Бесплатный фрагмент - Солнце из черного камня

Вечно лишь море, безбрежное море и небо,

Вечно лишь солнце, земля и ее красота,

Вечно лишь то, что связует незримою связью

Душу и сердце живых с темной душою могил.

Иван Бунин

Глава 1. Старый корпус

Илья Кораблев пересек холл первого этажа Центра кардиологии, на ходу застегивая замок толстовки цвета хаки, надетой поверх синей медицинской формы, называемой на профессиональном сленге хирургичкой. Медицинскую шапочку он предусмотрительно снял и небрежно засунул в карман.

Крупный парень с копной рыжих волос, длинной челкой, свисающей на глаза и скрывающей бесцветные ресницы и такие же бесцветные брови. Медбрат опустил глаза в пол, намереваясь незамеченным проскользнуть мимо регистратуры.

Настенные часы на безликой серой стене показывали без пятнадцати семь. Его рабочий день заканчивался через пятнадцать минут. Впервые Кораблев покидал стены больницы, не доработав до конца смены.

Он чувствовал необъяснимую тревогу, словно некая сила сорвала незыблемый ранее, привычный покров и обнажила страшную, ужасающую своей обыденностью и естественностью, не замечаемую им ранее скоротечность бытия.

Бесконечный цикл рождений и смертей так рационально обустроенный Вселенной, в этот момент казался ему невероятным оглушающим откровением. Все вокруг, эти деревья, птицы превратятся в тлен, потому что все имеет начало и конец. Как осознать и вместить в себя снизошедшее внезапно понимание конечности жизни? Смириться с тем, что человеку отмерено лишь мгновение на этой земле?

Илья широким шагом пересек асфальтированную парковку перед зданием больницы, обошел по газону с примятой травой закрытый шлагбаум. Не замечая хруста ломающихся под ногами сухих стеблей и не сбавляя шага, свернул направо.

Одноэтажное здание морга возникло внезапно, сконцентрировав на себе рассеянное до этого внимание. Кораблев резко остановился, словно наткнулся на невидимое препятствие.

Посторонний человек вряд ли сообразил бы, что этот аккуратный домик, облицованный черными и белыми панелями, затерявшийся среди раскидистых деревьев старого парка, хранит внутри печаль и скорбь. Дверь в мир утраченных надежд была окрашена в мрачный черный цвет, что было символично.

Вывеска на входной двери гласила «Патологоанатомическое отделение морг». Илья неоднократно бывал внутри этого здания и отлично знал внутреннее расположение. Он доставлял сюда умерших по длинному подземному переходу, не испытывая при этом никаких рефлексий. Сейчас, стоя перед черной дверью, медбрат почувствовал трупный запах, и к горлу подкатил удушливый комок.

Это произошло после обеда. Пациент умер на операционном столе. В обязанности Кораблева входила простая рутинная работа. Обычно он проделывал ее без каких-либо эмоций. Перегружал пациентов на каталку машинально, не акцентируя внимания на персоналии. Отработанными движениями ловко накрывал простыней, подоткнув ее по краям, и, окинув придирчивым взглядом белый кокон, отправлялся к месту назначения.

Сегодня, подчиняясь непонятному внутреннему позыву и даже в некоторой степени неожиданно для себя, он остановил каталку посреди коридора, подошел к изголовью и откинул край простыни. Впервые. Зачем ему понадобилось взглянуть на умершего? Взгляд остановился на бледном безжизненном лице молодого парня. Спохватившись, суетливо, словно испугавшись, что покойник откроет глаза, Илья аккуратно прикрыл труп простыней. Лицо совершенно незнакомого ему человека стояло перед глазами. Растерянность и непонимание произошедшего дали пищу размышлениям, которые раньше никогда не приходили ему в голову.

Пациент попал на операционный стол после автомобильной аварии, но на бледном лице не было ни единой царапины. Кажется, за рулем у него случился сердечный приступ, который спровоцировал несчастный случай. Погибший не мчался на скорости и, возможно, был законопослушным и соблюдал правила дорожного движения, но смерть все равно настигла его.

Это было несправедливо и, по большому счету, неправильно. Если бы он, этот парень, знал точно, что это конец, возможно, нажал бы на газ и покинул бренный мир ярко, безбашенно, красиво. Илья представил его за рулем дорогого автомобиля. Педаль газа до упора. Ночная улица, и фонари мелькают за окном, сливаясь в бешеном танце желтых огней. Музыка из динамиков сотрясает битами салон машины. Впереди стена. Она все ближе и ближе, и нет возможности остановиться или свернуть. Удар! В один момент мир рассыпается на детали. Скрежет искореженного металла! Осколки разбитого стекла застывают фрагментами бытия в разорванной пустоте. И душа, освободившись, белым голубем взмывает ввысь.

Екатеринбург обволокла плотная, всепроникающая духота. Раскаленные солнцем крыши домов молили о прохладной влаге. Природа готова была откликнуться на их мольбы. Илья мельком взглянул на небо с грузными, неповоротливыми тучами, несущими в своем чреве тонны воды, вздохнул и продолжил путь.

Он свернул в заросший неприбранный парк, где в ожидании дождя уже гулял ветер. Застревая и путаясь в кронах деревьев, он вызывал будоражащий тревожный шелест. Кораблев уверенно шагал по разбитому, давно не ремонтированному асфальту, как будто у него была цель. На самом деле он повиновался ногам, которые уводили его прочь от неприятной необходимости находиться рядом с источником беспокойства. Тело стало неприятно липким.

«Господи, этот бедолага был совсем молодой. Может, всего на пару лет старше меня», — думал Илья, снова и снова возвращаясь мысленно к покойнику, чье лицо увидел невзначай и уже никак не мог отделаться от наваждения. В голове метались беспокойные мысли. Почему не выдержало сердце? Что на самом деле произошло? Жизнь молодого парня оборвалась оттого, что ему так на роду написано, или произошла роковая случайность?

Мечты о карьере в медицине, которые привели Илью на должность медбрата в Центр кардиологии, сейчас казались глупыми, надуманными. По настоянию деда, известного в городе хирурга, он сначала закончил медучилище, а потом поступил в медицинский университет. По мнению Ильи, летняя подработка медбратом в Центре кардиологии была еще одним, не нужным после медучилища, этапом, но он слепо доверял профессору Кораблеву. Поэтому сейчас чувствовал себя обманутым, словно ребенок, разорвавший яркую обертку и обнаруживший там пустоту. Работа не давала никаких знаний и опыта, а только психологически разрушала его.

Может, этому парню суждено было еще жить да жить. А может, он умер оттого, что все они: врачи скорой, доставившие в больницу, медперсонал, принявший его здесь, хирург, делавший операцию, медсестры — в общем, все, от кого зависела жизнь пострадавшего, просто соблюдали инструкции. И упрекнуть вроде некого и не в чем. Служение высоким целям в реальности сводится лишь к выполнению инструкций.

А ведь и мы, каждый из нас, летим навстречу той единственной последней секунде, с каждым вдохом и выдохом подбираясь все ближе.

Кораблев проходил мимо старого заброшенного здания, построенного в тридцатые годы прошлого столетия, когда первые капли дождя упали на лицо. Раньше это был госпиталь Народного комиссариата внутренних дел. Здание госпиталя несколько раз пытались восстановить и отремонтировать, но по каким-то причинам каждый раз ремонт откладывался.

В конце концов оно совсем обветшало, и те огромные деньги, которые требовались на реставрацию, чиновники сочли нерациональной тратой. Некогда роскошный, построенный по проекту знаменитого архитектора в стиле авангарда и неоклассицизма, с колоннами и пилястрами, госпиталь был незаслуженно забыт, заброшен и имел плачевный вид.

Дождь усиливался, и ничего не оставалось, кроме как укрыться в старом здании. Большой проем, некогда служивший центральным входом, давно лишился дверей, и любой прохожий беспрепятственно мог проникнуть внутрь загадочной зияющей темноты, притаившейся за толстыми кирпичными стенами.

Преодолев несколько ступенек, Кораблев вошел в просторный холл первого этажа с четырехугольными колоннами, подпирающими межэтажные перекрытия. Огляделся по сторонам. На полу местами еще сохранились серые гранитные плиты. Краска на стенах и потолке облупилась и свисала неопрятными кусками, грозя в любой момент упасть на голову нежданным посетителям. За оконными проемами раскинулся запущенный парк, густо заросший бурьяном под старыми лохматыми деревьями, скрывшим некогда пересекавшие территорию дорожки.

На одной из колонн холла поверх надписей и рисунков заплаткой белело свежее объявление «Помощь людям наркозависимым и алкозависимым» с цифрами телефона. Старый корпус госпиталя, оставшись не у дел, стал пристанищем разного рода бродяг. Ходили слухи, что по ночам из окон можно услышать жуткие голоса, бормотания, завывания, а то и неистовые вопли. Многие приписывали эти звуки потусторонним силам.

Илья, как человек, получивший медицинское образование, внук известного в городе медицинского светила, относился к слухам со здоровым скептицизмом и иронией. Один в огромном здании, он совершенно не чувствовал страха. Его не пугал ни шорох листьев за окнами, по которым уже вовсю лупили струи дождя, ни шлепки капель, бьющих по подоконникам и полу, залетающих сквозь оконные проемы. Наоборот, дождь успокаивал и давал благоприятное течение его мыслям.

В холле стоял стойкий запах сырости и мочи. Слева, за двустворчатой дверью, окрашенной некогда светло-коричневой краской, тянулся длинный коридор. Без стекол и ручек, двери прочно сидели на петлях и свободно открывались и закрывались, издавая в тишине легкое поскрипывание. По одну сторону коридора были расположены кабинеты, а по другую тянулся длинный ряд больших окон.

В одном из кабинетов на окнах сохранились рамы и даже кое-где были целы стекла. Из стены под подоконником торчали огромные ржавые крюки для крепления радиаторов. Самих чугунных радиаторов, конечно, давно и след простыл. Осторожно обойдя опасно торчащий крюк, Илья подошел к окну и вынул пачку сигарет.

Он пытался понять, что же сегодня произошло. Неужели смерть незнакомого парня могла так тронуть его? И тут неприятная мысль кольнула в самое сердце. Это называется профнепригодность. Студентов-медиков учат работать с пациентами, не проявляя эмоции. Формула проста: боль пациента — это не твоя боль. Сегодня он шагнул за флажки, и ему стало страшно. Страшно, как космонавту, вышедшему в открытый космос без скафандра. Сможет ли он восстановить себя или нужно уходить из профессии, чтобы не разрушить психику?

Кораблев затянулся сигаретой. Дым перебил зловонные запахи. Илья тоскливо смотрел сквозь грязное треснутое стекло на ямы в асфальте, собиравшие благодатные капли дождя. Деревья заслоняли кронами небо. Он вытащил из кармана складной нож, который всегда носил с собой, и стал водить им по рисунку, оставленному кем-то на широком подоконнике. Короткое лезвие споткнулось, и нож выскочил из руки. Пытаясь схватить его, Илья сделал несколько неловких движений и поранил руку. Из небольшого пореза на пальце медленно выкатилась капля крови и упала на подоконник. Пришлось прислонить пораненный палец к губам, чтобы остановить кровь.

Вечерело, и в коридоре стоял полумрак. Дождь барабанил по веткам, листьям, подоконникам, производя неритмичный хор из постукивающих звуков. Кораблев понимал, что придется принять нелегкое, возможно, самое жизненно важное решение. Или не принять? Если он будет близко к сердцу принимать проблемы пациентов, их смерть, то в медицине ему делать нечего. Но и работать как бездушный робот, следуя инструкциям, он теперь тоже не сможет.

Ах, дед! Именно для понимания этой дилеммы ты подводил меня к профессии такими окольными путями. Возможно, и ты когда-то стоял перед выбором в поисках места врача между богом и обычным человеком. Потому и стал лучшим в своей профессии.

Медбрат затянулся, бросил окурок под ноги и загасил его, наступив большим ботинком с протекторной подошвой. Дождь начал стихать, и пора было уходить. Его остановили приглушенные звуки, похожие на крики и сдавленные голоса.

— Принесла-таки кого-то нелегкая, — проворчал Илья.

Ему никого не хотелось видеть, но, похоже, придется столкнуться с нежданными посетителями, которых непогода загнала в разрушенное пристанище. Выйдя в холл, он никого не обнаружил. Справа витая лестница вела в верхние этажи. Под ней находился спуск в подвалы госпиталя. Голоса раздавались снизу, из подвала.

Слова разобрать было сложно, но в них отчетливо сквозил необъяснимый животный ужас. Кажется, люди звали на помощь. В старом здании могло случиться все что угодно. Здесь запросто можно провалиться в открытую шахту лифта. Или на голову мог свалиться кусок лепнины. Да просто можно нечаянно проколоть ногу гвоздем, коих здесь множество в деревянных досках, разбросанных по полу.

