Бесплатный фрагмент - Сохранить

Глава 1

Сегодня умрёт мой отец.

Обычно о таких вещах не говорили, ведь люди боялись даже думать о смерти. В детстве, лет сто сорок назад мне самому было страшно подумать о том, что кто-то из моих близких умрёт. Теперь же всё в стало гораздо проще. Мы иначе относимся к этому стандартному событию в жизни каждого. Именно поэтому, когда мне назвали точную дату его смерти, я обрадовался этой новости.

— Смерть вашего отца произойдёт в среду ровно в восемь вечера по местному времени. Поздравляю вас! — сказала голограмма человечка в моей квартире.

— Благодарю! — ответил сонный я, лежа в кровати и смахнул по панели на тумбочке рукой.

Сообщение о точной дате смерти человека — реальность или даже обыденность. Каждый день кто-то умирает, ничего в этом трагичного нет и, по сути, никогда не было.

Исключение только в случае смерти какой-нибудь знаменитости. Стоило звезде умереть, как её все мгновенно любили и не могли без неё жить. Люди умирали в домах и больницах каждый день, и никому до этого не было никакого дела.

Несправедливость.

Смотри также: Лицемерие. Ложь. Наживание на чужом горе.

Если раньше в те далёкие времена дата смерти была неизвестна. Если раньше мы безумно боялись этого дня. Если раньше каждый стремился добавить себе пару лет жалкого существования, то теперь же всё стало проще и менее драматично.

Мы живём гораздо дольше. Именно столько, сколько пожелаем. Наша жизнь не бесконечна, это верно, но конец её наступает тогда, когда мы сами этого захотим.

Смерть — это часть повседневности. Такой же праздник, как день рождения или точнее, как свадьба. Ведь прямо как перед свадьбой, человек или его близкие заранее выбирают подходящую дату, а затем, как перед любым праздником, рассылают гостям примерно такие приглашения:

«Дорогой/ая (Имя)! С радостью тебе сообщаю, что вечеринка в честь моего дня смерти пройдет 13 апреля в 18:00 в ресторане „Ottenere L’immortalità“. Дресс-код свободный. Обещаю, будет весело. С любовью, твой/твоя (Имя)».

В назначенное время гости собираются в огромном белоснежном зале, наполненным ярким светом и разноцветными огнями. В зале, напоминающем корабль из Космической Одиссеи, играет танцевальная музыка, разговаривают и смеются людей в разноцветных костюмах, в точности повторяющих костюмы из Стартрека. Столы ломятся от выпивки и угощений, кругом воздушные шарики, пластиковые цветы, и гости поздравляют виновника торжества.

Молодая девушка с голубыми глазами и золотистыми волосами, подходит ко мне возле барной стойки и начинает разговаривать так, словно мы близкие друзья. На вид ей двадцать пять, но на деле же почти двести лет, и она говорит мне, что рождаться — нормально, а умирать — не менее нормально.

А затем она спрашивает:

— Если мы каждый год празднуем день, который стал началом нашей физической жизни, то почему бы не отпраздновать день её окончания?

Смотри также: Окончание школы. Защита дипломной работы. Выход на пенсию по достижению необходимого возраста.

— Смерть — это лишь начало новой жизни. В самом буквальном смысле. Остаётся только выбрать свой час и дождаться его. Конечно же, предварительно закатив потрясающую вечеринку! — говорит она, поднимает пластиковый бокал с водой и начинает хохотать, пока гости один за одним подходят к виновнику торжества и говорят:

«Вы были очень хорошим человеком, удачи в будущем!»

Или

«Желаю вам всего наилучшего, вы этого заслужили»

Или

«С повышением!»

Настоящее кажется абсурдным в прошлом. Прошлое кажется абсурдным в настоящем.

Парень в серебряной водолазке поднимает стакан из переработанного пластика с водой, обогащённой минералами и говорит тост, а в конце добавляет:

— Вы представляете, а ведь раньше все только и рыдали из-за чьей-то смерти!

И гости улыбаются и кивают.

— Они боялись этого больше всего на свете, подумайте только.

И зал хохочет.

— Конец этой жизни воспринимался ими как конец всего. Худшее и самое ужасное событие, которое они могли себе вообразить.

Он хохочет, и весь зал хохочет вместе с ним. Ему около двухсот лет, и каждому в этом зале не меньше сотни, но внешне они двадцатилетние парни и девушки. Мы здесь празднуем смерть, а выглядит так, словно это вечер выпускников университета. Все молоды, прекрасны, полны надежд.

Разница лишь в том, что в бокалах никакого алкоголя, на столах сплошь таблетки и пилюли, а причина праздника — смерть.

Скорбь сменилась на радость. Грусть — на веселье. Боль заменили наслаждением.

Это жизнь, из которой убрали всё самое страшное, и в ней осталось лишь самое лучшее.

Я был на таких праздниках, поздравлял людей, которых называют «смертниками» и просят не путать с людьми прошлого, которые делали страшные вещи.

— Это просто очень похоже на слово «именинник», понимаете? — говорила мне девушка в салатовом костюме и залакированными серебристыми волосами, убранными назад.

— Понятно, — отвечал я, но голова моя была занята другими мыслями. Я хотел узнать, что чувствуешь, когда кто-то из твоих близких умрёт в конкретный день, час, минуту. Как минимум, занятно принять факт смерти, которая в наше время стала настоящим праздником.

— Добро пожаловать в вечную жизнь! — кричит лысый парень в синем, и «смертник» благодарит его и хлопает в ладоши.

— Во славу Канцлера! — кричит девушка в красном костюме.

— Во славу Канцлера! — отвечает толпа.

Все веселятся, хлопают, смеются, затем начинает играть весёлая музыка, и толпа пляшет на празднике, посвящённом смерти одного из людей.

Я сижу за стойкой и наблюдаю за весёлым танцем под знаменитую песню под названием «Death is only the beginning». На каждом празднике она звучит.

Осталось пять минут, Эф.

Этот день настал. Наконец, могу понять людей, близкие которых познали радость смерти. Единственное печально в этой ситуации то, что никто никогда не оказывается готов. Как бы долго я не жил, как бы хорошо не готовился, всё это событие наступает слишком рано. Это чувство схоже с тем, когда ты как уезжаешь после выходных от любимой бабушки: знаешь, что вы прощаетесь не навсегда, знаешь, что с ней всё хорошо, но чувство грусти всё равно не покидает. Как бы долго ты не гостил у бабушки, момент возвращения домой настаёт слишком быстро, и ты не оказываешься к нему готов.

