18+
Избранное. Том 2

Бесплатный фрагмент - Избранное. Том 2

Историческое и настоящее

Объем: 382 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Публицистика и эссеистика

Во второй том Избранного вошла публицистика, публикатором которой я был как автор медиа-холдинга «Россия-Сегодня» г. Первоуральск, Свердловской области с 2017 года по 2018 год включительно.


Публицистика

Материал, опубликованный мной на страницах эл. СМИ

http://rustod.ru/publicistika/100-letie-revolyucii/

Медиа — Холдинг «Россия — Сегодня».

Жизнь во спасение

Документальный очерк


Светлой памяти писателя В. Г. Распутина посвящается…


Прикосновение к творчеству Валентина Распутина у меня ассоциируется с благодарной памятью, как спасителю озера Байкал, экологической среды Приангарья, благодатной среды проживания всему населению Забайкалья.

Надо было ему родиться в 1937 году, возмужать, сделать себя всемирно известным писателем, иметь непререкаемый авторитет среди миллионов сознательного населения огромной матушки Сибири, чтобы иметь право войти в высшие эшелоны Власти страны, убедить её в запрете дальнейшей эксплуатации Байкальского целлюлозно-бумажного комбината, отравляющего своими сбросами воды реки Ангары и озера Байкал, жемчужины нашей Сибири. После многолетней борьбы общественного движения, простого народа, отдельных государственных личностей всех сословий, научной интеллигенции, начиная с 1961 года, наконец удалось остановить вредоносное производство только в начале следующего века, осенью в 2013 году.

Комбинат, построенный в далёкие 50-е годы прошлого столетия, остановили навсегда. Быстрые воды Ангары являются экологическим регулятором всей экосистемы пресноводного озера Байкал, аналогов которому в мире не существует. Его запасы воды неисчерпаемы вот уже на протяжении двадцати пяти миллионов лет. И хватило же ума в то время возвести на Ангаре очистные сооружения для бумажного комбината. Они не справлялись с множеством вредных сбросов, частично попадающих и в озеро Байкал. За длительное время работы комбината, химические выбросы нанесли огромный вред не только озеру, но и Ангаре, а также из неё вытекающих многочисленных рек и речушек. Кроме того химические выбросы из вытяжных труб комбината разлетались на многие тысячи квадратных километров вокруг зоны проживания городского и сельского населения Иркутской области и Приангарья. У населения началось массовое онкологическое заболевание, душила астма все возрастные категории проживающих в округе людей. Горе проектировщики того времени не учли розу ветров в данной местности. Порывы ветра несли дымовую заразу как раз на многотысячный город Байкальск и прилегающие районы. Начала хиреть тайга Забайкалья, её животный мир заметно сократился. В 90-е годы прошлого столетия приближалась неминуемая экологическая катастрофа Иркутской области и Забайкалья.

С самого начала затеянного гигантского строительства «комбината века» у него появились убежденные противники этой опасной игры с природой. В 60-е годы одним из первых в защиту Байкала выступил писатель Л. М. Леонов.

Строительство Байкальского целлюлозно-бумажного комбината началось 17 апреля 1961 года одновременно с основанием посёлка строителей, ставшего после открытия комбината городом Байкальском. Предприятие строилось в первую очередь для обеспечения нужд военного авиастроения целлюлозным шинным кордом. Уже к моменту окончания строительства потребность в нём отпала: промышленность перешла на металлический корд.

В постановлении Совета Министров СССР «О плане развития народного хозяйства СССР на 1964—1965 годы» от 7 декабря 1963 года за №1210 Совету Министров РСФСР, Госстрою СССР, Государственному производственному комитету по энергетике и электрификации СССР и Государственному производственному комитету по среднему машиностроению СССР поручено было в 1964—1965 годах обеспечить ввод в действие мощностей по производству целлюлозы, бумаги и картона, создаваемых на базе импортного оборудования на Байкальском целлюлозном заводе и других предприятиях.

Вот так, не много, не мало, начали строительство с одним замыслом, а кончили другим. Таких комбинатов по стране находилось достаточно и, необходимость в новом совершенно не предусматривалась. Но огромные средства затрачены, их надо отрабатывать, комбинат пустили на полную мощь.

Распоряжением Совета Министров РСФСР от 12 марта 1965 года за №658-р принято предложение Иркутского облисполкома об отводе в постоянное пользование Байкальскому целлюлозному заводу для производственных целей земельного участка площадью 180 гектаров из земель государственного лесного фонда в Муринском лесничестве Слюдянского лесхоза. Осенью 1966 года комбинат был введён в эксплуатацию. Через некоторое время экологи страны забили тревогу — очистные сооружения комбината не обеспечивают полную фильтрацию вредоносных веществ, они поступают в воды Байкала и реки Ангары.

Началась эпопея общественного, народного движения за сворачивание вредоносного предприятия. Помнится то время газетных протестов в защиту святого озера. Многочисленные выезды на стройку руководства бумажной отрасли страны результата не приносили — он продолжал гигантскими темпами развиваться. Как потом выяснилось — страна очень нуждалась в валютных средствах и, в погоне за ней обезумевшее руководство «Главбумлесопром СССР» устремилось вперед, скорей продавать на экспорт свою продукцию, не думая о нанесении природе огромного вреда. Об этом хорошо рассказал фильм С. А. Герасимова «У озера», вышедший на экраны страны в 1970 году. Фильм смотрелся с интересом, а главное поднимал жизненно важные проблемы народного хозяйства, выносил для обсуждения зрительской аудиторией возникшую опасность жемчужине Сибири, всей нашей огромной страны.

В последующее время борьбы за спасение Приангарья выходит повесть Валентина Распутина «Прощание с Матёрой» в 1976 году.

В сюжете произведения — история затопления расположенного на острове сибирского села Матёры. Земля Матёры постепенно уходит в воображении читателя под воду, — как символ земли обетованной, последнее пристанище тех, кто живет по совести, в согласии с Богом и с природой. Доживающие свои последние дни старухи во главе с праведницей Дарьей отказываются переселяться в новый поселок и остаются до смертного часа охранять свои святыни — крестьянское кладбище с крестами и царственный листвень, языческое Древо жизни. Простая русская женщина Дарья пять лет сопротивляется, защищая свой старый дом и всю деревню от погрома. Для нее Матёра и ее дом — воплощение Родины. Отстаивает Дарья не старую избу, а Родину, где жили ее деды и прадеды, и каждое бревно не только ее, но и пращуров ее. Автор повести «Прощание с Матерой» показывает, как люди относятся к разрушению их «маленького мира». В финале на острове остается только мифический Хозяин Острова, отчаянный крик которого, звучащий в мертвой пустоте, завершает повествование: «…Богодул протопал к двери и распахнул её. В раскрытую дверь, как из развёрстой пустоты, понесло туман и послышался недалёкий тоскливый вой — то был прощальный голос Хозяина».

Повесть «Прощание с Матёрой» перекликается с темой сохранения Байкала, так как события, описанные в данном произведении, рассказывают о времени создания плотин для гидроэлектростанций на Ангаре. При строительстве плотин необходимо создание водохранилищ, поэтому встал вопрос о существовании прибрежных деревень. Ангара — единственная река, вытекающая из Байкала, которая регулирует уровень и сток воды в озере. А вмешательство человека нарушает баланс природы озера и прибрежной экосистемы. По приказу Министерства энергетики СССР строителям ГЭС предписывалось сносить и затапливать деревни у берегов Ангары. Крестьян насильственно переселяют в другое место, построенное по бездарным проектам, чуждыми русскому народу «специалистами по переселению» без любви к людям, которым тут предстоит жить. Писатель утверждает: «Человек может жить полноценно только с любовью к Родине, сохраняя в душе вековые традиции своего народа. Родина — место, где ты родился, вырос, состоялся как человек, любящий свою исконную землю».

Самостоятельной общественной деятельностью В. Г. Распутин начал заниматься в первой половине 80-х годов, став одним из инициаторов кампании за спасение озера Байкал от стоков Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Активно выступал против проекта поворота северных и сибирских рек. Был членом Комитета Верховного Совета СССР по вопросам экологии и рационального использования природных ресурсов. Писатель долгие годы выступал в защиту озера Байкал, публиковал очерки и статьи, принимал активное участие в работе природоохранных комиссий. Служение России В. Распутина продолжалось более 40 лет. Писатель разделяет судьбу своего народа, делается выразителем его духа, он ищет и находит ответы на главные вопросы времени, выражает сокровенный смысл своей деятельности как писателя словами: «Родина, совесть, истина, память, свобода, — тогда он обретает значение национального писателя»

Его имя становится символом ценностей, которые он защищает. Валентин Григорьевич считал, что Байкал создан, как венец и тайна природы, не для производственных потребностей, а для того, чтобы мы могли пить из него вволю воду, главное и бесценное его богатство, любоваться его державной красотой и дышать его заповедным воздухом. Он никогда не отказывался помогать человеку творящему в природе, но только в той мере, чтобы вода осталась чистой, красота не тронутой, воздух незасорённым, а жизнь в нём и вокруг него — неиспорченной.

Валентин Григорьевич был одним из тех писателей, которые не меняли своих взглядов на отношение человека к природе. Перечитывая статью «Полная чаша злата и лиха», опубликованной в Газета «Труд» за 18 февраля 2006 год, в каждой строчке писателя чувствуется гордость, слава и в то же время боль и, крик души за Байкал. Оно не повторимо, уникально и загадочно. Возраст его 25 миллионов лет, по геологическому летосчислению — это молодой гидрологический объект, а по историческому времени — взрослый. Седой, суровый Байкал пережил многое. И последние полвека вмешательства человека в жизнь озера не проходят для него бесследно.

Распутин в своей статье определил свою позицию человека по отношению к чуду планеты — озеру Байкал — как экспансию. До промышленного освоения человек жил в ладу со своими потребностями и. испытывал он к священному Байкалу, « как к опустившемуся на землю всесильному божеству», страх, почтение и благодарность. А что же происходит на самом деле сегодня?

Писатель обращает внимание всех, что прокладка Кругобайкальской железной дороги сто лет тому назад не причинила никакого вреда, хотя протянули её в непосредственной близости от берега. Она, железная дорога, стала как «ожерелье» для озера. Какое сравнение нашел в русском языке?! Какое желание у писателя убедить читателя увидеть богатую красоту Байкала?

Мне довелось четырежды проезжать поездом по маршруту Москва-Хабаровск, весной и летом. Поезд, огибая Байкал, движется со скоростью шага человека, желающие пассажиры выходят из вагонов и набирают чистую водичку в заранее приготовленную тару, с широким горлышком, чтобы мгновенно зачерпнуть Байкальской воды. Проводники поезда заранее предупреждают пассажиров для успешного общения с Царь-озером!

В середине 20 века, после Великой Отечественной войны, человек был куда заботливее о богатстве озера — байкальском омуле. Чрезмерный улов уменьшил «стадо» этой необыкновенно вкусной рыбы. Но нельзя было строго судить людей в то трудное время, поэтому автор с благодарностью отмечает, что в результате охранных мер была восстановлена численность омуля. Каждая строчка в статье заставляет нас, читателей, серьёзно задуматься над состоянием байкальской воды. Не безмолвно озеро… Оно плачет, и природа вопрошает у человека: «За что это мне? В чём я провинилась перед хозяином природы — человеком?»

Необходимо «разбудить» власть, чтобы не случилось непоправимого. Экологи против прокладки нефтепровода компании «Транснефть». Но не могут сегодня нефтяники обещать безопасность байкальской экосистеме. Уже есть печальный опыт того, что строительство Байкальского целлюлозно-бумажного комбината принесло в прибрежную экосистему высокую степень мутаций (т.е. генетически опасных отклонений). И благодаря ценителям природы Байкала на экраны вышел замечательный по своей значимости фильм «У озера». Но защитники Байкала бой тогда проиграли, и итог оказался печальным.

Во все времена существования человека разумного, отмечает Валентин Григорьевич Распутин, наши предки заботились о чистоте в своём доме. А дом — это земля, на которой мы живём. Как приятно осознавать, что недуг Байкала притягивает людей из разных частей света, а именно: из Европы, Америки. В тёплое время года на берегу Байкала съезжаются гринписовские молодёжные отряды, и совместно с местными жителями приводят в порядок от мусора прибрежный ландшафт. А как туристам не стыдно за оставленный мусор!? «Стыдно» и «страшно» за тех, кто не понимает, какая благодать дана матушкой — Землёй.

Непонятна позиция тех, кто знает последствия действий целлюлозно-бумажных комбинатов. Удивляет, возмущает позиция академика Жаворонкова: «Рыбохозяйственное значение Байкала невелико и имеет лишь местное значение». Из выступления этого академика оказывается заманчива перспектива производства этих комбинатов. Вот шокирующие цифры: в год будет произведено 15.000 тонн кормовых дрожжей. И этого хватит для откорма свиней с получением 6 тыс. тонн мяса. Но разве это сопоставимо с тем, что очистные сооружения не способны «вернуть Байкалу его родную воду». И нездоровье Байкала оказывает влияние на нравственное здоровье человека.

Экономисты, руководители промышленных предприятий, министры не видят ничего опасного в том, что элементы периодической таблицы Д. Менделеева поселяются как постоянные жители в водах Байкала. А почему мусульманский мир совершенно иначе воспринимает негативное действие европейцев на природу человека-разрушителя? Сколько экспериментов пытались на Байкале провести? Один из них — это предложение положить под Шаман — камень взрывчатку и произвести взрыв, что приведет к понижению уровня Байкала на 1 см, и это даст столько электроэнергии, что можно выплавить 11тысяч тонн алюминия. В невероятно трудной борьбе учёные добились отмены этого эксперимента, потому что последствия могут быть трагичными из-за геологического смещения дна. Статью автор озаглавил «Полна чаша злата и лиха», и верно, вода в Байкале по своим вкусовым качествам необыкновенная. Нигде в мире нет такой вкусной, чистой, насыщенной высоким содержанием кислорода воды. В озёрной котловине «полная чаша злата», но сегодня в «чашу» человек сливает «лихо».

Байкал подлежит особой охране и заботе как природно-культурный участок мирового наследия. Вода–жизнь! Ничто не может идти в сравнение с удивительным вкусом воды из Байкала. Мировое сообщество осознаёт, что озеру нужно помочь. И помощь идёт, например, Всемирный банк перечислил 20 миллионов долларов, и столько же должно было поступить от правительства России, для того чтобы ввести на Байкальском целлюлозно-бумажном комбинате замкнутый цикл водопользования, но в итоге хозяева комбината отказались осуществить этот проект. И, как обычно, надежда на «авось». Сколько «лиха» в этой «чаше»?

Поднят «дамоклов меч» и сегодня над Байкалом: «громогласный проект» — нефтепровод «Восточная Сибирь — Тихий океан». По проекту в северном Байкале на отдельных участках труба пройдёт менее чем в километре то уреза воды. Сложный рельеф не даёт идти другой дорогой, но баснословная выгода проекта не сдерживает ОАО «Транснефть».

Как достучаться до разума тех, кто сегодня и завтра должен ответить за то, что уникальное хранилище питьевой воды может быть преднамеренно уничтожено. Вновь взывает Валентин Распутин к благоразумию — спасите Байкал, избавьте от «лиха», пусть полна будет «чаша златом». В экономической выгоде государство окажется уже сейчас, если мы байкальскую воду будем продавать по 10 рублей за литр. И в бюджет придут такие необходимые деньги в сумме 100 триллионов рублей в год. Ещё есть опасения в прокладке этого нефтепровода в том, что эта территория имеет высокую сейсмоактивность.

Так на что мы надеемся, чего ждём и от кого? Каждый из нас должен внести свою лепту в спасение и сохранение жемчужины Сибири — Байкала. Это нужно для нас, для потомков, которые не простят, если погибнет «священный Байкал»!

Живой журнал за 2015.05.08 https://sofya1444.livejournal.com/3386370.html опубликовал интересную статью журналистки Светланы Волковой «Из истории борьбы В. Г. Распутина за Байкал». Вот, что она пишет:

«Наиболее тесные контакты В. Г. Распутина с В. В. Путиным возникли в связи с проблемами Байкала, о которых мы уже, отчасти многократно писали.

Складывавшуюся там в первой половине 2006 г. обстановку в связи с проектом строительства нефтепровода «Восточная Сибирь — Тихий океан», сокращённо ВСТО весьма точно обрисовал в интернет-публикации журналист Алексей Мазур:

«…Драматические события, развернувшиеся вокруг проблемы прокладки нефтепровода вдоль берега Байкала, требуют пристального внимания — хотя бы потому, что в них, как в капле нефти, отразились все политические тенденции современной России. Действующие лица:

Компания «Транснефть» во главе с Семеном Вайнштоком — главный инициатор и «реализатор» нефтепровода ВСТО. Последовательно проводила линию по его форсированной постройке. Её позиция проста: нефтепровод — стратегический интерес России; все, кто против нефтепровода, — пособники тех, кому невыгодно усиление России на внешних рынках; прокладка нефтепровода вдоль берега Байкала — единственно возможный вариант, а «Транснефть» сделает нефтепровод абсолютно безопасным.

Администрация Президента — поддерживала «Транснефть» до последнего момента, выкручивая руки депутатам, губернаторам и СМИ. После визита в Иркутск заместителя руководителя администрации Президента Владислава Суркова, активность всех представителей иркутской власти в борьбе против проекта «Транснефти» резко сошла на нет.

