Бесплатный фрагмент - Солдатские истории

Памяти Востокова Михаила Юрьевича — моего друга-земляка, однополчанина, посвящена эта книга.

Предисловие

В боевых действиях мне участвовать не пришлось. Служить призвали в Стройбат. Не из-за здоровья и не из-за грехов гражданских. Я не ложился на «дно», прячась от правоохранительных органов.

На момент призыва мне был уже почти двадцать один год. Зачастую таких и призывали в строительные батальоны. С восемнадцатилетними совладать проще. А вот со сформировавшимися личностями, типа меня, посложнее. Нас на мякине не проведёшь. Многие ребята в этом возрасте уже имели специальности и даже опыт руководящей работы. Были и ребята с высшим образованием, но без военной кафедры. Попав служить в стройбат, таких ребят не кидали «на лопату», а находили им примение по специальности. А без специалистов нигде не обойдёшься.

Знаю, что многие стесняются признаться, что служили в стройбате. Я не комплексую по этому случаю. Главное — я отдал свой воинский долг Родине!

Сама по себе служба в мирное время скучна. Всё по распорядку, дни все, как один, как близнецы. Только медленно меняются времена года, приближая дембель.

Но бывают случаи, которые врезаются в память на долгие годы. До сих пор помню многих своих однополчан, как срочников, так офицеров и прапорщиков.

Я, имея отсрочку от призыва по причине учёбы в ВУЗе, сам пришёл в военкомат и сдался на милость призывной комиссии. Это было нужно мне. Служил там, куда направили. Не «косил» и не увиливал от службы. И врать не буду — было трудно.

23 февраля всегда, хоть скромненько, но отмечаю. А под рюмку водочки накатит ностальгия, и появляется желание оказаться в родном полку на пару-тройку месяцев вместе с теми ребятами, с которыми бок о бок два года провёл в одном строю.

Вашему вниманию несколько рассказов из армейской жизни.

Даздравторма

С 24 по 30 апреля 1979 года каждый вечер полк маршировал на плацу под духовой оркестр. Нет, я вру — не весь полк. Только достойные. А остальные в душе завидовали тем, кто чеканил шаг. Темп — сто двадцать шагов в минуту. Вечера были ещё холодные. С Финского залива не прекращая дул ветер. Потому все в шинелях. Но пот струился по желобку вдоль позвоночника, и резинка на трусах становилась мокрой, трусы и майку хоть выжимай. Это были репетиции перед Первомайской демонстрацией в г. Сосновый Бор, в которой наш полк традиционно принимал участие.

Первого мая шёл сырой снег. Полк, пройдя строевым маршем, вернулся в расположение. Был праздничный обед.

После обеда, поротно, прямо из столовой, личный состав следовал в клуб. Кино!

Клуб — удобное место время провождения. Если фильм дрянь или ты его уже наизусть знаешь, то можно сидя в «кресле» поспать. А если две серии, то можно неплохо выспаться.

Рота за ротой заходили в клуб. Как всегда, за этим наблюдали или дежурный по части или помдеж из числа сержантов.

День праздничный, потому процесс заполнения клуба служилым людом проходил под контролем дежурного по части! Кто именно — не помню. Для порядка ещё привлекли трёх стрелков комендантского отделения полка и сержанта. Младший сержант — это был я.

В поле зрения появился замполит полка. Его я увидел ещё издали. Он ответственный по полку от штабных офицеров. И правильно: Богу — Богово, а замполиту — «замполитово». Праздник-то сегодня с явным политическим окрасом. Хотя, других и не было в те годы. Ну, разве, только Новый год.

Замполит направился в строну клуба. Шёл вдоль сетчатого забора, который отделял спортивную площадку от территории, прилегающей к клубу. Осматривал стенды и плакаты, развешенные на заборе, проверял на прочность их крепление. Он, явно, был доволен.

Во влажном климате Ленинградской области плакаты и стенды быстро приходили в негодность. Мягкая зима доделывала своё тлетворное дело. Всю зиму полковой художник, мой закадычный дуг, земляк–уралец, вёл реставрационные работы. Он обновлял плакаты, делал новые. От себя скажу, что наш полк занял первое место в смотре учебных плакатов и наглядной агитации.

Замполит — подполковник Майоров, завершив осмотр, подошел к входу в клуб. Осмотрелся кругом. Вдруг он как-то весь сжался, засуетился и подозвал одного из стрелков комендантского отделения. Что-то сказал ему. Тот, «козырнув», убежал в неизвестном направлении.

