Бесплатный фрагмент - Снова птица

Деревья шелестят

Чувства, звуки, немота —

всё когда-то повторится.

И течёт вперёд вода

времени, нельзя напиться.

В сторону нельзя свернуть —

за ошибки строго судят.

Продолжают странный путь

в никуда смешные люди.

С кем-то ссорятся, шумят,

на руках кого-то носят…

А деревья шелестят,

даже если их не просят.

Стучится в дверь весна

Стучится в дверь весна, и в забытьи

туманится заря белёсым светом.

Не встретились в морозы снегири,

а значит, будет жарко этим летом.

Убудет где, прибавится потом,

не даром ветви украшает проседь.

И пахнет воздух свежим февралём,

которому от счастья крышу сносит.

Что умерло, уже не воскресить.

Но снова солнце радует рассветом.

Волнуя сердце, продолжаю жить,

как было бы ни горестно при этом.

Конец зимы

Пополнил зимний день реестр утрат,

в сугроб уткнувшись ослабевшим телом.

И с глаз долой, как люди говорят.

Весну встречает город. Оголтело

снуют вороны, галки, воробьи,

пускаясь в драку из-за крошки хлеба.

Скучают сиротливо фонари

под шапками из тающего снега.

А голый тополь, голову задрав,

глядит с тоской в небесную прореху,

где ветер, облака перемешав,

гоняет их нещадно ради смеха.

Теплее воздух и прозрачней даль.

Водой и грязью полнятся дороги.

И снегом умывается февраль,

поспешно унося сырые ноги.

У открытого окна

У открытого окна

жизнь идёт, светлеют лица.

Понемногу, по крупице

просыпается весна.

Вот на корточках она

гладит сорванный подснежник,

колыбельной песней нежной

усыпляет ревуна.

И для самых важных дел

нет почти уже запретов.

Высоко над небом где-то

есть места для звёздных стрел.

Молоточком по чуть-чуть

ритм отстукивают птицы,

чтоб быстрее небылицы

отыскали новый путь.

Голой веткой тополь бьёт

в мутные от снега стёкла.

Ива у реки продрогла,

смотрит вдаль, чего-то ждёт.

От весенней суеты

веет чистою водицей,

пьёт что ветер из криницы,

разомлев от доброты.

Лил дождь

Лил дождь, признавая размеренность бредом.

А небо, тревожась, к рассудку взывало.

Но пела душа в ожидании света,

какого ещё никогда не бывало.

Лил дождь, и автобус петлял по дороге.

Дрожа на стекле, капли тихо стенали.

И было и сладостно, и одиноко,

и слышно, как громко соседи молчали.

Вот так же лил дождь в заблудившемся детстве,

не веря в случайности заданных судеб,

как будто бы мир расслоился на между —

уже, что случилось, и что ещё будет.

Нет ближе

Картины этой ближе нет:

прямым лучом весной согреты

и старенький велосипед,

и огород, длиной три метра.

У мамы много разных дел,

отец всё время на работе.

Никто ещё не постарел.

И на последней самой ноте

фальшивит молодой петух,

вразвалочку шагают гуси,

и различается на слух

мяуканье соседской Муси.

Спокойный заводской район.

Одноэтажные бараки.

А за рекою виден склон:

деревья, парк, внизу овраги.

И белым пухом двор пленён,

и яйца красятся на Пасху,

и Вовка то в меня влюблён,

то в длинноногую Натаху.

Снова птица

Рождает утро незаметно явь,

когда легко, почти неуловимо

она по полу медленно скользя,

мне нашептала то, что не отнимут

ни время, ни сомненья, ни тоска

такого лета, что и не бывало,

деревья где, как будто небеса,

и небеса, каких земля не знала.

Где радость, словно в детстве, до поры,

когда не понимаешь, что случится

по правилам неведомой игры,

где ты — то человек, то снова птица.

Ближе к свету

В луже той, что к свету ближе,

что достать могу рукой,

улыбался Боря Рыжий

искалеченной щекой.

Мир светлел, светлели дали.

Из далёких берегов

растворял мои печали

в строчках Николай Рубцов.

Каждый миг и каждый шорох

не отдам за просто так,

как стихов нежданный ворох,

звуков в слове Пастернак.

И за новую ошибку

отвечая головой,

я из лужи ту улыбку

выну и возьму с собой.

Леденец

Миг — леденец у ребёнка в руке

(отнимешь — заплачет).

Готовым авансом идут налегке,

не требуя сдачи,

мир старый и новый, небесный мираж,

на проводе — галки,

и белочка в парке, дополнив пейзаж,

и вид дома жалкий.

Простая картинка, где толпы людей,

цветные витрины,

и страх ожиданья плохих новостей,

тоска без причины.

Всё это легко каждый раз потерять,

однажды представив,

как тот леденец исчезает опять,

лишь сладость оставив.

Тот же дом

Всё тот же дом, и тихо гаснет день,

и тень всё так же за окошком бредит,

и спится хорошо в мечтах о лете,

и в мае пахнет будущим сирень.

Но замыкает солнце вечный круг

для каждого в свой час. Как мягок вечер,

и лавочки пусты, и незаметен

в глазах огонь, похожий на испуг.

