Бесплатный фрагмент - Протуберанцы

«Воины, которые несли службу за пределами бывшего СССР, были не абстрактными… Возможно поэтому они не получили ни статуса участников боевых действий, ни статуса миротворцев… Хотя в штабной отчетности графа, „не боевые потери“ не пустовала… Гибли ребята и при выполнении боевых задач, и во время прохождения службы, и по случайности… На складах КЭЧ любой воинской части за пределами СССР всегда лежали штабелями цинковые гробы „про запас“…для наших ребят… Я всегда прошу Господа уберечь всех нас от тяжелого креста в жизни и ранней седины… И хочу низко поклониться настоящим Мужикам… И очень неприятно слышать, когда сегодня бывшего воина — интернационалиста называют оккупантом… Ведь он тогда выполнял ту же миссию, которую сегодня выполняют наши солдаты за границей… Но уже… за деньги…»

Некто Нэисвэс,

блогер

Пролог

Роман «Протуберанцы» охватывает период 1987—1990 годов. Социальный роман с элементами мистики. 1987—1990 года — период предшествующий развалу СССР. В первых главах романа мы знакомимся с Севой (Всеволодом) — человеком неординарным, офицером войск Союза, расквартированных в Венгрии, периода распада Варшавского договора и вывода советских войск из Венгрии.

…Однажды к Севе приезжает брат Ефим (Фим), бывший военнослужащий, привозит контрабандное золото, которое братья пытаются реализовать в одном из трактиров Матьяшфёльда. Именно с этого момента и начинается история служебных и личных взаимоотношений Севы с офицером из Особого отдела Южной группы войск. Сева, соглашаясь выполнить поручение майора КГБ, не подозревает, что становится участником военно-политического заговора. На протяжении романа Всеволод повстречает милую Энико, дочь венгерского товарища, которая влюбляется в него. Встретится Сева со многими другими персонажами, каждый из которых обладает неповторимыми чертами характера…

Действие романа происходит на фоне реальных политических событий. После прочтения Вы не останетесь равнодушными к судьбе героев, Вам захочется узнать их дальнейшую историю. Автор предоставляет возможность задуматься над судьбой героев и постарается не разочаровать своего читателя.

Все герои книги рождены фантазией автора. Любые ассоциации и совпадения имен и характеров случайны.

***

Январским утром второго тысячелетия, в районе семи часов, я вздрогнул от резкого звонка телефона. Сверив последние цифры с квитанцией платной стоянки, внял — прилетел клиент. В трубке никто не отвечал, слышен был только шум шагов и голос диктора аэропорта, извещавшем о прибытии очередного рейса и необходимости получения багажа. Мои «алле-алле» остались без ответа. Сбросив звонок, я набрал номер. В трубке послышался приятный женский голос:

— Да, кто это?

— Это вас со стоянки беспокоят, — ответил я.

— У меня пропущенный звонок с вашего номера.

— Нет, я никуда не звонила, — ответил голос, — извините.

— Ну, ладно, — подумал я, — главное уже знаю, что клиент прилетел, надо идти прогревать машину, тем более, что столбик термометра, висевший возле входной двери диспетчерской, опустился ниже минус двадцати.

Достав из пачки сигарету, я прикурил от газовой зажигалки и неспешно направился к кирпичному боксу открывать ворота. На полпути опять раздался звонок мобильного телефона. Звонили со знакомого номера:

— Здравствуйте, это я, Олейникова. Моя машина стоит у вас на стоянке, вы можете забрать меня с аэропорта?

— Да, конечно, — ответил я, — черный автомобиль «Сamry», номер 625, встречайте!

Смяв сигарету, я вошел в бокс через служебную дверь, запустил двигатель и открыл ворота. Новый «контрактный» двигатель с удовольствием заурчал, выплевывая клубы дыма из выхлопной трубы в прохладу гаража.

Дорога до аэропорта была недолгой. Десять минут, и я уже въезжал под шлагбаум привокзальной площади. Клиентку ждал тоже недолго, она передвигалась с баулами на колесиках в мою сторону. Открыв багажник и уложив вещи, мы тронулись в обратный путь.

— Как долетели? — Задал я свой вопрос, поглядывая на женщину через зеркало заднего вида автомобиля.

— Прекрасно! — Ответила она, — сервис на высшем уровне, какой можно ожидать в России. Хорошо, что я поставила автомобиль в закрытом боксе, снегу намело за время моего отсутствия по колено. А мне некогда чистить автомобиль от снега. Мне надо сразу завести и ехать, дел очень много, а времени совсем нет, да и сил тоже, — устаю с этими перелетами.

Мы подъезжали к воротам стоянки.

— Не выходите, — сказал я, — заеду в бокс, там и перекинем вещи в ваш автомобиль.

Проделав обратную процедуру с воротами, я въехал в бокс и заглушил мотор.

— Прошу, приехали.

Открыв багажник автомобиля, я достал ее багаж.

Она юрко соскочила с заднего сидения моего авто и попыталась с брелка завести двигатель своей машины. Клацнув стартером, мотор нехотя завелся.

— Смотрите, какая-то кошка гуляла по моему капоту, видите следы?

Приглядевшись, я действительно увидел пыльные следы лап на капоте ее автомобиля.

— Но у нас нет кошки, — ответил я, — собака есть, а кошки нет.

— Ну как же? А откуда следы? Я оставляла чистый автомобиль под охрану.

— Не знаю? — Тихо сказал я, — может какая-нибудь приблудная?

Хотя проникнуть в закрытый бокс не могло никакое животное, разве что крыса? Но каких размеров должна быть эта особь, судя по отпечаткам лап на капоте?

Женщина расписалась в квитанции о возврате авто и хмурясь выехала со стоянки.

Просмотрев базу автомобилей в компьютере по датам выезда, я с удовольствием отметил, что на сегодня клиентов нет, и на целые сутки я мог не волноваться за срочные вызовы в аэропорт. Разогрев рис в «мультиварке», решил позавтракать и заняться решением своих неотложных проблем.

Первый планшет на «андроиде», который мне привезли под заказ из Китая, протянул недолго. После очередной зарядки и включения, экран десяти дюймового гаджета нервно вспыхнув, успокоился на долгое время, до очередного ремонта, а может быть и навсегда. Я давно уже присмотрелся в интернете к новому четырех ядерному планшету с операционной системой windows и понял, что мой час настал. Дождавшись сменщика, умчался на своей ласточке в город для обновления инструмента фиксации воспоминаний. Новый планшет марки «Prestigio MultiPad» соответствовал своему имиджу и работал шустро, не в пример старому, хотя и был на два дюйма меньше по диагонали. Загруженные с флешь-карты нужные мне программы, открыли файлы, сохраненные в облаке текстового редактора, с которыми мне неоднократно приходилось мучиться в последнее время, погружаясь в воспоминания.

От напряжённого чтения текста, размышлений и корректуры написанного, в глазах появилась мелкая рябь. Откинувшись на спинку кресла диспетчера, я прикрыл глаза, и картины прошлых лет замелькали в сознании, как кадры старой кинохроники.

Южная группа войск СССР

Глава первая

В Будапеште

Памятка «О порядке инструктажа лиц, прибывающих в ЮГВ, а также убывающих в отпуск или командировку»

Во время пребывания в ЮГВ запрещается:

— продавать или обменивать вывезенные за границу предметы быта, материальные и культурные ценности;

— направлять военнослужащих, рабочих, служащих СА и членов семей на работу в учреждения и предприятия ВНР;

— фотографироваться в фотоателье, других учреждениях и у частных лиц ВНР, посещать рестораны, чарды;

— вывозить (выбрасывать) на свалку конверты, письма, книги, журналы, газеты, конспекты и другие бумаги;

— устанавливать и поддерживать связи непосредственно или через других лиц с иностранцами;

— использовать личный автотранспорт граждан ВНР, прием машин в качестве подарков;

— давать гражданам ВНР расписки или подписываться под какими-либо документами;

— экскурсии и другие выезды личного состава за границу;

— движение колонн автомобилей, одиночных грузовых и спецмашин по маршрутам №1, №3, №7;

— одиночное купание и купание в реках Дунай, Тисса, Шед.

Политическое управление

Южной группы войск.

Будапешт, 1987 год

Май 1987 года окрасился буйством весенних красок изумрудных крон, травянистой зеленью городских аллей и алой полоской зари, зрительно согревающей меня в утренней прохладе понедельника.

Преодолевая крутые склоны оврага по единственной узкой тропинке, я бодро двигался к месту дислокации инженерного батальона, где ежесуточно проходила моя воинская повинность в звании старшего лейтенанта, с перерывом на сон в служебной квартире военного городка. Пройдя по луже возле здания УИРа, я тщательно вымыл от налипшей грязи свои черные «уставные» ботинки и сбил ладонью остатки грязевых пятен с низа брюк морского обмундирования.

— Ну, вот, теперь молодцом! — Подумал я, разглядывая собственное отражение в затемненном окне дежурного по УИРу. Потянув дверную ручку на себя, я оказался в каменном мешке гранитного холла с поликарбонатовой оконной вставкой дежурного по части, красными буквами под трафарет полукругом обрамившей бойницу для общения с прибывающим на службу военным контингентом.

— Сева, трэба в кадры тебе зайти, — громко выкрикнул мне с украинским акцентом капитан Соловенко, нетерпеливо ожидавший утреннюю смену дежурных, — только сразу иди, кадровик тебя два раза по селектору выспрашивал, слышишь меня, военный?

— Слышу Слава, слышу! — Ответил я, поворачивая направо по коридору в кабинет отдела кадров. Я был в курсе от своего знакомого прапорщика в штабе округа, что мне предстоит командировка в Венгерскую Народную Республику, и был внутренне готов получить от начальника отдела кадров командировочное предписание сроком на пять лет, которое круто изменило мою жизнь ровно на 360 градусов. Из социалистического военного лагеря я резко попал в другой социалистический лагерь с капиталистическим уклоном.

Три года службы за границей пролетели, как один миг. Ностальгия мучила только первый год до отпуска в Союз и несколько месяцев после. А на исходе третьего года службы на чужбине я выучил необходимый словарный запас разговорной речи и вперемежку с немецко-венгерскими словами мог более-менее внятно выстроить диалог. Страх к арийской расе у венгров сложился после второй мировой войны, наверное, на генетическом уровне и моё немецкое — «geben Sie mir bitte…» у любой барной стойки в любом bár-étterem воспринималось исключительно в приказном порядке, в отличии от чешского — «prosím, dej mi…", хорватского — «molim vas dajte mi…» или русского — «дайте мне пожалуйста…". Так что, вечерами я не скучал: слушал скрипку с аккордеоном, заполнявших своей прекрасной акустической частотой периметр очередного частного ресторана, до тех пор, пока музыканты, опомнившись, не начинали играть «Подмосковные вечера». Тут я понимал, что где-то «Штирлиц» прокололся и спешно ретировался восвояси до хаты или к девчонкам в «общагу» — на крайний случай домой к Лёхе, по прозвищу «Веник».

1990 год — год вывода советских войск из стран Варшавского договора. Сначала из Чехословакии, а после и мы начали паковать чемоданы и отправлять контейнеры в Союз. Контейнеры, это для семейных, а нам — чемоданы.

Ирэн, с которой я поддерживал любовно-дружеские отношения, уехала в свою Ригу раньше, месяца на три. У нее закончился пятилетний контракт. Скрасить мое одиночество в каменных джунглях ЮГВ прибыл из Варшавы мой родной брат Ефим, уволенный в запас из вооруженных сил и не сдавший еще свой служебный загранпаспорт. Из его туманного рассказа я так и не понял, как он попал в Будапешт? Или напрямую, или через Союз, — без визового приглашения с моей стороны? Как-то все это было непонятно и странно. Приглашение я отсылал только отцу, чтобы он приехал посмотреть и прочувствовать прелести иного социализма. Социализма с частной собственность, с трафиками и вендегло, небольшими буфе, частными ресторанами и супермаркетами. Но приехали они оба в мою новую квартиру трехэтажного здания из силикатного кирпича на перекрестке улиц Ракоши и Эржебет, так называемый Rákosi kerestur utcák. Эта квартира ранее принадлежала нашему торгпредству, а затем военному ведомству. Восьмой район был один из самых неблагополучных районов Будапешта. Вокруг толпилась молодежь с пивом «Dreher Classic» в алюминиевых банках, сновали малолетние цыганки с сигаретами «Sopiani» в зубах, а приличные бомжи, поработав с мусорными баками, укладывались спать, заботливо выстилая ковер из газет поверх изумрудного газона.

Встречал я отца и брата по телеграмме на старом вокзале Keleti pályaudvar — «Восточный вокзал» — крупнейшем из трёх вокзалов Будапешта, наряду с Ньюгати и Дели. Вокзал Ньюгати в это время только строился. Отец, подавая Ефиму руку, медленно сошел со ступенек выходного тамбура вагона. Озираясь по сторонам и методично сканируя взглядом всех встречающих на крытом перроне вокзала, посмотрел в мою сторону. Отца я узнал сразу по его невзрачному «совковому прикиду» и ботинкам биробиджанской фабрики «прощай молодость». Ефима я узнал с трудом. Рядом с отцом он выглядел плейбоем, в модном, вываренном джинсовом костюме с волосяными джунглями на лице и голове в виде одной сплошной бороды, закрывающей пол-лица, — этакий русый моджахед. Взгляды наши встретились, мы узнали друг друга, обнявшись, поздоровались…

Вечером я и Фим расположились за столиком пивного бара «Буфе», наслаждаясь разливным пивом от Лацци Корвина. Фим привез с собой из Союза гостинец в виде копченого балыка красной рыбы, — диковинки для местного народа. Разложившись по-хозяйски, мы жевали балык, запивая пивом.

— Ну, — спросил я Фима, — привез?

— Привез, — ответил Фим.

— Сколько? — Поинтересовался я.

— Сколько смог провезти через кордон, Сева, — заговорщицки подмигнул мне Фим, — все на благо нас, любимых.

Мы устроились тет-а-тет напротив друг друга за круглым барным столом, лениво потягивая разливное пиво из полулитровых бокалов. Вокруг, занятые разговорами визави, располагались мадьяры. Под потолком кафе стоял непрерывный гул угро-финского диалекта.

— Ладно, — сказал я, — давай побрякушки, пойду, навещу хозяина этой забегаловки. Надо поменять «рыжье» на «копие».

Лацци восседал за столом администратора в своем кабинете, словно Кощей, который чахнет над златом из двадцати-форинтовых кругляшек, серебристой горой расползшейся по столешнице из морёного дуба.

— Jó napot kívánok, barátja Лацци! — поздоровался я, прикрывая за собой дверь в кабинет.

— Hogy vagy? — продолжал я, что означало, по моему мнению, что-то типа — как дела?

— Szerint a nyaka szar, de büszkén, barátja Сева, büszkén néz szar, — ответил на мое приветствие Лацци. «По горло в навозе, но с гордым видом», — означал в просторечии местный сленг.

— Что тебя привело ко мне, barátja, просто зашел или по делу?

— По делу, Лацци. Мне надо поменять золото на твои блестящие, во всех отношениях, форинты. Без валюты совсем дышать стало темно, — ответил я, — да и, вот еще, брат с отцом ко мне приехали в гости из Союза, надо же их чем-то удивить за границей, хотя, как говорится: «курица не птица, Венгрия не заграница».

— Надо, надо, Сева-úr, — произнес Лацци, задумчиво теребя переносицу, — только вот, золото русское ваше у нас не в цене, красное оно — не в смысле советское, а в том смысле, что слишком большой процент меди в нем, плохо продается, итальянское — совсем другое дело. Да, ты знаешь, такое, желтого цвета.

— Знаю, Лацци…

Я обменял товар на деньги, воплотив теорию Карла Маркса на практике, правда, по курсу «барата» Лацци, теоретически обоснованному мне, с точки зрения макроэкономического процесса рыночных отношений в отдельно взятой стране.

Выйдя из кабинета Лацци, я застал брата за следующим занятием. Фим удерживал двумя руками разъяренного буфетчика, который отправлял наш балык красной рыбы, вместе с бокалами пива в мусорный бак, стоявший рядом с выходом из кафе, при этом громко и грязно ругаясь. Толпа любопытных зевак, плотным кольцом окружившая Фима, демонстративно выталкивала его из «Буфе».

Первый нападавший стал пациентом травматологии после короткого «хука» Фима. Второй — после моего бокового удара правой ноги в челюсть, который я выполнил круговым движением через стойку бара, едва не задев бармена.

— А что еще оставалось делать?

Драка разделилась на два социалистических лагеря — за русских и против. Бились с величайшим упоением, — вперед, за Родину, бей фашистских сателлитов!

Мы, спиной к спине с каким-то мадьяром, отбивались руками и ногами от нападавших защитников Австро-Венгерской коалиции.

— Ты кто? Hogy hivnak? — Тупо спросил я, отбиваясь от очередного нападавшего по левому краю.

— Имрус Добош, фамилия такая, — по-русски ответил он, — военный я, капитан.

Из кабинета вышел Лацци и утихомирил своих соотечественников, громко крикнув: — Stop! Megáll, majd hívja a rendőrséget!

Народ потихоньку стал успокаиваться и расходиться по своим местам, ворча себе под угро-финский нос:

— Этим русским все можно, даже приносить в пивной бар свою тухлую, вонючую рыбу ненавистного красного цвета, после которой хочется выбросить все их бокалы в мусорную урну вместе с янтарной пьянящей жидкостью.

Я вышел на крыльцо бара, где уже стояли Имрус и Фим, о чем-то возбужденно разговаривая.

— Ты как себя чувствуешь, брат, у тебя все нормально? — Спросил я, вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб, — живой?

