Бесплатный фрагмент - Собчак

От автора

Политическая биография Анатолия Собчака укладывается всего в десять лет. Удивительный быстрый взлет и резкое падение, закончившееся преждевременной смертью. Собчак умер в 62 года — молодой мужик, если посудить; многие политики только-только к этому возрасту осваиваются, матереют, а Анатолий Александрович сгорел.

Сегодня, когда на российском политическом небосклоне мерцают одни и те же лица, сильно заметно, как сильно не хватает Анатолия Собчака, который в ущерб себе всегда говорил правду и никогда не оглядывался на другое, противное, лживое, но выгодное мнение.

При всей чрезмерной популярности Собчак был человеком скромным и без больших политических амбиций. На пике карьеры он легко оставил федеральную власть и спустился на региональный уровень. Возглавил парламент Ленинграда, затем был избран первым и последним мэром Ленинграда-Петербурга. Анатолий Александрович навсегда остался мэром, ведь проиграл он выборы губернатора.

Майя Плисецкая, выдающаяся русская балерина, сказала при знакомстве Собчаку: «Вы, наверное, самый красивый руководитель Петербурга за всю его историю». Действительно, родившийся в далекой Чите и выросший в узбекском Коканде, он словно был создан, чтобы возглавить самый культурный город России и один из самых красивых городов мира. Интеллигентный, статный, с прекрасным чувством юмора и вкуса, Собчак задал планку на много лет вперед — недосягаемый эталон градоначальника.

Анатолий Александрович никогда не считал себя политиком, но действовал как политик и, сначала выбравшись народным депутатом СССР, называл себя (в шутку ли?) «адвокатом съезда», а после событий октября 1993 года Собчак сказал, что наконец-то почувствовал себя «хозяином города», и, разумеется, не успел все закончить за два с половиной года, хотя все его начинания, например, спасли город от катастрофических последствий дефолта 1998 года.

Анатолия Собчака часто упрекали в несдержанности, ворчали, что он не терпит критики — о чем говорить, было все, но это мелочи по сравнению с теми великими — да-да! — великими качествами и достоинствами, которыми обладал мэр Петербурга. Порядочность, честность, учтивость, милосердие, отвага… Словом, все то, чего не хватает нынешним губернаторам.

Собчак никогда не был командным игроком. Что не помешало ему создать самую профессиональную команду в истории современной России. Его ученики — второй и третий президенты России. Его бывшие помощники и заместители — министры, руководители крупнейших корпораций, и, будем предельно честны, «подголоски Собчака» сегодня первые лица планеты.

Анатолий Александрович стал не только первым избранным народом руководителем Петербурга, он впервые заговорил с номенклатурой на их языке, он первый в Советском Союзе провел парламентское расследование, и благодаря ему мы знаем всю правду о событиях в Тбилиси 9 апреля 1989 года, он первый отдал власть и не побоялся вернуться через несколько лет в политику, в которой все изменилось за считанные месяцы, в которой ему уже не было места.

После смерти Собчака Фонд общественного мнения провел опрос «Россияне об Анатолии Собчаке». 42% опрошенных назвали деятельность Анатолия Александровича за последние десять лет положительной, 14% — отрицательной. Но почти 30% заявили, что ничего не знают о деятельности некогда самого популярного политика в стране.

10 августа 2017 года исполнилось 80 лет со дня рождения Анатолия Александровича, и эта книга дань его памяти. Без эмоций, все — как было.

Часть 1. Профессор

Глава 1
«По рождению я сибиряк»

Маленький Толя был самым любимым внуком бабушки Ани. «Она меня любила и выделяла среди других внуков — наверное, потому, что я очень похож на деда. И не только внешне, но, по ее словам, и характером», — рассказывал Собчак, вспоминая детство.

О дедушке Антоне в семье почти никогда не говорили вслух. Бабушка всячески пресекала любой разговор о муже, и сложно догадаться, когда внуки впервые услышал семейную легенду, которая у Собчаков передается от родителей к детям.

Согласно ей, Антон Собчак, молодой и полностью разоренный поляк, вероятней всего, проигрался в карты, влюбился в юную девушку из знатного и богатого чешского рода. Девушки Анны, оберегавшие дочь, как современные американцы Форт-Нокс, желая ей счастья, назойливому парню сразу ясно дали понять, что никакого брака не будет, и если Собчак не отстанет от их дочери, одними синяками не отделается.

Родители Анны не зря берегли единственную дочь, которая знала чешский, польский и немецкий языки. «В ней была та внутренняя интеллигентность, с которой можно лишь родиться», — полагал Анатолий Собчак, который, разумеется, был в деда: никогда не отступал и добивался своего.

Потерявший голову от чувств, понимая, что рискует жизнью, Антон Собчак однажды прокрался в богатый дом и выкрал любимую женщину. Молодые сбежали в Россию, где их не могли найти и привести все угрозы в жизнь старшие братья Анны. Так родилась молодая семья. «Жили счастливо, детей было много», — рассказывал Анатолий Александрович.

Антон Семенович и Анна Ивановна в России не пропали. Золотые руки бедного инженера Собчака пришлись весьма кстати при строительстве Среднеазиатской железной дороги — огромного пути, более шести тысяч километров, раскинутого на землях нынешних Узбекистана, Казахстана, Киргизии и Таджикистана.

Пока муж прокладывал железнодорожные пути и работал машинистом, Анна занималась домашним хозяйством, растила и воспитывала детей (сын Александр родился в 1909 году) и мечтала о собственном деле, копила стартовый капитал. Наверняка сказались гены предприимчивого отца, тоска о котором, да и о матери и братьях, в редкие минуты одиночества одолевала бабушку Анатолия Собчака, но Анна ни о чем не жалела и была счастлива.

Анна жила мечтой открыть собственную фабрику по обработке хлопка и магазин. Но грезы столкнулись с жестокой реальностью. Антон, страшный картежник, в 1914 году спустил все накопления жены в казино. Часто поминая об этом, бабушка Аня до самой своей смерти заклинала внуков, особенного любимого: «Толя, я прошу тебя, не делай две вещи — не играй в карты и не занимайся политикой». Анатолий, как нам теперь известно, сдержал клятву наполовину.

«Отношение к азартным играм и в казино у меня особое — я никогда в жизни не играл и не буду играть! — писал спустя много лет Собчак. — Причина тому чисто семейная: еще в юности я дал слово своей бабушке, которую очень любил и почитал, что никогда не будут играть в азартные игры».

Людмила Нарусова подтверждала: «Когда мы с ним путешествовали, бывали в разных странах, и в Монте-Карло, и Баден-Бадене — в крупнейшем казино мира, никогда, даже из любопытства, Анатолий Александрович не вставал к игорному столу. На все мои просьбы — ну давай, хоть на 10 долларов поиграем, — он неизменно отвечал: „Нет. Ты — пожалуйста. А я не могу, я дал клятву бабушке“».

Ненавидеть политику у Анны Ивановны тоже были причины. Антон Собчак сочувствовал партии конституционных демократов — «партии врагов народа», был активным участником революционных событий 1917 года, — все это, предположу, и припомнила ему молодая советская власть, сослав его в 1939 году в лагерь. «Деда не помню, — рассказывал Анатолий Александрович, — он погиб, когда мне было всего два года».

После ареста деда Антона вся семья Собчаков жила словно на иголках. Государственный террор с 1937 года — в этот год 10 августа родился Анатолий Александрович — не щадил никого, особенно «неблагонадежных» граждан с «изъяном» вроде польского происхождения. Любой рисковал по надуманной причине угодить в лагерь.

Примечательно, в августе 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) утвердило приказ наркома внутренних дел о ликвидации польских диверсионно-шпионских групп. К ноябрю 1938 года около 140 тысяч поляков и граждане, имеющие какие-либо связи с Польшей, были осуждены; из них более 110 тысяч приговорены к расстрелу.

Всю правду о смерти Антона Семеновича внук смог узнать только после 1956 года. В феврале этого года на закрытом заседании XX Съезда КПСС руководитель СССР Никита Хрущев осудил культ личности Иосифа Сталина и возложил на своего предшественника многочисленные преступления — репрессии (в том числе расстрел почти 700 тысяч человек) ни в чем не повинных граждан в конце тридцатых годов. Став адвокатом, Анатолий Собчак будет вести несколько дел о реабилитации.

«По рождению я сибиряк, — говорил про себя Анатолий Собчак, — родом из Читы. Здесь, — рассказывал он, — восточнее Байкала, у северных пределов Китая, особая Россия. Читинский острог — место каторжное, а по-русски, значит, и вольнолюбивое».

Анатолий — третий сын в семье Александра Антоновича Собчака и украинки Надежды Андреевны Литвиновой. Старший сын — Александр, младший — Валерий. Еще один сын, Владислав, умер в возрасте двух лет.

Александр Собчак начинал помощником машиниста, затем окончил институт железнодорожного транспорта и постепенно «вышел в люди». Анатолий Александрович вспоминал, что у отца был уникальный дар внушать добро: «Один раз я украл у отца из портсигара папиросу: очень хотелось попробовать. Был долгий разговор с отцом. Не помню слов, которые он нашел, но больше никогда в жизни я не закурю сигарету или папиросу».

Надежда Андреевна — бухгалтер. «Мама была добрая, — вспоминал Анатолий Александрович. — И очень выносливая, какими бывают матери четверых сыновей. А когда вырос, я понял, что мама была не только исключительно работоспособным, но и высшей степени порядочным человеком. На ней держалась семья».

В семье — повлияло воспитание бабушки Ани — обращались друг к другу только на «вы». «В те времена, — говорил Собчак, — это было весьма непривычно для окружающих и отдавало чем-то старорежимным». Так в простой семье, которой после ареста Антона Семеновича пришлось переехать в Узбекистан, сохранялся и поддерживался дух интеллигентности, который сильно сказался на Анатолии Собчаке и воспитал в нем порядочность и ответственность.

В Коканде, в 228 километрах юго-восточнее столицы Узбекистана Ташкента, Собчаки встретили начало Второй мировой войны, с которой постучалась новая беда. После вторжения советских и немецких войск в Польшу гонения на поляков в СССР усилились. Новая депортация поляков в 1940 году грозилась задеть и без того пострадавшую от властей многодетную семью.

Спас от возможной гибели Собчаков сосед. Он работал в городском исполкоме и узнал об очередной «директиве Сталина»: в двадцать четыре часа выселить всех поляков в Сибирь. У соседа дома хранились несколько чистых бланков паспортов, их он предложил Собчакам. В одну ночь Анатолий Собчак вместе с братьями и родителями сменил шпионскую национальность на правильную — стал русским.

22 июня 1941 года без объявления войны Германия напала на Советский Союз. Началась четырехлетняя Великая Отечественная война. «Отец ушел на фронт, — вспоминал Анатолий Собчак. — Мама получала триста рублей, а буханка на рынке стоила сто».

Судя по документам, Александр Антонович конкретно на военную службу поступил только в ноябре 1944 года. В наградном листе от мая 1945 года сохранилось описание подвига Антона Собчака, за который он был награжден орденом Красной Звезды.

Процитирую дословно.

«При выполнении боевого задания батальоном по обеспечению форсирования залива Фриш-Гаф с 19 апреля по 5 мая 1945 года начальник клуба мл. лейтенант Собчак принял энергичное участие в мобилизации личного состава на быстрое и организационное выполнение поставленной перед батальоном задачи. Он ежедневно доводил до всех бойцов, сержантов и офицеров сводку Совинформбюро, организовывал своевременную доставку подразделениям и боевым расчетам газет, листовок, писем от родных.

Тов. Собчак проводил беседы с коммунистами и комсомольцами, входящими в боевой расчет на переправочных средствах, по разъяснению задач коммунистов и комсомольцев по форсированию залива Фриш-Гаф.

В районе порта Розенберг, где батальон переправлял войска на косу Фриш-Нерунг, тов. Собчак, кроме несения своих обязанностей начальника клуба, выполнял задание по несению комендантской службы и обеспечил образцовый порядок подхода грузов к причалам.

Тов. Собчак своей энергичной работой помог подготовить личный состав к выполнению задачи по форсированию залива Фриш-Гаф».

В относительно мирном Коканде Надежда Андреевна, оставшись без мужа, разрывалась, лишь бы накормить сыновей. В августе 1941 года Анатолию Собчаку исполнилось четыре года, приходилось рассчитывать только на мать. Позднее он вспоминал самое главное чувство войны — голод.

«Друзья были, родители — хорошие, добрые, собак вокруг сколько угодно, а еды всегда не хватало», — писал Собчак. Есть хотелось всегда и даже в сытое время, когда он хорошо зарабатывал. Сколько бы не ел Собчак, не мог насытиться: на его тарелке никогда не оставалось недоеденного.

Впрочем, иногда семья Собчаков питалась как в лучших домах бывшей Российской империи. Из пустыни в годы голода, вспоминал Анатолий Александрович, приходили целые вагоны, груженные черепахами, а вместе с ними инструкции по правильной готовке рептилий.

Тортю — черепаховой суп до сих пор считается деликатесом, но только не в 40-е годы прошлого столетия, когда многодетная мать Надежда Андреевна от полной безысходности брезгливо готовила суп и кормила «изысканным блюдом» детей.

От голодной смерти Собчаков спасала любимая коза. На корову у семьи денег не было. «Даст нам с братом мама по корзине, — вспоминал Анатолий Собчак, — идем щипать траву. Однажды кто-то сильно стукнул козу палкой. Она заболела и умерла. Я никогда так не плакал, как в тот день».

В годы войны Узбекистан принял около миллиона человек из разных уголков СССР. По соседству с домом Собчаков на время поселились несколько преподавателей Ленинградского университета, сбежавшие от фашистской блокады. На маленького Толю произвела сильное впечатление атмосфера профессорской семьи, математиков. «Мне очень хотелось быть таким же, как этот человек, — признавался Собчак, — и по детской наивности я возмечтал стать профессором».

«Профессором» Толик стал сразу после войны. Именно так его прозвали школьные друзья за то, что он много знал. Во дворе у него, однако, было другое прозвище — Сенатор, им Собчака наградили за умение разрешать конфликты без кулаков. Толя вообще никогда не дрался. «В крайнем случае толкался, — рассказывал Анатолий Александрович, — потому часто и утрачивал лидерство».

После отъезда обратно в Ленинград семьи преподавателей математики Анатолий Собчак дал себе слово поступить в Ленинградский университет. Школу Толя окончил почти на все пятерки, аттестат испортили две четверки — по русскому языку и геометрии. Хотя все могло обернуться еще хуже — Собчака едва не исключили из пионеров, а это в те суровые коммунистические времена было похуже двойки.

Однажды Толик вместе с друзьями залез на плохо охраняемые бахчи за арбузами. Один из мальчишек неудачно перелез через изгородь и сильно поранился колючей проволокой. Страшное зрелище: кровь лилась фонтаном. Времени думать не было. Собчак стянул с шеи пионерский галстук и перевязал им рану другу, остановив кровь.

На следующий день учительница перед всем классом отчитала образцового ученика Анатолия Собчака за порчу пионерского галстука. На голосование был поставлен вопрос об исключении Толи из пионеров. Одноклассники единогласно проголосовали против.

Глава 2. Мальчик из Ташкента

После школы Анатолию пришлось поступить на юридический факультет Ташкентского факультета. Этот же вуз оканчивал старший брат, Александр, и все средства уходили на его поддержку, отодвигая мечту Анатолия перебраться в Ленинград все дальше. Но на следующий год, когда Саша получил долгожданный диплом, средний из Собчаков, благодаря пятеркам, перевелся в Ленинградский университет.

В 1956 году Анатолий Собчак впервые оказался в Ленинграде. Поселиться получилось в квартирке на улице Пестеля. Комнату сдавала старушка из «бывших». Бабушка приходилась внучатой племянницей декабристу Кондратию Рылееву, казненному в 1825 году.

Старушка-меломанка буквально заразила молодого юриста любовью к хорошей музыке. Анатолий покупал абонементы, и они вместе, точно родные бабушка и внук, ходили в филармонию. Вскоре подобные походы стали для Собчака подобно воздуху, а с первой квартирной хозяйкой он дружил до самой ее смерти.

Профессор юридического факультета Ленинградского университета Валентина Яковлева одной из первых заметила нового студента. «Помню его Толенькой, — вспоминала она, — мальчиком 19 лет, который приехал из Ташкента по переводу к нам на юридический факультет. Высокий, худенький, с ясными глазами, интеллигентными манерами, он сразу привлек мое внимание».

Особенно Яковлевой Собчак запомнился на специальных семинарах, на которых Анатолий Александрович делал доклад на тему своей будущей диссертации. «Интересный глубокий доклад сделал он по проблеме ответственности за вред, причиненный источником повышенной опасности. Выступление Толи было логичным, содержательным, полемичным».

После доклада Собчака группа не хотела расходиться по домам, и тогда Анатолий предложил поговорить о выставке картин Рокуэлла Кента. Американский художник с социалистическими взглядами снискал настоящую славу в СССР. «С какой любовью говорил он (Собчак. — П. С.) о суровой живописи этого художника, как увлеченно характеризовал наиболее поразившие его картины. Я поняла, что мальчик не только умен, начитан, но умеет тонко чувствовать и понимать прекрасное. Решили, что все мы на эту выставку обязательно сходим», — восторгалась Валентина Федорова, пережившая своего ученика на семь лет.

