстрее живого.
Адбул выхватил его автомат и в упор расстрел противника в грудь.
Двое женщин в никабах стреляли по водителям «хаммеров», сидевших внутри, и с первого выстрела попали им в глаза.
Через двадцать секунд, когда оружие стихло, отряд союзных войск лежал мертвым на влажном песке. Абдул с мокрыми волосами, прилипшими к лицу, подошел к Рашиду — его командир стоял целым и невредимым, с окровавленным мечом в руках.
— Командир, — сказал он, — я видел, сколько в тебя стреляли. Но ты жив. И я знаю — я был мёртв. Что это за клинок, Рашид?
Коричневые глаза на темном лице Рашида смотрели на своего друга, а рука с кинжалом дрожала. Он кинул свой взгляд на лезвие, и то отбросило холодный свет. «И даст власть над самой кончиной…» — лишь послышалось в его голове.
— Это, — ответил Рашид аль-Касим, — начало нашей победы, Абдул.
5. Петличка
Она не помнила, как оказалась здесь, но улица казалась знакомой. Хмурое небо нависло над городом тяжёлыми тучами. Это был дом Дардана — он жил здесь в детстве. Дальше по улице должен быть сквер и крутой лестничный спуск, где по вечерам горланили цыгане.
Дома казались покинутыми, окна стояли темные — нигде не было ни малейшего огонька. Какие-то из них были даже забиты досками. За всё время ей не встретился ни один человек. Она шла по осыпавшимся тротуарам, где под ногами остался лишь дроблёный бетон и грязный песок.
Подул порывистый ветер, и хлёсткий дождь начал бить острыми каплями ей по лицу. Волосы и жёлтое летнее платье на ней быстро промокли, и она побежала вперёд, ища подходящее место, где бы можно было укрыться.
А вот и её дом. Это то, что нужно. Дом был четырёхэтажным, и её семья жила на последних двух этажах. Она часто любила в детстве сидеть у круглого окна верхнего этажа, над которым только белградские коты ходили по крыше. По деревянной лестнице, выкрашенной красной морилкой, она поднялась на самый верх, в своё излюбленное место, чтобы уже взрослой посидеть и полюбоваться свысока своим любимым городом.
Вот оно. То самое круглое окно. Дождь продолжал барабанить по окну, размывая картинку за стеклом мокрыми подтёками.
На какой-то момент весь мир для неё остановился, и она слышала только дождь и своё тихое дыхание.
Вдруг неожиданно впереди, на другой стороне Дуная, начали греметь взрывы, и неистовым пламенем снарядов вспыхивали горизонты. Взрывы шли прямо на неё, километр за километром разрушая улицы и кварталы. Небо над головой становилось совсем тёмным. Сотни и тысячи крылатых теней накрыли собою весь город.
И вот, летающие хищники были совсем рядом, и со следующим взрывом она отлетела от своего любимого круглого окна к дальней стене, вместе с тысячью мелких осколков, которые беспощадно впились в её лицо, плечи, шею и руки. Она сильно ударилась головой, но спустя пару минут услышала вновь надвигающийся шум от летящих двигателей.
Она собралась с силами и побежала к ближайшему бомбоубежищу. На улице по-прежнему был дождь, только вместо обычных осадков на землю летели авиабомбы. Она бежала настолько быстро, насколько позволяло её израненное тело, хотя боли она не чувствовала. Её жёлтое платье превратилось в мокрую, рваную тряпку с множеством кровавых следов.
Вот он, спуск в бункер. Ей оставалось пробежать ещё три квартала. Град взрывов, осколки бетона, земли, деревяшек, арматуры и стекла преследовали её по пятам. И приближались к ней всё быстрее. Ей оставалось какие-то сто метров, и пронзительный свист и беспощадная тень нависли над ней. Свист становился всё ближе. Она задыхалась от сумасшедшего бега.
— Нет! Неее-ееет! — закричала она.
И в следующую секунду её накрыло взрывом.
20 марта 2003 года, Белград
— А-а-а-а-ххх! — задыхаясь от вновь увиденного кошмара, Елена Вукович проснулась в своей кровати.
На красном цифровом табло — 03:47. Город ещё спал, но проблемы со сном и ночные кошмары стали её постоянными спутниками.
Каштановые волосы средней длины вспотели и совсем растрепались во время сна. Она посмотрела на соседнюю подушку — ровную, сбитую и нетронутую — и через десять секунд встала с кровати.
Елена поставила чайник на плиту, накинула на себя с головой одеяло, и открыла дверцу балкона. Взяв с подоконника пачку сигарет, она достала одну, и долго стояла, смотря на город, не прикуривая её.
Уже почти четыре года прошло с момента, когда вся жизнь перевернулась с ног на голову. Когда союзные войска бомбили её город, её страну, её дом, под бомбами которых погиб её муж.