— Да все нормально, Сева. Чего это они на нас набросились как бешеные собаки? — Выдохнул в темноту ночи Фим, — ну, прямо наци какие-то.

— Это все из-за вашей копченой или соленой рыбины, — утвердительно высказался Имрус, — в Венгрии уважительно относятся только к свежей рыбе, а есть соленую, это все равно, что запивать пивом тухлую собаку, по вашим вкусовым ощущениям.

— Ну и нравы! — Сказал я и спросил Имруса, — а ты как относишься ко всей этой гастрономии?

— Нормально! Я учился в военном училище в Тамбове, и жена у меня русская. Янош Кадар сказал, чтоб мы без русских жен обратно на родину не возвращались. Надо улучшать генофонд нации, — ответил на мой вопрос Имрус, — у нас населения во всей Венгрии не больше, чем у вас в Москве.

Из бара вышел мужчина нашего возраста в костюме и представился:

— Майор Иванов, 20-й отдел госбезопасности, можно просто — Иван Иванович, если что, — и, обратившись ко мне, скомандовал, — прошу в УАЗ господин каратист, 24 часа и вы в Союзе за ваше нетактичное поведение в общественном месте. Пятнаешь честь мундира?

— Родиной пугаешь, майор? — Ответил я, ища глазами автомобиль, — как видишь, я в цивильном одеянии, мундир дома оставил, да и куда мне дальше Дальнего Востока? Логично, Иван Иванович? Дальше, уж точно, не пошлют!

— Можно и погонами поплатиться, если все это, совершенно случайно, выльется в международный скандал? — парировал мою тираду майор Иванов, указав жестом руки на припаркованный джип советского «автопрома».

— В первый раз, что ли? — Буркнул я, вползая во внутреннее пространство железного монстра.

— Брата надо забрать, потеряется — убедительно высказался я.

— Это лохматого субъекта с бородой? — Майор с недоверием посмотрел на Фима.

— Да, это реально мой брат, у него даже паспорт есть, с фотографией, только без бороды, — почти выкрикнул я в спину майора в штатском обличии, — а вашего «аусвайса» я почему–то так и не увидел. Может вы иностранный шпион?

— Ладно, пусть садится в машину, — нервно среагировал на мои горловые извержения майор, — надеюсь, он уже не военный?

Открыв дверку УАЗа, я махнул рукой Фиму, приглашая присоединиться к моему внезапному аресту, и начал пытать майора на предмет конечного пункта назначения, но он твердил только одно:

— В Союз, мой дорогой, в Союз, — ехидно покашливая.

Фим молчал, выпучив свои глазищи на руки солдатика-водителя, лихо крутившие баранку автомобиля. Правая ладонь молодого водителя виртуозно, вслепую, перемещалась с руля на рычаг коробки передач и обратно, вовремя переключая одну скорость на другую, как этого требовали электронные скоростные указатели светофоров, а левая, с неимоверной ловкостью вращала рулевое колесо, заставляя предельно точно маневрировать железным монстром в непрерывном автомобильном потоке. Затем, сконцентрировав весьма глубокую для себя мысль в нейронах головного мозга, и, выполнив конвертирование её в вопросительное словосочетание, Фим хрипло произнес:

— Может, в кафе, заодно и поговорим?

Майор вполоборота повернулся в его сторону, посмотрел внимательно Фиму в глаза и ответил:

— Поговорить можно и здесь, а серьезно поговорить придется в другом месте. Знаешь, меня удивил твой брат — лихо он этому громиле зарядил в табло ногой. Занимался где-то? — Задал он вопрос, повернувшись в мою сторону.

— Было дело, — нехотя ответил я, — в детстве. Друг у меня был школьный, кореец по национальности, научил кое-каким приёмчикам.

В салоне возникла пауза, после которой майор добавил:

— Ладно, хлопцы, отвезу вас домой, не буду портить карьеру твоему брату, говорите адрес. Главное, что не случилось криминала, как в пивной Дьюлафиратота.

— А что там случилось? — Заинтересовался Фим.

— Мотайте на ус, — продолжил майор, — в 1986 году, в июле, три советских офицера по пути со стрельбища отправились в местную пивную. Свою боевую машину БМП они остановили на окраине села. Бойцу наказали охранять ее. В корчме они изрядно выпили и были в таком состоянии, что устроили соревнование — стали мериться силой с местными завсегдатаями пивбара. После того, как победили всех, один из офицеров заявил: «Minden magyar — szar!». Обидевшиеся обитатели корчмы толпой избили пьяных офицеров. Тогда капитан пошел к БМП, завел его и поехал к корчме, чтобы наказать обидчиков. Перед самой пивной БМП, управляемая пьяным капитаном, переехала случайно оказавшегося у него на пути венгра. Капитан по суду военного трибунала получил 8 лет. Вот такая криминальная драма, товарищи военные хулиганы, — закончил своё повествование майор.

— Нет, — задумчиво произнёс Фим, — мы не нападали, герр майор, — мы только оборонялись. Правда, Сева?

— Без комментариев, Фим, — осторожно высказался я.

Квартира, в которой я временно проживал, была в кирпичном трехэтажном доме современной постройки с домофоном и спутниковой тарелкой на крыше. Находился этот дом практически в центре города, не на территории Южной группы войск, и посему, населяли его, как мадьяры, так и русские. Подымаясь за мной на третий этаж по широкой лестнице, Фим, дыша мне в спину, бахвалился:

— Видишь Сева, какой у тебя брат — поговорил правильно, тебя и отпустили.

— Не в тебе дело, Фим, — возразил я, — просто, высылать меня в Союз, значит марать бумагу, рапорта писать о драке в кафе, с международным оттенком, а это самому дороже обойдется. Зачем Иванову, или как его там, все эти проблемы? Так можно и самому на родину загудеть, из «эльдорадо» в мир продуктовых карточек. Сечешь, Фимилиан Контрабандович? Кстати, ты контрабанду не профукал вместе с балыком?

Я, уже открывал входную дверь, когда услышал ответ брата:

— Бабосы у барбосов, товарищ Достоевский, все о’кей…

***

…Мои воспоминания прервал рингтон телефона. Звонил Степаныч, мой друг и одноклассник. Я с тоскою посмотрел на монитор видеокамер, проецирующих 3D-безмолвие заснеженной автостоянки на плоскость экрана, и включил мобильный телефон.

— Привет, Сева! — услышал я знакомый голос, — как ты там, был на похоронах?

— Да, Степаныч, съездил, попрощался с Дашей. Я, когда зашел в ритуальный зал, посмотрел на её восковое лицо, на Ефима с детьми, сидевшего рядом с телом, так жалко их стало, — сидят, как воробышки осиротевшие, даже слеза навернулась. Брат исхудавший и поседевший, с отрешенным взглядом, в «аляске» какой-то, с замызганным воротником, одним словом дед, да и только. Как сложится их дальнейшая судьба? Ума не приложу.

— А ты не ломай голову, Сева, — ответил Степаныч голосом, искаженным до неузнаваемости цифровой сотовой связью.

— Как сложится, так и сложится. Не мы такие — жизнь такая, ничего не поделаешь, все там будем.

— Книгу пишешь, Сева, или забросил?

— Не-е, Степаныч, пишу потихоньку. А что ещё делать? Только и остаётся, ковыряться в собственных воспоминаниях…

***

…Утром я вышел из дома офицерского состава, находящегося на улице Rákosi kerestur utcák, разрешив брату досматривать эротические сны и, в пяти метрах от подъезда, увидел ее. Она шла легкой походкой по тротуару, слегка покачивая бедрами. Легкий ветерок заблудился в её светлых волосах, поигрывая шелковистой прядью слегка подкрашенных волос.

— Вот тварь, — подумал я, — прошла мимо и даже не посмотрела в мою сторону, а позавчера, на «корпоративчике», зажигала как нимфоманка, прижимаясь своими горячими бедрами в танце, руки всё помнят!

Ускорив шаг, я окликнул ее. Она обернулась в мою сторону и остановилась.

— Что, опаздываешь? — Спросила она, — ты же военный, должен раньше нас выйти на построение, или опять вчера где-то зависал?

— Зависал, — ответил я, — и круто зависал в одном местном ресторане.

— Ну, и как? — Спросила она, — а?

— Лучше не спрашивай, чуть на Родину не загремел в 24 часа.

— Круто было?

— Очень! — И, глядя на ее припухшие губы, добавил, — ты тоже, я смотрю, вчера не одними поцелуями баловалась?

— Не твое дело, там, где я бываю, для тебя полный фейс-контроль — рожденный ползать летать не сможет!

— Ясно, — произнес я и, взяв ее под руку, слегка прижал к себе.

— Пошли, что ли, а то опоздаем.

— Пошли, — ответила она, нервно дёрнув предплечьем, но, не очень-то пытаясь освободиться от моего захвата. И мы, в едином тандеме, поспешили на работу в «горячо любимый» УНР.

Пройдя метров двести по тротуару, спустились вниз по эскалатору на станцию метро второй красной ветки Ors Vezer Tere. Через минуту поезд остановился возле платформы. В вагоне я спросил Ладжзу, так звали мою попутчицу и одновременно переводчицу с венгерского языка:

— Что ты собираешься делать сегодня после работы?

— Да так, ничего, вроде бы, — взглянув с интересом на меня, ответила Ладжза.

— Может, вечером встретимся в кафе на территории группы, посидим, отдохнем?

— Я не против, — сказала она, — тем более сегодня свободна от обязательств перед моим бой-френдом.

— А кто этот таинственный бой-френд? — Спросил я, задержав её руку в своей ладони.

— Это не твоего ума дело. Меньше знаешь, крепче спишь!

— Хорошо, значит часиков в семь, или позже?

— В семь, так в семь, — согласилась Ладжза, пробираясь к выходу.

Состав мягко притормозил у платформы возле торгового центра «Sugar» и, растворяясь в толпе, каждый пошел своей дорогой.

Подходя к месту дислокации своей части, я встретил замполита подполковника Сидоренко Петра Михайловича, «Петрополита», как за глаза звали его офицеры в части.

— Здравия желаю, товарищ подполковник, — поприветствовал я его, приложив правую руку к околышу фуражки.

— Здравствуйте, Сева, — в ответ, не по уставу, поприветствовал меня замполит и ехидно поинтересовался:

— Ты случайно не опаздываешь, товарищ старший лейтенант, на службу?

— Случайно нет, — ответил я, — все под контролем, я опаздываю не случайно, задержался по делу.

— Ну, ладно, — неожиданно доброжелательно среагировал на мой словесный каламбур замполит и вкрадчиво спросил:

— А ты, ещё раз «не случайно», знаешь, где старший лейтенант Венеаминов зависает в городе?

— Что? — Спросил я, — случилось что-то?

— Да случилось. Представляешь, начальник отдела кадров отправил его в Союз с волчьим билетом, а он сбежал и где то прячется в Будапеште на блат-хате. Может, ты знаешь где?

— Не знаю, — сказал я, — вообще первый раз слышу это. А что он натворил, бедолага?

— На службу не ходит, где-то «якшается» с мадьярами, контрабандой занимается, золотишком приторговывает — вообще аморальный тип.

«Да… — подумал я, — кто-то слил Лёху с потрохами. Но, с другой стороны, мне-то какое дело, это его жизнь. Торгует и торгует, Родину не продаёт, и то хорошо. А то, что не пошло у него по офицерской линии — это его напряг. Хотя дело попахивает трибуналом, в лучшем случае судом офицерской чести».

— Не знаю, не видел я его, товарищ подполковник, — еще раз утвердительно отрапортовал я, — разрешите идти?

— Идите, — ответил замполит и зашагал, чуть ли не строевым шагом, в сторону комендатуры.

«Вот Лёха, вот чудак на букву «м»!» — Размышлял я, двигаясь к УНРу, — служил бы, да и служил. Осталось всего ничего. В этом году его контракт заканчивается. Пять лет, как в Будапеште. Язык выучил, связями обзавелся. Работает, наверное, где-то у мадьяр, валюту «подымает». Я даже, наверное, знаю, где! Скорее всего, в «буфе» у Лаццы, в бригаде грузчиков. Да ладно, — успокаивал меня внутренний голос, — у каждого свои проблемы, своя контрабанда».

Глава вторая

В Секешфехерваре

«…Демократия не есть нечто данное для всех времен и условий, ибо бывают моменты, когда нет возможности и смысла проводить ее»

«XIII конференция РКП (б)» т.6 стр.7. май 1924 г.

Прав был Иосиф Виссарионович, когда не пускал «совков» за кордон — не может быть истиной демократии в капиталистическом мире. У капиталиста своя демократия, у народа — своя. Ничему хорошему там научиться не возможно, потому, что духом купли-продажи пронизаны не только умы западноевропейские, но и сам воздух наживы и предпринимательства на всех уровнях — от земли до райских облаков. И вот, подул западный ветер перемен в нашу восточноазиатскую сторону, возникла этакая эйфория вседозволенности, и «долларовая скрепка» замаячила в зрачках, расширенных от наркотического состояния с неизлечимым диагнозом — «власть денег».

Совещание на базе ЦМС в Секешфехерваре, куда была приглашена вся командная верхушка УНРа, командир проводил со своими заместителями, начальниками отделов и участков. Что происходило за дубовыми дверьми, не интересовало никого: подчинённые ниже рангом собрались в беседке-курилке и усиленно дымили импортным табаком.

— Где этот майор-спекулянт, мать его итишь? — Слышался громогласный голос командира, полковника Жутина, через открытые створки штабных окон, с применением фразеологических дополнений от мифического суфлёра — тени профессора-русиста. Употребление их в «приличном обществе», считается, с позиции культуры русской речи, недопустимыми, но для раззадоривания народной смуты и усугубления душевного упадка, весьма успешными.

— Где этот бездельник, который продаёт военное имущество частным лицам венгерской национальности налево и направо? Это же надо, продать полковую землеройную машину ПЗМ какому-то фермеру: якобы весьма нужная техника для культивации земель. И эти ненормальные покупают, — недорого, потому-то без торга и берут. Всю службу этого загадочного главного механика разогнать к чёртовой матери, — не скрывая фразеологического просторечия, материлась тень профессора в образе командира.

— Случай в Петфюрдо (Pétfürdő) вспоминаю. Прапорщик-идеалист, опять же мать его итишь, два года продавал местному населению дизельное топливо с хранилищ ГСМ, которые мы же разворачивали из рулонов и монтировали. Вон того начальника участка спросите, в погонах старшего лейтенанта, пожизненного военного строителя. Служба одна, а позиции разные, хотя училище вместе заканчивали, и я уже полковник, а он микрополковник — зато, на какие-то «шиши» у него коттедж под Минском вырос, словно гриб-дождевик. Не скажете, откуда деньги, гражданин Корейко? Немалые деньги, вообще-то, годовая зарплата взрослого буржуина.

— «…Я хочу, чтобы вы, гражданин Корейко, меня полюбили и в знак своего расположения выдали мне один миллион рублей…», — скажу вам товарищ старший лейтенант словами одного из персонажей романа Ильфа и Петрова «Золотой телёнок».

— А причем здесь прапорщик и ГСМ, товарищ полковник? — Услышала голос замполита «Петрополита», наша группа театралов, расположившаяся в ложе партера курилки, как раз напротив мизансцены открытого окна «театра военного абсурда», — мы же его в прошлом месяце отправили в Союз на увольнение с волчьим билетом в виде хреновой характеристики.

— А притом, что этот прапорщик, действовал под командованием нашего «страшного» лейтенанта, — парировал словесную атаку замполита Жутин, — еще неизвестно, чем бы это закончилось, если бы жители поселка не обратились к нашему командованию с просьбой возобновить поставки «солярки» для отопления их жилищ: «Мол, почему вдруг прекратилась ваша братская, „ниже рыночная“ помощь населению Петфюрдо?».

— И, самое интересное, обращение было официальное, на уровне местного сельсовета.

В партере неожиданно раздались продолжительные аплодисменты и закончились после вмешательства замполита, выглянувшего в окно из совещательной комнаты:

— Чему вы радуетесь, военные? Если всех пропустить через «полиграф», выведет он вас на чистую воду, умников, и ваши деяния тоже.

Дежурный по части пригласил офицеров в «ленинскую комнату». Все участники совещания расположились в откидных, скрепленных рядами, по десять штук, креслах, и командир, попросив внимания, зачитал нам историческую справку, для «просветления мозгов», как он любил иногда говорить:

— Варшавский договор (Организация Варшавского Договора, ОВД) — военный блок союзников СССР. Создан 14 мая 1955 в Варшаве на Совещании государств Восточной Европы по обеспечению мира и безопасности в Европе с участием СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, Германской Демократической Республики (ГДР), Польши, Румынии, Чехословакии. В качестве наблюдателя участвовала Китайская Народная Республика (КНР), — заученно-монотонным голосом повествовал нашему сознанию командир, — в апреле 1985 руководители семи стран — участниц Варшавского договора, — подписали Протокол о продлении на 20 лет срока действия оборонительного договора. В июне 1990 на состоявшейся в Москве встрече глав государств — участников ОВД было решено пересмотреть характер и функции организации, придав ей не военную, а политическую роль. Венгрия заявила о своем решении выйти из договора до конца 1991 года. Кто мог предположить, что уже 1 июля 1991 года, в Праге, представителями стран, входящих в ОВД, будет подписан «Протокол о прекращении действия Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи». Организация прекратит свое существование. А с аннулированием ОВД закончится разделение мира на два противостоящих друг другу блока в Европе, возникших в ходе «холодной войны»…

Разборы полетов продолжились до самого обеда. Каждый начальник участка докладывал о своей деятельности за прошедшую неделю, сколько денег освоено и сколько это «весит» в физических объёмах. К обеду все изрядно притомились, и была дана команда — «обед». Офицеры ринулись в кафе с бильярдом, которое находилось тут же на территории части, рядом с ЦМС.