Сам Анатолий Собчак не раз говорил, что по-настоящему влюбился в искусство только в Ленинграде. «За это спасибо моим профессорам, настоящим русским интеллигентам, сумевшим пронести высочайшие моральные качества и культуру сквозь годы сталинщины».

Как-то Собчак увидел в комиссионке картину Александра Бенуа, которая продавалась за ничтожные, но неподъемные для студента 300 рублей. Анатолий Александрович долго сожалел, что не смог приобрести ценное полотно. Спустя годы Владимир Спиваков, услышав эту драму, подарил на день рождения Собчаку рисунок Бенуа.

Не меньше Анатолия Собчака увлекала античность. Он серьезно изучал античную философию, хорошо ее знал. «Я люблю античных авторов, но, когда раньше читал Тацита, Плутарха или Цицерона, я как-то очень абстрактно воспринимал то, что они говорят о жизни частного лица и жизни лица государственного, — рассуждал позже Собчак. — Казалось бы, ну какая принципиальная разница. Однако в античности это разницу прекрасно понимали: античные историки в одном ряду с выдающимися событиями государственной жизни всегда отмечали изменение статуса известных граждан».

Как необходимое зло воспринимал общественные дисциплины, но и их сдавал на «отлично». Любимым предметом оставалось римское право — основа всей мировой юриспруденции. Анатолий даже хотел специализироваться по римскому праву. Но хрущевская оттепель вселяла надежду, и Собчак стал всерьез задумываться об адвокатуре. Его все больше и больше интересовало гражданское право — одна из самых, если не самая сложная отрасль права.

К изучению цивилистики (гражданского права) Анатолия Собчака подтолкнул профессор Олимпиад Иоффе, заведующий кафедрой, по его учебникам учились все юристы СССР. Существовала легенда, якобы после войны, когда Иоффе пришел с фронта и его не приняли на юридический факультет, он неделю спал в коридоре университета на солдатской шинели.

Диплом «Общее учение о деликтных обязательствах в советском праве» (научный руководитель — профессор Иоффе) Собчак защитил на «отлично». Академик Юрий Толстой, принесший Анатолию Александровичу немало горя, правда, писал в мемуарах, что Собчак «поначалу хотел писать дипломную работу по международному праву, но я постарался отрезвить его, сказав, что наше международное право целиком подчинено международной политике, да и кафедра международного права в то время была у нас довольно слабой».

Отличника с огромным потенциалом тотчас рекомендовали в аспирантуру, но продолжить учебу сразу не удалось из-за отсутствия постоянной ленинградской прописки. Собчак получил распределение в Ставропольский край, куда уехал с женой Нонной. Впрочем, в аспирантуру ЛГУ Анатолий Собчак все-таки поступит, чуть позже и на заочное отделение.

Глава 3. Нонна

Анатолий и Нонна жили в одном дворе в Коканде и познакомились еще детьми. Их дружба началась, как это ни удивительно, с романа старшего брата Александра Собчака с девушкой Ритой.

Саше никак не хватало мужества признаться девушке в свои чувствах и перейти к «решительным действиям», поэтому на первые свидания он брал Толю, а Рита, чтобы не подумали плохого — девочки и мальчики еще учились в разных школах, приходила на встречи с подругой Нонной.

Нонна была на год старше Анатолия Собчака и, окончив школу в 1953 году, быть может под влиянием любимого парня, уехала поступать в Ленинградский университет. В Ленинграде девочку приютила подруга матери, по удивительному совпадению тетя будущего академика Юрия Толстого, который сразу положил глаз на хорошенькую выпускницу.

Позже, когда Толстой начнет портить нервы Собчаку, пойдет слух, что профессор банально мстит более удачливому сопернику. Толстой отвергал все обвинения на этот счет, и нет оснований ему не верить.

Нонна Гандзюк собиралась поступать на отделение истории партии. «Я сразу же объяснил ей, что на это отделение принимают лишь по специальной рекомендации», — вспоминал Юрий Кириллович. Молодому кандидату юридических наук удалось переубедить провинциалку. Нонна решила поступать на отделение русского языка и литературы филологического факультета, и экзамены провалила.

Возвращаться обратно в Узбекистан Нонна категорически не захотела. К этому времени ей удалось снять часть комнаты в доме, где жил Толстой с тетей, которая, в конце концов, устроила девушку на отделение французского языка и литературы педагогического института имени Покровского (в 1957 году этот вуз был объединен с институтом имени А. И. Герцена).

После второго курса Нонна на летние каникулы осталась в Ленинграде. На проезд до дома не хватало денег. Девушка скучала, перелистывая страницы учебника, когда в начале июля в дверь позвонили. Нонна отворила и сразу отпрянула, на пороге стоял неизвестный парень, отягченный походным рюкзаком и с надвинутой на глаза кепкой.

— Вам кого? — с удивлением спросила Нонна.

— Тебя… — парень снял кепку, и студентка немедленно узнала незнакомца: перед ней стоял Толик Собчак.

Благодаря Нонне Анатолий Александрович закрепился в доме Юрия Толстого и даже выжил ухажера Нонны, студента института инженеров водного транспорта. «Куда он исчез — понятия не имею», — дивился потом Толстой.

Свадьбу справили, когда Собчак учился на четвертом курсе. Отметили скромно, денег не осталось даже на кольца, их молодые купили только через два года после «росписи». В загс Нонна пришла в единственном парадном платье — стареньком голубого цвета.

Глава 4. «Он был мой самый верный друг»

Маша Собчак появилась на свет 30 июня 1965 года в Ленинграде. Анатолий Александрович мечтал о мальчике — наследнике, но Нонна точно знала, что родится дочь: видела будущую дочку во сне.

Целый год новорожденной Маше пришлось прожить в комнате в коммунальной квартире в Апраксином переулке. Соседи в злачном квартале попались соответствующие — пьяница и безумная старуха, вдобавок всюду высовывали свои носы и виляли длинными хвостами жирные крысы.

В 1967 году Собчаку удалось накопить на свою первую квартиру, которая располагалась в кооперативной девятиэтажке на Бестужевской улице. Все деньги ушли на покупку нового жилища, поэтому несколько месяцев пришлось жить без мебели. «Даже стола не было, — вспоминала Мария. — Родители оставляли фрукты в миске на полу».

Анатолий Александрович обожал маленькую дочку, а Маша ничего не таила от любимого папы, доверяя ему самые сокровенные секреты. Мария рассказывала: «Папа был единственным человеком, который понимал меня полностью».

Безграничная любовь к отцу однажды вылилась в забавный диалог шестилетней Маши с матерью. Дочка признала, что когда вырастет, выйдет замуж за папу.

— А как же я? — удивилась Нонна.

— Ты уже с ним пожила, и хватит, — был ответ Маши.

«Помню я еще в детский сад ходила, — рассказывала Мария после смерти отца, — а папа писал диссертацию и очень часто работал дома. Я оставалась с ним. Кода он заканчивал работу и отходил от письменного стола, мы с ним пристраивались на диване, и он читал мне Есенина, Ахматову, а я под его голос засыпала. Он это делал не в воспитательных целях, просто у него была такая потребность».

Настоящая трагедия для Марии произошла в 1977 году. Нонна Степановна и Анатолий Александрович решили расстаться. Мать была лаконичной, объясняя 12-летней дочери, что произошло: «Сегодня я забрала ключи у папы, сюда он больше не придет». Маша, настоящая папина дочка, ревела несколько дней.

После школы Мария поступила на юридический факультет Ленинградского университета. Училась под фамилией Петровой, и никто из сокурсников не представлял, что обаятельная отличница — дочь известного профессора. «Девушка она была упорная, — рассказывала однокурсница Марии Анатольевны. — Чувствовала, что добьется, чего хочет».

«Моими учителями в вузе были учителя папы, — вспоминала Мария. — Мое направление — уголовное право. Но всегда хотелось заниматься и гражданскими делами».

В октябре 1991 года Мария Собчак получила статус адвоката и через пять лет защищала отца в суде, столкнувшись, вероятно впервые, с предвзятой судебной машиной. «На суде происходили абсурдные вещи, — возмущалась Мария Анатольевна. — Например, судья просила принести справку, подтверждающую, что Анатолий Александрович действительно является ученым, что он хороший преподаватель. А то, что были ему уже звания присвоены, никого не интересовало. Это все тянулось до бесконечности. И результаты были нулевые».

В 1983 году Мария Анатольевна подарила отцу внука. «Он не воспринимал Глеба как внука, — поделилась семейными тайнами Мария Собчак. — Иногда мне удавалось подслушать их разговоры. Чисто мужские — компьютеры, девочки. Он часто шутил: „Давай я усыновлю Глеба“». Глеб Петров пошел по стопам великого деда и стал юристом. На публике Глеб мелькнул только раз, в 2002 году вместе с Дмитрием Медведевым и Сергеем Мироновым открывал на здании юридического факультета СПбГУ памятную доску Анатолию Александровичу. В честь деда Глеб назвал старшего сына.

Мария Анатольевна не общается с журналистами, бросая: «Достаточно, что Ксения Анатольевна сделал из нашей фамилии шоу». Но в 2013 году старшая дочь Собчака все-таки попала в поле зрения желтой прессы.

На одном из турецких порталов появилось слезное интервью работника отеля на курорте Мармарис. Некий Тургута Джерана, в котором русские журналисты быстро распознали афериста, искал русскую жену — Марию, которая якобы сбежала от него беременной тринадцать лет назад.

После турецких откровений Марии Анатольевне пришлось прервать затворничество.

«Для меня это катастрофа, — произнесла она в интервью „Экспресс газете“. — Так случилось, что я действительно была замужем за этим человеком. Брак — моя ошибка. Прожили мы вместе всего два месяца, после чего я уехала из Турции и оформила развод». Мария Анатольевна опровергла все слухи о наличии маленького ребенка и рассказала дотошным акулам пера, что после развода Тургут женился на девушке из Петербурга. «Свою новую жену он избил. Просто искалечил. За это отсидел четыре года в тюрьме в России», — добавила Собчак.

Скандальная история не получила продолжения и быстро пропала с газетных полос.

За три месяца до смерти Анатолий Александрович, отвечая на вопросы студентов СПбГУП, сказал о дочери: «Старшую дочь Машу я очень люблю. Она милый, домашний, удивительно мягкий, добрый и обаятельный человек, который весь в семье».

Глава 5. Правоохранительная система у нас становится «правохоронительной»

По распределению Анатолий Собчак попал на работу в Невинномысск — маленький город в Ставропольском крае. В эти же годы на Ставрополье начинал политическую карьеру будущий советский лидер Михаил Горбачев.

Именно этот незначительный факт породит через двадцать пять лет множество слухов о давней дружбе Горбачева и Собчака. Но пути двух юристов впервые пересеклись только в 1989 году на I Съезде народных депутатов.

Отличников, особенно окончивших ЛГУ или МГУ, чаще брали на работу в прокуратуру или КГБ, но Анатолий Собчак, во-первых, не был членом партии — следователь не мог быть не коммунистом, и, во-вторых, Собчак плохо работал в команде и имел свое мнение — недопустимое качество в системе, где один из важных принципов работы субординация.

Невинномысск — город с населением в несколько десятков тысяч человек, однако работы адвокату Собчаку хватало. Анатолий Александрович брался за самые разные дела, гражданские и уголовные, всегда оставаясь на стороне тех, кто был незаслуженно обижен.

Маленькую славу Анатолию Собчаку принес громкий для небольшого городка процесс. Обвинялась молодая девушка, которая зимой ушла в лес, там родила и тем самым, полагала прокуратура, намерено убила свое дитя. Дело слушалось в большом зале общежития, где проживала подсудимая, в виновности которой не сомневался никто, включая судью.

Зал требовал немедленной расправы над бедной девушкой, доставалось и молодому защитнику, впрочем, Анатолий Александрович не зря оттачивал ораторское мастерство на примере античных философов. Когда судья предоставил адвокату слово, Собчак обратился сразу ко всем:

— Здесь сидят женщины, многие из которых уже знают, что такое роды. Какое это великое событие для любой женщины, какие чувства испытывает женщина при рождении новой жизни. Теперь давайте представим, что должно произойти в душе молодой матери, чтобы она убила собственного ребенка. Каждая из вас прекрасно понимает, что такое любовь. Каждая знает, что можно влюбиться так, что потеряешь голову. Но что делать, если любимый оказался предателем? Обвиняемая понимала, что вместо счастливой семейной жизни ее ждут позор и унижение, судьба матери-одиночки, скитающейся по углам и живущей впроголодь. Представьте это, и вы поймете все бездну ее отчаяния, которое и толкнуло молодую, неопытную девушку на страшный поступок.

Все женщины, присутствующие в зале, выслушав речь защитника, зарыдали. Ненависть, питаемая к молодой убийце, немедля пропала и перенеслась на отца ребенка, рабочего из соседнего общежития. Парень был вынужден долго прятаться, а позже и вовсе покинуть город — горячие казаки грозились разобраться с ним по-мужски.

Девушка осталась на свободе. Судья сжалился и вынес приговор с условным сроком.

За три года работы в Невинномысске Анатолий Собчак успел себя зарекомендовать. Его выбрали членом президиума коллегии адвокатов Ставропольского края и назначили заведующим городской юридической консультацией. За многие дела Собчак брался без платы, особенно касающиеся реабилитации жертв сталинского террора, таких дел было очень много.

Часто, рассказывала Людмила Нарусова, Анатолий Александрович припоминал обратившегося к нему мужчину, который десять лет по доносу соседа провел в лагерях. Осудили человека за то, что он будто бы использовал в туалете газету с портретом Иосифа Сталина. Сосед-доносчик, пока новоявленный «враг народа» валил лес, занял его жилье.

Уже будучи в Ленинграде, Собчак посетил несколько заседаний суда над Иосифом Бродским. Удивленный, с какими нарушениям проходил процесс, Анатолий Александрович, оказавшись в близком кругу, доверительно скажет: «Правоохранительная система у нас становится „правохоронительной“».

Через три года Собчак вернулся в Ленинград и наконец-то прописался в городе.

Квартиру в Невинномысске, которую Анатолию Александровичу дали как молодому специалисту, удалось выменять на комнату в коммунальной квартире, в той самой, где безумствовали старуха и сосед-алкоголик и где еще предстоит провести первый год своей жизни дочке Маше.

Потупил в заочную аспирантуру и под руководством профессора Иоффе написал диссертацию на гражданско-правовую тематику с хозяйственным уклоном. «Тогда слово „коммерческое“ было просто ругательным и не применялось, — вспоминал Юрий Толстой. — Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук называлась „Гражданско-правовая ответственность за причинение вреда действием источника повышенной опасности“».

За год до защиты диссертации Анатолий Собчак опубликовал свою первую научную статью «О возмещении вреда, причиненного при производстве строительных работ». Затем последовало еще три публикации и рецензия на диссертацию, которую Анатолий Александрович успешно защитил в конце 1964 года.

Особо отмечу, что в диссертации Собчак большое внимание уделил проблеме правовой ответственности государственных органов за причинение вреда действиями их должностных лиц. В будущем все идеи, изложенные в кандидатской диссертации, легли в основу 18-й главы Уголовно-процессуального кодекса России — «Реабилитация».

После защиты Анатолий Собчак начал проповедовать в Ленинградской специальной школе милиции, а с 1968-го по 1973 год — в Ленинградском технологическом институте целлюлозно-бумажной промышленности. В ЛГУ Собчак читал лекции на условиях почасовой оплаты и принимал участие в написании учебников и первых сборников задач по гражданскому праву.

«Как преподаватель он был очень снисходительно-добрым к студентам, — свидетельствовала Людмила Нарусова. — Всегда все беременные студентки старались именно ему сдать экзамен. Потому что как только он видел будущую мать, сразу ставил ей положительную оценку — боялся, как бы она с расстройства не родила прямо в аудитории».

Профессор Николай Егоров, в 90-х советник мэра Петербурга, отмечал: «Собчак был очень щедрым человеком. Когда на кафедре обсуждались слабые диссертации, он сходу „подбрасывал“ автору такие идеи, которые последнему никогда бы не пришли в голову и которых хватило бы на несколько диссертаций».

С написанием докторской диссертации у Анатолия Александровича, фонтанирующего идеями, естественно, не возникло никаких проблем.

«В [диссертации] доказывалось многое из того, что сегодня называется рыночной экономикой, говорилось об аренде, переходе средств производства в собственность трудовых коллективов, о ликвидации убыточных предприятий», — объяснял в девяностые Собчак.

Первый звоночек о приближении нежданных проблем прозвучал на защите диссертации на ученом совете юридического факультета ЛГУ. Защита, несмотря на итоговой результат 18 (из 22) за, длилась почти десять часов и завершилась к полуночи.

В марте 1972 года диссертацию отправить на утверждение во Всесоюзную аттестационную комиссию, но работа Собчака в столице пропала. Рукопись переслали вновь, но и она испарилась. Когда же диссертация нашласт, выяснилось, что исчезли все приложенные к ней документы, кроме того, спустя год «черный» рецензент ВАК написал отрицательную рецензию на пятидесяти листах.

