Бесплатный фрагмент - Снимок с ангелом

Дом на перекрёстке трёх улиц

— Результаты диагностики продолжают ухудшаться, наблюдается прогрессия заболевания, — печально ответил тогда доктор, поправляя душку очков.

— Сколько мне осталось? — огорчённо спросил пациент, которому уже перевалило за шестьдесят.

— Я не был бы таким категоричным. Течение болезни мало предсказуем, равно как и срок дожития. Это может быть и год, и два, а может быть и полгода, или даже меньше… Мне жаль, но это объективно, все анализы из разных лабораторий показывают такие результаты. Увы, терапия не даёт значительного эффекта.

— И что же мне делать? Как мне дальше быть?

— Обязательно сохранить приём всех лекарств, образ жизни и физическую активность. Постарайтесь не терять настрой, всё равно это когда-нибудь бы случилось. Встретьтесь с близкими, посетите места, которые так долго мечтали посетить. Это документы для направления в хоспис, дополнительно Вам всё объяснят в бюро соцзащиты, примерно через несколько дней Вам позвонят, переедите примерно через несколько недель.

— Хоспис? Я не хочу туда.

— Это необходимо для Вас самих, там окажут всю необходимую помощь, — продолжал доктор.

— Спасибо, доктор. Рад был у Вас обследоваться и с Вами советоваться! — не взяв бумаг, пожилой мужчина встал и пошёл к выходу.

— Стойте. Вы же забыли документы! — остановил врач.

— Они мне не нужны, я никуда не поеду.

Доктор догнал пациента и силой вручил направление в хоспис, чем вызывал недоумение и крайнюю злость пожилого мужчины:

— Не теряйте настрой, время ещё не закончилось.

— Не закончилось! У кого как. Все хотят от меня избавиться. И не нужно, я сам уйду тогда, когда захочу, в мире это разрешено.

— Как врач прошу этого не делать, всё равно все мы смертны.

— Я же тебе ничего не говорил о том, что хочу сделать. Ты что-то знаешь, да?

— Эвтаназия запрещена законом, я обязан Вас отговорить.

— У меня есть деньги, и я могу поехать в Швейцарию, и я это сделаю! Слушайте, сделаю! Я всем докажу, что старые моряки никогда не сдаются, даже если знают о своём поражении! — кричал он в проёме двери людям в коридоре.

— Всего Вам хорошего! Не теряйте бдительности!

Выйдя из кабинета врача и пройдя по коридору, ходящий с трудом с помощью трости он пошёл к лифту и скоро вышел из здания, смотря на весеннюю погоду, ярко поющую о долгожданном возрождении. Новость была неожиданной, но надежда всегда умирает последней. В возрасте шестидесяти семи лет он часто вспоминал о прошлом, ведь вспомнить есть о чём — всю жизнь он посвятил науке, изучая океан, и достиг многого: звание профессора, учёная степень, гранты, почётные звания в нескольких ведущих университетах мира. Но болезнь и возраст оставили всё в прошлом, когда его отправили на пенсию. В прошлом осталась и семья: дочь умерла почти десять лет назад, супруга ушла за три года до диагноза, внук жил в другой части страны и почти не вспоминал о нём и вёл свою жизнь.

Пройдя до ближайшего сквера, сев на лавку, выбросил документы для направления в хоспис в ближайшую урну, предварительно изорвав их на мелкие кусочки: «Господи, как я устал от этой жизни, как надоело мне это существование. Это при том, что мне нет и семидесяти, едва перешагнул пенсионный возраст и вот, пожалуйста. Сколько раз думал я о болезни, но не догадывался, что она сможет одолеть меня. Мне уже нечего терять, даже родную дочь уже пережил. Степени, учёные звания, гранты, кафедры, всё уже в прошлом. Ради кого или чего продолжать эту глупую историю, не имеющую смысла дальше? Только одни мучения впереди… Они думают, что я так и сдамся, сдамся обстоятельствам и болезни. Я никогда не сдавался, ни перед сложностями жизни, ни перед хворями тем более. Они меня просто не знают. Я докажу, что могу, я сделаю это. Но если буду в Швейцарии, то всё же стоит эту страну увидеть, всё же в последний раз еду куда-то, зачем терять такую возможность. Но всё же, зачем менять место своего пребывания, если не изменишься сам уже никогда? Может прямо так, как остальные… Нет, всё же нужно быть выше всяких неудачников и глупцов. Да и путешествие к исходу будет интересным, всё лучше, чем ничего».

Вернувшись после прогулки домой, он лёг на кровать и думал, что делать дальше: «Позвонить — приедут, начнут галдеть, отговаривать, сумеют заблокировать счета, могут отобрать паспорт, чтобы не сбежал. И квартира, точно. Они сразу же заберут её, выселив меня в этот дом смерти, где только бесславно и умирают. Нужно действовать, пока не вмешались соцслужба и полиция. Но… Друзья… Что они подумают, как же им это сказать? Они же знают о болезни, просто скажу, что нужно съездить к внукам на неделю-две. А про диагноз говорить не буду, нечего им знать об этом».

С утра он начал готовиться к поездке, начав собирать вещи и впервые за долгое время включил ноутбук, изрядно запылившийся с тех пор. Как с ним работать, он уже не помнил, но помнил и где была инструкция от внука, отдавшего когда-то свой старый ноутбук, обклеенный какими-то выцветшими наклейками, которые он считал ужасными, но так и не находил желания и времени отклеить их. С трудом включив его, он смотрел на экран и думал: «Ох и давно я не включал его. Помню все говорили о том, что нужно платить за этот интернет. Нужно проверить квитанции…». Отправившись на поиски документов, он затратил больше часа, чтобы наконец найти в завале старых вещей в шкафу ту самую платёжку за услуги связи и телевидение за последний месяц. «Все мы закончим в таких завалах старого хлама, который никому кроме нас и не нужен, что только собирает пыль и грязь. Нужно от этого избавиться, столько от него мучений!» — говорил он, пока на него не высыпались старые вещи умершей жены, которые он так и не решился выбросить.

«О, нет. Они… Почему?.. Я так и не выбросил их…» — успел подумать он, пока не нахлынул поток воспоминаний о жене от сцены знакомства в порту до смерти дочери и похорон так горячо любимой супруги. В этот миг слеза почти пролилась из глаз, но так и не смогла. Время летело очень быстро, уже было за полдень, и он пошёл к компьютеру для поиска информации для поездки в Швейцарию. С большим трудом он сумел понять почерк в инструкции внука и открыть браузер, где, потратил не один час, чтобы узнать расписание рейсов до Женевы и где можно забронировать отель перед тем, как отправиться в клинику. Часы поиска, а точнее попыток вбить поисковый запрос в строку поисковика и понять, как читать и пролистывать страницы с помощью компьютерной мыши дали результаты — его раздосадовала ситуация с ценами на авиаперелёты в альпийскую страну, а также то, что для оплаты авиабилета и проживания нужна банковская карточка, которую он, так опасаясь за свои деньги на фоне множественных новостей о том, как мошенники научились красть средства со счетов в банке, так не хотел оформлять и был готов часами стоять в очереди за наличными в том отделении, где есть касса. Но всё это меркло на фоне того, что требовалась шенгенская виза и сама процедура эвтаназии в клинике стоит почти девять тысяч швейцарских франков.