Пары секунд оказалось достаточно для принятия решения. Откинув сомнения, перескакивая через ступеньки, Кораблев бегом спустился в подвал. В тот момент он, не отличающийся храбростью, обычно старающийся отойти в сторону, если это было возможно, посчитал, что должен поступить именно так, помочь людям. Потому что он медбрат и у него есть соответствующие навыки и знания.

Одолев два пролета вниз, Илья оказался в подвальном коридоре. Свет, идущий из узких окон под самым потолком, слабо освещал путь, и он чертыхался, натыкаясь на мусор. Остановился перед глухой железной дверью, над которой горел светильник, замурованный в решетку. Промелькнуло удивление, откуда в разрушенном пустом здании электричество, но тут же внимание переключилось на доносившиеся из-за двери звуки. Внутри происходило нечто странное: невнятные голоса, шаги и потрескивание огня, пыхтение и тихий тонкий женский вой.

— Огонь! Мы горим! Откройте дверь! — внезапно раздался четкий истеричный мужской голос с небольшим кавказским акцентом.

Перемежаясь матерными словами, послышались монотонные звуки ударов по чему-то плотному. Второй мужской голос, сочный и громкий, повторял одну и ту же фразу:

— Сдохни, тварь! Сдохни, тварь! Сдохни, тварь!

Илья схватился за ручку двери, но почти сразу резко отдернул руку. Сама металлическая дверь, а вместе с ней и ручка, была раскалены. На ладони остался красный след от ожога.

Медбрат снял с себя толстовку и, обмотав руку, попытался открыть дверь еще раз. Безуспешно. Дверь либо заперта на ключ, либо ее заклинило, решил он. Без посторонней помощи тут не справиться. Обожженная рука давала о себе знать, разгоняя боль по всему телу. Здоровой рукой медбрат залез в карман толстовки за телефоном. Телефона на месте не оказалось. Илья громко крикнул:

— Я вас слышу, но мне одному не справиться.

— Кто там! Помогите! — немедленно отозвался мужчина, говоривший с акцентом.

Илья сообразил, что где-то выронил или оставил телефон. Он огляделся вокруг, но безуспешно. Телефон пропал. Крики и стоны за дверью стали громче.

— Я позову на помощь! Держитесь! — крикнул Илья.

Он развернулся и побежал к лестнице, ведущей наверх. Вслед ему послышался истошный визг:

— Вернись, открой дверь немедленно! В тюрьме сгною, гад!

Выбежав на крыльцо, Илья в недоумении остановился. На улице было светло и тихо, хотя давно должно было стемнеть. Никаких признаков дождя, луж на площадке перед центральным входом в госпиталь не было. Старый, прорезанный трещинами асфальт абсолютно сухой. Высокие деревья больничного городка уходили ввысь стройными коричневыми стволами. В разросшихся ветвях, переплетенных друг с другом вверху, гулял свежий ветер. Птицы щебетали в ветвях, наполняя пространство радостными звуками.

Илья оглянулся. Старый корпус застыл в безмолвии. Ни криков о пожаре, ни огня, ни дыма. Ничего. Он подошел к полуподвальным окнам. Стекол в них почти не осталось, и внутри было темно и тихо.

Черт возьми, что происходит? Похоже, на улице раннее утро. Я что, целую ночь провел в старом корпусе? В ушах стоял назойливый свистящий гул. Илья посмотрел на ладонь. Она пошла красными пятнами и волдырями.

— Это ничего, ничего страшного, обычный поверхностный термический ожог, — вслух пробормотал он.

Ничего страшного он не видел в ожоге, потому что это единственное, что было реально. Тогда как все остальные события, произошедшие с ним, вызывали массу вопросов.

Медбрат натянул на голову капюшон толстовки, уперся взглядом в ботинки и быстрым шагом направился в сторону дома. На улице не было ни единой души. Единственное, о чем он сокрушался в этот час, это утеря телефона. Ведь если он заснул в заброшенном госпитале, то родители наверняка волнуются, а у него нет возможности позвонить и сообщить, что все в порядке.

Илья очень удивился бы, увидев, что после его ухода в полутемном коридоре подвала возникла худощавая мужская фигура в камуфляжной форме. Слабый свет фонарика медленно скользил по полу. Свет выхватил из кучи хлама серебристый прямоугольный предмет.

Мужчина наклонился и поднял с пола телефон. Тут же ловко вскрыл его. Вынул аккумулятор и сим-карту. Аккумулятор и телефон моментально исчезли в большой холщовой сумке, висевшей у мужчины на поясе. Рука, держащая сим-карту, на несколько секунд зависла под светом фонарика. Резкий взмах, и маленький картонный кусочек исчез в темноте среди хлама, разбросанного по полу подвала. Мужчина, освещая путь, осторожно двинулся дальше.

Глава 2. Там, где нас нет

Егор поднял голову вверх и, прищурив глаза, с удовлетворением отметил, что небо чистое и дождя, скорее всего, не будет. Среднего роста, крепко сложенный парень при кажущейся громоздкости из-за плотного телосложения был довольно подвижным. Нарочито небрежно обтягивающая его рельефное тело футболка с мультяшными диснеевскими героями и надписями на английском языке, джинсы и кроссовки выдавали в нем человека, который не прочь выделиться из толпы.

Квадрат неба над двором дома за номером тридцать три по улице Радищева, где в данный момент находился Егор, ярко-голубым лоскутом распростерся над головой. Едва видимые перистые облака, размазанные по синеве, обещали солнечный день. На экране телефона рядом с электронными часами стоял значок, означающий дождь: облако с мелкими косыми штрихами.

Егор привык доверять собственным глазам, и никакие прогнозы и даже чьи-либо доводы не могли противостоять его собственным суждениям. Еще раз убедившись, что погода сухая и безветренная, а прогнозы врут, как это часто бывает, он решил вымыть стекла машины. На черном джипе, уткнувшемся передними колесами в бордюр, лежал слой пыли. Накануне пришлось немало дорог исколесить, чтобы добраться до дальних поселков. Егор достал из багажника канистру с чистой водой, стеклоочиститель, большую коричневую губку и принялся за работу.

Безмятежное выражение лица, которое иным могло показаться придурковатым, футболка с несерьезным принтом контрастировали с крупными ладонями и широкими плечами. При этом он был похож на парня, с которым точно не стоит связываться. Под противоречивой внешностью скрывался живой, пытливый, в то же время рациональный ум.

Именно поэтому предусмотрительно в багажнике джипа рядом с монтировкой лежала бейсбольная бита, а в бардачке хранился большой охотничий нож, что являлось достаточным основанием, чтобы утверждать — в случае чего хозяин джипа готов постоять за себя.

Работа юристом в риэлтерском агентстве «Загородная недвижимость» предполагала частые выезды за город. Егора заносило в самые отдаленные поселения. Приходилось бывать в глуши, в далеких, не тронутых цивилизацией деревнях, где полуразрушенные заброшенные дома продают за бесценок. Такую недвижимость охотно покупали рыбаки и охотники. Одну-две тысячи рублей агент отдавал хозяину такого дома, а с покупателя брал в несколько раз больше. Все участники процесса при этом оставались довольны.

Поэтому юрист знал наверняка, что юридические знания не спасут даже при дорожном конфликте, не говоря уже о других непредвиденных обстоятельствах. Иногда самые логичные и грамотные аргументы должны быть подкреплены чем-то более весомым. Поэтому под сидением он соорудил тайник, где надежно спрятал пистолет Макарова.

В силу профессии Егор вполне отдавал себе отчет о последствиях незаконного хранения ствола. Он оправдывал себя тем, что места вокруг Екатеринбурга глухие, на километры непроходимая тайга. И народ по тайге бродит немногословный. В этих лесах исчезнет человек — концов не найдешь. А береженого бог бережет.

Юрист протирал лобовое стекло автомобиля, когда раздался телефонный звонок. Он ловко вытащил мобильник левой рукой из заднего кармана джинсов и прислонил его к уху.

— Да, это я, здравствуйте.

Несмотря на оптимистичный тон, было очевидно, что разговор Егору неприятен. По лицу то и дело пробегала тень раздражения. Он слушал собеседника, продолжая возить губкой по одному и тому же месту, не замечая, что стекло давно натерто до блеска.

Во дворе в этот ранний час стояла тишина, разбавленная щебетанием птиц и непонятными, еле слышными шорохами, доносившимися из темных углов двора. Утренняя прохлада бодрила и не давала расслабиться. Дворник уже ушел, а жители дома еще только просыпались, ругая будильники. Где-то там, в чреве уютных и не очень квартир, шаркая тапочками, они перемещались на кухню, заваривали утренний кофе и потом, стоя перед зеркалом, вздыхали, разглядывая помятое за ночь лицо.

Голос Егора эхом отскакивал от стен дома, поднимался до верхних этажей и растворялся в дрожащем, пропитанным солнцем утреннем воздухе.

— Денис, я все понял. Конечно, порешаю вопросы, но не сейчас… Я сам перезвоню… Да, хорошо, на связи.

Закончив разговор, парень выдохнул. Ему не было еще тридцати, но довольно большой опыт общения с клиентами разного пола, возраста и социального положения научил убеждать людей и при необходимости поворачивать разговор в нужное русло. Только не в этот раз. Вернув мобильник в задний карман джинсов, Егор перешел к заднему стеклу автомобиля и плеснул воды из канистры на губку. Монотонные движения успокаивали.

Кажущийся внешне спокойным, он негодовал. Егор не любил таких людей, как только что звонивший Денис, интеллигентных хамов. Совершенно не понимал их мотивы и стремления. Подобные самоуверенные типы появляются в любой компании и практически с ходу начинают задавать неудобные вопросы, выказывать беспричинную агрессию, иронизировать над высказываниями других людей. Стараются противопоставить себя остальным, хотят что-то доказать.

После общения с ними остается неприятный осадок и желание исключить всяческие контакты. В другом случае юрист так бы и поступил, но именно сейчас это сделать было невозможно. Интеллигентный хам являлся клиентом агентства, в котором работал Егор. Попытки вести дела с неприятным человеком строго в официальных рамках не приносили результата.

Отказаться искать дом с необходимыми параметрами, расторгнуть договор и послать его к черту — такой вариант Егор даже не рассматривал. Дело не в осуждении коллег, не в боязни подорвать свой авторитет. Егор просто перестал бы в таком случае уважать самого себя. Убегать от сложностей было не в его правилах.

Парень неплохо разбирался в человеческой природе и понимал, что другие люди всегда будут вести себя как им нравится, потому что каждый действует в своих интересах. Реальность неуправляема и не зависит от чьих-либо хотелок. Не нужно пытаться улучшать людей под свои запросы. Нужно принимать их такими, каковы они есть, а самому изменить свое отношение к их манере общаться. В конце концов, клиенты приходят и уходят, и важно, чтобы личные предпочтения не помешали качественно и правильно выполнить работу.

Егор удовлетворенно созерцал вымытое стекло, когда звук шагов за спиной заставил его обернуться. Между рядами автомобилей по парковке медленно, чуть покачиваясь, шел его сосед. Лицо Ильи было смертельно бледно, на лбу выступила испарина. Егор бросил губку на капот и застыл, не в силах произнести ни слова.

Кораблев пропал пять дней назад. Родственники, соседи, полиция сбились с ног, разыскивая его. Во дворе он всегда был объектом шуточек в силу своей комплекции. Рыхлый, неспортивный, несобранный, Илья спокойно сносил обиды и лишь разводил иногда руками, мол, люблю поесть, что теперь поделаешь.

Когда сосед пропал, выяснилось, что в доме его очень любят. Помогали в поисках все, кто мог. Даже дворник обошел соседние дворы с фотографией Ильи, лично опрашивая коммунальных работников. Вечерами жильцы собирались во дворе вокруг матери Ильи, такой же, как сын, дородной женщины, и успокаивали ее. Егор не оставался в стороне. Писал в соцсетях посты с просьбой о помощи в поиске Ильи, помогал вести переговоры с полицией.

И вот, после тщетных поисков, спустя пять дней пропавший как ни в чем не бывало стоит перед ним. Егор, обычно быстро соображающий, стоял в растерянности. Илья подошел к джипу, кивнул в знак приветствия и облокотился спиной на переднюю дверь автомобиля.

— Илюха, это ты? — почему-то шепотом спросил Егор и сглотнул. — Ты не представляешь, какой тут кипеж поднялся, когда ты пропал.

— Ты о чем? — Илья смотрел непонимающим отстраненным взглядом.

Егор подошел и взял его за плечи:

— Тебя пять дней ищут. Все — и родители, и полиция, и соседи. Что случилось? Ты где был все это время?

— Пять дней? Нет! — Илья покачал головой. — Ты что-то путаешь. Я со смены иду домой.