Смерть — одна из немногих вещей в жизни, к которым невозможно подготовиться.

Смотри также: Война. Измена. Положительный результат на тяжёлое заболевание.

Я оборачиваюсь назад, смотрю в прошлое и вижу собственную жизнь, которая кажется мне такой счастливой.

Если тебе страшно, то это нормально бояться.

Мне страшно остаться в одиночестве.

Ты не один.

Страх неведения давно исчез, ведь теперь все прекрасно знают, что ожидает нас после смерти. Лишь страх одиночества остаётся нашим верным спутником по физической жизни.

Я сижу в позе лотоса на небольшом холме, покрытом зелёной травой. Передо мной расстилается голубое озеро, в небе порхают птицы, и ветер слегка развевает мои волосы. Я сижу с закрытыми глазами, глубоко выдыхаю и говорю себе, что это настоящий праздник. Глубоко вдыхаю и убеждаю себя, что отец прожил замечательную жизнь. Выдыхаю и принимаю тот факт, что как бы долго я не жил, совсем скоро я тоже умру, и в этом нет ничего плохого.

Рождаться — нормально. Умирать — не менее нормально.

Мы живём в несколько раз дольше людей прошлого, но время так скоротечно и незаметно пролетает. Останови его и живи до того момента, когда поймёшь, что хватит. В этот самый момент ты попросишь ещё пять минут.

Это жизнь, из которой убрали временное ограничение, и в ней осталось лишь желание добавки.

Именно поэтому нам и было даровано ВЦБ. Жизнь не заканчивается после смерти, лишь её физическая часть, а после… Бессмертие. Цифровое. Великое.

Я закрываю глаза, глубоко вдыхаю.

Белоснежный бесконечный коридор, и я посреди него.

Обычно утренняя медитация помогает расслабиться, успокоиться, поднять настроение и ворваться со свежими силами в новый день. Обычно всё получается отлично, но только не сегодня. Во всём виноват он.

Мальчик в футболке, шортах, с растрёпанными кучерявыми волосами и голубыми огромными глазами на фоне худого лица. Он стоит босиком на белом полу, в его опущенной правой руке маленький плюшевый медвежонок. Мальчик молча смотрит на меня посреди длинного белоснежного коридора с сотней дверей, каждая из которых открывается с помощью ручки. В нашем мире ими уже давно никто не пользуется. На каждой двери выцветшая табличка с цифрами и буквами. Именно сегодня, в самый важный день моей жизни, как только я закрываю глаза и глубоко вдыхаю, я вижу его. Он ничего не говорит, и когда отворачиваюсь, он вновь стоит передо мной. Мальчик молча смотрит на меня, не шевелясь.

Кто ты такой? Что тебе от меня нужно?

Он ничего не отвечает, он просто молча смотрит на меня.

Я отхожу назад и открываю первую попавшуюся дверь, захожу в комнату и вновь вижу его. Выхожу, открываю ещё одну, захожу внутрь. Снова он. Затем другая дверь. Ещё одна. Снова и снова… За каждой дверью бескрайняя белая комната, посреди которой стоит этот голубоглазый лохматый мальчишка и молча смотрит на меня. Я выхожу в коридор, закрываю дверь, и опять он. Мальчик с мокрыми упавшими ему на лицо волосами, молча стоит и смотрит на меня. Он не моргает, не двигается, не издаёт ни звука.

Перекрёсток ослепительно белых коридоров. Вокруг меня звучат голоса невидимых людей, скрип маленьких воображаемых колёс, дребезг чего-то металлического. И в каждом коридоре только он. За каждой дверью он. В каждой комнате моих воспоминаний лишь пустое белоснежное пространство.

И он.

— Кто ты? — спрашиваю его я.

Он не отвечает, а лишь молча смотрит.

Осталось четыре минуты, Эф.

Каждый день я брожу по белоснежным коридорам, открываю двери, дёргая за ручки, которые уже нигде не встретить, и захожу в эти комнаты, пытаюсь восполнить пробелы в памяти, добавить деталей, дополнить картину. Я прокручиваю в голове моменты прошлого ради того, чтобы ничего не забыть. Ведь единственный минус столь долгой жизни в том, что любое воспоминание, даже самое важное в твоей жизни, постепенно растворится.

Смотри также:

Исчезнет. Испарится. Станет ничем.

Вспомни свой первый поцелуй. Самый лучший день в жизни. Вспомни момент, когда ты впервые увидел снег.

Я всё помню.

В моей голове звучит голос диктора:

«В наш век современных технологий, вакцин от старения и пилюль, заменяющих пищу… Во времена парирующих планеров и созданных нами искусственных органов, ничем не уступающих настоящим… Мы уже открыли бессмертие и доказали его реальность… А следующей нашей целью является полное сохранение всех важных, удаление плохих, и восстановление необходимых воспоминаний нашей долгой жизни. За сотни лет накапливаются терабайты важной информации, и наша задача найти самый лучший способ, чтобы сохранить каждый крошечный бит. Попытка копирования воспоминаний на серверы оказалась неудачной из-за уязвимости и невозможности передачи информации такой как, например, аромат. Сложность задачи состоит и в недопустимости ни одной ошибки из-за фатальных последствий для конкретного индивидуума, а так как сам человек пока не совершенен, гарантий отсутствия ошибки никто дать не может. Некоторые эксперты отмечают возможность для контроля над людьми без их одобрения с помощью воспоминаний. Одним из их аргументов является Парадокс Имени, суть которого заключается в том, что если вашего пса звали X, вы не узнаете об этом, если в ваших воспоминаниях его кличку заменят на Y. Следовательно, никакого X в вашей жизни никогда не существовало, но существовал Y, которого никогда не существовало в самой реальности. К большой радости, некоторые успехи у нас уже имеются, и сохранение настоящих и полноценных воспоминаний остаётся лишь вопросом времени. И да поможет нам Канцлер!»

Одно маленькое изменение в коде — уже не твои собственные воспоминания.

Без собственных воспоминаний ты не будешь самим собой.

Твоя реальность отличается от самой реальности.

Осталось две минуты, Эф.

