Бесплатный фрагмент - Соноканский воин. ИЗГНАНИЕ

Соноканский воин
ИЗГНАНИЕ

Соноканский воин — это серия художественных произведений. Имена, персонажи, места и события вымышлены и являются плодом воображения автора. Любое сходство с людьми, живыми или мертвыми, реальными событиями, деловыми учреждениями, государственными или коммерческими организациями является случайным.

Соноканский воин — это очень загадочная и невероятно интересная история, которая уводит вас в загадочный мир пяти королевств.

О соноканском воине можно говорить бесконечно — но лучше просто открыть этот фантастический роман о загадочном воине-наемнике и погрузиться в его причудливую, таинственную и завораживающую атмосферу.

Глава 1. Совет

— Он жулик! — громко сказал Рогпер, наклонив свое мускулистое туловище вперед.

Рогпер был главой нашего клана и чрезмерно гордым отцом не столь выдающегося сына Амрода. Тот самый Амрод, который взял на себя роль моего личного мучителя.

— Мой сын не обманщик.

— Тогда он лжец. Никто не заканчивает Тринитрон за один день. Это невозможно сделать.

Мой отец вгляделся в лица двух других членов собравшегося Совета. Ни один из них не проявлял признаков какого-либо влияния, скорее, они выглядели испуганными. Ни для кого не было секретом, что как только Рогпер занял пост Верховного брамана, он посадил в Совет людей, которые не подвергали сомнению принятые им решения. Членов Совета Рогпер хорошо знал, он мог контролировать их и манипулировать ими. Талан был членом большой семьи Рогпера. Не слишком близко, но достаточно, чтобы Рогперу не пришлось беспокоиться о том, что этот человек может бросить вызов его авторитету. С другой стороны была Энель, не имевшая с Рогпером родственных связей. Она ненавидела конфликты и придерживалась принципа всегда соглашаться с тем, что говорит Верховный браман.

— Очевидно, это можно сделать так, как это смог сделать Варбог, — сказал отец.

Рогпер стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Он выглядел так, словно был готов спрыгнуть с кресла, на котором самодовольно восседал, и сразиться с моим отцом в поединке прямо здесь и сейчас за то, что отец противоречил ему.

— Вы хотите сказать, что мой сын не мог этого сделать?

Голос отца был сдержанным, но я знал его достаточно хорошо, чтобы услышать тонкие, совсем неуловимые нотки гнева.

Рогпер, который редко контролировал свои эмоции, не заметил этого. Он сердито посмотрел на внешнее спокойствие моего отца и произнес:

— Конечно, нет!

— Я просто констатирую факт, что Варбог прошел через Тринитрон за один день, — невозмутимо продолжал отец.

Двое других членов Совета уставились на меня, словно ожидая, что я признаюсь, что все это было ложью. Я сохранял бесстрастное выражение лица, как учил меня отец, но внутри я сиял от гордости. Мой отец был одним из самых выдающихся людей, которых я когда-либо знал. Он был не из тех, кто отступает от чего бы то ни было, даже от Рогпера.

— Вот почему я говорю, что он мошенник! — взревел Рогпер.

Его глаза налились кровью, когда он пытался пристально посмотреть на отца. Он, казалось, думал, что если будет смотреть долго и пристально, то каким-то образом мой отец признает свою ошибку и отречется от своего упорства. Но он этого не сделал.

В отличие от остальных членов нашего клана, мой отец не ловил каждое слово Рогпера. Он не был самым большим или сильным из воинов клана, но его непоколебимая сила характера заслужила уважение многих.

Все трое членов Совета выглядели встревоженными, сидя на небольшом возвышении в центре комнаты. Ну, может быть, двое из них точно выглядели так. Рогпер же выглядел просто мстительно. Как Верховный браман он занимал центральное положение среди членов Совета. Он был одним из самых сильных людей в нашем клане и известен как самый безжалостный человек. В обществе, подобном нашему, где уже с шести лет учили быть воинами, бойцовское мастерство было самым ценным достоянием. Это повышало ваше положение и определяло положение вашей семьи в иерархической структуре общества жителей Сонокана. Те, кто был наверху, претендовали на самую прибыльную работу для себя.

Одни жители Мираклиона называли Соноканцев наемниками, другие — убийцами. Однако для нас это было просто образом жизни. Соноканцы зарабатывали себе на жизнь тем, что за определенную плату прекращали жизненный цикл любого жителя Мираклиона, независимо от его положения и статуса в обществе. Нас сторонились и считали не более чем оружием, чем-то меньшим, чем люди. Но это никогда не мешало тем, кто считал себя добропорядочным гражданином Мираклиона, пользоваться нашими услугами, когда им это было удобно и выгодно. Всегда есть кто-то, кого нужно убить.

— Не могли бы вы объяснить нам, как Варбогу удалось пройти Тринитрон за такое рекордное время? — спросила Энель.

Она, как обычно, попыталась успокоить ситуацию, выступая в роли посредника.

— Нам кажется маловероятным, что Варбогу удалось так быстро пройти Тринитрон и уйти далеко вперед от других претендентов.

Энель взглянула на Рогпера, чтобы убедиться, что он одобрил ее вопрос. Рогпер ждал ответа от моего отца.

— Он тренируется больше и усерднее, чем любой другой претендент. Неужели так трудно предположить, что мой сын способен занять лидирующую позицию? — произнес отец.

Лицо Рогпера исказила гневная усмешка. Его злило, что я победил всех остальных претендентов, включая его драгоценного Амрода.

— Никто не может быть настолько хорош, даже Варбог, а это значит, что он либо лжец, либо мошенник.

Рогпер забарабанил пальцами по подлокотникам кресла, ухмыляясь, он добавил:

— И то, и другое требует наказания.

— Наказание? — лицо отца покраснело.

Талан и Энель тоже выглядели удивленными, как будто не ожидали, что Рогпер зайдет так далеко. Не знаю почему, но наказание, особенно для меня, было одним из любимых занятий Рогпера.

— Как, во имя пылающих ям Сонокана, ты можешь наказать его за то, что он всего лишь первым завершил часть своего обучения? — спросил отец, сжав кулаки.

Мое сердце заколотилось сильней, и я шагнул ближе к отцу. Я боялся, что он совсем потеряет самообладание, что случалось редко. Он был тем, кто всегда держался в обществе достойно. Он научил меня никогда ни во что не ввязываться без тщательного обдумывания и планирования.

Жаль, что я не был лучшим учеником этой философии. Просто мне иногда казалось, что неприятности без моего на то желания сами находят меня.

— Нельзя наказывать человека за то, что он старается изо всех сил, — сказал отец.

Глаза Рогпера сузились.

— Я Верховный браман. Я могу делать все, что захочу. Мое решение обязательно для исполнения всеми без исключения.

Было ясно, что я не выберусь отсюда без какого-либо наказания и с тем настроением, в котором находился Рогпер, — это было бы жестоко. Последнее наказание, которое он мне назначил, отправило меня в нижние пещеры, где тек расплавленный камень. Меня оставили там на три дня без еды и воды. После этого я так ослабел, что отцу пришлось нести меня на руках до самого дома. Прошло еще три дня, прежде чем я смог встать с постели.

Рогпер наклонился вперед, его улыбка была жестокой.

— Десять ударов плетью Нута за обман и еще десять за ложь. Таким образом, мы сможем быть уверены, что назначенное наказание поможет ему сделать правильные для себя выводы.

У меня чуть ноги не подкосились.

— Двадцать плетей?

Глаза моего отца были размером со спелый инжир, а рот был открыт так широко, что в него можно было залить бочку эля. Справа от Рогпера молча сидел Талан. Ухмылка на его лице говорила сама за себя. Энель заерзала на стуле, она явно была против такого решения и неожиданно для всех произнесла:

— Верховный, ты считаешь разумным назначить такое строгое наказание за то, что мы фактически не можем доказать? Такие действия могут вызвать вопросы.

Взгляд Рогпера заставил меня порадоваться, что я не сижу рядом с ним.

— Ты сомневаешься в моих суждениях? — спросил Рогпер.

Его темные глаза блестели от возбуждения, вызванного вопросом Энель. По его тону было ясно, что ее ответ определит, присоединится ли она ко мне на посту или нет.

— Я… — она повернулась и посмотрела на меня со страхом в глазах.

Я уже знал ее ответ. Она опустила голову.

— Нет, Верховный браман, — тихо прошептала Энель.

— Двадцать плетей?

Отца трясло от ярости.

— Двадцать плетей за то, что ты выставил моего сына дураком? Почему не пятьдесят? Вилайна гезона факти гаренак! Почему бы сразу просто не взять его и казнить?

Мои глаза вылезли из орбит, и воздух со свистом вырвался из груди. Только дважды я слышал, как отец ругается, и никогда не было такого, чтобы он делал это на древнем языке предков. Я должен был что-то сделать. Если я не остановлю отца, Рогпер может попытаться убить его из-за высказываемых им возражений в присутствии других членов Совета. Рогпер ненавидел нашу семью и понимал, что своим решением он провоцирует отца не необдуманные действия. И если отец поддастся эмоциям, у Рогпера будет прекрасный предлог, чтобы избавиться от нас двоих навсегда.

Я сделал маленький шаг вперед.

— Я согласен.

Я слышал эти слова, но не мог поверить, что произнес их. Должно быть, я сказал их недостаточно громко, потому что теперь мой отец рассказывал Рогперу, что он думает о своем сыне, жене, доме. Кажется, я даже слышал, как он говорил что-то о чести, достоинстве и мужественности.