«Невероятно, даже не думал, что это так сложно. Но всё же, я никогда не отступал ни перед чем, смог сколького добиться, но где это всё сейчас? Грамоты и дипломы на стенах, книги на полках, одиночество и неблагодарный внук, думающий только о том, как заполучить квартиру в таком городе. И забвение в университете. Скольких я уже потерял, неужели остался последним? Время наступило, нужно действовать. Нужно проверить счёт, получить эту карточку, визу и оплатить процедуру. А хватит ли на всё это денег?» — с некоторой долей испуга продолжил он, встав из-за стола и начав рыться в столе в поисках выписки со счёта, где не набралось нужной суммы даже примерно. «Лекарства, процедура, нотариусы, авиабилет, проживание, виза, питание на месте, новая одежда, расходы на обмен валюты, ещё хотелось бы посмотреть что-то перед смертью в конце концов… Но опять та же проблема, что мучила меня с ней всю молодость. Точно, есть идея» — с энтузиазмом, почти покинувшем его несколько лет назад, загоревшись, он пошёл осматривать квартиру, сосредоточившись на лишних вещах. Целью поиска были ненужные, но не бесценные вещи, за которые можно было бы что-нибудь получить у старьёвщиков. Но снова потратив драгоценное время, он сумел найти лишь коллекцию пластинок, пару вышедших из обращения купюр, которые так любят бонистыи с горечью смотрел на свою библиотеку, которую когда-то собирал с таким рвением и так берёг, иногда хвастаясь гостям. Эти книги были дороги ему как память об экспедициях в море, о друзьях, о своих выпускниках, почти забывшего старого профессора, уже давно ушедшего из университета. Но цель была, равно как нужна в деньгах большой, к тому же он ни разу не был в Швейцарии, и желание посмотреть их перед уходом на свет иной было огромным. Он достал смятую коробку, бережно сложил книги в неё, желая наконец покончить с прошлым, но остановился на своих трудах и книгах об океане, которые были ему особенно дороги. Их он сложил отдельно в тряпичную сумку и поставил отдельно. Уже был почти вечер, но он нашёл в себе силы выискать номер известного старьёвщика и позвонить с предложением выкупить книги и прочий антиквариат, которое он закончил, смотря на закат из окна.

На следующий день старьёвщики забрали так дорогие ему издания и что-то по мелочи, но взгляд их пал на мебель, особенно на стол и шкаф, где книги и стояли. Побеседовав с ним, он согласился продать и их, чем вызвал неподдельную алчность в их глазах забрать за столь небольшую сумму всё по возможности, что можно было бы продать. К концу дня после уходов грузчиков он остался в квартире, где вне кухни осталась только кровать, старый и никчёмный, но рабочий и столь важный для последнего путешествия ноутбук, книги об океане, уже лежавшие в пакете вместо винтажной сумки и старый телевизор на полу, где уже как два часа не было ковра. Эхо, несвойственное для родной квартиры, гуляло повсюду, подчёркивая важность тех наличных, что были в кошельке старика. Подсчитав полученную сумму после ужина, осмотрев ещё раз квартиру, где осталась только совсем старая кровать, тумбочка, не менее старая кухня с нескольких тарелками и чашкой вместо прежних прекрасных сервизов, вещи в пакетах, телевизор и ноутбук на пенсии, продолжавшие верно нести службу и стопка книг собственного авторства по океанологии в пакете, он принял самое тяжёлое решение в жизни — продать дорогой дом и уехать навсегда в одну сторону. Нужно было спать, и он с тяжёлым настроением лёг.

Он уже почти уснул, пока покой не нарушил таинственный женский голос, возникший неизвестно откуда и разрезавший вожделенную в городе ночную тишину: «Привет! Не пугайся, я не хочу тебе навредить, просто выслушай меня, пожалуйста». Вздрогнув от нарушившего ночной покой загадочного голоса, он в страхе закутался в одеяло и долго молчал, испугавшись возможного прихода вора, но голос продолжил: «Не пугайся, я не буду тебе вредить, я не хочу тебя убить или ограбить. Мне просто нужно с тобой серьёзно поговорить». Вся странность обстановки усугубилась с тем, что, включив свет, он не нашёл никого вокруг, но решил встать и проверить, закрыта ли дверь и цело ли окно. Дойдя до двери, осмотрев окна, коридор и кухню, но не найдя ничего постороннего, вернулся в постель, думая, не безумие ли это, вызванное прогрессированием болезни: «О ужас, неизвестные голоса. Ничего, от одного раза ничего не будет, сам же знаю по своему опыту. Пройдёт, посплю, пройдёт точно…». Но таинственный голос продолжал и причём более настойчиво:

— Отвечай! Я не могу больше терпеть. Ты понимаешь, кто я вообще? — голос был неистовым и уверенным, становясь всё более строгим.

— Нет, но, если ты один из голосов в голове, какие слышать сумасшедшие, прошу, уйди. Я не боюсь тебя, демон! — не выдержав, ответил он таинственному голосу вслух.

— Что?! Демон?! Ты кого назвал демоном?

— Тогда проявись и поговорю с тобой на равных, но помни, что я тебя не боюсь! — ответил он, думая о том, как же страшна эта ситуация: «Что я говорю? Я же его боюсь, ещё и буду разговаривать с ним. Ничего, уйдёт».

— Я просто хочу помочь тебе сделать правильный выбор и избежать самой большой ошибки, иначе сказать об этом не получается. Не можешь поговорить со мной так, без проявления? Я могу тебя напугать.

— Нет, привидение! Покажись, или уходи быстрее, а то начну читать молитвы для твоего изгнания, если вспомню, где завалялся молитвенник, — профессор немного испугался таинственного голоса.

— Забыл про молитву, как это обидно. А меня ты хоть помнишь? — голос начал указывать на недостатки личности.

— Нет, кем бы не было. Если проявишься, то вспомню сразу, а иначе…

— Ну ладно, ладно, какой настырный, хотя чего следовало ожидать от учёного с таким стажем, кого я знаю с рождения. Прошу, только сохрани покой и не кричи! — голос готовился раскрыть себя.

— Давай быстрее, я хочу спать, мне рано вставать… — сонным голосом ответил он тому, кто должен появится с минуты на минуту.

Из-за пространства между кроватью и тумбочкой на подставку лампы выпрыгнула девушка ростом не более 15 см на первый взгляд. Её появление напугало его до глубины души, но красота незнакомки быстро очаровала: перед ним стояла одетая в длинное светло-голубое платье едва выше щиколотки застенчивая светло-золотистая блондинка, смотрящая на него глубокими голубыми глазами, несколько отводя в смущении взгляд.

— Не пугайся, я по важному делу, — ответила она ему, а в голосе её чувствовалось заметное волнение.

— Ну здравствуй, только прости, что забыл тебя, просто не могу вспомнить, чтобы встречал девушку ростом в 15 см, — отойдя от оцепенения сказал с заботой он, протянув к ней правую руку.

— Только не надо трогать! — увернувшись от руки, крикнула девушка.

— Прости, просто из интереса. И зачем же ты здесь?

— Ты принял одно очень неверное решение. Ты же меня понимаешь?

— Это какое именно? Не припомню, чтобы меня отговаривали, — с любопытством продолжил он, желая узнать, что же о нём знает загадочная красавица.

— Ты хорошо меня понимаешь. Я о самоубийстве, самом тяжком из грехов.

— Эвтаназия — не самоубийство, читай законы. К тому же в Швейцарии это разрешено для иностранцев, и тамошние законы всегда выше твоего мнения. Ты меня не понимаешь, как и все остальные вокруг, — возразил профессор.

— Именно хорошо понимаю, всем свойственно ошибаться, я должна тебя переубедить.

— Я ежедневно испытываю страшные мучительные боли и обезболивающие перестают действовать. Скоро я останусь с болезнью один на один, только с мучениями и гнетущей тоской от этого. Меня направят в хоспис через социальные службы, я уйду в муках в ужасающем месте. Мне нет смысла больше жить, жизнь уже ушла, мне нечего терять. Это волевое решение. Я свободный человек и сам волен решать, когда жить, а когда умирать.

— В этом и есть ошибка. Ты теряешь самое важное, что только можно иметь — собственную жизнь. От тебя не зависит, когда она прервётся.

— Это мне говорит галлюцинация, нужно перестать пить таблетки, а то философы мерещатся, хотя в инструкции они об этом не указали, — твердил профессор.

— Ты кого назвал галлюцинацией? Ты меня хорошо знаешь, просто забыл. Как же мне напомнить ему о себе, как?..