Город Секешфехервар (Székesfehérvár), где у нас в отряде на базе ЦМС проходили субботние офицерские совещания, можно перевести с венгерского, как «Престольный белый град» или по-простому — город белых камней, который находился на расстоянии всего около 70 км к юго-западу от Будапешта. Город расположен между Дунаем и городом Балатонфюред (Balatonfüred), что на северном побережье озера Балатон, этакой большой европейской лужи, в которой полоскалась вся Европа. Эти места и есть сердце Венгрии, и колыбель венгерской государственности. Ведь, именно Секешфехервар, был первой столицей государства Венгерского. Плутая по старинным городским улочкам, иной раз натыкаешься на удивительные сооружения, напоминающие иллюстрации к детским сказкам.

Как нам рассказывал, намедни экскурсовод, город был основан в 972 году, венгерским князем Гезой, и Секешфехервару предстояло сыграть очень важную роль в средневековой истории Венгрии. Его называли городом королей. В базилике Секешфехервара были коронованы 37 королей и 39 королев. В 14 веке считалось, что король является законным правителем страны при соблюдении трех условий: на его голову должна быть возложена корона Святого Иштвана, корону должен возлагать епископ Эстергомский и коронация должна была пройти в Секешфехерваре. Впервые этот обычай ввел король Петер Орсеоло в 1038 году, последним короновался Янош II Жигмонд в 1540 году. В Секешфехерваре были погребены 15 правителей. В средние века Секешфехервар носил название Альба Регия. А в то время, когда город был под властью турок, он назывался Белград.

Еженедельные экскурсии по субботам, которые организовывал для служащих СА профсоюз, был рекомендован и офицерскому сословию с целью познания и привлечения людей в погонах к культурному питию и времяпрепровождению, дыбы, искоренить испитие градусосодержащих разностей в бесконтрольном состоянии, в неизвестном месторасположении. Но эти наслаждения методом познания окружающего бытия были в новинку только первогодкам, недавно прибывшим из Союза. Нам, уже пожившим в мадьярской среде и сносно владеющим разговорным венгерским языком, усиленным мадьярским «Pardon» и немецким «Geben Sie mir ein Glas Bier und eine Packung Zigaretten», стадные экскурсии по историческим местам Венгрии очень быстро набили оскомину.

***

…Пронзив временное пространство, резко прозвучал клаксон автомобиля. Я оторвал взгляд от монитора и выглянул в окно диспетчерской. Возле ворот автостоянки припарковались две «иномарки». В передней машине темно-синего цвета, через тонированное стекло, я с трудом узнал нашу постоянную клиентку и даже вспомнил ее фамилию — Олейникова.

«Да, точно, это она!» — Накинув рубашку на голый торс, я спустился по металлическим ступенькам диспетчерской, и, открыв ворота, подошел к водительской стороне «праворукой японки».

— Добрый день! Вы собираетесь ставить машину на стоянку? — Мои слова мгновенно испарились в воздухе жаркого июльского дня, достигнув наивысшей точки акустического резонанса.

— Да, молодой человек, хочу поставить машину в бокс.

«Молодой человек, интересно?» — Задумался я. — «Какой же молодой? Уже и не помню себя, когда был этаким молодым и прытким юношей? Действительно, не помню, пытаюсь вспомнить, но картинки давно забытой молодости почему-то не воссоздавались в темных закоулках седой памяти».

— Надолго? — Я был немногословен.

— Не знаю. Мне нужно отремонтировать переднюю дверку — убрать царапину, и, главное — заменить шаровую опору, а то не доеду.

— Да, вижу. Где это Вы так умудрились?

— На рынке, где же еще. Когда выезжала из ворот… Понимаете, эта машина оборудована механической коробкой передач, никак не могу привыкнуть, куда и какую скорость включать, и, главное, когда. Всё время ездила на «автомате». А тут машинка приглянулась и внешне, и по цене. Да не то, чтобы приглянулась, просто мне заказали как раз вот такой «Марк-2» и такого же цвета.

— Клиент заказал?

— Да, клиент.

— Вы занимаетесь перегоном автомобилей?

— Что ещё делать одинокой незамужней женщине?

Я посмотрел на Олейникову, оценивая ее с мужской точки зрения, и откровенно, без лести, просто сказал:

— Вы себя недооцениваете. Кстати, как вас зовут?

— Ольга. А Вас как?

— Меня, Сева.

— Очень приятно. И что Вы хотели мне сказать? — Она с любопытством поглядела на меня.

— Хотел сказать, Ольга, Вы, с точки зрения мужчины, довольно-таки привлекательны, и из Ваших уст это как-то странно звучит — одинокая и незамужняя.

— Да? Интересно! И что же во мне такого привлекательного? — Кокетливо поинтересовалась она.

— Не могу так сразу ответить, что именно, но, может быть у меня какой-то другой вкус, испорченный, не знаю. — Я задумался, еще раз оценивая молодую симпатичную женщину, — Вы в моём вкусе!

— Ха-ха-ха, — рассмеялась Олейникова. — и что же в Вашем вкусе такое особенное, что не замечают другие мужчины во мне?

— Откровенно?

— Давайте Сева, откровенно, давайте, говорите уж.

— Ну, во-первых, вы маленькая.

— Что значит маленькая? — Ольга удивлённо вскинула на меня глаза, — я уже взрослая женщина и никакая не маленькая.

— Да, я имею в виду Ваши габариты, опять, наверное, неправильно высказался — Вы худенькая и у Вас стройные ноги.

— Ой, льстец! А что еще?

— Привлекательная: светло-русые волосы и миловидное лицо, которое не портит даже мушка над верхней губой, а очень даже наоборот.

— Всё с Вами ясно, — ответила Ольга, как бы прерывая наш диалог, — так Вы поставите машину в бокс?

— Да, ради бога, конечно поставлю. Я даже Вам могу предложить услугу…

— Какую?

— Мы отремонтируем дверь: подберем краску и закрасим царапину, заменим шаровую опору, а потом приедете за ней и заберёте в лучшем виде. У нас на стоянке в шиномонтажной есть один такой специалист, не буду говорить кто — в машинах разбирается от и до.

— Хорошо, Сева, только у меня ещё одна просьба. Вы можете сами поставить эту машину в бокс? Для меня езда на «коробке» одно мучение?

— Конечно, поставлю, это даже не обсуждается, только ключи оставьте от машины, и я всё сделаю, всё равно тут делать больше нечего. Но вот один вопрос меня мучает…

— Какой, говорите.

— Вы сказали…

— Говорите, уж…

— После Вашего: «говорите», меня мучает уже два вопроса. Первый, почему мы до сих пор не на «ты», и второй вопрос — как Вы поедете от сюда потом, когда мы отремонтируем Вашу машину, с этой самой механической коробкой передач, если Вы ее так невзлюбили?

— Давайте, Сева, поставим все точки над «i»: во-первых, мы с Вами недостаточно знакомы, чтобы переходить на «ты». Хотя, если принять во внимание наши деловые отношения, то можно и на «ты», и, во-вторых, я Вас попрошу перегнать после ремонта машину. Не бесплатно, конечно, если согласитесь.

— И далеко гнать?

— Да нет, недалеко, всего двести километров.

— Ну, двести — это не расстояние, тем более на такой «ласточке». Тогда, Вам нужно будет оставить ключи и документы на автомобиль.

— Не переживайте, когда Вы мне позвоните, что машина готова, я приеду поездом или автобусом и вместе погоним ее обратно. Как Вам такой сюжет?

— Сюжет интригующий и просто захватывающий. Давайте ключи от автомобиля, я загоняю в гараж, а пока зайдите в диспетчерскую и оформите у диспетчера постановку автомобиля в платный бокс. Хорошо?

— Хорошо. И вот ещё, Сева, что интересно. Помните, зимой я оставляла у Вас свою машину?

— Конечно, помню! Я Вас ещё встречал и подвозил.

— Так вот, Вы мне так и не рассказали, что все-таки прыгало на капоте моего автомобиля, не выясняли?

— Выяснил, Ольга. Это прямо какая-то мистика — животное появилось буквально ниоткуда и исчезло в никуда. Вы не заметили, что кроме отпечатков лап на пыльном капоте вашего автомобиля были еще длинные полосы между ними.

— Да как-то не придала значения.

— А я это увидел, долго размышлял и пришел к мнению, что это была огромная крыса.

— Крыса? Фу, какая мерзость! Откуда она взялась и почему она прыгала на капоте?

— Почему, понять можно — грелась от тепла двигателя, пока он не остыл, а вот откуда взялась… Знаете, я расскажу Вам одну жуткую историю. Когда я решил проверить свои умозаключения и выследить это животное, то… Давайте в следующий раз, когда Вы приедете за своей машиной, история довольно-таки длинная.

— Давайте Сева, тем более, дорога будет долгая, наговоримся вдоволь. Но Вы знаете, мне почему-то, после того дня, когда я у Вас на стоянке забрала машину, стали сниться какие-то противные сны. Постоянно стала мерещиться во сне громадная чёрная крыса с огромными печальными глазами, которые мне показались очень знакомыми. Знаете, — я в ужасе! Я узнала по этим глазам свою свекровь.

— Свекровь?

— Да, Сева, свекровь. Я же была когда-то замужем.

— Ага, понятно.

— И что самое интересное, свекровь действительно родилась в год крысы, и у неё реально желтые глаза. Когда я смотрела на неё, вдруг поняла, что всё происходящее в моих снах не случайно, хотя свекровь умерла давно, через месяц после смерти своего сына.

— После смерти сына? Вы хотите сказать Вашего мужа?

— Да, моего мужа, и вот эта крыса мне стала постоянно сниться, особенно ее взгляд, проникающий в душу, с немым укором, как будто я виновна во всей этой трагедии.

— Это какая-то мистика, Ольга. Вы говорите, крыса была чёрная?

— Да, или нет? Я плохо помню, это же было во сне. Пожалуй, нет, точно, она была не чёрная, скорее всего она была седая, но в темноте казалась мне чёрной. Фу, Сева, не хочу рассказывать об этом, ладно? Вот Вам ключ и ставьте машину в бокс, я даже не буду туда заходить, подожду здесь, в диспетчерской.

Я взял у Ольги ключи и сел за руль её автомобиля. Включил зажигание, подождал, пока двигатель сбросит обороты и выжав сцепление перешел на первую передачу. Автомобиль дернулся и плавно покатился по бетонной площадке в открытые ворота кирпичного бокса. Бокс был небольшой по ширине, но довольно-таки длинный, со стандартной сеткой колонн шесть на шесть метров, шириною восемнадцать метров, а в длину и того больше — все тридцать. По центру бокса был проезд для автомобилей, влево и вправо, а между колоннами — стояночные места, ровно столько, чтобы парковать по два автомобиля. Въехав в темное, дышащее прохладой чрево гаража, я припарковал машину сразу возле «въезда-выезда» на единственное свободное место, развернув автомобиль таким образом, чтобы он стоял капотом к воротам, как того требовали негласные правила пожарной безопасности. Затем, выйдя из машины, визуально осмотрел кузов и удовлетворённо хмыкнул — ремонтных работ было немного, можно управиться за один день. Самое сложное — подобрать краску, но это тоже была не очень большая проблема, всё решалось просто: снимается лючок бензобака и в любом автомобильном магазине сопоставляется в компьютерной программе ее отсканированный цвет с каталогом колеров, по которому программа легко подбирает марку нужного окрасочного пигмента. Я постоял немного в гараже, ощутив всем телом его прохладу, и вышел через открытые ворота в знойное пекло воскресенья. Олейникова сидела в диспетчерской и ждала, когда оператор введет данные автомобиля в компьютер и распечатает ей платежную квитанцию.

— Всё, Ольга, машина в боксе, ключи убираю в сейф, завтра займемся Вашей машинкой.

— Да, завтра это хорошо, а то у меня сроки поджимают. Клиент на этой неделе ждет уже свою машину.

— Не переживайте, там работы на день — два. Один день уйдет на то, чтобы найти краску и шаровую опору, а второй день — поставить эту опору и закрасить царапину.

— Сева, Вы сразу мне звоните, я вашему диспетчеру дала номер телефона, он его в компьютер ввел.

— Правильно, мы в компьютер вводим все данные не только о машине, но и данные владельца, иначе программа не будет работать, а также номер телефона и адрес проживания. Так что, я знаю, где вас найти.

— Ладно, мальчики, — Ольга поднялась с офисного кресла и взяла свою небольшую дамскую сумочку «клатч», — поеду я, меня машинка ждет, тоже перегонщик, довезет до дома.

— Да, кстати, Ольга, вот Вы сказали, что Ваша свекровь в образе крысы с укоризной на Вас смотрела — почему?

— Вы знаете, Сева, это весьма длинная и запутанная история, из-за которой начались мои злоключения. Дело в том, что у нас хранилась семейная реликвия, дома, в шкатулке, а потом она исчезла, и мы не могли понять куда она делась.

— И что это за реликвия, осмелюсь полюбопытствовать я.

— Это старинный патриархальный крест из посеребренной бронзы.

— Для истории он имеет какую-то ценность?

— Конечно, имеет, как любой исторический артефакт.

— И как же он у Вас появился?

— Мой отец привёз его из Венгрии, давно, ещё в конце восьмидесятых годов, когда служил там и говорил, чтобы сохранили его, а вот видишь, не уберегли. Понимаете, этот крест особенный — это патриархальный крест, лотарингский, с двумя поперечинами. Его ещё называют архиепископским крестом, и он означает чин кардинала или архиепископа в католической церкви. Но, к тому же, такой крест изображён и на гербе Венгрии.

— Да, наверное, ценная штуковина. А причём здесь свекровь?

— Я как-то высказалась, когда пропал крест, что может быть Алексей взял его для каких-то своих целей, показать друзьям, прихвастнуть. На что она мне ответила: ее сын не вор и не мошенник, и не надо «возводить на него напраслину», очень обиделась на меня. Да, я тоже хороша, промолчала бы и всё, так нет… Ладно, еще раз спасибо, Сева, Вы позвоните мне, пожалуйста, когда машина будет готова. Всё, я поехала, меня ждут, до свидания!

— До свидания, Ольга, до встречи, — ответил я, и галантно открыв двери диспетчерской, проводил ее до машины.

Вернувшись обратно, я посмотрел на молодого диспетчера, на его задумчивую позу, томный взгляд и промолвил:

— Стас, ау, ты где? Возвращайся на землю.

Он, не глядя в мою сторону, спросил:

— Это твоя знакомая?

— Знакомая, — ответил я, — а что, красивая?

Стас почесал затылок и крутанувшись в кресле произнес:

— Вылитая гимнастка, стройная очень.

— Может быть, может быть, — задумчиво ответил я и перенесся в своих воспоминаниях на несколько десятков лет назад…

***

После обеда в кафе и непродолжительного катания бильярдных шаров, офицеры вышли на перекур. Не прошло и получаса, как в городок военного отряда громогласно урча выхлопной трубой, заехал «Фердинанд», так прозвали этот несуразный автобус ЗИС-8, на котором ездила группа оперативников МУРа в телесериале 1979 года — «Место встречи изменить нельзя». Из автобуса вышла симпатичная мадьярочка — Энико, в переводе на русский, её имя означало «олень». Она подошла к командиру и спросила:

— Юрий Константинович, Вы не забыли, что сегодня у нас экскурсия по городу? Плановая, между прочим. Вы сами приказ подписывали. Офицеры все в сборе.

— Спасибо, что напомнила. Я сейчас объявлю.

— Товарищи офицеры, внимание! — Обратился он к присутствующим, — сегодня у нас плановая экскурсия по городу — знакомство с его достопримечательностями, автобус уже подъехал. Дадим водителю 30 минут на обед, этого достаточно. Остальным переодеться в цивильную одежду и на экскурсию, созерцать сей славный город. Кто задумает сбежать, накажу. В части остаются дежурные, дневальные и работники по столовой. Да, чуть не забыл, вторую смену никто не отменял. Начальнику участка, прорабу и всем занятым на монтаже бетонной плиты под 75 квартирный дом, остаться и выполнять задание. Командиру роты вывести людей на объект.

Народ слегка пошумел, но делать нечего и, побрели бедолаги в общежитие переодеваться. Мне переодеваться не нужно было, так как я ходил в морской форме, что давало преимущество перед «зеленкой» — накинул поверх кителя болоньевую куртку, и вот, военный человек приобрел бравый гражданский вид. Черные ботинки с черными брюками могут носить как гражданские, так и военные. Главное, под курткой погон не видно. Военного человека выдает лишь ободок на волосах — своеобразный циркульный след от фуражки, а не количество извилин в сером веществе.

Время у меня было достаточно, и я решил подойти к Энико.

— Привет, Аня! — На русский манер изменил я её имя, что на венгерском означало «мать».

— Что за прихоть такая, ездить на этом «крокодиле» по туристическим местам Венгрии и пугать людей? Ладно, если бы нашего «Фердинанда» выкрасили в приятные глазу цвета, а то никакой фантазии — цвет хаки и всё.

— Не скажи, Сева, — ответила мне Энико, — ваш «Фердинанд» уже сама достопримечательность на дорогах Венгрии. О нём знают и в Будапеште, и в Секеше, и в Балатоне, и в Мишкольцах, в Дебрецене, Эрге, да мало ли где. К вашему главному механику австрияки из киностудии приезжали, просили продать. Если не продать, то обменять на современный туристический автобус. Командование не разрешило, говорят, как мы его на баланс поставим? Незаконно всё это.