Я брожу по этим белоснежным коридорам каждый день, и открываю двери разных комнат. Какие-то детали, незаметные в прошлый раз, становятся заметны. Цвета, ароматы, звуки. По маленьким крупицам я восстанавливаю картину, но каких-то деталей всё равно не достаёт. Каждая комната — словно разбитая на десятки осколков тарелка, а я ползаю по полу, как младенец, и собираю из этих уникальных кусков тарелку заново.

Затем следующая дверь, и новая тарелка. И ещё и ещё. Тарелка никогда не собирается идеально, да и если быть честным, её невозможно собрать полностью. Каких-то крошечных осколков и кусочков будет недоставать.

Каждый день всё повторяется, но только не сегодня. Именно сегодня в самый важный день моей жизни передо мной стоит этот мальчишка и не даёт сосредоточиться.

Проваливай!

Он молча смотрит на меня и не даёт сконцентрироваться.

Уйди из моей головы!

Нужно очистить разум, избавиться от посторонних мыслей, но он постоянно здесь. Совсем рядом. Прямо передо мной он стоит и смотрит на меня посреди коридоров, посреди пустых комнат, посреди сотен дверей.

Оставь меня. Прочь. Уходи! Прочь!

Он не говорит ни слова и смотрит на меня, не моргая в бесконечном белом пространстве. Коридоры и двери исчезли, остались только мы с ним, уставившиеся друг на друга.

Что тебе нужно?

Осталась одна минута, Эф.

Он молча смотрит исподлобья, его мокрые волосы спадают ему на лицо.

Уйди из моей головы! Кто ты? Как ты сюда попал?

Он держит в правой руке плюшевого медвежонка и поднимает трясущуюся левую руку. Мальчик указывает на что-то позади меня. Я оборачиваюсь и вижу бесконечное белое пространство, как и всё вокруг. Кроме бесконечного белого нет ничего. Я оборачиваюсь назад, мальчика нет, а позади меня доносятся разные звуки: голос людей, визг колёс, дребезжание чего-то металического, крики и детский плач. Я вновь делаю круг и вижу перед собой огромный экран. Такой, какой видел в прошлые времена в кинотеатрах. На этом экране проносятся яркие кадры.

Отец. Какая-то девушка. Купол. Пластмассовые дома, дороги и люди. Снова отец. Город. След из капель крови на земле. Зелёная трава. Человек в серой форме. Группа людей вдалеке. Силуэт человека в лучах слепящего солнца. Озеро. Билборды. Эл.

Этого никогда не было.

Всё мелькает по кругу, но на фоне сегодняшнего долгожданного праздника — всё это для меня остаётся лишь пустым набором кадров.

Затем на экране вновь появляется этот мальчик. Я оборачиваюсь, и он позади меня.

Прочь! Оставь меня в покое. Кто ты и что тебе нужно?

Он ничего не говорит.

Я падаю перед ним на колени. Шепчу ему, умоляю его уйти.

Сегодня умрёт мой отец, став одним из людей, которые обрели Великое Цифровое Бессмертие. Нельзя воскреснуть, не умерев. Нельзя обрести бессмертие при физической жизни.

Сегодня какой-нибудь двухсотлетний парень поднимет бокал из переработанного пластика с водой, обогащенной кальцием, фосфором, магнием и скажет:

— За смерть твоего отца!

И гости воскликнут:

— За бессмертие после смерти!

Время вышло. Нам пора, братец.

Мальчик исчезает. Растворяется. Становится ничем. И я открываю глаза.

Глава 2

Я подхожу к красному планеру, который слегка покачивается в воздухе в сантиметрах пятнадцати над землёй. Я оборачиваюсь в сторону озера. Ветер дует мне в лицо, приносит с собой запах травы, полевых цветов. Где-то вдалеке поют птицы, крякают утки. Только что лягушка тихо плюхнулась в воду. Каждое утро я здесь, сижу на зелёном холме перед озером в позе лотоса и наслаждаюсь, закрыв глаза.

Нахождение вне купола более десяти минут негативно отража…

Да знаю, знаю.

Я бросаю последний взгляд на озеро. Что-то постоянно тянет меня сюда и не хочет отпускать. Я сажусь в планер, и его двери автоматически плавно закрываются. Подношу руку к панели, которая загорается синим огнём, а через секунду свет становится зелёным. Слышен лёгкий гул электродвигателя, планер приподнимается от земли ещё на несколько сантиметров и улетает от озера навстречу светло-голубому мерцающему куполу, за которым находится Город.

Каждый из двух городов отделен куполом от внешнего мира. Хотя скорее это внешний мир отделили от нас. Купола несут защитную функцию, регулируют температуру, избавляют от негативных последствий солнечного света.

Я где-то читал, что фотостарение — это явление, которое иссушает кожу под действием ультрафиолетового излучения. А меланома — это злокачественная опухоль, причиной которого является воздействие ультрафиолета.

Это жизнь, из которой убрали все негативные факторы, и тебе в ней больше ничего не грозит.

Как там отец?

Состояние стабильное. Температура в норме. Пульс в норме. Он сейчас спит.

Надо срочно искать деньги, Эл, он долго не протянет.

Согласен.

Сколько у нас на счету?

Сто семьдесят тысяч.

Даже когда мы смогли обрести бессмертие, деньги остались деньгами.

Смотри также: Смысл жизни. Уважение. Признание. Любовь.

Я сижу в зале на празднике одного из «смертников», слушаю его речь, и понимаю, что у бессмертия тоже есть своя цена. На данный момент она составляет двести пятьдесят тысяч. Немалая сумма. Я закидываюсь таблетками, заменяющими ужин. Я в зале, полном гостей. Сижу за стойкой в одиночестве, пока остальные танцуют, и понимаю, что бессмертие всё же удел богатых.

В моей голове мелькают возможные названия для цифровых рекламных билбордов, расставленных по всему городу:

«Мы все равны, но люди с деньгами всё же равнее!».

«Кредит на бессмертие! Всего 3,5% годовых!»

«Зачем вам бессмертие, если вы и при жизни можете работать вечно?»

Если так посчитать, то получается, что я заработал чуть больше тысячи в год. Не густо за сто пятьдесят лет.

Братец, не преувеличивай. Сто пятьдесят тебе будет только на следующей неделе.

Я совсем не заметил, как быстро пролетели эти сто пятьдесят лет.