— Своим уходом! — проворчал он, выключив свет.

— Грубиян! Я помочь хочу, а ты так со мной обращаешься. Ну, сам напросился! — возмущённо ответила девушка и включила большой свет в комнате, хотя для этого ей и не потребовалось нажать на кнопку выключателя.

— Что ты делаешь? Я же сплю! — в ответ ругался он.

— Сейчас не время спать! Просто выслушай меня, я помогу тебе. — говорила девушка, зависнув на высоте двух метров от уровня пола.

— Чем? Отговоришь от того, чтобы закончить мучения и уйти, как и положено человеку? Предложишь умирать в муках? Или продолжишь донимать до сердечного приступа, как это делают неприкаянные души, ставшие приведениями?

— Грубо, очень грубо. Вот чего ты боялся большую часть жизни?

— Боялся… Раньше я многого боялся. Сейчас, ожидая смерти, стоит ли говорить о страхах? — завернувшись в одеяло ответил он.

— Всё равно я тебе помогу. Иди спать, вот как раз и вспомнишь, — на повышенном тоне ответила девушка, выключив свет и резко погрузив его в сон.

Сновидение то было необычайно подробным и ярким отражением воспоминания из ставшего далёким прошлым, когда он ещё работал в экспедиционных исследованиях океанического шельфа. Это был удалённый архипелаг в Океании, где стояла солнечная погода с переменной облачностью. Экспедиция разделилась по отделам: геологов увлекали образцы пород, океанологов — риф и его обитатели, геофизиков — данные с приборов. Работа шла своим чередом, все были увлечены делом и не замечали течения времени, равно как и резкого изменения погоды.

Он, снаряжённый аквалангом, так увлёкся сбором образцов кораллов и съёмкой обитателей рифа, что выплыл за пределы бухты атолла, где течения часто непредсказуемы. Небо стало покрываться густыми серыми облаками, предвещая мощную бурю. Капитан начал собирать всех на борт, ведь оставаться здесь и возвращаться назад в порт отправления было слишком опасно.

Команда успела вернуться на корабль, но одного не было на перекличке. Поняв, что его нет, начали поиски. В то время сильное течение, несвойственное для спокойного моря резко подхватило его и понесло за собой вдоль рифа, ударяя об острые кораллы и выступающие скалы. Из ран сочилась кровь, привлекая все виды акул вокруг, а запас кислорода в баллонах почти закончился, а тёмно-серым небо скрывало сильные волны на поверхности.

В этот миг почти закрывшему глаза исследователю некий голос твердил не сдаваться: «Не закрывай глаза! Слышишь, не смей!», что не имело эффекта и в этот момент почти перед утратившим сознание парнем значительно усилилось течение, влепив ему мощной удар слева, прекрасно вернувший ясность разума учёному и вот уже в его разуме появился важный совет: «Быстрее снять ласты, выбросить левую и взять правую в руки, и карабкайся вверх по этим выступающим кораллам и белым камням. У того красного древовидного находится явно нора мурены, поэтому не останавливайся там, проходи быстрее. Выйдя на поверхность размахивай ластой и кричи, что есть мочи. Буря усиливается и течения могут свалить тебя со стены рифа. Нужно спешить, пока есть запас воздуха и течения ещё не так сильны…». Карабкаясь вверх, он увидел, как некое неведомое свечение удивительно яркого оранжево-жёлтого оттенка отпугнуло акул. Поднявшись на поверхность, борясь с усиливающимися волнами, он окрикнул команду и вскоре уже был на борту судна.

Утром он встал в непривычной обстановке после воспоминания о том страшном и загадочном дне, но память не покидала его: «Кто же эта девушка? Стоп, неужели это… Не может быть». И после завтрака, почистив зубы и причесавшись, он подошёл к зеркалу поправить галстук, но вместо себя он увидел знакомое со вчерашнего дня прекрасное женское лицо:

— С добрым утром! — приветствовала девушка.

— Ух!.. Непривычно тебя видеть.

— Прости, я не хотела тебя напугать! — говорила она, уже стоя по правую руку от него.

— Конечно. Знай, я не сдамся. И я помню тебя. Неужели ты тот самый ангел-хранитель, сумевший спасти меня тогда, когда буря ударила по тому затерянному в океане атоллу? Я всю жизнь думал, что спасся только благодаря случаю, хотя почти забыл о том происшествии. Большая благодарность тебе за спасение моей жизни. Решила вновь спасти мне жизнь, верно? — твердил профессор, смотря на девушку ростом уже ненамного ниже своего.

— Да, но только вот…

— Ага, размечталась, только теперь я сам здесь всё решаю, — перебив, возразил он, поправив галстук. — Я продаю квартиру и уезжаю в одну сторону.

— Ты не можешь просто так уйти! — возразила она.

— Мне от этого не легче. Я помню тебя и благодарен, просто столько лет прошло… А теперь отстань! — отвернувшись от зеркала произнёс он.

— Смотри, что у меня есть! — крикнула она, расправив свои прекрасные белые крылья за спиной, перья которых на просвет были полупрозрачными и переливались всеми цветами радуги. Удивление профессора было таким большим, что он оцепенел на месте и продолжал смотреть на неё, почти забыв, что собирался в риэлтерскую контору для быстрого выкупа квартиры.

— Я спасла тебя тогда, спасу и сейчас! Я могу не только удивлять людей, — сказала она, разбив силой собственного желания одиноко стоявший пустой гранённый стакан на тумбочке. — Вот, пожалуйста!

Профессор в ужасе сбежал из квартиры и закрыл входную дверь, при этом оставив внутри все необходимые для продажи квартиры документы. Одышка возникла неожиданно, но в этот момент ангел с расправленными крыльями, но уже ростом не более 15 см появилась сидящей у него на левом плече:

— Подожди, только не бойся меня, я не буду пугать тебя до смерти, просто выслушай, — успокаивала она его.

— Легко сказать, а что бы ты сделала, если бы таинственный ангел появился бы в твоём зеркале, а потом разбил стакан на столе.

— Согласна, я могу неосознанно пугать людей. Ты собираешь документы для продажи квартиры, чтобы оплатить поездку в Швейцарию, верно?

— Угадала. Можно я заберу документы?

— Конечно, я не против продажи квартиры, тем более, если грозят забрать в хоспис. Я понимаю тебя, я сама была бы против, если бы меня против моей же воли хотели направить туда — рассуждала ангел-хранитель.

— Откуда знаешь о моей болезни? — напряжённо спросил он.

— Я знаю о тебе всё с рождения, я твой ангел-хранитель, и вредить тебе мне нет смысла. А документы неполные, не забудь паспорт и прихвати гарнитуру для ноутбука в том пакете с вещами, — напомнила ему девушка-ангел.

— Ой, точно. Благодарю, что напомнила. А зачем нужна эта сломанная вещь?

— Ты думаешь, что разговаривающего с пустым плечом старика не посчитают сумасшедшим в риэлтерской конторе? — ангел говорила это как нечто само собой разумеющееся.

— И чем это поможет? — спросил он снова, найдя гарнитуру и показав её ангелу.

— Это надевают как наушники, опускают вот ту деталь — это микрофон для разговоров в центрах обработки звонков. Просто надень и опусти микрофон, не важно, что она не работает, просто так не будут озаряться, думая, что ты болтаешь с кем-то по телефону. Штекер на конце провода положи во внешний карман куртки.

— Ладно, пойдём. Расскажешь мне по пути, у меня много к тебе вопросов, — сказал профессор перед уходом из дома.

— А тебе не тяжело будет дойти до конторы пешком?

— Сложновато, конечно, особенно спускаться по лестницам, но не хочу ехать в переполненном автобусе, — говорил он, с трудом спускаясь со своего третьего этажа, опираясь на перила правой рукой и держа левой сумку с документами, когда Ада, уравновешивая себя крыльями и распростёртыми руками, спустившись по перилам и ждала его на первом этаже. Выйдя на улицу, они продолжили разговор с «применением гарнитуры», при этом Ада расположилась на левом плече:

— Говоришь, что знаешь меня с рождения? — интересовался профессор.