Государственная Дума — при принятии Водного Кодекса приняла поправку иркутских депутатов, запрещающую деятельность, которая может угрожать экологии Байкала. Но уже через две недели депутаты Госдумы отменяют эти поправки, что даёт «Транснефти» «зелёный свет» на прокладку нефтепровода по берегу Байкала.

Главная Государственная Экспертиза во главе с Константином Пуликовским — в январе 2006 года дала отрицательное заключение на проект нефтепровода. Отрицательную реакцию вызвала именно то, что часть нефтепровода проходит вдоль Байкала. После этого в экспертной комиссии были проведены «кадровые изменения». В результате при повторном рассмотрении проект нефтепровода получил положительное заключение.

Партия «Единая Россия» — одновременно в Иркутске заявляла, что она «за Байкал» и голосовала «против Байкала» в Госдуме.

Полномочный представитель Президента в Северном Федеральном Округе Анатолий Квашнин, поддержал в своем письме Владимира Путина предложения иркутских ученых о прокладке нефтепровода по «северному варианту» через Якутию. Однако уже через две недели отрекся от своего письма и занял сторону «Транснефти».

Губернатор Иркутской области Александр Тишанин — практически единственный представитель власти, которому удалось сохранить лицо во всей этой истории.

Законодательное собрание Иркутской области — первоначально активно включилась в борьбу «за Байкал». Но после визита в Иркутск Суркова иркутское Заксобрание резко утратило свой пыл.

О происходящем в Иркутске за пределами Иркутска из федеральных СМИ ничего узнать было невозможно. В новостной ленте оказывалось что угодно, только не сообщения о митингах. Зато широкое распространение получили комментарии Семена Вайнштока о «заказном характере» выступлений, и на эту «удочку» поддалась даже газета «КоммерсантЪ», которая выдала аналитическую статью о том, что «Байкальское движение» инспирировано Министерством Путей Сообщения, не желающим терять прибыль от перевозки нефти».

Верно показав расклад сил и положение дел, журналист, так описал то, что заставило В. В. Путина принять решение о переносе нефтепровода за границу водосбора Байкала: «…Без преувеличения можно сказать, что решающее слово в борьбе за Байкал сказал народ. „Великий немой“ произнес первое слово за много лет. Если бы решение о переносе трубопровода не было принято, в Иркутске к осени мог бы случиться региональный аналог „оранжевой революции“. Президент РФ Владимiр Путин — формально не высказывался в поддержку варианта „Транснефти“, хотя по активности власти было очевидно, что этот проект одобрен на самом верху».

Итак, власть отыграла назад. «Как известно, у победы много родителей, — подводил итоги тот же журналист. — Сразу после решения Путина оказалось, что „Единая Россия“ всегда была за Байкал». С другой стороны, подсуетились и «необластники» — лидеры «Байкальского движения».

Но, в действительности, победили народ и разум. Вместе со своими земляками праздновал победу здравого смысла и В. Г. Распутин.

«Путин, — признавал впоследствии Валентин Григорьевич, — все-таки несколько лет назад, можно сказать, спас Байкал от грозившей ему беды, когда принял решение отодвинуть нефтяную трубу по берегу Байкала на безопасное расстояние. Мы, болеющие за судьбу уникального чуда природы, этого поступка, который стоил, должно быть, немалых дополнительный затрат, не забыли».

Некоторое время спустя, 2 августа 2009 г. состоялась личная встреча писателя с В. В. Путиным, в то время премьером, на Байкале. Главный вопрос, который обсуждался во время встречи, говорилось в сообщениях новостных агентств, — была экология озера.

«Наша встреча с председателем Правительства, — вспоминал В. Г. Распутин, — состоялась на Байкале, на дрейфующем посреди озера корабле. Я начал с того, что припомнил слова А. И. Солженицына о главной задаче власти — сбережении народа. А сбережение народа — это не только обеспечение его работой и прожиточным минимумом, но и сохранение России в ее нравственном, духовном и культурном обликах, в сохранении природы — матери народа.

В. В. Путин не перебивал меня, но только до той поры, пока я не заговорил о Богучанской ГЭС, о том, нет ли возможности, если не прекратить ее строительство вовсе, то хотя бы отказаться от увеличения отметки верхнего бьефа. Ответ Путина был: уже поздно. А что касается следующей гидростанции на Ангаре (в планах на будущее она существует), по ней, сказал он, еще нет окончательного решения.

А буквально через неделю после этой встречи грохнулась Саяно-Шушенская. Конечно, это случайность, что трагедия произошла вскоре после нашей встречи. Но какая-то уж очень назидательная случайность.

А еще позднее стало известно, что на Байкале возобновляет свою работу целлюлозный комбинат.

Эта новость повергла защитников Байкала в недоумение и растерянность. Это что же, опять начинать все сначала?

Наверное, В. Путин, спускавшийся прошлым летом на дно Байкала на глубоководном аппарате «Мир-1», не нашел там никакого загрязнения. Вот после этого и принял решение возобновить работу комбината».

Таким образом, «прения с властью» нельзя было почитать завершенными, как и сами эти отношения, хоть в какой то мере, гармоничными.

Но если нам понятно, что было нужно Валентину Григорьевичу от власти, то нет столь однозначного ответа на вопрос, что же нужно было последней от писателя.

Помимо банального желания «подзолотиться» («дайте мне от елея вашего»), только ли лояльности жаждали в верхах да гарантии неучастия писателя в каких-либо слишком неудобных для установившегося порядка вещей акциях.

Впрочем, доведись даже задать вопрос самому Владимиру Владимировичу, вряд ли бы, думаю, и он ответил на него вразумительно. И не потому, что хотел бы, по обыкновению, что-то утаить, а просто, прежде всего, потому, что вряд ли он это объяснил себе сам.

Один из собеседников великого немецкого философа Мартина Хайдеггера, швейцарский психоаналитик Медард Босс как-то заметил: «…Умение манипулировать чем-либо — даже самое виртуозное — само по себе не гарантирует соответствующего понимания сути и смысла того, чем манипулируют».

Что касается Валентина Григорьевича, то он был не просто представителем народа, среди которого жил, чьи интересы, как мог, неизменно защищал. Он, собственно, и был тем самым народом. Недаром о нем говорили: умен да простоват, слишком доверчив, скромен, стеснителен…

Судя по имеющимся данным, В. В. Путин не прерывал личных контактов с писателем и после той памятной встречи на берегу Священного озера.

«Приблизилось долгожданное время закрытия комбината — в июне 2013 года в ходе визита в Иркутск премьер-министра Дмитрия Медведева было объявлено о деталях окончательного закрытия комбината на Байкале. Тогда же прозвучала информация о том, что на комплекс мероприятий по прекращению производственной деятельности Байкальского ЦБК правительство РФ намерено выделить около 14 млрд рублей. Из них 3 млрд рублей пойдёт на ликвидацию последствий деятельности предприятия. Далее, 5 июля наблюдательный совет Внешэкономбанка принял решение о предоставлении кредитной линии на закрытие БЦБК, но с условием остановки основного производства на комбинате. Как пояснил Дмитрий Шейбе, средства направлены, прежде всего, на решение социальных вопросов: поддержание объектов инфраструктуры, подготовку их к зиме (текущий ремонт ТЭЦ, обеспечение углем и т.д.).Это была отправная точка для последующих решений, которые формализовались 31 июля на собрании кредиторов БЦБК. Был запущен процесс постепенного останова. 13 сентября 2013 года была сварена последняя в истории БЦБК партия целлюлозы. Началось постепенное увольнение сотрудников комбината. Как заверил Дмитрий Шейбе, средства для этого есть. Однако, процесс непростой, поскольку связан с судьбами людей — почти 800 человек вынуждены начинать фактически новую трудовую жизнь. Окончательно БЦБК прекратил свою работу 25 декабря 2013 года, а 28 декабря 2013 Президентом России В. Путиным было подписано распоряжение о создании на территории закрывшегося комбината экспоцентра „Заповедники России“. А в этом, 2021 году стало известно, что на месте целлюлозно-бумажного комбината возведут санаторно-курортный комплекс.»

Источник: http://sia.ru СИА БЦБК закрыт. Что дальше?


Байкал в судьбе и творчестве В. Г. Распутина


«В. Г. Распутин родился 15 марта 1937 года в селе Усть-Уда Иркутской области в крестьянской семье. Он рано лишился отца, поэтому жизнь складывалась совсем нелегко. Надо было думать о матери и младших, которым стал опорой. Взрослел паренёк на собственном голодном и горьком опыте, но неистребимая тяга к знаниям и не по-детски серьёзная ответственность помогли выстоять. В его аттестате зрелости только «5». После окончания школы В. Распутин поступил на историко-филологический факультет Иркутского госуниверситета. Ещё студентом стал внештатным корреспондентом молодёжной газеты. Его заметили и пригласили в серьёзные издания сначала Иркутска, затем Красноярска. Вскоре его статьи были опубликованы в сборниках «Костровые новых городов» и «Край возле самого неба». С лёгкой руки «крёстного отца», известного писателя В. Чивилихина, в 1967г Распутин стал членом Союза писателей СССР. Природа, ставшая близкой в детстве, заговорила в его книгах. Большое внимание уделяет природе и своим односельчанам, считая их определяющим фактором при формировании личности ребёнка. Тематика деревенской жизни на фоне окружающей природной среды отражена в известных писательских произведениях: «Деньги для Марии», «Последний срок», «Живи и помни», «Прощание с Матёрой», «Уроки французского», «Дочь Ивана, мать Ивана», «Василий и Василиса», «Пожар», «Рудольфио», «Встреча», цикл рассказов «О Сене Позднякове». Повесть «Прощание с Матёрой» — это размышление Распутина о трагической судьбе деревни под колёсами «научно-технической революции», осуществляемой варварскими, жестокими, антигуманными методами. Деревня Матёра уходит под воду из-за строительства гигантской плотины. Разрушен патриархальный уклад жизни, нравственные и духовные заветы предков, целый крестьянский мир со своими занятиями и традициями. Порушен уютный и родной ландшафт, уважение к живым и почитание мёртвых. Писатель считает, что цивилизация взяла неправильный курс, соблазнившись только механическими достижениями. Данное произведение перекликается с темой сохранения Байкала. Строительство промышленных предприятий на берегу озера (БЦБК), вырубка лесов, паломничество неорганизованных туристов губительно сказались на природе Байкала, его флоре и фауне. Всю свою сознательную жизнь писатель борется за сохранение этого дара природы. В. Распутин за многолетний труд имеет множество наград, среди которых Государственная премия СССР, Международная премия имени Достоевского, премия Солженицына. Писатель В. Распутин выступает в защиту Байкала не только в своих статьях. Он встречается с министром лесной и деревообрабатывающей промышленности и его замами, имея на руках расчёты, доказывающие вредоносность ЦБК. К сожалению, понимает, что говорят они на разных языках, что хозяин не народ, а министры, что стоит этот хозяин не за озеро, а за свои комбинаты. Валентин Григорьевич обращается с высоких трибун к общественности, призывая спасти уникальный Байкал. Писатель выступает с обращениями в защиту Байкала в самые верхи власти, а также возглавляет различные общественные движения в защиту Байкала. В. Распутин написал много статей, посвящённых Байкалу: «Моя и твоя Сибирь», «Байкал», «Байкал у нас один», «Что имеем… Байкальский пролог без эпилога», «Отчаяние или конформизм?»

Многочисленные статьи, выступления, само многомерное, ёмкое творчество Распутина заставляют задуматься нас не только о проблеме Байкала, но и об отношении жителей наших сёл, деревень, рабочих посёлков к окружающим лесам, которые безбожно вырубаются на дрова, об озёрах, превращающихся в мусорные свалки, о собственных усадьбах, утопающих в сорняках. Наша нравственная культура формируется не только в отношениях между людьми, но и в отношениях с природой, её вековым укладом, рачительного пользования ею на благо людей».

Источник:http://letopisi.org/index.php/Байкал_в_судьбе_и_творчестве_В._Распутина/_Баргузин-2,_ДЛинновская_ООШ — Letopis.ru 20.11.2021

Святые места России

Путевой очерк


Лето начинается с Вознесения Господня, день рождения Пушкина пришёлся на день праздника Вознесения. Создатель удачно продумал начало жизни поэта. Сразу после Вознесения Господня к нам приходит Троица. Это один из самых любимых праздников у нас, православных христиан. Лето вступает в свои права, в душе каждого из нас царит радостное, солнечное настроение, хочется с улыбкой встречать каждый новый день! Воздух наполнен ароматом молодых трав-освежающая мята, пряный чабрец, терпкий аир. В городах и сёлах народ спешит домой, держа в руках заветные букеты, ветки берёзы, аира, чтобы украсить ими свою обитель, устелить пол. Троица — самый зелёный праздник в году, день прославления расцветающей природы, символизирует начало жаркого лета! В окружении такого праздника и явился нам светочь русской поэзии и литературы Александр Сергеевич Пушкин! Мы удивляемся, разгадываем тайну его жизни уже третий век и, нет тому конца. Литературоведам, историкам литературы одной своей жизни мало для разгадки его короткой жизни полной трагических событий и всенародной любви на все времена, пока человечество существует на обетованной Земле!

В начале осени 1976 года, нашему трудовому коллективу предложили экскурсию выходного дня по Пушкинским местам: Псков, Михайловское, Петровское, Тригорское, Псково-Печёрский монастырь. Поездка на три дня, программа посещения насыщенная, интересная, а главное впервые увидим родовое гнездо Пушкина и его последнее пристанище. За годы путешествий выработалась привычка: найти и изучить описание тех мест куда направляюсь в очередной раз.

Здесь случай особый — будем ехать из Белоруссии по дороге, какой Пушкин возвращался с южной ссылки летом 1824 года. Со школьной скамьи, по мере взрасления интерес к жизни и творчеству Пушкина возрастал, становился как бы необходимым понять простоту, прозрачность, звучность его стихов и прозы.

И вот настал час, когда мне, выросшему в глухом уральском селе, предстояло проехать дорогой Пушкина к его родовому гнезду, обстановке в какой он жил, писал, мыслил, предвосхищал события своего времени. Эти мысли будоражили мое воображение до болезненного состояния, предвкушая увидеть мечту своего детства и юности — прикаснуться взглядом и душой к святому месту нашего Отечества.

Перед отъездом из Одессы Пушкину выдали подорожную, в которую был внесен маршрут его следования, чин, звание. От этого зависело количество предоставляемых лошадей на почтовых станциях. Открытый путевой лист давал право на смену лошадей и точно указывал города, через которые предписывалось проехать.

Всего предстояло проехать 1621 версту. На прогоны к месту назначения на три лошади было выдано под расписку 389 рублей и 4 копейки.

Останавливаться в населённых пунктах по своему усмотрению запрещалось. О возвращении поэта из южной ссылки писали многие пушкинисты. Гейченко Семён Степанович, наиболее подробно описывает отъезд: «В дорогу собирались спешно. Слуга Никита Козлов бегал к разным лицам с записочками Пушкина об одолжении 20,30,50 рублей… На деньги, взятые у Веры Фёдоровны Вяземской, купили дорожную модную, даже щегольскую коляску. …31 июля 1824 года утром шикарная коляска, запряжённая тремя старыми казёнными одрами, ехала по улицам шумной, чванливой Одессы. В экипаже сидели двое-один молодой, маленький, смуглый, с голубыми чуть навыкате глазами; другой высокий, степенный, пожилой.»

В Чернигове 4 августа 1824 года, на почтовой станции, Пушкина случайно встретил молодой поэт Андрей Подолинский и так описал поэта: «…наряд его был очень непредставительный — жёлтые, нанковые небрежно надетые шаровары и русская цветная, измятая рубаха, подвязанная вытертым чёрным шейным платком; курчавые довольно длинные и густые волосы развевались в беспорядке, показался мне похожим на своего бедно одетого слугу…» Дорожный наряд Пушкина явно смутил молодого путника. Знал бы он, кто перед ним сейчас и, как это имя будет греметь на всю Россию совсем скоро.

Серыми сумрачными красками началась белорусская земля. В Могилёве произошла встреча поэта с гусарами Лубенского полка. Свои воспоминания о встрече опубликовал офицер полка, впоследствии генерал-майор, Распопов Александр Петрович в журнале «Русская старина» в 1876 году. 6 августа 1824 года он стал случайным свидетелем остановки Пушкина на почтовой станции города Могилёва. Он чествовал поэта со своими товарищами в станционном доме, затем дружеская пирушка продолжалась на квартире корнета Куцынского. Поэт читал стихи, ему восторженно внимали бравые гусары. Звучала гитара, пели «Чёрную шаль». Пушкин был в самом весёлом и приятном расположении духа. В пятом часу утра,7 августа, мы всей гурьбой проводили его на почту и простившись, пожелали ему счастливого пути. Поэт потом не раз вспоминал, рассказывал няне и друзьям, как его принимали в Могилёве.

Следующей на пути была почтовая станция Орша. В этот день экипаж Пушкина проехал 71 версту от Могилёва до Орши, потом ещё 37 вёрст до Бабиновичей и 47 вёрст до Витебска. Лошадей меняли на постоялом дворе в деревне Гришаны, в 15 верстах от Орши в сторону Бабиновичей.

В Витебск Пушкин приехал поздно вечером и заночевал на постоялом дворе. Двор находился приблизительно там, где сейчас установлен памятный знак, посвящённый Пушкину. Рядом находится мостик через речку Витьбу, названный именем великого поэта.