Ты просто порой забываешь, сколько всего ты прожил.

Наверное.

Знаешь, в чём самый большой минус долголетия?

В чём же?

Каждый год тебе приходится ломать голову при выборе подарка на день рождения, и так сотни лет, а знакомых и друзей всё больше и больше.

Ты всегда умел отвлечь.

Что есть, то есть.

Забавно.

Что именно?

Мы живём так долго ради ещё более длительного существования.

Жизнь не нужно проживать ради чего-то, жизнь нужно просто жить.

С каких пор ты стал философом?

Всегда был.

Мы летим по дороге из переработанного пластика, вокруг нас зелёные поля, в которых цветут цветы и порхают бабочки. В небе летают птицы, светит солнце, то прячась за перистыми облаками, то вновь появляясь.

Ты не устал так жить?

Мне уже давно неизвестно такое понятие, как усталость.

Ладно. Не надоело?

Это для меня теперь тоже непостижимо.

Безэмоциональный и бесчувственный.

Это я.

Ты хоть раз пожалел о том, что тебя оцифровали?

Нет, мне неиз…

Да, да. Тебе неизвестны такие чувства, как жалость, сожаление, скука, усталость и прочее. Может, ты и не человек вовсе?

А все ли люди — люди? И в какой момент человек перестаёт быть человеком?

Наверное, когда делает что-то очень плохое.

Для начала необходимо определить для себя, кто является человеком изначально, отталкиваться от этих условий и определить для себя, хорошо ли вообще быть человеком.

Ты всегда был таким занудой? Может быть, ты стал совсем другим?

Может быть.

Изменяется ли вообще человек без физической оболочки?

Ответы на все эти вопросы уже даны учёными.

Я порой забываю, что ты когда-то был таким же из плоти и крови, как я.

Забавно.

Что именно?

Ты прожил почти сто пятьдесят лет, но так и не нажил ни одного друга.

Главное, что вы с отцом всегда будете со мной.

Я провожу по панели рукой, включается автопилот, весь салон загорается нежно голубым светом, кресло отклоняется назад, и в моих ушах постепенно начинают падать капли воды, а я закрываю глаза. Звучит гроза, и капли падают немного активнее. Гроза раздаётся вновь, и начинается дождь. Сначала лёгкая морось, но через пару мгновений начинается настоящий ливень. Слышно как капли разбиваются о землю, как падают на листья деревьев, как орошают зелёную траву. Гремит гром, ветер колышет густые зелёные ветви деревьев, а дождь льёт сильнее и сильнее. Он в моей голове. Его звук и аромат. Всё лишь в моей голове.

Капли дождя сплошной водяной стеной падают на землю, образуя небольшие лужи. Я бегу по этим лужам босиком, хлюпая ногами, а сзади меня бежит маленький, насквозь промокший Эл. Он немного отстаёт, заливается весёлым смехом, и я кричу ему, чтобы он догонял. Мы прыгаем по лужам, промокшие, грязные и счастливые. Вокруг нас стоят громадные деревья, ветви которых колышет ветер, а с неба на нас падают тысячи капель воды, пока мы прыгаем по лужам.

Дождь, ветер, снег — явления, которых под куполом просто нет. Я имею в виду настоящий ветер, дождь и снег.

Мы живём в пузыре. В стеклянном снежном шаре на деревянной полке.

Потряси его.

Я бегу и оглядываюсь на Эла, хочу убедиться, что он не сильно отстал, и вижу, что он стоит на месте по щиколотки в луже.

— Эл, ты чего? Бежим скорее!

Он машет рукой, хохочет и прыгает в этой луже. Вокруг стоит аромат дождя и хвойного леса.

— Пошли домой скорее, родители будут волноваться.

Он прыгает в луже, его одежда вся потемнела от воды, а волосы немного слиплись и упали ему на лицо. Аромат свежего леса после дождя постепенно сменяется на что-то мне неизвестное. Мои волосы тоже слиплись, а густые капли воды стекают по моим щекам.

— Эл, не заставляй меня за тобой возвращаться. Побежали скорее.

Я смотрю на его ноги и понимаю, что он в луже по колени, и с каждой секундой он всё глубже погружается в воду. Я начинаю бежать к нему навстречу, но ноги меня не слушаются, они утопают в грязи, а по моему лицу стекает всё больше густых и липких капель. Мой брат опускается всё ниже. Он уже по пояс в воде.

— Эл! Вылезай оттуда! Скорее! — я бегу к нему изо всех сил, но почти не двигаюсь с места, смахиваю со лба капли, и в запах ударяет аромат чего-то терпкого. Я смотрю на руку — она вся в крови. Мои руки в крови, вся моя одежда и земля, на которой я стою, в крови. Лужи вокруг меня красные, как и ветви деревьев. Весь лес в одну секунду окрасился алым цветом.

Оглянись. Всё вокруг утопает в густой крови.

— Эл! — кричу я, — братик! Вылезай скорее.

Я смотрю на него, стоящего по плечи в крови, и, готовый разрыдаться от беспомощности, кричу изо всех сил. Дождь продолжает идти.

Дождь из крови.

Глава 4

Мы пролетаем по тоннелю, вылетая на огромное шоссе, наполняющееся планерами.

Город оживает. Это не тот город, в котором я жил сотню лет назад. Новые здания из высокотехнологичного пластика, голографические экраны, летающие беспилотные планеры. Однако, люди остались всё те же.

Мы не зажили лучше. Мы не стали счастливее или умнее. Мы просто получили возможность долго жить, счастливо умирать и жить бесконечно после смерти.

Мы пролетаем между огромными небоскребами с зеленой пластиковой травой на крышах и вокруг небоскрёбов. Мимо голограмм о медитациях и вакцинах от старения. Мы мчимся мимо ресторанов с молекулярной кухней, в которых гостям выдаются пилюли с различными вкусами и необходимым количеством макро и микроэлементов. Мы летим, а на пути нам встречаются десятки рекламных щитов:

«Замени устаревший орган уже сегодня».

«Запишись на курсы медитации».

«Клиника Privatio Sensus. Самая лучшая клиника во всех измерениях».

Иногда мне кажется, что мир и не изменился вовсе. Его всего лишь запихнули в более современную упаковку, сменили дату и выдали за что-то новое.

Может, послушаем музыку?

Отличная идея.