Через пять минут Андрей Сычёв, так звали полкового художника, пришёл в сопровождение того стрелка. Андрей подошёл к п/полковнику Майорову, «козырнул», и протянул ему руку. Андрей явно превысил субординацию. Я знал, что подполковник Майоров, бывая в хорошем расположении духа, допускал такое панибратство и здоровался с сержантами и солдатами по ручке, если общение не относилось к служебному.

Но в данный момент Майоров руки Андрею не протянул. Более того, лицо п/подполковника изображало дикий гнев. Мне показалось, что лицо его побагровело.

Я продолжал со стороны наблюдать за ними. Они отошли в сторону, Майоров пальцем указал на плакат над входом. Я не успел перевести взгляд на плакат, как увидел короткий удар Майорова в челюсть Андрюхи.

Что за разборки? Майоров не славился рукоприкладством. Среди солдат пользовался уважением. А тут мордобой.

Смотрю на плакат. Дважды перечитал, но я не ошибся, мне не показалось. Плакат гласил:

ДА ЗДРАВСТВУЕТ 2 МАЯ!!!

Пипец, полный.

Клуб наполнился под завязку. Двери закрыли. Дежурный отпустил стрелков, разрешив нам тоже зайти в клуб.

Это не жест щедрости, а продолжение службы, для поддержания порядка в клубе, так, на всякий случай.

Началось кино.

Хоть и фильм «Чапаев», но глупо не воспользоваться предоставленной возможностью вздремнуть. Места я себе не нашёл, а потому тихонько пробрался в радиорубку, вход в которую был из зала клуба. Там мой друг, ефрейтор Зоти, уже приготовился попить послеобеденный чай из пол-литровой эмалированной кружки. К чаю был приготовлен огромный бутерброд размером с четверть булки. На четвертине были намазаны не меньше трёх порций сливочного масла, а сверху всё это было смачно сдобрено варёным яичным желтком. А по телевизору начинался художественный фильм «Высота». В общем-то, в тему праздника.

— Вит, чай будешь? — спросил Зоти.

Я отказался. Сослался, что напился компота в обед.

Одна из обязанностей Зоти — ремонт телевизоров, которые были установлены Ленинской комнате каждой роты. Ленкомната — это аналог Красного уголка на гражданке. В радиорубке всегда был рабочий телевизор.

Из окна радиорубки я увидел Андрея Сычёва. Он нес на плече лестницу. За ним угрюмо плёлся полковой плотник с гвоздодёром в руке.

Я рассказал Андрею Зоти о плакате над входом в клуб. После сеанса мы пошли посмотреть на Андрюхин «шедевр» из серии «Политический плакат».

Над дверью красовался старый ветхий плакат с выцветшими и пошарпанными буквами:

ДА ЗДРАВСТВУЕТ 1 МАЯ!!!

Собственно говоря, вот и весь рассказ.

Название рассказа возникло неожиданно. Было такое женское имя: Даздраперма! (См. Википедию). Что в переводе означает — Да Здравствует Первое Мая!

Чудаки, окрылённые идеей всемирной солидарности трудящихся всех стран, стали давать детям своим, абы увековечить в памяти потомков тот энтузиазм, подобного рода имена!!

Праздник этот праздновали два дня: 1-го и 2-го Мая! День на демонстрацию и митинги. Второй же день — на «просушку» или опохмелку! Тут уж кому как придётся.

А теперь не совсем понятно, почему отсутствовали лозунги в здравицу второго мая.

Инициатива, как известно, наказуема! Вот и получил по морде Андрей Сычёв от заместителя командира полка по политической части.

А зря! Загубили начинание на корню. Вошёл бы в обиход ещё один лозунг. А любителям давать детям экстравагантные имена — очередное имя: Даздравторма, например, Сидорова или, скажем — Иванова.

P.S.

Рассказ уже был написан, когда я встретился со своим другом-одноклассником. Он прочитал мой рассказ и поведал мне о мысли, которая посетила его лет тридцать назад. Как он сказал, аж пот холодный на лбу выступил от такого предположения.

Отец его родился в начале тридцатых годов прошлого столетия. Родился первого мая. А потому родители дали ему имя Май. И понятно, что мой друг Сергей имеет отчество Маевич. Да — он Сергей Маевич.

— Вот представь себе, Виталя, если взбрело бы в головы бабушки и дедушки дать моему отцу имя Даздраперм. Круто бы меня величали сейчас: Сергей Даздрапермович. А ведь я капитан первого ранга…

Февраль, ноябрь 2018, Екатеринбург

Отход и подход к начальнику

Отслужил я уже почти полтора года. Строевая служба стала чисто механической.