В своей книге «Пушкиногорье» С. С. Гейченко пишет: «9 августа 1824 года к вечеру показались холмы Опочки. Дальше казна отказалась везти поэта на своих лошадях. Нужно было дать знать в Михайловское. Подождали в трактире у Лапина и, как прислали лошадей, продолжили путь. Блудный сын прибыл домой лишь к ночи, когда родители, изрядно притомившись за целый день ожидания, изволили почивать… Салюта не было, и вообще торжественная встреча не состоялась. Коляска подъехала к крыльцу. Александр соскочил на землю и сказал: Ну, вот и приехали…»

В обозначенный конечным маршрутом Псков Пушкин явится только в следующем 1825 году. Не сохранилось путевых заметок поэта за эти дни переезда из Одессы в Михайловское. К событиям этого пути есть существенное дополнение. Тамара Яковлева, главный библиограф центральной городской библиотеки города Пустошки пишет: «…ещё одну легенду рассказал мне Александр Гаврилович Желамский, основатель музея «Окоём» в деревне Чернецово Невельского района. Как-то вёл он экскурсию по своему музею для местных жителей и высказывает предположение, что, возвращаясь из южной ссылки, Пушкин мог проезжать по деревне Чернецово. Один мужчина вполне серьёзно говорит, что это для него не новость: «Поэт не только проезжал по этим местам, но и оставил свой «след». Затем поясняет, что в их селе до сих пор рождаются смуглые, детки с вьющимися чёрными волосами».

Остаётся только навестить эту деревеньку и посмотреть на вероятное потомство Пушкина. Легенды и предания живут в этих краях, как отклик на давно минувшие события.

С такими моими скудными познаниями старинной подорожной Пушкина, в составе организованной экскурсии, я выехал ранним утром 32 местным туристическим автобусом «ЛАЗ — 695» в сторону Пскова.

Ознакомительных остановок в пути не запланировано, путь далёкий, обо всём увиденном рассказывалось на ходу. В Псков приехали вечером, когда начинало смеркаться. Нас сразу повезли в загородный кемпинг на ночлег. Экскурсовод предупредила, что утром, в восемь часов, выезд в село Михайловское, всем быть собранными и готовыми к дороге. Скромный коллективный ужин, лёгкие объединённые танцы всех поселенцев кемпинга, мимолётное знакомство, болтовня ни о чём, вечерняя прогулка на природе, упадок сил, вялый отход ко сну. Так пролетела первая псковская ночь.

После вчерашнего вечера отдыха тяжеловато отходили, но старший группы в назначенный утренний час всех нас собрал и, мы выехали по интересному маршруту.

От Пскова до Пушкинских гор расстояние 120 километров. Живописный старинный тракт северной русской земли, глубокая старина, в памяти навевает нашествие татаро-монгол в этих исторических местах. Под впечатлением увиденной картины прошлого, услышанного, незаметно подъехали к площадке гостиницы для высадки туристов, далее следуем пешим маршрутом. Родовое имение А.С.Пушкина, село Михайловское находится в двадцати минутах ходьбы от гостиницы. Дорога (поэт ходил по ней из усадьбы Михайловское в Святогорский монастырь) проходит через деревню Бугрово, мимо музейного комплекса «Мельница в деревне Бугрово» и, далее по живописной лесной дороге до музея-заповедника «Село Михайловское». Дойдя до замшелого валуна с надписью «Дорога к дому поэта», надо повернуть на Еловую аллею, с которой и начинается усадебный парк Мхайловского. Еловая аллея, на которой частично сохранились деревья, посаженные дедом Пушкина Осипом Абрамовичём Ганнибалом во время обустройства усадьбы в 1780-е годы, проходит рядом с часовней Михаила Архангела и приводит в Михайловское.

Местный экскурсовод предложила нам вначале ознакомиться с парком, усадебными постройками и выразила возможность издали увидеть директора музея-заповедника, пушкиниста, писателя, хорошего человека Семёна Степановича Гейченко. После беглого знакомства с территорией мы направились на горбатый мостик через ручей справа от барского дома. По ходу тропинки к мостику на берегу озера увидели скромный домик С. С. Гейченко. Взошли на мостик, видим такую картину — на мостках озера стоит пожилой, седовласый мужчина и, из лукошка на верёвочке через плечо бросает корм подплывающим уткам. Среди домашних уток просматривались дикие утки, все с криком, размахивая крыльями набрасывались на гостинец Семёна Степановича, он подзывал их с улыбчивым, радостным лицом, что-то наговаривал птицам. Мы замерли от увиденной живописной сцены — когда еще такое в жизни увидишь живого писателя, известного литературоведа, музейного работника Семена Семеновича Гейченко, возродившего заново Михайловское, Петровское, Тригорское, после опустошительной Войны 1941-го года!?

Эта сцена радости жизни, природы и величия человека, овеянного славой главного вдохновителя и спасителя колыбели Пушкина, до сих пор стоит у меня перед глазами, как будь-то я только вчера вернулся из гостей в тех местах, далёких, близких и святых для всех наших Соотечественников, любознательных, благодарных туристов со всего созидательного Мира!

Осмотрели внутреннее убранство барского дома, предметы быта двух веков, рабочий кабинет поэта, скромный, ничего лишнего и при этом очень уютный, светлый. Представляю как согревал его камин и скрадывал одиночество в долгие зимние вечера, читая стихи Арине Родионовне и редким гостям. Золотая полка с книгами-друзьями, сопровождающими его всю жизнь. Перед смертью он простился со своими книгами на Набережной Мойки,12. Эта сцена прощания с книгами, говорит о страшном одиночестве поэта. Многие биографы подчёркивают это состояние Пушкина во все годы жизни. Уединение в глуши псковской деревни способствовало плодотворному творчеству. Позже поэт напишет в своем черновике:

В разны годы

Под вашу сень, Михайловские рощи,

Являлся я; когда вы в первый раз

Увидели меня, тогда я был

Веселым юношей, беспечно, жадно

Я приступал лишь только к жизни; годы

Промчались, и вы во мне прияли

Усталого пришельца;

Но здесь меня таинственным щитом

Святое провиденье осенило,

Поэзия как ангел утешитель

Спасла меня, и я воскрес душой.

Здесь создано более ста произведений поэта: завершил поэму «Цыганы», создал трагедию «Борис Годунов», деревенские главы «Евгения Онегина», такие шедевры лирики, как «К морю», «Я помню чудное мгновенье», «Зимний вечер», «Признание», «19 октября 1825г», «Пророк», «Деревня», «Вновь я посетил» и многие другие.

C околицы села Михайловское хорошо просматриваются воспетые поэтом виды на долину реки Сороти, озеро Кучане, Савкину Горку и дорогу на Тригорское, идущую вдоль озера Меленец. Оно располагается в западной части заповедника, очень красиво, зовёт посидеть на бережке и поплакать, задыхаясь от восторга увиденной красоты! На противоположном берегу озера растёт лес, правее -холм лесистый:

Вот холм лесистый, над которым часто

Я сиживал недвижим-и глядел

На озеро, воспоминая с грустью

Иные берега, иные волны…

Доходим до озера Меленец, поворачиваем налево и выходим на старую дорогу, изрытую дождями. Она ведёт в Тригорское. По этой дороге Пушкин совершал прогулки к тригорским друзьям. Общение с ними, наблюдения за жизнью других окрестных помещиков давали поэту «краски и материалы для вымыслов, столь натуральных, верных и согласных с прозою и с поэзией сельской жизни России». Так писал о нем Александр Иванович Тургенев, очень близкий друг поэта, единственный, кто отправится вместе со слугой Никитой Козловым глубокой морозной ночью сопровождать усопшего на веки поэта, в его последний земной путь к праху родителей, погребенных в Святогорском монастыря. Я еще вернусь к подробному описанию того давнего трагического события, потрясшего умы и сердца людей всех сословий России.

Идя по этой дороге дальше, слева мы увидим три сосны. Это одно из любимых мест Пушкина. Старые сосны не сохранились. В настоящее время на этом месте растут их дети.

Три михайловские сосны увековечены поэтом в стихотворении «Вновь я посетил…»:

На границе

Владений дедовских, на месте том,

Где в гору подымается дорога,

Изрытая дождями, три сосны,

Стоят- одна поодаль, две другие

Друг к дружке близко…

Доходишь до этого места и хочется упасть ниц на траву, зарыдать на всю округу с криком: «Почему все светлые головы России уходят рано из жизни, полной трагизма, одиночества и нищеты!».

Последние годы жизни Пушкина были отравлены постоянным поиском средств для жизни, сочинения издавались мизерными тиражами, издаваемый журнал «Современник», не имел успеха в столичных кругах, малый тираж не покрывал расходы и вскоре издание журнала закрылось. Друзья как могли поддерживали поэта. Выжатый долгами, интригами салонов и двора, его жизнь загнала в ад ежедневной борьбы за выживание. И выход он нашёл: короткий и трагический, тем спас честь своего имени и семьи. Мы ещё долго будем разгадывать его уход из жизни.

25 сентября 1835 года он пишет жене: «…Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки; а всё потому, что не спокоен. В Михайловском нашёл я всё по-старому, кроме того, что нет уж в нём няни моей и, что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия, молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу. Но делать нечего; всё кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарился, да и подурнел».

Эти строки легли в основу содержания стихотворения «Вновь я посетил». Оно вобрало в себя философию жизни, тему скоротечности времени, закон вечного обновления жизни. Поэт чувствует мудрость этого общего закона, благодаря его действию поддерживается вечное торжество жизни. Образ трёх сосен- центральный образ стихотворения. Он воплощает основную идею поэта-мудрость закона вечного обновления жизни, вечного торжества юности. Темы прошлого, настоящего и будущего сливаются в жизнеутверждающий мотив финала стихотворения. Оно как нельзя лучше характеризует духовный облик поэта. Человек смертен, но жизнь вечна, она принадлежит будущим поколениям, и в этом есть и смысл, и надежда — такова основная мысль, идея стихотворения, всей нашей жизни с вами.

Во второй половине дня наша экскурсия подошла к стенам Свято-Успенского Святогорского мужского монастыря. Не спеша поднимаемся на холм по старинным каменным ступенькам крутой извилистой лестницы, местами поросшей мхом. На левой стороне приступка главного входа монастыря находится могила А. С. Пушкина. С замиранием сердца подходим к узорной кованной чугунной решетке оградки. Молчаливо долго осматриваем последний земной приют поэта. Правее от его могилы мы видим надгробие Ганнибалов, родителей творца русской словесности. Экскурсовод приглашает нас уединиться в сторонке от мест захоронения, чтобы не мешать новым туристам знакомиться с тайнами усопших. Мы продолжаем слушать рассказ экскурсовода о минувших летах жизни поэта в этих местах старины далекой.

Немного из истории монастыря.

Свято-Успенский Святогорский монастырь был основан по повелению царя Ивана IV в 1569 году после нескольких явлений чудотворных икон Божией Матери вороничскому пастуху Тимофею сначала у речки Луговки, а затем на Синичьей горе, получившей название Святой. Об этом событии рассказывает монастырская «Повесть о явлении чудотворных икон Пресвятыя Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии во области града Пскова на Синичьей горе, иже ныне зовома Святая Гора». На основании этой летописной повести псковский епископ Евгений Болховитинов написал книгу «Описание Святогорского монастыря. Обитель и издревле входил в ряд самых почитаемых на Руси. Среди многих даров царей и вельмож, хранившихся в монастыре, были пожалованный Иваном Грозным 15-пудовый колокол, прозванный в народе Горюном, и Евангелие — дар царя Михаила Федоровича. Сегодня можно увидеть осколки колокола, заказанного игуменом Иннокентием, изготовленного на заводе Тюленева в Москве в 1753 г.

Судьба обители значительно переменилась в XVIII столетии, когда граница России отодвинулась к берегам Балтики, и особенно после указа Екатерины II 1764 года, по которому монастырь был зачислен в третьеразрядные, а его земли и прочие угодья отошли в казну. Однако он оставался известным в народе своими святынями и богатствами ярмарок, приуроченных к престольным праздникам — Девятой пятнице по Пасхе и Покрову Пресвятой Богородицы.

С XIX века обитель оказалась неразрывно связанной с именем Александра Сергеевича Пушкина. Живя в Михайловском, поэт приходил сюда в моменты творческих исканий и на поклон могилам предков, памятью которых он свято дорожил.

Монастырь окружен старинной каменной стеной. В него ведут двое ворот — Святые, или Пятницкие, прежде находившиеся у утраченной Пятницкой церкви, и Анастасьевские (по названию несохранившейся Анастасьевской часовни, находившейся у входа в монастырь). Рядом со Святыми воротами находится дом наместника, построенный в 1911 году. Никольские ворота (по названию утраченной Никольской церкви) ведут со Святого на черный (торговый) двор монастыря. К Анастасьевским воротам примыкает старинная каменная светелка для привратника. Две каменные лестницы ведут к Успенскому собору и фамильному кладбищу Ганнибалов-Пушкиных. К древнему Успенскому храму в XVIII веке пристроены два придела — Покровский и Одигитриевский. В Одигитриевском приделе стоял гроб с телом А.С.Пушкина в ночь перед погребением. Здесь же находится его могила. Спустя 4 года на могиле был установлен мраморный памятник в виде пирамиды с изображением вызолоченного креста и звездочки. На памятнике следующая надпись: «Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве 26 мая 1799 года, скончался в С.-Петербурге 29 генваря 1837 года».

В 1924 году монастырь был закрыт. 17 марта 1922 года постановлением Совета Народных Комиссаров могила Пушкина в Святогорском монастыре была включена в государственный заповедник. С 1936 года ансамбль Святогорского монастыря полностью вошел в Пушкинский музей-заповедник. Это во многом способствовало сохранению целостности ансамбля монастыря. В Успенском соборе была размещена музейная экспозиция, посвященная истории Святых гор.

Многие монастырские строения серьезно пострадали во время Великой Отечественной войны, иные, как Никольский храм, оказались полностью разрушены. Успенский собор был восстановлен в 1949 году.

Пушкин постоянно соприкасался со Святогорским монастырем как хранителем заветов старого русского благочестия, духовно питавшим множество людей, черпавших от него не только живую воду веры, но и духовную культуру вообще. Наблюдая воочию эту тесную нравственную связь народа с монастырем и углубляясь в изучение истории Государства Российского по трудам Карамзина и летописей, где развертывались перед ним картины древней Святой Руси, Пушкин со свойственной ему добросовестностью не мог не оценить неизмеримого нравственного влияния, какое оказывала на наш народ и государство наша Церковь, бывшая их вековой воспитательницей и строительницей.

На почве расширенного духовного опыта поэта и углубленных исторических познаний родился весь несравненный по красоте духовный и бытовой колорит драмы «Борис Годунов», которую сам автор считал наиболее зрелым плодом своего творчества, хотя ему было в то время всего только 25 лет. Особенно он выделял смиренный и величавый образ Пимена, которого не могут затмить другие действующие лица драмы. Благодаря переписке с петербургскими и московскими друзьями, Пушкин и, в ссылке ведет деятельную жизнь: хлопочет об издании своих сочинений, делится новыми замыслами, пишет критические статьи и находится в курсе живого литературного процесса.

Краткие встречи с лицейскими друзьями И. И. Пущиным, А. А. Дельвигом и А. М. Горчаковым, новое знакомство с Анной Керн, гостившей в соседнем селе Тригорском, — скрасили изгнание поэта.

Тяжело пережил ссыльный Пушкин известие о событии в Петербурге 14 декабря 1825 г. — восстание против царя, в котором участвовали друзья поэта, расплатившиеся за это кто жизнью, кто — каторгой. Почти все свободное от поэтических трудов время он проводил в Тригорском, где он находил и строгий ум, и расцветающую молодость, и резвость детского возраста.

«Роман «Евгений Онегин» «почти весь был написан в моих глазах, — вспоминал тригорский приятель поэта Алексей Вульф. — Так я, студент Дерптский, явился в виде геттингенского под названием Ленского. Сестрицы мои суть образцы его деревенских барышень, и чуть ли не Татьяна одна из них».

Общение с тригорскими друзьями, наблюдения за жизнью других окрестных помещиков давали поэту «краски и материалы для вымыслов, столь натуральных, верных и согласных с прозою и с поэзиею сельской жизни России» отмечал его давний, верный друг А. И. Тургенев.

Впечатления русской природы, обаяние древней псковской земли с ее «благородными курганами» и городищами, общение с крестьянами, с крепостной крестьянкой нянею — «все волновало нежный ум» Пушкина, способствовало постижению души русского народа.

В последний раз поэт приехал сюда в апреле 1836 г. на несколько дней по печальным обстоятельствам: хоронил в Святогорском монастыре умершую в Петербурге мать Надежду Осиповну Пушкину.

Потом же в монастыре договаривался, и выкупал место для следующего члена их семьи, к сожалению, так получилось, им стал сам поэт. И похоронен он рядом со своей матушкой, прожив всего половину своей тяжелой жизни, униженный званием «камер-юнкер», низшим чином его императорского двора, пожалованным вседержавным, бездарным царем, любителем женских юбок.

Сопровождать тело поэта Николай Первый повелел Александру Тургеневу, приятелю Александра Сергеевича. Единственным по-настоящему близким к Пушкину человеком оказался его слуга Никита Козлов — «дядька», который был приставлен ещё к мальчику Саше и находился рядом с барином всю жизнь. Тургенев так описал процессию: «Я с почтальоном — в кибитке позади тела. Жандармский капитан впереди покойного. Дядька стал на дрогах и не покидал его до самой могилы. Морозы в тот год стояли лютые. А Никита как встал на задок возка, припав головой к гробу, так и застыл». Жандарм Ракеев вспоминал: «Смотреть было больно, так убивался. Не отходил почти от гроба, не ест, не пьёт».