Тирада моего отца затихла, когда он и все остальные члены Совета повернулись, чтобы посмотреть на меня.

— Что? Я сказал… Я согласен.

— Вы этого не сделаете! — кричал отец, гладя в глаза Рогперу.

— Любой сделает это, если я скажу! — сказал Рогпер, стуча кулаком по подлокотнику кресла, как молотком. — Стражники, отведите Варбога на пост.

Отец начал было спорить, но я покачал головой, и он замолчал.

Когда стражники вывели меня наружу, я поймал себя на том, что снова задаюсь вопросом, как умудрился попасть в очередную передрягу.

Я последовал за двумя стражниками по длинному узкому коридору, ведущему обратно в фойе зала правосудия. Название зала в тот момент мне казалось ироничным. В этом месте было столько же справедливости, сколько украшений на стенах, и они были так же пусты, как кружка Бурлина в неспешную ночь после работы.

Мой отец и члены Совета следовали за нами на небольшом расстоянии. Я был удивлен и одновременно счастлив, что Рогпер не приказал привязать моего отца к столбу вместе со мной после той тирады, которую отец только что произнес в зале правосудия. Вероятно, единственное, что его спасло, — это страх Рогпера перед восстанием клана. Слишком многие в нашем клане уважали мнение моего отца, что было еще одной причиной, по которой Рогпер ненавидел нашу семью. Он опасался за свое положение Верховного брамана.

Никто не произнес ни слова. Треск факелов и эхо шагов по разбитой черепице были единственными звуками, которые можно было услышать в тот момент. Это не помогло подавить страха, клокотавшего в моем животе. Мне и раньше приходилось терпеть хлыст Нута, но никогда еще я не получал столько ударов сразу.

Нут — так звали одного из пяти инструкторов, обучающих претендентов. Он считал себя ответственным за поддержание высокого уровня прохождения претендентами Тринитрона в одиночку. Его влияние не имело ничего общего с его способностью преподавать. Весь его авторитет был связан с возможностью использования хлыста на воспитанниках, которые, как он полагал, не соответствовали требованиям клана. И это имело действие — никто не спал во время его занятий.

Мы добрались до балкона второго этажа и начали спускаться по одной из трех лестниц, ведущих на первый этаж. Все три сливались примерно на полпути, образуя единую лестницу, достаточно широкую, чтобы вместить пятерых членов моей семьи, стоящих бок о бок с вытянутыми руками.

Хотя это были всего лишь руины здания, которые наш клан называл домом, они все еще впечатляли. Я посмотрел вверх, но темнота не позволяла мне видеть намного выше, чем ближайшие два этажа. Поскольку большая часть города находилась под землей, солнечный свет сверху редко проникал внутрь. Мы жили в постоянном состоянии темноты, как будто в нашем мире не было дня. Только ночь.

Эти руины были домом моего народа, это место все жители Мираклиона называли Сонокан. Когда-то он был столицей всего Мираклиона, правда, это было до большого извержения пепельной горы. Говорили, что весь город был потерян в один день, что земля содрогнулась с такой силой, что пепельная гора открылась и извергаемый ей расплавленный камень поглотил город целиком. Довольно отвратительный образ, если вы спросите меня. Трудно было представить себе, что целый город будет поглощен целиком, но, прожив всю свою жизнь, все девятнадцать лет, среди руин бывшей столицы, отрицать это было невозможно. Некогда гордый город Сонокан теперь превратился в Затерянный город.

Я дал волю своему воображению, стараясь не думать о том, что ждет меня снаружи. К сожалению, каждый раз, когда я пытался думать о более счастливых моментах моей жизни и приятных мыслях, таких как исследование более глубоких туннелей под городом или купание в одном из подземных водопадов, мои мысли прерывал очередной удар хлыста. Это было чувство унижения, а не боязнь боли, которую я испытывал все сильней и сильней с каждым ударом.

Это не было похоже на то, что меня отвели в отдельное приватное помещение. Столб для битья был похож на колодки. Он был сделан так, чтобы его мог увидеть любой желающий, поэтому, конечно же, он был установлен перед залом правосудия.

На публичные наказания всегда была хорошая явка. Похоже, что соноканцам больше нечем было заняться, кроме как развлекаться страданиями других. Лично я для себя не находил это приятным занятием. В этом смысле я пошел в маму. Она никогда не присутствовала на публичных наказаниях, находя это испытание отвратительным. И я думал так же, особенно учитывая, что был тем, кто чаще всего получал наказание.

Мы вышли на улицу. Снаружи зала правосудия было почти так же темно, как и внутри. Как и было предсказано, вокруг семиметровой каменной колонны у подножия лестницы уже собралась огромная толпа. Похоже, они знали, каков будет вердикт, еще до того, как состоялось заседание Совета.

В сплоченном обществе быть другим не всегда хорошо. Люди хвалят вас, когда вы искусны, но затем они хотят привязать вас к столбу и публично выпороть, когда вы слишком искусны.

Я начал спускаться по ступенькам, волоча ноги так медленно, как только позволяли стражники. Я не успел далеко уйти, когда Совет и мой отец вышли из здания. Совет, казалось, ждал, чтобы я спустился вниз прежде, чем они спустят свою грандиозную делегацию по лестнице. Мой отец был уже на полпути вниз, когда моя нога достигла последней ступеньки. Толпа расступилась, оставив достаточно места для меня и моего вооруженного эскорта.

Стражники замедлили шаг. Часть ритуала заключалась в том, чтобы заставить преступника, или в моем случае жертву, выдержать испытывающие взгляды своего клана, прежде чем получить наказание. Они хотели, чтобы этот опыт был как можно более постыдным. Цель состояла в том, чтобы показать пример беззаконникам в надежде, что они извлекут уроки из этого опыта и изменят свои пути. Я выпрямил спину и твердо решил держать голову высоко. Меня это не сломает. Я не сделал ничего плохого, и у меня не было причин стыдиться.

— Мошенник! — раздался крик из толпы.

Мне не нужно было смотреть, чтобы понять, кто это сказал. Амрод, сын Рогпера, был на четыре года старше меня. Он был почти таким же высоким, как его отец, и, конечно, таким же противным. Это было бы так похоже на него — появиться и дразнить меня на протяжении всего испытания. Я не обратил на него внимания и продолжал гордо идти вперед.

— Вот, что получаешь за жульничество, ты… жулик.

Я закатил глаза. Словарный запас Амрода был не лучше, чем у его отца. Я слышал, что ослы говорят с лучшей дикцией.

Пробираясь сквозь толпу, я слышал обрывки разговоров шепотом. Некоторые с большим беспокойством задавались вопросом, за что еще Верховный браман будет готов раздавать наказания, если он собирается зайти так далеко. Другие задавались вопросом, не слишком ли легко я отделался. Те, что стояли ближе всех, прищелкивали языками и покачивали головами, выражая то ли отвращение, то ли разочарование. Большинство из них понятия не имели, что происходит. Они просто пришли посмотреть, как Варбога снова накажут.

Стражники остановились перед колонной. Камень был забрызган кровью. В верхнюю часть столба были вмонтированы четыре кольца, каждое из которых с набором кандалов, по одному с каждой стороны.

Мои ноги хотели бежать, но я был полон решимости.

Нут стоял в стороне, разматывая хлыст. Кожаные нити были туго сплетены в шнур, который тянул на добрые пять килограмм. Нут гордился своей способностью разрывать кожу на телах с каждым ударом хлыста.

— Сними его, — сказал один из стражников, прислонив копье к столбу.

Я снял верхнюю одежду, и стражник начал сковывать мои запястья. Железо было холодным на ощупь. Я пытался сдержать руки от тряски. Я не хотел, чтобы они видели, как я напуган. Я кинул свою тунику как можно дальше, чтобы она не запачкалась.

Голос Рогпера за моей спиной заставил толпу замолчать.

— Решение Совета было единогласным, — громко сказал Рогпер.

Я обернулся, чтобы посмотреть, что происходит. Три члена Совета спускались по лестнице. Рогпер был на шаг впереди остальных.

— Варбог был осужден за мошенничество во время прохождения Тринитрона и ложь, которую он распространял о своем происхождении, — строго продолжал Рогпер.

Толпа расступилась, пропуская Совет.

— Ему назначено наказание в десять ударов плетью за обман и еще десять за ложь.

Послышалось несколько вздохов. Приглушенный шепот быстро превратился в стойкий гул, пробиваясь сквозь толпу. У меня было ощущение, что те, кто наблюдал, считали наказание довольно суровым, но никто не высказывал этого мнения, по крайней мере недостаточно громко, чтобы Верховный браман мог услышать.

— Нут, можешь начинать, — улыбаясь, сказал Рогпер.

Я посмотрел налево. Мой отец проталкивался вперед. Большинство поспешили освободить место, когда увидели, кто это был. Рядом с ним стояли моя старшая сестра Ларда и младший брат Ньорн. В глазах отца была ярость. Я покачал головой, давая ему понять, чтобы он не вмешивался. У моей сестры по обеим щекам текли слезы. Как и у нашей матери, у нее было нежное сердце. Она провела два дня в слезах в своей комнате после того, как наш отец убил одну из пещерных ящериц, которых она спасла, когда та пробежала через обеденный стол и попыталась взять кусок мяса с его тарелки. Ларде потребовалось две недели для того, чтобы наконец простить его.