— Да, действительно, «Фердинанд» — музейный экспонат, только в фильмах снимать. Я бы поменялся. Или надо было его в аренду сдать австриякам, а у них, на время, взять хороший современный автобус. Никто не хочет заморачиваться. А что, этот наш профсоюз, опять выдумал какую-то экскурсию по городу и опять тебя привлек? Мы этот город вечерами вдоль и поперёк исходили, практически все закоулки знаем.

— Знаю я ваши закоулки, — возразила Энико, — бары, вендегло, «sor, bor, palinka», — так и уедете в Союз незнайками, рассказать нечего будет. А так, хоть фотографии на память останутся.

— Ты знаешь, Аня, — сказал я, — не вовремя ты со своей экскурсией, ох, как не вовремя. Ко мне отец с братом приехали. Я планировал после сегодняшних субботних занятий уехать в Будапешт, чтобы побыть с родственниками — не вовремя всё это.

На что Энико мне возразила:

— Знаешь, ничего. Один вечер побудут и без тебя. У нас будет экскурсия по городу, а затем автобус в полном составе поедет в Будапешт. И ты, часам к восьми вечера, уже будешь обнимать своих родственников. А завтра в воскресенье покажешь им столицу Венгрии.

— Нет, Аня, я всё-таки поеду в Будапешт. Ты не знаешь, когда командир собирается обратно?

— Наверное, скоро, — ответила Энико.

— Вот, а я к нему подойду и объясню ситуацию, да заодно и уеду с ним на командирской «Волге». А в следующую субботу на экскурсии буду обязательно. Поеду туда, куда вы её запланировали.

— В Мишкольцы, — сказала Энико, — там очень интересно, я была. Представляешь, с самой вершины горы, под землей, бежит подземная река и впадает в бассейн, который находится у подножия горы, и по этой реке, в пещерах, сплавляются туристы. Там так красиво и жутко, что дух захватывает. Это надо обязательно увидеть.

— Хорошо, — буркнул я, — буду, увижу, обязательно, непременно.

Не мог же я сказать ей, что у меня на сегодня запланирована встреча с женщиной по имени Ладжза, что на венгерском означало «воительница».

— Папа спрашивает, куда ты пропал, почему не заходишь к нам? — Мило пролепетала Энико, — он собирается скоро ехать в Москву по своим дипломатическим делам, хотел о чём-то поговорить с тобой.

— Зайду, Аня, зайду милая, — ответил я, — лучше скажи ему, пусть ко мне приедет на улицу Ракоши, с отцом и братом познакомлю, тем более он знает где я живу.

Аня многозначительно посмотрела на меня и радостно выдохнула:

— А у меня в понедельник экзамены по русскому языку. Вот так.

— А на базе каких литературных произведений ты изучаешь русскую речь? — спросил я Энико.

— Произведения Достоевского, — ответила Энико, — я же учусь на филолога-русиста в Будапештском университете имени Этвёша.

— А, вот оно что! — Возрадовался я, — так тебе, как русисту, надо ещё и «феню» знать, вдруг на экзамене спросят?

— А что это такое, сленг? — удивленно спросила Энико.

— Да, язык, сформировавшийся на Руси в эпоху средневековья и первоначально использовавшийся офенями — бродячими торговцами. Это язык для общения — «не для чужих ушей», который впоследствии был перенят уголовной средой, — ответил я, — вот, например: «По фене ботал, права качал, по тыкве схлопал и замолчал».

Энико громко рассмеялась:

— Ну, ты дурашка, «буквицы сии зело многочисленны, притом тяжек труд нам разбирать их», — на древнеславянском ответила мне Энико, и мы искренне расхохотались над неожиданной концовкой нашего поединка заумности.

Глава третья

Из Секешфехервара в Будапешт

«Суть не в дороге, которую мы выбираем;

нас заставляет выбирать дорогу то, что внутри нас»

О. Генри

То, что было связано с СССР и его вооруженными силами, исполнявшими интернациональный долг по Варшавскому договору, ушло в забвение, и мало кто об этом помнит. А в восьмидесятых годах прошлого столетия военные просто выполняли свою работу, и следует отметить, очень даже неплохо. В зиму 1986 года, в январе, Восточную Европу накрыл циклон, в буквальном смысле этого слова, завалил Венгрию снегом. По ощущениям, высота снежного покрова доходила до 2-х, а то и до 3-х метров. Теплолюбивые и привычные к мягкой европейской зиме, мадьяры оказались технически неспособными бороться с зимней стихией. Хуже всего дело обстояло с автотранспортными коммуникациями. Население городов было отрезано друг от друга сплошными сугробами на автомобильных дорогах. Железнодорожное сообщение прервано между основными городами. Населённые пункты оказались в полной изоляции от возможности снабжать их продуктами питания. На венгерском горизонте замаячила голодная зима.

По решению командования ЮГВ на все виды мадьярских дорог были выведены сотни единиц инженерной техники. Наши солдаты и офицеры пробивали дороги в снежных заносах, освобождая от зимнего плена людские селения. Доходило до того, что беременных венгерских женщин доставляли в роддомы на БМП. А хлеб с полевых хлебозаводов отвозили в близлежащие селения. И всё это делалось безвозмездно, не за награды — интернациональная взаимовыручка. Сами венгры об этом, наверное, уже и не помнят — они забыли всё это буквально через пару лет. И в девяностых годах советских военных провожали в Союз уже, как оккупантов, на стенах домов, и везде, где было возможно, венгры расклеивали плакаты — затылок с фуражкой и надпись: «Elvtársak, menj haza!».

Коротка человеческая память. И всё же приятно было вспоминать, что среди наших военных в Венгрии были не только дезертиры, плохие водители и спекулянты. Были и добрые отзывчивые люди, готовые на самопожертвование и благородные поступки. И таких было большинство.

Участок европейского маршрута Е71, который соединяет столицу Венгрии — город Будапешт, и административный центр медье (графство) Фейер — город Секешфехервар, необходимо было преодолевать, по правилам дорожного движения по автобану на скорости не менее 100—160 км/час. Однако наш военный ЗИЛ-131 с кунгом, на котором я решился добраться до Будапешта, мог развивать по трассе скорость до 85 км/час, не более. Командирская «Волга» не смогла вместить в себя всех офицеров старшего сословия и мне, как заместителю начальника ПТО, пришлось договариваться со старшим машины, так называемого «Студебеккера», начальником ЦМС, старшим лейтенантом Разумовским.

Я окинул взглядом территорию центральных материальных складов и понял, что молодежь уже уехала на экскурсию, а народ постарше рассредоточился в своих «каптёрках». Разумовского я отыскал в «прорабке» на территории ЦМС, где он со своим помощником, прапорщиком Аусом — эстонцем по происхождению, с загадочным видом что-то готовил на огромной сковороде.

— Вечер добрый вам в каптёрку, — поприветствовал я искусных поваров в военной форме и, втянув носом изумительный запах жареного мяса, спросил:

— По какому случаю сабантуй? И что за вкуснятина у вас готовится на сковороде?

— А вот, — ответил мне Разумовский, — прапорщик Аус отловил на территории базы великолепного кролика, которого мы буквально скоро будем кушать.

— Да, тут этих кроликов видимо-невидимо, — добавил прапорщик, нарезая армейским штык-ножом головку лука крупными кольцами, — под нашими складами на территории столько нор нарыли, что не сосчитать. Вот, под вечер, к ужину, и достаем по одному, — высказался прапорщик, поигрывая ножом, который в его огромных пудовых кулачищах казался просто детской игрушкой.

На столешнице офисного стола находились пара бутылок польской водки «Балтика» и армейская тарелка с нарезанными дольками венгерского сладкого перца.

— Ты что, на экскурсию не поехал? — Спросил меня Разумовский, — тогда прошу к нашему шалашу.

— Спасибо за приглашение! — Я снял фуражку, подошел к столу и нарезал белый мадьярский круглый хлеб, который проще было разломить руками на ломти, чем резать ножом, настолько он был свежим и бесконечно мягким.

— Мне в Будапешт надо, — продолжил я разговор, — только не знаю, на чём добираться? Не хотелось бы с автовокзала ехать. Может, у нас с базы какая-либо техника идет на Будапешт?

— Не переживай, Сева, — произнес Разумовский, — переворачивая распятого кролика на чугунной сковороде, — поедешь на ЗИЛ-131, отвезёте баллоны с кислородом на объект в южную группу, мне как раз старший машины нужен. Возьми с собой накладные на столе, которые я выписал, а пока прошу к столу, перекусим на скорую руку.

Выпив пресловутую польскую «Балтику» и закончив венгерский сливовый самогоном с невыносимым амбре, нас потянуло на разговоры:

— Игорь, — спросил я Разумовского, — а ты помнишь, как сюда приехал служить, ты же более опытный и раньше меня прибыл в Южную группу? В каком году ты приехал?

— Я приехал, дай Бог памяти, — почесал затылок Разумовский, — да, в аккурат в 1985 году, как раз в это время Горбачев ввёл свой пресловутый Указ о борьбе с пьянством, и в связи с этим наш выпускной банкет был весьма ограничен в питие. В Союзе нас очень тщательно инструктировали в вопросах распития крепких напитков, некоторые «политруки» и «молчу-молчу» — это начальник особого отдела, если ты не знаешь. Грозили страшными наказаниями за ослушание и игнорирование решения партии и правительства. Мы, будущие офицеры, надо сказать, весьма волновались. Никто не хотел рисковать будущей карьерой военного. Поэтому наш сабантуй на выпускном прошел достаточно скромно, по сравнению с предыдущими годами, — предался воспоминаниям старший лейтенант Разумовский, прикурив импортную сигарету.

— Затем небольшой отпуск, предписание, Киевский вокзал, и вот, я уже пассажир поезда «Москва-Будапешт». О, этот знаменитый поезд многие помнят — самый веселый поезд министерства путей сообщения. Я ехал со своими однокашниками по выпуску, ну, вы их не знаете. Буквально через пару часов мы собрали в нашем купе — человек десять. Кто это были? Да, молодые лейтенанты со всех вузов нашего необъятного Союза, военные из совершенно разных родов войск. Ребята умные, нагловатые, крепкие и уверенные в себе — будущие карьеристы. Попивали водочку, кушали родительские НЗ, звучала гитара, песни. Родину мы любили одну на всех, независимо от национальности. Хит-парад возглавляла песня Александра Дольского «Господа офицеры, я прошу вас учесть, кто сберег свои нервы, тот не спас свою честь». В соседних купе никто не возмущался нашим поведением, хотя некоторые гражданские лица тоже пировали с нами, — вспоминая, Игорь, сделал паузу и продолжил, — ранним утром мы прибыли в Будапешт под крышу вокзала Келети. Головушка требовала пивка и хорошего сна. Встречали традиционно — военный патруль и пару офицеров из штаба ЮГВ. Практически строем нас провели к автобусам на глазах огромного количества венгров, которые не обращали на строй никакого внимания — видно к этому давно привыкли. В два автобуса с военными номерами набилось огромное количество военных — больше 50 человек. Старший офицер приказал закрыть шторки на окнах автобуса, и мы тронулись в Южную группу войск — в штаб группы. Несмотря на запрет, мы смотрели через окна, отодвинув шторки, на городские пейзажи совершенно другой страны. Великолепной красоты архитектура, иностранные машины, совершенно иначе одетые люди, чем наши сограждане. Возле какого-то здания старинной архитектуры стояла молодая пара и, на виду у всех, застыла в длящемся поцелуе. Для нас это был шок. Молодые женщины, идущие по тротуарам, были одеты в модные джинсы и футболки, под которыми не наблюдалось нижнего белья. Сейчас с улыбкой вспоминаю это, но тогда, был просто потрясен.

Слушая откровения Игоря, я вспоминал свой первый приезд в Будапешт. Прилетев в Домодедово с огромным чемоданом, добрался до Павелецкого вокзала на электричке. Затем выйдя на привокзальную площадь, а я был экипирован в военную форму по полной программе, сразу же был окружён таксистами разных мастей, предлагавших свои услуги. Сев в первое предложенное такси, я сказал водителю:

— До Киевского вокзала.

— До Киевского? — Переспросил меня таксист, — наверное, за границу едете, товарищ капитан?

Для таксистов, как я понял, все военные в морской форме были капитаны.

— Да, заграницу, — ответил я, глядя через лобовое стекло на многорядный железный поток, заполонивший кольцевую магистраль.

— Тогда, вот вам мой совет, — продолжал таксист, уверено перестраиваясь из ряда в ряд, двигаясь по трассе, не сбавляя скорости.

— Мелкие деньги потратьте в Москве, а крупные, номиналом 25, 50 и 100 рублей, разменяйте на червонцы. За границей только наши червонцы в силе!

Последовав совету таксиста, я привел в порядок свой финансовый номинал в необходимое соответствие в привокзальных киосках Киевского вокзала. Получив в военной кассе проездные документы, оплаченные Министерством обороны в направлении столицы дружественного нам государства, я расположился в зале ожидания. Подвергаясь неоднократным проверкам военного патруля, тщательно изучавших мои воинские документы и командировочное предписание, я всё-таки дождался своего поезда «Москва-Будапешт» и, взобравшись в вагон, расположился в купе согласно железнодорожному билету. Со мной в купе ехал в Будапешт седовласый мужчина приятной наружности лет пятидесяти.

— Бела Васс, — представился он — дипломат.

— Сева, военный, — ответил я на его приветствие, — еду к месту службы в Будапешт

— О, отлично! — Сказал Бела, — я выкупил купе полностью, потому, что везу много полезных вещей. Видно произошла какая-то накладка, раз вас подселили ко мне.

— Да, возможно, это несогласованность действий военной и гражданских касс, — высказался я, рассматривая множество красивых коробок, заполнивших полки второго яруса купе.

— Бела, а вы едете в Будапешт домой? Я, так понимаю, вы, не смотря на славянское имя, венгр по национальности?

— Да, вы правильно догадались, Сева, еду в Будапешт, домой. Надо дочку студентку проведать. Я живу в Будапеште, а работаю в Международном инвестиционном банке, в штаб-квартире расположенной в Москве. Мы предоставляем кредиты для развития национальной экономки стран-членов МИБ, это Венгрия, ГДР, Польша, Румыния, Чехия, Советский Союз, и, по-моему, Монголия, если мне не изменяет память.

Так я познакомился с Белой, отцом Энико Васс.

Очнувшись от раздумий, я отказался от предложения Игоря и Ауса пойти в таверну для усугубления веселого настроения, памятуя наши прошлые посиделки с гитарой и прекрасными мадьярками в той злополучной таверне «Ahol a kutyák», из которой нас неоднократно и настойчиво выпроваживал хозяин корчмы, дабы мы не отпугивали клиентов своей военной формой и громогласным песнопением военных маршей под расстроенную гитару. Взяв накладные и поблагодарив хозяев за трапезу, двинул по прямой к грузившемуся кислородными баллонами «Студебеккеру».

***

…Мои воспоминания прервал голос диктора зарубежных новостей по телеканалу «Euronews»: «…и еще одно криминальное событие дня: «Древние артефакты обнаружены в грузовике на границе Венгрии. По оценкам специалистов они могут датироваться девятисотым годом до Рождества Христова, а вся коллекция оценивается в сумму около миллиона долларов», — заявили представители венгерской полиции. — «По данным полиции — это неизвестные мировому культурному сообществу бронзовые артефакты, в том числе: бронзовый шлем, маленькие колокольчики, сбруя, римские монеты и ещё более ста предметов старины. При расследовании установлено, что ни один из обнаруженных предметов не является музейной или частной коллекцией. По мнению экспертов, такое количество артефактов не могло быть обнаружено в могиле Урарту, эти предметы были изъяты из других курганных могильников и, возможно, проданы кладоискателями. Согласно заявлению венгерской полиции, водителю предъявлено обвинение в сбыте краденого. Все найденные предметы старины в настоящее время хранятся в музее изобразительных искусств Будапешта».

«Интересно получается, вот и у Ольги тоже старинный бронзовый крест». — Почему-то подумалось мне. — «Но, судя потому, что он церковный и патриархальный, то у него совсем другая история. Крест, с двумя перекладинами, как геральдический символ, был засвидетельствован в Византии, и был воссоздан на печати крымского города Херсонеса, а потом, позже, он появляется в Великоморавской державе, и ни как символ государственной власти, а скорее, как личный княжеский знак». — Я вспомнил лекции нашего преподавателя по истории искусств. — «После падения Великоморавской державы и перехода земель под власть Венгрии, патриарший крест начинает использоваться в венгерской геральдике.

«Нет, это не геральдический крест «барьбье», — в моей памяти всплыли знания, полученные на лекциях в институте, — «он был известен в венгерском королевстве как символ наследия гуннов и имел совсем другую форму, и не погребальный инвентарь курганов, что на севере венгерской равнины. Патриархальный крест это символ православной церкви, его еще называют католическим крестом кардинала с двумя перекладинами, и отличается от обыкновенного католического креста тем, что по распоряжению Понтия Пилата была введена дополнительная верхняя перекладина, которая представляла собой доску для надписей. Судя по тому, как описала его Ольга, это не лорранский крест, на котором верхняя и нижняя перекладины размещаются на равном удалении от концов вертикали. Откуда, откуда он появился? Скорее всего это «новодел»! Интересно было бы взглянуть на него, если он двухсторонний, то отпечатан ударным прессом с двух сторон, и тогда это точно — «новодел», хотя… Да, вот задачку мне подкинула госпожа Олейникова. Интересно, как её девичья фамилия, может я с ее отцом где-то пересекался в ЮГВ? Может быть, это крест 1864 года и принадлежит какому-нибудь православному церковному братству, возникшему на западнорусских землях ещё в 15 веке супротив принудительной «мадьяризации и окатоличивания» православного населения. Надо спросить у Ольги, есть ли на кресте дополнительная нижняя доска и изображение святых Кирилла и Мефодия? Именно с Византийским влиянием и миссионерской деятельностью Кирилла и Мефодия связано появление патриаршего креста в Великоморавской державе. Да, загадка. Был бы крест сейчас в наличии, можно было показать его какому-нибудь специалисту по историческим артефактам, который смог бы точно определить редкость старинного бронзового изваяния. А может все гораздо проще — это старинный бронзовый крест киотный, старообрядческое «распятие Христово» девятнадцатого века. Старинные бронзовые кресты, старинные складни, иконы производились именно старообрядцами в мастерских-медницах. Их изделия раскупались последователями старообрядчества и ревнителями новой веры, но почитались и теми и другими одинаково, как православные святыни. Вполне возможно, что этот антикварный предмет — старинный подлинный крест, бытовавший в народной среде более ста лет назад, предмет любимый, намоленый, и привезен из Венгрии как сувенир. Я думаю, это никакой не исторический артефакт. Исторические артефакты — это то, что было раскопано в могильных курганах. Но, все равно жалко, что его украли».