До Святых Гор домчались всего за 19 часов, благодаря подорожной, выданной самим императором: кортеж мог не останавливаться на каждой станции, а ехать «поспешно». 5 февраля вечером прибыли в Святогорский монастырь. Похороны состоялись 6 февраля в 6 часов утра. Тургенев вспоминал: «Немногие плакали.

Я бросил горсть земли, выронил несколько слёз. Предложили мне поехать в Михайловское. Мы вошли в домик поэта… Всё пусто. Дворник, жена его плакали».

Более подробные воспоминания оставила Екатерина Осипова — дочь приятельницы Пушкина, хозяйки Тригорского, Прасковьи Александровны, которая в те дни была нездорова. «Мы обе — сестра Маша и я — поехали, чтобы, как говорила матушка, присутствовал при погребении хоть кто-нибудь из близких. Рано утром внесли ящик в церковь, и после заупокойной обедни похоронили Александра Сергеевича в присутствии Тургенева и нас, двух барышень. Уже весной, когда начало таять, распорядился настоятель монастыря отец Геннадий вынуть ящик и закопать его в землю уже окончательно». Действительно, поначалу в промёрзшей земле выдолбили лишь небольшое углубление и закидали гроб снегом.

Кирпичный склеп в земле для «окончательных похорон» был сделан на средства Прасковьи Александровны Осиповой. Никто из родных так на могиле и не был. Жена приехала только через два года, в 1839-м.

Памятник она установила в 1841 году.

Какая невыразимая тоска и боль рождается в сердце, после посещения этих мест Псковской земли, где Пушкину отвели роль ссыльного поселенца, ограничив в правах свободного передвижения. Сколько мы потеряли от раннего ухода рожденного Гения, родоначальника нового русского языка и литературы!

С того памятного, 1976 года, прямого соприкосновения к последним годам жизни и уходу Пушкина, у меня не ослабевало желания проникнуть в суть тяжело прожитых последних лет жизни поэта.

Из всего многообразия книг, посвященных исследованию жизненного пути А. С. Пушкина, мне удалось выследить и приобрести «Дуэль и смерть Пушкина», П. Е. Щеголев (1877- 1931), М; книга 1987, в двух томах. Автор прослеживает по дням и часам события из жизни Пушкина с 4 ноября 1836 года по 27 января 1937 года. Надо ли говорить, какое сокровище я держу в своих руках. Невозможно читать эту книгу без сострадания и содрогания явственно видимого мучительного угасания от болевого ранения поэта. Вся натуральна картина телодвижения участников и свидетелей предстает пред мои взором как живая, действенная, правдивая! Автор опирается на множество архивных документов, свидетелей всего происходящего. Диву даешься, как царь мог запретить прощаться с поэтом многотысячному народу в здании Исакьевского собора и дал указание духовенству провести отпевание в Конюшенной церкви на окраине Петербурга. Но народ и туда пришел, заполонив все пространство большой площади около церкви, и вокруг неё. На сильном морозе прихожане не расходились до глубокой ночи, до выноса тела, погружения его на дровли и отправлния в последний земной путь. Вот где сказалась истинная Христианская Любовь и Вера Народа в полную силу его сострадания!

Александр Сергеевич Пушкин родился неподалеку от Елоховского Богоявленского Собора, в этом храме он был крещен.

Незадолго до смерти у Пушкина пробудилось религиозное чувство, он переложил на стихи молитву святого Ефрема Сирина и назвал стих «Молитва»:

Отцы пустынники и жены непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв

Сложили множество божественных молитв;

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.


Текст молитвы Ефрема Сирина:


Господи и Владыко живота моего,

Дух праздности, уныния, любоначалия

И празднословия не даждь ми.

Дух же целомудрия, смиренномудрия,

Терпения и любви даруй ми, рабу Твоему.

Ей, Господи, Царю!

Даруй ми зрети моя прегрешения,

И не осуждати брата моего

Яко благословен еси во веки веков.

Аминь.

Молитва Ефрема Сирина читается на богослужениях в течение Великого Поста (чтение начинается за неделю до начала поста — во вторник Сырной седмицы) до Великой среды Страстной седмицы кроме субботы и воскресенья, а также в келейной молитве дома.


Творят ее таким образом:


Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми.

(земной поклон)

Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему.

(земной поклон)

Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь.

(земной поклон)

Боже, очисти мя, грешнаго/грешную.

(12 раз с поясными поклонами)

И ещё раз всю молитву полностью с одним земным поклоном в конце.


Вот как эта молитва переводится на современный русский язык:


Господи и Владыка жизни моей! Не дай мне склонности к лени, к беспечности, к властолюбию и пустословию. Чистоту же души, смирение, терпение и любовь пошли мне, рабу Твоему. Да, Царь Господи, дай мне видеть мои собственные грехи и не осуждать брата моего; ибо благословен Ты в веки вечные.

Аминь.


Молитва Ефрема Сирина — покаянная. Ее автор, преподобный Ефрем Сирин, был сирийцем по происхождению и жил в IV веке. После себя этот святой оставил многочисленные толкования на Священное Писание, проповеди и поучения. Ефрем Сирин написал гимны и молитвы, которые еще при его жизни перевели на греческий язык. Впоследствии они вошли в современное богослужение.


Из этого сравнения двух молитв можно сказать — Гению подвластно всё, даже святая молитва во дни Великого Святого Поста и, мы с особым почтением воспринимаем их как равные пред Святым Ликом Господним!


Русский мыслитель Семен Франк отмечал, что к своей поэтической деятельности Пушкин относился с подлинно религиозным чувством. В его стихах явственно проступает «религиозное восприятие самой поэзии и сущности поэтического вдохновения». Пушкин хорошо знал Священное Писание. Несмотря на то, что в его время еще не существовало полного перевода Библии на русский язык, поэт читал ее на французском языке и использовал библейские сюжеты, мотивы и цитаты как в своем творчестве, так и в личной переписке. С самого детства писатель был знаком с православными традициями, посещал церковные службы, а также был внимательным читателем православной богословской литературы. Несмотря на то, что поэт называл христианство «величайшим духовным переворотом нашей планеты», он пережил кризис и поиски веры. Но после ранения, полученного на дуэли, он исповедался и причастился. «Хочу умереть христианином…» — сказал Пушкин перед смертью, запретив друзьям мстить за свое ранение.


Молитвы в стихах А. С. Пушкина


Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.


Из стихотворения Пушкина “ Поэт и толпа»


Молитвенные произведения Пушкина нам едва знакомы: в советских изданиях мы не найдем «Молитвы» 1836 года — это пушкинское заглавие снято. Другие стихотворения на данную тему спрятаны. Между тем молитвы слышны в стихах и письмах Пушкина: это и внутренние молитвы его души, и переложения молитв известных. По свидетельству современников поэт «был проникнут красотою многих молитв, знал их наизусть и часто твердил их».

Во многих произведениях Пушкина молитва играет значительную оценочно-смысловую роль. Есть ясная закономерность в том, о чем и за кого молятся поэт и его герои.

Отче наш


Я слышал — в келии простой

Старик молитвою чудесной

Молился тихо предо мной:

«Отец людей, Отец Небесный!

Да имя вечное Твое

Святится нашими сердцами;

Да придет Царствие Твое,

Твоя да будет воля с нами,

Как в небесах, так на земли.

Насущный хлеб нам ниспошли

Своею щедрою рукою;

И как прощаем мы людей,

Так нас, ничтожных пред Тобою,

Прости, Отец, Своих детей;

Не ввергни нас во искушенье,

И от лукавого прельщенья

Избави нас!..»

Перед крестом

Так он молился. Свет лампады

Мерцал впотьмах издалека,

И сердце чаяло отрады

От той молитвы старика. Александр Пушкин

Примечание: споры об авторстве Пушкина ведутся и по сей день. Впервые стихотворение было опубликовано в книге «Новые стихотворения Пушкина и Шевченко», изданной И. Г. Головиным в 1859 в Лейпциге. Рукописи произведения Александра Пушкина не найдено. 06.12.2021

Материал собран, обработан литературной бригадой в составе: Е. Герасимова, Е. Долматовского, Ц. Солодаря, А. Суркова, З. Хирена, В. Шмерлинга. Под общей редакцией генерал — майора В. С. Веселова.

Книга «Штурм Берлина» издана в Москве, 1948 год.

Издательство №1-2756-1912, Заказ №442, подписано к печати

09.11.1948г. Из авторов Воспоминаний уже нет никого в живых.

Книгу я случайно нашёл в ворохе мукулатуры, в приёмном пункте.

Штурм Берлина

Документальная публицистика


Солдаты Победы рассказывают

Эпилог


В жизни каждого из нас случаются события, к которым возвращаешься через много лет, чтобы понять их значимость, теперь уже в измерении нового времени.

Десять лет назад, наш город готовился к празднику республиканского значения — «Дожинки 2008». Суть его очень значима для районных центров, сельскохозяйственного назначения. За два года до такого праздника, Правительство определяет район с хорошими результатами производительности зерновых культур на протяжении двух-трёх предыдущих лет. Выделяются значительные средства из госбюджета, области и района победителя. Начинается полномасштабная реконструкция города, где будет проводиться Республиканский праздник Дожинки. Фактически такие городки приобретают совершенно новый облик, радующий местный народ от мало, до велико. Начинается тотальная очистка городка, организуется приём вторсырья, чтобы снизить нагрузку на специализированные организации. Прохожу мимо такого пункта по приёму макулатуры. Неоднократно в таких тачках находил редкие, старинные книги. Приёмщик на мои приветствия и цель визита, приветливо отозвался и предложил посмотреть ряд книг. Моё внимание сразу привлекла объёмная книга с почерневшими краями страниц. Беру в руки, рассматриваю — обложка из толстого плотного картона, самодельного изготовления, название книги не читается за давностью срока замены типографского выпуска. Открываю обложку и немею от названия — «Штурм Берлина, воспоминания, письма, дневники участников боёв за Берлин», М; Воениздат, 1948г; 485 стр. Книга подписана к печати 09.11.1948 год. Издательство №1/27561912/Л. Заказ №442. Тираж Г78890.

Пролистываю страницы, все целы, за исключением с 12 по 40 страницу. Сразу срабатывает мысль, что их найду в других источниках и вставлю по тексту. Но меня начинает коробить горькое чувство — кто посмел сдать в сырьё такую значимую, редкую, историческую книгу с непреходящей ценностью?

И вот сегодня, накануне Великого дня Победы, охватило желание доискаться до хозяина книги, который допустил этот вандализм и показал свою аморальность, пренебрежение к Святой Памяти к нашим Солдатам, спасшим Отечество. На титульном листе хорошо просматривается запись — п/я, Уж 15/6 инв.№3004. Есть и другие, более ранние учётные записи книги, но эта запись явно последняя. Поисковик Яндекс безошибочно выдаёт —

Исправительное учреждение «Исправительная колония №15» управления Департамента… Исправительная колония №15 213105, г. Могилев, п/о Вейно.

Сразу стало понятно, кто и как заново сшивал переплёт книги, заменил обложку пусть и на самодельную, но она продлила жизнь книге, которая и дошла до меня.

Какой смысл сейчас поднимать путь движения книги к могиле, корить нерадивых культработников этой исправительной колонии строгого режима. А ведь надо было сделать всего один шаг — завести книгу в музей Истории Великой Отечественной Войны города Могилёва и всё, эта бесценная книга зажила бы совершенно иной жизнью на радость всем посетителям музея. Могилёв прославился своей обороной в начале Войны, сдержал натиск врага, остановил его продвижение к Москве на целый месяц. Константин Симонов описал эти события в своей трилогии «Живые и мёртвые», а как правдиво он описал Солдатскую долю Освободителя на протяжении всей Войны!

Давайте сейчас почитаем записи самих Солдат Победы, их правдивое описание победоносных Дней Войны! Отдадим должное их Светлой Памяти!


КРАСНОАРМЕЕЦ

А. КОРЧАГИН

У мельницы на берегу Одера

Полк в порыве наступления шёл вперёд и вперёд, настигая и уничтожая врага. По дорогам мы видели разбитые, брошенные машины, высокие немецкие фургоны, остановленные в своём бегстве к Берлину. Немцы не могли бежать так быстро, как наступала Красная Армия. Бойцы торопились к Берлину, о котором думали еще у стен Сталинграда. Усталые, в бессонные ночи, по январскому снегу, совершали мы многокилометровые марши, спешили, чтобы на плечах врага форсировать Одер, последний рубеж перед прыжком на Берлин.

Немцы делали всё, чтобы задержать наше наступление. Но нас ничто не могло остановить, как зима не может остановить наступающую весну.

И вот Одер, чужой, незнакомый. Бойцы услышали знакомый голос своего бесстрашного командира гвардии капитана Вовченко: «Вперёд, товарищи!» Рота переправлялась по хрупкому льду, он ломался под тяжестью человека. На том берегу рота заняла оборону.

Группы немцев натыкались на нас. Мы открывали ураганный огонь. Немцы ложились и не вставали. Слышались крики на чужом языке и стоны раненых. Враг собирал свои силы за железной дорогой, чтобы нанести удар и опрокинуть нас в реку. Бойцы окапывались.

Ночь. В воздухе вспыхивают вражеские ракеты и гаснут; на минуту из мрака возникнет река и снова исчезнет. Проскрипит шестиствольный миномёт, ударят дальнобойные орудия, пулемёт прорежет смертельным огнём темноту — всё сливается в привычный фронтовой гул.

Рассветает, земля поднимается от разрывов снарядов, немецкие самолёты спускаются низко, поливают свинцом.

Из леса вышли немецкие танки. Они били по каменной мельнице, где был расположен наш взвод, которым командовал Недобой. Камни рушились, но люди стояли крепко.

Немецкая рота в сопровождении танков, поддерживаемая огнем миномётов и артиллерии, шла против горсточки советских воинов. Вся наша боевая техника оставалась ещё на другом берегу. Переправы не было, и каждый понимал: если не удержимся — погибнем.

У ручного пулемёта стоял Филипп Чёрный, юноша из Одесской области, вторым номером — Усманов, из далёких казахских степей.

Недобой, огромный, широкоплечий, лежал, крутил усы, выжидая приближения врага.

«Огонь!» — прозвучала команда. Пулемёт ударил короткими очередями. Трещали автоматы. Огонь был дружный, но нам всё казалось, что этого мало. Мы работали изо всех сил. Капельки пота выступали на лбу.

На мгновенье затих пулемёт — убит пулемётчик. Немцы уже у дамбы. Усманов начинает стрелять, но он тяжело ранен. Пулемёт опять замолкает.

Тогда встал Недобой и, с пулемётом в одной руке, с противотанковой гранатой — в другой, скомандовал: «В атаку, за мной!» Прозвучало славное русское «ура», завязалась рукопашная схватка. Немцы, потеряв около тридцати солдат, отступили в лес. Однако немного спустя они снова пошли в атаку. У Недобоя осталось всего четыре бойца — это были Кудака, Вдовин, Ковалевский, Клинцев. Снова застрочил пулемёт, снова полетели гранаты. Вот немцы подходят к сараю, вот они уже у колодца. Мы дали красную ракету. «Хоть бы наши с той стороны постреляли», — пронеслось в голове. И вдруг с восточного берега заиграла «катюша», песня её докатилась до нас и окончилась в лесу, где стояли немецкие танки. Радостно забилось сердце. Взвились красная и зелёная ракеты. Мы двинулись вперёд, к железной дороге. Там пролегал ближайший путь к вражеской столице.


ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

СТАРШИНА

П. ЧИЯНЕВ

Первые дни

Сырая низина. Копнёшь на два штыка, и уже выступает вода. Полоска земли шириной в один километр по берегу реки, маленький посёлок, домиков пятнадцать, да ещё несколько отдельных домиков на совершенно открытой ровной местности; грязь такая, что ног не вытянешь, — это был плацдарм, за который мы сражались, форсировав Одер в районе городка Ортвиг, северо-западнее Кюстрина.

Утром 4 февраля наша батарея 76-мм орудий заняла огневую позицию на окраине посёлка, метрах в восьмистах от берега, в боевых порядках пехоты для стрельбы прямой наводкой. Противника не было видно. Он занимал городок Ортвиг; его скрывали разные постройки, кустарник, огромные вётлы, растущие вдоль дороги. А мы были перед немцами, как на ладони. Еще по пути на огневую позицию наша батарея попала под огонь немецких пушек; едва развернулись — с окраины Ортвига на участок батареи пошли в контратаку до двадцати немецких танков с батальоном пехоты.

В моем расчёте было всего три человека: я и наводчик Ахмет Шеринов — бывалые солдаты, дравшиеся уже за такие плацдармы на Днепре, Днестре, Висле, — и один молодой боец, который начал воевать только в Польше, — Иван Терентьев, девятнадцатилетний уралец, маленький и плотный, как кубышка, известный всему нашему полку по прозвищу «Пан-Иван». Он сам назвал себя так, когда прибыл к нам в Польшу, и тут же, весело подмигнув, добавил:

— Не смотрите, что маленький — на большие дела гожусь.

Осетин Шеринов по характеру был совсем другой человек — никогда не шутил, любил уставной язык. Он давно воевал, но всегда в бою был строгий, сосредоточенный, а Терентьев с первого дня стал воевать легко, весело, как будто он родился на войне. Шеринов не понимал иноземных обычаев, а Терентьев и в Польше чувствовал себя, как дома, и в Германии для него ничего удивительного не было. Рассказывает какую-нибудь забавную историю про немцев, спросишь его:

— Откуда ты это всё знаешь?