Планер наполняется приятной мелодией на фортепиано.

Такая музыка никогда не умрёт.

В отличие от людей.

Я должен спасти отца.

Мы спасём его.

Экран на приборной панели открывается, и я провожу по нему пальцем в надежде почитать новости и немного отвлечься от плохих мыслей, пока мы пролетаем мимо теннисных кортов с дополненной реальностью и баров с мультивитаминными коктейлями. Одна капля, и ты уже весел, опьянён без алкоголя и счастлив.

Это жизнь, в которой оставили только хорошее, и лучшее, что ты можешь пожелать, это её бесконечность.

По крайней мере, так задумывалось.

Заголовки статей в газетах всегда выглядят примерно так:

«Создано молоко, содержащее в 17,7 раз больше кальция, чем коровье».

«Люди стали обращаться в клиники в двенадцать раз реже».

«Медитация вновь признана самым лучшим способом обрести долголетие».

Сколько ему ещё осталось?

Дней пять, не больше.

Я пролистываю статью о новых открытиях в фармакологии для омолаживания клеток. Оказывается, увеличение длины теломеров способствует развитию клетки и долголетию всего организма.

Мы подъезжаем к маленькому заведению, над которым светится надпись «Выгодно и полезно». Дверь планера медленно поднимается, и я ступаю на пластиковую дорогу, а планер слегка покачивается в воздухе.

Я подхожу к зданию, двери которого плавно открываются.

— Добрый день, — улыбается мне парень за стойкой.

— Здравствуйте, — улыбаюсь я ему в ответ и сажусь за белоснежную глянцевую стойку. Бары нынче изменились. Вместо алкоголя на полках — лекарства и настойки, вместо шотов с выпивкой — пилюли и стаканы с водой, вместо алкогольного отравления — долгая и счастливая жизнь.

Я где-то читал, что алкоголь — это напиток, содержащий этиловый спирт. Он увеличивает риск незапланированных беременностей, браков, абортов. Ухудшает жизнь, ведёт к быстрому старению, болезням печени, почек и мозга. Яд, отравляющий наш мозг, который запрещён.

Это жизнь, из которой убрали всё опасное и весёлое, оставив лишь безопасное и скучное.

На панели перед собой я нажимаю несколько клавиш, и в стойке открывается отсек, из которого плавно выезжает белая маленькая коробочка. Она открывается, и передо мной лежат две зеленые пилюли цвета лайма и перечной мяты. Я закидываю в себя треть суточной нормы калорий, витаминов, минералов и аминокислот. В моей памяти воспроизводится видео, крутящееся круглосуточно на рекламных уличных щитах. На экране счастливая, насколько это возможно, семья, и голос из рекламы в моей голове говорит:

— Невероятно удобно позавтракать за две секунды, выпив пару таблеток. Никаких лишних минут, никаких проблем с зубами, никакого подсчета калорий и ожирения. Вам не захочется тратить ценное время на такой скучный и постоянный процесс, как питание. Вы не съедите вредного или лишнего, всё уже посчитано и взвешено за вас. Вам осталось только сделать глоток, — на видео счастливые члены семьи закидываются таблетками, весело улыбаются и расходятся по своим делам.

На экране появляется надпись: «Таблетки в каждую семью».

Мы в нашем любимом кафе «Amor est Familia». Отец, Эл и я. Вокруг пахнет жареными в масле пончиками, карамелью и клубничным коктейлем. Зал забит полностью, но нам удалось найти свободный стол с двумя просторными диванами у окна. Официантка в розовом платье подходит, улыбается, здоровается, и спрашивает, готовы ли мы сделать заказ. Отец кивает и диктует ей то, что мы здесь постоянно берём. Она записывает всё в маленький блокнотик, который хранится в её нагрудном кармане. Отец заказывает нам два молочных коктейля и шесть пончиков. Когда он делает заказ себе, он говорит:

— Будьте добры мне чашку обжигающего, чёрного, как сама смерть, кофе.

— Хорошо, — улыбается девушка, записывая заказ.

— И будьте любезны мне ваш чудесный вишнёвый пирог с шариком пломбира.

— Отличный выбор, — улыбается официантка, пока внимательно всё записывает. Пишет она очень мелко. Настолько мелко, что сразу после нас она подходит к соседнему столику, за которым сидят мама, папа, две дочки и, не перелистывая страницу, записывает их заказ. Следом принимает заказ у ещё одного столика, записывая всё на той же странице.

— Да уж, в воскресенье здесь не протолкнуться, — говорит отец, осматриваясь вокруг.

Я киваю, пока Эл катает по столу красную спортивную машинку и изображает звук мотора.

Бллл-блл-блллл.

— Как дела в школе, Эф? — спрашивает отец, пока мы ждём заказ.

— Всё хорошо, пап.

— Никто не обижает?

Я мотаю головой.

— Эла никто не обижает?

Я поворачиваюсь на него, Эл продолжает катать машинку по столу, не обращая никакого внимания на нас. — Конечно, нет, пап, — отвечаю я уверенно.

— Не давай его в обиду, хорошо? Ты старший, и ты за него в ответе.

— Я понимаю.

— Он хорошо себя вёл на этой неделе? — спрашивает отец, поворачиваясь к Элу. Тот, слишком увлечённый игрушкой, не обращает никакого внимания.

Блллл-бллл-блллллл.

— Сын?

Эл поднимает голову на отца, утвердительно кивает головой и возвращается к гоночной машинке.

— Ладно, сходите пока помойте руки.

Я беру за руку Эла, он продолжает играть с машинкой, теперь словно с самолётом.

Блллл-блл-бллллл.

— Подворачивай рукава, — говорю я, пока мы стоим возле раковины. Я подворачиваю свои, он смотрит на меня и повторяет за мной. Он вечно всё повторяет, причём старается это делать с максимально серьёзным лицом.

— Давай помогу.

Я вижу, что у него не получается, но он мотает головой.

— Нет, я сам, я взлослый.

Я тщательно растираю мыло по рукам, и он в точности повторяет за мной, затем поднимает на меня голову и говорит:

— Ты между пальцами не помыл.

— Согласен, — вздыхаю я и исправляюсь.

— Лаз-два. Лаз-два, — повторяет он, выполняя ритмичные движения.

Мы смываем мыло, я начинаю протирать его ручки бумажным полотенцем, но он начинает капризничать.