А в сентябре 1979 года меня перевели служить в штаб. Стал штабной «крысой». В связи с переводом добавился дополнительный вид службы — дежурный по штабу. А это новые компетенции. У дежурного по штабу полно́ обязанностей. За день так набегаешься, ноги отваливаются и голова кру́гом от информации, которая валится на тебя со всех сторон. Успевай только лови и передавай куда положено. Крутиться надо как Фигаро!

Пролетела неделя с момента перевода в штаб, и меня назначили в суточный наряд, разумеется, дежурным по штабу. Узнал я об этом из «Книги приказаний», которую за сутки подсунул мне под нос дежурный по штабу. И было в книге той приказано мне заступить в наряд такого то числа. Расписался за ознакомление.

Накануне повторил обязанности, проконсультировался у бывалых. На тот момент в полку было человек восемь — десять сержантов, да пара-тройка грамотных рядовых, способных полноценно нести эту службу. То есть раз в десять дней гарантировано: тебя обязательно назначат дежурным.

Не скажу, что совсем уж я не знал этой службы. Знал, но опыт был только в ночной части этой службы. Когда ночью дежурный по штабу отдыхает, в отведённые ему четыре часа, его замещает помощник дежурного по части. А так как службу помдежа нёс не однократно, то обязанности подчинённых по суточному наряду знал.

Надо сказать, что Уставы уже были вбиты в голову. Но всё же были и огрехи в практическом применении этих знаний.

После обеда в день заступления в наряд, согласно регламенту служебного времени, ушёл готовиться к несению службы. Побрился, подшил свежий подворотничок, нагладился, начистил сапоги и пряжку ремня. Сделал из себя «огурчика»! Так положено. Даже вздремнуть успел с полчасика.

В 18 часов явился в штаб принимать текущие дела у дежурного по штабу.

В 19 часов развод суточного наряда и заступление на службу. Спать в ближайшие сутки придётся не более четырёх часов. Спали, как правило, на кушетке в комнате отдыха. Служба!

Вместе со мной или, точнее, я вместе с дежурным по части, его помощником и с посыльным, которые назначались из числа рядовых или ефрейторов, направились в штаб. В текущие сутки мы вчетвером будем плечо к плечу нести службу.

Подробности остатка дня и утро следующего дня описывать нет желания, да и описывать особо нечего.

Разгорелся новый день. И вот тут ты превращаешься в Фигаро: «Фигаро здесь, Фигаро там».

Часам к четырём по полудню командир полка вернул книгу телефонограмм, в которой на паре сообщений были резолюции для начальника штаба. Взяв книгу, пошёл докладывать начальнику штаба.

Начальник штаба — подполковник Канаков Борис Филиппович. Строгий, с волевым, по-мужицки красивым лицом. А по жизни хороший отзывчивый человек. Без заносов, как с офицерами, так и с солдатами. Кто-то его боялся. Я же всегда видел за его усами скрытую улыбку и всегда понимал, что его напускная строгость не строже отцовской. Я имею в виду, нормального отца. Хотя родного отца я никогда не видел.

Постучал в дверь, получил «добро» на вход и подал начальнику штаба эту амбарную книгу, открытую на последнем сообщении.

— Идите товарищ сержант, — не отрывая взгляда от какой-то бумаги, не громко сказал он.

Я развернулся и пошёл к двери. Слышу вдогонку негромкую, немного растянутую в произношении, но резко сказанную команду:

— На… ааа..зад!

Я вернулся к столу. Стою. Жду.

Он же опять, не отрывая глаз от бумаг, сказал:

— Идите, товарищ сержант.

И я опять развернулся, устало побрёл к двери. И опять, в том же стиле:

— На… ааа..зад.

В голове моей мелькнуло:

— Что ему от меня надо?

И опять я стою перед его столом. Он поднимает голову и смотрит на меня. Я же вижу в его усах, как в засаде, сидит еле заметная, хорошо замаскированная улыбка. Блеснули ухмылкой за линзами очков глаза.

Что-то не так!

И тут озарение в моих мозгах. Как же так? Сержант Сыров — тебе позор! Что в «Строевом уставе вооружённых сил СССР», в Главе 3, пункт 72 сказано? Закрутилось, завертелось, сотни раз мной эта процедура выполнялась безупречно.