— А у нас на Урале, — говорит он, — всех иностранцев как облупленных знают.

Это наш «Пан-Иван», как только мы вступили на одерский плацдарм, пустил по полку крылатые слова:

— Одер позади, Берлин впереди.

Когда немецкие танки двинулись на нас из Ортвига, мы не успели еще вырыть ни окопа для орудия, ни ровика для себя. Пришлось работать на голом месте, не имея никакого укрытия от огня, отбиваться и одновременно окапываться. Два орудия нашей батареи были подбиты противником, однако мы удержались, уничтожив четыре немецких танка. Остальные танки ушли в Ортвиг, укрылись за домами, бросив свою пехоту на поле, метрах в четырёхстах от нас.

Мы получили приказание экономить снаряды. Но как мы ни экономили снаряды, к вечеру их осталось всего с десяток, а между тем пехота противника, то и дело поднимавшаяся в контратаку, была уже в ста пятидесяти метрах от нас. Вдруг из Ортвига опять вышли немецкие танки. Прошу по телефону снарядов, а командир дивизиона майор Турбин отвечает, что снаряды будут только к утру, и предупреждает, что на нас смотрит вся страна.

— Помните, что вы держите трамплин для прыжка в фашистское логово, — сказал он.

Мы уже решили стрелять только в упор, но на этот раз немецкие танки ограничились тем, что прикрыли огнём отход своей пехоты.

Всю ночь мы ожидали, что немцы снова пойдут в атаку. Такое было чувство, как будто и немцы знали, что у нас уже нет снарядов. Дождь шел. Мы заходили по одному в подвал соседнего дома обогреться и обсушиться, а двое дежурили: один у орудия, другой впереди метров на двадцать — слухач. Тяжелая была ночь. Целые сутки мы ничего не ели, но о еде никто и не думал. Стоишь в грязи, под дождём, ни зги не видно, слышишь шум немецких танков — они почему-то всё курсировали по дороге вдоль фронта — и одна у тебя мысль: успеют или не успеют подвезти снаряды.., «Нет, — думаешь, — не успеют, грязь-то какая, застряли где-нибудь машины».

Утром к нам прибыл командир взвода боепитания лейтенант Супрун с двумя бричками снарядов. На радостях «Пан-Иван» прямо-таки прыгнул к бричке. Ящик со снарядами весит около семидесяти килограммов. Обыкновенно Терентьев с трудом поднимал его, кряхтел, а тут схватил и легко понёс этот ящик.

До 14 февраля мы не меняли огневой позиции, все эти дни бой шёл на одном месте с утра до ночи. Наш плацдарм — это узенькая полоса гнилой земли, в которой и окопаться нельзя было как следует, так как окоп сейчас же наполнялся водой. Он весь засыпался минами и насквозь простреливался ружейно-пулемётным огнем. Артиллерия и авиация противника разрушали переправы через Одер, связь с тылом часто прерывалась, временами с одного берега на другой ни один смельчак не мог перебраться.

Мы отражали ежедневно в среднем по семь-восемь контратак. Вся местность от нас до дороги, проходившей перед Ортвигом, была завалена трупами немцев, а немцы всё лезли и лезли. В первые дни некоторые молодые бойцы, не бывавшие еще в подобных делах, думали, что мы вряд ли удержимся на этом клочке земли, горевшем, как в пекле, окутанном дымом и туманом, опасались, что немцы действительно сбросят нас в Одер. Но прошло несколько суток, и хотя ожесточённость немецких контратак и не ослабевала, все уже обжились на своём плацдарме. Мы начали посменно отдыхать. На плацдарм стали регулярно доставлять горячую пищу. О снарядах больше не говорили — теперь их было, как всегда, достаточно. Наконец, прибыла и почта.

У нас было принято письма читать всему расчёту. Получив почту, мы сейчас же усаживались где-нибудь, смотря по обстановке, и по очереди читали свои письма вслух. Бывали дни, когда каждый из нас получал по шесть-семь писем из разных городов я сёл. Письма от родных приходили ко мне из-под Москвы, Терентьеву с Урала, Шеринову с Кавказа. Кроме того, мы получали письма с Кубани, из Сталинской области, из-под Херсона и из других освобождённых нами местностей, конечно, чаще всего от девушек, так как мы все трое были холостяками и думали, что после войны прежде всего надо будет жениться. Приходили письма от людей, которым мы по пути чем-нибудь помогли или с которыми просто пришлось на походе переночевать под одной крышей.

На этот раз мы разбирали почту, сидя в ровике по колено в воде, пригнувшись. Рядом рвались мины, нас обдавало землёй. Мы стряхивали её с писем, которые читали. Бывало, только начнёшь читать письмо, как надо выскакивать к орудию, чтобы помочь пехотинцам отбить очередную атаку немцев. Так мы весь день читали одну почту и дотемна не успели закончить её. Начали с Урала, кончили на Кубани, а от Кубани до границы еще с десяток писем осталось на завтра. Мы бы все свои бензинки сожгли, чтобы дочитать почту, да нельзя было зажигать огонь — противник в ста метрах от нас лежал. Помню, сидим мы в ровике все трое, скорчившись, прижавшись друг к другу. Я держу письмо в руке, уже ничего не видно, но ребята думают, что я как-нибудь ещё дочитаю, что я стараюсь разобрать в темноте почерк. Они смотрят на меня, ждут, а я просто задумался, вспомнил слова майора Турбина о том, что вся страна смотрит сейчас на нас, что мы стоим на трамплине для прыжка на Берлин. На нас смотрит и сам Сталин. Трудно передать, как сознание этого вдохновляло нас, подымало наши силы.

14 февраля мы сделали первый после переправы через Одер шаг вперёд. Наше орудие было выдвинуто на двор отдельного домика, только что отбитого у немцев. В этот день немцы предприняли одиннадцать безуспешных контратак. Когда стемнело, в контратаку пошли танки. Так как их не было видно, мы подожгли зажигательным снарядом стоявший впереди дом. Первый танк, выступивший из мрака в свет пожара, был подбит нашим орудием со второго выстрела. Остальные танки не решались выходить на свет. Остановились и повели огонь из темноты.

Под утро стрельба затихла. Старшина привёз нам горячий суп, мясо, чай с мёдом. Мы расположились на завтрак в подвале. Кроме нашего расчёта, здесь были командир взвода лейтенант Харченко, санинструктор Алиев и артмастер Барвененко.

С первого же дня за Одером у нас само собой установился порядок: всё равно — день или ночь, но из нашей тройки от орудия может отойти только один. После удачи, — хоть на сто метров, а все-таки продвинулись вперёд, — настроение у всех было очень хорошее, казалось, что немцы уже начали выдыхаться, и мы отступили от заведённого порядка: завтракать в подвал ушло сразу двое, на дворе у орудия остался только Терентьев. Правда, мы с Шериновым завтракали в нескольких шагах от своей пушки, — она стояла за стеной, — однако как мы потом раскаивались в этом!

Не знаю, как это произошло, но вскоре — было еще темно — какая-то группа немцев прорвалась к нашему домику. Мы только съели суп и принялись за чай, как услышали стрельбу во дворе. Выскочили из подвала в комнаты — навстречу из окон полетели гранаты. Мы были в доме, а наша пушка стояла во дворе. Терентьева мы уже считали погибшим.

Страшно было подумать, что немцы скорее всего уже хозяйничают у нашей пушки. Но что делать? Выйти во двор мы не имели никакой возможности, немцы перестреляли бы всех еще на пороге.

Больше часа отбивались мы из окон, расстреляли почти все патроны, не думали уже, останемся в живых или нет, думали только, что нельзя пережить того позора, который ждёт нас, если наша пушка, из которой мы мечтали первыми открыть огонь по Берлину, попадёт в руки врага.

К наступлению рассвета обстрел дома прекратился, немцев на дворе не было. Когда я вышел из дома и увидел стоявшую на своём месте пушку, мне показалось, что я проснулся после скверного сна. И в это время, как будто для того, чтобы убедить меня, что это все-таки был не сон, из дверей двух сараев, стоявших на дворе, почти одновременно выскочили два немца, застрявших почему-то здесь. Один из них сейчас же упал, сражённый наповал выстрелом из окна нашего дома. Второй упал, когда пробегал мимо орудия. В него выстрелил кто-то из дверей каменного погребка. Прежде чем я успел подумать, кто же это выстрелил оттуда, я увидел выскочившего из погребка Терентьева. Он добивал прикладом немца, упавшего возле пушки.

Оказалось, что всё время, пока мы отстреливались, осажденные в доме, «Пан-Иван» один сражался во дворе. Он засел в погребке и не подпускал немцев к орудию.


ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

ГВАРДИИ МАЙОР

И. ЛАДУТЬКО

Батальон за Одером

Мы прорвались на узком участке фронта; справа и слева стоял враг и по всем признакам готовился к жестокому отпору. Впереди была широкая, глубокая река, за ней большой укреплённый город — Франкфурт-на-Одере. На левом берегу, параллельно реке, шла железная дорога, недалеко от Франкфурта её пересекала другая и уходила за реку. По дорогам непрерывно тянулись воинские эшелоны, — враг подбрасывал подкрепления и во Франкфурт, и тем своим частям, которые еще стояли на правом берегу. Железнодорожный мост находился в руках врага.

Командование поставило моему батальону задачу: с хода переправиться за Одер и овладеть пунктом, где пересекались железные дороги, одним ударом отрезать и Франкфурт, и те части противника, которые остались на правом берегу реки.

Ночью с 8 на 9 февраля батальон начал переправу. Переправлялись на лодках, на плотах. Кругом стояла тьма, как в печной трубе. Лил частый, упорный дождь. Река бежала с сердитым шумом. На наши лодки и плоты то и дело налетали быстро плывущие льдины.

В мирной обстановке такая переправа никого бы не обрадовала, но война в корне меняет значение вещей, и мы тогда радовались и тьме, и дождю, и ледоходу. Они надёжно скрывали от противника наше продвижение.

К рассвету батальон был за Одером в прибрежном кустарнике. Немцы ничем не обнаруживали себя. Но мы знали, что немцы тут есть; ещё совсем недавно они вели отсюда огонь. А теперь почему-то замолкли. Может быть, заметили нас и готовят удар?

Железнодорожный перекрёсток, который предстояло брать, находился от реки примерно на расстоянии километра. Между рекой и перекрёстком лежала ровная низменная пойма. Край поймы, примыкающий к реке, зарос кустарником. Итти прямо через пойму на перекрёсток было слишком рискованно. Я предпочёл обходный путь, более длинный, но менее опасный: укрываясь в кустарнике, подняться вверх по реке километра на полтора-два, где пойма делается уже, и там перебежать на насыпь. По пути я решил прочесать кустарник. Я подумал, что там могут быть немцы, и когда мы выйдем на железную дорогу, создадут нам угрозу с тыла.

Мои предположения оправдались — не прошёл батальон и сотни метров, как натолкнулся на противника.

Оказалось, что немцы не ждали нас, очевидно, не могли представить, что советские воины с ходу, после тяжких боёв переправятся через такую большую реку, как Одер, да ещё во время ледохода.

Когда раздались наши выстрелы, наше «ура», у немцев началась паника. Они бросали оружие, снаряжение и убегали. Никакого организованного сопротивления мы не встретили. Сопротивлялись только одиночки. Но эти головорезы наносили нам большой урон, стреляя из фаустпатронов.

Очистив кустарник, мы похоронили своих погибших товарищей и двинулись к железнодорожному перекрёстку. Ни на пойме, ни у перекрёстка немцев не было. Но мы вовсе не думали, что плацдарм на левом берегу Одера уже завоеван нами. Первый и сравнительно лёгкий успех был достигнут батальоном только потому, что немцы проглядели переправу, не ждали ее, не допускали и мысли, что один батальон советских войск дерзнёт перешагнуть Одер.

Мы ждали, что немцы скоро атакуют нас, и, не теряя времени, строили оборону. За ночь около железнодорожной насыпи, которая метра на два возвышалась над поймой и была неплохим укрытием, мы вырыли траншеи, сделали пулемётные гнезда, установили пушки. Но немцы ничего не предпринимали — как бы вымерли все. Справа от нас темнел своими каменными громадами город Франкфурт, будто ослепший и онемевший — оттуда ни выстрела, ни человека. Слева — большой завод. Он был жив, дымил, шумел, работал. Позади и впереди нас лежала пустая пойма.

Но вот на третий или четвёртый день утром наши наблюдатели заметили двадцать танков и самоходок противника. Они шли на нас и с хода вели огонь.

Когда танки подошли метров на двести, я подал команду пушкам. Они дали залп, и два танка остановились и замолкли. Но остальные продолжали итти. После второго залпа вышло из строя самоходное орудие противника.

Больше в этот день противник нас не беспокоил. Батальон улучшал свои укрепления. Наступило утро 13 февраля. Дождь, наконец, перестал, тучи рассеялись, и показалось солнце. Солнце… солнце!… Как оно мило было тогда для нас, промокших и продрогших до костей.

Но недолго пришлось нам отдаваться радостной встрече с солнцем. Немцы опять стали готовиться к атаке, открыли огонь из тяжёлых миномётов.

Миномётный налёт длился с полчаса. Потом на нас двинулась вражеская пехота. Батальон подпустил противника метров на сто и открыл огонь из всех видов оружия. Враг понёс большой урон и откатился.

За атакой последовал новый обстрел из тяжёлых миномётов, а за ним вторая атака. И так весь долгий день: сначала артналёт, потом атака.

Не прошло еще и половины дня, а все наши пушки — их было четыре — вышли из строя.

Когда противник пошёл в последнюю, девятую атаку, в нашей траншее оставалось только тринадцать боеспособных человек. В это время вдруг отказал наш последний пулемёт. И я, наверно, не писал бы этих воспоминаний, и мои храбрые боевые друзья не увидели бы торжества победы, если бы тогда не было с нами сержанта Батракова. Он тут же, не выходя из боя, исправил пулемёт. Когда немцы подходили на бросок гранаты, Батраков оставлял пулемёт и кидал гранаты, отбрасывал атакующих и снова возвращался к пулемёту. Он погиб смертью героя в этом тяжелом бою.

Мы отбили и последнюю, девятую атаку. В траншее осталось двенадцать человек с одним пулемётом. Все сразу принялись исправлять свои разбитые укрытия, хотя едва держались на ногах от усталости. Некоторые засыпали на ходу, заснув, падали и продолжали спать. Чтобы разбудить их, приходилось зажимать им рот и нос, потому что другие способы не действовали. Человека можно было катать, как чурбан, а он всё равно продолжал спать.

Враг решил доконать нас. В той стороне, где был завод, вдруг раздался сильный взрыв, затем на пойму хлынула вода, перемешанная с мелко битым льдом. Около завода был большой пруд, немцы взорвали плотину и спустили пруд на нас. Вода быстро заполнила всю пойму между железнодорожной насыпью и Одером, потом где-то нашла ход или сделала прорыв и хлынула на другую сторону. Мы очутились среди ледяной бушующей воды на узеньком гребешке насыпи.

И вдруг среди льдин, кружившихся на воде, мы увидели чёрные точки. Присмотрелись и поняли, что это лодки. К нам пришло подкрепление — целый батальон. Он причалил прямо к железнодорожной насыпи. С ним были пушки, миномёты. И когда немцы открыли огонь, они получили такой ответ, что больше уже не делали попыток выбить нас и перешли к обороне.

На другой день вода спала. К нам переправилось новое подкрепление, мы прочно утвердились за Одером и стали ждать дня наступления на Берлин.


ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

СТАРШИЙ СЕРЖАНТ

В. НОРСЕЕВ

Трое суток

Итак, Одер форсирован. Но положение на плацдарме тяжёлое. Наших здесь ещё очень мало. В ближайших лесах, деревнях немцы накапливают силы и бросают их в контратаки. Они хотят столкнуть нас в реку. Мы понимаем, что каждый наш шаг к Берлину вызывает у врага звериную злобу, вынуждает его цепляться за каждый метр земли.

— На высоту! — приказывает командир батареи старший лейтенант Кокора.

Ночь. Холодный февральский ветер леденит щёки. В темноте ничего не видно. Чтобы не завалить орудие в яму, руками прощупываем мёрзлую землю.

Огневые позиции мы выбрали под самым носом у противника. Работаем сидя. Голову поднять невозможно, пули и осколки завывают на разные голоса и звонко ударяются о щит орудия. Не успели врыть в землю сошники, как слева послышался голос: «Немцы!» Вспыхнула ракета и осветила полусогнутые фигуры немецких солдат, пробирающихся по лощине в наш тыл. Рядом процокали копыта лошади, и из темноты послышался нервный крик всадника: «Убирайте пушки!».

Я молчу, стараюсь быть спокойным. Товарищи тоже. Ползком пробираюсь к командиру батареи. Он велит повернуть орудие в сторону лощины и ожидать его команды. В темноте не разберёшь, где наши, где немцы. Кругом пулемётная и автоматная трескотня. Куда стрелять — непонятно. Снимаем с плеч автоматы и залегаем возле орудия. Справа ящичный, красноармеец Юдичев, с ручным пулемётом, который мы подобрали днём у высоты. Вскоре из темноты донеслись немецкие голоса. Они приближались к нам. Стало ясно, что противник обошёл нас и с тыла, хочет овладеть высотой. Вот уже голоса совсем рядом. Орудия не обнаруживаем, открываем огонь из пулемётов и автоматов. Слышим крики, беспорядочные выстрелы, стоны раненых. Снова стреляем. Всё стихает. Командир батареи приказывает беречь патроны.

