В миллиметре от заостренных носов стильных ботинок клубилась пропасть, шелестя верхушками растущих внизу деревьев, смутными силуэтами прорисовывавшихся в густеющем сумраке. На высоте ветер чувствуется острее, словно обретает вкус и запах самого неба — холодный, терпкий, с обжигающе-острым металлическим привкусом.

Ветер сдул все мысли, оставив в насмешку только чувство всеобъемлющей пустоши.

Депрессия — штука страшная и всерьез о ней рассуждать могут лишь люди, видевшие лишь легкую ее тень. Те же, кто столкнулся с ней нос к носу, как правило, предпочитают не вспоминать об этом.

Она накатывает внезапно, огромной волной прилива и бежать некуда и помощи ждать неоткуда. От себя не убежать, мир вдруг стал враждебным, а потом пустота, индифферентное безразличие, вперемежку с полнейшим неверием… Ни во что.

В жизни не остается места для «никчемного, лишенного души тела.

Марина не собиралась прыгать, просто стояла на краю, может быть, впервые в жизни так четко понимая, что вообще значит «Край» — конец лета, тусклый пасмурный вечер, сломанные заграждения на когда-то действующем, ныне бесполезно возвышающемся над заброшенной, растащенной на металлолом веткой железной дороги, мосту, и только один шаг…

Внизу мелькнул огонек карманного фонарика. Марина очнулась от бездумного мимолетного транса, зябко поежилась. Ветер пробирал до костей.

— Марьян, ты где? — донеслось откуда-то снизу. Слова прозвучали будто из трубы: скомкано, вязко, тем не менее, голос она узнала.

Тяжело вздохнув, она отступила на шаг, поколебалась с минуту, но отвечать не стала, вместо этого стала осторожно спускаться вниз, стараясь не угодить каблуками в многочисленные дыры в ступеньках. Бетон раскрошился задолго до закрытия этой железнодорожной ветки.

— Маришк, ну что же ты! — укоризненный и вместе с тем искренний возглас встретил ее внизу.

— Нормально все, дядь Саш, нормально, правда, — вздохнула она в ответ и почти сама поверила. Давившая на сердце тяжесть вдруг ослабла, словно что-то, держащее ее весь последний месяц вдруг отпустило.

— Поехали. Когда ты сказала, что хочешь прокатиться в одиночестве я и предположить не мог, что ты приедешь сюда, — дядя Саша, кажется, также ощутимо расслабился.

Марина даже чуть улыбнулась. Солидный мужчина, в прошлом ведущий инженер авиаконструктор вынужден дергаться и переживать за глупую дочку своего босса, прыгнувшую на его пушистый хвост в деловой поездке, лишь для того, чтобы вновь оказаться в городке своего детства.

— Это мое любимое место, — зачем-то соврала она, — Не сердишься?

— Просто поздно уже…

Продолжать разговор не хотелось, обстановка не располагала — мягкие сумерки, убегающая за горизонт лента фонарей, тихая музыка, ощущение долгожданного теплого покоя.

— Какая-то ты странная стала, — словно про себя обронил дядя Саша.

Марина ощутимо вздрогнула.

— Не мое это конечно дело…

Марина внимательно посмотрела на него, вдруг улыбнулась, хотела как-то отмахнуться, но в последнюю минуту передумала:

— Плохо мне.

Давно надо было с кем-то поговорить, сил держать в себе столько непонимания и страха больше не осталось. К тому же, все уже прошло, а этот человек, если и помочь не поможет, то, по крайней мере, не настучит никому.

— Это я заметил. Всегда такой шустрой, веселой была, а тут как подменили.

— Я ведь думала, что умом тронулась до недавнего времени.

— Это как так? — полушутливый тон не обманул ни на секунду, Марина точно знала, ее слушают и слушают внимательно.

Она мельком окинула взглядом свое отражение в зеркале заднего вида. Обычно она вполне себе нравилась, но не сегодня. Темно-русые волосы с утра так тщательно уложенные в спиральные локоны нещадно растрепались, темно-синие глаза широко распахнуты, будто от испуга, красивые, точеные черты лица носили отпечаток усталой растерянности.

«Вид клиентки психушки»

— Ты ведь знаешь про аварию в июне, у меня сотрясение тогда было

Дядя Саша кивнул. Еще бы ему не знать. Пока она отдыхала на больничной койке, ее отец половину города на уши поставил в поисках «отморозка», задавившего его сокровище. С ним даже тогда разговаривать трудно было — обожженный дикобраз, да и только.

— Вот тогда меня и переклинило, будто мысли чужие читать научилась, ветер со мной разговаривать стал, а еще сны. Такие сны сниться стали, не разбирала толком, где явь, а где сон… — выпалила все залпом, чтоб не усомниться, не передумать.

— Да что ты! — дядя Саша даже скорость сбросил, — Ну ты мать даешь! И молчала?!

— Забыл где я учусь? Скажи я что подобное, тут же загремела бы на Нагорную. Но это не самое странное. Подтверждалось ведь все — телефон звонит, я знаю наперед кто, человек в палату ко мне заходит, а я знаю как он до больницы добирался, что скрывает — и многое при разговоре подтверждается.

Он не знал, что ответить, да и нужно было ли что-то отвечать, Марина предпочитала говорить сама.

— И после выписки это продолжалось. Кот мой мне новости все домашние поведал, все, что скрывать от меня предпочитали на тот момент. То, что сбивший меня водила пьяным был и что Димка, парень мой, бывший теперь, несмотря на случившееся со мной отдыхать слинял, а вовсе не на стажировку, как мне втереть пытались. Потом выяснилось, что так все и было.

— А теперь что? — осторожно спросил дядя Саша.

— Теперь ничего лишнего подслушать не могу, вот уже две недели, как прошло все. И если честно, не знаю, что больше пугает…

— Жалеешь?

Марина неопределенно пожала плечами.

— Не знаю, я в такой панике была, что толком не понимала, что делать с этим, а теперь, мне начинает казаться, не со мной это было, не могло быть со мной. Отчуждение — симптом такой есть в психиатрии, — невесело усмехнулась она, — Пусто все, бессмысленно…

Марина говорила совершенно спокойно, голос не дрожал и не срывался, а в глазах стояли слезы, размером с лесной орех, делая очертания предметов несуразно расплывчатыми.

— Да… а я думал это у меня проблемы, — кашлянул водитель.

В воздухе повисла пауза. Тишина не давила, не заставляла подбирать вымученные слова, совсем, напротив, казалась совершенно естественной.

За окном черной стеной проносились леса и лесопосадки, на лобовое стекло упали первые капли дождя. Дворники нещадно смели их. Но дождь усиливался, капли превратились в мелкие брызги, за которыми щеткам уже трудно было угнаться. Свет фонарей и встречных фар сделался пронзительно ярким.

Дядя Саша переключил заглохшую радиочастоту, на «Европа плюс». Заплакал Стинг, как нельзя лучше соответствуя обстановке.

— А ты не думала, что все действительно так и было, что ты действительно говорила с котом и ветром?

Нет, даже тени шутки она не заметила.

— Так не бывает…

— И поэтому ты решила, что сошла с ума, все так по науке разложила…

— Наверное, если бы я, как нормальная шизофреничка, поведала кому-то о своих… — она замялась, подбирая правильное слово — проблемах, скорее всего, выяснилось бы, что мне все кажется, и я не могла на самом деле все это слышать. Ну, я имею в виду слова кошек, ветра и чужие мысли…

— То есть ты себе не доверяешь?

Наверное, если рядом был не инженер конструктор, а, к примеру, заведующий кафедры психиатрии мед ВУЗа, где Марина имела счастье учиться, то вопросы определенно имели скрытый подтекст. Только при таких условиях этот разговор ни за что не состоялся бы.

— Да, не доверяю.

— А как же там всякие прорицатели, колдуны, гадалки? Не допускаешь, что на миллион мошенников приходится хотя бы один настоящий?

Марина задумалась, ей и в голову ничего подобного не приходило. Впрочем, это не правда, просто она гнала от себя подобные мысли. Отрицание болезни — тоже симптом. Она боялась думать так.

— Мне кажется, объяснений одному факту может быть минимум два, — продолжал рассуждать Александр Иванович.

— Тогда почему все прошло? — тихо спросила Марина.

— Не знаю, — для убедительности он даже руками развел, оставив руль без контроля, — может тебе кажется, что прошло, ты не хочешь слышать и не слышишь. Или, правда, ум за разум заскочил, а теперь на место встал.

Машина въехала в город, осталось совсем чуть-чуть.

— Не записывай себя в чокнутые, подожди…

— Не говори никому. Даже папе, особенно папе…

— Не скажу, если ты пообещаешь мне кое-что.

Марина смахнула слезы с ресниц, обернулась.

— Если покажется, что с катушек слетаешь, дай знать, прежде чем думать о психушке. Я тебя в больницу не потащу, а убедиться помогу. Тебе же легче будет, — он помолчал, но видя в глазах девушки застывший вопрос добавил. — У меня сестра в детстве тоже что-то видела — домовых каких-то или чертей. Не верили ей, только вот кошка наша те места, где ей нечисть мерещилась, стороной обходила и цветы вяли, а у бабки у моей в таком месте сердце отказало. В предбаннике, там нечисть чаще всего появлялась. Так ты обещаешь?

— Конечно, — Марина вытянула из сумки бумажный платок, промокнула глаза, — Спасибо

Спустя пятнадцать минут, Марина была дома. Вопросов вопреки ожиданиям, оказалось немного. Родители, откровенно довольные умиротворенным настроением дочери, ограничились формальными глупостями. Вроде того, как поживают подружки одноклассницы, и передала ли она бабушке Вере приветы и забытые ею очки.

По телевизору как всегда шла реклама. Марина стянула с себя теплую кофту и плюхнулась на кровать. За окном шелестел дождь, в водосточных трубах свистел ветер, переругиваясь с утробным бурлением сливающейся вниз воды. В соседней комнате родители обсуждали семейный бюджет. Звуки медленно сливались в далекий невыразительный шум.

В щеку ткнулся чей-то мокрый холодный нос.

— Привет, Маркизка, — Марина ласково потрепала кота по голове. В ответ ей с готовностью замурлыкали. Огромные изумрудно-зеленые глаза по-человечески осмыслено искали взгляд хозяйки.

— Серый нахал…

Марина закрыла глаза, на миг вновь вернувшись на старый мост, мутной вспышкой сверкнуло щемящее чувство пустоты — все далеко, никто не поможет, да и помощь-то не нужна. Ничего не нужно, ничего не хочется и смерть, вопреки расхожему мнению, вовсе не кажется выходом или избавлением. Выходить неоткуда и избавляться не от чего. Нет ничего…

— Может отдохнуть ее отправить? Я не ожидал, что разрыв с этим охламоном будет таким болезненным, — рассуждал за стеной отец.

— Я тоже не думала, что у них так серьезно, только боюсь, не поедет…

«Вот, вот, что действительно нужно» — Марину будто подбросило, дремота улетучилась с секунду. И тут до нее дошло, что «слышать» в привычном смысле родителей она не могла — в ее комнате работал телевизор, они сидели на кухне, за двумя закрытыми дверями…

На лбу выступила испарина. Кот лукаво смотрел на нее — пристально и понимающе.

— Опять?

— Это не сумасшествие, дурочка, это дар, — в конце концов промурлыкал серый нахал.

Марина не выдержала, присела вновь на краешек кровати и заплакала.

— Поезжай в Норвегию, там во всем разберешься, посоветовал с видом знатока кот Маркиз.

Слезы высохли сами собой. Она вдруг отчетливо поняла, что никакого приступа паники не будет. Сознание раскололось пополам, черная бездонная трещина посреди привычной картины мира казалась слишком узкой, чтобы провалиться, но достаточно широкой, чтобы запросто перешагнуть и сделать вид, что ничего не происходило и не происходит. Если от проблемы невозможно сбежать, то остается только шагнуть ей навстречу.

Представить себя в психдиспансере, Марина никак не могла, обсуждать с кем-то свою беду, ей больше не было нужно. На самый крайний случай имелся человек, способный выслушать, не вмешиваясь в ее частную жизнь.

Ответ пришел сам собой, Марина вытерла размазанные по щекам слезы.

— Почему в Норвегию? — тихо, но абсолютно спокойно спросила она.

Кот в полном удовлетворении тряхнул головой, облизнулся и почти что менторски промурлыкал:

— Я кот, я не знаю зачем и почему, я просто знаю… — строго говоря, слова читались не в урчании, пусть и необычно громком, скорее в пристально смотрящих на нее изумрудных глазах.

— И что я там делать буду?

— Там поймешь. Главное запомни — тебя могут услышать все шесть стихий, но чтобы услышать их ответ, тебе придется захотеть слышать его. Ты две недели меня игнорировала…

— Подожди, не так быстро, — перебила его Марина, — Что за стихии во-первых, а во-вторых, в Норвегии кошки могут быть другими…

— Ах, какой же ты все-таки человек! — нетерпеливо сморгнул кот, — Кошки везде кошки, ты думаешь, ты со мной по-человечески говоришь? Ты вообще молчать можешь, я пойму тебя и так, если ты, конечно, того захочешь.

Удивительно, но Марина тут же уяснила принцип подобного диалога — слова действительно были, по сути, бесполезны, кот говорил на уровне ее собственных мыслей, а выдаваемая им информация воспринималась вовсе сродни единому инсайту. При всем этом она четко выделяла волну, на который был возможен их разговор, и в любой момент могла «переключить» ее.

Тем временем кот невозмутимо продолжал:

— Вода, воздух, огонь — своенравные до одури, но тебе с ними, пожалуй, будет проще всего. Стихия жизни не стабильна, цветы, деревья, животные — каждый вид сам себе приятен и не особо готов к общению. Кошки — одно из немногих исключений, но, я думаю, не все кошки, но это не точно.

Марина чуть улыбнулась.

— Есть еще некая «мертвая материя» и всеобъемлющий эфир. Я о них ничего не знаю. Могу лишь сказать, что некоторые камни обладают невероятной силой, а старые вещи хранят память о давно минувших событиях, может быть, со временем ты разберешься, как этим пользоваться. Об эфире я ничего не знаю, кроме того, что он есть.

— Так почему все же в Норвегию?

— Я же сказал, просто знаю, что там ты поймешь почему это происходит именно с тобой, — казалось, кот потерял интерес к разговору, сосредоточенно принялся вылизывать лапку.

Окончательно свыкнувшись с мыслью о неизбежности безумия и даже, отчасти, смирившись с этим, Марина перестала чего-либо бояться. Жаль оптимизма или жажды свершений не прибавилось, по-прежнему внутри и вокруг царила глухая, безразличная ко всему пустота, только теперь ясно нарисовался некий алгоритм действий, способный хоть как-то, хоть чем-то занять охваченный ступором мозг.

Марина выключила телевизор и прямиком двинулась на кухню.

Родители пили чай, разглядывая пачку рекламных проспектов, подсунутую каким-то доброхотом в почтовый ящик. Тихо бормотало «Русское радио», уютным светом горел сине-зеленый плафон, подвешенного над столом бра.

«Не будь меня, они, наверное, были бы счастливей» — мелькнула эгоистичная мысль. Мелькнула и пропала.

Марина налила себе стакан минералки, присела за стол.

— Кушать хочешь?

— Юлька Мельченко про Норвегию сегодня рассказывала, друган у нее там гидом–переводчиком работает, — сразу приступила к главному Марина, — вот деньги будут, непременно надо съездить туда.

Родители молча переглянулись.

— Какие там водопады! — словно ничего не замечая, продолжала она, — Вот только путевки дорогие, — она догрызла шоколадку и отхлебнув минеральной воды, вздохнула, — Умеют же некоторые агитировать, я прямо-таки загорелась идеей увидеть все своими глазами…

— Хочешь, поезжай, — вкрадчиво предложил отец, — на недельку мы сможем тебя отправить туда.

— Правда? — удивление получилось вполне искренним, Марина никак не ожидала, что уговаривать придется так недолго. По-видимому, родители переволновались не на шутку.

— Правда. Мы как раз говорили, что тебе не помешало бы поехать куда-нибудь отдохнуть. Стажировка твоя сорвалась в этом году, так, что деньги остались.

Марина виновато улыбнулась. Весь прошлый год она ныла, что ей необходима двухнедельная стажировка в Германии, в конце концов родители согласились, подкопили денег, а когда из-за аварии все полетело прахом, она забыла о своем желании повышать квалификацию и изучать немецкий язык методом погружения. Мало того, теперь она готова потратить все оставленные на учебу сбережения на глупый каприз.

— Поезжай, поезжай, на следующий год что-нибудь придумаем, живы будем…

— Спасибо, — Марина порывисто обняла обоих по очереди.

Они беспокоились, от всей души хотели ей помочь. Жаль, не могли. Это только ее проблема, взваливать такое на плечи тех, кто ее любит просто нечестно.

«Не будет никакой психушки, нельзя им видеть меня там, лучше уж сгинуть в Скандинавии» — несмелая мысль вдруг вылилась в непоколебимую уверенность в абсолютной правильности принятого решения.

Весь оставшийся вечер прошел в праздных непринужденных разговорах, в конце концов, Марине удалось убедить родителей в том, что с ней все в порядке, трудный период в жизни остался позади, просто она устала и нуждается в новых впечатлениях. Договорились, что на следующей неделе она определяется с турагенством и, не откладывая, отправляется в путь.

— Мы, по правде сказать, на юг думали тебя отправить, там бархатный сезон, самое то, для восстановления, — призналась мать.

— На юге я была, теперь на северные моря охота, — пожала плечами Марина.

Ни с того ни с сего, сработал стоящий на холодильнике будильник.

— Доброе утро, — хмыкнула Марина, соображая, как он мог оказаться на кухне, — одиннадцать часов, только вечера…

— Это я завела, пойду, кино посмотрю, — засуетилась мать, — «брак по-итальянски» с Софи Лорен будет.

Марина поняла, что разговор окончен, пробормотала дежурное отступление и поспешила ретироваться к себе в комнату, дабы сохранить их уверенность в ее «нормальности».

— Гениально! — прошипел кот, едва она зашла в комнату.

— Брысь, — беззлобно пробурчала девушка, сбрасывая с кровати покрывало вместе с сидящим на нем котом.

— Ну, и пожалуйста, теперь не проси ничего рассказывать, — с преисполненным важности видом, Маркиз удалился, высоко подняв распушившийся хвост.

Закончив разбирать постель, Марина четко осознала, что уснуть ей не удастся. Остался последний способ переломить ситуацию. Ванна.

После получасовой дремы в клубах ароматного пара состояние статичного безразличия несколько стушевалось.

— Я конечно страшно оскорблен, но мой долг предупредить тебя, — пробурчал взгромоздившийся на телевизор Маркиз, — там тебя могут ждать неведомые опасности…

— Да ну? — скривилась девушка, находу вытирая мокрые волосы, — Я не собираюсь кричать на каждом углу, что я чокнутая, и я с кошками разговариваю.

— Мое дело предупредить, — он демонстративно отвернулся.

— Не дуйся, я не хотела тебя обидеть, — Марина забралась под одеяло, — Мне трудно…

Кончик хвоста нервно дернулся.

— Я всю жизнь знала, как и когда поступать, редко вообще в чем-либо сомневалась, а тут такое, — она хлопнула по одеялу рядом с собой, — пошли сюда, поговорим…

— Не хочу.

— Не упрямься, — Марина улыбнулась, — я прошу тебя.

Маркиз одним прыжком преодолел расстояние от своего насеста до края кровати, покачиваясь и путаясь в складках одеяла, добрался до руки девушки.

— Так и быть, — будто бы обречено вздохнул кот, устроившись между подушкой и одеялом, сделай потише этот ящик, бестолковая вещь, но сидеть там тепло.

Марина послушно выключила телевизор, чуть притушила ночник.

— Кроме тебя есть еще другие, такие же, — нараспев начал повествование кот, — так было всегда, от начала времен и даже до начала. Все, что могу сказать я, мог бы сказать любой посвященный в истину кот или кошка. Я живу с людьми, наблюдаю за людьми, в какой-то мере понимаю людей…

Марина не хотела перебивать, но боялась, что подобная тема способна завести изголодавшегося по общению кошару дальше, чем ей было нужно. Словно прочитав подспудные, толком не осознаваемые опасения, кот моментально закруглился.

— Такие как ты могут быть сильнее, слабее, примитивнее, в чем-то талантливее тебя, не хватает мне конкретности. Мне кажется, я многое не помню. Только одно скажу точно — в мире тебе равных царит сумятица, не жди однозначного обожания.

— А легко узнать такого же?

— Мне да, тебе — не знаю.

— Взять тебя с собой не смогу, — сразу предупредила Марина.

— Но попробовать стоило, согласись, — почти что ухмыльнулся кот, — ладно, скажу — увидишь такого же, не обознаешься, печенкой почувствуешь, и он тебя почует, учти.

— Мне страшно.

— Бояться глупо, — философски заключил Маркиз, — твой же девиз, помнишь?

Это было давно и недавно. До аварии, до сотрясения, депрессии, сомнительных способностей и нелепых разговоров с домашними животными.

— Честно говоря, я рад, что все так как есть, мне есть с кем поговорить…

— Тебе это так необходимо?

— Вовсе нет, но если есть такая возможность, почему ее не использовать. Я кот, я самодостаточен по определению, я ведь кот…

— Расскажи о стихиях, — беззвучно попросила Марина.

Маркиз не заметил различия, все услышал и понял без слов.

— Что конкретно? — выражение на его морде вполне могло сойти за удивление, — Вроде я сказал все, что знал.

— Ты сказал, что вода, воздух и огонь своенравны, почему ты так решил?

Можно было подумать, что кот вздохнул и словно бы нехотя продолжил:

— Немного знаком с ними. По сути, это духи. Которые, впрочем, могут принимать телесную оболочку, точнее занимать человеческое тело.

— Они могут выглядеть как люди?

— Если захотят, но хотят они того не часто. Они равнодушны ко всему живому, не доступны моему пониманию, как и ты. Потому я знаю, что вы способны договориться. Однажды я встретил человека–ветра, вернее дух ветра в человеческом обличье, на даче. Выглядел он как человек, но я знал, кто он, чувствовал. Я чувствовал волну силы, исходящую от него, ураганной силы, — сонно промурлыкал кот.

— А у меня есть сила? — вдруг спросила Марина.

Кот приоткрыл один глаз.

— Что-то пульсирует в тебе, я назвал бы это зачатком силы, но не спрашивай меня что тебе делать, я кот, просто кот, — он невежливо широко зевнул, — и я хочу спать.

— Спи, — великодушно разрешила она.

Речи кота убаюкивали, усталость вытеснила собой нервное напряжение, Марина чувствовала, что засыпает.

Мерно тикали часы на кухне, за окном шелестел дождь, за стеной или несколькими стенами ссорились соседи, стоит захотеть и станут различимы слова. Она не захотела подслушивать чужие ссоры, вместо этого потянулась сознанием за завесу дождя, в холодный мрак позднего лета или, если угодно, ранней осени. Голоса людей: далекие, близкие, сердитые, пьяные, веселые, громкие, тихие, приятные, раздражающие… Ночь наполняли звуки. Марина не захотела внимать им, пошла дальше — грохот трамвая, визг тормозов, стук каблуков в подворотне, звук разбившегося стекла, перелив мобильного телефона. Еще дальше и звуки исчезли, остались какие-то эмоционально наполненные вспышки — страх, пьяный угар, веселье, беспокойство, эйфория, гнев, усталость, одиночество, грусть, боль, снова страх, обида, гнев, гнев, смех, гнев, восторг, боль, усталость, смех…

Ее начало засасывать в этот круговорот. Чужие ощущения постепенно видоизменялись, перерастая в единое, ее собственное — ОПАСНОСТЬ.

Марина резко села на кровати. За окном по-прежнему шел дождь, но тени успели заметно посветлеть.

«Неужели только сон?», — тяжело вздохнула девушка, переворачиваясь на другой бок. «А ну и ладно», — она посмотрела на лежащие на тумбочке ручные часы. Половина шестого.

Спустя пару минут, Марина вновь погрузилась на этот раз во вполне тривиальный сон.

Синяя безбрежность моря, крики чаек, запах соли, шум прибоя, брызги, долетающие до лица. Она была там не одна. Она знала что только там сможет быть собой…

* * *

Разбудил ее комариный писк. В распахнутую сквозняком форточку влезло теплое, совсем летнее утро, укутанное в летние ароматы мокрой листвы, душный запах пригоревшей рыбы, покинувший пределы соседской кухни, карамельный дух нового освежителя воздуха, наслоившийся на не успевший выветриться табачный дым. Косые полосы света разлиновали постель, пританцовывали, тревожимые раскачивающими занавески порывами ветра.

Все текло по проторенному руслу, все путем, все как всегда…

Только теперь она не сомневалась — она стала другой. Запахи и звуки обрели невероятную четкость, глаза при малейшем полу желании могли сфокусировать изображение на экране телевизора, стоявшего на кухни квартиры в доме напротив. В голове гудели отголоски фраз знакомых и незнакомых людей.

Марина закрыла глаза, зажала ладонями уши и глубоко вздохнула, почти навзрыд умоляя сознание вернуться в привычный режим восприятия реальности. Получилось.

Когда воздух в легких иссяк, она проснулась во второй раз. Утро как утро — комары, легкий ветерок в открытую форточку, шелест листьев, обыкновенные звуки улицы…

— Хочешь буду твоим гуру? — тут же нарушил оболочку «нормальности» спрыгнувший со стола кот.

Марина глухо застонала.

— Не хочешь, как хочешь, — Маркиз вильнул хвостом и важно прошествовал мимо кровати, направляясь к двери, однако на пороге все-таки остановился, — Ну так как?

— Как ты себе это представляешь?

— Ты сажаешь меня в рюкзак, вешаешь себе за спину, везде носишь с собой, а я учу тебя жить.

— Помоги лучше материально, — фыркнула Марина, сползая с кровати, — Кто-нибудь вставал?

— Папец еже уехал, маман ушла к соседке со второго этажа, я сам по себе кот, существую параллельно… Ты зря брыкаешься, сама не разберешься.

Марина тяжело вздохнула, сгребла в охапку одеяло, поколебалась и, отложив на время уборку, внимательно посмотрела в узкие щелочки кошачьих зрачков.

— Не торопи меня, мне нужно время, чтобы привыкнуть ко всему этому.

Кот сморгнул.

— И еще одна просьба, если мне сию секунду не угрожает опасность, не заговаривай со мной при ком-то, а то я буду чувствовать себя форменным лунатиком.

— Понял, удаляюсь, — мурлыкнул Маркиз, — тебе нужно позвонить Яне, знаю и все. Впрочем, уже не надо, она набирает твой номер.

Раздался телефонный звонок, Марина подпрыгнула на месте.

— Счастливо поговорить, — кот, наконец-то, покинул комнату.

Телефон взвизгнул во второй раз. Девушка сняла трубку.

— Привет, — раздался преувеличенно бодрый голосок подруги, — пропала, не звонит, не пишет, как жизнь-то?

Марина напряглась. Она не могла «расслышать» скрытого подтекста, вполне возможно, его и не было, но она все равно искала. Искала и не находила.

— Заходи ко мне, — наконец-то, решилась она, чувствуя, что пауза кажется не уместной.

— Когда?

— Да хоть сейчас.

— Через полчасика, — согласилась Яна.

Марина суетливо металась по квартире — здесь убрать, одеться, перекусить остывшими гренками, выключить свет, открыть холодильник, согреть чайник, закрыть холодильник… и не слушать. Не слышать. Не думать. Не сосредотачиваться.

Относительную тишину разорвал звонок в дверь.

— Привет, — Яна быстро прошла через порог, даже не дождавшись формального приглашения.

Стройная брюнетка, южный загар — подарок лета, обычно она была многим бледнее, но внимание, главным образом, притягивали карие с зеленоватым отливом глаза, кажущиеся жесткими, несмотря на теплый их цвет. Она приветливо улыбнулась, обнажив жемчужно-белые, хищно-заостренные клыки.

Почему же раньше Марина не замечала столь импозантного сходства подруги с вариацией Nosferatu. Она резко тряхнула головой, наваждение исчезло. Перед ней стояла Яна, привычная, понятная, и ничем никого не напоминающая.

— Привет.

— Ты как-то странно на меня смотришь, — засмеялась Яна.

Что? Что не так? Марина судорожно теребила в руках кухонное полотенце. Похоже, выглядела она совершенным параноиком.

— Что с тобой?! Ты такая бледная, тебе плохо?

— Нет, все нормально, — выдавила из себя Марина, начиная понимать, в чем дело. Она не слышала ее мыслей, вслушивалась изо всех сил и ловила лишь нечто смутно напоминающее рокот прибоя.

Яна закрыла дверь на замок, молча развернула подругу за плечи и настойчиво подтолкнула в сторону кухни.

— Ладно, надо поговорить.

— Ты извини меня, я какая-то шальная с утра, — улыбнулась Марина, щелкая кнопкой электрического чайника.

— Наверное, надо было бы походить вокруг и около, только времени нет, — нахмурилась Яна, — прости, если покажется дикостью, но с тобой в последнее время ничего странного не происходит?

По-видимому, Марина слишком резко сменилась в лице, так, что отвечать не пришлось.

— Вижу попала в яблочко, — нервно хохотнула Яна, — И все-таки, я права?

Не в силах ничего сказать, Марина кивнула. Забурлила вода в чайнике, спустя пару секунд он отключился. Девушки смотрели друг на друга, словно бы видели впервые: Марина растерянно, Яна просто задумчиво.

— Я не слышу, что ты думаешь?

— Я тоже.

— И ты можешь это слышать? — осторожно спросила Марина, уже не надеясь, что все может стать когда-нибудь по-прежнему.

— С недавнего времени, да, — вздохнула Яна, — все началось в тот день, когда ты под машину угодила. Я подсчитала, примерно в то время, как на тебя наехал этот недоносок, мне позвонили на мобильный. Странный разговор получился. Своего собеседника, я вроде бы прекрасно знаю, только почему-то вспомнить не могу откуда. Дурдом, я понимаю. Так этот некто предупредил меня, чтобы я была очень осторожна и непременно нашла тебя.

— И?

— Я нашла, в больнице, без сознания. Я сразу тебе позвонила, думала, это розыгрыш такой дурацкий, ты не ответила, я перезвонила часа через два — опять глухо. Я и из головы выкинула, а вечером встретила твою маму, она и рассказала, что ты в больнице. Я, конечно, расстроилась, но опять значения не придала. На следующий день около университета я этого некто встретила — парень, как парень, таких тысячи. Через час я была уверена, что психушка закрылась на ремонт и всех психов распустили на вольные хлеба — духи, стихии, магия, сила, внешние порталы… и складно все так, аж верится. Ладно, всякое бывает, перечитал чувак фэнтэзи, нашел благодарного слушателя, с больными спорить нельзя, с прошлогодней практики помню. Выслушала я и домой пошла, — Яна перевела дух, — еле дошла, знаешь ли, так меня переклинило. Следующие два дня как ежик в тумане ходила. Не тебе, наверное, объяснять. Думала, все конец света близок, а голова как болела…

— Ветер, дождь, кошки, все вдруг заговорило…

— Нет, какие кошки? — удивленно посмотрела на нее Яна, — Люди. Они молчат, а я знаю, о чем они думают, что делать собираются и чего не собираются — смотрю на человека и вижу, что с ним через пару часов будет, а с некоторыми вообще… что тайное хранят, о чем молчат, чего делать им не следует и умрут от чего…

— У меня другое, — перебила ее Марина, — я слышу мысли, но по-другому.

— Он мне говорил, что у всех свой дар.

— Обо мне говорил?

— О тебе. Сказал, что дружим мы с тобой не случайно, подобное притягивает подобное, сказал, что из-за аварии тебе переварить это сложно будет и пройдет не меньше недели, прежде чем ты со всем этим освоишься и не меньше месяца прежде, чем контролировать научишься.

— Это можно контролировать?

— Конечно, ты уже контролируешь. Сосредотачиваешься, когда хочешь и не слышишь, когда не хочешь. Разве нет?

— Да.

Марина разлила чай.

— Спасибо, — Яна благодарно кивнула, бросила в чашку ломтик лимона.

Казалось бы, сидят подружки, мирно беседуют, чаек распивают. А еще говорят, со стороны видней.

— У меня голова кругом, — призналась Марина, грея о чашку руки, — ты мне главное скажи, за какие такие заслуги нам такая честь?