В тени гравюр

Печаль себя, как ксерокс, множит

среди безрадостных фигур.

Что было мне всего дороже,

растаяло в тени гравюр.

Помучило, жестоко ранив,

и спать, довольное, ушло,

мне одиночество оставив

вдевать в игольное ушко.

И я его с утра вдеваю,

но с детства шить я не мастак.

И лепятся стежки по краю,

по середине, кое-как.

Ветер пугает

Ветер пугает, крича за углом мне: «Ау!

В вечной любви нет ни правды, ни здравого смысла!»

И я опять одиноко по жизни иду

и за потерей своей прячу горькие мысли.

Я не умею, как маленький серый пухляк,

с ветки вспорхнув, замереть на лету в поднебесье.

Если любовь — есть придуманный кем-то пустяк,

то без неё жизнь трясиной затянет на месте.

Падает ровно февральский предутренний снег,

малую радость неся в скромной зимней картине.

Где-то вдали затихает заливистый смех,

словно упав, подскользнувшись случайно на льдине.

Большие города

К себе большие манят города:

Москва, Париж, Санкт-Петербург и Прага…

Когда на крышах высыхает влага,

и голуби застыв на проводах,

обозревают свежую окрестность,

и солнце светит так, как никогда,

ты мчишься снова каждый раз туда,

где площадям от толп немного тесно,

где облака играют в поднебесье,

ложась и замирая в куполах,

как раньше замирала в детских снах

приснившаяся на минуту песня…

Играет громко музыка в душе,

прохожие снуют, сменяя лица.

А ты летишь, как будто это снится —

и город, и полёт на кураже…

И ты — уже не ты, а просто птица.

Смешалось

Смешались солнце, дождь. На склоне лет

мир поутих и как-то обессилел.

Оставил свой непроходимый след

прошедший впопыхах колючий ливень.

И раздражает песня ни о чём

случайно залетевшей в дом синицы,

когда она распелась за окном,

почувствовав себя вдруг певчей птицей.

Смешалось всё — и хмарь, и летний зной.

Я — то пишу, то сразу замолкаю

и ввысь уже не рвусь за журавлём,

окошко пред синицей закрывая.

Снег заметал

Снег заметал меня из-под полы

в июне тёплом и от пуха белом

по правилам навязанной игры,

с которой совладать я не сумела.

Незримо он кружился над землёй,

безжалостно, уже непоправимо

дни сокращая, данные судьбой,

для права без оглядки быть любимой.

Лето

Враждебный мир, прикрыв глаза, молчал.

Потягивалось, распеваясь, лето.

Жизнь, зная свой безрадостный финал,

отчаянно гудела до рассвета.

В ладошки ветер, улыбаясь, бил.

А облака, не видя больше страха,

сменив опять кассеты на винил,

в орган небесный вслушивались Баха.

Толкались мягко волны о причал,

и не спеша, сгорала сигарета…

Подумалось мне — если б зимовал

однажды Бог, то отменил бы лето.

Отрываясь от дома

Я в среде незнакомой

до далёких задворок,

отрываясь от дома,

буду пить этот город,

путь до Летнего сада

и прохладных каналов,

звук мелодии старой

в тишине пышных залов.

По чуть-чуть, без азарта,

чтобы вдрызг не напиться,

чтобы было и завтра,

чем душе похмелиться.

Из окна вагона

Леса, вокзалы, перелески,

мелькание привычных мест.

Здесь все слова просты и вески,

как всё, что видится окрест.

Сливаются здесь с высью дали.

А в небе, сотканном из грёз,

скрывает радуга печали

того, кто не скрывал здесь слёз.

Здесь русские поются песни

не для услады, для души.

Здесь умирают, чтоб воскреснуть

росинками в лесной тиши.

Летний сад

Прозрачен воздух, свежестью полны

аллеи сада, и стоят картинно

фигуры муз, вторгаясь в чьи-то сны

и откровенно, и вполне невинно.

Здесь каждый шаг таинственен и смел,

здесь каждый взгляд наивен и свободен,

как будто их сегодняшний удел —

искусству поклоняться и природе.

И на скамье, тонув в чужих стихах,

я думаю, что мир и прост, и светел,

когда живёшь, запутавшись в словах,

вдруг важные в аллеях сада встретив.

Петербург

Согреет завтра память душу.

Дворцы, проспекты, Летний сад

ещё я долго буду слушать.

Свернув с пути, уйду назад,

где терпеливо ждёт рассвета,

остаться чтобы на века,

тот город, созданный из света,

в глазах Великого Петра.

Раскрошились облака

Раскрошились облака.

Небо в стиле перламутра

удивляется, пока

не настало снова утро,

где случайный пассажир,

разговоры без умолку,

радость от того, что жив,

пожелания без толку.

Миг, как градусник с утра,

нет ещё температуры.

Разгоняет поезда

жизнь в попытке режиссуры.

Музыка без слов

Звучало, как звучать не будет,

обилье звонких голосов,

где нараспашку окна, люди,

и десять, может быть, шагов

осталось до разгара лета,

и каждый, царь себе и бог,

ждёт от полуночи рассвета

с печальной музыкой без слов.

Забыты Сплин, Джордж Майкл и Батлик,

отложен временно плейлист,