Перед рассветом противник вновь пытается ворваться на высоту. На этот раз немцы идут тихо, хотят застать нас врасплох. Но мы слышим, как они спотыкаются и падают в воронки. Опять действуем автоматами и пулемётами. Справа и слева ведут огонь соседние расчёты.

Утром выяснилось, что немцы просочились между нашими и пехотными позициями.

К полудню положение наших войск было восстановлено. День прошёл спокойно. Наступила вторая ночь, и опять такая же тёмная, холодная. Нашей пехоты на высоте очень мало. Попытались сделать землянку, но мёрзлая земля не поддавалась лопате. Кое-как сколотили из валявшихся брёвен укрытие и решили отдохнуть. Только легли, начался артиллерийский налёт по гребню высоты. Выжидаем. Как только немецкая артиллерия умолкла, выбегаем из укрытия к орудиям. Старший лейтенант Кокора выпускает ракету. Немецкая пехота наступает по всему фронту. Пытаемся стрелять прямой наводкой из орудий, но в темноте не видно цели, и мы снова берёмся за пулеметы и автоматы.

В эту ночь вражеским цепям удаётся обойти высоту с обоих флангов. Связь с тылом прервана.

— Спокойно, товарищи! — говорит старший лейтенант Кокора, склонившись над радиостанцией.

Старший лейтенант вызывает генерал-майора. Генералу не верится, что мы на высоте. Он говорит, что три раза посылал разведчиков и каждый раз разведчики обнаруживали на высоте немцев. Наконец, командиру батареи удаётся доказать, что на высоте мы.

— Теперь мне ясно, — говорит генерал, — значит, на высоте и вы, и немцы.

Вскоре красноармеец Долгов нашел канавку, по которой можно было пробраться в тыл, и установил связь с дивизией. Принесли боеприпасы, положение наше облегчилось.

Во второй половине ночи в лощине появились фашистские бронетранспортёры с крупнокалиберными пулемётами.

— Неужели возьмут высоту, а? — спрашивает красноармеец Юдичев. А я его ругаю: «Чего ты панику поднимаешь, первый раз на войне, что ль?» Ругаюсь, а сам думаю: только бы до рассвета продержаться, а там легче будет. Главное, цель будет видна, а то сидишь, как в котле, строчишь из автомата в темноту, не видишь, куда пули летят.

Стало рассветать. Смотрим, совсем рядом стоят два бронетранспортёра — не то замаскировались, не то застряли в лощине. «Теперь есть работёнка», — говорю ребятам и навожу орудие на цель. Первый снаряд на перелёт пошел, а второй угодил прямо в машину. Из другого бронетранспортёра немцы бежать кинулись. Кричу: «Осколочных!». Ещё три снаряда выпустили, и работа закончена.

В это время по скатам высоты дали залп гвардейские миномёты и наша пехота перешла в наступление. Бой был ожесточённый и продолжался весь день. Ночная работа нашей батареи не пропала даром. Наши орудия стояли теперь на самых выгодных позициях и били прямой наводкой по фашистским артиллерийским батареям. Всё шло хорошо. Снаряды рвались точно на огневых позициях противника. Но вот я перевёл прицел на тяжёлое немецкое орудие, установленное на специальном фундаменте. Таких орудий у врага было здесь около тридцати. На эти орудия немецкое командование возлагало большие надежды, когда заявляло о неприступности своих позиций на Одере. Когда мы открыли огонь по новой цели, снаряды стали задевать за гребень высоты и разрываться, не долетев до цели. Снова смотрю в панораму, — цель видна хорошо, но снаряды продолжают задевать за высоту. Что тут делать? Выдвинуться вперёд нельзя, всё под огнём. А цель разбить необходимо. Я решаю попытаться прицелиться в ствол, который торчал из-за гребня высоты и был хорошо виден без панорамы. Возможность попадания очень малая, но иного выхода нет. Тщательно рассчитываю, выверяю, аккуратно закрепляю и первым снарядом попадаю прямо в ствол вражеского орудия.

Вдруг неприятельский снаряд разорвался рядом с нашей пушкой. Осколок попал мне в руку. Командир батареи увидел, что у меня вся гимнастёрка в крови, кричит: «Норсеев, можешь итти в тыл на медпункт». Я сел в сторонке и думаю: «Неужели уходить? Столько трудов стоило переправиться через Одер, а теперь обратно. Нет, не пойду». Ощупал руку, чувствую, что кость уцелела. Оторвал полу от нательной рубахи, крепко-накрепко перевязал рану — и снова к орудию.

Противник пустил в ход средние танки. Три танка повернули прямо на нас. Стрелять в лобовую броню бесполезно. Я выждал, когда один танк подставил бок. Первый снаряд отклонился влево. Взял поправку и вторым угодил, видимо, в бензобак или в боеприпасы — танк сразу вспыхнул, как свечка. Второй танк подожгли пехотинцы, а третий пошёл назад.

Через несколько минут из-за леса появилось тридцать немецких танков. Они шли по шоссе друг за другом. Это была последняя контратака немцев. Наша артиллерия открыла такой огонь по танкам, что они и на сто метров не продвинулись. Уходя из-под огня, один танк отклонился в сторону нашей высоты. Мы подпустили его поближе и третьим выстрелом заставили остановиться, заклинив башню и разбив гусеницу.

Перед вечером нам приказали сменить огневые позиции. К этому времени наша пехота уже успела занять два населённых пункта и очистила от противника близлежащий лес.

Эти трое суток на высоте за Одером были самыми жаркими за всё время моей боевой жизни.


На Одере

ГВАРДИИ СТАРШИНА

Е. ЗАГОРОДНИЙ

Минометчики на огневой

Мы переправились через Одер ночью по рыхлому весеннему льду и зацепились за дамбу и несколько отдельных домиков.

Чтобы отрезать наши переправившиеся части от тылов, немцы держали под жестоким артиллерийским обстрелом места переправ и сильно повредили лёд. Несмотря на это, за ночь удалось переправить на западный берег всю полковую артиллерию и миномёты, подбросить продовольствие и боеприпасы. Переправились на ту сторону и штабы всех частей. Командные пункты врылись в дамбу на самом берегу реки.

Наш плацдарм был узенькой ленточкой земли протяжением в три-четыре километра по фронту и от двухсот до тысячи метров в глубину. Одер вскоре начал разливаться, вода подпирала нас с тыла, грозила залить. Ни справа, ни слева соседей поблизости не было. С наступлением оттепели в траншеях по колено стояла подпочвенная вода. Плацдарм был во всех отношениях неудобный, но он был нужен для предстоящего броска на Берлин, и мы удерживали его его всех сил.

После того как с большим трудом удалось, наконец, переправить на понтонах танки, самоходную артиллерию и другую технику, начались бои за расширение плацдарма. Немцы не хотели подпускать нас ни на один шаг ближе к Берлину, и пришлось отчаянно драться за каждый клочок земли. Особенно запомнился мне бой за высоту с отметкой 10,3.

Мы, миномётчики, поддерживали наступление стрелкового батальона. Всю ночь перед атакой люди были на ногах. Одни возили мины из-под дамбы, а другие под обстрелом противника укладывали их в ниши. Был у нас тогда замечательный ездовой Сидоров. Он всё время поднимал бодрость бойцов.

— А ну, налетай, ребята, за огурцами, — весело покрикивал он, подъезжая на бричке к огневой. — Запасай закуски для фрица, а то завтра угостить нечем будет.

Бойцы сидят пригнувшись, прислушиваются к свисту пуль и разрывам снарядов, наблюдают, откуда огрызается враг, а раздастся голос Сидорова, и все мигом вскакивают, кидаются к бричке. Никого не надо было подгонять, так как каждый, доведя свой боекомплект до установленной нормы, норовил прихватить про запас ещё десяток-другой ящиков. Только и слышишь:

— Дай мне, а то у меня в нише мало.

Стало светать, на востоке показалась зорька. Установив миномёты, мы с нетерпением ждем сигнала открытия огня. Все стараются побольше зарядить и очистить мин. Наводчик Братчиков подгоняет сам себя:

— Давай, давай побольше, надо уж так дать фрицу, чтобы почувствовал.

Артподготовка назначена была на девять часов. Люди никак не могли дождаться этого часа, всё спрашивали у телефонистов о времени. Командир роты гвардии капитан Морозов успокаивал нас:

— Скоро, скоро, мои орлы, больше готовьте мин.

Противник как будто догадался о нашем замысле и в 8 часов 30 минут начал бить шквальным артиллерийским огнём. Он бил по всему плацдарму, но нам казалось, что весь огонь противника сосредоточен на наших огневых. Лёжа в траншее, мы покрикивали:

— Давай, давай, сейчас и мы тебе пошлём.

Наконец-то, проиграла «катюша», и по команде ротного, переданной по телефону, раздался голос старшего по огневой: «Расчёты по местам», хотя расчеты и без того лежали у миномётов наготове. Все сразу с жаром закидали мины в стволы. Вдруг у моего миномёта разорвался вражеский снаряд. Меня засыпало землей. Я вылез из-под земли, увидел, что наводчика Шикова совсем завалило, и стал быстро разгребать руками землю, чтобы вытащить его. Заряжающего Батищева тоже засыпало, но он сам вылез и бросился мне помогать. Вдвоём мы вытащили наводчика, миномёт и продолжали вести огонь, пока Батищев не закричал:

— Товарищ командир, а где третий номер?

Третьим номером был Молошников. Бросились к его окопу. Окоп завален. Стали отрывать. Молошников оказался невредим. Только его отрыли, как он вскочил и зашумел:

— Эх, чорт возьми, чуть было не убило. Давай, давай, бросай больше, — и принялся за дело ещё горячей.

Раздались крики «ура», пехотинцы поднялись из траншей.

Была подана команда: «Отбой. Миномёты на вьюки». Завьючив минометы и набрав мин, сколько можно было, мы побежали вперёд за пехотой и вслед за ней ворвались в траншеи противника. Здесь мы увидели свою работу. Братчиков с радостью говорил:

— Хорошо мы его, ребята, угостили.

Вся траншея была завалена трупами немцев. Их тут столько было, что пришлось вытаскивать, — иначе миномёт нельзя было поставить.


ГВАРДИИ СТАРШИЙ СЕРЖАНТ

И. СОЛОД

На командном пункте батальона

После жаркого боя, во время которого у каждого солдата было на устах «Даёшь Берлин!», мы заняли на своем плацдарме небольшую высоту и сейчас же, несмотря на страшную усталость, стали здесь закрепляться.

Ночью на стороне противника продолжала гореть зажжённая во время дневного боя деревня, и в свете пожара видны были немцы, бегавшие по переднему краю. Крики их доносились до наших окопов вместе с гулом машин и танков. По всему видно было, что немцы не успокоились и будут контратаковать.

В 4 часа противник начал артналёты. Он то обрушивал шквальный огонь на тылы, то переносил его на передний край, то снова обстреливал огневые позиции. Потом он двинул на наш батальон танки. Их было больше тридцати, и за ними шла пехота. Враг был задержан огнём, однако группе немцев в количестве 70 человек удалось прорваться к КП батальона, находившемуся в двухстах метрах от переднего края.

Домик, в котором помещался КП, стоял на открытом месте. С двух сторон к нему примыкали сараи. В этот момент они горели. Рядом с домом была мелкая канава, поросшая деревьями. Прорвавшись к КП, немцы заняли эту канаву и стали обстреливать дом, освещенный пожаром. Положение наше было тяжёлым, но капитан Шинкаренко спросил спокойно:

— Есть связь с ротами? — и приказал дать «Чайку».

У телефона капитан Афанасьев.

— Как у вас дела? — спросил Шинкаренко.

— В порядке, — ответил капитан Афанасьев.

В это время немцы стали подползать к дому и бросать гранаты.

— Все в оборону! — закричал парторг батальона Обухов.

Шинкаренко вызвал огонь миномётной батареи. Мы на скорую руку рыли окопчики и отстреливались от противника. На помощь пришла самоходка. Она ударила по канаве, в которой засели немцы. Когда вокруг дома начали рваться наши мины, заместитель командира батальона гвардии капитан Сорокин, высоко подняв в руке пистолет, крикнул:

— Вперёд, товарищи, слава Сталину!

Когда я бежал, мне казалось, что мой автомат сам выполняет требование своего хозяина, и я только боялся отстать от моего друга Николая Екимова, бежавшего рядом со мной.

Ни один из прорвавшихся к КП немцев не ушёл отсюда живым.

На переднем крае тем временем снова разгорался бой. К высоте, которая отныне должна была оставаться нашей, снова подходили лощиной немецкие танки. После нападения на КП телефонная связь с высшим «хозяйством» была прервана, пришлось переключаться на радио. Связавшись и доложив командованию обстановку, радист вдруг ловит позывные эскадрильи «Ильюшиных».

— Вот это подмога! — с удовлетворением говорит капитан Шинкаренко.

Между лётчиками и пехотой завязывается дружеский разговор.

— Марс, Марс… — повторяет капитан Шинкаренко, стараясь перекричать артиллерию. — Уточняю цели… Вражеские танки в количестве до двадцати машин в лощине западнее высоты 10,3 готовятся к контратаке. Сообщите: ясно ли слышали меня?

С воздуха отвечают:

— Понял, понял, цель вижу, иду в атаку…

С помощью наших славных соколов мы отстояли занятую высоту. Когда лётчики улетали с поля боя, окутанного дымом горящих танков врага, каждый из нас провожал их благодарным взглядом.


СТАРШИЙ СЕРЖАНТ

П. СЫСОЕВ

Четверо на высоте

Высота эта, расположенная в четырех километрах западнее Одера в районе Гросс-Нойендорф, такая крошечная, что у нас на Урале её и холмиком не назвали бы. Но тут, в низине, она казалась настоящей горой, и немцы дрались за неё с бешеным упорством. В середине марта мы сменили подразделение, которое только что отбило эту высоту у немцев, отступивших на вторую линию траншей.

Склон, на котором окопался наш взвод, был весь изрезан ходами сообщения — новыми, вырытыми нами, и старыми, немецкими, соединявшими траншеи первой линии с траншеями второй линии. Мы начали перекапывать немецкие хода сообщения, но не успели сделать этого, как противник открыл по высоте ураганный огонь из артиллерии и всех видов пехотного оружия, включая фаустпатроны, с которыми мы встретились здесь впервые, и вскоре пошёл в контратаку. Была ночь. В свете ракеты, выпущенной соседним подразделением, мы увидели у себя за спиной блеск вражеских касок. Немцы своими ходами сообщения пробрались на высоту, в старую траншею, и из неё спускались уже нашими ходами.

До этого наш взвод понес тяжёлые потери под огнем противника. Когда мы заметили подходивших к нам с тыла немцев, в траншее под моей командой было всего трое: Макрушин, Кабацких и Новиков.

Фёдор Макрушин был мой лучший друг; так же, как и я, он воевал с первого дня войны. После форсирования Одера мы с ним в один день подали заявление в партию, вместе же получили и кандидатские карточки. Он мне очень нравился своей настойчивостью: что скажет, то сделает. О войне он не любил разговаривать. Мы с ним говорили больше о том, что будет после войны. Он очень тосковал по работе, по своему сапожному мастерству. На войне он всему предпочитал гранаты; в своём вещевом мешке, кроме гранат и патронов, никогда ничего не носил. По его примеру у нас многие бойцы выбрасывали из мешков консервы, сахар, чтобы взять побольше гранат. У Макрушина была норма — восемнадцать гранат. Если у него в мешке меньше, он уже начинает беспокоиться.

— Без пищи несколько суток прожить можно, — говорил он, — а без гранат в бою долго ли ты проживёшь?

И верно. На высоте гранаты нас только и спасли. Мы забросали ими ход сообщения, по которому бежали забравшиеся к нам в тыл немцы. Четверо немцев были убиты, другие выскочили наверх и в панике кинулись по участку, ими же самими заминированному. Мы подобрали после них четыре ручных пулемёта, гранатомёт с двумя ящиками гранат и три фаустпатрона.

Тут надо сказать о втором бойце — о Кабацких. Это был самый молодой из нас. Он, как только услышал, что у немцев появились какие-то фаустпатроны, всех стал расспрашивать, что это за оружие, как оно устроено. Сам он колхозник-тракторист из Белоруссии, в армию пришёл уже в 1944 году после освобождения его местности. Сначала я думал о нём — бесшабашная голова: в левой руке — фонарь, в правой — граната, на шее — автомат, и один вскакивает через окно в подвал, из которого стреляют немцы, не поинтересовавшись даже, сколько их там. Но оказалось, что этот храбрец удивительно толковый парень. Какое бы трофейное оружие ни попало к нему в руку — покрутит его, разберёт, прочистит и, смотришь, стреляет уже из этого оружия.

Третий, Новиков, был старший из нас по возрасту, типичный старый русский солдат, с большими чёрными усами, по характеру очень тихий человек, ко исполнительнее его не найдешь: умрёт, но не покинет свой пост.

Трое суток мы удерживали вчетвером свои траншеи. В первую же ночь, чтобы не попасть снова под огонь артиллерии противника, от которого наш взвод сразу же понёс большие потери, мы продвинулись вниз по склону в сторону немцев и окопались метрах в сорока от них. Из-за этого мы оказались почти отрезанными от своих. Противник непрерывно вёл по высоте такой огонь, что через гребень с той стороны к нам никто не мог пробраться.