— Тебя и на работе потеряли. Никому ничего не сказал, не позвонил. Как сквозь землю провалился. Ты что-нибудь помнишь?

— Помню, конечно. Отработал смену и пошел домой. — Было видно, что он говорит искренне, и это сбивало с толку.

Егор наклонил голову и внимательно посмотрел на соседа.

— Может, по дороге заходил куда-нибудь? — задал он наводящий вопрос.

— Точно, заходил, — спохватился медбрат. — Зашел покурить в заброшенный корпус госпиталя НКВД и после сразу домой.

— Значит, говоришь, зашел в заброшку? Знаю я это место. Какого черта тебя туда занесло?

— Дождь начался, я решил переждать.

— Верно, когда ты не вернулся домой, шел дождь. Значит, хочешь сказать, что находился в заброшке все пять дней? — Егор недоверчиво разглядывал Илью.

— Про какие пять дней ты все время говоришь? Прошла пара часов.

Егор не мог понять, сосед что-то скрывает или хочет его запутать.

— Почему не позвонил домой? — спросил он.

— Я потерял телефон, — развел руками Илья.

— Ты был там один? В заброшенном здании? — Юрист пытался найти разумное объяснение непонятной ситуации.

— Да, один. Правда, мне показалось…

— Что показалось?

— Короче, такая история. Выкурил я сигарету, собирался уходить и услышал голоса в подвале. Вроде как зовут на помощь. Спустился вниз, пытался открыть дверь, за которой орали «Пожар!». Не получилось. Побежал на улицу позвать на помощь, а снаружи тишина. Ни криков, ни пожара.

— Может, ты заснул и тебе все это приснилось?

— Я бы тоже так подумал, если бы не это. — Илья протянул обожженную ладонь.

— Что у тебя с рукой?

— Когда я пытался открыть дверь, за которой люди звали на помощь, и взялся за ручку, то обжегся. Ручка была горячая, раскалилась… от огня…

Илья прикрыл глаза и медленно стал сползать на землю, подминая подкосившиеся ноги грузным телом. Егор едва успел поддержать его, чтобы сосед не рухнул вниз резко.

— Илюха, эй, — осторожно окликнул Егор. Ответа не последовало.

Егор несколько раз хлопнул в ладоши перед лицом Ильи.

— Слышишь, очнись!

Человек, которого искали несколько дней всем двором, подняли полицию и весь интернет, теперь бесформенным кулем сидел на земле возле переднего колеса джипа. Егор стоял над ним, соображая, что предпринять. Вызвать полицию, скорую, позвонить его родным? Телефонный звонок вывел его из оцепенения.

— Да, привет. Слушай, у меня тут, похоже, очень срочное дело организовалось. Я в офис позже приеду. Потом расскажу. Давай, пока, — быстро, отрывистыми фразами выпалил юрист и отключился, не выслушав ответ собеседника.

Разговаривать и объяснять было некогда. Егор присел на корточки перед соседом и проверил пульс. Это были практически все его познания в оказании первой медицинской помощи. Пульс едва прощупывался, но Илья дышал и был жив. Вызывать кого-либо значило терять время.

Через несколько минут черный джип мчался по улицам Екатеринбурга в городскую больницу. Егор не думал сейчас о том, что взял на себя ответственность за другого человека, что можно было поступить иначе. Он просто давил до упора на газ и летел по улицам, обгоняя машины, с единственной целью — успеть.

На заднем сидении автомобиля лежал в неудобной позе Илья. Под головой лежала заботливо подсунутая толстовка, свернутая так, что молния врезалась ему в щеку. По салону автомобиля носились бьющие по мозгам рифмы Oxxxymiron.

Там, где нас нет, горит невиданный рассвет.

Где нас нет — море и рубиновый закат.

Где нас нет — лес как малахитовый браслет.

Где нас нет? На Лебединых островах!

— Куда мы едем? — послышался за спиной Егора хриплый голос.

— Очнулся? Держись братан, — обрадовался юрист и выключил музыку. — В больницу едем, там тебе помогут. Ну и напугал ты меня.

— Хорошо. — Кораблев застонал, пытаясь вытащить из-под себя больную руку. Обожженная ладонь горела и ныла, напоминая о произошедших событиях. Егор видел через зеркало на лобовом стекле, как Илья попытался приподняться и сесть. Но непомерная слабость не дала ему это сделать.

— Лежи, не двигайся. Я твоим позвонил и в приемный покой, там ждут.

— Что мне говорить, если спросят, где я был?

— Для родителей придумай что-то правдоподобное. Типа зашел покурить, упал, ударился головой. Очнулся через пять дней и пришел домой.

— Думаешь, это правдоподобная история? — недоверчиво спросил медбрат.

— Думаю, эта история больше похожа на правду, чем рассказ о несуществующем пожаре.

— Хорошо, ладно, так и скажу, если спросят.

— Правильно, если спросят. А тем, кто не спросит, лучше ничего не говорить, пока сам не разберешься, что это вообще было. Ты, главное, встань на ноги, подлечись. А там посмотрим.

— Да, что-то я нехорошо себя чувствую. Спасибо.

— Не меня, судьбу благодари, что жив.

Илья заерзал на заднем сидении и затих.

В приемном покое их усадили на сидения, скрепленные друг с другом, и попросили подождать.

— Знаешь, мне страшно, — тихо сказал Илья. — Будто прошлая моя беззаботная жизнь исчезла безвозвратно. Будто я попал в туман, из которого никогда не выберусь.

— Не думай об этом. Все закончилось, и слава богу. — Егор хотел успокоить Кораблева, но почувствовал в собственном голосе неуверенность и тревогу и замолчал.

— Думаешь, можно найти всему произошедшему логическое объяснение? Я правда запутался, ничего не могу понять. Я потерял опору в пространстве и времени. Голоса, которые я слышал в заброшенном госпитале. Может, и не было ничего, а все происходило внутри моей головы? Я бы смирился с таким объяснением, но как же тогда ожог на руке?

— Давай подумаем над этим всем позже, — сказал Егор и кивнул на подошедшую медсестру: — Это за тобой.

— Сначала в процедурный кабинет, пока там свободно, — произнесла девушка в медицинском костюме. — Пойдемте, Кораблев, я обработаю вам руку. Вы можете идти сами?

— Да. — Илья встал и обернулся к Егору. — Ты приедешь завтра?

— Завтра будет завтра, — в своей обычной манере ответил Егор.

Илья понимающе кивнул. Егор смотрел на удаляющуюся спину соседа, и ему почему-то стало неловко от собственной холодно брошенной фразы.

Глава 3. Порхан

На стене подрагивали размытые тени. Темнота и духота в палате давили на мозги. Илья был раздосадован тем, что по звонку деда его оставили в больнице на несколько дней для обследования. Как медработник, он определил свое состояние как удовлетворительное. Его беспокоил только ожог ладони. Но травма совсем пустяковая. Кисть руки обработали и перебинтовали. Что еще делать в больнице, он не представлял и просто лежал, вспоминая длинный странный день. Ночь — идеальное время, чтобы привести мысли в порядок.

Мать, прилетевшая в больницу сразу, как только ей сообщили о том, что он нашелся, была напугана и эмоционально возбуждена. Она нервно всхлипывала у него на плече и потом долго сиротливо сидела на краешке кровати в ногах в накинутом на плечи белом халате и смотрела на него припухшими от слез, полными страдания глазами.

Полной белой рукой с мелко подрагивающими пальцами она прикрывала рот, боясь разрыдаться вслух. Всегда сильная и даже властная женщина, которой Илья привык ее видеть, сейчас она представляла печальное зрелище. Помощь на самом деле скорее нужна была матери, чем Илье.

— Мам, ты успокоительного попроси на посту у медсестры.

— Дали уже, дали таблеточки, сынок. Три валерьяновых выпила.

Мать рассказала, как его искали. Никто уже не надеялся, что он найдется, но она верила, она знала, чувствовала, что жив. Илья слушал неторопливый рассказ, стараясь не выдать внутреннего волнения. Почему-то на глаза предательски наворачивались слезы. Не хватало по-детски разреветься, уткнувшись в материно плечо. Было странно слышать ее рассказ. Она полностью подтвердила слова Егора, значение которых он не сразу осознал. Прошло целых пять дней, а он ничего не помнил!

Это обстоятельство меняло все. Размеренная, понятная жизнь внезапно стала зыбкой, как болотная топь, готовая поглотить его с головой. Как же хорошо ему жилось до всего этого, а он даже не замечал. Не ценил тусовки в гаражах, где с друзьями ремонтировали старенькие «Жигули». Походы за город к реке, где вода обжигающе холодная, до мурашек бодрила тело. Как же это здорово! Влететь в реку с разбега, так, чтобы дыхание на мгновение остановилось. Плескаться, фыркая и отряхиваясь, валяться на траве, разглядывать тонкие стебли травы, пронзающие небесную синь. Все это осталось там, в какой-то другой жизни.

А здесь мать, уставшая и постаревшая от бессонных ночей. По ее полному румяному лицу медленно скатилась крупная слеза, которая, оторвавшись от подбородка, упала на пышную грудь, обтянутую трикотажной кофточкой в мелкий синий цветочек.

— Мам, может, домой тебе пойти, тут за мной присмотрят, — осторожно сказал Илья. — Все уже хорошо.

Мать молча покачала головой. Илья не мог больше смотреть на ее слезы и перевел взгляд на потолок, где вокруг белого плафона кружила стайка мух. Часы тянулись медленно. Принесли больничный пресный обед, который он съел быстро, не почувствовав ни насыщения, ни удовольствия от еды.

Потом медсестра привела в палату следователя по фамилии Юрченко. Имени и отчества Илья не запомнил, хотя тот назвал себя.

Юрченко посмотрел на мать и официальным тоном сухо осведомился:

— Как я понимаю, вы родственница потерпевшего?

— Да, это мой сын. Это я писала заявление о его пропаже.

— Что ж, гражданка Кораблева, попрошу вас покинуть палату и дать возможность мне сделать свою работу.

— Иди домой, мам, — поддержал следователя Илья, — у меня все будет в порядке.

— Завтра приду, Илюша.

— Не надо ходить, позвони. Или я сам позвоню, — устало ответил Илья.

Медсестра увела мать, сунув ей в руку салфетку, которой она наконец вытерла заплаканные глаза.

— Нет уж, я приду, — на прощание сказала женщина, и кофточка в мелкий синий цветочек скрылась за дверью.

К допросу Илья был не готов. Матери он выдал версию произошедшего, о которой договорился с Егором, а вот что рассказывать официально, под подпись, понятия не имел.

Следователь задавал простые, казалось бы, вопросы, но Илья долго думал, прежде чем ответить на каждый. Он по природе был медлительным, а тут еще слабость и шум в голове. Юрченко сидел у кровати на стуле и, чуть наклонившись к Илье, напротив его лица держал миниатюрный черный диктофон.

Следователь требовал четких ответов, настаивал, чтобы Кораблев отчитался чуть ли не по секундам обо всех передвижениях в период отсутствия. Но Илья еще сам не разобрался, что же с ним такое произошло, и ему приходилось импровизировать на ходу.

— Зашел покурить в старый заброшенный корпус госпиталя НКВД. Тот, что в Зеленой роще. Услышал крики в подвале. Спустился вниз. За одной из дверей люди кричали — пожар! Пытался открыть дверь и обжег руку. Вышел на улицу, а оказалось, пожара нет и прошло пять дней.

— Значит, в старый корпус ты зашел после работы третьего августа? — записывая беседу на диктофон, уточнил следователь.

— Ну да, третьего августа, — подтвердил Илья.

— Сегодня восьмое августа, — сказал Юрченко.

— Ну да, говорят, восьмое, — эхом отозвался Илья.

— Ты утверждаешь, что спустился в подвал третьего августа, а вышел из него восьмого.

— Получается, что так и есть.

— Может, ты потерял сознание, или кто-то ударил тебя по голове, или произошло что-нибудь еще?

— Нет, я хорошо помню, что после того, как обжег руку, я сразу вышел на улицу. Можете у врача спросить. Рана от ожога свежая, а не пятидневной давности.

— Что же у нас получается? — Юрченко закатил глаза к потолку. — Ты спустился в подвал заброшенного корпуса третьего августа, оступился, упал и потерял сознание, а потом восьмого августа обжег руку и очнулся.

— Не терял я сознания, во всяком случае, не помню, чтобы я терял сознание.

Следователь хмыкнул.

— Поскольку никакого пожара в подвале в эти дни не было, чем же ты обжег руку? Вероятно, зажигалкой. Ты сказал, что курил.

— Не знаю я, что вам еще сказать. — Кораблев вздохнул и виновато улыбнулся.