Ньорн же, напротив, не проливал слез по старшему брату. И, в отличие от гнева в глазах моего отца, во взгляде брата было только презрение. Будучи самым младшим, он ничего так сильно не хотел, как выйти из моей тени. Я был тем, кто всегда казался способным на все, тем, кто получал самые высокие похвалы от наших родителей, победителем всех соревнований, бойцом, которого никогда не били. Он всегда завидовал моим способностям, и чем старше он становился, тем хуже становились наши отношения. Растущая пропасть между нами определенно была одним из худших недостатков обладания магическими способностями.

Громкий треск привлек мое внимание. Нут закончил разминку и теперь проверял свой хлыст. Он перекинул длинный хлыст через голову, а затем снова повернул его, щелкнув запястьем. Звук эхом отразился от окружающих зданий, словно раскат грома.

Люди, стоявшие ближе всех, попятились назад, едва не споткнувшись, пытаясь уйти от хлыста Нута. Никто не хотел стоять рядом с открытым концом плети.

— Похоже, будет больно, — произнес знакомый голос справа, заставив мою челюсть сжаться еще сильнее.

На этот раз я не мог игнорировать Амрода. Он протиснулся вперед, напротив моей семьи, в нескольких шагах от того места, где стоял Нут. Я надеялся, что шальная плеть попадет по нему.

Нут очень гордился распределением ударов по всей площади спины. Казалось, что он испытывает изрядное количество удовольствия, когда ему предоставляется возможность кого-то отхлыстать. Энтузиазм на его лице был отвратителен. Я старался унять вскипающую в моем теле ярость.

— Чем больше ты будешь прыгать, тем будет хуже!

Нут всегда говорил то же самое своим жертвам, прежде чем начать. Это была просто еще одна часть его ритуала.

Все мое тело сжалось. Я шагнул ближе к столбу, ухватился обеими руками за лишнюю петлю цепи и крепко сжал ее. Я сделал так, чтобы держать свой язык между зубов. Я слышал рассказы о других, которые прокусили его насквозь от боли.

Я повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нут снова взмахнул хлыстом над головой. Я закрыл глаза и напряг каждый мускул своего тела. Хлыст ударил. Я почувствовал, как он обжег мне спину, словно раскаленное железо. Мне хотелось закричать, но я сдержался.

— Один! — крикнул Нут достаточно громко, чтобы все услышали.

И снова хлыст нашел свою цель, и я вцепился в цепи, чтобы ноги не подкосились.

— Два! — я слышал, как сестра хнычет слева от меня.

Я был рад, что моей матери там не было. Боль пронзила мое тело, и я оказался прижатым к столбу. Холодный камень на моей груди был немалым облегчением. У меня перехватило дыхание. Каждый новый удар выбивал воздух из моих легких.

— Четыре!.. Пять!.. Шесть!..

Нут продолжал раскачиваться, не проявляя милосердия. Костяшки моих пальцев побелели, а зубы заскрежетали от напряжения, с которым я держал рот закрытым. Я чувствовал, как теплая кровь бежит по моей спине. Маленькие брызги присоединились к другим бесчисленным каплям на фреске у моих ног.

— Восемь!.. Девять!.. Десять!..

Я отчаянно пытался сосредоточиться — это тактика, которой нас учили, чтобы не сломаться под пыткой, но она не сработала.

После порки наступила короткая пауза. Я попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, но почему-то моя шея не двигалась. Слезы жгли уголки моих глаз, пока я пытался сдержать их.

В толпе послышался шепот. Я подумал, не решил ли Совет проявить снисходительность, но тут над толпой прогремел голос Рогпера.

— Это было десять за мошенничество. Осталось еще десять.

У меня упало сердце. Было бы легче, если бы они никогда не останавливались. К этому времени я мог бы быть уже на полпути к финальной десятке вместо того, чтобы просто готовиться к старту. Раздался знакомый раскат грома, и у меня свело спину.

— Один!

Один? Почему один?! Он что, не мог продолжать с одиннадцати? В какой-то момент мне показалось, что они начинают все сначала. Я чуть не рассмеялся от этой абсурдной мысли.

— Два!

Боль была невыносимой. Я больше не мог этого терпеть. Я хотел сдаться. Мне хотелось молить о пощаде. Я мог бы прямо сейчас отречься и сказать им все, что они хотели услышать, если бы они захотели остановиться.

— Три!

У меня подкосились ноги. Мои руки соскользнули, и я приземлился на колени. Отец ринулся вперед, но другие в толпе схватили его и удержали. Сестра закрыла лицо руками, а брат просто смотрел на булыжники у своих ног.

— Четыре!.. Пять!

Еще один щелчок хлыста, и мой разум начал ускользать. У меня закружилась голова. Я почувствовал, как что-то холодное коснулось моего лица. Я посмотрел сквозь веки и смутно осознал, что прижат к столбу. Грубый холодный камень коснулся моей щеки.

— Шесть!.. Семь!

Счет Нута затих вдали. Я больше не чувствовал боли. На самом деле, я не мог ничего чувствовать. Это было странное эйфорическое ощущение, как когда выходишь из одного из туннелей города, чтобы прогуляться в свете наверху. Только все было наоборот. Я видел свет, но он становился все более далеким. Меня затягивало все дальше и дальше в темноту. Довольно скоро он полностью окутал меня. Я понятия не имел, закончил ли Нут свой счет. Последнее, что я помнил, был нежный голос моей матери, приказывающий мне спать.

Глава 2. Новость

Что-то выдернуло меня из темноты. Когда мой разум прояснился, я задался вопросом, почему я вообще проснулся. Выворачивающая внутренности боль хлынула на меня, как жидкий огонь, пузырящийся в самых глубоких пещерах. Я закрыл глаза и попытался вернуться обратно в темноту. Там было спокойно, не было жгучей боли, отсутствовали члены Совета, приговаривающие меня к незаслуженному наказанию, Нут, практикующий свои навыки на моей шкуре, и Амрод, насмехающийся надо мной. Я хотел остаться в этой темноте и никогда не возвращаться в реальность.

— Варбог… Ты не спишь? — нежный голос матери вернул меня.

Я, услышав любимый голос, немного приоткрыл глаза.

— Он просыпается, Фроуд… Фроуд… — мама тихонько позвала отца. — Ты мой хороший. Ты был несколько часов без сознания. Я уже начала беспокоиться.

— Да, если бы он не проснулся сегодня вечером, я бы нанес Нуту небольшой визит.

Думаю, не нужно уточнять, что имел в виду мой отец.

— Тише, Фроуд. Дети могли тебя услышать.

Отец что-то пробормотал себе под нос, но это было слишком тихо, чтобы я мог расслышать его слова.

Янтарный свет свечи, горевшей на столике возле моей кровати, отбрасывал глубокие тени на лица родителей, которые уже были измучены беспокойством обо мне.

Как и у всех остальных соноканцев, у моих родителей были темные волосы и светлая кожа. У отца была короткая стрижка, так как короткие волосы не давали противнику возможности за них ухватиться в бою. Моя мама, вероятно, предпочла бы сделать то же самое, но она знала, как сильно отец любил ее длинные кудри. Мой отец был ниже ростом, чем большинство мужчин-соноканцев, что, по его словам, было преимуществом, когда приходилось быть незаметным, выполняя свои контракты.

— А вот и он, — сказал отец, ободряюще положив руку мне на плечо. — Мой воин!

Я хотел улыбнуться, но это было больше похоже на гримасу, чем на что-либо другое.

— Еще никто так достойно не стоял перед хлыстом Нута. Я видел, как взрослые мужчины плачут и испражняются от его ударов. Но только не мой сын! — отец наклонился чуть ближе ко мне и тихонько сказал: — Ты бы видел выражение лица Рогпера. Я никогда не видел его таким разочарованным, — он рассмеялся и, потрепав меня по макушке, добавил: — Я очень горжусь тобой!

— Тебе нужно прекратить использовать свои магические способности во время тренировок, — сказала мама.

Ее слова были резкими, но по выражению лица я понял, что они были произнесены с искренней заботой.

— Использование магии может опять привлечь внимание к тебе.

Я сделал глубокий вдох, но боль от ран в спине мешала мне.

— У меня есть эти способности не просто так, — сказал я. — А если они у меня есть, значит, я могу и должен ими пользоваться.

— Возможно, это так. Но то, что должно быть, и то, что есть на самом деле, — это две совершенно разные вещи, — сказала мама.

— Твоя мать права. Тебе необходимо быть более осторожным и предусмотрительным. Если кто-то из нашего клана когда-нибудь узнает, что твое быстрое продвижение по Тринитрону было связано с магическими способностями, все будет намного хуже для всех нас.

Все знали, что происходит с теми людьми, кто владеет магией. Воины Башни Сумрака пришли бы за ними. О тех, кто был взят воинами Башни, больше никогда не было слышно, эти люди пропадали навсегда. Я попытался перекатиться на бок, но получил удар жгучей боли за свои усилия.

— Я подавлял свои магические способности во время моей порки кнутом.

Мама одобрительно кивнула.

— Твой дед часто говорил о том, как магия действует на него. Он говорил, что может включать и выключать ее по своему желанию.

Я вздохнул и поморщился. Я был единственным в своей семье, кто владел магическими способностями. Они перескочили через поколение от моего деда ко мне. Ни у кого из моих братьев и сестер этого не было, по крайней мере пока. Моя мама говорила, что у некоторых людей магия проявляется позже, чем у других. Мой дед обладал даром предвидения. Но в отличие от него у меня было две магические способности.

Я не был провидцем и не мог предсказывать события далекого будущего. Способность предвидеть события до того, как они произойдут, работала у меня только на ближайшее время. У меня были видения, каждое из которых было связано только со мной и давало мне лишь несколько секунд предупреждения.