Мы отбивались от немцев исключительно гранатами — своими, ручными, трофейными, из гранатомёта. Кабацких выпустил из трофейного гранатомёта все два ящика гранат, которые немцы бросили во время первой контратаки. Когда боеприпасы были на исходе, мне пришлось сказать, что кто-нибудь должен отправиться за гранатами. Макрушин сказал, что он должен итти, как коммунист. Я уже думал, что не увижу больше своего друга, что посылаю его на верную смерть, но он приполз назад и притащил с собой целый ящик гранат. Одежда его была прострелена в нескольких местах, лямки мешка перебиты пулями, но сам он остался невредим.

Макрушин ползал за гранатами ещё один раз, потом нас стали обеспечивать боеприпасами старшина роты старший сержант Костенко и боец Озерский. На четвёртый день они принесли нам, кроме гранат, хлеб, консервы, чай. До этого мы все трое суток не имели во рту ни крошки, ни капли воды. В этот же день прислали пополнение — тринадцать молодых бойцов. Они сначала не верили, что мы вчетвером столько времени удерживали эту высоту, но, присмотревшись к нам, поверили.

СТАРШИЙ СЕРЖАНТ

Ж. ТОЛСТОЛОБОВ

У города Кюстрина

Самые трудные бои на подступах к Берлину наша часть вела в излучине рек Одер и Варта, у крепости Кюстрин.

Сначала мы подошли к Кюстрину с той стороны, где местность была затоплена. Там есть дамба. На всём своём протяжении она была занята боевым охранением противника. Когда мы в ночной тьме внезапно появились на насыпи, возвышающейся над водой, немцев, сидевших в боевом охранении, охватил такой ужас, что они не смогли сопротивляться и полностью сдались в плен. Мы достигли окраин Кюстрина и вели здесь тяжёлые бои. С утра до вечера над дамбой висели немецкие самолёты, обстреливающие из крупнокалиберных пулемётов единственную дорогу, по которой шло к нам из тыла боепитание и пополнение людьми. Всё-таки мы закрепились на окраине города.

В это время другие наши части, сражавшиеся южнее и севернее Кюстрина, переправились уже через Одер и расширяли плацдармы на западном берегу реки для наступления на Берлин. Только у Кюстрина немцы держались ещё на восточном берегу Одера. Они называли Кюстрин «ключом Берлина» и дрались за него остервенело.

Рота, в которой я был комсоргом, наступала на здание юнкерского училища, стоявшего на окраине города. Подступы к этому бастиону противника прикрывало несколько дзотов. Дзот, оказавшийся на участке нашей роты, встретил нас пулемётным огнем с короткой дистанции. Роте пришлось залечь, не добежав до дзота около ста метров.

Это нас страшно ожесточило. Всё неудержимо пробивались вперёд, а вот тут какой-то проклятый гитлеровский пулемётчик прижал нас к земле — лежим, и головы поднять не можем. Конечно, мы бы смели со своего пути этого пулемётчика, кинувшись всей ротой вперёд. Но сколько бойцов погибло бы при этом, не добежав до дзота! Надо было что-то предпринять, и немедленно. Ведь мы лежали на открытом поле в ста метрах от дзота, под пулемётным огнем, поражавшим одного бойца за другим. И вот мы увидели, что кто-то поднялся, махнул рукой лежавшим рядом с ним трём бойцам и они тоже вскочили. Все четверо побежали, делая зигзаги, в сторону дзота, из амбразуры которого непрерывно вырывалось смертоносное пламя. Нам сразу стало ясно: эти смельчаки пошли на верную смерть, чтобы открыть путь всей роте.

Впереди, чуть пригнувшись, бежал во весь дух старший сержант Васильев Сергей Михайлович, помощник командира взвода, — это был один из молодых коммунистов нашей роты, уроженец города Очаков. Ещё в начале войны раненный Васильев попал в плен, но вскоре убежал от немцев. С тех пор он страшно ненавидел гитлеровцев, часто рассказывал нам, как они издевались над ним, как морили его голодом. Он был хорошим агитатором, слова у него не расходились с делом, солдаты его уважали. Васильев и поднявшиеся за ним трое бойцов упали, немного не добежав до цели. Мы подумали, что все четверо уже убиты, но тут же услышали разрывы гранат и поняли, что смельчаки живы, что они сражаются. Несколько минут продолжался гранатный бой у дзота. Эти минуты, показавшиеся мне вечностью, останутся в памяти на всю жизнь. Мы видели, как Васильев и его солдаты, вероятно уже раненные, лёжа кидали гранаты. Рядом с ними рвались немецкие гранаты. Сколько раз, увидев блеск гранаты, рвущейся в нескольких шагах от лежащих у дзота наших товарищей, я думал: теперь всё кончено, теперь они уже мёртвые. Но в следующую секунду поднималась чья-то рука, — и опять в амбразуры летела наша, советская, граната. Потом вдруг раздался взрыв, над дзотом поднялось тёмное облако дыма, и все затихло.

Мы знали, что на пути к Берлину будут ещё не такие препятствия, как этот дзот, но нам казалось, что теперь уже ничто не может остановить нас. Это чувство овладело всей ротой. Бойцы поднялись и побежали вперёд. Приблизившись к развалинам дзота, мы увидели пулемёт, который несколько минут назад прижимал нас к земле с такой силой, что нельзя было подняться. Он лежал теперь под грудой брёвен, исковерканный, сваленный на бок. Рядом с ним из-под брёвен и земли торчала каска одного из убитых при взрыве немцев.

Тут же валялся уцелевший каким-то образом фаустпатрон. Трупы наших героев, уничтоживших этот дзот, лежали в нескольких метрах от дзота. Они были полузасыпаны землёй. Нам нельзя было здесь задерживаться, но я всё-таки успел отрыть труп Васильева и вынуть из кармана его гимнастёрки партийный документ. У меня был друг старшина Николай Медведев, земляк, москвич. Он увидел, что я держу в руках кандидатскую карточку Васильева, и спросил меня, кому я её отдам, а потом вдруг сказал:

— Знаешь, Миша, я хочу сегодня поговорить с капитаном Лукашевым.

Это был заместитель командира батальона по политчасти. Я не стал спрашивать Николая, о чём он хочет говорить с Лукашевым, догадался сразу. Николай воевал от Сталинграда, но всё еще был беспартийным. Как и всем нашим солдатам, ему хотелось итти в бой за Берлин коммунистом, быть таким же, как Васильев.

Капитан Лукашев очень переживал потерю Васильева. Когда Николай сказал ему о своём намерении, Лукашев с горечью ответил:

— Докажи, что ты достоин заменить Васильева.

Николай сказал:

— Я докажу, товарищ капитан.

В это время нас обгоняли танки. Николай попросил у командира разрешение пойти в десант. С группой бойцов он вскочил на броню проходящих мимо танков. Больше я уже не видел своего друга. Он первым из пехотинцев ворвался в Кюстрин.

В Кюстрине приходилось драться так: пока дом не разрушишь, его не взять. Но когда Кюстрин был занят, бои стали ещё ожесточённее. Форсировав с хода Одер, мы закрепились на плацдарме. Сначала наш плацдарм был крошечным. Поднявшаяся на реке вода грозила потопить нас. Рванувшись вперёд, мы расширили плацдарм. Тут части пришлось отражать отчаянные контратаки немцев. Особенно запомнилась мне контр-атака противника, предпринятая им на рассвете 27 марта.

Немецкие танки шли в два ряда шахматным порядком и на полном ходу вели огонь из пушек и пулемётов. Вслед за танками двигались штурмовые автомашины с пехотой, которая тоже вела огонь на ходу. Огонь противника был настолько массированным, что в каску, поднятую над головой, попадало сразу по нескольку пуль.

Командир нашей роты лейтенант Попелькевич бегал по траншее, подбадривая людей. Ему мешала полевая сумка. Он сбросил её. Потом ему стало так жарко, что он сбросил и шинель.

— Ждать! — сказал он.

Впереди нас, метров за 10—15, было минное поле.

Передний танк двигался прямо на ячейку, в которой стоял боец Кузьмин. Немцы были уже метрах в двадцати от траншеи, а Попелькевич всё еще не давал команды. Раздался взрыв. Передний танк подорвался на мине и остановился. На мгновение стрельба со стороны немцев попритихла. Тогда лейтенант скомандовал открыть огонь и сам с первого выстрела поджёг немецкий танк, подходивший на выручку к тому, что подорвался на мине.

Из-за утреннего тумана и расстилавшегося по земле дыма от горящих танков вначале невозможно было разобрать, что происходит впереди. Видно было только, что перед траншеей стоит много танков, одни подожжённые, другие подорванные.

Находясь от нас на расстоянии 15—20 метров, экипажи подорванных танков не решались выйти из своих машин, ждали буксира. Красноармеец Ткаченко схватил охапку соломы и под страшным огнём врага пополз к танку. Подложив солому под танк, отважный боец поджёг ее своей зажигалкой. Когда пламя охватило танк, экипаж его попытался спастись. Один немецкий танкист сразу наскочил на мину, и она разнесла его на куски. Другой едва высунулся из люка, как превратился в факел. Мы видели, как он догорал у своего танка.

Ткаченко, вернувшись траншею, стал собирать солому, намереваясь ползти к следующему танку. Такой способ действия понравился и другим бойцах, но лейтенант Попелькевич запретил его, так как подорванные немецкие танки стояли на минном поле. Покончить дело с этими танками поручено было сапёрам.


На улицах Кюстрина

СЕРЖАНТ

И. ПИСАРЕВ

Разведчики Короля

Немцы встречались с командиром нашей разведывательной роты старшим лейтенантом Королем еще под Сталинградом, где он впервые прославился как один из самых смелых и хитрых разведчиков. Он служил тогда в нашей же роте, был рядовым, потом сержантом. Запомнились немцам встречи с Королем и на Курской дуге. С тех пор под командой Короля мы натренировались в разведке в самых разнообразных условиях местности — и в голой степи, и в развалинах городов, и в лесах, и в болотах. Но в таких условиях, как на Одере, нам еще никогда не приходилось добывать «языков».

Это было в конце марта после разгрома немцев в Померании. Наша часть вышла к Одеру в районе города Шведт. Здесь вдоль реки тянулись три дамбы. Они были взорваны, вода размыла насыпь и затопила местность. Наши войска занимали уже часть второй дамбы. В другой её части, отдалённой от нас протоком метров в двести шириной, ещё сидели в траншеях немцы. Нам было приказано взять из их траншей контрольного пленного.

Лейтенант Семёнов, командир взвода, под командой которого мы выполняли это задание, был учеником Короля; он тоже выдвинулся на войне из рядовых. Как и Король, он всегда придумывал что-нибудь неожиданное для противника. На этот раз он решил перетащить лодки через дамбу, спуститься вниз по течению, прикрываясь от немцев затопленным леском, и высадиться в тылу у них. Место высадки было определено после долгого наблюдения за противником, которое мы вели с первой дамбы. Нас было восемнадцать человек. Мы отплыли ночью в четырёх лодках. Каждый разведчик имел автомат, пистолет, шесть гранат, кортик или финку. Мы были уже метрах в тридцати от намеченного места высадки, когда заметили силуэты шести немцев. Один из них сейчас же окликнул нас. Бойцы сжали зубы и налегли на вёсла. Уже слышно было, как немцы разговаривают, видимо, они спорили, что им делать. Хотя в лодке и не ответили на оклик, стрелять они не решались, очевидно думали, что всё-таки это скорее всего плывут свои. Ведь мы приближались к ним со стороны немецкого берега. Когда немцы окликнули нас вторично, мы были уже на таком расстоянии от берега, что могли выпрыгнуть из лодок. Стоя по грудь в воде, мы открыли огонь из автоматов.

Немцы оставили на берегу пулемёт и побежали. Один из разведчиков, Головенько, кинулся на затаившегося в кустах немца. Немец выстрелил в него в упор. Раненный в грудь, Головенько ударил немца прикладом по каске и схватил его за глотку. На помощь к Головенько подбежали лейтенант Семёнов и сержант Акулов, остальные сейчас же залегли вправо и влево от места схватки, не подпускали сюда противника. Немец оказался здоровенным парнем, из моряков, переброшенных на Одер с Балтики. Сопротивлялся он бешено, но его все-таки скрутили и бросили в лодку.

Задание выполнено, но возвращаться всем сразу нельзя было, немцы могли перестрелять нас, пока мы отплывали бы от берега. Поэтому лейтенант Семёнов разместил на двух лотках пленного, раненых взял с собой нескольких бойцов, а мне, Акулову в остальных бойцам приказал оставаться на берегу как прикрытию.

Отбиваясь от немцев, которые начали подползать к нам, мы израсходовали все патроны и гранаты, осталось только холодное оружие — финки и кортики. Лодок с отплывшими разведчиками уже не было видно. Надо было отплывать и нам. Лодок у нас было две. Они стояли у берега в разных местах. На пути к одной из них в пустой траншее появились немцы. Они не подпускали нас к этой лодке. Что делать? В одной лодке всем невозможно было поместиться.

Метрах в четырёхстах от того места, где всё это происходило, на другой стороне протоки стояла наша 45-мм пушка. Перед выходом в разведку лейтенант Семёнов договорился с артиллеристами, чтобы в случае чего они помогли нам огнём. Артиллеристы заранее пристрелялись по немецкой траншее, у которой мы решили высадиться. Теперь у нас вся надежда была на них.

По воде звук хорошо разносится. Выскочив на обрыв, Акулов закричал так, что артиллеристы сразу поняли, в чём дело. Они сделали по траншее три выстрела. Более метких выстрелов я никогда не видел.

У меня сердце заиграло, когда они с первого же выстрела угодили как раз в то место, где сидели немцы.

Мы сейчас же бросились в реку и по горло в воде подобрались к лодке. Перетащив эту лодку к первой, наша группа благополучно отвалила от дамбы и вслед за лейтенантом Семёновым скрылась в затопленном лесочке.

Не знаю по каким признакам, но немцы догадались, что этой ночью на дамбе были разведчики известного им ещё по Сталинграду Короля. А о том, что они догадались, мы узнали от пленных, которых мы немало выкрадывали здесь на Одере из окопов и блиндажей, бесшумно подплывая к ним на лодках вдоль дамбы.


ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ

П. СИНЕЛЬНИКОВ

Батарея на дамбе

Я расскажу о том, как 26 марта моя батарея обеспечивала переправу пехоты через Одер южнее города Шведт. Был паводок; река, размыв взорванные в нескольких местах дамбы, разлилась километра на два. По обеим сторонам дамбы, на которой мне приказано было поставить орудия, неслась полая вода, плыли льдины.

Противник на другой дамбе, метрах в 250 от нас, у него тоже спереди и сзади была вода. За этой дамбой вдали виднелась ещё одна дамба; по ней проходила вторая линия немецкой обороны. Чтобы выдвинуться на огневую позицию из леса, где мы стояли, батарея должна была проехать по открытой дамбе километра два. С вечера, ожидая, что советские войска, начнут переправу, противник поднял шумиху. Дамба всё время была под артиллерийским и миномётным огнём немцев.

Прежде всего надо было перевезти снаряды. Это удалось сделать скрытно от противника, хотя светила луна. Снаряды перевозились на лодках вдоль дамбы, под её прикрытием. Перевозка продолжалась с 2 часов ночи до 5 часов утра. Перевезено было 600 снарядов. Их сложили в ниши, вырытые в скате дамбы.

В 4 часа 30 минут луна начала заходить, от воды поднялись испарения, небольшой туман. Это было самое темное время ночи, перед рассветом. Я приказал вывозить орудия, соблюдая дистанцию в 400—500 метров. Вальки передков, чтобы не скрипели, были перевязаны тряпками и бинтами. Противник к этому времени притих. Линия его траншей на дамбе посреди разлившейся реки обозначалась в тумане только взлётом трассирующих пуль и вспышками пулемётного огня.

Все расчёты выкатили свои орудия без потерь. Ровики и окопы были уже вырыты. Снаряды сложены в ниши. Орудия пришлось врыть в землю только на тридцать сантиметров, — если бы врыли глубже, не было бы видно целей. Щиты прикрыли плащ-палатками, поверх которых насыпали прошлогодней травы и водорослей. К рассвету всё было готово. Артиллеристы лежали в ровиках и в ожидании сигнала артподготовки вели наблюдение за противником, который не заметил изменений, происшедших на нашей дамбе за ночь. Мой командный и наблюдательный пункт находился в ровике, вырытом в пяти метрах от первого орудия.

Открытие огня назначено было на 7 часов утра, но потом отложено на вечер.

Весь день мы лежали на дамбе, изучая огневые точки противника. Немцы обстреливали всю дамбу из артиллерии, миномётов и пулемётов. Их бризантные снаряды рвались над дамбой на высоте нескольких метров, но в стороне от нас. Мы лежали, не шевелясь. Немцы так и не заметили нас за день.

Под вечер, незадолго до начала артподготовки, мы увидели лодку с двумя нашими солдатами, плывущую к дамбе противника. Сначала мы просто не верили своим глазам. Смелость этих людей казалась невероятной. Они гребли быстро, но совершенно спокойно, как рыбаки в тихий мирный вечер. Немцы, очевидно, были так поражены, что не сразу открыли по лодке огонь. Они стали стрелять, когда лодка была уже у их берега. Выскочив из лодки, солдаты залегли в нескольких метрах от траншей противника.