— О, это я на сладкое оставила, чтоб, как говориться, добить танцем, или танком, будет точнее, — слабая улыбка тронула ее губы, — Мы с тобой, дорогая, и не люди совсем, чтоб ты знала.

— А кто, боюсь спросить?! — Марина чувствовала, что еще немного и с ней точно случится истерика.

Янка всегда была невпечатлительной, даже теперь она сохраняла, пусть видимое, но спокойствие. Скорее всего, ее разбирало любопытство или смех. Ее мало, что по-настоящему трогало, трудно было вывести из себя и ей это ничего не стоило. Марина всегда завидовала этой ее сдержанности.

— Так…

— Мы духи.

— Духи? Это как призраки что ли?

— Цитирую, мы связаны с тканью знакомой нам реальности, мы часть ее, до поры до времени мы об этом не подозреваем, рождаемся, живем и умираем и вновь рождаемся — мы бессмертные, по сути, смертное тело лишь оболочка…

— Реинкарнация только для нас?

— Ну, за это я ручаться не могу, но карма у нас всегда одна и та же.

— И много нас таких?

— Этого я не знаю. Главное другое — если к нам возвращается наше знание, значит, нам грозит опасность.

— Какая?

— Самая разная, с учетом того, что как таковая смерть не имеет для нас значения.

— Тогда что?

— Вопрос на засыпку. Этот парнишка сказал, что нам нужно будет что-то сделать, а вот что, так это только нам и понять дано.

— А сам то он кто?

— А я не сказала? — хихикнула Яна, — Он ветер, бессмертное воплощение стихии воздуха. Психушка, совершеннейшая клиника

Марина невесело засмеялась.

— Ты сама в это веришь?

Яна пожала плечами и ответила совершенно серьезно:

— У меня выбора нет. Я точно знаю, что ясновидящей до встречи с этим дуриком совсем не была. Если вдруг найдется более рациональное объяснение, что же, я тут же рассмотрю его.

— Ладно, вот тебе рациональное объяснение — мы сошли с ума и ничего этого нет.

— Ты себя послушай, — взвилась Яна, — если бы ты сошла с ума, ты бы просто возомнила себя очередной миссией и совершала какие-нибудь ритуалы во спасение человечества.

— А вдруг до парафренного синдрома еще не дошло?

— А я? Что теперь шиза — это вирусная инфекция?

— Честно говоря, это лучший довод. Кстати, почему ты до сих пор со мной не встретилась?

Яна допила остывший чай.

— Я уезжала. Мне нужно было кое-что сделать для себя, коль уж такие способности объявились.

Марина остолбенела. Вот так все просто и замечательно — человек вовсю пользуется случаем, ничему не удивляется, спокоен как удав, полон рационализма и ничего не боится. Почему у нее все по-другому? Почему она цепляется за соломинки, пытается отмахнуться от очевидного, вернуться в «нормальную» колею. Придумала себе какое-то помешательство… Зачем?

— Я не знаю, о чем ты думаешь, но думай скорее, у тебя вид, будто ты таблицу умножения вспоминаешь

— Что ты слышишь, когда пытаешься меня подслушать? — вдруг улыбнулась Марина.

— Что-то похожее на шелест листьев, а ты?

— Море, глухой рокот прибоя. Сейчас совсем отчетливо.

— Странно, — кивнув в сторону пепельницы, Яна достала сигареты. Марина кивнула в ответ.

— Что именно?

— Смотри, ты по гороскопу рыбы — вода, зовут тебя Марина, что означает «морская» и ты слышишь море.

— Да, но я слышу его, когда слушаю тебя.

Яна прикурила от спички. Огонек в ее руке дернулся и погас быстрее, чем положено.

— А этот шелест листьев, не похож на звук чего-то сгорающего?

В пепельнице гасли раздавленные огоньки. Яна вскинула голову, словно оторвавшись от созерцания чего-то внутри себя:

— Да, похоже, но я ведь скорпион, при чем тут огонь?

— Значит знаки зодиака не при чем, — вздохнула Марина, наблюдая как, повинуясь мимолетному движению тонкого изящного пальчика подруги, пепел вспыхивает крошечными искрами.

— Видела? — похоже, Яна сама не ожидала ничего подобного, — Налей в чашку воды и попробуй с ней что-нибудь сделать.

Дело одной минуты набрать в плошку воды, а вот что с ней сделать-то можно?…

— Как? — Марина развела руками, тупо глядя на свое отражение на дне, — Как ты делаешь?

— Хочу, чтоб горело и все.

— Хочу, чтоб бурлило, — торжественно провозгласила Марина, гипнотизируя воду.

Ноль реакции. Девушка закрыла глаза, будто с разбега окунулась в крошечную лужу, ее будто с ног до головы окатили холодные брызги, позволив погрузиться в некую виртуальную глубину — лужа не может быть такой глубокой, но на ее дне покой и Марина пошла ему навстречу, словно нырнула в центр водоворота.

— Хватит! Хватит! — кто-то сильно дернул ее за плечо, — Ты меня всю облила.

Марина открыла глаза. Стол был залит водой, а в чашке кружилась, медленно останавливаясь воронка.

— Получилось?

Яна красноречиво кивнула на свою мокрую кофту.

— Даже слишком. Давай попробуем теперь наоборот, может получится?

— Откуда столько воды взялось? — удивилась Марина, вытирая со стола, — чашка почти полная, а здесь будто ведро разлили.

— Оттуда как будто гейзер вырвался. Ты представляешь, какой силой мы обладаем?

— Манечка величия? — лукаво усмехнулась Марина.

— Думаешь, есть шанс заиграться? — Яна на минуту стала серьезной, глаза сузились, словно у кошки на солнце, полыхнув изнутри искрами настоящего огня.

— Столько власти в руки тех, кто и понятия не имеет, что с ней делать, — вздохнула Марина, пристально и бесцельно глядя на остатки воды на дне чашки.

Вода… Вопреки всем здравым смыслам, она чувствовала ее, будто могла раствориться и контролировать собственные мысли и действия равно как поглощающую разум, глубинную, дремлющую силу. С огнем так не получится. Она была уверена, даже пробовать казалось опасным.

— Я боюсь ошибиться, — Яна смахнула с рукава капли, — думаю с водой у меня не получится

— Значит, наши возможности все же ограничены. Я знаешь ли всегда боялась огня, — призналась Марина, отгоняя от себя сумбурные мысли.

В замке зашуршал ключ, возвестив о возвращении мамы Марины. Стоило навести порядок. Девушки, не слова не говоря, очистили стол от посторонних предметов, разлили по бокалам остывший кофе, согнали с лиц излишнюю задумчивость и, развернув перед собой первый попавшийся глянцевый журнал, приняли абсолютно статичный вид — мирно беседующих о пустяшных девичьих делах подруг.

— Встала? — с порога заговорила Ольга Васильевна и, заметив гостью, улыбнулась, — Привет, Янка…

— Добрый день, вот зашла поздороваться, давно не виделись

— Отдыхать ездила?

— Кстати, — встряла в разговор Марина, — Ян, как ты считаешь, стоит нам поехать в Норвегию?

— Куда? — не поняла Яна.

— Да, Яночка, Маринка тут надумала съездить туда, ты как, не хочешь? Вдвоем оно вам веселей, а нам спокойней.

— А почему вдруг в Норвегию?

— Потом расскажу, — как можно небрежнее отмахнулась Марина, тихонько толкнув подругу ногой под столом.

— Перед учебой было бы неплохо, но с деньгами, не знаю… — вздохнула Яна и буквально через секунду добавила, плотоядно прищелкнув языком, — хотя, если подумать, может и получится.

«Надеюсь, ты не вздумаешь поджечь банк», — невесело усмехнулась про себя Марина, почему-то вовсе не исключая подобной вероятности, слишком уж полыхнули глаза подруги.

Глава 2

Под ногами шуршали рано пожелтевшие листья, глаза слепило все еще яркое, но уже по-осеннему ленивое солнце. Они брели по протоптанным тропинкам городского парка, вдали от широких заасфальтированных дорог, громкой музыки, наполнявшей летние кафе–забегаловки. В воздухе носился пряный аромат южных специй, подгоревшего мяса и недалекой застоявшейся воды подернутого тиной искусственного пруда.

— Свалилось же на нашу голову! — ни к кому не обращаясь, вздохнула Марина.

— Да брось, подумаешь, на неделю позже поедем, — отмахнулась Яна, по-видимому, не услышав в вырвавшейся фразе ничего кроме досады по поводу задержки намеченной поездки в Норвегию.

Положительно, этого человека не волновало ничего выходящего из сферы сугубо материального.

Конечно же, Марина имела в виду нечто иное, но уточнять не стала, тем более, что ее действительно расстроила эта проволочка, отложившая их планы еще на неделю, не хотелось пропускать начало учебного года. Правда, Яну это также мало волновало, за пять лет она не разу не начинала учиться с первого сентября, в лучшем случае объявлялась в его середине.

— Пойдем, покурим.

— Ты же не куришь, — усмехнулась Яна, удобно устраиваясь на спинке лавки, посчитав, видимо, сиденье недостаточно чистым для своих светло–голубых джинсов.

Марина послушно приземлилась рядом.

— Как удобно и зажигалки не нужно, — блаженно улыбнулась Яна, прикурив от собственного указательного пальца.

— Да, определенные преимущества все же есть. Я вчера джакузи в ванне устроила, — хохотнула Марина, все-таки передумав начинать курить немедленно.

— Не прошло и недели, как она оценила! — театрально всплеснула руками Яна.

— Полтора месяца, если брать в расчет больницу.

В воздухе разлилась дремотная тишина, замерли в отдалении людские голоса, стих, шуршащий сухой листвой ветер. От недалекой воды поднимался влажный запах тины и какой-то совсем летней духоты.

Марина блаженно вытянула ноги и потянулась, когда вдруг Яна схватила ее за руку.

— Смотри, — она ошарашено кивнула куда-то в сторону, — это ведь тот самый дурик…

Марина посмотрела в указанном направлении. Над выходящей из кустов тропинкой, по которой они недавно шли сами, в метре от земли будто бы парил высокий темноволосый молодой человек, словно в саван, одетый во что-то бесформенно черное. Стильная бородка-эспаньолка городского плейбоя, безбашенные серо-стальные глаза, неровная стрижка, красивые, но при этом кажущиеся несколько суровыми и жесткими черты лица. Поравнявшись с лавкой, он одним едва уловимым движением раздвинул скрывающие лавку от нескромных глаз низко опущенные ветки плакучей ивы, и только после этого соизволил спрыгнуть на землю.

— Добрый день, — кивнул он, запахивая свой сильно смахивающий на обыкновенный халат, черный плащ.

— Добрый, — как-то уж слишком беззаботно ответила Яна.

— Здрасте, — только и смогла вымолвить Марина, стараясь не поддаться искушению протереть глаза.

— Кэрсо-Лас к вашим услугам.

— Очень мило, — кокетливо улыбнулась Яна, сверкнув хищно острыми клычками, — сразу трудно запомнить, так, что не обижайтесь, если перепутаю ударение.

— Я не умею обижаться, — смущенно отозвался пришелец, — я плохо ориентируюсь в земном проявлении чувств, так, что заранее прошу прощения за возможную неадекватность.

— Однако вы неплохо информированы, — подала голос Марина.

— О да, я много читал о жизни здесь, — кивнул он, — Итак, многое вы уже знаете, осталось объяснить главное, — с этими словами он снова повис в воздухе, будто уселся в мягкое кресло, откинулся на невидимую спинку и невозмутимо продолжил, — Я почти тоже, что и вы, с той разницей, что в далеком прошлом предпочел жизнь за гранью привычной вам реальности. Жизнь, скорее всего не то слова, но по-другому вы не поймете. Я представитель стихии воздуха или иначе говоря Ветер.

— Так, стоп, — резко оборвала его Марина, спрыгивая со спинки лавки, — у вас тут своя тусовка, вы все понимаете, по-свойски определились с жаргончиком, а для меня, если не затруднит, с самого начала и по подробнее, — она уже не сдерживала вскипевшего раздражения.

— С какого начала? — почти наивно, но ничуть не наиграно поинтересовался болтающийся в воздухе парень, еще вальяжней устраиваясь в пустоте.

От него исходили порывы силы, ураганной, не с чем не сравнимой мощи. «Маркиз не ошибся» — мелькнула полубессознательная мысль.

— С самого что ни на есть. Мне тоже интересно послушать, — вставила Яна, отбросив недокуренную сигарету.

— Ладно, — пожал плечами их странный собеседник, — скажите, если устанете. Но с самого начала я не знаю… — он будто бы перевел дыхание, а когда вновь заговорил, его глубокий, во всех отношениях человеческий приятный баритон сменился ледяным и удивительно музыкальным напевом, мало чем вообще похожий на голос человека.

— Миров всегда было бесконечное множество, одни сгорали, другие возрождались, рассыпались, пересекались, переплетались друг с другом. Ваш не самый лучший и не самый молодой. Ничего не происходит просто так, на все влияет множество факторов: тяготение, притяжение, гравитация, сублимация… — он махнул рукой, — все перечислять, точно до утра проговорим. Так вот, связующие силы привычного вам мира — Живая материя, Вода, Огонь, Воздух, Мертвая материя, все прочее малозначительно и существует только как связка со всем прочим, — он беспомощно развел руками, с трудом подбирая слова, — Это абсолютная пустота, способная безмерно долго удерживать любую информацию, у этого нечто нет воплощений, коими являемся мы, нет голоса, оно само по себе…

— Эфир, — подсказала Марина, вспомнив лекцию своего домашнего кота–гуру.

— Да! — он даже пальцами прищелкнул, — ну так, вот, у всех прочих сил есть верные слуги, вернее обреченные, нет, не так, есть расщепленные их части, нечто вроде отдельных проводников… — он опять бессильно развел руками, вопросительно глядя на Марину.

— Что-то вроде розеток. Сами по себе лишь дырки, но через них может в любой момент потечь электрический ток, — нашлась Яна, также внимательно слушавшая весь рассказ.

— Ну да, на самом примитивном уровне это так, — кивнул он, — эти розетки призваны регулировать течение контролирующих их или контролируемых ими сил. Это их единственная судьба, их суть, это собственно они сами. Ух, хорошо, что я не стал пытаться рассказывать шире, мне слов не хватает. Итак, на заре времен, нам и всем нам подобным был предоставлен выбор — быть внутри или во вне. Я предпочел вневременное бытие, то есть существование во внешней оболочке, породившего меня мира, вы остались внутри и лишились силы, ибо в смертной жизни подобная власть опасна для всего вас окружающего, а значит и для реальности как таковой тоже. Не накопить в смертной жизни мудрости достаточной для рационального использования доступных вам возможностей.

— Розетки отключили от основного питания, оставили про запас, — усмехнулась Яна, почему-то ощутимо помрачнев.

— Скорее поставили заглушки, чтобы не пользоваться, — весело согласился Кэрсо-Лас, — Ток в них никуда не исчезал. Путано и не совсем верно, но лучше не передать, я ведь редко общаюсь посредством слов. Я не единственное воплощение своей стихии, в этом мире их не мало.

— В этом мире? — удивилась Марина.

— Естественно. Есть куча других миров, которые также сцеплены воздухом, Тьфу!

— Ну ясно, ясно, — предупредила новый всплеск замешательства Яна, — в других реальностях или мирах тоже есть воздух.

— То же самое касается и всего остального, только Эфир есть везде и нигде, все остальное может варьироваться. Переходим к главному, судьбу и удел свой мы не выбираем, это он ведет нас. Я покинул свой чертог, чтобы помочь вам направить ваши силы, я не могу вам ответить, почему именно теперь и как что следует делать, я лишь могу помочь вам разобраться в петлях ваших судеб.

— Ты бессмертный? — Марина прямо посмотрела в его серо-стальные, подернутые ледяной дымкой бездонные глаза.

— Мое воплощение не заточено в смертное тело, я не могу умереть от старости болезни или тоски, и как вы потеряв память о былом начать все заново, — совсем по-людски грустно ответил он, — я помню все от момента моего появления в дни юности создавшего меня мира.

— Так что же нам делать? — вздохнула Яна, разглядывая носки своих ботинок вертикально поставленные на сиденье лавки.

— Ехать в Норвегию, — совсем спокойно ответила Марина. Вопреки всем законам логики рядом с этим незнакомым, смертельно опасным существом ей было на удивление хорошо.

— Кстати, а почему именно ты? — спросила Яна, — Раз воздушных много…

— Именно я прочел знаки власти и по гематитовым следам нашел связь с вами. Я не знаю почему, мне не нужно думать о такой мелочи.

— Знаки властия, гематитовые следы?

— Нет, нет, — смешно замахал руками Кэрсо-Лас, выбираясь из невидимого глазу кресла, — я исчерпал весь словарный запас, мне трудно объяснить вам это теперь, потом, когда придет черед или необходимость. Так вы хотите ехать в Норвегию?

— Мой кот советовал мне… — начала было Марина, послушала себя со стороны и не сдержала улыбку.

Чтобы ей не рассказывали о стихиях, мирах и судьбах, смертного и земного в ней оставалось куда больше, чем приличествовало ей подобным.

— У тебя есть калахарский кот? — бровь Кэрсо-Ласа взлетела вверх.

— Вот и первое подтверждение гематита, — словно про себя пробормотал он, — возьми его с собой.

— Куда? В Норвегию?

— Кота? — хором воскликнули девушки.

— Сложно, но придется, — размышлял вслух ветер, словно на панцирной сетке покачиваясь вверх вниз, балансируя в тридцати сантиметрах от земли, — В Норвегию, так в Норвегию, отправляемся завтра, встречаемся на этом самом месте, возьмите теплую одежду, обо всем остальном позабочусь сам.

— Эй, стой, мы можем взять путевку минимум через неделю, — зачастила Яна.

— Я не смогу уехать так сразу, родители не поймут, — упавшим голосом сообщила Марина.

Кэрсо-Лас удивленно воззрился на них, но в следующую секунду понимающе кивнул.

— Мы пойдем через мой мир или иначе изнанку вашей реальности, в вашем мире вы исчезнете и будете отсутствовать недолго, я постараюсь рассчитать… — он явно не стал договаривать, — И все-таки возьми с собой своего умного кота, — ухмыльнулся он, воздел руки к небу и растворился в воздухе, не оставив после себя даже струйки пара.

Яна глубоко и громко вздохнула:

— Началось!

Марина удивленно посмотрела на нее, слишком явно послышался доселе тщательно скрываемый восторг. Поймав на себе ее быстрый взгляд, Яна пожала плечами:

— Я знаю, ты меня не поймешь, но то, что происходит лучшее, что со мной было! — неожиданно для себя самой пылко воскликнула она, — Чтобы там не ждало впереди, я рада. Меня ничего не держит здесь, мне не на что и не на кого надеяться и, в отличие от тебя, я не строю иллюзий в отношении собственного будущего тут, — она никогда не отличалась откровенностью, тем шокирующе прозвучало это признание.

Марина чувствовала что, чтобы она не сказала сейчас, все прозвучит одинаково глупо, но Яне не нужен был собеседник, ей, может быть впервые в жизни, нужен был слушатель.

— Я всегда немного завидовала тебе — ни младших братьев, родители, которые готовы для тебя сделать так много, как мои и представить не в состоянии, ни необходимости работать, чтобы только оплачивать свое проживание в так называемом «родительском доме», постоянное «нет денег» и не на клубы как у тебя, а на необходимые тряпки, а то и еду. Я учиться пошла, лишь бы вырваться из мира средней статистики — работа, бытовые разборки, дача. А тут еще брат наркоман. Вот это все у меня где, — Яна красноречиво поднесла руку к подбородку.

Марина молча присела на лавку, по которой они только что топтались ногами.

— Прости, если заставила чувствовать себя неловко, — вдруг полностью овладев собой и вновь вернувшись к обычной своей сдержанной усмешке, заговорила Яна, — Я не хотела..

Злость, вспыхнувшая в единый миг, также быстро улеглась.

— Брось, пожалуйста. Но я никогда не видела тебя такой, если честно, даже не догадывалась…

— Знаешь, когда Пашка в прошлом году стал таскать из дома вещи, мы ни минуту не сомневались, что это временное помешательство, предки до сих пор уверены в этом.

— А ты?

— А я знаю. Забыла? — грустно улыбнулась Яна, — И теперь точно уверена, даже если я вдруг исчезну, конечно, обо мне вспомнят и поплачут, но совсем не так горько как будут в итоге оплакивать моего брата. Я — лишь взбалмошная самодурка, которую сложно понять и еще сложнее смириться с ее присутствием. Видите ли я слишком многого хочу от жизни, хотя ничего из себя не представляю. Нет, мне бы подумать о будущем, найти какого-нибудь идиота и уж свалить с их, родительской шеи. Понятное дело, в слух они такого не сказали пока…

— В тебе обида говорит.

— Наверное, — кивнула Яна, — только это ничего не меняет. Разочаровываться больно, но уж лучше, чем обманываться.

— По мне, так не лучше…

Вновь поднялся ветер, расшвыряв пожухлые, притихшие было листья, заодно оборвал с веток некоторые еще державшиеся. Небо заволокли набрякшие дождем многоярусные копны туч. Где-то вдалеке послышались первые грозовые раскаты.

Марина запрокинула голову вверх, всей кожей чувствуя скорое приближение проливного дождя.

— Справишься или нам придется промокнуть? — весело спросила Яна, окончательно отогнав от себя мрачные думы.

Вместо ответа Марина закрыла глаза, мысленно протянув руки в самую середину серой перины облаков. Плотное, похожее на скатанный в шар свежевыпавший снег, нечто неимоверно тяжелое.

— Нет, — коротко ответила она, медленно возвращаясь из накатившего в момент полусна.

Окружающие краски какое-то время еще казались серыми, Марина часто заморгала. Страха не осталось, ощущения невозможности происходящего тоже.

— Побежали домой, дождь будет сильным.

Яну не стоило уговаривать. Девушки со всех ног припустились к автобусной остановке.

Дождь лил как из ведра… Весь оставшийся день, весь вечер и всю ночь.

Марина стояла у заплаканного окна, пристально и бесцельно всматриваясь в расплывающиеся пятна света, отбрасываемые редкими фонарями. Они постоянно изменялись, от подрагивающих, сбившихся в кучу капель до ярких, режущих глаза проливных потоков. Из открытой форточки тянуло промозглой сыростью, дождь беспрерывно что-то шептал, что-то очень личное и важное, но ветер уносил смысл.

Девушка посмотрела на часы — половина четвертого. Надо было ложиться спать, не то, чтобы хотелось, просто надо. Кому надо, для чего? Ей ведь не нужно рано вставать…

В какой-то неуловимый миг она поняла Яну, поняла ее неадекватный восторг. Больше нет условностей, нет никаких надо. Они выше всех людских иррациональных идей. У людей нет и не будет выбора, они не могут не бояться — за здоровье, за будущее и себя. Ей же просто нечего бояться, по крайней мере, в этом таком знакомом ей мире.

— Не спишь? — промурлыкал запрыгнувший на подоконник Маркиз, — Поговорим? — из темноты сверкнули две фосфорические искорки хитрых кошачьих глаз.

— Подумал? Пойдешь со мной?

— Ты поверила, что я стану раздумывать, — кот выразительно фыркнул и это здорово было похоже на смешок, — Я все решил еще до того как ты захотела мне предложить, я ведь кот, я просто знаю. Я пойду с тобой.

Марина подхватила его на руки, крепко прижала к себе, зарывшись лицом в мягкую шерсть.

— Поставь меня на место, это я должен быть благодарен, наверное, — поразмыслив, закончил он.

— Я скажу, что возьму тебя познакомиться с Люськиной тоскующей кошкой.

— А может, правда заглянем к этой кошке?

— Не все сразу.

— Жаль, — вздохнул Маркиз, когда его вновь опустили на подоконник.

Где-то на улице заорала чем-то потревоженная машина, с новой силой загудел в водосточных трубах перемешенный с дождем ветер, дыхнув в окно горьковато-приторной свежестью.

Из груди вырвался неподконтрольный сознанию вздох, она чувствовала бьющую по венам силу, могущество которой боялась вообразить. Именно это нечто куда больше было Мариной, чем жалкое земное сознание с его «хочу» и «надо», воспоминаниями, невеликим опытом, условностями, привязанностями и предрассудками, но без тщедушной частички ее «Я» великое основное казалось лишь рассеянной в несоизмеримой бесконечности энергией.

Осторожно ступая босыми ногами по холодному паркетному полу, девушка прокралась в коридор, а через него на кухню, с превеликими предосторожностями, бесшумно открыла дверь на недозастекленную лоджию. Сердце бешено колотилось — ночь и дождь накрыли ее с головой, промочив насквозь волосы и тонкую ткань пижамы. Она не чувствовала холода или страха, сидя на узком карнизе, привалившись спиной к установленной, но еще лишенной стеклянной вставки раме, свесив одну ногу в черную пустоту.

Капли косого дождя сбегали по лицу, смывая всякие сомнения, одного мимолетного приказа было бы достаточно, чтобы вода не смела касаться ее, только зачем? Пусть льет. Никогда в жизни Марина не ощущала такого умиротворения — все как есть и как не быть не может. Ночь жила тысячами звуков, далеких и близких, миллионами судеб живущих и памятью об ушедших. Перед ней открывались сны всех спящих, мысли, чувства, желания. Ничего не стоило заглянуть или прислушаться, только зачем? Это чужая частная приватная жизнь.

Все просто, все ясно, все возможно и ничего не хочется, все и так замечательно.

На востоке обозначилась полоска рассвета, словно кто-то чиркнул гигантской спичкой, оставив на плотно сковавшем горизонт куполе из низких тяжелых туч выжженный белесый след. Дождь заметно поутих, сменив заунывный гул на легкий шелест, звуки стали глуше, а запахи острее. Светлая полоса загорающегося дня неуклонно ширилась, ночь все дальше отползала от ее насеста. Девушка нехотя забралась обратно в квартиру, абсолютно точно зная, что если промедлит еще минут пять, то будет застигнута на месте нескромным взглядом соседа, который уже встал и собирался пойти делать утреннюю гимнастику на балкон — маньяк несчастный.

Посередине ее кровати свернувшись калачиком, спал Маркиз. Поколебавшись, она переоделась и, обернув мокрые волосы полотенцем, все-таки решила вздремнуть. Кот послушно подвинулся, не потрудившись проснуться.

* * *

Осень полноправной царицей вступила в город, прошлась по ковру из вливших в мокрый асфальт листьев, дыхнула холодным, сырым, саднящим горло воздуха, одела деревья торжественно–траурным багрянцем и золотом.

Насквозь промокшие за ночь дома словно нахохлившиеся воробьи, грелись на робко проглядывающем из-за стремительно несущихся по небу облаков солнце, жадно ловя каждый, бьющий по стеклам лучик. Ватный воздух гасил звуки, создавая ощущение пустоты и безлюдности.

Никто не обращал внимания на неторопливо бредущую по запущенным аллеям парка девушку. Кроссовки, джинсы, длинный свитер, поверх короткая замшевая куртка нараспашку, за спиной рюкзачок с торчащей оттуда кошачьей мордой — ничего странного, если бы не одно обстоятельство — перед ней разбегались лужи, вновь возвращаясь на прежнее место, стоило ей миновать его. Навстречу ей шла другая девушка, тоже в джинсах и в свитере, но в приталенном плаще и на высоких каблуках. Перед этой лужи просто высыхали.

— Привет, — улыбнулась Яна и, едва заметив кота, добавила, — и вам не хворать.

Маркиз довольно муркнул, признавшись Марине, что скорее догадался, чем понял последнюю фразу.

— Он не может говорить с тобой также как со мной, твое сознание закрыто для него, — перевела Марина, невольно давясь от смеха.

— Жаль, — вздохнула Яна

Неожиданно воздух отчаянно завибрировал, заклубился, образовав рядом с растерявшимися девушками воронку высотой в человеческий рост.

— Идите сюда, — позвал знакомый голос. Из середины смерча протянулись две руки: на среднем пальце правой горел оправленный в черный металл рубин, на левой переливался золотом аквамарин.

Девушки все поняли, Марина ухватилась за левую, Яна за правую и в тот же миг обе исчезли, только потревоженные листья неспешно кружась, возвращались на асфальт.

— Добро пожаловать домой, — с достоинством поклонился Кэрсо-Лас, отдал им кольца и отошел в сторону.

У девушек перехватило дыхание. Они стояли на совершенно плоской и круглой вершине не более трех метров в диаметре отвесной скалы, вокруг насколько хватало глаз, синело, переливаясь серебристыми всполохами небо. Из пропасти внизу поднимался густой сиреневый туман, обволакивая вершины более низкой горной гряды, обступившей их наблюдательный пункт. На многих вершинах лежал снег, но холода совсем не чувствовалось. Бескрайний океан звенящего, кристальной чистотой воздуха, в котором, несмотря на высотную разряженность, так легко дышалось. Серебристый блеск при пристальном рассмотрении оказался отсветами невероятно ярких и безмерно далеких звезд.

— Крыша мира, — восхищенно выдохнула Яна, оборачиваясь к их проводнику.

Тот неузнаваемо изменился, перед ними стоял очень высокий, могучий и одновременно стройный, облаченный в серебристую кольчугу Кэрсо-Лас или кто-то очень на него похожий. Импозантный наряд дополняли черные штаны, заправленные в черные же высокие сапоги и темно-синий, отороченный серебристо-черным мехом плащ. Красивое лицо казалось молодым, но черные волосы отливали густой сединой.

— Скорее, порог моего дома, — озорно улыбнулся он, складывая ладони у груди.

С пальцев посыпались бледно–голубые искры, вскоре, в ладонях начал расти шар очень похожий на хрустальный.

Девушки во все глаза наблюдали за происходящим, уже ничему не удивляясь, даже выбравшийся из рюкзака на плечо Марины кот, казалось, был заворожен невиданным явлением.

Шар рос и креп, Кэрсо-Лас молча, словно скатывая снежок, ровнял края, после чего также легко сломал на две одинаковые половинки, резким движением выбросив их перед собой. Раздался ужасающий грохот, посыпались искры, от его рук метнулись две молнии, расчертив синеву неба ослепительно — белыми стрелами.

— Не упади, — предупредил Маркиз, когда Марина, невольно отпрянув, отступила на шаг.

— Что он делает? — шепотом спросила она.

— Если не ошибаюсь, открывает двери, — заурчал жутко довольный собственной проницательностью кот.

Действительно, не прошло и минуты (если здесь было привычное подобие времени) как перед ними буквально из воздуха материализовалась широкая, плавно поднимающаяся ввысь лестница с удобными гладкими, но не выглядевшими скользкими ступеньками, витыми перилами и даже пуховой ковровой дорожкой.

— Я не уверен, что вы сможете летать здесь, — счел нужным пояснить гостеприимный хозяин, — Это чтобы вам было понятней, собственность сил Воздуха

— Вы что, воюете? — удивилась Яна.

— В каком смысле? — не понял тот.

— Ну, свет и тьма, борьба противоположностей, может, вы в состоянии войны с огнем или водой?

— А! — весело расхохотался Кэрсо-Лас и, от его громкого смеха содрогнулись горы, выпустив на свободу оглушительное эхо, — Плюс и минус — это всего лишь части силы, разность потенциалов — это способ с ней взаимодействовать. Свет и Тьма — лишь красивое название не самых сложных алгоритмов такого взаимодействия, лишь сливаясь воедино, плюс и минус становятся силой. Мы не можем воевать с огнем или водой, у нас одинаковое количество изначального потенциала, нам не победить друг друга, да и зачем? Это для смертных…

— Ты хочешь сказать, мы равны тебе? — обалдело переспросила его Яна.

— Потенциально, да, но вы не умеете управлять тем, что имеете.

Пока он говорил, лестница окончательно достроилась, из призрачно расплывчатой превратилась в теряющийся в вышине мраморный монолит, немыслимым образом подвешенный в воздухе.

— Да, лифт был бы более к месту, — фыркнул Маркиз, хорошо еще мне на своих четырех туда не лезть.

— Договоришься у меня, поползешь на своих четырех, — буркнула Марина, — полезай в рюкзак, а то у меня уже плечо затекло.

Проникшись угрозой, кот поспешил сползти обратно в рюкзак, изо всех сил стараясь не впиваться когтями в плотную, но все же легко прокалываемую куртку.

Девушки с опаской ступили на ступеньку, поблескивающую изнутри серебристым светом. Лестница не дрогнула, не покачнулась, не провалилась под ними. Кэрсо-Лас замыкал шествие.