Никто толком не мог объяснить происходящие чудеса с диссертацией Собчака. Складывалось впечатление, что Анатолия Александровича намеренно подбивают отозвать диссертацию, но доцент стоял на своем: не в его правилах отступать. Ему даже однажды намекнули, что диссертацию утвердят, если он придет с «повинной головой» к своим «сильным недругам». Собчак не стал уточнять, о ком идет речь, и с улыбкой проронил: «Спасибо, лучше напишу новую».

В 1976 году ВАК предложил Анатолию Собчаку провести повторную (специальную) защиту диссертации, но теперь в Москве, в Институте государства и права Академии наук СССР. Собчак согласился. Он очень рассчитывал, что у него получится убедить, как ему казалось, непредвзятых столичных ученых и забыть четыре года мытарства по бесконечной колее, но не тут-то было.

К этому времени давнишний недруг Анатолия Александровича, ленинградский профессор Юрий Толстой, сделался членом экспертного совета ВАК и, конечно, не смог отмолчаться, предложив членам специального совета №3 ознакомиться со своим негативным отзывом на диссертацию Собчака.

Юрий Толстой в письме на имя председателя спецсовета №3 назвал научные предложения Собчака «методологически и политически неприемлемыми» как вступающие «в прямое противоречие с хорошо известной партийной оценкой рыночного социализма». Помимо этого, в отзыве Толстой дал ссылку на материалы XXIV Съезда КПСС, в которых черным по белому сообщалось, что партия «отвергает всякие ошибочные концепции, подменяющие рыночным регулированием ведущую роль государственного централизованного планирования».

После зачитывания письма Толстого вопрос о докторской диссертации Анатолия Собчака из ученой плоскости плавно перетек в плоскость политическую. Все члены спецсовета проголосовали против, Собчаку пришлось отозвать диссертацию. Примечательно, что немногим позже Юрий Толстой напишет: «…то, что нам нужно переходить к экономической системе, основанной на частной собственности и рыночной экономике, сомнений не вызывает».

Вернувшись в Ленинград, Анатолий Александрович встретил Толстого в университете и высказал ему все, что о нем думает, оскорблял, — а кто бы поступил иначе на его месте? Собчака поддержали коллеги. Толстой был вынужден покинуть кафедру гражданского права и перейти на работу на кафедру государственного права, впрочем, всего на три года, пока не началась травля учителя Собчака Олимпиада Иоффе.

В 1979 году дочь профессора Олимпиада Иоффе вышла замуж и вместе с маленьким ребенком сбежала в США (по документам — в Израиль).

Зинаида Иоффе выбрала не самое подходящее время для эмиграции, если так можно вообще выразиться. В этот год Советский Союз заставил понервничать весь мир, введя войска в Афганистан, тем самым развязав на десять длинных лет войну, в которой только по официальным данным погибли около 14 тысяч советских солдат и офицеров.

С профессором Иоффе разобрались за несколько дней. Сначала за «плохое» воспитание дочери исключили его, коммуниста с сорокалетним стажем, из КПСС, затем собрали заседание ученого совета юридического факультета для отстранения от должности заведующего кафедрой гражданского права.

Анатолий Собчак, присутствующий на заседании, стал единственным, кто заступился за учителя.

— Олимпиад Соломонович Иоффе прошел всю войну, — сказал Собчак. — По его учебникам учились все известные юристы страны, в том числе здесь сидящие. Как вы можете отнимать то, что Иоффе принадлежит по праву?

Произнесенные Собчаком слова сильно удивили Иоффе и одновременно тронули. Он поблагодарил ученика, вступившегося за него, но пожурил:

— Ты опрометчиво поступил, Анатолий, тебе скоро защищать докторскую.

— Я бы перестал себя уважать, если бы промолчал, — ответил Анатолий Александрович.

Олимпиада Иоффе лишили должности и звания профессора ЛГУ. Преподавать гражданское право цивилист №1, известный далеко за пределами СССР, больше не имел права.

Иоффе предлагали перевестись в другой вуз, но он решил поступить радикальнее, понимая, что больше не нужен стране, — воссоединиться с семьей в США, где ему уже предложили должность профессора Гарварда.

Безуспешно отговорить Иоффе покидать СССР пытался глава ленинградского КГБ Даниил Носырев. По словам дочери Олимпиада Соломоновича, на встрече в кабинете на Литейном, 4 чекист показал профессору папку с доносами на него и сказал: «Вот вы, профессор, уедете, а я с этим дерьмом вынужден разбираться».

В 1981 году Иоффе навсегда покинул Советский Союз. Провожали учителя в аэропорту только два человека — профессор Дмитрий Чечот (1923–2004) и Анатолий Собчак.

«Муж вернулся мрачнее тучи, — вспоминала Людмила Нарусова, — и впервые за нашу совместную жизнь попросил:

— У нас есть водка?

Водки не оказалось.

— Сходи, пожалуйста. Хочется напиться.

Таким я видела его в первый и последний раз. Я принесла бутылку. Он стал опрокидывать рюмку за рюмкой, я ему помогала, чтобы меньше досталось. Бутылка опустела, но он не пьянел.

— Надо что-то делать, — повторял он, — надо что-то делать. Они задушат нас своим беспределом. Мы должны жить в правовом государстве».

Юрий Толстой вернулся на кафедру гражданского права и преподает на ней до сегодняшних дней.

Вторую докторскую диссертацию на тему «Хозяйственный расчет и гражданско-правовые проблемы совершенствования хозяйственного механизма» Анатолий Собчак подготовил в начале 1982 года. И вновь для рецензии научная работа попала на стол Юрию Толстому, который, никто в этом не сомневался, «не смог дать положительный отзыв». «В чем-то она даже проигрывала по сравнению с первым вариантом», — утверждал он.

Большинство сотрудников кафедры гражданского права рекомендовали диссертацию Собчака к защите. Защита состоялась в 1983 году во Всесоюзном научно-исследовательском институте советского законодательства. Перед заседанием Совета ВАК Юрий Толстой сообщил, что «измотан» и присутствовать при утверждении диссертации Собчака не будет, но и не возражает против присуждения Анатолию Александровичу докторской степени.

Конечно, Толстой не сменил многолетний гнев на милость, как могло показаться наивному наблюдателю, думаю, и в этот раз Юрий Кириллович включил бы все свои связи в ВАК, чтобы унизить Анатолия Собчака, но изменилось время, а главное — Собчак женился, и борьба за Нонну потеряла всякий смысл.

Диссертацию Совет ВАК утвердил, и 46-летний Анатолий Собчак с опозданием на десять лет стал доктором юридических наук. И сразу же приступил к созданию на юридическом факультете кафедры хозяйственного права, которая была образована в декабре 1985 года на базе кафедры земельного и колхозного права.

Кафедры хозяйственного права к тому времени существовали в нескольких вузах страны, в частности, в Киевском государственном университете и Свердловском юридическом университете — одном из лучших правовых вузов СССР. Но разные ученые по-разному объясняли природу хозяйственного права.

Собчак собрал на кафедре самых перспективных молодых преподавателей ЛГУ, среди которых был Владимир Попондопуло, возглавивший кафедру в 1989 году, когда Анатолий Александрович стал народным депутатом СССР. А за год до этого, весной 1988 года, о кафедре хозяйственного права узнали в обкоме КПСС.

Выяснилось, что Собчак был в ЛГУ единственным беспартийным профессором во главе кафедры. Смириться с этим в Смольном не смогли и поставили условие: или Собчак вступает в КПСС, или закрывается кафедра.

«Когда он сказал мне об этом, я стала возражать, но муж убедил меня, и я согласилась с его доводами, — вновь слова Нарусовой. — Но где-то в глубине души у Анатолия Александровича все же оставались сомнения, он тяжело переживал этот компромисс. Накануне партбюро он свалился с тяжелейшей ангиной. Но, видимо, настолько важно было сделать его партийным, что прием в члены КПСС прошел в отсутствие кандидата. Потом секретарь попросил профессора никому не говорить об этом курьезе».

Хотя по другой версии Собчак выступил в КПСС, чтобы «помочь [Горбачеву] в начатых в стране преобразованиях». Правда, став во главе Петербурга, Собчак часто называл членство в КПСС ошибкой. «Но совершил я этот шаг сознательно в расчете на то, что партию еще можно реформировать. Лично мне пребывание в КПСС ничего, кроме неприятностей не принесло», — признавался с горечью Анатолий Александрович.

Из партии Собчак выйдет вслед за Борисом Ельциным на последнем в истории КПСС XXVIII Съезде в июле 1990 года. Главный мотив: партия, несмотря на отмену шестой статьи Конституции, продолжает борьбу за главенствующую роль в управлении делами государства.

Глава 6. Людмила

Людмила Нарусова как-то обмолвилась: ее отец очень хотел мальчика, поэтому, когда 2 мая 1951 года в семье родилась вторая девочка, пригорюнился. От мечты, однако, Борис Моисеевич Нарусов не отказался и воспитывал маленькую Люсю, совмещая строгость и отцовскую любовь.

Окончив школу с золотой медалью, отличница Людмила в 1969 году покинула Брянск и, сдав всего один экзамен, поступила на исторический факультет Ленинградского государственного университета.

«Студенческая жизнь, — вспоминала Людмила Борисовна, — у меня настолько правильная, что сейчас даже иногда жалею об этом. Лучшие молодые годы я провела в тиши библиотек и музеев. А летом были археологические экспедиции».

Первый брак Людмилы Борисовны с ленинградским психиатром, которого она предпочитает даже не называть по имени, после двух с половиной лет совместной жизни закончился конфликтом. К моменту развода Нарусова успела с отличием окончить исторический факультет, как перспективный ученый поступила в аспирантуру Института истории Академии наук СССР и начала вплотную работать над диссертацией о декабристах.

Разрыв с мужем отягощал раздел квартиры, точнее нежелание бывшего возлюбленного делить кооперативное жилище, купленное в качестве подарка на свадьбу родителями Людмилы. «Иди на все четыре стороны, но квартиры не получишь», — стоял на своем экс-супруг.

Юристы, к которым пришлось обратиться Нарусовой, последовательно отказывали в помощи: безнадежный случай. Отчаявшись спасти единственное жилье и обдумывая перспективу остаться на улице, Людмила обо всем рассказала своем научному руководителю Рафаилу Ганелину. «Знаешь, — сказал он, — на юридическом факультете преподает мой хороший друг — Анатолий Собчак, сходи к нему посоветоваться. Раньше он работал адвокатом, у него неординарное мышление».

К словам профессора Нарусова отнеслась скептически: «Это показалось мне пустой затеей, поскольку если уж сам Горнштейн утверждал, что шансов нет, то чем мне может помочь какой-то доцент?» Но все же решила попробовать: будь что будет.

Анатолий Собчак согласился встретиться с Людмилой на юридическом факультете университета, где для вечерников читал почасовые лекции. Попрощавшись с последним студентом, Анатолий Александрович предложил девушке прогуляться и заодно обсудить ее вопрос. Собчак молча выслушал историю Людмилы и, когда они оказались рядом с метро, предложил погреться в рюмочной.

— Дело у вас непростое, — сказал Собчак, пригубив чашку с чаем, и, еще подумав, спросил: — Почему вы разводитесь?

Вопрос молодую аспирантку смутил. «Признаться честно, такой вопрос мне даже мама не задавала. А тут посторонний человек… Но я все же рассказала ему свою сокровенную историю», — вспоминала Нарусова.

Выслушав, Собчак произнес:

— Теперь я знаю, как вам помочь!

И попросил телефон мужа Людмилы Борисовны.

Через два дня Нарусовой позвонил взволнованный муж и сказал, что обсудил все нюансы с ее адвокатом и готов на раздел квартиры. А уже через две недели счастливая Людмила праздновала новоселье в крохотной однокомнатной квартирке на первой этаже.

От гонорара Анатолий Александрович отказался, объяснив Людмиле, что помог ей по просьбе друга, а не как адвокат. «Идите на рынок и купите себе хурму, гранаты, вы выглядите такой бледной», — сказал он, отдавая обратно конверт с деньгами.

Нарусова и Собчак вновь встретились через пару месяцев, случайно пересеклись на дне рождения Рафаила Ганелина. К тому времени Анатолий Александрович полностью порвал с женой Нонной и находился в стадии развода, а Людмила Борисовна имела «перспективного бойфренда».

— Какое знакомое лицо! Мы с вами где-то встречались? Вы были моей аспиранткой? — с улыбкой спросил Собчак, поравнявшись с Людмилой. Завязался доверительный разговор, который быстро перерос во что-то большее.

Их роман, по словам Людмилы Борисовны, «был неприлично долог». «Оскорбительно для меня долог, сказала бы я. Между нами долго не было близости, потом мы долго ждали, прежде чем пожениться».

Людмила, мечтавшая о ребенке, долго не могла забеременеть и после регистрации брака в 1980 году с Анатолием Александровичем решила искать помощи у бога. Она стала ходить на могилу к Ксении Блаженной (Петербургской) на Смоленское кладбище.

Сильно уверовав, что православная святая покровительствует женщинам, Людмила забеременела. Но беда все равно продолжала преследовать молодую семью. На последнем сроке беременности ультразвуковое исследование показало неправильное положение плода.

В слезах Людмила вновь пришла просить защиты к святой Ксении. И свершилось новое чудо. На следующий день в женской консультации врач, удивленный не меньше будущей мамы, сообщил: «Все нормально, ребенок перевернулся, можете рожать».

В середине осени 1981 года Нарусова родила дочь Ксению. Анатолий Александрович, впервые увидев малышку, произнес: «Я счастлив». Дома Людмилу встретили пятьдесят три розы — по розе на каждый сантиметр роста новорожденной дочки.

В 1993 году Собчак и Нарусова тайно обвенчались. Всей семьей рано утром они отправились в маленькую деревенскую церковь в Кингисеппском районе Ленинградской области. Священник совершил обряд венчания.

Автомобиль мчал родителей и двенадцатилетнюю дочь обратно в Петербурге, когда Ксения, не по годам взрослая и язвительная, пошутила: «Ну что, родители, сегодня у вас будет первая брачная ночь?» Взрослые промолчали.

Вечером Людмила и Анатолий, взявшись за руки, дали друг другу клятву: что бы ни случилось, мы будем похоронены рядом.

Глава 7. «Это серьезная молодая женщина, которую я даже побаиваюсь»

Ксения Собчак родилась 5 ноября 1981 года в Ленинграде. Девочку крестили. Крестным отцом стал отец Гурий, служивший тогда в Александро-Невской лавре, а крестной матерью — подруга Людмилы Нарусовой Наталья Каретникова, ее муж, Владимир Петрович Яковлев, почти все девяностые будет в Смольном отвечать за всю культуру города.

Девочка росла в трехкомнатной кооперативной квартире и, в отличие от старшей сестры, никогда не знала чудовищных коллизий коммунального быта. За детским питанием Ксюше Людмила Борисовна специально ездила в приграничный Выборг: «Садилась на электричку, ехала в Выборг и там у фарцовщиков покупала финское детское питание — это было унизительно, но другого способа достать его просто не было».

При Ксюше в семье Анатолия Александровича появилась стиральная машина и новый цветной телевизор. Собчак после работы в университете шел в Гостиный двор и бесплатно читал лекции для юрисконсультов универмага, рассказывая о новом законодательстве. В обмен за одну из таких лекций профессор получил талон (считайте — право) на покупку стиральной машины в закрытом для обычных горожан Голубом зале. А для получения талона на покупку телевизора «Горизонт» Собчаку пришлось, как и всем остальным, отстоять огромную очередь, чтобы сдать черно-белый телевизор «Рекорд». «Была зима, — рассказывала Нарусова, — я заставляла его надеть валенки и дала с собой термос с чаем».

В раннем возрасте Ксюшу отдали заниматься балетом в школу при Мариинском театре и студию живописи при Эрмитаже. Людмила Нарусова вспоминала, что дочь стеснялась своего родства с известным на весь СССР Собчаком и, чтобы к ней не относились предвзято, училась под фамилией Парусова, потому что Нарусову тоже очень хорошо знали в городе.

«У меня было довольно сложное детство, особенно подростковый период. Ведь я была почти лишена возможности общаться со сверстниками. Я сидела дома, была ограничена в общении — за мной постоянно следила личная охрана. Так было положено по папиному статусу. И на эту тему было много конфликтов с родителями», — жаловалась Ксения, которую Анатолий Александрович ласково называл «моя домашняя Чечня».

Ксения училась в школе №185, окончила школу при РПГУ имени Герцена на улице Восстания и поступила в 1998 году на престижный факультет международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета — факультет во многом появился стараниями Анатолия Собчака и ближайших помощников — Владимира Путина и Ватаняра Ягьи.

«Вначале папа очень хотел, чтобы я стала юристом. Я сказала: „Таким хорошим юристом, как ты, я все равно никогда не буду. А хуже — быть не хочу“. И выбрала международные отношения», — рассказывала Ксюша. В одном из последних интервью Анатолий Собчак сказал: «Я ею горжусь. Ей все время хотелось что-то нарушить, пошалить. Теперь это серьезная молодая женщина, которую я даже побаиваюсь. Она стала очень строгой. Но я понял, что не зря ее воспитывал, потому что теперь она — хороший человек, за судьбу которого, случись что, мне не будет страшно».

В 2000 году, после смерти отца, девятнадцатилетняя Ксения переехала в Москву и перевелась на факультет международных отношений МГИМО. Столичный бомонд с распростертыми руками принял в свою тусовку дочку мэра. Чаще всего Ксения появлялась в обществе чеченского бизнесмена Умара Джабраилова, владельца столичной недвижимости и бывшего кандидата в президенты России.