— Да, я хорошо помню тот день, когда ты родился. Была переменная облачность, а концу дня, когда ты и родился, уже закончился мощный ливень и на закате было удивительные оранжево-розовые облака. Славный был день… — вспоминала она.

— Этого я точно не вспомню. Опасаюсь, что совсем скоро забуду своих родителей, — размышлял профессор.

— А вот я хорошо помню твоих родителей. Прекрасную маму, занятого, но любящего отца, младшую сестру… Ой, не надо было напоминать о ней… — невзначай вспомнила она.

— Я уже простил её. Ну, да, была против женитьбы, понимаю, а сейчас, когда всё в прошлом, я простил её и жалею о том, что не сказал ей это раньше. Нужно было приехать, но всё время был занят, пропади пропадом эта работа… Я много жалею об этом до сих пор. Но много воды утекло. А там, откуда ты пришла сюда, имена есть? Как тебя зовут?

— У нас есть имена, но вообще нам не положено разглашать свои имена, особенно подопечным, — ответила она, ссылаясь на правила для ангелов.

— Но и видеть я тебя не должен по-хорошему, — подметил он.

— Не должен, но обстановка требует решительности. Мы можем показываться, но только подопечному и только в самом исключительном случае.

— А как тебя зовут?

— Ада. Просто Ада. Фамилий у нас нет, зови меня по имени и всегда обращайся на ты, — наконец представилась она.

— Рад знакомству с тобой. Так удивительно, что ангел, пришедший из рая, носит такое редкое и красивое, точно ангелу не подходящее имя. А кто дал тебе имя?

— Создатель. У него много имён, но я люблю именно это.

— А помнишь ли ты своё рождение и детство, если оно было? — размышлял профессор.

— У ангелов нет периодов жизни, какие есть у людей. Мы созданы для исполнения решений Творца, поэтому у нас и обучения как такового нет, мы всё умеем, что нам разрешается.

— И надолго ли ты со мной? — спросил он.

— Не знаю, главное в моей миссии — уберечь тебя от самоубийства, — напомнила она снова.

— Опять ты об этом… Давай сейчас не будем об этом, я же умираю сейчас, хотя знаю, что скоро всё закончится. А ты знаешь дату моей смерти?

— Нет. Она никогда и нигде не фиксируется, а зависит только от самого человека.

— А много ли у тебя подопечных, Ада?

— За всю историю и не счесть, но историй я могу рассказать вдоволь. Ты — рекордсмен по продолжительности жизни из всех, кого мне приходилось опекать.

— А, тогда понятно, почему ты так привязана ко мне. Но ведь рак беспощаден и тебя он не слышит. А сможешь ли вылечить меня? — с нотками надежды в голосе спросил он.

— Нет, мы — ангелы-хранители, можем только уберегать от неверных решений и помогать в ряде дел. Как бы было хорошо уметь лечить людей, эх, сколько бы я смогла спасти… Я завидую врачам, они это могут, — с сожалением ответила она.

— Могут. Только забалтывать и просить за бесполезное и часто калечащее лечение такие деньги.

— Не все могут правильно лечить, не всем дано…

— Ты впрямь философ, многих моих студентов не получалось разговорить на такие темы. А такого роста ты была всегда или только в этот раз?

— Смотри! — воскликнула она, и спрыгнув с плеча стала ростом с него. — Я могу быть ростом и как простая девушка, а могу быть и вот такой маленькой, ростом не более 15 см. Тебе, наверное, нравится видеть меня ростом такой, как и все люди? — уточняла Ада.

— Приятно, конечно, словно чувствую себя на сорок лет моложе, когда только защитил диссертацию и встретил свою жену.

— Рада украсить твою жизнь. А мы же идём к риэлтору, верно?

— Да, нужны деньги для поездки в Швейцарию. Займ мне всё равно никто не даст, а вот оставлять квартиру внуку, забывшему обо мне, я не хочу, — ворчливо вспоминал он.

— Он, конечно, не подарок, но всё же твой внук. Если хочешь продать квартиру, переубеждать не буду, здесь ты решаешь.

— А ты не знаешь, хорошо ли заплатят за мою квартиру? — расспросил он, когда появился непривычный человеку науки коммерческий интерес.

— Я знаю многое, но не всё об этом мироздании и точно не цену квартиры. В любом случае на поездку хватит. Но не говори о своём состоянии здоровья риэлтору, расскажи лучше про район и попроси о быстром выкупе, заранее уточни цену, не соглашайся на первое предложение.

— Советчик ты хороший, жаль не пришла тогда, когда мне было двадцать… — с сожалением ответил он.

— Нам не положено вмешиваться, но сейчас выдали для этого выдали специальный ордер с возможностью появиться человеку. Это очень большая редкость, впервые в моей практике, — приметила Ада.

— А кто-нибудь ещё видит тебя кроме меня?

— Нет, но есть те, кто может видеть меня при любых обстоятельствах. Таких очень мало, но они есть. Не думаю, что сможем встретить таких в путешествии, хотя и это возможно.

Они уже дошли до отделения риэлторского агентства и вошли внутрь. Ада снова стала маленькой и запрыгнула на плечо профессора, а он, расположившись на диване, начал рассказывать о своей квартире и просил выкупить её быстрее, говоря, что ему нужно как можно быстрее решить вопрос с наследством от умершего брата в другой части страны и ему очень нужны деньги на адвокатов в суде. Риэлтор много расспрашивал его о районе, о доме, что-то смотрел в Сети и пригласил осмотреть вместе квартиру для детальной оценки. Видя состояние здоровья учёного, оценщик предложил проехать на его машине и через десять минут они уже были на месте. Осмотрев квартиру, несмотря на кучи вещей в пакетах и почти полном отсутствии мебели, специалист объявил цену, точно удовлетворившую все стороны, всё же квартиры в этом районе были редкостью, да и расположение дома было очень хорошим. Ада промолчала и уже через три дня на счёт в банке поступила нужная сумма, квартиру нужно было освободить через неделю.

Неделя прошла довольно быстро, впопыхах оформления банковской карты и шенгенской визы по программе срочной выдачи. Но вот это всё уже было позади, и он сидел на своей кровати в последний раз, смотря на обстановку вокруг. За окном правила весна, старый клён почти распустил полностью свои листья, разукрасив двор молочно-салатовым цветом листвы. Он вышел на балкон, заснял на камеру телефона вид из окна во двор, проверил все документы, ещё раз рассмотрел визу и бросил взгляд на тоскующую Аду, бывшую ростом с него:

— Тоскуешь, верно? — спросил Аду профессор.

— Хотя быть угрюмым должен ты, здесь столько всего произошло, но, всё уже в прошлом.

— Ты опять права. Как же мне с тобой повезло. Будешь рада составить мне компанию в поездке по Швейцарии? — приглашение было ожидаемым для Ады.

— Конечно. Но только тоска по дому не уходит, ведь я жила здесь почти столько же, сколько и ты, только, наверное, на несколько месяцев меньше.

— Так ты всё видела вокруг за все эти годы? — с недоумением в голосе спросил он.

— Да, поэтому я и тоскую. Жизнь часто переворачивается с головы на ноги, но это жизнь и так и должно быть. Что будешь делать с вещами жены и всем оставшимся?

— Пусть агентство по недвижимости решает. Не хочу, да и тяжело, не забывай об этом. Хотя ты даёшь мне новые силы, если быть честным. Пошли, нужно отдать ключи и ещё сделать кое-что, — нехотя говорил ей профессор.

— А не рано ли мы, до рейса ещё столько времени?