Ольга приехала внезапно, когда ее никто и не ждал. И хотя работы, связанные с ремонтом автомобиля были закончены, ещё нужно было немного подождать, пока краска высохнет. Электрический звонок в диспетчерской зазвенел резко и неожиданно, когда она нажала кнопку, висевшую возле входных ворот. Я её проглядел, потому что, как раз в момент ее приезда находился в боксе, направляя мощный поток тепловой энергии прожектора на свежевыкрашенный фрагмент передний дверки автомобиля. Диспетчер проводил Ольгу в гараж, где я заканчивал ремонт.

— Здравствуйте, Сева! — Её голос прозвучал зазвонисто, многократно повторяясь в бетонных перекрытиях бокса. — У Вас тут хорошая акустика, можно даже песнопением заняться.

От неожиданности я выронил из рук баллончик с автомобильной краской.

— Здравствуйте, Ольга! — Взаимно поприветствовал я её. — Вы приехали без предварительного звонка, а я только завтра хотел вам позвонить.

— Мне почему-то показалось, что моя «лайбочка» готова и можно уже её перегонять, хотя, честно говоря, у меня сегодня ещё кое-какие дела в городе незакончены.

— А мне нужен сегодняшний день и ещё ночь, и завтра с утра можно выезжать. Вам придётся где-то переночевать эту ночь.

— Это не проблема — найду гостиницу…

— Зачем искать, приезжайте вечером сюда — я в эту ночь дежурю, и если Вы не побрезгуете, можете переночевать в диспетчерской. У нас прекрасная двухъярусная кровать, так что верхнее место Ваше.

— Спасибо, какой Вы молодец, такой заботливый, я обязательно воспользуюсь Вашим приглашением, а верхняя полка для меня не предмет обсуждения — я в поездах постоянно выбираю верхнюю полку, мне даже нравится — никто не мешает.

— Ну, и ладненько, всё порешали, так что, можете заниматься своими насущными проблемами, а вечером прошу сюда, на стоянку: попьём чайку и вы ляжете спать, а я немного подежурю, дождусь сменщика и с утра поедем. Вы же не против, если я перегоню Вашу машину?

— Нет-нет, Сева, я не против — всё как договорились. Сколько денег я должна за ремонт?

— Знаете, Ольга, почему-то у меня нет желания брать с вас деньги за ремонтные работы, а за новую шаровую опору и баллончик краски надо будет заплатить — я деньги брал из кассы. У диспетчера посмотрите чек, там указано, на какую сумму все это куплено.

— Вы просто душечка, ещё раз Вам большое спасибо! Поеду в город, где тут автобусная остановка?

— Так, подождите, давайте я Вас отвезу, мне всё равно сегодня здесь делать нечего, тем более, что моя смена только вечером, если вы конечно не против.

— Да, я не против.

— Потом, вместе вернёмся обратно, если у Вас, конечно, нет других планов.

— Да-да, прекрасно!

— Тогда идите к машине, Вы ее, наверное, ещё не забыли.

— Это та самая «камри», на которой меня встречали?

— Да, Ольга, та самая — ничего в этом мире не изменилось, а я вымою руки и переоденусь.

Ольга вышла из бокса, открыла дверку машины и села на переднее пассажирское кресло. Я достал чистую ветошь, плеснул на неё из канистры немного бензина и начал тщательно оттирать руки от въевшейся краски, краем глаза поглядывая за Ольгой. Она, надавив на клавишу электроподъемника, опустила тонированное стекло в автомобиле, и, порывшись в сумочке, извлекла «навороченный» гаджет.

Только я уселся на водительское место, как зазвонил телефон. Рингтон моего телефона был звонкий, как у механического будильника. Вздрогнув, Ольга оторвала взгляд от своего гаджета и заметила:

— Сева у вас такой пронзительный звонок на телефоне установлен, что «мертвого разбудит».

— Издержки профессии, Ольга, иногда на дежурстве засыпаешь и громкий звонок просто необходим. Сейчас одну минуточку отвечу: «Алло, говорите слова, только хорошие, я внимательно слушаю».

— Сева, привет! Ты на службе? — Я узнал голос Степаныча.

— Да, на службе, вернее, вечером заступаю, а сейчас мне нужно съездить в город по просьбе одной миловидной дамы.

Ольга посмотрела на меня и улыбнулась.

— Я тебя поздравляю! Наметились какие-то сдвиги в холостяцкой жизни?

— Степаныч, какие там сдвиги, работаю с клиентом, вернее с клиенткой.

— А как зовут твою клиентку? — Голос Степаныча заметно оживился.

— Что значит, как зовут?

— Ну, имя у твоей клиентки хотя бы славянское или опять, как всегда.

— Степаныч, ты меня ставишь в неловкое положение. Я сейчас не могу говорить, — добавил я шёпотом.

— Ладно, Сева, давай, пока, я тебе потом перезвоню.

— Будь здоров, Степаныч, удачи! — Я выключил телефон и положил его в нагрудный карман полупрозрачного батника. — Ну что, Ольга, вперёд и с песней?

— Давайте поедем, а песни кто будет петь — Вы?

— О, нет, я лучше включу магнитофон. У меня есть прекрасные записи Хворостовского. Вы любите классическую оперу?

— Я, оперу? Не знаю, мне почему-то больше нравится Меладзе.

— Меладзе у меня нет, хотя он мне тоже нравится, а вот Хворостовского послушаем.

Я завел двигатель, включил музыку, и мы медленно выкатились за ворота стоянки.

— Теперь я весь в вашем распоряжении, говорите, куда ехать.

— Мне нужно на автомобильный рынок, хочу посмотреть ценник на японские автомобили.

— Ёлы-палы, как я сам не догадался. Ваше увлечение автомобилями это хобби или бизнес?

— Какое это может быть хобби, конечно, бизнес, единственное, на чём можно сегодня реально заработать. Перепродажа автомобилей, оформление страховки, перегон до места назначения — вот тот небольшой перечень услуг, которыми я, как индивидуальный предприниматель, занимаюсь.

— О, так Вы индивидуальный предприниматель?

— Сева, давай без иронии.

Я вдруг почувствовал, что Ольга непроизвольно пытается перейти на «ты».

— Я нисколько не иронизирую, наоборот, считаю, что это здорово, когда у человека есть предпринимательская жилка.

А что, у Вас её нет?

— Знаете, Оля, — я тоже попытался максимально упростить наши взаимоотношения, — она у меня была и довольно-таки серьезная. В своё время, я занимался очень крупными проектами, даже состоял учредителем в одной небольшой частной компании, но это было давно, ещё в девяностые годы.

— И чем занималась компания? — Продолжала пытать меня Ольга.

— Занималась оптовыми поставками, так сказать, продуктов питания, используя все виды наземного, воздушного и морского транспорта. Но это в прошлом. Компания ликвидирована, деньги «попилены», а соучредители разбежались, кто куда, в основном на запад России.

— А ты, Сева, остался здесь? — Ольга опять попыталась, как бы невзначай упростить отношения.

— Да, я остался здесь, может быть, поднакоплю деньжат и уеду в Анапу — к солнцу, к морю, на горячий песочек, не знаю. А пока, у меня внутри полная апатия ко всему этому частному бизнесу и предпринимательству.

— Что так, Сева?

— Да, вот, как-то так, Ольга. Ладно, не будем отвлекаться, едем на рынок.

— Хорошо.

***

Выехав за ворота ЦМС на трёхосном ЗИЛ-131, управляемом сержантом срочной службы, мы проехали мимо нашего военного отряда, который располагался слева от дороги и стихийного футбольного поля на поляне справа. Дорога повернула вправо и тут же, с правой стороны, открылся вид на знаменитый венгерский завод, изготавливающий автобусы марки «Ikarus».

— Когда-то в годы войны, — повествовал я водителю, — здесь немцы собирали свой самолет «Мессершмитт». Кто-то говорил, что если посмотреть на завод с высоты птичьего полета, то в плане, он похож на фашистскую свастику. Основан завод в 1895 году Имре Ури в Пеште, как каретная мастерская. В 1920-х годах началось производство автобусных кузовов. В 1933 году дело перешло к сыновьям, и фирма стала называться «Братья Ури». Во время второй мировой войны они выпускали самолёты, ремонтировали автомобильную технику для вермахта, а после войны — для Советской армии, — продолжил я экспромтом политинформацию.

Далее мы проехали мадьярскую корчму «У собаки», расположенную слева от дороги, которую посещали в основном прибывшие из Союза военные. Она называлась так, потому что во дворе таверны был выстроен вольер, в котором хозяин выращивал собак, может быть, даже на продажу. Остановившись у небольшого частного магазина самообслуживания, я взял пару пачек солёной соломки в дорогу для водителя, для себя же массовое венгерское пиво «Kőbányi», одноимённое с названием водохранилища и пивного завода в Будапеште, выглядевшего, с массивными колоннами и арочными сводами, как настоящий храм.

Мы выехали наконец-то на автобан Секешфехервар — Будапешт. Наш «Студебеккер» двигался по самой крайней правой полосе с максимальной скоростью 60 километров в час. И не смотря на то, что дорожные знаки предписывали езду по автобану не менее ста километров в час, мы упорно двигались с этой постоянной крейсерской скоростью. Вследствие этого, все крутые дорожные подъемы наш грузовик, гружённый кислородными баллонами, преодолевал по специальной полосе для тихоходов. На горизонте дорога сливалась с ярко голубым, без единого облачка, небом, воздушное марево которого в точке соприкосновения с полоской горизонта оставляло ощущение какой-то нереальности от знойного пейзажа. Строго через километр вдоль дороги были выставлены километровые знаки, возле которых располагались небольшие, с прозрачным верхом, ящички канареечно-жёлтого цвета, внутри которых виднелись квадраты кнопок металлического телефона.

— Что это? — Спросил я у Миклоша, так звали водителя грузовика.

— Вызов службы спасения, — быстро среагировал Миклош на мой вопрос.

Он был призван в советскую армию из Фанчиково — села в Виноградовском районе, что находилось недалеко от Ужгорода. В его семье мама была мадьярка, а отец русский, поэтому он свободно говорил на обоих языках, но вот писать ему грамотно удавалось только на русском. Его знанием венгерского языка пользовались практически все офицеры отряда, когда ходили в кинотеатр «Будапешт» на премьерные смотрины нового фильма «Горец». Миклош, на этих просмотрах слыл отличным переводчиком, «a tolmács», если говорить по-венгерски, хотя в фильме про драку на мечах, переводить особенно было нечего.

В районе автомобильной развязки между населёнными пунктами Кишфалуд и Динньеш, у нашего железного монстра начало слегка троить двигатель, и Миклош решил не испытывать счастья на автобане, а проложил курс по старой дороге на Будапешт, которая проходила через Агард, Гардонь, Веленце, вдоль железной дороги. При подъезде к Мартонвашару, двигатель грузовика громко чихнул и грузовик, прокатившись по инерции, остановился.

— Бензонасос полетел, — уверенно заявил Миклош, — всё, приехали!

— Попробуй съехать с дороги и доехать до площадки, вон к тому кафе, — сказал я Миклошу и показал рукой направление.

— Попробую на аккумуляторе, — ответил водитель и, включив первую передачу, повернул ключ в замке зажигания. Стартер начал проворачивать двигатель и грузовик, дергаюсь как паралитик, рывками допрыгал до стоянки возле кафе.

— Ну, вот, займемся непредвиденным ремонтом, — посетовал Миклош и, потянув на себя рычаг, открыл капот автомобиля.

Он снял бензонасос, открутил его и сквозь зубы процедил:

— Как я и предполагал, трещина в мембране насоса и заменить нечем. Нет у меня такой бензостойкой резины, чтобы вырезать новую мембрану.

— Думай, — сказал я ему, — ты же водитель, а не просто наездник.

— Да, тут думай не думай, нужна резина, другого варианта просто нет. Миклош собрал бензонасос в обратном порядке и установил на прежнее место.

— Слушай, а если нам бензин как-то изловчиться и подать прямотоком в карбюратор? — высказал я ему неожиданно пришедшую в голову идею.

— Мысль хорошая в нашем положении, — ответил Миклош, — но, это нужно, ха, открутить бензобак и поставить его выше карбюратора, например, на кабину и как-то закрепить его, да ещё вывести трубочку, скорее даже тонкий шланг из бензобака прямотоком в карбюратор.

Другого варианта не было, и мы, открутив бензобак, смонтировали его на кабину.

— Всё, — сказал мне Миклош, — дальше я сам всё сделаю, а вы, товарищ старший лейтенант, пока отдохните.

— Хорошо, отдохну. Пойду, разведаю, что это за кафе.

Я вошёл в сумрачное чрево местного вендегло. Как только глаза привыкли к темноте, двинул к стойке бара и заказал себе стакан водки, произнеся фразу по-венгерски:

— Adj örömet egy pohár orosz vodka! — и добавил фразу по-немецки:

— Und eine Packung Zigaretten «Sopiane».

После первой фразы на венгерском языке бармен только поднял на меня глаза и, не торопясь выполнить просьбу клиента, продолжал протирать бокал бумажной салфеткой. Но после второй фразы, произнесённой мной на немецком, с лающим акцентом, всё его тело встрепенулось, и он, откупорив бутылку водки «Столичная», с некоторым удивлением, налил мне полный двухсотграммовый стакан, положив передо мной пачку сигарет. Никогда не видевший в своей жизни военных в черной морской форме, он спросил меня:

— Barátom, azt mondják, hogy katonai egyenruhát viselt rád?

— SS Division — «Totenkopf», — ответил я ему.

Он изумлённо посмотрел на меня и недоверчиво улыбнулся:

— Tengerész, — продолжил бармен, — Ez egy vicc?

— Árok tengerész, продолжил шутку я и, глядя в смеющиеся глаза мадьяра, залпом опрокинул содержимое стакана в себя, после чего, поставив стакан на барную стойку, с шумом выдохнул из себя воздух, зажав нос большим и указательным пальцами левой руки.

— О! — Только и смог выдавить из себя бармен возглас восхищения, а из темноты зала кафе послышались негромкие аплодисменты.

Я, рассчитавшись с барменом, пожелал отдыхающим удачи и вернулся к нашему железному монстру.

Наш автомобиль действительно напоминал какого-то «апатозавра — обманчивого ящера», с огромным бензобаком на верху кабины и с бензостойкой прорезиненной трубкой, идущей прямотоком в карбюратор двигателя.

— Миклош, мы действительно доедем до Будапешта? По внешнему виду это трудно предположить.

— Стопроцентной гарантии дать не могу, — сказал он, — но я думаю, что на трассе наш «бронтозавр» вызовет гомерический смех.

— Ну, не будем предугадывать события, главное, чтоб не истерический хохот, поехали.

Немного ослабив зажим на бензопроводе, Миклош смочил ветошь бензином, тщательно протёр руки и повернул ключ зажигания. Двигатель взревел, а потом, несколько раз чихнув, заглох.

— Надо отрегулировать подачу топлива, — сказал Миклош. Сняв солдатский ремень, с начищенной пастой ГОИ латунной бляхой, положил его на сиденье и, выпрыгнув из кабины, пошёл регулировать зажимом подачу топлива в карбюратор.

— Чтоб не переливало, — сделал он поистине мудрейшее замечание и, сев в кабину, снова завел двигатель.

Двигатель завелся более-менее равномерно. Выжав сцепление и включив первую передачу, Миклош направил грузовик к выезду на трассу. Включив правый поворот и пропустив мчащиеся на огромный скорости микроавтобусы и легковые автомобили, он осторожно, буквально выполз на автобан в самый крайний правый ряд. И о чудо! Мы поехали, вернее, поползли по шоссе. Мимо нас пролетали иномарки, притормаживая и показывая всевозможные жесты, используя различные конфигурации пальцев: от популярного «о'кей» до неприличного жеста с фаллическим символом. Внутренне нас это поначалу очень напрягало, а затем, когда возле нас притормозил черный «Opel» и в кабине пассажиры захлопали в ладоши, а некоторые иностранцы дружески заулыбались, показывая большой палец правой руки ногтем вверх, мы успокоились и даже пошутили:

— Вот что значит русская смекалка, с ней, советский боец нигде не пропадет.

Эх, как медлителен путь домой, как быстро и неумолимо летит время.

Проезжая населённый пункт Барачка, мы остановились на трассе и утолили голод персиками, растущими вдоль дороги. Набрав их про запас, въехали в Мартонвашар. Всего в 30 километрах от Будапешта расположен этот городок с населением, чуть больше пяти тысяч человек. Главная местная достопримечательность его — замок Брунсвик, принадлежавший раньше семье Брунсвиков, построенный в 1773—1775 годах и в конце XIX века перестроенный в английском неоготическом стиле. Замок славен тем, что гостем Брунсвиков не раз был Людвиг ван Бетховен, и его произведения, такие как «Аппассионата» и «Лунная соната», были вдохновлены пребыванием в Мартонвашаре. В нескольких помещениях первого этажа замка был устроен маленький Бетховенский музей.