После окончания вуза — Ксения Собчак получила красный диплом политолога — светская львица прошла кастинг и стала ведущей одного из самых популярных в России реалити-шоу «Дом-2» на развлекательном телеканале ТНТ. За годы своего существования шоу обросло дурной репутацией и несколько раз находилось под угрозой закрытия, однако пользовалось бешеной популярностью у молодежи. С ростом рейтингов «Дома-2» росла зарплата Ксении, которая, по некоторым слухам, достигала $ 50 000 в месяц.

Из «Дома-2» Ксении пришлось уйти после участия в массовых протестах, которые начались сразу после несправедливых выборов в Государственную Думу в декабре 2011 года. Но Собчак в многочисленных интервью опровергла возможную политическую подоплеку в увольнении с ТНТ: «Я не продлила контракт с телепроектом „Дом-2“. Это решение мое личное, и я приняла его давно. Спасибо всем, кто работал со мной эти годы».

Кроме ТНТ, Ксения успела поработать на всех главных телеканалах страны — «Первом канале» и «Россия 1». На музыкальном канале «Муз-ТВ» выходила ее авторская передача «Блондинка в шоколаде», на «Пятом канале» Ксения была ведущей общественного политического шоу. Сегодня Собчак продолжает вести несколько передач на кабельном телеканале «Дождь», шоу «Фабрика звезд» на канале «Ю» и одновременно возглавляет глянцевый журнал о моде L’Officiel Россия, которым до нее один год руководила Ксения Горбачева, внучка экс-президента СССР Михаила Горбачева.

Помимо успешной карьеры на телевидении, Ксения попробовала себя в бизнесе. В 2010 году Собчак открыла три ресторана. Спустя три года работать остался только один — «Бублик». «Для меня деньги, несмотря на тот образ, который создает пресса, никогда не были самоцелью», — утверждала она в интервью. Тем не менее, доход Ксении Собчак популярный журнал «Форбс» в разные годы оценивал более чем в 1 млн долларов.

В декабре 2011 года Ксения выступила на стотысячном митинге за честные выборы. «Я Ксения Собчак, и мне есть что терять», — начала она свою речь на проспекте Сахарова и была освистана националистами. Спустя полгода в квартиру Собчак на 4-й Тверской-Ямской улице, где в одной кровати с хозяйкой ночевал 29-летний оппозиционный политик Илья Яшин, нагрянули оперативники с обыском. «В восемь утра ворвались люди, не давали мне одеться, ограбили квартиру, унижали», — жаловалась телеведущая в интервью коллегам.

Обыски проходили в рамках уголовного дела, заведенного после массовых беспорядков 6 мая 2012 года. В этот же день полицейские нагрянули в квартиры оппозиционеров Алексея Навального, Сергея Удальцова и Бориса Немцова. У Собчак дома оперативники обнаружили сейф, полностью забитый конвертами с валютой. Все деньги — около двух миллионов долларов — полицейские изъяли, так как, по словам официального представителя Следственного комитета Владимира Маркина, они вызывали «определенные вопросы у следствия».

Спустя три месяца все деньги Ксении вернули, перечислив на банковский счет. В Следственном комитете пояснили: «Основания для хранения денежных средств Ксении Собчак отпали».

На большом митинге в Астрахани Ксения познакомилась с малоизвестным актером Максимом Виторганом, сыном народных артистов России Эммануила Виторгана и Аллы Балтер. 1 февраля 2013 года пара внезапно объявила о свадьбе. Самые близкие люди Ксении и Максима собрались в кинотеатре «Фитиль» якобы на премьеру фильма, и, когда все приглашенные заняли места в зале, Собчак и Виторган объявили, что теперь они муж и жена.

В ноябре 2016 года у пары родился сын Платон — первый ребенок для 35-летней Ксении и третий для 44-летнего Максима Виторгана: от первого брака у него взрослые дочь и сын.

В середине октября 2017 года Ксения, подтвердив слухи, объявила об участии в выборах президента России в марте 2018 года. В газете «Ведомости» Собчак опубликовала манифест, в котором разъяснила, почему она решила баллотироваться.

«Я — вне жестких идеологических рамок. Я не принадлежу к конкретным партиям, не связана партийной или групповой дисциплиной, в рамках этой кампании я даже не за „Крым наш“ и не против. Я за то, чтобы в стране прекратилось тотальное воровство, появились настоящая политика, власть, подотчетная свободному волеизъявлению людей, которые сами решат, как им жить, и на равных со всем мировым сообществом и соседями решат, чей же Крым на самом деле, — написала Собчак, добавив, что она кандидат „Против всех“. — Ксения Собчак в вашем бюллетене — это и есть графа „Против всех“. Вы против того, что много лет в списке только Зюганов, Явлинский, Путин и их безликие дублеры и заместители? Вы хотите показать свою активную позицию, но ваш кандидат не допущен к выборам? У вас нет своего кандидата? Отметьте Собчак. Вы не выбираете ее в президенты. Вы просто получаете легальную и мирную возможность сказать: „Хватит! Достали!“».

Избирательный штаб Ксении возглавил один из основателей НТВ Игорь Малашенко. Для регистрации в качестве кандидата в президенты телеведущей, которая договорилась, что будет выдвинута на выборы существующей только на бумаге партией «Гражданская инициатива», необходимо будет собрать 100 тысяч подписей избирателей. Получилось ли это у Собчак, на момент публикации было еще неизвестно.

Часть 2. Народный депутат

Глава 8. «Давайте поспорим, что я стану депутатом!»

В самые первые демократические выборы за всю историю существования СССР не сразу поверили. До 1989 года — все знали — депутатами «избирались» исключительно самые достойные коммунисты и примкнувшие к ним беспартийные, но сочувствующие граждане.

Видимость демократии существовала. Внешне не придраться, только говорить о настоящем волеизъявлении граждан говорить не приходилось. Поэтому при декларировании новых правил выборов, рефлексирующих граждан не покидало ощущение, что власть традиционно напускает тумана и коварно дурит наивных демократических, и не их только, критиков правящей верхушки, обещая подарить глубоко больному Советскому Союзу оздоровительный плюрализм мнений.

Анатолия Собчака выборы и связанные с ними собрания, проходившие во всех республиках большого СССР, совершенно не волновали. Профессор за пятьдесят один год жизни добился, как ему казалось, всего. Он заведовал кафедрой во втором по значимости университете страны, подрастала младшая дочь, удалось переехать в новую трехкомнатную квартиру, но самое важное — Собчак оставался юристом, прекрасно знал цену советским законам и «весьма скептически оценил громоздкую и не слишком демократическую горбачевскую систему выборов.

Страна, однако же, бурлила. Профессиональные коллективы выдвигали кандидатов в народные депутаты. Неожиданно для Анатолия Собчака о его кандидатуре вдруг заговорили на собрании профсоюза юридического факультета Ленинградского университета.

Доцент Александр Сергеев, выслушав пространную речь председателя профессионального бюро, предупреждавшего, что все последние пятьдесят лет Васильевский остров в Верховном Совете представлял передовой рабочий Балтийского завода, наперекор общему мнению выдвинул кандидатом в депутаты Собчака.

«Сделал я это совершенно самостоятельно, никто меня об этом не просил, просто тогда я верил в то, что можно изменить нашу жизнь, а Собчак как раз тот человек, который способен что-то сделать для страны», — объяснил через несколько лет уже профессор Сергеев.

Помимо Собчака, на собрании выдвинули еще пять кандидатур. «Ничего, кроме удовлетворения, я не испытал: назвали — значит, я не последний профессор на факультете», — вспоминал Анатолий Александрович.

Ведущий собрания настаивал, что со всех точек зрения выгодней поддержать кандидата от рабочего класса, намекая, что все давно решено. Но его впервые не послушали. Исход голосования решила блестящая речь Анатолия Собчака. Он говорил о правовом государстве, правах человека, реформировании экономики, хозрасчете и самостоятельности республик — проще говоря, обо всем наболевшем. После этих слов большинство участников собрания склонились на сторону Анатолия Александровича.

С легкостью профессор прошел Конференцию трудового коллектива университета. Получив три четверти голосов, Собчак обогнал десятерых претендентов в кандидаты и один вышел на окружное собрание. Но победа в двух университетских этапах все равно оставила Анатолия Александровича равнодушным к предвыборной борьбе.

«Всерьез думать о том, что я действительно стану народным депутатом, я не мог. И так было до того момента, пока в университетском коридоре я не столкнулся с одним из городских партийных функционеров. Мы давно знакомы, и он доверительно сказал мне:

— Зачем вам это нужно? Вы же умный человек и должны понимать, что никаких шансов на избрание у вас нет. Депутатом будет передовой рабочий с Балтийского завода. И не нужно напрасно терять время и силы.

И тут я понял, что во мне живо мальчишеское чувство лидерства:

— Давайте поспорим, что я стану депутатом!..

При свидетеле, вернее, при свидетельнице нашей беседы мы ударили по рукам. А поскольку рядом была женщина, то и спорили «по-мужски», на бутылку коньяка».

Отговаривали, не веря в успех, приятели. «Слушай, — говорили они, — ну неужели ты всерьез веришь в весь этот выборный бред? Никаких реальных выборов у нас в стране быть не может. Неужели ты не понимаешь, зачем введены окружные собрания? Тебя же вычистят за милую душу!»

Совершенно по другим соображениям «снять» Анатолия Собчака попытались некоторые преподаватели юридического факультета во главе с тем самым профессором Юрием Толстым. Эти «доброхоты» составили в Окружную избирательную комиссию по выборам кандидатов в депутаты письмо, в котором честно сообщили, что Собчак «нетерпим к критике, заносчив, в его выступлениях и предложениях много такого, что не основано на знании дела, а преследует лишь одну цель — выпятить самого себя, сработать на публику». Поэтому, резюмировали несогласные, Анатолий Александрович «не может и не должен представлять трудящихся Василеостровского района города Ленинграда на Съезде народных депутатов».

Перед отправкой заявления в избирком бумагу решили показать местному партийному комитету. В парткоме попросили не выносить ссор из избы, успокоив, что ставка сделана на рабочих Балтийского завода, а Собчака провалят на окружном собрании.

Заявление преподавателей ЛГУ, действительно, могло сыграть роковую роль в будущем Анатолия Александровича, но это лишь предположения. Не обращая внимания на козни профессора Толстого, он соображал, как пройти окружное собрание — дело на первый взгляд казалось безнадежным.

По действующим тогда правилам, на собрание от каждой выдвинувшей или поддержавшей кандидата организации приходят три человека, вне зависимости от численности организации. «Я знал, что у моих основных конкурентов по шестьдесят пять, шестьдесят девять таких организаций. Арифметика была не в мою пользу», — вспоминал Собчак.

По факту выходило, что за рабочего Балтийского завода намеривались проголосовать двести человек, а за профессора ЛГУ — трое. И тут Собчак нашел лазейку. Он знал, «что лишь половина участников окружного собрания — представители организаций, которые выдвинули или поддержали того или иного кандидата. Другая половина — допущенная в зал общественность, представители трудовых коллективов, люди, ответственные за свой выбор только перед своей совестью». «К ним я и решился апеллировать», — решил Анатолий Александрович.

Собрание проводилось в клубе (или Дворце культуры) Балтийского завода. Местные постарались на славу. Их кандидат был представлен на нескольких стендах, в руках рабочие держали лозунги поддержки балтийца, восхваляла простого работягу и местная многотиражка. «Избирателей» другого кандидата подвозили к заводу на специальных автобусах, тут же кормили вкусностями, разложенными на листах ленинградских газет, которые в этот день превозносили мудрого руководителя «из рабочих».

Новичок в политике, Собчак довольствовался одним стендом, на котором разместилась вырезка его интервью из вузовской газеты «Ленинградский университет» и от руки написанная студентом листовка.

Анатолию Александровичу выпал жребий выступать десятым. Всего претендентов одиннадцать. Каждому отведено десять минут на выступление и столько же на ответы на вопросы из зала. Впереди — несколько часов ожидания, которые Собчак использовал для подготовки предвыборного выступления. Вместе с этим Анатолий Александрович внимательно следил за конкурентами, оценивая преимущество и недостатки каждого, составлял в уме собственный рейтинг кандидатов.

Ближе к ночи подошла очередь Собчака.

Выйдя к микрофону, Анатолий Александрович полез в карман пиджака за тезисами, набросанными на листочке бумаги, но, подумав, не стал читать перед полусонным залом лекцию. На помощь к профессору пришел дух нобелевского лауреата Мартина Лютера Кинга.

«Призвав на помощь тень великого американского правозащитника, я сказал, что я тоже мечтаю, — вспоминал Анатолий Собчак. — Мечтаю о времени, когда не будет никаких окружных собраний и предварительных отборов кандидатов; о времени, в котором избиратели, придя на встречу, смогут сами определить кандидата и не будут толпиться у закрытых перед ними дверей, охраняемых дружинниками и нарядами милиции; о времени, когда продажные и некомпетентные министры вкупе с другими такими же руководителями перестанут доводить нашу жизнь до абсурда; о времени, когда министр мелиорации и водного хозяйства, закопавший в землю миллиарды, и министр финансов, скрывавший от народа громадный дефицит госбюджета, и председатель Верховного суда, сделавший карьеру, написав донос на своих коллег, — все они перестанут занимать свои кресла».

«Все это, — вспоминал будущий помощник и хулитель Собчака Юрий Шутов, — он говорил с академической неспешной искренностью». Спустя двадцать лет Валентина Матвиенко, губернатор Санкт-Петербурга в 2003–2011 годах, внезапно призналась: «Я была зампредом горисполкома Ленинграда, меня послали в Василеостровский район, чтобы поддержать рабочего с Балтийского завода. Но когда я услышала речь Анатолия Собчака, я была потрясена. Я тогда не стала выполнять поручение и поддержала Собчака».

В результате лидер выборной гонки занял лишь третье место (316 голосов). Вторым стал Анатолий Собчак (327 голосов), четвертым (289 голосов) — кочегар пансионата «Заря» Сергей Подобед. Большинство поддержало начальника участка Кронштадтского морского завода Владимира Рачина (427 голосов). Окружное собрание зарегистрировало четверых кандидатов.

Когда Собчак получил удостоверение народного депутата СССР, к нему в гости пришел тот самый «партийный работник», который отговаривал участвовать в выборах, и принес, как вспоминала Людмила Нарусова, «замечательный французский коньяк», который распили на троих.

В избирательной кампании Анатолий Собчак мог рассчитывать только на свои силы. Университет, по закону, выделил профессору 500 рублей, которые он должен израсходовать на агитацию. Государство предоставило на время бесплатный проезд в общественном транспорте в границах округа — и все.

Помощь сразу предложили журналисты из университетской многотиражки. Приходили ребята с Балтийского завода, другие, не имеющие отношения к ЛГУ. Но доверить кампанию Собчак мог только самым близким, своим ученикам, в чьей квалификации не сомневался. После просьбы помочь на выборах студены с радостью согласились и создали костяк штаба.

Среди самых активных молодых людей выделялся аспирант Дима Медведев. Будущий третий президент России стал негласным лидером команды помощников Анатолия Александровича.

«Мы занимались агитацией, — вспоминал Дмитрий Медведев, — ходили по улицам, афиши расклеивали, я там был, по-моему, одним из активных агитаторов. Во всяком случае, помню, как выступал на каком-то предвыборном митинге в качестве одного из главных представителей штаба».

К слову сказать, преуспели и два других аспиранта, помогавших Собчаку: Антон Иванов в 2005–2014 годах возглавлял Высший арбитражный суд, пока его не объединили с Верховным судом; Илья Елисеев занимает должность зампреда Газпромбанка.

Пока помощники обклеивали портретами Собчака весь Васильевский остров, Анатолий Александрович первым из советских политиков пошел прямо в народ. Собчак встал на ступеньки станции «Василеостровская» с мегафоном и агитировал за себя. Прохожие, десятки тысяч человек, останавливались и часами слушали яркого профессора. Оставались даже после ухода кандидата в депутаты и между собой обсуждали слова Собчака, услышанные несколько минут назад.

Иногда Анатолий Александрович приходил к Василеостровской, чтобы просто послушать, что о нем говорят обычные петербуржцы. «Немало узнал я интересного и о самом себе, — вспоминал Собчак. — Нетрудно было заметить, что кампания против меня ведется весьма целенаправленно. А с разоблачениями выступают одни и те же люди. Это или не в меру ревнивые команды соперников, или хмурые райкомовские работники».

Подслушивая, Собчак узнал, что ни одна студентка не сдает ему зачет, не переспав с ненасытным профессором. Не побрезговал даже собственной племянницей, которая хотела поступить на юридический факультет. Похотливый юрист сказал: отдайся, тогда поступишь. Листовки, распространяемые здесь же, обвиняли Собчака в участии в «теневой экономике», мол, обирает профессор-кооператор трудовой народ.

Однажды свидетельницей очередных баек об Анатолии Александровича стала Людмила Нарусова. В толпе, которая обычно томилась возле стенда кандидата в депутаты Собчака, внезапно закричала женщина: «Зачем вы верите Собчаку?! Он бессердечный! У него жена в больнице умирает, а он ей даже яблочка не принесет». Для достоверности дамы добавила: «В одной палате с моей дочерью лежит». Людмила Борисовна не выдержала, достала паспорт и всем показала: «Смотрите, я жена Собчака. Почему вы такое рассказываете? Пойдемте-ка в милицию, выясним, кто вы и почему…» Обличительница под общий хохот немедленно скрылась.