Внизу мерцала фиолетово-синяя бездна, вскоре даже горы остались далеко внизу, скрыв от их взора белые шапки заснеженных вершин. Вокруг, обливая их нереально-ярким холодным светом, то вспыхивали, то исчезали за непостижимо движущейся синевой звезды. Воздух оставался свеж и прозрачен и по-прежнему не обнаруживал ни малейших признаков разряженности.

Впереди, за серебристой дымкой угадывались очертания чего-то бесконечно величественного. Усталости не чувствовалось, не взирая на то, что шли они довольно долго и, начало чудесной лестницы давно проглотила вездесущая полыхающая серебром синева.

— А что особенного в нас? — вдруг нарушила торжественную тишину Марина.

— Я не знаю, — был простой ответ, — Вы здесь, чтобы понять это.

— Какая разница, мне нравится! — воскликнула Яна. Ее голос эхом прокатился по ступеням, резко оборвавшись где-то далеко внизу.

— Вот и мой дом, — вздохнул Кэрсо-Лас.

Будто отдернулся призрачный занавес, и перед глазами вырос очень похожий на готический замок с многочисленными башенками, шпилями, огромными вытянутыми окнами, затянутыми, словно шторами, холодной, странно притягивающей чернотой, в которой отражался весь окружающий мир, стоило приглядеться внимательнее. Стены казались сложенными из диковинного синего мрамора с серебристо-черными прожилками. Как и лестница, замок просто висел в пустоте — величественный и прекрасный.

Еще чуть-чуть и стало видно, что лестница буквально упирается в кажущуюся крошечной по сравнению с масштабностью сооружения дверь. Девушки пошли быстрее.

Вскоре замок полностью закрыл горизонт. Он не отбрасывал тени, как, впрочем, и все остальное. Еще несколько сот метров и дверь перестала казаться крошечной, напротив, теперь она напоминала ворота, в которые запросто могли въехать в ряд два экскаватора.

У Марины перехватило дыхание.

— Ты живешь здесь один? Это же целый город!

— Ко мне приходят гости, — хитро ухмыльнулся Кэрсо-Лас, — и я не часто принимаю телесный облик, чаще я просто ветер и мне нужно пространство. Поймете, скоро поймете, — заверил он, перескочив прямо на крыльцо,.сразу через пять ступенек,

Четыре стройные колонны поддерживали причудливо свитую крышу арки — то ли камень, то ли застывший порыв ветра. Только теперь оглянувшись назад, Марина почувствовала, что устала. Стоило им ступить под свод арки, как лестница начала струиться, и, не успели девушки ахнуть, как мощная конструкция растаяла в воздухе.

— Прошу, — Кэрсо-Лас щелкнул пальцами, выбив миниатюрную молнию, которая змеей пробралась в едва заметную замочную скважину, в следующий миг ворота бесшумно разъехались в стороны, — Простите за спецэффекты, мне очень хочется показать вам свой дом.

— Прощаем, — лучезарно улыбнулась Яна, первой переступив порог.

Посредине огромной, огороженной несколькими рядами стройных, терявшихся в синеве неба колонн площади развевался белый гигантский парус, словно на мачте, закрепленный на башне, похожей на маяк, в верхнем окошке которой горел совсем обыкновенный, привычный желтоватый свет обитаемого жилья. За рядами колонн громоздились другие, стремящиеся ввысь башенки, шпили, куполообразные и другие строения, в окнах которых царила ночь.

Лестницы, переходы, арки, похожие на древнегреческие открытые храмы смотровые площадки и террасы — чудесное произведение искусства, застывшая мечта, но только башня в центре «проходной» площади по-настоящему пленяла.

— В башне ты живешь, когда ты человек, так я понимаю? — осторожно спросила Марина, вдруг с удивлением отметив, что вокруг них бушует настоящий ураган. Она совсем не чувствовала ветра, но парус под резкими его порывами рвался на части.

— Да, там мой кабинет, туда я приглашаю вас, — кивнул Кэрсо-Лас, — вам, наверное, нужен отдых.

Под ногами лежали прозрачные, лишь слегка отливающие белизной в призрачном свете звезд камни. Создавалось впечатление, будто они ступают по пустоте, идут внутри серебристо-синей бездны.

Парус оглушительно хлопал у них над головами, пока Кэрсо-Лас открывал сейфовую дверь башни: два раза повернул круглую ручку вправо, три влево, потом еще один раз вправо.

Внутри горел свет, пахло мятой, свежесваренным кофе, теплым деревом и свечным нагаром. Один этаж — одна комната, наверх вела витая лестница.

— Располагайтесь, — предложил Кэрсо-Лас, захлопывая дверь.

— Все совсем по земному, — кивнула Марина в сторону развернутого к камину широкого дивана

— Это смертные бездумно набрались от нас наших пристрастий.

Марина поставила на диван сумку с задремавшим котом и оглянулась по сторонам — окон не нашлось, на стенах висели живописные гобелены со сценами охоты, морскими пейзажами и сюрреалистическими сюжетами, на деревянном прогретом полу вальяжно раскинулся пушистый ковер, на залитом воском столе доживали последние мгновения огарки свечей.

— Вот к примеру, сжигать себя после смерти, — невозмутимо продолжал Кэрсо-Лас, удобно устроившись на диване, — это ведь изобрели огневики, не хотели, чтобы с их трупами возились живые и взяли моду вспыхивать перед смертью. Правда, это было на заре времен, когда внутриземные представители огня еще помнили о своей силе. А что удумали смертные? Хотя вы наверно, лучше меня знаете…

— Сжигали на кострах ведьм, вдов и рабов, якобы обязанных и после смерти служить своим хозяевам, — вздохнула Яна.

— Да, а еще в знак протеста поджигают себя на площадях, — добавила Марина, — кстати, кремацию тоже они изобрели?

— Ну, кремация, это скорее мера необходимости, — пожал плечами Кэрсо-Лас, — на всех земли не хватило бы, хотя саму идею, огневики подкинули. Да и вообще в земной истории огневики расписались, пожалуй, побольше остальных. Оно и понятно, они сама страсть…

— А легенды? — вдруг осенило Яну, — например о Прометее?

— Переврано, все переврали, — улыбнулся Кэрсо-Лас, — коротка земная жизнь, коротка память смертных и велика их мечта о вечности, отсюда и богатство воображения…

— Так Прометея не было? — разочаровалась Яна.

— Был какой-то огненный, променявший вечную внешнюю сущность на мечту. Его потомки жили дольше и принесли не мало бед, мудрости и благодати смертным.

— Но печень ему никто не клевал? — Яна с видимым удовольствием сняла сапоги и протянула к камину ноги.

За резной решеткой полыхнули поленья.

— Надеюсь, ты не против?

— О, пожалуйста, — великодушно разрешил гостеприимный хозяин, — но какую печень ты имеешь в виду?

— Ясно, — Яна махнула рукой.

Марина сняла куртку и тоже присела на диван.

— Миф о Прометее не единственный, как я понимаю?

— Все великие мифы, легенды и сказки хоть на миллионную долю правдивы. Искажены подробности, факты, идеи, что уж говорить о помыслах и характерах героев подобных мифов, но что-то всегда реальность.

Марина привалилась к мягкому меху разметавшегося по спинке дивана плаща Кэрсо-Ласа. Теплый, а пахнет ледяным ментоловым холодком. Перед закрывающимися глазами вновь предстала прорезанная миллионами серебристых линий синева бездны и белые, похожие на мраморные, ступеньки убегали из-под ног, и громоподобный голос смеялся над страстями Прометея.

Марина заснула, уронив голову на плечо человека–ветра.

— Она спит? — удивленно спросил тот, разворачиваясь так, чтобы ей было удобнее.

Яна наклонилась над подругой, прислушалась к спокойному размеренному дыханию.

— Как сурок, — хихикнула она.

— В смысле спит крепко? — на всякий случай переспросил Кэрсо-Лас.

— Именно, именно. И честно сказать, меня тоже разморило, — для убедительности Яна широко зевнула.

— Ладно, отдыхайте, я забрал вас из вашей юдоли как раз в период статики.

— Это как?

— Долго объяснять, — поморщился Кэрсо-Лас, — достаточно сказать, что пока здесь не совершится полный цикл Парка, у вас на земле не пройдет и пяти минут. Цикл только пошел, так что…

— Цикл — это год, месяц, день?

— В переводе на привычное для вас исчисление?

Яна энергично закивала.

— Примерно что-то около пяти лет.

— Пять лет! — Яна аж присвистнула, — А у нас пять минут!

— Один год — одна минута, кажется так. Здесь время будете ощущать иначе. После цикла Парка, начнется цикл Калаэдэли, там сложнее — год за секунду, а следующая секунда за месяц…

Марина беспокойно заворочалась во сне.

— Ладно, пойдемте в гостиную, там диваны удобнее, — он легко, будто пушинку подхватил ее на руки и широким шагом направился к ныряющей в потолок лестнице.

Яна схватила рюкзак со спящим котом и свои сапоги, ринулась за ним, почему-то побоявшись остаться одной в этом пусть очень похожем на человеческий, но все-таки принадлежащем абсолютному нелюдю доме.

Планировка второго этажа в точности повторяла первый — камин на том же месте, но вместо гобеленов на стенах и на полу красовались расшитые чудесными узорами ковры. Вдоль стен стояли низкие широкие диваны, заваленные подушками разного калибра, на низком столике посредине комнаты высился резной, увитый тонкими металлическими листьями канделябр, достававший Яне до плеч. Свечи были цвета спелой ежевики.

Кэрсо-Лас словно хрупкое, бьющееся изделие опустил Марину на диван, достал из-под подушки два пледа, одним укрыл спящую девушку, другое протянул озирающейся по сторонам Яне.

— Отдыхайте. Я понимаю, вам трудно адаптироваться сразу. Собственно сюда я вас притащил именно для того, чтобы вы притерлись к здешнему климату, если так можно сказать, находясь в максимально приближенных к привычным вам условиях.

— Но мы не чувствуем дискомфорта, только усталость, — сладко зевнула Яна, не мудрствуя лукаво, устраиваясь на диване около камина, за решеткой которого тотчас затеплились угольки, — что неудивительно, учитывая пройденную лестницу и громадье впечатлений…

— Конечно, это же и ваш мир тоже, — усмехнулся Кэрсо-Лас, уже занеся ногу на ступеньку, — только завтра, пройдя такой путь, вы не заметите и тени усталости.

Яна закрыла глаза, невольно прислушиваясь к заглушенным усталостью звукам.

Кэрсо-Лас сбежал вниз по лестнице, хлопнула «входная дверь», неистово загудел снаружи ветер. В камине потрескивал сгорающим деревом набирающий силу огонь, на соседнем диване мирно посапывала Марина, заскребли коготки выбравшегося из рюкзака и теперь свернувшегося между подушками Маришкиного кота… и ни грохота трамваев, ни пьяных ссор соседей, ни извечного городского гула — только ураганный ветер, беснующийся где-то за крепкими стенами.

«Это мой мир» — подумала Яна, прежде чем окончательно провалиться в сон.

Глава 3

Марине снилось море, великий, безбрежный океан. Ласковое солнце танцевало на изумрудно-синих легких волнах, высоко в небе парили белые птицы. И не было страха, печали, забот, и радости почему-то тоже не было. Только покой и безмятежность. Пустота, которая совсем не тяготила, но оттого не переставала быть пустотой.

«Это прекрасный сон, но я хочу проснуться» — вдруг отчетливо осознала Марина.

Она открыла слипающиеся глаза. Уютно потрескивали в камине догорающие поленья, ровно горели свечи, где-то тикали часы. Стоп. Часов здесь быть не должно. Марина приподнялась на локтях и не смогла сдержать изумленного возгласа.

На соседнем диване, свернувшись калачиком, спал, тарахтя, словно заправский неведомый механизм огромный зверь, в котором все-таки не трудно было опознать ее собственного кота. Маркиз стал размером с взрослого тигра, шерсть искрилась и переливалась серо-стальным блеском, в такт дыханию подрагивали пушистые белые усы.

На лоб упала тяжелая прядь волос, девушка машинально отбросила ее назад, и лишь спустя минуту сообразила, что волосы ее отросли чуть ли не до пояса. Она испуганно вскочила с дивана, пару раз обернулась вокруг себя, волосы никуда не делись. Густые, гладкие как шелк они казались почти черными. Марина поискала глазами зеркало.

Бесполезно. Любопытство взяло верх над осторожностью, девушка бесстрашно двинулась наверх.

Этажом выше она обнаружила то, что искала. Здесь, судя по всему, располагалась библиотека — вдоль всех стен стояли книжные шкафы. Стекло створок шкафа, стоящего напротив лестницы оказалось покрыто зеркальной тонировкой. Столкнувшись взглядом с собственным отражением, Марина чуть было не свалилась обратно вниз.

На нее смотрела странная, миниатюрная брюнетка с неестественно светящимися большими глазами глубокого синего цвета, взгляд манил и затягивал в никуда. У отражения не было возраста, красивые точеные черты могли принадлежать молодой девушке, но сила и отрешенная холодность, таящаяся в глубине глаз, мигом развеивала это впечатление. Среди черных волос струились отливающие синевой прядки.

Не веря глазам своим, Марина дотронулась до отражения рукой, поймав себя на мысли, что совсем не выглядит удивленной. На таком непривычном, но все-таки ее собственном лице не было ни страха, ни растерянности. Она улыбнулась, сверкнув жемчужно-белыми ровными зубами.

— Даже неплохо! — вслух добавила она, отметив у себя наличие потрясающего золотистого загара.

— Это ты?! — сзади кто-то споткнулся на последней ступеньке, точно так же, как незадолго до этого она сама.

Марина резко обернулась, в последний момент подхватив под локоть готовую упасть девушку, смутно напоминающую Кирсанову Яну. Это была высокая, потрясающе сложенная девица. Ее рассыпанные по плечам густые черные локоны отливали старой бронзой, на дне выразительных черных глаз тлели грозные искры. Было в ее облике нечто неукротимое и дикое, непосредственное и одновременно властное.

— Ничего себе! — по красиво очерченной линии губ пробежала скептически озорная усмешка, — Ты, котенка своего видела?

Марина кивнула.

— Это что же, здешний воздух на нас так влияет? — Яна подошла вплотную к зеркалу, — Ё-моё! У меня даже ногти отросли и лаком покрылись, — засмеялась она, разглядывая сложный узор на ногтях, — вот только позагорать меня забыли отправить, ты вон, будто с юга…

— Зато у меня ногти самые обычные, маникюр мне никто не делал, — вздохнула Марина, — Подумать только, теперь мы мало чем отличаемся от нашего гостеприимного нелюдя. Такие же нелюди… В нашем мире нас бы никто не узнал.

— В мире людей, ты хочешь сказать, — неожиданно резко прервала ее Яна. — Наш мир здесь, мы не люди и никогда ими не были!

— Да, я не человек, — что-то больно кольнуло внутри, — но мой мир там, — она почти не узнавала собственного голоса. Звучал он совершенно иначе, появилась некая прозрачная певучесть и глубина, — Там осталось все, что я когда-то любила, а люди, что же, ты права, они всего лишь люди, с глупыми предрассудками и ничтожными возможностями. Но теперь-то ты можешь понять, откуда вся эта блажь! — В темно-синих глазах сверкнули грозные огоньки, — Им не на что надеяться, их жизнь — мгновение, порой мучительное, но у них ничего нет кроме этого. А рядом всегда такие как мы, которые не помнят, но знают, чувствуют, что есть другие силы и иные пределы. Это мы источники всех их заблуждений. Я не могу просто взять и отмахнуться от них, я обязана им, в конце концов, и несу за них ответственность.

— Ты ответственна только перед собой, — раздался звучный голос Кэрсо-Ласа.

Рядом с их отражением в зеркале стоял и сам хозяин. Девушки как по команде обернулись, а отражение тем временем вышло из зазеркалья.

— Как так? — улыбнулась Яна

— Рад видеть вас, — поклонился Кэрсо-Лас, — вижу к вам возвращается сила и память. К сожалению, чересчур долго вы находились во Внутреннем Поле, многие знания уже за пределами вашей памяти.

— Ты сказал наша сила? — встрепенулась Яна, — Я могу тоже строить лестницы в пустоте?

— Я не знаю, — пожал плечами Кэрсо-Лас, — Здесь мои владения, чужая власть сводиться к нулю, но прислушайтесь к себе, все ответы внутри, забудьте обо всем, что когда-либо вам говорили…

Марина закрыла глаза, в миг провалилась в сине-зеленую мягкую тень чего-то бесконечно великого. Тень служила надежным укрытием. Чего ей опасаться, если тень бездны — это ее собственная тень. Будто мощный прожектор одинокого маяка развеял мрак неизвестности и непонимания — никто не научит пользоваться или управлять ее собственным «Я», лишь в ее силах и власти делать с ним все, что заблагорассудится, нужно просто принять себя как данность.

— Так мы не вернемся? — вздохнула Марина, вдруг отчетливо осознав, что для прежнего мира слишком велика.

— Я не знаю, — глухо отозвался Кэрсо-Лас, — но если вернетесь или вам придется вернуться то только прежними, иначе не избежать катаклизмов.

— А как же Прометей? — удивилась Яна, которая также стала невероятно серьезной. Видимо, к ней пришло похожее понимание.

— Он тоже утратил значительную часть силы и после многих жизней и воплощений даже забыл, что когда-то сделал это, — почти по-человечески озорно ухмыльнулся Кэрсо-Лас, — теперь он рожден в образе прекрасной огненной девы и совсем не разделяет прошлых убеждений, будто смертные могут когда-нибудь сравниться с нами.

— Я!!! — ахнула Яна. Перед глазами пронесся вихрь опаляющих мозг почти чужих воспоминаний: обрывочных, пугающе ярких, щемящих: голод, лишения, боль, потери, разочарования, гнев, войны, ненависть… и любовь…

— Он так верил в свои силы, так хотел разделить судьбу с людьми, что сумел перевернуть мироздание, — Кэрсо-Лас казался очень грустным, но улыбка все еще пряталась в уголках холодных глаз, — И что осталось? Будет наука всем прочим, нашему могуществу тоже есть предел.

— Ты ведь не знал об этом вчера? — скорее констатировала, чем спросила Марина.

— В смысле до того, как вы заснули, — понимающе кивнул ветер, — нет, не знал, я понял это только когда увидел вас в истинном обличье. Я пытался остановить Гаитоэранта тогда, а теперь я просто узнал его.

— Это мое имя? — Яна похоже еле держалась на ногах.

— Пойдемте в мой кабинет, предложил хозяин, поддерживая под локоть судорожно глотающую воздух девушку, сделал пару шагов в сторону зеркала, — Это материальная иллюзия, дотронетесь, наткнетесь на стекло, нажмете сильнее, пройдете сквозь.

Против всех ожиданий в зазеркалье было светло и уютно, стекло оказалось ширмой, за которой скрывалась еще одна витая лестница наверх. Перила были обиты мягкой кожей, ступеньки подсвечивались изнутри. Лестница заканчивалась еще одним зеркальным занавесом.

В кабинете впервые обнаружилось окно, забранное тяжелой портьерой, а вот выхода на «центральную лестницу» не оказалось. Там, где по логике она должна была быть, стоял массивный книжный шкаф красного дерева, напротив него расположился круглый стол с черной блестящей поверхностью. На стенах висели какие-то матовые панели, похожие на черные провалы, отделенные друг от друга вытянутыми светильниками, переплетенными в серебристые резные кольца. Тем не менее, ни единого отблеска не было видно на безупречно гладкой поверхности панелей.

У окна стоял полукруглый удобный диван, именно на него Кэрсо-Лас указал девушкам.

Яна успела совладать с собой, но все-таки не удержалась от соблазна с максимальным комфортом откинуться на спинку.

— Значит Гаитоэранта…

— Теперь как угодно, — улыбнулся Кэрсо-Лас, отдергивая штору.

Мягкий серебристый свет растекся по комнате. За прозрачнейшим стеклом толщиной в башенную стену плыл призрачный мир: воздушно легкие контуры дворца, близкие и далекие, ослепительно яркие, мерцающие в потоках синевы звезды. Вдали все растворялось в сиреневом тумане, которому, казалось, нет конца и края.

— Мы были врагами?

— Противниками, будет точнее. Это в прошлом?

— Безусловно, — тяжело вздохнула Яна, — у меня голова кругом идет.

— А я тогда, почему здесь? Я-то принадлежу исключительно Внутреннему Полю или со мной тоже какая оказия случилась? — фыркнула Марина.

— Вопросы, вопросы, вопросы, а меж тем, ответы приходят в свое время, — совсем мечтательно вздохнул Кэрсо-Лас.

Зеркальная штора входа дрогнула, по поверхности пробежала быстрая рябь и в кабинет, неслышно ступая на мощных тигровых лапах, вошел чудо-зверь Маркиз, величественно покачивая горда поднятым пушистым хвостом.

— Добррый вечерр, господа, — совсем внятно произнес он, слегка растягивая звук «р», отчего сохранялось впечатление кошачьего урчания.

— Гляди, заговорил! — всплеснула руками Яна, которая до сего момента не могла похвастаться способностью разговаривать с миром фауны.

— Нус, госсударри мои, рразлюбезные, стихии Воздуха, Воды и Огня в гррустях, и есть от чего скажу вам. Одни вопрросы, так вы изволили вырразиться? И только кот знает то, что должен знать.

— И что же ты за зверь такой? — недоверчиво покосилась на него Яна или, как теперь выяснилось, Гаитоэранта.

— Я кот, прросто кот.

— Не просто кот, а великий калахарский, единственный среди нас представитель живой материи, — задумчиво пробормотал Кэрсо-Лас, потирая подбородок.

— Что, начинает доходить? — Маркиз присел, напротив дивана и с видимым блаженством зевнул.

— Признаюсь, не совсем, — покачал головой Кэрсо-Лас.

— Ладно, не томи, выкладывай, — нетерпеливо пробурчала Марина, видимо, успев привыкнуть к новому облику своего домашнего любимца.

— Никакого почтения, — обиделся Маркиз, демонстративно, разворачиваясь к окну.

Марина с тоской закатила глаза.

— Ну, Маркизушка, ну солнышко ты мое, — она обняла тигровую голову, зарывшись пальцами в шелковистую кошачью шерсть, ну, пожалуйста, не дуйся.

Кот скосил на нее один глаз.

— Котик, мой, — она привычно почесала его за ухом.

— Ладно, уговоррила, — довольно промурлыкал Маркиз, удобно вытягиваясь перед диваном, — и не вздумайте класть на меня ноги, — грозно предупредил он невольный порыв Яны и своей хозяйки. — Я не знаю почему так случилось, я не знаю истроррий, прричин и тому подобной еррунды, но я знаю, что надо делать. Я ведь кот, я прросто знаю… Из внешнего мирра во внутррений открываются только пять дверрей: из владений воздуха, огня, воды, горр и из моего собственного заповедного леса, то есть из владений живой пррирроды. Откррываются они только с одной сторроны, из вне, по желанию и рразумению бессмерртных. Но, одна, какая-то сифонит, господа. Откррыта и не закррыта.

— Мой портал уничтожен, я не понимаю как можно оставить его открытым, это ведь колоссальные энергетические затраты, если его поддерживать постоянно, — поспешил заверить всех Кэрсо-Лас.

— Порртал — это порртал, а дверрь — это дверрь, — нетерпеливо фыркнул Маркиз, — если ты прредпочитаешь лазить в окно, а не пользоваться дверрью, то зачем тебе знать где она?

— А ты знаешь? — скривился Кэрсо-Лас.

— Во владениях воздуха, конечно, нет, но в своих прределах, знаю. Я знаю лишь то, что должен знать, я кот, я горржусь тем, что я кот…

— И ты не представляешь, какая дверь открыта?..

— Ну…

— У меня другой вопрос, зачем нам какие-то двери? — прервала его Яна, — Ну, открыта эта дверь, что с того, мы при чем?

— Ее надо закррыть, — снисходительно пояснил Маркиз, но дернувшийся кончик хвоста выдал его вскипевшее раздражение, — и по каким-то вам вашим любимым прричинам либо только мы можем это сделать, либо только нас это касается.

— А чем это грозит? В смысле, почему двери должны быть непременно закрыты? — спросила Марина.

— С вами тррудно, — обречено вздохнул кот, — то, что должно быть закррыто, должно быть закррыто, мне не зачем знать почему, я прросто знаю.

— Ладно, проехали, — Яна резко встала и подошла к окну, — Почему Норвегия? Именно ты предлагал ехать туда, чтобы понять, что происходит.

— Да, кстати? — спохватилась Марина.

— Древняя точка сосрредоточения силы, силы без имени… — торжественно начал кот, но его бесцеремонно прервал, судя по всему, уязвленный намеком на его собственное невсезнание Кэрсо-Лас.

— Там легче выуживать информацию из… как его вы называете? Эфира, кажется. Это бездонный колодец знаний о том, что было, есть и будет, но он неохотно делится ими, а там… — знакомый жест беспомощности, — там проще войти в контакт, что ли.

— Почти то же самое собиррался сказать я, — проурчал Маркиз, — пока я тут спал, я многое вспомнил или узнал, не знаю, как прравильно. Я чувствую, что дело в дверри, но даже если мы ее найдем, даже, если обойдем все владения всех стихий, что мы станем с ней делать, как будем закррывать? Там, на Севере, я уверрен, мы получим главный ответ.

— А проще нельзя? Связаться как-то с кем-то из Огня, Воды, или еще с кем и спросить, не забыл ли кто захлопнуть эту распроклятую дверь? — наивно поинтересовалась Яна.

— Нет, — просто ответил кот.

— Нельзя, я же не в курсе, где дверь владений воздуха, я ею не пользуюсь… я не один такой, — не без злорадства ответил Кэрсо-Лас

Марина знала определенно, что простого способа нет, она чувствовала это, как и то, что подобный вопрос мог задать только представитель Огня, как и то, что дело не только в двери. Виски обожгло болью, стоило ей попытаться проникнуть в собственные безвременные воспоминания. Что-то было, слишком давно и чересчур много сил было потрачено, чтобы это что-то забыть. Но что-то определенно было.

— Все в порядке?

Над ней склонился Кэрсо-Лас, то ли встревоженный, то ли раздосадованный.

— Все нормально, — улыбнулась Марина.

— Ты что-нибудь знаешь о моей прошлой жизни здесь? — Яна вновь впала в состояние глубокой задумчивости.

— Почти ничего, — пожал плечами Кэрсо-Лас, отодвигаясь на свое место

Маркиз сложил голову на лапы и навострил уши. Марина поняла, что на какое-то время выпала из сути разговора, отключилась, хоть и сидела на прежнем месте в прежней позе.

— Ты наделала много шума, твои намерения касались всех или просто все так решили. Так или иначе, это был единственный раз, когда представители разных стихий познакомились лично, некоторые даже гостили во владениях соседей. Оживление ты внесла необычайное, все только и делали, что обсуждали допустить или воспрепятствовать… А ты вдруг решила взять и сделать это, ушла во Внутреннее Поле. И снова переполох, там стали происходить жуткие катаклизмы — извержения вулканов, сдвиги земной коры, образовался слой пыли и пепла, спровоцировавший изменение температурного режима, настолько значительные…

— Ледниковый период? — подсказала Яна.

— Что-то вроде, я не знаю что это за период. Короче воздух, который больше всего ратовал за то, чтобы попробовать, пострадал больше всего, изменения Внутреннего Поля докатились до наших владений. Я и еще четыре ветра поймали тебя на земле и, что называется, погасили, лишили основной силы, загнали в тело простого смертного. Впрочем, именно к этому ты стремился, — добавил он, заметив, как потемнело лицо девушки.

— И что так легко взять и лишить силы такого, вернее такую как я?! — вспыхнула Яна. Мимолетный гнев погас также стремительно как гаснет искра, взметнувшаяся ввысь и не нашедшая за что зацепиться.

— Если бы ты сопротивлялся по-настоящему, едва ли все закончилось, так как закончилось. В конце концов, у тебя осталось достаточно сил, чтобы вернуться назад и вернуть собственное могущество в полной мере, но ты этого не сделал, — равнодушно пожал плечами Кэрсо-Лас, — мне жаль, хотя сам не могу понять чего именно.

Он встал и прошелся по кабинету, останавливаясь по очереди у каждой темной панели, те вспыхивали нежно-голубым светом и тут же вновь становились непроницаемо черными, стоило ему отойти на шаг.

— Я почти забыл об этом, — признался он, возвращаясь на свое место, — Мне жаль, что ты разочаровался…

Он смотрел прямо ей в глаза, пристально и бесцельно, пока Яна не отвела взгляда, будто сложив тем самым уже обнаженный клинок.

Поединок не состоялся.

— Гаитоэрант умер, он жил очень долго для смертной розетки без тока, он не нашел то, чего искал и умер ни о чем не жалея. Но я — не он, — слова с трудом срывались с губ, оседая в воздухе почти физически ощущаемой болью, — Я — другая… я не вернусь туда, даже, если мне придется еще раз перевернуть мироздание.

Воцарилась оглушительная тишина. Никому из присутствующих не было нужды гадать блефует ли говорящий, какие цели преследует и какими мотивами руководствуется. И Кэрсо-Лас и Марина и кот Маркиз прекрасно понимали, что сказано лишь то, что сказано и значит лишь то, что услышано.

Одна из панелей вновь полыхнула голубым неоном, вдруг высветив давно минувшую трагедию.

Четыре великана в темно-синих с серебром плащах поверх серебристых доспехов с закрытым восковыми масками лицами, стоя буквально в пустоте, держат в руках концы мелкой тончайшей, но, судя по всему, прочнейшей сети, в которой запутался по человеческим меркам, безусловно, гигант, но все-таки габаритами уступающий своим пленителям. Одежда превратилась в лохмотья, черные, слипшиеся от крови волосы мешают разглядеть лицо, видны лишь горящие чудовищной смесью невероятной муки и торжества глаза. К сети подходит пятый мучитель, лицо его открыто и это лицо Кэрсо-Ласа. Он выплескивает на пленника что-то из амфороподобного сосуда, разбивает его о воздух, осколки сами собой собираются то ли в буквы, то ли в иные знаки власти, окружают сеть со всех сторон.

Кэрсо-Лас отходит в сторону, воздев руки, произносит несколько коротких похожих на выстрелы слов. С пальцев сыплются голубые молнии. Четверо остальных отпускают концы сети, как по команде расходятся на четыре стороны. Ослепительная вспышка охватывает повисшую в воздухе сеть.

Изображение дрогнуло, на секунду экран вновь стал непроницаемо черным, после чего картинка вернулась — сеть сгорела без остатка, а барахтавшийся в ней Гаитоэрант, раскинув руки, летит в пропасть.

— Мы вскоре нашли тебя в горах, убедились, что цел и бессилен и оставили тебя наедине с твоей мечтой, — будто за кадром прозвучал голос Кэрсо-Ласа.

— Какой мечтой? — горько усмехнулась Яна, облизнув пересохшие губы.

— Доказать, что суть людей сравнима с нашей, что им по силам наши знания и возможности.

— А рразве нет? — подал голос кот, только теперь оторвавшись от давно потемневшего экрана.

— Ну, конечно, в чем-то мы похожи, они переняли у нас массу ненужного, что же здесь удивительного, среди них из покон веков живут духи Внутреннего Поля, вроде тебя, — он кивнул в сторону Марины, — это ничего не меняет.

— Здесь ты соверршенно пррав, — великодушно согласился Маркиз.

— Это все в прошлом, — заключила Яна.

— А это что-то вроде видеолетописи?, — спросила Марина, указав на панели.

— Это… — Кэрсо-Лас озадачено хмыкнул, — вроде кладовой моей памяти, дневник. Иногда полезно переосмысливать то, что было в свете новых обстоятельств.

— Это твои воспоминания?

— Не совсем, — он страдальчески закатил глаза, — это отпечаток объективной реальности, снятый с оставленного мною гематитового следа.

— Зря ты это сказал, — добродушно оскалилась Яна, с радостью меняя тему, — теперь объясняй что такое гематитовый след.

Кэрсо-Лас обречено вздохнул.

— Любая сила, которую мы используем, отпечатывается в гематите, если он есть поблизости, — он вытащил из нашитого на колено кармана выточенный в форме ромба камешек серо-стального цвета.

— Батеньки мои, да у меня браслет такой был, — ахнула Яна.