Вопросы следователя запутывали его еще больше. Егор был прав, советуя не рассказывать правду. Следователю нужна была история, которую можно обосновать логически. Блуждать в мистических дебрях он явно не собирался. Юрченко разговаривал так, что Илья чувствовал себя виноватым и должен был постоянно оправдываться. На самом же деле оправдываться ему совершенно не за что. Если бы испуганная мать не подала заявление в полицию, то вообще не пришлось сейчас ничего и никому объяснять.

— Так что же мы в протокол запишем? — задумчиво произнес следователь и выключил диктофон.

«Сам думай, у тебя это хорошо получается», — зло подумал Илья и промолчал.

После ухода следователя он задремал, и теперь, ночью, спать совершенно не хотелось. В двухместной палате он был один. Вторая койка, аккуратно застеленная, стояла напротив монументом пустоте.

Густая ночная тишина заполнила палату, но ощущение, что за дверью есть другие палаты, в которых спит сейчас много посторонних незнакомых людей, не давало ощущения полной уединенности. Конечно, в такой поздний час вероятность того, что кто-то потревожит, невелика. Слух обострился. Из коридора донеслись шаги дежурной медсестры и позвякивание металлических предметов.

Хотелось курить. Надежда найти сигарету посреди ночи была призрачной, но Илья решил попытать удачи. Медленно поднял грузное тело с кровати и вышел в коридор. Свет горел только на посту медсестры, и остальной коридор по мере удаления от поста все более был погружен во тьму.

Кораблев почувствовал себя намного увереннее, голова больше не кружилась. Медсестры на месте не оказалось, что вовсе не расстроило его, так как можно было избежать ненужных вопросов. Илья прошел по коридору, не надеясь никого встретить, а чтобы просто размять ноги. Он увидел приоткрытую дверь, из которой на пол коридора легла ровная полоса света. За дверью послышался мужской голос.

Илья в нерешительности остановился перед освещенной полосой, разглядывая босые ноги, обутые в шлепанцы. Кораблев ничуть не беспокоился, будет ли удобно вот так, посреди ночи, зайти и попросить сигарету. Больница — общественное место, и никто не осудит его за вторжение. Но внутри возникло необъяснимое волнение. Он с опаской, стараясь не издавать шума и не привлекать внимания, подошел к приоткрытой двери и сквозь щель заглянул внутрь.

Перед глазами открылась часть палаты. По стенам стояли белые шкафы со стеклянными дверцами, громоздкая кровать с металлическими решетчатыми спинками. Посреди палаты в кресле, вполоборота к двери, сидел седой мужчина в длинном коричневом шелковом халате, широкие рукава которого свисали с подлокотников.

— Людмила, ангелочек, иди скорее, я заждался, — сказал он с небольшим кавказским акцентом.

Голос показался Илье знакомым, и он прильнул к приоткрытой двери, стараясь получше рассмотреть незнакомца.

У окна спиной к пациенту стояла невысокого роста медсестра. Илья скорее почувствовал, чем увидел, как спина ее вздрогнула и напряглась. Девушка набирала лекарство в шприц из стеклянного пузырька, проколов иглой резиновую серую крышку, обернутую по краям алюминиевой фольгой.

Из-под белой медицинской шапочки выбивались светло-русые локоны. Мешковатый халат до колен с закатанными по локоть рукавами не давал возможности разглядеть ее фигуру, но судя по тонкому запястью она должна быть хрупкая и стройная. Такая милая блондинка, которая у каждого мужчины вызывает желание ее защитить.

Не оборачиваясь, медсестра ласково проворковала:

— Иду, товарищ Магомедов, все почти готово.

Нелепый длинный халат на старике выглядел шутовским нарядом. Илья понимал, что подглядывать некрасиво и надо бы уйти, но происходящее на его глазах действо магическим образом заставляло оставаться на месте. Плавные, медленные движения девушки завораживали.

Людмила повернулась к Магомедову, торжественно держа шприц на изготовку. На бледном, с правильными чертами лице застыла натянуто-приветливая улыбка. Илья поразился, сколько разных эмоций скрывалось за показной приветливостью. Страх, желание угодить и что-то еще. Брезгливость? Внимание Ильи переключилось на шприц, который девушка воинственно несла перед собой. Шприц был не обычный одноразовый, каким пользовались повсеместно, а большой с толстыми стеклянными стенками и нанесенной на нем разметкой. Такие можно увидеть теперь только в кино.

— Сейчас мы поставим инъекцию порхана, и будете порхать как бабочка.

— Сюда, дорогая, иди ко мне.

Магомедов раздвинул в стороны голые, заросшие волосами ноги, до колен прикрытые полами халата, рукой делая призывные жесты медсестре.

Людмила подошла и послушно встала между ног Магомедова. Старик чуть сдвинул колени, обхватив ими Людмилу. Илья с изумлением увидел, как правая рука пациента, секунду назад призывавшая медсестру, бесцеремонно задрала ей халат и начала скользить по телу девушки.

— Мурдазин Алибекович, давайте ваше плечо. Сейчас не нужно шевелиться. — Медсестра воспринимала происходящее как должное.

Она достала руку Магомедова из-под своего халата и, оголив ему правое плечо, начала протирать место для инъекции проспиртованным тампоном.

Илья не видел другую руку пациента, но по тому, как вздрогнула Людмила, и по страстному пыхтению Магомедова он догадался, что тот залез ей под халат другой рукой.

— Мурдазин Алибекович, на минуточку. Не двигайтесь, пожалуйста.

Игла вонзилась в мышцу, и Людмила, выдавив из шприца содержимое, прижала к месту укола тампон, ловко вытащив при этом шприц.

— Людмила, ты красавица, сладкий персик. Так хорошо все делаешь. Наклонись ко мне, милая.

Магомедов обхватил медсестру обеими руками и притянул к себе. Спиртовой тампон упал на пол рядом с креслом.

— Осторожнее, у меня шприц, — попыталась отстраниться Людмила.

— На ушко скажу тебе, — произнес Магомедов, и Людмила нехотя наклонила голову, придвинув к нему свое ухо.

Старик что-то начал рассказывать ей вполголоса. Илья не мог разобрать слов, но видел, как на лице Людмилы появилось отстраненное выражение. В больших серых глазах девушки застыло безразличие. Наконец Магомедов издал скрипучим старческим голосом отрывистые звуки, означающие смех.

Людмила выпрямилась и хихикнула в ответ, высвободившись из объятий пациента. Она вернулась к окну, положила на белую тряпичную салфетку, расстеленную на подоконнике, шприц и снова вернулась к Магомедову.

— Вот. Ты уже начала понимать мои шутки. Это хорошо.

Магомедов, теперь уже не стесняясь, обеими руками стал лапать медсестру, страстно приговаривая:

— Хорошо. Это хорошо.

Она принимала его ласки покорно, отвернув голову в сторону. Лицо ее с плотно сомкнутыми губами словно окаменело.

— Милая, меня пригласили на юбилей. Мне нужна сопровождающая. Как ты? Согласна пойти со мной?

— Это так неожиданно. Спасибо за ваше предложение, но у меня нет одежды, чтобы ходить на такие мероприятия.

— Цветочек мой, разве это проблема? Я куплю тебе и платье, и туфли. И все это останется тебе. Мне не жалко для такой красавицы. Самое лучшее платье куплю тебе.

— Нас могут увидеть. Мне пора, — отстранилась медсестра.

Она внезапно подняла глаза и взглянула на приоткрытую дверь, за которой стоял Илья. Тот едва успел отодвинуться в сторону.

Он выдохнул, оглянулся по сторонам и, не обнаружив никого в коридоре, снова прильнул к щели.

— Людочка, не торопись. Ну кто нас, ей-богу, может увидеть ночью? Да пусть себе увидят. Мне тут никто слова не скажет.

Людмила руками раздвинула колени Магомедова, обхватившие ее, и, вырвавшись, поспешно отошла к окну. Быстрыми движениями собрала салфетку, на которой лежали использованный пузырек и шприц.

— Извините, извините, Мурдазин Алибекович. Мне действительно надо идти.

Людмила со свернутой салфеткой в руках подошла к креслу Магомедова и остановилась. Магомедов вынул из кармана халата и положил в ее карман денежную купюру.

Людмила снова посмотрела на дверь, за которой прятался Илья. На этот раз он не успел отойти. Взгляды их встретились. Илья застыл и не мог пошевелиться. Большие серые глаза девушки смотрели прямо на него. Казалось, это не он застал ее за неблаговидным занятием, а она разоблачила любопытного подглядывающего. Илья ожидал окрика, а может, и скандала, но Людмила ничем не выдала его присутствия, не попросила закрыть дверь, не подошла и не закрыла ее сама. Она просто стояла и смотрела не него, а он смотрел на нее.

— Людочка, подумай над моим предложением, — сказал Магомедов. — Я завтра после обеда зайду.

— Хорошо, Мурдазин Алибекович.

Людмила, не спуская глаз с Ильи, пошла к двери. Каждый шаг отдавался в его голове. Илья неимоверным усилием воли отшатнулся и провалился в темноту.

Он очнулся на полу в коридоре от запаха нашатырного спирта, ударной волной разбудившего мозг. Над ним склонилась медсестра, но это была не Людмила.

— Жив, лунатик? — улыбнулась девушка. — И слава богу! Вставай, я провожу тебя в палату.

Илья поднялся и огляделся вокруг. В обе стороны от него тянулся знакомый больничный коридор с плотно закрытыми дверями.

— Магомедов Мурдазин Алибекович, — пробормотал он.

— О ком ты говоришь? — не поняла медсестра.

— Пациент из той палаты. — Илья кивнул в сторону двери.

— Такого пациента нет в нашем отделении.

— Я его только что видел.

— Давай договоримся так. Сейчас ты отдохнешь, а искать знакомого будешь завтра. Нужно соблюдать больничный режим.

— Хорошо, действительно, уже поздно, — вздохнул Илья и послушно пошел за девушкой, не желая доставлять ей неприятности.

Он еще долго лежал на спине с закрытыми глазами. Пациент, у которого была индивидуальная палата с личной медсестрой, не выходил у него из головы. Старик сказал, что даже если их застанут, то никто не посмеет ничего сказать против. И Людмила не возразила.

Что же такого было в ее взгляде? Ответ пришел внезапно и поразил своей очевидностью. Безысходность! В глазах Людмилы стояла безысходность. Не только в глазах. Каждое ее движение, каждое слово, податливость ухаживаниям мерзкого старика, не сходящая с ее лица улыбка. Во всем, буквально во всем сквозила безысходность. И осознание трагизма в этом коротком разговоре, нечаянным свидетелем которого он стал, вызвало комок негодования.

Глава 4. Трудное решение

Большие серые глаза девушки смотрели прямо на него. Казалось, это не он застал ее за неблаговидным занятием, а она разоблачила любопытного подглядывающего. Федор Ксенофонтович ожидал окрика, а может, и скандала, но Людмила ничем не выдала его присутствия, не попросила закрыть дверь, не подошла и не закрыла ее сама. Она просто стояла и смотрела на него, а он на нее.

Невысокий, худощавый, с жидкими светлыми волосами, которые по мере приближения ко лбу незаметно переходили в лысину, он стоял в коридоре возле приоткрытой двери одноместной палаты повышенной комфортности. В ночное дежурство доктор по обыкновению обходил свое отделение. Шаг у Федора Ксенофонтовича был легкий, неслышный и не нарушал тишину пустых в этот час больничных коридоров. Увидев свет из приоткрытой двери, доктор подошел и заглянул внутрь. Возможно, пациенту стало плохо и могла понадобиться помощь. Но неожиданно он оказался свидетелем неоднозначной ситуации.

Мурдазин Алибекович, особый пациент вверенного ему отделения, сидел в кресле и явно допускал фривольные действия в отношении медсестры. Судя по ситуации, невольным свидетелем которой стал Федор Ксенофонтович, товарищ Магомедов чувствовал себя прекрасно и в помощи не нуждался. Доктору стоило продолжить ночной обход и забыть все, что он увидел и услышал, но как коммунист он не мог не отреагировать.

Медсестра Людмила, несмотря на то что попалась с поличным, смотрела на Федора Ксенофонтовича, не отводя взгляда. Между доктором и Людмилой словно натянулась невидимая нервная струна, готовая лопнуть от любого неосторожного движения. И они оба, словно чувствуя это, не предпринимали никаких действий. Больше всего возмущало доктора Сахарова, что во взгляде Людмилы не было ни тени страха, ни стыда, ни вообще какой-либо эмоции. В ее глазах сквозило холодное безразличие.

Внутри доктора все клокотало от возмущения и страха. Сахаров никак не мог унять дрожь в руках и спрятал их в карманы халата. Он увидел такое, о чем не мог даже подумать. Столярова бросила тень на коллектив, на него. Да как она посмела! Брать деньги с Мурдазина Алибековича! Да она меня в каталажку, в Сибирь хочет упечь! Войти и обнаружить себя перед пациентом Федор Ксенофонтович не мог и потому прикрыл тихо дверь и направился к себе.