На многочисленных встречах Собчаку приходилось отвечать на тысячи вопросов. Ленинградцы спрашивали о наболевшем, а иногда сразу били словом в лоб:

— Скажите, а вы еврей?

— Нет, я не еврей. Скорее — жидомасон, — отшучивался Анатолий Александрович.

Помимо обыкновенных петербуржцев интерес к яркому профессору Собчаку возник у журналистов. Одни спрашивали о кооперации, которая входила в сферу его научных интересов, и тут Анатолий Александрович тоже был первым в стране. Другие, начиная издалека, заканчивали прозаическими вопросами: суть вашей программы?

«Мои предложения, — говорил Собчак в интервью газете „Ленинградский рабочий“ в марте 1989 года, — направлены на экономическое, правовое и социальное оздоровление общества. Хочу остро поставить вопрос об ответственности за нарушения законов. Буду бороться с опустошительными проектами вроде нашей дамбы, со всяческими привилегиями, за сокращение рабочего дня для женщин».

Еще красноречивей говорили за Собчака его листовки. В них он обещал «накормить людей» и «двигать вперед перестройку, не залезая в карман народа».

В первом туре, 26 марта 1989 года, Анатолий Собчак набрал большинство голосов (86 440, или 41,9%), но победить сразу не удалось. Впереди профессора и его команду ждал второй тур. Но Ленинград ликовал. Свершилось невозможное. Все функционеры КПСС, среди них — первый секретарь обкома Юрий Соловьев, проиграли выборы, даже на безальтернативной основе.

Народными депутатами СССР от Ленинграда в первом туре были выбраны рабочие Александр Мельников и Геннадий Быков, инженер Юрий Болдырев (победивший 1-го секретаря горкома), генеральный директор Института прикладной химии Борис Гидаспов и ректор Ленинградского инженерно-экономического института Анатолий Фатеев.

Перед вторым туром Анатолию Собчаку удалось настоять на непредусмотренных законом телевизионных дебатах. Владимир Рачин, прошедший с Собчаком во второй тур, на поединок согласился. Кандидаты дебатировали три с половиной часа. Невероятный подарок по нынешним временам.

В день очередных выборов Анатолий Александрович вместе с женой уехали за город. «И целый день не думали ни об этих проклятых выборах, ни о завтрашнем их результате», — вспоминал Собчак. Поздно ночью раздался телефонный звонок: победа! Анатолий Собчак победил, за него проголосовало 76,5% избирателей.

В этот же день ленинградцы избрали народными депутатами Валерия Петропавловского, Александра Демидова, профессора Политеха Анатолия Денисова, преподавателя военного училища Юрия Сычева и главного редактора журнала «Нева» Бориса Никольского.

Через месяц, после дополнительных выборов 19 мая 1989 года и последующего второго тура, к «ленинградской группе» присоединились молодой и популярный следователь Генпрокуратуры СССР Николай Иванов, капитан первого ранга в отставке Александр Щелканов, 24-летний выпускник экономического факультета ЛГУ Алексей Левашев и заместитель директора института имени Бехтерева Юрий Попов.

Еще несколько депутатов, среди которых, например, писатель Даниил Гранин, были избраны общественными объединениями. Позже, анализируя итоги выборов, Анатолий Александрович пришел к необычному выводу. Недемократичная избирательная система, когда депутатов от общественных организаций и Академии наук выбирает не народ, а сотрудники, стала, как не парадоксально, единственной дверью для многих известных в стране и критически настроенных к власти гражданских авторитетов, чтобы попасть на Съезд народных депутатов СССР. Иначе вряд ли мы когда-нибудь увидели на депутатской трибуне академика Андрея Сахарова и не услышали его слова, взбодрившие миллионы.

12 июля 1989 года главный коммунист Ленинграда Юрий Соловьев уйдет на пенсию, станет пенсионером союзного значения. Его кресло в Смольном займет народный депутат СССР Борис Гидаспов, впрочем, ненадолго.

Поражение на выборах, впрочем, не поубивало у городской коммунистической верхушки города командного гонора. Считая, что депутаты, среди которых были члены КПСС: Анатолий Собчак — один из них, должны на будущем Съезде народных депутатов не нести отсебятину, а продолжать исполнять линию партии, пригласили новоявленных парламентариев в Смольный для вводной беседы.

Юрий Соловьев назидательно, с высоты своих седин, прочел новичкам в политической жизни лекцию и, закончив, предложил, точно требовал, запомнить написанный в Смольном сценарий поведения на большом собрании в Москве и не отклоняться. Но, заметил Анатолий Александрович, «иных уже давно перегнало время, а они все еще сидят на руководящих постах». «Пришлось, — вспоминал он, — не слишком вежливо перебить первого секретаря: сценарий съезда будем писать мы, депутаты».

На следующий день депутаты собрались в Союзе журналистов — вотчине депутата Анатолия Ежелева (он в 2012 году погибнет под колесами автомобиля на Каменноостровском проспекте). В пристанище журналистов «свеженькие» народные избранники создали депутатский штаб, ведь для всех все было в новинку, приходилось пока держаться друг друга, чтобы не потонуть поодиночке.

Незадолго до открытия съезда в Ленинград нагрянул представитель московских демократов — Михаил Полторанин, бывший редактор главной газеты московского горкома, близкий к Борису Ельцину человек и будущий министр печати России. Столичный гость приехал, чтобы уговорить ленинградских депутатов создать на съезде команду настоящих единомышленников и наметить общую стратегию и тактику.

Полторанин вспоминал: «Выступил, сказал о цели приезда, о замыслах московской группы. Посыпались уточняющие вопросы и встречные предложения. Обстановка была доброжелательной. Тут вдруг поднялся лощеный господин и хорошо поставленным голосом начал меня отчитывать».

Не выдержал и сорвался Анатолий Собчак. В Полторанине он увидел типичного московского авантюриста и популиста, который красивыми словами пытается склонить глупых провинциалов к революции прямо на съезде. Несколько дней назад другими словами, но с той же манерой потерявшие связь с реальностью коммунистические бонзы чуть ли не в приказном порядке диктовали народным депутатам правила поведения на съезде. Теперь гонец из Москвы, о котором лишь можно сказать — менее противный.

Анатолий Александрович не мог согласиться с тезисами Михаила Полторанина по ряду причин. Самое главное — Собчак не считал себя оппозиционером. Полторанин — доверенное лицо Бориса Ельцина, его ближайший идеолог, а значит, жесткий оппонент Михаила Горбачева. Собчак тогда не видел альтернативы Михаилу Сергеевичу и только для поддержки его реформ в 1988 году вступил в КПСС.

За два часа дискуссии позиция Анатолия Собчака стала главенствующей. Полторанину ничего не оставалось, как согласиться с ленинградским профессором и проявить весь журналистский талант, попробовав выйти из воды, если не совсем сухим, то лишь немного обрызгав брюки.

«Каждый депутат должен оставаться сувереном, — констатировал Полторанин. — Но по одиночке мы ни на йоту не продвинемся в выполнении обещаний своим избирателям. Дело не в том, нравится нам или не нравится Горбачев. Он заложник аппарата ЦК. Я был на двух последних съездах КПСС и видел, как там нагло командуют чиновники этого аппарата. Они и Съезд народных депутатов СССР намерены превратить в подобие Съезда КПСС, чтобы мы только одобряли составленные ими в пользу номенклатуры проекты решений. А мы должны сами определять повестку дня работы съезда и предлагать свои решения».

Вскоре Собчак и Полторанин войдут в Координационный совет Межрегиональной депутатской группы, однако независимость Анатолия Александровича до последнего будет раздражать ельцинского министра.

Глава 9. Первый Съезд

За два дня до открытия Съезда народных депутатов СССР в Большом Кремлевском дворце прошла встреча депутатов-коммунистов с руководством КПСС. Казалось, повторялась ленинградская история, когда партийные бонзы решили заранее «проинформировать» депутатов, как им голосовать. Но все худшие опасения не оправдались. «Все будет решать съезд. Мы за вас, товарищи, решать не собираемся, а тем более отказывать давлением», — сразу предупредил Михаил Горбачев.

Члены Политбюро, окружавшие генерального секретаря, безмолвствовали и, как подумалось Анатолю Собчаку, пришли на встречу не по своей воле и не очень интересовались происходящим. Глава советского государства, напротив, поразил депутатов дружелюбностью и открытостью. Многие Горбачева видели впервые в жизни и долго не могли отвести от его лица взволнованных глаз.

Горбачев, открыв заседание, ознакомил присутствующих в зале с решением партийного пленума и рекомендациями по назначению на высшие государственные посты. «Я был удивлен и возмущен предложениями по кандидатурам председателя Верховного суда и председателя Комитета конституционного надзора», — вспоминал Анатолий Александрович. Собчака смутило, что на пост главного судьи СССР толкают неизвестного в юридическом мире юриста, который еще толком не освоился в кресле председателя Московского городского суда. Быстрая карьера 45-летнего Вячеслава Лебедева, который и по сей день (более двадцати пяти лет!) остается во главе Верховного суда России, объяснялась близостью к Кремлю.

Анатолию Собчаку не терпелось выступить и выразить свой протест. Он написал в президиум записку с просьбой дать ему слово, подписав ее «ленинградский профессор». Через несколько минут, в числе первых выступающих, Собчак поднялся на трибуну Большого Кремлевского дворца.

Собчак, по его воспоминаниям, не чувствовал ни робости, ни волнения и сказал все, что хотел сказать. Сначала Анатолий Александрович прошелся по кандидатуре Николая Рыжкова, которого метили в председатели союзного правительства, и только после перешел к «родной» теме.

Он бросил в зал несколько имен авторитетных ученых-юристов, которые, по его мнению, обладают всеми качествами, чтобы возглавить Верховный суд СССР. «В зале несколько десятков юристов, если кто-то из них читал труды товарища Лебедева и вообще знает его как правоведа, может быть, он поднимет руку?» — спросил Собчак. Никто не шелохнулся.

Досталось от ленинградского профессора будущему председателю Комитета конституционного надзора Виктору Ломакину. Собчак настаивал, что бывший секретарь крайкома, не имеющий никакого отношения к юриспруденции, будет исполнять на должности исключительно волю партии. «Прошу вас и требую научиться жить, уважая Закон», — заключил Анатолий Александрович, обращаясь, прежде всего, к членам Политбюро.

Выступление Собчака произвело впечатление на депутатов. Все кандидатуры, предложенные КПСС, кроме Николая Рыжкова, были отвергнуты. «Железобетон власти оказывался уязвимым», — радовался Анатолий Александрович, хотя понимал, что «рассчитывать на I Съезде на большее было бы политическим авантюризмом или наивностью».

На следующий день предсъездовские консультации продолжились. В здании Верховного Совета СССР прошла встреча представителей делегации. Собчак попал на нее от ленинградской группы. Вел заседание вновь Михаил Горбачев, но уже не в роли лидера КПСС, а как глава государства. Рядом — Анатолий Лукьянов, зампред Верховного Совета СССР предыдущего созыва. В остальном президиум почти не изменился.

Резких заявлений не звучало, обсуждали вопросы, связанные с порядком работы съезда. Собчак принимал участие в дискуссиях, но основное время потратил на новые знакомства. Его новыми друзьями стали легенды советского кинематографа Марк Захаров, Донатас Банионис, Олег Ефремов и самый любимый актер литовец Регимантас Адомайтис.

Более близко удалось пообщаться с питерской делегацией, которая выделялась персональным составом: писатель Даниил Гранин, академик Дмитрий Лихачев, митрополит (будущий патриарх РПЦ) Алексий.

Первый Съезд народных депутатов СССР подарил надежду миллионам граждан на обновление страны. Замерев у телевизоров и радиоприемников, жители Советского Союза 25 мая 1989 года начали отсчет зарождения новой политической жизни настоящего парламента.

Утром на подступах к Кремлю в самую ненастную погоду самые стойкие москвичи развернули плакаты поддержки народных избранников и под аплодисменты встречали депутатов-демократов. Советские оковы в умах запуганного населения начали спадать.

Депутаты, многие незнакомые друг другу, заняли места в Большом Кремлевском дворце. Для Анатолия Александровича кресло нашлось недалеко от микрофона — седьмой ряд, место двадцать первое.

Открыл съезд глава Центральной избирательной комиссии Владимир Орлов. Впереди — важные выборы председателя Верховного Совета СССР. Но флер демократии сразу спутал все карты не любящей никаких сюрпризов номенклатуре. К трибуне прорвался латышский депутат и призвал почтить минутой молчания погибших во время разгона мирного митинга в Тбилиси 9 апреля 1989 года. Депутаты поднялись со своих мест и через несколько секунд молча опустились обратно.

Бойня в грузинской столице возбудила национальные республики Советского Союза. Жителям Прибалтики мерещилось, и, возможно, не напрасно, что советская власть ради сохранения единства государства готова действовать по самым жестоким и кровавым сценариям. Впрочем, об этом дальше, а пока ситуацию на съезде в свои опытные руки быстро взял Михаил Горбачев. Генсек бесцеремонно «отстранил» запутавшегося в регламенте Владимира Орлова и занял место спикера.

Вопросы в повестку дня предложил Нурсултан Назарбаев, бессменный руководитель Казахстана. Депутаты немедля утвердили эти три пункта: выборы председателя Верховного Совета, самого Верховного Совета и доклад правительства СССР.

Первым кандидатом на пост председателя стал Михаил Горбачев.

Ему в противовес внезапно выдвинулся инженер из Апатитов (Мурманская область) Александр Оболенский. Выступая в прениях, Анатолий Собчак произнес слова, который быстро разлетелись по всей стране: «Десятилетиями, со времени Сталина, сложилось такое положение, когда любая должность в нашей стране, государственная должность, начиная с председателя совета, я уже не говорю о должности председателя Совета Министров или министра, замещалась только членами Коммунистической партии. Я считаю, что в нашу Конституцию, в ту новую редакцию Конституции, которую мы должны будем принять, мы обязаны внести принципиальное положение о том, что каждый советский человек, независимо от принадлежности его к той иди иной партии или его беспартийности, имеет право претендовать на любой государственный пост. В принципе. Именно поэтому я считаю, что надо внести в списки для тайного голосования на пост председателя Верховного Совета беспартийного товарища Оболенского». Но большинство депутатов отказались включать выскочку в список для голосования.

Самоотвод взял Борис Ельцин, подчинившийся партийной дисциплине.

Безальтернативные выборы председателя первого полудемократического парламента вызвали недоумение только у принципиального Андрея Сахарова. Протестуя, что в списке для голосования только одна фамилия, академик покинул зал. Демарш Сахарова не помешал победе Михаила Горбачева. За него не проголосовали только восемьдесят семь депутатов из двух тысяч, присутствующих в зале.

Впервые за почти семьдесят лет существования СССР руководитель парламента был избран непосредственно представителями народа.

* * *

Выборы в Верховный Совет не предполагали жарких споров. Региональным делегациям заранее предложили, согласно квотам, выбрать кандидатов, предварительно обсудив их на своих собраниях. Но решающее слово должен был сказать съезд, что не нравилось, например, прибалтийским республикам. Их представители, контролируя каждого депутата в группе, не знали, как поведет себя каждый из них по отдельности при голосовании на съезде.

Московская делегация на 29 положенных ей мест в Верховном Совете предложила 55 кандидатов. В итоге большинство ярких московских демократов остались за бортом. Не прошел в Верховный Совет сверхпопулярный Борис Ельцин (против проголосовали 685 депутатов). Спас будущего президента России невзрачный депутат из Омска Алексей Казанник. В знак благодарности Ельцин назначит его в октябре 1993 года Генеральным прокурором России.

Самое смешное, что Алексей Казанник в Верховном Совете оказался случайно. Депутат Сергей Колесников, спустя двадцать пять лет, рассказывал, как он и Борис Ельцин оказались в одной делегации, и Анатолий Лукьянов, председатель собрания, предложил на 12 мест выдвинуть 12 человек. Колесников возразил: «12 на 12 это не демократия, давайте еще кого-нибудь вставим в этот список». Рядом сидел Казанник. «Поскольку он юрист, из Омска, сибиряк, я говорю: „Алексей Иванович, давайте я вас предложу 13-м?“ А он маленький был и с таким басом. Он: „Да, — говорит, — давай, я согласен“. Я предложил еще 13-го. После „долгого сопротивления“ со стороны Лукьянова Казанник попал в список, и в отличие от Бориса Ельцина прошел».

Одной воли депутата Казанника, однако, не хватило, чтобы переубедить несколько тысяч депутатов, не скрывающих своего отторжения к кумиру москвичей. Регламент съезда можно было трактовать как в одну, так и другую сторону, но коммунистическое руководство настаивало на одном верном толковании: Борис Ельцин пролетает мимо Верховного Совета. Тогда слово попросил депутат Собчак. Горбачев разрешил. Не испытывая никакой симпатии к Ельцину, считая его популистом, Анатолий Александрович поднялся на трибуну и заявил:

— По действующему законодательству и по правилам, принятым в любом парламенте, отказ может быть только безусловным. Нельзя отказаться от назначения в пользу другого. И поэтому, если депутат Казанник не собирается работать в Верховном Совете, условий съезду ставить не может.