— Да, во Внутреннем Поле его много, здесь он штучный, — кивнул Кэрсо-Лас, — снять отпечаток с собственного следа не представляет трудностей, а поскольку сила не существует без реальности, снимается все событие, в котором она была использована. Но я не могу снять картинку с чужого следа, я могу лишь констатировать, что имело место применение той или иной силы. Так я нашел вас. Неконтролируемые, взрывные потоки найти проще всего.

— Но…

— Умоляю, избавьте меня от необходимости делиться техническими подробностями, — сморщился Кэрсо-Лас.

— Ты нашел нас еще до того, как мы поняли, что обладаем силой, — напомнила Марина, не обратив внимания на его страдания.

— О да! Лампочки в ее доме, — кивок в сторону Яны, — просто так перегорали, стоило ей разозлиться посильнее, я уж молчу о парочке не установленной природы пожаров, а ты всего лишь отбросила на пару метров вторую намеревающуюся задавить тебя машину.

— Я это сделала?

— Ко всему прочему, ты сумела затуманить память всем смертным очевидцам, причем уже находясь без сознания. И кот тоже отпечатался…

— Кота попрошу не трогать, — фыркнул Маркиз, предостерегающе вытягивая вперед лапу с выпущенными когтями, якобы исключительно с намерением потянуться.

— Я есть хочу, — не с того не с сего сообщила Яна, — ты, может быть, вообще не ешь, мы же земляне привыкли кушать по меньшей мере два раза в день

— Скоро отвыкните, — улыбнулся Кэрсо-Лас и тут же прибавил, — мы засиделись, прошу за мной, покормлю, — с этими словами он пулей вылетел из кабинета, девушкам пришлось спешно последовать за ним.

Маркиз был не в восторге от подобной стремительности, мурча себе под нос нечто похожее на ругательство, старался не отстать от голодных спутниц, при этом умело сохраняя гордо-независимый вид.

Кэрсо-Лас ждал их у центральной лестницы.

— Не торопись так, — попросила Марина, прежде чем он занес ногу на ступеньку.

Они прошли три витка, и тут лестница внезапно кончилась, уткнувшись в просторный зал, казавшийся таким из-за смотрящих с противоположных стен друг на друга зеркал от пола до потолка. На полу лежал ковер, приковывавший взгляд вытканным на нем сложным, кубистским узором. Окон здесь не было, зал освещался исключительно прикрученными к голым светло-серым стенам бра в виде широких подносов с держателями для свечей толщиной в молодой дубок. Всего таких светильников Марина насчитала шесть штук, при чем промежутки между ними были далеко неравными, да и висели они на разном уровне.

— Постойте здесь, — попросил хозяин, выходя из тени лестницы.

Остановился он четко посредине зеркального коридора, в следующую минуту зеркало, обращенное к нему, медленно поползло вверх, сворачиваясь в рулон, пока полностью не оказалось у потолка, открыв еще одну лестницу. Только теперь Кэрсо-Лас пригласил гостей подняться к нему.

— Здесь начинается мое личное пространство, до вас кроме меня здесь никого не было, я не знал как поведет себя защитное поле силы, — счел нужным пояснить он.

— Спасибо за оказанное доверие, — хищно улыбнулась Яна.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты приводишь нас в святая святых…

— Не понял, — пожал он в ответ плечами, — что значит святая святых и при чем тут доверие…

Марина слегка тронула подругу за руку, молча кивнула на прозрачную лестницу, смутно вырисовывающуюся в темном проходе.

— Ладно, веди нас, Сусанин герой, — вздохнула Яна, прошмыгнув вперед.

— Кто такой Сусанин герой? — шепотом спросил Кэрсо-Лас, наклонившись к самому уху Марины.

— Исторический персонаж, герой поговорок, — также тихо ответила та, но поймав его еще более озадаченный взгляд, добавила, — забудь, это…

— Ничего не значащая игрра слов, — закончил за нее, проскочивший между ними тигро-кот.

Обстановка комнаты, в которую они в итоге попали ничем не отличалась от обыкновенной, привычной обеим девушкам. Встроенный шкаф-купе, низкая широкая кровать, заправленная черным атласным покрывалом, у окна письменный стол, на столе груда книг и керосиновая лампа, у противоположной стены комод, над ним, на стене зимний, совсем земной пейзаж — заснеженный лес, узкая тропинка через мохнатые сугробы ведет к стоящей на опушке леса бревенчатой избушке, из трубы валит уютный дым, а в единственном окне горит свет. Рядом с комодом стоял, судя по всему, обеденный стол, заставленный чайными чашками, конфетницами и прочей хозяйственной утварью, в край стола вмонтирована мини плитка или что-то очень на то похожее, сбоку к стене прибита полукруглая полка–антресоль, под ногами традиционный ковер в тон покрывалу.

— Да, — Яна аж присвистнула от удивления, — кто бы мог подумать, что великий ветер живет столь скромно!

Не утруждая себя излишней учтивостью, Маркиз без промедления забрался на постель, широко зевнул, свернулся калачиком с недвусмысленным намерением сейчас же заснуть.

Похоже, Кэрсо-Ласа нисколько не оскорбило подобное поведение четвероногого гостя.

— Есть печенья, фрукты, могу сварить кофе, — совсем по-домашнему предложил он, извлекая из недр подвесного шкафа мандарины, коробки со швейцарским шоколадом, кофемолку, брикеты с печеньем и банку с цукатами.

— Давай помогу, — Яна в последний момент подхватила пачку печенья и порвавшийся пакет с круассанами, — гляди-ка, все свежее, можно? — не долго думая, она вцепилась зубами в сдобную мякоть булки.

— Конечно, кстати, есть чай…

Марина подошла к письменному столу, зажгла керосинку и комнату залил ровный мягкий, желтоватый свет, превратив бесконечную синеву за окном в абсолютную черноту, времени от времени разрываемую далекими мерцающими вспышками звездного света. В сердце закралась щемящая грусть, вдруг вспомнился дом, тихие вечера за столом на кухне, ни к чему не обязывающие разговоры, смех…

Стало очень холодно, она зябко поежилась, но тут взгляд упал на названия книг — английские, санскрит, греческий, латынь, испанский, немецкий, русский… Ей ничего не стоило их прочитать: «Сильмарил»; «Властелин колец»; «Сказки русские народные»; «Гарри Поттер», «Хроники Амбера»; «Легенды викингов»; «Сказание о Шамбале»; «Тысяча и одна ночь»; «Мифы древней Греции»…

Великий Ветер любил сказки.

Потянуло чудесным кофейным ароматом. Марина очнулась от собственных размышлений, обернулась. Яна раскладывала угощение на столе, Кэрсо-Лас разливал кофе по чайным чашкам, Маркиз мирно дремал на кровати, прикрыв нос пушистым хвостом.

— Так кто же у кого что перенял, люди у нас или мы у людей? — тихо пробормотала она, положив обратно на стол «Вечера на хуторе близ Диканьки»

* * *

— Откуда же такая роскошь? — наконец пресытившись, спросила Яна.

Марина допила остатки кофе и, отряхнув руки от крошек, также вопросительно посмотрела на гостеприимного хозяина.

— Иногда я все-таки человек, — усмехнулся Кэрсо-Лас, подумал и взял еще одно печенье, — и ничего человеческого мне не чуждо. Сладости из Внутреннего Поля, кофе здешнее, ведьмаки выращивают.

— Это еще кто? — удивилась Яна.

— Лучше спроси у кота, это его подданные, в смысле существа его владений. Если хотите, можете ванну принять…

— Да же так!…

— Правда, вместо воды сжиженный озон, — предупредил он.

— Есть разница? — с надеждой и сомнением переспросила Марина.

— Для меня нет, для вас, не знаю, — Кэрсо-Лас поднялся из-за стола, покажу. Там сами определитесь…

Девушки не возражали. Как и предполагала Марина, ванная комната располагалась за противоположным зеркалам парадного холла. Прежде чем поднять аналогичную зеркальную штору, Кэрсо-Лас, как и в прошлый раз попросил обеих девушек постоять в стороне.

Ванная комната по размеру соответствовала спальне, а сама ванна представляла собой небольшой бездонный бассейн, наполненный нежно-голубым сиянием. Пол и стены были отделаны обыкновенным серо-голубым кафелем. Комната освещалась лишь далеким светом звезд, струившимся в вытянутое готическое окно.

Марина присела на корточки, зачерпнула в ладонь прозрачный голубоватый свет из бассейна. На ладони остались мелкие капли. Тем временем Кэрсо-Лас объяснял Яне предназначение изогнутых ручек, торчащих из бортиков.

— Это для тепла, это для охлаждения, это для запаха. Есть лаванда, розмарин, иберис, мята, стибранга… здесь запахи иные, чем вы привыкли…

— Они легче, — прищелкнула языком Яна, с видимым усилием открыв очередной «кран», — рассеянней, что ли. Как здорово! — хохотнула она и принялась стаскивать с себя плащ.

— Мне уйти? — наивно полюбопытствовал Кэрсо-Лас

— Как хочешь, мне без разницы, — отмахнулась Яна, сбросив с себя остатки одежды, — Эех! — она с размаху плюхнулась в голубое сияние, которое тут же проглотило ее целиком.

— Это нечто легче воды! Она пролетит насквозь!!! — воскликнула Марина.

Кэрсо-Лас мгновенно оценил ситуацию, не спрашивая более ни о чем, реактивной торпедой влетел в глубину. Марина затаила дыхание, до рези в глазах всматриваясь в ровную поверхность, чуть светящегося изнутри тумана.

Неожиданно все взорвалось, из середины бассейна взметнулся столб пламени. Марина отпрянула назад. Из растаявшего в воздухе бело-голубого дыма вынырнул изрядно потрепанный Кэрсо-Лас с бездыханным телом Яны на руках.

— Что случилось?! — испугалась Марина.

— Я не учел, что она огонь, — поморщился Кэрсо-Лас, вытащив из ничего диван, уложил на него девушку, — Арлоста! — прохрипел он, падая на колени.

На Марину, откуда ни возьмись, свалился его плащ.

— Накрой ее, согреется, придет в себя, — похоже, говорить ему было трудно, тяжело дыша, он вцепился в спинку дивана, уронив голову вниз.

— А с тобой все будет в порядке? — неуверенно спросила Марина, укрывая подругу.

На него было страшно смотреть, обожженные руки, судорожно сжимающие подлокотник дивана кровоточили, серебристая кольчуга потемнела от мельчайших частичек сажи, кончики волос обгорели, а когда он обернулся, стало видно, что вся левая половина лица представляет собой сплошной ожог.

— Конечно, я бессмертный, — вымученно улыбнулся Кэрсо-Лас.

Марина присела рядом, осторожно провела ладонью по его обожженной скуле, в пальцах запульсировало тепло. Она закрыла глаза, поймав в себе волну живительной энергии, легко направила ее вовне.

Кэрсо-Лас глухо застонал.

— Больно? — почувствовав, что он вот-вот окончательно ослабеет, Марина крепко прижала к себе его голову.

— Уже нет, — еле выговорил он, — как ты это делаешь?

— Я гашу огонь внутри твоего тела, — Марина открыла глаза, отняла от его лица свою, словно приклеившуюся ладонь, под которой более не обнаружилось ничего похожего на ожог, не осталось даже следа. — Давай сюда руки, давай, отцепись, — она аккуратно высвободила диванный подлокотник от его цепких пальцев, словно безвольный манекен развернула его самого на сто восемьдесят градусов, прислонив к спинке дивана. — Потерпи еще чуть-чуть…

Его ладонь в ее ладонях и темно-синяя бездна столкнулась с прозрачно-голубой высью, на секунду обе силы скрестили шпаги, будто оценивая насколько они могут быть опасны друг для друга. Оценили. Они не антагонисты, не соперники. Уже набравший мощь полыхающий изнутри ураган безропотно дал проглотить себя сметающей все на своем пути штормовой волне живительной прохлады.

На другой руке раны затянулись сами собой, Кэрсо-Лас изогнулся буквой зю и отключился.

— Чем вы тут занимаетесь? — сонно спросила Яна, выглядывая из-за спинки дивана.

— Что за садизм такой?! — вдруг рассвирепела Марина, — Ему можешь рассказывать, что ты не специально, что не со зла, смотри на меня, тебе говорю!!! — в темно-синих глазах бушевал девятый вал.

— Тебе то что?! — грозно вспыхнула сплошная стена черно-красного зарева, — Пусть почувствует какого это! Ему жаль, велико оправдание! — Яна говорила тихо и очень зло.

От напряжения вокруг трещали искры, Марина же, напротив, орала так, что дрожали стены.

— И что легче стало?! Это тебе вернуло твою память или, быть может, дало возможность повернуть время вспять?! Что-то изменилось?! Тогда какого дьявола!!! Он мог бы вышибить окно и обернувшись ветром тут же исцелиться, только нас бы при этом снесло к чертям собачьим и не известно, каковы были бы последствия! Что ты этим добилась бы?!

— Да, мне легче, это он смог меня погасить, а что сделала я, всего то подпалила его не самую важную оболочку, хотела парочку шрамов оставить на память, а ты…

— Это не шрам на память! Это обманутое доверие!!! Он наивен как ребенок, это подло!

— Тебе откуда знать?

— Я вода, забыла, первейшее свойство воды — беспристрастное восприятие. Я не могу не чувствовать суть меня окружающего, — значительно тише и мягче отозвалась Марина, — да, ему много сотен тысяч лет, только живет он в мире, где все до безобразия просто. Здесь нет ни предрассудков, ни денег, ни власти, здесь даже вражды как таковой нет, где же тут набраться нашей с тобой ржавчины?

— Брось, он ре раз бывал в нашем, тьфу, пропасть, короче во Внутреннем Поле… — похоже, Яна окончательно остыла.

— Он изучает мой мир по сказкам, — грустно усмехнулась Марина. Ярость улеглась, уступив место совсем человеческой усталости.

— Он приходит в себя, — заметила Яна, указав на дрогнувшие веки свернувшегося в жутко неудобной позе ветра в обличье человеческом, — мне извиниться перед ним?

— Делай, как знаешь, впрочем, сначала лучше оденься.

Яна скрылась за высокой спинкой, решив последовать данному совету, загремели ременные пряжки, Марина сдавила руками остервенело гудящие виски.

— Спасибо, — кто-то бережно приобнял ее.

Ей не нужно было гадать кто именно. Совершенно отдавая себе отчет в совершеннейшем идиотизме своих действий, она, рыдая кинулась к нему на шею.

— Что опять случилось? — словно сквозь сон расслышала она обеспокоенный голос Яны.

Кэрсо-Лас промолчал.

— Эй…

Марина из последних сил постаралась взять себя в руки.

— Все в порядке, — ее трясло как в лихорадке, зубы друг на друга не попадали.

— Слишком большие энергозатраты, — тихо пробормотал Кэрсо-Лас, — ты пока не в достаточной степени владеешь своими возможностями, а здесь, все-таки чужая территория, — он сгреб ее в охапку и полетел прочь из ванной.

Яна впопыхах влезла в сапоги.

— Подожди, ей, — застегиваясь находу, она ринулась следом, — мне в отличие от некоторых приходится пользоваться ногами.

— Подвинься, хвостатый…

— Уррр, мяу, — раздался недовольный вопль.

— Погрей…

— А что пррроизошло? — зевнул сонный Маркиз.

— Потом расскажу, — буркнул Кэрсо-Лас, бережно опуская свою ношу на кровать, — Слушать сюда, туалет, если вдруг понадобиться, вон там, — продолжал чеканить он, но Марина уже не понимала, кому и зачем он это говорит, — советую отдохнуть и тебе тоже, я зайду за вами позже, у нас трудный путь.

Что-то мягкое и теплое накрыло ее с головой.

— А ты куда? — сквозь неодолимо накатывающий сон услышала она раздраженно–взволнованный голосок подруги.

— Мне надо подумать, — ледяным клинком резанул ответ.

Марина вздрогнула, но усталость взяла верх, она провалилась в насыщенный цветами и далекими, теперь уже малозначащими воспоминаниями сон.

«Шел дождь, накануне пятнадцатого дня рождения Яны они вместе сидели на ее кухне от души веселились, создавая сказочные прожекты на будущее. В их мечтах она — погруженная в науку деловая женщина, а Янка, конечно же, преуспевающая бизнесвумен, достигшая всего сама, счастливая в браке…

Янка прикуривает первую в своей жизни сигарету и почему-то грустнеет: «Либо это будет, либо жизнь пуста».

«Что же будет потом?» — собственный голос со стороны звучит иначе.

«Потом — не будет, как не будет и этого» — Яна слишком сильно щелкнула по сигарете, зажженная часть отваливается, — «Это всего лишь мечты, но если не мечтать, совсем крыша съедет, или застрелиться во цвете лет захочется.

«Но почему, все это может стать реальностью!»

«Для тебя, да, мне же просто не может так повезти»

Дождь хлещет по стеклу, а в глазах у подруги стоят совсем недетские слезы. Картинки меняются все быстрее и быстрее, пока не превращаются в калейдоскоп бессмысленных образов — старая часовня, речной песок, камнеметатели из компьютерной игрушки разбивают в щепки окованную серебром дверь, за которой томиться огонь. Кэрсо-Лас стоит на коленях перед наполненной до краев густой кровью чашей, а над ним грозная тень занесенного для свершения казни палаша. И надо делать выбор, самый страшный из всех возможных…»

Марина в ужасе вскрикнула и резко села на кровати.

Вокруг все дышало неземным спокойствием, тускло светилась древняя керосинка, на ее коленях лежал огромный пушистый хвост крепко спящего кота, словно разделительная полоса растянувшегося между девушками. Яна спала, закинув руку ему на шею, за метровым стеклом среди бесконечной черноты скулил ветер.

Марина протерла слипающиеся глаза, где-то внизу хлопнула дверь, и вновь все смолкло. Вставать не хотелось, тем более, что сумбурный кошмар не дал возможности нормально отдохнуть. Она придвинулась поближе к коту, бесцеремонно накрылась его хвостом и постаралась снова заснуть.

На сей раз обошлось без сновидений.

Глава 4

— Вставайте! — грянул ледяной сильный голос.

За окном царила густая чернильно-черная ночь. Керосинка на столе угрожающе зашипела, длинные тени в испуге метнулись по стенам. Яна вскочила как ошпаренная, Маркиз сонно зевнул, и приоткрыв щелочки глаз, удивленно огляделся по сторонам. Никого, только неведомо откуда взявшийся сквозняк.

— Я буду ждать вас внизу, не тяните, — вновь загудела пустота.

Звук заполнил собой все крошечное пространство комнатенки, заложив уши.

Марина тяжело вздохнула, потрепала по загривку ничего не понимающего Маркиза. Загрохотали, все в раз захлопнувшиеся двери, сквозняк улетучился.

— Он обиделся? — поморщилась Яна, сползая с кровати.

— Нет, не думаю. Он что-то понял и пока, а может и вовсе, не намерен делиться с нами, — пожала плечами Марина.

— Тогда к чему этот цирк? — фыркнула наполовину встревоженная, наполовину раздосадованная представительница огненной стихии.

— Спроси, что попроще.

— Глупые девчонки, он с самого начала что-то скррывал, не договарривал, а теперрь вот засомневался, находу подметки ррвет, как говорриться, — проурчал жутко довольный своей проницательностью кот.

— Ладно, пошли вниз, — Марина погасила лампу, и комната вновь залилась синим, прозрачным светом.

Завтрака им не предложили, впрочем, девушки более не чувствовали потребности в земной пище. В них почти не осталось ничего прежнего, даже одежда стала невозможно мала, особенно это касалось Яны, ставшей намного выше своего бывшего роста. И если высокомерия ей и прежде было не занимать, то теперь к нему прибавились еще и по истине королевская стать, осанка и величавые манеры. В черных глазах то и дело вспыхивали грозные искры, обещавшие в любой момент стать всепожирающей лавой беспощадного пламени. Рядом с ней Марина казалась хрупкой дюймовочкой, но только на первый взгляд. Эта хрупкая, в масштабах этого мира девушка таила великую силу, столь же неумолимую и, пожалуй, более загадочно–темную.

Проходя по площади, разделявшей башню и главные ворота, они отметили, что строения дворца Кэрсо-Ласа уже не кажутся им непомерно громадными, как в предыдущий раз. Сам хозяин все-таки принял ставший им привычным облик, но продолжал молчать.

Серебристо-синий мир окружил их со всех сторон. Они не спеша шли по раскручивающейся перед ними беломраморной ковровой дорожке, сворачивающейся позади них, стоило им пройти несколько шагов.

Кот шел рядом с Яной, с завидной невозмутимостью мурлыкая себе в усы земную попсовую песенку. Марина думала о своих снах. Яна же целиком сосредоточилась на переставшем на ней застегиваться плащом и резко укоротившихся джинсах. Никто не чувствовал необходимости или желания что-либо говорить.

Вскоре замок Кэрсо-Ласа остался далеко позади, внизу клубился сиренево-синий туман, вокруг вспыхивали и гасли серебристые лучи, ничего не менялось, но ощущение неподвижности почему-то не было. Они шли и шли, не чувствуя никакой усталости, бесконечный рулон их тропинки не уменьшался впереди и не увеличивался сзади. Легкий ветерок, любому бы смертному показавшийся ураганом, играл длинными волосами девушек, навевая смутные воспоминания о летнем отдыхе.

Прикосновение ветра, пожалуй, было единственным ощущением, сопровождавшим их поход. Они не чувствовали твердой поверхности под ногами, усталости или холода. Мир вокруг не менялся, сколько бы километров не оставалось позади. Но неожиданно что-то переменилось. Воздух вдруг начал густеть, с каждым шагом становился все плотнее, пока впереди не выросла невидимая, но вполне осязаемая стена.

— Здесь начинаются владения Мии-Дарърет, — неохотно пояснил Кэрсо-Лас, — я не думаю, что она позволит дамам без объяснений пройти по ее территории, надо решить, стоит ее посвящать в наши дела или обойдем низом?

— Я за «низом» — с готовностью вскинулся Маркиз, по-видимому, притомившись от однообразия окружавшего пейзажа.

— Я за скорость, — пожала плечами Гаитоэранта (на Яну это создание уже явно не тянуло).

Марина дотронулась до невидимой преграды — от нее веяло полуденным зноем, эдакий суховей, легкий, жаркий, иссушающий все на своем пути. Сила Кэрсо-Ласа казалась нейтральной, но скорее походила на морской бриз, а тут… Конечно, Гаитоэранта не могла того не почувствовать и именно поэтому, нет, только поэтому ратовала «за скорость».

— Я не пойду дальше, — неожиданно для себя самой резко заявила Марина, отступая на пару шагов.

— Я предпочел бы до поры до времени, так кажется говорится у вас, сохранить в тайне маршрут нашей экскурсии, — усмехнулся Кэрсо-Лас.

«Это почему же?» — подумала Марина, впрочем, не особо удивившись.

— Значит есть, что скрывать, — вслух высказалась Гаитоэранта.

— Вниз, вниз, вниз, — пропел Маркиз, — а как?

Отойдя на пару метров от тропы, Кэрсо-Лас сотворил два белых жезла, из которых, грохоча и сверкая, выпорхнули несколько молний, во все стороны полетели голубые, жалящие холодом искры, воздух завибрировал, зазвенел, зажужжал, постепенно образуя уходящую вниз воронку.

— Брр, надеюсь, ты не думаешь, что я полезу туда? — ошалело спросил Маркиз, шерсть у него торчала во все стороны, хвост нервно подрагивал, всем своим видом кот выражал крайнее неудовольствие.

— Не беспокойся, ты съедешь как с горки, пространство внутри абсолютно статично.

— Успокоил, нечего сказать, — фыркнул рассерженный царь зверей, молотя себя по бокам взъерошенным хвостом.

— Да, уж, — хохотнула Гаитоэранта. — ну ладно, если другого нам предложить не в состоянии, я пошла… — она осторожно приблизилась к краю воронки.

— Еще один шаг, несколько восхитительных минут и ты на месте, — не без сарказма парировал Кэрсо-Лас.

— Только после вас, — огрызнулась Гаитоэранта.

— Да пошли вы, куда подальше, — стремительно теряя терпение, Марина растолкала обоих и с разбегу упала вниз.

Ее бережно подхватил воздушный поток, падение замедлилось, спустя мгновение она поняла, что может принять любое удобное ей положение. Не раздумывая, она улеглась на невесомой перине, прикрыла глаза, предвкушая долгий необременительный полет.

Вверху замелькали фигурки ее спутников, похоже, прения наконец-то прекратились.

Спуск оказался короче, чем можно было предположить, впрочем, когда они вдруг вылетели из клубящейся воронки своеобразного лифта, стало понятно, насколько велика была скорость полета.

Внизу мелькнули укрытые шапками вечных льдов вершины гор, крутые склоны, усыпанные пестрыми цветами высокогорные плата, гигантские ступенчатые водопады. В следующий миг стали различимы и быстро увеличивались в размерах покрытые изумрудной листвой деревья, еще мгновение и Марина лежала на земле, среди высокой травы.

В нос ударил ошалелый аромат разнотравья: терпкий полыни, сладковатый шалфея, свежий ромашки…

Как же она успела соскучиться по ним. Где-то рядом заливались цикады, по небу лениво катились порванные в клочья облака.

— Ты в порядке? — свет заслонила тень Кэрсо-Ласа.

— Да, — просто ответила Марина, про себя подумав, что только теперь чувствует себя в безопасности в полной мере.

— Ваурр! — возликовал шлепнувшийся где-то поблизости Маркиз, — Я дома! Здоррово! Как же хоррошо! — он прыгал и кувыркался, приминая траву — огромный серый тигр с проворством и замашками домашней кошки.

— Нечего сказать, красота, — ворчливо отозвалась Гаитоэранта, — шли бы и шли по ровной поверхности, нет, надо было, ни с тем делом, позаботиться о кочках и буераках. У меня, между прочим, сапоги на каблуках, — ей наконец-то удалось выбраться из неглубокого овражка, в котором она оказалась после приземления.

— Нам понадобится проводник, — вдруг вспомнил Кэрсо-Лас, чем не мало удивил всех остальных.

— А ты на что? — фыркнула Гаитоэранта, стряхивая с себя цветочную пыльцу.

— Нам надо найти проход в горах, скрытый каньон, а я не знаю… — растерянно пожал плечами Кэрсо-Лас.

— Горры? Я не вижу никаких горр, — блаженно проурчал растянувшийся в траве кот.

Марина обвела взглядом раскинувшуюся панораму: слева стеной стоял лес, справа и впереди виднелись отроги скалистых красно-коричневых гор.

— Полагаю, спрашивать где север или юг не стоит?

— Почему же, ты стоишь как рраз лицом на северр, — отозвался Маркиз и добавил в ответ ее удивленному взгляду, — посмотрри на свою тень, а меж тем, я точно знаю, что полдень еще не наступил.

— А…а, — интерес Кэрсо-Ласа, подобравшегося к ним поближе, быстро угас, — пора двигаться дальше.

— Я бы перрекусил сначала, но…

— Вот, еще одна прелесть пешей прогулки, мне тоже есть хочется, — тут же нашлась неугомонная представительница огня.

— Ладно, есть все равно нечего, может впереди что-нибудь подвернется, — заключила Марина, стаскивая с себя свитер.

И маленький отряд вновь двинулся в путь. Спасаясь от расшалившегося ветерка, дувшего теперь как ему заблагорассудиться, девушки стянули волосы: Гаитоэранта поясом от плаща, Марина найденной в кармане резинкой. По крайней мере, теперь ничего не лезло в глаза. Вокруг кружились тысячи мошек, многим из которых дела не было до нечеловеческого происхождения той крови, которую они норовили попробовать. И все-таки было что-то в этом дискомфорте неуловимо родное для обеих девушек, не говоря уже о светящемся, словно начищенный самовар, Маркизе. А вот Кэрсо-Ласу приходилось не сладко, похоже, он впервые оказался в подобных условиях. В конце концов, плюнув на учтивость, он полетел, в метре от земли.

— Эй, аккурратней, — одернул его кот, — если ты не желаешь посвящать посторронних в наши планы, то лучше вообще не прредупрреждать о себе…

— Каким образом? — переспросил тот, удобно устраиваясь в невидимом летящем кресле.

— Таким! Это территоррия пррирроды, тебя учуют, — огрызнулся Маркиз.

— Правда, слезай, нам завидно, — согласилась Марина.

С несколько театральным стоном Кэрсо-Лас опустился на землю.

Не прошло и часа, как все убедились в абсолютной справедливости слов кота. Их окружили странные создания, внешне лишь отдаленно напоминающие людей. Они возникли ниоткуда, вынырнули из высоких зарослей и, обступив путешественников со всех сторон, замерли, наставив на них круто изогнутые игрушечные луки со стрелами наизготове.

— Ну и ну, — только и смогла вымолвить Марина, разглядывая худощавые фигурки миниатюрных воинов.

Самые высокие едва доставали ей до плеча, а Кэрсо-Ласу буквально дышали в пупок, острые ушки на макушках по-звериному нервно подрагивали, на вполне человеческих лицах застыло выражение воинственной решительности, только в круглых, занимающих почти половину лица глазах металось изумление. Видно им не случалось прежде встречать в своих охотничьих угодьях подобных прохожих. Одеты аборигены были в зеленые мохнатые комбинезоны и черные кружевные воротнички, рукавами спадающие на худые плечи.

Гаитоэранта от души расхохоталась.

— Это кто у нас такой нервный? — любезно осведомилась она у ближайшего к ней существа.

Ответил Маркиз.

— Это маганы, воины кочевники, зловредные граждане, смею вас заверить.

— В проводники не годятся? — спросил Кэрсо-Лас, осторожно отодвигая пальцем нацеленный ему в пах наконечник стрелы.

— Кун кэикэ наи кэ дун наиканкэ, — претендующим на свирепость тоном заикал, судя по золотому обручу на голове, предводитель.

— Ага, щас, прям все бросим и кинемся переводить, — вновь рассмеялась Гаитоэранта.

— Он говоррит, что мы их пленники и должны теперрь идти с ними, — любезно пояснил Маркиз.

— А как же, обязательно, — Гаитоэранта щелкнула пальцами, высекая серию искр, но Марина тут же погасила их, ухватив подругу за руку.

— Подожди, у них наверняка есть, что поесть, чем они могут нам угрожать, будь их пара сотен?

— Они, поди, все сырьем едят, — пожала плечами та, но идея ей явно понравилась.

— В чем проблема, пожарим, — лучезарно улыбнулась Марина.

— Да убери от меня эту штуку! — неожиданно рявкнул Кэрсо-Лас на тыкавшего ему в бедро стрелой заворожено глядящего на него снизу вверх бедолагу.

Тот свалился как подкошенный, а все прочие побросали луки и рухнули на колени, закрывая локтями макушки.

— Уно каикаика таина кэуакананауна, — залепетал предводитель.

— Вот теперрь они объявляют себя нашими пленниками и прросят не отррезать им уши. — довольно мурлыкнул Маркиз, утробно заурчав.

— Браво! — от смеха Гаитоэранта буквально сложилась пополам, — Мастер класс проведения дипломатических переговоров.

— Чего? — Кэрсо-Лас не ожидал подобного эффекта, — Чего это с ними?

— Напугал ты их до чертиков, — сквозь смех объяснила Марина, — эй, вы там, поднимайтесь, — она приподняла одного из горе — воинов за шкирку, поставив на ноги. Тот взвизгнул и снова упал на колени, бормоча что-то совершенно нечленораздельное.

— Он умоляет оставить ему его уши и обещает вылизывать ваши ботинки по три раза в день, — перевел кот.

На этот раз засмеялся даже до сего момента остававшийся невозмутимым Кэрсо-Лас.

— На кой черт мне его уши, — с трудом переводя дыхание, пробормотала Марина, — сможешь перевести ему, чтобы они показали нам путь и дали поесть?

— Это ни к чему, да и не смогу я так квакать, — Маркиз тряхнул головой, — по прравилам надо отррезать уши их вожаку, тогда нам автоматически отойдет в собственность вся их дерревня со всеми пррипасами. Они покажут нам, где их стоянка, не сомневайтесь…

— И кто их вожак? — буднично осведомился Кэрсо-Лас, снимая со стрелы острый наконечник.

— Да вы что серьезно? Лишать этого чудика главного достоинства ради тарелки сомнительного супа, и к тому же, что мы будем делать со всем этим движимым имуществом потом? — резонно заметила Марина.

— Что тогда будем делать, пойдем дальше? — приуныла Гаитоэранта.

— Ладно, только не вздумайте кому ррассказывать, — грозно предупредил Маркиз, заговорив утробно низким голосом, — Куэкэда экэ да рраэкуеуда кэа каэ?