Точно, чёрт попутал. С «Дедом», так за глаза называли начальника штаба солдаты, да и офицеры тоже, в «панибратство я заигрался».

Дальше делаю, как положено, как в пункте 72:

«При отходе от начальника, получив разрешение идти, военнослужащий прикладывает правую руку к головному убору, отвечает: „Есть“, поворачивается в сторону движения, с первым шагом опускает руку и, сделав три-четыре шага строевым, продолжает движение походным шагом».

— Разрешите идти, товарищ подполковник! — зычно рявкнул я.

— Идите, товарищ сержант, — а в усах улыбка из засады почти наружу вышла.

Я сделал как надо, учёный ведь.

— Назад! — резко, зычно раздалось мне в след, когда я открыл почти настежь дверь.

Ну что же ещё не так? Подошёл к столу. Видимо, пока находился спиной к Борису Филипповичу, он достал Устав. Он подаёт его мне.

— Сыров, ты же грамотный парень и исполнительный солдат…. Ну что за выпады у тебя всё время? То стреляешь без команды, то Устав забываешь. На-ка, почитай на досуге. На следующий развод специально приду тебя пытать.

— Товарищ подполковник, я наизусть знаю, — выпалил я.

— Избаловал тебя подполковник Кандарицкий! Ой, избаловал. Наизусть он знает! Сыров, заметь — никто за язык тебя не тянул. Давай валяй, раз понял, что не по уставу делал, а не ответишь, — я тебе разом пяток нарядов всуну, — во всю улыбаясь, с усмешкой сказал он.

Я выпалил, то о чём выше написал, да ещё добавил, как это с оружием в руках делается.

— Иди уж. Знаю, что «вумный». Иначе Кандарицкий не взял бы тебя к себе.

Дальше всё было по Уставу. Я вернулся в дежурку.

Но своё слово Борис Филиппович ещё сдержит! Будет мне и пять нарядов вне очереди и будут похвалы за оперативность! Но об этом я, при вдохновении, как-нибудь расскажу в другом рассказе.

Фамилии командиров — реальные. Подполковник Кандарицкий Олег Леонидович — мой непосредственный начальник.

Эти офицеры всегда вызывали у меня уважение.

Им я благодарен — они из пацана, воспитали во мне мужчину!

Октябрь, 2017. Екатеринбург.

Приказ о переходе на зимнюю форму одежды

Ленинградская область. Разгар осени 1979 года. Я служу в армии. До «дембеля» ещё больше полгода. Надо было ещё пережить зиму. Минувшая зима била рекорды. Старожилы говорили, что последняя холодная зима в Ленинградской области была во время войны, в 1942 году. Правда, уральцев суровостью зимы не испугать.

Я не задумывался ещё о возвращении домой. Служил там, куда направили. Привык уже к армейскому режиму. Мозг за полтора года частично атрофировался. О многом том, о чём «болит голова» на гражданке, в армии вообще можешь не задумываться. О многих твоих житейских проблемах думает специальный «мозг». В армии он называется служба тыла. А службой этой командовал подполковник Деев. Тебя накормят и напоят, помоют в бане, постельное и нижнее бельё поменяют. Пообносишься — новую одёжку и обувь выдадут. И, конечно, одеждой обеспечат с учётом времени года.

Приказ о переходе на зимнюю форму одежды огласили ещё в конце октября. Но погода стояла ещё тёплая, а потому нужды в дополнительной одежде не было.

Вот подумайте: зачем мне нужна раньше времени проблема — носить с собой рукавицы, когда они ещё не нужны? Рукавицы специальные: трёхпалые — солдатские. Смотрятся они крайне смешно. У большого и указательного пальца свои отдельные «каюты». А остальные пальцы живут в одном «кубрике». Этакая тройная клешня. Указательный палец — он жмёт на курок.

Зимняя шапка. С ней тоже не просто. Когда заканчивается зима, шапки собирают в мешки, и старшина роты увозит их в химчистку. На вторую зиму ты уже свою первую шапку вряд ли увидишь, хоть она и подписана — придётся перерыть гору в полторы тысячи шапок, и не факт, что найдёшь свою.

Шапки после химчистки уседают на несколько размеров и, в большинстве случаев, полученная шапка просто прикрывает макушку головы, и всё время норовит слететь в самом не подходящем месте. А потому берёшь то, что подаёт тебе каптёрщик, на глаз измерив твоё «хранилище ума». Шапку потом ждёт процедура растяжки. В солдатском КБО была такая машинка. Описывать её устройство охоты у меня нет.