Моя вторая способность была не менее полезной. Моя мама сказала, что я был ретранслятором. Когда я услышал данное выражение впервые, оно было для меня непонятным. Но в последующем мне объяснили, что так называли тип мышечной памяти. Это позволяло моему телу обучатся чему-либо новому гораздо быстрее, чем кому-то другому. Для большинства людей требовались годы тренировок и повторений, чтобы овладеть элементами наших боевых приемов, но с моей ретрансляторной способностью мне требовалось выполнить что-то только один раз, и мое тело могло повторить это немедленно.

Еще более необычным, чем обладание не одним, а двумя магическими способностями, было то, что я мог свободно использовать их без помощи трансферного кристалла. В наших легендах говорится, что те, кто владеет магией, могут использовать ее только при непосредственном контакте с одним из кристаллов, принесенных в эпоху, когда фэйры вторглись в наш мир. До прихода фэйров мы никогда не знали о магических способностях, но после их столетнего правления над жителями пяти королевств магия начала проникать в население. Люди стали рождаться с магическими способностями, потому как мужские особи фэйров силой совокуплялись с нашими молодыми девушками. Довольно скоро мы обнаружили, что рождаемся с различными способностями, которые в последующем помогали соперничать с нашими захватчиками и угнетателями фэйрами. А трансферные кристаллы позволяли людям, обладающим магическими способностями, в свою очередь, так же, как и фэйрам, использовать эти магические способности.

Через какое-то время из одаренных магией соноканцев был сформирован первый орден магического легиона, который противостоял фэйрам. Благодаря данному легиону фэйров получилось отправить обратно, в их собственный мир, и запечатать брешь, через которую они попали к нам. Но некоторые из принесенных ими с собой в наш мир трансфертных кристаллов случайным или не случайным образом остались здесь. Именно эти оставшиеся маленькие кусочки позволяли новорожденным с магическими способностями использовать свою силу.

Когда мои родители узнали о наличии у меня магии, они предупредили, чтобы я не использовал дар часто, без всякой необходимости. Мне нужно иногда позволять другим воспитанникам побеждать, чтобы я не так сильно выделялся. Я не видел в этом смысла. Другие ребята уже недолюбливали меня, так что я не собирался доставлять им удовольствие побеждать.

Мама нежно погладила меня по щеке:

— Отдыхай. Тебе нужно восстановится. Я загляну к тебе позже.

Мои родители встали и направились к двери. Я закрыл глаза и прислушался к тому, как за ними закрылись двери. Прошло совсем немного времени, прежде чем кромешная темнота настигла меня и я снова уплыл в мирную тишину.

Дни тянулись медленно и мучительно, когда я начал свой долгий путь к выздоровлению. Ларда проводила много времени вместе со мной, читая свои любимые рассказы и сказки, пока я дремал. Я не знаю, навещал ли меня Ньорн. Если это и случилось, то, должно быть, тогда, когда я спал.

Мама каждый день промывала мне раны, а отец смазывал мне спину специальной травяной мазью, секретный рецепт которой передавался из поколения в поколение. Родители говорили, что данная мазь ускоряла заживление различных ран.

Похоже, это сработало. К концу первой недели я встал с постели и начал ходить по дому. К концу следующей недели я уже спускался по туннелям к своему любимому месту у подножия тройного водопада. Боль все еще ощущалась, но уже не так сильно, как в первую неделю. Я чувствовал, как мое тело набирает силу. Раны почти затянулись, но зудящие струпья сводили меня с ума. Очень скоро даже они станут далеким, суровым напоминанием о том, что магические способности необходимо использовать, только когда это жизненно необходимо.

Я вышел из туннеля под оглушительный шум воды, льющейся с трех сторон двадцатиметрового гранитного выступа и образующей на дне лужи. Мелкие лужи у основания перетекали в более крупные, и, сливаясь вместе, они образовывали небольшие озера.

Я погасил факел. В любом другом месте туннеля я бы остался в полной темноте, но в этих озерах обитали водоросли, которые излучали мягкое голубоватое свечение. Вода была настолько прозрачной, что казалось, будто дно находится прямо под поверхностью воды. Складывалось впечатление, что, опустив руку в воду, можно сразу же коснуться дна. На самом деле, чтобы спуститься ко дну и вернуться назад, потребовалась бы пара сильных рук и ног.

Вода в озерах была теплой, идеально подходящей для купания. Я разделся до трусов и осторожно соскользнул с выступа в одно небольшое озеро, которое располагалось подальше от водопада. Обычно я забирался повыше и нырял в воду, но если бы я это сделал сейчас, то, вероятно, разорвал бы себе заживающие на спине раны.

Вода была чудесной. Я немного понырял, прежде чем перевернулся на спину, и поплыл.

— Вот ты где!

Я открыл глаза и повернул голову. Моя сестра шла по камням к озерцу, в котором нежилось мое тело.

Она открыла принесенный с собой фонарь и зажгла фитиль.

— Я так и думала, что найду тебя здесь.

Я расслабился, опустил голову обратно в воду и продолжал плыть.

— Здесь внизу просто превосходно. — сказала Ларда, повернувшись к бурлящему водопаду.

Она села на край у воды, приподняв подол своего сарафана выше колен и позволив ногам болтаться в воде.

Моей сестре было шестнадцать, на три года меньше, чем мне. Как и у большинства соноканцев, у нее были темные волосы и светлая кожа. Я подумал, что она очень хорошенькая для девочки, но до сих пор никто из парней не выбрал ее для МалДжин-То. У меня было чувство, что я отчасти виноват в том, что у нее не было поклонников. Казалось, она хочет проводить больше времени со мной и Ньорном, чем со своими сверстниками.

— Это было одно из самых тяжелых зрелищ, которые мне когда-либо приходилось наблюдать, — сказала Ларда.

Я повернул свое тело в воде так, чтобы видеть ее.

— Если это заставит тебя чувствовать себя лучше. Это было также трудно и для меня.

Она плеснула на меня водой.

— Эй, я говорю серьезно, — немного обидчиво произнесла она.

— Я тоже, — ответил я.

Некоторое время я плыл, не произнося ни слова. Я не мог перестать думать обо всех неприятностях, которые случались со мной за последнее время. Я задавался вопросом, может Рогпер прав, и проблема во мне. Иногда я думаю, не будет ли лучше, если я просто уйду?

— Я не могу перестать быть тем, кто я есть.

— Никто тебя об этом и не просит, — Ларда опустила взгляд.

— Мама хочет, чтобы я перестал использовать свои способности, — я ударил ладонью по поверхности воды и посмотрел, как расходится рябь.

— Я хотел сказать, что хотел бы никогда не рождаться с магией, но правда в том, что… Я не могу. Это часть меня. Я не могу просто игнорировать это и надеяться, что магические способности исчезнут.

Ларда вздохнула.

— Я знаю, что это тяжело. Но ты должен понимать, что ты не единственный, кто страдает от этого. Мы все испытываем на себе последствия твоих магических способностей. Большинство других дам перестали общаться с нашей мамой. А отцовские контракты, если ты не заметил, с каждым годом становятся все меньше и меньше. А Ньорн… Ну, ему десять лет. Он просто хочет внимания. Люди в большинстве своем завистливы и ленивы, они не способны принять тот факт, что ты как воспитанник лучше их сыновей, а наш отец самый лучшей воин в Сонокане, именно поэтому ему дают самые сложные и опасные контракты.

— И большая часть этого, кажется, свалилась на меня, — сказал я.

Ларда кивнула. Мы снова погрузились в молчание, прислушавшись к журчанию воды, бьющейся о гранитные стены огромной пещеры.

— В любом случае я просто подумал, что ты должна знать.

Она была права. Я видел, какое бремя возложили мои способности на семью. Мне не повредит быть немного сдержаннее.

— Я посмотрю, что можно сделать.

Ларда улыбнулась.

— Эй! Почему ты не сказал мне, что придешь сюда?

Ньорн стоял у входа в туннель слева, факел освещал глубоко сидящее, хмурое выражение его лица.

— Заходи, — сказал я, махнув ему рукой. — Вода теплая.

— Я не могу. Отец велел мне прийти за тобой. У него есть новость.

— Какая же это новость? — спросила Ларда.

Ньорн пожал плечами.

— Откуда мне знать? — с этими словами он побежал обратно по туннелю.

— Думаю, нам лучше поспешить, — вставая, сказала Ларда. — Дай мне свою руку.

С ее помощью я смог выбраться из воды, не повредив при этом спину.

— Интересно, какие новости у отца.

— Даже не знаю. Может, мне опять повезло, и Рогпер захотел добавить мне еще десяток плетей за то, что у меня хватило наглости не обделаться вовремя порки кнутом.

— Это не смешно, — Ларда нахмурилась.

Мы собрались и быстро отправились в сторону дома.

Зайдя в помещение нашего жилища, я увидел, как отец с матерью что-то эмоционально обсуждали.

— Ерунда. Я был в его возрасте, когда отец взял меня на первый контракт, — отец посмотрел на меня и улыбнулся. — Кроме того, Варбог вдвое способнее любого другого претендента. С ним все будет в порядке.

— Его раны едва зажили, — настаивала мама, — ты только посмотри на него, он даже не может нормально одеться.

Я посмотрел на себя. Оказывается, я так спешил, что каким-то образом умудрился надеть тунику задом наперед. Мама бросила на меня острый взгляд.

— Мне это не нравится! Он еще не готов! Может быть, не зря по обычаям клана Тринитрон нужно пройти, не применяя магических способностей. А используя свои способности, Варбог ускорил события. Он может оказаться эмоционально совсем не готов к настоящему хладнокровному исполнению контракта.