Отмеченный золотым венцом пленник осмелился поднять голову, в огромных глазах вспыхнула надежда утопающего, увидевшего на горизонте корабль.

— Каи каи, даикарэакаи, дакаи…

— Он знает о проходе в горах, он был там, — перевел кот и сдвинув пушистые брови, продолжил допрос, — э дукаэ карра кареэдарекэ? Кун у дун?

Пленник усиленно закивал.

— Он говоррит, что мы можем забррать все, что у них есть сейчас и поведет нас в лагеррь своего племени, — довольно пояснил Маркиз.

Странные существа повскакали с земли, и поминутно оглядываясь, затрусили вперед.

— По-моему, он ничего не говорил, — вполголоса заметила Гаитоэранта.

— Ты против? — удивилась Марина.

— Ничуть, — хищно усмехнулась она в ответ.

До лагеря неожиданных пленников дошли лишь когда тени ощутимо удлинились и полуденный зной сменился мягкой предвечерней прохладой. На горизонте нерушимой стеной выстроились горы, подпиравшие своими убеленными вершинами прозрачно-голубой небесный свод.

Кэрсо-Лас с тоской смотрел на неспешно плывущие в вышине легкие облака.

— Знала бы, что так далеко, послала бы все к дьяволу, — проворчала Гаитоэранта, спотыкаясь на очередной кочке, — блин, каблук сломала!

— Уже скорро, — успокоил ее Маркиз, — видите вперреди грруппу дерревьев, это излюбленный варриант стоянки маганов.

— Тебе откуда знать? — не слишком вежливо отозвался Кэрсо-Лас.

— Ну знаешь ли! — тут же вскинулся задетый за живой кот, — Я царрь государрь мирра живой матеррии!!! Неужели ты до сих порр не сообрразил!

— Ах, простите, ваше величество, — не без сарказма отвесил поклон Кэрсо-Лас.

— Перестаньте, и так тошно, — остановила рискующую перерасти в крупную ссору перебранку Гаитоэранта.

— Кстати, Маркиз, почему мы не понимаем языка этих маганов? — отвлекла на себя внимание разозленного кота Марина.

— С чего бы вам его понимать?! — огрызнулся тот, бросив на Кэрсо-Ласа уничтожающий взгляд.

— Ну, теперь я понимаю санскрит и древнегреческий… — пространно пояснила Марина.

— Это языки Внутрреннего Поля, их способны понимать все заносчивые самолюбцы, врроде вас троих.

— Четверых, насколько мне известно калахарские коты… — язвительно парировал Кэрсо-Лас, но не успев договорить, получил увесистый пинок от Гаитоэранты.

— Не раздражай нашего переводчика, сейчас в стойбище наших узников ты что ли будешь объяснять какого нечистого мы приперлись?!

— Да он пррав собственно говорря, — не без скрытого довольства согласился кот, — я калахаррский кот, нас таких всего двадцать четырре, мы с дрревних врремен живем с людьми, кочуем, так сказать, между внутрренним м внешним мирром, здесь властвуем, там набирраемся мудррости и знаний.

— Короче, земные языки проще усвоить, чем язык маганов, — подытожила Марина.

— Да нет же, — Маркиз нетерпеливо щелкнул кончиком хвоста, — вы, люди, здешние ведьмаки и калатарри мыслите обрразами и соответственно говоррите на языке символов, кодиррующих их, а обычное зверрье и к нему прриближенные создания, врроде маганов мыслят потрребностями и в каждом звуке их рречи закодиррованно какое-либо действие или орриентирровка к действию. У вас рразный способ воспрриятия мирра.

— Ничего не поняла, — вздохнула Гаитоэранта.

— Тогда как ты их понимаешь? — не унималась Марина.

— Я уникальность, я калахаррский кот, которрый прросто все знает, — словно несмышленому ребенку терпеливо пояснил Маркиз, похоже, не на грамм не сомневаясь в своей правоте.

— Ах, ну да, а мы забыли, — пробурчал Кэрсо-Лас.

Маркиз то ли не слышал, то ли сделал вид, что не слышал.

Так или иначе, группа деревьев действительно была стоянкой племени маганов. При ближайшем рассмотрении деревья оказались бутафорскими и представляли собой деревянные гладко обструганные столбы. На их верхушки в виде купола были натянуты крупные и мелкие сети. Этот шатер издали невозможно было отличить от лесопосадки.

Посередине лагеря горел сложенный в каменном очаге костер, вокруг располагались разнокалиберные пеньки, видимо, заменявшие стулья или столы. Под каждым деревом — столбом находилось по лежанке из сухой травы и закрытая деревянной крышкой яма, в каждой из которых хранились личные припасы и имущество владельца.

Плененный предводитель свистнул и, из обступивших стоянку колючих зарослей начали выпрыгивать, выползать, вылезать маганы, маганши, отличающиеся от мужской половины лишь достающими до пяток спутанными волосами и маганята. Одежда на всех была одинаковая, но на некоторых красовались замысловатые металлические побрякушки в виде монист, венцов, поясов или пряжек.

— Ку ка кэ кун кун кун а ракаекэ, — торжественно провозгласил вождь.

Наивное любопытство, читавшееся во взглядах его подданных, резко сменилось отчаянной скорбью. Многие завыли и запищали, бросившись на землю.

— Поесть, поспать и заткнуться, — напомнила Марина, обернувшись к своему домашнему любимцу.

— Курркунэ, — послушно перевел тот, дозором обходя лагерь.

Поднялась суета. Маленький народец принялся опустошать кладовые, извлекая из погребов тушки каких-то зверьков и птиц, пучки травы, похожие на гигантские лимоны плоды, завернутые в оранжево-зеленые листья.

— Кунэ а каррэ, — предупредил кот, вильнув хвостом в приглашающем жесте.

Две упитанные маганши лихо принялись разделывать тушки, а еще пара маганов установили над костром шесть вертелов.

Девушки опустились на пеньки, в немом упоении стянув обувь. Аккуратно подстриженная на всей территории лагеря трава прекрасно заменяла ковер. Неожиданно Кэрсо-Лас последовал их примеру, стащил сапоги и что более удивительно, кольчугу, под которой обнаружилась белоснежная рубашка с длинными широкими рукавами без манжет и глубоким воротом без воротника.

Начинало темнеть, аппетитно пахло медленно доходившее до готовности жаркое. Маганы готовили какие-то замысловатые соусы из трав и плодов, поливая ими мясо. Огонь вспыхивал, рискуя погаснуть, но под бдительным взором Гаитоэранты не смел этого сделать. Маганы, заготовившие гору хвороста для его поддержания, несказанно удивились, не понимая, что происходит.

Наконец ужин был подан. На деревянных прямоугольных дощечках разместились аккуратно уложенные кусочки аппетитно пахнущего мяса, дольки «лимона» и еще какого-то странного плода, похожего на средних размеров ежа. На деле «лимон» оказался вяжуще–сладким, а «еж» по вкусу напоминал авокадо.

Маркиз предпочел сервировку на пеньке, остальные ели с подносов, водрузив их прямо на колени.

Маганы выстроились в две шеренги, заворожено наблюдая как их запасы исчезают с глаз долой.

— Разошлись! — не выдержал в конце концов Кэрсо-Лас, — Что за интерес в рот смотреть?!

Как ни странно перевод не потребовался, маганы попрятались в высоких зарослях колючей травы.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно причмокнул он, — кстати, ваше всезнающее величество, не соблаговолите ли вы пояснить, если наши гостеприимные повара кочевники, для чего они кочуют, у них есть скот или что?

— Скот у них есть, но дело не в нем, — демонстративно не замечая сарказма ответил разомлевший от сытной трапезы котяра, — они кочуют вслед за врременами года, они не выносят холода. К тому же, рразные кланы постоянно воюют дрруг с дрругом за прраво обладать тотемами. Отбиррают дрруг у дрруга магические арртефакты, которрыми толком пользоваться не умеют.

— Мы заночуем здесь? — скорее резюмировала, чем спросила Марина, опустошив дочиста свой поднос.

На небе зажигались нереально крупные звезды. И все-таки они казались бесконечно далекими, лишенными той звенящей притягательности, какой обладали во владениях Кэрсо-Ласа.

Вокруг царила тишина. Смолкли насекомые, ветер не тревожил траву, только где-то под ногами стрекотал одинокий чокнутый сверчок.

Спустя какое-то время маганы стали осторожно пробираться обратно в лагерь, разбредаясь каждый по своим подстилкам. Зашуршали крышки персональных погребков, послышалось торопливое чавканье.

— Скажи им, чтобы постелили нам у огня и могут быть свободны, — распорядилась Гаитоэранта, сладко потягиваясь, — и еще, чтоб воды принесли, умыться.

— А где пожалуйста? — требовательно спросил Маркиз.

— Пожалуйста, — великодушно повторила Гаитоэранта.

— Кукуакакэ нуку, акэкутаке ун ку кун, — проурчал кот.

Их просьба тотчас была исполнена. У костра расстелили свежесрезанные пучки травы, а на самом широком пеньке появилась довольно-таки вместительная чаша из скорлупы крупного ореха с кристально чистой водой.

— Похоже, где-то рядом ручей, — констатировала Марина, окунув руки в ледяную воду, — Какая вкусная! — восхитилась она, попробовав ее на вкус, — в этой воде до кучи серебряных ионов…

— Холодная, брр, — передернула плечами Гаитоэранта, не разделив восторга подруги.

— Странно, я сижу в лагере каких-то полу зверьков, ем их еду, пью ключевую воду и понятия не имею, что будет завтра. И что, самое интересное, мне это нравится, — вдруг признался Кэрсо-Лас.

Маркиз зевнул и свернулся калачиком на своем ложе, ни о чем не беспокоясь и не размышляя.

— Для нас здесь экзотики, кроме, пожалуй, маганов, мало. Мы часто ездили на природу, жили в палатках, жарили шашлыки и так далее, правда, Мариш…

Марина вздрогнула. Здесь все было иначе, здесь она не чувствовала более себя Маришкой.

— Кажется это было в другой жизни, — не хотя проговорила она, вытягиваясь на своей душистой подстилке.

Звезды подмигивали ей с небес, серебристой размытой дорожкой протянулся над горизонтом млечный путь, потрескивали угли костра, где-то поблизости возились, укладываясь спать маганы.

Что осталось в ней от прежней Марины? Лишь желание помнить о той своей жизни.

— Как будто за стеклом все, — согласилась Гаитоэранта, укрываясь собственным плащом.

— Спокойной ночи, так кажется, принято говорить, — отозвался Кэрсо-Лас.

— Сладких снов, — усмехнулась Гаитоэранта, — если, конечно ветру могут сниться сны.

— Спокойной ночи, — засмеялась Марина.

Заснуть долго не удавалось. Скоро смолкли все скрипы и шорохи и лагерь потонул в тишине, даже полоумный сверчок заткнулся.

Из-за облака выкатилась непривычно большой и яркий диск луны, осветив все вокруг голубовато-серебристым светом. Звуки вдруг стали яснее, стало слышно, как бежит по камням вода, как хрустит под копытом оленя валежник, как где-то очень далеко плачет ребенок. Сознание уносилось прочь, к неприступным горным склонам, к берущей свое начало в тесном ущелье стремительной горной реке… пенные струи звали за собой, их смех эхом отдавался в ушах.

Сон настиг ее лишь, когда поблекли звезды и далеко на горизонте полыхнула нежно-розовым сиянием заря. Впрочем, это не помешало ей выспаться. Ее спутники не торопились, плотно позавтракали, наполнили позаимствованные у маганов бурдюки водой, набрали мешок диковинных фруктов и только после этого двинулись в путь.

Вождь маганов, не помня себя от счастья от того, что ему и его племени сохранили уши, свободу и право распоряжаться оставшимся имуществом, откомандировал в проводники двух лучших воинов.

Однако стойкости лучших представителей маганского народа не хватило и на половину пути. К вечеру оба спотыкались на каждом шагу, словно загнанные лошади, а когда решено было сделать привал, тотчас повалились в траву и заснули. Не так просто оказалось бежать весь день впереди «великих и ужасных», каждый шаг которых приравнивался к десяти шажкам маганов.

Конечно же, «великие и ужасные» это прекрасно понимали, потому и шли исключительно медленно, оттого к вечеру сохранили все силы.

— Мы так за год до этих горр не дойдем, — посетовал Маркиз, сладко потягиваясь, выгнув колесом спинку.

— Посади их себе на спину, — хмыкнул Кэрсо-Лас.

— Чазз, — фыркнул кот, не дав договорить, — если такой благодетельный, сажай их себе на горрб.

* * *

Следующие пять дней мало чем отличались один от другого: неспешная прогулка от рассвета до сумерек, ленивая охота на попадавшихся по дороге кроликов и жирных куропаток (охотился Маркиз, готовили маганы, ели все), долгие вечерние беседы у костра, с каждым днем становящиеся все более продолжительными и неформальными.

Кэрсо-Лас узнал многое о людях и жизни во Внутреннем Поле, освоился с привычным девушкам жаргоном. Девушки узнали о премудростях концентрации, и контроля потоков силы, научились пользоваться простейшими способами магии. Маркиз с каждым днем вспоминал больше из основных своих «императорских» знаний о мире живой материи и активно ими делился.

Маганы, хоть и съедали каждый раз больше своего веса (ели все сырьем, как и предполагала Гаитоэранта) ужасно отощали и выглядели совершенно измотанными.

Горы приблизились. Теперь их тень угрожающе висела над дорогой, полукругом закрывая горизонт на северо-востоке. От нее исходил плотный тяжелый холод, впрочем, не будучи вполне физическим, он был весьма кстати, поглощая в жаркие полуденные часы зной.

Шестой день не задался с самого утра. Их разбудили раскаты грома и не успели они как следует протереть глаза, грянул ливень с градом. Величиной с грецкий орех кусочки льда больно молотили со всех сторон, пока Марина не сообразила, что способна сотворить нечто вроде прорехи в сплошной стене дождя.

Маганы в ужасе прижались друг к другу, глядя на серую завесу непогоды, сомкнувшуюся вокруг них. Над ними же клубились, сверкая молниями тучи, не смея проронить ни единой капли.

Успевшие промокнуть до нитки путники, нахохлившись, уселись у вспыхнувшего из ничего костра. Настроение у всех было препаршивое, однако все хранили молчание, прекрасно понимая, что любое неосторожно сказанное слово сейчас способно вызвать куда большую бурю, чем бушевала вокруг.

Маркиз яростно вылизывал свой подмоченный, повисший клочками мех, поминутно отряхиваясь. Гаитоэранта осторожно сушила ладонями волосы, с одеждой она особо не церемонилась, выпарив из нее влагу за долю секунды. С Марины вода просто сползла, оставив совершенно сухой, как одежду, так и ее саму. Кэрсо-Лас неподвижно сидел у огня, тупо уставившись в невидимую точку на земле, а вокруг него кружил миниатюрный торнадо, вбиравший в себя влагу.

— Откуда эти проклятые тучи, накануне не было даже тени ветра! — вдруг не выдержал он, потирая ушибленное градиной плечо.

— Это плохо, это очень плохо! — Маркиз отряхнулся от ушей до хвоста.

— Аккуратнее! — взвилась Гаитоэранта, вытирая с лица полетевшую во все стороны водяную пыль.

— Вы выбрросили столько своей нетипичной этим крраям силы! — кот прошелся из стороны в сторону, — Нас учуяли все живые существа в ррадиусе нескольких километрров. С таким же успехом можно было… — он не успел договорить.

Шум бури перекрыла звучная песнь рога. Стены их водяного шатра затрепетали, и крошечный бездождевой пятачок немедленно заполнился странными людьми в капюшонах с обнаженными мечами и длинными светящимися палками.

— Калатарри, что и трребовалось доказать, — подытожил кот.

Кэрсо-Лас вскочил на ноги, с пальцев посыпались голубые искры, Гаитоэранта предостерегающе вскинула правую руку. Марина запрокинула голову вверх, приготовившись в любой момент выжить первую попавшуюся тучу прямо на голову любому пожелавшему на нее напасть.

Эти пришельцы, в отличие от маганов не были столь безобидны. Их главным оружием были энергетические шпаги, лишающие магической силы противника. Едва ли они были опасны для их сил, не имеющих отношения к силам живой материи, но пришельцев было слишком много. Марина чувствовала, за пеленой дождя собралось около двух с половиной тысяч противников. Обманувшись подобным преимуществом, эти существа могли вынудить их, защищаясь, истребить слишком многих. Ей не хотелось жертв. Ни одной.

— Оставьте нас, идите своей дорогой, — над долиной прогремел совсем непохожий на ее собственный голос, — не вмешивайтесь в дела высших сил.

Как ни странно, ее поняли. Многие с неуверенностью опустили оружие, нервный шепот волной пробежал в стройных рядах.

Белый шар в руках Кэрсо-Ласа перестал увеличиваться, застряв в размере теннисного мяча. У Маркиза на загривке улеглась шерсть.

— Мы не причиним вам вреда, — продолжала Марина тем же ровным холодным тоном.

— Вы великие маги, не отмеченные ни одной школой, — раздался робкий голос из-под капюшона, стоявшего в первом ряду. Он сделал два шага вперед, сложив крестом на плечи меч и жезл, — Кто вы и почему ведете ворожбу, не взирая на две тысячи охранных копий. Неужели это возможно? Как? — голос дрогнул, выдав волнение говорящего.

— Попой об косяк, — раздраженно фыркнула Гаитоэранта, заметно расслабляясь.

— Зачем об косяк? — засмеялся Кэрсо-Лас, окончательно развеяв торжественность обстановки.

Среди воинов вновь прокатился глухой ропот. С точки зрения логики их язык не был им знаком даже понаслышке — певучий, с большим количеством смягченных окончаний, он походил на шелест весенней листвы или журчание чистого горного родника. Однако он был им понятен и они могли говорить на нем. Впрочем, между собой они по привычке говорили на русском, который для калатари остался недоступным.

— Кто бы вы ни были, не смейте насмехаться над верховным правителем Стейндвиджа, — почти угрожающе предупредил в негодовании отступивший на шаг парламентер, отдергивая с назад капюшон.

— Батеньки мои, это же эльфы! — оторопело воскликнула восхищенная Гаитоэранта, разглядывая описанные во многих земных сказках тонкие красивые черты лица, изящные заостренные уши, ясный гордый взгляд, полный недоумения, но совсем не страха.

— Ну вообще-то калатарри, с чего вы считаете их эльфами непонятно, — вставил Маркиз.

— Мы не насмехаемся, не обижайтесь, пожалуйста, — улыбнулась Марина, — там, откуда мы пришли принято подшучивать друг над другом, но мы не смеемся над теми, кто не понимает наших шуток.

Калатари поклонился, по-видимому, оценив почерпнутый из знакомых сказок высокий стиль сказанной фразы.

Воины окончательно отказались от агрессивных намерений, с живейшим интересом вслушиваясь в каждое слово. Все они как один были рослыми, гибкими и крепкими, но едва ли кто из них мог бы потягаться с Кэрсо-Ласом, даже начисто лишенным магической силы.

— Мы только путники, которрым необходимо найти прроход в горрах, — пояснил Маркиз, — наши прроводники, — он кивнул на скорчившихся на земле маганов. — по незнанию завели нас на ваши земли.

— Откуда вы пришли? Я бывал во многих землях — от вечных льдов до песчанного города и от храма зари до Эдэры, но нигде не встречал вам подобных.

— Да, видать наша брратия загостилась во Внутрреннем Поле, — хмыкнул озадаченный Маркиз и добавил уже на языке калатари, — что действительно ни одного Царря?

— В священном калахарском лесу, говорят, живут два великих мудрых господина, которых называют царрями, но они никогда никому не показываются. Никто из нас не видел их и если вы один из них, то примите наши почести. Наш город в нескольких часах пути, в расщелине гор, у самых ворот тайного прохода. Мы хранители этих врат и будем рады приветствовать у себя истинно мудрого и его свиту.

— Свиту?! — ахнул от возмущения Кэрсо-Лас, выронив из рук почти погасший сгусток силы. Голубые слепящие молнии разгневанными змеями расползлись по земле, заставив многих калатари подпрыгнуть на месте от электрических разрядов.

— Успокойся, он их правитель, их великий мудрец и провидец, а мы всего лишь непонятные опасные чародеи. — Марина легко сжала его запястье и кивнула на в недоумении переглядывающихся между собой воинов, испробовавших на себе отголоски силы воздуха. Их жезлы ярко светились, судя по всему, указывая на близость «непонятной» магии.

— И все-таки это нечестно, — согласилась Гаитоэранта исподлобья глядя на купающегося в лучах удовольствия Маркиза.

— Я — Альк, — представился правитель Стейдвиджа, теперь обращаясь только к коту.

— Я ррад нашей встррече, Альк, — мурлыкнул тот в ответ.

Дождь окончательно стих, словно кто-то снял вызвавшие его чары. Калатари сняли капюшоны, вложили мечи в ножны, а жезлы в кожаные чехлы. Кроме того, у каждого на спине висел лук и колчан со стрелами.

На сей раз идти не пришлось. «Свите» предложили стать пассажирами пегасов — тонконогих, потрясающе красивых крылатых коней. Кэрсо-Лас, Марина и Гаитоэранта, не раздумывая, согласились, но маганов никакая сила не заставила бы даже близко подойти к этим прекрасным созданиям. Маркиз великодушно разрешил им убираться восвояси, справедливо рассудив, что калатари будут более приятными проводниками.

Царрь согласился ехать в карете Алька, запряженной парой обыкновенных лошадей.

Следует отметить, что пегасов в отряде было мало и служили они исключительно знатным калатари.

Путь в «город у врат» занял около трех часов, пролетевших как один миг. Калатари распевали песни — о единстве леса и всех живых существ его населяющих, о рассвете, встающем из мира теней, о победе дня над ночью. Из этих песен вскоре стало понятно, что калатари народ веселый, гордый, умеющий ценить красоту и почему-то сторонящийся гор и всего темного. Выяснилось также, что непримирима и довольно бессмысленна их вражда с другим многочисленным народом — ведьмаками. Их считали носителями темной магии, в песнях калатари их рисовали безжалостными и беспощадными, не умоляя при этом их ума и воинской доблести.

— Признаться, когда наш древний колокол пробил семнадцать раз (что значило «враг близко»), мы не сомневались, что поблизости окопались шпионы проклятого племени. Слишком часто они стали наведываться в наши края, — говорил летевший рядом с Мариной молодой сероглазый эльф.

— Они тоже умеют колдовать? — наивно полюбопытствовала Гаитоэранта.

— Они именно колдуют, — немного смутился эльф, — мы же занимаемся высокой магией, мы не подчиняем себе чужой воли, не извращаем суть вещей…

— Работают только с положительными зарядами, — вздохнул закончил за него Кэрсо-Лас.

Эльф ничего не разобрал, так как сказана последняя фраза была на английском языке.

— Наши охранные копья светились всеми цветами радуги, это смущало наши умы, при приближении ведьмаков они светят всегда черным. Правитель Альк, да продлятся дни его, решил, что это какой-то коварный способ ввода в заблуждение.

— Почему их жезлы совсем не действуют на нас? — спросила Марина оказавшегося поблизости с ней Кэрсо-Ласа.

— Они рассчитаны на магию, а мы владеем подлинной силой, — устало пояснил он, в который раз чуть не съехав с мягкой попоны, заменяющей седло. Без сомнения, он предпочел бы просто лететь рядом, сидя в невидимом кресле, если бы не желание до поры до времени оставить в тайне некоторые свои способности.

— Не поняла, — честно призналась Марина, приблизившись на расстояние взмаха крыла своего пегаса.

— Магия… Магия — это сущность живой природы, перемешенная с остаточной силой иных стихий. Она растворена в пространстве. Они, — он кивнул на увлеченного собственным рассказом калатари, — научились извлекать ее из пространства и использовать в своих целях. Магом у них считается тот, кто обладает способностью это делать. Их темная и белая магия — лишь разнонаправленные заряды силы, но не алгоритмы ее использования. Путано, понимаю, — вновь вздохнул он, глядя на сморщенный лоб собеседницы, — А мы проводники, мы просто перекачиваем силу из вне во вне, мы сами являемся этой силой, мы часть и одновременно целое с ней. С Силой, а не с магией, которая для нас один из миллиона способов взаимодействия с силой.

— А как же живая природа, разве у нее нет таких проводников? — не унималась Марина.

— Каждое живое существо может считаться ее проводником, даже наши телесные оболочки — мы ведь сейчас в образе ее созданий, мы излучаем тепло, вдыхаем и выдыхаем воздух… Ее магия и те, кто умеет ее применить, наш всезнающий царрек, который действительно знает что и как должно быть… Живая природа велика и неоднозначна, ей не нужны подобные нам связующие нити. Да и вообще, мне иногда кажется, что именно она по-настоящему изначальна, — совсем мечтательно закончил он, вновь съезжая с крылатого коня.

— А как же души? Людские поверья о жизни после смерти и тому подобное?

— Ну… — Кэрсо-Лас на секунду задумался, — каждое тело обладает энергией, своей собственной, после смерти эта энергия не может просто исчезнуть, можно, конечно, предположить, что он сливается с какой-либо силой, но… — он мечтательно улыбнулся, — наш мир не единственный, кто знает… Даже кот твой тут может только гадать, а что уж о людях говорить. Они таким догадкам порой всю жизнь готовы посвятить…

Калатари запели очередную балладу, их чистые, звонкие голоса эхом отзывались в темных расщелинах недалеких гор. Вскоре показался Стейдвидж.

Городок примостился у самого подножья гор, утопал в цветущих садах и зелени. Не взирая на приветливый вид, Стейдвидж по праву считался «пограничным городом». Заднюю крепостную стену заменяла цельная, совершенно отвесная скала высотой несколько сот метров. Город окружали несколько рядов земляных валов и глубокий широкий ров, образованный настоящей рекой, несущей свои воды из сердца гор. Главная крепостная линия была десять метров в толщину и, по меньшей мере, раз в пять больше в высоту.

— Честно говоря, я думала, мы дальше от гор, — призналась Гаитоэранта, направляя своего пегаса вниз, подобно другим воздушным наездникам.

— Это оптический обман, наш придворный маг Абегаэль постарался на славу, — тут же пояснил ближайший к ней калатари.

На последнем участке пути воздушный отряд здорово обогнал конных. Главной причиной тому послужили крепостные укрепления.

Пегасы приземлились точно перед главным дворцом, на широкой усыпанной цветами шалфея поляне. Если бы они считанные минуты назад не видели проплывших внизу городских стен, уютных домиков, садов, шумных площадей и фонтанов, то ни за что не заподозрили, что приземлились в городе. Вокруг высился прозрачный в свете золотых лучей сосновый лес, а под ногами росли полевые цветы.

Дворец правителя походил одновременно на праздничный торт–безе и воздушное облако. Отовсюду к ним спешили калатари, уводили разгоряченных крылатых коней, расспрашивали о новостях, с некоторой опаской косясь на незнакомцев, которым, впрочем, сразу предложили пройти осмотреть выделенные апартаменты.

Больше всего калатари обрадовались прибытию «истинно мудрого». Радостное возбуждение в миг разнеслось по городу хвалебными гимнами, чудесными песнями, спонтанными и очень красивыми танцами. Все ждали кровавой битвы, но получили великий праздник. Про «свиту» скоро вовсе позабыли, что особо никого не расстроило.

Все три выделенные им комнаты выходили окнами в сад, где цвели фруктовые деревья с листьями цвета янтаря. Девушкам это пришлось по вкусу, но Кэрсо-Лас вдруг с удивлением обнаружил, что не в состоянии держаться на ногах. Голова закружилась, дышать стало невыносимо трудно, из глаз полились слезы.

— У меня аллергия, — просто объявил он, выбравшись обратно в затемненный прохладный коридор, плотно захлопывая за собой дверь комнаты.

— Что? — недоуменно переспросила Гаитоэранта, распахивая тяжелые створки окон.

Теперь приторно — насыщенный аромат цветущего сада перешагнул порог ее комнаты. Вместо ответа Кэрсо-Лас громко чихнул. Потом еще, еще и еще.

Марина, также успевшая освоиться с новыми безоговорочно очаровательными апартаментами, вышла в коридор и не сразу поверила глазам. Кэрсо-Лас сидел на полу, подтянув колени к подбородку, зажав нос и рот, а сквозь пальцы фонтаном струилась обыкновенная красная кровь.

— Эй, что это еще за новости? — удивилась она, — Нет, нет, голову наверх, не наклоняйся вперед, наоборот, — быстро заговорила она, опускаясь рядом.

— У меня аллергия, — прошмыгал Кэрсо-Лас, запрокидывая наверх голову, но не рискуя убрать от лица руку.

— Что вы там говорите? — крикнула из своей распахнутой настежь комнаты Гаитоэранта.

Марина дотянулась ногой до двери, молча захлопнула ее.

— Это уже просто свинство! — Гаитоэранта тут же выскочила из комнаты, но, мигом оценив обстановку, сменила гнев на милость, вновь крепко претворив дверь.

— Что опять не так?

— Ничего не чувствуешь? — вдруг спросила Марина, отчего-то зябко поеживаясь.

— Нет.

— Здешняя магия все же действует на нас. Здесь мы почти что обыкновенные люди.

Гаитоэранта будто испугавшись, поспешно сотворила на ладони огонек.

— Да нет же, — нетерпеливо передернула плечами Марина, — Я не сказала, что мы лишились силы. Дело в нашей внешней оболочке, она здесь полностью подчиняется законам живой природы. Мы можем запросто сломать руку, ногу, заболеть лихорадкой и тому подобным, как обыкновенные люди.

— Уверена? — недоверчиво переспросила Гаитоэранта, с некоторым страхом глядя на залитые кровью рубашку и руки ветра (кольчугу он заставил исчезнуть еще в первый вечер, проведенный в лагере маганов).

— Я вода, — пространно пояснила Марина, — и тому же у меня все мышцы болят после этой езды по воздуху.

— У меня тоже спина как деревянная, — призналась Гаитоэранта.

— Что ты там говорил про изначальность сил живой материи? — усмехнулась Марина, вставая, подхватив под руку Кэрсо-Ласа.

— Меня больше интересует, что с этим делать, — шмыгнул он, морщась от обилия проглоченной крови, — какая гадость, отвратительно, — он снова чихнул.

— Пошли, я чувствую поблизости воду, — Марина уверенно направилась в противоположный конец длинной каменной балюстрады, затененной свисающими до земли ветками плюща и дикого винограда.

Потолок и пол были выложены цветной мозаикой, изображающей сцены битв и празднеств. Шаги разносились далеко вперед. Неожиданно зеленая портьера поредела, образовав подобие арки, выводящей во дворик, своего рода каменный колодец. Стены его были увиты плющом, упрямая зелень вилась и по пересекавшим дворик в нескольких метрах от земли тончайшим золотым нитям. В центре бил фонтан, с трудом пробивавшиеся сквозь живую «крышу» солнечные лучи блестели и переливались в лениво сбегавших в широкую каменную чашу струях ледяной воды.

Кэрсо-Лас опустился на колени перед чашей и сунул голову в воду.

— Правильно, чего стесняться, — буркнула Гаитоэранта, глядя, как стремительно краснеет кристально чистая влага, и спустя несколько минут добавила, — топот слышите? Как считаете, может этот источник у них священный и нас теперь полагается убить?

Кэрсо-Лас, отфыркиваясь, вынырнул обратно, принялся смывать кровь с рук. Запыхавшиеся калатари с шумом ворвались в беседку, но намерения их оказались прямо противоположными.

— Что случилось? Вы ранены? Как? Когда? Кем? — наперебой расспрашивали они, не на шутку тревожась, — Почтенный Абегаэль сказал, что священный источник орошен кровью!

— Все в порядке… — начала было Гаитоэранта

— Если дадите мне комнату подальше от садов и цветов, будет совсем замечательно, — пробурчал Кэрсо-Лас, смахивая с волос брызги.

— У него какая-то аллергия на резкие запахи, — пояснила Марина озадаченным калатари.

— Он ведьмак, — прошептал один из них.

— Он прибыл с самим великим Царрем и тому же у него волосы темные, где ты видел черные волосы у ведьмаков? — также шепотом ответил другой.

— Иди скажи Абегаэлю, — тихо приказал третий, при этом попробовал улыбнуться и виновато добавил уже вслух, — простите нам наше невежество, любезные чужестранцы, впервые мы видим подобных вам и никто еще на нашей памяти не истекал кровью от запаха цветов. Конечно, мы дадим вам другую гостиную, — смущенно покраснел он, прочитав в глазах всех троих гостей недобрый упрек, — Идите за мной.