Из Мартонвашара по улице Будай мы въехали в окрестности Будапешта — район Обуда, что на венгерском языке означает Старая Буда. Обуда — это самый старый район Будапешта. До 1873 года — северное предместье Буды, до XIII века оно и было Будой, а ещё раньше — Аквинкумом. Первые поселения на территории Обуды появились ещё в каменном веке. Римляне в I веке до н. э., оценив по достоинству местные горячие источники, построили здесь Аквинкум — столицу провинции Паннония. От I века н. э. в Обуде сохранилась Стела Веспасиана.

Глава четвёртая

Танго вдвоём

Все уверены, что суть танго — это… только секс…, но они глубоко заблуждаются…

Энрике Сантос Дисcеполо

(поэт, композитор, актер и драматург).

Миклош, со знанием всех перипетий будапештских дорог, направлял автомобиль по незнакомым мне улицам с единственной целью, как можно скорее добраться до места назначения, строящегося объекта — цитадели южной группы войск, куда мы везли кислородные баллоны. Незаметно для самих себя, мы въехали в пригород Будапешта. Слившись с автотранспортным потоком и проехав мост через Дунай, Миклош свернул на дорогу, ведущую в район Матиашфельд (Mátyásföld), где и располагался наш объект рядом со штабом, в южной группе советских войск.

Этот район Будапешта знаменит тем, что в июле 1974 года, в Доме офицеров, были выступления Владимира Семёновича Высоцкого перед советскими военнослужащими из Южной группы войск, расквартированными вокруг Будапешта. Концерт в окружном Доме офицеров ЮГВ записали на портативный магнитофон из зала. Запись песен пошла по рукам, и у многих коллекционеров фонограмма сохранилась. А ещё, этот район был знаменит тем, что в середине 1970-х годов венгерским скульптором и преподавателем архитектуры Эрнё Рубиком, проживавшим в своем коттедже рядом с южной группой войск, был придуман «магический кубик», более известный как «кубик Рубика».

Через северный КПП мы въехали в расположение группы и повернув направо, остановились под разгрузку у строящегося военного объекта, который был задуман свыше, как секретный автоматизированный военный центр управления с полной автономией жизнеобеспечения. Навстречу нам выбежал из прорабской невысокий коренастый майор в юфтевых сапогах.

— Наконец-то привезли кислород и очень кстати, а то у нас баллоны с пропаном имеются, а баллоны с кислородом уже закончились.

— Вот накладные, товарищ майор, получите и распишитесь, — сказал я и спросил, — а кто будет разгружать машину, мы с водителем ещё не ужинали? Да, и машину надо в гараж отогнать на ремонт, вдруг завтра срочно понадобится.

— Кто будет разгружать? — Переспросил майор, по-видимому, являвшийся начальником этого строительного участка, — здесь бригада у нас на усилении: венгерские солдаты и их командир. Они и разгрузят. Правда, все сейчас в кафе. Сказали, пойдут пивка попьют.

— Как? У них бойцам разрешено на службе пить пиво? — Изумился я.

— Да, товарищ старший лейтенант, у них можно.

— Хорошо живут, — заметил я, — пойду в кафе поужинаю. А вы машину с водителем не задерживайте, ему тоже в часть надо к ужину успеть. Заодно, в кафе найду бригаду мадьярских военных и потороплю их с разгрузкой. Хорошо им служится — в казармах не живут, на службу из дома ездят.

— Нет, — возразил майор, — они в казармах живут, а вот, на субботу и воскресенье, точно, уезжают домой, только дежурные и дневальные по части остаются. Страна небольшая, за четыре часа по диагонали можно проехать на мотовозе: это у венгров такая дизель-электричка.

— Всё, будьте здоровы, я пошел ужинать. У меня, кстати, как бы ещё, встреча запланирована сегодня в кафе, чуть не забыл. До свидания!

Я развернулся на 180 градусов и направился в офицерское кафе, которое находилась рядом через дорогу. Кафе это было доступно практически не только для офицеров, но и для гражданских лиц, которые жили в группе и вокруг группы в пятиэтажных панельных домах, привезённых из Союза и собранных здесь, по месту, военно-строительными отрядами. Когда я поднимался по ступенькам на открытую веранду кафе, перед моим взором открылась удивительная картина — за несколькими столами сидели венгерские солдаты, во главе с моим бывшим знакомым по происшествию в кафе, капитаном Имрусом Добошом, и пили пиво.

— Добрый вечер, Имрус, — поздоровался я с капитаном, — рад тебя видеть! Что, к нам на усиление прислали?

— Да, сегодня я у вас со своими солдатами на стройке помогаю. Работа не пыльная: загрузить-выгрузить, отнести-принести, отойти и не мешать. Присаживайся Сева с нами, выпей пива.

— Спасибо, Имрус, за приглашение, я не могу, у меня здесь встреча. Пойду, пройдусь, гляну, за каким столиком я сегодня буду ужинать в обществе одной симпатичной мадьярочки.

— Сева, а ты ловелас! Ну, да ладно, не буду тебе мешать.

— Что значит, мне мешать? — Возразил я Имрусу, — ты бригаду отправь разгружать: там машина пришла с кислородом, и присоединяйся к нам — посидим, отдохнем здесь в кафе. Тут хватит и на тебя одиноких женщин.

— Хорошо, Сева, пойду, организую работу и подойду.

Он скомандовал своим солдатам подъем, и они всей бригадой ушли в ту сторону, откуда только что пришел я.

Прогуливаясь вдоль столов, расположенных на веранде кафе, я увидел Ладжзу в компании знакомых мне офицеров и совершенно незнакомых, вновь прибывших в группу вольнонаемных дам — «вольняшек». Подойдя к ним, я воскликнул:

— Ба, знакомые все лица и не знакомые тоже!

— Привет Сева, — поздоровался со мной, разыскиваемый нашим замполитом, Лёха Вениаминов.

— Ты как оказался здесь? — Спросил он меня, — вроде все наши офицеры ещё не приехали с экскурсии из Секеша.

— Вот, зашёл поужинать, увидел вашу развеселую компанию и решил присоединиться.

— Прошу к столу, — сказал Алексей и, приподнявшись, взял и пододвинул свободный стул от соседнего столика.

— Здравствуй Сева! — Поздоровалась со мной Ладжзу, — а ты, я смотрю, человек слова — обещал прийти, вот и пришел.

— Да, я не просто человек слова, я его хозяин: захотел — дал, захотел — взял.

Мы посмеялись, и я расположился за столом с приятной мне, на сегодняшний вечер, компанией.

— Знакомься, Сева, — сказал мне Вениаминов, — это Лена, работает в госпитале в Секешфехерваре, а это её подруги, медсестры — Надя и Марина. Они — женщины свободные, не обремененные погонами, поэтому могут позволить себе ходить, куда хотят и когда хотят. У них даже есть подруги в венгерских семьях.

— Сева, военный, служу здесь, — поздоровался я с Леной, Надей и Мариной.

На столе хаотично стояло: тарелки с сосисками «Дебрецене», хорошее пиво и изысканное вино «Оран Бык», радующее око, на краю стола лежала открытая пачка сигарет «Фечке».

Я взял свой стул, вставил его между Ладжзой и Лёхой, попросив последнего немного подвинуться. Получилось так, что я расположился в аккурат между Вениаминовым и Ладжзой. В это время к нашему столику подошёл Имрус с бутылкой вина «Старый замок».

— Друзья, — сказал я, оторвавшись от стула, — хочу представить вам моего друга и капитана венгерской армии Имруса Добоша. Его имя по-венгерски означает «ударник в работе», прошу любить и жаловать.

— Здравствуйте, — поздоровался со всеми Имрус.

— Jó napot kívánok! — Ответил ему по-венгерски Лёха и протянул руку для приветствия.

Лёха у нас слыл знатоком венгерского языка, так как прослужил в Венгрии почти пять лет. Имрус пожал всем офицерам руки, поставив бутылку белого вина на стол и, воспользовавшись моим советом, взял стул возле свободного соседнего столика, и подсел к нам. Вениаминов завладел инициативой проведения международной встречи, взявши протокол под свой контроль: он был славный малый, завсегдатай баров и ресторанов и прекрасный тамада.

— Дорогие друзья, — начал Лёха, — я хочу поднять бокал за дружбу доблестных советских вооруженных сил с доблестным венгерскими вооруженными силами в лице нашего офицерского сословия, а также выпить за прекрасных дам — Ладжзу, Елену, Надежду и Марию. И по этому поводу хочу сказать тост:

— Наше життя — довга дорога, брати! — Начал свой тост Лёха, перейдя на украинский язык.

— Коли ти молодий, вона здається нескінченною, а ти живеш з відчуттям, що у тебе все попереду і що у твоєму розпорядженні багато часу, так багато, що навіть не знаєш, як його використовувати і чим заповнити. — Лёха окинул взглядом всех присутствующих и продолжил:

— На схилі життя, коли велика частина цієї дороги вже пройдена, ти озираєшся назад і бачиш, що роки пролетіли, як одна мить. Усвідомлюєш, що часу у тебе було не так вже й багато, а залишилося зовсім мало. — Лёха сделал паузу, поднял над головой бокал с вином и громкогласно закончил:

— Так вип'ємо ж друзі мої за те, щоб наше життя, віднімаючи молодість тіла, повертала молодість душі!

Все присутствующие за столом, и те, которые поняли, и те, которые не поняли тост Алексея, захлопали в ладоши. Встав и подняв бокалы, начали «чокатися келихами», как говорят в Украине, со словами «Az egészségre!».

Сидящие за столом дамы увлеклись Имрусом и наперебой задавали ему каверзные различные вопросы: Лену интересовало, где он работает, Надю интересовали его увлечения, а Марина выспрашивала Имруса, — женат ли он, и какова его семейная жизнь. Имрус был довольно-таки интересный собеседник. Он рассказал о своей службе в мадьярской армии, где он живет, и кто у него жена. Но первый вопрос ему задала, конечно, Марина:

— Имрус, скажи мне, пожалуйста, только честно, а ты в настоящий момент женат, или разведенный? Я вижу у тебя обручальное кольцо не на правой, а на левой руке?

— Марина? Правильно я назвал твоё имя — ты же, Марина? — Обратился к Марине Имрус. — Я женат. У меня жена русская и зовут её Тамара. Она работает в книжном магазине в центре города, вы, наверное, знаете этот магазин. В нём, в основном, продаётся русская литература, кстати, там есть очень интересные книги, которые у вас в Союзе не печатают, запрещают.

— И какие это книги, — оторвавшись от бокала вина, задала Имрусу вопрос Лена, — какие книги у нас не печатают?

— Я знаю, что в магазине сейчас, Тамара мне говорила, появились новые издания, Высоцкого, — например: одна книга небольшая, там ещё на обложке кассета магнитофонная изображена, а вторая побольше — сборник его стихов.

— Да, я знаю, — встрял в разговор Лёха, — я видел одну из них, ту, на которой кассета на обложке. Вот, жалование получу, и куплю, обязательно — увезу в Союз.

— А еще какие там есть книги? — разговорилась Надя.

— Там есть интересный трехтомник о Сталине, я его не листал и, как он правильно называется, не помню, но у вас, в Союзе, такого точно нет.

— Интересные вещи рассказываешь, — вступил в разговор, молчавший до этого друг Алексея Вениаминова, капитан Анатолий Вершин. — и где же находится сей замечательный книжный мир?

— Вы знаете, где находится улица Вацы? Улица Ваци в Будапеште, это одна из пешеходных зон города.

— Ну, примерно, — ответил Анатолий.

— Её пересекает улица Максима Горького, — продолжил Имрус.

— Да, знаю! — Воскликнул Лёха, — прогуливался там не раз.

— Вот, на углу этих двух улиц и находится магазин русской книги, кстати, там не только русские покупают книги, я как-то встречал там и немцев, и шведку одну — бабку старую, искала что-то из Достоевского.

— Сева, а ты знаешь, где этот магазин? — Спросила меня Ладжзу.

— Знаю, — сказал я, — был там однажды с Ирэн и даже нарвался на какую-то англичанку, которая мне сказала, вернее, упрекнула меня в неграмотности:

— Вы интеллигентный человек и должны знать не только свой родной язык, но еще и пару иностранных, чтобы мочь общаться с другими людьми.

— А чего это вдруг она к тебе пристала? — спросил меня Лёха.

— А вот, пристала, я её о чём-то спросил, думал, она русская, а она мне по-английски: «Кто вы, молодой человек?» Ну, я решил блеснуть знанием английского языка и ответил ей: «Military engineer builder!», на что она мне сказала, что я очень сильно коверкаю её родной язык, и мне надо учиться и работать над собой.

— А она в чём-то права, — сказал Имрус, — в Европе просто необходимо знание других языков. Вот мы с Тамарой: у нас общий язык венгерский и русский. Она знает английский, я знаю немецкий, непроизвольно учим друг друга. Она меня — английскому, я её — немецкому. Зато как здорово, когда мы смотрим телевизионную программу, если «Super channel» Тамара переводит мне с английского, если «ein Satellit» — я перевожу, оба довольны. Вот так и живём, скучать не приходится.

— Да, в Европе уже спутниковое телевидение повсеместно, — отметил я, — у меня на крыше дома огромная тарелка смонтирована и каналов телевизионных тьма.

— А что за тарелка? — Спросил Лёха.

— Коллективная, не то, чтобы на наш дом, на целый микрорайон вещает. Я с «МузТВ» клипы на видеомагнитофон пишу ежедневно. Привезу в Союз, продам оригиналы или сам буду писать копии на продажу, когда куплю пару «видиков». Мало ли что, вдруг уволят с армии, будет чем заниматься.

— Имрус, а что насчёт кольца обручального, почему ты его носишь на левой руке? Или на людях — разведён, а дома, перекинул на правую руку и снова женат? — Повторила свой каверзный вопрос Марина.

— Нет, Марина, я не Жигало. В Европе, — сделал многозначительную паузу Имрус, — обручальное кольцо носят со стороны сердца.

Надя с Леной по-детски захлопали в ладошки.

Имрус встал из-за стола, извинился, что не может продолжить беседу, потому, что он человек семейный, и его ждет дома жена. Пожал руку всем сидящим за столом мужчинам, мою руку он придержал в своей и сказал:

— Сева, а тебя я жду в гости. Приходи, можешь с братом, мы с женой будем рады.

— Подскажи адрес, Имрус, — спросил его я,

— Адрес простой, запоминай — микрорайон «Сказка», дом 4, корпус 3, квартира 29. Только, позвони по домофону, чтобы я мог тебя впустить. У нас в доме зона безопасности, можешь застрять, мне придется тебя вызволять.

— А что это за зона безопасности?

— Ну, это две входных двери, а между ними коридор метра три. Я должен открыть первую входную дверь, впустить тебя, а когда первая дверь закроется, я должен открыть тебе вторую дверь. А то, поначалу, были случаи — некоторые мои друзья чуть ли не ночевали в этом коридоре, когда уходили от меня. Я дверь одну открою, а они замешкаются, дверь и захлопнется. И вот сидят и не знают, как до меня достучаться, пока, кто-либо из жильцов не выпустит. Ладно, Сева, еще раз спасибо за компанию и до свидания. Надо бойцов в часть отвести.

— Пока, Имрус, привет жене! — Попрощался я.

— Viszlát, Imrus, — сказала ему Ладжза, — Örültem, hogy találkoztunk!

Я окинул взором кафе, то бишь, интерьер, с красиво выполненными потолочными квадратами пластика, в углублениях которых располагались точечные светильники по периметру колонн бронзового цвета римского дорического ордера. Слева, с торца помещения, расположился бар, обшитый панелями под темное дерево. Бар был выделен в планировке кафе, как отдельное помещение с длинным прямоугольным проемом, за которым располагался бармен, стеклянная витрина с множеством бутылочек в красивых этикетках и хромированный разнос с фужерами и стопками. Перед баром я не увидел крутящихся барных кресел. Видимо, этот бар задуман для того, чтоб подойти, заказать что-либо, и свой заказ забрать с собой, к своему столику. Кафе было выполнено в виде открытой веранды и между колоннами не наблюдалось никаких оконных импостов, а взор приятно ласкал антураж из деревьев и кустарников сада с изумрудной свежестью листьев.

Я перевел взгляд на Ладжзу. Она была весьма привлекательна в своём чёрном платье с широкими белыми полосками. Приблизившись к ней, лукаво спросил:

— А почему это, мы сегодня такие красивые?

— Как это почему? — ответила Ладжза, — ты пригласил меня на свидание, не могу же я прийти замухрышкой.

Я ещё ближе подвинулся к Ладжзи: из-за громких разговоров и смеха за нашим столом, практически неслышно было то, что она мне отвечала.

— Ладжза, — сказал я с нарочитым акцентом, — это кафе не есть место свидания — это кафе есть место разлуки. Я предлагаю потихонечку отсюда исчезнуть, и появиться в другом, более романтичном месте и, желательно, наедине.

— Может, переберемся в «Autosbar»? — Ладжза, взяв меня за руку, посмотрела в глаза.

Лёха, услышав знакомое слово «Autosbar», непроизвольно дернулся всем телом и, повернувшись к нам, спросил:

— Что, вы хотите переместиться в «Autosbar»? Там классно! Я был несколько раз. В нём отдельные деревянные столы и диваны, по четыре места, друг против друга, мы как раз все поместимся, — и, повернувшись к веселящейся молодёжи, сказал, — господа, предлагаю продолжить отдых в «Autosbar». Кто за? Здесь рядом, можем пешком прогуляться.