Депутаты-коммунисты, удовлетворенные справкой демократа, заулыбались. Но Собчак неожиданно для всех продолжил:

— При этом я понимаю и депутата Казанника, который отказывается не вообще, а для того, чтобы Борис Николаевич вошел в Верховный Совет. Поэтому мы можем принять решение чисто процедурного характера, а не специально по Ельцину и Казаннику. Пусть в случае отказа избранного в Верховный Совет депутата его место автоматически займет тот, кто набрал наибольшее количество голосов, но в высший орган власти не попал.

Съезд после недолгих раздумий согласился с предложением Анатолия Собчака.

На выходе из Большого Кремлевского дворца уставших депутатов встречали благодарные москвичи: «Спасибо, что отстояли Бориса Николаевича». Но настоящую славу Анатолий Александрович ощутил немногим позже: «Я вдруг обнаружил, что незнакомые люди стали здороваться со мной на улицах».

Глава 10. Межрегиональная депутатская группа

Межрегиональная депутатская группа образовалась во многом как ответ «агрессивно-послушному большинству», которое на Съезде народных депутатов СССР прокатило многих видных демократов во время выборов в Верховный Совет и отклонило ряд их решений.

«Аппарат, — произнес с трибуны будущий мэр Москвы Гавриил Попов, — одержал, безусловно, свою победу, но, в общем-то, победить было нетрудно… здесь, в этом зале. Нам остается подумать об изменении позиций… Мы предлагаем подумать о формировании независимой депутатской группы и приглашаем всех товарищей депутатов, чтобы они к этой группе присоединились».

Приглашение Попова не побоялись принять многие народные депутаты. Анатолий Собчак был серди тех, кто пришел на организационное собрание МДГ, которое состоялось после съезда, 29–30 июля 1989 года.

В Дом кино пускали строго по спискам, но рядом со зданием на Васильевской улице собрались симпатизирующие депутатам москвичи. Мужчины и женщины стояли без плакатов и только аплодировали знакомым по телевизионным трансляциям съезда лицам.

Толпа, по свидетельству на тот момент будущего народного депутата России Виктора Шейниса, не расходилась все время, пока шло собрание. Одни люди сменяли других, площадь перед Домом кино все два дня была полна.

На конференции, которая, как утверждает биограф Бориса Ельцина, писатель Борис Минаев, сильно разозлила Михаила Горбачева и в которой приняли участие более 200 человек, кроме персональных вопросов — кто возглавит МДГ, планировалось выработать позицию по ключевым вопросам: ситуация в стране, отношения с властью и задачи депутатов от МДГ.

Следует оговориться, что четкого членства в депутатской группе не существовало. По подсчетам Виктора Шейниса, которому довелось присутствовать на первом собрании МДГ в качестве гостя, «твердых» членов группы насчитывалось не более 250 человек, а за ее предложения на съезде голосовали до 830 депутатов.

При голосовании в Координационный совет МДГ Анатолий Собчак набрал 107 голосов. Второе место. Первым (108 голосов) стал депутат Алексей Емельянов. Всего на двадцать мест в совет претендовали шестьдесят членов МГД. Несколькими часами ранее на собрании избрали сопредседателей группы. Ими стали Борис Ельцин, Юрий Афанасьев, Гавриил Попов, Виктор Пальм и Андрей Сахаров.

Программные положения МДГ были закреплены уже на втором собрании, оно проходило 23–24 сентября 1989 года. Главные требования «оппозиции» озвучил Юрий Афанасьев: отмена 6-й статьи Конституции СССР, закрепляющей руководящую роль компартии в стране; изменение избирательной системы; закон о свободной прессе и новый Союзный договор.

Заслушав доклад Афанасьева, Анатолий Александрович дружески заметил, что его лично не покидает чувство общей недосказанности, а именно в сообщении Юрия Николаевича не прозвучало никаких идей, что делать с экономикой, которая тянула страну в глубокую яму. Но ответа на реплику не последовало. Продолжились выступления.

Доклады Галины Старовойтовой, Сергея Станкевича, Алексея Яблокова, Николая Травкина и других депутатов не вызывали у Собчака никаких вопросов, лишь сожаление, что все сказанное — обычные декларации о намерениях, в то время как идеи МГД, считал он, должны были стать в первую очередь конкретными законопроектами, вынесенными впоследствии на Съезд народных депутатов СССР.

Судьба межрегиональной группы, как всех объединений лидеров, закономерно печальна. За МДГ стояли миллионы граждан со всего СССР, но беда, группа не сумела выработать единой политико-экономической доктрины, определить свое истинное место в обществе и среди государственных институтов.

Радикальные идеи одних представителей МДГ сталкивались с умеренными предложения Анатолия Собчака, который, как и многие, в том числе Борис Ельцин, оставался членом КПСС и возлагал на Михаила Горбачева надежду на продолжение демократических реформ. Собчак полагал, что СССР может эволюционировать и совсем неправильно из МДГ создавать оппозиционную партию. Он на каждом заседании группы доказывал, что настоящая оппозиция Горбачеву не МДГ, а «агрессивно-послушное большинство» и предостерегал: став в оппозицию генсеку, МДГ лишь подыграет номенклатуре и «аффилированным» с ней депутатам.

На позициях Собчака твердо стоял Андрей Сахаров, что усиливало слова и предложения Анатолия Александровича. Академик раздражал советскую номенклатуру и точно был бы ею сожран, если бы не постоянное заступничество Горбачева, про которого Андрей Дмитриевич сказал: «Похоже, что нашей стране повезло — у нее появился умный руководитель».

Собчак сблизился с Сахаровым именно в МДГ. Полный идеями, академик высказывал одну мысль за другой, а Анатолий Александрович, профессор права, думал, как обернуть соображения Андрея Дмитриевича в юридическую форму.

Другая часть МДГ — яркий представитель — Галина Старовойтова — требовала признать группу оппозицией власти со всеми вытекающими обстоятельствами. Михаил Горбачев в книге «Наедине с собой» писал: «Я полагал, что большинство МДГ — нормальные люди, с которыми можно и нужно работать. Хотя там подвизались и ультрареволюционеры авантюристического склада, встречались и просто политические проститутки».

Со временем споры в МДГ превратились в ругань. Нервозная обстановка внутри способствовала массовому выходу депутатов из группы. Борис Ельцин, по словам Гавриила Попова, став не полноправным лидером, а одним из пять сопредседателей, обиделся и особо не проявлял к группе интереса, сосредоточившись в 1990 году на работе в Верховном Совете РСФРС, где стал, в отличие от МДГ, единственным председателем. Вдобавок ко всем проблемам МДГ в декабре 1989 года умер Андрей Сахаров — нравственный камертон демократов.

Академик сильно сдал сразу после заседания I Съезда народных депутатов СССР, где коммунистическое большинство организовало травлю. Его обвинили в клевете на Советскую армию. А после обличительных слов депутата Сергея Червонопиского, потерявшего на войне в Афганистане ноги, депутаты-коммунисты поднялись с насиженных мест и закричали: «Позор Сахарову!». Но половина депутатов съезда осталась на своих местах. Не посмел подняться Анатолий Собчак, его примеру последовали академик Игорь Спасский и митрополит Алексий. «Втроем мы сумели усидеть, сумели не поддаться стадному инстинкту ярости и агрессии», — вспоминал Анатолий Александрович.

В последний день I Съезда Андрей Дмитриевич вновь с боем пробился к трибуне. Сахаров подвел итоги съезда, не самые утешительные и обнадеживающие. Напомнил, что Михаил Горбачев был избран председателем Верховного Совета без «широкой дискуссии и хотя бы символической альтернативности». Сахаров заметил, что многие депутаты не готовы к законодательной деятельности, нарастает недоверие народа к советскому руководству.

Последние слова Андрей Дмитриевич произнес в выключенный микрофон. Сахаров возвращался на свое место под еле слышные аплодисменты сторонников. Когда зазвучал советский гимн, Андрей Сахаров, единственный из всех, не поднялся.

Известие о смерти Сахарова Анатолий Собчак встретил слезами. «Само присутствие Сахарова в политической жизни оказывало сдерживающее, урезонивающее влияние на всех, кто в ней подвизался, — писал он потом в парижском изгнании. — И, конечно же, раздражало и вызывало ненависть его номенклатурных оппонентов, бывших тогда еще в полной власти. Думаю, что поэтому его и убили. Я не верю в естественность смерти Сахарова — слишком она была неожиданной и очень кстати для его политических противников».

Межрегиональная депутатская группа прекратила свое фактическое существование после августовского путча 1991 года. На последнем, V Съезде, который прошел 2–5 сентября 1991 года, МДГ не собиралось.

Глава 11. «Тбилисский излом»

Как и большинство жителей СССР, Анатолий Собчак толком ничего не знал о драматических событиях в Тбилиси 9 апреля 1989 года. В «Правде» он прочел официальную версию произошедшего — о «столкновении советских войск с экстремистами» и вплоть до начала Съезда народных депутатов СССР о трагедии в грузинской столице более не думал.

«Правда» 10 апреля 1989 года сообщала: «В Тбилиси, у здания Дома правительства, в течение последних дней проходили митинги, которые были использованы группами экстремистов для нагнетания нездоровых настроений в городе и республике. В ночь на 9 апреля, после 21 часа, несмотря на принимаемые партийными, советскими и правоохранительными органами меры, обстановка на митинге стала резко осложняться и выходить из-под контроля. Митингующие призывали население республики к проведению забастовки, гражданскому неповиновению. Выдвигались лозунги националистического, антисоветского характера, разжигающие межнациональную рознь, содержащие призывы к ликвидации Советской власти в Грузии, созданию временного правительства республики и выходу ее из Союза СССР.

Лидеры так называемого «национально-освободительного движения Грузии» начали оглашать планы захвата власти, в толпе прозвучали угрозы расправиться с коммунистами и представителями власти.

На неоднократное обращение руководителей республики, видных деятелей науки и культуры, представителей общественности проявить благоразумие и разойтись митингующие не отреагировали, а организаторы митинга продолжали накалять страсти. Не вняли они и призыву выступившего перед собравшимися католикоса Грузии Илии Второго, проявив к нему грубость и бесцеремонность.

В этой ситуации с целью обеспечения общественной безопасности и предотвращения непредсказуемых последствий руководство республики приняло решение — прервать антисоветское, антиобщественное сборище, очистить площадь у Дома правительства.

Подразделения МВД и войск строго выполняли инструкции о неприменении оружия, о мерах предосторожности, особенно к женщинам и подросткам. Однако отдельные группы экстремистов, вооруженных камнями, палками, металлическими предметами, оказали яростное сопротивление. Их действия вызвали в толпе давку, в результате которой погибло 16 человек. Несколько десятков получили травмы различной степени. Пострадали и 75 военнослужащих и сотрудников милиции. Раненым оказана срочная медицинская помощь.

Для расследования причин трагических последствий указанных событий образована правительственная комиссия во главе с Председателем Совета Министров Грузинской ССР З. А. Чхеидзе».

Разгон демонстрации в столице Грузии, как и сама демонстрация, для советской власти не стало событием, выходящим за рамки обычной политической жизни национальных республик после провозглашения перестройки.

Волнения в республике начались в конце 1988 года, но местные власти уверяли центр, что держат ситуацию под полным контролем. Отчасти все было так: демонстрация в центре Тбилиси то начиналась, то заканчивалась, но численность протестующих постоянно росла.

7 апреля 1989 года грузинские власти сообщили в Москву, что обстановка в республике обострилась и практически выходит из-под контроля местных властей. Вечером этого же дня в Тбилиси было направлено подразделение внутренних войск, ранее переброшенное в Армению из того же Тбилиси. «Положение контролируется. В вашем приезде необходимости нет», — сообщили грузинские власти в ответ на звонок Эдуарда Шеварднадзе.

За шесть часов до трагедии из Тбилиси сообщали: «Обстановка продолжает оставаться напряженной», однако «в целом ЦК КП Грузии, правительство, местные партийные и советские органы владеют ситуацией, принимаются меры по стабилизации обстановки».

В ночь на 9 апреля ситуация, как позже докладывали грузинские власти, «стала накаляться экстремистами до предела». В этих условиях местное руководство вынуждено было применить силу и разогнать 15-тысячный митинг у Дома правительства.

Впрочем, до начала агрессии власть, в том числе духовенство, ставшее на сторону номенклатуры, попросила толпу разойтись, но собравшиеся остались на площади. «В их генах уже не было страха, посеянного репрессиями, — рассуждал позже Эдуард Шеварднадзе. — Не было страха — ярость оказалась сильнее, потому что поверившие в перестройку люди убедились: в 1989 году против них действуют теми же методами, что и против их отцов в 1956-м».

В итоге «подразделениями МВД и войск ЗВО огнестрельное и холодное оружие не применялось. Строго выполнялись инструкции о бережном отношении к женщинам и подросткам». Митингующие, в свою очередь, «применяли палки и камни», «более того, в толпе было немало провокаторов, которое применяли холодное оружие».

16 апреля, через неделю после драмы в Грузии, на специальном заседании Политбюро ЦК КПСС Эдуард Шеварднадзе доложил о предварительных выводах грузинской комиссии. Главный предварительный итог: к применению силы для разгона мирной демонстрации в Тбилиси не было никаких оснований. Но информация, как и другая, касающаяся событий 9 апреля 1989 года, осталась под грифом «совершенно секретно» и всеми способами продолжалась замалчиваться.

Советское руководство никак не могло допустить, чтобы тбилисская история стала поводом для обсуждения на Съезде народных депутатов СССР. 23 апреля шестеро народных депутатов опубликовали в «Московских новостях» письмо, в котором утверждалось, что жертвы демонстрации в Тбилиси — результат применения «саперных лопаток» и «газа».

Еще до начала работы съезда, во время встречи глав региональных делегаций с членами правительства, один из новоизбранных депутатов предложил почтить минутой молчания погибших в Тбилиси 9 апреля. Ведущий встречи, сославшись на то, что за последние месяцы в стране произошло много соразмерных, а и то более драматичных человеческих ужасов, при помощи большинства быстро забаллотировал предложение о минуте молчания.

Казалось, тема закрыта, но в день съезда к трибуне прорвался 60-летний латышский врач Вилен Толпежников и в микрофон прокричал: «Прежде, чем мы начнем заседание, я прошу почтить память погибших в Тбилиси». Депутаты, в том числе из КПСС, были вынуждены подняться. Затем латыш строго произнес: «Требую назвать тех, кто отдал приказ об избиении мирных демонстрантов в Тбилиси 9 апреля!». «С такого символического эпизода начался съезд», — написал потом Анатолий Собчак.

Следом за Толпежниковым на трибуну стали подниматься другие депутаты, но говорили только о Тбилиси и задавали один и тот же вопрос: кто отдал приказ на подавление митинга. Конец спорам положил Эльдар Шенгелая, известный режиссер и один из лидеров грузинского оппозиционного «Народного фронта», предложивший создать комиссию по расследованию событий в Тбилиси. Демонстративно за решение выступил Михаил Горбачев.

Специальная комиссия Верховного Совета СССР должна была расставить все точки над i. Безмерное доверие к народным депутатам располагало к тщательному расследованию событий 9 апреля 1989 года. Анатолий Собчак, успевший «засветиться» на съезде, в первоначальный (привычно согласованный лишь с верхушкой КПСС) состав комиссии, составленный Рафиком Нишановым, первым секретарем ЦК Компартии Узбекской ССР, не попал.

Предполагалось, комиссию возглавит первый секретарь правления Союза писателей СССР Владимир Карпов. Против кандидатуры выступил соавтор «Блокадной книги» Алесь Адамович: «Надо, чтобы комиссия была абсолютно незаинтересованная, абсолютно объективная. Карпов не может быть такой объективной фигурой, и вот по каким причинам. Во-первых, он член ЦК, а значит, напрямую будет подвержен давлению со стороны тех партийных деятелей, которые так или иначе повязаны. Он человек в прошлом военный, человек с особым любовным отношением к военным, поэтому он не может быть объективным здесь».

Съезд согласился.

На место председателя сразу предложили председателя Совета Министров Казахской ССР Нурсултана Назарбаева, который, по словам Анатолия Собчака, «запомнился депутатам своим независимым и резким по содержанию выступлением, направленным против произвола центральных органов власти — министерств, ведомств и центрального правительства в отношении республик».

Назарбаев, однако, взял самоотвод, пояснив, что избран первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, и поэтому не сможет уделить должного внимания работе в комиссии.

Тупиковую ситуацию разрешил журналист из Вильнюса Витас Томкус, предложивший аннулировать весь состав комиссии и выбрать новую. Томкуса поддержал Эльдар Шенгелая, заявивший, что комиссии нужны юристы, а не «рабочий, колхозник и интеллигент». Тут-то впервые и прозвучало имя профессора права Анатолия Собчака и его коллеги Александра Максимовича Яковлева.

В результате голосования в состав комиссии попали, среди прочих, академик Наталья Бехтерева, известный публицист и писатель Генрих Боровик, замминистра обороны СССР генерал армии Владимир Говоров, академик Дмитрий Лихачев, полковник Вилен Мартиросян, председатель КГБ Казахской ССР Виктор Мирошник, митрополит Питирим (Константин Нечаев), один из лидеров московских демократов Сергей Станкевич, Вилен Толпежников. Всего 24 депутата, включая Собчака.