Кэрсо-Лас, не задаваясь лишними вопросами, двинулся следом за ними, на ходу вытирая рукавом лицо. Марина и Гаитоэранта переглянулись и поспешили за ним. Удивился не только он сам.

— Вам тоже комнаты не нравятся? — нервно поинтересовался признавший в госте ведьмака эльф.

— Нет, мы просто проводим вас, — сладко улыбнулась Гаитоэранта, чуть клацнув острыми клыками.

— На всякий случай, — лучезарно улыбаясь согласилась с подругой Марина.

— По-вашему я не в состоянии сдуть со своего пути пару идиотов? — обиделся Кэрсо-Лас.

— В состоянии, в этом и проблема, — шепнула она по-русски, — зачем осложнять отношения с теми, кто должен верой и правдой указывать нам путь через горы.

— Сунут они тебя в цветник, ты и кончился, — проворчала Гаитоэранта, — сказано же тебе, ты здесь просто человек в плане физической уязвимости.

— Человеком можно и перестать быть, — возразил Кэрсо-Лас.

— Ага! Разметать все кругом, ищи потом союзников! — огрызнулась Гаитоэранта, — нас между прочим имею в виду, про союзников в смысле…

— Я как-то не подумал…

— Нашего котенка рядом нет, он бы тебе ответил.

Вместо ответа Кэрсо-Лас плотоядно прищелкнул языком.

* * *

После сытного обеда, состоявшего из восемнадцати вкуснейших переменных блюд, все трое ощутили приятную усталость. Девушки вернулись к себе в «номера», Кэрсо-Лас к себе на второй этаж, в тихую темную комнатку, единственное занавешенное плющом окно которой выходило во дворик с фонтаном, точь в точь такой же, в котором он успел умыться с той лишь разницей, что вокруг этого фонтана стояли заваленные подушками диваны. Маркиз так и не объявился, зато засвидетельствовал свое почтение пресловутый великий маг Абегаэль — высокий, седовласый эльф с орлиным носом и пронзительным взглядом черных глаз, сурово смотрящих из-под кустистых бровей. Голос у него остался таким же глубоким, чистым как в молодости, говорил он мало, насторожено, как и следовало ожидать, больше всего внимания уделяя наблюдению за подозреваемым в ведьмачестве аллергиком. Тому до этого дела не было и, скорее всего, именно этот факт служил главной причиной подозрительности. Почтенный старец отвык от отсутствия священного трепета перед собственной персоной.

Как бы то ни было, Абегаэль пожелал им приятного отдыха, сотворил охранное заклятие, метнув быстрый взгляд в сторону во весь рот зевавшего Кэрсо-Ласа, и успокоенный отправился восвояси.

— Он кто угодно, но не ведьмак, — выйдя за дверь, коротко бросил он переминавшимся с ноги на ногу соплеменникам, — Будьте очень осторожны.

Проснувшись, Марина обнаружила, что за окном давно царствовал вечер. Мягкие сумерки, наполненные дивными ароматами, звали на прогулку. Где-то совсем рядом играла музыка, но она ни за что не определила бы какой инструмент способен исторгать столь чарующие звуки. Птичьи трели, одолевавшие целый день, стихли, их сменили голоса поющих калатари. Все вокруг кричало о невозможной сказочности, но сердце и разум более ничему не способны были удивиться. Она начала привыкать, постепенно забывая ту, другую свою жизнь. И этот дошедший до осознания факт уже не волновал, однако она все еще была уверенна, что непременно должна вернуться, слабо представляя себе куда и зачем.

Смутная тревога липкой гадкой змеей заползла в сердце. Что-то способно помешать, еще немного и она поймет что именно, и в тот же момент это что-то действительно обретет над ней власть.

Дверь тихо отворилась, вошла белокурая девушка калатари с подносом фруктов. Хрупкая, маленькая, серьезная, задумчивая. Идеальные черты, идеальная фигура, прекрасная кожа — картинка, да и только. Марина не шевельнулась, притворяясь спящей, из-под опущенных ресниц наблюдая за быстрыми ловкими движениями совсем еще юной девушки. Наверное, во внутриземном варианте она сама была не старше ее, но только не здесь и не теперь. За плечами здешней Марины плескалось бесконечное море жизней и воплощений. Почему же, имея только одну короткую, похожую на вспышку жизнь, эта девчонка тратит ее на риторические вопросы, горькие, порой, циничные размышления и глухую тоску. Почему? Вместо того, чтобы просто жить, наслаждаясь каждой секундой в этом сказочном благословенном краю. Она прекрасно знала ответ. Все кажется идеально и просто лишь пока находишься над и вне с виду самой расчудесной системы.

Девушка поставила поднос на изящный столик с закругленными, украшенными резьбой ножками, кремового, почти белого дерева, зажгла свечи в настенном канделябре и, бросив долгий взгляд на «спящую» чужестранку, удалилась.

Едва дверь за ней закрылась, Марина села на кровати.

То, что эльфы — народ мудрый и справедливый она помнила еще из детских сказок, но только теперь стало ясно насколько это верно и неоднозначно одновременно.

На стоявшей у окна кушетке было расстелено красивое сине-зеленое платье с открытыми плечами из плотной шелковой ткани, расшитое снизу серебряными и золотыми звездами. Рядом лежал белый тончайший газовый палантин и изящные, идеально подошедшие по размеру мокасины из тонкой прекрасно выделанной кожи.

«Как хорошо, когда твой кот все про тебя знает» — мелькнула озорная мысль.

Из вазы с виноградом торчал квадратный конвертик. Марина развернула записку.

«Любезная госпожа. Правитель Альк и великий Царрь приглашают вас принять участие в празднестве, посвященном дню середины лета и возвращению Великого Мудреца». Написано было на языке калатари, но ей ничего не стоило прочесть, среди витиеватых символов она видела сам смысл.

— Приду, конечно, приду, — бросила она в пустоту и принялась одеваться.

В тоже самое время Гаитоэранта уже одетая для праздника развлекалась тем, что сидя на подоконнике расстреливала ядрышками крупного винограда, которые больше походили на вишневые косточки вспыхивающих и тут же гаснущих в темно-изумрудной траве светлячков. Услышав, как в соседней комнате захлопнулось окно, она осторожно слезла со своего насеста, путаясь в пышных оборках юбки, накинула на плечи темно-бордовую причудливо связанную шаль из мягкой, шелковистой шерсти, застегнула на щиколотках черные босоножки на каблуке шпильке и отправилась в гости к соседке, прихватив с собой самое большое оранжевое яблоко.

— Хорошо смотришься, — улыбнулась Марина, кивнув на поддернутый с одной стороны подол черного с тонким красными прожилками, классического вечернего платья, — брутально немного, но здорово.

— У котенка твоего есть вкус, — усмехнулась Гаитоэранта, исправляя недочеты, — Ты прямо фея какая-то, только знаешь, — она на секунду задумалась, приложив к щеке палец, — какая-то очень холодная, даже в какой-то мере жестокая фея.

— Звезда, что светит, но не греет, что укажет путь, но не поможет его преодолеть, — в проеме двери без стука и доклада нарисовался господин Ветер в своей же собственной одежде: черных брюках, забранных в высокие сапоги, снова ставшей белоснежной рубашке и хорошо знакомом темно-синем плаще.

— Где достал? — Гаитоэранта провела ладонью по серебристо-черной меховой оторочке свободно лежащего на плечах плаща.

— Я его в кармане, в уменьшенном варианте ношу, Кэрсо-Лас отступил обратно в коридор, — я забыл про этот запах, — выругался он, зажимая нос.

— Все, все, идем, — Марина обулась и быстро вышла следом.

— Ведьмак, ты и есть ведьмак, — засмеялась Гаитоэранта, — как там этот чудик сказал: «еще никто не истекал кровью от запаха цветов».

— Чем интересно им эти ведьмаки не угодили? Кофе у них превосходный, так же сеют, так же жнут, так же вовремя помрут, — пробурчал Кэрсо-Лас, подавив желание чихнуть.

Девушки засмеялись. Мимо них сновали празднично разодетые калатари, слуги низко кланялись, местная знать, не скрывая интереса, наблюдали за ними с некоторого расстояния. Миновав десятки анфилад и коридоров, все трое вышли в огромный зал.

Сквозь прозрачный купол, поддерживаемый теряющимися в сгустивших сумерках, искусно выточенными под стволы деревьев, монументальными колоннами было видно россыпи звезд и бледный подернутый жемчужной дымкой легких облаков лик полной луны. Стены заменял лес, между деревьями мелькали призрачные танцующие силуэты. Всюду слышалась музыка, легкая, стремящаяся ввысь.

Посередине залы был накрыт длинный стол, но стульев они не увидели.

— Фуршет, не иначе, — засмеялась Гаитоэранта

— Просто еще никто не дал старт к началу, — пожала плечами Марина.

Навстречу им вышел сам правитель Альк в белой мантии, на бедре его висел короткий меч с богато украшенной драгоценными камнями рукояткой. Судя по всему, только он мог позволить себе быть при оружие на балу.

— Царрь рассказал мне об истоках вашего могущества, — церемонно поклонился он, сняв с головы украшенную золотым плюмажем шляпу, длинные темно–русые волосы рассыпались по плечам, — я рад приветствовать вас в своем городе и надеюсь, вы простите моим соплеменникам ту досадную оплошность

— Я не в обиде, — великодушно отмахнулся Кэрсо-Лас, — инцидент исчерпан.

— Господин Альк, — обратилась к нему Марина, — расскажите нам об этих ведьмаках, кто они?

Лицо эльфа потемнело.

— Это жестокие и хитрые колдуны, живущие по ту сторону гор, — они поклоняются темным искусствам, используют в магических ритуалах кровь живых и умерших. Не стоит омрачать праздник мыслями о них. Магия их сильна, но в этих стенах вам ничего не угрожает.

— Вррятли они обеспокоены верроятностью стычки с ведьмаками, — проурчал неслышно подкравшийся к ним Маркиз.

Марина наклонилась и поцеловала его в макушку, потрепав за ухом.

— Привет, ваше мудрейшество.

— Не рроняй мой авторритет, я все-таки царрь, — тихо мурлыкнул в ответ кот, прикрыв от удовольствия глаза.

— Полночь. Объявляю срединный день, — громко провозгласил Альк, посмотрев на луну, — да прибудет с нами мудрость и мир.

Шум восторженных голосов заглушил последние слова. Загремели трубы и флейты, выехали из-под скатерти табуретки. Лавина песен, танцев, восторга от восхитительных яств и общения прокатилась по дворцу. Из леса вышли Вальехары — духи деревьев, они танцевали с калатари, ничуть не смущаясь своей бестелесности.

Альк гордо восседал на стоящем во главе стола троне, весь погруженный в россказни возлежавшего прямо перед ним на столе Маркиза.

Гаитоэранта в два счета преодолев настороженность знатных калатари к собственной персоне, вовсю веселилась, выстроив очередь из поклонников, желающих хоть однажды станцевать с нею.

Марина осушила очередной кубок сладко-кислого вина, отбросила назад растрепавшиеся волосы. Хоровод, из которого она только что выбралась, плавно удалялся в другой конец поляны — зала.

— Потанцуй со мной? — попросил упавший рядом на стул Кэрсо-Лас, — я не очень-то умею, надо сказать. Одной девчонке пару раз на ногу наступил, теперь мне вежливо отказывают, кого не приглашу, — расхохотался он, наливая себе вина.

— А мне значит можно ноги отдавить? — Марина чокнулась с ним, — Здравы будем.

— Это тост?

В его глазах отражались далекие звезды, по-детски наивный взгляд, но в глубине живет великая сила и мудрость.

— Угу, — она допила вино.

— Очень давно, во Внутреннем Поле, я видел как танцуют вальс, странный танец, примитивный, но смотрится красиво.

— Ладно, пошли, только под ноги смотри, — предупредила Марина.

Зазвучала нежная мелодия, сразу несколько голосов затянули печальную песню о сгинувшем в пучине волн корабле, посланном на поиски иной земли. Кэрсо-Лас легко и бережно подхватил ее за талию и закружил в немыслимом вальсе в пяти метрах от земли, с каждым шагом поднимаясь, все выше и выше.

Изумленные калатари как зачарованные следили за их мелькающими на фоне медленно светлеющего неба силуэтами. Марина смеялась, едва ли отдавая себе в том отчета. Как это просто и естественно — танцевать в поднебесье в объятиях ветра.

На востоке, разорвав предутреннюю сумрачную дымку, сверкнул первый луч нового дня. Музыка мгновенно стихла, вместо нее грянул многоголосный хор, исполняющий древний как сам мир гимн силам живой природы.

Кэрсо-Лас и Марина, не торопясь, спустились по невидимым ступеням обратно вниз. Краткий миг безоблачного, безграничного восторга растаял словно дым.

— Осторожнее, — от чего-то предостерег ее Маркиз, стоило им ступить на твердую землю. Она лишь улыбнулась в ответ, пытаясь удержать в памяти хотя бы бледный отголосок пережитого восторга.

Праздник гас подобно догорающей свече, калатари постепенно расходились, усталые и довольные, музыка становилась все тише и вскоре смолкла совсем.

Пожелав им доброго дня, удалился Альк, скрылся среди деревьев Маркиз, Гаитоэранта заявила, что непременно должна провести ночь или на худой конец утро с эльфом, выбрала среди толпы обожателей самого высокого и красивого и утащила его в свои покои.

— Пойдем, побродим вокруг, — предложила Марина, когда последний музыкант, взяв гусли, отправился отдыхать.

Кэрсо-Лас щелкнул скорлупой орешка, молча кивнул.

На траве под ногами блестели капельки росы, в воздухе витал металлический привкус свежести раннего утра. Под сенью раскидистых вековых деревьев царила неестественная, почти физически ощущаемая тишина. Корни деревьев переплелись настолько, что ровных тропинок просто не существовало.

Они шли во воздуху, едва касаясь влажной травы, ничем не нарушая покоя древнего леса.

— Ты простил Гаитоэранте ту выходку с бассейном? — тихо спросила Марина, зябко кутаясь в негреющий газовый шарф.

Кэрсо-Лас накрыл ее плечи полой своего плаща, невольно приобняв.

— Ну, если бы ее месть на этом завершилась, то я, пожалуй, был бы только рад, — усмехнулся он.

— Ты думаешь нет? — Марина обернулась, встретившись взглядом с лукавой усмешкой, искрящейся в его глазах цвета темной стали.

— Ты ведь знаешь, что нет, зачем спрашиваешь меня?

Он стоял слишком близко, слишком близко, чтобы думать о чем-то кроме желания прижаться к нему покрепче или поцеловать.

— Мне кажется, если мы задержимся в этом городе, то…

Кэрсо-Лас не дал ей договорить, нежно привлек к себе, легко, как бы извиняясь, коснулся губами ее щеки. Марина ответила ему долгим поцелуем.

— Ух ты! — тихо хохотнул он, запахивая у нее за спиной плащ, — Я раньше не понимал, что особенного все смертные находят в этом.

— Конечно, откуда ветру знать, что ощущают смертные, неужели мы тут настолько… — она не нашла нужного слова, обвила руками его шею. Пальцы запутались в жестких искрящихся сединой волосах, — Гаитоэранта быстро просекла каков коленкор.

— Что?

— Забудь, — Марина буквально тонула в обволакивающем ее со всех сторон теплом облаке ментоловой свежести, мысли путались, все больше разлетаясь с каждым его прикосновением и поцелуем. — У тебя же были женщины? — спросила она, чтобы хоть как-то попытаться придти в себя.

— И смертные и бессмертные, но не в средоточиях сил живой материи, — пробормотал он ей в самое ухо.

— Я же прредупрреждал, аккурратнее, — раздалось сзади знакомое недовольное урчание, — это священный лес, если вдрруг что, скорро сюда прридут калатарри для священнодействий сррединного дня

Из-за дерева вышел Маркиз.

— Давай продолжим у меня, туда священнодействовать никто не явится, — засмеялся Кэрсо-Лас и, подхватив ее на руки, взмыл вверх.

«А почему бы, собственно, нет» — дернулась последняя связная мысль.

— Ох, не нрравится мне это, ох как не нрравится, — сердито пробурчал в усы Маркиз, оставшись в одиночестве, — теперрь точно жди прроблем.

Глава 5

Гаитоэранту разбудил шелест дождя. Из открытого окна тянуло холодом. Затянутое хмурыми тучами небо серой тенью висело над миром.

Она сладко потянулась и села на кровати. Должно быть, было еще рано: не слышно легких шагов прислуги, на столе еще не появились традиционные утренние пирожные и фрукты.

В этом благословенном городе всегда все было вовремя и очень здорово. За месяц, проведенный его стенах она научилась ценить и восхищаться самыми обыкновенными вещами — красотой окружавших дворец пейзажей, добротой и ненавязчивостью эльфов, их умением ценить прекрасное. Будучи долгожителями, они оставались смертными и при этом старались жить в согласии со всеми живыми существами. Не то, что люди.

Гаитоэранта в тайне от себя самой восхищалась древним народом калатари. Наверное, именно поэтому она не пренебрегла просьбой мудрейшего из кошачьих «не сушить благорродных серрдец любовной тоской по недосягаемому величию». Гаитоэранта распустила отряд собственных поклонников, вновь став для них лишь любопытной чужестранкой. Ей до всего было дело — до свободно бродящих в окрестных рощах единорогов, до крылатых пегасов, до священных танцев солнца и луны, до быта рядовых калатари, их семейных традиций и печалей. Она днями и ночами пропадала в садах, лесах и городе, все больше удивляясь отсутствию подобного интереса со стороны подруги.

Марина странно замкнулась в себе, ее почти не было видно. К свойственной ей задумчивости прибавилась какая-то обреченность. Кот это видел, но когда Гаитоэранта попыталась поговорить с ним об этом, лишь выразительно фыркнул и принялся заверять, что «все фигня и веррить незачем». Именно по настоянию Марины они решили задержаться в Стейдвидже до конца лета и дождаться следующего каравана для перехода через заповедный каньон. О том, чтобы просто выделить им проводника и речи не шло — по другую сторону гор начинались владения ведьмаков, а владыка Альк ценил жизни своих подданных.

Марина предпочитала бродить в одиночестве, впрочем, как и Кэрсо-Лас. Этот вообще предпочитал не выходить за пределы дворца и священного леса, якобы боялся новых аллергических приступов и тоже заметно закис. Похоже, впервые оказавшись в «шкуре смертного» великий бессмертный господин превратился в ипохондрика и параноика.

Гаитоэранта накинула белоснежный халат из мягчайшей шерсти каракала — здешней разновидности одомашненной лани, неслышно ступая босыми ногами по напитавшемуся солнечным теплом мраморному полу, выскользнула в погруженный в не успевший растаять ночной мрак коридор.

Из-под двери в комнату Марины лился мягкий ровный свет, продолжавших почему-то гореть свечей. Гаитоэранта осторожно постучала, никто не ответил, она собралась уже идти дальше, как вылетевший из ее собственной комнаты сквозняк приоткрыл неплотно захлопнутую дверь. Марины в комнате не оказалось. Горели, оплавляясь свечи, кровать была аккуратно застелена, хозяйка явно ушла еще вечером и не появилась до сих пор.

В первую минуту Гаитоэранта растерялась, но после решила, что беспокоиться особо не из за чего, Марина в состоянии позаботиться о себе самостоятельно.

Она осторожно закрыла дверь и, рассудив, что идти ей никуда не хочется, вернулась обратно к себе и, наверняка, не вспомнила бы никогда об этом эпизоде, если бы за завтраком у Абегаэля из уст самой Марины не услышала о том, как сладко спится, когда за окном идет дождь.

Старый маг часто приглашал их в гости на завтраки, обеды или ужины. Он жил в маленьком домике на самой окраине окружавшего дворец священного леса. Перед домом был разбит ухоженный садик, в котором росли исключительно яблони. Следует отметить, что в Стейдвидже деревья цвели и плодоносили одновременно, все лето и до дня осеннего равноденствия, наиболее почитаемого праздника в календаре калатари.

У Кэрсо-Ласа яблоневый цвет никакой аллергии не вызывал, он с удовольствием принимал эти приглашения, несмотря на невозможность в доме мага выпрямиться в полный рост без риска сшибить головой медную люстру с двадцатью пятью конусообразными свечами.

— И где же тебе так сладко спалось сегодня? — озорно улыбнулась Гаитоэранта, отправляя в рот очередную порцию восхитительного жаркого.

Марина ощутимо вздрогнула и почему-то смутилась.

— Ну… я говорила в принципе, не имея в виду именно сегодняшний день, — голос ничем не выдал ее замешательства и если бы Гаитоэранта не смотрела на нее в упор, то, без сомнения, удовлетворилась таким ответом.

Абегаэль разрезал яблочный пирог, но, перехватив уже более чем заинтересованный взгляд Гаитоэранты, отложил нож и сел.

— Девочка моя, тебе нечего стыдиться. Этот город пронизан магией жизни, ты прекрасна и велика духом, любой представитель моего народа, отмеченный твоим вниманием, будет счастлив. Только не позволяй, пожалуйста, этим увлечениям затягиваться. Ты погубишь его, — он говорил очень мягко, словно объяснял очевидные истины малолетнему ребенку, но в глазах блестел страх.

— Не беспокойтесь, — вздохнула Марина, — я далека от намерений очаровывать представителей твоего народа. Дело вовсе не в этом.

Абегаэль поверил, Гаитоэранта нет.

— Темнит наша скромница, ой, темнит, — хихикнула она в ухо погруженному в собственные думы Кэрсо-Ласу.

От неожиданности тот поперхнулся куском пирога.

— Прости, что? — откашлявшись, переспросил он, запивая пирог, терпким красным вином.

— А, проехали, — махнула на него рукой Гаитоэранта, вновь повернулась к Абегаэлю.

— Позвольте, я расскажу вам кое-что, мне стало трудно жить с этим и признаться, я уже не уверен в правильности когда-то принятых мною решений. Вы мудрее меня, — тень легла на одухотворенное лицо старого эльфа, было видно, что сказанному предшествовали долгие колебания, — Я был моложе и самонадеянней, я состоял в первой сотне воинов Диктоэля, правителя прекрасного Атраэнджа. То был страшный год — ведьмаки проникли в самое сердце города, обманув защитников оборотным заклятием, многие воины погибли, еще больше стали рабами их злой воли. Священный родник Атраэнджа был осквернен, погибли все урожаи в окрестных землях. Гнев заставил мудрого правителя выступить войной против ненавистного племени, — Абегаэль закрыл глаза, будто ужас пережитого вновь предстал его взору, — Столько крови пролилось в тот год, на месте последней битвы пятнадцать лет не росла трава, — он глубоко вздохнул и посмотрел на внимательно слушавших его собеседников, — Я встретил прекрасную ведьмачку в тот год и не выдержал этого испытания. Самое страшное, что она ответила мне взаимностью. Довольно долго нам удавалось обманывать всех и себя заодно. Мы были счастливы, у меня родилась дочь…

— Это та девушка, что прислуживает мне? — понимающе кивнула Марина, — Кайлин, кажется…

Абегаэль посмотрел на нее чуть ли не с ужасом.

— Вы это знали, моя госпожа?! — воскликнул он.

— Скорее догадалась, она просто отличается от всех остальных калатари, — недоуменно возразила Марина, — так я права?

— Да, — губы старика пересохли, — не губите ее, милая госпожа, она совсем ребенок…

— Да что вы в самом деле, — фыркнула Марина, — зачем мне это делать? Ну подумаешь, девчонка наполовину ведьмачка, на другую половину она калатари…

— Вы не понимаете, если Альк или кто- нибудь еще узнает о том, ее убьют, — Абегаэль облегченно вздохнул, чувствуя, что сей аргумент ровным счетом ничего не значит для его великих гостей.

— Как все запущено, — процедила Гаитоэранта, наливая себе вина, — Так это и есть ваша страшная тайна, милейший?

— А что стало с ее матерью? — перебил ее Кэрсо-Лас.

Абегаэль вновь погрустнел.

— До встречи с Арикардой я был посредственным магом, она тоже обладала кое-какими способностями, но потом… — он отхлебнул вина прямо из графина, — я до сих пор не понимаю, как могло так случиться. Я будто выкачал из нее всю магическую силу, стал непревзойденным магом, а она… Она сошла с ума и в один прекрасный день вонзила нож себе в сердце, — в уголках глаз заблестели слезы, — Кайлин была совсем крошкой, она ничего не помнит.

— Помнит, мой друг, еще как помнит, — безапелляционно заявила Марина, — эти воспоминания отравляют ей жизнь по сей день.

— Но?..

— Она знает, — перебила его Гаитоэранта, — верьте ей.

Марина благодарно улыбнулась.

— Кайлин обладает выраженным магическим потенциалом и отчаянно боится проявить это. А еще, как бы вы это не скрывали, она догадывается, что вы ее отец, — заметив, что Абегаэль приготовился забросать ее новыми вопросами, она добавила, — Я поняла это только теперь, после вашего рассказа, связав воедино все разрозненные детали. Я не умею читать мысли калатари, но я могу воспринять как свои собственные все их чувства и сущность.

Абегаэль рухнул перед ней на колени, Марина поспешно вскочила.

— Я не скажу никому, и никто из здесь присутствующих не скажет, — заверила старика девушка, — встаньте, пожалуйста.

Гаитоэранта и Кэрсо-Лас согласно кивнули.

— Больше всего я боялся признать, что Кайлин прирожденный маг. Такие способности крайне редко передаются по наследству, я так надеялся, что ее минет этот дар…

Кэрсо-Лас помог старику сесть обратно на стул.

— Я правильно сделал, что рассказал вам. Я рассчитывал на ваш совет, но…

— Поймите меня правильно, — вдруг заговорил до сих пор молчавший Кэрсо-Лас, — нам все равно кто вы или ваша дочь, мы сохраним вашу тайну. Но если хотите совет, вот мое мнение — сила без знания опасна, опасна как для нее, так и для ее окружения.

— Но она наполовину ведьмачка, — робко возразил Абегаэль, — ее природа может потянуться к темным искусствам.

— Она в любом случае будет к ним тянуться. Вопрос лишь в том, прорвется ли то, что вы считаете темной ее стороной спонтанно или будет тихо сидеть внутри под контролем сознания, — резюмировала Гаитоэранта.

— Вот, что случается, когда страсть становится сильнее разума, — вздохнул великий калатари, справившись наконец с бурей нахлынувших на него чувств, он вновь казался невозмутимым, исполненным мудрости и величия.

Марина отвела взгляд, Кэрсо-Лас залпам осушил полный бокал вина, Гаитоэранта же не преминула возразить:

— Так бывает, когда головы полны глупых предрассудков, только и всего.

Какое-то время они еще рассуждали на извечные темы — быть или не быть, кто виноват и что следует делать, пока от пирога не осталось ни крошки, а бочонок вина не опустел.

Завтрак продолжался до полудня, дождь успел кончиться и легкий ветерок успел разогнать тяжелые тучи. Когда сытая и довольная троица покидала уютный домик мага, солнце уже заливало искрящийся чистотой мир.

Тропинка вела их через «посадочную поляну», где они впервые приземлились верхом на пегасах. Навстречу им, осторожно пробираясь по все еще мокрой траве вышагивал Маркиз в окружении одетых в белоснежные длинные плащи калатари.

— Не желаете отпрравиться с нами в горрод, скорро на главной площади начнется прраздник виногррада, откррывается сезон вина, — любезно пригласил кот.

— Я с удовольствием, — согласилась Гаитоэранта.

— Нет, я пожалуй, пойду вздремну после сытного завтрака, — усмехнулась Марина.

— Ну ты, конечно, цветов незнакомых боишься? — съязвила Гаитоэранта без особой надежды взглянув на позевывающего Кэрсо-Ласа.

— Угу, — кивнул тот.

— Как знаете, — мурлыкнул Маркиз, — мы и без вас скучать не будем.

Стоило мудрейшему Маркизу и неугомонной Гаитоэранте скрыться из виду как сонливость с Марины и ветра как рукой сняло.

— Мы совсем помешались, — Марины взяла его за руку, — Абегаэль прав, это не дело…

Кэрсо-Лас прижал к губам ее тонкое запястье.

— Я не могу и не хочу обрывать все, — признался он, наклонился и поцеловал ее, — все пройдет само, стоит нам выйти за стены этого города, — запальчиво заговорил он, чувствуя, какая отчаянная борьба идет внутри обнимавшей его девушки.

— Ты сам в это не веришь.

— Я просто не хочу в это верить, — грустно улыбнулся Кэрсо-Лас.

Марина с самого начала знала, что из этого разговора ничего не выйдет. Игривый ветерок подхватил их, кружа протащил вокруг дворца и оставил лишь у дверей его комнаты.

* * *

— Маркиска, а скажи мне, чисто гипотетически может Вода влюбиться в эльфа? — как можно беззаботнее спросила Гаитоэранта, расстегивая традиционный серо-зеленый плащ калатари.

Повседневная одежда, принятая в городе, отличалась исключительным удобством и функциональностью: спасала от зноя и холода, защищала от ветра и дождя. Долгое время прожившие во Внутреннем Поле девушки предпочитали чисто мужской вариант — узкие облегающие штаны и похожие на спецовки для занятий каратэ блузы с прямыми рукавами. Женскому костюму вместо брюк полагался сарафан любого удобного для владелицы кроя.

— Сомневаюсь, — зевнул Маркиз, стряхивая с лап дождевые капли, — увлечься, конечно, может, восхищаться калатарри легко, они чисты, бескоррыстны, галантны…

— Нет, именно влюбиться, — настаивала Гаитоэранта, — я знаю Маринку много лет, и никогда ее прошлые увлечения не ввергали ее в такое уныние. И к тому же она что-то скрывает…

— Ты уверрена?! — кот вдруг резко остановился.

— Почти, — развела руками леди огня.

— УРР! Какая неосторрожность! Я же говоррил, говоррил! — он развернулся на задних лапах, сделал пару шагов, вновь развернулся, — Завтрра, завтрра же уходим! Урр! Какой же я дуррак! — злобно урчал раздраженный кот.

Сопровождавшие их калатари остановились на почтительном расстоянии, с некоторым трепетом наблюдая за метаниями на месте мудрейшего из мудрых.

— Не драматизируй, пожалуйста. Я уверена, что Марина не потянет несчастного своего полюбовника в пучину морскую. Что плохого может случиться? Я ни за что не поверю, что она решит остаться в Стейдвидже из-за какого-то там калатари, а тоска самых высоких из смертных проходит рано или поздно.

— Урр, не говорри еррунды! — для пущей выразительности Маркиз припал на передние лапы, — Фрр, какая неосмотррительность! Какой же я крретин!

— Господин, вы изволите продолжить путь? — робко поинтересовался эльф из свиты, — Без вас не начнут…

— Да, да.

Кот встряхнулся от ушей до хвоста, но шерсть на загривке по-прежнему стояла дыбом.

— У меня ощущение, что ты чего-то не договариваешь, — заметила Гаитоэранта, внимательно следя за выражением морды премудрого кота.

— Нас ждут, — недовольно фыркнул тот и сильно ускорил шаг, уже не обращая внимания на хлещущие по лапам, упругие стебли непросохшей травы.

Гаитоэранта разозлилась уже по-настоящему. Благодушие, не покидавшее ее весь последний месяц, сгорело без остатка. Ее держали в неведение, словно первоклассницу по поводу предназначения презервативов. Что за дурацкая игра — отгадай секрет, вроде бы как лучшей подруги. Нет, она непременно выскажет ей все, что думает, сразу же как вернется во дворец. Его мудрейшество пытать не имеет смысла, это дело ее и Марины!

Промелькнувшие в расширившихся зрачках красноватые всполохи пламени ушли под подернутые обманчивой чернотой угли. Всему свое время.

Впереди замаячили строения главной улицы города, заканчивающейся огромной вытянутой площадью тупиком. Именно туда со всех сторон стекались облаченные в белые и серо-зеленые плащи калатари — веселые, довольные жизнью. Кто-то пел, другие аккомпанировали на миниатюрных арфах и флейтах, отовсюду слышался смех и разноголосые трели, скрывающихся в густой листве свободно растущих где им вздумается деревьев птиц. По периметру площади били музыкальные фонтаны. Торговцы несли на плечах корзины с виноградом и кувшины с вином.