— Я сам.

Делает он это недостаточно хорошо, в некоторых местах руки ещё мокрые, а рукава рубашки частично намокли, но он стоит довольный, потому что всё сделал самостоятельно.

Я протираю влажные места на его руках, и когда он вновь начинает сопротивляться, я говорю ему, что в этот раз я ему помогу, а в следующий раз он поможет мне, ведь так делают все взрослые. Он кивает. Мы идём обратно к нашему столику, на котором нас уже ждут молочные коктейли с бананом, клубникой и взбитыми сливками.

Красная гоночная машинка катится по стенам, перелетая косяки и стыки деревянных балок.

Блл-бллл-бл.

Я держу Эла за руку, но его со мной нет. Он в кабине красного спортивного автомобиля рассекает воздух и преодолевает препятствия в виде стульев, столов и посетителей кафе.

Мы садимся за стол. Эл потягивает коктейль из трубочки, отец делает глоток кофе, немного щурится от того, насколько кофе горячий.

— Чертовски хороший кофе, — говорит он каждый раз, копируя эту фразу из сериала, затем смотрит на Эла и говорит, — твой брат сказал, ты нарисовал для меня что-то. Покажешь?

Эл радостно кивает, поворачивается к рюкзаку, открывает его и достает рисунок. Отец берёт его и внимательно разглядывает.

— Это планел, папа.

— У них было задание, нарисовать мир будущего. Учительница сказала, что его рисунок один из лучших, — говорю я.

Официантка в розовой форме приносит пончики с сахарной пудрой, карамелью и шоколадом для нас с Элом, а так же кусок вишнёвого пирога, от которого идёт пар, для отца.

— Подождите, пожалуйста, — говорит отец, отламывает кусок, пережёвывает его, затем глотает, смотрит на официантку и расплывается в улыбке, — восхитительно!

— Благодарю вас. Кстати, очень красивый рисунок.

— Да, его нарисовал этот маленький гений, — он указывает вилкой на Эла.

— Как тебя зовут, малыш?

— Эл, — говорит он с полным ртом, его щёки и нос измазаны в сахарной пудре, и отец просит его воспользоваться салфеткой.

— Это Эф, мой старший сын.

Я киваю, она вновь улыбается.

— Это планел, — весело кричит Эл.

— Очень интересно, — отвечает девушка, — а что это такое?

— Это автомобиль, котолый летает в воздухе. Сколо все воклуг будут на таких летать.

— Он посмотрел недавно фильм, в котором были похожие автомобили, и они ему очень понравились, — говорю я.

— Мой сын станет конструктором автомобилей, — говорит отец и делает глоток из чашки, — а может даже проектировщиком космических кораблей.

— А ты чем будешь заниматься? — спрашивает девушка у меня.

Я смотрю на отца, затем на неё.

— Я пока ещё не определился.

— А что тебе нравится?

— Он фотографировать любит и писать. Хочет стать журналистом, — говорит отец и отламывает кусок пирога.

— Ох, как здорово. Буду вашим читателем.

Я смущаюсь, отец смеётся.

— Надеюсь, это скоро пройдёт.

— Желание делать фотографии и писать заметки в газету?

— Наивность. Надеюсь, он найдёт себе нормальную достойную профессию, отучится и обеспечит себе комфортную жизнь.

Он смотрит на меня.

— Да, Эф?

Я киваю и кусаю пончик с шоколадом.

— Сынок, ты снова весь в пудре, — хохочет отец и вытирает салфеткой щёки Эла.

Я жую шоколадный пончик, и пытаюсь понять, чем бы я на самом деле должен заниматься в будущем, чтобы отец мной гордился.

Бллл-блллл.

— И да хранит вас Канцлер, — говорит бармен за стойкой, выходящим на улицу людям, за которыми плавно закрываются прозрачные пластиковые двери. Я встаю из-за стойки киваю бармену, которому на вид не больше двадцати, а на деле около двухсот лет.

— Да хранит вас Канцлер, — говорю я и выхожу из бара.

Глава 5

В статье говорится:

«Замена органов признана самым удобным способом обретения долголетия. В опросе участвовало сто тысяч жителей нашего города, и более шестидесяти процентов опрошенных выбрали замену органа, как самый удобный способ, даже не смотря на его дороговизну. Жители говорят, что готовы трудиться на благо общества, а замена устаревших органов позволит им осуществить свои желания и выполнять поставленные цели. Как же чудесно, что лучшие умы Канцлера годами трудились для создания специальных аппаратов, которые за считанные минуты способны сотворить необходимый вам орган. Нет нужды в медитации, которая заняла второе место в опросе. Нет необходимости в криокапсулах с сероводородом, которые заняли третье место. Вам стоит просто написать заявление о замене органа и подготовить необходимую сумму, которая указана в клинике. Вот список самых лучших и выгодных клиник нашего…»

— Ф-113, Ф-113! — раздаётся голос, отвлекая от чтения, и на панели передо мной появляется голографическая копия редактора моей газеты, — На северо-западе случился пожар в одном из жилых зданий. Столь редкое событие для нашего времени и отличная возможность запечатлеть работу наших доблестных спасателей. Поторопитесь и не оплошайте, как в прошлый раз.

Прошлый раз. Я прекрасно помню ту девушку.

Солнечное утро, лёгкий ветер развевает ветви пластиковых деревьев, пустая пластиковая дорога, по которой пару минут назад летел красный, как мой, пластиковый планер.

В этом мире нет ничего настоящего.

Сегодня утром на севере города возле границ купола произошла авария. Планер, за рулём которого была прекрасная жительница нашего города, вылетел с дороги и врезался в одно из растущих по обочине деревьев. Разумеется, никто, кроме планера и дерева не пострадал. Девушка выжила, и была доставлена в ближайшую больницу через несколько минут. Она отделалась лёгким ушибом, и к вечеру уже чувствовала себя замечательно. Дерево было восстановлено, а планер отремонтирован в кратчайшие сроки.

Именно так писали о том событии, на которое я опоздал.

Это жизнь, из которой убрали всё интересное и опасное, и тебе не о чем писать новости.

Твоя профессия становится ненужной профессией.

Я приехал на место происшествия и мог лишь наблюдать за последствиями самого события и рисовать картину только в своей голове.