Выбрать председателя надлежало членам комиссии. На предварительном заседании комиссии Анатолий Александрович предложил свое видение парламентского расследования. Когда дело дошло до голосования по кандидатуре председателя, ни у кого не было сомнений. За Собчака проголосовали единогласно. В заместители ленинградскому профессору определили отставного генерала Александра Голякова, эстонского инженера Хардо Аасмяэ и Витаса Томкуса.

Через полторы недели после заседания I Съезда народных депутатов СССР «комиссия Собчака» в усеченном составе отправилась в Тбилиси. Примечательно, все депутаты летели обычным рейсом «Аэрофлота», а генерал Говоров воспользовался служебным самолетом Министерства обороны СССР.

Идея посетить сначала грузинскую столицу, а после продолжить опросы и сбор свидетельств и документов в Москве, принадлежала Собчаку. Некоторые депутаты заартачились и предложили обратный вариант, казалось, так оно логичней. Анатолий Александрович настоял на своем и доказал, что начать следует именно с Тбилиси, чтобы члены комиссии не смотрели на трагедию «московскими» глазами, иначе, полагал Собчак, «расследование невольно зашло бы в тупик».

В Грузии Собчак в первую очередь по документам и по свидетельствам участников и очевидцев событий восстановить в мельчайших подробностях реальную картину происшедшего. «К этому времени в средствах массовых информации, как в нашей стране, так и за рубежом, появилось множество леденящих душу подробностей и сюжетов по тбилисским событиям: о том, как солдаты саперными лопатками добивали женщин, о том, как парашютисты были сброшены прямо на площадь, о том, что натуру грузовиками вывозили трупы и т. д. и т. п. Необходимо было очистить реальный ход событий от мифических и фантастических, в том числе умышленно распространяемых и нагнетаемых, наслоений», — размышлял Анатолий Александрович в самолете.

Из тбилисского аэропорта картеж из правительственных «Волг» доставил народных депутатов в столичный пригород, прямиком на территорию государственных дач, где членам комиссии предстояло жить и работать весь период расследования.

Анатолий Собчак сразу определил регламент работы комиссии. По его настоянию депутаты сосредоточились исключительно на расследовании, игнорировали приглашения знакомых и не покидали пределы дачи, а при необходимости — не в одиночку.

Анатолия Александровича усердно зазывал в гости ректор Тбилисского университета, но Собчак оставался верен своим словам. «Какое-либо общение на частной почве должно быть нам заказано. Чтобы это не было расценено как влияние на нас. И чтобы не было попыток оказать на комиссию какое-либо влияние», — объяснил он коллегам.

Несмотря на регалии и статусы, депутаты ответственно подошли к расследованию событий 9 апреля. Работа комиссии начиналась в десять утра в зале Президиума Верховного Совета Грузии, куда народные избранники добирались на неприметных микроавтобусах.

Единственный перерыв — полтора часа на обед, далее — продолжение работы до самого вечера. На дачу депутаты прибывали к семи-восьми часам вечера и «уже без посторонних обсуждали полученную информацию, анализировали показания очевидцев, планировали завтрашний день, просматривали видео и кинозаписи».

В первый день работы члены союзной комиссии встретились с коллегами из грузинской комиссии по расследованию апрельской драмы. Собчак вспоминал, что грузины отнеслись к гостям сначала настороженно и даже неприязненно. Не могли никак понять, зачем еще такая же комиссия из центра — от недоверия или со специальным заданием.

Злые сомнения грузинских парламентариев быстро развеялись в ходе совместной работы двух комиссий. Отношения потеплели, когда грузинским депутатам разрешили участвовать во всех собраниях комиссии «из Москвы», стали использовать информацию и наработки, добытые в ходе республиканского расследования. Тесное сотрудничество, с одной стороны, позволило быстро разрешить спорные моменты, с другой стороны, констатировал Анатолий Александрович, «по ряду вопросов различия в оценках сохранились».

Несколько дней по вечерам комиссия пересматривала запись оператора КГБ. Выбрав отличную точку для съемки, неизвестный чекист зафиксировал на пленку все мельчайшие подробности событий у Дома правительства Грузии с девяти вечера 8 апреля до пяти ночи 9 апреля, когда площадь полностью опустела. Для сравнения депутаты пересмотрели записи, сделанные любителями и кинематографистами.

Внимательнее всех изучал пленки Анатолий Собчак и, наедине, закрыв глаза, полностью погружался в те страшные события, словно сам был участником демонстрации. «Кажется, — вспоминал он, — людей на площади от тебя отличает только одно: они еще не знают, чем все это закончится. Они возбуждены, на их лицах вся палитра чувств — от радости до тревоги. А потом — ужас, ужас…»

Исключительно для Собчака и генерала Сергея Голякова были открыты для просмотра и изучения секретные шифрограммы и донесения, бумаги КГБ, Совета Министров, военные, ЦК Компартии Грузии.

Вместе с остальным членами комиссии Анатолий Александрович опросил руководителей республики, партии и всех остальных, кто непосредственно был причастен к принятию решений и воплощению их в жизнь. Удалось поговорить с простыми жителями Тбилиси, фельдшерами скорой и врачами больниц, солдатами и офицерами, их женами, милиционерами, православными клириками, политиками самой разной идеологической принадлежности.

После рассказа на местном телевидении о работе «комиссии Собчака» горожане требовали встречи с «москвичами» и просили их выслушать. «Нас поразило, — удивлялся Анатолий Собчак, — ни один из десятков и сотен людей, с которыми мы встречались в Тбилиси, не сказал доброго слова о руководителях республики. Зато немало было сказано о взяточничестве, коррупции, мафиозной организации власти».

Специальная для опроса военных, которые разгоняли демонстрацию, комиссия выбралась в парашютно-десантный полк. «Тут же выясняем: да, саперные лопатки были применены. Десантники убеждают нас, что другого способа выполнить приказ у них не было. А начальство (генералы Игорь Родионов и Виктор Самсонов. — П. С.), этот приказ отдавшее, наличие лопаток отрицает», — подытоживал Собчак.

Через неделю расследования в Тбилиси Собчак подвел первые итоги работы комиссии. «С большим облегчением мы смогли сделать вывод о том, что не было ни грузовиков с трупами, ни женщин, зарубленных лопатками или с разрубленной саперной лопаткой грудью. Не было и солдат, которые гнались за жертвами вплоть до гостиницы „Иверия“ и там уже их добивали», — вспоминал Анатолий Александрович.

До окончательных выводов было еще далеко. В расследовании пришлось сделать паузу.

Работу начал Верховный Совет СССР, в состав которого входили многие члены комиссии, в том числе Анатолий Собчак.

Первое заседание комиссии после перерыва произошло только в конце июля 1989 года, до этого депутаты были заняты утверждением нового состава правительства. У комиссии в Москве появился свой штаб. Власти выделили помещение в Манежном переулке. «Это было удобно, — вспоминал Собчак, — если выдавалась пауза в Верховном Совете, через пять минут я мог уже заниматься делами комиссии».

В Москве члены комиссии начали работу с изучения документов КГБ, ЦК КПСС, МВД и Министерства обороны. Никаких препятствий. Чиновники, сотрудники МВД и Минобороны исправно посещали слушания комиссии, чего нельзя было сказать о первых лицах государства. Непосредственные столичные «авторы» расправы 9 апреля — Егор Лигачев и Виктор Чебриков — от встречи с депутатами всячески уклонялись.

После нескольких неудачных звонков в приемные членов Политбюро Собчак, не желая прерывать расследование, написал записку Михаилу Горбачеву, в которой весьма в ультимативной форме потребовал немедленной явки уклонистов на слушания комиссии.

«В случае, — говорилось в записке, — если в ближайшие два дня указанные лица (Лигачев и Чебриков. — П. С.) не предстанут перед комиссией, мы вынуждены будем прекратить свою работу, завершить ее и записать в своем заключении, что эти лица от явки для дачи объяснений комиссии уклонились, и на них будет возложена вся связанная с этим политическая ответственность».

Из приемной секретаря ЦК КПСС Виктора Чебрикова позвонили на следующее утро. Сначала формальный разговор с помощником, затем трубку взял сам экс-председатель КГБ. Чебриков быстро согласился на встречу, которую Анатолий Александрович назначил на одиннадцать часов.

Вторым, буквально через пятнадцать минут, Собчаку позвонил Егор Лигачев. Обменявшись любезностями, мужчины договорились на встречу в половину третьего.

Разговор с каждым высокопоставленным партийцем длился более трех часов. «Оба то давали не вполне четкие ответы, то много и подробно рассуждали на общеполитические темы и предпочитали уходить от острых вопросов», — описывал «допрос» Собчак.

Обычно эмоциональный Егор Кузьмич, фактически второй человек в стране, на вопросы депутатов отвечал спокойно, дозировано, будто находился не в кругу коллег, а на допросе фашистских карателей.

Ему с неохотой пришлось признать, что 7 апреля 1989 года он действительно собрал в ЦК совещание по поводу не стихающего митинга в Тбилиси. Протокол встречи не велся; собравшиеся, среди них министр обороны СССР Дмитрий Язов и председатель КГБ Владимир Крючков, «просто обменялись мнениями» и решили перебросить войска в Тбилиси. «Мы дали определенную силу, с тем чтобы она могла на месте решить, что делать», — пояснил коллективное решение уже Чебриков.

Депутаты выяснили, что 8 апреля в ЦК прошло еще одно заседание, протокол собрания опять не велся, как полагал Собчак, специально, ибо «круговая порука безответственности гарантирует бюрократической системе успех при любом развитии событий». После всех сомнительных совещаний Егор Лигачев внезапно ушел в отпуск.

«Итак, — подытожил Собчак, — решение никак не зафиксировано, а двое участников того совещания (1-й замминистра внутренних дел Василий Трушин и Дмитрий Язов) немедленно отправляются это решение выполнять. И действуют весьма энергично». Кроме этого, в известность о принятом решении не были поставлены ни Михаил Горбачев, отсутствующий в СССР (был в Англии), ни председатель правительства Николай Рыжков, так как, следовало из объяснений Лигачева, по правилам Политбюро подобные вопросы в ведение премьер-министра не входят, хотя Рыжков входил в состав Политбюро.

Позже к Анатолию Александровичу придет мысль, что трагедия в Тбилиси — «результат бессознательного инстинкта самосохранения Системы». Развязав бойню военных с мирными гражданами, выдав их за экстремистов, рассуждал Собчак, консервативная часть Политбюро попыталась спровоцировать «такое обострение событий, которое могло бы привести к сворачиванию перестройки» и «к смене лидера или, по крайней мере, к отрыву его от народных масс». «Горбачев сумел усидеть в седле, но атмосфера недоверия между ним и широким фронтом демократии все же возникла», — подытожил он.

Эдуард Шеварднадзе, больше всех из министров переживающий за произошедшее в Тбилиси, рассказал депутатам, что 9 апреля прибыл в грузинскую столицу и сразу стал выяснять подробности применения военными отравляющих веществ. Военные долго твердили, что они не применялись, и только когда врачи доказали, что у людей, бывших на площади, явные признаки отравления сильнодействующими химическими веществами, военные признали применение сначала различных модификаций «Черемухи», а потом и газа «Сирень».

Встреча с Лукьяновым ничего нового не дала.

Последним перед членами комиссии выступил Михаил Горбачев. С ним депутаты беседовали около часа. Генсек сказал, что Политбюро по тбилисскому вопросу не собиралось, и не смог вспомнить, кто ему доложил о положении дел в Грузии. Только спустя двадцать лет Михаил Сергеевич нашел необходимые слова, исключив свою вину: «В апреле 1989 года грузинское партийное руководство предпочло диалогу и практической работе с людьми разгон массового митинга силой военных, который был за спиной высшего руководства страны тайно санкционирован местными властями и некими „соответствующими инстанциями в Москве“».

Расследование подошло к концу. Анатолию Собчаку предстояло написать заключение и готовить доклад на Съезде народных депутатов. После обобщения всех выводов, которые ни у кого из членов комиссии не вызывали сомнения, была сформирована редакционная группа: Борис Васильев, Олег Газенко, Александр Голяков и Александр Яковлев, а также Витас Томкус из Литвы и Хардо Аасмяэ из Эстонии.

В подмосковном пансионате «Красная Пахра» группа в течение десяти дней «спорила над каждым словом». «Было это так, — вспоминал Собчак. — Мы поделили между собой разделы заключения, и каждый написал свой. Потом обсуждение каждой фразы, каждого слова. И — новая редакция. И вновь обсуждение. Здесь, выверяя каждый оттенок мысли, мы, как прачка воду из белья, выжимали эмоции и двусмысленности, вымеряли логику и шлифовали стиль».

Итоговое заключение подписали все члены комиссии.

Отчет Анатолий Собчак планировал зачитать на Съезде народных депутатов, который открылся 12 декабря 1989 года. Но сразу возникли непредвиденные сложности.

С самого утра в вестибюле и зале Дворца съездов депутаты в военной форме распространяли листовки, в которых подчеркивалось, что «по данным экспертов ООН, а также множества комиссии НИ НА ОДНОМ ТЕЛЕ погибших в Тбилиси 9 апреля 1989 года КОЛОТЫХ, РУБЛЕНЫХ, РАЗМОЖЕННЫХ РАН НЕТ! Ужасы с окровавленными лопатками — вымышлены».

Затем ведущий собрания Анатолий Лукьянов предложил перенести доклад на следующий съезд, скорее всего, чтобы дать партийным работникам и военным подготовить аргументы против независимого расследования, чтобы полностью снять с себя вину за гибель двадцати человек. Но члены комиссии и Собчак, в частности, настояли на включении «своего» вопроса в повестку дня.

Лукьянов не отступал и предложил тогда дать слово главному военному прокурору. «Я ответил, — вспоминал Анатолий Александрович, — что не вижу в том смысла, поскольку съезд поручал провести расследование своей комиссии, а не прокуратуре, и есть разница между парламентским расследованием и обычным следствием».

Съезд принял решение после доклада Собчака (23 декабря) заслушать главного военного прокурора Александра Катусева (24 декабря).

Выступление генерала Катусева прогнозируемо свело к оправданию всех действий партийных органов и военных. Прокурор признавал наличие саперных лопаток и газа, которым травили митингующих, но причиной смерти 18 человек на площади перед Домом советов в Тбилиси «стала только давка».

Не дослушав речь прокурора, зал покинула грузинская делегация, депутаты из МДГ и Прибалтики. Остальные дослушали и наградили Катусева аплодисментами. «Ему аплодировали так горячо, с такой нескрываемой мстительной радостью, с какой еще недавно в том же зале встречали шельмование академика Сахарова», — вспоминал Эдуард Шеварднадзе.

Михаил Горбачев поблагодарил генерала и, когда тот сошел с трибуны, объявил перерыв и встретился с депутатами из Грузии, которые отказывались далее принимать участие в работе съезда. Генсек пообещал грузинским парламентариям, что в основу постановления съезда лягут материалы «комиссии Собчака», а не аргументы главного военного прокурора.

Предложив пряник, не забыл Михаил Сергеевич о кнуте, проигнорировав просьбу Шеварднадзе выступить перед депутатами. Отказ в слове Эдуард Амвросиевич воспринял как наступление диктатуры и уход от демократических реформ. Тем же вечером он написал заявление об отставке, но остался еще на год министром, посчитав, что первое лицо в государстве его услышало.

Михаил Горбачев сдержал обещание, данное грузинской делегации. Народные депутаты без долгих споров приняли постановление на основе доклада Анатолия Собчака. Съезд осудил применение насилия против демонстрантов 9 апреля 1989 года в Тбилиси и поручил Президиуму Верховного Совета СССР направить предложения парламентской комиссии на рассмотрение соответствующих органов. Депутаты проголосовали за показ по первой программе телевидения фильма-хроники тбилисских событий, снятого оператором КГБ.

«К сожалению, — писал Анатолий Собчак, — ни одно из этих решений съезда выполнено не было. Характерна и судьба следствия по тбилисскому делу — оно закончилось ничем. Прокуратуре, в конечном счете, не удалось обнаружить и привлечь к ответственности ни одного вооруженного боевика или экстремиста, о которых говорил в своей речи на съезде военный прокурор, но одновременно ушли от ответственности и те партийные и государственные деятели, а также генералы и офицеры, виновные в убийстве беззащитных людей, которые были поименно названы в заключении парламентской комиссии. Как всегда водилось при коммунистическом режиме — концу в воду».

После съезда заключение «комиссии Собчака» официально не отважилась печатать ни одна газета. Анатолию Александровичу пришлось вновь обращаться к первому лицу страны, чтобы опубликовать в «Известиях» хотя бы небольшое сообщение о выводах комиссии и постановление съезда.

Доклад Собчака был скрыт от широкой общественности, но народные депутаты СССР — все секретари ЦК и члены Политбюро — с заключением комиссии могли ознакомиться полностью. Разумеется, никого из высших партийных бонз не волновали 18 погибших, но роль Лигачева, хоть и косвенная, в их гибели стала хорошим компроматом на всесильного Кузьмича.