«Теперь время отдыхать и развлекаться» — решила про себя Гаитоэранта.

* * *

Марина захлопнула окно, погасила свечи, накинула на плечи удобный эльфийский плащ, собираясь вернуться в комнатку, где действительно жила, а не создавала видимость постоянного присутствия. За ужином у Алька Гаитоэранта не сказала ей и двух слов. Надо было давно с ней поговорить, похоже, она что-то подозревает, хоть и не понимает насколько далека от истины.

Что-то мешало, какая-то безотчетная тревога, или же ей просто нравилась эта атмосфера таинственности. Никто не вмешивается, не напоминает об их безрассудстве, не лезет с советами и вопросами.

Как могло так случиться? Дурацкий вопрос. Кэрсо-Лас был симпатичен ей с самого начала, просто здесь на редкость обостряются все чувства живых. Как жаль, что только здесь. Или нет, наоборот, хорошо, что только здесь.

В дверь постучали, неуверенно и осторожно. Марина вздохнула с облегчением, Гаитоэранта так стучать не могла.

— Войдите! — крикнула девушка, вновь зажигая свечу.

— Госпожа, царрь просил передать, что будет ждать вас у сердца священного леса, если пожелаете, я могу проводить вас, — сообщила остановившаяся на пороге Кайлин.

В свете единственной свечи она казалась удивительно маленькой, натянутой до отказа пружиной. В ней начисто отсутствовало присущее всем калатари радостное умиротворение. Только видимость. За грациозностью, легкой улыбкой, переливчатым голоском скрывалась настоящая тьма отчаяния, одиночества и панического страха казаться не такой как все. Слишком поздно, теперь никакая родительская забота не способна исцелить ее.

— Кайлин, через несколько дней мы покинем дворец, так что если хочешь о чем-либо попросить, тебе лучше поторопиться, — стараясь говорить как можно мягче, предупредила Марина.

Кайлин удивленно вскинула изящно выгнутые брови.

— Веди меня к священному роднику или что у вас там считается сердцем леса, — улыбнулась Марина и, взяв свечу с собой, первая вышла в коридор.

Дворец безмолвствовал, погруженный в глубокий здоровый сон. Давно погасли коридорные светильники, их заменил лунный неверный свет, делавший очертания предметов прозрачно–размытыми. Легкие шаги девушек не разбудили даже вездесущего эха, прочно прописавшегося среди мраморных колонн и барельефов. Они прошли через парадный зал и углубились в лес. Налетевший из ниоткуда ветер погасил крошечный огонек свечи, при этом не потревожил ни единой ветки.

Кайлин вскрикнула, когда прямо перед ней возник высокий чужестранец, которого многие во дворце побаивались, несмотря на многочисленные заверения властьимущих в его миролюбивых намерениях.

— Исчезни, — тихо по-русски сказала Марина.

— Я буду поблизости, — засмеялась пустота на том самом месте, где только что стоял Кэрсо-Лас.

— Идите прямо, госпожа, не сворачивайте и выйдите к священному источнику. Мне дальше нельзя, — прошептала Кайлин, испуганно озираясь по сторонам.

— Не бойся, Ветер останется со мной, иди спокойно, доброй ночи.

Марина вздохнула полной грудью. Вековое неизменное спокойствие наполнило легкие. Все именно так, как должно быть. От одной этой мысли на душе стало легче.

— Похоже, наш хвостатый друг решил прочитать нам проповедь, — кто-то положил ей руки на плечи, и ей не нужно было гадать кто именно, даже учитывая, что этого кого-то не разглядел бы самый остроглазый сокол.

— Похоже, — согласилась Марина, — правильно подобрал антураж, выбрал время… — она тихонько хихикнула, — неужели когда-то я кидалась в него тапками за расцарапанные кресла.

— Ну, я не думаю, что теперь он решил поквитаться с тобой, — его теплое дыхание обожгло ее шею, сладкой негой растекаясь по всему телу.

— Прекрати, пожалуйста, и вообще, появись, а то как-то не по себе, — попросила Марина, переводя дух.

— То исчезни, то появись, — хохотнул Кэрсо-Лас, вновь обретая привычный телесный облик.

Беседуя таким образом, они вышли на абсолютно круглую полянку. Четко посредине бил природный фонтан родника, обложенного правильно конусообразной формы валунами. Около священного источника их уже ждал кот. Лунный свет превратил его серебристо-серую шерсть в белую, окончательно довершив иллюзию неподвижной мраморной статуи сидящего тигра.

— Я хочу поговоррить с вами, — статуя открыла глаза и чуть приподняла голову.

— Мы это поняли, — усмехнулся Кэрсо-Лас

Кот не заметил иронии, окинул их долгим мрачным и в тоже время любящим взглядом.

— Я совсем не прротив земной любви и стррасти. Этот рразговорр не состоялся бы даже если бы вы свели с ума всех калатарри скопом, но вы почему-то вцепились дрруг в дрруга, хотя прринадлежите более чем рразным видам.

Приготовившись к долгой дискуссии, Кэрсо-Лас присел на камень у родника, опустил в ледяную воду руку и тут же отдернул ее, дуя на обожженные холодом пальцы.

— Не суй лапы, куда не следует, — наставительно прокомментировал случившееся кот, на секунду выйдя из образа древнего оракула.

— Через неделю мы пойдем дальше, мы не станем цепляться за этот город, — спокойно проговорила Марина, без церемоний устраиваясь на коленях своего друга, — с нами останутся только воспоминания о днях проведенных здесь. Наверняка, мы будем недоумевать, что заставляло нас совершать те или иные поступки.

— И вы готовы с этим согласиться? — быстро спросил Маркиз, обмахиваясь хвостом.

— У нас нет выбора, — вздохнул Кэрсо-Лас.

— За кого ты нас принимаешь? — улыбнулась Марина, привалившись к плечу Кэрсо-Ласа, — Ты забываешь, что мы не принадлежим живой природе, если бы попробовали забить на сей незначительный факт, это было бы насилием над нашей истинной сутью.

Маркиз вновь впал в задумчивость, но, судя по всему, немного успокоился и расслабился.

— Да, пожалуй, я кое-чего упустил, — спустя несколько минут признался он, — но смею вас уверрить, вы тоже кое-что игноррирруете, вы не прросто увлеклись новыми для вас чувствами и ощущениями, вы увлеклись дрруг дрругом. Понимаете? Прравда, если вы не лелеете коваррных планов перреселиться в центрр силы живой прирроды, то я скажу пррямо — любезные господа, у вас прроблема, но это только ваша прроблема, за что спасибо вам огррромное.

— Не понял, — нахмурился Кэрсо-Лас.

— Он считает, что мы заигрались настолько, что и после того как покинем этот город, в наших отношениях ничего не измениться.

— Вам будет тррудно с этим сосуществовать, — пообещал Маркиз, окончательно избавившись от торжественной драматичности в голосе.

— И что делать?

— Есть один способ, — довольно мурлыкнул кот, — вы выпиваете по глотку из этого рродника, на вас снисходит забвение и все. Вы никогда не вспомните о том, что прроисходило в стенах этого горрода.

Воцарилось напряженное молчание. Марина почувствовала, как по спине сползает стайка мелких мурашек. Просто взять и забыть — как впервые влюбилась, как была счастлива, забыть тепло его рук, забыть как он ей дорог, забыть, что ее любили такую какая она есть, позабыв обо всех «но»?! Однако это пресловутое «но» существует и если не решить все сейчас, пусть даже таким радикально–садистским путем, то будет только хуже. Холод заглянул ей в глаза со дна бездны. Все иллюзия, все проходит, вечны лишь безмятежная синева и покой.

«Я хочу помнить» — услышала она далекий, ставший бесконечно родным голос.

Она не сможет, она должна, она знает, абсолютно точно знает как следует поступить, но поступит иначе. Марина открыла глаза, по щекам катились слезы.

— Нет, Маркиз, пусть все останется как есть, — с трудом разлепив пересохшие губы, выговорила она.

Кэрсо-Лас облегченно вздохнул, еще крепче прижав ее к себе. В его пальцах отчаянно пульсировала кровь.

— Как знаете, может вы и прравы, жизнь долгая штука, а ваша вообще бесконечна… Ничего не происходит случайно…

И тут до Марины дошло самое главное — она знает, что ее настоящее место в этом мире, а не во Внутреннем Поле. Она всегда это знала, не представляя толком откуда и почему именно так.

На поляну вылетели два Вальехари — два призрачных духа леса, две серебристые в свете луны тени, их лица трудно было различить, неясные черты казались размытыми, лишь глаза горели ледяным потусторонним голубоватым огнем. Тени поклонились Маркизу и, не удостоив вниманием его собеседников, поплыли дальше через поляну в лес, будто беззвучно беседуя между собой.

Где-то совсем близко ухнул филин, будто подал некий таинственный знак всем прочим лесным обитателям. Зашуршали ветки под тяжелыми копытами остророгих единорогов и изящными копытцами каракалов и пувеллов — карликовых длинношерстных оленей, завозились в высокой траве ежи и зайцы, вышел на охоту лис, захлопали крыльями, вылетевшие на промысел совы. Тысячи звуков наполнили пробудившийся лес, чье «сердце» вдруг стало биться тише — фонтан превратился в пульсирующий родничок.

— Час сокола прробил, скорро луна уйдет с небосклона, — замурлыкал Маркиз, потянувшись. Мягкие подушечки лап вооружились кинжалоподобными, острыми как бритва когтями, — Идите поспите или еще чем займитесь, мне хочется порразмяться, — с этими словами кот скрылся в лесу.

— Почему мне так плохо? Голова как чугунная, — Марина зажала ладонями виски.

Еще чуть-чуть и она вспомнила бы что-то бесконечно важное, но это что-то вновь ускользнуло, разворошив и развеяв все прочие мысли и воспоминания.

Неуловимый, ласковый поток воздуха поднял ее над самыми высокими деревьями, промелькнули перед глазами каскады звезд, облитые молочно–белым сиянием потолочные фрески, и в следующее мгновение она оказалась лежащей на широкой, застеленной синим шелком кровати.

— Мне тоже не по себе, — сказал материализовавшийся рядом Кэрсо-Лас, — я начинаю чего-то бояться, хуже всего, что не представляю чего именно, — он растянулся рядом, бесцельно уставился в потолок.

— Этот источник совсем не вода, — пробормотала Марина, вложив свою руку в его ладонь, — сила жизни в чистом виде, но она же несет смерть живым, а нам принесло бы забвение.

— Смерть? — зевнул он.

— Смерть — естественная часть жизни, — Марина чувствовала, что засыпает, глаза закрывались сами собой, — мы, бессмертные не должны вмешиваться в естественные законы жизни, но здесь мы почти живые, а значит пристрастные…

Кэрсо-Лас что-то пробормотал сквозь сон. Она хотела объяснить ему, почему Маркиз испугался, что они захотят остаться в Стейдвидже навсегда, но не нашла нужных слов. К тому же ее собеседник нахально заснул. Губы вывели всего три, самых главных слова:

— Я люблю тебя…

* * *

Яростно рокотал неистовый прибой, выбрасывая на прибрежную гальку хлопья белоснежной пены. Океан звал, умолял вернуться и все ее существо страстно стремилось к этому. Что способно помешать ей?! Ничто и никто. Так легко забыть навсегда живой мир, отдаться бесконечности и слиться с ней воедино. Как легко, как просто… — не знать боли, печали, сомнений, страха, быть свободной и всемогущей…

На берегу вечности стояла хрупкая девушка, огромные океанские валы льнули к ее босым ногам, не смея намочить подола длинного шелкового платья.

— СОЛЕА! — единым порывом выдохнул океан.

Марина резко села на кровати, ее трясло. Кто-то обнимал ее, отчаянно пытаясь согреть.

— Что случилось? Что с тобой? — сквозь медленно затихающий шум прибоя она наконец-то расслышала встревоженный голос Кэрсо-Ласа.

— Мы сделали большую глупость, — стуча зубами, пробормотала девушка, буквально вжавшись в него, — не теперь, многим раньше, я не знаю, не могу вспомнить! Ничего не могу вспомнить, — сбивчиво бормотала она, будто в горячечном бреду, — Я Солеа, я то, что я есть — Солеа…

— Я давно понял, что ты изначальна, успокойся. Мы не определяем реальности, мы ее суть, тихо, тихо… тшш…

Марина понемногу согревалась, мысли собирались вместе, отделяя сон от яви.

— Что будет, если я уступлю своей изначальности?

— Ничего особенного, просто ты вернешься домой, — вздохнул Кэрсо-Лас.

— Тогда что меня удерживает?

— Наверное, прежде ты должна что-то сделать, понять или вспомнить. Пришло время «собирать камни», как говорили мудрые смертные, — усмехнулся он, укутывая ее собственным плащом, — я не могу сказать тебе, что это был просто сон, наши сны всегда значимы.

Тени в комнате расползлись по углам. В затянутое по бокам плющом распахнутое настежь окно заглядывал мутно-серый рассвет. Должно быть, прошло не так много времени с тех пор, как они уснули.

Шум в ушах окончательно стих и Марина поняла, что остаточный шелест — всего лишь звук накрапывающего летнего дождя. Тянуло промозглой зеленой свежестью, откуда-то снизу доносились голоса дворцовых слуг, споривших, чья очередь рыхлить продроминовый сальцепак — целебное, но жутко вредное, кусачее растение кустарник в четыре метра высоты, бутоны цветов которого открывались зубастыми пастями.

— Тебе имя Солеа о чем-нибудь говорит? — глубоко вздохнув, Марина наконец-то избавилась от судорожной дрожи в голосе.

Несколько секунд он размышлял соврать или не договорить. Впрочем, осознав что его колебания уже стали очевидны, только улыбнулся. Марина смотрела на него в упор, почему-то страшась услышать ответ на свой вопрос.

— Солеа — одно из знаменитейших имен, — он отвел взгляд, — У вас все иначе, чем во владениях воздуха. У ветров нет иерархии, у всех собственные пределы, уходящие в эфирное ничего, — поймав непонимающий взгляд девушки, он пояснил, — миры перетекают друг в друга, как именно никто не знает, но эфир соединяет, связывает и одновременно разграничивает и разделяет их, он бесконечен, но кончается в один миг. Так вот, ветры независимы друг от друга, а насколько я знаю, с водой немного не так. Вода, вернее владения Куатафа тоже имеют выход в эфир, они сами по себе уже часть эфира, я только слышал об этом, не больше, я могу ошибаться, — пожал плечами Кэрсо-Лас.

— А что насчет Солеа?

— Ну, — легкая улыбка тронула его губы, — собственно все прочее пространство — это изначальные владения Солеа. И честно говоря, сомневаюсь, чтобы кто-то из смертных или бессмертных когда-либо лично встречался с Солеа, это вообще великая загадка. Армадомараэ говорил мне как-то, что Солеа слишком велик, чтобы хоть однажды обрести подобие плоти и удостоить кого-либо своим вниманием.

— О да! — сердце Марины ухнуло вниз, холодным комом застыв в районе желудка, — Вот обрадовал! А что за Армадомараэ такой? Имя знакомое…

— Он помогал нам в поисках Гаитоэранта, — усмехнулся Кэрсо-Лас, — все опять сводиться в одну точку. Но, собственно, это был единственный случай, когда обстоятельства вынудили представителей разных сил встречаться или беседовать.

— Еще замечательней, — упавшим голосом пробормотала Марина

В висках вновь запульсировала боль. Что-то ускользнуло, в который раз. Что-то бесконечно важное…

— Я конечно догадывался. Что ты не простой представитель своей силы, — вдруг продолжил Кэрсо-Лас, грея в своих руках ее заледеневшие ладони.

— Почему? — удивилась Марина.

— Далеко не каждый способен так вольготно пользоваться собственным могуществом в самом сердце иной стихии. Гаитоэранта подожгла лишь мою материальную оболочку, причем для того, ей потребовалось вспыхнуть самой в чистом кислороде, ты же попросту затопила всю мою сущность целиком, толком не разобрав что именно сделала, оставшись во плоти…

— Ты не сопротивлялся, — неуверенно возразила Марина, — если бы…

— Я не был готов, я и предположить не мог, что такое возможно, — улыбнулся Кэрсо-Лас, — К тому же, твоя сила близка моей собственной, вреда бы не нанесло никому, мне незачем было сопротивляться, но нас окружала чистая сила Воздуха, тебя же это обстоятельство нисколько не притормозило. Гаитоэранта потеряла сознание, выключилась, так сказать…

— А у меня случилась истерика, — засмеялась Марина, чувствуя, что окончательно согрелась.

— Ровно после того, как я вновь стал собой, слабо вырубить ветер во владениях воздуха! А истерика, как ты ее называешь, всего лишь результат отката, — он сморщился как от зубной боли, — нет, положительно людской язык бесконечно несовершенен.

— Состояния, когда не знаешь, что делать с высвобожденной энергией, не имея намерений дальше ее использовать, — помогла ему девушка.

— Ну, в общем и в целом… да, — кивнул он, — все равно предположить, что ты и есть легендарный Солеа, я не мог…

— ЛегендарнЫЙ? — лукаво улыбнулась Марина, — кто решил, что именно НЫЙ, если никто никогда не видел меня во плоти?

— Хочешь сказать, что помнишь себя в изначальном облике? — искренне удивился Кэрсо-Лас

— Это единственное, что я вообще помню из своего изначального бытия, — Марина сняла с себя плащ, — Само имя Солеа на языке моря, если есть такой язык… впрочем, неважно. Скажем так, в моем восприятии это тождественно символу власти как данности, как единственной реальности, этому должно соответствовать противовес. Хотя бы номинальная физическая немощность, иначе не миновать экспансивного настроя. Это способ сдерживания самое себя, не больше, не меньше.

— То есть, хочешь сказать, женское начало предостерегает от стремления к власти? — недоверчиво хмыкнул Кэрсо-Лас.

— Зачем стремиться к власти тому, кто сам олицетворяет собой власть, дело не в женском или мужском начале, ты когда-нибудь думал о себе как о мужчине?

— Я вообще никогда не задавался подобными вопросами, — пожал плечами Кэрсо-Лас.

— То-то и оно… Просто для меня важен баланс, сила воды в восприятии всего существующего вокруг, основная сила сосредоточена в глубине, что-то сродни воронке наоборот… — Марина беспомощно развела руками, точь в точь как незадолго до этого Кэрсо-Лас, когда подбирал нужные слова, — чем глубже, тем больше понимания, больше силы, проникновения в суть всего сущего, а физическая, самая поверхностная оболочка обязана быть максимально восприимчивой, она не имеет права обладать еще и физической силой… Теперь понимаешь? — она с надеждой посмотрела на своего собеседника.

Тот задумчиво тер подбородок.

— Кажется, да, — в темной стали его глаз засветились озорные лучики улыбки, — тогда почему тебя никто не видел в воплощении?

— Не знаю, — вздохнула Марина, вновь вытягиваясь на кровати, — я уверенна лишь в том, что я Солеа и именно та, о которой ты говоришь.

— Угораздило же меня! — хохотнул Кэрсо-Лас, наотмашь падая на спину раскинув в стороны руки, чуть было не заехал ей в бок локтем.

— Ты про что?

Он развернулся к ней лицом, ответил совсем серьезно, без тени иронии или беспечного озорства:

— Про то, что Маркиз прав и когда мы покинем этот город, в моем отношении к тебе ничего не изменится и физическая оболочка тут ни при чем…

Она убрала с его лба волосы, провела тыльной стороной ладони по седому виску, нежно поцеловала.

— Это началось еще до того как мы вступили в этот город и, думаю, даже раньше, чем мы оказались в этом, так сказать, Изначальном мире, я и Гаитоэранта, но я не могу ничего вспомнить.

— Сегодня, когда наш котяра предложил забыть все, у меня мелькнуло такое же ощущение…

* * *

— Здорово, господа! Выше всяких похвал! — раздался громовой голос со стороны двери, — Только зачем из меня идиотку делать! — ввалившаяся без стука Гаитоэранта единым порывом выпалив гневную тираду, поспешила захлопнуть дверь.

— Она что, что-то услышала? — непонимающе оглянулся по сторонам Кэрсо-Лас.

— Увидела, — тяжело вздохнула Марина, нехотя соскребая себя с кровати, — вошла и увидела нас с тобой, мирно беседующих лежа в постели и, учитывая все прежние подозрения, сделала вполне логичные выводы.

Она подошла к окну. Внизу разгоралась нешуточная баталия, жаркий спор перерастал в потасовку, молодые эльфы размахивали руками, перебрасывая друг другу причудливую мотыгу с длинными спирально закрученными зубцами.

— Ты расскажешь ей? — спросил подкравшийся сзади Кэрсо-Лас, — Чего это с ними? — удивленно глядя вниз, спросил он.

— Давно пора было рассказать ей, но знаешь, сейчас мне не хочется с ней ругаться.

— Почему обязательно ругаться? Это наше частное, если я правильно понял, дело…

— Да, да, все это так… Чтобы это понять, нужно побыть людьми несколько тысяч лет, — она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

Внизу стихли голоса, судя по всему, калатари дружно таращились на них снизу вверх.

— Пойду, поговорю с ней, — улыбнулась Марина.

Кэрсо-Лас отступил на шаг, увлекая девушку за собой, подальше от окна, не переставая, однако целовать ее. В результате разговор с Гаитоэрантой отложился еще на пару часов.

Ко времени утренней трапезы о романе «опасных чужестранцев» знали все во дворце, от Абегаэля и Алька до Кайлин и прочих молодых калатари, прислуживавших Великим.

Об этом судачили в садах и на кухне, гадая когда и почему так случилось, большинство восприняло это как неизбежное влияние магии города, некоторые спорили быть или не быть свадьбе и грандиозному празднику по такому случаю. Альк, поначалу усмотрел в этом проблему, но, переговорив с Маркизом, расслабился и не стал мешать своим подданным делиться впечатлениями. Абегаэль почти не удивился, вне себя была только Гаитоэранта

Злилась, прежде всего, на себя, совершенно не понимая, почему сие, по сути, тривиальное обстоятельство так ее задевает. Ну, спит ее подруга с ветром, что же в этом такого уж особенного. Она могла предположить, почему Марина не спешила поделиться такой новостью — поди, сама от себя не ожидала. Стейдвидж — город силы жизни, Кэрсо-Лас не эльф, бояться покалечить короткую жизнь не надо, расслабься и отдыхай… Однако Гаитоэранта злилась, ярость кипела в ней подобно огненной лаве в жерле проснувшегося вулкана, и рассудок не в состоянии был усмирить ее.

Она неподвижно лежала у себя в комнате на давно застеленной постели, уставившись в крошечную точку на потолке. В широко открытых глазах бушевали языки пламени, которые теперь мог запросто увидеть любой смертный. Она ничего не знала, кот знал, а она нет — эта мысль вращалась по кругу, выводя из себя своей неотступной навязчивостью.

— Можно? — в проеме двери показалась тигровая лапа.

— Уйди от греха, — пробурчала Гаитоэранта, — не ровен час подпалю шкурку…

— Как гррубо, — ласково мурлыкнул Маркиз вальяжно растягиваясь на ковре рядом с кроватью, — Кого рревнуешь, ее или его?

— Что за глупости! — фыркнула Гаитоэранта, поневоле отвлекаясь от мрачных мыслей, — Ты, между прочим, засранец, каких поискать…

— Я им обещал…

— Даже так, — Гаитоэранта резко села, — и чего же было такую секретность разводить? Я бы в третьи лишние не набивалась, им это хорошо известно.

— Бррось мне зубы заговарривать, — перебил ее кот, — ты могла догадаться сама, но ты же в упорр ничего видеть не желала, почему ты злишься на самом деле?!

От такого напора Гаитоэранта застыла на долю секунды.

— По-твоему я не заслуживаю элементарного доверия? — с вызовом и горечью спросила она, — Между прочим, я могла бы считать его своим врагом, то есть я имею на это право. А теперь что я должна делать?! Простить, забыть и благословить или потерять единственного друга?! — ее прорвало, к горлу подступил скользкий комок, злость уступило место обыкновенной детской обиде, — Зачем Мари о том подумать, ей вообще на меня наплевать!

— Не наплевать, — Маркиз прошелся по комнате, — она боялась тебе сказать именно потому, что знала, как ты это воспрримешь, — он сел рядом, сложив голову на ее колени, — Она даже теперрь боится…

— Чего? — всхлипнула Гаитоэранта, зарываясь лицом в мягкую кошачью шерсть на загривке тигра.

— Боится потеррять тебя, боится за него…

— У них так все серьезно?

Кот прищурился и по-человечески тяжело вздохнул.

— Более чем я мог себе прредставить. Нам еще долго быть вместе, вам необходимо помирриться, отложи свои коваррные намеррения до конца пути.

Гаитоэранта чмокнула его в холодный, мокрый кожаный нос.

— Пока у меня вообще нет никаких планов. Ладно, пойдем завтракать.

По коридорам дворца пронесся протяжный перелив хрустального колокола, возвестившего о готовности завтрака.

Гаитоэранта вытерла рукавом слезы, потрепала кота за ухом и, ни слова более не говоря, направилась к двери. Маркиз задумчиво посмотрел ей вслед.

— Ой, не веррю, — тихо заключил он, зрачки сузились в едва различимые щелочки, — не будь я калахаррским котом…

На ведущей в летнюю столовую веранду лестнице Гаитоэранта столкнулась с глотающей слезы Кайлин, которая, очевидно, не была настроена делиться своими огорчениями, так как тотчас радужно улыбнулась и поспешила вниз.

— Кайлин, подождите, пожалуйста, — окликнула ее Гаитоэранта.

Кайлин замерла как вкопанная, медленно, словно ожидая удара, обернулась.

— Вы случайно, не знаете, мои спутники собрались?

— Они в трапезной, ваше сиятельство, — облегченно вздохнула девушка. Она уже спустилась на пару ступенек, как вдруг вновь обернулась и подчеркнуто не заинтересованно спросила, — позвольте, вы не знаете, госпожа Марина зайдет после завтрака к себе в комнату?

— Не ручаюсь, но думаю, зайдет, — отмахнулась Гаитоэранта, несколько удивленная вопросом.

Кайлин кивнула и побежала вниз, Гаитоэранта моментально забыла о ее существовании.

В высокие стрельчатые окна трапезной лился яркий солнечный свет, играя на золотых приборах и тонком хрустале. Во главе стола как всегда исполненный величия восседал Альк, по правую руку сидел убеленный сединой Абегаэль, по левую Марина и Кэрсо-Лас, далее место пустовало. На противоположном конце стола завтракала придворная знать, лучшие виноделы, воины, лекари, конезаводчики, а также насколько новых, незнакомых лиц.

— Приветствую, — коротко поздоровалась Гаитоэранта, усаживаясь на единственный пустой стул.

Беседа за столом на секунду прекратилась, незнакомые калатари возмущенно переглянулись, но не встретив поддержки со стороны, принялись расспрашивать рядом сидящих о статусе новоприбывшей, позволившей себе опоздать на прием, усесться рядом с правителем и не соблюсти регламента приличествующих церемоний.

— Что за прием, предупредили бы, я может, приготовилась бы? — как ни в чем не бывало шепнула она Кэрсо-Ласу.

— Прибыл караван, на пятый день мы покинем Стейдвидж и продолжим наш путь, — также шепотом ответил Кэрсо-Лас.

Альк поднял бокал, голоса стихли.

— Я прошу минутку вашего внимания, — улыбнулся он собравшимся, — с этой минуты я объявляю начало ежегодного турнира воинов и магов, который завершится на третий день грандиозным пиршеством в честь наших уважаемых гостей, столь скоро собравшихся нас покинуть.

Грянуло дружное «Слава!», зазвенели кубки, Альк поднялся и стоя осушил свой бокал.

— Правитель, развейте мои сомнения, — поднялся со своего места высокий незнакомый калатари, чье лицо пересекал белый шрам, — в турнире будут участвовать все желающие?

— Безусловно, Тинтониэль, любой мужчина или женщина могут помериться силами в искусстве стрельбы из лука, рукопашном бою, бою на мечах или магии.

— Все ли? — насторожено остановил его Абегаэль, бросив косой взгляд через стол на погруженных завтраком гостей.

Альк на секунду задумался.

— Правила неизменны, но они же позволяют не принимать вызова, если нет достаточной уверенности в своих силах.

— О, не беспокойтесь, дорогой Альк, мы не станем участвовать, — оторвавшись от восхитительного кролика под кисло-сладким соусом, проговорила Марина.

Не успела она этого сказать, как Тинтониэль вновь поднялся.

— Я был чемпионом в боях на мечах последние пять лет, я приехал специально и уверен в своих силах, а также в том, что среди знакомых мне воинов не найдется того, кто мог бы оспорить мое звание чемпиона и потому я бросаю вызов… — он снял с манжеты золотую ленточку, обошел стол и положил ее перед Кэрсо-Ласом невозмутимо намазывающем булку джемом

Воцарилось напряженное молчание, Кэрсо-Лас и не подумал прервать свое занятие. Марина со стоном закатила глаза, Гаитоэранта засмеялась, Абегаэль смотрел на безрассудного эльфа со смесью раздражения и жалости, Альк нахмурился.

Кэрсо-Лас, не переставая жевать, покрутил ленточку.

— Спасибо, великодушно, но я понятия не имею, что с этим делать, — он несколько небрежно отложил знак вызова и допил оставшееся в кубке вино.

Тинтониэль побледнел, Марина притянула к себе Кэрсо-Ласа, принялась объяснять смысл произошедшего. Тот удивленно вскинул брови, впервые взглянув на смельчака.

— Я не нуждаюсь в снисхождении, ваше сиятельство, — гневно заговорил калатари, меряя будущего противника грозным взглядом, — если вы не примите вызова, я буду считать вас трусом.

Альк примирительно вскинул руки.

— Сядь, Тинтониэль. Наши гости не знают правил турнира…

— Да зачем нам их знать, любезный Альк, это турнир воинов калатари, мы не станем участвовать, это же будет чистое избиение младенцев, — слишком громко прошептал Кэрсо-Лас.

Марина больно ткнула его в бок.

Тинтониэль аж подпрыгнул от такого оскорбления. Гаитоэранта от смеха почти что залезла под стол, те, калатари, кто имел представление о возможностях чужестранцев, смотрели на Тинтониэля с искренним сочувствием, другие, прибывшие с караваном — с восхищением.

— Заклинаю тебя звездой Идеэра, прими мой вызов или мой позор навек останется с тобой моим проклятием, — белыми дрожащими от негодования губами пролепетал воин.

— Не смей! — загремел Альк, отшвырнув от себя кубок.

Стало очень тихо, было слышно, как шипит в графинах пенный квас.

— Что он сейчас сказал? — осторожно переспросил Кэрсо-Лас.

— Пообещал покончить с собой, если ты не свернешь ему шею, — великодушно пояснила Гаитоэранта.

— Не обязательно, — тихо возразил Альк, — воины не погибают на турнирах, для этого есть настоящие битвы. Обычно бой кончается незначительными повреждениями, впрочем, при тяжелых ранениях наши лекари используют воду целебного источника.

— Соглашайся, что уж делать, — вздохнула Марина, переходя на русский язык, — треснешь его клинком плашмя по глупой башке и пусть внукам рассказывает, что дрался на дуэли с Ветром.

Кэрсо-Лас улыбнулся.

— Ладно, согласен, — сказал он на языке калатари.

Половина стола ахнула от ужаса, вторая от восторга.

— Повяжите ленту на рукав, — вновь заговорил Альк и когда все было готово, добавил так громко, чтобы все за столом это слышали, — Чтобы не произошло теперь, пусть это будет уроком всем прочим, гордость порой лишает разума самых доблестных из нас и еще, — он выдержал эффектную паузу, — Я запрещаю настаивать на принятии вызова, отныне и на века — никто не смеет угрожать чем бы то ни было, просить и умолять отклонившего вызов!

— Это не справедливо! — раздался одинокий голос.

— И еще! — повысил голос Альк, — Если вдруг кто-то найдет иной способ вызвать наших гостей на поединок и, тем более, на магический, я прошу кого-то из них прямо сейчас явить свои таланты, чтобы охота такая отпала у каждого гордеца. Я прошу вас.

Кэрсо-Лас, Марина и Гаитоэранта поднялись со своих мест, прекрасно понимая, что если подобный Тинтониэлю вызвал бы кого-то из них на магический поединок, всей целебной воды города не хватило бы, чтобы спасти бедолагу.