Она вспомнила тот дом, во сне, который она увидела в начале. Это был дом её школьного друга Дардана. Мимо него она ходила каждый день на учёбу, когда была ещё совсем юной. Они с Дарданом очень хорошо общались, он даже целовал её в щёчку и провожал домой. Потом Дардан переехал с родителями в Швейцарию, но, как оказалось позже, всё время думал о ней. Как и она о нём.
Он был албанцем, она сербкой. Но родители видели их чувства, и не смели им мешать. Когда они оба закончили свои университеты, они с Дарданом поженились. Счастливая семья: она дерзкий и смелый журналист, он хороший и усердный полицейский. Правда с какого-то момента даже среди своих коллег он стал чужим.
Когда начались стычки с косоварскими сепаратистами, то все сразу вспомнили, что её муж прежде всего не хороший человек, друг и товарищ, а албанец, и скорее всего такой же сепаратист. Дардана это сильно расстраивало, и лишь нежные слова и объятия его жены могли его успокоить.
В ночь первого авиаудара по городу Дардан, пытаясь вывести стариков из жилых домов, был накрыт авиаударом… Любимый и дорогой Дардан… Он очень хотел от неё детей, но Елена постоянно это откладывала — уж очень сильно она была увлечена своей работой и регулярными командировками.
Хоронили Дардана в закрытом гробу, как и многих жителей Югославии.
Сегодня Югославии больше не существовало, как и её прежней жизни.
Она наконец зажгла сигарету и, затянувшись горьким дымом, выпустила его в ещё морозную мартовскую ночь.
За четыре года она лишь пару раз была с мужчиной, и то после сильной выпивки. Душа её и сердце были не готовы открывать новую страницу. Многое оставалось не сказанным, не услышанным, и Елена каждый раз искала возможность вновь куда-то уехать, подальше от плачущих стен, которые видели, как разрушился её мир.
Ярким синим светом загорелся экран мобильного телефона, пища какую-то нелепую мелодию. Пройдя босыми ногами до стола, где лежал её мобильник, еле посмотрела номер абонента. Это Петр, её начальник. Она еще немного подождала, и звонок прекратился. Экран вновь стал чёрным. Елена не торопилась отходить от него, и курила уже в помещении. Звонок и свет синего экрана вновь врезались в ночную тишину. Елена подняла телефон, и со щелчком нажала кнопу ответа.
— Ты спишь? — спросил абонент на другом конце телефона.
— Иди в жопу, Петр, — ответила Елена, — ты как думаешь?
— Думаю, что нет.
— Что ты хотел, Петр?
— Началось, Елена, началось.
Тишина на Линии.
— Елена? Елена, ты здесь? — звал её Петр.
— Говори, — коротко ответила Елена после короткого молчания.
— Альянс вошел в Ирак. Все, как и у нас. Повстанцы по всей стране, взрывы и перестрелки.
— Я еду, Петр, — ответила Елена.
— Ты точно решила? Это будет опасно, Елена.
— Ну так какого хрена ты мне просто так звонишь среди ночи? Я еду, Петр, готовь документы и командировочные.
— Люблю тебя, девочка. Знал, что ты это никому не отдашь. Всё, утром жду в редакции. Пока-пока.
— Не отдам, — сказала Елена, когда уже повесила трубку.
Елена знала, что ей эта командировка была послана небесами, чтобы показать людям на примере другой страны всё то, что сделали с её большой страной альянс союзных государств.
Она подошла вновь к открытому балкону. Первая сигарета уже совсем истлела, пока она говорила по телефону, но новую она доставать уже не хотела. Она вдохнула холодный весенний воздух, и выдула лёгкое облако пара.
Утром, надевая свою командировочную походную рубашку, Елена нацепила на воротник форменную петличку Дардана.
— Поехали, Дар. Ты мне будешь нужен, как и всегда.
6. Останутся в истории
10 июня 2003 года, Багдад
— Елена, — шептал ей взволнованный молодой иракец, — Елена, пожалуйста, надо уходить. Мы точно здесь умрём.
Тишина, напряжённая и оглушительная, вонзалась в уши, как нож в кусок пенопласта. Авдал стоял, прижавшись спиной к стене, и дрожа всем тело озирался по сторонам. С потолка из порванной трубы на мужчину капала ржавая вода, оставляя на его плече тёмные пятна.
— Подожди минуточку, Авдал, — сказала Елена, не отрываясь от видоискателя. — В конце концов ты получаешь за то, чтобы я находилась там, где мне нужно, а не за то, чтобы мы тихо пересидели всё самое интересное.
— Да, но мы очень близко к ним находимся. Если нас и не увидят, то шальная пуля точно может прилететь. А уж то, что есть у этих ребят, будет пострашнее пули. Пожалуйста, Елена, это не шутки. Это война.