Он шел угрюмо, сдвинув брови, полностью погрузившись в свои мысли, когда неизвестно откуда на него выскочил пациент. Нескладный, худой, долговязый настолько, что больничная серая пижама была ему коротка, отчего тонкие худосочные ноги штакетинами торчали из штанин. Волосы, давно не стриженные, уже не напоминали даже подобие прически. Сальными прядями забранные за уши, они торчали оттуда чахлыми кустами в разные стороны. На открытых участках кожи пациента виднелись розовые шелушащиеся пятна различной величины. Вид бедолаги был удручающе безобразным, и осознание несправедливости мира отражалось в его блеклых мутных глазах.

Доктор узнал его и назвал по имени.

— Артем Петрович, вы опять не приняли снотворного?

— Вот они, таблеточки. — Сморщив угодливую гримасу, пациент вытащил из кармана больничной куртки и предъявил Федору Ксенофонтовичу несколько таблеток, скучившихся в середине узкой длинной ладони.

— Плохо, товарищ, таблетки надобно употребить вовнутрь, а не носить в карманах. Как мне вас лечить прикажете?

— Мне нельзя спать, — заговорщически сказал Артем Петрович и приблизился к лицу доктора настолько близко, что тот непроизвольно подался назад.

— Это что же вы, товарищ Павлов, такое говорите? Как это нельзя спать?

— Тихо! — Павлов приложил палец к губам, опасливо оглянулся вокруг, а затем продолжил: — Только вам, доктор, по секрету скажу. Скоро мне дадут задание государственной важности. Они знают, что только я смогу его выполнить. Я преданный член Коммунистической партии. Они вспомнят обо мне. Я точно говорю вам. Скоро, скоро!

Произнося слово «они», пациент отстранялся, многозначительно закатывал глаза вверх и потом вновь приближал лицо к доктору. Федор Ксенофонтович слышал его горячечное, прерывистое дыхание, которое вызывало в нем отвращение и опаску. Он молча взял Павлова под локоть и повел в санузел. Пациент безропотно проследовал с ним к умывальнику, продолжая повторять, как его ценят «они» и что «они» непременно дадут ему важное задание. По настоянию доктора Павлов закинул горсть таблеток в рот и запил водой из-под крана.

— Вот и молодцом, а теперь надо лечь в кровать, таблетки скоро подействуют.

Федор Ксенофонтович знал, что Павлов Артем Петрович уволен из органов НКВД. Доктор догадывался, чем он там занимался и что могло повредить его психику, но старался об этом не думать. Ведь кто-то должен выполнять грязную работу, защищая советскую власть от врагов. Бывшее начальство вклад Павлова в дело строительства коммунизма, несомненно, ценило и даже после его ухода с должности предоставило возможность лечиться в ведомственном госпитале.

На посту Сахаров увидел медсестру Анечку. Анечке было около пятидесяти, но все продолжали звать ее ласково Анечкой за отзывчивый, добрый характер. Анечка приехала в город из маленькой молочно-замшелой уральской деревеньки, где летом роса на высоких травах, а зимой в горах сосновые шишки вперемешку с еловой хвоей на застывшей хрустальной корочке снега. Она еще по-деревенски была небрезглива и работяща, но уже по-городскому привередлива в еде и одежде. Главным же качеством, которое ценил в ней доктор Сахаров, была безоговорочная преданность ему лично.

Доктор наказал Анечке привести после дежурства Столярову в его кабинет. Предупредил, чтобы сделала она это по-тихому, и был уверен, что Анечка выполнит все в точности как он сказал.

За окном первые лучи солнца играли бликами на листьях деревьев, когда Сахаров вернулся в неуютный кабинет. Высокие потолки делали помещение зрительно гораздо меньше, чем оно было на самом деле. Доктор налил воды из графина в граненый стакан и с размаху влил в себя все содержимое. Включил радиоприемник, из которого зазвучала знакомая песня:

Что мечталось и хотелось — все сбывается,

Прямо к солнцу наша смелость пробивается!

Всех разбудим-будим-будим!

Все добудем-будем-будем!

Словно колос наша радость наливается!

За время ночного дежурства Федору Ксенофонтовичу удалось вздремнуть часа три с перерывами. Впереди была дневная смена, и песенка с незамысловатыми словами помогала взбодриться.

После того как Федор Ксенофонтович обнаружил, чем занимается по ночам медсестра, он не переставал придумывать варианты решения ситуации, которые позволили бы избежать скандала и замять инцидент.

Доктор Сахаров ждал Столярову, поглядывая на дверь, и мысленно готовился к разговору. Сначала он хотел поговорить по-отечески. Пристыдить: «Да как тебе не стыдно, как ты могла». Но вспомнил, что не увидел в глазах Людмилы и намека на раскаяние. Напротив, бесстыжий взгляд в упор, говорящий: «Ну и что вы мне теперь сделаете, доктор?»

Надо бы вызвать ее на партком, жестоко растоптать, унизить, выкинуть с позором из госпиталя, чтобы другим неповадно было. Нет, не годится, ведь и он тогда будет виноват. Скажут, утратил бдительность, не выявил вовремя, не предупредил все это безобразие. Партия такого не простит, и товарищ Магомедов будет очень недоволен, если его имя всплывет в связи со скандалом. Решение далось трудно. Уволить без скандала по собственному желанию.

Дверь кабинета отворилась, и, опасливо оглядываясь, внутрь бочком протиснулась Людмила.

— Вызывали? — спросила она, вытаращив глаза на доктора.

Тот, чуть прищурившись, разглядывал вошедшую и не торопился отвечать. Выдерживая паузу, он наслаждался неуверенностью Людмилы, напряженностью в ее молодом гибком теле. Смотрел, как подергиваются ее пересохшие губы. Вот они, те эмоции, которых он ждал. Людмила остановилась посреди кабинета где-то между дверью и столом, за которым сидел Федор Ксенофонтович, и замерла, будто ожидая приговора и понимая, что прощения не будет.

Несмотря на нескрываемое волнение девушки, доктор обнаружил, что чувство вины у медсестры так и не проснулось. Случись все сделать заново, она снова поступила бы так же. Казалось, в данный момент ей хотелось только одного — чтобы все скорее закончилось.

Сахаров за несколько секунд понял, что у нее в голове, и вдруг успокоился. Внутренняя цельность и вместе с тем детская непосредственность привлекала доктора в подчиненной. Его словно магнитом тянуло к Людмиле.

Эй! Эй-эй-эй!

Эй, грянем

Сильнее!

Подтянем

Дружнее!

Всех разбудим-будим-будим!

Все добудем-будем-будем!

Словно колос наша радость на…

Федор Ксенофонтович выключил радиоприемник, и развеселая песня оборвалась на полуслове.

— Ну что, голубушка, — произнес он тихим, но твердым голосом. — То, свидетелем чего я стал сегодня, ни в какие ворота не лезет, так сказать.

Доктор впился в медсестру колючим взглядом, от которого она вся как-то сжалась, словно уменьшилась в размерах, и посмотрела поверх его головы. Федор Ксенофонтович понял, что Людмила смотрит на портрет вождя, висевший у него за спиной. Товарищ Сталин немым свидетелем присутствовал в кабинете и будто слышал и видел ее позор.

Федор Ксенофонтович почувствовал поддержку вождя, встал и, опершись двумя руками на край громоздкого двухтумбового стола, бросил медсестре в лицо:

— Да как ты посмела! Ты же комсомолка, Столярова. В то время, когда вся Советская страна в едином порыве, не жалея сил, строит коммунизм. Когда коммунистическая партия ставит задачи обеспечить советский народ лучшим в мире лечением. Когда от каждого из нас зависит будущее страны, будущее наших детей. Ты! Ты своим аморальным поведением дискредитировала весь наш коллектив. Нам надо раз и навсегда покончить с такими неслыханными, недопустимыми действиями. Да ты хоть понимаешь, что ты натворила?

— Вы неправильно поняли. Вы же сами учили нас угадывать желание пациента… — сказала Людмила, казалось, первое, что пришло в голову. Она будто боялась промолчать, чтобы еще больше не разозлить начальство.

Напускная бравада слетела с нее, и доктор увидел перед собой растерянную запутавшуюся молодую девушку.

Федор Ксенофонтович будто очнулся. И правда, чего это он так разошелся, чай, не на партсобрании. Тут и его вина есть, недоглядел.

— Верно! Мы целиком поддерживаем хорошее отношение к пациентам. Это основная наша задача. В госпитале особые пациенты, и выполнять по мере возможностей их просьбы — это наш долг. Я о деньгах, которые лежат в кармане твоего халата. Выкладывай их на стол.

Людмила достала согнутую пополам рублевую купюру и положила на край стола, не поднимая взгляда на доктора.

— Я не просила. Магомедов сам положил деньги мне в карман.

— За что он тебе заплатил?

— Он меня… Он трогал меня…

Сахаров запнулся, услышав признание, и лишь хватал воздух, глядя на хрупкое тело Людмилы.

— Нужно было вернуть! Да если кто-нибудь… — наконец выдавил он из себя и перешел на грозный шепот: — Ты меня под статью хочешь подвести? Кто об этом знает?

— Простите, простите. Никто не знает.

— Признавайся, кто из пациентов тебе давал деньги? С кем ты еще это… делала?

— Клянусь, больше ни с кем. Товарищу Магомедову это бы не понравилось. — Людмила виновато закусила губу.

— Господи, да это же не простой человек, это же, это же… — Доктор Сахаров последние слова произнес с придыханием, закатив глаза к потолку. Он бухнулся обратно на стул.

— Я ни капельки не оправдываю себя. Я не знаю, как все получилось. Я понимаю, как это выглядит со стороны и как было глупо и неправильно позволять всему произойти. Это моя вина, и я ее не отрицаю… — Голос Людмилы срывался.

Сахаров наблюдал за ней, плотно сжав губы.

— Твоя вина? Конечно, твоя вина. Только ты не подумала, каким несмываемым позором покрыла весь коллектив, какое пятно теперь на всех нас! Вот что прикажешь делать?

Доктор Сахаров замолчал, и в кабинете повисла гнетущая тишина.

— Знаешь, как мы поступим, — спокойным голосом, будто и не кричал минуту назад, сказал он. — Я считаю, что тебе не место в госпитале, Столярова. Садись вот сюда, к столу, и пиши заявление на увольнение по собственному желанию.

— По собственному желанию?

— Что тебя не устраивает? Ты что, хотела, чтобы тебя уволили с волчьим билетом? Уволили по статье за нарушение дисциплины или за вымогательство денег у пациентов? Это не бюрократический произвол, это лучшее, что я могу для тебя сделать. Твое нахождение здесь рискованно. Собирай вещи и сейчас же уходи. А лучше из города уезжай, пока тут все не успокоится и не забудется. И никому ни слова. Поняла?

— Прямо сейчас? — Людмила не совсем понимала, чего от нее хочет доктор.

— Как только выйдешь отсюда! Ни с кем ничего не обсуждай, никому ничего не говори.

Много позже Федор Ксенофонтович вспомнит этот момент и не раз будет ругать себя за то, что остановился возле этой трижды неладной двери. Доктор и подумать не мог, что странным образом незначительные, казалось бы, события могут кардинально и безвозвратно изменить его судьбу и судьбы многих других людей. В тот момент, когда он наблюдал, как Столярова Людмила усердно выводит слова на листе бумаги, он не задумывался, сколько процессов может запустить простое действие или бездействие.

Стоило в ту ночь ему пройти мимо — и события пошли бы совсем иным чередом. Но нет. Провидение не просто так собирает в одном месте в одно время всех действующих лиц. Федор Ксенофонтович считал, что решение об увольнении медсестры закроет все возникшие вопросы, не понимая, что высшая сила привела в движение невидимые пласты, вовлекая новые судьбы в безудержный круговорот. Ни он сам и никто другой не знал, не предполагал, что воздух уже заряжен, искрит и небесный колокол неумолимо отбивает часы, ведущие к развязке.

— Дату какую ставить? Сегодня седьмое августа тысяча девятьсот тридцать пятого года.

— Ставь седьмое августа тысяча девятьсот тридцать пятого года.

* * *

— Илюша, ты смотришь на часы? Ты видел, сколько времени? Укладывайся спать. Тебе нельзя переутомляться, — раздался мамин голос.

Илья словно очнулся. Он обнаружил, что сидит у себя в комнате перед монитором компьютера. На рабочем столе не открыто ни одной программы, и по экрану плавают прозрачные цветные шары. Темнота за окном говорила, что сейчас ночь.

— Все хорошо, мама, — отозвался он. — Не беспокойся, уже все выключаю.