Непробиваемый Лигачев пошел в наступление. На февральском пленуме КПСС в 1990 году он вновь вернулся к событиям в Тбилиси 9 апреля 1989 года. Выступая перед товарищами по партии, Егор Кузьмич внезапно стал противоречить собственным словам, сказанным во время слушаний парламентской комиссии.

На «комиссии Собчака» Лигачев, как известно из доклада, утверждал, что никакого официального совещания Политбюро по событиям в Грузии не было, кроме «обмена мнений» 7 апреля, а утром 8 апреля он ушел в отпуск и о трагедии в Тбилиси узнал по телевизору. Однако из новых объяснений следовало, что заседание все-таки было, в нем участвовали Горбачев, Рыжков, Шеварднадзе и Яковлев, вернувшиеся из Лондона.

Изменив показания, Лигачев разделил вину за события в грузинской столице между всеми, став не единственным, а одним из нескольких высокопоставленных лиц СССР, на совести которых гибель мирных жителей. Впрочем, на этом Егор Кузьмич не остановился и написал книжку «Тбилисское дело» (всего 96 страниц), в которой удивленно сообщил читателю, что Собчак пробыл в партии всего три года и этот факт, поразивший его, «вполне вписывается в облик того Собчака, за которым тянется „тбилисский след“».

Анатолий Александрович уже в своей книге «Тбилисский излом» бывшему старшему товарищу ответил: «Что же касается „тбилисского следа“ Собчака — то это прежде всего такой простой, но так и не дошедший до сознания лигачевых вывод: за лозунги, призывы и демонстрации против существующей власти нельзя не применять насилие, не тем более убивать».

Последний откровенный публичный диалог между Собчаком и Лигачевым произошел на XXVIII Съезде КПСС (июль 1990 года). Егор Кузьмич баллотировался на должность заместителя Генерального секретаря партии и Анатолий Александрович воспользовался ситуацией и вновь спросил Лигачева, где он был честен: отвечая на вопросы парламентской комиссии или на февральском пленуме. «Я до сих пор прав, — ответил Лигачев. — Я очень сожалею и извиняюсь перед грузинскими товарищами, что у них произошла такая трагедия… Это я говорю по-человечески и глубоко переживаю… Это даже на всю жизнь останется, но мы, члены Политбюро… не причастны к этому чрезвычайно трагическому событию».

В марте 1991 года прокуратура СССР вновь вспомнила о «тбилисском деле». Генеральный прокурор Николай Трубин направил депутатам Верховного Совета СССР информационное письмо, в котором замысловатым юридическим языком сообщал о результатах расследования уголовного дела в отношении военных и милиционеров, в том числе должностных лиц обоих министерств, виновных, по мнению «комиссии Собчака», в гибели 18 человек 9 апреля 1989 года в Тбилиси. Все уголовные дела, сообщалось в письме, закрыты за отсутствием в действиях расследуемых лиц состава преступления.

Никто из высших должностных лиц СССР свои посты не потерял.

9 апреля 2004 года в центральном тбилисском парке «Имени 9 апреля» президент Грузии Михаил Саакашвили открыл памятник Анатолию Собчаку. Памятник, изготовленный в Санкт-Петербурге, представляет собой бюст по пояс, установленный на высоком постаменте, на котором на русском и грузинском языках начертано «С благодарностью — грузинский народ».

Глава 12. «Плачущий большевик»

Анатолий Собчак никогда специально не искал конфликта с союзным премьером или другим важным чиновником. Просто-напросто профессора раздражал непрофессиональный метод работы Николая Рыжкова, ответственного за судьбы миллионов граждан СССР. «Тот, кто уже причислен к лику номенклатуры, может преспокойно провалить одно дело за другим», — язвительно отмечал Анатолий Александрович.

Николай Рыжков вступил в КПСС после XX Съезда, на котором Никита Хрущев развенчал культ личности Иосифа Сталина, а будущий премьер услышал «голос партии». За тридцать лет Рыжков дослужился до члена Политбюро, причем перепрыгнул «кандидатскую» ступень.

В 1985 году Николай Иванович сменил на посту председателя правительства СССР 80-летнего Николая Тихонова и к первой стычке с Анатолием Собчаком четвертый год без видимых удач оживлял «завод по имени „Совет Министров“».

Николай Рыжков практически не владел даже азами экономики, а непрофессионализм премьера бросался в глаза любому, кому приходилось сталкиваться с работой союзного правительства. Личный врач последних четыре генсеков и министра здравоохранения СССР (1987–1990) Евгений Чазов чертыхался в мемуарах: «С ужасом вспоминаю многочасовые дискуссии на заседаниях Совета Министров в последние годы, когда их вел Рыжков. Вопросы, которые выносили на обсуждение, хотя и готовились месяцами, оказывались в конце концов плохо подготовленными, непродуманными. Находившийся под воздействием своих помощников, Рыжков высказывал вначале одни мнения, которые через шесть месяцев или год представлялись уже в совершенно другом виде».

О непрофессионализме Николая Рыжкова говорили цифры. Академик Леонид Абалкин — его в июле 1989 года в правительство пригласил лично премьер, но к советам известного экономиста так и не прислушался — констатировал: «В декабре 1989 года произошло абсолютное снижение объемов промышленного производства. Оно продолжалось весь 1990 год и еще стремительнее ускорилось в 1991 году. Это по внешним признакам означало вступление страны в экономический кризис».

Еще немного цифр: фактический дефицит бюджета СССР в 1989 году составил 91,8 млрд рублей — 10% валового национального продукта. Государственный внутренний долг с 141,6 млрд рублей в 1985 году вырос до 398,2 в 1989 году. «Рубль, — писал Абалкин, — стал резко обесцениваться и постепенно престал выполнять присущую ему функцию средства обращения. Он оказался неспособным нормально обслуживать процесс развития рынка».

Несмотря на все неудачи, Николай Рыжков оставался на своем месте и пользовался устойчивой популярностью в народе. И если бы не скандал вокруг кооператива «АНТ», о котором раструбил на весь Советский Союз Анатолий Собчак, Рыжков не просто сохранил пост премьера, а мог стать самым реальным преемником Михаила Горбачева, теряющего поддержку населения.

11 января 1990 года на подъездных путях железнодорожного вокзала Новороссийска была задержана партия товаров на двенадцати платформах. Товар, предназначенный для вывоза за рубеж, был задекларирован как тягачи. При осмотре платформ обнаружилось, что под хорошо накрытым брезентом находится партия (двенадцать) танков «Т-72».

Николай Рыжков узнал о наличии танков в порту Новороссийска в конце декабря 1989 года из телеграммы первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС Ивана Полозкова. В этой же телеграмме Полозков уточнял, что по документам танки отправляет за рубеж государственно-кооперативный концерн АНТ.

«В нашей стране до сих пор не только танк или самолет — ни один патрон не мог быть переправлен через границу без соответствующего разрешения правительства и, более того, моего лично. А тут — целых двенадцать современных танков и почти что контрабандно!» — сокрушался Рыжков, однако по каким-то своим причинам ничего не предпринял и дожидался, пока о наличии «контрабанды» танков узнает весь мир.

О кооперативе «АНТ» (Автоматика/Авиация. Наука. Технология/Техника) Николай Рыжков, если ему верить, узнал в январе 1989 года от своего ушлого заместителя Владимира Каменцева. (Важным будет сказать, Анатолий Собчак добьется его увольнения, доказав, что вице-премьер, отвечающий за экономику, щедро раздавал государственные должности многочисленной родне.) «Я не увидел ничего плохого в том, чтобы поддержать деловую и оборотистую государственно-кооперативную структуру», — вспоминал Рыжков.

К этому времени АНТ работал второй год и первый — по заданиям ЦК КПСС. Во главе кооператива стоял бывший сержант 9 ГУ КГБ (обеспечивало охрану первых лиц государства) Владимир Ряшенцев. Из объяснений Каменцева: АНТ выглядел предприятием, «которое было готово взять на себя продажу за границу промышленных отходов или сверхплановой продукции, а на вырученные суммы закупать там товары народного потребления».

В марте 1989 года Каменцев доложил Рыжкову, что АНТ прошел тщательную проверку Шестого сектора Экономического отдела Управления делами Совета Министров СССР — говоря сегодняшним языком, экономической службы безопасности страны, состоящей из бывших сотрудников КГБ.

С этих пор Николай Рыжков давал своему заму конкретные задания, которые он реализовывал через АНТ. «Ну, например, поручал купить технологические линии для производства одноразовых шприцев и партии самых шприцев», — пояснял премьер.

Анатолий Собчак занялся вплотную «делом АНТа» после скандальных публикаций в советской прессе в январе 1990 года. Собчака меньше всего заботила «контрабанда» танков, как волновали возможные атаки на кооперативы, на дискредитацию которых бросил свои силы Иван Полозков, будущий первый секретарь компартии России и главный соперник Бориса Ельцина на выборах председателя Верховного Совета РСФСР. «Ведь АНТ, — рассуждал Собчак, — подавался не как государственный концерн, а как кооператив. Следовательно, можно приструнить и демократов, выступающих за развитие кооперации».

Неожиданно, увидев заинтересованность Собчака в деле АНТа, один из народных депутатов, его имя, к сожалению, осталось неизвестным, предложил Анатолию Александровичу встретиться с крупным чиновником союзного правительства. Встреча состоялась: где и когда — Собчак скрыл. Чиновник передал народному депутату объемную папку.

«С первых же страниц стало ясно, что АНТ организован с грубейшими нарушениями закона, — вспоминал Анатолий Собчак. — К тому же концерну предоставлены беспрецедентные льготы: он освобожден не только от таможенных пошлин, но и от таможенного досмотра».

«Запомнились документы, — продолжил Собчак, — свидетельствовавшие о ведении переговоров относительно продажи крупной партии новых советских истребителей (600 штук!) в одну из стран Ближнего Востока, а также о возможных поставках обогащенного урана. Далее шли документы о спекуляции крупными партиями золота и необработанных алмазов. Сделки еще не состоялись, но переговоры велись на весьма и весьма солидном уровне».

Ознакомившись с остальными бумагами, Собчак пришел к выводу, что делом АНТа должна заняться парламентская комиссия. Не дожидаясь съезда, Анатолий Александрович, опираясь на увиденные документы, самостоятельно начал расследование. Уверенности в правильном выборе добавило письмо, написанное одним из советских профессоров, чье имя Собчак предпочел скрыть.

В письме профессор — специалист по внешнеэкономическим связям достаточно подробно разжевал для профессора права Анатолия Собчака схемы, которыми, очевидно, не брезговали пользоваться смышленые государственные кооператоры.

«Одна тонна металла стоит на внешнем рынке от 100 до 200 долларов, а на внутреннем что-то около 90–150 рублей, — рассказывал автор письма об одной из схем. — Приобретя у предприятия металлолом по вышеприведенной цене, предприятие (в данном случае АНТ) продает товар в Западную Европу.

В случае если мы имеем обычную сделку продажи, то АНТ или любая другая организация получит около 40% контрактной цены (остальное заберет государство в виде налогов), каковые еще должны быть выкуплены за счет дополнительно внесенных рублевых сумм (так называемое «рублевое покрытие»).

Ситуация, однако, кардинально меняется в том случае, если речь пойдет о бартерной сделке. В этом случае деньги на счета предприятия не поступают, но организация в обменном порядке закупает на внешнем рынке товары на эту же сумму.

Теперь произведем элементарный расчет цен (цифры даны приблизительные): одна тонна металлолома стоит 150 долларов. Немного устаревший, но вполне современный компьютер IBM PC ХГ при цене на внешнем рынке, равной 800 американских долларов, может быть продан на внутреннем рынке за 20–25 тысяч рублей. Можно этот компьютер усовершенствовать, добавить заранее заготовленную программу (взятую или купленную за минимальную цену где-либо). Тогда это будет уже «переработанный» товар и его цена повысится до 40 тысяч рублей.

Другими словами, от четырех до шести тонн металлолома стоимостью на внутреннем рынке от 500 до 1000 рублей дают возможность получить около 40 тысяч рублей. Один рублей приносит от 50 до 100 рублей дохода. Ни одному капиталисту такое и не снилось.

Обязательным условием этой операции является получение разрешения на бартер или лицензии на экспорт сырья, которые в принципе должны выдаваться государственным внешнеторговым организациям типа Всесоюзного объединения «Промсырьеимпорт». Почему именно государственным?

Работники государственных организаций или объединений как служащие сидят на фиксированных ставках и особых льгот от осуществления сделок не имеют. Вся прибыль идет в государственный карман.

Другое дело — государственно-кооперативная организация типа АНТ. Ее особенностью является право свободного распределения прибыли (а она здесь достигает десятков тысяч процентов) между всеми сотрудниками в зависимости от вклада каждого в эту товарообменную операцию.

Сколько может стоить лицензия на экспорт или предоставление права на бартерную операцию, приносящие десятки или сотни миллионов рублей, которые затем в виде заработной платы уплывают в карманы теневой экономики? И АНТ такое разрешение получил! АНТ имел практически неограниченные возможности бартерных сделок и безлицензионного экспорта сырья».

Вывод, который сделал неизвестный профессор, заставил Собчака иначе взглянуть на дело АНТа: «История о танках, продаваемых за границу, есть дымовая завеса, отвлекающая население от истинной природы финансовых махинаций. То очень напоминает действия мафиози в телесериале „Спрут“, где скандал с убийством в кровати священника и жены банкира был нужен для того, чтобы отвлечь внимание от действительно финансовых афер».

12 марта 1990 года открылся III Съезд народных депутатов СССР, который, кроме прочего, должен быть учредить пост Президента СССР. Анатолий Собчак планировал выступить по делу АНТа и потребовать собрать парламентскую комиссию для расследования всех возможных финансовых махинаций, предпосылки к этому, как следовало из письма неизвестного профессора, были.

Однако первым выступил Иван Полозков, с подачи которого страна узнала о «контрабанде» танков. Народный депутат и член ЦК КПСС (впоследствии он станет членом Политбюро) Полозков, науськанный партийными консерваторами, озлобился «не по адресу», вылив увесистый таз желчи на депутата Собчака, обвинив его в «кооперативном лоббизме», мол, раз вы за кооперативы, значит случившееся с АНТом на вашей совести.

После выступления Полозкова Анатолий Александрович попросил слово для справки. Поделиться своим мнением хотели многие другие депутаты, но Михаил Горбачев, ведущий съезда, позволил выступить только Собчаку.

Справка Собчака больше напоминала разбор личного дела Николая Рыжкова. Собчак говорил о материалах, с которым успел познакомиться за два месяца, и «о подписях Рыжкова и его заместителей (в частности, Владимира Гусева. — П.С.) на документах, дававших „зеленый свет“ АНТу».

«Если правительство дает кому-то право продавать за рубеж сверхплановую продукцию любых, в том числе и оборонных, предприятий, то с кого надо спрашивать за проданные танки?» — интересовался депутат из Ленинграда.

Рыжков, выслушивая, как ему казалось, безапелляционные нападки Собчака, багровел. «Уж кому-кому, а Горбачеву и Собчаку никакого дела до АНТа не было, — считал премьер. — Двух товарищей томило простое желание: еще раз ударить по правительству, мешающему, как сказал поэт, „плыть в революцию дальше“».

Не совладав с эмоциями, Николай Иванович вышел оправдываться на трибуну съезда. «Сейчас мне многие говорят, — писал он через два года, — зачем, мол, ты сорвался на третьем Съезде народных депутатов, зачем не сдержался, зачем пошел отвечать на явно провокационную реплику Собчака? Промолчал бы, как промолчал в ответ на бессвязно-горячее выступление Полозкова. Как там у Даля: собака лает, а караван идет… Нет, не жалею я о том срыве».

Премьер говорил эмоционально, отвечал не Собчаку, скорее апеллировал к Горбачеву, который с ухмылкой наблюдал за схваткой, и в конце выступления, раздраженный до предела, едва не расплакался: заблестели глаза.

«Мне было жаль Николая Ивановича, — вспоминал Собчак то выступление. — Когда на парламентской трибуне премьер-министр самой мощной (по крайней мере, в военном отношении) державы стал оправдываться с рыданиями в голосе, как ребенок, уличенный в нехорошем проступке, мне было уже и вовсе не по себе».

Вспомнив малоизвестное стихотворение Владимира Маяковского:

Если бы

выставить в музее

плачущего большевика,

весь день бы

в музее

торчали ротозеи.

Еще бы

такое

не увидишь и в века!

Анатолий Александрович в шутку, помня о провальном выступлении Рыжкова, назвал премьера «плачущим большевиком». Прозвище молниеносно пристало к Николаю Ивановичу.

В конце 1990 года, 26 декабря, сражаясь против реформы правительства — Горбачев настоял на преобразовании Совета Министров в Кабинет министров, подчиненный лично президенту, — Рыжков слег с сердечным приступом. А за день до болезни подал в отставку: «Я не хотел быть на капитанском мостике при спуске флага».

Николай Иванович Рыжков здравствует по сей день. В 1995 году, набрав почти 51% голосов избирателей, выбрался депутатом Государственной Думы по мажоритарному округу в Белгородской области. Через четыре года переизбрался, а еще через четыре года перешел на работу, хотя правильнее было сказать — почетную пенсию, в Совет Федерации.

В 2013 году Рыжков, выходец с Украины, осудил государственный переворот на малой родине и проголосовал за право российского президента Владимира Путина ввести на Украину русские войска, за что попал в санкционные списки США и Европейского Союза.