Отец фыркнул:

— Я уверен, что готов. Леана, с ним все будет в порядке!

Как бы мне не нравилось смотреть, как спорят мои родители, но было очень приятно осознавать, что отец считал меня готовым к выполнению настоящего контракта, несмотря на то, что я прошел Тринитрон, используя свои магические способности.

Ларда одарила меня доброй улыбкой, но губы Ньорна сжались в надутую гримасу. Такое выражение его лица, казалось, становилось все более частым явлением в последнее время.

— Контракт должен быть подписан только через месяц, — сказал отец. — У него достаточно времени, чтобы восстановить свои силы.

— Отец прав, я уже восстановился, — сказал я, так страстно желая присоединиться к нему для выполнения контракта, что готов был сделать или сказать что угодно. — Смотри, — я медленно взмахнул руками вверх, не позволяя острой боли в спине отразиться на моем лице. — Никакой боли. Через месяц я буду сильнее, чем когда-либо.

— Вот это дух, — сказал отец, подмигнув мне. — После всего, что случилось, я думаю, что некоторое время вдали отсюда пойдет тебе на пользу.

Моя мама смотрела на нас с недоверием и недоумением.

— Ему будет угрожать опасность? — спросила она.

— Нет. Это единственный контракт с хорошей выплатой. Фарон сказал, что контракт с заказом пришел неделю назад и он держит его только для меня. Он знает, что нам нужна монета.

— Это было очень мило с его стороны. Обязательно поблагодари его за меня, когда представится такая возможность, — мама скрестила руки на груди. — Но мне все равно это не нравится!

Казалось, дни тянутся бесконечно. Сидеть и ждать, когда что-то произойдет, было одной из самых трудных вещей. Это напомнило мне о том времени, когда я отважился подняться вверх на землю и наблюдал, как солнце перемещается с одной стороны неба на другую. От длительного ожидания мне казалось, что это никогда не произойдет. Время протекало очень медленно.

Я старался быть занятым. Большую часть времени я проводил у бассейнов. Если не плавал, восстанавливая свою силу и выносливость, я бегал, выполнял различные упражнения. Гладкий гранит у бассейнов был фантастическим местом для работы над развитием баланса. Если я поскользнусь, меня будет ждать теплая вода.

Глава 3. «Выжимка»

Когда, наконец, настал день нашего отъезда, отец проснулся и увидел, что я уже собрал вещи и жду его у двери. Я был похож на одного из волчат, который взволнованно переминался с ноги на ногу, ожидая, когда ему бросят кусок мяса. Я не уверен, но похоже мой язык тоже болтался, вывалившись изо рта.

Все, что мне могло понадобиться, я запихнул в дорожную сумку в тот день, когда отец впервые сказал мне, что я должен присоединиться к нему. С тех пор сумка ожидала наступления этого знаменательного для меня события.

— У тебя есть меч? — спросила моя мама, начав читать длинный список пунктов, которые она всегда зачитывала перед тем, как отец уходил по контракту.

Я постучал по рукояти на поясе.

— Метательные ножи?

— Да.

Я провел пальцами по своей кожаной куртке. Мама сшила для них изнутри специальные кармашки.

— Длинный лук взял?

— Конечно, вот же он, — я указал на колчан со стрелами, лежащий рядом со мной.

Мама так и не подняла глаз от своего списка.

— Ты уже пополнил свой огненный мешок?

— Да, — сказал я, перечисляя вещи в маленьком красном мешочке.

— Кремень, волокна конопли, смолистая древесина. Берестяные грамоты не забыл?

Я закатил глаза и раздраженно фыркнул:

— Да, мама, я все взял. Не переживай!

Мы продолжили просматривать список, мама проверяла пункты на ходу. Я чувствовал себя настоящим воином, проходя через ту же самую рутину, которую наблюдал за своими родителями бесчисленное количество раз, когда собирался отец. На этот раз настала моя очередь.

К тому времени, как мы закончили прощаться и двинулись по южному туннелю, ведущему на поверхность, я был почти готов выпрыгнуть из кожи от радости и возбуждения. Я старался идти быстрее, но отец только улыбнулся и сказал:

— Мы доберемся туда, когда доберемся.

Половина туннеля, по которому мы шли, была выложена булыжником с одной из главных улиц старого города. Она сложилась сама по себе во время обвала и извивалась вверх по стене, прежде чем оказаться у нас под ногами.

Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось. Одной из самых замечательных особенностей жизни под землей было то, что нам редко приходилось сталкиваться с экстремальными погодными условиями. Тепло от потоков магмы в нижних тоннелях помогало регулировать температуру. Я сделал глубокий вдох и выдох. Я еще не мог видеть своего дыхания, но пощипывание в воздухе дало мне понять, что наступила осень.

Туннель заканчивался в Атриуме большого здания. Я понятия не имел, для чего он использовался до Великого землетрясения, но, судя по размерам, он был очень важен. Задняя половина здания рухнула, только вход и часть западного крыла остались почти нетронутыми. Яркий свет лился сквозь разбитые окна спереди и сбоку, и мне пришлось прищуриться, чтобы разглядеть, куда мы идем.

Отец погасил факел, и мы двинулись по некогда элегантным плитам, теперь потрескавшимся и выцветшим от времени. Стук наших сапог эхом отдавался от стен. Два стражника, каждый с гербом своего клана, жестом приказали нам остановиться. Существовало три клана, которые составляли общество соноканцев: Орпы, Раджу и Кованы.

Орпы — клан, к которому принадлежала моя семья, на древнем языке означал «сила». Раджу означало «быстрый», а Кованы — «скрытый» или «невидимый». Временами мне казалось, что моя семья попала не в тот клан. Клан Кованов подошел бы нам лучше.

— Он очень приметный, — сказал стражник из Кована, подходя к маленькому письменному столу.

Отец улыбнулся:

— Так и есть.

Стражник взял перо и обмакнул его в чернильницу.

— Куда ты направляешься?

— Тосвел.

Он нацарапал что-то в своей огромной книге.

— Контракт? — спросил стражник.

— Да, — ответил отец.

— Вы поедете по южной дороге вокруг гор или на запад через ущелье и дальше мимо Норшарага?

Стражник перестал писать и внимательно посмотрел в нашу сторону.

— Норшараг сократит твое путешествие на четыре–пять дней, но … — он посмотрел на меня, — это гораздо опаснее.

— Мы справимся! — сказал я, выпятив грудь вперед.

Я не собирался выглядеть так, будто нуждаюсь в няньке. Стражник улыбнулся:

— Мне нравится твое отношение.

Отец, казалось, хотел что-то сказать, но только кивнул. Стражник снова принялся писать.

— А когда вы собираетесь вернуться?

— Запиши нас на три недели. Самое большее — полная луна.

Стражник кивнул и добавил что-то в огромную книгу, затем присоединился к стражнику из Раджу, чтобы открыть двери.

— Надень свои очки, — сказал отец.

Я последовал его совету и полез в дорожную сумку. Мне не очень нравилось носить эти очки. От них у меня всегда начинала болеть голова, но солнечный свет без них был еще хуже. Обычно нашим глазам требовалось несколько дней, чтобы приспособиться к яркому свету.

Очки были очень труднодоступны, их практически невозможно было купить, а это означало, что они были довольно дорогостоящими. Большинству семей повезло иметь одну пару. У нас их было двое. В каждом клане было несколько человек, которые сдавали их в аренду за процент от контракта арендатора. Если их не было, люди просто носили широкополую шляпу и страдали от яркого солнечного света.

Моему отцу удалось заключить контракт в Аквилоне еще до моего рождения. Находясь там, он нашел воздуходува, который специализировался на уникальном стекле. Он заставил его сделать тонированное стекло для двух пар, а затем нанял портного, чтобы зашить стекло в кожаные ленты. Было гораздо дешевле приобрести эти предметы по отдельности, чем приобрести готовую пару очков.

Я затянул ремни сзади, но не слишком туго. В прошлый раз я провел два дня с сильной мигренью. Мягкая кожа на внутренней стороне ремешка предохраняла мою кожу от натирания, но они все еще раздражали меня. Во-первых, очки отрезали все периферийное зрение, поэтому я потратил много времени, перемещаясь взад и вперед, чтобы следить за своим флангом. Я чувствовал себя как лошадь с шорами.

Как только наши глаза оказались в безопасности, стражники открыли дверь, и мы вышли наружу. Даже с затемненными стеклами солнечный свет был ослепительным. Стражники пожелали счастливого пути и быстро закрыли за нами дверь.

Несмотря на яркий свет, лишавший возможности хорошо видеть, солнце согревало мои руки и лицо. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я последний раз был наверху. Я и забыл, насколько все здесь по-другому.

Запахи были неестественно резкими, без привычной сырости нашего подземного дома, заглушавшей их внизу. Ветер хлестал меня по лицу, посылая крошечные шишки по моим рукам. Даже звук моего собственного дыхания действовал на нервы без его обычного глухого эха от камня внизу. Это было нехорошо и неплохо, просто по-другому.

Вокруг нас лежали руины некогда великой столицы всего Мираклиона. Верхушки некоторых из самых высоких зданий прорвались сквозь землю, как будто пытаясь вернуться обратно. Остальные были либо разбросанными обломками, либо погребенными под поверхностью. Позади города белоснежные вершины северных высот служили защитным барьером, прекрасным противовесом тому, что теперь лежало у его подножия.

— Давай возьмем лошадей для поездки, — сказал отец, спускаясь по ступенькам. — Я хочу добраться до ущелья до наступления темноты.