— Поверь мне, Авдал, я знаю, что такое война, и не из газет! Просто дай мне ещё пять минут.
Утром этого дня сербский репортёр газеты «Beogradski glasnik» Елена Вукович и её проводник, учитель английского средней школы, иракец Авдал, стали свидетелями того, как одна военная иракская группировка взяла в плен шестерых солдат альянса союзных сил.
Елена со своим проводником собирались выезжать рано утром из Багдада в сторону Басры, расположенной на юге Ирака. В апреле этот город был основательно оккупирован союзными силами, а потом — разграблен и разрушен. Наведение мнимого порядка миротворцами не дало результата: город ещё долго страдал от административного коллапса и социальной нестабильности. В стране не хватало продуктов, вспыхивали внутренние конфликты, и люди покидали дома целыми семьями. Елена помнила весь этот ужас, словно это было вчера, но тогда ей не хватало смелости осветить его на весь мир. Сегодня она уже ничего не боялась.
Проходя по длинной улице, справа и слева от которой стояли двухэтажные, уже пустые здания, Авдал вдруг увидел приближающийся патруль военного альянса. Они ввалились в соседний дом и притаились у окна, заколоченного досками. Патруль заглянул внутрь, но к этому моменту они уже перебрались в соседнюю комнату, заставленную пустыми картонными коробками, сложенными в кучи и перевязанными верёвкой.
Прошло не больше минуты, как шестеро военных прошли мимо них — и тут же, без единого выстрела, их разоружили, надели на головы мешки и увели, как скот, на противоположную сторону улицы. Сразу после этого две военные силы начали стрелять друг по другу, и Елена с проводником уже не знали, когда смогут выбраться из засады.
Окна с другой стороны дома тоже были заколочены, но пока Елена выжидала нужный кадр с фотоаппаратом в руках, Авдал сбивал себе костяшки и даже сорвал ноготь, пытаясь снять доски с толстых гвоздей.
Потом огонь вдруг стих с одной стороны, и стреляли только со стороны иракского ополчения. Затем все выстрелы и вовсе затихли. Но в воздухе словно летали ангелы смерти, выжидая, когда объявится тот, кого они сегодня заберут. И смелые нашлись. Елена вначале замерла, держа зеркальную камеру у подбородка, а затем только и успевала нажимать на затвор и прокручивать барабан с плёнкой.
Их осталось пятеро. Мужчин в песочном камуфляже с повязками на глазах, завязанными ртами и руками за спиной выстроили в шеренгу на ширину всей улицы. Пленные были связаны верёвкой по рукам.
«Вы сейчас стоите перед лицом смерти», — говорил им, наверное, старший из ополчения. По мере того, что услышала Елена дальше, волосы на её голове зашевелились, горло пересохло, но она продолжала снимать. Людей, по сути, отпустили, но по факту они были уже мертвы. Каждый из них был увешан взрывчаткой, которая может взорваться в любую секунду.
Пленные начали идти. Шаги их были неуверенными, и она видела, с какой болью им давались эти шаги. Каждый из них еле держал себя в руках, чтобы не сорваться и не побежать, чтобы всё это закончить. Но жить всегда хочется больше, чем умереть. Боже, как же активно они дышали носом, пытаясь успокоиться, но слёзы пробивались через повязки и капали с кончика носа.
— Елена, ну же! — еще раз одернул её Авдал. — Они наши враги, и они уже не жильцы. А вот нам уже очень сильно пора уходить.
— Враги, — ответила Елена, не отрываясь от камеры, — но они тоже люди. И если они сегодня умрут, то по крайней мере они останутся в истории. Жди, — твёрдо ответила Елена.
Пятеро мужчин в камуфляже Desert 3, с перевязанными руками и повязками на глазах продолжали медленно и неуверенно, шаг за шагом, продвигаться в конец улицы. Дистанция, которую можно было пройти быстрым шагом за три минуты, стала бесконечным испытанием, за которым Елена продолжала наблюдать уже на протяжении двадцати минут. Уверенными и тонкими пальцами она успела сменить одну отработанную плёнку, и продолжила жать делать снимки один за другим.
— Елена! Нам надо уходить, сейчас, — резко и нетерпимо крикнул на неё проводник.
— Авдал, они уже почти дошли, у них получилось, они… — мощной взрывной волной Елену и Авдала откинуло назад, присыпав их мелкими и острыми осколками стекла, битым кирпичом и штукатуркой. На улице прогремел взрыв. Елену контузило: в ушах стоял неприятный писк, голова разрывалась от боли, всё плыло перед глазами. Прошло не менее минуты, прежде чем слух начал возвращаться, а зрение понемногу фокусироваться. Наконец они смогли встать. Медленно покачиваясь и оттряхивая одежду от пыли, Елена обнаружила, что из плеча Авдала сочилась тёмная кровь. Наверное, когда их откинуло взрывной волной, молодой учитель напоролся на ржавый гвоздь, которым были заколочены доски на окнах.