До утра Илья не сомкнул глаз. Он думал, что после выписки из больницы видения прекратятся, но это произошло снова, и ему стало страшно. Видения пугали тем, что возникали спонтанно и абсолютно невозможно было их контролировать.

На этот раз он узнал коридоры, по которым ходил, находясь в трансе, узнал кабинет. Это был госпиталь НКВД, только в прошлом. Он будто находится в двух параллельных реальностях, попеременно перескакивая из одной в другую. Одному ему с этим не справиться.

Глава 5. Потомственная ведьма

Счастливые обладатели квартир в верхних этажах дома номер тридцать три по улице Радищева могли наблюдать с балконов и окон башню с городскими часами и шпилем здания мэрии. А также салюты, которые запускали по случаям праздников и памятных дат над главной площадью. Жители верхних этажей очень гордились этим обстоятельством.

Квартира Риты Скоропадской находилась на таком привилегированном шестнадцатом этаже. Переступив порог, Илья огляделся. К своему разочарованию, он не увидел ни стеклянных банок с летучими мышами и тараканами, ни пентаграмм на стенах, ни опутанных паутиной серебряных подсвечников с оплывшими свечами. Здесь не было даже хрустального шара. Вообще не было ничего, что выдавало бы род занятий хозяйки.

Илья почувствовал себя в некотором смысле обманутым. За день до этого визита он рассказал Егору о видениях, которые его преследуют. Друг выслушал путаный рассказ без эмоций и не выказал недоверия.

— Есть у меня одна знакомая, — сказал он, — потомственная ведьма. Или экстрасенс, если хочешь. Зовут ее Рита Скоропадская, и она умеет разговаривать с духами. Тебе непременно надо поговорить с ней.

— Потомственная ведьма? Ты серьезно? — Уж от кого, а от Егора он не ожидал услышать такое предложение.

— Именно! — воскликнул друг. — Даже не возражай. Мы обязательно должны поговорить с Ритой. Сам подумай, ну что ты теряешь? В любом случае, если она скажет, что ничего мистического не находит в твоей истории, мы сможем откинуть версию вмешательства потусторонних сил.

Медбрат нехотя согласился. Если бы не мучившие его галлюцинации и страх, что можно легко очутиться в психушке, он ни за что не согласился бы на подобный эксперимент. Ему не очень нравилась идея обратиться за помощью к ведьме. Илья скептически относился ко всякого рода знахарям, ведунам и ведьмам. Возможно, сказывалось воспитание семьи.

Восприятие действительности профессора Кораблева, его деда, в силу профессии было приземленным, с долей здорового, как он сам говорил, цинизма. В то же время Илья отдавал себе отчет, что события, произошедшие с ним, не имеют под собой научного обоснования. Видения были настолько правдоподобны, что он боялся, что скоро они сольются с реальностью и он перестанет различать, что ему привиделось, а что произошло на самом деле.

Экстрасенс встретила Егора и Илью довольно холодно, будто не очень желая знать, с чем к ней пришли. В ее поведении и во взгляде читалось: «Ну ладно, раз уж пришли, заходите, рассказывайте, но только быстро, а то у меня дел полно. Нет времени на ваши бредовые истории».

Вслед за хозяйкой друзья вошли в гостиную, совмещенную с кухней, и сели на пузатый диван с коричневой обивкой, который тут же втянул их в свое мягкое чрево. Илья обратил внимание, что в комнате нет телевизора. Даже специально повертел головой, осматривая стены, — вдруг он спрятан за специальной панелью, — но ничего не обнаружил.

В остальном гостиная была обставлена современно и даже несколько аскетично. Зона кухни занимала небольшой угол у окна и была отгорожена от общего пространства барной стойкой. Над столешницей на длинных шнурах висели белые плафоны в форме кульков. В гостиной, кроме барной стойки и дивана, расположились два кресла и книжные шкафы, за стеклянными дверцами которых ровными рядами стояли книги. Они были настолько аккуратно выставлены, будто не были собраны для чтения, а являлись предметом интерьера.

Никаких полочек, картин, цветов, статуэток или хотя бы рамок с фотографиями. Однотонные тяжелые, наглухо задернутые шторы цвета беж завершали образ, который у Ильи совсем не вязался с представлениями о месте обитания потомственной ведьмы.

Скоропадская стояла перед диваном, на который усадила гостей. Она проницательным взглядом внимательно осматривала Илью, скрестив на груди татуированные по самые плечи руки. Черные с отливом брюки и маленький черный плотной ткани корсет, затянутый сзади шнуровкой, обтягивали ее худую угловатую фигуру.

На вид девушке было чуть за тридцать. Илья посмотрел Рите прямо в лицо, но, столкнувшись с ее взглядом, судорожно сглотнул. Черные длинные волосы обрамляли бледное лицо, отчего оно казалось иссиня-белым и безжизненным. Длинные, со множеством подвесок серебряные серьги гроздьями свисали до плеч. На шее на нескольких серебряных цепочках висели амулеты из натуральных камней. На руках множество браслетов и колец. Все это великолепие издавало едва заметные металлические звуки, когда хозяйка поворачивалась или делала движение руками.

«Интересно, Рита Скоропадская — ее настоящее имя или это псевдоним?» — почему-то подумал Илья, но постеснялся задать этот вопрос вслух.

— Ты, что ли, Илья? — хищно прищурив глаза, обратилась к нему Скоропадская.

Прозвучало это довольно грубо и бесцеремонно.

— Да, — ответил он, несколько опешив от такого напора.

— Что это тебя трясет как Каштанку. Рыжую. Думаешь, я какая злая, порчи навожу, по кладбищам хожу? Хотя хожу по кладбищам, чего скрывать. И порчу могу навести. Все, кто обладает способностями, могут порчу навести. И те, кого за святых считают, и те, что белыми ведьмами себя называют. Да не бойся, не бойся ты меня.

Хозяйка говорила громко, не отводя взгляда от Ильи. Она будто насильно завладела его вниманием и контролировала его мысли. Илья интуитивно почувствовал это давление, и ему стало неуютно.

— Я не боюсь. — Он немного занервничал, но постарался не показывать виду.

— Все знают, кто я такая, на что я способна. Бог давно людей проклял, а я последовательница его. Занимаюсь черной магией и считаю себя черной ведьмой. Я такая с ядом родилась. Но люди называют меня экстрасенсом. И вы так называйте.

Рита разомкнула сложенные на груди руки, подперла ими бока и, подбородком указав на Илью, приказала:

— Рассказывай, что ли.

Илья, перескакивая с одного события на другое, рассказал обо всем, что с ним произошло в заброшенном корпусе госпиталя НКВД. Экстрасенс слушала не перебивая, но когда он перешел к моменту, когда вернулся домой и встретил Егора, она выставила ладонь вперед и резко сказала:

— Правильно я поняла? Ты, по своим ощущениям, находился в старом корпусе госпиталя несколько часов, а по факту отсутствовал пять дней.

— Да, все именно так и было, — ответил Илья.

Экстрасенс, все еще держа руку перед собой, повернула голову к окну и будто прислушалась.

— Там, где нас нет, горит невиданный рассвет, — внезапно произнесла Рита. — Что это? Что это значит?

Друзья переглянулись.

— Это песня Оксимирона, которая звучала в машине, когда Егор вез меня в больницу, — вспомнил Илья и с любопытством посмотрел на Риту. Она что, действительно экстрасенс?

Егор сидел, уютно развалившись на диване, и не вмешивался в разговор. Он давно знал Риту и полностью доверял ее чутью.

— Давай дальше, — приказала хозяйка, удовлетворившись ответом.

— Значит, в то утро, когда я вернулся, Егор был первый, кого я встретил.

— Я мыл джип на парковке перед домом, и тут здравствуйте, Илюха. Живой, идет навстречу между машинами. Я вначале глазам не поверил. Мы с ног сбились, когда искали его, а он вот так просто с утречка нарисовался, — вставил Егор.

— Погоди, пусть он говорит, — остановила его Рита.

— Я стал рассказывать все, что со мной произошло в заброшенном здании, и вдруг потерял сознание.

— Потерял сознание? Интересно. О чем вы говорили в тот момент? Может, ты что-то увидел?

— Не помню. В момент все перед глазами исчезло. Очнулся в машине Егора от громкой музыки. Играла эта самая песня, «Там, где нас нет».

— Когда Илюха потерял сознание, я испугался конкретно. Погрузил его в машину, и мы погнали в больницу, — снова вклинился в разговор Егор.

— Спасибо, братан, — кивнул Илья и продолжил: — Капельница, перевязка и больничная каша быстро привели меня в адекватное состояние, и я подумал, что глюки закончились. Но оказалось, что радоваться рано. В первую же ночь в больнице не спалось, хотелось курить, а сигареты мать у меня забрала. Я вышел в коридор. Вот тут меня переклинило во второй раз. Я увидел в коридоре приоткрытую дверь палаты и решил туда заглянуть.

— Зачем? Зачем ты решил заглянуть? — спросила экстрасенс.

— Точно не помню. Медсестры на посту не было, и я подумал, может, она там. А может, хотел стрельнуть сигарету. Так вот, за дверью я увидел другую палату и другую медсестру.

— Не путай меня. Мысли как зайцы скачут. Не пойму. Что значит другую палату?

— Палата, в которую я заглянул, была гораздо больше моей. И потолки были выше, и окно больше. И мебель там другая совсем стояла. Ну… как бы объяснить? Будто из другого времени. Внутри были двое. Медсестра, которую седовласый пациент называл Людмилой.

— И что там происходило в этой «другой» палате?

— Людмила делала инъекцию, а старик соблазнял ее, а потом стал лапать. В конце он сунул медсестре в карман деньги. И тут Людмила заметила меня в дверях.

— Ты уверен? — Безразличие исчезло с лица хозяйки, и она уже не скрывала интереса к рассказу Ильи.

— Абсолютно! Стоит и смотрит прямо на меня. Глаза в глаза. И ничего не говорит.

— И как на этот раз ты вышел из армирующей петли? — спросила Рита и, тряхнув головой, отбросила хвост назад.

— Меня нашла медсестра в коридоре и отвела в палату. Утром я пытался найти эту палату и людей, которых там видел. Оказалось, что такого пациента в больнице нет и медсестра Людмила там не работает.

— А что ты сам по этому поводу думаешь? — спросила Рита.

— Что тут думать, когда глюки приходят один за другим. Вот и сегодня ночью все повторилось. Я ходил по коридорам госпиталя НКВД и снова видел ту медсестру. Короче, дело плохо.

— Ты кому-нибудь, кроме меня и Егора, рассказал, что с тобой происходит?

— Пытался рассказать следователю Юрченко, который приходил меня допрашивать. Но ему нужно закрыть розыскное дело, и его целью было подогнать факты под свои интересы. Я тогда и подумал, что нормальный человек, услышав мой рассказ, решит, что я сочиняю или головой тронулся. Поэтому никому больше говорить об этом не стал. Юрченко записал, что я упал, ударился головой и без сознания пролежал пять дней в заброшенном корпусе.

— Может, так все и было, как сказал следователь?

— Если бы так все и было, я не пришел бы сюда! — Илья сорвался на крик. — Клянусь, все, что я видел и слышал во время глюков, происходило будто на самом деле. Все настолько реально, что я помню мельчайшие детали. Помню, у Людмилы в руках был стеклянный шприц. Такими давно уже никто не пользуется. И медицинский халат у нее с завязками сзади…

— Да не кричи ты так, я просто спросила, — пожала плечами Рита.

Она подошла к Илье и наклонилась так, что он почувствовал на щеке ее дыхание.

— А курить бросай, бросай. Через курь эту получишь плохую болезнь. — Рита отстранилась и начала ходить по комнате. Временами она бросала взгляд в сторону дивана, на котором сидели Егор и Илья, но, казалось, не видела их. Илья ерзал на диване, потирал здоровой рукой забинтованную обожженную кисть и тоскливо думал, что потомственная ведьма, возможно, еще безумнее, чем он.

— Ну что ж, вы меня заинтересовали, — вынесла вердикт Рита и села в кресло напротив гостей. Илья выдохнул с облегчением и даже проникся некоторой симпатией к ней. Возможно, хозяйка проделала какие-то специальные манипуляции, чтобы вызвать его расположение к себе, а может, Илья просто был рад, что его рассказ приняли всерьез.

— Так, значит, ты в деле? — обрадовался Егор.

— Да, я займусь этим делом. Но с этого момента никакой самодеятельности, иначе мы все можем кукушкой поехать. Эти переходы в другую реальность опасны. Денег не возьму, мне это интересно самой.

— Я благодарен, что ты согласилась мне помочь, — искренне сказал Илья.

— Не за что пока, — отозвалась Рита. — Если все так, как ты говоришь, то, скорее всего, это провал во времени. В старом корпусе госпиталя уже были такие случаи.