— Нет, есть дела, — с большим трудом спуская чемоданы на первый этаж ответил он. Стоя у входной двери парадной, Ада сожалела, что не могла ему помочь с переносом вещей и была вынуждена ждать, смотря на его мучения:

— Я так хочу тебе помочь, но не могу…

— Понимаю, но не нужно, я ещё могу, — борясь с отдышкой, ответил с улыбкой профессор маленькому и милому ангелочку, способному покорить любого своей красотой.

К дверям уже подъехало такси и сев вместе с маленькой Адой, он отправился не в аэропорт, а туда, куда дойти без поездки на автобусе было сложно:

— Куда едем?

— Через три квартала повернёшь на бульвар с высокими клёнами, потом через три улицы налево. Там фотоателье, там подождёшь нас, затем потом поедем на другой конец города, к нотариусу, потом в аэропорт.

— Хорошо, но учитывайте цену, — таксист уже просчитывал, сколько сможет заработать.

— Поверьте, в моём положении о деньгах речи не идёт.

Доехал по весеннему городу, где на редкость поездке не помешали пробки, они остановились у старого фотоателье. Профессор вышел из автомобиля и открыл багажник, откуда вытащил из пакета с книгами старый фотоальбом и пошёл с ним в фотоателье:

— Вот, нужно сделать копии этих фотографий.

— Хорошо, а оборотную строну с надписями нужно копировать? — спросил работник ателье.

— Нет, я сам подпишу их. У Вас есть ручка?

— Да, сейчас сделаю копии и дам ручку. Оплачивать будете наличными или картой?

— Давай карточкой, нужно попробовать ей научиться оплачивать, — сетовал профессор.

— Впервые пользуйтесь картой?

— Да… — недовольно ответил он.

Ада со стороны смотрела на юмористичную ситуацию с оплатой, когда профессор так и не смог понять, куда же нужно прикладывать карту и почему именно после прикосновения карты терминал пищит и выдаёт чек. Но после этого он быстро взял фотографии и по памяти подписал каждую так, как было на подлиннике, не посмотрев на оригинал для сверки, что удивило её до глубины души, ведь запомнить такие эпизоды среди всех десятилетий жизни было просто невозможно, особенно с тем, что на каждой из них была указана даты съёмки. Сев в машину, они отправились к нотариусу, у которого он заверил завещание ещё несколько лет назад. Времени было достаточно, поэтому Ада не волновалась, но вопросов становилась всё только больше.

После почти часа езды они уже были у нотариуса, но зачем, Ада не понимала, а спрашивать профессора не хотелось, ведь он не надел гарнитуру и точно мог бы показаться таксисту невменяемым. У нотариуса профессор попросил изменить завещание, а именно внести дополнительный пункт в завещание, указав требование передать внуку после смерти семейный альбом со снимками. Юрист согласился не сразу, но дополнительно изучил текст закона и взяв повышенную оплату, согласился взять на хранение альбом. Учёный отдал альбом, вставив с нотками сожаления оригиналы снимков, с которых снял в фотоателье ранее копии. Таксист удивился, что маршрут был непривычным, поэтому не удивился тому, что, профессор достал гарнитуру и начал разговаривать с Адой, смотря в окно:

— Эти снимки тебе дороги? — хотела понять Ада.

— Да, это снимки меня и сестры с родителями, сестры отдельно, фото жены; меня с женой тогда, в экспедиции; фото с дочерью, дочь отдельно, дочь с внуком, я с друзьями, там несколько снимков. Оригиналы оставлю семье, надеюсь, что внук наконец одумается о том, что нужно продолжить род и перестанет менять жён как перчатки.

— Логично. А внук и правду такой непутёвый? В нём же есть что-нибудь хорошее?

— Есть, но я их совсем не замечаю. Программист он хороший, карьерный рост, но он так и не навестил меня за последние пять лет, да и квартиру хочет получить, я его знаю. Женится через несколько лет на новой жене, я даже потерял им счёт.

— Хорошо бы узнать, кто же его ангел-хранитель, ведь столько есть способов вернуть таких на путь истинный, странно, что не он так и не одумался.

— А это возможно? — мечтал он вслух.

— Нет, но я была бы не против познакомиться с ним.

— Вижу, что ты всё тоскуешь, хотя мы столько должны ещё увидеть! — приободрил он Аду.

— Да, но я всё о подопечных думаю, непривычно разговаривать с тобой и следить только за одним тобой.

— А что будет потом, после «этого»?

— Назначат нового, душу которого я должна доставить на Землю. У меня так уже очень давно.

— У тебя есть звание? Какое?

— Давай оставим это служебной тайной, я не могу тебе говорить всё.

— Ты путешествовала когда-нибудь по миру?

— Нет, но благодаря тебе посетила почти весь мир и увидела две трети морей мира. Многие из моих коллег даже открыто завидуют, — хвасталась ему Ада.

— А вещи у тебя есть? — не мог понять профессор.

— Нет, потребностей у нас нет, поэтому и вещи нам не нужны.

— Везёт, а я не могу, всё это нужное, ненужное оставил в прошлом. И ты откроешь новую страницу жизни, не печалься. Ты же это проходила, должна помнить.

— Ты не унываешь, ведь это — грех, делаешь верно. Можно поучиться, — приметила Ада.

— А время у вас течёт также, как у нас или быстрее?

— Не быстрее, ни медленнее, так же, как и у людей.

Разрезать облака

Совсем скоро самолёт поднялся выше облаков, а Ада сидела на коленях профессора, которому, как назло, ей и на радость старику назначили место у аварийного выхода. Оттуда не было видно мира из иллюминатора и Ада после выхода на плановую высоту пересела на ручку шторки иллюминатора аварийной двери, откуда смотрела на мир с высоты более десяти тысяч метров. Ей уже приходилось летать в самолётах, но ни разу не получалось увидеть мир именно так, прямо как на экране телевизора. В её маленьких голубых, глубоких и безмерно мудрых глазах проплывали светящиеся оранжевым и белым города, реки, озёра, горы, а над облаками возвышались звёзды, не ставшие ближе никому из пассажиров того рейса, включая и саму Аду. Когда закончили разносить скромный ужин, который не достался спящему профессору, освещение снова погасили, и она смотрела на редкие звёзды на небе, выступавшие через просветы в облаках, которые так долго из-за служебных дел не видела.

Но в этой сонной и умиротворённой обстановке ночного рейса к выходу неожиданно для неё и всех вокруг подошёл совсем маленький ребёнок, которому на вид было не более четырёх лет. Видимо, пока родители спят, а пассажиры вокруг либо тоже погружены в сон, либо заняты своими делами, как тот программист в соседнем ряду, он расстегнул ремни и сам пошёл осматривать обстановку самолёта. Его внимание привлёк именно аварийный выход, а точнее то, кого никто, кроме него и профессора не мог увидеть — Аду. Он молчаливо протянул правую руку и кивком в сторону показал, что хочет забрать её для кого-то дела на время. Ада знала, что в некоторых случаях могут доносить новые сведения через посредников, однако в её практике это всегда были животные или погодные явления, поэтому она была насторожена этой ситуацией: «Неужели изменения задания или новые данные? Прямо сейчас? Через него? Но, всё же детей могут использовать в исключительных случаях, поэтому посчитаю это новым приказом из центра. Но ведь все же заметят, что он разговаривает с пустотой? Что же делать?», но всё же нерешительно спрыгнула на протянутую ладонь мальчика и пошла вместе с ним на его место через несколько рядов впереди.