— Твою мать, Авдал, у тебя кровь!
— Много? — спросил он, пытаясь повернуться, чтобы осмотреть место ранения.
— Достаточно, — ответила Елена.
— Тогда нам надо побыстрее уходить, есть мест… — неожиданно Авдал упал без сознания. Рана оказалась серьёзнее, чем могла показаться, и кровь шла очень обильно.
«Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт!» — думала про себя Елена. Союзные военные, единственные, к кому она сейчас может обратиться за помощью, и ей очень этого не хотелось. Кроме призрения они у неё ничего не вызывали. Но выбора не было. Она быстро перевязала растрёпанный хвост резинкой, перекинула камеру за спину, и закатав рукава на джинсовой рубашке Mustang взяла лежачего Авдала за руки, и сжав зубы, краснея и напрягаясь изо всех сил, потащила на улицу, где только что прогремел взрыв.
Пятясь назад, Елена тащила бессознательное тело Авдала, оставляя кровавые следы на земле. Слева и справ начали появляться следы оторванных взрывом частей тела, плоти и рваных лоскутов камуфляжа. Область поражения до сих пор была в дыму, и ей на встречу уже выбежали солдаты союзного альянса, держа Елену на прицеле винтовки М16
— Стоять! — крикнул ей солдат, — Руки! Подними руки!
Елена бросила руки Авдала и быстро подняла свои руки вверх.
— Ему нужна помощь, — сказала громко Елена. — Он ранен.
— Стоять, сука, не двигаться! — она хотела развернуться, но её опередила новая команда. — Теперь, на землю! На землю, быстро!
Елена опустилась на колени, и затем легла на землю лицом вниз, продолжая держать руки над головой.
— У меня нет оружия. Я репортёр. Я репортёр! А это — мой проводник, и ему нужна помощь. Прошу! Он сильно ранен.
— Заткнись! — крикнул на неё солдат. — Руки за спину! Сильно ранен… Посмотри, что эти обезьяны сделали с парнями! Его добить мало.
Елена убрала руки за спину, и тут же почувствовала резкое давление пластиковых браслетов на запястьях. Резким движением её подняли с земли, чуть не вывернув ей суставы.
— Больно, ты, мудак! — крикнула Елена. — Какого хрена? Я репортёр, документы при себе, а это местный учитель, он выводил меня из города. Пожалуйста, он сильно ранен, ему нужна помощь.
— Разберёмся, — сказал ей мужчина в очках и каске. — Даг, увезти её в штаб, и осмотреть местного. Проверьте его по нашим базам, и узнайте про него у переводчиков.
— Ему помогут, — спросила Елена?
— Зависит от него, и от вас, мисс балканский акцент.
7. Оставьте у себя
Одинокая муха летала в небольшой душной комнате, разбавляя тишину и знойный воздух своим жужжанием. Насекомое, в отличие от Елены, не находило себе места и, только сев на одно место, тут же срывалось и хитрой траекторией летело к новому. В конце концов оно приземлилось на стол, за которым сидела Елена.
Когда её погрузили в армейский «Хаммер», один из сержантов завязал ей глаза — совсем как тем бедолагам, которые, пройдя мучительный путь, всё-таки простились с жизнью. А спустя полчаса, когда отряд доехал до места дислокации, её быстро, под руку, провели сначала по улице под жарким багдадским солнцем, а затем через два коридора и три двери — в закрытое высокое помещение с единственным узким окошком под самым потолком. Комната была едва ли больше шести квадратных метров. Внутри стояли только стол, два стула, на потолке висела камера, одна зеркальная стена, и входная дверь. Сколько она здесь просидела, Елена не имела понятия — часы были вне досягаемости.
Руки сербки были скованы толстыми белыми хомутами, которые уже изрядно стёрли кожу до кровоподтёков. Её худое лицо с острыми скулами было перепачкано пылью и кровью Авдала, а коричневые глаза смотрели в одну точку на столе, не обращая на муху ни малейшего внимания. Она вспоминала бледное лицо своего проводника, его окровавленную спину — её руки до сих пор ныли от перенапряжения, пока она изо всех сил тащила его по земле. Вспоминала взрывы и выстрелы сегодняшнего дня. Год от года она всё больше отстранялась от обеих сторон конфликта, лишь фиксируя на чёрно-белых фотографиях весь ужас происходящего.
В ту самую ночь, когда под обломками здания был заживо погребён Дардан, у неё не было с собой фотоаппарата. Но всё, что творилось на земле и в небе, навсегда запечатлелось в её памяти чёткими кадрами, с точностью до деталей, даже с ощущением дрожи в теле, теплом от огня и запахом смерти в воздухе.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.