— Мы пришли к такому же выводу. Как думаешь, это может повториться? — спросил Егор.

Скоропадская ничего не ответила и погрузилась в собственные мысли. Сидела в кресле, чуть покачиваясь из стороны в сторону и глядя куда-то поверх голов гостей. Егор и Илья терпеливо ждали, изредка посматривая друг на друга, пока Рита вновь не заговорила.

— Некто показывает тебе видения. Вопрос — зачем? Как он забрался в твою голову? Знаю я хорошо эту заброшку, там сущностей всяких полно. Видимо, кто-то из них.

— Это точно. Наркоманы, сатанисты со своими ритуалами и прочие любопытствующие, — поддержал ее Егор.

— Я про бестелесные сущности, — снисходительно посмотрела на него экстрасенс.

— Ну да. Слышал разные такие истории, — без тени смущения тут же согласился Егор.

— А теперь к делу. Главное, что нам нужно, — выяснить причину, которая явилась триггером, толчком к произошедшему с Ильей. Единственный способ прояснить ситуацию — это пойти в заброшенный корпус и посмотреть на месте, что там и как. Для чистоты эксперимента Илья должен быть одет точно так же, как и во время тех событий. И все предметы, которые были у него на тот момент, тоже должны быть при нем. Что ты там делал, курил? Значит, те же сигареты и зажигалка, понял? Твоя задача — повторить полностью все действия.

Илья утвердительно кивнул, а потом вдруг встрепенулся.

— Все предметы не получится. В прошлый раз я потерял телефон.

— Ты пробовал на него позвонить? — спросил Егор.

— Конечно. Никаких признаков жизни. И геолокация не просматривается.

— А ну и бес с ним, с тем телефоном. Возьмешь другой. Так. Сколько тогда было времени? — спросила Рита.

— Я вышел с работы без пятнадцати семь. Точно помню, потому что посмотрел на часы в холле, когда выходил. На улице начинало темнеть и собирался дождь, — ответил Илья.

— Ясно. Заброшенный госпиталь в нескольких минутах ходьбы от Центра кардиологии. Значит, если идти спокойным шагом, никуда не сворачивая, на месте ты оказался примерно в семь. Сейчас полтретьего. Встречаемся ровно в семь перед центральным входом в госпиталь.

— Мы что, пойдем туда прямо сегодня? — удивился Егор.

— А ты что думаешь, я связалась с вами, чтобы послушать охренительную историю? Вам реально нужна моя помощь?

— Да, конечно. — Егор встал с дивана. — Я просто спросил.

— Просто, не просто… Спрашивать не надо. Делайте, что я вам говорю, раз меня позвали, — резко ответила Рита.

— Мы поняли. Ровно в семь будем возле центрального входа, — ответил за обоих Илья.

За короткое время общения с экстрасенсом он полностью оказался под ее влиянием. Грубоватая манера общения, которая сначала его покоробила, теперь воспринималась как само собой разумеющееся. Илья чувствовал исходящее от Риты тепло искреннего участия в его судьбе и готов был подчиняться ей безоговорочно.

— Все должно быть в точности как в тот раз, — напомнила Скоропадская, выпроваживая друзей за дверь.

Глава 6. Эксперимент

Рита Скоропадская показалась из-за угла заброшенного госпиталя, когда часы показывали ровно семь. Илья и Егор стояли перед входом, глядя под ноги и перекидывались ничего не значащими фразами.

— Ну что, готовы ко встрече с привидениями? — громко сказала Рита и, подойдя ближе, слегка хлопнула по плечу Илью, стоявшего к ней спиной. Тот от неожиданности вздрогнул и обернулся.

— Чего это тебя тряхнуло? Холодно или страшно? — Экстрасенс приподняла черную изогнутую бровь и ехидно вздернула уголок рта.

На ней были широкие брюки цвета хаки и черная водолазка, полностью закрывшая татуировки. Из украшений видны были только серьги.

— У меня все отлично. Я готов, — сказал Илья, не желая выказывать волнения, и слова его прозвучали вызывающе.

Со стороны могло показаться, что медбрат недоволен. На самом деле он опасался, что из затеи с экспериментом ничего не выйдет и его призрачные надежды, которые забрезжили при встрече с экстрасенсом, лопнут как мыльные пузыри.

— Мы готовы к подвигам. Включай свою черную магию и заходим внутрь. — Егор был полон энтузиазма.

— Черную магию? Ха-ха! Шутишь? Нет между черной и белой магией разделительной черты. Магия есть магия, будь она применена для помощи или для помехи, как говорит Ла Вей. Раз готовы, тогда вперед!

— Думаю, нужно отключить мобилы. — Егор нажал на кнопку, и экран его телефона погас.

Следом за ним это же сделали остальные. Этот нехитрый ритуал подействовал на Кораблева. Он весь подобрался, постарался сосредоточиться, хотя внутри предательски била нервная дрожь. По дороге к месту встречи Илья напряженно пытался вспомнить каждую мелочь и вдруг осознал, что в прошлый раз был настолько поглощен собственными переживаниями, что вообще не помнит, как оказался внутри заброшенного здания.

— Илья, иди первым и делай все в точности, как в прошлый раз. А мы за тобой, — как будто прочитав его мысли, тихо произнесла Рита.

Кораблев послушно двинулся к лестнице центрального входа.

— Вообще, повторить все в точности не получится, слишком большое количество независимых переменных, — многозначительно произнес Егор и последовал за другом.

— Не усложняй. Вряд ли мы сможем совершить прыжок во времени, но этого и не нужно. Пока хочу выяснить, что явилось триггером и запустило провал во времени. И нужно попробовать считать информацию энергетического поля того места, где это произошло, — ответила экстрасенс.

Внутри госпиталя было так же прохладно, как и снаружи. Ветер сквозь окна с выбитыми стеклами с воем врывался внутрь и шнырял между обшарпанными колоннами. Кораблев шел, осторожно наступая на осколки битого стекла и штукатурки, отзывавшиеся хрустом под подошвами его ботинок. Он оглядывался по сторонам и с удивлением отмечал детали, на которые не обратил внимания в прошлый раз. Парадная лестница с балюстрадой с белыми рельефными балясинами в стиле ампир вела в верхние этажи и контрастировала с обветшалым убранством холла. По периметру потолка шла местами потрескавшаяся лепнина, напоминая о былом величии.

«А ведь некогда это было красивое, даже излишне помпезное здание, просто дворец, а не госпиталь», — подумал Илья.

Друзья вслед за ним вошли в длинный коридор. За окнами стоял стеной старый больничный парк. Там, за деревьями, хаотично метались вороны, издавая резкие тревожные звуки. В парке в этот час стояла немая тишина и отчетливо слышалось хлопанье вороньих крыльев. На небе догорал закат. Солнце уже скрылось за деревьями, и прощальные его всполохи освещали небо.

— Ну что, где тут бродят мрачные тени и призраки? Хотя и без них жутковато. Как тебя вообще угораздило прийти сюда одному? — сказал Егор, отшатнувшись от нарисованного красной краской креста с надписью: «Я жду тебя».

— Какие еще мрачные тени? Тут разве что малолетки шатаются, ищут приключения на пятую точку. Чего их бояться? — резонно заметила Скоропадская.

— Ну, знаешь, укуренные малолетки тоже могут выкинуть все что угодно.

— Могут, конечно, — согласилась Рита и кивнула Илье: — Ну что, далеко еще?

— Мы, вообще-то, пришли. — Илья остановился на пороге кабинета без дверей, куда судьба привела его в тот злополучный день. Едва он занес ногу, чтобы переступить порог, как окрик заставил его замереть.

— Стойте, не двигайтесь! — Рита вынула руки из карманов необъятных брюк и выставила ладонь вперед, словно отгораживаясь.

— На тебе защита? — Она опустила руку и вопросительно посмотрела на Илью.

— Не понял, какая защита?

— У тебя есть при себе вещь, талисман, амулет, оберег?

— Есть, солнце из черного камня. — Илья потянул цепочку на шее и вытащил из-под хирургички амулет в виде круглого черного камня с вырезанным на нем символом «Черное солнце».

Он снова удивился прозорливости новой знакомой, и доверие к ее способностям возросло.

Экстрасенс прикоснулась к камню и тут же отдернула руку.

— Откуда у тебя этот амулет?

— Дед подарил.

— Черное солнце — это оккультный знак. Начальная точка отсчета нашей реальности. А камень, на котором он вырезан, называется оникс — коготь сатаны! Этот амулет имеет очень сильную энергетику. Для непосвященных носить такую вещь опасно.

— Коготь сатаны? — удивился Егор. — Насколько мне известно, название «оникс» происходит от греческого onyx, что в переводе действительно означает «ноготь». Но при чем здесь сатана?

— При том, что камень черного цвета, — безапелляционно ответила Рита.

— Дед сказал, что это оберег, — растерялся Илья. — Думаешь, в нем, в этом амулете причина того, что со мной происходит?

— Пока не знаю. Амулет был на тебе в тот вечер?

— Да. Он всегда при мне.

— Хорошо. Тогда вперед! — скомандовала Рита.

— Я подошел к окну и закурил, — прокомментировал Илья свои действия. Вспыхнул огонек зажигалки. Он затянулся. Облако дыма зависло над головами, медленно уплывая сквозь осколки мутного стекла, торчащие из рамы.

— О чем ты думал тогда? — Рита с интересом разглядывала помещение.

— Я слушал дождь. Вспоминал пациента, который умер на операционном столе. Совсем молодой. — Голос Ильи дрогнул.

— Тебя по ходу эта история зацепила. Ты знал этого парня? Разговаривал с ним до того, как он…

— Нет, я его не знал и не разговаривал с ним. — Илья достал из кармана швейцарский нож.

Щелчок. Блеснуло лезвие.

— Значит, я тогда закурил и достал этот нож.

— Зачем? — спросила Рита.

— Что «зачем»?

— Нож, говорю, для чего ты достал его?

— Просто так, машинально.

— Ясно, дальше что было?

— Тут на подоконнике рисунок есть. Я его обвел ножом несколько раз.

— Ага, посмотрим на этот рисунок. — Экстрасенс вытащила из широких брюк фонарик и посветила туда, куда указывал Илья. — Да это же пентаграмма! Ты что, водил ножом по пентаграмме?

— Да.

— Что стоишь, показывай, как ты это делал, — приказала Скоропадская.

— А можно не показывать? В прошлый раз нож вырвался у меня из рук, и я поранился.

— Вот как? И кровь была? — Казалось, экстрасенс издевается.

— Конечно, была кровь. Правда, совсем немного. — Илья показал небольшой, уже затянувшийся порез на большом пальце левой руки.

— Ты должен повторить все в точности, мы же договорились. И поранить палец снова. Понятно? Любая мелочь может дать нам разгадку, — сказал Егор.

— Ну лады. — Илья вздохнул, повернулся к подоконнику, на котором была нацарапана пентаграмма. Лезвие заскользило по нарисованным линиям.

— Подожди, — остановила его Рита. — Кровь капала на подоконник?

— Да.

— Странно. Я не вижу тут следов крови. — Рита склонилась над пентаграммой.

— Всего пара капель попала. Я сразу прислонил рану ко рту и остановил кровь.

— Тут и капли нет. Вообще никаких следов.

— В тот день был дождь, — вспомнил Егор. — Может, на подоконник попала вода?

— Все может быть, — пробормотала Рита, внимательно изучая рисунок. Она то приближалась к нему, чуть не утыкаясь носом, то отдалялась, наклоняясь в сторону, то водила пальцем по облезлой растрескавшейся некогда белой, а сейчас грязно-серой краске.

— Режь палец! — Она исподлобья посмотрела на Илью.

Несколько капель крови шлепнулось на подоконник.

— После этого я увидел, что дождь заканчивается. Затушил сигарету и хотел идти домой, но услышал голоса, зовущие на помощь. — Илья поморщился от боли и стал зализывать рану.

— Ага, значит, в этот момент послышались голоса. — Экстрасенс приложила палец к губам и прислушалась.

Издалека, из-за деревьев, окружавших старый госпиталь, едва доносился гул большого города.

— Это маятник из горного хрусталя. Попробую поговорить с духами. — Скоропадская достала из кармана бездонных брюк крупную серебряную цепь, на конце которой находилась конусообразная подвеска из прозрачного камня.

Друзья с любопытством и некоторым почтением наблюдали за манипуляциями. Рита медленно обошла по периметру помещение, держа на вытянутой руке маятник. Губы ее шевелились, но разобрать слова было невозможно. Остановившись в центре кабинета, она подняла голову вверх и громко крикнула:

— Дай знак, что ты здесь!