Я поднял свою сумку и последовал за ним по протоптанной тропинке, которая вела в сторону конюшен. Он петлял по развалинам, стараясь не попадаться на красные метки. В некоторых местах земля была неустойчивой, чтобы идти по ней.

Конюшни были не более чем половиной здания, слишком крепкого, чтобы рухнуть. Передняя стена отсутствовала, что идеально подходило для оборудования нескольких стойл для животных. Меня обучали верховой езде, но прошло уже довольно много времени с тех пор, как я ездил на лошади последний раз.

Отец нанял нам пару: мне кобылу средних размеров с белой полосой на светло-коричневой шее, а ему жеребца с темной шерстью и еще более темной гривой. Мы привязали снаряжение, сели в седла и медленно вышли на свет.

Отец повернулся в седле:

— Смотри, чтобы твоя лошадь не сбилась с пути. Если мы попадем в одну из этих невидимых разломов-раковин, Рогпер получит желаемое.

Я кивнул и крепко сжал поводья. Это была моя удача. Мой шанс наконец-то отправиться в свое первое великое приключение, и я умудрился бы разбиться насмерть еще до того, как покинул город, если бы моя лошадь наступила в разлом-раковину.

Остаток утра мы потратили на то, чтобы сориентироваться в развалинах города. Оказавшись в безопасности на другой стороне, мы обогнули участок, предназначенный для сельскохозяйственных угодий. Тех жителей, кто не готовился стать воином, то ли из-за слабости, то ли из-за недостатка способностей, а может, потому что у них отсутствовало желание, набирали для помощи в выращивании урожая, необходимого для пропитания живущих внизу. Земля вокруг нашего дома была каменистой и труднопроходимой, но мы, соноканцы, никогда не отступали перед вызовом. То, что нам не удавалось вырастить самим, мы покупали у крестьян, которые продавали выращенные ими продукты.

Далеко на западе в небо поднимался дым от пепельной горы, ясно напоминая о власти, которую она имеет над этой частью Сонокана. Она горела днем и ночью, питая потоки лавы глубоко под городом. Некоторые говорили, что если она когда-нибудь вспыхнет снова, то это приведет к концу всего живого в его окрестностях.

Мы быстро добрались до перевала. Солнце все еще висело над горной грядой позади нас, когда мы остановились у небольшой рощицы, приютившейся у отвесной скалы, последнего оазиса перед входом в невероятный проход через северные горные высоты.

В тени деревьев последние лучи солнца не оказывали на нас значительного влияния. Я был благодарен за возможность наконец-то снять свои очки и позволить глазам привыкнуть к полумраку.

Отец спешился и пошел разбивать лагерь. Я соскользнул со своей большезадой кобылы. Мы привязали лошадей, я выкопал небольшую ямку для костра и набрал достаточно дров, чтобы хватило до утра. В воздухе что-то щелкнуло, и я придвинулся поближе к огню, наблюдая, как отец медленно тушит капусту, лук-порей и несколько кусочков нарезанного мяса в нашем маленьком котелке.

Костер умиротворяющее потрескивал, где-то вдали слышалось ночное пение стаи волков. Это были завораживающие и одновременно пугающие звуки. Нам нравилось их слушать, но больше нравилось, что они оставались на расстоянии от нас.

Отец закончил помешивать пищу, и я протянул ему свою миску, чтобы он наполнил ее. Он зачерпнул изрядную порцию и замер, ковшик был на полпути к моей миске и его содержимое капало на угли внизу. Я огляделся по сторонам.

— В чем дело?

Он поднес палец к губам. Я ничего не слышал. Снова раздался вой, но было не похоже, что стая подобралась ближе. Я открыл рот, чтобы спросить его, что он слышит, когда хрустнула ветка. Мы резко повернулись на звук. Он доносился с перевала. Черпак упал на землю, и в руках отца появились два боевых ножа прежде, чем я успел моргнуть. Я выхватил кинжал из-за пояса, поскольку мой меч и лук лежали рядом с постелью по другую сторону костра.

Хрустнула еще одна ветка, на этот раз гораздо ближе. Отец подал мне знак, и мы быстро переместились в дальний конец лагеря ближе к деревьям и палатке. Я схватил свой лук и колчан, а отец — мой меч, который был ближе, чем его.

Мы растаяли среди деревьев и замерли в ожидании. Голос раздался из ночи недалеко от нас.

— Воин по жизни.

Плечи отца слегка расслабились.

— Воин до смерти, — ответил он.

Это было официальное приветствие, используемое между соноканцами. Двое мужчин, одетых в знакомые кожаные одежды соноканских воинов, вышли из темноты, ведя под уздцы своих лошадей.

— Не могли бы вы угостить нас тем, что издает этот чудесный аромат? — спросил один из мужчин. — Наше путешествие заняло больше времени, чем мы ожидали. Мне надоело слушать, как урчит у Хофлина в животе, — сказал он, толкая локтем своего спутника. — Там не так уж много дичи, если не считать каменных личинок и рептилий. Еще один день без еды, и я мог бы прибегнуть и к тому, и к другому.

— Да, — сказал отец, жестом приглашая обоих мужчин присесть у костра. — У нас достаточно еды. Нам на всех хватит поужинать. Если понадобится, мы всегда сможем пополнить запасы в Норшараге.

— Норшараг?

Тот мужчина, что повыше, с аккуратной бородкой на подбородке, посмотрел в мою сторону, но постарался не показать виду.

— Это трудное место, чтобы там отработать контракт, так что…

Он прочистил горло.

— Я бы держался подальше, если ты понимаешь, о чем я. Это место с каждым годом становится все хуже и хуже, ты же знаешь, как горцы Норшарага относятся к пришлым. А после того, как один из воинов Сонокана отработал по контракту их предводителя, все совсем стало плохо. Норшарагцы, можно сказать, возненавидели соноканцев. Их не интересует, что убиенный заслужил такую смерть. Знаю только, что контракт на него подписали за то, что он при жизни испортил много юных невинных красавиц.

— Я уже пару сезонов здесь не был и не знал о случившемся, — задумчиво сказал отец. — Раньше я без проблем заезжал в Норшараг. Благодарю вас за совет!

— Э-э-э… Извини, — сказал тот, что повыше, — мы не представились. Я Найкл, а это Хофлин.

Он сделал быстрый жест своему товарищу.

Хофлин, невысокого роста, несколько коренастый, казалось, больше интересовался тем, что находится в нашем котле, чем тем, поедем мы в Норшараг или нет. Оба мужчины носили кольца на правой руке, как у моего отца, каждый со знаком своего клана. Я изучал их, с нетерпением ожидая своего дня наречения, когда мне дадут свое и признают полноценным воином Сонокана.

— Рад познакомиться с вами обоими, — сказал отец, — теперь давайте присядем что-нибудь поесть.

— Очень признателен, — сказал Найкл.

Двое мужчин, не скрывая своей спешки, привязали лошадей, достали из своих сумок пару деревянных мисок и ложек и плюхнулись на землю у костра.

— Откуда вы возвращаетесь?

Хофлин наклонился вперед, чтобы хорошенько понюхать похлебку.

— Сайрел, — ответил он.

— Вот это путешествие, — сказал отец, добавляя в котелок еще несколько кусков мяса и то, что осталось от луковицы.

— Не могу не согласиться, — сказал Найкл. — Я с нетерпением жду возвращения к жене и детям. Этот контракт занял у нас больше времени, чем нам бы хотелось.

Двое мужчин наелись досыта и были очень благодарны за то, что отец не отказал им в гостеприимстве. Хофлин даже облизал свою миску, прежде чем отложить ее в сторону.

— Это лучшее, что я пробовал за последнее время, — сказал он с искренней улыбкой.

Остаток вечера я провел, слушая, как они втроем обмениваются историями о своих приключениях: сражениях, убитых людях, интересных местах, которые они видели. Быть воином, казалось, было самой захватывающей вещью в мире. Я не мог представить себе, что буду жить как-то иначе.

Утро наступило рано, и я проснулся от звука голоса моего отца и ощущения его руки на моем плече. Оказалось, он тряс меня, чтобы разбудить.

— Пора вставать. У нас впереди долгий день.

Мои зубы стучали, когда я зевнул и потянулся. Ночью огонь погас, но угли еще слабо тлели.

— Ты уверен, что нам пора вставать? — спросил я. — Еще темно!

Отец улыбнулся и начал собирать вещи. Найкл и Хофлин уже встали, собрали вещи и были готовы к отъезду, когда мне удалось выбраться из теплой постели. Им предстояло не так уж долго возвращаться в Затерянный город, и они, скорее всего, прибудут туда после полудня.

— Мы желаем вам счастливого пути, — сказал Хофлин, когда они сели в седла. — Большое спасибо, что поделились с нами своим огнем.

— С удовольствием, — сказал отец с теплой улыбкой.

Найкл наклонился вперед в седле и сказал:

— Помни о моем предупреждении и держись подальше от Норшарага.

— Так и сделаем. Спасибо! — ответил отец.

Двое мужчин помахали нам, развернули лошадей и направились в сторону Сонокана.

Еще до того, как первые лучи утреннего солнца пробились сквозь навес над нашими головами, мы уже сидели верхом и двигались к перевалу. Я никогда раньше не был в «выжимке», поэтому был взволнован, увидев ее своими глазами. Нетрудно было понять, почему этот проход между отвесными непреступными скалами назывался «выжимкой». Она была недостаточно широка, чтобы две лошади могли идти рядом. В некоторых местах ущелье было слишком узким, поэтому приходилось спешиваться и вести лошадей за собой. Солнце еще не поднялось достаточно высоко, поэтому не освещало наш путь между поднимающимися каменными стенами, и отец использовал факел, чтобы направлять лошадей.