Красный планер летит мимо деревьев, а за его рулем девушка, разумеется, в чудесном расположении духа. В кабине планера звучит фортепиано, затем добавляются нежные струнные, а следом громогласные духовые. Именно в этот момент мелодии планер вылетает с трассы, не сумев войти в крутой поворот, и под эпический рёв труб и пение скрипок медленно, словно в замедленном движении, влетает в дерево. Во время столкновения девушка наклоняется вперёд, ударяется об лобовое стекло, разбивает его и вылетает на красный капот.

В отличие от старых автомобилей, планер не оставляет никаких следов аварии на трассе. Ни следов шин, ни капель бензина, ни каких-либо отломившихся деталей. Ты лишь смотришь на трассу, на дерево и представляешь себе, как бы это могло быть.

Это жизнь из которой убрали все возможные происшествия, оставив лишь возможность воображать.

В тот день я не успел прибыть вовремя и запечатлеть наших спасателей. Не собрал информацию для воодушевления наших жителей. Не написал статью с примерным названием: «Доблестные спасатели не позволили погибнуть бедной девушке».

Не вставил фотографию улыбающейся команды.

Фотографию ужасной аварии.

Фотографию счастливой спасённой от неминуемой гибели девушки.

Тебя не могут наказать, оштрафовать или уволить. В тебе могут лишь разочароваться, и это гораздо хуже. А самое страшное во всём этом то, что тебя могут перестать любить.

Я закрываю комнату воспоминания и перед дверью вижу девушку, которая была за рулём красного планера.

Уходи.

Она смотрит прямо на меня, а из её глаза стекает слеза.

Что тебе нужно?

Она открывает рот и говорит:

— Ф-113, подобное недопустимо, вы меня слышите?

Что?

— Ф-113? — говорит голубой человечек у меня на панели.

— Да?

— Слышите меня? Не подведите нас.

— Все будет отлично, — отвечаю я, улыбаясь, — я вас не подведу. Обещаю.

Человечек исчезает.

Мы пролетаем мимо пластиковых однотипных домов, заполненных точно такими же людьми. Мимо людей, уставившихся в свои ладони. Мимо бесконечного числа рекламных билбордов, продающих тебе больше счастья, больше здоровья и больше времени. Люди оборачиваются, улыбаются и машут в след настолько радостно, насколько это возможно. Они улыбаются друг другу, кланяются, приветливо кивают и вновь улыбаются. Улыбаются.

Улыбаются.

Никто никогда не сердится, не печалится, не расстраивается и конечно не злится. Это всё эмоции, которых в нашей жизни попросту не существует. Мы либо перестали попросту это испытывать, либо все тщательно это скрываем. Живём ради бесконечного продолжения, перед которым обязательно закатим вечеринку, и какой-нибудь парень или девушка скажет, что годы позади — лишь проверка перед настоящей счастливой бесконечной жизнью.

На одной из вечеринок ко мне подошла девушка в зелёном. Так близко, словно мы с ней давно знакомы. Она смотрела на всеобщее веселье и танцы, затем повернулась, посмотрела мне в глаза и спросила:

— В какой момент времени такое печальное событие, как смерть, вдруг стало радостным?

— Я никогда не задумывался об этом.

Она удивлённо посмотрела на меня, взяла стакан и с любопытством начала его разглядывать.

— Что чувствовал первый человек, согласившийся на это? — спросила она.

— На что именно?

— Что всю оставшуюся жизнь ему придётся пить лишь воду, и никакого алкоголя он не получит до конца своих дней, — она сделала глоток и начала смеяться.

— Думаю он расстроился этому факту.

— А когда соглашался умереть?

— Боялся.

Она кивнула и задала следующий вопрос:

— Что из сегодняшнего абсурда станет нормой завтра?

Я сделал глоток воды, и она продолжила, отстранённо глядя в сторону, не дав мне ответить.

— Социальная норма — всеобщее помешательство и постепенное, последовательное убеждение в абсолютной обыденности и нормальности того, что прежде казалось глупостью, и каким бы абсурдом происходящее не казалось тебе, если это принято обществом, значит, оно стало нормой. Это ли не смешно?

Я пожал плечами.

— А тебя как зовут? — спросила она.

— Эф, а тебя?

— Пи.

Взглянув в окно, я вижу бесконечные ряды пластиковых домов, пластиковых планеров и пластиковых людей. Они существуют бесцельно, беспричинно и бесконечно. Люди живут долгую жизнь ради ещё более долгой жизни. Планеры несутся из одной точки в другую, люди перемещаются из одной точки в другую.

— В этом мире, Эф, — сказала она, — нет ничего настоящего.

Мы пролетаем мимо спортивных площадок, на которых выполняют упражнения необходимые для долголетия. Мы пролетаем мимо билбордов с забавными лозунгами:

«Пять минут боли, ради сотни лет жизни».

«Один приём, и ты спасён».

«Сегодня старик, завтра младенец».

— Мы подсели на это, как на запрещённое и давно уничтоженное вещество, и слезть уже не можем. Наша жажда долголетия и жизни ради жизни. Желание добавить себе ещё пару минут. Стремление обрести бессмертие. Всё это стало нашим наркотиком.

— Путь во спасение? — улыбался я.

— Скорее, путь в никуда, — ответила она, осушила свой бокал, — ну что, пойдём танцевать?

Мы подъезжаем к зданию, из которого валит тёмный дым и рвётся обжигающее пламя. Это событие сродни солнечному затмению, настолько оно редкое, что собирает вокруг кучу любопытных улыбающихся зевак. Никто не боится, не волнуется и не переживает. Это всё эмоции, которых просто не существуют, а ты в мире кукол, уголки ртов которых на заводе заранее растянули.

Я выхожу из планера, делаю глубокий вдох, улыбаюсь. Я одна из кукол с завода.

Если постоянные позитивные эмоции, это не счастье, то, что тогда счастье?

Видимо, что-то другое.

Я внимательно смотрю на пламя и хлопаю глазами. Щёлк. Я разглядываю плавящееся на моих глазах, словно свечка, здание. Я рассматриваю весёлых жильцов этого дома. Прохожих, для которых этот день, как и все остальные — лучший день в их жизни.

Все улыбаются, и я улыбаюсь вместе с ним. Щёлк, щёлк, щёлк.

Улыбочку, пожалуйста.

Щёлк.