Кэрсо-Лас исчез и вновь возник в воздухе под самым потолком, послав вниз слепящую вспышку, из которой материализовались вооруженные серебристыми клинками безголовые, крылатые воины, которые развернули между собой короткий, жестокий поединок. Мечи со свистом рассекали воздух, один по неосторожности опустился на спинку стула Марины и стул разлетелся на мелкие осколки. Калатари чуть не открыв рот, наблюдали за происходящим. Воины в миг рассеялись в воздухе, а Кэрсо-Лас неподвижно завис в невидимом кресле.

Гаитоэранта выбросила вперед руку, поймала в пустоте пылающий кнут, обернула его вокруг себя, вспыхнув словно свечка. Послышались вопли ужаса, когда, разлетевшиеся от горящей руки брызги подожгли все свечи люстр и боковых светильников, ошметки ревущего пламени оставляли черные выгоревшие следы на мраморном полу. Марина пошла ей навстречу, с каждым шагом все меньше напоминая человека из-за окруживших ее силуэт волн. Пламя зашипело и остановилось, волна разбилась о ближайшую стену, с ног до головы окатив всех замерших в немом восторге и ужасе калатари прохладной соленой водой. Марина вновь обрела привычный облик, оставшись совершенно сухой, Гаитоэранта и Кэрсо-Лас также вернулись к столу, безусловно, довольные представлением и произведенным эффектом.

На Тинтониэля было страшно смотреть: мокрый, бледный, в глазах первобытный страх, руки дрожат. Марина взмахнула рукой и вода исчезла, смыв сажу с пола и стен.

Альк поежился, очевидно, он также не представлял истинного могущества своих гостей.

— Вы не произносите заклинаний, — с трудом выговорил Абегаэль. Его слова нарушили могильную тишину, дав знать, что жизнь продолжается.

Калатари зашевелились, зашептались, задвигались стулья, в кубках вновь заплескалось терпкое вино.

— Нам это не требуется, — с видимым удовольствием пояснила Гаитоэранта.

— Впрочем, можно для пущей красочности, — поддержал ее Кэрсо-Лас и тут же выдал, — ПАТАНАРА!

Осколки стула соединились, правда, парочка из них все-таки сгорели, так что на спинке отныне не хватало резных украшений.

— Он подо мной не развалится? — наивно полюбопытствовала Марина, осторожно усаживаясь на свое место.

Завтрак продолжался, легкий нрав калатари позволил им быстро справиться с потрясением, спустя несколько минут за столом вновь слышались тосты и смех. Убедившись, что никто никому не намерен угрожать, калатари засыпали чужестранцев вопросами, особенно старались ученики магических школ, съехавшиеся на ежегодный турнир. Внятных ответов им не удалось получить, но это никого не расстроило. В свою очередь Кэрсо-Лас подробно расспросил о предстоящем турнире и традициях с ним связанных.

В мире калатари существовало восемь земель, объединенных и возглавляемых городом столицей Атраэндж. Пять провинций находились на южной стороне Великих гор, были мирными и процветающими, в них жили в основном ремесленники, земледельцы и лесные хранители: таковы были земли Калахара — земля неувядающих лесов; Урколаэна — земля песчаных дюн и целебных родников и Сантона — земля лугов, садов и виноградников. Атраэндж был столицей, туда стекалась вся мудрость народа калатари и Стейдвидж — пограничная земля, земля воинов. Далеко на севере, за Великими горами, у границы вечных льдов, дальше которых было лишь безбрежное холодное Черное море, лежал город пророков Палан, а на северо-западе, посреди враждебных ведьмацких земель на берегу моря Забвения нерушимой крепостью стоял город последней зари Ламорада — порт, вырубленный в цельной скале, далеко выступающей в море. И последним владением калатари считался секретный город, спрятанный в горах. Город миражей и призраков Эдера, в незапамятные времена принадлежащий ведьмакам, отвоеванный в кровопролитнейшем сражении, но так и не нашедший достойного применения в короне земель калатари. Его называли городом изгнанников и отшельников, но там же жили самые искусные ювелиры и изготовители талисманов.

Естественно, в каждом регионе была собственная магическая школа. Каждый год в Стейдвидже проходил турнир воинов, лучников, рыцарей и боевых магов. Магия Стейдвиджа была полностью ориентирована на боевые и защитные заклятия. Ученики и маги низших рангов, желавшие обучаться именно в школе Абегаэля, должны были заявить о своих способностях на турнире, после которого лучшие принимались в его школу «Красного Щита». Действующие боевые маги использовали турнир для обмена опытом.

Примерно тот же принцип действовал и в отношении состязаний лучников и воинов. Турнир служил для обмена знаниями, подведения итогов, установления и поддержания дружеских взаимосвязей калатари из разных земель.

По традиции открывали состязания лучники, далее следовали поединки между лучшими воинами, апофеозом являлись магические состязания, плавно переходящие в массовые состязания наездников.

Альк с удовольствием рассказывал об обычаях и традициях своего народа. Его подданные без стеснения обсуждали взаимоотношения чужестранцев, гадая, что ждет Тинтониэля. Последний вскоре не выдержал соболезнующих взглядов и ушел. Однако прочие расходиться не торопились.

Завтрак затянулся.

— Кстати, меня на лестнице поймала Кайлин, — вспомнила Гаитоэранта, — спрашивала, когда ты зайдешь к себе в комнату. Или ты решила окончательно переехать на второй этаж? — не без ехидства добавила она.

— Наверное, перееду, все равно только ленивый не знает, — оскалилась в улыбке Марина.

— О, никак ты злишься? — теперь сарказм звучал в полный голос, — Зря, по-моему. Я не слова никому не сказала, сами где-то прокололись.

— Я знаю, — примирительно ответила Марина.

— Так бывает, когда обычное дело превращается в тайну за семью печатями, — фыркнула Гаитоэранта, — ты мне ответь на один единственный вопрос, — она внимательно посмотрела в глаза подруге и еще больше понизила голос, хотя все окружающие были поглощены обсуждением правил турнира, — На фига?

Марине не нужно было уточнять, что именно имеется в виду, и ответ у нее был, простой и очевидный, вот только что-то мешало его озвучить. А сказать что-нибудь было необходимо и откровенная ложь здесь не годилась.

— Я изначальна, также как ты и Кэрсо-Лас, это я поняла здесь, но ничего кроме этого не смогла понять. Он просто оказался рядом.

Реакция оказалась сравнительно предсказуемой.

— Это твое личное дело, но чтобы в него лишний раз не лезли можно просто откровенно попросить об этом, — уже значительно мягче ответила Гаитоэранта.

Марина подавила вздох облегчения, ограничившись едва заметной грустной усмешкой, которая ровным счетом ни о чем не говорила.

* * *

Кайлин с порога сшибла ее новой заботой.

— Я хочу уйти с вами! — выпалила она, стремительно вскакивая со стула.

— Куда?

— Куда угодно, в Эдеру, к ведьмакам в рабство. Это не жизнь, мне не с кем поговорить, вчера во сне я наколдовала двух скелетов, просыпаюсь, а они сторожат меня! А если бы это кто увидел! Я черный маг, мое место глубоко под землей, где я никому не смогу причинить вреда! — она разрыдалась, закрыв лицо руками.

— Ты уверена? — на всякий случай спросила Марина.

— Уверена, уверена как никогда. Вы ведь не выдадите меня, правда? — с надеждой и болью смотрела девушка на ту, для которой и то и другое перестало существовать.

— Хорошо, — кивнула Марина, — мы уйдем с караваном, нам нужен проводник на другую сторону гор, а дальше мы пойдем на северо-запад. Ты вольна будешь покинуть нас тогда, когда посчитаешь нужным, — буднично сообщила она.

— Спасибо! — Кайлин, не помня себя от счастья, бросилась ей на шею.

Марине стало не по себе, она вдруг вспомнила, что имеет дело со смертной, совсем юной девушкой. Как опрометчиво вверять собственную судьбу в руки тех, кто может лишь указать путь, но не поможет его преодолеть. Как доверчива и наивна она, как много разочарований ждет ее впереди.

— Кайлин, я хочу, чтобы ты знала — никто, ни под каким предлогом не смеет вынуждать тебя делать тот или иной выбор, — она приветливо улыбнулась, но холодная синева глаз осталась недвижимой, — Только ты можешь решать как тебе жить и что делать, никто не проживет твою жизнь за тебя. Я не спаситель, я лишь средство осуществить задуманное.

Кайлин вытерла слезы, в глазах сияли радость и смятение.

— Я все давно решила, я хочу уйти.

— На рассвете пятого дня, — улыбнулась Марина, окончательно смирившись с тем, что ее подлинное имя Солеа, — будь готова. Кстати, если ты все равно здесь, помоги мне перенести мои вещи в комнату господина Кэрсо-Ласа…

Глава 6

Казалось, время сошло с ума, оно летело так стремительно, что у Марины началось вполне физическое ощущение головокружения. Всего четыре дня, ими нужно было надышаться впрок. И ничто не смело омрачить охватившего ее безраздельного небывалого счастья; ни перешептывания слуг, ни мрачное отчаяние Абегаэля, который прекрасно понимал, что с уходом Кайлин исчезнет последняя его проблема и последний шанс что-то исправить, даже поединок–фарс Кэрсо-Ласа и Тинтониэля, который первый чуть было не проспал, а второй отключился на третей минуте боя, от незначительного сотрясения мозга. Никто и ничто.

Маркиз днями и ночами пропадал в священном лесу, восстанавливая безопасную для редкой растительности численность расплодившихся в это лето кроликов, Гаитоэранта увлеклась турнирными баталиями, великодушно позабыв о своих обидах и мелких саркастических уколах.

Однако все самое замечательное рано или поздно заканчивается. Отгремели фанфары, чествующие победителей и горькие злопыханья побежденных, великолепный прощальный бал, прощальные речи и добрые напутствия.

Наступил роковой рассвет. На востоке нежно заалели подсвеченные робкой зарей облака. На траве серебрились капельки росы. Утро дышало безмятежным покоем и свежестью, обещая ясный погожий день.

После красочного и шумного карнавала город дремал в сладкой неге. Караван бесшумно прокатился по прямым, утопающим в садах улочкам, не потревожив мирных снов жителей. У калатари не принято было прощаться на пороге, все уже сказано накануне. Лишь Абегаэль нарушил неписаное правило и проводил их до ворот. Сонная стража пропустила их без вопросов и лишних слов. Сердце Марины болезненно дернулось при взгляде на закрывающиеся засовы. Кайлин плакала, глубоко надвинув на лицо капюшон, Гаитоэранта и Маркиз тихо о чем-то беседовали, сидя в богато украшенной медными вензелями и пластинками карете. Марина и Кэрсо-Лас ехали отдельно верхом, не выспавшиеся караванщики молчали.

— Вот и все, — не то спросил, не то констатировал Кэрсо-Лас, натягивая поводья, чтобы в последний раз посмотреть на зачарованный город.

Марина это чувствовала, холодная ясность ничем незамутненного восприятия медленно, но верно вытесняла собой иллюзии. Конечно же, они никогда сюда не вернуться, им вообще не стоило так задерживаться. Засмотревшись назад, Кэрсо-Лас съехал с лошади вместе с заменяющей седло попоной.

— Пересядь в карету, не мучай животное, — улыбнулась она.

Несколько подоспевших на помощь калатари похоже полностью разделяли ее мнение.

— Ни за что, — буркнул он в ответ, — сейчас мне только кошачьего всезнайства не хватало.

Марина засмеялась и спрыгнула со своего коня.

— Да, брось, у него и без тебя куча благодарных слушателей. Вздремнем хоть немного, пусть бубнит.

— Я слышу, между пррочим, — беззлобно огрызнулся высунувшийся из окна кареты Маркиз.

Кэрсо-Лас махнул рукой, соглашаясь.

Чем дальше оставался город, тем проще и прозаичней казались вокруг пейзажи и запахи. Трава из изумрудно-зеленой превратилась в иссушено желтоватую, со стороны гор тянуло сыростью, колеса кареты и копыта лошадей поднимали лихо кружащуюся в воздухе пыль. Вскоре убаюканные мурлыканьем философски настроенного Царря живой природы и почти что недельным недосыпом Кэрсо-Лас и Марина уснули. Когда жара стала невыносимой, Гаитоэранта последовала их примеру, предоставив Маркизу без зазрения совести восхвалять свою мудрость и таланты перед восторженным хозяином каравана Сандэниэлем, Кайлин и все еще не пришедшим в себя после боя с ветром Тинтониэлем, также пересевшим в карету после очередного приступа тошноты и головокружения. Он более не испытывал былого панического страха перед победителем, но, тем не менее, предпочитал держаться поближе к мудрейшему из мудрых, которому это обстоятельство льстило неимоверно.

После полудня зарядил мелкий солнечный дождик, капли шлепали вокруг, прибивая к земле дорожную пыль. Горы стояли нерушимой стеной, нависая над взбирающейся вверх дорогой серо-бурыми зубчатыми обрывами, то и дело посылая вниз мельчайшие откалывающиеся частички. Воздух стал затхлым и спертым, разговоры и смех теперь звучали насторожено, словно кто-то мог их подслушать. Верховые калатари спешились, взяв всхрапывающих лошадей под уздцы. Похоже, всем было не по себе, всем, кроме сладко посапывавших представителей иных стихий.

— Мудрейший, рядом с вами нам ведь ничего не угрожает? — нервно перебирая венчавшие походную шляпу ленточки, спросил Тинтониэль, с завистью глядя на спящих спутников.

Кайлин вздрогнула.

— Если ты имеешь в виду ведьмаков, то ты пррав, — сонно пробурчал Маркиз, сладко позевывая.

— А обвалы, ведь в горах бывают обвалы?, — поддержала разговор Кайлин.

— Не думаю, что нам это чем-то гррозит, — вновь зевнул кот, — до прривала, как еще часа три, отдохните пока.

— А что будет, если они всерьез поссорятся? — едва слышно пробормотала Кайлин, переводя взгляд со спящей на плече Кэрсо-Ласа Марины на удобно привалившуюся к кошачьему боку. Гаитоэранту.

— Конец этого мирра, — невозмутимо фыркнул Маркиз, пряча нос в кончик пушистого хвоста, — не бойся, этого никогда не случится, им чужда диалектика смерртных, они вне добрра и зла, им не из-за чего всеррьез ссорриться…

— А как же любовь? — вставил Тинтониэль.

— Послушайте меня внимательно, — кот на мгновение стряхнул дремоту, — если они рругаются, крричат, ррубят, топят или жгут дрруг дрруга, они не наносят себе никакого врреда, главное не стоять прри этом ррядом, тогда и вам нечего не будет угррожать, — он вновь уткнулся в собственный хвост, — они бессмерртные, не трратьте свое дррагоценное врремя на попытки понять их прроблемы и не вставайте на их пути.

— Но… — начал было Тинтониэль.

— Ничего не случится, — по слогам протянул Маркиз, — если войну не выигррать, нет смысла ее начинать, это способны понять даже не одарреные умом смерртные. Не меррь Великих по себе, у тебя уже есть опыт подобного заблуждения, — Маркиз не умел читать мысли, все недосказанное пылким калатари как в зеркале отражалось на его лице.

Кайлин деликатно сделала вид, что не заметила, как залилось краской лицо молодого воина.

Карета медленно ползла вверх, дорога становилась все более неровной, пока не превратилась в сплошные кочки. Аландатаи (так назывался возглавляющий караван проводник, он же отвечал за его охрану) протрубил привал. Чистый мелодичный звук рога, многократно усиленный пробудившимся эхо, разлился среди нагромождений скал. Кэрсо-Лас невольно вздрогнул, Марина проснулась.

— Что случилось?

— Прривал, — коротко пояснил кот, намереваясь вновь задремать.

Кайлин, Сандэниэль и Тинтониэль отправились помогать ставить шатры и готовить обед.

Марина выглянула в окно — они остановились на крохотном треугольном пятачке, видимо дорога из Стейндвиджа здесь обрывалась, у обрыва росли раскидистые ели и из-под земли бил ледяной ключ, ручейком сбегая по крутым поросшим мхом скалам. С противоположной стороны горного отрога не нашлось ни единого намека на тропу. Казалось, их путь лежал в никуда. Чувствуя, что идея внезапной потери ориентиров не годилась, Марина придвинулась к противоположной дверце. Точно. Шатры ставили полукругом у огромного серого обломка скалы, в незапамятные времена рухнувшего откуда-то сверху. Валун плотно прилегал к отвесной стене. Видимо, это и был таинственный проход.

Что приехали? — зевнула Гаитоэранта.

— Привал.

— А есть будем?

Марина улыбнулась.

— Наверняка, ты что проголодаться успела?

— Немного, — кивнула Гаитоэранта, потягиваясь, — а ты нет?

— Я больше за то, чтобы поспать чуть-чуть…

— Вы что совсем не спали? Как сил только хватало, — хихикнула она.

— Да ну тебя, — отмахнулась Марина, — хватало, а спали мы действительно мало, жалко времени было.

— Да, безусловно, находились дела поинтереснее, — живо отозвалась Гаитоэранта и тут же ретировалась, — пойду, заценю походный сервис, — с этими словами она выскочила из кареты.

— Если, надумаешь еще поспать, лучше перребиррайся в шатерр, — предупредил приоткрывший один глаз Маркиз, прекрасно все слышавший.

Марина легко тронула за плечо спящего Кэрсо-Ласа. Тот мгновенно открыл глаза, но взгляд еще несколько секунд оставался не сфокусированным.

— Здесь душно, — вдруг заявил он, вымученно зевая.

— Я не чувствую, — пожала плечами Марина.

— Он Ветерр, — буркнул Маркиз, отряхнулся, выгнул дугой спину и выпрыгнул из окна.

— Ах ну да, как я забыл, — фыркнул Кэрсо-Лас.

— Серьезно, это может стать проблемой?

Он наклонился и легко коснулся губами ее щеки. Против собственных ожиданий, Марина с готовностью ответила на поцелуй, привычным движением обвив руками его шею.

— Как бы не держала нас физическая оболочка, мы все равно бессмертные, — шепнул он ей в самое ухо.

— Сандэниэль приглашает к столу, — дверца внезапно распахнулась и Кайлин испуганно замерла на месте.

— Идем, уже идем, — засмеялась Марина, неохотно высвобождаясь из неохотно отпускающих ее объятий.

Несмотря на походные условия, обед состоял из четырех переменных блюд, вот только вино и сигары теперь полагались лишь Сандэниэлю и его ближайшему окружению.

Прежде чем разбрестись по шатрам отдыхать, калатари наполнили запасы воды из горного ручья.

— Долго будем стоять? — скучающим тоном осведомилась Гаитоэранта у изрядно подвыпившего Тинтониэля.

Тот неопределенно пожал плечами.

— Ворота открываются внезапно, — хохотнула подошедшая к ним Марина, — этот сим-сим, поди, открывается строго в определенный день и час.

— Ага, с последним лучом солнца или при лунном свете, — поддержала ее Гаитоэранта.

— Что вы, — обиделся Сандэниеэль, — откроется, когда я прикажу, не раньше, ни позже, — он достал висевший на шее круглый медальон с рваной дыркой посредине, — к любому замку есть ключ…

— А… — понимающе протянули девушки, заговорщицки подмигивая друг другу.

Стенка шатра угрожающе вздрогнула, похоже, Кэрсо-Лас свалился на незатейливо устроенную лежанку чуть ли не с разбега.

— Надеюсь, мы не будем ждать пока он выдрыхнется? — на всякий случай уточнила Гаитоэранта.

— В каньон лучше входить вечером, тогда к рассвету мы доберемся до первой развилки, — пояснил калатари.

— Это так важно? — удивилась Марина

— Днем двигаться небезопасно, ведьмаки не дремлют, их магия очень сильна, но лишь днем, ночью в этих горах магия бесполезна, любая магия. Такое здесь уж место.

— Как все сложно, — вздохнула Гаитоэранта, — пойду тогда вздремну, раз всю ночь идти придется.

— Тебе, думаю, придется ехать, — усмехнулась Марина, но последовала следом за подругой.

К вечеру духота не исчезла, зато к ней присоединился холод. Запах застарелой сырости стелился по земле клочьями тумана, наверное, именно из-за него Марина и проснулась. В лагере полным ходом шли погрузочные работы, не разобранными остались только два шатра — ее и шатер Сандэниэля, в котором уснул Кэрсо-Лас. Зябко поежившись, она отправилась будить его.

Кэрсо-Лас лежал поперек широкого матраса, заменявшего кровать, широко раскинув руки и, казалось, почти не дышал.

— Что с тобой?! — она с силой дернула его за плечо, почувствовала легкий холодок, исходящий от его тела, — Проснись!

Этот сон определенно не был нормальным.

— Проснись, пожалуйста, проснись, — паниковать нельзя, ничего страшного не происходит. Она коснулась его лба, ладонь обожгло холодом, — Ты должен вернуться, я прошу тебя, где бы ты ни был, вернись, — почти что умоляюще заговорила Марина.

— Вы все не успокоитесь? — входная портьера приподнялась, и лучезарно улыбаясь, вошла Гаитоэранта, — Ё-моё, опять не лады, — театрально всплеснув руками, она присела рядом, — Что происходит?

— Я не уверена, но думаю, наш ветер забыл обратиться полностью и где-то бродит позабыв о бренном теле, — попыталась пошутить Марина. Не получилось, голос предательски сорвался.

Гаитоэранта сделала в воздухе несколько пасов, сложив большие и указательные пальцы.

— Вуаля, — над головой Кэрсо-Ласа угрожающе завис шар чистого огня.

— И что?

— Терпение, терпение, инстинкт самосохранения не проведешь, — пропела она, позволив шару опуститься ниже, принялась раскачивать его словно маятник, в такт ударам сердца Марины.

Пару минут ничего не происходило, но вдруг у него над головами не стало крыши. Калатари с криками бросились ловить снесенный с опор порванный в клочья материал. Огненный мячик с шипением угодил в ручей, то ли по прихоти, то ли по недосмотру Гаитоэранты не причинив вреда. Кэрсо-Лас сел на импровизированной кровати, судорожно хватая ртом воздух.

— На много, много миль впереди горы, крытые карьеры, гроты, лабиринты, из которых нет выхода, там гаснут звуки, есть места, где камень высасывает силу, всю, которая есть, ему безразлично, он никогда не станет использовать ее, — его глаза теперь состояли только из невероятно расширившихся зрачков, — Эти горы, они не живые, нет, но они разумны. Именно мертвые! Абсолютно статичны!

— Тихо, тихо, перепугаешь наш добрый народец, не нужно так орать. Учти, санскрита они не знают. Я тоже ничего не понимаю, хотя бы по-русски говори, — буркнула Гаитоэранта.

— Да какая разница, понятнее не будет, — буркнула Марина, — теперь ори, не ори, все и так на ушах.

Калатари поймали то, что раньше было превосходным полотнищем, способным уберечь от дождя, снега и зимнего ветра, но не рассчитанного на панику урагана.

Кэрсо-Лас постепенно приходил в себя, дыхание выровнялось, глаза вернули свой цвет и перестали казаться бездонными провалами.

— Ты специально так раздвоился? — усмехнулась Марина, глядя, как осторожно обходят их эльфы.

— Я чувствовал, что оттуда вернуться будет непросто, а так я знал, откуда я пришел, — сбивчиво пояснил Кэрсо-Лас.

— Пойду, кота поищу, — вздохнула Гаитоэранта, — придешь в себя расскажешь все подробно и не забудь, кто вернул тебя обратно. Должок за тобой, — она встала и не преминула добавить, — ты вообще по уши в долгах.

— Это она про что?

— Забудь.

Маленькое происшествие с шатром вернуло в лагерь всех праздно шатающихся вокруг. Маркизу стоило некоторых усилий убедить перепуганных, ничего не понимающих калатари в том, что ничего примечательного не произошло. Так ли иначе, полчаса спустя, все пожитки были уложены и отряд готов к дальнейшему пути. Кэрсо-Лас безропотно позволил уговорить себя ехать в карете.

— Господин, вы действительно можете покидать свое тело? — с робким интересом спросила кутающаяся в плащ Кайлин.

— Это не сложно, даже ты способна на такой нехитрый фокус, — Кэрсо-Лас отдал свой плащ девушкам, однако пригодился он лишь Кайлин, Марине вполне хватало его руки на плече и кошачьего хвоста на коленях, а Гаитоэранта вовсе не страдала от холода.

— Лучше не пробуй, может плохо кончиться, — заявила Гаитоэранта, — это, конечно, больше по Маришкиной части, но даже я слышала, что такие штуки могут приводить к расщеплению личности.

Марина улыбнулась.

— Это и есть расщепление личности, цельное Я перестает существовать, часть признает себя тождественным телу, другая часть становится размытой, способной преодолевать границы телесного Я. В норме это сны, в патологии — шизофрения или подлинное ясновидение, но последнее явление, мягко говоря, встречается редко.

— Что такое шизофрения? — не унималась Кайлин.

— Спроси что попроще, болезнь такая, — фыркнула Гаитоэранта, — впрочем, тебе, не грозит, ты ведь маг.

Кайлин вздрогнула как от пощечины, Сандэниэль и Тинтониэль резко оборвали свои прения по поводу турнирных правил.

— Не нужно бояться этого, — мягко проговорил Маркиз, внимательно прислушиваясь к разговору, — ррано или поздно тебе прридется учиться жить с этим.

— Почему же ты не выступала на турнире? — удивленно спросил Тинтониэль, — Почему ты ушла из родного города, ведь если ты маг, там ты была бы полезнее…

— Мы предложили, — отрезала Марина, — ее магический класс превосходит способности Абегаэля, ей лучше учиться у нас.

— У вас? — ахнула Кайлин, ярко краснея.

— Ну, чему сможем, научим, — великодушно согласилась Гаитоэранта.

— Чтобы они не наобещали, не рассчитывай, что тебе удастся хотя бы прриблизиться к их возможностям, — томно мурлыкнул Маркиз, — тебе доступна магия, но не сила, тебе прридется считаться с последствиями и намеррениями. Так уж вышло, кому доступно целительство, тому прретит членоврредительство, кто легко прредсказывает, рредко соверршает подвигов, а однажды убивший меняется навсегда.

— Это действительно так? Неужели магия может быть однозначно либо черной, либо белой? — с сомнением спросила Марина.

Маркиз бросил на нее долгий предостерегающий взгляд и ответ стал очевиден — так это или нет, не имеет значения, важен путь, которым идешь к ответу. Не следовало объяснять растерянной, наивной, не осознающей собственного дара девушке то, что она способна будет понять лишь осознав, где пролегает ее путь.

Против обыкновения Гаитоэранта промолчала.

Обшитые шкурами барымонов (аналог бронированных крокодилов) колеса мягко и бесшумно катили карету по естественному горному коридору. Слева и справа мелькали огоньки факелов верховых калатари, ответственных за освещение дороги, выдергивая из кромешного мрака силуэты лошадей и всадников, скудную растительность, валуны, похожие на застывшие изваяния диковинных зверей.

— Господа, простите мне дерзость, — вновь нарушил затянувшееся молчание Сандэниэль, — если на нас нападут ведьмаки, чью сторону вы поддержите?

— Мы не станем вмешиваться в ваши глупые разборки, вы уж простите великодушно, — хохотнула Гаитоэранта, невольно подражая скорбным интонациям собеседника.

— Не получится, — пробурчал Кэрсо-Лас, вглядываясь в дышащий холодом и вековым безмолвием мрак за окном.

— Если так случится, мы постараемся сделать все, чтобы битва не состоялась, — нашла альтернативу Марина.

— Но мы воины, мы не будем убегать и прятаться от вражеских лазутчиков! — запальчиво воскликнул Тинтониэль, — Вы не обязаны помогать, но помешать…

— Куда ты дерржишь путь, вояка? — из полутьмы «салона» грозно сверкнули зеленые глаза хищника.

Тинтониэль почему-то смутился и ответил далеко не сразу.

— В Эдере меня ждут.

— Не лги Царрю! — предостерегающе клацнул зубами Маркиз.

— Не ждут, — понурил голову отважный эльф, — там живет девушка, которую я мечтал сделать хозяйкой своего дома в Калахаре, но ради нее я готов остаться и в Эдере.

— И она не ждет тебя? — присвистнула Гаитоэранта, — Видно у твоей возлюбленной завышены требования.

— Она замужем, — сдавлено признался Тинтониэль.

Сандэниэль и Кайлин одинаково горестно вздохнули.

— И я другому отдана и буду век ему верна, — тихо засмеялась Гаитоэранта, так, чтобы ее услышали только Марина и Кэрсо-Лас.

— И она, полагаю, ничего не знает и не отвечает тебе взаимностью? — продолжать выспрашивать Маркиз, игнорируя как молчаливое сочувствие калатари, так и насмешки «Великих».

— Мы выросли вместе, она родом из деревни Уклахар, а я жил на самой опушке Великого леса, нас разделяла лишь речка Оланка. Теперь нас разделяют равнины, горы, города и обстоятельства.

— Ты не ответил на мой вопррос.

— Нет, она, наверняка, забыла обо мне. Ее супруг — заклинатель камней, он искал в наших краях ародроматин, редкий минерал…

— Я знаю, что такое арродроматин, — поторопил его кот.

Но не тут-то было.

— Мы не знаем, — хором встряли Марина, Гаитоэранта и Кэрсо-Лас.

— Своеобрразный талисман поиска, с его помощью ищут смысл и счастье, если камень прравильно огрранен, — коротко пояснил Маркиз, — И что, понятно, прриехал за минерралом, нашел жену, дальше…

— Он обманул ее, сказал, что она его потерянное счастье. Я пытался ей объяснить, что такого быть не может, что невозможно потерять того, кого не знал, она не стала меня слушать. Бросила дом и уехала с ним в Эдеру, в этот приют отверженных.

— Да, заявочки, — усмехнулась Гаитоэранта.

— Что ты намеррен делать? — не унимался Маркиз. Кончик хвоста нервно подрагивал.

— Я не знаю. Воины нужны везде, особенно в таких местах, как Эдера

— Это точно, — подал голос Сандэниэль, — наш караван зайдет в Эдеру обязательно, Палану необходимы качественные камни и артефакты. Только бы довести их в сохранности, — тяжело вздохнул он, вспомнив, что путь в город пророков лежит через земли ведьмаков.

— Может, нам тоже заглянуть в этот чудный городок? — вслух размышляла Гаитоэранта.

— Наш путь лежит на запад, — напомнил Кэрсо-Лас.

— Эдера — это тупик, — менторски объяснил Маркиз, — мы потрратим неделю на доррогу до него и обрратно в каррьер

— Да, пути на север и запад разойдутся у пасти Чега, не раньше, — кивнул Сандэниэль.

— Вопрос лишь в том, захотим ли мы совершить экскурсию в логово отрицательных героев мира эльфов, — по-русски продекламировала Гаитоэранта.

— Отрицательные — это те, кого отрицают. В данном случае, я бы с удовольствием посмотрела, кого именно, — кивнула Марина.

— Неделя ничего не изменит, — буркнул Кэрсо-Лас, — может там мне удастся как-то помириться с миром мертвого разума.

— Ррешено, — просиял Маркиз.

К утру стало еще холоднее, бледный рассвет с трудом продирался сквозь заслон из теряющихся в вышине скал, густые тени не желали расползаться с дороги. За бесконечными разговорами время шло быстрее. Стуча зубами от холода, Тинтониэль и хозяин каравана расспрашивали попутчиков об их кулинарных пристрастиях, замышляя устроить шикарный пир по приезде в Эдеру, об их намерениях и целях. Последнее осталось для них неразгаданной загадкой. Кайлин спала, завернувшись в плащ Кэрсо-Ласа, не замечая ни холода, ни сырости, ни зависти самого Ветра, страдающего, скорее, от клаустрофобии, чем от холода. В конце концов, он плюнул на всякие условности, попросил сидевшего рядом Тинтониэля пересесть на скамью напротив, прилег, сложившись почти вдвое, пристроил голову на коленях Марины и натянул на плечи случившийся поблизости хвост Маркиза. Тот против не был.

Наконец прозвенел сигнал привала, разбудив, казалось, само утро. Тени стыдливо попрятались под камнями, позволив нежно-розовым лучам осветить естественный колодец, заканчивающийся с противоположной стороны сужающейся аркой убегающего дальше прохода. Закипела работа, примерзшие к седлам калатари с особенным усердием разжигали костры и ставили шатры.

— Вставай, — Марина осторожно дотронулась до пылающей, словно в лихорадке, щеки спящего Ветра, невольно расслабившись. Он действительно спал, а не плутал по бесконечным лабиринтам Великих гор.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.