После того, как распрощаешься с летним головным убором и водружаешь на себя зимнюю шапочку-недомерок, начинается в роте ржачка. Я правильно написал — не во рту, а именно в роте — в смысле воинского подразделения.

Привыкнув, что на голове сослуживцев фуражка, тут вдруг на голове его, да простит меня читатель за намёк на словечко из ненормативной лексики, видишь шапочку, в названии которой чётко прописалось число ПИ, просто разбирает смех, ибо голова кажется непропорционально маленькой. Дистрофик наоборот.

Зимних атрибутов в повседневной одежде солдата 80-х годов было не так уж и много. Я имею в виду обмундирование стрелка комендантской роты.

К рукавицам и шапке добавляется дополнительная пара фланелевых онуч, второй комплект кальсон с начёсом.

Шинель и бушлат к зимней одежде не относятся, ибо носить их можно в любое время года и надевать при необходимости. Да ещё разве ватник — телогрейка и штаны. Их обычно поддевали под шинель те, кто стоял в карауле в сильные морозы. И валенки.

Самым исполнительным в части перехода на зимнюю форму одежды был наш командир полка. Я, конечно, не знаю, поддевал ли он вторые кальсоны. Я ни разу не видел, что он носил с сапогами: портянки или носки тёплые.

Но зато со дня оглашения приказа наш «батя», тут же менял головной убор. Почему? Да всё очень просто. Среди старших офицеров он сразу становился самым заметным. Замечу, что эта заметность — хороший шанс быть убитым во время боевых действий.

Летом у офицеров на головах фуражки. Я точно не знаю, есть ли различие в фуражках майора и подполковника. Если есть, то я не замечал. И не замечал различий в фуражках подполковника и полковника.

Зимой другое дело: офицеры в звании от подполковника и ниже носили зимние шапки. У полковника на голове зимой красовалась папаха.

Я точно не знаю, может, папаха не за три больших звёздочки положена, а за должность.

В один из ноябрьских вторников, в очередной банный день нам выдали зимние комплекты. И, как я говорил выше, дополнительные кальсоны с начёсом. Очень своевременной оказалась дополнительная поддёвка под повседневку.

Весь день того банного вторника моросил мелкий дождь и к вечеру подсыпал снежок. А ночью подул ветер с северов. За ночь воздух остыл до минус пятнадцати. А в сочетании с пронизывающим резким ветром ощущение под все минус двадцать пять градусов.

Утром следующего дня всё вокруг блестело: страшный гололёд и гололедица ударили по городу. Всю минувшую ночь дневальные пытались соскоблить образовавшуюся наледь у подъездов казармы и на плацу. Получалось плохо. Сапоги скользили, ноги разъезжались, а сильный ветер грозил сбить с ног. Утреннюю зарядку отменили во избежание травм.

На беду нашу, в Сосновый Бор собирался прибыть Первый секретарь Ленинградского обкома партии товарищ Романов Г. В.

Утром того дня, минут через сорок после развода, меня вызвал зам. командира полка по тылу. Здоровенный и высоченный, как трёхстворчатый шифоньер с антресолями, подполковник Деев. А по душе добряк. Глядя на него, всегда вспоминал строчки из стихотворения из школьной программы:

«…Был у майора Деева

Товарищ — майор Петров,

Дружили ещё с гражданской,

Ещё с двадцатых годов»,

— Слушай, сержант, сынок, — начал басом подполковник, — всё согласовано с твоим начальством. Через пятнадцать минут на плацу будет стоять взвод солдатиков. Они в твоём распоряжении. Берёте в КЭЧ лопаты и ледорубы, и ты ведёшь их к ресторану «Дюны». И чтобы, кровь из носа, к 14 часам был очищен тротуар и крыльцо перед входом. Да песком присыпьте. Зайдёшь в ресторан со двора, там вас уже будут ждать. Сделаете что надо, сдадите работу и сразу в полк. Вернётесь, мне лично доложишь. Сынок, тебе ясно?

— Так точно, товарищ подполковник. Ясно! Разрешите идти! — рявкнул я басом, слегка подражая его манерам.

«Отход и подход к начальнику» я был намерен выполнить строго в соответствии со «Строевым уставом вооружённых сил СССР».

А Деев махнул рукой. Иди, мол, давай не демонстрируй мне свою вымуштрованность. Не любил он всю эту «строевуху». Гражданским от него веяло. Другое дело начальник штаба. Из его кабинета я как-то еле вышел. Но это другая история.