Перед тем, как сесть, он любезно предложил ей спуститься на подлокотник и запрыгнув в кресло, достал из кармана места впереди небольшую книжку с картинками, затем снова жестом пригласил её. Он откинул столик и указал Аде на место на нём, рядом поставив ещё не раскрытую книгу. Открыв издание, перед Адой предстало нечто похожее на режим прямой видеосвязи: картонная страница словно стала экраном, на котором стали проявляться новые картинки. Сначала Аду поприветствовали, затем стали проявляться новые детали биографии профессора в картинках, после которых появилась большая таблица с указанием вариантов развития событий — линии развития параллельных Вселенных по теории множественного мирового развития бытия. Она уже видела такие сценарии истории, которые по библейскому обычаю называла таблицами судьбы, однако в урезанном виде — не хватала допуска к секретным сведениям, поэтому ей никогда не приходилось иметь дело с ними. Это сразу же удивило её, что означало автоматическое повышение в уровне доступа до второго, при том, что первый имеют лишь архангелы: «Мне дали допуск к таблицам судьбы. Но разве он совместим с моим званием?». Несмотря на временное замешательство, она продолжила читать таблицу и отчёт по ним. Там были указания случаев, где профессор всё же решится, что приведёт к очень тяжёлым последствиям в будущем, детали которых, правда, не уточнили и указав вероятности того, как может пойти история, при этом на диаграммах процентные значения постоянно менялись. Данные поразили Аду, ведь она даже не думала, что ей, скромной ангелу-хранительнице поручат задание, определяющее развитие истории и это при том, что предыдущие по спасению жизней двух других подопечных она провалила. После таблиц и диаграмм она посмотрела на каждый из указанных четырнадцати вариантов развития событий, но в отчёте по каждому не было отмечено ни одного из её действий для предотвращения трагедии. Не понимая, что именно нужно делать дальше, она села на край столика и смотря на попутчиков, пыталась найти решение, но всё было тщетно. Снова вернувшись к «системе» в книге, она ещё раз проверила версии событий, но не нашла ничего важного ни про последствия, ни советов из центра. Ребёнок сам показал, что нужно заканчивать и закрыв книгу, пересадил Аду себе на плечо и принёс её на прежнее место на ручке шторки окна аварийного выхода: «Центр дал мне варианты развития, при этом эвтаназия может случиться с вероятностью 78%…, но ведь есть 22%. Это мои 22%. Если только архангелы могут видеть такие данные, то значит последствия могут быть слишком значительными. Неужели этот профессор океанологии настолько важный, хотя у него же точно всё позади, может он должен сделать ещё что-то?.. Нужно любым образом отсрочить эвтаназию, но как?..».

К этому времени самолёт уже начал снижаться и после сигнала пристегнуть ремни профессор проснулся, заметив Аду на своём месте и перед посадкой он попросил её пересесть на ставшее привычной ей место на его плече. Перед выходом в аэропорт люди привычно повыскакивали со своих мест и напряжённо ждали возможности выйти. Профессор уже достал свой чемодан и спокойно ждал в проходе, а Аду привлёк остававшийся загадочным ребёнок, разговаривавший со своими родителями:

— Мама, папа, я видел ангела, когда проснулся ночью!

— И где же он был? — спросил отец.

— Здесь, у кресла. Я помог ей подняться на столик и читал ей книгу, показывал картинки.

— Это была девочка, девочка-ангел? — поинтересовалась мама.

— Да, маленькая блондинка в голубом платье.

— И что же она тебе говорила? — продолжил папа.

— Она меня поблагодарила за чтение ей книжки.

— Странно, я не заметила никого вокруг, — ответила мать.

— Ни и фантазёр же ты, может писателем будешь… — мечтал папа.

— Я ничего не придумываю… — услышав это от ребёнка, Ада спряталась за шеей профессора, держась руками за шарф. — Она была здесь! Я её видел! Вот, она была на плече того дяди!

— Нужно поговорить со священником, пусть он расскажет ему библейский сюжет вкратце. Всё же ангелы — не сказочные персонажи, — отец подумал о том, когда же нужно приобщить сына к церковной жизни.

— Опять ты об этом, потом давай это решим, тут много людей, да и дома дел по горло… — напомнила ему супруга.

Профессор радостно смотрел на разговор в семье, в то время как уже открыли выход и люди начали выходить в здание терминала женевского аэропорта. Стояло удивительное предрассветное время, когда рассвет ещё не наступил, но жизнь в аэропорту никогда не прекращается, всё вокруг играло всеми цветами и ночи, и утра, когда небо переливалось всеми оттенками сначала тёмно-синего, затем серого, потом и розово-оранжевых оттенков необычайно ярких цветов.

Именно тогда, стоя с профессором в очереди на паспортном контроле, Ада смотрела на лётное поле из окна и пришла к самой важной идее, что только приходила ей в последнее время: «Я не заметила, как быстро летело время, почти забыла, что делаю в этом мире. Точно… Нужно просить профессора научить меня чему-нибудь, уж учить он точно любит, может затяну это дело, и он отложит, а может и забудет о самоубийстве… Как же не дошла до этого раньше. Но чего же именно я не знаю?.. Люди могут многое, чего не могу я. Точно, спрошу его про любовь, привязанность, чувство прекрасного, как начать творить, может что-то ещё…».

Город, где открываются тайны мироздания

Утро пришло в Женеву — город, из которого Швейцария смотрит на мир, а мир чаще всего видит Конфедерацию, город на берегу прекрасного озера, из-за которого встаёт солнце. Тогда, в аэропорту, на паспортном контроле привычный вопрос пограничника смутил профессора, ответившего резко, но верно:

— Цель визита?

— Эвтаназия, — ответил профессор.

— Извините? — переспросил пограничник.

— У меня рак, последняя стадия. Прогрессирует. Боли в суставах и проблемы со спиной. Я похоронил дочь и жену, внук забыл обо мне. Мне нет смысла жить, зачем мучить мир своим присутствием, если я и так скоро умру, ещё в мучениях. Я приехал издалека, чтобы пройти активную эвтаназию, мне должны сделать всего один укол, чтобы это окончить навсегда, — вокруг и в очередях у соседних кабин люди смотрели с удивлением и оторопью, а Ада с плеча грозно смотрела ему в глаза, полная гнева и возмущения от своего бессилия.

— У Вас есть документы о том, что Вы приехали именно ради этого? — требовалось подтвердить настоящую причину приезда в страну.

— Вот, — порывшись в бумагах, он достал договор с клиникой о том, что он согласился на эвтаназию, но дату не оговорил.

— А у Вас есть выписка с банковского счёта?

— Да, ради приезда сюда я продал квартиру. Мне больше некуда возвращаться.

— Закон это разрешает, а оснований не впустить в Шенгенскую зону тоже, — поставив печать, пограничник не спешил возвращать паспорт с визой. — У Вас ещё есть время. Подумайте, пока не поздно. И проведите его так, чтобы не сожалеть об упущенном. Добро пожаловать в Швейцарию! — и ему протянул паспорт и документы.

— Вот, а ты о жизни не думаешь! Послушай хотя бы его! — недовольно твердила Ада.

— Выглядишь на двадцать три, а ворчишь, как тысячелетняя!

— Может у нас и нет возраста, но, учитывая то, что перед тобой я принимаю облик девушки, то считаю это оскорбительным!

— Да ладно тебе, а девушек у вас там много? — иронизировал он. — Нет, просто ангелов-парней больше, чем ангелов-девушек или нет?

— А, в этом смысле у нас нет биологического пола как такового. Мы бестелесные духи, между собой практически не различаемся, за исключением рангов и способностей, зависящих от звания и наличия допусков. Но с точки зрения людей у каждого из нас пол всё же есть, но только мы отличаемся внешне, строение у нас всех одинаковое. И девушек, и парней у нас поровну, мы управляем делами мы наравне во всех сферах. А вышестоящие только парни, так принято.

— И ты так же выглядишь с точки зрения других ангелов? — хотел знать профессор.

— Нам нет дела до внешности друг друга, да и видимся мы совсем не часто. Можешь считать, что меня видят так же, — неожиданно ответила она.