— Вот черти! — невольно воскликнул я, восхищённый их храбростью. Мы следили за ними, затаив дыхание. Переползая с одного места на другое, они бросали в немецкие траншеи гранаты. Немцы тоже забрасывали их гранатами.

Я не знаю фамилий этих людей, не знаю, какую они имели задачу, может быть, даже они действовали по своей инициативе, знаю только, что это были герои. Благодаря им мы окончательно уточнили линию немецких траншей — разрывы гранат обозначили её совсем ясно. Герои погибли, но их дерзкая храбрость необычайно воодушевила и артиллеристов и пехотинцев. Я видел, что пехотинцы уже начали перетаскивать через дамбу лодки, готовые плыть на тот берег, не ожидая артподготовки.

Артподготовка началась в 8 часов вечера. После того как мы сбросили с орудий маскировку и открыли огонь, прошло минут десять, прежде чем немцы, ошеломлённые тем, что увидели вдруг против себя точно из воды вынырнувшие советские пушки, дали по нас первые ответные выстрелы. К этому времени над дамбой противника уже бушевал вихрь дыма, поднятой в воздух земли н летящих брёвен. Я любовался этим зрелищем, лёжа на поверхности голого ската, так как от сотрясения, происходившего при стрельбе наших орудий, песчаные стены моего ровика быстро осыпались.

За пятнадцать минут одна наша батарея выпустила двести снарядов, потом всем стрелявшим батареям приказано было перенести огонь на вторую дамбу. Первая дамба была так обработана артиллерией, что стрелковый батальон, который мы поддерживали, переправился через Одер броском на тридцати лодках, потеряв при этом всего одного бойца — раненым. Очень обрадовал нас пехотинец, связной, возвратившийся с того берега с донесением. Он схватил в объятия первого встретившегося ему артиллериста, долго тискал его и целовал, благодарил за хорошую помощь.

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

СЕРЖАНТ

А. ТЯПУШКИН

Артиллерийская дуэль

Наше кольцо вокруг кюстринской группировки немцев стягивалось всё туже и туже. Враг делал отчаянные усилия, пытаясь соединиться со своими главными силами. Но всякий раз мы срывали его попытки. Немцы лихорадочно перебрасывали огонь своих батарей с одного участка нашего переднего края на другой в надежде нащупать наше слабое место… За ночь нам удалось продвинуться еще немного вперед, и мы оказались на полкилометра ближе к «Господскому двору» — главному опорному пункту противника на этом участке. Батарея сменила огневую позицию.

Рано утром командир батареи задал несколько целей для пристрелки и предупредил, чтобы мы были наготове, так как можно ожидать внезапной вылазки немцев. И действительно, к полудню противник стал проявлять активность. Вдруг с наблюдательного пункта командира батареи, расположившегося в ста метрах впереди, прибежал к нам разведчик. Ещё на бегу, запыхавшись, он прокричал:

— По местам! Есть новые цели! — и, подсев к панораме, он указал малозаметный вражеский блиндаж, выдвинутый немцами метров на полтораста вперёд от своей обороны и до сих пор ничем себя не про-являвший.

— Приказано три снаряда по амбразуре, — сказал разведчик. — И еще одна цель: видите дом, возле которого стоит обломанная ель? Там сидят фаустники. Туда — два снаряда.

Я подал команду.

Оджахвердиев Маджид, мой старый наводчик, прошедший путь от предгорий Кавказа, своей родины, до берегов Одера, взялся за ручки подъёмного и поворотного механизмов.

— Ну что же, — сказал он, когда всё было готово и заряжающий Меликошвили зарядил орудие, — придётся немчуре подбросить боеприпасов, а то у них, пожалуй, не хватает. Только вот не могу ручаться за доставку в сохранности.

Он был весёлый малый, не унывал ни при каких обстоятельствах.

Несколько удачных снарядов сделали своё дело, и когда рассеялось чёрное облако дыма, нашим взорам открылась развороченная амбразура немецкого дзота, из которого во все лопатки, то и дело спотыкаясь, улепётывали немцы. В резиденцию фаустников наводчик попал с первого снаряда, и вскоре этот дом был занят нашей пехотой. Мы радовались своему успеху.

Вдруг над нами просвистел лёгкий снаряд и разорвался в полукилометре позади, на ровном, поросшем кустарником поле. В небо взвился фонтан земли и дыма.

— Не вздумала ли немчура поохотиться за нами? — заметил заряжающий.

Я приказал ящичным прибрать снаряды с открытого места, потом всем залечь в укрытия, а сам с наводчиком стал вести наблюдение.

За первым снарядом в воздухе пронёсся второй и разорвался несколько поближе. Ясно, что немцы засекли нашу пушку. Но откуда они бьют? От того, как быстро мы разберёмся в этом, зависит всё… Последовал заглушённый третий выстрел. Стреляла самоходная пушка. Теперь я хорошо слышал, что она находится где-то около «Господского двора». Через десяток-другой секунд снаряд разорвался перед самым окопом, в котором мы укрылись. Нас засыпало землёй.

Итак, наш окоп оказался в полосе обстрела. Некоторые в таких случаях говорят: «авось, пролетит мимо…» Но мне на «авось» надеяться не хотелось.

Я быстро перебрался в другой окоп, вырытый по правую сторону орудия. То же самое приказал сделать двум номерам, находившимся вместе со мной. Окоп опустел, только на бруствере сиротливо осталась солдатская шинель…

Теперь я стал внимательно следить за «Господским двором». Через некоторое время я увидел под небольшим фруктовым деревом чуть заметный, быстро рассеивающийся в ветвях дымок. Последовал далёкий выстрел, и нас оглушило разрывом снаряда. Комья земли огрели по спинам, окоп заволокло дымом.

— По местам! — скомандовал я и выскочил из окопа.

Разъяснять наводчику цель не было времени. Потерять момент — значит погибнуть. Я бросился к орудию. Прицел 26, перекрестие панорамы под дерево, снаряд в казённик. Выстрел. Недолёт. Прицел 27. Перелёт. Наводить ниже! Заряжающий, быстро!

Под деревом вновь обрисовался белый дымок.

«Быстрей огонь, — промелькнула мысль, — кто кого?»

— Ложись!

Вражеский снаряд разорвался на бруствере под орудием. Пыль, земля, дым, свист осколков…

— Заряжай!

И, не дожидаясь, пока рассеется дым, сквозь пелену навожу под дерево.

— Огонь! — командую сам себе.

Клуб чёрного дыма в районе белых вспышек.

— Еще последний!

— Там же!

— Пожалуй, хватит, — слышу голос Меликошвили.

Да, действительно хватит. Под деревом виднеется вьющаяся струйка дыма. Потом вырывается сноп пламени, рвутся снаряды, бушует пламя… Немцы разбегаются…

— А ну, ещё снаряд по немчуре!

Несколько успокоившись, мы заметили исчезновение оставленной на бруствере шинели. Подойдя поближе к окопу, мы увидели на её месте только воронку от снаряда.


Прямой наводкой

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

СТАРШИНА

С. ПАНОВ

Рукопашная в траншее

После взятия Кюстрина наша часть сжимала кольцо вокруг остатков немецких войск, отступивших из этого города. Навстречу нам с юга шли войска генерала Чуйкова. Кюстринской группировке немцев предложено было по радио сдаться. Немцы не пожелали складывать оружие. Они еще рассчитывали прорваться на запад.

Части оставалось ещё пройти метров четыреста, чтобы соединиться с войсками генерала Чуйкова.

Наш взвод, вклинившись в расположение противника, вёл ночью бой у его траншеи, проходившей по одной из дамб, которых на Одере много. Мы были внизу, немцы — наверху. Нас отделяло всего метров 15—20.

Когда немцы пошли в контратаку, они попытались обойти наш взвод. Мы загнули фланги и гранатами отбросили немцев обратно в траншею.

Не помню уже, сколько раз они вылезали ещё из своей траншеи и бросались на нас. Гранатный бой продолжался всю ночь. Луны в эту ночь не было, стояла такая кромешная тьма, что немцы незаметно подходили на расстояние 6—7 метров, и мы могли отличить их от своих только по огромным вещевым мешкам за плечами и фаустпатронам, которые они несли подмышками.

Под утро, отбив последнюю контратаку немцев, мы ворвались в их траншею. Я воевал с 1941 года, сражался под Ленинградом, на Днепре, на Висле, но схватка, разыгравшаяся в этой траншее на дамбе у Одера, по своему ожесточению превзошла всё, что я видел до сих пор. Как только я прыгнул в траншею, один гитлеровец вцепился мне в горло. Я схватил его за запястье и вывернул ему руку, которой он меня душил. В правой руке у меня была граната. Я ударил его этой гранатой по виску.

В этой схватке мне не раз пришлось действовать гранатой, как молотком. Некоторые гитлеровцы, не желая сдаваться, забились в ниши, вырытые в стенках траншей для спанья. Этих мы уничтожали, подбрасывая гранаты в норы.

Начало рассветать. Стрельба всюду затихла. Поднявшись на дамбу, мы увидели толпы немцев, шедших с поднятыми руками и белыми флагами. Так закончилась попытка немцев вырваться из окружения под Кюстрином. Один наш взвод принял здесь в плен около пятисот немцев. Когда мы отправили их в тыл, к дамбе начали подходить стрелковые цепи генерала Чуйкова. Мы встретили их радостным криком:

— Теперь вместе на Берлин!


30.04.2018г Спаситель «Народной книги» / Игорь Сибиряк /.

http://рупомощь.рф/index.php/our-services/186-pomozhem-sokhranit-poselok

Поможем сохранить поселок?!

В программу «Реальная помощь» обратился Назаров Игорь Степанович (Беларусь, г. Орша), попросивший опубликовать открытое письмо Губернатору Свердловской области Евгению Владимировичу Кувайшеву.


Публикуем письмо полностью.

Мост через Балду на севере посёлка. 2000 год


Посёлок Заводоуспенское расположен на крайнем юго-востоке области, в 45 км к юго-востоку от железнодорожной станции Тугулым (на линии Екатеринбург — Тюмень), в месте впадения реки Айба в реку Балда (приток Пышмы). Тугулым — центр Муниципального Городского округа, Свердловской области.


Уважаемый Евгений Владимирович!


На протяжении 4-х лет я пытаюсь помочь выжить поселку Заводоуспенское, Тугулымского округа, Свердловской области. После банкротства Успенской бумажной фабрики в 1993 году, полного её разграбления до основания, выбрасывания рабочих на улицу без средств существования, прошло 23 года.

Там до сих пор не построено никакого градообразующего предприятия. С четырех тысяч человек, проживающих ранее, в бытность работы бумажной фабрики, осталось влачить жалкое существование 1260 человек. За этот период, на Урале разработана и внедрена программа на длительную перспективу развития до 2030 года «Уральская деревня». Но поселок Заводоуспенское, который варварски пострадал в 90-е годы, почему-то оказался не включенный в эту Программу.

Остатки механического цеха Заводоуспенской бумажной фабрики. 1995 год. Сейчас стоит только труба, построенная ещё в царское время, до революции 1917 года.


Он просто оказался выброшенный второй раз за борт нормального жизнеобеспечения и существования местного населения. Спрашивается, что это за наплевательское отношение к судьбе посёлка, его жителей. Кто ответственен за это беззаконие и ничего не делание по существу своих прямых обязанностей местной и региональной власти. Правительство Свердловской области уверяло меня неоднократно, что разберутся и примут должные меры для исправления положения в поселке для обеспечения достойной жизни местного населения, по созданию рабочих мест, чтобы прекратить отток оставшейся рабочей силы. Но до сих пор ничего не делается, а мне приходят только отписки от высоких инстанций и ничего более. До каких пор это будет продолжаться?

С уважением, пенсионер, ветеран труда, Назаров Игорь Степанович.

Корпус ТЭС — тепловой электростанции Заводоуспенской бумажной фабрики. 1995 год — начало разграбления фабрики. Сейчас и кирпичей не осталось, всё растащили.


Игорь Степанович помимо открытого письма прислал в редакцию фотографии умирающего посёлка, где в 1888 году бывал писатель Урала Д. Н. Мамин — Сибиряк, где прошли детство и юность Игоря Назарова.

«На протяжении пяти лет, как пошёл на пенсию, появилось свободное время, стал спасать свою Малую Родину, — пишет Игорь Степанович. — Я гражданин Союзного Государства, меня просто игнорируют в моём стремлении помочь Землякам. Мои одноклассники на всё махнули рукой, живут в своё удовольствие. Мне стыдно поехать на Родину, ничего не сделав для её подъёма с колен.

В поселке Заводоуспенское есть 200 человек не работающей молодёжи, они живут за счёт пенсий родителей и родственников, а ведь можно построить градообразующее мини — предприятие. и, будут рабочие места».

Старая средняя школа, сейчас заброшена и находится в ужасном состоянии, которую можно и нужно капитально отремонтировать и расположить в ней сельский Культурный центр — клуб, библиотеку, выставочный зал картинной галереи. У нас есть местные самобытные художники, они вполне могут здесь устраивать свои выставки работ. Останутся помещения и для организации других культурных секций, кружков и т. д.

Остатки целлюлозного цеха Заводоуспенской бумажной фабрики. 1995 год. Сейчас остались только две трубы, всё остальное растащено по кирпичу.

Трибуна на главной площади посёлка. На заднем плане развалины кинотеатра «Октябрь». 2000 год. Был хороший кинотеатр, построенный в 1967 году, к 50-летию Советской Власти. Сейчас никакой Власти нет и кинотеатр не нужен.

Заброшенная почта в Заводоуспенском. 2000 год.


Таких посёлков, как наш, умирают в России до тысячи в год. Фактически утрачены сельские территории, идёт тотальное вымирание сельского населения. Никакие реформы Правительства пока не могут остановить этот беспредел.

Игорь Степанович, от редакции портала «Реальная помощь» мы пошлем официальный запрос губернатору Свердловской области, в профильные федеральные министерства и обязуемся держать Вас и наших читателей в курсе событий. Главная «Новости».

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛИСТСКИЙ КОНКУРС «ЛУЧШИЙ АВТОР 2017 ГОДА». ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ

18.01.2018 21:25

Редакцией Интернет-ресурса «Россия-Сегодня» и первым секретарём Первоуральского местного отделения КПРФ В. Г. Вохмяковым, были подведены итоги количества публикаций различных авторов за 2017 год. Причём учитывались все материалы, в том числе предоставленные в видеоформате. Мы видим значительный рост количества авторов, и если в 2016 году их было 69 человек, то в 2017 году их стало 100, а это значит, что постепенно Интернет-ресурс набирает силу и определённый статус в кругу читателей и авторов. Некоторые из них стали постоянными и вошли в раздел «Авторы», другие носили не системный характер и публиковались раз от раза. Вот полный список всех творческих людей, отметившихся на просторах нашего ресурса и их достижения:

1. Т. Токарев (Статья — 4),


2. Доктор философских наук, профессор С. Н. Некрасов (Статья — 3),


3. В. А. Сивоконь (Статья — 291),


4. Кандидат философских наук А. И. Шарапов (Статья — 82),


5. О. А. Пернай (Статья — 20),


6. Т. Гудков (Статья — 5),


7. П. О. Юхнин (Статья — 15),


8. И. С. Назаров (Статья — 34),


9. Фонд «Русский углерод» (Статья — 1),


10. В. Велицко (Статья — 4),


11. ВК «Кузбасская ярмарка» (Статья — 2),


12. С. Владимиров (Статья — 18),


13. Н. В. Гуськов (Статья — 9),


14. М. Полторов (Статья — 11),


15. Борис (Статья — 1),


16. В. Т. Поляковский (Статья — 1),


17. З. Воевода (Статья — 1),


18. Д. А. Мильгром (Статья — 3),

После долгих дебатов было принято решение редакцией Интернет-ресурса «Россия-Сегодня» и первым секретарём Первоуральского местного отделения КПРФ В. Г. Вохмяковым о выборе двух победителей в номинации «Лучший автор 2017 года». Ими стали:


1. Член Союза писателей России А. П. Благин,


2. Профессор кафедры физики И. Л. Касаткина.


Поздравим наших победителей на звание «Лучшего автора 2017 года». Всем им будут вручена заслуженная награда — медаль «За активную деятельность по воспитанию патриотизма, мужества и воли к подвигу имени Н. А. Островского», а также символические призы от Интернет-ресурса «Россия-Сегодня». О месте и времени церемонии будет сообщено чуть позже.

ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ ПЕРВОУРАЛЬСКОГО МЕСТНОГО ОТДЕЛЕНИЯ КПРФ В. Г. ВОХМЯКОВ С НАГРАДАМИ ДЛЯ ПОБЕДИТЕЛЕЙ КОНКУРСА.


Валерий Сивоконь.


О КОМПАНИИ:


В современном противоречивом обществе всегда возникали разногласия. Мы, не равнодушные и политически активные люди, имея разные взгляды на мир, нашли точки соприкосновения и объединились с одной единственной целью создать объективный информационный Интернет-ресурс и привлечь, как можно больше участников к выражению собственного мнения, придерживающихся различных политических взглядов и религиозных конфессий. Все вместе мы даём объективную оценку происходящим мировым, российским и региональным событиям. Одна из целей сайта состоит в том, чтобы пропагандировать здоровый образ жизни и спорт, в частности детско-юношеский и профессиональный бокс. Со временем наш информационный Интернет-ресурс показал свою восстребованность и перспективность, расширяясь всё больше и больше, создав видеоканал «Россия ITV» и авторскую студию «УРАЛ-АРТ ТВ», объединяясь с другими медиаресурсами Интернета.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.