Народ загалдел, и Леночка высказалась вслух:

— Да-да-да, идёмте в «Autosbar», там мы будем без назойливых соглядатаев, а то, здесь столько знакомых, что невозможно расслабиться и хорошо повеселиться.

Я, обняв Лёху за атлетические плечи, придвинулся к нему и на ухо прошептал:

— Езжайте в «Autosbar», а мы с Ладжзой пойдем в другое место — у нас романтическое свидание.

Лёха изумленно посмотрел на меня, потом на Ладжзу, затем, в его голове что-то сложилось:

— Ты хочешь сказать, что оставляешь на меня одного всю эту женскую бригаду?

— Да, Лёха, да! Я уверен, что ты справишься, не дашь слабину, а у нас немножко другие цели и задачи. Мы хотим потанцевать и побыть наедине, а в «Autosbar» можно только пить и говорить.

— Не только, — сказал Лёха, — ещё и курить.

— Ну, да — пить, курить и говорить, причём одновременно, — дополнил я, — поэтому мы с Ладжзой исчезаем из поля зрения — уходим тихо, по-английски, не прощаясь.

Хорошо Сева, — сказал Алексей и, повернувшись всем телом к остальному «people», громко объявил: — дамы и господа, леди и джентльмены! В данный момент нас тихо, по-английски, не прощаясь, покидают Сева и Ладжза.

— Как же так? — Завопили девчонки Лена, Надя, Марина, — почему вы от нас сбегаете?

— Они не сбегают, — добавил Лёха, — у них романтическое свидание.

— Ну, ты Лёха даёшь! — Возмутился я, — я тебе, как другу, по секрету, а ты всему свету.

Положив двести форинтов на стол и попрощавшись, сказав всем «наше вам с кисточкой», мы с Ладжзой направились к выходу.

***

Машина вырулила на федеральную трассу, и я, прибавив газ, переключился на пятую передачу. Проскочив по трассе не менее полусотни километров на приличной скорости, я притормозил перед перекрестком и, сделав правый поворот, въехал в густую сеть городских улиц. Насколько хватало глаз, до самого горизонта, в небольшой низине расположился городской автомобильный рынок с бесконечным множеством разноцветных автомобилей, казавшихся с высоты нашего местоположения игрушечными моделями. Спустившись с холма по серпантину дороги, мы подъехали к воротам, перекрывающим въезд-выезд на авторынок. По фронту слева и справа от ворот расположились многочисленные вагончики, в которых беспокойные люди, принадлежащие к клану автомобилистов, оформляли договора купли-продажи, получали транзитные номера, временную страховку на перегон автотранспорта, ну, и, естественно, расставались со своими кровными «деньжищами». По-другому и не скажешь об этих огромных суммах безоговорочно меняемых на приглянувшиеся модели самодвижущихся железных повозок. Рядом с вагончиками располагались обширные гостевые парковки для автомобилей покупателей и продавцов. Зрительно создавалось впечатление некоторой зеркальности общего вида автомобильных парковок с той и другой стороны, разделенных металлическим ограждением с раздвижными воротами. Отражение новеньких продаваемых авто в пыльном зеркале житейского бытия было не в пользу автомобилей, на которых приехали любопытные покупатели подержанных «иномарок». Припарковав «Camry» недалеко от ворот, я и Ольга вышли из салона и с интересом посмотрели сквозь металлическую виньетку высокого ограждения на бескрайний рынок подержанных средств передвижения.

— Вот, смотри Ольга, это тот самый-самый крупный авторынок в нашем городе. Ты когда-нибудь бывала здесь?

— Нет, Сева, я тут первый раз. Обычно я смотрю объявления в газете и езжу по городским автостоянкам, на которых продаются автомобили.

— Ну, это несерьезно. Там можно нарваться на всё, что угодно, а вот здесь, реально бывшие в употреблении японские автомобили без пробега по России, и цены ниже и комплектация лучше, да и кнопка ГЛОНАСС уже вмонтирована, так что рекомендую — для бизнеса это самый подходящий вариант.

— Ну, что, идем на рынок? Мне не терпится посмотреть на эти прелестные машинки!

— А я что? Пойдем, конечно, тут можно целый день ходить, а у нас время ограничено — всего полдня, вечером надо возвращаться обратно. Ты же не забыла, что я дежурю сегодня, а ты ночуешь в диспетчерской.

— Не забыла, Сева, не забыла. Ну, идем же, идём-идём.

— Ольга, ты иди и смотри то, что тебе нужно, а я рядышком, типа эскорт, так сказать.

Я шёл рядом и искоса любовался формами моей попутчицы. Странно и как-то бесстыже-смело могут себе позволить одеваться красивые женщины. Мне доставляло большое удовольствие смотреть на то, как Ольга дефилировала среди многочисленных блестящих машинок и торгующих ими мужской шатии-братии. Ещё неизвестно, в чью пользу было бы сравнение элегантной вычурности иномарок с эротичностью движений прекрасных бёдер. Я, наверное, никогда не пойму, чем руководствуются женщины, одеваясь так небрежно-смело. Непостижимо-дерзкая сладостная бесстыжесть и тонкий расчёт помогает женщинам балансировать на грани фола в попытке сразить наповал мужскую половину населения. Вроде бы человек в одежде, но эта одежда, гармонируя с телом, живёт совершенно отдельной, своей собственной жизнью, независимо от человека. На Ольге была небрежно надета прикрывающая грудь полупрозрачная топик-майка «Sela» на бретельках, предоставляющая возможность любоваться обнаженными формами плеч и талии, как у наложницы падишаха. И я без особого труда мог представить её полностью обнаженной, и даже винтажные светло-голубые джинсы «Joydu» с темно-синей вышивкой «флора» на бедрах не скрывали, а наоборот, ещё сильнее подчеркивали стройность женских ног, обутых в брендовые сандалии от французского дизайнера Кристиана Лабутена на высоком каблуке. Краем глаза, глядя по сторонам, я видел восхищение мужчин, откровенно рассматривающих вместо японских легковушек, нечто иное, более совершенное и прекрасное, идущее рядом со мной. И у меня, непостижимым образом, сразу повысился собственный статус от сторонней мужской оценки брендовой культуры моей спутницы.

— Ольга, скажи, какую машину мы ищем конкретно, потому что здесь такое огромное их количество, что мы долго будем перебирать различные модели. Вот смотри — «Toyota Fielder» двенадцатого года. Техническое состояние машины хорошее, растаможена. «Toyota Hiace» десятого года. «Qashqai», тоже двенадцатого года. Рядом семиместная «Mitsubishi Delica» — 4wd и цена приличная — под миллион рублей.

— Нет, Сева, не то. Я ищу себе машину «Honda Fit», свеженькую, пятилетнюю, с тонировкой стекол и кузовом чёрного цвета.

Мы прошли еще несколько рядов автомобилей, постепенно углубляясь всё дальше и дальше от входных ворот и, пройдя, наверное, с полкилометра, я увидел то, что искала Ольга.

— Ольга, подойди сюда, по-моему, здесь есть как раз то, что тебе нужно. Смотри, «Honda Fit», тринадцатый год, ПТС в наличии, кнопка ГЛОНАСС установлена, имеется аукционный лист. Так, сейчас посмотрим пробег машины.

— Уважаемый, — я подошел к продавцу, зорко бдящему за нашими действиями, — а можно посмотреть салон машины?

Продавец хмуро посмотрел на меня, но, когда увидел подходящую Ольгу, любезно заулыбался, растянув губы нелепой улыбкой:

— Для прекрасной дамы нет ничего невозможного, смотрите, пожалуйста, машина растаможена, пробег всего сто тысяч километров.

— Ну, и какая цена у этой красотули? — Ольга стала задавать конкретные финансовые вопросы.

— Шестьсот пятьдесят тысяч рублей.

— Не дороговато ли? — Глаза Ольги округлились, — и что, это без торга или вы посредник?

— Нет, почему же, я не посредник, — обиделся продавец, — я хозяин машины.

— Прекрасно, с хозяином машины можно и поторговаться.

— А что здесь торговаться, машина в полном идеале, «беспробежная», всё стоит родное, полный обвес, тюнинг, внутри «нафарширована», мама не горюй.

— Оля, ты садись в машину, посиди, присмотрись. Удобно тебе или нет? — Сказал я Ольге, — если будешь стоять рядом с ней, ничего не поймёшь.

Ольга вняла моему совету и плавным движением бёдер переместилась на водительское сиденье, откинулась на спинку кресла и положила руки на руль. Я внимательно посмотрел на неё и понял, что в этот миг она была безмерно счастлива.

— Ты посиди в машине, порули, только не заводи, я посмотрю двигатель, проверю масло, а потом расскажу тебе несколько «фишек», которые должен знать не только профессионал, но и дилетант при оценке машины.

Продавец, услышав мои слова, тут же открыл капот. Я подошел и вытащил контрольный щуп масла в двигателе, посмотрел на кончик щупа, масло было в норме. Вставив его обратно, вытащил контрольный щуп декстрона в автоматической коробке передач — он был тоже в норме. Затем проверил жидкость гидроусилителя, тормозного цилиндра.

— Командир, с жидкостями всё в порядке, — встрепенулся продавец, видя, как я тщательно начал проверку автомобиля, — машина прошла предпродажную подготовку.

— А где она прошла, — спросил я продавца, — здесь в России, или еще в Японии?

— Конечно в Японии!

— Понятно, тогда антифриз надо менять.

— Зачем менять? — Перебил меня продавец, — он же родной, японский.

— Да в том-то и дело, что японский, рассчитанный на минус двадцать градусов, а придёт зима и что, прощай двигатель? Нет, это я точно знаю, надо менять.

Ольга, сидевшая за рулем автомобиля, подошла к нам, прислушиваясь к разговору.

— Сева, ну, что, всё в порядке?

— Подожди, ты зря вышла из машины, садись обратно за руль, начнем дальнейшую проверку, заведи двигатель.

— О'кей! — Ольга села за руль.

— Хозяин, завести авто можно? — Спросил я разрешение у продавца.

— Да, конечно, делайте всё, что считаете нужным.

Ольга, нажав на электронную кнопку пуска, завела двигатель. Аккумуляторная батарея была в рабочем состоянии, и стартер с пол-оборота крутанул японский движок. Машина работала мягко, устойчиво, набирая обороты. Сразу было видно, что в заводскую настройку холостого хода еще не проникли наши местные «кулибины».

— Оля, покрути руль влево и вправо, только порезче.

— Зачем, Сева?

— Я хочу послушать, не хрустят ли привода на передних рулевых тягах автомобиля.

Ольга начал вращать влево-вправо руль, и я услышал, как в левом рулевом приводе послышался небольшой хруст.

— О, хозяин, слышишь? Привод придется менять, так что, вот, уже скидочка наметилась.

— Да я не против торга, командир.

— Ольга, все, выключай двигатель, будем инспектировать дальше.

Ольга выключила двигатель, вылезла из салона и закрыла дверку автомобиля.

— И что дальше, Сева, будем инспектировать?

— Смотри и запоминай. Далее мы с тобой проверяем передние стойки, берем, и прокачиваем машину, а потом резко отпускаем. Раз, два, три.

Раскачав машину, мы с Ольгой одновременно отошли от нее, но машина продолжала качаться вверх-вниз на амортизаторах, и только потом, через несколько секунд успокоилась.

— Вот видишь, в стойках передних амортизаторов картриджи надо менять. Пойдем, посмотрим сзади.

Мы подошли с Ольгой к пятой дверке хэтчбека и проделали ту же самую процедуру с задними стойками. После того, как раскачав машину, взявшись вдвоем за выступ литого заднего бампера, убрали руки, амортизаторы жестко остановили кузов машины в первоначальном положении.

— Вот, задние стойки нормальные. Оля, смотри, я сейчас тебе покажу одну «фишку», которую надо знать, — сказал я шепотом Ольге на ухо, — и ты всегда сможешь проверить, в порядке двигатель или нет. Видишь, выхлопная труба, вот, я беру и пальцем провожу внутри выхлопной трубы. На пальце нет ни сажи, ни масла, и, значит, двигатель в порядке, если наоборот, то сразу уходи от такой машины и не вздумай покупать. Ты меня поняла?

— Ой, Сева, ты такой специалист! Теперь я буду знать, как проверять машины.

— Вот, еще одну «фишку» тебе покажу. Сейчас мы проверим, какого года выпуска эта машина. Следи за моими действиями.

Я подошел к продавцу автомобиля, а Ольга сзади обеими руками взяла меня за левую руку и положила свою голову на моё плечо. Я понял, что она сделала это бессознательно, как маленькое дитё, непроизвольно ищущее у старших защиту от этого непонятного внешнего мира,

— Уважаемый, нам нужно документы посмотреть на машину: паспорт транспортного средства, аукционный лист, таможенные документы.

— Нет проблем, командир, — сказал мне продавец и достал из своей кожаной сумочки, висевшей через плечо, весь набор документов.

— О, я смотрю и ПТС уже сделан.

— Да, она на меня оформлена в городе Находка.

— Так, судя по ПТС, машина тринадцатого года, а теперь мы посмотрим её истинный год выпуска.

— Сева, а как ты это сделаешь? — Прошептала мне на ухо Ольга.

— Очень просто Оленька, очень просто, — так же шёпотом ответил я ей. Смотри, открываем переднюю дверь, достаём ремень безопасности, вытягиваем его вверх, и вот, вот она, бирочка с годом испытания ремня, видишь, на ней чёрным по белому написано — двенадцатый год. Машинке в ПТС приписали один годик. Это женщине неприлично напоминать о ее возрасте, а для машины важно, когда она произведена на свет, год в год.

Ольга с изумлением ощупала шёлковую бирку ремня, — теперь и я знаю эту «фишечку».

— Вот видишь, уважаемый, — обратился я к продавцу, — ещё один «косячок» нашли. Ты готов с нами торговаться, или мы пошли дальше смотреть машины?

— Да, готов, готов командир. Почему бы и не поторговаться.

— Хорошо, мы отойдем, пошепчемся?

— Да, без проблем.

Мы отошли от автомобиля, и я спросил Ольгу:

— Смотри ценник на лобовом стекле — машина стоит шестьсот пятьдесят тысяч рублей. Сколько у тебя есть в наличии, если ты будешь ее покупать, конечно?

— А что, стоит брать?

— Машинка неплохая, привод поменять не проблема, картриджи стоек тоже. Приедем на базу, я сегодня вечером всё это сделаю.

— Сева, у меня на карточке шестьсот тысяч, больше нет.

— Так, я тебя понял, сейчас мы обозначим цену пятьсот восемьдесят тысяч и начнем торг. Такой расклад тебя устраивает?

— Конечно, устраивает.

— Ну, тогда пошли торговаться.

Торги на рынках, особенно на рынках азиатских, всегда предполагают поиск истинной цены товара между продавцом и покупателем, а механизм этих торгов простой: покупатель говорит нижнюю ценовую планку, продавец верхнюю и, по чуть-чуть уступая свои позиции, приходят к общему знаменателю. Машину для Ольги я выторговал за пятьсот девяносто тысяч рублей, и это с оформлением документов и страховкой на перегон. Ольга была безмерно счастлива. Процедуру переоформления автомобиля на Ольгу произвели тут же, в вагончике, где получив на руки все документы, она перевела деньги посредством смартфона со своей карты на карту продавца.

— Сева, я так счастлива, наконец-то у меня будет своя машинка!

— Подожди, Ольга, я что-то не понял, ты эту машину брала для себя, не под заказ?

— Нет, Сева, не под заказ. Купила ее для себя и буду на ней ездить, я эти деньги заработала.

— Не «кажи гоп», Ольга, конечно, ты взяла ее для себя, а поездишь немного, и тебе захочется другую?

— Значит эта, Сева, пойдет на продажу.

— Вот и я о том же, по-другому у «бизнесвумен» просто не бывает.

Мы сели в новенький, только что купленный «Honda Fit» и выехали из ворот авторынка.

***

Спустившись с крылечка кафе и пройдя по аллее метров, этак пять, мы повернули в сторону северного КПП. За металлическим забором группы начинался коттеджный поселок, через который нам пришлось пройти, чтобы добраться до тротуара, ведущего в ресторан: мы между собой называли это заведение «Зелёный глаз». Объяснение названию было простое — на фасаде здания горел зеленый огонек, что означало, ресторан открыт. По пути следования Ладжза пыталась узнать обо мне всё, или, по крайней мере, хоть что-то.

— Сева, скажи мне, дорогой, а где ты раньше служил до приезда в Венгрию?

— А что это тебя так заинтересовало моё прошлое? — Ответил я на вопрос вопросом.

— Мне интересно, откуда ты появился, где жил: никогда не была в России, живу здесь в Будапеште с мамой и папой. В Австрии, Германии, Польше, Чехословакии была, а в России не была. Кстати у моих родителей здесь недалеко свой дом.

— Подожди Ладжза, насколько я помню, ты живешь в одном доме со мной на улице Ракоши.

— Да, это моя квартира. Мне родители купили, сказали, что я уже девочка взрослая и должна жить самостоятельно.

— Если ты не была в России, откуда тогда у тебя такое хорошее знание русского языка? — Спросил я.

— Как откуда? — Удивилась Ладжза, — у нас семья интернациональная: мама из Грузии, папа — венгр. Я ещё и по-грузински могу говорить.

— Ну, скажи что-нибудь по-грузински, скажи. — обняв за талию и прижав к себе, сказал я ей на ушко.

— Что, например?

— Подумай, что должен говорить мужчина, когда он прогуливается с девушкой.

— Хорошо, я скажу, слушай и угадывай: ««მე შენ მიყვარხარ!».

На слух это звучало примерно так: «me shen miqvarkhar!»