Очки свободно болтались у меня на шее. Я был рад, что мне еще не пришлось их надевать. Я щелкнул языком, и моя лошадь медленно пошла в ногу с лошадью отца. Ритмичный стук копыт по граниту не давал нам уснуть. Мои веки закрылись в третий раз, и я чуть не выпал из седла, когда отец закричал. Если бы там было достаточно места, я бы свалился. А так я просто отскочил от каменной стены. Я схватился за поводья.

— Что происходит? Что случилось? Теперь я окончательно проснулся.

Отец громко расхохотался.

— Ты бы видел выражение своего лица.

Я не думал, что это было так уж смешно, но через некоторое время его веселье распространилось на меня, и я обнаружил, что тоже смеюсь.

Отец склонил голову набок.

— Просто послушай это эхо, — сказал он, и его голос отразился от окружающих стен, медленно затихая вдали. — Хочешь попробовать?

Я не был уверен, что он говорит серьезно.

— Ну, продолжай. Чего же ты ждешь?

Я пожал плечами и крикнул:

— Привет!

В отдалении послышалось слабое эхо.

— Ты называешь это криком? Я едва насчитал три повтора. Твоя сестра могла бы крикнуть получше.

Я расправил плечи. Ни одна девушка не может кричать громче меня, даже Ларда. Сделав глубокий вдох, я втянул в себя весь воздух, который мои легкие могли удержать и выпустил:

— А-а-а!

К тому времени, как я закончил, мое лицо покраснело. Эхо разлетелось во все стороны. На этот раз я присоединился к отцу в подсчете количества повторов.

— Восемь, — сказал я с гордой улыбкой.

— Ага, вот это уже больше похоже на правду.

Он с силой хлопнул меня по спине. Мои глаза выпучились, и я закашлялся, когда боль обожгла мои не совсем зажившие раны на спине.

— Вот теперь я убедился, что ты не дремлешь, — сказал отец.

Остаток дня прошел примерно так же, в седле, через километры скал. Единственным хорошим моментом было то, что гранит был знаком и напоминал мне о доме. Отец хотел добраться до нашего следующего лагеря до темноты, поэтому мы поели во время езды, останавливаясь только для того, чтобы дать лошадям отдохнуть, что на самом деле не было остановкой. Это просто означало, что мы некоторое время вели лошадей пешком.

Последние отблески света медленно угасали на перевале, когда мы обогнули еще один поворот, чтобы найти достаточно большое отверстие, чтобы разбить лагерь.

— Вот и хорошо, мы приехали, — сказал отец, спрыгивая с лошади и потягиваясь. — Я уже начал беспокоиться, что неверно оценил расстояние.

Я соскользнул с лошади и сделал то же самое, сопроводив несколькими вполне заслуженными стонами и массированием задних конечностей.

Там не было ничего, что можно было бы сжечь, поэтому мы съели холодную еду из сушеного мяса и сыра, лежащими между двумя ломтями восхитительного ржаного хлеба матери.

Лошадей расседлали и накормили. Отец привязал их к валуну на случай, если вдруг вздумают бродить среди ночи без нас.

На следующее утро мы быстренько позавтракали, оседлали лошадей, уложили использованное снаряжение, которое было не намного больше наших одеял, и вернулись на тропу прежде, чем звезды скрылись из виду. На этот раз я вызвался сам держать факел, надеясь, что он разморозит мне пальцы.

Перевал, казалось, тянулся бесконечно. Интересно, действительно ли дорога куда-то ведет, или мы движемся по большому кругу? Я уже собирался спросить, сколько нам еще идти, когда отец опередил меня:

— Мы уже близко!

Извилистые изгибы и повороты смягчились, и гранитные стены опустились. Мы обогнули последний поворот. Вдалеке виднелась поляна с редкими деревьями.

И в этот момент у меня случилось спонтанное видение. В глазах передо мной стояла огромная кобрадавра. В туже секунду она развернулась, пытаясь ударить меня своим хвостом. Через мгновение видение прекратилось. Я уже знал, что подобные спонтанные видения случаются у меня за несколько секунд, максимум за минуту до того, как это произойдет на самом деле.

— У меня было видение, — сказал я, поворачиваясь к отцу, который неспешно скакал сзади меня.

— Что ты видел?

— Кобрадавра!

— Тогда нам нужно поскорее выбраться из «выжимки».

Я погнал лошадь быстрее. Мне хотелось поскорее покинуть это ущелье. Я уже собирался снова пришпорить лошадь, когда услышал четкое и громкое шипение. И оно было явно более отчетливым, чем в моем видении.

Опустив взгляд, я увидел огромную змею, которая вытянулась вверх прямо пред моей лошадью. Это была кобрадавра!

— Отец! Кобрадавра! — крикнул я.

Я схватился за поводья, но ничего не мог поделать. Моя лошадь от испуга встала на дыбы, и я слетел с нее, упав прямо на спину перед лошадью моего отца. Его конь от увиденного подался назад. Я ударился о землю, и лошадь понеслась галопом вперед, к выходу из ущелья. Я едва успел собраться с мыслями, как заметил, что кобрадавра стремительно приближается ко мне.

Длинная черно-желтая огромная змея с зелеными, как изумруды, глазами резко развернусь передо мной и ударила своим хвостом, словно боевым копьем, едва не задев мою шею.

В тот момент я уже знал, что кобрадавра будет пытаться атаковать меня именно таким способом. Это давало мне несомненное преимущество. Недолго думая, я выхватил свой кинжал и резким движением перекатился вперед. Голова кобрадавры оказалась рядом со мной. Я схватил ее толстую шею одной рукой, но она была настолько большой, что не помещалась в одной руке. Но мне это и не нужно было. Своей рукой я остановил движение ее головы и в тот же момент рукой, в которой находился кинжал, нанес резкий рубящий удар. Голова змеи отделилась от туловища и отскочила, покатившись по земле. Змея свернулась, крепко обвила все мое тело, но это были ее посмертные судороги, которые не представляли для меня опасности. Через пару секунд тело кобрадавры упало на землю.

— Молодец! Я догоню твою лошадь! — крикнул отец через плечо, увидев, что я цел и невредим. — Мы не можем потерять снаряжение.

Он хлопнул вожжами и помчался к деревьям впереди.

Я вскочил на ноги и быстрым шагом направился за отцом к выходу из ущелья. Я постоянно оборачивался и оглядывался, нет ли за мной еще одной кобрадавры.

Наконец вырвавшись из-под горного склона, я плюхнулся на поваленное бревно и попытался отдышаться. Раньше я слышал про кобрадавр, но сам встретил ее впервые. Я отрицательно покачал головой. Это, определенно, была моя удача. Мы прошли всю длину «выжимки», не увидев ни одной кобрадавры. Кто бы мог подумать, что она ждала до самых последних нескольких метров, чтобы появиться. Видимо, потому что к концу «выжимки» путники, очарованные увиденным выходом из ущелья, теряют бдительность, а это самое лучшее время для атаки.

Я не осмеливался идти в лес пешком, потому что не знал куда именно идти. Я ждал, когда отец вернется с моей лошадью. Прошел час, когда я начал беспокоиться. Конечно же, это глупое животное не могло убежать сильно далеко. С другой стороны, эти леса были густыми, не говоря уже о том, как трудно будет выследить сумасшедшую тварь, если она куда-нибудь скроется из виду.

Прошел еще час, и я уже не на шутку встревожился, когда наконец услышал, что кто-то идет. Я спрятался за большим валуном у скалы, сначала проверил, нет ли там очередной кобрадавры, и стал ждать, кто бы это мог быть. Это был мой отец. Я вышел из своего укрытия и спустился к выходу. Восторг от встречи с ним быстро испарился, когда я увидел только одну лошадь.

— Я нигде не мог найти этого глупого зверя, — сказал отец, останавливаясь. — Кто знает, как далеко она ускакала, прежде чем замедлить свой ход. Глупая скотина, наверное, сама себя загнала от испуга.

— Мне очень жаль. Прости меня! — тихо сказал я, опустив голову.

— Простить за что? Это не твоя вина, что там была огненная змея, — он слез с лошади и подошел к тому месту, где я стоял, чтобы посмотреть на меня. — Ты ранен?

— Я в порядке. Что же нам теперь делать?

Отец вздохнул, провел рукой по лицу и сказал:

— Что-то, чего я не хочу, — он повернулся и посмотрел на юг. — Мы не можем идти только с одной лошадью и половиной наших запасов, не говоря уже о нашем оружии. Твоя лошадь ускакала с твоим боевым снаряжением.

— У меня все еще есть кинжал.

Я поднял его и только тогда понял, что еще не успел смыть с него кровь наказанной кобрадавры.

— Похоже, у нас нет особого выбора. Нам придется пополнить запасы в Норшараге.

— Но Найкл сказал…..

— Не так уж важно, что он сказал. Мы не можем идти дальше с одной лошадью, без припасов и практически безоружными.

Я пожал плечами:

— Думаю, что нет.

Отец подошел к своему коню и вскочил в седло.

— Давай мне свою руку. Теперь нам придется ехать вдвоем.

С его помощью я вскочил на коня и сел сзади.

— Когда мы доберемся туда, ты сделаешь в точности то, что я скажу. Ты меня слышишь, Варбог?

— Да, отец, слышу.

— Ты молодец, сынок, я тобой горжусь! Просто держи всегда свои глаза открытыми и помни, чему я тебя учил. Ты будешь в порядке!