Довольно удобно, когда фотоаппарат встроен прямо в глаза. Можно делать снимки и мгновенно их редактировать силой мысли.

Щёлк.

Я просто хлопаю глазами, и каждый запечатлённый момент сохраняется в памяти моего жёсткого диска.

Щёлк.

Все улыбаются, и мне становится интересно, что будет с ними, если они начнут гореть заживо.

Щёлк.

Мне хочется посмотреть, будут ли они улыбаться, когда их кожа начнёт плавиться прямо на их телах, словно воск.

Щёлк.

Я сделаю каждый кадр их радостных лиц во время их сгорания. Во имя всеобщего счастья, долголетия и бесконечной жизни ради бесконечной жизни.

Щёлк.

Улыбайся, пока горит твой дом. Улыбайся, пока разрушается всё то, что ты когда-то любил, пока сам ты сгораешь заживо. Улыбайся, когда понимаешь, что жить тебе осталось не больше минуты.

Никакого долголетия. Никакой вечной жизни. Никаких тебе положительных эмоций, счастья и позитивного настроения.

Щёлк.

Перед глазами вылезает огромная красная надпись:

Ошибка!

Кругом бегают и кричат люди. Языки жёлтого пламени жадно облизываются и заглатывают всё больше и больше частей дома. Некоторые люди кричат, некоторые бегут, прижимая тряпки к лицу и кашляют. Вокруг нас бегают полусогнутые задыхающиеся люди. Я оглядываюсь по сторонам, и понимаю, что постепенно мы отдаляемся от дома. Вокруг дым, крики и стоны бегущих от пожара подальше людей. Эл плачет, закутанный в одеяло, пока отец несёт его в правой руке, плотно прижав к груди. Он ещё совсем малыш, и только так может с нами общаться. Меня же отец прижимает к левому плечу и бежит, что есть силы, в безопасное место подальше от пожара. Я прижимаюсь к его шее и вижу, как бегают кругом напуганные люди, чёрные от смога, задыхающиеся от едкого дыма. Отец бежит и тяжело дышит. Мы постепенно отдаляемся от дома, охваченного огромным пламенем. Это жадный, голодный огонь, и он съест всё, что попадается ему на пути.

Отец доносит нас до лавочки на детской площадке в окружении зелёной травы и напуганных людей, лица которых чёрные от гари. Некоторые из них лежат и тяжело дышат, кашляют, кто-то плачет, кто-то ищет своих родных. Вокруг крики, слёзы, кашель, и запах костра.

— Посиди здесь, — говорит мне отец, и передаёт мне в руке ещё плачущего Эла, — береги его, я скоро вернусь.

— Куда ты?

— Слышишь? — спрашивает он, указывая на дом, — там ещё есть люди, им самим не выбраться.

— А мама где? Она ещё в доме?

— Нет, нет, с ней всё хорошо. Я её найду. Посиди здесь, скоро всё закончится, хорошо? — он стоит передо мной на одном колене, целует меня в лоб, затем целует Эла, — ну, ну, малыш, тише, — говорит он Элу, который продолжает плакать, затем поднимает взгляд на меня, — я скоро, сынок, — и убегает.

Вокруг нас тяжёлое дыхание людей, крики, кашель, шёпот и стоны. Их одежда в некоторых местах опалилась, у кого-то образовались ожоги. Прозрачные волдыри на их пальцах, на их ногах, плечах, на их лице, и они кричат от боли и от ужаса. Кто-то потерял своих родных, кто-то сожалеет, что не вынес все вещи, у кого-то в квартире ещё остались животные. Им больно, им страшно, им тяжело.

Это слышно из криков, разговоров, причитаний и шёпота.

Люди приходят и уходят, бродят в поисках родных, валятся без сил на землю. Эл, наконец, перестаёт плакать и сладко засыпает, посасывая соску. Отца всё нет.

Со стороны дома продолжают бежать чёрные от копоти люди. Они бегут в обгоревших обносках, что несколько минут назад были одеждой, а на месте дырок в одежде — красные пятна, волдыри, кровоточащие раны. Родители, их дети, старики… Все бегут прочь от ужасного огнедышащего монстра, падают на зелёную траву и жадно глотают воздух, но кашель душит их. Навстречу к некоторым из людей бегут наши соседи, которые секунду назад сидели рядом с нами.

Отца всё нет.

Слышен лай собак, дребезжание птичьей клетки и хлопанье крыльями, жалобное мяуканье кошек.

Отца всё нет.

Слышен рёв сирен, слышны крики людей от боли, кашель и отхаркивания. Слышны стоны и тяжёлые хрипы.

Отца всё нет.

Я сижу, всматриваюсь в густой дым, пытаюсь различить знакомые силуэты, но с каждым новым, разочаровываюсь всё больше. Сильнее боюсь и крепче сжимаю маленького Эла в объятиях.

Отца всё нет.

Ко мне подходят наши соседи и спрашивают, где мой отец. Я пальцем показываю в сторону дома, объятого жадным пламенем и густым, чёрным, как смоль, дымом, а соседи цокают, качают головой и говорят:

— Ай-яй-яй. Лишь бы выбрался. Какой же кошмар.

Ко мне подходят незнакомые люди и спрашивают, где моя мама. Я с красными от накатывающих слёз глазами показываю пальцем в сторону откуда выбегают люди, вынося своих детей, домашних животных и дорогие сердцу вещи.

— Господи, ужас-то какой, — шепчут они, — малыши совсем одни, как же так… Как же так…

Подъезжает спасательная машина, подъезжает скорая помощь, подъезжает автомобиль полицейских.

Отца всё нет.

Спасатели достают шланги, подключают их к воде и начинают тушить пожар.

Врачи достают кислородные маски, дают воду, обрабатывают ожоги, ставят уколы.

Полицейские оцепляют площадь, разговаривают с нашими соседями, что-то записывают, переговариваются друг с другом.

Отца всё нет.

— Где твои родители сынок? — спрашивает меня спасатель. Позади него несколько человек в точно такой же красной форме, пытаются изо всех сил справиться с огненным монстром, который им не по силам. Пахнёт жжёной резиной, костром, пахнет жареным мясом, и я плачу. Слёзы льются из моих глаз, когда я трясущейся рукой показываю на здание, на этого огромного огненного великана, окружённого дымом и красными пожарными машинами. Спасатель оборачивается и шепчет:

— Вот же чёрт.