— Какой Мишань? — Переспросил я, — кому накаркал?

— Сева, как ты не понимаешь, это же я тебе сказала по-грузински, угадывай, что я сказала?

Я обнял Ладжзу за плечи и прикоснулся губами к ее нежной шее.

— Сева, подумай, эти слова более возвышенные, чем те, которые крутятся у тебя в голове.

— Возвышенные… — я задумался, — это, как же надо изловчиться?

— Сева, ты пошляк, — рассмеялась Ладжза.

После её реплики нам ничего не оставалось делать, как очутиться в чреве ресторана. Когда мы вошли в зал, дверной доводчик за нами закрыл дверь и мы уже стояли на виду у всей публики на площадке ресторана, которая была выше основного зала на три-четыре ступеньки. Нам хорошо было видно столики, за которыми сидели посетители, бар и стойку с барменом, официантов, снующих с заказами клиентов. Также, мы увидели в дальнем правом углу свободный столик с весьма интимным расположением. Трио музыкантов расположились в дальнем левом углу, как раз напротив выбранного нами столика. В этом ресторане музыку играли «вживую» и основными инструментами, как я успел заметить, были: скрипка, аккордеон и фортепиано. Как только мы, остановившись на площадке, замешкались на пару секунд, выбирая столик, музыканты, в тоже мгновение увидели нас и, неизвестно по каким признакам определив наше национальное происхождение, вернее даже не наше, а моё, в тот же момент заиграли мелодию, весьма напоминавшую «Подмосковные вечера». Сидевшие за столиками люди прервались от трапезы и, повернув головы, посмотрели на нас. Мне ничего не оставалось, как поприветствовать музыкантов рукой и, взяв Ладжзу под руку, спуститься по ступенькам, дабы пройти к намеченному столику. В зале было приятно: слегка приглушенный свет, стены, выполненные в брутальном стиле из искусственного камня и неопределенного возраста опрятный официант, вежливо, на венгерском языке, предложивший нам меню.

Это был грузинский ресторан, частный грузинский ресторан в венгерской столице. Ладжза специально привела меня сюда, чтобы отведать колоритную грузинскую кухню. По ее мнению, а я ей доверял, венгерские частные кафе, Vendeglo (таверна) и бары не рассчитаны на то, чтобы провести вечер, испробовав настоящую венгерскую кухню. Для этого надо идти в дорогие рестораны типа «Максим». Венгерские кафе рассчитаны на то, чтобы посетитель мог выпить пиво, вино или какой-либо бренди, а для закуски служили различные сухарики, соленые палочки. Ну, что-то в этом роде. В ресторанах, съев суп из вишни, свинью «Mangalitsa», лепешку «lángos», печень венгерского гуся, а на десерт лепёшку венгерских евреев «Flódni», можно получить представление о традиционной венгерской кухне. Местные вина тоже хороши — «Tokaji Kereskedohaz» из заизюмленного винограда, белое «Nadyredei Olaszriesling», красное «Kekfrankos». Но, сюда мы пришли, чтобы отведать вкус грузинской кухни. Блюда грузинской кухни — это поистине еда богов. Ни в одной национальной и традиционной кухне других народов нет такого обилия еды, таких умопомрачительных запахов и такого желания съесть всё, что лежит на тарелке. Как сказал Александр Сергеевич Пушкин: «Каждое грузинское блюдо — это поэма!».

Ладжза знаками попросила официанта подойти к нашему столику и сделала заказ. Она называла блюда грузинской кухни на венгерском языке, слегка касаясь миниатюрным пальчиком строчек в меню, предварительно получая от меня одобрительный кивок:

— Vigyél Adzharuli és padlizsán dióval. Készítsünk grill mtsvadi adzhika. A desszert pelamushi bejegyzést, kérem.

Когда официант с нашим заказом ушел в сторону кухни, Ладжза выставила локотки на стол, подперев ладонями скулы, посмотрела на меня, и вытянув губы, на выдохе прошипела:

— Рассказывай Сева дальше о себе, я вся внимание.

В полумраке ресторана мне на секунду показалось, что вопросы мне задает некое чудище из греческой мифологии — дочь морских божеств Горгона. Змеи на её голове, почуяв врага, с грозным шипением поднялись мне навстречу: ничего не оставалось, как выхватить меч и одним ударом отрубить голову Горгоне с её извивающимися змеиными волосами, которая не утратила своей убийственной красоты даже после смерти чудовища, обратившая меня в гранитный камень.

— Сева, алло, ты почему застыл, как некое изваяние?

Я, встряхнув головой, отогнав мистические видения, ответил Ладжзе:

— Задумался над выражением.

— Каким?

— Убийственная красота!

— Ты о ресторане грузинской кухни?

— Нет, драгоценнейшая, о тебе и о твоей чудной причёске.

— Спасибо, Сева, за комплимент, но попрошу не отвлекаться, отвечай на вопросы:

— Hogy hívnak?

— A nevem Smirnov.

— Tehát mondjuk minden orosz Ivanov, Smirnov, Sidorov.

— Nem hazudok. Én orosz — Vsevolod Smirnov.

— И поэтому, ты Сева? А я думала, что ты Евсевий.

— Спасибо Ладжза за Евсевия, но лучше все-таки Всеволод.

— Kérjük, enni az egészségre!

Услышал я голос официанта, который принес нам первую порцию блюд: аджарули и баклажаны с орехами.

— Nyárs később. Mit fog inni?

— А, и вправду, Сева, мы ничего не заказали к шашлыку? — засмеялась Ладжза, — так увлеклись выбором блюд грузинской кухни, что даже про вино забыли. Так, что будем пить, Сева? Говори, вино выбирает мужчина.

— Скажу примитивно, но надёжно: «красное вино — к мясу, белое вино — к рыбе», выбираем, — я ногтем провел по списку вин в книге меню, вот это — «Egeri Bikaver».

— Egy jó választás a borok húst, среагировал на мой заказ официант и отошел от нашего столика.

— Рассказывай все о себе, — повторила просьбу Ладжза, — где ты служил до Венгрии, и каким ветром тебя сюда занесло. О семье своей расскажи, если она у тебя, конечно, есть.

— Знаешь, Ладжза, я не профессиональный военный, и меня призвали в армию после гражданского высшего учебного заведения. У нас там была военная кафедра, где после сборов мы получили звание «лейтенант», и призваны были на двухлетнюю службу на офицерские должности в инженерные войска по специальности. Я служил в Приморском крае.

— А где это? — Спросила Ладжза.

— Приморский край — это Дальний Восток, можно сказать, на краю земли.

— Дальний Восток, — задумалась Ладжза — Ближний Восток знаю, а где же этот загадочный Дальний Восток?

— Порт Владивосток знаешь?

— А, знаю, слышала, — ответила она, — это действительно на другом конце света. И что ты там делал?

— Что делал? Строили мы там различные здания и сооружения. Котельные, например. Там зимой гораздо холоднее, чем здесь, у вас в Венгрии. Ты когда-нибудь ощущала температуру ниже минус тридцати градусов?

— Нет, никогда, — сказала Ладжза, — наверное, поэтому, там носят меховые шубы? Как мне нравятся эти милые шубки!

— А как же иначе, по-другому, там просто зимой не выживешь.

— А семья у тебя есть, жена и дети.

— Семья, это закрытая тема, — сказал я, — в данный момент я не женат.

— Вы развелись, да?

— Можно сказать и так — развелись.

— Ты, наверное, Сева, себя очень плохо вёл? — Спросила Ладжза.

— Да, Ладжза, плохо. Ты только представь, если мужчина уходит на службу, когда все еще спят, а приходит со службы, когда все уже спят, кому это понравится. Какая жена захочет жить с таким мужем, который игнорирует семью и всё время находится на работе?

— Но она же знала, за кого выходила замуж?

— Конечно, знала, но она выходила замуж за гражданского человека, а меня призвали в армию. Получается, что семейное счастье разбилось о военный быт.

В этот момент музыканты заиграли что-то из Брамса, и в зале ресторана, на танцполе, всё пришло в движение. Наш официант с бутылкой вина, лавируя между танцующими, подошел к нам и наполнил вином наши бокалы: сначала мне, а затем Ладжзе, чтобы частицы пробкового дерева не попали даме в бокал.

— Kérlek!

Оставив бутылку на столе, он удалился.

Я поднял бокал вина и, почти экспромтом, произнёс тост рифмованной секстиной:

«Затмит палящие пустыни,

Повергнет гордые хребты,

Преодолеет, не остынет,

Не побоится высоты.

За то, что так волнует кровь,

Мой тост, конечно, за любовь!»

— Сева, да ты поэт! — воскликнула Ладжза, — складно у тебя получилось.

— А то! — Ответил я, — могу еще крестиком вышивать.

Соприкоснувшись бокалами, мы выпили, конечно, за любовь.

Вдруг неожиданно всхлипнула скрипка, наиграв тему мелодии:

— Ла-ла, ла-ла-ла-ла.

Мелодию скрипки подхватил тенор аккордеона:

— Та-та, та-та-та-та-та.

В божество дуэта ворвались басы фортепиано:

— Ту-ту, ту-ту-ту-ту.

Знакомая мелодия пронеслось в голове:

— Это же настоящее «Аргентинское танго», Ладжза! — Вскричал я. — Ты можешь танцевать «Аргентинское танго»?

— Да, никто не танцует танго лучше меня! — Восторжествовала Ладжза и, схватив меня за руку, стремительно выскочила из-за стола.

Крутанувшись вдоль моей руки, она прижалась грудью, и мы слились в страстном поцелуе танца…

Сущность аргентинского танго в отношениях между мужчиной и женщиной. Это танец «трехминутной истории любви», танец страданий страсти, ненависти и мук разочарования. Его танцует тот, кто познал мёд наслаждений и горечь утрат. Танго любимо за красоту, страсть, драму и волнения. Слово «танго» — африканское и означает «закрытое место», место, где африканские рабы, привезенные в Аргентину, и свободные негры собирались, чтобы танцевать. Смешивание африканцев, испанцев, итальянцев, британцев, поляков, русских и коренных аргентинцев привело к смешиванию культур, все заимствовали танцы и музыку друг у друга: польки, вальсы и мазурки смешались с кубинской хабанерой и африканскими ритмами. Аргентинское танго — импровизационный танец из четырех элементов: шаг, поворот, остановка и украшение. Мозаика танца каждый раз складывается по-разному. Женщины и мужчины привносят свои стили и украшения в танец, которые способствуют получению волнующего и непредсказуемого опыта. Танцоры следуют определенным соглашениям, но они никогда не знают точное построение танца. Неожиданности, возможные в танце, — это то, что делает танец настолько увлекательным, что обоим партнерам всегда есть, что вложить — как в интимной беседе. Это вовлекает двоих в танго — мужчина ведет, а женщина следует. Мужчина приглашает женщину танцевать взглядом — определенный взгляд, движение головы в сторону танцзала и улыбка, которая говорит: «потанцуешь со мной?».

Мы танцевали аргентинское танго, и нам не было равных в импровизации «па». Я вёл партнершу, то отпуская её от себя, то резко приближая к себе. Своей правой рукой я обхватил Ладжзу за талию, а в левой руке была её горячая ладонь. В момент нашего соприкосновения Ладжза, прогнувшись в талии, опрокидывала голову назад, и её черные, как смоль волосы, буквально парили над танцполом. Наши глаза горели, тела двигались в такт энергичной мелодии. Мы не замечали никого. Шаг вперед, шаг вперед, в сторону, поворот, остановка, лёгкий поцелуй. Мелодичная красота аргентинского танго буквально источала волшебные флюиды, в которых мы купались всей душой, полностью позабыв обо всём, кроме страстного притяжения горячих тел.

Танцуя, я эмоционально, нараспев декламировал Ладжзе стихи под ритм танго, как речевой аккомпанемент:

«Когда с тобой опять в чужом раю

Мы движемся безвременно на север,

Ты подставляешь тело воронью,

А я привержен этой полудеве.

Они начнут охоту на тебя,

Устроив логово с охотничьей тропою.

Да, мы развенчаны, но вечная зима

Ещё не властвует безгрешною косою.

Кричу без слов, а выждется и вновь

Забьюсь извне в субтильной истерии.

Неимоверно больно стынет кровь

Под царством неба, власти и стихии.

Моя душа распродана давно,

Вся, по частям, но где-то всё ж мы вместе.

И безграничное твоё обнажено

Заклятие, с моей святою местью».

Мантра стихов созвучно вплеталась в мелодичные всплески танца, создавая невероятно поэтическое настроение, и возникало такое ощущение куража, что захватывало дух. Музыка не нуждалась ни в чём, она была самодостаточна, но мои стихи очень нуждались в музыке и с ней воспринимались с какой-то непонятной смысловой глубиной. Я это чувствовал по широко раскрытым глазам Ладжзы. Уставшие, но возбужденные от танцев, мы вернулись к нашему столику после финальных звуков мелодии танго.

***

На двух машинах мы довольно-таки быстро через федеральную трассу добрались до базы. Ольга следовала за «Camry» на миниатюрном автомобиле «Honda Fit», стараясь не отстать и не заблудиться на светофорах. Стас, увидев в настенный монитор через систему видеонаблюдения силуэт моей головной машины, сразу открыл ворота, и мы без остановки вкатились на стоянку, припарковавшись на бетонной площадке возле диспетчерской. Я заглушил машину, выбрался из салона и подошел к Ольгиной малолитражке.

— Ну, как ощущения за рулем «хонды»?

Из салона доносилась громкая ритмичная музыка.

— А, что? Что ты говоришь, Сева?

— Ольга, сделай потише музыку, ты меня абсолютно не слышишь.

Ольга выключила CD-плеер, продолжая двигать плечами в такт тренькающей в ее голове мелодии, заглушила двигатель и переспросила:

— Ты что-то сказал, Сева?

— Я говорю, как ощущение за рулем нового авто?

— Прекрасно! Очень комфортная машина — слушается руля идеально, а какой здесь «subwoofer»!

— Ну, вот и хорошо. Пойдем в диспетчерскую, попьём чайку, а то я что-то проголодался.

— Хорошо, Сева, пойдем. Я тоже не против того, чтобы перекусить.

Она выбралась из автомобиля, обошла его вокруг, любуясь, толи экстерьером своего новенького авто, толи своим отражением счастливого личика в темной тонировке боковых стёкол.

— Ну, так, идем?

— Да-да Сева, сейчас. А где можно «носик припудрить»?

— Как тебе сказать, Ольга, мужская половина «носы пудрит» там, где придется, а для женской половины отдельная комната имеется. Пройди дальше вдоль боксов, видишь, последнее кирпичное здание…

— Это то, из красного кирпича?

— Да-да, именно! Войдёшь, там дверь открыта, повернешь направо и увидишь комнату, что-то вроде столовой, и по правой стороне смотри: первая дверь — это туалет, вторая дверь — душ. Вот и всё, «попудришь» и подходи, попьём чайку с бутербродами.

— Хорошо, Сева, я сейчас, быстро…

— А здесь, Ольга, торопиться не надо.

— Как это не надо? Я чувствую, что если не потороплюсь, вы там всё съедите без меня, и я останусь голодной.

— Ну, тогда поспешай, но поспешай медленно, чтобы не было мучительно больно…

— За бесцельно прожитые годы? — Ольга заулыбалась и пошла в сторону хозяйственного блока, я же, вернулся в диспетчерскую. Стас сидел за монитором компьютера, нервно дергая мышкой, играл в какую-то подозрительную игру эротического содержания.

— Как дела, herr Стасиус, как настроение?

— Здорово, Сева, всё издеваешься, а дела «нормалёк», настроение тоже отличное. Ты пришёл меня сменить?

— Ишь, обрадовался, сиди, дежурь. Мне надо еще с одной машинкой разобраться.

— А что это за аппарат пригнали?

— Это Ольга себе купила малолитражку. Как она тебе?

— Мне нравится, богатая девчонка!

— Ты про что?

— Про твою подружку.

— Причем здесь подружка, я тебя про машину спрашиваю.

— Классное «точило»! И девчонка классная, с деньгами.

— Причём здесь это, заработала денег, вот и купила себе игрушку.

— Сева, скажи по секрету, у тебя, что с ней?

— Стас, прекрати говорить глупости, у нас разница в двадцать лет, а то и более.

— Ну, и что, в этом деле ровесников не ищут.

— Ладно, смени тему. Что сегодня на ужин?

— Да практически ничего. Тебя нет, а я и не готовил.

— Но хлеб то есть?

— Хлеб есть.

— А паштет мясной остался?

— Остался.

— Ещё лучше. Заварка есть?

— Есть, в пакетиках.

— Вообще прекрасно! А сахар?

— Сахар в банке из-под компота.

— Великолепно, а ты говоришь, есть нечего. Сейчас сварганю бутерброды, и попьем чайку. Ты с нами, али как?

— Чай, буду.

— А бутерброды?

— Если приготовишь для меня, съем.

— А если нет?

— Ну, если нет, твой съем.

— Понятно, тогда, во избежание голодного бунта делаю бутерброды на всех.

— Так, я не понял, твоя дама что, сегодня будет вместе с тобой дежурить?

— А тебе-то, какое дело, Стас?

— Да так, ничего, если тебе сегодня не хочется дежурить, я могу покорпеть вместо тебя.

— Ну, уж нет. Сменишься и вали домой, мы тут как-нибудь без тебя управимся, а завтра не опаздывай, я рано утром уезжаю вместе с Ольгой.

— И куда это вы «намылились» в такую рань?

— Ольга попросила перегнать её машину.

— Это ту, которую ты отремонтировал?

— Ну, да.

— Вот девка, в мужские игры играет, машины перегоняет.

— А как ты Стасиус хотел, каждый крутится, как может.

— Ты надолго, Сева, решил уехать?