— Я все помню, отец, — сказал я довольным голосом, и мы тронулись дальше.

Волнение, которое я испытывал раньше при мысли о небольшой опасности, теперь переросло в нечто более тревожное. Мы направлялись прямо к месту, от которого не один, а два соноканских воина предупреждали нас держаться подальше.

Последние лучи солнца скрылись за вершинами гор. Сгущающаяся темнота, вместо того, чтобы быть успокаивающей и знакомой, казалась зловещей.

Глава 4. Норшараг

К тому времени, как мы добрались до места назначения, последние цветные пятна на небе уже исчезли из виду. Отец натянул поводья, давая нам возможность оглядеться, прежде чем войти в город.

Смотреть было особо не на что. Город, казалось, вырос прямо из окружающего леса. Это, определенно, было неэкзотическое место, которое описывал отец, приходя домой после своих путешествий. Здания были старыми. Они выглядели так, словно построены из деревьев, срубленных, чтобы освободить место для увядающей общины.

Отец медленно двинулся вперед. Наши глаза изучали лица тех, мимо кого мы проходили. Люди на улице, а также те, кто толпился вокруг зданий, остановились, чтобы посмотреть на вновь прибывших. Большинство из них были одеты в грубую кожу и толстые меха, и все были вооружены, от самых молодых, до самых старых. У них были мечи, кинжалы, луки, даже топоры, но мое внимание привлекли не одежда и оружие, а их глаза. Я никогда раньше не видел людей с цветными глазами. Они выглядели устрашающе.

Это были первые чужаки, с которыми я столкнулся. Единственные люди, которых я когда-либо видел, были соноканцами, и у всех нас были одинаковые светло-серые глаза, но у местных жителей глаза были карие и голубые. Я даже видел зеленые. Отец сказал, что это соноканцы были другими и что мы должны стараться держать лица опущенными, чтобы не привлекать к себе большого внимания.

Несколько человек, мимо которых мы проходили, качали головами, некоторые плевались, большинство просто стояли и смотрели. Они чувствовали себя стаей волков, защищающих свое логово. Когда мы проезжали мимо, местные тихонько переговаривались между собой. Было ясно, что мы никому не нравимся. Даже тощая дворняжка, мимо которой мы проезжали, оскалила зубы, предупреждая, чтобы мы ехали дальше.

Норшараг был опасен. Соноканские воины были самыми свирепыми воинами в Сонокане, но, глядя на жителей Норшарага, я понял, что предпочел бы встретиться с десятком соноканцев, чем с одним из них.

Я последовал примеру отца и накинул на голову капюшон плаща. Дорога, ведущая через город, представляла собой грязную колею. Она засасывала копыта лошади с каждым шагом. По обеим сторонам улицы было разбросано несколько захудалых торговых лавок, а остальное пространство занимали небольшие одноэтажные дома. Таверна в центре города, казалось, была главной достопримечательностью. Кроме того, это было единственное здание, если не считать амбара чуть ниже, в котором было два этажа. Вывеска впереди гласила, что это «Ржавый гвоздь». Это казалось вполне уместным.

Из открытых дверей таверны донеслись крики, за которыми последовал громкий треск, когда кто-то вылетел в одно из передних окон. Затем выскочил еще один человек и приземлился на того сверху. Они яростно били друг друга кулаками, скатываясь с крыльца и приземляясь в грязь. Оставшиеся в таверне посетители вышли посмотреть на представление. Люди кричали, заключали пари, убеждая обоих мужчин сделать самое худшее.

Отец остановил лошадь, прежде чем мы подошли к ним.

На переднем крыльце вместе с мужчинами стояли несколько женщин, которые, казалось, были чужими. На них не было одинаковых тяжелых мехов. На самом деле они вообще ничего не носили, если не считать густой краски на лицах. Женщины кричали на двух мужчин, катающихся по улице, их пронзительные голоса заглушали мужские.

Один из двух дерущихся поднялся на ноги и потянул другого достаточно высоко, чтобы ударить в лицо, снова сбив с ног. Он повторил это действие еще пару раз, прежде чем высокий мужчина в полном фартуке протолкался сквозь толпу и растащил их в разные стороны.

— Я же сказал, что вы оба можете заполучить ее. Тебе просто нужно дождаться своей очереди.

Двое дерущихся поднялись на ноги и отряхнули грязь с одежды. Толпа заворчала, что драка закончилась, и все вернулись обратно в таверну. Мужчина, который явно выиграл, схватил одну из раскрашенных женщин и потащил ее внутрь. Проигравший вытер кровь со рта и заковылял к крыльцу. Две женщины сжалились и помогли ему войти. Яркая улыбка на его лице, появившаяся, когда девушки обняли раненого, странно контрастировала с его окровавленным носом и опухшими глазами.

Как только люди разошлись, отец поторопил нас. Он направил лошадь к сараю на южной окраине города. Сбоку был устроен загон для скота, в котором толпилось множество лошадей.

— Отец, — я похлопал его по плечу, — посмотри, это же моя лошадь!

— Я знаю. Я вижу ее, — ответил он.

Моя лошадь была одной из тех, что гарцевали вокруг небольшого огороженного участка. Седло все еще лежало на спине, но мои дорожные сумки исчезли, включая ту, в которой было все оружие.

У ворот стояли двое угрюмых мужчин. Они обернулись при нашем приближении. Мужчины были похожи на зверей со своими меховыми шкурами и неукротимыми бородами. Мне казалось, что во всем городе я не видел ни одного чисто выбритого лица. Я потер свой гладкий подбородок.

— Какое у вас здесь дело? — спросил большой человек-медведь, выходя из сарая и направляясь к нам.

Его рубашка была застегнута только наполовину так, что виднелась его волосатая мощная грудь. Это говорило о том, что у него было больше общего с медведем, а не только рост.

Я соскользнул с лошади, чтобы отец мог спешится.

— Оставайся здесь, — сказал он мне.

Он передал мне поводья и пошел навстречу мужчине. Двое, прислонившиеся к перилам, не сводили глаз с отца. Один из мужчин, который вонзал нож в верхушку столба, взглянул на меня. Он потратил много времени, изучая лошадь, на которой мы приехали, или, что более вероятно, сумки, привязанные к ней.

— Вижу, ты нашел нашу лошадь.

Тон отца был вежливым, почти веселым. Он даже дружелюбно улыбнулся, вероятно, это была хорошая тактика. Это были не те люди, которых хотелось бы разозлить. Они выглядели готовыми к бою. Отец направился к воротам загона, и человек-медведь присоединился к нему.

Отец указал на нашу лошадь:

— Вон та, с седлом. Она испугалась кобрадавра на перевале и убежала от нас. Сегодня днем я потратил пару часов на ее поиски. Я думаю, она спустилась сюда к вам. Мы признательны тебе, что ты позаботился о ней. Вот, — сказал он, снимая с шеи маленький мешочек с монетами. — Сколько я тебе должен за то, что ты ее поставил?

Мой отец явно пытался направить разговор в нужное русло. Здоровяк оперся рукой о верхнюю перекладину и поставил ногу на нижнюю.

— Ничего не должен!

— Ничего? — переспросил отец.

— Нет. Я и слышать об этом не хочу.

Отец ослабил завязки на кошельке.

— Ну же, по крайней мере, я могу заплатить тебе за время и еду.

Здоровяк уставился на мешочек с монетами. Я не мог точно увидеть из-за его густой бороды, но он, казалось, улыбался.

— Нет необходимости. Лошадь не твоя!

Отец поднял голову.

— Конечно, она моя. Убедись сам. На ней наше седло. И, если я не ошибаюсь, — сказал он, указывая на переднюю часть сарая, где висела моя дорожная сумка, — это одна из наших сумок.

Здоровяк не двинулся с места. Ему не нужно было оборачиваться и смотреть. Он знал, что имел в виду мой отец. Двое других мужчин начали медленно пробираться к воротам.

Меч моего отца все еще был привязан к его лошади. Я ослабил ремень удерживающий снаряжение. Его лук висел сразу за ножнами, а колчан со стрелами был рядом. Если все обернется плохо, у меня не будет времени натянуть веревку, поэтому я держал руки поближе к мечу. Мой кинжал был заткнут за пояс.

— Ты ошибаешься. Это лошадь Хирона.

Здоровяк посмотрел мимо моего отца на двух мужчин, приближающийся к ним.

— Разве не так, Хирон? Это ведь твоя лошадь с белой мордой, да?

Это было больше похоже на то, что большой человек утверждал, а не спрашивал его.

— Да, — сказал человек слева, останавливаясь, чтобы посмотреть на животное в загоне. — Это уж точно мое. Купил ее у торговца два сезона назад. Это обошлось мне… В три золотых.

Отец ничего не сказал, при этом улыбка исчезла с его лица. Какое-то время он изучал стоящего перед ним здоровяка, потом повернулся и посмотрел на меня. Он, казалось, пытался что-то решить, но я не мог сказать, что именно. Я сделал еще один шаг к лошади и мечу моего отца. Он покачал головой. Он не хотел, чтобы я что-то сделал. Он снова повернулся к ним.

Еще несколько человек вышли из конюшни и направились к моему отцу, двое мужчин и женщина. Женщина была такого же роста, как и мужчины. Все трое были хорошо вооружены. Отец взглянул на вновь прибывших, а затем через плечо на двух мужчин, приближавшихся сзади.

— Хирон. Сколько ты хочешь за нее? Похоже, у меня нет другого выбора, кроме как выкупить ее у тебя! — громко спросил отец.

— Она не продается, — сказал человек-медведь.