Несмотря на усталость после перелёта, узнав цены на такси, профессор с тяжелейшими чемоданами пошёл к станции железной дороги. Вместе проехав всего две остановки, они дошли до здания и наконец избавившись от вещей, перед ними встал вопрос: «Что делать?». Задав его, профессор думал, что Ада посоветует что-то хорошее, приятное и понятное, но она, как и было свойственно ей, предложила необычное: «От отеля до коллайдера ЦЕРНа недалеко. Может съездим туда?». Замешкавшись, профессор, как и положено учёному, согласился познакомиться с достижением науки, но с условием плотно позавтракать в национальном стиле, благо такое место было поблизости. В кафе Ада попросила телефон профессора и смогла настроить роуминг, даже не касаясь экрана, что удивило учёного:

— Почему ты не делала этого раньше? Ты же видела мои мучения! — ворчал профессор.

— Изучение нового не может быть мучительным, не припомнишь, кто это сказал в 1975 году? — припомнила Ада.

— Плутовка…

— У тебя нет гарнитуры, что подумают? — она напомнила о важном.

— Зато телефон лежит у руки, может говорю по громкой связи. Меня здесь всё равно не понимают, не хочу искать эту бесполезную ерунду.

— Могу ли воспользоваться Сетью? Он нужен для бронирования места в экскурсии, — Ада просила дать ей доступ к телефону.

— Дерзай, я не против.

Ада забронировала место на экскурсию и после поездки на трамвае они уже стояли у большой металлической конструкции жёлто-латунного цвета в форме почти идеальной сферы из переплетений арматуры и балок. Надев каску, яркий строительный жилет и всё же нехотя, но достав по просьбе Ады гарнитуру, он пошёл в составе группы, уделяя внимание съёмке интерьеров вокруг и спрашивал Аду:

— Мы в таком необычном месте, за свои годы так и не смог побывать раньше в чём-то подобном. А ты была здесь или на ядерной станции, например? — профессор пытался узнать о её жизни побольше.

— Также, как и ты, я здесь впервые. Самой интересно, хотя вроде я знаю об этом мире всё, что только разрешено по званию, — вспоминала она об инструкциях и о том, что знает.

— Здесь исследуют происхождение Вселенной. А что было в основании мира? Как он возник? Ты же должна знать и не говори, что тебе запрещено мне рассказывать об этом.

— А ты читал про сотворение мира в Священном Писании? — вопрос от Ады был закономерным.

— Да, как там было… В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Ну ты-то точно знаешь, а как думаешь, что же это было за Слово и на каком языке? — хотел знать профессор.

— Опять всё напутал, но ладно…

— Наверное это был план Вселенной? Бог же думал, как именно создать мир и по каким законам? Прямо как инженер или зодчий?

— Не совсем прямо так, как ты думаешь, лучше послушай экскурсовода, он довольно близок к истине, — Ада посоветовала обратиться к науке.

В это время группа дошла до основного коллайдера и смотрела на большой детектор, а экскурсовод расставлял акценты на важности исследований в центре: «Это большой детектор коллайдера… Сейчас он находится на ремонте, но совсем скоро эксперименты возобновятся… Многие думают, а зачем это всё необходимо? Эксперименты невероятно дороги, итоги не всегда предсказуемы и не приносят нужный объём данных. Но, именно здесь, а нигде бы ещё, мы проникаем в первые мгновения жизни Вселенной. Вопрос: почему мир такой, какой он есть? Ответов много, общего нет, почитайте философию и квантовую физику, одно противоречит другому или исключает третье. Но все подтверждают, что развитие Вселенной пошло именно так, как оно есть и в настоящий момент потому, что действие законов физики определено набором ряда постоянных, чьи значения подходят для существования сложно организованного вещества и возникновения разумной жизни, хотя бы на Земле…».

— Можешь называть их «настройками мироздания», если хочешь. Это как настройки поиска в Сети, для сравнения. Их подобрали для этой Вселенной намеренно, — сделала пояснение Ада.

— Для этой? То есть их много? — научный интерес снова пробудился у профессора.

— Это лишь один из множества экспериментов, но люди никогда не смогут проникнуть в другой или узнать подробности о других, у нас есть специальная защита от этого, так, на всякий случай.

— Невероятно!

— Привыкай использовать это слово, тут много поразительного и сегодня я удивлю тебя не меньше.

— Да, многие посетители просто ошеломлены нашими габаритами — приметил экскурсовод, прервав беседу вдали. — Мы уже спускаемся вниз, не отставайте! — встрял экскурсовод в беседу профессора и Ады, не замечая присутствия ангела.

— Хорошо, я сейчас сделаю несколько снимков, — ответил ему профессор.

— Вам не нужна помощь? Что-то Вы очень плохо выглядите…

— Нет, я в порядке, но на лестнице помощь была бы кстати, суставы давно не те, что были раньше.

Экскурсовод помог спуститься профессору и приметив значок известного университета на лацкане его пиджака, начал расспрашивать как коллегу:

— Вы, случаем не преподавали раньше в университете?

— Да, профессор кафедры океанологии, более двадцати пяти лет вёл курс географии океанов и океанической геофизики в университете, вёл исследования в экспедициях, писал статьи и учебники, публиковался, жаль, что всё уже в прошлом.

— Коллега… Группа, попрошу внимания, среди нас профессор океанологии с многолетним стажем, давайте отметим его вклад в науку аплодисментами!

В это миг люди вокруг начали аплодировать и подходить с вопросами:

— А как это, буря в открытом море?

— Сложно ли в экспедиции?

— Правда ли, что на дне моря находятся базы инопланетной цивилизации, ворующей наше золото со дна моря?

— Вы, наверное, много где побывали?..

Профессор отвечал по очереди на каждый, хотя его постоянно перебивали новыми, но странное чувство овладело им, то самое, которого он так долго не ощущал — чувства людской благодарности. Сразу же нахлынули воспоминания: аплодисменты после защиты диссертации по окончанию аспирантуры, встреча с читателями при представлении книги об экологии океана, хотя это было так давно… Именно в этот миг он снова понял, что жизнь не просто течение времени, а нечто большее, хотя сам бы он мог легко научить любого правильно видеть жизнь, но возраст и ухудшение памяти давали о себе знать. В этот миг он смотрел на сидящую выше на одном из технических перил Аду, осматривавшую обстановку вокруг, а она улыбнулась ему в ответ, увидев неподдельный интерес публики к профессору.

— Давайте оставим профессора в покое, тем временем пойдём дальше, в центр для посетителей, там есть анимированное шоу нашей работы.

Пропуская вперёд людей, экскурсовод увидел деталь, отличающую его от всех остальных:

— А зачем нужна гарнитура, здесь же нет сотовой связи? — в этот момент Ада, сидевшая уже на плече океанолога и смотревшая на загадочное и просто невероятно огромное для неё оборудование, насторожилась.

— А, по старой привычке забыл снять, боюсь потерять. Люблю по ней звонить, телефон не передаёт голос так, как нужно, — ответил он коллеге из другой научной сферы.

— У нас тут много чего сложного, но до сих пор мы пользуемся внутренними проводными телефонами, после них сложно снова перейти на более современные устройства. Проходите быстрее, всё же нормы безопасности строгие.

В следующем зале Ада в компании с профессором и группой смотрела документальный фильм про субатомные частицы и работу детектора, по его просьбе делая комментарии к точке зрения создателей ленты:

— О, фильм, замечательно. Можешь уточнить некоторые детали, как оно есть на самом деле? — хотел знать профессор.

— Ты действительно хочешь знать, как всё устроено на самом деле? Я не знаю всех деталей так точно, как коллеги рангом выше… — переспросила она.

— Ты — лучший из научных собеседников, что я встречал в жизни, помоги же старому учёному или забыла, зачем я приехал сюда? — хорошенько подумав, услышав лестные слова в свой адрес, Ада согласилась, с незначительной тревогой вспомнив цель миссии на Земле.

— Меня никогда не спрашивали об устройстве мира и так никто и не слушал, как учёного… Но кто же может быть лучшим собеседником, если не друг, особенно если он учёный? — она была немного удивлена просьбой профессора, но вскоре начала вспоминать должностные инструкции о том, что нельзя говорить подопечным.