Илья, затаив дыхание, стал озираться по сторонам, ожидая, что на зов явятся призраки. Егор внешне был абсолютно спокоен, и только сдвинутые к переносице брови выдавали напряжение. После призыва Риты ничего не изменилось, маятник висел ровно, подчиняясь силе притяжения. Ни голосов, ни звуков, никакого движения.

— Не хочешь со мной говорить? — снова крикнула Рита. Ответом ей было безмолвие.

Экстрасенс убрала маятник в карман брюк, руками проделала круговые движения и стряхнула с них нечто невидимое.

— Сеанс окончен. — На ее лице читалось разочарование.

— Духи поступили не по-джентльменски, — попытался пошутить Егор, но натолкнулся на недовольный взгляд Риты и замолчал.

— Как ты определил, что голоса зовут на помощь? Они кричали «помогите»? — Экстрасенс повернулась к Илье.

— Нет, «помогите» они кричали, когда я был уже в подвале, а сначала я услышал просто голоса.

— Так с чего ты решил, что кому-то нужна помощь?

— Не знаю. Тревога какая-то была и чувство опасности, страх. Ну не знаю, как сказать. Меня будто потянуло в подвал. Я, когда услышал голоса, уже ни о чем другом не мог думать.

Рита с Егором переглянулись.

— Тогда идем в подвал? — Егор отступил в сторону, пропуская Илью.

Вслед за медбратом друзья вернулись в холл и по лестнице, ведущей в подвал, гуськом спустились вниз. Осторожно ступая по мусорным завалам в полутьме, подсвеченной фонариком Риты, они прошли вглубь и внезапно остановились.

Фонарь выхватил из тьмы спину Ильи и массивную металлическую дверь с облупившейся черной краской и рыжими следами ржавчины.

Илья выругался:

— Да тут темень кромешная. Я даже двери толком не вижу. А в тот раз над дверью горел светильник.

— Как мог гореть светильник, если здание давно не эксплуатируется? Тут должно быть все отключено, — удивился Егор.

Свет фонарика скользнул по двери вверх. Над дверью действительно был овальный мутный плафон в металлической решетке.

— Что я говорил. Вот и светильник. Только в прошлый раз он горел.

— Ну хорошо, допустим, светильник горел. А голоса ты откуда слышал?

— Люди за дверью кричали, но звук был приглушенный, будто издалека.

— А сейчас слышишь что-нибудь? — Егора эта история занимала все больше.

— Нет. А вы слышите? — нервно спросил Илья.

— Я нет, ничего не слышу.

— Я тоже.

— Тогда почему я должен, по-вашему, что-то слышать? Вы думаете, что голоса у меня в голове? Что я того, двинулся?

— Илья, не обижайся. Мы просто хотим выяснить, что это было.

— Тогда не надо задавать мне дурацких вопросов. Я вижу и слышу то же, что и вы.

— Ну что, будем стоять или попробуем открыть дверь? — перевела разговор Рита.

Свет фонаря упал на дверную ручку.

— У Ильи рука забинтована, давай я открою. — Егор сначала осторожно прикоснулся к ручке, а затем нажал на нее и попробовал плечом толкнуть дверь.

— Не открывается. Похоже, ее переклинило. Кто бы стал закрывать дверь на ключ, когда все вокруг тут открыто.

— М-м-м… Сдохни, тварь, сдохни, тварь, — вдруг забормотала Рита. — Вижу, и правда горело тут.

— Сдохни, тварь! Именно эту фразу повторяли несколько раз за дверью. — Илью обдало жаром. Он ясно вспомнил, как стоял на этом самом месте, разрываемый жалостью к попавшим в огненную западню.

— М-м-м… Вот что я вижу. Тут горело. Люди сгорели, — произнесла экстрасенс.

Илья внимал каждому ее слову. Рита подтверждала его видения. Если о произошедшем пожаре могли подсказать какие-либо детали, то слова «Сдохни, тварь», которые он слышал за дверью, Рита знать никак не могла.

— У меня ощущение некротической энергии. Негативная энергия свищет со всех сторон. — сказала Скоропадская и затем скомандовала: — Так. Я сейчас выключу фонарь, и постоим в темноте, послушаем. Может, мы своими разговорами спугнули духов. Илья ведь в прошлый раз был один и молчал.

Свет исчез, и холодная темнота обступила друзей.

— Везде веревки, веревки, везде одни веревки лезут. — В темноте послышалось бормотание Риты.

— Какие веревки? — прошептал Илья.

— Тихо, — остановил его Егор.

Рита вдруг закашляла, отрывисто, громко.

— Душно мне, душно. — Она будто и правда задыхалась.

Прокашлявшись, Скоропадская заговорила:

— Кажется, трое их там было. Двое мужчин и одна женщина. Они задыхались в огне. Глаза слезятся от дыма…

Рита снова закашлялась, теперь сильнее, с надрывом.

— Так, все, не могу больше. Я прикоснулась, подошла близко, и теперь гарь душит меня. Это серьезные вещи. Я к миру мертвых отношусь с уважением.

— Значит, и правда за этой дверью был пожар? — недоверчиво переспросил Егор.

— Да, но это было давно. Много лет назад. Энергетические следы практически затерты. — Рита замолчала.

Из глубины подвального коридора послышался жуткий протяжный вой.

— Похоже на вой собаки. — В голосе Егора сквозила тревога. — Рита, что происходит?

— Не знаю. Это точно не имеет отношения к душам сгоревших в этом подвале. И вообще не имеет отношения к миру мертвых.

— Наверное, пора уходить отсюда. — Илья почувствовал, как к горлу подкатила тошнота, ладони стали влажными. Он боялся признаться даже себе, что у него начинается паника. Слава богу, Рита выключила фонарь, и никто в темноте не видит его слабости.

— Тихо! Слышите шаги? Кто-то идет сюда. — Егор внезапно перешел на шепот.

Друзья замерли и прислушались. Со стороны лестницы, ведущей из холла в подвал, раздавались звуки тяжелой поступи.

Медбрат непроизвольно схватил рядом стоящего Егора за плечо и почувствовал, как ладонь Риты скользнула по рукаву и схватила его за руку. Потомственная ведьма, не боящаяся сущностей из мира мертвых, совершенно конкретно опасалась живых. Или это не живой?

Из-за поворота вынырнул яркий свет фонаря.

— Эй, кто там? А ну, выходи! — разрезал тишину мужской голос.

У Ильи над ухом раздался тонкий визгливый душераздирающий крик, от которого сердце ушло в пятки. Маленькие цепкие пальцы Риты больно вцепились в его запястье.

Глава 7. Сторожка

Один парень, кажется, его звали Вадим, не верил во все эти страшилки про заброшенный корпус госпиталя НКВД. Он решил доказать друзьям, что рассказы про тени, которые бродят по темным больничным коридорам, — просто выдумка.

Так и написал на своей странице «ВКонтакте», что пойдет в заброшку ночью один. Не боится он никаких теней, призраков и разной другой нечисти, потому что их не существует в природе. В комментариях его отговаривали, но Вадим сделал то, что задумал. Один, ночью, он отправился в заброшенный корпус.

На следующий день домой парень не вернулся, и родители обратились в полицию. Полицейские выставили охрану вокруг госпиталя и стали искать пропавшего парня. Поисковая группа прошла по этажам, проверила все помещения сверху донизу, осмотрела каждый закоулок, но все бесполезно.

Полицейские решили спуститься в подвал. Они шли по мрачным подвальным коридорам, освещая путь фонарями. Вдруг свет фонаря скользнул по старой ржавой трубе и выхватил из темноты красную бейсболку. Это была та самая кепка, в которой Вадима видели в последний раз.

Поисковая группа воспрянула духом, у них появилась надежда. Они разбились на группы и повторно обошли все здание. Особенно старательно был исследован подвал, в котором нашли красную бейсболку. Но их ждало разочарование. Вадима нигде не было.

Пришлось свернуть поисковую операцию. Полицейские предположили, что пропавший парень, скорее всего, находится вне здания. Они дали команду всем выйти на улицу. Группа, находящаяся в подвале, направилась к лестнице. Вдруг позади послышался слабый голос:

— Помогите!

Непонятно откуда взявшийся Вадим стоял посреди подвального коридора. Одежда его была в ржавчине, волосы спутаны. Парень покачнулся, колени подогнулись, и он обессиленно упал на пол. Его на руках вынесли из заброшки и увезли на скорой.

Вадим пришел в себя и рассказал, что на самом деле с ним случилось. Он пришел в заброшенный госпиталь, когда совсем стемнело. Сначала было не страшно. В наушниках играла любимая музыка, и он беззаботно гулял по зданию. Сквозь разбитые стекла окон светила луна, и глаза быстро привыкли к полутьме. Наконец он устал и решил подыскать себе уютное местечко, чтобы просидеть там ночь.

Парень сделал пару селфи на телефон и отправил друзьям в чат.

«Я в заброшке. Тут круто! Есть кто смелый, приходите, устроим тусу».

Вадим не заметил доски, лежащие на полу, споткнулся и упал. Телефон выскользнул из рук и провалился в лифтовую шахту. Парень сильно ударился и уже жалел, что пошел в заброшенное здание один. В приведения он не верил, а вот битое стекло, доски с гвоздями под ногами представляли серьезную опасность.

Без телефона он почувствовал себя одиноко. Теперь вся его затея показалась глупой и никому не нужной. От боли в ушибленной ноге, досады, что утерян телефон, он разозлился на себя. Вадим решил, что нет смысла сидеть и мерзнуть тут всю ночь. У ребят есть фотографии как доказательство того, что он сдержал свое слово.

Вадим спустился на первый этаж и вдруг за спиной услышал звуки шагов. Парень от неожиданности резко обернулся. В одном из дверных проемов мелькнула тень.

Он подумал, что друзья все-таки пришли и решили над ним подшутить. Уверенным шагом Вадим направился в один из кабинетов вслед за тенью. Лунный свет падал из окна на старые разбитые плиты пола. Темные очертания деревьев подрагивали на стене. Возле окна спиной стоял человек в белом халате. Вадим, все еще уверенный, что его разыгрывают, окликнул незнакомца:

— Эй, ты кто?

Собственный голос, прозвучавший в тишине, показался ему чужим. По телу пробежали мурашки. Чтобы почувствовать себя увереннее, парень крикнул в спину человеку в белом халате:

— Ты не слышишь, что ли? Я тебя спрашиваю. Кто ты и что тут делаешь?

И тут незнакомец обернулся. Вадим ахнул! У человека под белой докторской шапочкой не было лица. Вадим понял, что это не розыгрыш. Перед ним настоящий призрак.

Доктор-призрак медленно двинулся в его сторону и протянул руку, показывая на что-то за его спиной. Парня охватил ужас. Он попытался крикнуть, но только беззвучно раскрывал рот. Вадим попятился назад и, оказавшись в коридоре, побежал, не разбирая дороги. Парня бил озноб. Он слышал за спиной дыхание, шорохи, звуки шагов.

Призрак загнал его в подвал. Вадим спрятался за трубами, но доктор нашел его и снова медленно стал приближаться и тянуть к нему руку. Тогда парень снял с головы бейсболку и бросил ее в преследователя. Бейсболка на его глазах пролетела сквозь доктора и упала на трубы. Ничего не оставалось, как снова бежать.

Вадим не помнил, сколько времени призрак гонял его по заброшенному зданию. Как только ему казалось, что он оторвался, доктор снова появлялся из стены или спускался с потолка, и ему приходилось бежать. Это продолжалось до тех пор, пока Вадим не выбился из сил. Он упал и с ужасом смотрел на приближающегося к нему призрака без лица. Сердце его выпрыгивало из груди. Призрак протянул руку, и парень потерял сознание.

Очнулся Вадим, когда услышал голоса поисковой группы. Собрав последние силы, он поднялся и пошел в сторону голосов и света фонарей.

* * *

— Господи! Жуть какая! — выдохнул Кораблев. — Что-то меня потряхивает. Даже не знаю, что бы я делал, если бы оказался на месте этого Вадима.

Он вытаращил глаза, в которых застыл ужас. Рита и Егор молча переваривали услышанное. Рассказчик оглядел присутствующих и остался доволен произведенным впечатлением.

Небольшую комнату, которую хозяин, представившийся Павлом, называл сторожкой, освещала одна большая лампа без абажура, свисавшая с давно не беленного потолка на толстом черном шнуре. Комната служила одновременно и кухней, и спальней, и гостиной.

В сторожке, несмотря на довольно старую мебель, собранную неизвестно с каких барахолок, было довольно чисто. Компания расположилась вокруг стола, застеленного газетами, занимавшего центральную часть комнаты. На газетах возвышалась горка баранок и дешевых конфет, карамелек в зеленых обертках, и прозрачный пакет мятных пряников. Дальше рядком выставлены коричневые пластиковые кружечки с ручками буквой Г. Картонная желтая коробка с пакетиками чая завершала сервировку стола.