— Одна из точек зрения, именуемая теорией струн, рассматривает частицы как колебания особых объектов, размерностью меньше, чем пространство… — твердил голос за кадром фильма на большом экране.

— Они правы, но нужны уточнения об их природе… — продолжила Ада.

— И что же струны представляют из себя? — продолжил он.

— Искривление пространства очень малых размеров.

— Тогда создание вещества представляет собой скручивание пространства, верно?

— Верно, приходилось затрачивать много энергии, чтобы создать материю, там был очень сложный процесс, я не углубляюсь в его детали, — отвечала она.

— А потом, наверное, был Большой взрыв? — закономерно продолжил профессор.

— Да, инфляция Вселенной, как называет её моё руководство.

— И астрофизики так тоже говорят. Но почему Вселенная расширяется? Все говорят о какого-то тёмного вещества, тёмной энергии. Ты знаешь что-нибудь об этом? — профессора волновали основные вопросы астрофизики.

— Это остаточное вещество из особых частиц, которые Вы всё ещё ищите, продолжайте, получится. А тёмной энергии не существует, все следствия об ускорении расширения Вселенной — итог неверного понимания результатов наблюдений, если говорить проще, — уточнила Ада.

— И ты знаешь причину? — хотел прояснить профессор.

— Гравитационные волны, неоднородность скоростей галактик, мерцания звёзд-свечей и многое ещё там… — твердила она.

— Ты говоришь, прямо как мои студенты на экзаменах. Будь серьёзнее! — недовольство правило в речи профессора.

— На нас смотрят окружающие, не кажись безрассудным!

— Ой, точно…

— Теория бран видит мир струн в 11-мерном пространстве в общем случае и 26-мерном пространстве в расширенном… Основной вопрос — как эти измерения сводятся к нашем привычным четырём, вот в нашей действительности. Четырём? Трём пространственным и одному временному, — говорил голос за кадром в фильме.

— Они неверно пишут уравнения, но всё же открыли, что перед запуском эксперимента в начальных условиях было двадцать шесть измерений.

Они смотрели фильм, из благоговейной тишины, сопровождающей искусство кинематографа, а Ада, устав дополнять неполноту квантовой физики, молча смотрела фильм и не заметила, как профессор заснул. Но после окончания фильма она разбудила его, позже продолжив беседу в центре города у высокого фонтана посреди озера:

— Ада, а откуда ты всё это знаешь? — профессор мечтал, что Ада расскажет ему о существовании университета ангелов-хранителей.

— Мы знаем это с самого нашего создания, но знаем только то, что нам дозволено знать. Больше меня в этой области знают только непосредственные исполнители и архангелы.

— А ты их знаешь? — увлечённо спросил он.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — сожалела Ада.

— И работала с ними, так?

— Нет, только видела и общалась, когда ещё была совсем юной и только начинала карьеру в опеке.

— Сколько тебе лет на самом деле? — профессор задал главный из недопустимых дамам вопросов.

— Два с небольшим галактических года или 539 999 999 земных лет точно, — настоящий возраст Ады поразил профессора.

— Скоро, наверное, отметишь сорокалетие? — несколько ехидно приметил профессор.

— Да, совсем скоро — 4 мая.

— Каждый раз, видя тебя, думаю, вот повезло же мне встретить тебя. Такую красивую, добрую, заботливую, хотя и несколько ворчливую. Думаешь, я не понимаю тебя? Понимаю, но не понимаю, зачем же тебя послали ко мне, неужели я что-то действительно значу для твоего руководства? Или ты что-то знаешь и скрываешь от меня? — вопрос профессора точно был провокационным.

— Знаешь, почему именно тебя и в таком возрасте необходимо курировать в таком режиме, я не знаю. Нам только в исключительных случаях дают ордер на проявление перед подопечными, в твоём случае он без указания срока окончания действия, такого у меня ещё не было. Я тебя всё же давно знаю и намного лучше, чем ты сам, но в чём причина, не знаю.

— И с какого именно момента ты знаешь меня лучше, чем я сам? — профессор уточнял подробности у Ады.

— Именно я принесла тебя в этот мир и в это тело, когда ты ещё рос в утробе матери. Это функция ангела-хранителя, мы начинаем опеку с «доставки» души подопечного в тело, когда он ещё не родился.

— Не подскажешь, а когда именно это было, я что-то запамятовал?..

— Не мудрено, ты тогда ещё был в утробе матери. А я помню тот момент, ты так пристально смотрел на меня, изучал всё вокруг и тянул ко мне руки, когда мы летели сюда, хотя я скрывала лицо капюшоном, как нам и полагается. Сразу же было понятно, что будешь человеком науки, только будущие исследователи так пристально смотрят на хранителей, а протягивают руки только учёные. Как видно, не ошибалась, — с улыбкой вспоминала те далёкие дни она.

— И сложно ли было доставить меня в этот мир?

— Ничем не сложнее других, но все души — довольно тяжёлые, они несут груз жизненного опыта, который утрачивается после нового рождения. Это особенность жизни человека. Вы забываете всё с концом жизни, иначе течение эксперимента могло бы быть непредсказуемым.

— Невероятно, я думал, что всё это домыслы и не более.

— Пока это не доказали научно, и на вашей совести — верить или нет. И ещё, наверно ты не знаешь, но, когда «это время» настанет, то именно я должна забрать твою душу из этого мира для определения твоей судьбы в дальнейшем.

— И тяжело ли это делать? — профессор хотел знать чувства Ады при этом.

— Тебя я курирую самый длительный срок за свою карьеру, поэтому могу признаться, что это сложно. У нас нет чувств, нет эмоций, но в душе мы тоже испытываем сострадание и всегда сложно забирать тех, кого знал всю их жизнь.

Они уже дошли до Стены Реформации, где, смотря в глаза скульптур деятелей одной из самых неоднозначных эпох истории Европы, вопросов к ней становилось только больше:

— Ада, а что думаешь о них? — спросил профессор.

— Об этом… Вера всегда подвергалась нападкам извне, и, к сожалению, расколота. Долгая история, но здесь всё зависит от человека, главное, чтобы он верил искренне, любил Создателя. А это всё вторично, нужно просто верить, — таков был неожиданный ответ Ады.

— А кого бы ты поддержала, если бы была человеком?

— Но ведь я же не человек, поэтому выбор делать и не должна. Я жду приказа вышестоящих в любом случае, рано или поздно и «это» тоже должно произойти.

— О конце света, верно? — уточнял он.

— Прав, эксперимент не определён по срокам, мы тоже ничего не знаем о его завершении. А до тех пор задача заключается в том, чтобы он не погубил себя самого.

— И каждый делает то, что ему поручили, верно?

— Со строгими ограничениями в том, что можно и что нельзя. Запрещено являться подопечному без ордера, разглашать то, что известно о нём и мироздании, разговаривать о службе и многое другое, но это долго рассказывать. Можно использовать специальные средства, но строго по ордеру.

— И какие же именно? — интересовался он.

— Их много, в случае твоего спасения на том рифе удалённого атолла это были способность издавать яркое свечение, отпугивать животных на ментальном уровне, читать мысли, а в последнее время и способности управления сновидениями и восстановления воспоминаний. Я многое умею, но лучше тебе не знать, что я умею на самом деле…

— А любить ты умеешь? — профессор начал видеть Аду более человечной, чем она думала о себе сама.

— У нас нет чувств, но за всё время моей жизни я никогда не только не разговаривала с подопечным, но и не получала таких вопросов. В глубине разума каждый ангел хочет иметь чувства и эмоции, как и люди. Создатель обделил нас этим, для нас это главная из запретных тем, — в этот час солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая город в невероятные пастельные оттенки. Ада и профессор разместились на скамейке у набережной, смотря на городской фонтан на озере и небольшие парусники, причаливающие к пристани.

— Я слышал, что падший стал таковым, пытаясь превзойти Создателя. Верно? — профессор хотел знать именно это.